Драко Малфой и Тайная комната

Глава 1 Гарри Поттер

В окно поезда стучал мелкий, совсем осенний дождь. Светловолосый юноша смотрел на нерадостный пейзаж за окном. Он ехал в школу, и он был мрачен, но первое не было причиной второго. По большому счету, ему было все равно, куда ехать, хотя раньше ему больше нравилось в школе, чем дома. Сейчас же ему не нравилось ничто, и ничего не хотелось. И, что не нравилось ему больше всего, он не понимал причины своего состояния. Или наоборот, понимал ее слишком хорошо, но не находил в себе силы признать это.

Драко Малфой, единственный сын Люция Малфоя, единственный наследник рода Малфоев, неизвестно по какой причине, начал чувствовать симпатию к злейшему врагу своего Господина.

Ему казалось, он помнил момент, когда все началось.

Диагон-аллея в лучах ослепительного, сочного августовского солнца, он стоит на невысокой скамеечке, окруженный прохладой магазина мадам Малкин и запахом чистой ткани, ему скучно, и он слушает смешной разговор, доносящийся из примерочной.

— Ногти изо рта!

— Ох, прости. Задумалась.

— Прости… Чего уж тут прощать… Слушай, у меня есть мысль!

— Да ну?

— Почему бы тебе не выщипать брови?

— Все?

— Сольвейг! Чуть-чуть. Чтобы глаза открылись. У тебя красивые глаза…

— Блэйз, отвяжись от меня. Примеряешь платье? Вот и примеряй.

— Подождите минутку, мистер Малфой, — мадам Малкин с ласковой улыбкой поглядела на Драко снизу вверх.

— Сейчас я вам все подгоню.

Драко кивнул и стал слушать снова. Он узнал голоса — это были две его сокурсницы, Блэйз Забини и Сольвейг Паркер. Мадам Малкин отвлекла его всего на полминуты, но за это время тема разговора, как часто случается в девчоночьих беседах, успела резко смениться.

— Я поверить не могу, что ты собираешься делать курсовик по истории магии, — высокий, вечно взвинченный голос Блейз.

— Кто тебе сказал? — мрачный и меланхоличный — Паркер.

— Ты же торчала у Биннза весь прошлый год!

— Я искала кое-что, что мне было интересно. И нашла.

— Словоключи? — в голосе Блэйз появился жадный интерес.

— Шшш! Ты еще на все Диагон-аллею крикни!

Девушки перешли на негромкое бормотание, и Драко разобрал только "Но ты же не знаешь точно!" и "Попробовать стоит…"

— Как вам это, мистер Малфой?

— Обычная школьная роба, — недовольно отозвался Драко. — Как она мне может быть? Занавеска примерочной отодвинулась, и оттуда выглянула Блэйз Забини.

— Драко! — она вылетела из примерочной, подбежала к Драко — тот, испугавшись, что девушка сейчас сшибет его, слез со скамеечки, — и чмокнула его в щеку. — Как я по тебе соскучилась! Как ты вырос! — она отошла на два шага, восхищенно разглядывая Драко. — Я бы обняла тебя, но боюсь, помну платье. Как тебе? — она грациозно развернулась, демонстрируя свое платье — ярко-алое, с открытыми плечами.

— Да, мило, — согласился Драко, про себя подумав, что рыжим решительно не идет красный цвет.

— Брось, Малфой! — фыркнула Сольвейг Паркер. Она стояла рядом с примерочной, привалившись к стене и скрестив руки на груди. — Мило! Блэйз, сказано — тебе красное не идет.

— Сольвейг! — Блэйз сверкнула глазами. — У меня три десятка черных костюмов и еще три десятка белых…

— И зеленых, — подсказал Драко.

— И зеленых! — горячо согласилась Блэйз. — Я имею право на другой цвет?

— Только не на красный, — отрезала Паркер.

— Но мне нравится красный! И потом, Уизли летает в желто-алой квиддичной форме, а она рыжая!

— Она выглядит отвратительно. Желтушно. Но это квиддич. Мне тоже не очень идет зеленое с серебром.

Никто же не станет из-за меня менять квиддичную форму.

— Не станет, — согласился Драко весело. — Из-за тебя — не станет. Из-за меня бы поменяли…

— Знаешь, что говорят? — Блэйз нежно улыбнулась Драко. — Будто бы квиддичную форму — зеленую с серебром — ввели именно из-за Малфоев. Малфои ведь всегда играли в школьных квиддичных командах, с тех пор, как квиддич вообще появился…

— Тогда позволю предположить, что красная с золотом гриффиндорская форма — из-за Поттеров, — заметила Паркер. Драко метнул в нее быстрый взгляд. Она ответила безмятежной улыбкой. — Вы заметили, как обоим ловцам идут цвета их квиддичных форм?

Даже погоду не прогнозируют более равнодушным тоном, подумалось Драко.

— Короче, решили, — сказала Паркер. — Блэйз, поди, переоденься.

— Не командуй! Мы пока не в Хогвартсе!

— А что будет в Хогвартсе? — спросил Драко.

— Сольвейг сделали старостой девушек, — Блэйз улыбалась так, как будто это было ее личной заслугой. — Здорово, правда, Драко? Ты ведь в этом году будешь старостой юношей? Вам есть, что обсудить, — она многозначительно посмотрела на Драко.

— О Боже, Блэйз! — Сольвейг закатила глаза. — Избавь меня от твоих своднических поползновений!

— Своднических? — поднял бровь Драко.

— О да. Блэйз воображает, что я влюблена в тебя, и всеми силами пытается свести меня с тобой.

— А ты нет?

— Прости, Малфой, — Сольвейг чуть скривила губы — это, очевидно, означало улыбку.

— Драко, — Блэйз как будто и не слышала их короткого диалога, — а ты заметил, как Солли идет ее новая прическа?

— Не смей звать меня Солли! — возмутилась Паркер. Драко посмотрел на ее голову.

— О… Ты подстриглась…

— Брось, Малфой, можно подумать, ты помнишь, какая у меня была прическа. Все, Блэйз, — Сольвейг повернулась к подруге, — почти полдень, и я не хочу изображать из себя жареного цыпленка. А мы еще половины покупок не сделали. Пошли.

— Так я возьму это платье?

— Только через мой труп!

— Думаешь, меня это остановит?

Дверной колокольчик мелодично тренькнул, приветствуя новую партию посетителей. Сольвейг и Блэйз все еще продолжали свою шутливую перебранку, но Драко их уже не слышал. Его сердце бешено ударилось о ребра, в уши хлынуло море, и несколько мгновений он не мог вздохнуть. Знакомая всепоглощающая радость охватила его, когда он увидел того, кто только что вошел в магазин мадам Малкин в сопровождении своей неизменной свиты: грязнокровки Грейнджер и нищеброда Уизли.

Гарри Поттер.

Троица застыла на месте, увидев Драко. Несколько секунд он наслаждался эффектом. Он увидел, как напряглось лицо Поттера, как Уизли сжал кулаки, как Грейнджер положила ладони друзьям на плечи.

— Зайдем попозже, — услышал он ее негромкий голос.

— Еще чего! — Уизли стряхнул ее руку и пошел к прилавку, не преминув по пути задеть плечом Драко.

— Смотри, куда идешь, Уизли, — тихо, но ядовито произнес Драко.

— Ох, прости, я тебя не заметил, — судя по голосу, Уизли явно был не прочь нарваться на драку. — Наверное, потому что тебя не обрамляют твои милые маленькие друзья.

У Драко было, что ответить Уизли. Но неожиданно он осознал, что смотрит на рыжего нищеброда снизу вверх, что Уизли вымахал в росте, раздался в плечах и что кулаки у него весьма не маленьких размеров.

Что телохранитель Поттера выглядит куда внушительнее, чем его, Малфоя, телохранители, даже если их слепить вместе. Драко невольно отступил на шаг. Победная усмешка скривила губы Уизли.

— Струсил, Малфой?

— Рон, прекрати, — раздался из-за спины Уизли голос Поттера.

— Убери своего цепного пса, Поттер, это может плохо кончиться для его нищей семейки, — злясь на собственную слабость, прошипел Драко.

— Придержи свой грязный язык, как бы это не кончилось плохо для твоей смазливой мордашки, — Гарри отстранил Рона и теперь стоял напротив Драко — глаза горят гневом, губы сжаты.

— О, благодарю, Поттер, — усмехнулся Драко. — Я не знал, что ты ценитель мужской красоты.

— Не припомню, чтоб я что-то сказал про красоту.

— Это неудивительно, Поттер. Что может знать о красоте тот, у кого лоб разбит на две половинки уродливым шрамом.

— Ты знаешь, кто наградил меня этим шрамом, Малфой, — сквозь зубы бросил Поттер. — А я знаю, кому ты лижешь руки… или что ты там ему лижешь… раб Вольдеморта!

— Придержи язык, Поттер! — имя Темного Лорда отозвалось глухой ноющей болью в левом предплечье, и Драко почувствовал, что теряет над собой контроль.

— А что? Боишься имени своего господина, раб Вольдеморта?

— Ты ответишь мне за это, Поттер! — бешенство захлестнула Драко, и вместе с ним — ликование: да, вот оно, вот момент его счастья — злиться на Поттера, ненавидеть Поттера — и знать, что это чувство взаимно. Он выхватил палочку; в этот же момент Поттер схватил свою, и Драко уже знал, что первым заклинанием его врага будет "Экспеллиармус", и губы его уже шептали любимое "Ступефай" — чтобы увидеть, как Поттера отшвырнет на пол, протащит до стены, и как он врежется в шкаф для роб…

…И ему стало плохо. Словно кто-то вдруг рванул его изнутри острыми когтями, и он отчетливо представил Гарри на полу, у стены, из рассеченного лба течет кровь… Драко стало так плохо, словно у него вырвали сердце. И в тот же самый момент он почувствовал отвращение к себе, отвращение к собственной ненависти, отвращение к своей неспособности испытывать иные чувства. Он словно увидел себя чужими глазами — может быть, поттеровскими? — искаженное лицо, кривящиеся губы, нечеловеческий оскал…

Драко опустил палочку и отступил на шаг. Гарри смотрел на него со странным выражением на лице: непонимание, обида, жалость… Жалость? Он жалеет меня?

Я был так рад видеть тебя… Почему?..

— Гарри? — Грейнджер коснулась руки Поттера. — Ты в…

— Да, — Гарри все еще не сводил глаз с Драко. — Да, ты права, нам лучше зайти позже.

— Господа! — мадам Малкин, возившаяся в подсобке и потому пропустившая все веселье, вылетела навстречу потенциальным клиентам. — Что-нибудь присмотрели?

— Мы зайдем попозже, — тихо ответил Гарри. Он отвернулся от Драко, так, словно этот жест дался ему с огромным трудом, и, опустив голову, вышел вслед за Грейнджер и Уизли на залитую солнцем Диагон-аллею.

Но у самой двери он обернулся и вновь посмотрел на Драко. Словно хотел что-то сказать ему взглядом.

Или спросить.

Или раньше…

Драко Малфой мрачно посмотрел на свое предплечье. Боже, как он гордился этим знаком год назад! Что с того, что иногда метка начинала невыносимо ныть, или что летом ему приходилось рубашку, не снимая: Смертный знак — не та татуировка, которую можно показывать всем. Все это было необходимой жертвой, малой жертвой.

Сейчас он чувствовал себя предателем, недостойным Знака.

Если бы можно было наложить на самого себя заклятие забвения, он бы это сделал. Если бы он блистал успехами в зельеделии, он сварил бы себе зелье, отнимающее память. Если бы он не боялся, он бы попросил зелье у Снейпа…

Если бы… если бы…

Предатель…

Господин наградил его Смертным знаком и сказал — жди приказаний. В глазах Люция была гордость за сына — чтобы заслужить такой взгляд, Драко был готов сам себя подвергнуть заклятию Круциатус. И он ждал приказаний, ждал их целых полгода, ждал жадно, втайне надеясь, что эти приказания будут касаться Поттера, и он сможет наконец отомстить четырехглазому гордецу за все — за отвергнутую дружбу, за вечные победы в квиддич, за славу и за всеобщую любовь.

И он дождался. Приказа было два. Первый он получил шестого февраля, накануне матча Гриффиндор-Слизерин, приказ странный и неожиданный — сдай матч.

Он не выполнил приказ. Он даже не пытался. За него все сделал Поттер. Когда на тридцатой минуте матча в воздухе появился снитч, Драко, забыв все на свете, рванулся за ним. Золотой мячик был уже почти у него в руках, как сверху камнем пал Поттер и выхватил снитч у Драко из еще не сомкнувшихся пальцев.

И его не стало.

Драко запоздало сообразил, что снитч — это портключ, и что он сейчас едва не провалил своему Господину всю его затею. Но горькое разочарование почему-то никуда не делось — он опять проиграл матч. А Поттер снова выиграл.

На поле, естественно, начался переполох, и Драко поспешил уйти прежде, чем появится какое-нибудь Уизли и отобьет его вместо котлеты. На окраине поля он встретил Патрика Лестранга.

Патрик был сыном Лестрангов, пары, которая вскоре после гибели Вольдеморта оказалась в Азкабане за замученных до полного сумасшествия Лонгботтомов. Первые четыре года Патрик ходил тише воды, ниже травы, но в последний год как-то осмелел — наверное, решил, что теперь-то его родители и он сам будут вознаграждены за свою пресловутую верность Господину. Драко в этом сомневался. По его мнению, Лестранги поступили глупо. Гибельная верность не нужна Господину, ему нужны слуги хитрые, умные и осторожные, такие, как отец Драко.

Патрик поймал Драко за запястье и притянул к себе. Малфой напрягся — Патрик ему не нравился, в основном потому, что, будучи законченным эстетом, Драко не переносил внешнего уродства. А Патрик смахивал на Квазимодо — если верить картинке в магловской книжке, которую Драко недавно прочел тайком от отца. Только горба у Лестранга не было.

— Ты едва все не испортил, — с мягкой укоризной произнес Патрик. Драко вздрогнул.

— Что?

— Разве тебе не велено было сдать матч? Что ж ты кинулся за снитчем как сумасшедший? Хорошо, что Поттер быстрее…

— Это ты заколдовал снитч? — догадался Драко, невольно поморщившись от напоминания, что Поттер быстрее.

— Я, — самодовольно признался Лестранг и продемонстрировал Драко Смертный знак на руке. — Жаль только, мы не сможем увидеть, что с ним сделают. Я надеюсь, смерть его будет ужасной.

— Н-да-а-а… — протянул Драко. — Я надеюсь, что она вообще будет. Это поттерогонка все больше напоминает мне какой-то бесконечный комикс.

— Не шути так, Драко, — предупредил Лестранг.

Малфой оказался прав.

Второй приказ он получил на рассвете, восьмого декабря. Школа была навзводе — Поттер всегда создавал невозможную шумиху вокруг своей персоны, — и только слизеринцы спали спокойно — все, кроме Драко. Он не мог понять, что его тревожит, пока не получил приказ: Поттер вернулся. Найди его первым. Он не должен оставаться в живых.

Драко еще никогда никого не убивал.

Мороз продрал Драко до костей, когда он вышел из замка. Он понятия не имел, куда идти, и на всякий случай побрел в сторону озера, надеясь, что его не заметят из окон замка и что он не наткнется на Хагрида.

Почему вышло так, что он пошел туда, куда нужно? Почему ноги не понесли его в противоположную сторону — может, тогда Поттер просто замерз бы, или, на худой конец, его нашел бы кто-то другой.

Он лежал на снегу огромным алым пятном. Медленно подходя все ближе и ближе, Драко думал, что ему никогда и в голову не могло прийти, что квиддичные мантии гриффиндорцев такие широкие. А потом он понял, что алое пятно вокруг Поттера — это не только мантия, это еще и кровь.

Драко замутило, и вместе с тем он почувствовал облегчение. Гарри Поттер был явно мертв. Ну не может быть человек жив, если из него вытекло столько крови! Или может?

Рука Поттера дернулась и выстрелила вперед, сжимая палочку. Малфой шагнул назад — ему показалось, что Поттер заметил его и собирается заколдовать. Но палочка воткнулась в снег, тело Поттера напряглось и рванулось вперед, используя палочку как опору. Всего на пару дюймов — и снова замерло. Только судорога проходила по нему волнами.

Это было просто невозможно. Он был почти мертв — и был все еще жив. Сверхчеловеческая воля. Драко пребывал в жутком смятении. Ему было страшно, ему было тошно, его терзала ненависть, зависть — и уважение. И жалость. Вот этот человек — такой ловкий и быстрый, с такой легкостью уводивший снитч у Драко из-под носа — вот он лежит на снегу истерзанным куском плоти. Так правильно?

Пока мысли и чувства Драко метались подобным образом, Поттер снова собрался и снова подтянулся на палочке, проделывая свой кошмарный двухдюймовый путь. Он был в ужасном состоянии. Не надо было быть колдомедиком, чтобы определить — к Поттеру применили столько самых разных черных заклинаний, что у него теперь магическая непереносимость. Это было прекрасной лазейкой — произнести рядом с Поттером любое заклинание, и он умрет… и всегда можно будет сказать, что он не знал и что он всего лишь хотел доставить Поттера в больничное крыло…

— Я ненавижу тебя, Поттер, — прошептал Драко. Может, тот услышал, а может, так совпало: Поттер вдруг вскинул голову, посмотрел на Драко удивительно ясными глазами и прохрипел:

— Малфой… помоги…

Он ненавидел Поттера. Разве нет? Он мечтал о том, чтобы Поттера не стало… Разве нет?

Тихо, но очень грязно выругавшись, Драко наклонился, перевернул Поттера на спину, подхватил его под руки и поволок к замку.

Поттер был без сознания. И он был невозможно тяжел. Но меньше всего Драко хотел сейчас кого-нибудь встретить.

Он не помнил, как дотащил Поттера до больничного отделения. Помнил только, что в какой-то момент Поттер пришел в себя, увидел Драко и прошептал как человек, который не верит сам себе:

— Малфой?!

И тут же снова лишился сознания. От ужаса, наверное, мрачно пошутил про себя Драко.

У дверей больничного отделения Драко задерживаться не стал. Он постучал что было мочи и рванул прочь.

Все равно Поттер не поверит тому, что видел. Он бы, Драко, не поверил.

Отцу он сказал, что не нашел Поттера, и лишь утром узнал, что его обнаружили в больничном крыле.

На следующий день, и на последующий, и весь оставшийся семестр Драко Малфой вел себя как Драко Малфой.

А Гарри Поттер вел себя как Гарри Поттер. Никто ничего не узнал.

— Эй, Драко! — вернул его из прошлого девичий голос, в котором заискивание спорило с претензией на юмор. — Ты еще с нами?

Драко поднял тяжелый взгляд на тех, кто сидел напротив. Три человека, которых все окружающие считали его друзьями, но которых он сам никогда, ни в мыслях, ни на словах своими друзьями не называл. Хотя все трое — два парня и одна девушка — были так громоздки, что едва помещались на скамье, никто из них не сел рядом с ним. Они хранили статус-кво, и до тех пор, пока он — их хозяин — не пригласит их сесть рядом, они будут тесниться втроем.

Раньше ему нравилось чувствовать себя их господином. Теперь они раздражили его — точнее, раздражали бы, если бы сейчас он вообще замечал их присутствие. Если бы он сейчас вообще что-нибудь замечал…

Если бы мысли двух людей, думающих друг о друге одновременно, могли пересечься на полпути, мрачные думы Драко Малфоя непременно встретились бы с не менее мрачными думами другого юноши, который ехал в том же поезде в ту же школу, так же смотрел в окно и тоже был в купе не один. Но как день отличается от ночи, так же и он и все, что его окружало, отличались от Малфоя и его окружения. Черные волосы Гарри Поттера торчали в разные стороны, сколько бы он их не причесывал, в отличие от аккуратно уложенных платиновых волос Драко Малфоя; Драко был белокожим, а его глаза цветом напоминали то серебро, то сталь, то растопленный жемчуг. Гарри за лето загорел, и теперь его изумрудно-зеленые глаза казались еще чище и прозрачнее. Гарри носил обноски своего кузена Дадли, который был в три раза толще и в полтора раза ниже Гарри; Драко был одет так, будто только что сошел с обложки журнала мод.

Наконец, те люди, с которыми Гарри Поттер делил сейчас свое купе, были его настоящими друзьями.

— Гарри! Эй, выходи на связь!

Гарри поднял голову и посмотрел на Рона Уизли, сидящего напротив. Улыбка на его веснушчатом лице сияла ярче, чем фамильные рыжие кудри.

— Что такого интересного ты увидел за окном?

— Ничего, — удивился Гарри. — А почему ты вдруг спросил?

— Ему тоже хочется посмотреть в окно, — ответил за Рона Фред Уизли, который сидел рядом с Гарри, уткнув нос в какие-то бумажки. — А оно занято тобой.

— Как смешно, Фред, — огрызнулся Рон.

— Ты заговорил как Перси, — заметил Фред. — Что делает с человеком высший балл за С.О.В.У! Как ты теперь будешь жить, Ронни-бой? Я даже не знаю, что дарить тебе на Рождество!

— Книжку "Старосты, достигшие власти"? — предположила Джинни.

Фред внимательно посмотрел на нее, затем на покрасневшего Рона, потом на Гермиону, которая читала "Трансфигурацию: Шестой класс" и полностью игнорировала все происходящее, потом на Гарри. Тот улыбнулся.

— Гарри. Скажи мне, что это неправда, — голосом, преисполненным трагизма, попросил Фред. — Рон — староста?

Гарри вдруг подумал, до чего странно Фред выглядит без Джорджа. Словно он побрился налысо… или забыл одеться… в общем, совершенно дико. Неправильно. Близнецы летом организовали небольшой магазинчик приколов в Хогсмиде, Фред ездил в Лондон по каким-то околомагазинным делам, а Джордж оставался приглядывать за торговлей. Гарри попытался вспомнить, видел ли он когда-нибудь раньше близнецов по отдельности — и не смог.

— Да, Рона сделали старостой Гриффиндора, — ответила Фреду Гермиона. — В чем трагедия? Я тоже староста!

Гарри рассмеялся.

— Вы знаете, я как-то прочитал в дурацком журнале тети Петуньи, что сильно влюбленные пары или пары, которые долго прожили вместе, становятся похожи друг на друга даже внешне. Я хочу сказать, — продолжал он, не обращая внимания на убийственный взгляд, которым одарил его Рон, — Рон у нас в последнее время хорошо учится, стал старостой, а у Гермионы… эй, ты что делаешь?

Рон запустил в Гарри котлокексом.

— А у Гермионы, — продолжал Гарри, уворачиваясь от следующего котлокекса, — появились веснушки, вы заметили?

— Просто удивительно, — раздался очень знакомый голос с характерной манерой растягивать слова, — что ты, Поттер, до сих пор не порыжел. Ты ведь тоже почти Уизли. По крайней мере, одет ты абсолютно как Уизли.

В дверях купе, по-хозяйски прислонившись к косяку, стоял Драко Малфой, а за ним, как две огромные тени, маячили Крэбб и Гойл.

— Похоже, ты просто не можешь без нас жить, Малфой? — холодно отозвался Гарри. — Мне даже трудно себе представить, сколько времени ты ежегодно тратишь на то, чтобы отыскать нас в Хогвартс-Экспрессе.

Губы Драко сжались.

— Какой сарказм, Поттер. Я очарован.

— О. Это вышло случайно.

Драко окинул холодным взглядом купе.

— У тебя еще не рябит в глазах от рыжего цвета, Поттер? Я тут всего две минуты, и мне уже не по себе.

— Зато это натуральный цвет, Малфой, — весело ответил Фред. — Мне всегда было интересно — а твой натуральный цвет какой? Хотя… не думаю, что ты имеешь какое-то отношение к натуралам…

— Не помню, чтобы я спрашивал твое мнение, Уизли, — сверкнул глазами Драко.

— Не помню, чтобы мы приглашали тебя в наше купе, Малфой, — огрызнулся Рон.

— Упаси Бог, Уизли! Если бы вы меня пригласили, я бы не пришел.

— Ты понял? — Фред повернулся к Гарри. — На следующий год обязательно оформи для Малфоя приглашение на гербовой бумаге. Может, тогда вы избавите себя от его присутствия.

— На чьей гербовой бумаге, Уизли? — с оскорбительной снисходительностью в голосе проговорил Драко. — Я полагал, что вы пользуетесь исключительно туалетной бумагой… для всех нужд.

— Ты знаешь, что такое туалетная бумага, Малфой? — вскинул брови в притворном изумлении Фред. — Я полагал, что домовые эльфы вылизывают тебе…

— Заткнись, Уизли, — не выдержал Драко.

— О, так это твое больное место, Малфой? Значит, я был прав насчет натуралов?

— А, я понял, — Малфой усмехнулся, презрительно скривив губы. — Вы таскаете с собой этого рыжего недочеловека, полагая его очень остроумным…

— Как ты меня назвал? — привстал Фред.

— Недочеловек, Уизли. Так я называю всех, кто не является личностью сам по себе. Кто зависит от другого. Как ты и твой братец. Кстати, ты который из вас? Хотя не думаю, что мне это действительно интересно. А ваша мамаша вас различает?

Гарри резко встал, едва не сбив с ног Фреда.

— А ты, значит, личность сам по себе, да, Малфой? Ты, подголосок своего отца, подголоска Вольдеморта!

Твоя свита бегает за тобой, потому что ты личность сам по себе или потому что ты носишь имя Малфой? Да я скорее пожму руку Вольдеморту, чем ты узнаешь, как это на самом деле прекрасно — зависеть от кого, кто также зависит от тебя! Ты сдохнешь в одиночестве, Малфой, завывая на луну!

Гарри замолчал, и в купе стало тихо. Драко стоял неподвижно, только его кулаки сжимались и разжимались. Гарри стало жаль его. Он уже испытывал это чувство — месяц назад, когда они столкнулись в магазине мадам Малкин… и Гарри до сих пор не мог ответить себе на вопрос, что же там произошло, почему с их губ не сорвалось ни единого заклинания, почему Малфой вдруг опустил палочку… Гарри знал, почему опустил палочку он сам. Тогда, в точности как и сейчас, ему привиделась пропасть одиночества, в которую медленно, как осенний лист, падает Малфой, и ему никогда уже оттуда не выбраться… Гарри закусил губу — жалость пронзила его как острое лезвие, так что ему стало почти физически больно…

Губы Малфоя шевельнулись, и видение исчезло. Это снова был Драко Малфой, с языка у которого сочился яд.

— А мне чихать на то, что ты думаешь, Поттер. Это ты — социальное животное, это тебе нужна стая… или даже стадо. А я обойдусь и один. И мы еще посмотрим, кто из нас сдохнет в одиночестве…но даже если ты и прав, и это буду я, ты этого не увидишь, потому что, поверь мне, Поттер, ты сдохнешь раньше.

И он вышел.

— Гарри… — прошептала Гермиона.

— Сволочь, — прошипел Рон.

— Бедняга, — неожиданно произнес Фред.

— Кто? — удивился Рон.

— Малфой, кто ж еще. Гарри прав.

— О, замечательно! Давайте все пойдем хором утешать Малфоя! Он оценит…

— Рон, — заговорила Гермиона, — неужели тебе его совсем не жалко?

— Мне? Его? Этого маменькиного сынка, у которого всегда было все, чего бы он ни попросил?

— Я не думаю, — тихо заговорил Гарри, — что у него действительно все очень хорошо дома. Вы заметили, как отец с ним обращается? Может, Малфой совсем не так плох… я имею в виду, он мог быть вовсе не так плох…

— Вполне возможно, — негромко добавила Гермиона, — отец даже бьет его…

— Гхм, вполне возможно… — Фред чуть прикусил губу, глядя на Гермиону со смесью снисходительности, смущения и насмешки в глазах. — Готов съесть невиллову жабу, если это не так. Может, и не только бьет…

Гермиона собралась было спросить, что Фред имеет в виду, но ее перебил возмущенный Рон:

— Ой, да бросьте!.. Вы его еще пожалейте! С Гарри тоже плохо обращались, но он же не вырос уродом, как этот…

— Ты не прав, — возразила Гермиона. — То есть, ты прав, но не совсем. Ведь Дурсли — не родители Гарри.

— То есть, он хороший по наследству?

— Не только. Гарри всегда знал, что Дурсли ему не родители. А родители — это всегда авторитет.

Понимаешь, Рон, ребенок думает, что его родители всегда правы, и если они его наказывают, значит, он виноват, он что-то делает не так, даже если он на самом деле сделал что-то хорошее. Подумай, разве такой отец, как Люций Малфой, мог дать своему сыну правильное представление о добре и зле?

— Ага, — прищурился Рон. — Значит, Драко Малфой не виноват в том, что он такая гнусная скотина?

Давайте все ему простим, господа добродетельные гриффиндорцы!..

— Ну, в конце концов, — зевнул Фред, — мы и про Снейпа думали, что он мерзавец и сукин сын. То есть, так оно, конечно, и есть, но он, тем не менее, свой. А если бы Дамблдор ему не поверил в свое время, не дал ему шанс…

— У нас был бы другой преподаватель зелий, — пожал плечами Рон. — Кто-то против? И вообще, наверняка Снейп пришел к Дамблдору первым, попросил о помощи. Малфой никогда в жизни так не поступит, так что не надо тут разводить сопли на его счет. Слушать противно…

— Мне стало его жалко, — тихо сказал Гарри.

— Поди скажи ему об этом, — фыркнул Рон. — Посмотрим, что он тебе ответит…

— Но ведь он ведь не тронул меня тогда, у мадам Малкин, — заметил Гарри.

— В первый раз за всю его скользкую жизнь! Струсил он!

— Да? — Гарри остро посмотрел на друга. — Я тоже струсил?

— Ты, — Рон смутился. — Ну, ты же добрый… и ты не нападаешь первым…

— Я не добрый! — рассердился Гарри. — Я был так зол, что мне хотелось разбить его башку о стену. Нет.

Я не поэтому его не тронул, — Гарри заговорил с трудом, словно выдавливая из себя слова. — Я вдруг подумал… почему он такой? В смысле, никто же не рождается плохим…

— О! — Рон вскинул руки. — Расскажи, расскажи мне ты еще про его тяжелое детство, деревянные игрушки и отца-садиста! Про то, как трудно вырасти хорошим в такой плохой обстановке!

— Рон, но подумай… — начала Гермиона.

— Рон прав, — неожиданно вмешалась Джинни. — Я все лето слушала эти ваши споры. Вы занимаетесь ерундой! Мало ли, у кого какие родители, у кого какое воспитание! У Малфоя была тысяча возможностей исправиться, если бы он хотел — суть в том, что он не хочет, что ему нравится быть сыном Люциуса Малфоя, ходить по школе в окружении своей слизеринской свиты и делать гадости. Вот.

— Да ладно вам херней-то страдать! — не выдержал Фред. — Сыграем лучше в плюй-камни! Или разыщем Малфой с компанией и посмотрим, какие еще заклятия не сочетаются. А? Что думаешь, Гарри?

— Я уже сказал, что я думаю, — отозвался Гарри и равнодушно отвернулся к окну.

