Доставить и выжить

1

Друзья долетели самолетом из Екатеринбурга в Питер, а уж оттуда на попутках — в Москву. Крюк, конечно, зато безопаснее.

Обойдя несколько магазинов на Петровке, они приобрели все необходимое: туалетные принадлежности, трусы, носки, рубашки, прочую мелочь. Ведь все свои вещи им пришлось оставить в купе поезда "Барнаул — Москва".

Не забыли и про провиант. Покупать снедь старший прапорщик равнодушно предоставил Лавину, сам же он набрал полную сумку "кристалловской" водки.

— Куда столько! — рассмеялся Никита.

— Я же не один, — с укоризной в голосе парировал Игнатий Маркелыч.

— Да здесь на целую роту!

— Что у тебя за тяга к преувеличениям! Всего-то… четырнадцать штук.

— Брал бы уж ящик! Для ровного счета. Чего мелочиться…

— Полагаешь? — задумчиво потер подбородок отставной прапорщик.

— Я пошутил, дед, пошутил, расслабься! — с веселым испугом воскликнул Лавин.

— Да и то… Что я, алкаш какой? В крайнем случае еще подкупим.

— Подкупим, подкупим. Пошли давай.

— Лови тачку.

— Никаких тачек. Метро и только метро.

Они доехали до станции метро "Бабушкинская", затем две остановки на автобусе.

— Все, пришли. Вот наш дом.

Шамышов не спешил заходить в подъезд. Он остановился и внимательнейшим образом оглядел двор, окрестности, саму пятиэтажку с покатой крышей.

— Рекогносцировка местности? — хмыкнул его молодой друг.

— Нельзя так говорить.

— Как?

— "Рекогносцировка местности". Рекогносцировка это уже разведка местности. Получается масло масляное, тавтология.

— Мама дорогая! С кем я имею дело!

— Ладно, не ори на всю округу. Поблагодари за науку, и пойдем.

— Надеюсь, нас ждут, — нажимая кнопку звонка, произнес Лавин.

Дверь открылась. На пороге стоял молодой мужчина, примерно лавинского возраста, в спортивном костюме и фартуке поверх него.

— Наконец-то! — с бросающимся в глаза облегчением воскликнул он.

Первым в квартиру шагнул отставной прапорщик.

— Здорово, Андрюха! — поставив сумку с водкой, раскинул он руки.

— Здорово, Маркелыч! Сто лет тебя не видел. Они обнялись.

— Меня-то пустите! — заворчал Лавин. — Устроили тут шоу… прямо на пороге!

2

Андрей Лукин был старинным другом и действующим адвокатом Лавина.

С Маркелычем он познакомился в те трагические времена, когда был убит друг и партнер Никиты Марат Ганин, и когда сам Никита остро нуждался в помощи. В тот раз опыт адвоката, его связи да и непосредственное участие очень пригодились друзьям.

И теперь, сразу же после звонка москвичей, одним из первых, к кому обратился Никита, был Андрей Лукин.

Вдвоем они и разработали весь план. Вернее, ту часть, которая предусматривала транспортировку груза до Москвы. Пока люди Охотника, сломя голову, гнались за Никитой, помахивающим, как манком, "дипломатом", Лукин в "Вольво", за рулем которого сидел начальник службы безопасности "Старого дома", мчался прочь от дома Лавина. Облигации к тому времени уже благополучно перекочевали из кейса в его видавший виды темно-коричневый портфель телячьей кожи с массивной ручкой и прочным замком.

Пересев в "девятку", Андрей направился в Новосибирский аэропорт, откуда спустя несколько часов благополучно вылетел в Белокаменную. До самой квартиры он ни на одну секунду не выпустил портфель из рук.

Квартиру эту Лавин снимал уже больше года. Даже при периодических поездках в столицу это гораздо удобнее, чем иметь дело с гостиницами. Тем более, что при договоренности и за отдельную плату хозяева производили уборку, меняли постельное белье и следили, чтобы в холодильнике всегда был необходимый минимум продуктов.

Особо ценным было то, что в Барнауле про эту квартиру почти никто не знал. Никита использовал ее только для себя, своей семьи, несколько раз разрешал в ней остановиться тому же Лукину, Маркелычу, когда тот с женой летали в Венгрию, вот и все…

— Что это ты тут готовишь? — потянул носом Шамышов, направляясь в кухню.

— Картошку жарю.

— У, молодец! Горяченького с дороги — это в самый раз! Скоро поспеет?

— С минуты на минуту. Давайте мойте руки и — за стол. Уже накрываю.

— Сунь-ка водочку в холодильник, сынок. Картошка должна быть горячая, а водка — холодная.

— О, узнаю Маркелыча! — заглянув в сумку, восторженно воскликнул Лукин.

— Так ить… — скромно выпятил губу отставной прапорщик.

— Что — так ить! Здесь на целую роту!

— Как будто подслушал! — крикнул из ванной Лавин. — Я ему то же сказал.

Спустя несколько минут троица расселась за накрытым столом в кухне.

В шкафчике нашлись и граненые стаканы — любимая посуда старого разведчика.

Шамышов разлил друзьям по полстакана, себе — три четверти.

— Ну, со свиданьицем, что ли, — подняв стакан, провозгласил он.

— Со свиданьицем! — с удовольствием поддержал тост Лукин.

Все чокнулись. Маркелыч, прикрыв глаза от блаженства, выпил водку с наслаждением путника, добравшегося наконец-то после изнурительного перехода по пустыне до воды.

— Дорвался! — покачав головой, усмехнулся Лавин перед тем, как выпить самому.

Друзья налегли на закуску. Сковорода быстро опустела, в ход пошли купленные Никитой продукты: колбаса, сыр, копченая рыба, консервы…

— Вы что так долго ехали! Я здесь чуть с ума не сошел! — упрекнул Лукин.

— Серьезно? — с полным ртом буркнул Лавин. — А почему, собственно?

— Ни хрена себе! Сижу тут с десятками миллионов долларов, один, без охраны, выйти никуда не могу, звонить с этого телефона ты мне запретил, двери разрешил открывать только на условный звонок! Да здесь хоть кто рассудком двинется!

— Образно излагаешь, — поднял стакан Маркелыч. — За это надо выпить.

— Тебе хоть за что, лишь бы выпить, — упрекнул его Никита.

— Давайте!..

Выпив, Шамышов хрумкнул маринованным огурчиком и отрезал себе кусок корейки.

— Э, дед, ты что делаешь! — прикрикнул на него адвокат. — С ума сошел!

— А что? — не донеся вилку с салом до рта, удивленно уставился на него Маркелыч.

— Это же свинина! Тебе же нельзя!

— Почему это?

— Ты же мусульманин!

— С чего ты взял? — пуще прежнего изумился отставной прапорщик.

— Как же. Ты ведь чуваш?

— Ну.

— Что ж ты против своей религии поступаешь? Святотатствуешь, сударь.

— Тьфу на тебя! — Шамышов отправил корейку в рот и принялся жевать. — А я тебя за умного считал. На вид вроде грамотный, адвокат, язык как помело, а того не знаешь, что чуваши сплошь православные.

— Да ну!

— Вот тебе и "да ну". Это татары мусульмане, а чуваши спокон веку православные. Темнота! А еще университет закончил!

Никита расхохотался в полный голос.

— Ты, Андрюха, с дедом не спорь, бесполезно. Он тебя не только в драке одним пальцем уделает, но и в интеллектуальном споре. Я сегодня это на себе уже испытал.

— Ладно, дед, извини, ежели что не то брякнул. Ешь свою свинину.

— А я и ем. И вам рекомендую.

Лавин и Лукин закурили. Маркелыч заворчал что-то в знак протеста, но Лавин отрезал:

— Если без курева, тогда сворачиваем посиделки и идем спать.

— Да ладно, я ничего, — тут же пошел на попятную Шамышов. — Только дымите в форточку.

— Завтра я домой. Утренним рейсом, — заявил Андрей. — Не проспать бы.

— Забудь об этом, — твердо произнес Никита.

— Как это? — нахмурился адвокат.

— Я заангажировал тебя на две недели. Ты что, забыл о нашем договоре?

— Но я думал, это на тот случай, если произойдет нечто экстраординарное. С облигациями, со мной, с вами. Но ведь все обошлось.

— Расскажи ему, как мы сюда добирались, — посоветовал отставной прапорщик.

Никита, не жалея красок, описал постигшие их дорожные приключения.

— Ничего себе! — выслушав друга, присвистнул Андрей.

— Такие дела, брат.

— А знаешь, — поглядел в глаза другу Лукин, — это даже интересно: ты заставляешь меня воевать за абсолютно ненужные мне вещи, за какие-то поганые облигации…

— Не такие уж они и поганые!

— И используешь при этом рычаги, не имеющие ничего общего с корыстью: играешь на дружеских чувствах, на честолюбии, даже льстишь мне, хотя должен бы знать, что я вполне самокритичен для того, чтобы не покупаться на дешевую лесть.

— Не такая уж она и дешевая, — с той же интонацией, что и предыдущую фразу, произнес Лавин.

— И что самое наглое с твоей стороны, ты ни на йоту не сомневаешься, что уговоришь меня.

— А я уговорю? — оживился Никита.

— Куда он денется! — голосом, в котором не было ни тени сомнения, изрек Шамышов.

— Куда я денусь, — обреченно кивнул головой адвокат.

— Значит, вопрос решен.

— Наливай, отец! Теперь мне завтра рано не вставать. Наливай!

— Вот это по-нашему! — одобрительно загудел Маркелыч, берясь за бутылку.

3

— Сколько у вас времени? — обращаясь к Никите, спросил Андрей.

— На все про все десять дней.

— Что нам известно?

— Известно лицо, уполномоченное принять облигации к погашению, его адрес. Известен срок погашения. Известно, что за нами охотятся. Предположительно, с большой долей вероятности, известно, что охрана дома работает на наших конкурентов…

— Откуда сведения?

— Москвичи сообщили. Там совсем недавно сменилась охрана, они попробовали узнать, чем это вызвано, но их вежливо послали. Сделать выводы не составляло труда.

— Ясно. А как на это реагирует наш иностранец? И реагирует ли вообще?

— Ему плевать. Во-первых, в офисе у него своя охрана, независимая от внешней…

— Русская?

— Да. Из какой-то московской охранной фирмы, очень солидной.

— Они за кого?

— Ни за кого. Их задача — безопасность клиента. Остальные — побоку.

— Ты сказал: "Во-первых, в офисе у него своя охрана". А во-вторых?

— А во-вторых, ему нечего опасаться за свою жизнь. Он нужен любой из сторон. Причем его нельзя принудить сделать что-либо против воли банкиров.

— Почему же? Заставить оформить перевод денег на счета. Ведь он это и собирается сделать? Сейчас это так несложно: нажал несколько клавиш на клавиатуре компьютера, и у кого-то в банке образовалось состояние. Из ничего, из воздуха. Пойди проверь, погасил он в действительности облигации или нет, настоящие они или фальшивые…

— Забугорники, конечно, всякие бывают, но в последнее время они все чаще и все плачевнее для себя общаются с нашими соотечественниками. Получают от них очень жесткие и очень действенные уроки. Прилежно учатся, и лохов там все меньше и меньше.

— И что?

— А то, что счета, на которые поступают деньги, чем-то сродни нашему аккредитиву.

— Счет как бы приморожен до особого распоряжения. Деньги вроде уже твои, но пока еще ты не можешь ими воспользоваться.

— Так бельгийцы, или кто они там, могут вообще не отдать такого распоряжения!

— Нет, не могут.

— Такие честные, что ли?

— Не в этом дело. Просто по условиям… аккредитива, буду уж называть его так, а может быть, он и у них так называется, счета разблокируются в течение суток после прилета в Брюссель их человека из Москвы.

Причем разблокируются автоматически, без учета их воли.

— Значит, банк должен быть брюссельским? — не унимался Шамышов.

— Зачем? В любой точке мира. Из аэропорта через компьютерную сеть поступает сигнал, что в списке пассажиров приземлившегося самолета есть нужный фигурант. И все.

— Любой может воспользоваться…

— На то и даются сутки. В случае чего банк остановит разблокировку счетов.

— Ты же говорил, что от них это не зависит. Выходит, зависит?

— Нет, тогда они уже должны будут действовать через правоохранительные органы. То есть, показать всю сделку, доказать, что их надули, а они, наоборот, никого не кинули. А самостоятельно они ничего сделать с поступившими на счета деньгами не смогут.

— Сколько сложностей, — меланхолично пробормотал Маркелыч.

— Как раз все просто. А главное — гарантирует безопасность сотрудника банка.

— Если только конкурирующая фирма его не шлепнет.

— А им-то какой резон? Деньги все равно уже уплыли, хоть зашлепайся.

— Есть у меня в Москве один человечек, — откинувшись на спинку стула, проговорил отставной прапорщик. — Вместе были в "командировке". Во второй, когда меня шарахнуло… Санитаром у нас был.

— Что-то ты про него ничего не рассказывал. Наоборот, говорил, что никого здесь не знаешь.

— Я его случайно встретил в аэропорту, когда в Венгрию летал. Я же записную книжку, где все адреса были, потерял. А тут стоим с бабкой в Шереметьево, рейса своего ждем. Смотрю — он, Серега, мы его в Афгане Знахарем звали, провожает кого-то. Он меня сначала не признал, в очках-то…

— Еще бы. Я тебя и сам не признал, когда в них увидел, — заявил Лавин.

— Вот. Потом обрадовался. Мы же с ним… В общем, хлебнули. Обрадовался, значит, в гости звал, телефон свой написал…

— У тебя его, конечно, с собой нет, — утвердительно произнес Андрей.

— С собой нет.

— Тогда к чему все это либретто!

— А я его запомнил. Там в середине четыре четверки, легко запомнить было.

— Уже легче, — в голосе Никиты слышалось одобрение. — И что это за парень?

— Немного моложе вас, сейчас ему что-то слегка за тридцать. Коренной москвич.

— Это минус. Не зря москвичей нигде не любят, гнилой товар. Вспомни армию.

— Никита, не болтай глупости. Ты не хуже моего знаешь, что всякие обобщения несут в себе каверну, низводящую истину на нет…

— Все, деду больше не наливаем! — заявил Лавин. При этих словах Шамышов молниеносно передвинул бутылку на край стола, ближе к себе. — Он начинает провозглашать теории, смысл которых недоступен даже мне! А уж какими словами он это делает — я вообще молчу!

— Так что москвичи бывают разные, — невозмутимо продолжал отставной прапорщик.

— Ладно, мы согласны. И что он?

— Мама с папой у него большие шишки. Мама даже больше, чем папа. Тот-то простой профессор медицины, трудяга, а она что-то по партийно-хозяйственной части. Серега, что вполне естественно, благополучно поступил в мединститут и даже умудрился закончить сколько-то там курсов, что само по себе до крайности удивительно…

— Что, дурак дураком? Сынок профессора, так иногда случается.

— Не, парень он неглупый. Я бы даже сказал — умница. Дело в другом.

— Водка, карты, женщины?

— Женщины.

— Любитель сладкого?

— Серега — он не любитель…

— Профи, что ли?

— Он больной на это дело. Нет, у него, конечно, масса интересов, он грамотный, начитанный парень, спортсмен, хороший солдат, но… женщины для него — все.

— Бывает… — с философским видом покачал головой Лавин.

— В общем, поперли его из мединститута то ли за аморалку, то ли за неуспеваемость, а какая уж с бабами успеваемость, точно не знаю. Здесь военкомат и положил на него глаз. Мама с папой, конечно, подсуетились и направили их сыночка в "Арбатский военный округ", поближе, значит, к родному дому…

— Это уж как водится.

— Служил он санитаром в военном госпитале в Химках. Не жизнь — малина. Но там он не поладил с каким-то выздоравливающим офицером. Опять же из-за женщины, из-за медсестры. Короче, продлил Серега офицеру курс лечения. Только того из одного отделения перевели в другое — в челюстно-лицевую хирургию.

— Челюсть? — с видом знатока поинтересовался адвокат.

— Ее, родимую. В двух местах. Поднялся скандал, парню грозил трибунал. Даже мама ничего не смогла сделать, у офицера тоже были подвязки.

Он и поставил Сереге условие: или трибунал, или Афган. Ну, тот и выбрал Афган. Служили мы с ним примерно год. Солдатом он оказался неплохим, ходил с нами в разведрейды, за чужие спины не прятался. Баб, правда, он и там ни одной не пропускал, всех "чекисток" в округе отодрал.

— Каких "чекисток"? — заинтересовался Лукин. — Из особого отдела?

— Продавщиц, медсестер, прочую обслугу. Они в Афган из-за чеков ехали. Ну, типа валюты такой, на них потом можно было в "Березке" отовариться, и там они в ходу были. Все остальное… ну, это… тоже за чеки. Вот их "чекистками" и прозвали.

— A-а… Понятно.

— Серега, конечно, никому не платил. Не в его это правилах. Звали мы его Знахарем, в медицине он классно волок, сколько пацанов на поле боя спас. И меня тоже…

— Короче, ты считаешь, что на него можно рассчитывать? — резюмировал Лавин.

— Как на тебя! — убежденно ответил отставной прапорщик.

— И больше, чем на меня, — улыбнувшись, провозгласил Лукин.

— В том деле, которое предстоит, больше, — абсолютно серьезно произнес Шамышов.

— Ладно, давай посмотрим на твоего Дон Жуана Эскулаповича, — решил Никита. — Чем он сейчас занимается? Может, он занят до чертиков?

— После дембеля он не стал доучиваться, решил, что ни к чему. Работает сейчас фельдшером на "Скорой помощи". Еще держит какие-то "комки", говорит, на жизнь хватает. От родителей съехал, своя квартира. Не женат и вроде пока не собирается.

— Ну так звони ему!

4

Знахарь оказался шатеном высокого, даже повыше вовсе не низкорослого Шамышова, роста мужчиной. К удивлению Лавина и Лукина, он не был не только красавцем, что стоило бы ожидать от записного сердцееда, но даже симпатичным. Широкая кость, простоватое лицо с крупными чертами — вряд ли он мог похвастать родословной от голубых кровей. Типичный рабоче-крестьянский материал. Глаза, правда, были умные, выразительные.

— Накатишь соточку? — предложил Шамышов.

— С утра-то! Да ты что, дед, мухоморов объелся! Какая может быть соточка!

— Это он себе компаньона ищет. Похмелиться хочет, — пояснил Лавин.

— Ну, на меня-то он где сядет, там и слезет. И тебе не рекомендую. Слышь, Маркелыч?

— Да нет, один он пить не будет, даже если это опохмелка. Он же не алкоголик какой. Во всяком случае, при нас. Верно, дед?

— Да ну вас всех, — махнул тот рукой. — Нянчил их, нянчил, и вот вам…

— Ладно, мужики. — Сергей сел на диван. — Рассказывайте, что у вас за проблемы и какая во мне нужда возникла. А то прапор вчера по телефону такой жути нагнал!

— У нас действительно проблемы, и ты нам действительно нужен, — устроившись напротив него на стуле, произнес Лавин.

— Только давайте так. Вы не дети, и я не пацан. Либо вы рассказываете все, либо я пошел. Думаю, Маркелыч вам мои верительные грамоты уже представил. Условие принимается?

— Безоговорочно! — подтвердил Никита. — Дед за тебя поручился, этого достаточно. — Лавин рассказал ему все без утайки, осветив самые мельчайшие детали.

— В этом деле одна большая трудность, — выслушав, проговорил Знахарь.

— Время.

— Да, время. Десять дней, день туда, день сюда… Чистая неделя.

— Как видишь, нам без тебя туго придется.

— И со мной тоже.

— С тобой тоже, — согласился Никита. — Но не настолько.

— Да уж! — усмехнулся гость. — Задачка, конечно, не из легких… Вот что я думаю: здесь в лоб не пробьешься. Здесь тончайший, я бы даже сказал — филигранный подход нужен.

— Что ты имеешь в виду?

— Шерше ля фам…

Все рассмеялись.

— Что этот "кусок" вам про меня уже наплел?! — насупился москвич.

Лукин с любопытством покосился на Маркелыча, но тот никак не отреагировал на "куска".

— Ничего такого, — заверил гостя Лавин.

— Поди трепался… Что я… Насчет женщин…

— Это твои личные дела. Давайте по существу!

— Я и говорю по существу. Просачиваться к вашему бельгийцу надо через женщину.

— Где ж ее взять!

— Ну, должен же там кто-то быть. Секретарша, лифтерша, уборщица, наконец.

— Об этом нам ничего неизвестно.

— Всю эту часть я беру на себя. Если там есть хоть одна прелестница не страшнее крокодила и не старше Бабы Яги, считайте, дело сделано.

— А если она замужем? Или, скажем, фригидная? — с любопытством спросил адвокат.

— Замужем — не проблема. А фригидных женщин не существует в природе!

— Серьезно?

— Поверьте медику. И…

— Бабнику! — вставил отставной прапорщик.

— Ты что, дед, хочешь, чтобы я обиделся?

Вид, с которым Знахарь смотрел на своего старого боевого товарища, вовсе не соответствовал смыслу произнесенных им слов.

— Что ты, бача, и не помышлял!

Шамышов снял очки и сразу же превратился в большого ребенка с широко распахнутыми, безоружными, почти слепыми глазами.

