Довести Хабиба

3.

– Сиди, – бросил Хабиб своей строптивой попутчице, выключая зажигание и открывая водительскую дверь.

Мадинка демонстративно поджала губы и едва заметно закатила глаза. Но на месте осталась, так и быть, давая ему возможность за ней поухаживать и открыть дверь.

Еще бы…Гребаная фифа…

Хабиб таких хорошо знал. За версту их чуял. Терпеть не мог и одновременно тянуло всегда со страшной силой. Чтобы вот не простая, хитро сделанная. От таких никогда не знаешь, чего ждать – держат в тонусе почище тренажеров…

Мозг, конечно, трахают, но ведь и их тоже за это можно…

Сатоев спрыгнул на плохо расчищенный асфальт перед придорожной гостиницей с рестораном на первом этаже с говорящим названием "У МарьВанны". Казалось, украинским борщом с чесночными пампушками пахнуло даже на парковке. Хабиб с наслаждением потянулся, разминая затекшую спину и ощущая, как настроение ползет вверх.

Еда, наконец-то…

Еще чуть-чуть, и он был готов откусить что-нибудь от Мадинки, тем более, что она явно напрашивалась. Если не лишиться части своей аппетитной жопы, то точно по ней получить.

А жопа и правда аппетитная – он хорошо рассмотрел, пока Мадинка вниз головой висела, застряв в лобовом стекле. А потом еще и потрогал, пока нес. Упругая такая…Подкормить бы, конечно, не мешало – Хабиб все-таки предпочитал не таких хрупких барышень. А то он-то сам большой – неохота все время думать, как подругу бы не покалечить ненароком, но вообще хороша. На восемь из десяти. Ему конечно, так-то не надо, он к невесте едет – изменять не планирует, но в мыслях повертеть-то можно…

Улыбнувшись своим размышлениям и нарисовавшейся перспективе объесться до отвала в ближайшие полчаса, Хабиб обошел капот внедорожника и с преувеличенной любезностью распахнул перед своей случайной дамой переднюю пассажирскую дверь.

Та выплыла как королева, проигнорировав предложенную руку своего поданного и тем подчеркнув, что не заслужил, и задрав нос так высоко, что Хабиб реально запереживал, как бы не споткнулась…

Но Мадинка, похоже, была профи и так и прошествовала с вздернутым к небу подбородком до самого ресторана. Там притормозила, давая возможность Сатоеву распахнуть перед ней дверь, и вплыла внутрь, шурша своими упругими булочками в обтягивающих спортивных штанах. Хабиб лишь горько усмехнулся, уперев жгучий взор в аккуратные половинки. Эх, трахнуть бы тебя, а…Но нельзя…Помолвка…

Да и что он там не видел. Все бабы одинаковые…

Но все ж, что там у именно этой, посмотреть жуть как хотелось…Ну а вдруг…Сюрприз.

Хабиб сделал шаг внутрь кафе, прикрывая за собой дверь, и в следующее мгновение все мысли о булочках Мадины напрочь вылетели из его головы, вытесненные умопомрачительными ароматами булочек обычных. В "У МарьВанны" пахло божественно. Пахло так, что хотелось заплакать и остаться тут навсегда. В голове закружилось, в желудке заныло, перед глазами поплыло, и Хабиб сделал шаг к ближайшему столу на подкашивающихся ногах, одновременно требовательно махая притаившемуся в углу официанту. Есть хотелось зверски.

– Что самое быстрое, а, брат? – спросил у подбежавшего мальчишки, давясь слюной и напрочь забыв о своей спутнице, которой пришлось самой отодвигать себе стул, чтобы сесть напротив.

– Солянка, – промямлил паренек, доставая блокнот, – Жульен еще, пирог с капустой…

Хабиб шумно сглотнул. Так шумно, что парень подпрыгнул от неожиданности и чуть не уронил карандаш.

– Две солянки тащи…

– Не буду я солянку, – капризно фыркнула Мадинка, не удостаивая при этом Сатоева взглядом.

– Это я себе, жЭнщина, – рыкнул Хабиб, злясь, что его перебивают в столь ответственный момент, – Так, две солянки…Жульены у вас какие?

Паренек показал на пальцах примерный размер. Сатоев пренебрежительно сморщился.

– Птичек что ли кормить? – пробубнил себе под нос, – Так ладно, тащи тогда четыре. Ты будешь?

Мадина поджала губы и выгнула бровь, выказывая своё негодование его фамильярностью, но, помедлив, изволила кивнуть. Ну, конечно, хмыкнул Хабиб про себя, порция-то как раз ее…

Сидит тут, чиж нахохленный… Опять захотелось тупо улыбаться. Такая она была…забавная. На симпатичном ухоженном лице с тонкими правильными чертами фунт презрения, в черных глазах обжигающее пламя, в осанке тонна достоинства, а сама-то метр с кепкой, и весит от силы килограмм пятьдесят. Ну точно боевой чижик. Еще пуховик этот канареечный, сильно дутый, будто и правда перья дыбом…

– И пирог с капустой неси. Целый. И морс или что там у вас. Всё! – Сатоев энергично хлопнул в ладоши, завершая заказ.

– А мне меню, если можно, – ледяным тоном вставила Мадина.

– Конечно, – официант поклонился ей чуть ли не до земли, – Сейчас принесу. Сейчас…

И даже слегка поначалу попятился, инстинктивно не рискуя сразу поворачиваться к Мадинке спиной.

Ну, точно, не простая дамочка, отметил про себя Хабиб, разваливаясь на стуле, и в упор разглядывая женщину напротив. Сейчас, когда он не рулил и собирался наконец поесть, а потом, возможно, и поспать, Сатоев впервые мог спокойно обдумать сложившуюся ситуацию и нормально присмотреться к неожиданной попутчице.

Миниатюрная, с тонкими правильными чертами лица, идеальной кожей и умело нанесенным почти незаметным макияжем. Возраст – сложно сказать…Ни единой морщины, безупречное лицо, но уже точно не юная девочка – взгляд выдает. Лет двадцать семь, может быть, просто очень за собой следит.