Он пребывал в таком настроении всю оставшуюся дорогу до Хогвартса. Дважды: один раз во всеобщей толчее при пересадке из поезда в кареты, второй — в такой же толпе, но уже на входе в большой зал Хогвартса, — Гарри поймал себя на том, что он ищет среди множества голов одну с волосами цвета платины. И что ему сдался этот Малфой? Почему он вот уже месяц думает только о Малфое и ни о чем другом? И почему ему кажется, что Малфой ведет себя как-то странно? А может, он всегда ведет себя именно так, просто раньше Гарри не обращал на него внимания? "Господи! Когда же ты не обращал на Малфоя внимания? Да он же всегда доставал тебя — как же можно не обращать внимания на того, кто так тебя бесит? Но сейчас он все-таки какой-то другой… и в поезде он ругался с Фредом, не со мной… почему? Потому что Фред издевался над ним? А может, все по-прежнему с Малфоем, но что-то не так со мной?"

— О нет, — раздался рядом тихий, но полный ужаса голос Рона. — Гарри, ты только взгляни на преподавательский стол!

Гарри взглянул — и поперхнулся воздухом. Напротив угрюмого, как всегда, профессора Снейпа, на том месте, которое обычно занимал очередной преподаватель Защиты от Темных Искусств, сейчас сидел человек, которого Гарри слишком хорошо знал — во-первых, потому что он был очень похож на своего сына, а во-вторых, потому что Гарри чересчур часто сталкивался с ним там, где предпочел бы вовсе не быть.

Болезненно заныла рана в локтевом сгибе, где ее пронзил кинжал Червехвоста в кошмарную ночь воскрешения Вольдеморта… Черные тени Упивающихся Смертью — все они в масках, но Вольдеморт называет их по именам… "Люциус, мой скользкий друг…" И еще прошлый год — заколдованный в портключ снитч перенес его в замок, который мог быть только особняком Малфоев, и где был Вольдеморт, и Червехвост, и пытки, и заклятие Круциатус, и кошмарная гонка по бесконечному лабиринту, и этот человек…

Люциус Малфой.

Гарри посмотрел на слизеринский стол — слизеринцы сидели с очень довольными физиономиями, все, кроме…

Малфоя-младшего. Он же опустил голову, ссутулил плечи… короче, выглядел весьма несчастным.

— Что он здесь делает? — рычал Рон.

Ответ на свой вопрос он получил сразу после Распределения. Дамблдор встал, и шум в зале тут же стих.

— Прежде всего, я рад приветствовать здесь, в Большом зале Хогвартса всех вас, старичков и новичков, — аплодисменты. — Позвольте также представить вам нашего нового преподавателя защиты от Темных искусств.

Мистер Люциус Малфой любезно согласился занять эту должность, — бурные аплодисменты со стороны слизеринского стола и недовольное ворчание гриффиндорцев.

— Я понял, — мрачно сказал Гарри. — На следующий год защиту будет преподавать Вольдеморт.

— Я всегда знал, что Дамблдор псих, — столь же мрачно заметил Рон, — но никогда не думал, что до такой степени.

— Мне кажется, что Фудж надавил на него, — сказала Гермиона. — Фудж ведь до сих пор не верит в возвращение Вольдеморта… а Люциус Малфой, если верить Фуджу, вообще святой, — она поморщилась.

Гарри снова взглянул на младшего Малфоя. Что с ним? Он ведь ходил таким надутым индюком, когда его отец был членом Попечительского Совета… Или Гермиона и Фред правы?

— Рай для Принца Слизерина! — тихо, но с ненавистью произнес Рон.

— Он не выглядит счастливым, — возразил ему Гарри.

Глава 2 Братские Чары

Единственным местом в Слизеринской гостиной, где не стоял собачий холод независимо от времен года, был коврик за каминным экраном. Драко сидел там, поджав ноги и глядя в огонь; было уже заполночь, но ему не хотелось идти спать, хотя теперь у него была отдельная комната, и он мог больше не слушать храп Крэбба и Гойла.

Нет, конечно, он никогда и не слушал их храп. Он будил их, смотрел на них взглядом голодного удава и запрещал храпеть. Он так развлекался в первый свой год в Хогвартсе, когда опьянел от неожиданной свободы, без отца и давящих сводов Имения, от собственной значимости, от ощущения власти, от возможности приказывать… Крэбб и Гойл могли не спать всю ночь, опасаясь потревожить повелителя, и хотя каждый из них мог переломить Драко пополам одной левой, они боялись его.

Не его. Его имени. Его отца. Того, кто был правой рукой Вольдеморта, а после его смерти оказался самым влиятельным волшебником в Англии. Драко всегда гордился своим отцом — его хитростью, его умом, его умением обаять и умением унизить. Драко мечтал походить на отца. Так было всю его жизнь. Что же с ним происходит сейчас?

Драко боялся отца. В этом не было ничего неправильного — он боялся своего отца, но кто его не боялся?

Его мать боялась Люциуса Малфоя, слуги боялись Люциуса Малфоя, министерские чины — и те его боялись.

Дети должны бояться своих родителей, особенно если это плохие дети. Как он, Драко. Он плохой сын.

Отец впервые ударил его в день, когда ему исполнилось три года. До этого Драко общался в основном с матерью — может, отец считал, что он еще слишком мал, чтобы его воспитывать по-мужски. На третий день рождения Драко отец забрал его из маминой комнаты и привел в другую, в одной из башен Имения, где было чертовски холодно и где, сказал отец, Драко теперь будет жить.

Комната ему не понравилась — она была холодной, пустой, и окно было страшно высоко над землей. Драко попросился назад, к маме. Отец отказал. Тогда Драко заплакал. Отец ударил его два раза — по правой щеке и по левой, и сказал, что он плохой сын, потому что он плачет. А Малфои не плачут никогда…

Драко дернулся и придвинулся ближе к огню, так близко, что языки пламени почти коснулись его рук. Он жил в той комнате до сих пор; он ненавидел ее, он ненавидел холод, который с тех пор преследовал его всю жизнь…

Наказания свои Драко поделил на несколько степеней. То, которому его подвергли в три года, было наказанием первой степени; кроме ударов по лицу от двух до пяти раз оно включало в себя суровый выговор. Наказание второй степени носило название "порка легкая" — ничего страшного, обычные воспитательные меры с участием отцовского ремня и некой мягкой части тела. Дальше шла "порка жесткая" — розгами по спине; как правило, это заканчивалось содранной кожей, окровавленной спиной и слезами матери. В четвертую степень входила "порка жесткая" с добавлениями — лишение ужина, стояние на холоде или заключение в чулане.

Но было еще наказание пятой степени, которое Драко пока получал лишь дважды. Первый раз даже не был наказанием — это был эксперимент его отца. Драко было одиннадцать, было лето, он готовился к первому году в Хогвартсе. Они вернулись из Лондона, с Диагон-аллеи с горой школьных принадлежностей, и Люциус, очень довольный сыном, повел его туда, где Драко еще не был — в лабиринт в подземельях замка. Там все и случилось.

Когда Люциус открыл дверь, ведущую в лабиринт, и Драко вошел внутрь, какое-то существо вдруг свалилось ему на голову, скатилось на плечо и вцепилось коготками в кожу сквозь тонкую ткань футболки. Драко повернул голову — и увидел крысу.

Он заверещал от ужаса и завертелся на месте, пытаясь стряхнуть ее с себя. Внезапно отец схватил мерзкую тварь за хвост, сдернул ее с плеча Драко и поднес к самому его лицу. Драко шарахнулся назад, но рука отца легла ему на шею, удерживая. Крыса пищала, извивалась, и Драко почувствовал, что его сейчас вывернет от страха и отвращения.

— Ты боишься крыс, Драко? Это плохо. Нельзя бояться такой ерунды. Я отучу тебя.

В тот же день он запер Драко в тесном чулане в подземелье. Там было полно крыс — вполне возможно, что отец пригнал их туда каким-нибудь заклинанием. Драко кричал и колошматил в дверь, пока не сорвал голос и не разбил кулаки в кровь. Он не мог вспомнить, когда он еще так кричал. Потом он потерял сознание.

Отец не отучил его бояться крыс, зато он нашел самое страшное наказание для Драко. И применил его второй раз — меньше года назад, когда Драко приехал домой на пасхальные каникулы, и отец сказал, что он плохой сын и плохой слуга для Господина, потому что не добил Поттера.

Не помогли ни оправдания, ни истерики, ни слезы матери. Он просидел в чулане с крысами всю ночь; сначала он, как и в одиннадцать лет, кричал и умолял его выпустить, потом застыл, забившись в угол, и пытался не сойти с ума, слушая, как они стучат по полу острыми коготками, и как шуршат их отвратительные хвосты. Он вспомнил, что он пытался отвлечься тогда, думая о чем-то другом, и, конечно же, начал думать о Поттере.

Поттер был во всем виноват. Сначала шел Поттер, а потом наказание пятой степени. Как и тогда, в одиннадцать, когда он вернулся из Лондона — тогда он встретил в магазине мадам Малкин Поттера, увидел его впервые в жизни, этого худенького, бледного, растрепанного и растерянного мальчишку, который чем-то сразу зацепил Драко, хотя он еще не знал, с кем разговаривает.

Он думал о Поттере всегда, но он никогда не думал о нем так, как сейчас. Может быть, втайне чувствовал, но не думал, нет. С сожалением. О возможной близости. О возможной дружбе.

Если только его отец узнает об этом… У Драко было страшное подозрением, что отец решил преподавать в Хогвартсе, чтобы следить за ним. Если он узнает… Тогда крысы отлично развлекутся.

— Вот! — Хагрид, весьма довольный собой, поставил на землю большую деревянную коробку.

— Это что? — брезгливо осведомился Малфой. — Очередная партия соплохвостов? Учтите, я больше с этим зверьем играть не намерен. Мне вашего гиппогрифа на всю жизнь хватило.

— Ему тебя тоже, — заметил Рон.

— Я не спросил тебя, Уизли, — Малфой даже не повернулся.

— Тихо, тихо, — Хагрид отстранил Рона. — Эти не соплохвосты. Эти… они вам понравятся. Эта… Дамблдор велел с вами про драконов начать. Драконография, значит… Книжки-то у вас с собой?

Рон гордо заулыбался. В этом году в список обязательной литературы входила "Драконография: вводный курс" за авторством Ч.А. Уизли.

— Так там… дракон? — с опаской спросила Гермиона, указывая на коробку. Хагрид расплылся в улыбке.

— Сейчас увидите.

Он открыл коробку и аккуратно разгреб песок. Ученики несмело подошли — гриффиндорцы чуть ближе слизеринцев. В коробке, полузарытые в песок, лежали яйца размером чуть больше куриных.

— Огневики, — голос Хагрида дрожал от счастья. — Драконы… они ведь немножко того… непредсказуемые…

— Я бы сказал, кто здесь немножко того… — протянул тихий голос над ухом Гарри.

— Заткнись, Малфой, — автоматически откликнулся Гарри.

— Хоть бы придумал что-нибудь посмешнее и пообиднее, Поттер. Или Грейнджер попроси.

— …потому будете изучать их на огневиках. Эти совсем как драконы, только маленькие, — Хагрид показал ладонь.

— Это маленькие?! — прошелестел все тот же голос.

— Малфой, я тебе зубы выбью, и ты не сможешь шипеть, — предупредил Гарри.

— О! Вот это посмешнее!

Гарри оглянулся и увидел, что Малфой стоит почти вплотную к нему. Это почему-то беспокоило — наверное, потому, что Малфой неожиданно оказался сантиметров на пять выше Гарри.

— Отойди, Малфой, — сквозь зубы произнес Гарри.

— Стою где хочу, Поттер, — сверкнул глазами Малфой. — Что, беспокоит?

— Наверное, тебя беспокоит, если ты стоишь, где хочешь, — проговорил Гарри, выделив последние слова.

Он сам от себя не ожидал подобного, и уж тем более не ожидал подобного Малфой — он совсем не по-малфоевски захлопал глазами и даже дар речи потерял, что само по себе было очень приятно.

— Здесь шестнадцать яиц, как раз, сколько вас тут, — продолжал тем временем Хагрид. — Каждый возьмет себе по одному, и будет присматривать. Огневичка надо кормить — маленькие, они не могут добывать себе еду сами, еще его надо купать и чистить шкурку, смазывать, когда они начнут расти, чтобы шкурка не трескалась…

— Надо же, Поттер, а ты, оказывается, умеешь грубо хамить, — прошипел Малфой. — Не ожидал…

— Твои уроки, Малфой.

— Я, наверное, должен быть рад, горд и счастлив, — ядовито процедил Малфой. — Но я предпочел бы целоваться с дементорами, чем учить чему-то такого тупицу, как ты.

— Я могу устроить.

— О, ты и у дементоров любимчик!

— Выбирайте себе по одному малышу, — командовал Хагрид. — К следующему уроку они дозреют, а пока я расскажу, как мамаши ухаживают за яйцами.

Гарри вместе со всеми подошел к Хагриду, чтобы получить у него из рук горшок с горячим песком, в который надо было положить яйцо огневика. Он был рад оказаться подальше от Малфоя. Он, вообще-то, всегда был рад этому. Но сейчас… у него было странное ощущение, что причины, по которым он хотел оказаться как можно дальше от Малфоя, стали иными. Какими — Гарри даже думать не хотел.

Сдвоенный Уход за волшебными существами, потом обед, потом сдвоенные Зелья. Одна мысль назойливо крутилась в голове Драко: "Плохо. Очень плохо".

Плохо было все. Понедельник — весь с гриффиндорцами — грозил вырасти в гриффиндорский вторник — Защита, как выяснилось, в этом году тоже преподавалась слизеринцам и гриффиндорцам вместе. И это было плохо. Очень плохо.

Драко метнул на Поттера быстрый взгляд. Черноволосый очкарик о чем-то беседовал с Грейнджер. После дурацкого разговора на уроке Ухода Драко успел еще дважды прицепиться к Поттеру и компании: первый раз — сразу после хагридового урока, второй раз — пять минут назад, когда они столкнулись перед входом в класс Снейпа. Все без толку. Нет, конечно, Уизли и Грейнджер реагировали как положено: грязнокровка сжимала губы в полоску и вздергивала нос, Уизли багровел и стискивал огромные костлявые кулаки, но Поттер был какой-то не такой. Какой-то… не такой. Но не это напрягало больше всего — напрягал Драко себя сам. Он буквально выдавливал из себя гадости в адрес Поттера, у него не получалось быть злобным.

И он первым обрывал их склоки — чего раньше не было никогда, — потому что чувствовал, что еще слово — и их с Поттером перепалка превратится в… дружескую шутливую ссору.

— И что с того? — спросили слева от Драко, и юноша вздрогнул — ему показалось, что кто-то прочитал его мысли. — В чем проблема, Блэйз? Мне всегда нравились драконы.

Говорила Сольвейг Паркер.

— Да, но Хагрид… — сморщила тонкий носик красавица Блэйз. — И Уизли…

— Что? — спросил Драко.

— В Хагриде есть свой прикол, — возразила Сольвейг. — А потом, он прав. Все эти тварюшки такие забавные.

— Причем здесь Уизли? — настойчиво спросил Драко — очень он не любил, когда его игнорировали.

— А Уизли мил, — добавила девушка, а потом перевела на Драко тяжелый взгляд. — Чего тебе?

— Хагрид задержал после урока своих студентов, — вмешалась Блэйз. — Тех, кто пишет ему курсовик.

Оказалось, что Солли — одна из них.

— Нас мало, нас адски мало, — меланхолично сказала темноволосая слизеринка. — Я, кажется, запретила звать меня Солли. И ты, конечно, извини меня, Блэйз, но не прорицаниями же мне было заниматься.

— А Поттер? — спросил Драко.

— Поттера не было, — ответила Сольвейг. — Я бы его заметила.

— Прорицания — проще пареной репы, — возразила Блез подруге. — Весь курсовик можно попросту сочинить — главное, побольше ужасных бед. Нам, кстати, Трелони велела сделать гороскоп кому-нибудь из однокурсников противоположного пола. Драко, не возражаешь? Кстати, — она внимательно посмотрела на Драко, — разве Поттер не на Защиту пошел?

— Теперь — вряд ли, — фыркнул Драко.

— А куда?

— Почему я должен знать?

— Ну, ты все знаешь о Поттере…

— Снейп, — сказала Сольвейг, и все замолчали. Профессор Снейп ворвался в класс, кажется, еще более злобный, чем раньше. Со своего места Драко видел, как напряглись гриффиндорцы, как задрожал Невилл Лонгботтом, как окаменело лицо Поттера.

— Рефераты сдать, — приказал Снейп. — Приступить к работе по домашнему проекту.

Драко поднял руку.

— Профессор…

— Да, я помню, Малфой, — голос Снейпа чуть смягчился, когда он обратился к любимому ученику. — Возьмите свои вещи и пересядьте, пожалуйста, сюда, на первую парту. Поттер, — всякий намек на мягкость тут же исчез, — вы тоже.

На лице Поттера не было ни удивления, ни возмущения, словно ничего неожиданного для него не произошло.

Он покорно встал, сгреб свои вещи в котел и пошел к первой парте. Драко был так изумлен, что даже забыл, что и ему тоже надо пересесть, и пялился на Поттера, пока Блэйз не ткнула его локтем в бок.

Класс зажужжал, глядя на то, как два злейших врага усаживаются за одну парту, как они устанавливают рядом котлы и раскладывают вещи, соприкасаясь рукавами роб. Впрочем, одного зловещего взгляда Снейпа оказалось достаточно, чтобы жужжание тут же сменилось деловитым шуршанием — началась работа.

— Рефераты сдать, — приказал Снейп двум юношам за передней партой. — Свои домашние проекты покажете мне позже. Пока — это вам, — он положил на стол толстую ветхую книгу. — Ее не было в списке литературы, так как это очень редкая вещь. Но если вы хотите стать настоящими зельеварами — она вам понадобится, — судя по тону Снейпа, он всерьез сомневался, что кто-то из них двоих способен стать настоящим зельеваром. — Это — моя личная. Если с ней что-нибудь произойдет — я из вас самих зелье сварю, — даже когда Снейп произносил угрозы, которые сын Люциуса Малфоя с полным на то правом мог назвать неосуществимыми, голос зельевара был таким, что Драко верил — он сделает, как сказал. — Читайте.

И профессор отошел. Драко открыл книгу. Для того, чтобы читать ее вдвоем, им — ему и Поттеру — приходилось едва не касаться головами. Драко подумал, что к концу урока шея его задеревенеет; близость Поттера его страшно раздражала, и он прилагал все усилия, лишь бы не коснуться его. Или он так старался, потому что близость Поттера его странно тревожила?

— Я не верю себе, Поттер, — тихо проговорил Драко. — Ты решил стать зельеваром! Я-то полагал, что большее, на что ты способен — это убирать навоз за чудищами твоего человека-слона.

— Брось, Малфой, ты здесь только потому, что папочка замолвил за тебя словечко перед Снейпом, — буркнул в ответ Гарри. — Кому из преподавателей нужен такой тупица, как ты?

— Ты меня с кем-то путаешь, Поттер, — мягко отозвался Драко. — Неужели я так похож на какое-нибудь Уизли?

Гарри уткнулся в книгу. Драко практически слышал, как он скрипит зубами. "Что хоть за книга-то?" — неожиданно Драко сообразил, что даже не знает, что он читает. Без лишних церемоний Малфой перевернул страницу, чтобы взглянуть на титульный лист.

— Знаешь что, Малфой… — зарычал Поттер. — Я, между прочим, читал!

— А мне что! — фыркнул Драко. "Производные зелья", было написано на обложке. Больше ничего. Драко показалось, что обложка гораздо моложе самой книги.

— Тебе что? — завелся Поттер. — Знаешь, Малфой, если ты и дальше будешь так себя вести…

— То что? Ты пожалуешься Снейпу?

В этот момент черная тень упала на их парту.

— Вы, двое! — ледяной голос преподавателя зелий заставил обоих втянуть головы в плечи. — Будьте любезны оторваться друг от друга и слушать меня внимательно. Ваше послеобеденное время в среду принадлежит мне. Еще у вас будут дополнительные часы в пятницу после ужина. Заниматься будете в моей лаборатории, в подземельях. И если вы будете вести себя подобным образом, вы не то что курсовую работу не напишете — вы вообще не сможете сдать ни одного экзамена. И лучшее, что с вами произойдет — вы будете учиться на шестом курсе еще как минимум три года. И вам не поможет ни всеволшебная слава, — он метнул яростный взгляд на Поттера, — ни родовое имя! — такой же взгляд достался Драко. Он опустил голову, внезапно почувствовав себя униженным. Всеволшебная слава и родовое имя… Принципиальная разница между Гарри Поттером и Драко Малфоем.

Снейп отошел, чтобы заняться любимым делом — третированием Невилла Логботтома, и две головы — угольно-черная и платиново-белая — снова склонились над "Производными зельями". Книга оказалась интересной, Драко увлекся так, что, дочитав страницу, перевернул ее без единой мысли о том, чтобы досадить Поттеру. Протеста не последовало — то ли Поттер прочел быстрее, то ли они работали в одном темпе, или он вовсе не читал… Драко поднял глаза на самого неожиданного соседа по парте, которого он только мог себе вообразить. Гарри склонил голову, его глаза за стеклами очков быстро бежали по строчкам. Их головы были совсем близко, так, что непослушные, вечно растрепанные черные вихры касались аккуратных светлых прядей. Внезапная мысль, пришедшая в голову Драко, поразила его самого — как это, должно быть, красиво!

— Ты прочел? — Гарри поднял голову и увидел, что Драко смотрит на него. — Ты что?

— Нет, — промолвил Драко чуть слышно. Он вдруг поймал себя на мысли, что никогда еще он не смотрел Гарри прямо в глаза. Ну и глаза! Цвета-то такого в природе не бывает…

— Малфой? — осторожно произнес Гарри.

— Да… — Драко сморгнул и отстранился. — Нет, я… Перелистывай.

Еще пару секунд Гарри смотрел на него все так же пристально, словно пытался прочесть его мысли. Потом он опустил голову, перевернул страницу и стал читать дальше. Драко тоже попытался. Но его мысли метались от глаз и волос Гарри Поттера к тому, какого черта он, Драко, вообще о нем думает, и никак не хотели возвращаться к "Производным зельям".

— Ну давай, рассказывай, — сказал Рон.

— Рон, — Гарри поднял мученические глаза на приятеля. — Мне надо завтра отдать эту книгу, — он продемонстрировал "Производные Зелья", — Малфою. А до этого мне надо прочитать главу. Можно, я почитаю?

— Ой, да брось! Малфой перебьется.

— Малфой не перебьется, во-первых, а во-вторых, Снейп снимет мне голову, если я обижу его любимчика.

— Гарри! — Рон вскинул руки. — Кой черт понес тебя на эти галеры?!

Гермиона хихикнула. Рон проигнорировал ее смешок, а Гарри не понял причины.

— Я хочу сказать, почему ты не пошел ну хотя бы на Уход? Ты даже не представляешь, что ты потерял!

— Потрясающее по приятности общение с очередными хагридовыми монстрами?

— Вот, — горестно заметил Рон. — Всего лишь посидели урок за одной партой, а юмор у тебя уже вполне малфоевский. Эх, ты, Гарри! Если бы ты только знал…

— Да говори уже, не томи!

— У Хагрида совсем мало студентов, поэтому, — Рон лукаво ухмыльнулся, — шестой и седьмой курсы занимаются у него в одно и то же время…

— Что с того?

— А то, балда, что твоя Чоу Чэнг пишет курсовик по Уходу! Если бы ты пошел на Уход, ты бы проводил время с ней! Но ты, по всей видимости, предпочитаешь общество Малфоя, — с неподражаемым сарказмом закончил Рон.

— Во-первых, я не знал, что Чоу пишет курсовик по Уходу…

— Интересно… Ты же встречался с ней весь прошлый год!

— Мы говорили… о других вещах! Рон! Хватит скалиться! И вообще, это Дамблдор мне посоветовал…

— Дамблдор? — вмешалась в разговор Гермиона. — Он что, знал про Малфоя-старшего еще в прошлом году?

— Не знаю, может, и знал. Нет, он сказал, что мне Защита не нужна… что у меня большая практика, — Гарри усмехнулся. — Сказал, что мне стоит избрать самую трудную и самую полезную отрасль магических учений, которую я никогда не смогу изучить самостоятельно. Зелья, в общем. Пока у меня есть возможность учиться у лучшего зельевара Европы. И все в этом духе.

— Может, Дамблдор и прав, — судя по голосу, Гермиона в этом серьезно сомневалась. — Но тебе следует быть острожным. Если Малфой — я имею виду младшего — задумает какую-нибудь пакость, у него будет масса возможностей. И Снейп всегда будет на его стороне.

— Снейп был весьма серьезно настроен, — заметил Гарри. — Кажется, он всерьез собрался быть справедливым… или несправедливым, но к нам обоим.

— Снейп и справедливость несовместимы, — отрезал Рон. — Остается надеяться, что он не станет тебя использовать как подопытного кролика для Малфоя.

— А вам не показалось… — начал вдруг Гарри — и не договорил.

— Что нам не показалось? — спросил Рон. Гарри огляделся, словно в поисках подходящих слов.

— Насчет Малфоя… Драко Малфоя, я имею в виду… что он какой-то… не такой… и…

— Мне показалось, что он пытается наслать на тебя какие-то чары, когда он пялился на тебя сегодня на Зельях. Взгляд у него был какой-то… нехороший, — Рон встал и потянулся, как огромный рыжий кот. — Ночь уже, господа гриффиндорцы. Кстати, вы знаете, что у нас Защита теперь вместе со Слизерином? Так что завтра мы вновь увидим наших милых маленьких друзей. Слышь, Гарри, тебе не дадут скучать без Малфоя!

Люциус Малфой вошел в класс, и гомон немедленно стих. Все смотрели на нового учителя: гриффиндорцы — настороженно и с опаской, слизеринцы — с обожанием и гордостью. Не смотрели на Малфоя только двое — его сын, который опустил голову и изучал свою парту, и Гарри Поттер, который смотрел на Малфоя-младшего. Это не очень понравилось Люциусу, но… может, Поттер просто наблюдает за реакцией его сына?

— Добрый день, господа. Прошу прощения за небольшую задержку — я забыл о своеобразном характере здешних лестниц, — он улыбнулся всему классу. Реакция его позабавила: слизеринцы слегка увяли, на лицах гриффиндорцев — недоумение, Драко еще ниже опустил голову и прикусил губу, а Поттер… что ж, Поттер слишком хорошо его знает. Но это не страшно.

Люциус присел на край собственного стола.

— Мне бы хотелось, чтобы вы кое-что записали, прежде чем мы начнем практиковаться. Итак, в этом году вы будете изучать Братские Чары…

Сын вскинул на него полные изумления глаза. А взгляд Поттера — пристальный, острый — полон недоверия.

Хочешь разгадать мою игру, мальчик? Не выйдет.

— Кто-нибудь может мне что-нибудь рассказать о Братских Чарах?

Только одна рука — это, конечно, грязнокровка-которая-знает-все.

— Да, мисс Грейнджер?

— Братские Чары, — заговорила Грейнджер высоким уверенным голосам, — это три защитных заклинания, которые можно использовать, только чтобы защитить кого-нибудь другого, не себя.

— В целом верно, мисс Грейнджер, — мягко сказал Люций, — только две небольшие неточности, которые, впрочем, встречаются почти во всех книгах, описывающих действие Братских Чар. Прежде всего, только два заклинания из трех — защитные, третье — это оружие. И, во-вторых, защитить эти заклинания могут не кого-нибудь другого, а только очень близкого и дорогого вам человека — друга, брата, любимого. Да, мистер Лестранг?

— Я слышал, — начал сын Лестрангов, глядя на Люциуса со смесью недоумения и тревоги в маленьких бледных глазках, — что эти заклинания могут использоваться как защита против Непростительных Заклятий?

— Не вполне верно. Давайте начнем с начала — тогда все станет ясно, и все нерешенные вопросы будут решены, — и он снова улыбнулся. И увидел, как две гриффиндорские девочки улыбнулись в ответ.

"Работает", — подумал Люций.

— Итак, Заклятие Щита, — начал он, и перья заскрипели по пергаменту. — Самое простое и распространенное из трех. Действует как Барьер, но защитный эффект Заклятия Щита сильнее. Это заклинание можно применять только в паре. Два волшебника одновременно произносят заклинание, и их окружает защитное поле, практически непробиваемое для любого проклятия.

Гарри Поттер поднял руку:

— Даже для Авада Кедавра?

— Все зависит от того, — приятно улыбнувшись Мальчику-который-выжил, ответил Люциус, — кто противник.

Насколько он сильнее тех, кто создал Заклятие Щита. Слова заклинания такие — "Адельфо Эгидос".

Класс забормотал, одновременно записывая слова. Люциус посмотрел на своего сына — тот сидел, опустив голову, рука сжимает перо, но не движется.

— Если кому-то кажется, — мягко продолжил Люциус, не отрывая взгляда от Драко, — что записывать то, что я говорю, необязательно, то он ошибается.

Класс замер. Сын поднял голову, и в его глазах Люциус прочел ответ: "Может быть, это кто-то, кому никогда не придется воспользоваться этим заклинанием". "Я с тобой позже разберусь", — взглядом пообещал ему Люциус.

— Заклятие Меча, — продолжил он, — используется как оружие. Здесь тоже нужно участие двоих. Один — ведущий, другой — ведомый. Ведущий направляет действие заклинания, ведомый использует свою силу, чтобы заклинание сработало. Для достижения максимального эффекта волшебники обычно используют физический контакт.

— То есть? — спросила темноволосая слизеринка на последнем ряду.

— Как правило, ведомый кладет руку на плечо ведущего. На схемах обычно именно так, — Люциус улыбнулся.

По рядам слизеринцев прокатился смешок. Та же девочка подняла руку снова.

— Сэр, а вам доводилось использовать эти заклинания?

— Мисс… э-э-э…

— Паркер, сэр.

Люциус прищурился, глядя на девочку. Мисс Паркер — это говорило о многом, и, пожалуй, ему следовало догадаться… хотя, кто, глядя на это невзрачное существо, смог бы предположить, что это дочь одной из самых красивых ведьм слизеринского выпуска тысяча девятьсот семьдесят шестого года.

— Мисс Паркер, не всем достается интересная жизнь, увы. Мне доводилось использовать эти заклинания только при сдаче экзаменов, как это ни грустно.

Поттер смотрел на него, прищурив глаза. Люциус читал его мысли так же легко, как если бы они были написаны большими буквами на классной доске: "Я нисколько не сомневаюсь, что это не те заклинания, которые ты использовал по приказу своего господина". Глупый ребенок.

— Слова заклинания звучат как "Адельфо Свордис". Первое слово произносит ведомый, второе — ведущий.

Кстати, на экзамене в этом году вам предстоит продемонстрировать действия этих двух заклятий, так что будьте внимательны… и готовы.

— А третье? — спросила Грейнджер. — Его мы не будем демонстрировать?