— Вот хитрый жук! — улыбнулся Знахарь его маневру. — Дед — он и есть дед!

— Значит, ты идешь в разведку, — подвел итог отставной прапорщик, снова надев очки. — Девки девками, но и вообще все там осмотри как следует. Как я тебя учил! Не забыл?

— Не волнуйся, — подмигнул ему Сергей. — Все сделаю, как надо…

5

— Пойду-ка я подышу, — безадресно заявил отставной прапорщик.

— Куда это? — с недовольством в голосе спросил Лавин.

— Погуляю хоть по двору. Не сидеть же здесь в заточении целыми днями.

Выйдя на улицу, Маркелыч с удовольствием сделал несколько глубоких вздохов. Весна уже неотвратимо вступила в свои права, день был теплым и солнечным.

Шамышов рассматривал фасад дома, где остановился, с таким интересом, как будто перед ним был не образчик домостроительной индустрии пятидесятых — шестидесятых годов, многие тысячи собратьев которого, хотя и позволили сгладить жилищную проблему, но изуродовали облик российских, да и советских городов, а настоящий шедевр архитектуры. Он даже запрокинул голову, и это, вкупе с полуоткрытым ртом, придавало ему облик приезжего из далекой сельской глубинки, впервые попавшего в большой город. Хотя так можно смотреть на Кремль, но не на пятиэтажку же!..

— Ну и что ты здесь высматриваешь? — неожиданно раздался голос.

— А?.. — обернулся Шамышов. Рот при этом он не закрыл. — Не понял…

— Что высматриваешь, спрашиваю. В квартиру чью-нибудь залезть хочешь?

Перед Маркелычем стоял мужчина лет пятидесяти пяти, гладко выбритый, в старого образца армейском плаще цвета хаки без погон, в черной фуражке — "жириновке" на голове.

— Не-е! — Старый разведчик для убедительности потряс головой. — Я и не думал!

— Тогда чего шаришься здесь? Чего высматриваешь? — И тон, и глаза мужчины в армейском плаще были до предела строги.

— Да я… Это… Гуляю, вроде… Да, гуляю. Воздухом дышу.

— Ну и гуляй себе в другом месте. И воздухом дыши там же.

— Как?

— Так! Иди в свой двор, там и гуляй. Или ты бомж? — С подозрением прищурился мужчина.

— Да нет, что вы! — заоправдывался Шамышов. — Разве по мне не видно, что я не бомж? И не этот, ну… которые по чужим квартирам?

— Да кто вас разберет! — пожав плечами, буркнул блюститель дворового порядка.

— Я это… Вроде как в командировке здесь. С… сослуживцами. Мы вон в том подъезде остановились, на четвертом этаже.

— Знаю, сдают там квартиру, — вынужден был признать мужчина.

— Ну вот! — обрадованно улыбнулся Маркелыч. — Я и говорю. Я здесь вроде как в своем дворе и гуляю. А чужие мне и ни к чему. Ребята со мной молодые, у них свои интересы, свои разговоры, я, старик, для них не шибко подходящая компания. К тому же они курят взахлеб, а у меня легкое… не совсем… Вот я и вышел на воздух.

— Я тоже не люблю, когда дымят, — уже миролюбиво поддержал разговор бдительный жилец. — И гуляю. По несколько часов в день. А смотрю, мужик не из нашего дома, на окна пялится. Я ведь здесь всех знаю. С тех пор, как на пенсии, успел перезнакомиться.

— На пенсии?

— На военной. В отставке я.

— Серьезно? Так и я тоже, — улыбнулся бывший разведчик.

— Поди ты! В каком звании?

— Старший прапорщик. Двадцать лет выслуги, пенсия по инвалидности.

— А я без малого тридцатник отмаршировал. Что ж, давай знакомиться.

— Давайте. Шамышов Игнатий Маркелыч.

— А я Иваньков Валерий Кондратьевич. Подполковник в отставке.

— Очень приятно

Мужчины пожали друг другу руки, после чего принялись прогуливаться уже вместе.

— Тебя, говоришь, по инвалидности списали? Из-за зрения?

— Так точно.

— Был в горячих точках?

— Две командировки в Афган.

— Ясно. Род войск?

— Артиллерия. Разведвзвод. А ты, Валерий Кондратьевич, где служил?

— А я в авиации, брат. В ВВС. Последняя должность — заместитель командира полка по вооружению. Специальность вроде чисто техническая, но ответственность уж поверь мне! Любая мелочь может такой бедой обернуться! Даже катастрофой!

— Могу себе представить! — Дед, не скупясь, добавил в голос уважительных ноток.

— Вроде и в Подмосковье полк базируется… не будем уточнять где…

— Понимаю.

— Но ведь постоянно на боевом дежурстве! Ни тебе праздников, ни выходных!

— Кошмар! — демонстрируя полное понимание, покачал головой кавалер четырех боевых орденов, имевший за плечами ранения, контузию и десятки разведрейдов.

— Был у нас один интересный случай. Могу рассказать, если ты не торопишься.

— Что ты, Валерий Кондратьевич, с удовольствием послушаю.

— Так вот. Произошло это еще при Андропове. Лет, значит, пятнадцать назад, или около того…

Они вдоволь нагулялись, мирно беседуя, когда начал накрапывать дождик.

— Ты в шашки играешь? — поинтересовался Валерий Кондратьевич.

— Играю.

— Так пошли ко мне. Сгоняем пару партий. Все равно дождь.

— Неудобно. Домашних беспокоить и все такое.

— Какие домашние! Жену я схоронил три года назад. Дочери взрослые, живут своими домами. Так что один я. В двухкомнатной квартире. Ну что, пошли?

— Тогда погоди минутку. Я сбегаю. У меня дома и пузырек есть, и к нему кое-что.

— Погоди! — схватил за руку, уже приготовившегося сорваться с места старшего прапорщика Иваньков. — Не надо ничего. У меня дома все имеется.

— Мало ли. Мое не помешает.

— Твое будем пить в другой раз. Ну?

— Лады.

Новые приятели сыграли несколько партий в шашки, причем все до одной вничью, распили бутылочку, пообщались, словом, провели время самым приятным образом…

— Долго ты здесь еще пробудешь? — прощаясь, поинтересовался хозяин квартиры.

— С неделю.

— Обязательно заходи. Нам есть о чем поговорить. Верно?

— Еще бы. Двум солдатам всегда найдется о чем потолковать.

— Значит, я жду.

Выйдя на площадку, Маркелыч спустился на один лестничный пролет, постоял немного, слушая звуки запираемых засовов, и бесшумно поднялся на пятый этаж.

— Тэ-эк-с… — удовлетворенно шепнул он самому себе, осмотрев чердачный люк и замок.

Достав нож, он быстро справился с замком и залез на чердак…

Спустя двадцать минут, он уже опять стоял на металлической лесенке, ведущей к люку и прилаживал безвозвратно испорченный замок таким образом, чтобы, с одной стороны, он, висящий лишь на одной петле, ничего не запирал, а с другой стороны, чтобы его отсутствие не бросалось в глаза жильцам верхнего этажа…

…Когда на следующий день отставной прапорщик Игнатий Маркелович Шамышов отправился в гости к своему новому приятелю, в захваченной им с собой сумке, кроме двух бутылок водки и закуски, находились и еще кое-какие найденные и заимствованные им в квартире предметы: моток капроновой бельевой веревки, крепкой, как парашютный строп, обычная бечевка и фонарик, с уже подсевшими, но еще действующими батарейками.

Старый разведчик молил Бога, чтобы эти вещи ему никогда не пригодились…

6

Внутреннее помещение районной прокуратуры узостью коридоров и обшарпанностью лестничных ступеней, стен и дверей несло на себе печать чего-то неистребимо советского: холодно-казенного, бездушного, бесцветного и бедноватого.

Знахарь постучался в один из кабинетов и, не дождавшись приглашения, открыл дверь и решительно шагнул внутрь.

— Здравствуйте, Ольга Федоровна.

Хорошо сохранившаяся для своих тридцати пяти-тридцати шести круглолицая белокурая женщина оторвалась от бумаг.

— О, какие люди! — с иронией воскликнула она. — Не прошло и полугода, как наш пылкий воздыхатель сподобился объявиться!

— Не стоит возрождать наши отношения с упреков. Это неконструктивно.

— А что, разве речь идет о восстановлении наших отношений? — всплеснула руками хозяйка кабинета. — Кто же это решил?

— Пока я. Но, думаю, и ты присоединишься к этому решению.

— Нет, каков наглец! Ни с того ни с сего, в самый разгар… так сказать, любви, исчезает не то, чтобы ничего не объяснив, а даже не попрощавшись, и вот объявляется почти через пять месяцев и заявляет о возрождении отношений! Ну не сволочь ли!

— Подожди, Ольга, не укоряй понапрасну, — проникновенно заговорил Сергей. — Нельзя же вот так, ни в чем не разобравшись, обвинять человека! Ты же следователь, должна понимать. Раз я не выходил на связь, значит, были на то причины.

— Ну, сочинять ты горазд, это я себе давно уяснила. Что придумал на этот раз?

— Почему сразу — придумал? — обиделся Сергей. — Ты же знаешь, я работаю на "Скорой помощи", в травматологической бригаде…

— Н-ну?..

— И меня посылали на четырехмесячные курсы спасателей. На Урал, в Пермскую область. МЧС России организовало. Учеба, практические занятия и все такое. Я хоть и не в их системе, но они привлекают к своим делам медиков-практиков. Вот начальство и послало несколько человек: неженатых, имеющих армейский опыт, словом, таких, как я. Куда мне было деваться? Кстати, эмчеэсовцы меня к себе зовут. Я вот хотел с тобой посоветоваться… как с самым близким человеком. Идти, нет?

— Трижды обманщик и негодяй! — с ненавистью прошипела женщина.

— Ты что, мне не веришь?! — с видом оскорбленного изумления проговорил Знахарь. — Ты! Мне! Не веришь?! Ольга! Да как ты можешь!

Хозяйка кабинета вдруг весело расхохоталась, сверкнув белыми ровными зубками.

— Вот сволочь! Ведь если тебя не знать, можно и впрямь подумать, что ты куда-то уезжал. "Ты! Мне! Не веришь?!" — передразнила она.

— Что значит — можно подумать, что я куда-то уезжал! Я и уезжал!

— Не свисти! Я ведь интересовалась у тебя на работе, где ты и что ты. Я твой график дежурств наизусть знаю. Сочинитель!

— Так ты следила за мной! — с видом оскорбленного достоинства поджал губы Сергей.

— Во-первых, следить — это составная часть моей работы, во-вторых, я за тобой не следила, а просто поинтересовалась на работе, жив ли ты вообще, в-третьих, нечего валить с больной головы на здоровую. А то сейчас я во всем окажусь виновата, а не ты!

— Типичный образчик женской логики. Три посыла, и все взаимоисключающие.

— Уж что дано.

— Уличать — это еще одна составная твоей работы. А я-то хотел на тебе жениться!

— А зачем мне такой подарок? Я замужем и разводиться не собираюсь.

— Вот эта-то легковесность меня в тебе и пугает, любимая моя.

— Ну все. Надоел! — поморщилась Ольга Федоровна. — Зачем пожаловал?

— Главное, из-за того, что по тебе соскучился. Захотелось увидеть.

На лице женщины появилось настороженное выражение.

— Надеюсь, это не связано с проверкой отделения Сбербанка?

— Да нет, что ты!

— И не с комбинатом детского питания? Там, кажется, у тебя кто-то есть?

— Нет, нет, Оленька, что ты! Побойся Бога! Разве бы я посмел! Я ведь все понимаю: Фемида, профессиональный долг… Разве можно позволить себе влиять на ход следствия!

— Ты даже представить себе не можешь, сколько народа считает себя вправе влиять на ход следствия! Никаких нервов не хватает!

При этих словах по лицу Ольги Федоровны пробежала тень, на миг состарившая ее.

— Мое дельце меленькое, немного шкурное, но уверяю тебя, оно не заставит тебя ничего нарушать и не отнимет много времени.

— И что же это за дельце?

— Я прошу тебя сходить в ПЖЭТ, это здесь, недалеко, потрясти там своими корочками и взять списки жильцов двух соседних домов…

— Здорово! Я должна добывать информацию неизвестно для каких целей, а потом против этих жильцов совершат что-нибудь противоправное!

— У тебя дверь закрывается изнутри? — У Сергея изменился не только голос, но и выражение лица, теперь это был совсем другой человек: вкрадчивый, пластичный, притягательный.

— Зачем это? — И в голосе женщины появилась напряженная хрипотца.

— Сейчас я тебе объясню… — Знахарь шагнул к Ольге, поднял ее со стула и провел кончиками пальцев по ее щеке и по шее. По телу женщины прошла едва заметная дрожь, как будто на нее воздействовали легким электрическим разрядом, в глазах ее появилась поволока, она и не думала сопротивляться. — Так где ключ?

— В столе… — неровно дыша, прошептала хозяйка кабинета…

Полтора часа спустя у Знахаря были копии интересующих его документов.

7

— Кто там?

— Откройте, пожалуйста! Мне нужна Крапивина Любовь Вениаминовна.

Знахарь постарался улыбнуться как можно обаятельнее, чтобы расположить к себе разглядывающую его в глазок хозяйку квартиры.

— А кто вы такой? И что вам надо? Я вас не знаю и никого не вызывала.

— Я из страховой медицинской компании "Вита". Вот мое удостоверение.

— Я уже застрахована. Мне ничего не надо, спасибо.

— Вы застрахованы не от того, не на тех условиях и не в той фирме! — убежденно проговорил Знахарь. — Любовь Вениаминовна, может быть, вы все же откроете дверь?

— Зачем?

— Затем, чтобы я мог передать вам для детального ознакомления свое удостоверение, наши проспекты, объяснить, что кроме страхования жизни и здоровья мы проводим вакцинацию, причем самыми лучшими импортными препаратами, от клещевого энцефалита, это для любителей таежных путешествий, дифтерии и прочих напастей. Кроме того, я намереваюсь убедить вас, что перед вами не шарлатан, не насильник, грабитель и душитель людей, не маньяк из "Мосгаза", а наоборот, интеллигентный и приятный во всех отношениях мужчина, умный, обаятельный, чуткий и плюс ко всему врач. Согласитесь, продемонстрировать все это через закрытые двери довольно трудно.

Щелкнули замки, и дверь приоткрылась на ширину цепочки.

— Вот и отлично! — одобрил действия хозяйки квартиры Знахарь.

Внутренне он тоже порадовался: женщина оказалась вполне миловидной. Конечно, он бы отработал и с крокодилом, но это доставило бы ему гораздо меньше удовольствия.

— Из какой, вы говорите, фирмы?

— Страховая медицинская компания "Вита". Вы, наверное, видели наши рекламные ролики по телевидению.

— Да-да… Что-то такое мне попадалось… — "вспомнила" женщина.

— Вот видите! — Сергей только что сам придумал и эту рекламу, и эти плакаты. — Нас все знают! И это справедливо: у нас качество полностью соответствует запросам клиентов, плюс вполне доступная цена. — Он произнес эту избитую фразу как откровение.

— Рада за вас. Но мне действительно ничего не надо.

— Взгляните хотя бы на наши проспекты.

— И тогда вы оставите меня в покое?

— Вовсе нет.

— Как?! — изумилась женщина. — Вы будете здесь торчать до скончания века?!

— Нет-нет. Поступим иначе. Я сейчас позвоню вашим соседям, представлюсь им, чтобы вы меня не боялись. Затем вы позвоните вот по этому телефону в нашу фирму, удостоверитесь в моей личности с той же целью, после чего мы пройдем к вам, и я вам в спокойной обстановке все объясню и покажу. Особенный упор я сделаю на новую услугу, недавно введенную нами… Но об этом лучше поговорить в квартире, а то я чувствую себя дворником, которого аристократы-хозяева не допускают дальше прихожей.

— А соседям вы тоже будете рекламировать ваш сервис?

— Всенепременно! Только сомневаюсь, что мне это будет так же приятно, как общаться с вами! — Сергей улыбнулся еще обаятельнее, хотя это казалось невозможным.

— Какой там у вас телефон?

Сергей протянул женщине визитку, изготовленную как и все "проспекты", его другом на высококачественном лазерном цветном ксероксе за двести "баксов" полчаса назад.

Крапивина прошла в комнату. Дверь, охраняемую только цепочкой, она не захлопнула, что Знахарь расценил как хороший знак.

— Алло! — услышала Любовь Вениаминовна в трубке мелодичный женский голос. — Страховая медицинская компания "Вита" приветствует вас и благодарит за звонок. Мы вас внимательно слушаем.

Помедлив секунду и так ничего не спросив, Крапивина положила трубку. Проспекты, визитка, облик молодого мужчины, плакаты по всей Москве, которые, как ей уже казалось, она действительно видела, да и по телевизору что-то мелькало… Девушка на том конце провода, наконец; все это убеждало, что Сергей тот, за кого он себя выдает. Откуда ей было знать, что даже название фирмы было придумано Знахарем не столько потому, что оно в переводе с латыни означало "жизнь" и вполне подходило для страховой медицинской компании, и наверняка одноименных фирм хватало, но главным образом потому, что так — Вита — звали его подругу, которую он и произвел в диспетчеры-телефонисты на ближайшие несколько часов.

— Ну что, звонить соседям?

— Не надо их беспокоить. Пожилые люди, вряд ли вы их чем-то соблазните, — сказала хозяйка квартиры, снимая цепочку. — Ну, входите. У меня как раз есть двадцать минут свободного времени, почему бы не посвятить его вам.

— Благодарю вас! — церемонно поклонился Сергей, переступив порог.

— Только двадцать минут? — лукаво прищурился он.

— Да, я жду друга. — Женщина все же немного осторожничала, потому и лгала.

— Вот и замечательно! Работать с двумя даже продуктивнее.

— Вы что-то говорили о новой услуге, — напомнила хозяйка, когда они уселись в комнате.

— Совершенно верно. Я еще по совместительству являюсь и мануальным терапевтом.

— Массажистом, то есть?

— Мануальный терапевт отличается от массажиста как сочный бифштекс с жареной картошкой от морковной котлеты с перловой кашей.

Хозяйка квартиры рассмеялась.

— Я, между прочим, прошел курс обучения в Сычуаньском центре традиционной китайской медицины! — со значением добавил Сергей, ничуть не озабочивая себя сомнением, существует ли такой центр вообще. — Имею диплом.

— И иглоукалыванием владеете?

— Врать не буду: что нет, то нет. Зато массаж любой: общеукрепляющий, лечебный, точечный, тонизирующий, стимулирующий, расслабляющий. По желанию заказчика — легкий или жесткий, эротический, омолаживающий. Какой угодно.

— Что это за омолаживающий? Впервые слышу о таком.

— Это с использованием контрастных приемов воздействия на человеческий организм, — с видом профессора, читающего студентам лекцию, принялся разъяснять Знахарь. — Чередование стимуляции нервных окончаний с успокаивающими пассами… Но это следует не рассказывать, а демонстрировать. Если вы не против, готов сделать этот массаж вам.

— Что, прямо сейчас?

— Конечно! Никакой особой подготовки для этого не надо. Надеюсь, ваш друг придерживается широких взглядов и не устроит нам сцену ревности? Я ведь медик.

— Даже и не знаю, — засомневалась Любовь Вениаминовна.

— Здесь есть еще один приятный нюанс…

— Что вы имеете в виду?

— Первые два сеанса показательные, демонстрационные. И посему совершенно бесплатные. Это оговорено в наших проспектах, можете убедиться. Понравится — заключим контракт на полный курс, нет — что ж, ваше право. Хотя бы узнаете, что это такое.

8

Знахарь встал с постели и, подойдя к своей брошенной на стул одежде, пошарил по карманам и достал сигареты и зажигалку.

— Сережа, не кури, пожалуйста. Я не переношу табачного дыма.

Люба, обнаженная, лежала, раскинувшись, на животе и наблюдала за ним сквозь распущенные волосы. На Сергее кроме цепочки с крестиком тоже ничего не было.

— Что ты, кисонька, я всегда после этого курю, — нежно проговорил он. — Традиция.

— М-м-м… — с томной укоризной простонала новая пассия.

— Если ты погонишь меня на площадку, то придется одеваться. А когда оденешься, то так лениво потом опять раздеваться. — Сергей произнес это тоном капризного ребенка, что в другой обстановке звучало бы нелепо из уст такого крупного и сильного мужчины. — Конечно, если ты настаиваешь… Где мои носки? — с подчеркнутым усердием принялся озираться он. — Ты не видела? Вечно куда-нибудь запропастятся! А, вот они!

— Подожди! Ты что, обиделся? — женщина приподнялась на локтях.

— Да что ты, кисонька, вовсе и не думал! — тоном, совершенно противоположным смыслу сказанного, ответил герой-любовник.

— Не одевайся!

Если бы Люба была тонким психологом, она бы задумалась, почему это ее кавалер, заявляя о своей готовности уйти, вовсе не спешит надевать носки, а вертит их в руках, рассматривает, как будто выискивает дырки.

Но она не была тонким психологом, поэтому, вскочив с постели, обняла Сергея, прижалась к нему разгоряченным телом.

— Останься… — прошептала она.

Знахарь погладил ее по спине, провел рукой ниже, слегка стиснул ягодицу.

