Драгоценная ночь

Глава 3

Блэйк уставился на Эву:

– Что? Нет!

Он бы скорее ампутировал вторую ногу, чем пригласил Эву Келли к себе в дом.

– Только на одну ночь, – сказала она.

Блэйк покачал головой:

– Нет.

Внешне она казалась в порядке, но он уже спрашивал себя, не повредилась ли она умом из-за удара об пол. У него уже начался отпуск, черт возьми!

Рэджи – благослови его Господь – изумленно вытаращился на свою клиентку.

– Об этом и речи быть не может! – вспыхнул он. – Ты ничего не знаешь об этом человеке!

Блэйк смотрел на Эву. Она поджала губы и бросила на агента полный нетерпения взгляд.

– Этого человека… – она указала на Блэйка, – я видела почти каждый день в течение последних трех месяцев. Это самые долгие мои отношения с мужчиной, если не считать тебя, Рэджи. Этот человек… – снова указала она на Блэйка, – бросил меня на пол и закрывал своим телом, пока какой-то маньяк поливал мой дом градом пуль.

– И благодаря ему у тебя порезано лицо, руку надо зашивать, а на затылке шишка размером с грейпфрут!

Блэйку так и хотелось сказать «не стоит благодарности», но он сдержался. Он не ждал благодарности или похвалы за то, что спас ее. Военная сноровка дала о себе знать, и он сделал то, что сделал бы любой хороший солдат. Эва протянула руку, и Рэджи взял ее.

– Я была напугана, Рэджи. Я окаменела от ужаса. Я дышать не могла – так мне было страшно. – В последний раз подобный ужас она испытывала, когда сбежала ее мать. Дни напролет. – С ним я чувствую себя в безопасности. И это только на одну ночь.

Рэджи, казалось, призадумался, и Блэйк задался вопросом, видят ли они его.

– Хм. Прошу прощения, – вмешался он. – Не знаю, слышали ли вы меня, но я сказал «нет».

– Вы же сами говорили, что ей нужно где-то переждать, – заметил Рэджи, явно переметнувшись на сторону своей клиентки. – Говорили, что ей нельзя появляться в привычных местах.

Блэйк ушам своим не мог поверить. Они оба смотрели на него так, будто вопрос был решен. Будто его возражения поблекли перед лицом великих потребностей мисс Келли.

– Я имел в виду носить парик, солнечные очки, мешковатую одежду, чтобы казаться полнее. И снять номер в дешевой гостинице, под чужим именем!

– Прошу тебя, – сказала Эва, и мольба в ее голосе не могла его не тронуть. – С тобой мне спокойно.

– Ей с вами спокойно, – повторил Рэджи, также глядя на Блэйка и держа руки в карманах.

Блэйк закрыл глаза и покачал головой:

– Нет.

Открыв глаза, он увидел, что оба они смотрят на него так, словно он отказал в приюте беременной женщине верхом на осле.

– Господи боже мой! – воскликнул он. – А вдруг я живу в подвале?!

Эва пожала плечами:

– Мне все равно.

Блэйк фыркнул:

– Ну конечно. Известная на весь мир супермодель, настоявшая на смесителях за четыре тысячи фунтов, готова перебраться в трущобы.

Она снова пожала плечами:

– На одну ночь могу и перебраться.

Взор Блэйка был прикован к ее рту. К тому, как она выговаривала каждое слово. Ее губы, как и слова, были просто… идеальны. Как две маленькие подушечки – мягкие, розовые, с безупречным изгибом. Но каким-то образом даже им удавалось выглядеть самодовольными, холодными и загадочными. Как будто их ни разу не касались. Ни разу не целовали. По крайней мере, так, как нужно. Так, чтобы форма этого ротика стала другой. Если она действительно хотела в трущобы, он бы с радостью поработал над формой ее губ.

Кровь его на миг закипела, но он заставил себя остыть. Женщины вроде Эвы Келли никогда не хотят в трущобы – им это может казаться, но это не так. И он здесь не ради этого. Он заключил с Эвой контракт по ремонту особняка, и ничего больше. На этом все.

– У меня отпуск, – невозмутимо произнес он.

Но Эва сдаваться явно не собиралась. Она смотрела на него так, словно пыталась понять, сколько он стоит. И ему это не нравилось. Нисколечко.