Замужем? Никаких обручальных колец не наблюдалось, да и ехала одна. Вряд ли.

Но, наверно, кто-то есть – уж больно красивая. Да и машина в сугробе была не из дешевых, как и ее пуховик Баленсиага, и скромные с виду, но достаточные крупные бриллианты в аккуратных ушах. Вот только кто оплачивает банкет?

Хабиб шумно отхлебнул солянку – уж больно было вкусно, сверля свою визави тяжелым взглядом исподлобья. Отец, любовник, сама заработала? Сатоев откусил большой кусок капустного пирога. Жизненный опыт подсказывал, что любовник, но отчего-то дико хотелось, чтобы сама…

Но все-таки молода она была для независимой миллиардерши. Не криптой же торгует…Если и торгует, то, скорее, кое- чем другим…Мужики за это тоже платят хорошо. Он бы заплатил…Наверно.

Задумчивый взгляд Хабиба невольно соскользнул с лица Мадины на небольшую упругую грудь, целомудренно прикрытую белым свитером под горло. Эх, похоже, там хорошие сиськи …Свои – нет? Такая ухоженная, могут быть и не свои…Деньги есть- почему нет. У баб сейчас это как к стоматологу сходить стало…

Вообще, если бы Хабиба попросили одним словом описать женщину, сидящую напротив и скептически выгибающую изящную бровь при изучении поданного официантом меню, он бы выбрал "дорого".

И дело было не только в гладкой коже, безупречном маникюре, брендовых вещах и поблескивающих в ушах бриллиантах. В Мадине чувствовалась порода. Что-то такое неуловимое, но буквально прошивающее насквозь. В движении рук, мимике, посадке головы, слегка вызывающем взгляде. Она знала себе цену и транслировала это знание в мир. Если бы они жили в веке девятнадцатом, Сатоев бы однозначно решил, что перед ним аристократка, состоящая в родстве с царской фамилией – не меньше, а сейчас…

Он пододвинул к себе вторую порцию солянки, смотря, как Мадинка, восседающая напротив, диктует свой заказ и отдает официанту меню. Кто она?

– Может поближе познакомимся, Мадин, – произнес Хабиб вслух и криво улыбнулся, потянувшись за еще одним куском пирога, – Судя по номерам тачки твоей, ты из соседнего со мной региона. Откуда именно?

Мадинка бросила на него надменный взгляд и не ответила, воспользовавшись тем, что ей принесли жульен. Сатоев подождал пару секунд, но, поняв, что дама продолжает строить из себя оскорбленную невинность, раздраженно фыркнул и мысленно махнул на нее рукой, переключая все внимание на официанта. Хочет дуться сидеть – пожалуйста, а он пока что-нибудь сладкое закажет.

И тут у нее зазвонил телефон.

Ни один мускул не дрогнул на лице у Хабиба, ведь это его не касалась…Но на самом деле он весь обратился вслух.

– Да, – Мадина рассеянно заулыбалась невидимому собеседнику, приложив к уху последнюю яблочную модель, – Да, мам, звонила. Нет… Нет! Связи не было просто. Нет, Сергею я сама наберу…Плевать мне, что он волновался…Я пробку хотела объехать, и навигатор завёл в поля какие-то…Эгм…Да, я знаю…

Она раздраженно потерла переносицу, выслушивая, что говорят на том проводе. Говорили, судя по всему, что-то нудное и нравоучительное…

– Да ничего со мной не случится, ну! – раздраженно выпалила Мадина и тут же виновато прикусила нижнюю губу, – Правда, мам…

Тяжелый вздох для храбрости, и Мадина продолжила.

– Кое-что произошло…Но ты только не волнуйся! Со мной всё хорошо, отлично просто! Вот…Нет…Да не перебивай…В общем…Я там на этой дороге в полях на обочину съехала. Занесло…И машину пришлось бросить…

Из трубки раздался какой-то нечеловеческий вопросительный вопль. Мадина быстро на пару секунд убрала телефон от уха, жмурясь. Потом вновь страдальчески вздохнула и поднесла обратно, когда стало потише.

– Нет, говорю же – хорошо все. Там мужчина ехал -он меня подбросит…Как куда? До курорта. Ему по пути. Да, нормальный…

Тут Мадина подняла на Хабиба оценивающий взгляд и по лицу ее пробежала бегущая строка, что маме врать не хорошо, но приходится.

– Нет, не маньяк....

Еще один взгляд, полный сомнения достался Хабибу.

– Да, спрашивала, – Мадина закатила глаза, – Нет, не надо просить Вадима меня забрать…Нет, мама!!....Машину? Ну, пусть забирает машину, я координаты примерные скину…Ты только предупреди, что я там чуть столб задела…

Мадина вновь отнесла орущую трубку подальше от уха. Поднесла снова.

– Ма-а-ам…Я же говорю, хорошо всё! Нет, не ушиблась…Да…Нет, не буду я ждать твоего Вадима, ну…

Мадинка устало уронила голову на подставленную ладонь, слушая собеседницу.

– Мам, довезет. Тут осталось-то…Хабиб зовут…

И тут вновь вскинула на Сатоева взгляд, только теперь горящий и нетерпеливый, прикрыла на мгновение динамик тонкими пальцами.

– Как твоя фамилия?

– Сатоев, – хмыкнул Хабиб, про себя думая, что деньги, похоже, все-таки от папочки…

– Сатоев, – повторила Мадина в трубку матери, – О 001 КО черный кадиллак эскалейд новый…

Хабиб удивленно выгнул брови – не всякая девушка обратит внимание на номер машины, хоть он у него и запоминающийся, а Мадина меж тем продолжала:

– Пусть твой Палей пробивает, успокаивается и не достает меня…

У Хабиба отвисла челюсть. Сначала от возмущения, что его вот так без спросу будет кто-то там пробивать. А потом, потому что до него дошло, чью фамилию она назвала, и КТО собрался его пробивать. Палей?!

– Всё, мам, целую…Пока.