Люциус внимательно осмотрел притихший класс. Он выдержал интригующую паузу, а потом негромко заговорил:

— Боюсь, мисс Грейнджер, это не то заклинание, которое можно продемонстрировать, потому что его произнесение чревато для мага очень неприятными последствиями. Самыми неприятными, я бы даже так сказал. Это заклинание называется Заклятие Жертвы. Он может защитить дорогого вам человека даже от "Авада Кедавра", но ценой будет ваша жизнь. И неважно, насколько ваш противник сильнее вас — если вы скажете "Эгидо Сакрифус" и назовете имя того, кого хотите защитить, Смертельное проклятие, ударив в этого человека, не причинит ему вреда, а срикошетит в мага, который наслал его, и он умрет, но и вы — тоже.

Он говорил, как бы отвечая на вопрос Гермионы и обращаясь при этом ко всему классу, но взгляд его — внимательный, многозначительный, — был устремлен на Гарри Поттера. И к концу его речи все взгляды сосредоточились на Мальчике-Который-Выжил-Ясно-Теперь-Почему.

— А теперь я хочу, чтобы вы все это записали, — мирным тоном закончил Люциус. — И к следующему уроку потренируйтесь в правильном произношении слов заклинания — пока без палочек. Все свободны, — он улыбнулся всем вместе и никому в частности. — Драко, задержись.

Когда ученики покинули класс, Драко подошел к учительскому столу. Его глаза были все так же устремлены в пол. Впрочем, этому его научил сам Люциус — ты не имеешь права смотреть мне в лицо, пока я не велю.

— Как тебе мой дебют? — спросил отец.

— Слишком много сахара, — ответил сын.

— Но работает, — мягко возразил отец. — Что с тобой происходит, мальчик?

— Тебе действительно интересно?

— Не разговаривай со мной в таком тоне, мальчик. Ответь мне.

Драко смотрел в пол.

— Посмотри на меня. Так. Ты недоволен, что я в школе? Тебя раздражает, что все глазеют на тебя, стремясь увидеть твою реакцию на мое преподавание? Но ты же знаешь, почему я здесь?

— Нет, — качнул головой сын. — Я предполагаю.

— Ты знаешь, — возразил Люциус. — Фудж не доверяет Дамблдору. Я наблюдатель из Министерства.

— Это отговорка. Ты здесь из-за Поттера.

— Шшш, — рука Люция мягко легла на губы Драко. — Вряд ли об этом стоит говорить вслух.

Драко отступил на шаг и вскинул на отца почти умоляющий взгляд.

— Можно, я пойду? У меня Арифмантика…

— Иди, — пожал плечами Люциус, и Драко пулей вылетел из класса.

Несколько дней все разговоры за общими трапезами в Большом Зале, в гостиных и в спальнях вертелись вокруг Люциуса Малфоя и его манеры преподавать. Люциус очаровал всех, не только, подобно незабвенному профессору Локонсу, девочек, но и ребят. Девочки млели от его голоса, улыбок, походки, парни — от того, что он "знает, каково это", несмотря на собственные признания Малфоя-старшего, что тех заклинаний, о которых он рассказывает, он никогда не использовал сам. Слизеринские второ- и третьекурсницы были близки к тому, чтобы открыть фан-клуб Малфоев — Драко, и так достаточно популярный среди юных слизеринок, теперь обрел дополнительную привлекательность. Рейвекловки, хаффлпафки и даже гриффиндорки вслух выражали свое недоумение по поводу того, как такой отвратительный тип, как Драко Малфой, может быть сыном такого обаятельного мужчины, как Люциус.

Тех, кто никак не желал попадать под обаяние Малфоя-старшего, Драко мог перечесть по пальцам. В них входили: Великое Гриффиндорское Трио, мелкая Уизли и почему-то, единственная из всех слизеринцев (не считая самого Драко, конечно) — Сольвейг Паркер.

Но Драко даже рад был тому, что все так увлечены обсуждением его отца. За этим делом его никто не терзал вопросами, как это они с Поттером оказались на одном факультативе и на что вообще это похоже — проводить два часа подряд бок о бок со злейшим врагом без возможности сделать ему гадость.

Драко думал, что это может быть весело — что бы там ни говорил Снейп, Драко провел пять лет, устраивая подлянки Поттеру на уроках зельеделия, и Снейп ни разу не сказал ему ни слова — хотя все видел.

Драко думал, что это может быть тяжело — что-то непоправимо изменилось в его отношении к Поттеру — то ли в тот момент, когда он тащил Гарри в больничное крыло в прошлом году, то ли позже… и он не был уверен, что это те чувства, которые он должен испытывать к злейшему врагу своего Господина.

Драко никогда не думал, что это может быть так… хорошо.

В среду после обеда он наткнулся на Поттера, выходя из Большого Зала.

— Малфой! — окликнул его Поттер. — Подожди.

Он как будто был слегка смущен.

— Что? — Драко ухмыльнулся. — Скучаешь без меня, Поттер?

— Ты мне не даешь такой возможности, — без улыбки ответил Гарри. — Я не знаю, где находится лаборатория Снейпа.

"Не мои проблемы", — собирался сказать Драко, но вместе этого вышло совсем другое:

— Пошли, — и поскольку он все-таки был зловредный Драко Малфой, он добавил: — И запоминай дорогу.

Больше я тебя провожать не стану.

Они шли по слизеринским подземельям к лаборатории Снейпа, и Драко раздраженно думал, что пару лет назад он бы непременно воспользовался подобной доверчивостью Поттера и завел бы его в лучшем случае прямо в жаждущие гриффиндорской крови лапы своих телохранителей. Правда, пару лет назад Поттер бы, наверное, и не пошел бы с ним никуда.

Да нет, пошел бы… Чертов Поттер со своей дурацкой доверчивостью.

"Ладно, будем считать, что это все из-за Снейпа и факультатива. Нам придется как-то существовать вместе во время зелий. Я ненавижу Поттера, мне нравится доставать Поттера, я просто в восторге, когда мне удается довести Поттера до белого каления… но если наши занятия на зельях кончатся кровью, мне же будет хуже. Я умный мальчик. Мне не нужны проблемы".

Коридор кончился тупиком. Драко, подарив Поттеру снисходительную улыбку, постучал по стене палочкой и произнес:

— Мэллон!

Кирпичи дрогнули, задрожали, как потревоженная ветром водная гладь, начали блекнуть, и в конце концов в стене образовался арочный проход. Драко шагнул внутрь, не оглянувшись на Поттера.

Потолок лаборатории терялся где-то вверху, как небо тучами, затянутый дымом и паром. Лаборатория была такой же, какой Драко запомнил ее с тех пор, как побывал здесь впервые, на втором курсе, вместе со своим отцом. Полки вдоль стен, заставленные баночками, фиалами, колбами со всевозможными ингредиентами для зелий, огромный камин у северной стены, посреди лаборатории — фонтан в виде огромной мрачной жабы.

И котлы, котлы, в которых что-то шипело, ворчало, дымилось… Все было так же, как раньше, кроме одной детали: прямо над камином, переливаясь в свете факелов всеми оттенками золота, бронзы и начищенной меди, висел огромный плакат в виде дракона, на котором было написано "Драконы рулят вечно!"

— Это что за фигня? — услышал Драко у себя за спиной изумленный голос Поттера.

— "Драконы", — хихикнул Драко. — Квиддичная команда из Ливерпуля. Четвертое место в Лиге.

— Я бы никогда не подумал, что Снейп — квиддичный болельщик, — произнес Поттер. Его голос был полон веселья. Оглянувшись, Драко увидел, что губы Поттера подрагивают, а в глазах пляшут искры смеха. Он, по-видимому, изо всех сил пытался не засмеяться, но, в конце концов, не выдержал, и смех его зазвенел, рассыпаясь эхом по огромной снейповой лаборатории.

Драко замер. Он еще не слышал, чтобы Гарри так смеялся. Он вообще не слышал, чтобы так смеялись — как будто ничего плохого в этом мире нет, и не будет никогда, как будто ни о чем не надо думать, как будто важно только здесь и сейчас, как будто можно смеяться, если тебе смешно, плакать, если тебе грустно, и целоваться, если любишь. И никто не скажет тебе, что ты ведешь себя неправильно.

Гарри сел на пол и закрыл лицо руками. Он весь трясся от смеха. Неуверенная улыбка коснулась губ Драко. Смех Поттера был так заразителен… но Драко не был уверен, что он сам сможет смеяться так, что он вообще умеет смеяться.

— А что такого смешного?

— Нет, подумай, — Гарри поднял на Драко блестящие глаза. — Снейп… он как вризрак! Смеяться над ним… ох, я обязательно расскажу Невиллу!

И он зашелся в новом припадке хохота.

В лабораторию вошел Снейп. Он внимательно посмотрел на Драко, на Гарри, умирающего от смеха на полу, и снова Драко — с сердитым недоумением.

— Поттер, — тихо сказал Драко. Гарри прекратил ржать, вскочил, увидел Снейпа — и снова прыснул.

— Мистер Я-тридцать-три-раза-победил-Сами-Знаете-Кого сошел с ума? — с опасным блеском в глазах спросил Снейп. Драко промолчал; что до Гарри, то он просто не мог ничего сказать. Снейп скользнул взглядом по лаборатории; глаза его сузились, и он прошипел:

— Аниллюмос!

Драко не видел, на что он указывал палочкой, но догадаться было нетрудно — Снейп, без сомнения, погасил надпись "Драконы рулят вечно!" Затем хищный взгляд профессора зельеварения остановился на Поттере.

— Так что же смешного вы здесь нашли, Поттер?

— Профессор, — неожиданно для самого себя заговорил Драко, — это я… я немного перестарался… с Хахачарами.

— Зачем вам понадобилось наводить Хахачары на Поттера?

— Э-э-э… у нас состоялось что-то вроде небольшой дуэли… — сказал Драко и моментально прикусил язык, припомнив все, что профессор сказал им во время урока по зельям. Снейп приподняв бровь, посмотрел на Драко, потом на Гарри — и кивнул.

— Ясно. Поттер, вы успокоились?

— Да, профессор, — Гарри отвечал Снейпу, но смотрел на Драко — удивленно и даже в некотором шоке.

— Тогда приступим, — Снейп прошел на середину лаборатории, где рядом с огромным столом чадил котел с неприятной на вид вязкой жидкостью. — Знаете, что это такое?

— Всеэссенция, — ответил Гарри. Снейп одарил его острым взглядом.

— Верно, Поттер, Всеэссенция. Почти готова. Зелье будет настаиваться еще неделю. И пока оно настаивается, вы двое займетесь созданием Производной Всеэссенции. Что такое Производные Зелья, вы, надеюсь, уже поняли?

— Это зелья, которые создаются на основе уже существующих, как правило, Сложных, — ответил Драко. — Зелью добавляются новые свойства или придаются противоположные первоначальным.

— Отлично, Драко, — похвалил Снейп. Гарри чуть слышно фыркнул.

— Что нужно сделать со Всеэссенцией? — спросил Драко.

— Увеличить срок ее действия вдвое. К следующей пятнице. Здесь, в лаборатории, вы будете заниматься практикой, теорию я вам оставляю на самостоятельное изучение. Книга, которую я вам дал, содержит достаточно необходимых сведений; кроме того, книги из дополнительного списка литературы, который вы получили летом, должны вам помочь. После того, как мы покончим с Производными Зельями, вы приступите к изучению Сверхсложных Зелий. И, наконец, ваш курсовой проект — собственное Производное Зелье.

Выбираете любое Сложное Зелье и создаете свое на его основе. О проекте заявите мне через две недели. К концу года у вас должен быть готов реферат. Экзамен, естественно, практический, — Снейп окинул обоих юношей пронзительным взглядом. — Не забывайте, что от общекурсового экзамена по зельям вы не освобождены. И еще не забывайте о своем поведении. Пока что я вам рекомендую приступить к составлению списка ингредиентов для Производной Всеэссенции.

И он вышел из лаборатории, но не через арочный проход, а через почти незаметную невысокую дверцу за камином.

— Старый немытый сукин сын, — прорычал Гарри, как только Снейп скрылся.

— Попридержи язык, Поттер, — огрызнулся Драко.

— Я не тебя имел в виду.

— Пожалуй, стоило сказать ему, что тебя так развеселило.

— Ты думаешь, я буду тебя благодарить? Я не нуждаюсь в твоей защите, Малфой.

— Конечно. Ты же у нас Великий Поттер, Мальчик-Который-На-Всех-Положил!

— Заткнись, Малфой!

— Защитник униженных и оскорбленных, убогих и слабоумных!

— Надеюсь, что нет, иначе мне пришлось бы защищать тебя!

— Заткнись, Поттер!

— Ты не думаешь достать книгу, ты, белая моль?!

Драко моргнул.

— Почему моль? — с легким изумлением спросил он.

— Ну… — Гарри, судя по всему, слегка растерялся от неожиданного вопроса, — ты же блондин и… бледный, — и он отчего-то покраснел.

— Я не бледный, — Драко попытался обидеться, но у него не получилось. — Я аристократически белокожий.

Драко увидел, что губы Поттера расползаются в улыбке, совсем как тогда, когда он увидел снейпов плакат.

— Может, ты все-таки достанешь книгу, Малфой? Надо же выяснить, что нам делать с этой отравой, — он кивнул на Всеэссенцию.

Да, оказалось, что это — хорошо. Они снова, как и на уроке, голова к голове читали "Производные зелья", выписывали ингредиенты на кусочки пергамента, и Драко думал, что с Поттером удивительно легко, когда с ним не надо ругаться.

— И все-таки он старый немытый сукин сын, — мрачно заметил Поттер примерно через полчаса. — Тебе не кажется, что придумать свое зелье за неделю — это как-то чересчур?

— Тебе не надо придумывать свое зелье, — ответил Драко. — Тебе надо лишь улучшить существующее. И вообще, — Драко неожиданно вспомнил, с кем он разговаривает, — что ты сюда приперся?

— Тебя не спросил, — огрызнулся Гарри.

— А правда, Поттер, — Драко оторвался от своих записей и посмотрел прямо на Гарри, — как ты оказался на факультативе Снейпа?

— Дамблдор посоветовал, — коротко ответил Гарри.

— О, а ты всегда делаешь то, что советует тебе директор, верно? — скривил губы в усмешке Драко.

— Я что-то не припомню, чтобы ты блистал успехами в Зельеделии, — сдержанно ответил Гарри.

— Ты просто не знаешь, — почти пропел Драко, — а я был в снейповом списке студентов…

— Что? — удивился Гарри. — Что за список?

— О, ты не знаешь? Ты никогда об этом не слышал? Почему я не удивляюсь?..

— Ты не можешь заткнуться и просто ответить на вопрос?

— Прости, не могу, это два взаимоисключающих действия, — Драко улыбнулся тому, как потемнело от гнева лицо Поттера. — Впрочем, ладно, я даже не буду добиваться, чтобы ты попросил меня вежливо. Каждый профессор составляет список, записывая в нем имена тех студентов, которых предпочел бы видеть на своем факультативе. Тебя в снейповом списке не было… хотя я не уверен, что ты мог вообще быть в чьем-либо списке, разве только у твоего гигантского дружка…

— Скотина!

— Какая новость.

— Снейп сам показывал тебе список?

— Нет, разумеется, я выкрал его из кабинета Дамблдора.

— Зачем?

— Это все, что ты можешь сказать? Разве я не услышу лекции о том, как плохо красть из кабинета директора?

— Ты сказал, что никогда не стал бы меня чему-то учить — почему ты думаешь, что я буду?

— Ты — добродетельный гриффиндорец.

— Скажи Снейпу.

— Снейп пристрастен.

— Ты не ответил на вопрос.

— Когда?

— Сегодня!

Драко внимательно посмотрел на Гарри.

— Тебе не кажется, что это тупой разговор, а, Поттер?

— Да нет, даже смешно, — очень неожиданно ответил тот. — Так зачем ты спер снейпов список?

— О, не только снейпов. Я все украл. Там их была целая стопка — я их продублировал, а копии унес.

— А что ты делал у Дамблдора?

— А почему ты думаешь, что я тебе скажу? — после секундной паузы спросил Драко. Он внимательно изучал лицо Гарри — подозревает? Знает? Он до сих пор не знал, зачем Дамблдор вызвал его тогда в кабинет — тогда, на следующий день после того, как Поттер вернулся еле живой, и Драко тащил его в больничное крыло. Дамблдор вызвал его, но ничего не сказал, и задал всего лишь один вопрос: "Мистер Малфой, вы хотите мне что-нибудь рассказать?" Драко хотел очень — настолько сильно, что это желание было почти равно его страху, что кто-нибудь узнает… Страх все-таки победил. Но неужели Гарри помнит? И сказал директору? Или он…

Гарри смотрел на него своими огромными зелеными глазами, честными до отвращения. Пожалуй, этим глазам пошло быть чуть-чуть хитринки. Чуть-чуть золотистой хитрецы в чистом изумруде… Или не надо… Чистые, прозрачные глаза, как вода, такими и изумруды не бывают, если только очень редкие, очень дорогие…

— Не хочешь — не говори, — голос Гарри разбил мысли Драко. "Боже, о чем я думаю?!" — Но зачем-то же они тебе понадобились?

— Чтобы узнать, кто у кого любимчик, — резко ответил Драко. — Очень полезная информация.

— Частная информация.

— О, мораторий на лекции снят?

— Это твое "О" звучит просто омерзительно!

Драко, наполовину разгневанный, наполовину удивленный, огрызнулся:

— А я и не задаюсь целью очаровать тебя, Поттер!

— Слава Богу! Мне страшно представить, что бы мне предстояло пережить!

Оба замолчали, уткнувшись в книгу. Прошло еще полчаса. Гарри снова нарушил молчание первым:

— Снейп, наверное, имел в виду, что мы должны сделать каждый свою Всеэссенцию?

— Надо полагать, — ответил Драко. Он, к своему собственному удивлению, успел уже остыть. — Интересно, как мы будем ее проверять?

Драко поднял на Гарри глаза — и прочел в них отражение того ужаса, который только что почувствовал сам. — О, нет…

— Он не может так с нами поступить…

— Он бы мог нам дать лабораторных крыс или…

— Нет! — выкрикнул Драко прежде, чем успел остановить себя.

— Что? — Гарри поднял брови. — Ты… ты боишься крыс?!

Драко сгреб его за ворот и рванул к себе.

— Только попробуй — только попробуй хоть одной живой душе сказать об этом…

— Отпусти, — тихо произнес Гарри.

Его глаза были очень близко. Его губы… Его волосы… Его тело… Драко вдруг стало очень не хватать воздуха…

Он разжал кулаки и выпустил воротник робы Поттера.

— Никому я не скажу, — сердито произнес Гарри. — Хотя ты и заслуживаешь…

— Заткнись, Поттер! — огрызнулся Драко.

— Сам заткнись…

Глава 3 Всполох и Эсмеральда

Писем было много, все они были перевязаны красной ленточкой и лежали в нижнем — запирающемся — ящике маминого стола. Там их и обнаружил Драко год тому назад.

Честно говоря, именно их он и искал. Чтение собственных писем было сродни разглядыванию самого себя обнаженным в зеркале — занятие, к которому Драко пристрастился тогда же. Он имел полное право на подобный нарциссизм. В то время как все его сверстники вырастали из собственных тел, приобретая какие-то уродливые, угловатые формы: слишком длинные руки, или слишком худые ноги, или огромные головы на тонких шеях, он рос ровно, оставаясь изящным, стройным, подтянутым — словом, красивым.

Он очень рассчитывал, что чертов Поттер, который всегда был его занозой, раздражающей соринкой в глазу, препоной, соперником — что он так и останется в своем хилом теле, что он так и будет худеньким неуклюжим существом невысокого росточка. Но в начале этого чертового пятого курса, когда столько кошмарных бед свалилось на белокурую голову Драко, он встретил Поттера в поезде — и понял, что Гарри снова ничем не хуже него, Драко, что он так же хорош, что он, возможно, даже лучше, что он точно лучше. Подростковая угловатость и неуклюжесть прошла мимо него так же, как она прошла мимо Драко. "В нем не было и никогда не будет, — думал Драко, — этого непринужденного изящества, великосветской элегантности, какая бывает у всех, кого с детства учили красиво говорить, красиво ходить, красиво сидеть, красиво есть… ". Поттер был изящен по-другому — как изящны охотничьи псы, стелящиеся по свежему снегу в бешеной погоне, как изящны волки, напряженно застывшие в ожидании… добычи?.. охотника?.. как изящно все дикое и живое.

Драко читал свои письма — год от года они становились все более полны Поттером. Драко листал свои мысли — чем дальше, тем больше Поттер превращался в его навязчивую идею. Драко не мог никому на свете рассказать обо всей радуге чувств, что он испытывал к Поттеру — просто потому, что не было того, кому бы он мог рассказать. И год назад Драко начал вести дневник…

Рон разбудил Гарри на рассвете. Рыжий мерзавец пылал энтузиазмом, живо напомнив Гарри незабвенного Оливера Вуда. Гарри застонал и уткнулся лицом в подушку.

— Рон, отвали!

— Подъем! — возмутился Рон. — Мы же намечали тренировку на сегодня.

— Ну, смотри, — Гарри вылез из кровати, — если ты будешь сначала два часа читать лекции…

— Ужасное известие, — сообщила Джинни, когда вся команда собралась в раздевалке. — Слизеринцы выбрали Малфоя капитаном.

— Бывают вещи и похуже, — вполне резонно возразил Шеймус. — Рон, почему у тебя такое лицо? Малфой хотя бы… хорошенький… я имею в виду, в отличие от Флинта.

— Он и сам по себе хорошенький, — заметила третьекурсница Сьюзи Белл, сестра знаменитой гриффиндорской охотницы Кэти Белл. Сьюзи взяли в команду в прошлом году.

— Да вы с ума сошли! — возмутился Рон. — Вы понимаете, что это значит?!

— Нет, скажи нам, — устало произнес Гарри. Почему, интересно, все на свете в последнее время сводится к Малфою?

— Мне придется жать ему руку!

Возмущение Рона насмешило всех, кроме Гарри.

— Отлично! — раздраженно бросил он. — Это прекрасный шанс сломать ему руку и списать на несчастный случай. Мечта всей жизни.

Он вскинул метлу на плечо и направился к выходу. Там он остановился, обнаружив, что рядом никого нет.

Вся команда застыла на месте, разинув рты.

— Ну? — сердито спросил Гарри. — Вы идете тренироваться или нет?

По окончании тренировки Гарри, к своему изумлению, выяснил, что он теперь капитан гриффиндорской команды. Общее мнение свелось к тому, что коли Гарри все равно торчит по десять часов в неделю рядом с Малфоем, то ему ничего не будет стоить пожать слизеринцу руку. Гарри подумал, что они, в общем-то, правы. В целом. Наверное…

Пожать Малфою руку…

Утро понедельника было совсем летним. Гриффиндорцы благодушно, не спеша, брели к хижине Хагрида. Там, однако же, обнаружилась какая-то суета; приблизившись, гриффиндорцы услышали голос Хагрида:

— Деточки мои!.. Ведь лезут же!.. Где этих носит?!.

— Деточки — это кто? — удивился Шеймус, поглядывая на столпившихся вокруг Хагрида слизеринцев. — Эти, что ли?.. Я знал, что Хагрид любит всяких чудовищ, но слизеринцы — это как-то чересчур…

— Огневики! — догадалась Гермиона и прибавила шагу. — Они вылупляются.

— Ой, я надеюсь, они не будут вроде соплохвостов, — вздохнул Рон.

— Так, вот и вы! — Хагрид взмахнул руками и едва не сбил с огромного самодельного стола горшки с яйцами огневиков. — Берите своих, быстро! Вытряхните их в руки и ждите — сейчас малыши появятся.

Началась суета. Едва гриффиндорцы успели отряхнуть с крапчатых яиц песок, как по скорлупе пошли трещины. Парвати, Лаванда и Пэнси завизжали — то ли от ужаса, то ли от восторга. Сольвейг и Гермиона зашипели на них сквозь зубы. Парни не визжали и не шипели, но волнение охватило и их.

— Есть! — выдохнул Драко, когда яйцо огневика в его руках раскололось — первое, — и в трещине показалась маленькая черненькая острая мордочка. Драко осторожно стряхнул с малютки-огневика остатки скорлупы и начал рассматривать своего нового питомца. Это был крохотный дракончик — черненький, мокрый, в мягкой чешуе и изумительно зеленоглазый.

— Это девочка, — пробасил над головой Драко полный умиления голос Хагрида. — Покорми ее, — великан кивнул на огромную миску с нарубленным мясом, стоявшую на столе. — И не забудь дать ей имя.

— Как мне тебя назвать? — спросил Драко у крошечной огневички, скармливая ей кусок размером едва ли не с нее саму. Что удивительно, она без труда справлялась с гигантским подношением. В ответ на вопрос Драко огневичка нежно заворковала и потерлась мордочкой о его щеку. Глаза у нее сверкали, как два изумруда. — Эсмеральда, не возражаешь? — Драко поднес палец к носу огневички, и малышка потерлась об него, как котенок.

— Это мальчик, — услышал Драко голос Хагрида. Подняв голову, он обнаружил лесничего, склонившегося над одним из учеников. Над кем — Драко не видел — гигантская фигура Хагрида полностью закрывала обзор. Но вот он выпрямился и отошел, и Драко увидел Гарри.

Поттер нежно гладил своего дракончика — крохотного самца, белого и светлоглазого — и что-то говорил.

Драко разобрал слово "Всполох".

Несколько секунд Драко просто смотрел на Гарри и его дракончика, на Эсмеральду, и пытался понять, дурацкое ли это совпадение или что-то значит. Потом огневик Гарри, осоловевший от еды, повел мутным взором и остановил взгляд на Драко… или на его огневичке. Из пасти юного дракончика вырвалось довольное воркование, и он потянулся из рук Гарри. Эсмеральда заворковала в ответ.

— Ну уж нет, — Драко накрыл Эсмеральду ладонью и повернулся спиной к Поттеру. — Рано еще тебе пялиться на парней.

Эсмеральда тихо заскулила.

— О Боже!

Драко развернулся и увидел, что Поттер безуспешно пытается успокоить своего дракончика. Когда белый малыш увидел Эсмеральду, он снова радостно заворчал.

— Они часто… эта… нравятся друг другу с детства, — объяснил Хагрид, с удовольствием наблюдая за воркующими малышами. — Так что лучше их не разлучать… они очень переживают, могут даже умереть от горя. Чувствительные очень… да…

— Отлично, — сквозь зубы проговорил Драко, глядя, как белый огневичок и Эсмеральда воркуют друг с другом. — Теперь мы будем воспитывать влюбленных драконов — поздравляю, Поттер. Ты назвал его Всполох?

Ничего глупее ты не мог придумать?

— Если бы я захотел имя глупее, я бы назвал его в твою честь, — огрызнулся Гарри.

— Вот как? Тебе не нравится мое имя?

— А должно?

— Если бы ты что-нибудь понимал в древних именах, Поттер, тебе стыдно было бы зваться таким деревенским именем, как Гарри.

— Это имя дали мне мои родители, и если ты не заткнешься, я врежу тебе.

— Как ты остроумен и оригинален, Поттер!

— Повторяешься, Малфой.

Они могли еще очень долго продолжать в том же духе — подобные беседы доставляли Драко бездну удовольствия, — но неожиданно оба огневичка завыли в голос.

— О, черт! — прошипел Драко. — Надеюсь, они стонут не потому, что мы ругаемся?

— Похоже, что нет, — ответил Гарри, рассматривая что-то за спиной Драко. Драко обернулся. Группа девочек и Хагрид, возвышающийся над ними, подобно дозорной башне, столпились вокруг Лестранга.

Изумленный донельзя Драко увидел, что Блэйз гладит Лестранга по голове, а Хагрид, положив руку ему на плечо, что-то басит.

Сольвейг, стоявшая чуть в стороне, заметила взгляд Драко и подошла к нему.

— У Лестранга дракончик мертворожденный, — сообщила она.

— О… — ответил на это Драко. Он представления не имел, как он должен среагировать. У Сольвейг на плече дремал золотисто-рыжий огневичок, и она рассеяно поглаживала его спинку. — Девочка или мальчик?

— Этот? — Сольвейг довольно посмотрела на своего малыша. — Мальчик.

— И как ты его назвала?

— Э-э-э… — Сольвейг слегка смущенно посмотрела на Драко. — Как тебе сказать… Я не уверена… может, ты будешь возражать…

— А я тут при чем? — раздраженно спросил Драко.

— Ну… — девушка даже покраснела. — Просто я собиралась назвать его Драко…

Сзади громко хмыкнул Поттер.

Если бы Драко мог сказать, что жизнь в Хогвартсе потекла своим чередом, он был бы счастлив. Беда в том, что чертова жизнь не хотела вливаться в привычное русло. Дни не хотели сливаться в одну сплошную полосу "занятия — третирования Поттера и Ко — тренировки — третирования Поттера и Ко — домашние задания — третирования…" Время обнаружило в себе какие-то странные разрывы, в которых серая пелена ежедневной рутины прерывалась, как всполохами, вечерними зельями, из которых единственным, что запоминал Драко, были сосредоточенные глаза Поттера… зельями в понедельник — и странное ощущение близости к Поттеру, когда сидишь с ним за одной партой… уроками по Уходу за волшебными существами — тоже бок о бок с Поттером, потому что Всполох и Эсмеральда не желали расставаться ни на минуту.

Поттер, Поттер, Поттер… и Драко ловил себя на том, что с трудом доживает до конца занятия по арифмантике каждую среду, до окончания квиддичной тренировки вечером в пятницу, чтобы наскоро пообедать (или поужинать) и, дождавшись Поттера у дверей Большого зала, спуститься с ним в подземелья.

Когда он сделал это в первый раз, Гарри удивленно заметил:

— Ты же сказал, что больше не станешь меня провожать?

И Драко — может быть, впервые в жизни — не нашел, что сказать, просто развернулся и пошел прочь. И Поттер последовал за ним, нагнал и зашагал рядом.

Если бы Драко сказал, что на протяжении тех пяти лет, что он знал Поттера и ненавидел его, он не был рад встречам с ним, это была бы ложь. Драко был рад видеть Гарри. Не всегда, конечно, а когда он, Драко, был на высоте. Поиздеваться над Поттером, когда Златопуст Локонс едва не силой заставлял того позировать для Ежедневного Пророка — что бы ни говорил Драко, он всегда знал, что Гарри не выносит своей славы, — поддевать его на уроках Снейпа — Драко до сих пор как счастливейший момент своей жизни вспоминал, как он красовался раненой рукой, и Снейп превратил Поттера и Уизли в его персональных рабов на целых полтора часа. Драко плевал на Уизли. Ему нравилось доставать его, потому что так можно было достать Поттера.

Но теперь он был рад по-другому. Ему нравилось смотреть на Гарри, читать голова к голове с ним, вместе работать над зельем, тихо переговариваясь. Ему настолько не нравились собственные чувства, что он просто заставлял себя ненавидеть Гарри.

В результате их стычки, хоть и стали реже, оказывались страшнее, чем раньше.

На второй неделе занятий, в пятницу, Снейп собирался проверить их Производную Всеэссенцию. Драко задержался на тренировке, опоздал на ужин и, голодный и злой как черт, бегом примчался в лабораторию.

Но Снейпа там не было, был только Гарри, который возился над своим котлом.

