Дознание

От редакции

Вы знаете что такое виртуальный мир? Вы там когда-нибудь бывали? А он как две капли воды похож на наш. Там также бесконечные луга прячутся за сонными рощицами. Там доживают спой век полуразрушенные башенки старинных замков — бесстрастные свидетельницы минувших веков. Он заселен людьми, похожими на нас. Умными и глупыми. Веселыми и грустными. Счастливыми и не очень. Там молочник с утра приносит свежее молоко, а булочник — ароматный хлеб. Там можно пропустить стаканчик в маленьком бистро и перекинуться парой слов с соседом.

Но — не удивляйтесь! — этот мир живет не в памяти сверхмощного компьютера, а в воображении немолодого и на первый взгляд недалекого человека из романа Робера Пенже «Дознание».

Робер Пенже (1920-1997) — французский авангардист, романист и драматург, наиболее известен как представитель «нового романа». Первый сборник его новелл был опубликован в 1951 г. Но заметили его только после выхода в свет первого большого романа. За сорок шесть лет своей творческой деятельности Пенже опубликовал 14 романов, 11 пьес, несколько книг эссе. Считался непревзойденным мастером диалога и прекрасным стилистом. «Я слышу моих персонажей лучше, чем вижу их»,— признавался он в своем последнем интервью.

В 1961 г. получил Французскую премию критиков за роман «Дознание». Другой его роман, «Некто», в 1965 г. был удостоен престижной премии «Фемина». В 1987 г. стал лауреатом национальной премии в области словесности. В том же году на Авиньонском театральном фестивале были представлены пять его пьес. И хотя он, несомненно, занимал видное место среди представителей «нового романа», его сподвижники, такие как А.Роб-Грийе, К. Симон и Н.Саррот, пользовались большей популярностью. Близкими себе по духу писателями Пенже считал М.Пруста, У.Фолкнера, М.Жакоба и своего друга С.Беккета.

Роман «Дознание» — лучший роман Пенже, наиболее известное и значительное его произведение — стилистический и грамматический эксперимент, и рассматривать его следует именно с этой точки зрения. Только так можно понять это странное повествование без начала и конца, без сюжетного стержня, сколь-нибудь организованной фабулы и даже практически без знаков препинания (!), однако заселенное сотнями самых разнообразных людей с их непохожими характерами и судьбами, выписанными очень ярко и реалистично и потому хорошо запоминающимися.

С первых же страниц романа становится ясно, что мы присутствуем при допросе старого слуги, который холодной жестокостью и психологическим давлением скорее напоминает суды времен инквизиции. Здесь реальность — не более чем иллюзия, искусственная конструкция разума. Со слугой обходятся как с подопытным животным, как с крысой, которую гонят по бесконечному лабиринту. Он обязан не задумываясь отвечать «Да» или «Нет» на вопросы, которые буквально выстреливают ему в лицо, не считаясь при этом с его состоянием аффекта и усталостью.

Чтобы правильно расшифровать повествование, следует пройти поочередно все звенья цепи интриги. От горизонтальной оси, которая распределяет эпизоды (т.е. фабула романа), до вертикальной оси, которая их суммирует и превращает в смысловые величины (т.е. характеры). Роман, имея двойной подтекст, трудно поддается анализу. В нем, в сущности, ничего не происходит — это бесконечная вздорная болтовня, которую можно продолжить или остановить по требованию следователя («Продолжайте» или «Короче»), Кроме того, внимание рассеивается из-за сотен персонажей и названий местности, и не сразу начинаешь различать главных героев.

Роман не имеет сюжетной линии и заключения — он прерывается, так и не утолив нашего любопытства.

И все-таки, хотя и формально, это типичный роман с характерными для классического романа традициями. Однако, будучи ярким представителем «нового романа», Пенже бросает вызов известному изречению Аристотеля: «Можно иметь сюжет без характеров, но нельзя создать характеры, не имея сюжета».