Сбросив вызов, Мадина чуть не кинула телефон на стол и засопела себе под нос.

– Ну, как с маленькой…– медленно подняла на застывшего напротив Хабиба глаза, – Извини, что номер машины назвала. У меня просто отчим – параноик. Помешан на безопасности. Или…

И Мадина совсем неожиданно лукаво улыбнулась и кокетливо произнесла:

– …тебе есть чего бояться, Сатоев Хабиб, м?

Но Хабибу было не смешно. Совсем.

И манящая улыбка её воспринималась похлеще любой издевки. Заигрывания недоступных девушек его всегда только раздражали. Зачем это надо?

А Мадина, оказывается, была не просто недоступная, она…

Вкратце, если это тот Вадим Палей, бывший криминальный авторитет и нынешний губернатор соседнего региона, которого Хабиб мельком знал (а это похоже тот), то для случайного перепихона есть только одна более опасная жопа, чем Мадинкина – это жопа самого Палея.

– Ну, тебе со мной теперь точно бояться нечего, – прохрипел Сатоев в ответ и решил сладкого не заказывать…Что-то он итак наелся.

– Официант, счет, – Хабиб махнул парнишке, совсем по-другому смотря на молодую красивую женщину напротив и судорожно выуживая из памяти все, что мог о ней слышать и знать.

И что-то там одна муть и грязь была…

У Палеев в семье черти что творилось. Вроде бы, Вадим Львович сначала был женат на одной из дочек убитого Фарида Седого, еще одного известного бандита в их краях. А сейчас на матери этой дочки…

Стоп. Дочке? На ней что ли? На Мадине? А она значит…Фаридовна? Хабиб растерянно моргнул.

Так. Плевать. Надо быстрей довезти эту фифу до её несчастного курорта и всё.

Вертел он такие знакомства.

4.

Весь мой прошлый жизненный опыт кричал о том, что после сытного обеда мужчины становятся однозначно добрее, чем до него.

Вот только с Хабибом почему-то не прокатило.

Из кафе он вышел еще более хмурым, чем в него заходил. Сатоев и раньше не рвался поболтать и почти всю дорогу мы ехали молча, но я хотя бы постоянно ощущала на себе мужской заинтересованный, слегка насмешливый взгляд, который чисто по-женски мне льстил. От этого его взгляда по моему телу бродили будоражащие мурашки и щекочущее напряжение копилось внизу живота. И хотелось дерзить, и задирать нос, и улыбаться. И чувствовать себя живой…

Нет, я не была готова ни к каким интрижкам, тем более с каким-то быком-качком, но…

Ощущать себя сексуальной и притягательной всегда так приятно, правда?

А тут вдруг как отрезало.

"Это он на пробивку номера обиделся что ли?" – раздумывала я, хмурясь и топая за Хабибом по плохо убранной, заснеженной парковке гостиничного комплекса.

Но! Если на пробивку, то я ведь извинилась! Тем более, он до этого на меня наорал, мужлан неотесанный, и я вообще-то тоже обижалась! Так что 1:1. Всё честно!

Тоже мне…

Это вообще моя прерогатива- обижаться. Кто тут из нас женщина? Да и как вести себя с обиженными мужиками, я решительно не знала. Представители противоположного пола, которые попадались мне на жизненном пути, были какими угодно, но точно не обидчивыми.

Так накручивая себя, я сверлила широкую спину Хабиба растерянным и всё более гневным взглядом, бредя за ним к машине и мешая грязный снег своими светлыми уггами. Обиженка двухметровая…Ну никак я не ожидала от подобного человека столь тонкой душевной организации.

Мда…внешность бывает обманчива…

Сатоев пикнул сигнализацией, распахнул водительскую дверь и только тут обернулся ко мне, смиряя задумчивым и каким-то оценивающим взором. Не по-хорошему оценивающим…Не таким "вай, какая жЭнщина", а скорее " а стоит ли эту курицу брать?"

Я даже слегка тормознула, не зная, как реагировать, и застыла перед Сатоевым, не решаясь обогнуть капот и пройти к пассажирской двери. Мало ли – будет потом из салона вытаскивать. Унизительно…

Вместо этого вопросительно вскинула тонкую бровь, выдерживая молчаливую зрительную дуэль и думая про себя, что пусть только попробует меня тут оставить…

Женщина во мне в тот момент была в бешенстве и одновременно мечтала горько заплакать от обиды и смутного унижения.

Что случилось-то?

Где тот восхищенный жгучий взгляд Сатоева, который так донимал меня еще каких-то полчаса назад, заставляя подозревать в нём сексуального маньяка.

Я что? Чавкала?

– Что-то не так? – непроизвольно слетело с моих губ.

И лицо тут же залило густым красным, потому что в черных глазах Хабиба вспыхнул встречный вопрос "о чём ты?", а я не могла объяснить!

Не могла сформулировать. Да и не спрашивают о таком… Вот как?

Почему вы вдруг меня не хотите?

Раздосадовано прикусила губу, ничего не поясняя. "Что-то не так?" так и осталось звенеть в морозном воздухе между нами, отдаваясь в груди противной вибрацией. Его черные глаза, совершенно непроницаемые в эту секунду, будто пожирали меня и одновременно отталкивали. Совершенно дурацкое, неловкое ощущение.

Наконец Хабиб отмер, разрывая наш зрительный контакт, и небрежно кинул мне ключи, которые я, не ожидая подобного жеста, еле успела поймать.

– ТИ пАвИдешь. Я спат, – буркнул Сатоев со снова пробившимся акцентом и обогнул капот, направившись к пассажирской двери.

Я пару раз хлопнула глазами, возвращаясь в реальность, и пошла занимать место за рулем. После нашей внезапной игры в гляделки, слегка потряхивало. Нервы наверно…День выдался, мягко говоря, насыщенный…

– Доверяешь? – не сдержавшись, кокетливо мурлыкнула, косясь на развалившегося в почти полностью откинутом кресле Хабиба, пока настраивала водительское сидение под свои гораздо более скромные, чем у Сатоева, габариты.