Для себя он уже давно оценил Любу на тройку с плюсом по пятибальной шкале. Будучи по природе своей оптимистом, он считал, что ему крупно повезло. Конечно, тройка с плюсом далеко не пятерка, но ведь и не двойка, не единица и, что совсем уж приятно, не круглый нуль. А такие, на долгом донжуановском пути, ему тоже попадались…

— Ну да, здесь даже курить нельзя.

— Да кури, кури ради Бога! Только, если можно, на кухне.

Это Знахаря устраивало. Кухонное окно выходило как раз туда, куда нужно.

— Ну что с тобой делать! Ладно уж, останусь! — милостиво согласился он.

В глазах Любы вспыхнула такая радость, что Сергей в сотый, наверное, раз подумал, как мало надо, чтобы сделать человека счастливым. Хотя бы на несколько дней…

— Все! Брысь в постель! Дядя пошел покурить…

Интересующий Знахаря дом виднелся, как на ладони. Он, как был, то есть в чем мать родила, устроился на табуретке и, прикурив сигарету, принялся наблюдать. Его сейчас нисколько не занимало, что он скажет Любе, чтобы оправдать свое двух-трехдневное пребывание в ее квартире, как объяснит свой интерес к виду за окном, а что рано или поздно этот интерес будет замечен, не вызывало сомнения. Но Знахарь, как всегда, надеялся на экспромт. В экспромтах он был силен…

9

— Мы же договорились, что ты будешь приходить ежедневно, — упрекнул Лавин.

— Не с чем было, — отмахнулся Знахарь. — Я же звонил, отмечался.

— Ладно, рассказывай.

— Дело обстоит так. Нужный нам дом располагается в одном из прилегающих к Арбату дворов. Дом четырехэтажный, старой постройки, но недавно полностью отреставрированный, выглядит, как заморская конфетка. Видно, его кто-то выкупил и всех прежних жильцов вытурил.

— А может, просто сделали ремонт фасада?

— Непохоже. Уж больно отделка классная, дорогая. Машинки к дому подъезжают блестященькие, и людишки из них выгружаются соответствующие. В доме два подъезда. И оба самым тщательнейшим образом охраняются.

— Конкретнее.

— Бронированные входные двери с прозрачными вставками из стекла, подозреваю, что пуленепробиваемого. Видеокамеры с широкоугольными объективами на подвижных турелях. Декоративные решетки на окнах по всему первому этажу… Про внутренние посты мне пока ничего не известно, — продолжал москвич. — Полагаю, что в каждом подъезде не менее пяти человек. И, самое неприятное, с большой долей вероятности можно предположить, что все входящие подвергаются если и не обыску, то довольно тщательному досмотру.

— Даже жильцы? — удивленно цокнул языком Никита. — Не может быть!

— Даже жильцы.

— Из чего ты сделал такой вывод? Сам же ты, как я понял, этого не видел.

— Во-первых, по количеству. Смена у них происходит не полностью, а по двойкам. Чтобы, значит, одна пара всегда посвежее была. Я вычислил по две мужские пары в каждом подъезде. Такие мамонты, доложу я вам! Я против них букашка!

— Ты сказал — мужские пары. Там что же, есть и женщины?

— В том-то и дело! В каждом подъезде еще по одной женщине-"качку". Я потому и сделал вывод, что всех обшаривают. Женщину специально для того и держат, чтобы она досматривала представительниц своего пола. Не для охраны же!

— Но, может быть, они обыскивают только посторонних?

— Я там уже многих жильцов знаю. Снуют туда-сюда. Так вот, между тем моментом, как они проникают в подъезд, и тем моментом, когда в их квартирах загорается свет, проходит несколько больше времени, чем надо для того, чтобы не спеша подняться на свой этаж. А когда одна семейная пара приехала с какими-то коробками, этот промежуток был гораздо больше. Наверняка всех шмонают.

— Кое-чему я этого мальчика научил, — удовлетворенно кивнул старый разведчик.

— Есть еще и наружная охрана? — спросил Никита. — Верно?

— Это еще не все, — продолжал Сергей. — На крышах соседних домов тоже люди.

— Снайперы?

— Оружия я не видел. Но оптика у них точно есть. Не самая лучшая, кстати, дает блики. В Афгане мы видывали бинокли и оптические прицелы и получше. Верно, дед?

— А на крыше "нашего" дома?

— Я не заметил. Но вроде бы никто не менялся. Думаю, что из внутренней пятерки двое располагаются на верхнем этаже. Или, во всяком случае, один.

— Проезды?

— Проезд закрывают две машины: микроавтобус с тонированными стеклами и груженая под завязку кирпичом "Скания".

— А как же жильцы? Для них же это определенно неудобно.

— Отчего же. Подъезжают, сигналят. Водитель микроавтобуса смотрит, кто в машине. Если лица знакомые, разъезжаются со "Сканией" по уже наезженным траекториям, буквально за несколько секунд, и освобождают проход.

— А если незнакомые?

— Тогда подходит один из тех, в камуфляже, что у дома. Выясняет. И либо дает сигнал пропустить машину, либо приехавший топает до подъезда пешком. А то и уезжает.

— Как жильцы попадают в подъезд?

— Называют себя по домофону. Внутренняя охрана открывает дверь. Один из внешних охранников находится рядом для подстраховки.

— И жильцы не ропщут?

— По-моему, им это даже импонирует. Система охраны очень впечатляющая, безопасность близка к стопроцентной гарантии. А право личного досмотра, полагаю, оговорено в соглашении с охранной фирмой.

— Н-нда, картинку ты нам здесь разрисовал. Куда там Грекову…

— Как мы и предполагали, в лоб их не взять. На вражеской территории это не составило бы особых трудностей: десантирование на крышу, обстрел здания из "Шмелей", светошумовые гранаты, танковая или вертолетная атака, наконец. А здесь, чтобы и результат поиметь, и Уголовный Кодекс соблюсти… Задача трудновыполнимая.

— Ты привел какие-то примеры… Шумные, — поморщился старый разведчик.

— А теперь давай по существу. Что-нибудь потише и понадежнее, как и положено в разведке.

— Потише и понадежнее… Давайте, я изложу вам кое-какие обстоятельства, а уж как из них слепить план действий, будем думать вместе.

— Квартира нашего банкира расположена на третьем этаже. Помещение занимает порядка двухсот-двухсот пятидесяти квадратных метров. Там у него и офис, и жилые комнаты. Личная охрана — три человека. Скорее всего, профессиональные телохранители экстракласса. Не такие волкодавы, как охрана дома, но чем-то даже превосходят их. Реакцией, быстротой, внимательностью. Меняются раз в сутки. Хоть вы и говорили, что бельгиец ничего не боится, но ведет он себя крайне осторожно. Никуда не выходит из квартиры…

— Может быть, дело не в боязни? Просто ждет человека с облигациями, как и положено по договору. Тот ведь может прийти в любую секунду.

— Да, скорее всего, так оно и есть. В противном случае он не делал бы зарядку на балконе.

Маркелыч с Лавиным переглянулись.

— А он делает зарядку на балконе? — переспросил старший прапорщик.

— Ну да. Дышать-то ему надо, а то весь день взаперти сидит. А он, судя по всему, сторонник здорового образа жизни. Каждое утро, часиков в семь, двадцатиминутная зарядка на балконе. Каждый вечер, перед сном, комплекс дыхательных упражнений там же. Спать ложится в двадцать два тридцать.

— Всегда?

— Хоть часы по нему проверяй. Пока он укрепляет здоровье гимнастическими кульбитами и вдохами-выдохами то через одну, то через другую ноздрю, один телохранитель находится в дверном проеме балкона, а двое из окна наблюдают за соседним домом и двором.

Отставной прапорщик и бизнесмен опять переглянулись.

— Какие еще обстоятельства ты собирался нам поведать?

— Все остальные квартиры в доме — чисто жилые. Жильцы — богаты до неприличия. К таким подъехать — и думать нечего. Правда… В соседнем подъезде живет один человек. Можно попробовать…

— Кто такая?

— А с чего ты решил, что такая, а не такой? — сверкнул глазами на Лавина Знахарь.

— Да… Как-то… Подумалось… Так кто такая?

— Девушка лет двадцати-двадцати двух. Так что по возрасту подходит. И по экстерьеру.

— Что ж ты о девушке, как о собаке! — укорил москвича Андрей.

— Для краткости изложения. Словом, ничего себе девочка. Папахен ее, конечно, из высших эшелонов, вопросы материального мира их не тревожат. Нет у них таких вопросов. С одной стороны, это даже плюс для нас. Но есть одно "но"…

— Что такое?

— Есть у девочки мальчик. Чуть постарше ее. И у них, кажется, чувства…

— Э, принц, хорош трепаться! Пацаночке своей будешь мозги пудрить. Нам твое красноречие… по одному месту. Говори, чего надо.

— Деньги. Много.

— Без вопросов.

— С этим все ясно. А теперь что касается моего плана…

…Спустя полчаса предложение Знахаря получило всеобщее одобрение.

— А если все-таки не получится? — сомнения не покидали Лукина. — Уж больно все просто. Мало ли… В одном месте порвется, и все…

— Тогда наш доблестный Маркелыч поведет вас на штурм, — хмыкнул Сергей.

— Нас?

— Естественно, вас. Не меня же! Ладно, мне пора.

— Я с тобой, — заявил Шамышов…

На улице впервые за последние дни резко похолодало.

— Если так пойдет и дальше, — глядя на небо, проговорил Знахарь, — боюсь, что наш достославный бельгиец перестанет проветривать квартиру.

— Ничего, распогодится! — уверенно произнес старший прапорщик.

— Слушай, дед, я все спросить хотел, да не было случая… Этот Андрей… Парень он, судя по всему, неплохой. Вроде не сволочь, не дурак…

— И что?

— Но кровавую кашу, посыпанную порохом, он не переварит. Стошнит его.

— Знаю. Он человек другой формации, — Маркелыч вздохнул, — не то что мы с тобой.

— Зачем же вы его с собой таскаете? Дойдет до горячего — пользы ноль, а помешать может. Не из-за головы же его светлой в самом деле. Это вы ему рассказывайте, а мне загружать не надо. Он, может, и семи пядей во лбу, а то и семидесяти семи, но для наших затей совершенно другие головы нужны. И другие пяди.

— Никита боится, что если его отпустить хоть на шаг, его моментально вычислят и прессанут, а он знает достаточно много. Да и друг он нам, пусть уж будет рядом, под присмотром, так надежнее. В операции он, конечно, участвовать не будет.

— Это понятно. А Никита?

— С ним все в порядке.

— Раз ты сказал — в порядке, значит, у меня нет повода в этом сомневаться…

10

По дороге Ямщиков несколько раз проверялся. "Хвоста" вроде бы не было.

У гастронома в районе Таганской площади он остановил свою "Тойоту-Короллу". Тут же из припаркованного неподалеку "Ленд-Ровера" вылез мужчина и пересел к нему в машину.

— Поехали, поехали, по пути поговорим, — не здороваясь, произнес он.

Ямщиков тронул "Тойоту" с места. "Ленд-Ровер", сопровождая, пристроился в хвост.

— Есть информация по Лавину. Он вас еще интересует?

— Еще интересует, — не стал скрывать Журавлев. — И что там по нему?

— То, что Лавин в Москве, — знают все. Где именно он в Москве — не знает никто… Удалось установить, что он снимает здесь квартиру, адрес которой особо не афиширует.

— Это можно было предположить.

— Телефона этой квартиры тоже никто не знает. Наши люди вышли на компьютерную службу телефонной станции. Взяли распечатки звонков "Старого Дома". Это фирма…

— Знаю.

— Там десятка два московских номеров. Скинули их нам. Мы все проверили. Всевозможные конторы, службы, гостиницы и прочая, и прочая. Ничего интересного.

— Лавин бы и не стал использовать квартиру, которую можно проследить по телефонному номеру. Ясно, как Божий день.

— По распечатке его квартирных звонков — тот же результат.

— Знаешь, Ямщиков, а ведь наши люди шли тем же путем.

— Я в курсе.

— Откуда? — удивился Журавлев.

— Наши из Барнаула сообщили, что параллельно кто-то еще интересуется компьютерными данными АТС. Я так и подумал, что это ваша работа. Больше некому.

— А что твой босс?

Боссом Ямщикова был Ричи.

— Думаю, он еще не в курсе.

— Не нравится мне это твое "еще". Пессимистично как-то.

— Рано или поздно вас все равно вычислят. Наши и сейчас, скорее всего, догадываются, разве что стопроцентной уверенности нет.

— Лучше бы, чтобы это не случилось как можно дольше. Ну и что там с Лавиным?

— В общем, проверили телефоны его заместителей, работников…

— Я же просил без лирических отступлений, Ямщиков!

— Пустая трата времени. И вот тут они каким-то чудом вышли на одну потаскушку.

— Лавинскую?

— В том-то и дело, что нет. Вернее, знакомая она лавинская, но роман у нее с этим… стариком…

— Шамышовым?

— Вот. А тот был летом в Москве. И останавливался в той квартире. Информация поступила непосредственно ко мне. Я лично ее отработал, еще никто ничего не знает. Так что у вас будет фора.

— А ты уверен, что Лавин сейчас именно там?

— Уверен. Я разыскал хозяев квартиры.

— Как?!

— Через жилконтору. Они оставили там на всякий случай свои координаты. Ну, трубы прорвет, проводка загорится, мало ли что… Те подтвердили, что сдают квартиру именно гражданину Лавину, из Барнаула. Есть и письменный договор, все, как положено.

— А ты его так не вспугнешь? Они ведь могут сообщить квартиранту.

— Обижаешь, дорогой. Я вел разговор как представитель собеса, пригласил их на послезавтра для переоформления документов. А про жильцов спросил вскользь. Мол, почему не проживаете по месту регистрации. Они и сообщили, что квартиру сдают. Они — это-бабка-пенсионерка, вовсе не молчаливая старушка, и ее дед, который иногда подавал ей реплики, видимо, стоял рядом с телефоном. Я и спросил, не страшно, мол, приезжим квартиру сдавать. Чеченская мафия, то да се. Они мне и поведали, что Никита Владимирович Лавин никакой не чеченец, а наоборот, русский, из Сибири, и на вид вполне благопристоен и порядочен.

— Откуда уверенность, что он сейчас именно там? Он мог затаиться и в другом месте.

— Вполне. Но я ему позвонил.

— С ума сошел!

— А что такого? Представился тем же чиновником из собеса. Попросил хозяйку…

— Он не насторожился?

— Ничуть. Видимо, ему время от времени позванивают в поисках хозяев. Он мне, кстати, дал их теперешний телефон.

— Ты же сказал, что взял его в конторе.

— Так Лавину-то я позже звонил. Сначала хозяевам.

— Давай адрес!

Журавлев позвонил по мобильному телефону шефу, вкратце пересказал ему содержание беседы и сообщил адрес.

— Твой гонорар! — протянул он Ямщикову плотный конверт.

…Лавин представить себе не мог, что Милка звонила в московскую квартиру.

Он даже не подозревал, что ей известен номер ее телефона. И Маркелыч напрочь упустил этот момент. Да и кто придает значение такой безделице, как пятисекундный телефонный разговор, состоящий ровно из шести слов!..

Зная, что он летит в Венгрию через Москву, Милка попросила Шамышова купить в столице для ее племянницы-студентки дефицитный справочник и записала название и авторов на бумажке. Вечером, воспользовавшись тем, что его жена принимала ванну, отставной прапорщик позвонил своей подруге и сообщил, что нужного ей справочника в Москве не нашел, но видел подобный других авторов.

Милка сказала, что позвонит племяннице и уточнит, устроит ли ее такой вариант, а потом перезвонит. Маркелыч продиктовал номер.

Когда раздался звонок из Барнаула, жена была уже в комнате, поэтому разговор свелся до минимума. Лаконичны были оба:

— Да?.. — подняв трубку, произнес старый разведчик.

— Не нужен, — услышал он фразу, содержащую в себе на одно слово больше, чем его "да".

— Вы ошиблись номером, — продолжил ряд Шамышов и нажал на рычаг…

Откуда Маркелыч мог знать, что спустя несколько месяцев можно получить какую-то компьютерную распечатку, если он имел весьма слабое представление, с какой стороны вообще подходить к компьютеру.

Та самая случайность, которая в жизни каждого человека играет зачастую более существенную роль, чем самая выверенная закономерность, выстрелила и на сей раз.

От подобных случайностей решительно невозможно застраховаться. И почти невозможно уберечься.

"Почти" — это нечто межграничное.

Это — нейтральная полоса. Ничейная земля.

Страшная территория для большинства людей.

Но ничейная земля — это зона деятельности разведчиков. Правда, эта зона пострашнее вражеского тыла, и Маркелыч знал это как никто. Лавин достаточно близко представлял. Лукин… с Лукиным было сложнее…

11

На сей раз работодатели Ричи собрались не в полном составе: не было лысого широконосого мужчины. Но поскольку он вообще находился в настоящее время вне пределов столицы, можно было считать, что кворум наличествует.

— Есть какие-то подвижки в нашем деле, или все на прежнем уровне? — закинув ногу на ногу, задал вопрос мужчина в очках.

— Во-первых, мы выявили "крота" в наших рядах, — сообщил Ричи.

— Да? Кто же это?

— Некто Ямщиков, специалист-компьютерщик, работает у нас четыре года.

— Представляю, сколько он всего сдоил за это время! — скривившись, произнес похожий на люберецкого "братка" мужчина. — Гнида!

— Какой у него режим допуска? — спросил мужчина в очках.

— Первый, естественно.

— Ну естественно! — работодатель был полон сарказма. — Как же иначе!

— Я же объяснил: он компьютерщик. Обрабатывал информацию, вводил программы, был знаком с системой кодовых файлов… Кто-то должен был это делать!

— Время от времени носителей таких секретов надо отстреливать, — показывая всем своим видом, что шутит, проговорил "браток". — Нет, правда. Для их же пользы.

— На самом деле это гораздо менее смешно, чем вам представляется! — со строгим видом проговорил в его адрес мужчина в очках.

— Я боюсь, как бы и сейчас все не закончилось легким похлопыванием по попке!

— Этим я займусь сам! — решительно произнес начальник службы безопасности. — Мой человек — моя проблема. Да и вины я с себя не снимаю.

— Об этом потом. На кого этот Кучеров работал? — спросил "браток".

— Ямщиков.

— Ну, пусть Ямщиков. Теперь это уже ни для кого не имеет значения! — "Браток" выделил голосом слово "теперь". — Так на кого?

— Я тут приготовил обзорную справочку. — Ричи достал из папки и положил перед каждым по стопочке соединенных скрепкою листов и фотоснимков. — Прошу…

— О, я знаю этого мужика! — едва ли не радостно воскликнул "браток".

— Кто же не знает эту уральскую сволочь! — подхватил пожилой.

— Павел Леопольдович, Павел Леопольдович, — укоризненно покачал головой мужчина в очках. — А ведь мы когда-то вместе парочку таких изящных операций провернули! Согласен с вами: натуральнейшая сволочь! На чужой пирог расщеперил роток!

— Неинтеллигентно это с его стороны! Крайне непорядочно, чтоб не сказать сильнее!

Все изумленно уставились на произнесшего это "братка".

— Разделяем ваше мнение, коллега, — без тени улыбки поддержал пожилой.

— Я берусь ему это объяснить. Возражений не будет, надеюсь?

— Мне бы не хотелось обсуждать подобные вопросы в принципе… — занял уклончивую позицию пожилой. — Кроме того, для подобных целей мы и создали собственную службу безопасности. Это, пожалуй, их компетенция…

— Пусть они со своим стукачом разбираются, — упорствовал "браток". — А этот — мой!

— Ваше мнение? — спросил у Ричи мужчина в очках.

— Как решите, так и будет. У меня лично возражений нет.

— Тогда переходим к следующему вопросу. Что там у нас на повестке дня?

— Лавин. Нашли его?

— Нашли. Но Ямщиков, поганец, успел передать информацию. За ним уже следили мои сотрудники… Вычислили квартиру, где он находится. Но пока не взяли. Наши конкуренты несколько опережают нас. Я решил не устраивать бойню в жилом доме. Пусть они возьмут груз, а мы заберем его у них. Лавин сам по себе нам ни к чему. В случае выяснения обстоятельств — мы ни при чем.

12

Кулибин, приладив чуткий микрофон к замочной скважине, несколько секунд слушал. Звук работающего телевизора, спокойные голоса — сомнений не было, что квартиранты находятся дома. Что, собственно, и требовалось.

После короткого совещания с Ледком Охотник принял решение брать квартиру штурмом. Неудачный опыт других подходов к Лавину и его другу убеждал в целесообразности и наиболее вероятной результативности такого решения.

…Кулибин ввел в замочную скважину щуп-отмычку. Технарь до мозга костей, он мог бы стать выдающимся взломщиком. Очень быстро он понял, что квартиранты, не надеясь на заложенные производителем функции замка, позаботились о своей безопасности дополнительно. Они использовали блокирующий клин, или ту же проволоку, очень действенная штука, между прочим. Кроме того, на двери вполне мог быть засов.

Кулибин осмотрел дверь. Обычный, хоть и облагороженный лист металла. Ни малейших трудностей для взрывчатки.

Кулибин, не спеша, принялся крепить пластит к двери. Работа тонкая, при неграмотном подходе можно так напортачить!..