– Миллион фунтов, – сказала она.

Блэйк поморгал, не сразу поверив в услышанное. Она и правда думала о деньгах?

– Прошу прощения?

– Я дам тебе миллион фунтов, который нужен твоей сестре.

– Эва! – воскликнул Рэджи.

Блэйк же лишь недоверчиво ухмыльнулся:

– Что?

Эва закатила глаза:

– Все просто. У меня был очень скверный вечер, и мне неспокойно. Я не люблю, когда мне неспокойно. – Это слишком сильно напоминало ей о том времени, когда ее бросила мать, и ей не хотелось проходить все заново. – Но рядом с тобой мне спокойно. И я нутром чую, что это что-то да значит. Мне удалось выжить в индустрии моды благодаря чутью. Ну, так что скажешь? Берешь деньги или нет?

– Эва, – воззвал Рэджи.

– Расслабься, – ответила Эва. – Это на благотворительность. Спишут с налогов.

– Вот как… Ну, тогда ладно.

Блэйк покачал головой, и если раньше закипала лишь его кровь, то теперь он весь готов был взорваться от ярости.

– Нет, – ответил он сквозь зубы. – Не ладно. Ты думаешь, можно просто покупать людей? Кидаться деньгами и получать, что тебе нужно?

Она снова пожала плечами, самодовольно и равнодушно, и ему захотелось встряхнуть ее за плечи.

– У каждого своя цена, Блэйк. И в этом нет ничего зазорного. Так мы оба получаем то, чего хотим.

Блэйк провел рукой по коротко стриженным волосам. Джоанна называла их светло-русыми и пыталась заставить его отрастить их подлиннее теперь, когда он уже не в армии. Но старые привычки не умирают.

Джоанна. Которую он однажды уже подвел. Он сказал Чарли, что подумает над тем, как помочь их сестре и благотворительному фонду, который значил для нее так много. Для них для всех. И вот возможность представилась. Сам дьявол преподнес ее на серебряном блюдце. В лице длинноногой супермодели. Очень стервозной супермодели.

– Ты даже не знаешь, что это за фонд, – огрызнулся Блэйк также зло, хоть и понимая, что разумнее всего принять предложение.

– Вообще-то знаю, – возразила она. – Заглянула в Интернет после нашего разговора. Это благотворительный фонд помощи нашим солдатам и их семьям. А это ведь хорошо для имиджа, правда, Рэджи?

Рэджи кивнул:

– Идеально.

Блэйк достаточно повидал сражений и точно знал, когда проигрывает. Также он знал, что должен поступить благородно и приютить ее безвозмездно. Но ему не нравилось, как она манипулирует людьми, но если она не моргнув глазом предлагала миллион, значит, могла себе это позволить.

Тем не менее все это звучало слишком хорошо, чтобы быть правдой.

– Вот так все просто? – уточнил он. – Проводишь у меня ночь и даешь миллион фонду Джоанны?

Мог же он одну ночь потерпеть в своем доме капризную диву за миллион фунтов!

– Да, именно так.

Часть его – та, что была более прагматичной – кричала, чтобы он взял эти деньги, но другая, более осторожная, била по рукам.

– Знаешь, тысячи мужчин что угодно бы отдали, лишь бы я у них переночевала.

Из-под челки она бросила на него застенчивый взгляд. Блэйк увидел, как приподнялся уголок ее губ. Услышал, как голос ее превратился в легкий манящий шепот. Он не хотел, чтобы этот ротик оказался в его доме. Но от миллиона фунтов отказаться трудно.

– Хорошо, – вздохнул он. – Но утром я уезжаю в отпуск, и тебе придется уйти.

– Конечно, – усмехнулась она. – Обещаю, ты меня даже не заметишь.

Блэйк недовольно рыкнул. Его внутренний радар сходил с ума. Он сомневался, что не заметит ее.

– Ты что, живешь здесь?

Эва смотрела на жилье Блэйка, плавно покачивающееся на воде канала. Они выскользнули из больницы через служебный вход, после того как ей на руку наложили четыре аккуратных шва. Он даже Рэджи отказался сообщить свое место жительства, а она была слишком вымотана, чтобы возражать, и тем не менее такого она ожидать не могла. Если бы этим утром кто-то сказал ей, что ночевать она будет на Риджентс-канале, в «Маленькой Венеции», она бы умерла со смеху.