Внутренне скривилась. Ну что за сладкий голосок, а? Будто кошка валерьянки выпрашивает…Но поделать ничего не могла. Инстинкты брали своё и задетое самолюбие требовало вернуть отступника в лоно церкви моих тайных обожателей. Тем более, что видимых причин для столь внезапной холодности просто не было!

И я точно не чавкала, да.

– Клялас, чИто водишь хорошо…– пробормотал Сатоев сонно, поглаживая набитый живот и закрывая глаза, – Ну или можем тут поспат, если боишь…

– Нет, – я быстро отсекла это предложение, бросив брезгливый взгляд на придорожную гостиницу, – Хорошо я вожу. Не боюсь.

– МАлАдэ -э -эц…– широко зевнул Хабиб, словно лев после удачной охоты.

Сладко причмокнул губами и глухо захрапел раньше, чем я успела вырулить с заснеженной парковки на трассу.

Давно я не ощущала такого напряжения, ведя автомобиль, как в первые полчаса за рулем кадиллака Хабиба. Потом, когда немного привыкла к чужой машине, отпустило, но сначала был настоящий ад. Ладони вспотели, руки ныли, деревенея, – так сильно я вцепилась в кожаную оплетку, вдоль позвоночника и у висков выступила испарина, противной слабостью окатывая тело. Словно только-только получила права и сразу сунулась на забитую, заснеженную трассу.

Не знаю, что именно меня так выбивало из колеи. Возможно, столь неожиданно оказанное доверие совершенно постороннего человека.

Как он вообще умудрился заснуть рядом со мной – ведь и дня не прошло, как вытаскивал меня из разбитой машины. Я бы, если и пустила за руль после такого, то вся перетряслась бы рядом. Откуда Хабибу знать, что я реально неплохо вожу? Просто взял и на слово поверил? У меня в голове не укладывалось.

Да еще так сладко спал…

Я не могла удержаться и то и дело косилась на безмятежное лицо Сатоева, досконально изучая своего нечаянного спасителя. Во сне его черты смягчились. Грозные морщинки на лбу разгладились, в густой бороде уже кое-где поблескивали серебряные нити, что почему-то казалось мне милым, от природы прямой, но перебитый крупный нос, сломанное левое ухо, намекающее, что его хозяин точно борец или боксер, четко очерченные губы приоткрылись, выглядя полнее и чувственней, когда не были сжаты в упрямую линию, черные густые ресницы трогательно подрагивали, веером лежа на смуглых щеках. Ну, просто бородатый ангел, посмотрите на него…Еще б не храпел…

Отворачивалась, улыбаясь собственным мыслям и переводя взгляд дорогу, но потом снова косилась на сопящего мужчину рядом. Если вот так рассматривать, то даже красивый…Учитывая мою слабость к огромным мужикам, то вообще просто мечта моего либидо. Бычья шея с крупным кадыком, богатырская грудь, тренированное тело, широкие ладони, покрытые черными волосками вплоть до фаланг пальцев, узкие бедра по сравнению с широкими плечами, и, судя по тому, как жалобно трещала его ширинка на джинсах, внутри там тоже что-то да было…Ну, не с подложенными же он носками расхаживает…

Бедный, там так молния впилась…Ему не больно?

– Э, жЭнщина, ты на дорогу смотреть будешь- нЭт? – сиплый со сна бас возможного обладателя носков в трусах чуть не довел меня до обширного инфаркта.

Крупно вздрогнула, чудом не вильнув рулем в сторону, и резко перевела невидящий взгляд на дорогу. Боже…От нахлынувшего стыда даже в ушах зазвенело. Тут кнопки катапульты случайно нет? Какая преступная непредусмотрительность со стороны разработчиков…

– Или показат? – всё так же хрипло промурлыкал Хабиб.

Вот какое всё-таки хамло! Мог бы сделать вид, что не заметил!!!

Гневно покосилась на Сатоева и сконфуженно вернула взгляд обратно на дорогу, потому что сил пялиться на его самодовольную ухмылку и задорно поблескивающий один приоткрытый глаз просто не было.

– Нет, спасибо, предпочитаю остаться в неведении, – кашлянув, ответила я, теперь упорно не смотря на Хабиба.

В принципе, мне это было и не нужно – буравящий правую сторону моего лица, слегка насмешливый взор я итак отлично ощущала.

И вдруг захотелось улыбаться. Как дурочке. Так сильно, что я ценой неимоверных усилий удерживала расползающиеся губы вместе. Ведь этот его взгляд…

Воздух в салоне вновь стал уплотняться, пропитываясь живым интересом и легким, едва уловимым флером сексуального подтекста. Этот подтекст был в каждом движении, каждом вдохе. Нагревал кожу, делая болезненно чувствительной, щекотал нервы. Сразу стало будто жарче, и моя рука машинально потянулась пошире распахнуть пуховик. Заерзала на сидении, боковым зрением наблюдая, как Хабиб поднимает спинку пассажирского кресла, как сладко потягивается, задевая меня локтем.

– Не устала? – нейтральный вопрос, заданный ровным голосом.

Похоже, тему ширинки Сатоев благоразумно решил не продолжать. Я всё-таки улыбнулась, чувствуя, как градус настроения ползет вверх, как и симпатия к этому человеку. Умение вовремя остановиться и перестать пошлить – это всегда отлично. Косулин вот им вообще не обладал. Поэтому я невольно подмечала такие моменты, точно зная, как плохо, когда наоборот.

– Да нет, ты и двух часов не проспал.

– Ну, все равно, дорога сложная, – рассеянно ответил Хабиб, разминая шею. Покосился на приборную панель, потом провел пальцем по навигатору, просматривая трассу вперёд.

– Давай-ка на заправку ближайшую заедем, Мадин. Кофе попьем, тебя подменю, да?

– Да, давай, – снова улыбнулась, потому что передать управление Сатоеву была только рада.