…Маркелыч спустил воду и вышел из туалета. Выключив свет, он хотел пройти в комнату, когда его вдруг что-то насторожило. Он застыл на месте, пытаясь разобраться, что же это такое. Всем своим пяти чувствам, кроме, пожалуй, зрения, он доверял стопроцентно, а уж шестому — в большей степени, чем остальным.

Шорох на лестничной площадке? Ну и что: люди входят и выходят, кошки-собачки перемещаются. Мало ли в подъезде звуков! Хоть и у самой двери. Не война же сейчас, не комендантский час, в конце концов. Нет, шорох сам по себе не повод для беспокойства.

Ага, дверной глазок! Обычно он светится желтой точечкой, а сейчас весь кружок темен. Что это может значить? Допустим, в подъезде перегорела лампочка или просто не включен свет… Но ведь когда он шел в туалет, желтая точечка была!

Значит, залепили. Зачем? Допустим, квартирные воришки. Они всегда так делают: залепляют жевательной резинкой глазки на всей площадке, потом шерудят. Но, во-первых, теперь не их час, они орудуют днем, когда все на работе или когда люди спят. Сумеречный вечер — вовсе не воровской час. К тому же, чья бы квартира их заинтересовала? Одна из соседских. Но шорох-то был явно у двери этой квартиры. О, еще один! Если бы жулики лезли сюда, они бы предварительно позвонили. Обязательно позвонили бы!

А если на площадке попросту темно, тогда кому вообще надо там шорохаться?

Нет, шорохи сами по себе ни о чем не говорят, и чернота глазка сама по себе ни о чем не говорит, но то и другое вместе… Это неспроста.

Все это пронеслось в голове старого разведчика за считанные секунды. Сюда же вошло и время на раздумывание, закрыть ли вторую, внутреннюю дверь, или не стоит настораживать тех, кто за дверью.

Отставной прапорщик решил оставить дверь открытой. Невелика преграда.

Теперь счет времени пошел на мгновения.

Стараясь не шуметь, Шамышов сграбастал одежду с вешалки, захватил обувь.

— Уходим, нас вычислили! — тихо и почти спокойно, но с такой убедительностью, что никто и не подумал принять это за шутку, приказал он.

Лавин без лишних слов принялся быстро собираться.

— Кто? — выдохнул Лукин. Вид его был растерянным, лицо резко побледнело.

— Конь в пальто! Обувайся скорее, если хочешь жить! Десять секунд на сборы!

Адвокат плохо слушающимися пальцами натянул ботинки, надел куртку, принялся суетливо хватать то одни, то другие предметы.

Никита, уже одетый, одним махом выкинул все из дорожной сумки на ремне, сунул туда стопки облигаций, деньги, документы.

Маркелыч, став на колени, крепко завязал шнурки на башмаках Андрея.

— А то еще потеряет, — как бы оправдываясь, объяснил он.

— Я готов! — заявил Лавин.

— Ты-то готов… Никита…

— Ну что?!

— С нами "груз триста". Ты идешь первым, я замыкающим. Понял?

— Так точно?

— Кто "груз триста"? — обеспокоенно посмотрел на друзей адвокат. Состояние его можно было назвать паническим. Для него не представляло секрета, что на фронтовом сленге словосочетание "груз триста" означает раненых. Как правило — тяжелых, не способных передвигаться самостоятельно.

А отставной прапорщик, разбив в прыжке лампочку, чтобы не терять даже двух-трех секунд на путь к выключателю, уже выталкивал его на балкон.

— Никита! Помнишь, как я вас учил? — игнорируя вопрос Лукина, частил старый разведчик. — Горный вариант. Ты, главно дело, его ухвати как следует…

— Не боись, дед! Уйдем! — с нервным присвистом прошипел Лавин.

— Куда мы денемся!

Никита сноровисто залез на балкон пятого этажа. Сумка, перекинутая через плечо, болталась у него на уровне таза.

— Пошел! — принялся толкать отставной прапорщик Андрея.

— К-ку… да?.. — спазм перехватил горло Лукина. — К-ку… к-ку…

— Ку-ку, ку-ку! Вверх пошел!

— Я боюсь… Высоты… Боюсь… Я не могу… Я останусь… Я не могу…

Маркелыч рывком буквально выпихнул Андрея на перила.

— Я тебе останусь, сволочь! Вперед, блядь такая! Вперед, я сказал!

Никита, присев на корточки, уже тащил друга за воротник. Общими усилиями результат был достигнут. Андрей стоял на кромке балкона, намертво вцепившись в металлическую надстройку, к которой крепился самодельный козырек.

— Ну вот, а говорил — не могу! — похлопал его Шамышов по руке. — Все путем! Все нормалек! Будем жить! Еще шажок, и мы в безопасности.

— Дед, конструкция крепкая? — шаря по стене рукой, спросил Лавин.

— Выдержит. Я смотрел.

— Но не всех ведь, — сквозь зубы, едва слышно пробормотал Никита. Впрочем, он мог бы говорить это и в полный голос: тот, для чьих ушей сказанное не предназначалось, находился в полной прострации, не видел и не слышал ничего вокруг. — Черт! Да где же она!

— Да вот же!

Старший прапорщик дернул бечевку с привязанным к концу грузиком, и та потащила за собой с крыши веревку с навязанными на ней узлами.

— Ого, сервис! — одобрил узлы Лавин. — Сам вязал?

— Не ты же!

Металлическая надстройка как будто специально предназначалась для того, чтобы облегчить путь на крышу. Хозяин сварил каркас на совесть, с крепежными поперечинами, из хорошей стали, так чтобы никакой объем снега или наледи не был страшен этому сооружению…

Никита без особого труда взобрался на покатую крышу и, откинув сумку, лег на живот, нашел упор и, свесившись вниз, приготовился принимать "груз триста".

— Горный вариант! — прошептал он сам себе. — Твою мать!

— Давай, Андрюха! — скомандовал отставной прапорщик. — Еще чуть-чуть осталось!

— Нет! — затряс головой Лукин. — Хоть убей! Пусть они убьют! Я не смогу!

— Можешь! Ты, главное дело, вниз не смотри! Я тебя подсажу, Никита подтянет, делов-то!

— Нет! Я останусь! Я у соседей останусь! У соседей! Они пустят! — видимо, эта мысль стала доминирующей в мечущемся от страха сознании Андрея. — Я останусь! Ты иди, Маркелыч, иди! Вы прорветесь! Я не смогу! Оставь меня! Не могу!

— Ах ты сука! — Шамышов попытался оторвать руки своего друга от перекладины, но это оказалось не так-то просто. — Мы что, мразь, должны из-за тебя погибнуть!

— Иди, Марке-елыч! — Лукин стал подвывать. — Иди-и-и!..

— Я тебе пойду! Шкура! А ну марш наверх! Удавлю, гнида! А ну, пош-шел!

Как ни боялся Лукин высоты, но неожиданно другой страх стал теснить первый. Старый разведчик, оскалившийся, с перекошенным лицом, был похож на лютого зверя.

— В куски порву!!!

И до сознания Лукина дошло, что он действительно может порвать. Прямо сейчас, здесь, на этом чужом московском балконе, куда судьба их обоих закинула непонятно по какой прихоти…

…Уже судорожно набирали номер телефона милиции жильцы квартиры, за окнами которой разыгрывалась драма с тремя, а теперь уже с двумя действующими лицами…

Уже наблюдатели Охотника сообщили о действиях преследуемых ими людей, и Ледок, передав по рации, чтобы Кулибина остановили, спешно собирал "бойцов", чтобы блокировать пожарные лестницы и подъезды…

Уже боевики из другого лагеря получили предварительный сигнал "Приготовиться"…

Когда Лукин, "убежденный" Шамышовым, отцепил наконец руки от перекладины.

А тихий московский микрорайон потряс взрыв.

Нельзя сказать, чтобы он был "чудовищной силы". Но и не слабый.

13

Приказ Ледка запоздал буквально на секунду. Кулибин устремился вниз, прочь из подъезда, бросив на ходу "бойцам" из атакующей группы:

— Теперь ваш ход!

По правилам нападавшие должны были кинуть в помещение пару светошумовых гранат типа "Заря", а для надежности еще и "вонючку" с нервно-паралитическим газом, и лишь после этого, в надетых противогазах, идти на штурм.

Но Ледок уже дал отбой, и подобные действия теряли всякий смысл.

Пятерка полностью экипированных людей устремилась в образованный взрывом проем, хотя они прекрасно понимали, что квартира пуста…

…Взрыв подстегнул Лукина. Подчиняясь уже не рассудку, а инстинктам, умело подхлестываемым Игнатием Маркелычем, он, перехватывая веревку, буквально в два рывка взмыл под стреху.

Лавин, мертвым зацепом прихватив за куртку, неимоверным усилием рванул его вверх и вбок, действуя как борец-"вольник" в партере, сам чуть не сверзившись вниз при этом.

Старший прапорщик очутился на крыше, когда друзья, распластавшись на сером выщербленном шифере и еще не придя в себя, даже не помышляли вставать.

— Подъем, разведка! — выбирая веревку, прохрипел Маркелыч. — Душманы на хвосте!

— Сейчас, дед! — тяжело дыша, взмолился Лавин. — Три секунды!

— Ни одной! Бегом, славяне, бегом!

Шамышов, схватив Андрея одной рукой за пояс, другой за шиворот, оторвал его от ската крыши и, не давая опомниться, потащил к чердачному окну.

— Давай, Андрюха, давай! Родина-мать зовет! Мы с тобой еще повоюем.

Адвокат и не думал сопротивляться. Сейчас он был марионеткой в руках опытного кукловода.

— Никита! Мать твою! Потом будешь спать! Давай быстрее!

Лавин, подхватив сумку, в два прыжка достиг окна и спрыгнул на чердак.

— Черт! Ноги можно сломать!

Но тут же вспыхнул припрятанный ранее Маркелычем фонарик.

— Всем двигаться только по настилу! — уже на бегу прокричал отставной прапорщик. — Вправо-влево — ни шагу! Ни к чему следить!

Вдоль всего чердака тянулся сбитый из досок настил. Он, конечно же, нисколько не напоминал ковровую дорожку во дворе падишаха, но на нем, как ни странно, было намного меньше голубиного помета, чем на насыпном чердачном полу.

Теперь группу замыкал Лавин. Соответственно к нему перешла и роль бульдозера-толкача по отношению к Андрею.

— Стойте! — вдруг приказал отставной прапорщик, когда они достигли примерно середины чердака. — У кого есть часы?

Никита молча поддернул рукав и сделал то же самое с рукой все еще не пришедшего в себя, запыхавшегося от бега друга.

У Лавина были золотые часы на золотом же браслете. Часы Лукина, выглядящие ничуть не хуже, крепились кожаным ремешком.

Старший прапорщик схватил железными пальцами и рванул их, оборвав ремешок. Затем он откинул крышку люка, шарахнул об нее часы, бросил их тут же, собрал в щепоть несколько осколков стекла вместе с пометом и кинул этот мусор вниз, на площадку верхнего этажа.

— Ты чего! — вдруг пришел в себя адвокат. — Это же "Ориент"!

— Пошли, пошли, потом расскажешь! — заторопил Маркелыч, устремляясь дальше.

— Давай, давай! Я тебе новые куплю! Какие скажешь! — потащил Андрея Никита.

— Да это же…

— Не доставай меня со своими часами! — сорвался Лавин. — Нас сейчас замочат, а ты, блядь, гундишь! — Он с силой подтолкнул друга в спину. — Бежим! Бежим! Что дед скажет, то и делай, не рассуждай! Сейчас он генерал! Бежим!

— Да я бегу! Не пихайся! Бегу я!

— Вот и молодец!..

14

Охотник помассировал пальцами лицо. Худшие предчувствия сбывались: троица — а теперь их было трое — упорно не хотела сдаваться.

Их активность, умение действовать в самой экстремальной ситуации и, главное, удачливость просто бесили. Единственным, что сулило хоть какую-то вероятность успеха, был этот, неизвестный пока, третий. Наблюдатели докладывали, что его едва затащили на крышу. Да еще тот факт, что ушли преследуемые совсем недалеко. А пять "бойцов", лучшая пятерка профессионалов, имеющаяся в распоряжении Охотника, буквально висит у них на плечах, идет по еще не остывшему следу…

— Второй! Второй! Что у тебя?

— Все подъезды блокированы! — послышался в рации деловитый голос Ледка. — Балконы и пожарные лестницы под наблюдением!

— Хорошо…

…Добравшись до балкона верхнего этажа, "бойцы" из ударной пятерки замешкались: тяжелые бронежилеты и прочая амуниция затрудняли путь наверх.

Один из них, самый легкий, скинул с себя все лишнее, другой, прихватив в квартире первую попавшуюся простыню, сноровисто располосовал ее ножом на ленты, связал их, привязал на конец металлический заварной чайник, небольшой, но достаточно тяжелый, передал все это наверх.

Раскрутили импровизированный канат, закинули конец с привязанным чайником на парапет крыши, убедились в крепости зацепа…

Секунды шли…

— Разувайтесь! — приказал отставной прапорщик, стоя у крайнего люка.

На сей раз Лукин индифферентно, без лишних слов принялся расшнуровывать ботинки. Лавин, наоборот, усомнился:

— Думаешь?

— Быстрее!

Старший прапорщик расстелил на досках газету и мигом разулся сам.

— Так, Никита, клади мои ботинки в сумку. Свои держите в руках. Ты спускаешься первым, Андрей идет за тобой. Ждите меня на четвертом этаже.

Он погасил фонарь и рванул крышку люка. Послышался звук упавшего вниз навесного замка. Кроме замка старый разведчик позаботился и об освещении, вернее об его отсутствии. Он не довольствовался выкручиванием лампочек, их могли и заменить. Нет, он раскурочил патроны, а заодно "проредил" проводку. Так что свет в крайнем, а если быть предельно точным — первом подъезде дома был только с первого по третий этаж.

— Дед, светани! Мы же шеи себе свернем! — перейдя на шепот, попросил Лавин. — Темно, как у негра в прямой кишке!

— Нельзя! — отрезал старый разведчик. — Давайте ощупью!

— Ну, если я себе что-нибудь сломаю!.. Ты отвечать будешь!

— Тихо! — предостерег Шамышов шепотом. — Теперь тихо! Страхуй Андрея!

Он, уже стоя на ступеньке металлической лестницы, забрал газету, свернул ее и сунул в карман.

Найдя ощупью замок на площадке, также ощупью вставил его на место. Со стороны запор мог показаться вполне надежным.

Спустившись на лестничную площадку, Маркелыч стал на колени и тщательно подмел пол ладонью, собирая самые мелкие частицы грязи и складывая их в карман.

На все эти манипуляции у него ушло четырнадцать секунд.

Старый разведчик как раз поднимался с пола, когда преследователи достигли открытого люка в центре чердака.

Ледок, получивший сообщение о часах и о мусоре на площадке, послал часть своих людей в подъезд с тем, чтобы они любыми путями проникли в квартиры верхних этажей и осмотрели их. Его насторожило, что наблюдатели не заметили никакого движения в этом подъезде, хотя свет там горел.

Насторожило это и Охотника. Как следовало из сообщений его людей, в подъездах было три открытых и три закрытых на замки люка.

Недолгий, но емкий опыт "общения" с Лавиным и его командой подсказывал этому искушенному в подобных делах человеку, что гадать, каким из этих люков воспользовались преследуемые, бесполезно…

15

Не тратя времени на обувание, Шамышов дважды нажал на кнопку звонка.

— Кто там? — раздался голос за дверью. Смотреть в глазок было бесполезно, на лестничной площадке — хоть глаз выколи.

— Валерий Кондратьевич, это я, Шамышов. Дельце до тебя есть.

— Игнатий Маркелыч? — открывая, произнес Иваньков. — Что это ты, на ночь глядя?

— Говорю же, по делу.

— А кто это с тобой? — недоверчиво и встревоженно спросил подполковник в отставке, вглядываясь в спутников Маркелыча.

— Друзья.

— Какие еще друзья?

— Сейчас я тебе все объясню! — отставной прапорщик принялся теснить своего приятеля вглубь квартиры. — Пойдем-пойдем-пойдем-пойдем-пойдем…

— Да куда! Да что ты делаешь!..

Лавин и Лукин вошли следом, и Никита со всей осторожностью и совсем бесшумно затворил дверь и запер ее на все замки.

Снизу уже слышался топот обутых в тяжелые ботинки ног.

— Кондратьич, — убедившись первым делом, что шторы на окнах плотно задернуты, приступил к объяснениям отставной прапорщик. — Мы с тобой старые вояки. Так что выручай, брат!

— Да что стряслось?

— За нами гонятся. Хотят убить.

— Где-то в доме рвануло — по ваши души?

— Так точно.

— Ни хрена себе!

— Вот и я о том же. Дело, собственно, в следующем…

Пока Маркелыч рассказывал хозяину квартиры всю подоплеку происходящего, Лавин и Лукин в изнеможении раскинулись на диване.

— А если они начнут квартиры шмонать? — спросил Андрей.

— На это у них нет времени. Вот-вот должны нагрянуть менты. Взрыв-то, слыхал, какой был?

— Слыхал.

— Ну вот. Не сто же их человек, чтобы за несколько минут прочесать весь дом. Максимум — тот подъезд, куда дед их направил.

— Уверен?

— Почти. Во всяком случае, будем надеяться. Что нам еще остается…

— Но у ментов-то хватит и сил, и времени.

— Не станем загадывать. Жизнь штука сложная, всяко может повернуться.

— Я там на крыше думал…

— Андрей! В таких ситуациях лучше не думать! Ты же требуешь от своих клиентов, чтобы они всецело доверяли тебе?

— Я специалист, профессионал, и мне лучше знать, какие способы защиты использовать, чтобы извлечь для клиента наибольшую пользу.

— Вот именно. И я всегда уступаю твоему мнению и соглашаюсь с твоей позицией, независимо от того, нравится она мне или нет. Потому что в своем деле ты генерал. А дед генерал в своем деле. И слушаться его в эти минуты следует беспрекословно. Разве ты не убедился в этом?

— Да-а уж…

— Пока мы с тобой целыми днями в телик пялились, смотри, как он все подготовил!

— А я думал, его шашки с соседом интересуют. Под водочку.

— Ага, нашел шашиста! Он нам отход обеспечил. Хотя я его заверил, что квартира чистая. Так, на всякий случай, по привычке.

— Как ты думаешь, кто это? Те, что пасли вас в подъезде, или московские партнеры?

— Какая разница… — Угнездив голову на спинке дивана, Лавин прикрыл глаза. — И те, и другие — все плохо. Раз уж они такой гром устроили… Сам понимаешь…

16

Милиции понаехало — полный двор. Охотник убрал своих людей, оставив несколько наблюдателей. Он уже сомневался, что Лавин и его спутники вообще где-то здесь…

Ричи тоже оставил только наблюдателей, засевших в квартирах соседних домов. Двое из них, оснащенные соответствующей аппаратурой, прослушивали переговоры людей из команды Охотника. Машины с боевиками были удалены на приличное расстояние. Связь поддерживалась исключительно посредством обычных кабельных телефонов. Сам Ричи, помимо собственной воли, восхищался действиями Лавина и его друзей. Он был уверен, что они до сих пор находятся в доме, но поделать ничего не мог…

Охотник быстро подставил ментам "свидетелей", которые якобы видели, как трое мужчин сразу после взрыва забежали в тот подъезд, где его люди обнаружили шамышовские "следы". Все квартиры в подъезде были прочесаны — тщательно и безрезультатно.

Когда Ледок, козыряя фээсбешным удостоверением, попробовал настоять, чтобы обыскали квартиры во всем доме, его не особо вежливо послали по известному адресу: собровцы и так были в мыле, забот у них хватало. Тем более, что жильцы показали, что одна группа людей, а за ней другая ("И все с оружием") проникли на крышу. Милицейское начальство сразу выработало удобную для себя версию, что они все спустились по одной из пожарных лестниц и давно находятся вне пределов досягаемости. Ему-то, начальству, ничего не было известно о двух заградительных "кольцах".

Работы экспертам и оперативникам было на всю ночь…

…Лавин набрал номер телефона:

— Здравствуйте. Пригласите, пожалуйста, Сергея. И извините, что поздно.

— Слушаю.

Никита сжато поведал Знахарю о происшедшем. Тот присвистнул:

— Серьезный расклад.

— Кто бы спорил. Ты это… Давай вытаскивай нас поскорее…

— Поскорее не получится. Утром…

Иваньков, как и остальные слышавший весь разговор, покачал головой.

— Ну, ребята, вы даете!

— Уж до утра мы у вас перезимуем. Не возражаете? Мы тихо…

— Да чего там… Ладно, пойду, займусь чаем.

Валерий Кондратьевич ушел на кухню. Шамышов повернулся к Лукину:

— Андрюха…

— Ну, что тебе? — глядя мимо него, отозвался адвокат.

— Ты того… Не держи зла… Прости, значит, старика…

— За что?

— Ну… там, на крыше… Я слегка вспылил. Но это для твоей же пользы!

— Ну и монстрюга ты, дед!

— Кончай, Андрей! — вмешался Никита. — Благодаря Маркелычу мы сидим здесь живые и здоровые. Ты должен признать, что если бы он на тебя… слегка не прикрикнул, твои дети уже были бы сиротами. Да и ничего страшного не стряслось. Порция адреналина только на пользу при твоей сидячей работе, согласись. Зато потом будет что вспомнить!