– Хотела ведь в трущобы.

Эва смотрела на темный, загадочный профиль судна.

– Люди правда живут на таких посудинах?

– Представь себе, да.

Эва поняла вдруг, что более безопасного места и придумать нельзя. Никому из ее знакомых не пришло бы в голову искать ее здесь. И все же… Она привыкла к пятизвездочной роскоши. И хотя могла временно обойтись без смесителей за четыре тысячи, но нуждалась в элементарной сантехнике.

– Прошу тебя, скажи, что у тебя есть туалет со спуском и душ с горячей водой.

– Уже скучаешь по своей гостинице?

Эва чувствовала дикую усталость. Время перевалило за полночь. В нее стреляли, допрашивали полицейские, словно она сама в чем-то провинилась, а затем долго осматривали и ощупывали все имевшиеся в больнице врачи. Она не нуждалась в его шутках и суждениях. Да, она подкупила его. Да, она привыкла к своей роскоши. Но в конце-то концов – она просто хотела постоять под горячим душем, чтобы смыть с себя весь ужас и шок прошедшего вечера. Почему он не мог вести себя как все прочие идиоты, готовые сидеть перед ней с открытым ртом? Но нет! Ее рыцарю в сияющих доспехах плевать было на то, что, по версии одного из ведущих журналов о жизни знаменитостей, она считалась одной из самых красивых женщин десятилетия!

Ей надоело мириться с его самодовольным безразличием. Он получит миллион фунтов и право хвастаться в пабе о том, как Эва Келли ночевала в его доме, додумывая любые детали, – ей плевать.

Ей казалось, что она вот-вот упадет и съежится в комок. Адреналин покидал ее, уступая место изнеможению. Она просто нуждалась во временном пристанище.

Ну и что, что он не любил ее? Он тоже отнюдь не являлся самым любимым человеком, если, конечно, забыть о том, что он ее спас. В жизни всякое бывает.

– Послушай, ты злишься, и я это понимаю. Я помешала твоим планам. Но у тебя преимущество, потому что в тебя раньше стреляли. Уверена, ты к этому привык и для тебя это всего лишь будни. В меня же, напротив, никогда не стреляли – только щелкали из фотоаппаратов. Я обещаю, что смоюсь утром, но до тех пор мог бы ты хоть ненадолго забыть о своем гоноре и показать мне, где у тебя можно принять горячий душ?

Несколько секунд он ничего не говорил – свет фонарей падал на его лицо, и она видела, как он стиснул зубы.

– К тому, что в тебя стреляют, не привыкнешь никогда, – ответил он.

Эва оторопела. Его слова выскользнули и растворились в ночи с невероятной легкостью, при том, какой напряженный подтекст они в себе несли. Неожиданно было слышать такое от человека, который выглядел так, словно мог ловить пули зубами. Ей впервые пришло в голову, что, возможно, инцидент со стрельбой произвел на него куда больший эффект, чем она думала. Однако внешне он так не выглядел. И говорить об этом явно не хотел.

Хотела она. Как никогда прежде. Она вдруг почувствовала, что ей нужно поговорить о том, что случилось, так, словно от этого зависела ее жизнь.

Доклад – кажется, так это называли в армии?

– Тебе было страшно? – осторожно спросила она, чувствуя, что ее голос становится тихим и сипловатым.

Он не ответил, и она лишь медленно кивнула, чувствуя себя глупо оттого, что допустила мысль, будто несколько очередей способны выбить его из колеи. Чарли говорил ей, что Блэйк служил в горячих точках. Наверняка их обстреливали каждый день.

– Прости, глупый вопрос.

Молчание затянулось, и она собиралась было сказать что-то еще, как вдруг он ответил:

– Нет, не глупый.

Эва затаила дыхание.

– Любой человек, утверждающий, что не боится, когда в него стреляют, врет.

Она не сводила с него глаз. Если так он выглядел, когда ему страшно, какой же опасности его нужно подвергнуть, чтобы он действительно выглядел испуганным? А может, он просто не способен испытывать сильные эмоции. Если нет, то не является ли такая реакция сигналом тревоги?