— Где Снейп? — резко спросил Драко. Поттер даже головы не поднял.

— Не знаю, он мне не отчитывается.

— Будь повежливее, Поттер.

— С какой стати?

— С такой стати, что я так сказал.

— Это, конечно, аргумент.

— Слово Малфоя — это аргумент, Поттер. Тебе не понять.

— Ты мне еще про родовую честь расскажи, Малфой.

— Я бы рассказал, если б это имело смысл. Но с тобой…

— Ты бы рассказал, если бы было о чем рассказывать. Не уверен, что твоя семья вообще знает, что такое честь.

— Что ты можешь знать о том, что вообще такое семья?

До этой фразы Гарри переругивался с ним, уткнув нос в свое зелье. Но тут он поднял глаза на Драко, и это были очень злые глаза.

— Если ты скажешь еще хоть что-нибудь на эту тему, Малфой, я вырву тебе язык.

— Ой, посмотрите на него! — пропел Драко. — Как Гарри Поттер защищает свою несуществующую семью!

Просто заголовок для Пророка: "Я храню память о моих героически погибших родителях"! А ты знаешь, Поттер, — он понизил голос и приблизился к Гарри, — что если бы не ты, твои родители были бы живы?

Ты-Знаешь-Кто охотился вовсе не за твоими родителями, он охотился за тобой. Это ты виноват, что они умерли.

Гарри поднял палочку. Его рука мелко-мелко дрожала, губы были белые. Драко понял, что ударил в самое больное место — даже если Поттер не знал того, что рассказал Драко его отец, он все равно чувствовал вину. Это было нечестно — как удар ниже пояса. Но кто сказал, что Драко Малфой дерется честно?

— Что, Поттер? — губы Драко скривились. — Вспоминаешь подходящее заклинание?

— Круцио! — выкрикнул Гарри. Спасла реакция ловца. Драко шарахнулся в сторону, изумленный выше всякой степени. Так он еще не доставал Поттера. Совершенно неуверенный, что следующим заклинанием Гарри не станет Авада Кедавра, Драко выхватил палочку и крикнул:

— Экспеллиармус! — и в тот же момент Гарри проорал:

— Ступефай!

Заклинания встретились, рикошетировали друг от друга, шарахнули по стенам, по стеллажам с ингредиентами, и, наконец, по котлам с Производной Всеэссенцией. Котлы взорвались не хуже петард Фейерверкуса. Драко повалился на пол, закрывая лицо. Он услышал, как охнул Гарри. Потом стало тихо, только шипело в камине.

— …твою мать, — сказал Драко, поднимаясь. — Ты в своем уме, Поттер?

Гарри что-то пробормотал в ответ. Он лежал ничком на полу, прикрыв руками голову.

— Что? — Драко наклонился над ним.

— Скажи это еще раз, — пробормотал Гарри.

— Что именно?

— Первую часть. Звучит шикарно.

— О… — Драко сел. Гарри приподнялся на локте и, прищурившись, посмотрел на него. У него были разбиты очки, лицо расцарапано — видимо, осколками.

— Я ничего не вижу, — жалобно сообщил Гарри, снимая очки. — О, черт! Окулюс репарум!

— У тебя лицо в крови, — сказал Драко, шаря по карманам в поисках носового платка.

— А у тебя волосы зеленые, — ответил Гарри.

— Я серьезно, Поттер.

— Я тоже. На них попала Всеэссенция. Молись, чтобы отмылась. Что ты там ищешь?

— Платок.

— Зачем тебе?

— У тебя кровь. Я не знаю заклинания, — он достал платок и, сбрызнув его водой из волшебной палочки, принялся вытирать Поттеру лицо. Тот как-то странно затих, подчиняясь быстрым, уверенным и нежным движениям пальцев Драко.

— Давно ты… — зеленые глаза за стеклами очков внимательно посмотрели на Драко. — Давно ты так беспокоишься обо мне?

— О… — Драко опустил руки, только что сообразив, что он, собственно, делает. — Ну… чтобы Снейп…

— Ты думаешь, он не поймет, что тут было? — Гарри огляделся.

— Скажем ему, что с Всеэссенцией что-то пошло не так, и она взорвалась.

— Это…

— Хочешь, чтобы я всем рассказал, что ты пытался наслать на меня Непростительное Заклятие? Тебя пошлют в Азкабан, Поттер!

Гарри приподнял брови.

— Мне казалось, ты мечтаешь об этом, разве нет?

— Нет, — ответил Драко быстрее, чем смог подумать. И тут же добавил: — Тогда я не смогу над тобой издеваться.

— Я знал, что ты эгоист, — заметил Гарри и улыбнулся. — Ты сейчас похож на Всполоха, когда он только что вылупился.

— Это комплимент, Поттер?

— Это замечание. Почему ты назвал свою Эсмеральдой?

— У нее зеленые глаза, как изумруды, — ответил Драко. — Совсем как… — и он замолчал.

— Совсем как?..

— У цыганки Эсмеральды, — ответил Драко быстро. — Из маггловской книжки "Собор Парижской Богоматери".

Виктор Гюго.

— Я знаю, — Гарри выглядел удивленным и заинтересованным. — Я бы никогда не подумал, что ты читаешь маггловские книги, Малфой.

— Я вообще разносторонне развитый юноша, — Драко протянул руку и коснулся прядки волос Поттера, упавшей тому на лицо. Гарри смотрел на него пристально, так, словно хотел прочитать мысли Драко, и Малфой мог бы поклясться, что зеленые глаза светятся.

Тишина стучала в ушах — а может, это была кровь? Пальцы Драко соскользнули с волос Гарри и прочертили линию по виску, щеке, к подбородку. Гарри вдруг быстро облизал губы. У него был острый розовый язык.

— Ты умеешь завязывать веточки от вишен во рту языком? — спросил Драко, не очень хорошо соображая, что говорит.

— Что?

— Я могу…

— Мал… — у Гарри сбилось дыхание. — Драко…

— Что здесь творится?

Голос профессора Снейпа оказал на обоих парней эффект ледяного душа. Они взлетели с пола, как стартовавшие бладжеры, оба взъерошенные, красные, едва переводя дыхание.

Снейп прищурился.

— Так, — вкрадчиво произнес он, — вы все-таки взялись за выяснение отношений, несмотря на мой запрет?

— Нет, — в два голоса ответили Гарри и Драко.

— Это Всеэссенция, сэр…

— Что-то пошло не так…

— И она взорвалась.

— Всеэссенция? — холодно переспросил Снейп. — Чья?

— Моя, — ответили юноши одновременно. Снейп обвел взглядом разгромленную лабораторию, взглянул на расплавленные котлы и напоследок — на виноватые лица парней. — Малфой, — произнес он тяжело, — я в вас разочарован. Поттер, — он коротко и злобно глянул на Гарри, — от вас я ничего другого и не ожидал.

Пятьдесят баллов с обоих факультетов. В понедельник я сообщу о вашем наказании. А пока приведите все в порядок.

Драко злился. Во-первых, его раздражала собственная бесполезность — он не знал ни единого заклинания из тех, что помогли бы в уборке, и руками работать тоже не умел. Так что порядок наводил Поттер.

Во-вторых, Драко бесило то, что его эта ситуация не радует, как должна бы, а раздражает. В-третьих, его злило то, что произошло — что чуть было не произошло после того, как они взорвали Всеэссенцию. Он был в секунде от того, чтобы поцеловать Поттера — уму непостижимо!

В-четвертых, он его все-таки не поцеловал. И это злило Драко больше всего.

Он не мог смотреть на Гарри. Поттер быстро и сноровисто выметал мусор, собирал стекло, что-то там протирал… Он двигался. Боже, как он двигался!

И он не мог не смотреть на Гарри. От каждого взгляда Поттера, каждого его движения — даже того, как он поправлял очки, — Драко бросало в жар. Ему не хотелось даже думать о том, что бы он мог сделать, если бы не Снейп, который ходил взад-вперед по лаборатории, мрачный, даже мрачнее, чем обычно. Драко не хотелось думать о том, как он подошел бы к Гарри сзади, пока тот протирает полку, как его руки обвились бы вокруг талии Гарри, выправили бы его футболку из брюк, скользнули под нее, к теплой груди, к животу, потом ниже, туда, где начинается брючный ремень… ремень медленно вытягивается из пряжки…

Драко вцепился рукой себе в волосы и рванул с такой силой, что едва не довел сам себя до слез. Снейп поднял на него удивленный взгляд.

— Малфой? Что с вами?

Гарри оторвался от полки и повернулся, чтобы взглянуть на Драко. Тяжелый утомленный выдох приподнял челку над его лбом, и снова опустил. Словно бабочка крылом взмахнула…

— Профессор, — чужим голосом проговорил Драко. — Я… мне нужно с вами поговорить.

— Свободны, Поттер, — коротко распорядился Снейп. Гарри кивнул, взял свои вещи и вышел. На Драко он целенаправленно не смотрел.

— Что происходит, Драко? — мягко спросил Снейп.

— Профессор, я… вы не могли бы… — Драко глубоко вздохнул, собираясь с мыслями, и начал заново: — Я хотел узнать насчет приворотного зелья.

— Что? — приподнял брови Снейп. — Позволь, ты собрался делать проект по Приворотному Зелью или использовать его по назначению? Должен заметить, что второе противозаконно.

— Нет! — в голосе Драко против его воли прозвучало отчаяние. — Я хотел узнать… существует ли зелье с обратным эффектом?

— Ты имеешь в виду антидот?

— Да… нет… я не знаю…

Снейп глубоко вздохнул.

— Давай сначала, Драко, и по порядку. Кто-то опоил тебя Приворотным Зельем?

— Я не знаю. Я не уверен. Может быть.

— Ты испытываешь какие-то чувства, и они тебе не нравятся? Почему ты решил, что дело в зелье, а не в…

— Снейп слегка замялся, — в юношеской природе?

— Потому что, — Драко старательно прятал глаза, — я испытываю… определенные чувства к человеку… к которому я не могу… испытывать такие чувства, — он метнул быстрый взгляд на Снейпа, но по лицу профессора невозможно было прочесть, догадался ли он, кого имеет в виду Драко. — И я не знаю точно, было ли зелье, — он заговорил быстрее и увереннее. — Мне не понятно, зачем этому человеку применять ко мне какое-то зелье. Я имею в виду… я бы никогда не подумал, что он… то есть, этот человек… может быть… может ко мне что-то такое чувствовать.

— Всякое бывает, — мрачно заметил Снейп. — Нет, Драко, если ты действительно влюблен, без помощи, скажем так, зелий, то должен сказать тебе, что ничего вроде Отворотного Зелья не существует. Если же ты под действием Приворотного Зелья, то да — существует антидот, который может тебе помочь. Но если зелье не было использовано, антидот может сильно навредить.

— И что мне делать? — уныло поинтересовался Драко.

— Прежде всего, не расстраиваться так, — Снейп поморщился. — В конце концов, в твоем возрасте все влюбляются…

Лицо Драко перекосило так, что Снейп умолк на полуслове.

— Можно подумать, предмет твоей страсти — мисс Грейнджер, — хмуро заметил он. — Хорошо. Я возьму у тебя кровь на анализ. Если зелье было использовано, я приготовлю тебе антидот.

— А если нет? — тихо спросил Драко.

— А если нет, — в голосе Снейпа теперь звучало раздражение, — то тебе придется либо подчиниться чувствам, либо бороться с ними. Уверяю тебя, бессмертной любви не бывает, — он немного помолчал, а потом спросил: — Должен ли я передать этот разговор твоему отцу?

— Нет! — быстро ответил Драко. — Не надо, пожалуйста…

— Как скажешь, — согласился Снейп. — Можешь идти.

Драко кивнул, быстро смахнул свои вещи в сумку и пошел к двери. Там его настиг голос Снейпа:

— Драко, что все-таки приключилось со Всеэссенцией?

— Мы подрались с Поттером, — улыбнулся Драко.

Снейп хмыкнул.

— Спасибо за доверие, Драко.

— Да, — Драко криво улыбнулся, слегка удивленный неожиданной вспышкой Снейпа. — И вам…

Гарри шел, практически не разбирая дороги. Сейчас ему, как никогда в жизни, был необходим дубльдум — и желательно такой, чтобы мысли, слитые в него, забывались на веки вечные.

Как вариант, можно было бы еще попросить кого-нибудь применить к Гарри "Обливиате", но он всерьез сомневался, что это поможет. Вряд ли Заклятие Забвения действует на чувства…

"Что ты несешь?! Какие, на хрен, чувства?!! Это же Драко Малфой! Даже если забыть, что он сын Люциуса Малфоя, Упивающегося Смертью, слуги Вольдеморта, даже если не думать, что сам Драко тоже наверняка носит Смертный Знак — как ты сможешь абстрагироваться от того факта, что Драко Малфой — парень?!!

Значит, мне нравятся парни. Звучит ужасно. Почти как диагноз.

Нет! Тебе не нравятся парни! Ты прожил пять лет в одной комнате с Финниганом, а про него все давно знают, что он — гей.

Значит, мне нравится Драко Малфой.

Лучше б уж тебе нравились парни.

Мне не нравится Драко Малфой! Я просто…"

Гарри остановился, прикрыв глаза. Он припомнил это ощущение — когда пальцы Драко скользнули по лицу… и у него вдруг пересохли губы и перехватило дыхание. И единственная мысль осталась в голове — если он меня поцелует, на что это будет похоже?

Все, хватит, сказал себе Гарри. Что бы там со мной не происходило, я не намереваюсь этому подчиняться.

Вообще, это похоже на действие каких-то чар, потому что даже если он, Гарри, на самом деле гей, это абсолютно не значит, что он должен непременно влюбиться в Драко Малфоя. В школе полно красивых парней.

Не так много, как девушек, конечно… И не таких красивых, как Драко…

Гарри яростно двинул кулаком по стене. "Прекрати", — приказал он себе… и в этот момент стена дрогнула и исчезла. Гарри заморгал от изумления.

— Люмос, — прошептал он палочке. Неяркий ровный огонек осветил то, что Гарри принял за стену — это была замаскированная дверь. От удара она открылась настежь, и Гарри увидел за ней самую уютную комнату из всех, в которых он когда-либо был.

Она была большая — Гарри всегда мечтал о большой комнате. В дальней стене было окно — под самым потолком, правда, но большое, с широким подоконником. Это наверняка была восточная стена, и на рассвете здесь должно было быть много солнца.

По правую руку располагался огромный книжный шкаф — во всю стену, от пола до потолка. Рядом с ним стоял стол — большой письменный стол, очень старый, потемневший от времени, за столом — кресло, тоже старое и на вид невозможно уютное. Второе кресло, точная копия первого, стояло неподалеку от камина — большого камина у левой стены.

А перед самым камином лежала огромная золотисто-рыжая шкура.

Гарри подошел к ней, разулся и прошел босиком к пасти камина, чувствуя босыми стопами, как пружинит мягкий густой мех.

— Инсендио, — прошептал он. В камине вспыхнуло пламя, отблески заплясали на рыжем ворсе. Гарри медленно, с наслаждением провел ладонью против шерсти. Мех был таким густым, что ноги Гарри утопали в нем по щиколотку, и таким мягким, что на нем можно было спать, не испытывая ни малейших неудобств.

Гарри на мгновение задумался, какому животному могла принадлежать такая роскошная шкура. Потом он вытянулся во весь рост, блаженно прикрыв глаза.

Ему было очень хорошо. Только еще ему хотелось, чтобы чьи-нибудь руки скользили по его груди и животу вниз и вверх — нежные, сильные, прохладные ладони с тонкими длинными пальцами, — чтобы чьи-нибудь глаза искали его взгляда — миндалевидные, светлые, текучие, как вода, — чтобы чьи-нибудь волосы касались его щек — мягкие как шелк, светлые пряди.

Гарри сел, подтянул колени к животу и опустил голову. "Уйди, — попросил он свое видение. — Уйди, пожалуйста".

Но это видение оказалось таким же вредным, как и тот, кто был его причиной. И говорить ему "пожалуйста" было такой же глупостью, как и испытывать к нему подобные чувства.

Глава 4 Мечи и поцелуи

Мальчик одиннадцати лет, скучая, стоял на невысокой скамеечке в магазине одежды, пока складной метр обмерял его с ног до головы, а невысокая ведьмочка, присев, подгоняла черную форменную робу по росту.

Мальчик был один — его мама покупала ему волшебную палочку, а отец — учебники. Они очень торопились вернуться домой, потому что вечером предстоял торжественный ужин по случаю зачисления их сына в Хогвартс, школу чародейства и волшебства. Мальчику по имени Драко Малфой очень хотелось самому выбрать палочку, да и хотя бы просто погулять по Диагон-аллее. Но он, естественно, ничего подобного своим родителям не сказал.

Прозвенел колокольчик, извещая о приходе нового покупателя. Это был невысокий черноволосый мальчишка, очень худенький, в смешных круглых очках, одетый в какие-то невозможные обноски, которые явно сначала принадлежали кому-то, кто был в два раза шире. Он настороженно, с любопытством и немного испуганно глазел по сторонам. Мадам Малкин подлетела к нему.

— Идешь в Хогварц, милый? Вот здесь все, что нужно — и, кстати, у нас тут еще один молодой человек примеряет форму.

Она подвела его к Драко и поставила рядом на такую же скамеечку. Черноволосый мальчик, хотя и выглядел нищим и не особенно походил на чистокровного — во всяком случае, вел себя так, словно оказался на Диагон-аллее впервые, — почему-то заинтересовал Драко.

— Привет, — заговорил Драко, пока мадам Малкин подгоняла на мальчике робу. — Тоже в Хогвартс?

— Да, — мальчик кивнул.

— Мой папа в соседнем магазине покупает учебники, а мама выбирает волшебные палочки на том конце улицы, — сказал Драко, рассчитывая втянуть незнакомца в разговор. — А потом я их поведу смотреть на гоночные метлы. Не понимаю, почему первоклассникам нельзя иметь собственные метлы. Надо будет все-таки заставить отца купить метлу, я уж как-нибудь протащу ее в школу.

Метла была той темой, на которую откликался любой мальчишка. Но в лице мальчика мелькнула паника и что-то похожее на неприязнь.

— А у тебя есть метла? — спросил Драко.

— Нет, — был короткий ответ, в котором неприязни стало еще больше.

— А в квиддич ты играешь?

— Нет.

…Когда незнакомец вышел из магазина, Драко решил, что вряд ли он сильно тому понравился. Это не должно было его расстраивать. Ни к чему пытаться понравиться тем, кто тебя не достоин.

— Узнали его, да, мастер Малфой? — спросила мадам Малкин, кивнув на закрывшуюся дверь. — Гарри Поттер.

Нет. Он не должен был расстраиваться.

— Снейп вгонит тебя в гроб, — сообщил Рон, глядя на помятое после очень недолгого и очень скверного сна лицо Гарри. — Ты плохо выглядишь, а мы собирались в Хогсмид.

— А в Хогсмиде непременно надо хорошо выглядеть? — зевнул Гарри.

— Я скажу тебе два слова, — ответил Рон. — Чоу Чэнг.

— Это не два слова, это одно имя, — возразил Шеймус. — И она снилась Гарри.

Гарри удивленно посмотрел на Шеймуса.

— С чего ты взял?

— По звукам, которые ты издавал, разумеется. Ты так сладко постанывал!.. Мне даже захотелось попасть в твой сон и подсмотреть, — Шеймус лукаво улыбнулся. — Хотя… может, это была не Чоу?

— Шеймус, ты помешан на сексе, — сказал Рон. — Слышь, Гарри, одевайся, и линяем подальше от этого извращенца.

— Ага, — уныло сказал Гарри. — Я сейчас…

Он поплелся к шкафу, вспоминая, что же ему снилось. Он забывал свои сны почти сразу, как просыпался, и сейчас, признаться, даже был рад этому, потому что очень сильно подозревал, что ему снилась вовсе не Чоу Чэнг.

Драко. Драко на золотисто-рыжей шкуре, стонущий от удовольствия. Прикрытые глаза… припухшие полуоткрытые губы…

— О, нет, — пробормотал Гарри и открыл шкаф. — О, нет! — произнес он во второй раз, и уже по другому поводу. Ему вдруг воочию предстал весь тот хлам, что он выдавал за свою одежду. Перед глазами вновь возник Драко — на этот раз одетый, стильный и элегантный.

"Вроде бы в Хосмиде есть магазин одежды, — припомнил Гарри. — Вопрос только в том, как не купить какую-нибудь дрянь. Я же ничего не понимаю…"

Он посмотрел на Шеймуса — просто потому, что в комнате больше никого не было. Шеймус уже оделся и теперь завязывал красно-золотой гриффиндорский галстук. Он выглядел… хорошо.

— Шеймус, — позвал Гарри, — ты что-нибудь понимаешь… ну, в одежде?

— В мужской или в женской? — тут же откликнулся Шеймус.

— В мужской.

— О! — неожиданно заорал Шеймус. — О, наконец-то! Свершилось! Ты решил прилично одеться!

— Да, Шеймус, — Гарри окончательно смутился, — понимаешь, я…

— Понимаю, влюбился.

— Нет! — ужаснулся Гарри. — Нет, ни за что!

— Ради Бога! — развел руками Шеймус. — Чего ты от меня хочешь?

— Консультации.

— То есть, — в глазах Шеймуса появился нехороший блеск, — ты просишь помочь тебе выбрать одежду?

— Ну да, — ответил Гарри и тут же добавил: — Только примерять ее при тебе я не буду.

— Разве я настаиваю? — ласково заметил Шеймус.

Драко раздраженно посмотрел на свое сочинение, вздохнул и выпустил края свитка. Тот немедленно свернулся. Сочинение должно было быть длиной в три фута, а было — в три дюйма, и Драко не знал, как его увеличить. Если бы профессор Биннз предложил ему написать не сочинение на тему "Магия девятнадцатого века: колдуны и шарлатаны", а эротическую поэму "Хочу Поттера: где и как", Драко не сомневался, что сумел бы накатать свиток вдвое длиннее.

Эротические мечты… Как глупо и как не по-малфоевски. Если хочешь чего-то — бери. Так говорит отец. Так он и поступает.

Драко не пошел в Хогсмид, хотя была суббота, и ему бы не повредило развлечься. Но Хогсмид ему надоел, во-первых, во-вторых, он знал, что проведет время в Хогсмиде, пытаясь отыскать Поттера и что-нибудь ему сказать. Гадость, скорее всего, но неудачную, грубость, которая не заденет Поттера, жестокость, от которой ему же самому станет плохо…

"За что такое наказание? Ненавидеть — разучился, любить — боюсь…"

Драко посмотрел в окно — хвала небесам, в его комнате — отдельной комнате, выделенной Драко как старосте мальчиков, — было окно, выходившее на запад, и сейчас Драко видел, как солнце садится, заливая горизонт ало-золотым цветом, таким же, как квиддичная мантия гриффиндорцев. Драко вдруг до ужаса противно стало сидеть в комнате, он захлопнул учебник, встал, накинул мантию и вышел.

Младшекурсники еще не ходили в Хогсмид, но субботу никто не отменял, и они отрывались вовсю, радуясь сентябрю, такому теплому, словно осень, по доброте душевной, решила подарить его лету. Второклассники плескались в озере, самые смелые дергали гигантского кальмара, заплывшего погреться на мелководье, за щупальца. Драко присел на ступеньки крыльца.

Со своего места он видел кромку Запретного леса, хижину Хагрида, самого лесника на грядке, с лопатой в руках, и яркие вспышки у него над головой. Поглазев на них минут пять, Драко понял, что это огневики.

Малыши уже научились летать, и Драко стало чуточку грустно, что он не присутствовал при первом полете Эсмеральды.

Первый полет…

Первый полет Драко был давно, тогда он страшно боялся высоты и был на метле таким мешком, что мог бы, наверное, неуклюжестью поспорить с Невиллом Лонгботтом. Теперь он летал так легко, словно родился на метле — тренировки, упорные, маниакальные, как все увлечения Драко, сделали свое дело. Но он не был прирожденным летуном. А Поттер был.

Драко прикрыл глаза, вспоминая. Лонгботтом, его нелепый полет и сверкающий шарик на траве…

Напоминалка.

— Смотрите! Это же та самая дурацкая штука, которую прислала бабка Лонгботтома.

— Дай сюда, Малфой, — спокойный голос Поттера.

Он не может быть так уверен в себе! Это всего лишь маска, которую он надевает, чтобы скрыть свои комплексы, свою боязнь того, что он может оказаться никудышным волшебником. И плевать он хотел на этого дебильного Лонгботтома — он просто выставляет себя эдаким героическим Мальчиком-Который-Спасет-Всех!

— Я думаю, надо оставить это где-нибудь, чтобы Лонгботтом сразу увидел — ну, например… на дереве?

— Дай сюда!

И вот Драко отталкивается от земли и взлетает, демонстрируя всем свой стиль, свою грацию, непринужденную красоту полета…

И Поттер следует за ним.

"Я же знал, что он не учился летать. Он рос с магглами. Где он мог так научиться летать?!"

— Дай сюда, не то я скину тебя с метлы!

— Неужели?

Поттер атакует его в воздухе, и Драко еле успевает увернуться.

— Что, Малфой, тут тебе никаких Крэббов и Гойлов, как же ты без них справишься?

И тогда Драко делает то, за что, если задуматься, Поттер должен благодарить его всю жизнь…

— Лови, если сможешь!

Стеклянный шар вращается в воздухе, поднимается вверх и падает, неотвратимо быстро приближаясь к земле, но не быстрее, чем Поттер…

Таких фигур в воздухе Драко не умел проделывать. Не будет уметь и впредь.

Первый полет.

Драко увидел, что от хижины Хагрида в его направлении движется фигурка в развевающейся черной мантии.

Он узнал Сольвейг и подумал, что ее походка напоминает ему Снейпа — та же стремительность, наводящая на мысль, что если у них на пути поставить стену, они пройдут и не заметят. И, конечно, полы мантии, развевающиеся за спиной, как крылья летучей мыши.

Сольвейг, едва только она приблизилась к озеру, тут же окружила стайка второкурсников — почему-то Паркер вызывала ажиотаж у мальчишек младшего возраста. Драко заметил, что они совсем ненамного ниже нее ростом. Драко не мог припомнить, чтобы они на втором курсе были такими рослыми. Встречались, конечно, исключения, вроде Крэбба и Гойла, которые были огромными во всех отношениях, или Уизли, длинного, как каланча. А Поттер всегда был маленьким, худеньким, щуплым. И вряд ли он когда-нибудь станет высоким мужчиной. Средний рост — в лучшем случае. Отец Драко был высокого роста, и Драко надеялся, что пошел в отца и тоже вырастет. И будет выше Поттера, как всегда хотел.

В детстве Драко был чуточку повыше Гарри, совсем чуть-чуть, сантиметр или два… Потом Поттер вытянулся, и они стали одного роста — тогда Драко стал носить обувь с каблуками как минимум в дюйм и с потайными пробковыми стельками. Чтобы казаться выше. Это причиняло неудобство, но какое неудобство могло сравниться с тем, что он испытывал, замечая, что Поттер смотрит на него снизу вверх?

Когда они стояли вплотную друг к другу… Как недавно, на первом уроке у Хагрида. Надо было лишь чуть наклониться, приподнять Поттера за подбородок, и их губы оказались бы рядом, и Драко прикоснулся бы к губам Гарри своими, раздвинул бы его губы языком — нежно, как можно нежнее, — скользнул бы в его рот — каков он на вкус, интересно? — растянул бы это удовольствие минут на пять, целуя Гарри все сильнее, грубее, жестче, пока не почувствовал бы, что Гарри задыхается, что он прильнул к Драко всем телом, что его руки цепляются за плечи Драко, потому что он больше не может стоять на ногах, что он возбужден до такой степени, что готов отдаться Драко на месте, даже если вся школа будет смотреть на них.

"Ты думаешь о Поттере, ты опять думаешь о Поттере", — сказал себе Драко. Странно, но ведь он всегда думал о Поттере. Собственно, ничего более достойного для размышлений Драко вокруг себя не видел. Да, он всегда думал о Поттере, с тех пор, как встретил его впервые. Конечно, не так, как сейчас. Но почему он не имеет права помечтать немного? Никто не может прочесть его мысли, даже Господин.

Драко поднял голову. Музыка? Откуда?

Звуки разносились в неподвижном воздухе — красивые, завораживающие, спокойные и нервные одновременно — гитара, ударные… Потом полился голос — мужской, какой-то отстраненный, словно обладатель его не слушал музыку, а пел как поется, и почему-то именно это делало песню особенно красивой. Необычно красивой.

Драко, закрыв глаза, содрогался в такт музыке. Все было про него, и все было как с ним — тихо, спокойно, даже лениво, а потом бешено, страстно… и снова спокойно, но за этим спокойствием билась страсть едва ли не большая. Чувство к Поттеру — оно было таким.

Ощущение реальности жизни накатило на Драко, как приливная морская волна, как в детстве, давно-давно, когда он помогал маме подстригать розы и укололся до крови, и все вместе — боль, жара, запах цветов, теплые мамины руки — все это было так реально, что Драко заплакал от осознания того, что он — живой.

Он слышал музыку, и голоса, и шум деревьев, и стрекот кузнечиков, он видел заходящее солнце и людей, таких же живых, как и он сам, он ощущал дыхание ветра на коже, тепло солнечных лучей, запах травы, пыли и цветов, твердость каменных ступеней под собой, мягкое прикосновение ткани к своему телу… и еще любовь. Она согревала его сердце, дурманила разум, она поселила внутри него, в районе солнечного сплетения, стайку шаловливых котят, которые потягивались и выпускали маленькие острые коготочки, стоило только Драко задуматься вкусе губ Гарри, о запахе его кожи и обо всем, что могло бы быть…

"Гарри! — мысленно прокричал он. — Появись здесь, просто появись здесь и посмотри на меня так, чтобы я все понял и ничего не боялся. И тогда я встану и прокричу на весь Хогвартс, что я люблю тебя! И я откажусь от семьи, от наследства, от верности Господину и всего, что он может мне дать. Ради тебя — слышишь, Гарри?!"

Драко сморгнул. Солнце уже полностью село, оставив лишь полосу света на западной половине неба, начало смеркаться… но фигурки, шедшие к замку, Драко все же мог разглядеть. Ученики возвращались из Хогсмида.

И впереди всех шел он — услышавший тайную мольбу Драко.

Малфой поднялся на ноги. Сердце билось как сумасшедшее. "Счастье?.. Ужас?.. Я готов. Я готов… "

Ученики приближались. Вот и гриффиндорское трио. Еще немного — и они подойдут к крыльцу…

"Трио? Их четверо!"

Сердце, минуту назад метавшееся, как птица в силке, вдруг исчезло, оставив черную пустоту. Драко понял, что его только что обманули. Кто-то, наверное, наслал на него какие-то чары, заставив поверить, что мир чудесен, что жить и любить в нем — прекрасно. Черта с два! Этот мир был грязной холодной ямой.

Рядом с Поттером — великолепным Поттером, одетым — Драко никогда раньше не видел на нем этого наряда — в белые брюки со стрелкой, белый же джемпер со светло-синими узорами, светлые туфли и новенькую, в цвет узоров на джемпере, робу поверх всего этого, — шел Шеймус Финниган.