17

К утру милиции во дворе и доме стало заметно меньше. Уехали эксперты, валящиеся с ног оперативники занялись поиском хозяев квартиры, отбыло, отметившись без какой-либо пользы на месте происшествия, начальство всех рангов, укатили собровцы…

Осталась лишь охрана в лишенной двери квартире, в подъезде, да пара "уазиков"-"канареек" с территориалами возле дома…

Машина "Скорой помощи" медленно въехала во двор и остановилась у первого подъезда. Наблюдатели из обеих противоборствующих команд отметили, что из машины вылезли двое мужчин-медиков в белых халатах поверх одежды и белых хирургических шапочках. Один из мужчин отличался густой рыжей растительностью: шевелюра, борода, брови — прямо-таки полыхающие заросли. В другом, кроме дымчатых очков, не было ничего примечательного. Оба безукоризненно походили на типичных фельдшеров или врачей.

Все посты приняли сообщение о приезде "Скорой помощи" и удвоили внимание. Обратили внимание на медиков и сотрудники милиции, сидящие в "уазиках", но им, по большому счету, это было безразлично. Кому-то стало плохо, обычное явление…

Мужчины, прихватив с собой носилки, не спеша направились в подъезд. Водитель, включив в кабине свет, покуривая, принялся читать книгу.

Накрапывал холодный весенний дождик. То и дело хлопали двери подъездов: кто-то спешил на работу, кто-то выгуливал собак; в доброй половине окон уже зажегся свет.

Наблюдателям хватало хлопот. Все выходящие, на некотором удалении от дома, подвергались тщательной проверке. Ведь до сих пор было неясно, кто же третий в команде Лавина и как он выглядит.

Четверть часа спустя из первого подъезда вышел пожилой мужчина в плаще военного образца, накинутом прямо поверх пижамы. Он тут же раскрыл большой черный зонт. И придержал створку дверей, чтобы медики могли беспрепятственно вынести носилки. Водитель выскочил из кабины и раскрыл задние створки автомобиля.

Вниманию наблюдателей открылось тело, укрытое с головой скорее серой, чем белой, простыней. Простыня была короткая, и из-под нее виднелись одетые в старомодные плотные чулки телесного цвета и женские комнатные тапочки с помпонами без задников ноги и край цветастого домашнего халата.

Носилки с телом погрузили в салон "Скорой помощи" ногами вперед, и приехавшие на ней работники заняли свои места.

— Погодите! Я с вами! — вдруг сдавленным голосом попросил мужчина в военном плаще.

До этого он бестолково суетился вокруг машины, закрывая наблюдателям весь обзор своим огромным зонтом.

— Пять минут! — строго произнес один из медиков. — Нам ждать некогда!

— Да-да, я мигом! Я только вещи возьму! Даже одеваться не буду!

— Бегом!

Люди Охотника не решились на виду у милиционеров подойти к машине "Скорой помощи" с проверкой. Они собирались сделать это позже.

Мужчина, действительно, очень быстро спустился, неся в руках большую сумку.

— Я готов!

Он, как был в пижаме, плаще и тапках, залез в салон. Машина тронулась.

— Шестой, шестой! "Скорая помощь" движется в вашем направлении. Два врача, водитель, пожилой мужчина и женщина на носилках. Похожа на труп. Проверьте!

— Понял тебя, двойка. Вижу их. Сейчас проверим. Отбой.

— Остановиться? — спросил водитель, когда заметил двоих возле стоящей у обочины "девятки", один из которых был в милицейской форме и подавал жезлом недвусмысленные сигналы.

— Объедь их аккуратненько и остановись, — сказал сидящий рядом с ним рыжебородый. — Что ж нам остается делать!

Водитель так и поступил.

Двое подошли к "Скорой помощи". В "девятке" никого не осталось.

— Эй, командир, что за дела?

Рыжебородый вылез из кабины, устало прогнул спину, потянулся и шагнул навстречу милиционеру. Сопровождающий его штатский остановился возле задних дверей машины.

— Проверка документов и транспорта. Про взрыв слышали?

— Еще бы! Но мы-то при чем? Ты же видишь, кто мы!

— Никаких исключений. Приказ.

— Давай быстрее, а то у нас смена кончается.

— Откройте дверцы, — попросил штатский.

— Открой сам, они снаружи открываются.

Рыжебородый сунул сигарету в рот и полез за зажигалкой в карман.

Милиционер протянул руку к водителю, чтобы забрать документы.

Штатский разомкнул створки задних дверей.

Рыжебородый уронил зажигалку и нагнулся за ней.

Маркелыч, откинув простыню, молниеносно извернулся, схватил штатского за грудки, рванул его на себя, прижал к полу салона и нанес ему удар кулаком в лицо.

Рыжебородый, резко выпрямившись, отвесил "милиционеру" такой мощный хук, что тот упал на спину, даже не пикнув.

Водитель, Лукин и Иваньков застыли на своих местах в оцепенении.

— Никита, что у тебя? — высунулся из машины старший прапорщик.

— Порядок!

— Тащи его сюда!

Лавин затащил облаченного в милицейскую форму мужчину в салон. Там сразу стало тесно, и старший прапорщик скомандовал:

— Андрей, в кабину!

Лукин не заставил просить себя дважды.

— Трогай потихоньку! — крикнул Лавин водителю, и тот завел двигатель…

18

— Хорошо, что ко мне этот сунулся, а не другой, — довольным голосом проговорил отставной прапорщик, переодеваясь.

— Почему?

— Рация у мента. Значит, его голос знают. А это нам на руку.

— Какая разница, у кого рация? — продолжал недоумевать Никита.

— Ну… Мой-то не скоро в себя придет… Я его… того…

— Что ж ты так! А если бы я своего — того? Костолом старый!

— Ладно, не возникай! У Андрюхи привычку перенял, что ли?

— А вдруг это правда милиционер? — подал голос Иваньков.

— Что ты, Валерий Кондратьевич, бандюга это, — отозвался Шамышов. — Настоящие менты нас бы еще во дворе проверили и своим передали. Ты же их видел?

— Резонно.

— Ну вот. Эй, оборотень! — похлопал старший прапорщик "милиционера" по щекам.

— М-м-м… — зашевелился тот.

— Вставай, вставай, хватит придуриваться! Не так уж больно тебе врезали. Я-то знаю, когда больно. Вон, спросишь потом у своего друга. Ну, очухивайся, я сказал!

Лавин, вытащив у обоих пистолеты, уже знакомился с их документами.

— Что там?

— Охранная фирма. Мафия чистой воды. Но документы в порядке.

"Мент" сел на полу и мутным взглядом оглядел присутствующих.

— Ну вот, парень, и ладушки. Ты уже понял, кто мы такие? Или еще нет?

Тот несколько секунд, как бы сосредотачиваясь, смотрел на задавшего вопрос Шамышова, на уже избавившегося от рыжей бороды, парика и накладных бровей Лавина, на бесчувственно лежащего на полу своего приятеля и утвердительно кивнул головой.

— Отлично. Как тебя зовут?

— Зачем это?

— Скажи то же самое громче. Нам плевать, как тебя зовут, просто хотелось услышать твой голос. Ну, повтори еще раз!

— Зачем это! — уже громче и четче повторил "милиционер".

— Пойдет. А теперь скажи в свой матюгальник, что "скорую" ты проверил и все в порядке.

Парень потянулся к рации.

— Погоди, служивый, не так быстро!

— Что?

— Не торопись, говорю. Я же знаю, какие у тебя мыслишки в черепушке шевелятся…

— Никакие… не шевелятся…

— Шевелятся, шевелятся. У тебя же на роже все написано. Хочешь своих на помощь позвать. И совершенно напрасно. Ежели ты такую глупость учудишь, я раздолблю тебе яйца. Всмятку, с гарантией невозможности реставрации. Поймают нас по твоему сигналу или нет — вопрос открытый. Сам видишь, это совсем не просто. А вот обещание свое я железно выполню. Понял?

— Понял.

— Мало, чтобы ты понял. Надо еще чтобы ты проникся. Ты проникся?

— Если ты мне попадешься, гад!..

— Тьфу ты! Пугал пудель волка…

Шамышов взял говоруна за предплечье. Какого бы то ни было напряжения ни в его позе, ни в его лице не наблюдалось, просто взял. Но того буквально перекосило от нестерпимой боли.

— Пусти!..

— А ты проникся?

— Проникся! Пусти! — просипел лже-милиционер. — Все сделаю!

— Понятно, сделаешь. Куда б ты делся. Ну, держи свою рацию.

— И не шути с нашим дедом! — протирая лицо смоченным в спирте тампоном, присовокупил Никита. — Один из самых больших его недостатков — это то, что он всегда держит слово. Все-гда! Просто чудовище какое-то, а не человек. Ты еще молод, не стоит рисковать… А ты, Маркелыч, не напрягайся так на запах спирта. Уже лицо протереть нельзя!

— Двойка, двойка! Я шестой!

— Двойка на связи. Ну, что у тебя?

— "Скорую" проверил. Порядок.

— Кого везут?

— Женщину. Инфаркт.

— Холодная?

— Как голова у чекиста.

— Остальные?

— Медики. Все при документах. И жилец из нашего дома. В пижаме, но одежда у него с собой. И паспорт с собой. Муж покойной.

— Добро, шестой. Конец связи.

— Ну вот и молодец! — произнес отставной прапорщик и тут же ткнул "милиционера" большим пальцем в горло. Тот ткнулся грудью в тело своего напарника и застыл.

— Валерий Кондратьевич, ты давай переодевайся. Хватит пижаму демонстрировать, она свою роль сыграла. Держи свой костюм.

Иваньков переоделся.

— Вещи забери, — протянул ему старший прапорщик сверток с женской одеждой.

— Куда мне их… Жены это покойницы… Вот как неожиданно пригодились…

— Ну, не выбрасывать же их! Бери, весят они не много, места не займут…

— Ладно…

— За квартиру не беспокойся, — произнес Лавин. — Ребята все закроют, ключи отдадут соседям. Наш друг все проконтролирует. Даже уборку сделают.

— Зачем? Не надо. Я сам приберусь, привык… Да и не беспокоюсь я ничуть.

— Вот и отлично.

Речь шла о двух коллегах Знахаря. Передав парик, накладную бороду, дымчатые очки и свою униформу Лавину и Лукину, они по понятным причинам вынуждены были остаться в квартире Иванькова.

— Держите, Валерий Кондратьевич, — протянул Никита деньги.

— Зачем?.. Куда столько… — засмущался тот. — Вам и самим, поди…

— Бери, бери, подполковник, не мнись! — произнес Шамышов.

— У него еще есть, не сумлевайся. Если бы не ты… И он тоже это понимает, хотя и новый русский. Жизнь-то, она любых денег дороже. А уж жизнь бизнесмена так вообще на вес золота…

— Дед, кончай демагогию! — поморщился Лавин. — Спасибо вам, Валерий Кондратьевич, выручили вы нас. Крепко выручили. Это от всей души.

— Да чего там… Будете в Москве, обязательно ко мне. Обязательно! Вы же видели, я один, так что гости мне только в радость. Договорились?

— Непременно.

— Ты, Кондратьич, погости там как следует у своего однополчанина. Да за наше здоровье выпейте, глядишь, и поможет, дело такое, — похлопал москвича по колену старший прапорщик.

— О чем разговор!

— Ну, давай прощаться, подполковник. Вон твой вокзал, приехали.

— Удачи вам, ребята!

— Да уж, не помешает…

Иваньков, стараясь не наступить на распростертые на полу тела, вылез из машины и упругой походкой направился в сторону вокзала.

Давно его зазывал к себе в Рязань старинный, еще с курсантских времен, друг, да раньше все никак финансы не позволяли…

— Куда этих? — повернувшись, спросил через плечо водитель.

— Давай в какой-нибудь парк.

— Понял… Вот адрес. Серега передал. Отправляйтесь туда и ждите, он с вами свяжется.

— А ты?

— Мне адрес знать не велено. Чтобы, значит, в случае чего, я не мог расколоться. Так что добираться вам придется самим.

— Ясно.

— Дед… — хохотнул на переднем сидении Андрей. — Слышь-ка…

— Чего тебе?

— А тебе к лицу был этот халатик! Ха-ха-ха! И тапочки с помпончиками! И особенно чулочки! Вот умора! Ха-ха-ха!

— Смотрите-ка, наш адвокат очухался! — проворчал Шамышов.

— Что-то вчера не было слышно твоего задорного смеха! А, парень?..

— Не, Маркелыч, правда! — продолжал смеяться Лукин. — Тот бедолага, как увидел твою небритую очкастую харю и седую волосатую грудь над всем этим великолепием, он же чуть коня не родил! Ха-ха-ха! Такого жесткого гей-порно даже развращенная Москва не видывала! Боевой разведчик… в чулочках! Ха-ха-ха!..

— Прекрати, Андрей. Это было продиктовано жесткой необходимостью! — сам улыбаясь во всю ширь, заступился за друга Лавин. — И покрупнее деда личности, зажатые обстоятельствами, не считали для себя зазорным прибегнуть к фетишу. Керенский, например…

…Пришедший в себя лже-милиционер первым делом озаботился доставкой в больницу все еще находящегося в бессознательном состоянии напарника. Лишь после этого он связался со своими, ясно отдавая себе отчет, что при сложившейся ситуации потеря времени не имеет абсолютно никакого значения…

19

— Хочешь шампанского? — коснувшись руки девушки, улыбнулся Сергей.

— С утра — шампанское? — уголки рта Галины дрогнули в усмешке.

— Какое же это утро, уже почти полпервого. Время ланча.

— Ланч — это второй завтрак. А завтракают во всем мире именно по утрам.

— Господи, Галчонок, откуда ты все знаешь? Прямо энциклопедия какая-то.

Галина отхлебнула свой кофе, ковырнула ложечкой пирожное.

— Остряк! — не поднимая на Сергея глаз, обронила она. — Доморощенный.

— Ну-ну, не дуйся, — примирительно произнес Знахарь. — Хотя нет, дуйся. — тут же поправился он. — Тебе это очень идет.

— Что?

— Эти надутые губки, нахмуренный лобик, потупленные глазки делают тебя похожей на ребенка. Этакая маленькая капризная девочка…

— Да ну тебя. Спрашивается, чего ради я не пошла на занятия?

— Не ради чего, а ради кого. Ты милостиво согласилась мне помочь, и я тебе за это очень благодарен. Так что…

— Я еще ни на что не согласилась, — решительно заявила девушка.

— Детка, не шути так, — с предельно серьезным видом произнес Сергей.

— И не думаю шутить. То, о чем ты меня просишь, весьма сомнительное предприятие. Авантюра какая-то, честное слово.

— Что может быть слаще авантюры! — воскликнул Знахарь. — Разве только любовь. Но это тоже разновидность авантюры. — Он улыбнулся только губами, глаза оставались холодными.

Шел второй день ее необычного знакомства с этим необычным человеком. Второй день необычной жизни, необычных отношений, необычного чувства и вот — следствие всей этой необычности; ах, этого следовало ожидать: на первом и последнем звеньях любой романтической цепочки — прозаические захваты застежки — необычная просьба. Крайне необычная.

Познакомились они ранним утром, когда она спешила на занятия в университет. Ну кто, кто, скажите на милость, знакомится ранним утром? Разве это нормально?..

— Девушка, окажите любезность, очень вас прошу.

Она, еще не проснувшаяся толком, быстро шла, почти бежала, ничего не видя вокруг, так как изрядно опаздывала.

— Девушка, пожалуйста…

— Что? — вскинула она глаза, остановившись.

Перед ней стоял мужчина лет тридцати или немногим больше, высокий, широкоплечий, в темно-сером расстегнутом пальто, в вечернем, явно не подходящем для рабочего дня костюме под ним, с непокрытой головой.

— Не волнуйтесь, я только спросить, — заметив ее беспокойство, улыбнулся мужчина.

— Я и не волнуюсь, — заявила Галина. И правда, что волноваться — центр города, улица далеко не безлюдна, мужчина одет… Очень даже, она в этом толк знала. На заурядного бандита он не похож, а все остальное… Папа разберется. С ним лучше шутки не шутить, это знают все. — Просто я спешу.

— Да-да, извините. — Мужчина вытащил из кармана лист бумаги и развернул его. — Никак не могу сориентироваться. Может быть, вы знаете…

— Ну, что тут у вас?

— Скажите, где здесь Кремль?

— Что?! — Галина окончательно проснулась и вытаращила на него глаза.

— Кремль, — невозмутимо повторил тот. — Вот, здесь написано, — ткнул мужчина пальцем в листок. — Московский Кремль.

— Вы что, издеваетесь?!

— Вовсе нет, — лицо мужчины приняло обиженное выражение.

— Значит, вы идиот.

— Ну почему сразу идиот? Вы думаете, если вы что-то знаете, так и все должны это знать?

— Так вы приезжий? — полным сомнений голосом спросила Галина.

— Каждое ваше предположение по шкале негативной оценки все дальше и дальше от предыдущего и от нулевой отметки. Если человек издевается — минус пять баллов, если он идиот — минус десять, а уж если он приезжий, скотина такая, то минус сто баллов. А то и минус сто пятьдесят.

Мужчина держал листок в левой руке. Галина скользнула взглядом по полуприкрытым безукоризненно белоснежным манжетам сорочки, золотым часам, золотой запонке с аметистом и украшавшей мизинец печатке с тем же камнем, и ей вдруг сделалось весело и любопытно.

— Зачем же вам Кремль? — с улыбкой поинтересовалась она.

— Вот, мне здесь нарисовали, — повернул к ней листок мужчина. — Это Кремль, напротив — ГУМ, вот здесь идет улочка, она мне и нужна.

— А что там?

— Мастерская.

— Какая мастерская?

— Гарантийная. По ремонту чайников.

— По ремонту… чего? — Девушка чувствовала, что вот-вот расхохочется и всеми силами старалась сдержаться.

— Чайников. Электрических чайников.

— У вас что, чайник сломался? — Галина наконец рассмеялась. — Так выкиньте его и купите новый! Ха-ха-ха! Ничего себе: в Кремль чайник чинить!

— Это не мой чайник, — абсолютно спокойно сообщил мужчина.

— Ах, еще и не ваш! Чей же?

— Одной старушки. Только не спрашивайте, какой-такой старушки, а то получается, что это не я вас расспрашиваю, а вы меня. На два мои вопроса вы парировали десятью своими. А это не по правилам.

Посмотрев на часы, Галина поняла, что окончательно опоздала и спешить ей больше некуда.

— Так что там со старушкой?

— С какой старушкой? — недоуменно вскинул брови мужчина.

— У которой чайник сломался.

— A-а… Так нет никакой старушки, — развел он руками. — Нету.

— Как нет? А чайник? Чайник-то хоть есть? Или это тоже фантом?

— И чайника нет, — сокрушительно вздохнул мужчина. — По крайней мере, того, о котором мы тут беседуем уже минут пятнадцать.

— Ну а что есть? — лицо девушки вдруг построжело. — Кремль, надеюсь…

— Кремль есть! — От внимания мужчины не ускользнула перемена в настроении собеседницы. — Кремль на месте! Честное слово! — он, дурачась, молитвенно прижал руки к груди, рассчитывая вернуть упорхнувшую было веселость, но это ему не удалось. — Кремль несокрушим!

— Ладно, так к чему же весь этот балаган? — нахмурилась Галина.

— Чтобы привлечь ваше внимание.

— Привлекли. Что дальше?

— Хочу вас попросить об одолжении… — Девушка молчала в ожидании.

— Уделите мне полчаса, съездите со мной в одно место.

— Ничего себе просьбочка!

— Согласитесь, если бы я с этого начал, вы бы бежали от меня сломя голову.

— Это еще и сейчас не поздно сделать.

— Поздно.

— Что?! В каком смысле?!

— На лекцию вы все равно опоздали. Чем светиться перед строгим сухарем-преподавателем и выслушивать от него скрипучие сентенции или слоняться по коридору, ожидая перемены, лучше сделайте хорошему человеку добро, окажите ему незначительную услугу, и вам воздастся сторицей.

— Во-первых, у меня не лекция, а семинар, во-вторых, преподаватель не строгий сухарь, а милая и весьма демократичная женщина, а в-третьих, мне пора. Пустите меня!

— Я вовсе не думал вас держать. — Мужчина шагнул в сторону, а Галина решительно направилась к зданию университета. — Я просто просил об одолжении. — Четыре шага. Мужчина остался на месте. — Вы ведь все равно опоздали! — Еще два шага. — Уделите мне полчаса, и я сделаю вас счастливой! — Восемь шагов. В голосе незнакомца ненаигранное отчаянье.

— Да русские мы люди или басурманы какие! — Уже крыльцо. Три ступеньки вверх. — Галина! Да постойте вы! Стоп. Развернувшись на каблуках, девушка ждала, когда мужчина приблизится к ней достаточно, чтобы говорить, не напрягая связок.

— Откуда вы знаете мое имя? — прищурившись, спросила она.

— Это просто, — впервые за все время беседы мужчина был предельно серьезен. — Сумочка ваша несомненно шита на заказ. Такую не купить ни в Москве, ни в Париже, ни в Риме. На пряжечке буковка "Г". Вот и все.

— Мало ли имен на букву "Г"!