Более-менее приличная заправка попалась нам только через полчаса, когда на улице уже потихоньку начало смеркаться. Снег всё так же валил с неба крупными белыми хлопьями. Но ветер стих, и они падали на землю медленно и лениво, почти не кружа и покрывая все вокруг тонким пуховым кружевом, так быстро превращающимся на трассе в серую чавкающую грязь.

Чем ближе мы подъезжали к курорту, тем становилось теплее. Сейчас температура противно колебалась вокруг нуля, то подаваясь в небольшой плюс, то опять уходя в минус – самое мерзкое, что вообще может быть для дороги. Лужи и лед во всех возможных сочетаниях. Ледяные лужи, лужистый лед, лед под лужей и лужа подо льдом – у природы была богатая фантазия, множество доступных комбинацией и контрольное украшение всей этой красоты в виде грязного, перемешанного с машинным маслом снежного месива.

Месива, в которое я благополучно наступила, выпрыгнув из джипа на заправке.

– Твою ма-а-а…– на светлые мои угги, теперь раскрашенные бензиновым разводами и серой жижей, было страшно смотреть. Ноги моментально промокли насквозь.

– Э-э-э, что ж ты…– протянул Хабиб, осуждающе цокнув языком. В два шага обогнул капот и за руку выдернул меня из ледяной лужи , – Ладно, усе равно были стрёмные. Переодеть-то есть что?

– Нормальные они были, – возмущенно фыркнула я и вырвала у него свой локоть. Нечего оскорблять мою обувь!

– Нормальные для бабы- это када на каблуке, – словно маленькой пояснил Хабиб, ухмыляясь, – А в этих тапках тока овец пасти и по аулу бегать…Нэ красиво же!

– Сам ты баба, – буркнула я обиженно в ответ и пошлепала в хлюпающих от воды уггах в сторону заправки.

Не красиво ему, видите ли…Хам! Хотела ещё что-то ворчливое добавить, но на поясницу вдруг легла мужская горячая ладонь, и поток моих возмущений оборвался, словно красную ленту перерезали.

Это было странное чувство…

Едва ощутимое, можно даже сказать вежливое и одновременно такое настойчивое жаркое давление. Такое, что вся спина напряглась, и я невольно вслушивалась в тонкий перезвон ощущений внутри, замолчав и забыв, что Хабиб там про мои угги говорил. Сатоев открыл передо мной дверь и подтолкнул внутрь. Ладонь исчезла, и я выдохнула. На пояснице теперь явно ощущалась пустота, будто чего-то не хватало. У Хабиба была очень крупная ладонь, обхватывающая почти всю спину. Крупная и теплая…

– Кофе какой будешь? – Сатоев завертел головой, хмурясь и осматриваясь по сторонам, не глядя на меня. Такой чисто мужской взгляд – непроизвольная оценка территории.

– Эспрессо двойной.

– Хот-дог купит?

– Нет, спасибо, – я шагнула в сторону туалетов.

– Понял, – Хабиб встал в очередь в кассу.

Себе он хот-дог взял. Самый большой. Удивительный у человека аппетит.

Выпить кофе и поесть мы решили в машине. Хабиб отогнал внедорожник за заправку, припарковался и сказал, что сейчас придет. Вернулся с…Я только глазами захлопала.

– Зачем? – с сомнением уставилась на какие -то салатовые дутые галоши в его руке.

– Затем, что переобувайся давай, живо, – хмыкнул Сатоев и бескомпромиссно ткнул обувь мне в нос, – В мокром нельзя – заболеешь.

– Я этот ужас не надену, где ты их взял вообще? – я с сомнением рассматривала подвальное изделие, сшитое скорее всего китайским или камбоджийским ребенком.

– На заправке и взял. Давай, Мадин, – вздохнул Хабиб и положил их мне на колени, – По мне, так такие же, как на тебе – тока что цвет веселей. А твои высохнут пока. Ну!

Веселей…Да у меня от этого вырвиглазного канареечного зеленого уже мигрень начиналась. Но…Хабиб был прав, в мокрых сапогах ехать было то еще удовольствие – надо высушить. Да и в машине меня все равно никто не видит. Кроме него. А он переживет.

– Спасибо, – буркнула я не очень вежливо. Всё-таки так себе сапожки, хоть и практичненько… И, не удержавшись, добавила, – Только зачем такие яркие?

– Подходит тЭбе…– после некоторой заминки хмыкнул Хабиб.

Что-то в его голосе заставило меня резко вскинуть глаза на Сатоева. Наши взгляды скрестились. Стало немного душно и почему-то неловко…

Я первая отвернулась и спряталась за бумажным кофейным стаканчиком. Хабиб зашуршал бумагой, разворачивая свои ХХХL булку с сосисками. Запахло горчицей, сдобой и сомнительным колбасным изделием. И неловкость всё не покидала меня, заставляя острее воспринимать наше молчание.

Вдруг очень хотелось заговорить. Это ведь вообще естественно – попытаться побольше узнать о едущем с тобой человеке, да?

***

– А чем ты занимаешься, Хабиб? – поинтересовалась я.

Понимаю, что немного по-идиотски – вот так в лоб спрашивать. Но сложно начинать беседу издалека, если с тобой не особо разговаривают в принципе. Сатоев бросил на меня быстрый нечитаемый взгляд и отпил кофе из своего стаканчика.

– А что? – медленно ответил после паузы, разглядывая свою руку, расслабленно покоящуюся на руле, – Отчим не прислал отчет еще, м, Мадин?

Не ожидая подобного выпада, я сначала стушевалась. А потом разозлилась.

– Попросить выслать? – невинно вскинула бровь, не скрывая издевки в голосе.

Сатоев только плечами небрежно пожал, мол хочешь – проси, и вгрызся в свой хот-дог.

– Я вообще просто поболтать хотела, но как хочешь… – буркнула я наконец себе под нос, нарушая повисшее молчание и выплескивая обиду.

Сделала последний глоток кофе и выпрыгнула из машины, чтобы выкинуть пустой стаканчик.

Когда вернулась, наткнулась на задумчивый тяжелый взгляд Хабиба, просверливающий меня. В глубине черных глаз плескалось что-то смутно похожее на чувство вины.