Проклятый ирландец прижимался к Гарри, обнимая его за плечи, а Поттер улыбался и что-то говорил ему.

Он был другом Поттера пять лет — все те пять лет, пока Драко был его врагом. Они спят в одной спальне.

Теперь они вместе ходят в Хогсмид — или так было всегда, просто Драко не замечал? Они прикасаются друг к другу. Они, возможно…

Драко никогда прежде не знал, что такое непереносимые мысли. Мысль о том, что Финниган может быть Гарри больше, чем другом, разодрала его изнутри, как будто он наглотался острых ножей. Драко вдруг понял, что больше всех на свете, и больше Уизли, и больше, чем он когда-либо ненавидел Поттера, он ненавидит Финнигана.

Драко шагнул назад. Он отступал до тех пор, пока полумрак холла не скрыл его. Он всегда таился в тени — что ж, глупо что-то менять на семнадцатом году жизни, не правда ли?

— …должны сказать спасибо Шеймусу, потому что это — его личное достижение.

— Спасибо, мисс Грейнджер, хотя Гарри сам мне предложил.

— Шеймус, я же просил… — страдальческий голос — его голос. — Чему ты улыбаешься, Гермиона?

— Ты такой ангелочек в это наряде.

— Спасибо…

— Меня она ангелочком не называет.

— На какие мысли это должно нас наводить, Уизли?

Драко шагнул навстречу гриффиндорцам, кривя губы в обычной саркастичной усмешке.

— Что, Поттер, лохмотья с плеч кузена уже не дороги тебе как память? Ах, ну да… Надо же выглядеть хорошо перед своим… дружком…

— Заткнись и уйди с дороги, Малфой! — рявкнул Уизли.

— Иди поищи лепреконов, Уизли. Не мешай людям разговаривать… тем более что сам ты не умеешь.

— С тобой никто не разговаривает, Малфой, — бросила ему грязнокровка и повернулась к гриффиндорцам. — Пойдемте отсюда.

Драко перегородил Гарри дорогу.

— Решил принарядиться, Поттер? А твой голубой щенок, никак, помогал тебе выбирать одежду?

— Шел бы ты своей дорогой, Малфой, — напряженно произнес Финниган. Драко сделал вид, что не обращает на него внимания, хотя само присутствие Финнигана доставало его сверх всякой меры.

— Может, он еще и помогал тебе ее примерять? Скажи, Поттер, — Драко сделал еще один шаг по направлению к Гарри и внутренне порадовался тому, что смотрит на него сверху вниз, — ты позволил ему лапать тебя в раздевалке?

— Отвали, Малфой, — сквозь зубы произнес Гарри.

— Тебе понравилось, да, Поттер?

— Малфой! — Шеймус Финниган схватил Драко за плечо и резко развернул к себе. — Почему бы тебе не поговорить на эту тему со мной?

— Что?! — Драко был взбешен и в то же время получал удовольствие. "Давай, Финниган, еще пара слов — у меня будет повод разбить твою смазливую мордаху!" — Кто ты такой, что я должен с тобой разговаривать?

И тогда Финниган выкинул очень неожиданную штуку. Он приблизил губы к уху Драко и шепнул:

— Твой соперник. Ревнуешь, да, Малфой? Скажи, ты видел его… без… одежды?..

Зарычав, Драко сгреб Финнигана за ворот левой рукой, а правой въехал ему по подбородку.

Удар получился таким сильным, что Драко сам не смог удержать ирландца, и тот свалился на пол. Драко ударил его ногой по ребрам, потом занес ногу для второго удара, но тут Финниган схватил его за щиколотку и повалил. Драко среагировал быстро и откатился в сторону прежде, чем Финниган успел вскочит на него сверху. Он пнул ирландца в колено, и пока тот корчился от боли, поднялся на ноги.

Он занес кулак для очередного удара по хорошенькой физиономии гриффиндорца, но Финниган перехватил его руку, вывернул и ударил сам. Драко почувствовал вкус крови во рту и бешеный гнев; он схватил Финнигана, повалил на пол и принялся наносить удары по чему придется, и чем придется.

Они дрались как дикие звери, и Гарри ничего не мог сделать, чтобы прервать эту кошмарную бойню… и не был уверен, что хочет. Его охватило странное чувство… какой-то неправильной радости. Два парня избивали друг друга до крови… из-за него. Чувствовать себя предметом спора, дележа, чувствовать себя… желанным — это было странно и дико, но вместе с тем — приятно.

Рядом причитала Гермиона; Рон рвался помочь Шеймусу; Дин и Невилл подбадривали его воплями; Парвати и Лаванда визжали… Слизеринцы вели себя так же, только относительно Драко.

— Что… Что здесь творится?!! — профессор МакГонагалл замерла на мгновение на верхней ступеньке лестницы, а потом стремительно и как-то ужасно несолидно сбежала вниз. — Мистер Малфой! Мистер Финниган! Петрификус Тоталус!

Профессор МакГонагалл была в ярости. Снейп был взбешен. В кои-то веки деканы противоборствующих факультетов проявили просто изумительную солидарность: они в единодушном порыве наложили взыскание на всех, кто присутствовал при драке и не разнял буянов — то есть на всех шестикурсников Гриффиндора и Слизерина, сняли со всех по десять очков, а с Драко и Шеймуса — по пятьдесят.

— Итого сто двадцать очков с факультета, — мрачно резюмировал Рон, когда шестикурсники вернулись в гриффиндорскую башню. Вокруг Парвати и Лаванды уже собрались прочие гриффиндорцы, жаждущие подробностей. — Единственное, что радует — слизеринцы потеряли столько же. Правда, теперь нам придется отрабатывать наказание с ними…

— Что происходит с Малфоем? — вопрошал Дин Томас в пространство. — Он сходит с ума или что? Если мне не изменяет память, он никогда раньше не ввязывался в драку… и уж тем более не начинал ее первым! Это не его стиль!

— Его стиль — все, что может причинить неприятности Гриффиндору! — мрачно сказал Рон.

— Ты прав, но при этом не причиняя неприятностей Слизерину, — возразил Дин. — Мелкие гадости, провокации… вполне в его духе… но драться посреди холла…

— Что ты ему такого сказал, Шеймус? — спросила Джинни, которая не присутствовала при склоке, но уже получила исчерпывающую информацию от Парвати и Лаванды.

— Я сказал ему, что он отвратительно выглядит, — ответил Шеймус. — По-видимому, его это сильно разозлило.

Гриффиндорцы расхохотались, и тут же посыпались любимые шуточки про крашеные волосы, время, убитое перед зеркалом, и прочее, прочее, все, что гриффиндорцы могли поставить в вину Драко Малфою…

Гарри приметил пристальный взгляд Гермионы в его сторону; он догадывался, что на самом деле мог сказать Шеймус Малфою; он надеялся, что его подозрения беспочвенные, но при этом ловил себя на тайном желании обратного. А еще ему иногда хотелось, чтобы его лучшая подруга не была такой умной…

— Гарри, — тихо произнес Шеймус, склонившись к самому уху Гарри. — На два слова…

Гарри послушно встал и последовал за Шеймусом к камину. Они сели перед огнем, укрывшись ото всех каминным экраном, и Шеймус внимательно посмотрел в глаза Гарри. Точнее, попытался, но Гарри отвел взгляд.

— Я тут немного подумал, — заговорил Шеймус. — Провел расследование или что-то в этом духе. Сложил два и два.

— Шеймус… — тихо, но с угрозой произнес Гарри.

— Ладно. Начну с того, что сегодня утром ты попросил меня помочь тебе выбрать одежду. Парни, как правило, редко стремятся выглядеть хорошо для самих себя или для всех вокруг, что в принципе одно и то же. Если парень хочет хорошо выглядеть, значит, тому есть причины. Значит, он влюблен. Это первая странность. Вторая странность — поведение Малфоя.

— Послушай, Шеймус…

— Раньше мне казалось, что Малфой не догадывается о моем существовании. Чем же я так достал Малфоя именно в тот момент? Я знаю, чем. Тебе объяснить?

— Знаешь что, Шеймус…

— Я не дурак, — Шеймус взял Гарри за подбородок и развернул лицом к себе. — И не дурак не только я. Я не буду спрашивать, что у вас с Малфоем — я не уверен, что ты сам это знаешь. Но я хотел бы тебя предостеречь.

— От Малфоя? — спросил Гарри.

— От Малфоя тебя предостережет Рон, — отмахнулся Шеймус. — Нет, от его свиты. И от твоей свиты. И от тех, кто мог бы воспользоваться вашими отношениями.

— У нас нет отношений!

— Как скажешь. Только передай Малфою, что у нас с тобой тоже нет отношений. Я совсем не хочу, чтобы он меня прибил в порыве ревности.

— Шеймус, — Гарри покраснел. — Какая ревность? Что ты несешь?

Шеймус ухмыльнулся.

— Такая ревность… Ладно, хочешь маскироваться — маскируйся. Если что — я рядом. Могу посоветовать, поддержать, поработать жилеткой… У меня есть опыт.

Гарри посмотрел на него с интересом.

— Слушай, Шеймус, — он понизил голос. — А ты когда-нибудь… ну… занимался… любовью?

Шеймус широко ухмыльнулся.

— Я похож на девственника?

— Нет, — Гарри помотал головой. — Я не о том… Про тебя говорят, что ты… ты… — Гарри замялся.

— Да, — кивнул Шеймус. — Я — именно оно и есть. Не смущайся, Гарри. Ты на пороге великих открытий.

— Ты можешь меня дослушать? — уши у Гарри полыхали не хуже березовых поленьев.

— Если ты постараешься выражать свои мысли более внятно.

— Ты… — Гарри глубоко вздохнул, — был… с мужчиной?

Чуть помедлив, Шеймус кивнул. Гарри бросил на него быстрый взгляд и снова уставился в огонь.

— И как?

Шеймус рассмеялся.

— Узнаешь. Поверь, тебе понравится, — Гарри покраснел так, что, казалось, сейчас вспыхнет. — Прости, но я не Малфой, я не могу вот так запросто разговаривать на подобные темы. Поговори с ним.

— Знаешь, Шеймус…

— Но я могу тебе продемонстрировать. Ты мне всегда нравился.

Гарри улыбнулся и покачал головой.

— Отвали, Финниган!

Еще несколько минут они сидели молча, и Гарри думал о Малфое и о словах Шеймуса. Неужели несносный ирландец прав, и он, Гарри, действительно влюбился в Малфоя? Но даже если представить себе, что такое возможно… неужели возможно, что Малфой мог влюбиться в него, в Гарри?!.

Кто говорит о любви? Может, Малфой самый настоящий гей, просто никто об этом раньше не знал, и испытывает к нему физическое влечение? Совсем необязательно влюбляться…

"А я? Что чувствую я?"

Неужели, во имя всего святого, ему предстоит полюбить человека, который никогда в жизни не будет испытывать к нему никаких чувств, кроме похоти? Малфой и любовь — у кого хватит смелости вообразить, что эти два понятия могут быть совместимы?!

"Но почему нет? Что я знаю о Малфое, что позволяет мне делать такие выводы?

О, я знаю о нем достаточно! Я знаю, что пять лет он третировал меня и моих друзей, обзывал Гермиону грязнокровкой, оскорблял семью Рона… и неужели мне хватит дурости предложить свою любовь человеку, который презирает и ненавидит все, что люблю я?!"

Гарри решительно повернулся к Шеймусу.

— Шеймус! Научи меня целоваться!

Несколько секунд Финниган пораженно молчал. Потом тихо и неуверенно проговорил:

— Гарри… но в теории невозможно…

— Я и не говорю и теории, — все так же решительно возразил Гарри. Шеймус повел бровями.

— Н-да… ну что ж, попробуем.

Струи воды сбегали по его обнаженному телу; они уже давно смыли последние следы геля для душа и мифической грязи и теперь грозили смыть кожу, но Драко успел забыл, где находится.

Его грызли ярость, отчаяние, стыд, безумное желание и жажда крови. Ему было стыдно за собственную несдержанность, он злился на Поттера, он хотел Поттера, его сводила с ума сама мысль, что Поттер может быть с Финниганом, и еще он мечтал убить проклятого ирландца.

Он не хотел желать Поттера и уж тем более не хотел его любить. Но почему, черт возьми, он вынужден еще и ревновать?! Если он так страдает, было бы только справедливо, если бы Поттер испытывал те же чувства — так нет же, у них счастливый роман с Финниганом!

Вцепиться бы в глотку этому смазливому ирландцу, услышать его предсмертный хрип, разодрать, разорвать, а потом трахнуть Поттера в луже его крови!

Кошмарность собственных видений привела Драко в чувство. Он выключил воду, завернулся в полотенце и вышел из кабинки.

"Я такой, же как и мой отец, такой же, как мой Господин и прочие его вассалы. Вместо уважения — страх, вместо друзей — слуги, вместо любви — похоть… Что ж, я же сам хотел быть таким.

Гарри, Гарри… Всего пару часов назад я был готов признаться тебе в любви…"

Драко подошел к зеркалу и внимательно посмотрел в глаза своему отражению.

— Я влюблен в Гарри Поттера, — сказал он негромко, но очень четко. Стало немного легче — возможно, от осознания абсурдности этой фразы в собственных устах. Нет, никогда, в здравом уме и трезвой памяти — никогда он не стал бы испытывать подобных чувств к Поттеру. Нужно пойти к Снейпу, узнать о результатах анализа и выбить из него антидот. Сегодня. Сейчас.

Ни о чем больше не думая, он вытерся, оделся и покинул ванную.

Он тенью скользил по подземельям, молясь о том, чтобы не попасться Филчу или миссис Норрис — хватит с него взысканий, — и удивляясь, как это Поттер умудряется столько лет шнырять по Хогвартсу и оставаться незамеченным. Или почти незамеченным.

Драко самодовольно улыбнулся. Сколько раз Поттера ловили за незаконные вылазки, столько раз в этом была его, Драко, заслуга…

Гарри присел у стены. Он не мог больше находится в гриффиндорской башне — ему было тошно, стыдно и тоскливо.

Шеймус целовался очень хорошо. Даже головокружительно. И их никто не застукал, что было просто удивительно, потому что они, не мудрствуя лукаво, принялись за свою "практику" прямо там, где сидели, в общей гостиной, за каминным экраном.

Но, пока они целовались, Гарри не мог отвязаться от мысли, на что мог быть похож поцелуй Малфоя, и, в конце концов, дошел до того, что стал представлять себе Драко прямо в процессе их поцелуев с Шеймусом…

Когда он это понял, он оторвался от Финнигана, вихрем взлетел в спальню, завернулся в плащ-невидимку и тихо спустился вниз. Шеймус что-то говорил Рону и Гермионе — Гарри очень надеялся, что не правду.

Ему повезло — братья Криви вернулись из кухни с едой, и Гарри удалось выскользнуть сквозь портретный проем.

Может, ему стоит поговорить с Драко?

Только представить себе этот разговор… "Слышь, Малфой, со мной в последнее время происходит что-то странное — я мечтаю тебя трахнуть… Ты не против?"

Гарри поморщился.

Может, пойти к Снейпу, попросить у него какого-нибудь зелья от несчастной любви? Благо кабинет его рядом…

Шаги и шуршание мантии… Гарри вдруг остро захотелось, чтобы это был Драко… пусть это будет Драко… ночь, пустое подземелье, плащ-невидимка… их никто не заметит…

Мимо быстро прошмыгнула чья-то фигура — кто-то направлялся в сторону снейповского кабинета, и хотя этот кто-то двигался очень быстро, Гарри узнал Сольвейг Паркер.

Ей-то что нужно у Снейпа?

Гарри охватило любопытство, смешанное с нездоровой радостью. Пять лет он мечтал найти компромат на Снейпа!

До снейповского кабинета Драко добрался без проблем, но, подойдя к двери, остановился. Он явно явился не вовремя.

— Я пришла к тебе просить совета! Прости, не так уж часто я это делаю!

Говорила — точнее, почти кричала, — Паркер. Ответил ей полный раздражения голос Снейпа.

— Что я тебе должен посоветовать, если ты ничего не говоришь прямо?! Если бы кто-нибудь… если бы вдруг!.. Опять сцена из твоего очередного дурацкого романа, который никто никогда не прочтет? Избавь меня от этих глупостей, девочка!

— Ты же не желаешь меня слушать! Ты меня не желаешь понимать! Ты… ты… ты вообще не способен… понимать! Ты все время злишься на меня, что бы я ни сделала, что бы ни сказала…

Драко, изумленный, застыл у двери. Он и представить себе не мог, что кто-то может в течение пяти минут так орать на Северуса Снейпа и не обратиться во что-нибудь малоприятное или, в лучшем случае, лишить свой факультет пары сотен очков.

— Потому что все, что ты говоришь — вопиющая чушь, а все, что ты делаешь… я даже не желаю обсуждать это!.. Не… не вздумай, Сольвейг… Сольв… черт!

Грохот упавшего на пол стула, шуршание мантии, шаги… Драко в панике огляделся, но не увидел в голых каменных стенах ни одной щели, ниши… чего угодно! Ему даже думать не хотелось, что с ним станется, если Снейп увидит его здесь, сейчас… Бог знает, какие там у них отношения с Сольвейг…

Дверь заскрипела, душа Драко ухнула в пятки… и в этот момент неведомая сила сорвала его с места, он услышал легкое шуршание… и оказался нос к носу к Поттером, укрытый какой-то полупрозрачной тканью.

Одна рука Поттера зажимала Драко рот, другая…

Снейп вышел из кабинета, закрыл за собой дверь и прислонился к ней. Вид у него был усталый, злой и виноватый. Из кабинета доносились приглушенные всхлипы.

В любое другое время Драко стало бы страшно интересно, что Сольвейг Паркер делает ночью в кабинете Снейпа, почему она орет на него и отчего плачет. Но все, что его интересовало сейчас: рука Поттера, обнявшая его за талию, его тело, вплотную прижавшееся к телу Драко, его дыхание, вздымавшее волосы Драко, непослушные черные прядки, щекотавшие нос. Гарри не смотрел на Драко — чуть повернув голову, он внимательно наблюдал за Снейпом.

Профессор зельеделия глубоко вздохнул, развернулся и вошел в кабинет. Драко услышал, как он что-то говорит Сольвейг мягким, успокаивающим голосом… но что именно, Драко не мог разобрать из-за непонятного шума в ушах.

Уголок рта Поттера оттянулся вверх в лукавой усмешке. Он повернулся к Драко; зеленые глаза за стеклами дурацких круглых очков оказались совсем рядом.

— Тебе грозило обширное заклятие памяти, Малфой, — чуть слышно вымолвил он. — Как ты полагаешь? Вряд ли Снейпу бы понравилось твое присутствие здесь…

— Отпусти меня, Поттер, — попытался сказать Драко. Он, очевидно, забыл, что рука Поттера все еще зажимает его рот, а Гарри, очевидно, об этом вспомнил, потому что попытался отнять свою ладонь… в то же самое мгновение, когда Драко накрыл его руку своею, прикрыл глаза и припал к ладони Поттера в нескончаемом поцелуе.

Он почти испытал оргазм, всего лишь целуя ладонь Гарри.

Левая рука Поттера вдруг напряглась, и Драко понял, что до сих пор он вовсе не был прижат вплотную к Гарри. Сейчас ему казалось, что сердце гриффиндорца бьется в его собственной груди…

Мгновением спустя правая рука Драко отпустила кисть Гарри, скользнула к его лицу и стянула с носа гриффиндорца очки, а левая обвилась вокруг поттеровской шеи. Одновременно Гарри наконец-то отнял ладонь от губ Драко и вцепился в его волосы. Освобожденные губы слизеринца настойчиво и властно накрыли губы гриффиндорца.

Мгновение те были твердыми и неподвижными. Потом чуть шевельнулись, приоткрываясь, язык Драко проскользнул между ними, завладел языком Гарри, пространством его рта… сначала мягкая, незлобная дуэль, а потом — вдумчивое, неторопливое, сладкое исследование…

Что-то скользнуло по голове и плечам Драко, сопровождаемое тихим шелестом. Драко не обратил внимания.

Крепко стиснув плечи Гарри, он прижал гриффиндорца к стене коридора; оторвавшись ото рта Гарри, он впился губами в его шею. Гарри чуть откинул голову и застонал.

Нет, это было совсем не то, что демонстрировал Шеймус. Это не походило ни на один, даже самый прекрасный эротический сон, который когда-либо снился Гарри. Губы Драко обжигали его шею стремительными, легкими прикосновениями, а через мгновение он присасывался к коже Гарри в жадных вампирских поцелуях, и его язык творил что-то невообразимое, отчего подгибались колени, хотелось стонать и кричать, хотелось содрать и с себя, и с Драко всю одежду, чтобы почувствовать его кожу губами, пальцами, всем телом, хотелось отдаться ему и взять его — все сразу…

Зарычав от нетерпения, Гарри рванул робу с плеч Драко. Руки Драко — жадные, горячие — забрались под джемпер Гарри, заскользили вверх и вниз по груди и животу… На шее Гарри уже не было живого места… Губы вернулись к губам — жадные и страстные настолько, что поцелуи стали неотличимы от укусов. Пальцы Гарри — нетерпеливые, а потому неловкие, — теребили пуговицы на рубашке Драко, руки Драко рвали неподдающуюся пряжку ремня. Дыхание — сбивчивое, хриплое, — переходило в стоны и рычание… "Я сейчас кончу… — билось в голове Драко. — Я сейчас кончу…"

— Поттер! Малфой?! Какого черта вы тут вытворяете?!!

Глава 5 Ничья

Солнце светило ослепительно ярко, задувал легкий ветерок, трава пружинила под ногами, синее небо манило… Погода обещала отличную игру, а вечная вражда Слизерина и Гриффиндора, с некоторых пор, казалось, дошедшая до немыслимых пределов, обещала праздник любителям жестких шоу.

Шеймус застегнул протекторы на ногах и выпрямился. В двух шагах от него стоял Гарри и отчаянно боролся с застежками нарукавников. Качнув головой, Шеймус подошел к нему и в два счета застегнул ремешок.

— Гарри, что ты вчера пил? Если у тебя будут так дрожать руки, ты вряд ли поймаешь снитч…

— Что он пялится на меня, не знаешь? — тихо спросил Гарри. Шеймус повертел головой и увидел у выхода из слизеринской раздевалки Малфоя, который действительно смотрел в их сторону. Солнце светило Шеймусу в глаза, и он не мог рассмотреть выражение малфоевского лица.

— А он пялится?

— Да…

— Ну, не знаю, — развел руками Шеймус. — Замышляет гадость, например? Или… он представляет себе, как ты выглядишь без квиддичной формы?

— Финниган…

— Ты спросил — я ответил. Это предположение.

Драко действительно смотрел на Гарри. Он смотрел, как Гарри мучается с застежками, и ему до головной боли хотелось подойти и застегнуть ему этот чертов нарукавник. А потом к Гарри подошел Шеймус и сделал то, что хотел сделать Драко…

Интересно, что он еще делает из того, что хотел бы сделать Драко?

Финниган, проклятый Финниган с его смазливой мордашкой, золотистым загаром, васильково-синими глазами и слегка растрепанной шевелюрой цвета свежей соломы, с его телом, наводящим на мысль о молодом деревце — хорошенький, мерзкая тварь, слишком хорошенький, чтобы находится рядом с Гарри!

Ему казалось, он замечает взгляды, которые Гарри бросает на Финнигана — быстрые, заинтересованные, смущенные; что он видит похоть в ответных взглядах ирландца, и что это нравится Гарри. Он хотел ошибаться, о, как он хотел ошибаться; воспоминания о вкусе губ, языка, кожи Гарри все еще жило в нем, хотя прошел уже почти месяц с тех пор, как они неистово целовались под дверью в кабинет Снейпа.

— Что мне с вами делать? — спросил Снейп, когда парни более или менее привели себя в порядок. Драко не мог точно сказать, был ли профессор зельеделия зол, или изумлен, или и то, и другое… Он переводил взгляд с Гарри на Драко и обратно, отмечая, наверное, про себя опухшие губы, синяки на шее, растрепанные волосы… нет, даже если б на месте Снейпа был профессор Биннз, им бы и то не удалось его убедить, что это была ссора.

— Так что мне с вами делать? Вы то деретесь, то целуетесь… Вы решите все же, кто вы — враги, друзья или любовники, — последнее слово Снейп произнес с нескрываемым отвращением. — Вас страшно оставлять одних. С учетом того, что на каждом из вас уже числится по три взыскания… Даже для Поттера три взыскания за две недели — это чересчур.

Они молчали.

— Вряд ли вам понравится вариант с письмом родителям и опекунам?..

Гарри тихо фыркнул. Драко заскрипел зубами.

— Пожалуйста, сэр…

— Вот что, Малфой! — в голосе Снейпа зазвучала самая настоящая ярость. — Вы полагаете, я намерен вас покрывать? После того, что вы тут вытворяли?

— Вам-то что?! — неожиданно рявкнул Гарри. — С каких пор вы блюдете нрав учеников Хогвартса? С тех пор, наверное, как некоторые из них рыдают по ночам в вашем кабинете?!

Стало тихо. Драко мысленно проклял Поттера и его длинный язык.

— Во-первых, — зловещие интонации в голосе Снейпа не предвещали ничего хорошего, — я декан Слизерина, и моральный облик, если позволите, студентов моего факультета — как раз мое дело. Вы к ним, к счастью, не относитесь, но я, как преподаватель и ваш куратор, обязан рассказать о вашем поведении вашему декану, чтобы он занялся вашим моральным обликом. Во-вторых, не смейте даже думать о том, что можете меня шантажировать!

— Сэр, пожалуйста, — произнес Драко. — Не говорите отцу.

Это было отвратительно — умолять Снейпа на глазах у Поттера. Но Драко пошел бы на что угодно, лишь бы отец никогда не узнал о том, что здесь произошло… что здесь едва не произошло.

Снейп фыркнул.

— Неделю будете убирать в лаборатории. Здесь давно никто не делал генеральной уборки. Под моим присмотром, разумеется. И если хоть что-нибудь разобьется, прольется или испортится — наказание автоматически удлиняется вдвое. Для обоих.

Снейп разбушевался, подумал Драко.

— Это вам в качестве взыскания за сегодняшнее шоу, — продолжал Снейп. — За выходку со Всеэссенцией — получите от меня список трав, которые вам надо будет собрать. Они растут в Запретном лесу, — Снейп прищурился. — Можете идти туда врозь, можете — вместе, до вашего поведения в лесу мне нет дела. А сейчас вам пора вернуться в свои, — он подчеркнул это слово, — спальни. Поттер, свободны. Малфой, задержитесь.

Гарри ушел. Драко стоял перед Снейпом, изучая пол.

— Я хотел вам сказать, — сухо произнес Снейп, — что протестировал вашу кровь. Никаких следов любовных зелий или любовных проклятий. И я ничего не скажу вашему отцу — но это в последний раз. Теперь можете идти.

Осталось только одно средство — избегать. Как только возможно избегать человека, с которым у тебя совпадает половина занятий, с которым ты встречаешься два раза в неделю на дополнительных занятиях по зельям, с которым ты работаешь бок о бок на уроке по Уходу за магическими существами.

Драко казалось, что он намолчится на всю оставшуюся жизнь. Они не разговаривали. Они не смотрели друг другу в глаза. Драко не задирал Уизли и Грейнджер, чтобы только лишний раз не столкнуться с Поттером.

И он сходил с ума, потому что даже когда Гарри не было рядом, он был в голове Драко. Сначала Драко не мог спать по ночам — его грызла тревога, тоска и неутоленное желание. Потом он засыпал и видел сны — все эротические и все с участием Гарри. Тогда Драко поймал себя на том, что засыпает при любой возможности — во время трапез в Большом зале, на уроках по истории магии, в кресле в слизеринской гостиной… Он смалодушничал — он сотворил чары, которые помогали ему вызывать нужные сны. И потому он был страшно рад, что у него отдельная спальня — там, засыпая, он мог не бояться, что его стоны и крики могут быть услышаны…

Он не разговаривал с Гарри, но он смотрел на Гарри, надеясь прочитать по лицу гриффиндорца, думает ли тот о нем. Мечтает ли… Видит ли те же сны…

— У тебя снова такое выражение лица, — сказал Шеймус, когда они вышли из раздевалки и остановились, поджидая остальных.

— Какое? — спросил Гарри.

— Ну, какое у тебя бывает, когда ты сидишь в гостиной и делаешь вид, что занимаешься. Сначала ты просто тупо смотришь в пространство, а потом у тебя заволакивает глаза, и ты закусываешь губу. Потом еще немного сидишь и уходишь. Готов поклясться, что в туалет…

— Шеймус, твои намеки…

— Беспочвенны? Хорошо. У всех бывают эротические фантазии, но нормальные люди немного фантазируют, а потом переходят к делу. Фантазировать все время — это жалко.

— Шеймус, молчи о том, чего не знаешь!

Издалека прозвучал свисток мадам Хуч. Гриффиндорская команда высыпала из раздевалки и двинулась к кромке поля. Впереди шел вратарь — Рон, за ним Отбивалы — четверокурсники Гринн и Эверетт с битами наперевес, следом клин охотников: Шеймус, Джинни и Сьюзи, и замыкал шествие ловец и капитан — Гарри.

— И вот на поле выходит двукратный обладатель Кубка Школы — команда Гриффиндора! — надрывался Дин Томас, сменивший Ли Джордана на месте комментатора. — Уизли, Гринн, Эверетт, Финниган, Уизли, Белл… и лучший Ловец Хогвартса за последние пять лет, гениальный, уникальный, непревзойденный… ГАРРИ ПОТТЕР!!!

Драко прикусил губу. "Ты еще забыл "эротичный" и "сексуальный", — подумал он.

— На поле — команда Слизерина! — продолжал тем временем Томас. — Команда, известная тем, что в последнее время там есть на кого полюбоваться…

— Томас! — сурово сказала профессор МакГонагалл.

— Шутка. Итак… Забини, Паркер, Лестранг, Бэдкок, Причард, Розье, Малфой… что ни имя, то песня!

МакГонагалл шикнула на Томаса, но не очень строго, а трибуны Гриффиндора, Равенкло и Хаффлпаффа тем временем заливались свистом и презрительными криками.

Рядом с Гермионой отчаянно щелкал фотоаппартом Деннис Криви. Колин, пристроив на коленях пергамент и Принципиарное перо, готовил новый сногсшибательный репортаж для "Хогвартс-сплетни".

— Капитаны жмут друг другу руки! — надрывался Дин. Гермиона краем глаза заглянула в пергамент, по которому бешено плясало Принципиарное перо: "Они сошлись посреди поля, две прекрасных мечты всех девчонок (и не только) Хогвартса: прекрасный и недоступный Гарри Поттер, и порочный, но восхитительный Драко Малфой…"

Гермиона покачала головой. Надо же, всеобщее буйство гормонов коснулось и Криви.

— Там у тебя "прекрасный" два раза в одном предложении, — сказала она Колину, кивнув на пергамент.

— Ничего, выправлю, — отмахнулся Колин.