— Мало. Если откинуть Галатею, Гертруду и Грету, потому как первые два чересчур помпезные, а третье вообще скорее собачья кличка, чем женское имя, то остаются только Глафира и Галина.

— И почему же не Глафира?

— Ну, в годы вашего появления на свет девочек так смело по-русски не называли. Это позже, ближе к девяностым, русскость снова вошла в моду. Все дружно принялись вспоминать, как звали их бабушек и прабабушек. Так я не ошибся, вас зовут Галина?

— Допустим.

— Так поехали?

— И куда же?

— К моему отцу.

— Это из той же оперы, что и давешняя старушка? — усмехнулась Галина.

— Нет, что вы! — мотнул головой мужчина. — Отец самый настоящий.

— И с какой стати я должна к нему ехать ни свет ни заря? Только правду!

— Я и не помышляю врать. Дело в том, что я элементарно боюсь ехать к нему один.

— С чего бы это?

— Он у меня мужчина суровый. Профессор медицины. Может и прибить.

— Это вас-то? — Галине опять стало весело. — Надо же такое выдумать.

— Напрасно смеетесь. Вы его не знаете.

— Какова же моя роль в ваших семейных разборках? Громоотвода? Буфера? Грубой физической силы? Ну, что молчите?

— При вас он будет вести себя сдержанно и цивилизованно.

— Но почему я? У вас что, нет знакомых девушек? Я же вас впервые вижу!

— Дело в том, что он мне только сейчас позвонил и велел срочно приехать. Где я кого найду? А у вас такое располагающее лицо… Простите, я забыл представиться. Меня зовут Сергей. — Он выдержал паузу. — И мне тоже…

— Что — тоже?

— Очень приятно.

— Вот только за меня не надо ничего домысливать, договорились?

— Хорошо, больше не буду. Ну, вперед?

Знахарь мягко взял девушку за руку и слегка, боясь спугнуть, потянул за собой.

— Черт с вами, пошли! — решилась Галина. — Это даже любопытно.

Они подошли к стоящему в нескольких десятках шагов "жигуленку" шестой модели светло-зеленого цвета.

— Прошу! — царственным жестом распахнул Сергей дверцу.

— Что это?! — с изумлением уставилась на шедевр отечественного машиностроения Галина.

— Автомобиль.

— Это — автомобиль?! Я на таких уже лет двести пятьдесят не ездила.

— Вот и отлично! Отнеситесь к этому как к экзотике. Будете потом подружкам рассказывать. Не бойтесь, салон чистый.

Галина наконец села, Сергей захлопнул ее дверцу, устроился на месте водителя, завел двигатель и плавно влился в поток идущего транспорта.

— А ты знаешь, это даже прикольно, — произнес он. — Давай на ты, хорошо? Я имею в виду тачку. Моя "Паджеро", а я люблю большие аппараты, я ведь и сам не мелкий, "поцеловалась" на днях с одним… не при даме будет сказано, ну я и отдал ее костоправам в работу, а пока эту букашку взял у друга поездить. Ощущения, доложу тебе, очень специфические…

Знахарь врал привычно и вдохновенно. Они действительно поехали к его отцу. Галина так и не поняла, зачем это было нужно. И главное — кому. Отец встретил их спокойно, было незаметно, чтобы он ждал сына. Матери Сергея дома не оказалось. Они пили чай, спокойно и ровно беседовали.

Девушку не покидало ощущение, что профессор относится к ней немного насмешливо, и она все никак не могла понять причину этой насмешки. К концу визита у нее возникло легкое ощущение, что ее надули, разыграли, заманили с какой-то неясной еще целью, но Сергей был весел, блистал остроумием, совершенно очевидно флиртовал с ней, старался обаять ее, своего добился, и когда попросил ее поехать с ним "еще в одно место", а потом "еще в одно", она соглашалась без особых уговоров.

Потом они полдня мотались по его делам, он беззастенчиво бросал ее в машине — "посторожи", причем его "я сейчас" во всех случаях растягивались на полчаса, а то и на час.

Потом был ресторан с очень понравившимся ей грузинским вином, красным, терпким, ощутимо хмельным. Казино, где они сначала немного выиграли, а к концу изрядно проигрались. А на десерт — дискотека.

Сергей самозабвенно прыгал под музыку, что при его крупных габаритах выглядело слегка комично, а в перерывах между танцами они накачивались шампанским.

Когда Сергей привел ее в свою холостяцкую квартиру, она испугалась, что он попросит ее "слегка прибраться" — бардак был первостатейный, "берложий", как она определила про себя. Но это ему и в голову не пришло, видимо, такой "порядок" его вполне устраивал.

Первым делом он настоял, чтобы она позвонила родителям, сообщила, что не придет ночевать, чтобы те не беспокоились. Ее несколько покоробил тот самоуверенный, исключающий всякие сомнения вид, с которым он давал наставления, но она не стала спорить.

Они провели вместе ночь, и Галина была на седьмом небе. Все, что было до этого — учеба, планы, подруги и даже Владик… нет, особенно Владик — казалось ей мелким, пресным, не заслуживающим внимания на фоне того огромного, настоящего, что так неожиданно свалилось на нее.

Даже когда Сергей принялся вдруг демонстрировать ей посреди ночи свою дымовую шашку, это показалось ей милым и забавным. Он подробно и заинтересованно, ну сущий мальчишка, объяснял ей, чем отличается его снаряд, используемый на киностудиях для создания задымленности, от дымовой шашки, применяемой в боевых условиях, а она, устало распластавшись на кровати, с улыбкой внимала ему, хотя ей было глубоко наплевать на все различия. Действительно, какая ей разница, что дым в "киношной" шашке менее устойчив, гораздо безвреднее и выходит в строго определенном направлении…

Сергей даже поджег одну такую шашку, бросив ее на сковородку, которую установил на подоконник. Галина пыталась протестовать, ей вовсе не улыбалась перспектива провести остаток ночи в газовой камере, но он не послушал. Дым действительно полностью вытянуло в окно, в комнате запах почти не ощущался, а поскольку весь дым уже спал и во дворе было темно, валящие из окна довольно густые клубы дыма остались незамеченными и не вызвали ни малейшей тревоги.

— Вот видишь, двадцать минут и даже запаха не осталось! — восторженным шепотом возвестил Сергей. — Классно?

— Просто фантастика! — иронизируя, согласилась Галина.

Происшедшее странным образом возбудило их и привело в объятия друг к другу.

Галина заснула абсолютно счастливой. И проснулась счастливой. Чего нельзя было сказать о последующих часах.

20

— Значит, ты просто использовал меня. Я, как дура, пропускаю занятия, вру с три короба родителям про какую-то несуществующую подругу, моталась с тобой по всему городу на этом драндулете, рискуя попасться на глаза знакомым… И еще Владик… А ты меня просто использовал! — на глаза девушки навернулись слезы.

— Ну что ты, Галчонок. Не говори так.

Галина чувствовала злость и досаду. Сразу ведь было понятно, что этот плейбой не просто так остановил ее на улице, а преследуя свои, далеко не плейбойские, меркантильные интересы. Влюбилась, как дурочка. Было бы в кого. Невооруженным глазом видно, насколько они не подходят друг другу. Он же совсем не их круга. И часы от Франка Мюллера, равно как и остальной прикид, ничего не меняют. А вот квартира — показатель. Мужик, обыкновенный мужик.

И отец его такой же — крупный, с простым самоуверенным лицом, с мощными руками пахаря. Нет в них той утонченности, породистости, того настоящего, чего не добьешься никаким образованием и воспитанием, ни даже состоянием, с этим нужно родиться. И что она только в нем нашла! Ну здоровый, ну неглупый, ну остроумный. Ну в постели… Но ведь она, как оказалось, нужна ему только для "дела". Это само по себе унизительно, но главное — потом что? Что потом?!

— Послушай, лапонька, в конце концов, я же не предлагаю тебе совершить что-то преступное, подлое или постыдное, согласись.

— Всего-навсего поджечь собственную квартиру! — криво усмехнулась Галина.

— Ну что ты несешь! — в голосе Сергея послышалось раздражение. — Я же тебе ночью предельно ясно показал, насколько все безопасно.

— Да, ночью! — глаза девушки снова набухли слезами. — Я думала… Я… А ты… Ты даже тогда, в тот момент… — Она была готова расплакаться.

— Ладно, давай так, — произнес он, тяжело вздохнув. — Я расскажу тебе, зачем мне все это надо, расскажу все, как есть, можешь мне поверить, а потом ты примешь решение, стоит ли мне помогать или нет. Договорились?

И Сергей сжато изложил ей суть дела. Коснулся он вкратце и своих отношений со старшим прапорщиком Шамышовым, слегка приукрасив роль личности в истории. В данном случае роль Маркелыча.

— И из-за такой ерунды вся эта свистопляска? — удивилась Галина, выслушав Знахаря.

Она уже успокоилась и даже слабо улыбалась.

— Для тебя это, конечно, ерунда. Но не всем ведь дано счастливое неведение о том, где деньги растут. Не у всех есть такие папы, и…

— Я не о том, — перебила Сергея девушка, — я о самой проблеме. Давай, я отнесу ваши облигации в соседний подъезд, чего проще.

— Ты же сама рассказывала вчера, что на вахте всех обыскивают.

— У жильцов проверяют только крупную кладь. Вот посторонних обыскивают, это точно. Распихаю бумаги по всему телу, шарить никто не станет.

— Для соседнего подъезда ты чужая, так что могут и обшарить. Даже если это один шанс из ста, рисковать нельзя. Да и как ты объяснишь свой приход к Веренсену? И охране внизу, и его телохранителям?

— Это не проблема. Дела соседские, что-нибудь в этом роде.

— Это только кажется все легко и просто. Нет, рисковать не будем.

— Ну тогда можно попросить папу. Папа у меня знаешь… Он все сделает, как надо, на него полностью можно положиться.

"Это ты так считаешь, — подумал Сергей. — А папа-то твой цену деньгам знает. Таким деньгам. И нам он вовсе не папа".

— По ряду причин мои друзья должны лично присутствовать при передаче облигаций. Это обязательное условие. Ты просто сделай то, о чем я тебя прошу. А после благополучного завершения операции мы махнем с тобой в Данию.

— В Данию? — улыбнулась Галина. — Почему именно в Данию?

— Ну а почему бы не в Данию? Не на Канары же ехать, согласись. А Дания — родина Андерсена. Ты любишь сказки Андерсена?

— В детстве любила.

— Вот видишь. Гамлет опять-таки был принцем не чьим-нибудь, а датским. А Копенгаген, м-м… Готика, органные залы. Да и сосед твой, Веренсен, оттуда. Или тебя не впечатляет эта идея, а, малыш?

— Нет, что ты, хочу в Данию! Ты так вкусно рассказываешь!

— Вот и договорились. Значит, ты согласна нам помочь, детка?

— Ладно уж, уломал. Но ты все-таки негодяй, Сережа, самый распоследний.

— Не без того, — легко согласился Знахарь и посмотрел на часы.

— Ты что, куда-то торопишься?

— Нет, я, скорее, жду.

— Кого это?

— Сейчас увидишь. Тебе заказать еще что-нибудь? Может быть, кофе?

— Нет, спасибо.

Спустя пару минут в кафе вошел широкоплечий мужчина в черной кожаной куртке, вязаной шапочке того же цвета и темно-синих джинсах.

Он подошел к стойке и поздоровался с барменшей. Знахарь внимательно наблюдал за ним. Барменша протянула мужчине четыре плотно набитых фирменных полиэтиленовых пакета с символикой кафе, а тот дал ей заранее приготовленные деньги и удалился.

— Подыграй мне! — бросил Сергей Галине, подымаясь из-за столика.

Он подошел к стойке бара и вынул из кармана удостоверение.

— Налоговая полиция. — Сергей ткнул раскрытые корочки в лицо барменши.

— А в чем дело? — сразу насторожилась та. — У нас все в порядке.

— В порядке говорите? А как обстоят дела с контрольно-кассовым аппаратом?

— А что… Вы же сами покупали. Мы все чеки отбиваем. Как положено.

— Вот я здесь уже более получаса. Сижу, наблюдаю за вами… У вас ведь кафе работает по принципу самообслуживания, официантов нет.

— Ну да.

— Значит, за каждый заказ должен немедленно отбиваться чек.

— Я ведь уже сказала, мы так и делаем.

— У вас сейчас сделал покупки мужчина. Вы взяли у него деньги, даже не посчитав. Ни сдачи, ни чека. Как вы это все можете объяснить?

— А что тут объяснять, — пожала плечами барменша. — Это наш постоянный клиент. Он всегда приходит в одно и то же время, а мы к его приходу формируем заказ. Чтобы, значит, с одной стороны, он не ждал, а с другой, все было свеженькое, горячее. Заказывает он всегда одно и то же и деньги дает без сдачи, цена-то у нас не меняется. А чек мы отбиваем. Вот он, можете сами убедиться, — она вытащила из коробочки для использованных чеков кусок бумажной ленты длиннее обычного. — Пожалуйста.

— Ну-ка… — Знахарь взял чек и пробежал глазами по рядам цифр. — А откуда мне знать, что это именно тот чек? — уставился он пристально на барменшу.

— Так никто больше столько не заказывает.

— Гм, ладно… Надеюсь, лицензия на розничную реализацию алкогольной продукции у вас имеется? — продолжал Знахарь "проверку".

— А как же.

— Ну ладно, — произнес Сергей. — Мы сюда еще наведаемся. И не раз. Теперь это наш участок. Хозяину передайте, что следить будем строго. С налоговой полицией шутки плохи. Так что пусть добросовестно платит все налоги…

— И спит спокойно! — наигранно, ненатурально улыбнулась барменша.

— Пойдем дальше, лейтенант, — не поддержав шутки барменши, кивнул Знахарь Галине, и они покинули кафе.

— Ну, и какова цель этого мини-фарса? — спросила Галина на улице.

— Ничего не делается зря. Все имеет свой смысл, — глубокомысленно произнес Сергей.

— Надо быть полным идиотом, чтобы поверить, что мы налоговые полицейские.

— Да, действительно…

21

Мужчина в черной кожаной куртке привычно поздоровался с барменшей.

— Готово? — спросил он.

— Как всегда, в лучшем виде, — улыбнулась барменша постоянному клиенту.

Мужчина протянул деньги, забрал традиционные четыре пакета и вышел на улицу. Маршрут его, всегда один и тот же, лежал по старым арбатским дворикам. Он шел пружинистой походкой, погруженный в собственные думы, когда вдруг услышал окрик:

— Эй, приятель, притормози-ка!

Сбоку, наперерез ему, шагнул незнакомец.

— Некогда, — буркнул мужчина, намереваясь последовать дальше.

— Стоять, козлина, кому сказано!

Мужчина остановился и внимательно посмотрел на незнакомца. Среднего роста, коренастый, неряшливо одетый. Было в его облике нечто уродливое: непропорционально большие руки, шишковатая голова, покрытая реденьким белесым пухом, выпуклая, какая-то даже вздутая грудная клетка, покрасневшие блеклые глаза со светлыми ресницами, лоб в глубоких морщинах… Ему в равной степени можно было дать и тридцать, и сорок пять. Типичный алкаш, хотя и не бомж. Но далеко ли…

— Отстегни пару червонцев на опохмелку, — белесый осклабился, обнажив ярко-розовые десны и не слишком ровные зубы с коричневым налетом. — Трубы горят…

Мужчина посмотрел ему в глаза и понял, что он не отстанет. Ни за что на свете.

— Обойдешься! — резко бросил он и сузил глаза. — Я тебе не армия спасения. Не можешь заработать, иди и удавись на березе. Все лучше, чем побираться.

— Ну ты, козлина! — видимо, в лексиконе урода это было самое расхожее ругательство. — Да я тебе щас кадык вырву!

Мужчина нанес удар ногой. Грамотно и четко, как его учили еще в курсантские годы. Удар этот не смертельный, но вырубает основательно, после получения такого можно остаться калекой. К его удивлению, уродец легко отскочил в сторону.

— Ах ты чмо! — обозлился мужчина и, поставив пакеты к стенке дома возле подъезда, кинулся на алкаша. — Порву гада!

Уродец метнулся вправо, влево, мешая провести приемы, затем схватил мужчину в куртке неожиданно ловким и сильным захватом и повалился вместе с ним как-то неловко, прямо под передний бампер припаркованного у обочины светло-зеленого "жигуля".

Мужчина пытался извернуться, освободить руки, чтобы нанести удар, но это ему не удавалось: хватка у его противника была железной.

Повернув голову вправо, белесый из-под днища машины увидел то, что ожидал. Повозившись для правдоподобия еще несколько секунд, он ужом выскользнул из-под мужчины в кожаной куртке, ткнул его кулаком в солнечное сплетение, сбивая дыхание, и, вскочив на ноги, отбежал в сторону.

— Ну козлина! Из-за двух червонцев человека убить готов! — крикнул он и, развернувшись, пошел прочь, бормоча проклятия.

Мужчина тоже поднялся, постоял немного согнувшись, восстанавливая дыхание, отряхнул джинсы и, подхватив пакеты, отправился своей дорогой…

Прошло чуть больше минуты, когда белесый прошмыгнул в подъезд, возле которого состоялась стычка.

— Ну что, порядок? — спросил он у поджидавшего его Лукина.

— Да, все отлично.

— Я бы мог замесить этого черта, но Серега просил сильно его не мять.

— Не сомневаюсь. Ты все сделал правильно, на высшем уровне.

— Ну дак! Серега обещал… — он выжидательно уставился на Лукина.

— Конечно, все, как договаривались. На, держи, — Андрей протянул белесому несколько купюр. — Можешь пересчитать.

— Не к чему. Серый не наколет. Проверено на пятьсот раз.

— Тоже верно.

— Ну-ка, что здесь у тебя? — Белесый заглянул в один из пакетов. — Ого, закусь! Уделишь мне один? Куда тебе столько!

— Забирай все, — улыбнулся Андрей. — Это тебе типа премии.

— Серьезно? Класс! На всю нашу компанию хватит! — Он подхватил все четыре пакета. — Ну что, двинули? Или ты здесь до вечера сидеть собрался?

— Да нет, пошли.

22

Галина нажала кнопку электрического звонка и, улыбаясь, подняла лицо к видеокамере. Дверь открылась. Девушка вошла в подъезд и приблизилась к посту.

— Здравствуйте, Галочка, — произнесла женщина-охранница, также улыбаясь. Уже немолодая, с простым добродушным лицом, она бы походила на эдакую типичную мамашу, если бы не камуфлированная форма и кобура с пистолетом, да не тяжеловатый, внимательный взгляд темно-синих глаз. — Что-то вы рановато сегодня. А это по какому случаю? — кивнула охранница на коробку с тортом.

— Сегодня вечером однокурсники грозились нагрянуть.

— Однокурсники? Или однокурсник? — с лукавинкой уточнила женщина. — Тот симпатичный молодой человек?..

— Ну что вы.

— Галочка, можно взглянуть на торт? Страсть, любопытно…

Губы улыбаются, а взгляд жесткий. Галина вдруг испытала неприязнь к этой тетке.

— Пожалуйста.

Она развязала ленточку и открыла коробку.

— Какая красота! — восторженно воскликнула охранница. Ей было глубоко плевать и на эту "красоту", и на жиличку, она просто хотела проверить содержимое коробки. Хотя последние инструкции казались ей глупыми: не понесут же жильцы к себе домой взрывные устройства. А если и понесут — это их дело, мало ли у кого какие надобности. На их месте она ни за что не дала бы согласие на проверку вещей. Но ее начальство как-то умудрилось убедить этих буржуев, и те безропотно открывают кейсы, сумки, коробки. А уж их гостей обыскивают по полной программе, и никто не ропщет. Дикость несусветная!..

Дома Галина поставила коробку на стол вверх ногами, сняла донную часть и вытащила из торта завернутый в полиэтилен цилиндр. Развернув, она положила его на подоконник и набрала номер телефона.

— Сережа, я уже дома.

— Отлично, жди звонка.

Девушка вернулась в гостиную, устроилась в большом, мягком кресле с ногами и принялась ждать, чиркая подаренной ей Сергеем зажигалкой и время от времени бросая взгляд на старинные напольные часы…

Сергей юркнул в подъезд и бегом поднялся по лестнице. Полный напряжения, он достиг верхнего пролета и, не позволяя страху сковать себя, рывком преодолел последние ступеньки, ведущие на технический этаж. Все его внутреннее состояние ассоциировалось с натянутой до предела струной, он был готов к любым неожиданностям.

Один из боевиков, охранявших снайперов, сидел, прислонившись к лестничному ограждению и свесив руки между колен. Другой лежал навзничь, раскинувшись прямо на ступеньках. У обоих были закрыты глаза, оба глубоко и ровно дышали.

Стягивая им руки и ноги скотчем, Знахарь усмехнулся про себя. Еще бы: это своим далеким от медицины друзьям он с глубокой убедительностью специалиста доказывал, что раздобытый им препарат — одно из барбитуратовых соединений, новейшая разработка голландских фармакологов — гарантирует стопроцентный результат. На самом деле он лучше, чем кто бы то ни было, понимал, что ни о какой гарантии не может быть и речи. Он ведь рассчитывал дозы на глазок, исходя из критериев собственного организма, ведь "оппоненты" — здоровые мужики примерно его возраста и развития. Но что значит "примерно"? Все равно у одних сопротивляемость организма выше, у других ниже, одни пьющие, другие трезвенники, одни аллергики, другие сверхвозбудимы. Можно было, конечно, сыпануть снадобья с избытком, чтобы наверняка, но тогда возникал риск, что кто-то мог отключиться раньше "заложенных" Сергеем пятнадцати минут, когда его напарник еще бы не отхлебнул свой кофе или "Колу", а снотворное было добавлено исключительно в напитки, и это бы неминуемо вызвало тревогу.