– Но ты вел себя так… – она запнулась, подбирая нужное слово, – спокойно!

Он коротко усмехнулся, и лишь глухой не уловил бы горечи в этом смешке.

– Уверен, мой сержант, который натаскивал меня дни напролет, был бы рад это услышать.

Он пытался иронизировать, но ей было не до смеха.

– Я думала, что погибну, – прошептала она.

Глядя на нее, он опустил глаза.

– Но не погибла, – сказал он.

Его слова казались ей нежными, а не шуточными, как его предыдущее замечание.

– Благодаря тебе, – пробормотала она.

Их взгляды встретились и застыли. На берегу канала было тихо, и она осознала вдруг, что они стоят близко друг к другу. Достаточно близко, чтобы чувствовать, будто они единственные люди на планете после того, через что им вместе довелось пройти. Почувствовать себя единым целым. Она ожидала, что он бросит какую-нибудь отвлеченную реплику о том, что у ее дома крепкие стены, или о том, что стрелок был плохой. Он выглядел так, словно хотел ей что-то сказать.

Но в итоге, очевидно, раздумал и повернулся к своей лодке. Она смотрела, как он взошел на носовую часть судна, затем принялся открывать дверцу и вдруг поднял взгляд на нее.

– Ты не раздумала принимать душ?

Холодильник был пуст, не считая упаковки из шести бутылок пива, и Блэйк с радостью взял одну из них, в то время как из душа едва слышно доносился шум воды. Он развалился в кожаном кресле с подлокотниками, вытянув перед собой ноги и покручиваясь на сиденье из стороны в сторону. Он не станет думать о том, что голая Эва Келли сейчас находится в его душевой. Он просто выпьет свое пиво, обдумает план на завтрашний день и заберется в постель. Если точнее, завалится на кушетку. Не на свою, большую, удобную кровать-сани, королевского размера, которую он создал своими руками – чтобы забыть песок, и жару, и боль, и все, что осталось в прошлом, специально подогнав ее под размер лодки, которую тоже восстановил сам. Он не позволил бы гостю – тем более гостье – проводить ночь на кушетке. Пусть даже очень широкой, длинной и удобной. Особенно учитывая тот факт, что Эва отстегивает миллион фунтов за эту сомнительную привилегию. Одну ночь он мог и потесниться. За миллион фунтов он готов и на большие жертвы.

Он что – стал продажной девкой? Длинноногая блондинка с диким взглядом, кучей денег и маньяком, пожелавшим ее прикончить, сделала ему предложение, от которого он не смог отказаться? А потому лег на спинку быстрее щенка, умоляющего почесать ему брюшко.

Он сделал глоток пива, набирая телефон брата.

– Уже первый час, – зевнул Чарли и наконец ответил: – Кто-нибудь умирает?

– Разве что я, – фыркнул Блэйк. Затем он посвятил брата в события прошедшего вечера, заодно сообщив ему, где именно за больницей находится оставленная им машина.

Чарли мигом проснулся и тут же, убедившись, что никто не пострадал, нашел над чем подшутить:

– Что в тебе такого, что всем людям хочется в тебя выстрелить? Богом клянусь, братец, только ты мог оказаться в подобной ситуации!

– О, это еще не все, – продолжил Блэйк и поведал брату о том, как одна из самых прекрасных женщин мира временно стала его сожительницей.

– Позволь-ка мне еще раз все уточнить. Она дает тебе, вернее Джоанне, миллион фунтов за право у тебя переночевать?

Блэйк пожал плечами:

– В общем, да.

Чарли рассмеялся, и Блэйк нахмурился, неожиданно рассердившись на весь мир:

– Что в этом смешного?

– Звучит как сюжет фильма, на который меня когда-то, давно, таскала подружка. С Робертом Рэдфордом и Дэми Мур.

Блэйк закатил глаза:

– Ей не нужны интимные услуги, жалкий ты извращенец. Она напугана. Хочет чувствовать себя в безопасности этой ночью. Ненадолго скрыться от посторонних глаз, вот и все.

– То есть вы не собираетесь переспать?

Ответ слетел с губ Блэйка прежде, чем он это осознал.

– Я бы не стал с ней спать, даже будь мы последними людьми на земле.