Но, скорее всего, это мое милосердное сердце выдавало желаемое за действительное. А ему просто не говорили, что пялиться в упор на малознакомых людей неприлично. Поэтому я демонстративно отвернулась и уставилась вперед, вскинув подбородок и поджав губы, всем видом показывая, что пора ехать. Осталось каких-то несчастных пятьсот семьдесят километров и, если верить навигатору, семь часов. Семь часов я вполне способна и помолчать…Чем и собиралась заняться. Даже поспать, может быть. Я хотя бы не храплю…

Слева раздался ироничный смешок, видимо, задрала нос я очень красноречиво. Распахнулась водительская дверь, впуская в салон холодный воздух. Хабиб вышел, чтобы выкинуть свой стаканчик и обертку из-под хот- дога. Вернулся в машину, снова морозя меня ледяным порывом с улицы, шумно хлопнул дверью и, ничего не говоря, тронулся с места.

Я отвернулась к своему окну. Щелкнуло радио, переключаясь на менее шипящую станцию. По салону растеклось слезливо-танцевальное "Все мимо", так и вынуждающее подпевать хотя бы про себя. Ненавижу такие песни…Ты словно становишься крысой из сказки, идущей за дудочкой. Губы так и складываются в простые, въедающиеся в мозг слова…

Всё ми-мо-о-о…Я никогда ещё так сильно не люби-ила…Всё мимо…А-а-а…

– Давай уж вслух! Чё шепчешь? – фыркнул насмешливо Хабиб на втором куплете и сделал громче.

Я тут села ровнее и плотно сжала губы. Блин. Сатоев улыбался, морщинки от уголков глаз лучиками расчертили его виски, а черный взгляд потеплел до состояния растопленного шоколада. Интересно, у него в караоке с бабами такое же благостное выражение на лице появляется? Почему-то я была уверена, что в караоке в таком составе он точно ходит. И почему-то стало неприятно от этой непонятно откуда взявшейся мысли.

Хабиб вздохнул, так и не дождавшись от меня соло, и снова прикрутил звук.

– Раньше борьбой профессионально занимался, Мадин, – вдруг заговорил, – Потом ушел. Возраст, пара травм…Уходить надо на пике.

Бросил на меня быстрый косой взгляд, проверяя реакцию на своё неожиданное откровение, и продолжил, переведя взор на дорогу. Спокойно и почему-то совсем почти без акцента.

– Но, спорт -такое дело. Совсем не отпускает. Сейчас вот фитнес -центр свой, школа. Промоушеном занимаемся пары успешных ребят…Так…

Он рассеянно провел пятерней по ежику на затылке и криво улыбнулся.

– На жизнь хватает.

– Догадываюсь, – я выразительно обвела глазами белоснежный кожаный салон нового кадиллака.

Хабиб усмехнулся, постучав пальцами по рулю.

– Это я не себе. Подарок тестю на выкуп. Обратно полечу.

– Щедро, – хмыкнула я, с любопытством поглядывая на своего собеседника.

Сатоев рассмеялся, хрипло и расслабленно.

– Да в глаза уж дядьке Вахиду смотреть неудобно, – пробасил он, опять скатываясь в усиливающийся акцент, – Стока лет откладывал, ва-а-ай! Вот и везу…Пусть добрий будет!

– Столько это сколько?

– Да десять уж почти, – вздохнул Хабиб, посерьезнев, и почесал бороду.

Я вытаращила глаза. Десять?

– А невеста? Десять лет тебя ждет? Она там не состарилась еще? Паутиной не обросла? – я рассмеялась, и сама не заметила, как села вполоборота к собеседнику -так меня захватил разговор.

– Да какой там, – расслабленно махнул рукой Хабиб, – Сговаривались – она еще таблицу умножения учила. Сначала пока школу окончит ждал, потом она в ВУЗ запросилась…ВУЗ – это хорошо…Что дурой девке ходить? Отпустил. Да и не очень-то мне тогда жениться хотелось…Вот у родителей и оставил, пока студентка. Сейчас уже заканчивает. Летом диплом, свадьба…Что ты?

Хабиб повернулся ко мне, хмурясь, заметив, как оживление сошло с моего лица.

– Она тебе хоть нравится? – ровным голосом поинтересовалась я.

Сатоев непонимающе моргнул.

–Так, а что там? Ребенком знал, постарше видел один раз, еще школьницей, хорошая девочка. Воспитанная, послушная, традиции знает, по дому умеет. Что ещё?

– Ясно, – я села ровно, отвернувшись от него.

– Да чито ти, Мадин? – не отставал Хабиб, судя по прорывающемуся акценту, начиная раздражаться.

– Да ничего. Просто ты о ней как о собаке. Забрал, отдал, оставил…Команды знает, стойку умеет, – не выдержала и выдала я, – Бедная девочка, вот что!

Лучше бы молчала…

Будто я не знаю таких мужчин, как они мыслят. Сама же росла среди них. Всю жизнь общалась с ними. Чудом вот так же замуж не пошла.

И я не была против семейных сговоров и традиций. Нет! Но когда вот так…

Вообще не спрашивают, без хоть каких-то чувств. Слишком долго я боялась, что со мной будет так же. Что даже не поинтересуются, симпатичен мне человек или нет. Слишком для меня это было страшно, чтобы не посочувствовать сейчас какой-то неизвестной мне девочке- студентке. То, что Сатоев школьницу при их единственной встрече мог только пугать до потери возможности разговаривать – я не сомневалась.

Мне почти тридцать, мой бывший муж был немногим меньше, чем Хабиб, а мне и то страшновато…

Надо было промолчать. Но…Было уже поздно.

Сатоев повернулся ко мне, сверля черными, опасно поблескивающими глазами.

– О-очИн интИресно, чет это она бЭдная, а? Я её чИто? Месить буду по-твоему? Я баб не бью! Хот некоторых и хочется…

И на меня был брошен столь выразительный взгляд, что сомнений в его выборе спарринг – партнера не оставалось. Я боязливо сглотнула – все-таки, когда такой громила сообщает, что с удовольствием бы тебя помутузил – невольно проникаешься, и решила осторожно пояснить свою мысль.