"Ходят упорные слухи, — продолжало строчить перо, — что Мальчик-Который-Выжил отнюдь не так недоступен, как считают его поклонницы и поклонники. Неофициальные источники подтверждают информацию о том, что отношения между Гарри Поттером и Шеймусом Финниганом (которого за глаза именуют не иначе, как Главный Гей Хогвартса) перешагнули за рамки дружбы. Означает ли это, что Гарри Поттер навсегда потерян для девушек? Любовь ли это или легкое увлечение? Мы не знаем. Однако свидетели потверждают…"

Гермиона отвернулась, поморщившись. Определенно, "Хогвартс-сплетней" придется заняться.

Никаких отношений между Гарри и Шеймусом не было — она знала это наверняка, хотя также была уверена, что Шеймус совсем не прочь завести с ним какие-нибудь отношения, "перешагнувшие за рамки дружбы". Не далее как вчера вечером Гарри вышел из душа через пять минут после того, как зашел туда и раздраженно сказал, что с "этим маньяком" мыться в одном душе в одно время невозможно. Гермиона вытаращила глаза:

— Он — что — пытался?..

— Нет! — еще больше рассердился Гарри. — Но он смотрит!..

Гермиона сочувствующе покачала головой.

— Ну… пароль в ванную старост — "Перечная мята". Только иди попозже, чтобы тебя никто не засек.

Так что какие тут могут быть отношения?!

Гарри никому бы не признался в этом, но его терзал вопрос — у Рона с Гермионой БЫЛО или нет? Похоже, что все-таки было, потому что Гермиона стала гораздо спокойнее и легче относится к миру, в частности, к нарушениям школьных правил… Она без особых нравственных мучений предложила ему воспользоваться ванной старост, когда он пожаловался, что Шеймус пялится на него в душе.

Шеймус действительно пялился, и это малость раздражало. Нет, это сильно раздражало. В ванной старост будет удобней. И ему совершенно безразлично, что Малфой моется в ванной старост! Он пойдет туда поздно вечером, и никакого Малфоя там все равно не будет. Да и не надо. Подумаешь, что он, Малфоя не видел!

Да, он не видел мокрого Малфоя. Не видел, как поблескивают капли воды на его обнаженной белой коже, как липнут ко лбу светлые пряди, как струи стекают по лицу, по груди, по животу, на бедра…

Гарри резко развернул метлу, и ветер хлестнул его по лицу, пылающему от желания и стыда. Малфой скользил серебристо-зеленой птицей на другом конце поля. Раздался резкий свист — сигнал к началу матча. Мячи взвились в воздух, и Гарри успел разглядеть золотую вспышку — снитч, — прежде чем тот исчез в яркой синеве неба.

…Он пошел в ванную старост где-то около десяти вечера. В конце концов, он хотел помыться, и ему очень нравилась ванная старост еще с четвертого курса, и ему надоели похотливые взгляды Финнигана (вот, позволь себя один раз поцеловать), и он не думал ни о каком Малфое!

Он прошептал пароль и вошел в большую, украшенную мрамором ванную. Бассейн был наполнен до краев, но Гарри почему-то не придал значения этому факту — он собрался было скинуть плащ-невидимку… и в этот момент услышал, как шлепают по мрамору босые подошвы, а в следующий миг из душевой кабинки вышел Малфой. Из одежды на нем было только полотенце, обмотанное вокруг бедер.

Гарри отступил к стене, забыв, как дышать. Драко неспешно подошел к краю бассейна и медленно, как во сне, размотал полотенце и отбросил его в сторону. Наверное, нельзя было вот так стоять и смотреть на это тело, белое, такое совершенное, такое тонкое и хрупкое… но не смотреть Гарри не мог. Драко стоял спиной к нему, неподвижно, и смотрел на воду в бассейне — по крайней мере, так показалось Гарри, потому что голова Малфоя была опущена. Потом он присел на мраморный бордюр… и вдруг как-то легко, по-змеиному скользнул в воду.

И исчез.

Минута… Две… Гарри вдруг стало невыносимо страшно, захотелось позвать Драко, сказать ему, чтобы он прекратил валять дурака…

Тихий всплеск. Белокурая голова, потемневшая от влаги, показалась над водой. Драко глубоко вздохнул, подплыл к бордюру и выбрался из бассейна.

От него шел пар. Волосы прилипли к шее, к щекам, ко лбу; чуть раздраженным движением он убрал мокрые прядки с лица. От этого движения мышцы прокатились под кожей, мокрой, гладкой, поблескивающей, такой нежной на вид и — Гарри знал точно — на ощупь.

Гарри выдохнул — резко, жарко, — и Драко вдруг вскинулся, и взгляд его заметался по ванной комнате.

— Поттер? — тихо спросил он, и Гарри задохнулся во второй раз — от ужаса и еще от того, что услышал в голосе Драко — легкую, едва уловимую — надежду. Подойди к нему сейчас, сказал себе Гарри. Невидимый — подойди к нему, прикоснись губами к нежной шее, к бьющейся жилке, запусти руки в его мокрые волосы…

"О чем я думаю?! О чем я думаю?!"

— Поттер, — повторил Драко, отвернувшись. В этот раз в голосе его не было ни удивления, ни надежды — была усталость и насмешка, но не над Гарри — над самим собой. — Поттер… Поттер, Поттер, Поттер! — выкрикнул он вдруг и с силой ударил кулаком по бордюру. Странный, неожиданный звук услышал Гарри — короткий судорожный всхлип, словно Драко всеми силами пытался не разреветься.

Потом он запел — тихо; голос его, высокий, мягкий, не подводил своего хозяина, и Гарри подумал, что ему и в голову не могло придти, что Малфой может петь. Странно, почему? Как будто он никогда не воспринимал Драко Малфоя как человека — такого же человека, как и он сам. С другой стороны, он сам как раз таки не умел петь…

Он замолчал и вдруг рассмеялся — коротко, зло. Встал — гибкий, блестящий, теплый, — обошел бассейн и остановился у огромного зеркала, висящего на дальней стене. Он вертелся перед зеркалом, совсем как Парвати или Лаванда, демонстрирующие новый наряд. Он любовался собой, и Гарри не мог его осуждать.

Гарри и сам любовался им — почти не дыша, с пересохшими губами и бешено стучащим сердцем. Драко Малфой был совершенен.

Это была пытка.

Потом Малфой оделся и ушел.

Гарри вернулся в гриффиндорскую башню заполночь. Ему понадобилось больше времени, чем он мог себе представить — в основном для того, чтобы снять напряжение…

"Что он вытаращился на меня? — раздраженно думал Драко, в который раз ловя на себе взгляд Гарри. — Ну что он вытаращился на меня своими глупыми зелеными глазищами?! А впрочем, пусть пялится, идиот гриффиндорский, пусть смотрит, может, проглядит, наконец, чертов снитч!" Драко заложил крутой вираж, так, что ветер засвистел в ушах, и едва не попал под бладжер.

— Малфой! — Сольвейг сердито посмотрела на него сверху, свесившись с метлы. — Если ты решил свести счеты с жизнью, пожалуйста, не суйся под МОЙ бладжер — я не хочу пасть жертвой мести Пенси Паркинсон.

Драко пожал плечами и поднялся повыше.

— Эта игра начала меня раздражать, — сообщил он Сольвейг. Девушка слегка скривила губы — гримаса, заменяющая ей улыбку, — и резко рванула к гриффиндорским голевым шестам — на помощь атакующему трио слизеринцев.

Весь этот год был неправильным. Взять, к примеру, Паркер. Разве он когда-нибудь прежде общался с Паркер? Драко никогда не заблуждался на счет своих так называемых друзей, но одно он знал точно — и Крэбб, и Гойл, и Паркинсон были из чистокровных волшебных семей, и потому они входили в его окружение, как их родители входили в окружение его отца. О матери Паркер он знал, что она была Упивающейся Смертью, хотя и не чистокровной волшебницей, что она умерла в Азкабане, и что Паркер — это ее фамилия.

Об отце Сольвейг Драко не знал ничего; она могла быть дочерью маггла, но даже если ее отец был волшебником, она в любом случае была незаконнорожденной. Но, похоже, Сольвейг постепенно становилась его другом — мало ему тех странных чувств, которые он испытывает к Поттеру.

"Ищи снитч, — приказал себе Драко. — Ищи долбанный снитч, обыграй Поттера хоть раз в жизни! И не отвлекайся".

…Он все-таки поборол искушение и пошел в Запретный лес за травами один, без Поттера. В холле его нагнала Сольвейг.

— Малфой! Идешь в лес, да?

— Да.

— Не возражаешь, я пойду с тобой?

Он не возражал. Ему, правда, было очень интересно — неужели Блэйз права, и девушка с суровыми глазами действительно влюблена в него? Ему нравилось, когда в него влюблялись; тех, кто ему нравился, он подпускал к себе — в прошлом году вся школа гудела от разговоров о том, как хорош Драко Малфой в постели.

Он посмотрел на Сольвейг. Она была недурна. Он подумал о Блэйз. Забини и вовсе красавица. Сольвейг или Блэйз? А почему или? Сольвейг и Блэйз! Черноволосая и рыжая. И он сам — блондин. Восхитительное зрелище как с эстетической, так и с эротической точки зрения. Какой парень откажется оказаться в постели с двумя симпатичными девушками, одна из которых наполовину лесбиянка?

Драко бросил быстрый, но внимательный взгляд на лицо Сольвейг. У нее темные глаза — карие или черные.

А какие глаза у Блэйз? Он нахмурился, пытаясь припомнить, какие глаза у Блэйз… Зеленые… Зеленые?

Почему зеленые?!

— Ты знаешь, что это? — спросила Сольвейг, показывая Драко знакомое на вид растение с широкими листьями.

— Каннабис? — удивился Драко. — Почему он растет в лесу?

— Колдовской каннабис, — усмехнулась Сольвейг. — Мне рассказывал Северус. Результат эксперимента. Он, правда не сказал, чьего эксперимента, но я думаю, его собственного. Колдовской каннабис — некоторые свойства усилены. Хорош для приготовления любовных зелий, зелий, подчиняющих волю… ну, и прочей подобной дряни.

— Кто он тебе? — спросил Драко.

— Северус? — Сольвейг метнула на него чуть насмешливый взгляд. — А ты разве не знаешь? Я полагала, весь Хогвартс в курсе — здесь же не хранятся секреты.

— Вы любовники? — в лоб спросил Драко. Сольвейг прищурилась.

— А вы с Поттером?

— Я первый спросил.

Девушка рассмеялась.

— Одна из тайн Хогвартса. Или даже единственная. Северус — мой опекун.

Драко приподнял брови.

— Честно. Он был другом моей матери со школы. Кажется, у меня есть еще какие-то родичи с ее стороны, но они не захотели со мной связываться. Я не жалуюсь, — она улыбнулась. — С Северусом весело.

— Никогда бы не подумал.

— Так и есть. Теперь ты должен мне вопрос.

— Как так? — удивился Драко.

— Я честно ответила на твой вопрос. Теперь ты должен ответить на мой — тоже честно.

Драко поморщился — ему совсем не хотелось отвечать на этот вопрос.

— Спрашивай.

Сольвейг покачала головой.

— Нет, я у тебя пока ничего спрашивать не буду. Пусть это будет твой долг мне.

Вернувшись в слизеринские подземелья, они расстались — Сольвейг, кивнув в сторону апартаментов Снейпа, сказала: "Пойду, пожелаю спокойной ночи", и ушла. Драко направился к студенческим спальням один.

В одном из боковых коридоров что-то привлекло его внимание. Раньше он никогда не замечал этого ответвления; сейчас же ему померещились красноватые отблески света, какие бывают, когда в темном помещении горит камин. Драко свернул на свет; вскоре он уже стоял у неплотно прикрытой двери. Чуть поколебавшись, юноша толкнул дверь и вошел в комнату.

Здесь никого не было, но в огромной пасти камина у левой стены горел огонь, и в комнате, несмотря на ее немалые размеры, было тепло и очень уютно. А напротив камина во всю длину правой стены протянулись книжные полки.

Руки Драко дрожали, когда он подходил к полкам. Предчувствие его не обмануло — это были маггловские книги, великое множество маггловских книг, и тех, что ему доводилось читать, и тех, что он видел впервые. Взгляд Драко метался по корешкам и названиям, не зная, на чем остановиться. Наконец он решил поступить старым проверенным способом: он закрыл глаза и пошел вдоль рядов, скользя пальцами вытянутой руки по книжным корешкам. Остановился, открыл глаза и взял из рядов книг ту, на которой задержались пальцы.

Это была толстая книга в серьезном переплете. Имя автора было Драко смутно знакомо — Д.Р.Р. Толкиен.

Название гласило "Властелин Колец". Драко не стал задумываться над тем, где он это слышал. Он подошел к камину, устроился на мохнатой рыжей шкуре неведомого происхождения, лежавшей перед огнем, и стал читать.

Ему было тепло и мягко, а книга обещала увлекательное приключение. Только еще ему не хватало чьей-нибудь руки, обнимающей его за талию — худой, но сильной руки, смуглой, в квиддичных ссадинах и царапинах, — не хватало чьих-нибудь глаз, что смотрели бы на него, пока он читает — зеленых, почти спрятанных за окоемом густых чернильных ресниц и рваной завесой слишком длинной челки. "Дай мне почитать спокойно", — подумал Драко. "Разве я мешаю тебе", — спросила тень того, кого рядом не было.

Драко вздохнул — раздраженно и страдальчески. "Нет. Как всегда, нет… "

— …Мяч у Белл! Сьюзи, бладжер! Пас Финнигану! Пас Уизли! О, нет! Мяч у Слизерина… Бэдкок! Все еще Бэдкок! Причард! Он у ворот… Да где же Отбивалы?! Удар по воротам и… да, да… Рон Уизли спасает команду, взяв сложнейший мяч! И мяч у Гриффиндора! Финниган летит к кольцам Слизерина… бросок… гол!

Гриффиндор сравнял счет!.. Что?.. Во имя всех спортивных богов, это снитч!!!

Гермиона не любила квиддич и ходила на игру только ради Гарри и Рона. Но в этом месте включалась даже она — во-первых, ей всегда нравилось смотреть, как летает Гарри, во-вторых, появление снитча обычно означало, что игра наконец-то скоро закончится. Она увидела, как Гарри рванулся к снитчу — от гриффиндорских голевых шестов к центру поля и вверх, а с противоположного края поля, сверху, пикирует Малфой.

Он заметил снитч слишком поздно. Позорно поздно. Собственно, он не увидел никакого снитча, пока Дин не закричал. А снитч преспокойно висел в центре поля — Бог знает, сколько времени он там висел, Бог знает, почему Малфой не увидел его раньше. Повезло. Стыдоба!

Он летел со всей дури, ощущая одновременно злость и радость, ощущая, как восторг игры вымывает из него все прочие чувства и мысли, а навстречу ему — сверху — летел Малфой. "Столкнемся, — подумал Гарри. — Непременно столкнемся. Да и хрен с ним!"

Естественно, Драко не заметил снитча. Он смотрел на Гарри и только на Гарри — о каком снитче может вообще идти речь? И потому он увидел, как Поттер резко взял с места, устремляясь вверх, одновременно с этим он услышал крик Томаса, а потом увидел снитч.

"Я выше, — думал Драко, заходясь бешеным восторгом игры. — Что с того, что у тебя Всполох, Поттер? У тебя Всполох, а у меня земное притяжение — я успею первым".

Секунды замедлили свой бег. Снитч висел в воздухе между ними. Драко слышал гудение воздуха в ушах, слышал, как со сходным треском рассекает тугой воздух приближающийся бладжер. Не успеешь, злорадно сообщил бладжеру Драко. А я успею. Обыграю Поттера.

"Обыграю Поттера".

Снитч все ближе. Поттер все ближе. Драко уже видит два маленьких снитча, отраженных в зеленых глазах.

Вот искорка, которой им так не хватало.

Драко вытянул руку. Гарри вытянул руку. Теперь было видно, что они летят не лоб в лоб, а чуть параллельно. Могут и разминуться. Гермиона до крови прикусила губу — только бы не столкнулись, только бы… На такой скорости слетят с метел, и никакое заклинание не успеет затормозить падение.

Еще доля секунды. Даже сквозь гудение ветра слышно, как стучит кровь в ушах.

Малфой ближе к снитчу.

"Распластаться на метле. Не дать ему выиграть. От пальцев до снитча — полметра… тридцать сантиметров… пятнадцать…

Десять… пять… вытяни руку, давай же, Драко, не дай ему выиграть!"

Драко показалось, что все происходило очень медленно. Он вытянул руку и растопырил пыльцы, чтобы тут же сжать их, когда снитч будет в ладони. И золотой шарик действительно влетел ему в руку, но схватить его в кулак Драко не удалось, потому что в то же самое мгновение его ладонь с глухим ударом впечаталась в чужую, тоже в черной перчатке с обрезанными напальчниками, и сжалась в мертвой хватке.

Инерция движения закружила обоих ловцов вокруг оси, которая могла бы проходить через их сомкнутые ладони. Серебристые крылышки снитча беспомощно бились в их пальцах.

— Отпусти снитч, Малфой! — крикнул Гарри. Почему-то в голосе его не было гнева — только изумление и… радость?!

— С какой стати? — крикнул Драко в ответ, с удивлением отметив про себя, что в его голосе звучит веселье.

— С такой, что я его поймал!

— Брось, Поттер, я поймал снитч раньше! Он у меня в руке!

— Ха, Малфой! Но он и у меня в руке!

— Отпусти чертов снитч, Поттер, поимей совесть! Выиграл — дай другим выиграть, ты, герой хренов!

— Прости, но с совестью мне это неинтересно! А благотворительностью занимаюсь по вторникам, усек, слизеринец?

Драко расхохотался. И в этот момент их ноги коснулись земли.

— Отпусти снитч, — улыбаясь, сказал Гарри.

— Хрен тебе, — улыбнулся Драко в ответ. — Сам отпусти.

— Хрен мне? — спросил Гарри, и его улыбка из веселой стала… твою мать, она стала чертовски соблазнительной… или даже совращающей. — У меня уже есть… один.

— Так распорядись им правильно, — нежно прошептал Драко.

На этом интересном месте их прервали. Подлетела мадам Хуч ("Никогда… за всю практику… ничья… с ума сойти!"), приземлились обе команды ("Гарри, как ты мог позволить ему!.." "Драко, ты его почти сделал!.."), примчались болельщики во главе с братьями Криви ("Что вы чувствуете, сыграв вничью?..", "Гарри, можно, я сделаю снимок?.." "Будет ли переигран матч?.."). Ловцов растащили бы в разные стороны, но их намертво сцепленные руки не позволили.

— Ничья! — громко выкрикнула мадам Хуч. — Может, вы все-таки отпустите снитч?

Они бы отпустили снитч, но это означало, что надо разжать руки, а ни Гарри, ни Драко не были уверены, что им этого хочется.

— Это надо отметить, ты как думаешь? — спросил Драко, вплотную приблизив губы к его уху, потому что иначе Гарри бы его не услышал.

— Отметить?

— Ну да. Врезать по маленькой. В "Трех метлах", что скажешь?

— Нас побьют камнями, Малфой.

— Струсил, Поттер?

— Размечтался, Малфой.

Драко чуть отодвинулся, чтобы взглянуть на Гарри. Они все еще сжимали ладони, и Драко подумал, что не выпустит руку Поттера, пока тот не согласится.

— Надо переодеться, — задумчиво сказал Гарри. Вокруг стало заметно тише — народ примолк, пораженный загадочным поведением заклятых врагов, — и уже не нужно было говорить прямо в ухо… жаль.

— К черту! — отмахнулся Малфой, отбрасывая со лба мокрую от пота прядь волос. — Пошли прямо сейчас!

Гарри огляделся по сторонам. Их команды — ало-золотая и серебристо-зеленая — смотрели на них изумленно и недоверчиво.

— Предлагает выпить, — Гарри кивнул на Драко.

— Угощает? — тут же спросил Шеймус. Малфой поморщился.

— По-видимому, придется…

— Ты с ума сошел! — звонко выкрикнула Пенси. — Драко, это же…

— Всех приглашаешь, Малфой? — перебила ее Сольвейг.

— Всех, кто не брезгует, — усмехнулся Драко.

— Твоим обществом, Малфой? — нахмурилась Гермиона.

— Гарри! — Рон повернулся к другу, бордовый от гнева, как его свитер. — Ты же не собираешься…

— Рон…

— И отпусти ты наконец его чертову руку!!!

— Все! — Гарри резко разжал ладонь — освобожденный снитч сложил крылышки и мягко упал в траву, где его и подобрала мадам Хуч. — Я иду в "Три метлы", чтобы нажраться с Драко Малфоем! Кто со мной?

Самое странное было то, что пошли практически все, включая Лестранга. Драко очень надеялся, что кровь будет — это бы его развлекло… и позволило осуществить один хитрый план.

Он решил, что один раз в жизни может позволить себе не задумываться о последствиях. В конце концов, он Малфой, а Малфои всегда добиваются желаемого. Даже отец поймет его.

Разогревались усладэлем, и уже после шестой кружки Уизли стал требовать у Драко ответа за все его гнусности. Гарри и Гермионе удалось кое-как его успокоить, что порадовало Драко — стычка с Уизли в его планы не входила.

Народ развлекался кто как мог: Финниган издевался над Лестрангом — весьма тонко, надо отдать ему должное; Сольвейг кадрила мелкую Уизли, а Блэйз — в отместку, что ли? — заигрывала одновременно с Томасом и уже вдрыбадан пьяным Лонгботтомом. Крэбб и Гойл пока тихо напивались, но Драко точно знал, что скоро они нажрутся окончательно, и тогда совместная Гриффиндор-Слизерин-пати превратится в безобразное шоу с мордобоем и прочими радостями попойки. Этого ему и надо — тогда он сможет увести Поттера, и его дурацкие друзья ничего не заметят. Но нужно кое-что покрепче усладэля.

Он отлучился ненадолго, а когда вернулся, его карманы оттягивали полные бутылки с зеленоватой жидкостью.

— Это еще что такое? — удивился Гарри, наблюдая за тем, как Драко выставляет бутылки на стол.

— Абсент, — ответил Драко. — Поттер, будь хорошим мальчиком, попроси у мадам Росмерты рюмки, сахар, большой графин ледяной воды и десертные вилки.

— Ты забыл волшебное слово.

— Круцио или Империо? — спокойно спросил Драко.

— Пойду, пожалуй, — усмехнулся Гарри и, напрочь игнорируя рассерженный взгляд Рона, пошел к стойке.

— Наглеешь, Малфой, — негромко сказала Гермиона.

— Шшш, Грейнджер, не нервничай, тебе предстоит познать легкую радость абсента.

— Я не буду пить то, что ты притащил. И Гарри не позволю. Откуда мы знаем, что ты туда намешал?

— Конечно, жизнь на планете Земля вращается вокруг Великого Поттера! Одна половина человечества — злобная и жестокая — пытается его убить, другая — добрая и смелая — спасти его бесценную жизнь. Здесь есть винная лавка, Грейнджер, называется "Виноградный рай", сходи туда и спроси, что они подмешивают в свои вина. Я купил этот абсент пятнадцать минут назад.

Драко так и не узнал, собиралась ли гриффиндорка что-нибудь ответить на его речь, потому что подошел Гарри.

— Я не уверен, что здесь разрешается распивать спиртное, — заметил он, расставляя на столе рюмки, сахарницу, графин и высыпая кучей вилки.

— А здесь и не разрешается, — сказал Драко. — Но рюмки-то она дала.

— И что мы с этим будем делать? — спросила Грейнджер с подозрением. Драко таинственно улыбнулся и начал разливать абсент по рюмкам.

— Помогай, Паркс, ты же знаешь, что надо делать.

Сольвейг усмехнулась и стала укладывать поверх уже наполненных на треть рюмок с абсентом вилки, а на вилки укладывать кусочки сахара.

— Есть несколько способов пить абсент, — вещал Драко. — Его можно пить в чистом виде — новичкам не рекомендуется, потому что он чертовски крепкий. Можно делать из него банальный коктейль с каким-нибудь соком — апельсиновым, ананасовым, лимонным. Тот способ, который мы применим сейчас, называется "французский" — в абсент через вилку с лежащим на ней кусочком сахара наливается холодная вода до помутнения, далее до нужной степени крепости. Есть еще способ похожий, но сложнее — сахар предварительно замачивается в абсенте и поджигается. Мне этот способ не нравится. Горелый сахарный сироп — это отвратительно… впрочем, это только мое мнение.

Он закончил свою речь, одновременно завершив манипуляции с водой и сахаром в последней рюмке.

— Абсент — полынная водка, — сказал он, поднимая рюмку. — Туйон, входящий в его состав — это наркотик, потому абсентом лучше не злоупотреблять. Можно привыкнуть, а потом начинают плавиться мозги… На сегодня вам обеспечено лишь легкое состояние эйфории — если не нажретесь как свиньи. Твое здоровье, Поттер.

— Твое здоровье, Малфой, — эхом отозвался Гарри.

Ох, как же они напились! Драко старался контролировать себя, но как можно контролировать себя, когда на тебя жадно смотрят эти сияющие глаза цвета абсента? Он был пьян, но Поттер был еще пьянее — надо полагать, бедный мальчик никогда не пил ничего крепче усладэля.

— Отчего ты такая сволочь, Малфой? — спрашивал он, обхватив Драко за шею и почти прижимая его к себе.

— Это мне идет, разве нет? — отвечал Драко, и Гарри кивал головой, словно признавая свое поражение и правоту Драко — идет, конечно, невозможно идет.

Потом Драко затащил его в темный закуток возле входа в подсобные помещения — никто не заметил их отсутствия, потому что за столом уже назревал безобразный пьяный скандал. Там он начал целовать Гарри — исступленно, страстно, в губы, в глаза, в шею… Когда нетерпеливые пальцы подобрались к заветной цели — застежке на брюках, — Гарри вдруг вырвался из объятий Драко.

— Нет… не здесь… вернемся в замок… я знаю место…

Они выскользнули через черный ход, но на улицах Хогсмида было полно учеников, и целые толпы возвращались в Хогвартс.

— Нас увидят, — чуть отрезвев от свежего воздуха, сказал Драко. — И мы проведем всю ночь, объясняя, куда мы шли вдвоем.

— Я знаю путь, — глаза Гарри блестели, губы были алые-алые, щеки пылали, как будто его лихорадило. — Тайный. Нужно только добраться до Шумного Шалмана…

Наверное, это был великий день — Гарри Поттер открывает своему заклятому врагу один из своих секретов.

Все верно — это и был великий день. Но не поэтому.

В темном подземном туннеле Драко не сдержался и еще раз зажал Гарри в углу, но тот, смеясь, вывернулся.

— Ты разочаровываешь меня, Малфой. Ты и дальше намерен так спешить? Это не по-слизерински.

— Ты мне ответишь за эти слова! — улыбаясь, как безумный, ответил Драко. — Ох, как ты мне ответишь!

— Жду с нетерпением, — проворковал Гарри.

"Он меня соблазняет, — понял Драко. — Держите меня семеро, он меня соблазняет!"

До замка они добрались как в тумане. Все благоволило Драко в этот вечер — Дракучая ива их не убила, Филча они не встретили… Гарри волок его в подземелье с такой прытью, что Драко посетила веселая мысль — а кто кого собрался отыметь?

Гарри привел его в ту самую комнату — следовало бы, наверное, удивиться, что Поттер тоже знает о ее существовании, но Драко был уверен, что Гарри облазал все уголки Хогвартса еще до того, как Драко осмелился на свою первую ночную вылазку.

Он зажег камин, скинул зеленую квиддичную робу и стащил с Гарри его алую с золотом. Но тут Поттер запаниковал. Почти трезвыми глазами глядя в лицо Драко, он повторял:

— Это неправильно… Малфой… пожалуйста… давай не будем… мы сошли с ума…

"К черту, — подумал Драко, поцелуем запечатав ему рот. — Ты меня уже второй месяц сводишь с ума. Я хочу тебя и я возьму тебя, уж будь уверен. Иначе я взорвусь".

Он опрокинул Гарри на рыжую мохнатую шкуру (кто приволок сюда это чудо? — найти и сказать спасибо — это лучше любой кровати) и стянул с него ботинки, а потом носки. От прикосновения к босым ступням Гарри застонал и забился, как в припадке. "Ну надо же, — подумал Драко. — А я думал, про эрогенную зону на ступнях — вранье".

Впрочем, похоже, Поттер весь состоял из одной сплошной эрогенной зоны, отзываясь сладкими, сводящими с ума стонами на любое прикосновение Драко. Стащив с него майку, Драко на минутку остановился — полюбоваться красивым, стройным торсом Гарри. Потом медленно наклонился, так, чтобы растрепавшиеся волосы коснулись живота Гарри. Провел волосами сначала вверх, потом вниз…

— Малфой… — как выдох. Драко никогда не думал, что его фамилия может звучать так эротично.

Он наклонился еще ниже, слегка коснулся губами груди — ровно между сосками. Прочертил линия языком до пупка, потом в сторону, по животу… Где-то здесь должна быть такая точка… Ах, вот! Судорожная дрожь и прерывистый вздох возвестили об успехе исследований.

— Малфой… — выдохнул Гарри во второй раз. — Ты когда-нибудь раньше…

— Не бойся, — со смешком в голосе отозвался Драко. — Опыт у меня есть, будь уверен. Ты в надежных руках.

— Я и не сомневался… аааххх… что ты там?…

— Расстегиваю твой дурацкий ремень, разумеется. Ты же не рассчитывал остаться в штанах, верно, Поттер?

Малфой издевался над ним. Гарри не сомневался, что так оно и будет; он не сомневался, что глупейший поступок его жизни — это подобным вот образом отдать себя в полное распоряжение Драко Малфоя. Но что он мог поделать, когда собственное тело так подло предавало его? Когда тонкие прохладные пальцы ласкали его так талантливо и умело, словно Драко знал о теле Гарри больше, чем сам Гарри? Когда этот хитрый язык — что он там говорил про веточку от вишни? — и нежные губы так тщательно исследуют каждый сантиметр гарриной кожи, оставляя метки на шее, играя с сосками, спускаясь ниже и… и когда он успел снять с меня штаны?!. и… ооохххх…

— Драко…

"Но он не отвечает, он слишком занят… что он делает?.. неужели это ему нравится… или он… о, Драко… "

— О, Драко… о, пожалуйста…

"Он издевается, он снова издевается, он мог бы дать ему кончить, но он играет, оттягивает момент… сильнее… легче… сильнее… остановился.…"

— Драко… пожалуйста, Драко!..

"Его губы… его язык… как он это делает?.. откуда он знает, что ему нравится?.. кто ему сказал?.. кто его научил?.. а не все ли равно…"

— О, Драко… о, мой Драко…

"Как хорошо… Боже, как хорошо…"

— Драко… Я люблю тебя!

"Все…"

Все тело расслабленно. Он ощущает мягкое прикосновение меха, сладкую усталость и опустошенность, тяжесть теплого тела на нем…

Драко склонился над ним. Его взгляд был странен — словно он пытался заглянуть в мысли Гарри. Гарри вдруг отчетливо осознал, что именно он выкрикнул, кончая.

