Досье поэта-рецидивиста

Дикие яблони, резкий обрыв.

Речка тиха и спокойна. Надрыв,

Чувство смятенья, трагедии давней

Скрыто от всех прошлым веком. Печалью

Мир там наполнен, и время былое

Всем нам оставило что-то немое,

Что не дано нам увидеть, но всё же

Мы ощущаем там холод по коже…

Люди без Бога в душе в день воскресный,

Встав во хмелю, подпоясавши чресла,

И не раскаясь в грехах первородных,

В тех, что вершили они принародно,

Сели верхом на коней и в обитель

Монастыря Богородицы свитой

Бесовской пришли не с иконой —

С шашкою, кровью людской обагрённой.

Храм поругав, колокольни разрушив,

Место мольбы превратили в конюшни,

Место святое – в ЗК, или «лагерь»,

Где убивали людей, – в ад ГУЛАГа.

Тысяч людей, невиновных пред Богом,

Уничтожали не пулей – природой:

Пеклом, болезнями, зимнею стужей,

Тяжким трудом и бурдою овсюжьей.

Минуло время, но память людская

Всё сохранила, поднялись вновь храмы.

И словно слёзы людей убиенных,

Здесь пробудился источник целебный.

Стала для многих Голгофа Сибири

Местом духовным, отдушиной в мире,

Где продолжаются лагерь и зона,

Где непохожесть считают позором,

Где нет приюта душе человека,

Только к тщеславию, к деньгам – не к свету

Мир там идёт. И по злой воле рока

Там, где был ад, теперь рай… но до срока…