– Я не говорю, что ты будешь ее бить! Я вообще не про это. Хотя и это тоже бывает, давай будем честными.

– БИвает, – хмыкнул Хабиб и перевел наконец взгляд на дорогу.

На очень непростую, забитую грузовиками и легковушками, заснеженную дорогу, надо сказать.

– Я про то…– вкрадчиво продолжила я,– Что невесте иногда не дают даже слова сказать. Выбрать того, кто ей действительно нравится. А потом вот так всю жизнь и живи с нелюбимым…

– А-а-а…любов…пАнятнА…– с явной иронией протянул Хабиб, – Усе вам любов подавай… Любов, Мадин, живет три года, читала?

И снова на меня покосился, теперь в насмешке кривя четко очерченные губы.

– Уот прошло три года, натрахались пА любви твАей, а дальше как жит будем, а? Выбор…Не умеют бабы выбират, я тЭбе скажу. Усе своим любовным мЭстом и выбирают. А потом ходят несчастные…Ты вон! На русских посмотри!

Он махнул рукой в сторону встречки, будто там вереница из русских женщин стояла.

– Усе у них любов, выбор…А в итоге чИто?

– ЧИто? – не выдержала и передразнила я Хабиба, скрестив руки на груди и хмурясь.

Мне не нравился его покровительственный тон и еще меньше нравилось то, что он этим тоном говорил. Откровенную чушь!

Сатоев бросил на меня быстрый предупреждающий взгляд, не оставив мой выпад с "чИто" без внимания. И дальше заговорил медленней и почти без акцента, явно контролируя себя. От этого его голос стал вкрадчивым и каким-то давящим.

– А то, что нет ничего проще, чем трахнуть русскую замужнюю бабу. Там даже уговаривать не надо. Намекнул и Усё. Она сама уже тебя тянет куда и ноги расставляет…Несчастные, замученные, недоебанные ходят. Навыбирались, млять…Выборщицы. Свобода им нужна…Мужика им надо уважать своего и меньше о выборе думать, а нет эта вот твоя любов, яснА?

Меня аж подорвало. Ну уж!

– Ага, этому и учат! Думаешь меня не учили, сестру мою, мать?! Уважать, молчать и в рот заглядывать, да! Когда этот твой муж тебя ни во что не ставит, ноги вытирает, а сам ходит и вон, замужних русских баб трахает, как ты сам говоришь…Благодетель тоже мне нашелся! Недоебанные они. А ты вот прямо найдешь и дое…

– ЧЁто плохо учили, раз такое говоришь! – рыкнул Хабиб, сжимая сильнее руль. Так, что сбитые смуглые костяшки его пальцев слегка побелели.

И мне бы остановиться…

Но у каждого из нас есть свой триггер…И это был мой. Выстраданный, взращённый, постоянно нарывающий от любого давления.

– Учили, как тебе и не снилось, – отрезала срывающимся от эмоций голосом, – Только у меня и свои глаза тоже есть. И мозги…

– И что ж твои мозги? – Хабиб вскинул бровь с презрительной издевкой, косясь на меня, – Где ж муж твой, Мадин? Уже не девочка поди…Что? Так и не случилас любов? Не выбрала?

– Был у меня муж. И да, я его сама выбирала! И ни секунды не жалею, что не дала навязать мне какого-нибудь… такого как…– я поджала губы, проглатывая точно обидные для Сатоева слова.

Окатило вдруг жаром стыда. Вся кожа запылала. И что я так разошлась? Ну не плевать ли мне, что этот мужлан горный думает? Сейчас доедем, и я его больше и не увижу никогда. Тем более, он мне помог, а я…

Вот только, если я резко тормознула, то раззадоренного Хабиба уже было не остановить. Он резко вывернул руль и почти прочесал капотом метровый сугроб на обочине, прежде чем кадиллак дернулся, буксанув в снежной каше и наконец остановившись. Сзади заорал чей-то матерящийся клаксон.

Я инстинктивно вжалась в сидение. Что он…? Вопрос застрял в сдавленном комом горле. Мои глаза широко распахнулись, когда Хабиб щелчком отстегнул свой ремень безопасности и уже через мгновение навис надо мной настоящей горой, загораживая свет и, наверно, целый мир своей могучей спиной. Лицо опалило горячим горьковатым дыханием, ноздри защекотал терпкий мужской запах. Черные, прищуренные глаза напротив задвоились от того, что были слишком близко. Хриплый голос на грани шепота вибрацией загудел в груди:

– Такого, как я, хотела сказать, Мадин?

Прикосновение грубых подушечек пальцев, издевательски ласковое, к моей щеке – как электрошок, прострелило насквозь. Я замерла, приоткрыв губы, но не смогла даже вдохнуть, не то что ответить.

Расплывающуюся у меня перед глазами хищная кривая ухмылка, горячая шершавость пальцев, гладящих моё лицо, чужое дыхание в моих лёгких и безумный сердечный ритм в ушах – больше в эту секунду не существовало ничего.

Человек- удивительное существо. По сути – зверь, но мечтающий им не быть. Обладающий инстинктами и делающий всё возможное, чтобы попытаться от них не зависеть. Накладывающий на любые физические реакции отпечаток разума, мысли.

Но иногда животная природа прорывается подобно вулкану, вмиг плавя весь налёт цивилизации. Не оставляя от тебя разумного ничего.

В это мгновение я забыла, кто я. Не могла думать, анализировать. Только животные простые реакции, которые я с трудом могла отследить краем сознания.

Страх, смятение и возбуждение.

Умопомрачительный коктейль, отключающий мозг. Мне было удушающе страшно от понимания того, что у меня нет никакой возможности при надобности отбиться от Хабиба. Его физическая мощь давила, заставляя ощущать себя абсолютно беспомощной. И от этого ласковые прикосновения его шероховатых пальцев к моей щеке ощущались особенно остро. Так, что все внутренности узлом скрутило и кожа стала нестерпимо чувствительной в попытке уловить эти чуть небрежные, легкие касания. Кажется, я перестала дышать.