В романе Пенже, как это ни парадоксально, не остается простора для воображения, так тщательно выписаны персонажи, пейзаж, особенности архитектуры, живописи, детали интерьера. Что в реалистическом романе является второстепенным, может быть даже лишним, здесь становится основным. Ленивый читатель просто не может охватить бесчисленные описания, которыми переполнен роман. Но кто сказал, что он для ленивого читателя?

Как же завлечь в этот мир, сделать его знакомым и близким? Конечно же, используя уловку — псевдодетективную интригу. В этом нагромождении безликой и вроде бы бесполезной информации улавливается один загадочный, мрачный мотив — исчезновение секретаря, который служил у «этих господ». Что это — отъезд, бегство или что-то пострашнее? Затем этот мотив тайны как бы сам собой стирается, исчезает, но на протяжении повествования появляется вновь и вновь, не составляя при этом ось действия. Характер этого персонажа так и остается нераскрытым, наподобие нерасшифрованной записки, случайно найденной в его комнате. В конце романа тема исчезновения секретаря возникает вновь, но, похоже, лишь для того, чтобы обозначить конец книги, да еще указать, что следствие зашло в тупик.

По ходу допроса следователя начинают интересовать все новые и новые люди: мальчик-булочник, лакей, приходящая прислуга, а также сами хозяева. Каждый из них по-своему подозрителен. Правда, предполагаемые правонарушения смутны: то ли это налоговые махинации, то ли нарушение моральных устоев, то ли мистические жертвоприношения. Как подчеркивает слуга — нездоровый вкус собеседника и определяет выбор тем.

По сути, тон допроса порождает и форму романа. Дознание, как это очевидно, проводится лишь для виду. Угрожающий изворотливый гиперболический тон следователя (скрывающий под местоимением «мы» величие и значимость) как бы переносит дело в высшую инстанцию. Кто он, этот следователь? Грозный судья, неумолимый психоаналитик, а, может, это Божий Суд? При этом следователь существует только как зеркало или как экран, от которого отскакивают слова главного героя. На первый взгляд может показаться, что он хозяин положения, однако в действительности он как бы антипод слуги. Это просто слуга пытается свести свои счеты с прошлым, восстановить в памяти прожитые дни, полные радости и разочарований, воскресить полузабытые образы. Мелочная дотошность допроса выдает маниакальную тревогу ничего не упустить. Но в действительности вопросы — это обман.

Отсутствие пунктуации, о котором мы уже упоминали, усиливает впечатление, что вы постепенно завязаете в зыбучем песке текста. Взгляд охватывает пространства, как камера, используя возможности панорамного обзора и крупного плана. От одного к другому — никаких пробелов. Однородность созданного пространства позволяет существовать как внутри, так и вне его.

Парадоксально, но в этом романе-эксперименте Пенже использует, умело пародируя, множество приемов классического романа и его сюжеты: тут вам и торговые махинации, и убийства, и секс, и колдовство, и конфликт поколений. Это бесконечное повествование является скорее наброском романа, где иллюзорность рассказа дает возможность читателю самому, по своему усмотрению дергать за веревочки образов-марионеток.

И наконец, несколько слов о языке романа. Он характеризуется двумя грамматическими уровнями. Основа романа — это диалог между старым слугой и следователем. На первый взгляд кажется, что речь следователя очень четкая и правильная, с точки зрения грамматики, а речь слуги путана и малограмотна. Однако, если вчитаться внимательнее, становится ясно, что слуга вовсе не так прост. Прожив долгое время у «этих господ», он научился неплохо, хотя и поверхностно, разбираться в искусстве, архитектуре, стал хорошим психологом. Поэтому и речь его неоднородна — лексика включает как искаженные слова и корявые предложения, так и редко используемые термины, длинные и туманные философские пассажи, зачастую переходящие в малопонятный и труднопереводимый бред. Кроме того, он хранит в своей памяти бесчисленное множество имен и названий, часто использует крылатые выражения, пословицы и поговорки.

Впрочем какой бы скрупулезный анализ романа мы здесь не представили, все равно он будет неполным и, уж конечно, субъективным. Скорее всего каждый будет открывать мир образов Пенже по-своему. Так зачем же медлить!

Ю.П.Матеенко