Блэйк почувствовал, как на другом конце провода его брат улыбнулся.

– Почему нет? Я бы переспал, притом что счастливо женат уже десять лет.

Блэйк знал, что его брат не переспал бы с Эвой Келли раньше, чем он сам, – он был так же без ума от Труди теперь, как и десять лет назад.

– Ну-ну, рассказывай.

– И все же, – продолжал Чарли. – Гипотетически. Ты должен признать, что в бикини она выглядит превосходно.

– Она отвратительная, высокомерная примадонна, которая доставила нам уйму головной боли своими пятизвездочными капризами, – сказал Блэйк, понизив голос. – И мне плевать, как хороша она в бикини.

– Может, и зря. – Голос Чарли вдруг зазвучал серьезно. – Иногда нужно давать слабину, Блэйк. Быть красивой, богатой и упрямой – это не преступление. Не забывай – такова уж часть общества.

Блэйк недовольно поерзал в кресле. Слишком много он видел нищеты и отчаяния за те десять лет, что служил своей стране. Он чувствовал бы, что продает себя с потрохами, признай, что заинтересовался женщиной из общества фривольности и пустого блеска. Общества, понятия не имеющего о том, как живется другим людям. Но он слишком устал, чтобы вести подобные дискуссии.

– Она здесь всего на одну ночь. И может, ты забыл, но она клиентка.

Его брат фыркнул:

– Уже нет. Так что тебе вполне допустимо… как бы это выразиться… сыграть за всю команду. Когда ты в последний раз был с женщиной?

Блэйк покачал головой, не желая и начинать эту тему. То, что он не проводил каждую ночь с готовой на близость женщиной, не означало, что он вот-вот умрет от спермоудара, как предсказывал ему Чарли. Каждый день он работал на износ и каждый вечер возвращался в жилище, созданное им самим и далекое от ада, который он видел в других странах. А это значило немало в наше время. Куда больше, чем дешевый одноразовый секс.

Кроме того, Эва Келли была птицей не его полета и с тем же успехом могла бы сидеть на Луне. Если ему требовался секс, он мог получить его в любой момент. Но он не нуждался в отношениях с женщиной, которая доставала его почти с первого дня их знакомства. И плевать на то, что между ними, возможно, проскользнула некая вибрация.

– Труди уже спит? – осведомился Блэйк. – Ну, знаешь… Твоя жена. Ярая феминистка. Та, что нравится мне куда больше, чем ты. Твои советы вызвали бы у нее отвращение.

– Она тоже считает, что тебе нужно найти женщину. Такую, чтобы веревки из тебя вила, и ты бы еще добавки просил.

Блэйк надолго замолчал.

– Она в беде, Чарли, – сказал он, разглядывая горлышко бутылки. – Ей просто нужна безопасность.

Теперь на несколько секунд замолк Чарли.

– В таком случае она под защитой одного из лучших рыцарей ее величества.

– Нет, – ответил Блэйк. – Я лишь строитель. Ты забыл? И у меня начался отпуск. Не прилепи она к себе ценник на миллион, я бы повернулся и ушел.

Чарли рассмеялся, а Блэйк почувствовал, что его раздражение вот-вот достигнет новых высот.

– Если так тебе легче провести ночь с Эвой Келли в соседней комнате, можешь себе это твердить.

В голосе его брата звучало неприкрытое самодовольство, и Блэйк фыркнул:

– Ненавижу тебя.

– Ну-ну. Позвони мне утром, перед тем, как отчалишь. Я хочу узнать все детали.

Блэйк поморщился:

– Ну, все, считай, нарвался! Я расскажу Труди, какой ты похотливый мерзавец!

Чарли прыснул со смеху:

– Ты издеваешься? Да она захочет узнать все поминутно! Она же влюблена в Эву Келли!

Блэйк вздохнул, завидуя простым и искренним отношениям брата с женой.

– Пусть приезжает и станет ее подружкой.

Чарли загоготал:

– Только если мне позволят смотреть!

Блэйк покачал головой:

– Спокойной ночи.

– Тебе тоже, – сказал Чарли, и Блэйк почувствовал, как брата прошибает смех. – Не делай ничего, что не сделал бы я.