— Малфой…

Совершенно неожиданным и каким-то ужасно бесстыжим жестом слизеринец облизал ярко-розовые припухшие губы. Гарри покраснел и отвернулся.

— Малфой… ты что, проглотил?..

Пальцы легли ему на щеку, заставляя Гарри повернуть голову. По губам Малфоя скользила полунасмешливая, полуласковая улыбка.

— Это естественно, тебе не кажется, Гарри? — его имя в устах Малфоя прозвучало удивительно нежно. — Если во рту оказывается что-то приятное на вкус, естественно это проглотить.

— Приятное?!

— А как же!

Глаза Малфоя внимательно исследовали лицо Гарри. Потом он произнес:

— Полагаю, ты девственник?

Гарри смутился.

— Полагаю, ты лишил меня девственности.

Малфой улыбнулся, как чеширский кот.

— Нет. Пока еще нет.

Он наклонился и властно поцеловал Гарри в губы. Обретя минуты через три способность дышать, Гарри попытался выбраться из-под Малфоя.

— Драко! Я вовсе не…

— Что? — Малфой нежно прикоснулся кончиком языка к левому соску Гарри и так замер. Гарри замолчал — приятное жжение распространялось волнами от его соска по груди, по животу, спускалось ниже живота… говорить сейчас что-нибудь было слишком трудно.

Малфоев язык вдруг обрисовал круг около соска, снова коснулся кончика, снова круг, снова прикосновение… Гарри не выдержал и громко застонал.

— Полагаю, тебе это нравится, верно? — задумчиво произнес Драко. — Так что ты там говорил про то, что ты "вовсе не…"?

Не дожидаясь ответа, он снова склонил голову к гарриной груди и занялся вторым соском. В тот же самый момент его рука поползла по позвоночнику Гарри, слегка царапая кожу, отчего Гарри, застонав еще громче, выгнулся ему навстречу, внезапно ощутив острую необходимость почувствовать тело Драко каждым миллиметром собственной кожи.

Неожиданно Драко прекратил все свои действия и поднялся на ноги. Гарри с изумлением осознал, что Драко до сих пор одет, и его окатила волна горячего стыда.

На губах слизеринца блуждала совершенно блядская улыбка. Медленно, словно танцор в стрип-баре, он вытянул свою квиддичную майку из штанов, стянул ее через голову и запустил ею в Гарри. Потом так же неторопливо, словно во власти какой-то одному ему слышимой мелодии, он расстегнул пряжку, вытянул ремень из ушек и присел рядом с Гарри.

— Что ты собираешься делать? — Гарри не удивился, если бы выяснил, что Малфой собрался его высечь; более того, Гарри совершенно не был уверен, что ему бы это не понравилось. Не ответив, Малфой мягко, но решительно завел руки Гарри ему за голову, обмотал их ремнем и крепко стянул.

— Тебе будет больно, ты будешь кричать, — ласково сказал он. — Но вырваться не сможешь.

В животе у Гарри все свело от сладкого ужаса, а Малфой, чуть отойдя — так, чтобы Гарри его видел, — расстегнул пуговицу и молнию на брюках, снял их, а затем — плавки.

Несколько секунд он просто стоял неподвижно, демонстрируя Гарри свое совершенное белое тело. Потом подошел к нему и опустился на колени.

— Скажи что-нибудь, — неожиданно попросил Гарри.

— Перевернись, — сказал Драко. Гарри вдруг почувствовал, что трезв, трезв абсолютно, трезв стопроцентно, что он никогда не сможет списать то, что здесь сейчас произойдет, на пьяную одурь.

Встань, оденься и уйди, приказал он себе, пока этот снова не сделал что-нибудь, что начисто лишит тебя воли.

Он перевернулся на живот и почувствовал, как тяжесть тела Драко вдавила его бедра в их необычное ложе.

Руки заскользили по спине — прохладные, ласковые, они нежно гладили кожу; потом губы Драко, горячие и сухие, прочертили полосу по его шее; язык проехался по хребту, оставляя влажный след на пылающей коже, и замер на копчике.

Гарри услышал, как Драко бормочет что-то, похожее на заклинание. Он только собрался спросить, что, собственно, Драко собирается делать, как губы слизеринца вернулись к его шее, и Драко вдруг впился в кожу губами, жадно засосал, прикусил, вырвав у Гарри стон, и начал целовать его всего — неистово и горячо. Словно задался целью попробовать на вкус каждый кусочек кожи Гарри или узнать все оттенки его стонов. Гарри замотал головой в экстазе, когда рука Драко обняла его, и ногти начали царапать и щипать сосок, и внезапно замер, широко открыв глаза, в потрясенном изумлении, потому что вторая рука Малфоя скользнула по его ягодицам, и Драко ввел в него палец.

Это было дико и дико прекрасно. Гарри извернулся и вцепился зубами в свое плечо, чтобы не завыть в голос самым постыднейшим образом. Пальцы Драко — сначала один, потом два, — двигались внутри него медленно, осторожно, затрагивая какие-то точки, о существовании которых Гарри до сегодняшней ночи и не подозревал. Стоны прорвались даже сквозь прикушенную руку, и Гарри услышал тихий ехидный смешок.

— Тебе нравится, верно, Поттер? — прошептал Драко, склонившись к его уху. — Или мне прекратить?

— Драко… — простонал Гарри, потому что в этот же самый момент пальцы Драко покинули его.

— Шшш… — Драко снова наклонился; его волосы коснулись виска Гарри, а губы жарко выдохнули прямо в ухо:

— Гарри, милый… сейчас… будет… больно…

И, обхватив ладонями бедра Гарри, Драко резко вошел в него.

Острая боль пронзила Гарри от макушки до пят. Он услышал собственный крик — пронзительный, почти девчоночий. В следующее же мгновение, безо всякого перехода, боль сменилась столь же острым наслаждением.

Пальцы Драко вцепились в его плечи, заставляя тело Гарри прижаться спиной к груди Драко. Гарри слышал сбивчивое, горячее дыхание слизеринца над самым своим ухом; боль вперемежку с наслаждением самой высшей пробы проходила через его тело, как электрические импульсы. Гарри почувствовал, что оргазм, подобный волне цунами, вот-вот накроет его, и тогда он во второй раз за ночь выкрикнул слова, которые он никогда не должен был говорить Драко Малфою, но сейчас эти слова были абсолютной правдой:

— Я люблю тебя!

И почувствовал, как Драко кончил внутри него.

Несколько минут они просто лежали молча и неподвижно. Потом Драко сполз с Гарри и неторопливо распустил ремень у любовника на запястьях. Гарри перевернулся на спину, разминая онемевшие кисти.

Драко смотрел все тем же странным взглядом, с явным намерением прочесть его мысли.

— Холодно, — тихо сказал Гарри. Драко встал, отошел куда-то — и вернулся с большим пушистым пледом в руках.

— Тут на кресле лежало, — пробормотал он. — Слушай, Поттер, нам бы надо возвращаться…

— Давай немножечко полежим, — Гарри сладко потянулся и зевнул. — Совсем чуть-чуть…

— Полежим? — Драко посмотрел на него с легким недоверием. — В смысле — вместе? — голос его звучал едва ли не умоляюще.

— Ну да.

Драко улыбнулся — очень непривычной, немалфоевской улыбкой, — и улегся рядом с Гарри, накрыв их обоих пледом. Он немножко полежал рядом, а потом, словно решившись, повернулся и обнял Гарри, устроившись головой у него на груди. Это тоже было непривычно. Но все, что происходило с ними сейчас, было совершенно правильно.

Гарри обнял Малфоя с твердым намерением встать через пять… ну хорошо, через десять минут.

Десять минут спустя они оба крепко спали.

Глава 6 Злобная мерзкая тварь

Гарри проснулся с ощущением полного физического и душевного счастья. Ему было хорошо, как никогда. Он сладко потянулся на своем мягком ложе, чувствуя, как каждая клеточка расслабленного тела наливается новой, свежей, незнакомой энергией…

И его рука задела что-то гладкое и прохладное.

Гарри резко сел. В руках у него был брючный ремень дорогой кожи с серебряной (или посеребренной?) пряжкой. И это был не его ремень.

— Боже мой, — произнес Гарри, неожиданно осознав, что все произошедшее этой ночью не было эротическим кошмаром. — Боже мой! — воскликнул он во второй раз, разглядев синяки на запястьях, засосы и следы укусов на груди, отчетливые синеватые отметины пальцев на плечах и бедрах.

Гарри перевернулся на живот и зарылся лицом в ладони. Он занимался сексом с Малфоем. Кошмарная, невозможная, дикая ошибка, глупость всей жизни! Мало того, что с парнем, так еще и с Малфоем! Так что он, Гарри, теперь гей, и это еще полбеды. Но Малфой!..

Где он, кстати?

Гарри сел и огляделся. Ни Драко, ни его одежды, ничего, кроме проклятого ремня. Гарри мучительно покраснел, вспомнив, как вчера использовался этот ремень. Господи, хорошо еще, что не по "прямому назначению", иначе Малфою с лихвой хватило бы рассказов на оставшиеся два года в Хогвартсе. Впрочем, ему и так хватит…

— О, черт! — выкрикнул Гарри в полнейшем отчаянии, вспомнив, что он вчера говорил — какое там, говорил, кричал! — Малфою во время оргазма.

Гарри вцепился руками в волосы, испытывая острое желание побиться головой об стену. Что теперь будет…

Гарри представил себе малфоеву усмешку, когда они встретятся… представил ухмылки слизеринцев… наверняка ведь растрезвонит всем…

Так, стоп, без паники. Если он всем расскажет, наверняка дойдет до его отца. Вряд ли Люций Малфой будет доволен, если узнает…

А если будет? А если это какой-то план Вольдеморта? Возможно даже, Гарри опоили каким-нибудь зельем, а он не заметил, иначе с какой стати он вообще испытывает такие чувства к Малфою?!

И что теперь? Пойти к Дамблдору, рассказать…

Гарри в панике замотал головой. Только представить себе, как он будет все это рассказывать Дамблдору — уму непостижимо!

Гермионе? Рону?

Картина, представшая его мысленному взору, была настолько ужасна, что Гарри моментально пресек саму идею на корню. Только не им.

Тогда никому. Никогда. И как можно меньше встречаться с Малфоем.

Гарри опустил глаза и взглянул на ремень в своей руке. Почему Малфой не забрал его?

Внезапно внутри у Гарри все сжалось; возможно, виной тому была непроизвольно возникшая в голове картинка: Малфой, бледный, чуть задыхающийся, с бисеринками пота на висках, с рассыпавшимися волосами, его странный взгляд — он как будто пытается прочесть мысли Гарри.

Гарри взял себя в руки и решительно выкинул Малфоя из головы. Этот человек воспользовался тем, что Гарри был пьян, попросту использовал его для удовлетворения своих извращенных желаний и ушел рано утром, не дождавшись, пока Гарри проснется.

Почему-то последнее было обиднее всего.

Гарри оделся и вышел. Ремень Малфоя он прихватил с собой — надо все-таки вернуть, а то еще решит, что Гарри его присвоил.

Гарри проторчал в душе почти час, яростно натираясь мочалкой. Это помогло смыть постквиддичный пот и грязь, и еще кое-что, но не избавило Гарри от воспоминаний о прикосновениях разных частей тела Малфоя к его собственному телу. Не говоря уж о проникновениях.

Самое скверное было то, что эти воспоминания не были плохими.

Первым, кого увидел Гарри, войдя в гриффиндорскую гостиную, был Шеймус. Гарри этому не удивился — Шеймус был законченным жаворонком и просыпался возмутительно рано даже в воскресенье.

— Так, — сказал Шеймус. — Кошка вернулась с ночной прогулки, — он внимательно посмотрел на Гарри, изучая зачем-то его шею. — Знаешь, Гарри, ты выглядишь хорошо оттраханным.

— Что?! Шеймус!..

— И я тебе советую вспомнить парочку заклинаний из серии "В помощь юному волшебнику", иначе об этом будет знать весь Хогвартс.

— Шеймус! — рассердился Гарри. — Перестань говорить загадками.

— У тебя вся шея в засосах, девственник ты наш… бывший. Если не принимать во внимание твою довольную рожу.

— У меня не довольная рожа!

— А то я не знаю. Давай, рассказывай, как все прошло.

Гарри сел на диван рядом с Шеймусом. Ему надоело спорить и отпираться. В конце концов, надо же хоть кому-то сказать, невозможно все это таскать в себе.

— Плохо.

— По тебе не скажешь.

— Я не о том! Это…

— Малфой?

Гарри скрипнул зубами.

— Малфой.

— И как он?

— Мне не с чем сравнивать.

— Брось, Гарри, такие вещи не нуждаются в сравнении! Это было долго, или он тут же кончает, или он трижды довел тебя до оргазма, прежде чем кончил сам?..

— Дважды…

— Слухи, как всегда, все преувеличивают.

— Шеймус! Как ты вообще можешь такое говорить!

— Да ладно, не строй из себя целку, тебе это уже не к лицу.

Гарри встал.

— Знаешь, Финниган, если ты намерен разговаривать в таком тоне, то я лучше пойду!

— Хорошо, — Шеймус потянул Гарри за руку и почти силой усадил его обратно на диван. — Извини. Скажи мне только, кто из вас был королевой?

— Что? — Гарри изумленно посмотрел на Шеймуса. Тот тихо рассмеялся.

— Не знаешь терминологии? Королева — это пассивный мальчик. Ну, тот, который девочка.

— А-а-а… — Гарри покраснел. — Тогда я.

— Я почему-то так и думал, — Шеймус рассмеялся над выражением беспомощного раздражения, появившемся на лице Гарри.

— Не говори никому, — попросил Гарри после небольшой паузы.

— Конечно. Но, — Шеймус вдруг наклонился к нему, нежно прикоснувшись кончиками пальцев к запястью, — можно задать тебе вопрос?

— Да?

— Ты любишь его?

"Я люблю тебя!" — вспомнил Гарри свой собственный крик. Но тогда… разве это могло быть правдой? Это просто реакция организма, такая же, как выброс семени.

— Мы занимались сексом! — воскликнул Гарри. — Это не значит, что мы влюблены!

— Я бы никогда не подумал… — начал Шеймус, но его перебил голос, полный изумления:

— Кто занимался сексом? — на верху лестницы стоял Рон — взъерошенный спросонья, в своей дурацкой выцветшей полосатой пижаме со слишком короткими рукавами и штанинами. — Гарри?!

— Не понимаю, чему ты удивляешься? — Шеймус встал и потянулся. — Святые Гарри тоже делают это.

— Да, но я думал… — Рон замолк на мгновение, а потом закончил — как показалось Гарри — явно не так, как собирался: — Вы вместе… Разве нет?

— Нет, — сказал Гарри. Рон смотрел на него, чуть нахмурившись — не гневно, а как-то изучающе и немного растерянно.

— Расскажешь?

— Нет.

Этот категоричный ответ Рон никак не прокомментировал, но Гарри читал его мысли как открытую книгу: а Шеймусу рассказал…

— Коли уж мы встали, предлагаю пойти позавтракать, — преувеличенно бодро сказал Шеймус. — Рон?

— Мне надо умыться и переодеться, — отозвался тот. — Идите без меня.

Естественно, в восемь утра в воскресенье Большой Зал был пуст. Только за столом преподавателей сидел Снейп, мрачно созерцавший свою чашку с кофе.

— У него, видать, тоже похмелье, — тихо сказал Шеймус.

— Почему — тоже?

— Потому что у меня похмелье.

Гарри внимательно посмотрел на Шеймуса.

— А выглядишь ты нормально.

— Косметические Чары — великая вещь.

— Ты пользуешься Косметическими Чарами?

— Вообще-то, я предпочитаю косметику. Но сегодня с утра я не был уверен в своих руках — пришлось использовать чары.

Гарри покачал головой.

— Ты меня просто поражаешь, Шеймус.

К величайшему сожалению Гарри, им не удалось закончить завтрак до того, как в Большой зал ворвалась вся гриффиндорская кодла. Дин Томас плюхнулся рядом с Шеймусом, набил рот ветчиной и начал с жаром рассказывать что-то о девочке из Равенкло, с которой он вчера… и перебил себя на полуслове, уставившись на шею Гарри.

— Гарри! Что это за фигня?

— Это называется засосы, Дин, — объяснил приятелю Шеймус. — Ты большой мальчик, должен знать.

— Это ты его?.. — Дин смотрел на Шеймуса почти что с восхищением. Тот развел руками.

— Увы… — и повернулся к Гарри. — Ты знаешь, из-за тебя я теряю репутацию…

— Сожалею, — буркнул Гарри, который действительно сожалел — но только о том, что не провалился сквозь землю до того, как его одноклассники появились в Большом Зале.

— А ну, колись! — потребовал Дин. — Кто оставил тебе эти засосы?

— Засосы? — встрепенулась Парвати. — Где, у кого?

Шеймус приподнял Гарри за подбородок и продемонстрировал всему гриффиндорскому столу его шею. Гарри не сопротивлялся. Его охватила полная апатия; сейчас он не чувствовал даже раздражения, хотя его приятели ему смертельно надоели; чувствовал он только страшную эмоциональную усталость — ощущение, слишком знакомое ему, то, что он чувствовал все время с начала учебного года, когда пытался выкинуть из головы мысли о Драко Малфое.

— Господи… — сказала Гермиона. — Это был кто-то… очень несдержанный.

Гермиона выглядела плохо. Лицо у нее было бледное до зелени, лоб поблескивал от пота, под глазами залегали синие круги. Похмелье во всей красе. Хуже нее выглядел только Невилл — он ничего не ел, более того, смотрел на еду с нескрываемым отвращением. Все остальные тоже были бледны, один только Дин сохранил нормальный цвет лица, если не принимать во внимание красновато-синий фингал под глазом.

— Что, подрались вчера? — спросил Гарри.

— Не уходи от темы, — погрозил ему пальцем Дин. — Колись — с кем ты развлекался?

— Отвали, — ответил ему Гарри.

— Хорошо, — сказал Дин. — Тогда я буду гадать, а ты, Шеймус, следи за его лицом. Мальчик или девочка?

— Томас…

— Окей, пойдем по девочкам, — он окинул взором гриффиндорский стол. — Парвати!

— У меня алиби! — вскинула руки Парвати. — Я ночевала в спальне — Лаванда может подтвердить.

— А почем нам знать? — спросил Дин. — Может, вы там втроем развлекались? Гарри вон какой… покусанный.

— Дин… — в голосе Парвати прозвучала предупреждающая нотка.

— Ладно, — покладисто кивнул Томас. — Тогда Гермиона.

— Что? — мутно отозвалась Гермиона.

— Н-да… — Дин проинспектировал ее состояние и покачал головой. — Вряд ли. — Джинни? Чоу Чэнг? Ханна Эббот? Сьюзен Боунс? Падма Патил? Шеймус, что с его лицом?

— Лицо как лицо, симпатичное, — сказал Шеймус. — Нет, он не дергается. Пройдись по мальчикам.

— Охх… — Дин окинул беспомощным взглядом Большой зал, который потихоньку заполнялся народом. — Ну-у-у…

Малькольм Бэдкок?

— Почему? — удивился Гарри. Шеймус нежно заулыбался. — Финниган?! Ему же тринадцать лет!

— Двенадцать, — мягко поправил Шеймус.

— Нет, тринадцать. Он поступил на нашем четвертом курсе.

— Я хочу сказать, ему БЫЛО двенадцать, когда я объяснил ему его истинную природу. Тактильно.

— Шеймус… — Гарри покачал головой, не в силах подобрать слов.

— Что, не Бэдкок? — вернул их внимание к себе Дин. — Тогда…

— Дин, надо рассуждать логически, — перебила Лаванда. — Если он не хочет говорить, значит, здесь какая-то тайна. Например, это была… профессор МакГонагалл!

— В образе кошки, — добавила Парвати.

— Фу! — воскликнула Гермиона, в то время как весь гриффиндорский стол взорвался смехом. — Как вам не стыдно?!

— А что ты можешь предположить, Герм? — фыркая от смеха, спросил Дин. — Миссис Норрис?

— Профессор Трелани! — Гермиона сердито посмотрела на Парвати и Лаванду. Тут даже Гарри не выдержал и рассмеялся.

— Ахх, мой дорогой! — зашелестел Шеймус. — Я вижу, вам предстоит лишиться девственности!

— Ладно, Герми — мимо, — сказал Дин, отсмеявшись. — Филч, может быть?

— Дин, будь серьезней, — усмехнулась Парвати.

— Нууу, тогда… профессор Снейп! А что? Очень эффектен… потом, может, он перед этим делом все-таки моет голову?

— Ну, ты скажешь, Дин, — Шеймус криво улыбнулся. — Ты еще предположи — Драко Малфой!

На счастье Гарри, это последнее предположение насмешило гриффиндорцев еще больше, чем МакГонагалл и Трелани, вместе взятые, и покрасневшее лицо Гарри видел только Шеймус. Он невинно улыбнулся, когда Гарри наградил его сердитым взглядом.

Все бы ничего, но именно в этот момент в Большой Зал вошел Драко Малфой в сопровождении своей свиты.

Малфой был хмур и зол, его же свита, напротив, очень веселилась, хотя некоторые из них и были несколько зеленоватого оттенка. Они наперебой что-то спрашивали у Малфоя, а он огрызался в ответ, и Гарри готов был поклясться, что Драко сейчас переживает ту же пытку, что и он сам.

Смотреть на Малфоя не хотелось. Это зрелище порождало ненужные воспоминания и дурацкие мысли. Одной из них была мысль о том, что растрепанный Драко, каким он был вчера, выглядит лучше, чем аккуратно причесанный.

Нужно немедленно перестать думать о нем. И желательно, перестать контактировать с ним во избежание инцидентов.

Хотя сегодня придется найти время, чтобы увидеться с ним наедине и вернуть этот чертов пояс.

— Предлагаю пойти на квиддичное поле и устроить метлогонки без правил, — сказал Шеймус после того, как все отсмеялись. Предложение было принято с таким энтузиазмом, что забылись даже таинственные засосы Гарри, и вся гриффиндорская компания высыпала из Большого зала, шумно переговариваясь, смеясь и перешучиваясь. Поднялись в башню, чтобы взять метлы и переодеться, затем двинулись на квиддичное поле, на ходу делая ставки на мгновенно организованном Дином тотализаторе.

И только когда все желающие поучаствовать в гонках выстроились на поле в ожидании старта, кто-то спросил:

— А где Гарри?

Гарри поджидал Малфоя, спрятавшись в нише под лестницей, поднимавшейся из холла. Он, правда, представления не имел, как ему незаметно отбить Малфоя от одноклассников, но тут ему повезло — Малфой вышел из Большого Зала один.

— Малфой! — окликнул его Гарри. Слизеринец повернулся — и лицо его исказилось. Медленно, словно он предпочел что угодно, лишь бы не приближаться к Гарри, Малфой подошел.

— Чего тебе?

— Твой ремень.

Малфой дернулся и зашипел, как разозленная змея:

— И ты не нашел ничего лучшего, чем отдать его мне здесь?

— Надо полагать, я должен был подойти и вручить его тебе во время завтрака, чтобы ты имел удовольствие объяснять своим друзьям, откуда он у меня взялся? — Гарри изо всех сил старался казался спокойным, меж тем как поведение Малфоя резало его без ножа.

Почему? Разве он ожидал чего-то другого?

— Я должен сказать тебе спасибо за твою деликатность? А что бы ты стал объяснять твоим друзьям? Или ты им уже все объяснил сам?

— Я не болтун! — гневно ответил Гарри. Лицо Малфоя перекосило так, словно у него схватило живот.

— Вот что, Поттер. Насчет этой ночи… Мы выпили лишнего и занимались сексом. Бывает. И это был хороший секс, не спорю… спасибо мне, — он ухмыльнулся, но ухмылка почти тут же сменилась той же болезненной гримасой. — Но это был всего лишь секс! И ничего больше!

— Конечно, — Гарри отступил на шаг. У него вдруг отчего-то очень сильно заболело где-то внутри — то ли в груди, то ли в солнечном сплетении. — Тебе кажется, я должен думать иначе?

— Нет! — резко ответил Драко. — Всего лишь секс. Никто не должен об этом знать, и это никогда не должно повториться!

— Да, — ответил Гарри.

— Отлично! — Малфой развернулся, чтобы уйти.

— Отлично, — эхом отозвался Гарри. И Малфой пошел прочь, сжимая в руке свой ремень.

Гарри остался стоять под лестницей. В груди немилосердно жгло. Он вдруг понял, похолодев от ужаса и отвращения к самому себе, чего ему хочется сейчас больше всего — догнать Малфоя, обнять его, разреветься у него на плече, просить остаться… Просто тебе хочется еще одной такой же ночи, безжалостно сказал он тому слабому существу, что жаждало умолять Малфоя сжалиться над ним. Просто ты хочешь еще такого же секса. И ничего больше! Чего ты ждал от Малфоя? Ты же сам сказал Шеймусу — всего лишь секс.

И ничего больше.

…Этим утром, когда Драко проснулся, его голова лежала на груди Гарри, его рука обнимала Гарри за талию, а рука Поттера покоилась на его плече. Это было самое лучшее пробуждение за всю сознательную жизнь Драко. Ему было как никогда уютно, удобно, тепло — не только физически, но и душевно. Наверное, подумал он спросонья, такое ощущение бывает, когда возвращаешься в любимый дом.

Это чувство напугало Драко, потому что он не имел ни малейшего права так чувствовать. Он собирался всего лишь трахнуть Поттера, потому что хотел его безумно, потому что его возбуждало любое, даже самое незначительное движение Гарри, даже то, как развевалась его роба при ходьбе или как ветер шевелил прядки его растрепанных волос.

Он не должен был засыпать рядом с Поттером, он должен был отыметь его и уйти… а еще лучше, отыметь, возбудить и уйти… неужели на него так подействовало то, что кричал Поттер вчера… как будто это могло иметь значение… как будто для Поттера все произошедшее значило больше, чем для него…

Он ушел. Он даже не забрал свой любимый ремень, потому что тот лежал слишком близко к Поттеру, и Драко побоялся его разбудить. Если бы Гарри проснулся, Драко точно не смог бы уйти.

Его одноклассники являли собой живое пояснение загадочному слову "плющит". Их похмельные, помятые, побитые лица весьма насмешили бы Драко, если б он вообще обратил на них внимание.

Им, правда, хватило энергии, чтобы наброситься на него с вопросами, куда это он исчез вчера вечером.

Драко, кажется, сумел убедить их, что он просто очень устал и пошел спать, но тут Паркер подняла мутные глаза — она выглядела ужасно плохо, хуже всех остальных — и проворчала:

— Да трахался он где-то с кем-то!..

— Что? — воскликнула Блэйз. — С чего ты взяла?

— Приглядись к его довольной физиономии. Тут дважды думать не надо.

— Довольной физиономии? — возмутился Драко. — Что ты несешь?!

Сольвейг пожала плечами.

— Проше простого догадаться по выражению лица, что у человека был хороший секс. Уж ты-то должен знать основные признаки.

— И что же это за признаки? — спросил Драко, стараясь придать голосу наибольший сарказм, на какой он только был способен.

— Это необъяснимо, — пробурчала Сольвейг, уронив голову на руки. — И отвяжись от меня.

Естественно, все тут же принялись гадать, кого же, по отвратительному выражению Лестранга, "оприходовал" Драко. Этот же Лестранг — он все больше и больше напоминал Драко крысу-переростка — заметил как бы вскользь, что вчера Драко исчез одновременно с Поттером.

— И что? — надменно осведомился Малфой. — Хочешь сказать, что я с ним трахался?

— Разве это невозможно? — елейным голосом спросил Лестранг. — Поттер хорошенький…

— Ну, ты у нас спец по мальчикам, верно? — усмехнулся Драко, чувствуя острое желание придушить Лестранга. — Но даже если это и был Поттер, что это должно значить?

— Вопрос в том, значит ли это что-то для тебя?

— Даже если и значит, думаешь, я тебе скажу?

— Не обязательно говорить вслух, чтобы ответить на вопрос.

— Ты слишком умен для меня, Лестранг, — с издевкой произнес Драко. — Я не успеваю за твоей мыслью.

Но он, естественно, прекрасно понял, о чем говорил Лестранг. И это добавляло поводов для беспокойства.

Поттер не должен стать для Драко чем-то большим, чем просто кем-то, с кем он однажды по пьяни переспал, иначе у Драко будет слишком много проблем.

Но главная проблема состояла в том, что Поттер всегда был чем-то большим.

Он сказал Поттеру, что это был всего лишь секс, и сказал правду, потому что такой должна была быть правда. Что с того, что он увидел в глазах Поттера (Господи, о чем Ты думал, когда наделял его такими глазами?!) мгновенный всплеск боли? Это должно было его радовать, разве нет? Он тем и занимался в течение пяти лет, что пытался всеми возможными способами добраться до кишок Поттера.

Но что он мог сделать с проклятой мыслью, что экстаз в этих изумрудных глазах ему видеть приятнее, чем боль?

Уроки у профессора Биннза были скучными до невозможности, и никто не сомневался, что они были бы не менее — а то и более — скучными и в том случае, если бы профессор этот был жив. Но у Истории Магии были свои преимущества — поскольку Биннза мало интересовало, слушает ли его кто-нибудь вообще, не говоря уж о записывании лекций, на его занятиях можно было заниматься чем угодно.

Например, сейчас весь класс шелестел страницами свежей "Хогвартс-сплетни", экземпляры которой передавала по рядам Парвати Патил — агент Колина Криви среди шестикурсников.

— Паркинсон! — зашипела Парвати в сторону слизеринской половины аудитории. — Держи!

Она швырнула на парту Пенси стопку газет. Профессор Биннз оторвался от своих записей, обвел мутным взглядом класс — и снова уткнулся в бумажки.

— …Поскольку французы продвинулись в глубь страны и уже приближались к Москве, император Александр, не надеясь более на Кутузова, обратился за помощью к Сибирскому Чародею, но тайно, дабы православная церковь…

— Посмотри, он теперь фотографирует тебя маггловским способом, — фыркнула Гермиона, ткнув пальцем в фото на первой полосе газеты. Это была большая цветная фотография, где Гарри, одетый в квиддичную форму, стоял у стены раздевалки, устремив мечтательный и немного грустный взгляд куда-то в строну и вверх.

— Это чтобы Гарри не сбегал с фоток, — усмехнулся Рон. — А хорошая фотография. Криви молодец. Ты ему позировал или как?

— Или как! — огрызнулся Гарри. — Щас, буду я ему еще позировать!..

Над фотографией переливался заголовок: "ГАРРИ ПОТТЕР — ЛОВЕЦ-КОТОРЫЙ-СЫГРАЛ-ВНИЧЬЮ".

— Интересно, почему не "Драко Малфой — Ловец-Который-Сыграл-Вничью", а? — раздраженно поинтересовался Гарри.

Этот же вопрос беспокоил еще одного человека, чье место было в слизеринской половине класса. Подперев щеку рукой, Драко со смешанным чувством, в состав которого входила изрядная доля раздражения, но еще большая — того, что Драко вообще не хотел именовать, созерцал фотографию Гарри. "На что ты смотришь? — спрашивал он у Поттера, что был на фотографии. — Или на кого? Может, на меня?"