Кроме того, кто-то из неприятельской команды мог вообще не прикоснуться к еде, будучи сытым или имея при себе собственный "сухпай". Всего предусмотреть было нельзя, это верно, но по крайней мере двое врагов лежали намертво привязанные к не вызывающим сомнения в своей крепости перилам.

Но на чердаке были еще двое.

Сергей очень надеялся, что крышка люка не скрипит, но на этот раз ему не повезло: предательское железо сигнализировало находящимся на чердаке людям о его появлении.

— Ну, что там еще? — послышался из глубины мужской голос.

На чердаке царил полумрак, но это не помешало Знахарю мгновенно выхватить взглядом и оценить обстановку.

Один из снайперов лежал на животе на большом куске брезента и смотрел в окуляр оптического прицела снайперской винтовки, ствол которой едва выглядывал из слухового оконца. Рядом с ним стоял пакет с нетронутой пищей. Судя по всему, наблюдение за домом и двором велось непрерывно. Отдыхающий напарник ел, курил, справлял нужду, мог даже поспать, а в это время его товарищ не отрывался от оптического прицела. Каждые восемь часов пары менялись. Это Сергей установил в прошлодневные наблюдения.

Вопрос задал именно дежурный снайпер. Товарищ его лежал позади него на боку, поджав ноги. Пластиковый одноразовый стаканчик с символикой Pepsi не оставлял сомнений, что он витает в эмпиреях сна.

Сергей решительно, опасаясь, как бы его шаги не выглядели крадущимися, направился к снайперу, сжимая в руке позаимствованный у одного из "отдыхающих" в подъезде боевиков пистолет.

На сей раз он обернулся. И остолбенел, никак не ожидая увидеть чужака, ведь вход на чердак, по его убеждению, так надежно охранялся.

Сергей уже перешагнул через его спящего напарника, когда снайпер наконец опомнился и вскочил, разворачивая винтовку в его сторону. И так довольно длинная "эсвэдэшка" была еще более удлинена глушителем, и это помешало стрелку действовать достаточно быстро. Ухватившись рукой за ствол, Знахарь рванул его влево и вверх. Снайпер все-таки успел нажать на спуск. Сергей ощутил ожог от ствола, раскаленного движущейся по дульным нарезам с бешеной скоростью пулей, и тут же ударил стрелявшего стволом пистолета под подбородок. Снайпер успел среагировать и наклонил голову. Удар по челюсти получился хотя и болезненным, но не вырубным. Бросив винтовку и перехватив обеими руками руку с пистолетом, снайпер попытался заломить ее. Он был моложе Сергея, не менее опытен и прекрасно обучен, но в росте и массе уступал ему. Вот напарник его был намного мощнее, но судьба распорядилась так, что именно он сейчас беззаботно почивал, полакомившись фирменным "коктейлем" Знахаря. Он лежал в позе младенца, и толку от него было ровно столько же.

Используя разницу в массе, Сергей мотанул противника, мешая его устойчивости, но тот присел, сместив центр тяжести и все еще пытаясь овладеть пистолетом. Знахарь вдруг ощутил ярость, слепую, всепоглощающую, какую он ощущал только несколько раз в жизни, в бою, в смертельном бою. Он не любил и побаивался этого своего состояния, так как терял контроль над собой и над окружающей обстановкой. На войне это могло обернуться смертельной опасностью для него, а в мирной жизни — для других, что ничем не лучше.

В такие минуты, нет, скорее, секунды сознание покидало его, и он потом никогда не мог вспомнить детали происшедшего, а рассказы своих друзей о себе слушал с ненаигранным изумлением.

Вот и теперь он стал воспринимать окружающий мир, уже стоя на коленях над телом снайпера, лежащего с окровавленным лицом и неестественно вывернутой, явно сломанной в локте правой рукой. Испугавшись, он профессионально запустил руку под ворот свитера снайпера, нащупывая пульс, и с облегчением вздохнул: тот был жив.

Знахарь разрезал ножом рукав на бушлате поверженного противника. Действительно перелом. Он завел ему руку за спину, соорудил из валявшегося неподалеку ящика шины, зафиксировал руку в нужном положении и с помощью снятого с него же ремня закрепил на шее. Получилась этакая перевязь наоборот, но суть от этого не пострадала. Сергей еще внутренне поиронизировал над собой: "Гиппократ… твою мать!"

Затем он привязал левую, здоровую руку снайпера к его правой ноге и перешел к его напарнику. Быстро и сноровисто связал его. Так вяжут барана перед тем, как его стричь или резать.

Проделав это, Знахарь лег на место поверженного снайпера, установил винтовку и посмотрел в видоискатель. Дом, где проживал Веренсен, располагался не напротив, а перпендикулярно, видимо разместить снайперов напротив не оказалось возможным, но двор, балкон и подъезд Веренсена просматривались и простреливались отлично. Еще одна снайперская группа, расположенная на другом чердаке, контролировала заднюю часть дома бельгийца.

Сергей вытащил из кармана мобильник.

— Галчонок…

— Наконец-то! Что так долго! Я чуть с ума не сошла!

— Детка, пора. Как только подожжешь шнур, сразу уходи.

…Пойду кое-что подкуплю, — сообщила Галина охраннице, чем несколько удивила ее, поскольку раньше никогда не отчитывалась, уходя. — Вернусь через часок. Или позже…

Дым из окна четвертого этажа сочился пока тонкой струйкой, но уже набирал силу…

23

В квартире Кнута Веренсена раздался телефонный звонок.

— Хэллоу, — подняв трубку, произнес хозяин квартиры.

— Господин Веренсен, я звоню по поводу облигаций. Вы понимаете, о чем речь?

— О, та. Я слюшать вас внимательно.

— Назначенный вами срок еще не истек. Надеюсь, сегодня еще не поздно представить облигации к погашению?

— Нет условно.

— Что? Я вас не понял.

— Извините, я хотел говорить — безусловно. Конечно.

— A-а… Хорошо. Сейчас к вам придет человек и принесет облигации…

— Та, понимать. Я был ожидать.

— Но к вам невозможно попасть. Наши конкуренты окружили весь дом, и охрана тоже вряд ли его пропустит.

— Я говорить секьюрити, чтобы его пропускать. Ноу проблем.

— Нет-нет, этого делать не надо. Вы только скажите своим телохранителям, тем, что у вас в квартире, чтобы они не стреляли в человека в шлеме.

— Что это? Я не понимать.

— Шлем. Каска. Ну… Хелм, — произнес Андрей по-немецки, полагая, что этот язык ближе и норвежцу, и датчанину, и бельгийцу, черт бы его побрал, ему не было даже известно, какой язык Веренсену родной, вдруг он вспомнил, что по-английски похоже звучит слово "руль" и произнес уже по-английски: — Хелмит, — тем более, что этот хрен был почти так же сладок, как та редька.

— А, хелм, понимать. Защитный шапка, правильно?

— Да, совершенно верно. Шлем. Так им и скажите, хорошо?

— Шлем, — добросовестно и в общем-то верно повторил банкир. — Карашо.

— Очень надеемся на вашу… — В последний момент Андрей решил не затрагивать тему порядочности и произнес: — На ваш профессионализм, господин Веренсен.

— О, та. Вы не можеть сомневаться.

— Всего доброго.

…Уже не новый пожарный автомобиль хотя и с выключенной сиреной, но довольно резво подъехал к импровизированному заслону и резко затормозил. Из него выскочили двое мужчин, облаченных в пожарное обмундирование, и с двух сторон подбежали к микроавтобусу. Это были Лавин и Шамышов.

— Отъезжайте! Не видите — дом горит! — прокричал Никита, подбегая к водителю.

Маркелыч с другой стороны молча рванул дверцу салона и, не давая себя разглядеть, резко, пружинисто скакнул внутрь, готовый смести любое сопротивление. Но не разглядывать его, ни тем более сопротивляться было некому: трое "торпед", раскинувшись на сидениях в разных позах, мирно пребывали в глубоких объятиях Морфея…

— Какого черта? — заорал водитель, потянувшись к рации. Он пил чай из собственного термоса и потому был в сознании.

Никита попытался открыть дверцу, но та была заблокирована изнутри. Тогда он, не вступая в дебаты с водителем, врезал кулаком по боковому стеклу, отчего оно разлетелось на мелкие осколки. Отомкнув дверцу, Лавин выволок водителя наружу, не дав ему воспользоваться рацией. Водитель сумел устоять на ногах, завязалась драка. Противник Никите достался не из слабых, и поединок мог затянуться, если бы не подоспевший Маркелыч. Он одним ударом в голову свалил водителя и крикнул запыхавшемуся Лавину:

— Отъезжай! — а сам бросился к "Скании".

Водитель "Скании" отходил в туалет, поэтому он приступил к обеду позже остальных. Свою "колу" он только что выпил, и действие снотворного еще не началось.

— Заводи! — приоткрыв дверцу и запрыгнув на подножку, приказал отставной прапорщик.

— Быстрее! — сделал он звериное лицо, обнажив в оскале зубы.

Рации у парня не было. В зеркальце заднего вида он наблюдал за событиями у микроавтобуса и сейчас пребывал в растерянности и испуге.

— Быстрее, я сказал! — Маркелыч схватил парня за ухо и крутанул его с такой силой, что тот подпрыгнул от боли. Однако это вывело его из прострации, и он послушно отъехал, освобождая путь пожарному автомобилю.

Шамышов вынул из замка зажигания ключи, достал из кармана нож и, пошарив им под щитком, вытащил наружу пучок проводов, отхватил его напрочь с обеих сторон и сунул все это в карман.

— Сиди тихо, — хлопнул он по щеке насмерть перепуганного парня. — И останешься жив.

Охранник дома настороженно приблизился к месту событий, расстегнув кобуру и держа в напряжении руку, чтобы в любой момент выхватить пистолет.

— В чем дело?

— В чем дело, в чем дело! У тебя дом горит, вот в чем дело! — ткнул Никита пальцем в окно четвертого этажа. — Погляди!

Охранник уже видел дым. Он сообщил об этом старшему на внутренний пост, тот известил руководство фирмы и получил приказ вызвать пожарных.

Сделать этого еще не успели, когда во дворе появилась пожарная машина.

Охранники вполне резонно сочли, что по ноль-один мог позвонить кто-то из жильцов соседнего дома, однако действия пожарных вызывали подозрения.

— У нас вызов! — продолжал кипятиться Лавин. — А здесь какие-то козлы проезд перегородили! Сгорит же все к черту! Поехали!

Они с Маркелычем вскочили в кабину пожарного автомобиля, а охранник вскочил на подножку, и машина поехала к дому…

— Это они! — бросил наблюдающий в окно Охотник. — Ледок, действуй!

— Понял!

Ледок еще не успел выскочить из квартиры, а Охотник уже отдавал по рации распоряжения своей команде:

— Всем внимание! У нас гости! Второй и третий, к подъезду! Флюгер-два, снимай любого, кто попытается проникнуть в квартиру через балкон! Это относится и к пожарным! Флюгер-один! Контролируй заднюю часть дома, здешняя каша может быть отвлечением! Остальные — на местах, действовать по обстановке! Всем — подтвердить готовность!

— Второй уже на месте!

Это был единственный отзыв. Позывной "второй" был у пары, изображающей влюбленных во дворе. Молодые мужчина и женщина были единственными, кто из рядового состава обедал в квартире, где устроил штаб Охотник. На время обеда их подменял Ледок. Готовить там на всю команду просто не было возможности.

— Все, кроме второго, подтвердите готовность! — безрезультатно прождав несколько секунд, рявкнул в рацию Охотник.

Эфир безмолствовал…

Санек, водитель пожарного автомобиля, быстро и сноровисто разворачивал лестницу. Он был здесь единственным, кто имел к пожарному делу самое прямое отношение, так как нес службу в качестве бойца противопожарной охраны на "Мосфильме".

Сейчас Санек действовал, не обращая ни малейшего внимания на то, что творится вокруг. Это забота Маркелыча с Никитой, да еще его приятеля Сергея, которого они называли Знахарем, он наверняка тоже где-то неподалеку. Его задача — правильно установить выдвижную лестницу…

— Что вы делаете?!

Парень с девушкой попытались добраться до Санька, но дорогу им преградил Шамышов.

— Не видите, квартира горит! Мы на вызове.

— Это они, — повернулся парень к охраннику. — Нужно их задержать. Посмотри на лестницу.

И действительно, лестница примыкала своей верхушкой не к окну, из которого валил черный густой дым, а гораздо левее, ближе к окнам соседнего подъезда.

Никита уже готовился лезть вверх, хотя лестница еще покачивалась, когда девушка, проявляя незаурядные акробатические способности, взлетела на машину и, вцепившись сзади в его обмундирование, столкнула его на землю. Ее ухажер выхватил пистолет.

— Да что это такое! — закричал Никита. — Вы мешаете нам выполнять нашу работу!

Маркелыч пнул парня по руке, выбил пистолет и, схватив его за загривок, с силой шарахнул о заднюю стенку автомобиля. Тот рухнул на землю. Старший прапорщик развернулся всем корпусом к охраннику, выхватившему свой ПМ…

Лавин попытался залезть на автомобиль, но находившаяся наверху девушка, воспользовавшись этим своим преимуществом, пнула его в лицо. Никита ухватил ее за ногу, и они оба упали на землю. Отчаянно матерясь, Лавин нанес девушке несколько ударов в лицо, пока она не затихла.

— Извините, мадам, вы меня вынудили! — пробормотал он, вскакивая…

Ледок бежал со всех ног. Он увидел, что один из "пожарных" уже устремился вверх по лестнице и понял, что не успевает. Людей из их команды не было видно, снайперы бездействовали, совершенно ясно, что всех каким-то непостижимым образом вывели из строя. Ледок остановился, встал на колени и, держа двумя руками пистолет с глушителем, тщательно прицелился в Лавина, привычно сдерживая дыхание…

— Черт бы их всех побрал! — вскакивая, воскликнул Охотник. — За мной! — бросил он Кулибину, устремляясь к выходу из квартиры…

— Все выходы из подъездов под прицелом наших людей! — Это было первое, что произнес старый разведчик, мертвой хваткой держа охранника за руки. У того была постоянно включенная на прием-передачу рация с головным телемикрофоном, и Маркелыч боялся, как бы охранники внутренних постов, все прекрасно слышащие, тут же не бросились своему товарищу на помощь.

— Слушай меня внимательно! Все слушайте! Мы, конечно, никакие не пожарные, но и не бандиты. Мы знаем, что у вас есть договоренность с нашими противниками, но, как видите, все они нейтрализованы. В наши планы не входит воевать с вами, вы такие же служивые люди, как и мы. Гарантируем полную безопасность вам и жильцам вашего дома. Никому не будет причинено никакого вреда. Один из наших людей уже поднялся в квартиру господина Веренсена. Но ему ничего не угрожает. Тем более, что у него дома три телохранителя. Мы только хотим передать ему бумаги, и вы это знаете.

Охранник пытался освободиться от захвата, но это ему не удавалось. В остальном он вел себя относительно спокойно, не мешая Шамышову говорить.

Как только Ледок поднял руки с пистолетом, Сергей поймал его оружие в перекрестье прицела и мягко нажал на спуск. С непривычки, вернее — с отвычки, приклад больно ударил в плечо при отдаче…

Ледок среагировал мгновенно. Он не потянулся за выбитым из рук оружием, даже не обернулся, чтобы удостовериться, что выстрел произведен с крыши. Он и так это прекрасно знал. Кувыркнувшись через плечо, он вскочил и бросился зигзагами не к пожарной машине, а к подъезду, из которого только что выскочил, надеясь, что в этом случае стрелок потеряет к нему интерес. В дверях подъезда он столкнулся с Охотником и Кулибиным. Две пули, выпущенные одна за другой, пробили дырки левой половине дверей, чуть повыше голов, заставив троицу укрыться в подъезде. Выстрелов слышно не было…

Когда Лавин проник через балконную дверь в квартиру, его встретили три пистолетных ствола и три пары глаз — холодных, режущих, очень гармонирующих с этими стволами.

— В доме пожар! Отключите газ! — демонстрируя пустые руки, чтобы не спровоцировать их на выстрел, прокричал Никита.

— На пол! Лицом вниз! — приказал один из телохранителей. Они стояли грамотно, используя в качестве прикрытия мебель и не перекрывая друг другу линию огня.

Лавин плюхнулся на пол и, не дожидаясь команды, заложил руки за спину.

Один из телохранителей тут же оседлал его верхом, защелкнул на запястьях наручники и принялся обыскивать. Чувствовалось, что это занятие для него весьма привычно. Другой тем временем закрыл и зашторил балконную дверь. Третий контролировал общую ситуацию.

— У меня нет оружия. И пришел я один, больше никто не полезет.

— Железа нет, только бумаги, — подтвердил обшаривший Никиту телохранитель.

— А что ты там орал про газ? — задал вопрос тот, что скомандовал лечь на пол. Судя по всему он был старшим. — Я что-то не понял.

— Это чтобы вы сразу стрелять не начали, — охотно объяснил Лавин. — Форма, сообщение о пожаре в соседнем подъезде, требование отключить газ — все это на секунду должно было задержать ваши пальцы на спусковых крючках. А на второй секунде, исходя из способностей человеческого мозга и нервной системы, вы должны были осознать, что я один, что у меня в руках ничего нет и поэтому я не настолько опасен, чтобы меня сразу убивать. На третьей же секунде…

— Психолог значит? — хмыкнул старший.

— Ну а что вы имеете против? Для нормального человека всегда лучше не убить, чем убить. Согласитесь. Тем более, что работу вы свою сделали, меня нейтрализовали, очки набрали.

— Попинать тебя, что ли, немножко? — с наигранной ленцой произнес тот, что сидел на Никите, поднимаясь. — Такого умного?..

— Не-не-не, ребята, не стоит. У меня с вашим шефом договоренность, он ждет…

— С каким еще шефом?

— Ну… с объектом, или как это у вас называется… С господином Веренсеном. Кнутом Веренсеном! Спросите у него.

— Обойдешься. По инструкции мы должны тебя сдать мусорам.

— Что здесь такой?

Произнес это появившийся в комнате мужчина. Был он среднего роста, лет сорока пяти, с большими лобными залысинами, но с внушительной гривой русых волос на затылке, с типично скандинавской лепкой курносого лица.

— Господин Веренсен, я пришел к вам! — закричал Никита по-английски. — Я принес облигации! Срок еще не истек!

— Можете говорить по-русски, — с сильным акцентом произнес мужчина. — Сам я говорить плохо, но понимать очень хорошо.

— Господин Веренсен, я принес облигации, — повторил Никита на родном языке. — Все по договоренности. Срок еще не истек…

— Та-та, я понимать. Где облигации?

— Здесь, — пнул носком ботинка один из телохранителей большой пластиковый пакет, лежащий на полу вместе с остальными изъятыми у Лавина вещами.

— Корошо. Опустить его.

— У нас инструкция…

— Я говорить — отпустить! Он пришел ко мне. Честная сделка.

Никиту поставили на ноги и сняли с него наручники. Он энергично растер запястья и поднял с пола свои вещи.

— Я вас прошу сообщить охраннику на улице, что все в порядке и то же самое сказать охране в подъезде, — первым делом произнес Лавин. — Нам ведь не нужен лишний шум?

— Та, конечно. Выполнят, пожалюста, как он просить, — обратился датчанин к старшему телохранителю. И повторил: — Пожалюста!..

— Вы уверены, что с ним все в порядке? — кивнул старший на Никиту.

— О, та. Абсолютно уверен. Он приносить… Как это по-русски?.. Криденшелз?..

— Верительные грамоты, — перевел с английского Лавин. — Рекомендации.

— Та, рекомендации.

— Какие еще рекомендации? — с угрюмым видом пробурчал старший.

— Защитный шапка, — ткнул пальцем в пожарную каску Веренсен. — Ш-лем, — старательно и правильно произнес он понравившееся слово.

Просчитав все возможные комбинации, старший телохранитель махнул рукой и сделал знак одному из своих людей. Тот вышел на балкон.

— Можно вас спрашивать? — обратился банкир к Никите.

— Да, пожалуйста.

— Зачем вы идти через балкон? Есть дверь. Он для этого и есть.

— Ну конечно, попадешь к вам через двери! Вон какие кордоны!

— Что есть кордоны?

— Обстэклс, — пояснил по-английски Никита. — Препятствия.

— A-а, понимать. Россия. Специфика. Пройдемте мой кабинет, — пригласил хозяин.

24

Как только телохранитель Веренсена сообщил с балкона, что все в порядке, ситуация под контролем, Маркелыч отпустил руки охранника.

— Вот видишь, я же говорил!

— Ну ты медведь! — спрятав пистолет в кобуру и встряхнув кистями, проговорил охранник. В голосе его не было ни злобы, ни укоризны.

— Извини, друг. Я боялся, как бы ты не пальнул, не разобравшись.