Его ладонь накрыла мою щеку, сползла ниже, обхватывая шею. Не сильно, лишь давая прочувствовать грубую мозолистую кожу на внутренней стороне кисти. Большой палец прошелся по моим приоткрытым губам и язык укололо острым вкусом чужой кожи. Я сделала рваный вдох, ощущая, как гортань упирается в мужскую руку.

А на выдохе Хабиб меня поцеловал.

В первую секунду почти так же нежно, как касался пальцами щеки – давая прочувствовать, что его губы теплые и достаточно мягкие, что у них приятный терпкий вкус. Что это не принуждение, и я хочу сама…

И я хотела. Инстинктивно подалась к Сатоеву в желании углубить поцелуй, раскрывая рот и впуская толстый горячий язык. Вцепилась в его плечи, дурея от ощущения стальных мышц, хорошо прощупывающихся сквозь тонкую ткань свитера, под своими пальцами. Жалобно сладко всхлипнула. Словно сигнал, что да. И Сатоев его считал.

Ладонь на моей шее мгновенно сомкнулась жестким кольцом, уже ощутимо сдавливая горло. Мужские губы вжались сильнее, причиняя легкую навязчивую боль, язык глубоко проник в рот, мешая дышать. Хабиба вдруг разом стало безумно много. Запах, вкус, жар, давление. Я протестующе замычала, ощущая панику, подкатывающую липкой волной, но звук заглох в сдавленном горле, не покинул рта, в котором хозяйничал чужой язык. Уперлась ему в плечи, но оттолкнуть не выходило – скорее беспомощно скребла по ним и вздымающейся от частого дыхания груди, будто наоборот ища спасения в топящем меня человеке.

Ощущения были и правда сродни тому, что я тону. Захлебываюсь в Хабибе, погружаюсь всё глубже. И сопротивляться вдруг просто лень…

Это как пытаться сдвинуть надвигающийся на тебя Белаз – проще смириться и ждать, когда раздавит. Мужские руки на моём теле. Везде – уже не нежные, но такие жадные, горячие, что мозг плывет окончательно. И внизу живота отчаянно пульсирует, крутит. Я просто хочу знать, как он делает это, если целуется так…И он тоже хочет.

Желание, грубое, подавляющее волнами расходилось от Хабиба, отравляя всё пространство вокруг.

Его ладонь на моей шее всё время в движении, то сжимает сильнее, вторя толкающемуся во рту языку, то отпускает, давая дышать, пальцы гладят подбородок, затылок, задевают ушную мочку, держат крепко, не давая увернуться, уклониться от жесткого поцелуя. Вторая рука сминает мою грудь через водолазку, щипает сквозь ткань бюстгальтера вставшие торчком соски, мнет талию, оголяет живот. Не успеваю охнуть, как его ладонь уже преодолевает эластичную резинку моих спортивных штанов, тонкое кружево белья и шероховатые пальцы погружаются прямо в меня, заставляя всхлипнуть и широко развести ноги.

По телу прокатывается дрожь. У него грубые сухие руки и первые прикосновения почти болезненны, царапают нежную слизистую. Нервные окончания сходят с ума, рассыпая по мне колкие мурашки. Но мне уже слишком жарко и влажно – Хабиб надавливает на пульсирующий прилившей кровью клитор, оглаживает его, и я стону ему в рот, расплываясь на сидении, потому что по венам начинает течь горячечный кайф. Мои руки непроизвольно взмывают выше, обхватывая голову случайного любовника. Ногти скребут по жесткому ежику на его затылке, притягивают к себе. Язык сплетается с его в шальном танце, бедра подаются навстречу руке. Я не помню, когда меня что-то так заводило. Твою ма-а-а…

– Ну чИто, Мадин? – Хабиб разорвал поцелуй и хрипло зашептал мне на ухо, облизывая мочку.

Его левая ладонь с шеи вновь переместилась на лицо и ласково очертила овал, зарылась волосы, крепко обхватывая основание черепа. Правая накрыла лобок, чувственно сжимая. Я только глазами хлопнула, тихо охнув от простреливающего по телу желания. Потянулась опять к нему за поцелуем, но Хабиб увернулся и опустился ниже, прикусывая бьющуюся венку на моей запрокинутой шее.

– ХочИшь? – пробормотал он глухо и как-то насмешливо. Скользнул пальцами по половым губам, раздвигая, – Тоже что ли…недое…

И не договорил. Потому что меня так ошпарило от его оскорбления, сказанного снисходительным тоном, что я умудрилась влепить смазанную, но всё-таки пощечину этому бугаю и одновременно отпихнуть от себя. Не ожидавший отпора Сатоев неловко завалился на приборную панель и чуть не порвал мне штаны, когда я выдергивала из них его руку. Сволочь!

– Ты-ы-ы…– прохрипел Хабиб словно раненый зверь, тяжело дыша.

Медленно приложил ладонь к левой щеке, поднимая на меня убийственный взгляд. Нет, это не была настоящая пощечина, но намерение он понял прекрасно. И его было достаточно.

Наши глаза встретились. Земля замедлилась, атмосфера загустела, давление стремительно начало расти. Если бы не твёрдая убежденность в своей правоте, я бы уже рыдала, наверно, где-то у него в ногах, вымаливая прощение. У Сатоева был невероятно тяжелый взгляд. Даже уши заложило, будто я пытаюсь нырнуть на морскую глубину. Но во мне тоже бурлили гнев и обида.

Так что вдох – выдох.

И он отвернулся, разрывая наш болезненный зрительный контакт. Сел ровно на своём сидении, неторопливо накинул ремень безопасности. Я не могла – меня до сих пор трясло.

– Вот и поговорили, – криво усмехнулся Хабиб, не смотря на меня и выруливая на трассу.

– Больше не будем, – просипела я.

– Эт правильно, нИ надА, – тихо одобрил Сатоев, кивнув.