Блэйк повесил трубку, не затрудняясь с ответом. Никаких действий он не планировал. Он хотел, чтобы эта ночь поскорее закончилась. И чтобы она покинула его дом. Он не желал иметь никаких дел с Эвой Келли.

Блэйк поднял бутылку, опрокинув в себя остатки пива. Задался вопросом, не открыть ли еще одну, но тут душ перестал шуметь, и он кое о чем вспомнил.

Нужно было сменить постельное белье на кровати. И покинуть спальню прежде, чем она выйдет.

Пять минут спустя, сменив одеяло и взявшись за подушку, чтобы сменить наволочку, он почувствовал, что Эва смотрит на него. Он оглянулся. Она стояла на пороге, облокотившись о дверной косяк.

– Ты не должен уступать мне свою кровать, – сказала она, и улыбка самого измотанного в мире человека коснулась уголков ее рта. – Правда. Сгодится любая горизонтальная поверхность.

Он одолжил ей старую рубашку и большие хлопчатобумажные шорты. На нем его вещи никогда так хорошо не смотрелись. Рубашка сползала с одного плеча, облегала ее маленькую, аккуратную грудь и прикрывала Эву чуть ниже пояса. Шнурок его огромных спортивных шорт был затянут до упора, затем еще пару раз перекручен и в итоге свисал с ее бедер подобно якорю. Он разглядывал ее ноги. Не те цыплячьи, что он иногда видел в новостях, когда показывали тощих моделей на подиуме, а гибкие и стройные, покрытые золотистым загаром. В последние три месяца он старался на них не смотреть, но не смотреть теперь было сложно, когда она стояла в дверях его спальни.

Он поднял глаза. Ее влажные волосы выглядели так, словно она пригладила их руками. Ее лицо было идеально чистым, и веснушки казались ярче, чем прежде. Щеки порозовели от горячей воды, а крохотный порез напоминал, почему она здесь.

Она вполне могла бы сойти за какую-нибудь соседскую девчонку, но даже в потрепанной рубашке и мешковатых шортах, даже со слипающимися от усталости глазами ей удавалось выглядеть надменной. «Нужно было выпить второе пиво», – подумал Блэйк.

– Как голова? – спросил он, снимая с подушки старую наволочку.

– Ноет, – ответила Эва, приблизившись к противоположной стороне кровати. Взяв вторую подушку, она сняла с нее наволочку. Довольно ловко, несмотря на перебинтованную руку.

Блэйк едва подавил в себе желание сказать ей, что справится сам. Он не желал видеть ее в своей спальне. По крайней мере, пока не вышел он сам. Все выглядело слишком уж по-домашнему. Слишком нормально. И это после того, как всего несколько часов назад в них стреляли. Кровать была огромной и пустой. Достаточно большой для двоих.

– Ты приняла таблетки, которые тебе дал врач?

Она кивнула:

– Только что.

Затем она зевнула, и рубашка сместилась немного вверх. Он упорно смотрел ей в лицо.

– Прости. Я так устала, что еле на ногах стою.

Блэйк доподлинно знал, как шок и выброс адреналина могли измотать человека. Он бросил на кровать подушку и отогнул одеяло.

– Ложись. И спи. – «Скоро наступит утро, и ты уйдешь». – Утром тебе станет легче.

Она снова улыбнулась ему, бросив на кровать вторую подушку.

– Тяжелее мне еще не приходилось, – сказала она, забираясь на кровать. Она прошествовала к центру ложа на четвереньках.

Блэйк не взглянул на то, как задралась рубашка, открывая превосходный вид на ее живот вплоть до пупка.

– Спокойной ночи, – сказал Блэйк.

Она не ответила, и на миг он замер, изумленный тем, как молодо она выглядит. Впервые она казалась не высокомерной, а скромной и уставшей. И вполне доступной.

Кому могло понадобиться ее убить? Может, ее просто напугать хотели? И в этом случае им это удалось, и еще как. Разрази его гром, если он будет анализировать странные ощущения или позволит предательским импульсам собственного тела взять верх над его разумом.

Он направился к двери, думая о длине ее ног.

«Не оглядывайся».

Блэйк сдерживал каждый свой мускул, чтобы не обернуться и не взглянуть на нее. Он не хотел запечатлевать в памяти то, как она смотрит на него сонными глазами, лежа на его кровати.