— Что будем делать? — Ледка колотило от злости и возбуждения.

— Из подъезда нам не вырваться, весь двор простреливается! У-у-у, с-суки! Я ведь сам позицию подбирал! Все, как на блюдечке!

— Не психуй! — осадил его Охотник.

— Что не психуй! Что не психуй! Все наши люди выведены из строя! Ох-хереть!

— Возьми себя в руки, я сказал! Еще не все потеряно! Успокойся!

— Да-а? — глядя командиру в глаза, насмешливо протянул Ледок. — Еще, оказывается, не все потеряно! Что же еще осталось? Застрелиться?

— Прекрати истерику! Ты же офицер!

— Что?.. Кто?.. Кто я?.. — Ледок даже поперхнулся. — Я — офицер?! Бросьте, какой я на хер офицер! Да и вы тоже! Все это в прошлом. В далеком невозвратном прошлом. А теперь мы с вами самые обычные наемники. Или вы предпочитаете более подходящие эпитеты?

— Я и без тебя прекрасно знаю, кто мы, — спокойно парировал Охотник. — И послушай, что я скажу.

— Да слушаю я вас, слушаю, — несколько успокоившись, поморщился Ледок.

— Вы не думайте, я не на вас собак спускаю. Это я на себя.

— Ладно, я понимаю. Когда я сказал, что не все еще потеряно, я имел в виду следующее. Что мы знаем о Лавине и его команде? Они умны, дерзки, сильны, деятельны, умело действуют в острых и нестандартных ситуациях. Это их плюсы. Теперь о минусах…

— Да, хотелось бы обсудить, — скривился Ледок.

— Минус у них, собственно, один. Эти ребята — не профессионалы.

— Это не мешает им "делать" нас по всем позициям!

— Ледок, командир имеет в виду вовсе не мастерство, — подал голос молчавший до этого Кулибин. Он флегматично раскинулся на диване, в то время как Охотник, демонстрируя прямую спину, напряженно сидел на стуле, а Ледок метался из угла в угол. — В навыках и умении им не откажешь. Чего стоит только этот прапор, ты же читал на него характеристику.

Свои ордена он не в Кремлевской охране отрабатывал. У нас у всех троих, пожалуй, немногим больше. Здесь все понятно. Да и остальные, судя по всему, хлопчики не с хлипкими шейками. А вот что касается их… правил, скажем так… критериев…

— О чем это ты?

— Все элементарно, — ответил за Кулибина Охотник. — Почему ты еще жив? Думаешь, человечек, заменивший нашего снайпера, промахнулся? Да здесь любой пацан из рогатки тебя бы снял, а он аккуратненько пистолет выбил и дал тебе уйти. И нас он не выпустил из подъезда, что было бы вполне логично, мы бы с тобой так и сделали и перестреляли бы всех во дворе, а он, наоборот, — загнал внутрь. Вывод?

— Это понятно, они не хотят идти на "мокрое".

— Вот именно. Заметь, они всю дорогу бьют наших людей, бьют жестоко, до больничной койки, но никого не "мочат".

— Ладно, не хотят идти по тяжкой статье и прочая меркантильная слякоть. Ну и что? Они нас и без смертоубийства уделали!

— Ты, Ледок, нервничаешь, потому и упускаешь суть, — вновь заговорил Кулибин. — Дело не в том, что они осторожничают, — он был само спокойствие. — Дойдет до крайности, и они пойдут на все. Уж во всяком случае этот прапор, ему не привыкать. А дело в том, что они исповедуют определенные принципы. Лавин, нас интересует именно он, ведь он у них главный. Это командир и имеет в виду, говоря об их непрофессионализме. Ведь для профессионала во главе угла — выполнение задачи. Любыми способами и любой ценой. А у непрофессионала могут быть и другие приоритеты. Моральные препоны, религиозные убеждения, дружба, сострадание. Как ты там сказал… Меркантильная слякоть? Вот в этом духе…

— Да что вы меня лечите, как недоношенного! — вновь взорвался Ледок. — Я не хуже вас понимаю, что, если бы нам удалось взять этого очкастого волкодава, Лавин бы нам за него отдал все облигации на свете да еще бы приплатил! Тоже мне гиганты мысли! Как?! Как это сделать?! Людей у нас нет, с охранником старик спелся. Вот они, — кивнул он в окно с неплотно задернутыми шторами, — как два голубка воркуют. Да и попробуй возьми его! На открытой-то местности! Да еще снайпер!

— С чего ты взял, что я имею в виду старика? — поймав взгляд Ледка, спросил Охотник.

— А кого? Лавин-то… — тот вдруг осекся и, перестав метаться, прикусил палец.

— Дошло, — хмыкнул Кулибин.

— Время у нас еще есть, — продолжал Охотник. — Погашение облигаций дело не одного часа. Так что и "покупку" сделать, и "ченч" произвести мы успеем.

— М-м, успеть-то можно… — глаза у Ледка сузились, он весь подобрался.

— Но кто? Я один не справлюсь.

— А нас ты уже со счета списываешь? Кое на что мы еще способны.

— Командир, не надо за меня решать! — резко подался вперед Кулибин.

— Но не бросишь же ты нас! — жестко произнес Охотник. — Теперь, когда мы так нуждаемся в твоей помощи! Ты же видишь, какая ситуация! Если бы у меня были люди, я бы не обратился к тебе, ты же знаешь! Я ведь тебя никогда не подставлял!

— Это все лирика, командир. Я не боевик, отвечаю чисто за техническую часть. Мне платят только за это. И свои "бабки" я отрабатываю, а силовые упражнения — не моя специфика, так что не обессудь…

— Ах, да, ты же настоящий профи, — скривил рот Охотник. — Сколько ты хочешь?

— Твердую дольку, — усмехнулся технарь.

— Ладно, пятнадцать процентов от моей части. Устраивает?

— Двадцать.

— Черт с тобой, двадцать. Пошли! — сказал Охотник, вставая со стула и надевая шляпу.

— Ледок, будешь моим поверенным, — сдвинув кепку набок, подмигнул Кулибин.

— "Пушка"-то моя во дворе осталась, — вместо ответа, хмуро заявил тот. — Под кустиком.

— Держи! — Кулибин вытащил из-под мышки пистолет, прикрутил к стволу глушитель и рукояткой вперед протянул Ледку.

— А ты?

— Мне и этого хватит, — вытащил Кулибин из-за пояса электрошоковую дубинку.

Настала очередь и Ледка заняться головным убором. Он натянул свою вязаную шапочку на уши, прошел в соседнюю комнату и рывком распахнул обе створки окна, выходящего на обратную сторону дома.

25

Кулибин уперся руками в стенку, а Охотник помог Ледку взгромоздиться ему на плечи, после чего последний, подпрыгнув, ухватился за нижний край металлической лестницы, подтянулся и вскоре уже быстро карабкался вверх…

Получив отмашку Шамышова, Знахарь принялся собираться. Он спрятал за стрехи патроны от всего трофейного оружия, прикопал под настил боевые пружины, отряхнулся и окинул прощальным взглядом чердак. Спустившись через люк в подъезд, он направился было вниз, как вдруг услышал шаги. Шаги спокойные, не крадущиеся, но и не торопливые, они могли принадлежать кому угодно: жильцам дома, совершенно посторонним людям, но в равной степени и врагам.

Сергей перегнулся через перила и посмотрел в лестничный проем. Двое мужчин. Он видел их раньше, наблюдая из квартиры Любы за двором.

Знахарь бросился назад, к люку, лихорадочно проигрывая в уме, как он вытащит пружину одного из пистолетов, соберет его, снарядит магазин патронами… При достаточном везении должен успеть…

Как только голова Знахаря показалась над проемом люка, Ледок дважды выстрелил. Как давеча это проделала и нынешняя жертва — немного выше. Организм Сергея отреагировал быстрее, чем до его сознания дошло, что эти хлопки, напоминающие звуки открываемого шампанского, — выстрелы.

Он присел на лесенке, вобрав голову в плечи.

А двое в подъезде были уже совсем рядом. Мужчина в шляпе приближался к чердачному маршу, держа пистолет наготове. Он не обращал никакого внимания на своих связанных спящих людей. Его напарник остался на пролет ниже.

Ледок осторожно приближался к чердачному проему, в любой момент ожидая ответных выстрелов, и Знахарь всем своим существом чувствовал это приближение. Он прыгнул с лестницы вниз, прямо через перила, намереваясь сбить с ног мужчину в кепке. И это ему удалось, но перед тем как упасть, тот успел ткнуть его в шею контактными концами электрошокера.

— Ледок, сюда! — крикнул Охотник и в несколько прыжков спустился вниз.

— Как ты? — наклонился он над Кулибиным.

— Порядок, — поднимаясь, ответил тот. — Вроде ничего не сломал.

— Куда его? — спросил подоспевший Ледок, кивнув на неподвижно лежащего Сергея.

— В машину. Наверняка уже кто-то в милицию позвонил. Иди вперед, — распорядился Охотник. — Мало ли что. А мы с Кулибиным возьмем его.

…Подъезд дома, в котором Знахарь "заменил" снайпера, выходил на другую сторону двора, так что Маркелычу он был не виден, как была не видна и пожарная лестница. Подав другу условный сигнал, старший прапорщик решил присоединиться к нему на пути к машине, где их ждал Лукин. Делать во дворе было нечего: Никита, охраняемый местными стражами, телохранителями Веренсена да и самим банкиром, был недосягаем для врагов, охрана дома, переговорив с Веренсеном, успокоилась насчет пожарной буффонады. Лавин должен был освободиться еще не скоро, так что светиться здесь не было ни малейшего смысла.

Маркелыч не пошел напрямую через двор, а, направившись в другую сторону, обогнул "свой" дом с другой стороны и по большой дуге потрусил к дому, где находился Сергей. Обмундирование пожарника он отправил вместе с Саньком туда, где ему и полагалось быть, и сейчас, в своей неизменной кепке и крепящихся резинкой за дужки очках, был забавен, поскольку вовсе не походил ни на спортсмена-олимпийца, ни даже на члена клуба "Бегом от инфаркта" — не тот наряд.

Выворачивая из-за угла, он выхватил взглядом фигуру, карабкающуюся по лестнице к крыше здания, и тут же отскочил назад.

Сколько их? Трое, четверо? Вряд ли больше, иначе бы на крышу полез не один. Скорее всего, это тот парень, которого Знахарь "убедил" вернуться в штаб. Ну да, все правильно, и там оставались двое или трое. У них своя кормежка, потому они на ногах. Вот черт, а так не хотелось устраивать стрельбу!

Старый разведчик вытащил из-за пояса "конфискованный" у "ухажера" пистолет и сунул руку с ним под куртку.

Ледок уже был на площадке между первым и вторым этажом, когда внизу оглушающе громко хлопнула дверь, и буквально тут же на квартирной клетке первого этажа появился самый опасный член лавинской команды. Ледок вскинул пистолет и выстрелил в ненавистную ему очкастую физиономию, с удивлением увидев, что пуля его выбила кусок стенной штукатурки. Это было нереально, он был превосходным стрелком и всегда гордился этим своим умением.

А Маркелыч уже лежал в углу площадки, на боку, в очень неудобном положении, его рука с пистолетом была снизу, а голова больно упиралась в дверной косяк. Но когда уходишь с директриссы огня, тут не до удобств.

Маркелыч выстрелил Ледку в руку, в локтевой сгиб и сразу же в правое колено. Выронив пистолет, тот крутнулся вокруг своей оси, попытался ухватиться левой, неповрежденной рукой за перила, но не удержался и упал на ступени. Шамышов побежал наверх, скинув на бегу пистолет Ледка в лестничный проем.

Они уже были на площадке второго этажа. Закинув руки Сергея себе на плечи, Охотник и Кулибин тащили его, будто собутыльники набравшегося до невменяемого состояния дружка-пьяницу, чертыхаясь и проклиная про себя узкие лестничные марши.

Ошибка Охотника заключалась в том, что он "принял" Знахаря на правое плечо. Сделал он это потому, что слева в наплечной кобуре был пистолет. Теперь для того, чтобы его достать, следовало сначала избавиться от своей ноши и освободить руку, в то время, как если бы он находился на месте Кулибина, достаточно было просто сунуть руку за пазуху.

Две секунды разницы.

Они все и решили.

Охотник скинул с себя Сергея, выхватил пистолет, но было уже поздно. Налетевший, как смерч, Маркелыч ткнул его стволом своего пистолета в горло и тут же сложенными в копье пальцами левой руки нанес так и не успевшему выхватить электрошокер Кулибину удар в солнечное сплетение. Он даже умудрился подхватить падающего друга, не дав ему разбиться о ступени.

Шамышов вытащил у Знахаря из кармана мобильник, быстро обыскал его, нашел бумажку с номерами телефонов и набрал нужный.

— На проводе, — услышал он голос Лукина.

— Андрюха! Подъезд, через который Серега должен был лезть на чердак, знаешь?

— Знаю. Дед, что случилось? — встревоженно прокричал адвокат.

— Давай ноги в руки и сюда. И подгони машину как можно ближе.

— Маркелыч, да что стряслось?!

— Быстрее!!! — прорычал отставной прапорщик в трубку. — Полторы минуты тебе на все про все! Давай, Андрюха, жду!

Сунув телефон в карман, Шамышов спустился вниз. Ледок сидел на ступенях, привалившись спиной к перилам. Правую руку он согнул в локте и прижал к груди, а рану на ноге сжимал левой рукой, пытаясь таким образом если не остановить, то понизить кровотечение.

— Шока нет? Ну вот и порядок. Перевязать? — предложил старый разведчик. Ледок ответил ему взглядом, полным такой лютой ненависти, что прапорщик только покачал головой: — Ну, как знаешь…

Он спустился ниже, подобрал пистолет Ледка, поднялся наверх, собрал остальное оружие, с интересом повертел электрошоковую дубинку, решив про себя, что именно при помощи ее Сергея вывели из строя, попробовал привести друга в сознание, но это ему не удалось. Зато для Охотника и Кулибина хватило нескольких энергичных оплеух, чтобы вернуться к не очень благодатным для них реалиям жизни.

К этому времени подоспел и Лукин.

— Дед, там внизу какой-то парень кровью истекает, — с ходу выпалил он. — Ты в курсе? А что с Сергеем?! Он жив? Да что здесь такое?!

— Не ори! Серега жив. И вообще все живы. Того дурака я предлагал перевязать, он отказался. Но ничего страшного, он, судя по всему, парнишка грамотный, знает, что и как делать, чтобы не уплыть.

— А эти?

— Как видишь, тоже живы. И, можно сказать, уже очухались.

— А Сергей ранен?

— Они его вот этой хреновиной. Знакомая штука?

— Шокер. Видел такой.

— Я-то впервые с подобным встречаюсь. Надолго после такого вырубаются?

— Это зависит от мощности аккумулятора и времени воздействия…

— Ты мне лекции не читай. Скажи, надолго или нет?

— От нескольких минут до получаса. Может, дольше. Я не специалист.

— Ясно. Значит так. Ты, — обратился Шамышов к Кулибину, — гестаповец, орудие пытки я твое экспроприирую. Стволы и наручники тоже. Остаешься старшим по подъезду. Приберись здесь, перевяжи своего приятеля и организуй ему медпомощь. Наверху тоже несколько ваших, не забудь. И в других местах, да ты знаешь. И не вздумай нам козни строить, накажу! Тебе есть чем заняться, тем более, скоро менты нагрянут. А главарь ваш пойдет с нами. Слышь, начальник, вставай, время не ждет!

— С чего ты взял, что я старший? — огрызнулся Охотник. — По возрасту судишь?

— Еще по шляпе и по документам. Да и из всего вытекает. Кончай полемику, руки назад и потопали по холодку.

— Это лишнее, — бросил взгляд Охотник на наручники. — Куда я против вас.

— Хорош митинговать! Руки!

Маркелыч, заведя пленнику руки за спину, защелкнул браслеты.

— Надеюсь, ты не будешь глупить? — посмотрел он в глаза Кулибину.

— Не буду, — спокойно произнес тот.

— Вот и молодец. Андрюха, бери Сергея и пошли.

— Куда — бери?! — округлил глаза адвокат.

— На плечо, куда же еще! На руках-то ты вряд ли его утащишь!

— Я и на плече его один не утащу! Вон он какой здоровенный!

— Да что это у вас у всех сегодня за настроение такое — спорить со мной! — вспылил отставной прапорщик. — День повышенной солнечной активности, что ли?! Не понесешь и хрен с тобой! Я сам унесу! А ты держи пистолет, — он протянул Лукину оружие, тот отпрянул, как от ядовитой змеи, — будешь охранять эту кодлу до приезда ментов! Держи, говорю! Без "пушки" они тебе по башке настучат, и наручники не помешают.

— С ума сошел! Мне еще только ментов не хватало! Что я им скажу?

— Ты адвокат, тебе виднее, что им сказать.

— Да пошел ты!

Лукин нагнулся, рванул на себя тело Знахаря, с трудом взвалил его на плечо и, пошатываясь, пошел вниз, обтирая всю пыль с крашеных панелей.

— Погоди, мы первые выйдем из подъезда! — предупредил его Маркелыч и бесцеремонно пихнул в спину Охотника: — Шевелись, бандюга!..

В машине старый разведчик усадил Охотника на заднее сидение между собой и все еще не пришедшим в сознание Сергеем. Лукин, тяжело дыша, занял место водителя, и светло-зеленый "жигуль" покинул место событий.

— Сними наручники, мне так неудобно сидеть, — попросил Охотник.

Шамышов перестегнул их ему таким образом, что руки теперь находились спереди, но соединительная цепочка была пропущена под правой ногой, и это абсолютно лишало пленника какой бы то ни было свободы действий.

— Зачем это? — поморщился Охотник. — Вы что, боитесь?

— Ага, боимся, — улыбнулся Маркелыч. — Так что сиди и не вякай.

— Послушайте, у меня к вам есть предложение. Очень выгодное…

— Дед, я сегодня что-то нервничаю весь день, — не отрываясь от дороги, произнес Лукин. — Выключи приемник, очень тебя прошу.

— Слышал, что адвокат сказал? Посмотри мне в глаза! — Охотник повернул голову и увидел перед собой ирреально увеличенные толстенными линзами глаза старшего прапорщика, абсолютно дисгармонирующие с общей лепкой его лица. — Так вот, если ты вякнешь еще хоть слово про какие-то предложения и тому подобное, я испытаю на тебе вот эту штуковину, — сунул ему под нос Шамышов электрошокер. — Очень она меня заинтересовала. Ты меня понял?

— Понял.

— И ты мне поверил?

— Да.

— Правильно сделал, — разочарованно произнес Маркелыч, явно сожалея о том, что пленник оказался покладистым и не дал ему повода привести угрозу в исполнение.

— Дед, кончай махать своей дубиной! — хохотнул Лукин. — Ишь, понравилась ему игрушка. Ткнешь еще меня ненароком, и мы куда-нибудь врежемся.

— Не боись, я осторожно. Давай-ка, позвони Никите.

Продолжая вести машину, Лукин набрал номер телефона.

— Никита, это я. Как у тебя дела?

— Все о’кей. Кнут мировой парень, сейчас он сидит за компьютером, не отрываясь.

— Прекрасно.

— А что у вас?

— У нас почти все нормально.

— Что значит почти?!

— Почти — это Серега, который лежит без сознания на заднем сидении.

— Что с ним?!

— Электрошоковый разряд. Ничего, скоро оклемается.

— А Маркелыч?

— Да что сделается этому старому черту! С него как с гуся вода! — При этих словах Шамышов тихонько похлопал Лукина дубинкой по плечу, отчего тот дернулся и наградил его свирепым взглядом, брошенным в зеркальце заднего вида.

— Дай-ка мне трубку, — протянул руку отставной прапорщик.

— Слышь, Никита, мы тут между делом "языка" взяли.

— Какого еще?.. Черт, опять ты со своими фокусами!

— Да не, все нормально. "Язык" классный, он самый главный у них. Для подстраховки совсем не помешает. А то вдруг они очухаются, или подкрепление подойдет…

— Ой, дед… Ладно, я с тобой потом поговорю!

— Ага. Ну а тебя мы заберем, как договаривались, только звякни.

Шамышов нажал кнопку отбоя и отдал телефон Андрею.

— Можно спросить? — подал голос Охотник.

— Н-ну?.. — поглаживая дубинку, разрешил Маркелыч.

— Что потом?.. Со мной?..

— Ну, когда все сделаем, и если наш друг придет в себя, и если будешь себя хорошо вести, проголосуем и, при отсутствии возражений, отпустим тебя к твоим хозяевам, пусть они с тобой разбираются.

Охотник, повернув голову, посмотрел на Сергея. Тот был бледен и неподвижен.

— А если он не очнется?

— Тогда я тебя убью, — спокойно и убежденно проговорил Шамышов. — Андрей, кончай курить! — открывая окошко, прикрикнул он.

— Потерпишь, — огрызнулся Лукин. — Займись лучше Сергеем, пора ему просыпаться. — В это время Знахарь застонал и зашевелился, впервые за все время. — Во, видишь! Потри ему уши, быстрее очухается!..

Охотник, с пропущенной под ногой цепью наручников, сидел, согнувшись вперед, сгорбившись. Разом постаревший, он был похож на директора зоопарка, неожиданно оказавшегося не у дел…