— Смотри, Драко, тут твое фото! — Блэйз перевернула лист. На второй странице, где шло продолжение отчета о матче между Гриффиндором и Слизерином, в верхнем правом углу была помещена фотография Драко — аккуратно зачесанные волосы, кривая усмешка, насмешливый взгляд слегка исподлобья — волшебная фотография, но Драко на ней был настолько неподвижен, что она казалась маггловской. Эту фотку, сделанную два года назад, он милостиво подарил Пенси.

В самом центре листа располагалась еще одна фотография, уже откровенно волшебная. На ней были запечатлены Гарри и Драко в их медленном полете по кругу, правые руки сцеплены в замок, на лицах — сумасшедшие улыбки. И подзаголовок: "Ничья — начало дружбы?"

Отчет на двух листах повествовал о матче, в подробностях расписывал эпизод с поимкой снитча, а заканчивался упоминанием о том, что слизеринская и гриффиндорская команды ушли в Хогсмид вместе, праздновать ничью. "Означает ли это, — спрашивал автор статьи, подписавшийся как "Г. Очкарик" (Драко пять минут тихо давился от смеха, начиная ощущать нечто вроде симпатии к Криви), — что вечная вражда Гриффиндора и Слизерина подходит к концу? Мы попытались узнать мнение представителей обоих факультетов об этом инциденте. Несмотря на разнообразные формы ответы, суть их в большинстве сводилась к одному — каждый гриффиндорец (слизеринец), испытывающий симпатию к слизеринцу (гриффиндорцу) — отвратительный предатель, не заслуживающий прощения. Только один опрошенный ответил, что "неважно, с кем, важно, как…"

Сольвейг тихо прыснула — она читала через плечо Драко.

— Это твои приколы? — указав на последнюю фразу, спросил он.

— Конечно! — подмигнула Сольвейг.

— И что это должно значить?

— Тут же все сказано, Малфой, зачем ты спрашиваешь?

Драко украдкой глянул на Поттера. Гриффиндорец читал, чуть шевеля губами… Отвратительный предатель, не заслуживающий прощения… "Но я вовсе не испытываю симпатии к Поттеру! — раздраженно подумал Драко. — Похоть — не симпатия!"

Драко свернул газету и сунул ее в свою сумку. Сольвейг, которой экземпляра не досталось, грустно вздохнула.

— А я хотела вырезать фотку Поттера, — заметила она.

Гарри отмывал котел. Он готовил основу для Производного Аконитового зелья, которые должно было стать его курсовым проектом, но забылся над "Тысячью магических трав и грибов", откуда выписывал необходимые ингредиенты, и зелье пригорело. Снейп, как и следовало ожидать, вышел из себя и заставил его отмывать котел. Вода была совершенно ледяная, и уже через пять минут руки Гарри потеряли способность двигаться.

Естественно, пригоревшая корка отмываться не желала.

С другого конца лаборатории за ним наблюдал Драко. Он перебирал маковые семена, откладывая подходящие — самые крупные — для своего проекта — Производного Признавалиума. Точнее, последние десять минут он только делал вид, что перебирал.

Вот Поттер поставил котел на край каменной чаши, и сам присел рядом, растирая кисти. От этого невинного движения кровь прилила к щекам и еще некоторым частям тела Драко — ему снова болезненно захотелось приблизиться к Гарри, чтобы взять его руки в свои, согреть их дыханием и поцелуями…

Гарри поднял голову, и Драко немедленно скривил губы в гнуснейшей из арсенала своих усмешек. Гарри сверкнул знаменитым Рассерженным Взглядом Поттера и вернулся к своему котлу.

Жизнь в Хогвартсе стала просто невыносима. Драко казалось, что вся школа перешептывается у него за спиной, что слизеринцы готовят для него какую-то каверзу, что отец смотрит на него так, как будто все знает. Их словесные битвы с Поттером стали страшными — Гарри не только огрызался в ответ на его подначки, но и сам начинал ссоры. К тому ж эти стычки перешли из разряда благородной вражды в грубую ругань.

— Убери отсюда своих неандертальцев, Малфой! Пройти невозможно!

— Скажи своей грязнокровой шлюшке, Поттер, пусть сбросит лишний вес!

— Заткни пасть!

— Заткни меня!

— Я бы заткнул, только мараться не хочется!

— Трахаешься с грязнокровкой, куда тебе мараться больше?

— Я тебе яйца отрежу, Малфой!

— Ах, вот куда тебя тянет! И кто же счастливый обладатель твоей задницы?

— Еще одно слово…

— И что ты сделаешь, мальчик-одуванчик?! Отшлепаешь меня по попке?

— У тебя недотрахит, Малфой?

— Кто бы говорил!

— Ты гнусная мразь!

— Зануда!

— Подонок!

— Мальчик на побегушках!

— Маньяк!

— Проститутка!

— Псих озабоченный!

— Подстилка!

— Уйми свой гнусный язык!

— Я хотя бы умею им работать!

И все в этом духе. Стоило им увидеть друг друга — и они уже не могли думать ни о чем, кроме ЭТОГО. Но до рукопашного боя они свои словесные битвы не доводили — любые прикосновения могли быть слишком опасны.

— Вы закончили, мистер Поттер?

Они не ругались только на факультативах — во-первых, из-за Снейпа, во-вторых, на зельях они были очень заняты.

— Да, профессор.

— Тогда подойдите сюда.

Гарри подошел и встал рядом с Драко. Хотя в последнюю неделю Драко не мог видеть Гарри без того, чтобы не сказать ему какую-нибудь гадость, его охватывало невольное ощущение теплого уюта, когда Поттер просто стоял рядом, и не нужно — точнее, невозможно, — было с ним ругаться.

Снейп поставил на стол два маленьких флакончика, наполненных прозрачной жидкостью.

— Я полагаю, вы знаете, что это такое?

— Признавалиум? — удивился Драко.

— Да. Это для вас. Вы будете принимать его каждый день.

Гарри изумленно посмотрел на Снейпа.

— Принимать? Зачем?

— Затем же, зачем принимают яд в небольших дозах. Чтобы вызвать привыкание. Первую неделю будете принимать по одной капле каждый вечер за двадцать минут до еды. Во вторую неделю — два раза в день, утром и вечером, тоже по капле и тоже за двадцать минут до еды. На третью неделю — три раза в день.

Дальше доза будет увеличиваться в геометрической прогрессии — две недели по две капли три раза в день, две недели по четыре капли три раза в день и так далее. Пока до Нового года, там посмотрим.

— Да, но… сэр… — Гарри запнулся. — Это же… разве законно?

— Признавалиум одобрен Министерством, если вы это хотели спросить, Поттер, — язвительно ответил Снейп.

— Конечно, его использование подконтрольно.

— Зачем нам Признавалиум? — спросил Драко.

— Я уже сказал! — нетерпеливо бросил Снейп. — Вы, может быть, снизойдете до того, чтобы слушать меня, мистер Малфой? Принимая по небольшой дозе Признавалиума, вы выработаете иммунитет к этому зелью, и впоследствии сможете лгать под его воздействием.

— Вы думаете, мне придется испытать на себе действие Признавалиума, сэр? — удивился Драко, причем вполне искренне.

— Я так не думаю, — Снейп выделил "я". — Так думает наш директор. Вам как раз, скорее всего, и не придется. Поттеру — вполне возможно. Разумеется, — Снейп спрятал руки в рукава и с непроницаемым лицом оглядел обоих парней, — я вам не приказываю. Постоянный прием Признавалиума дает множество побочных эффектов. Например, вы не сможете принимать Антипохмельное зелье и Снотворное зелье, и лучше будет, если вы воздержитесь от спиртного. Антипохмельное зелье в сочетании с Признавалиумом дает неподконтрольную трансфигурацию, Снотворное — вызывает немотивированную агрессию, алкоголь срабатывает как афродизиак.

— А есть и дышать можно? — мрачно спросил Гарри, рассматривая прозрачную склянку.

— К моему величайшему сожалению, да, Поттер, — ядовито процедил Снейп. — Думайте сами — будете вы его принимать или нет.

— Я — да, — решительно ответил Гарри.

— Я тоже, — холодно произнес Малфой.

— Отлично, — спокойно сказал Снейп. — Кстати, будьте готовы к тому, что вы окажетесь чрезмерно… скажем так, искренни в своих словах и поступках. Это тоже побочное действие. Но оно длится недолго, только на первых порах усваивания Признавалиума организмом.

"Замечательно, — раздраженно подумал Драко. — Это как раз то, чего мне не хватало".

Подумать только, еще два месяца назад его жизнь была счастливой и спокойной, и единственной бедой, нависавшей над его головой в те блаженные времена, был Вольдеморт, ежегодно пытавшийся его убить.

Господи, да хоть два раза в год, думал Гарри. Никакие потуги Вольдеморта не заставляли Гарри страдать так, как он страдал сейчас.

Ежедневно. Ежечасно. Еще хуже, чем до той памятной ночи — ведь тогда он еще не знал, каково это — быть с Драко Малфоем. Ежеминутное желание, постоянное влечение — и это еще пустяк по сравнению с тем, что творилось в его душе, когда он вспоминал холодный взгляд Малфоя, его надменный голос, растягивающий слова: "Всего лишь секс. И ничего больше". А вспоминал он постоянно, стоило ему чуть расслабиться, чуть потрафить отчаянно желающему телу, стоило только позволить появиться робкой мысли — А может, еще?..

— Гарри, ты выглядишь омерзительно.

— Благодарю, Шеймус, ты очень добр.

— Не знаешь, отчего Рон в последнее время кидается на всех, как бешеная собака?

— У него какие-то нелады с Гермионой.

— Знаю я эти нелады. Мальчик хочет, девочка — нет, они называются. Неравномерность сексуального развития. Однополые пары идеальны — они развиваются, двигаются и живут в одном ритме. Ты как думаешь?

— Головой.

— Гарри, — очень нежно, — может, тебе нужна помощь?

Внимательный, задумчивый взгляд.

— Ты знаешь, Шеймус… может, и нужна…

Подумать только, еще пару месяцев назад он был настоящим слизеринцем — холодным, равнодушным, эгоистичным; единственным его страхом были крысы, и он знать не знал, что боль бывает не только физической.

Он не просил этого знания. Он прекрасно прожил бы и без него.

Драко поежился и поплотнее запахнулся в плащ. В перчатках из тонкой кожи очень мерзли руки. Еще мерзли ноги, хотя ботинки Драко были теплыми, на меху и на толстой подошве. Зиму Драко ненавидел — зимой он замерзал, и ничто не могло согреть его; зимой ему хотелось стать бурым медведем, каким-нибудь сурком — словом, тем, кто может позволить себе завалиться в теплую нору и спать там до самой весны, и никто не скажет ему, что это слабость, недостойная Малфоя.

Как и любовь.

Эй, эй, эй… Не надо именовать это чувство, Драко, не надо! Ты не можешь любить его, ты не можешь любить вообще. Разве твой отец любил? Да, у него есть жена, твоя мать, но неужели ты думаешь, что они когда-нибудь любили друг друга, они, впервые увидевшиеся в день своей помолвки?

Да, у него есть ты, но неужели ты думаешь, что он любит тебя?

Был ли он рад твоему появлению на свет?

Был ли он счастлив видеть тебя, хотя бы один раз в жизни? Когда ты возвращался из Хогвартса на лето, когда ты вернулся из колдоклиники, где провалялся месяц с воспалением легким?.. Может, ты просто не помнишь?

"Помню. Я так хотел… так хочу думать, что он просто отлично скрывает свои чувства".

Совсем рядом с Драко заговорили — он слышал голоса из-за перегородки, разделяющей две половины квиддичной трибуны, на которой он сидел.

— Ты с ума сошел! — незнакомый девичий голос, полный восторга и смущения. — Ты же замерзнешь!

— Ты меня согреешь, — ответил парень, и по голосу — тоже незнакомому — Драко догадался, что он улыбается. Потом — звук, который ни с чем нельзя спутать — поцелуя. Нежного, долгого…

"Потому я и мерзну. Просто никто не любит меня настолько, чтобы мне не было холодно зимой".

Ему хотелось вернуться в ту комнату, но он не мог ее найти. Там осталась недочитанная книга — как назло, Драко остановился на самом интересном месте.

"Яростный вопль всколыхнул темноту, и ледяное смертоносное жало вонзилось в плечо Фродо. Теряя сознание, он увидел, как из мглы вырвался Бродяжник с двумя факелами в руках. Последним усилием Фродо сорвал Кольцо с пальца и, обронив кинжал, упал навзничь".

Он специально так делал, чтобы немного подразнить самого себя, потянуть удовольствие… Книгу он не взял, чтобы кто-нибудь не нашел ее — незачем им знать, что наследник Малфоев читает маггловские книги.

Теперь вот она лежит там, на кресле, как он ее оставил в ту ночь. В ночь, когда был Поттер, и Драко проснулся перед рассветом и не смог спать дальше; и он сначала долго лежал и смотрел на Гарри, а потом глядел в огонь и думал, а потом устал от мыслей, улегся перед камином, взял книгу и читал, пока не прочел всю главу "Клинок в ночи". Занимался рассвет. Драко замерз и забрался под теплый плед, к Гарри, прижался к нему, и Гарри, что-то пробормотав сквозь сон, обнял его за плечи.

А потом настало утро, и мысли вернулись, и он уже не смог их прогнать.

Наверное, теперь он никогда не сможет прочесть эту книгу до конца, и не узнает, что же случилось с Фродо. Впрочем, наверное, он пошел-таки к этой чертовой Огненной горе, потому что он вроде Поттера.

Драко бы не пошел, нет, и Гарри бы не пустил никогда.

Черт с ними со всеми, с этими Гэндальфами-Дамблдорами, которые только и могут, что использовать других для своих целей, взваливать на хрупкие плечи непосильную ношу и называть это борьбой за спасение мира.

Они не в силах принять тяжесть Кольца на себя; они боятся искушения, и потому сваливают его на других.

Сделает — отлично, погибнет — что ж, жаль, но я зато чистенький остался!

И они называют его Господина злодеем, бесчестным жестоким убийцей. Так он хотя бы просто убивает; он не посылает на смерть детей, строя из себя при этом благодетеля человечества.

— Да… так… еще… о, вот так, милый… а-а-ахххх!..

Драко поморщился — не от отвращения, а от того, что бессовестные, паразитирующие в его теле котята, услышав эти звуки, снова выпустили свои маленькие, но очень острые коготочки, цепляя его изнутри, в солнечное сплетение. Стараясь быть как можно более бесшумным — хотя он всерьез сомневался, что парочка услышит его, даже если он будет грохотать окованными железом каблуками, — он встал, прошел между рядами и спустился с трибуны.

Ему хотелось встретить Гарри. Неважно, что бы они сказали друг другу — просто Драко не видел его с позавчерашних зелий — наверное, Поттер взял манеру приходить в Большой зал так, чтобы не встретиться с Драко. И суббота с воскресеньем были для Драко черными — он и не представлял, что бывают такие дни, когда жить совершенно незачем и когда любые действия лишены всякого смысла. Вчера он со своими слизеринцами ходил в Хогсмид — и понял, что это самое отвратительное место на свете. Сегодня с утра зарядил дождь, к вечеру он перешел в снег, так что никто никуда не пошел, и все развлекались чем могли — кто в слизеринской гостиной, кто за ее пределами. Некоторые даже делали домашнее задание. Драко тоже попытался, но это занятие, которое раньше давалось так легко, сегодня раздражало, как и все прочее. Он вообще стал редкостно туп в последнее время, что замечал даже Снейп. Он забывал заклинания, путал ингредиенты… Во время урока по Защите от Темных Искусств он не смог как следует сосредоточиться и нанести хороший удар по Щиту, который создали Патил и Браун. Отец оставил его после занятия и, презрительно скривив губы, сказал:

— Снейп, помнится, говорил мне, что ты лучший ученик школы после Грейнджер. Похоже, что он просто пытался скрыть от меня, что мой сын — лентяй и тупица. Убирайся вон.

Отец мог обойтись и без телесных наказаний, и иногда Драко не знал, что хуже…

Юноша остановился. С портрета на входе в слизеринскую гостиную на него строго и вежливо взирал рыцарь в черных доспехах.

— Драконы рулят вечно, — буркнул Драко. Пароль придумала Сольвейг, и ей бы, конечно, следовало оторвать голову за жестокость и садизм, но, с другой стороны, она же не знала, что это значит для Драко.

В гостиной было полутемно, горел только камин, и перед огнем сидели Сольвейг и Блэйз. Красно-рыжие волосы Забини горели ярче пламени, в темных волосах Паркер мелькали каштановые проблески.

— Ты сошла с ума! — тихо, но яростно говорила Блэйз. — Как ты могла так поступить? Это же опасно, это… в конце концов, ты просто не имела права! Чужие чувства — не игрушка, Сольв!

— Спасибо, ты вторая, кто поет мне эту песню! — с нескрываемым раздражением в голосе ответила Сольвейг. — Так нельзя, так нельзя… А как можно? Так, как было, что ли?

— Не тебе решать!

— Это была ложь, и я всего лишь вскрыла ее, как гнойный нарыв!

— Ты не уверена, так ли действует словоключ!

— Я-то как раз уверена!

— Ага, как с плейером!

— Не смешно…

Блэйз вдруг хихикнула — очевидно, то, что произошло с этим таинственным Плейером, было как раз таки очень смешно.

— Ну конечно! Теперь он все поет в три раза быстрее! Снейп… о, я ничего смешнее в жизни не слышала!

— Ты ему скажи! — в голосе Сольвейг звучало веселье и облегчение — наверное, от того, что ее перестали обвинять в чем-то.

— Вы что полуночничаете? — спросил Драко, решив, что ничего интересного девочки уже не скажут. Блэйз подпрыгнула от неожиданности.

— Драко! Ты разве не спишь?

— А должен?

— Ну… мы думали, все спят уже. Где ты был?

— Гулял. Кто такой Плейер?

Сольвейг рассмеялась.

— Плейер, Драко, это такая маггловская штучка, воспроизводящая музыку, записанную на магнитную ленту или лазерный диск. Плейер отличается от магнитофона и сидипроигрывателя тем, что он маленький, переносной, и может работать на батарейках, то есть без подключения к электрической сети.

— Я почти ничего не понял, — пожаловался Драко.

— Главное, чтобы ты ухватил суть, — сказала Блэйз. — Фигнюшка, которая играет музыку — это и есть плейер. Сольвейг его малость усовершенствовала — сделала так, чтобы он играл без батареек — чтобы можно было его использовать здесь. Ну, и он в результате стал петь в ускоренном темпе. Сольв записала, как Снейп поет в душе. Это было так смешно!

— А что он пел? — улыбаясь, спросил Драко.

— "Призрак оперы", — рассмеялась Сольвейг. — Северус может варьировать голос от тенора до баса… и он, кстати, очень хорошо поет! — она сурово посмотрела на Блэйз. Та прыснула.

— Да, но это же было… — и подавилась смешком.

— Теперь-то все в порядке, — сказал Драко. Сольвейг приподняла брови. — Я слышал песню недавно… Это ведь был твой плейер? — он старательно выговорил новое слово.

— Какую песню?

Драко перевел взгляд на пляшущее в камине пламя.

— Там было так:

— Это Radiohead, "Червь", — странно напряженным голосом проговорила Сольвейг. — Понравилось?

— Красиво, — как можно равнодушнее ответил Драко.

— Да, я его отремонтировала… — Сольвейг поморщилась, как будто у нее внезапно заболел зуб. — Только теперь он не хочет давать звук в наушники и регулировать громкость.

— А когда ты сварила Раздувающее зелье, — задумчиво сказала Блэйз, — оно у тебя раздулось само и полезло из котла.

— Но оно работало, — возразила Сольвейг.

— А когда ты тренировалась в Хахачарах, — неожиданно для самого себя вспомнил Драко, — ты довела до истерики не только Блэйз, но и сама ржала как сумасшедшая.

— Отлично! — фыркнула Сольвейг. — Позовите Северуса. Он вам расскажет еще пару историй о том, как я перепутала соль с толченным рогом двурога, и в результате суп с фрикадельками на два часа превратил его в поросенка.

— Почему в поросенка? — спросила Блэйз, пока Драко хохотал, скорчившись на каминном коврике.

— Это были свиные фрикадельки.

Портретный проем открылся, и вошел Малькольм Бэдкок. Тринадцатилетний слизеринец окинул пустым взглядом гостиную, хохочущего Драко и ухмыляющуюся Сольвейг и, никак не среагировав на блэйзово "Привет, Малькольм", направился вверх по лестнице в спальню.

— Хамство! — удивился отсмеявшийся Драко. На самом деле поведение Малькольма его нисколько не задело; не задело бы даже если б Малькольм не ответил ему. Смех словно открыл в нем какие-то запертые двери, и Драко чувствовал себя так, словно он был воздушным шариком, заполненным вместо воздуха солнечным светом.

— Не обижай его, бедненького, у него горе, — вздохнула Блэйз.

— Горе?

— Он, бедняжечка, второй год влюблен в Финнигана. Этот мерзавец в прошлом году соблазнил его, а теперь…

— Блэйз! — неожиданно жестко произнесла Сольвейг.

— …крутит роман с Поттером. Вот приторная парочка! Что, Сольв?

Воздушный шарик лопнул.

Если бы Драко был в состоянии посмотреть на себя со стороны, он бы понял, что похож на главную героиню пьесы Лопе Де Вега "Собака на сене". Но, во-первых, Драко не читал Лопе Де Вега. Во-вторых, он не был способен сейчас анализировать себя и свои поступки.

Он ненавидел Финнигана и был страшно зол на Гарри. Поттер обманул его. Просто подло обманул, этот Золотой мальчик, который на самом деле не более чем лжец и шлюха.

"Он вообще меня не достоин!"

Эсмеральда обиженно заверещала — Драко слишком сильно сжал ей крыло, кожицу которого надо было — нежно и бережно, как велел Хагрид, — смазать душистым розовым маслом, чтобы не трескалась.

От запаха масла и отвратительно проведенной ночи страшно болела голова. Это отнюдь не улучшало душевное состояние Драко, и без того опущенное донельзя. Всю ночь его не в меру живое и услужливое воображение подбрасывало ему картинки с участием Гарри и Финнигана. Не то чтобы ему не нравились подобные картинки с мальчиками — как раз наоборот, он часто развлекался такими фантазиями, а в последнее время в этих фантазиях главную роль неизменно играл Гарри…

Но Финниган… Драко метался по кровати, до крови закусывая губу и в бешенстве сжимая кулаки. Драко метался по комнате, налетая на мебель и биясь головой об стену. Драко даже пожалел, что у него теперь отдельная комната — будь рядом Крэбб и Гойл, он бы мог хотя бы сорвать на них злость.

Выходная тоска по Гарри не уменьшилась, когда они встретились в понедельник утром на уроке по Уходу.

Несмотря на вопли Всполоха, Гарри отошел подальше от Драко и Эсмеральды, поближе к Шеймусу. Всполох в конце концов был вынужден успокоиться, и даже начал строить глазки золотисто-зеленой самочке Шеймуса.

Он был такой же потаскухой, как и его хозяин.

Драко невесело усмехнулся. За последние несколько дней он подобрал для Поттера столько слов, и таких слов, которыми ему никогда не пришло бы в голову назвать Гарри еще в прошлом году. Но разве когда-нибудь он мог себе представить, что Поттер будет стонать и кричать от наслаждения в его объятьях? Что сам он будет умирать от нежности, прикасаясь губами к губам Гарри?

Разве когда-нибудь он мог представить себе, что услышит от Поттера "Я люблю тебя!"?

Драко с ненавистью посмотрел на зеленоглазого лжеца. Финниган стоял вплотную к Гарри, приобняв его за талию, и что-то шептал ему на ухо, слегка усмехаясь, а Поттер улыбался и краснел, как девочка… сволочь!

— Посмотри на него, — шептал Шеймус, едва касаясь губами уха Гарри, — он еще не позеленел?

— Он выглядит сердитым, — заметил Гарри, краем глаза взглянув на Драко. — Но он такой всегда…

— Брось, Гарри, у него же губы белые от бешенства. Да я почти слышу, как он скрипит зубами — он вне себя! Скажешь, я не гениальный стратег?

— Шеймус, я говорил тебе, что не люблю, когда меня тискают на людях?

— Без этого нельзя, тогда весь план теряет смысл.

— Это твой план. Я из-за этого плана чувствую себя проституткой.

— Да? А я, между прочим, рискую жизнью! Особенно сейчас, — и Шеймус слегка прошелся губами по щеке Гарри. — Не дергайся, испортишь впечатление.

— О, теперь еще и Рон смотрит на нас с отвращением!

— Ты такой нытик, Гарри, сил нет. Что только Малфой в тебе нашел, не понимаю?

Шеймус многообещающе взъерошил волосы Гарри и отошел, чтобы взять мясных обрезков для огневика. При ходьбе он слегка покачивал бедрами, и Гарри не сдержал улыбки.

Со слизеринской стороны донесся обиженный крик огневика, а потом — полный боли возглас. Гарри повернулся — и увидел, как Малфой, стряхнув с запястья отчаянно верещащую Эсмеральду, трясет рукой.

— Чертова тварь обожгла меня! — со злобой выкрикнул он. На Хагриде лица не было; гриффиндорская сторона заворчала — всем отчетливо припомнилось происшествие с гиппогрифом. — Дьявол вас забери, хотя бы предупреждать надо, когда притаскиваете в школу опасных гадов!

— Единственный опасный гад в этой школе — ты, Малфой! — громко и отчетливо произнес Гарри. Драко перевел на него белые от злобы глаза. — Только почему-то нас никто не предупредил, что в Хогвартсе поселилась злобная мерзкая тварь, обожающая причинять людям боль. Когда ты сдохнешь, тебя занесут в "Чудовищную книгу о чудовищах — издание исправленное и дополненное", раздел про особо опасных и гнусных…

— Я ненавижу тебя, Поттер, — через силу выдавил из себя Драко, развернулся и помчался прочь.

Глава 7. Тайная комната

— Жечь письма — не лучший способ довести их до адресата, Драко…

— Отвали, Паркер.

— Не хочешь рассказать, что с тобой происходит?

— Нет, спасибо, что спросила.

— Пожалуйста. Приходи еще.

"Обиделась… Не обижайся на меня, пожалуйста. Хотя бы ты — не обижайся на меня…"

— Драко, почему тебя не было на Защите? Твой отец спрашивал…

— Драко, ты не очень хорошо выглядишь. Плохо спишь? Может, тебе сходить к мадам Помфри?

— Драко, ты не болен?

— Мистер Малфой, что с вами? Это же простейшее заклинание, вы изучали его еще на первом курсе!

— Ты уверен, что тебе не нужно в больницу, мальчик?

"Плохо спит? Он совсем не спит! Зачем к мадам Помфри? Снотворное? У него есть снотворное, но ему нельзя. Нет, он не помнит, почему. Пожалуй, да, еще пары таких ночей он не переживет. Снотворное…"

Первая неделя. Капля утром, перед завтраком. Вторая неделя. Две капли — утром перед завтраком, вечером — перед ужином. Третья неделя…

— Э, а спокойно это нельзя было сказать, Малфой?

— Смотри, куда идешь, Малфой!

— Охренел? На людей кидаешься…

— Не ори на меня, Малфой!

— Не смей разговаривать со мной в таком тоне, мальчик!

"Нет, он не болен и не сошел с ума! Причем здесь немотивированная агрессия? А может, вам лучше заткнуться?!

Выпить? Нет, ему нельзя пить. Нет, он не помнит, почему… Да, пожалуй, ему не повредит снять стресс…"

Третья неделя. Три капли — утром, перед завтраком, днем, перед обедом, вечером — перед ужином…

В большом котле бурлила Всеэссенция, к которой Снейп все-таки вернул их. Гарри осторожно зачерпнул неприятную на вид (и на вкус) субстанцию и перелил в сосуд из толстого огнеупорного стекла. Он успел пару раз обжечься, пока пытался влить Всеэссенцию из широкого половника в узкое горло сосуда; от жара близкого пламени он весь взмок, одежда прилипала к телу, а челка мешала, постоянно падая на глаза. Но, тем не менее, Гарри улыбался — он был уверен, что нашел средство увеличить срок действия Всеэссенции.

Пожалуй, через неделю он уже сможет продемонстрировать зелье Снейпу. Вот интересно, а готов ли Малфой?

Гарри из-под челки взглянул на Драко. Похоже, что у Малфоя дела не очень-то ладились — он смотрел в лист пергамента, лежащий перед ним, и нервно покусывал губу. Потом запустил пальцы в волосы, и на лице его появилась страдальческая гримаса.

Гарри отвел глаза. Малфой, прикусывающий губу, взъерошивающий волосы — это зрелище вызывало слишком ненужные желания. Но, отводя глаза, он вдруг заметил, что Драко поднял голову и в упор глядит на него.

— Что вылупился, Поттер?

— Я не вылупился, — спокойно ответил Гарри. — Смотреть по сторонам теперь можно только с твоего милостивого решения?

— Отвали, Поттер!

— Я к тебе и не привязывался.

Малфой определенно растерял где-то все свое остроумие. По правде сказать, это немного огорчило Гарри.

— Не смей смотреть, как я работаю! — с бешеной злобой в голосе проговорил Малфой. — Ты меня уже и так достал!

— Прости, я забыл, какой ты у нас чувствительный! — огрызнулся Гарри. — Попроси Снейпа — возможно, он предоставит тебе отдельное время для занятий, чтобы я не нервировал твое высочество.

— Заткнись, Поттер, — Драко чуть качнулся на месте, а потом, словно решившись, обошел стол и медленно двинулся к Гарри.

— Заткни меня, — Гарри начинал нервничать. Совсем не нужно, чтобы Малфой подходил к нему так близко.

— Заткнуть тебя? Как? — тихо спросил Драко. Интонации его голоса напугали Гарри. Нет, вот только не надо снова. Иначе он не выдержит, иначе он сдастся… а этого не нужно, совсем не нужно… потому что потом Малфой снова скажет ему все те же слова, и второй раз Гарри уже не сможет этого пережить… сердце его попросту разорвется.

Гарри шагнул назад.

— Не смей прикасаться ко мне, Малфой.

— Совсем недавно ты не был против…

— Я лучше чувствовал себя, когда Вольдеморт накладывал на меня Круциатус!

Лицо Малфоя было совсем близко, и Гарри увидел, как светлеют в припадке бешенства серые глаза, и как на бледных скулах заалевают пятна гнева.

Рука Малфой взлетела, и пальцы, сжатые в кулак, ударили Гарри под дых.

Он согнулся и присел, пытаясь вдохнуть воздух. Перед глазами прыгали разноцветные пятна. Обретя способность дышать, он понял, что лежит на полу, почувствовал тяжесть чужого тела на нем… а, открыв глаза, увидел Малфоя.

С совершенно ужасным лицом, растрепанный, Драко рвал на Гарри одежду. Его горячие пальца, касаясь кожи, лишали Гарри воли, и так хотелось расслабиться под этим сильным, таким желанным телом, и отдаться на его волю, и отдаться…

Драко прижался к его губам, приглушенно рыча, и вдруг вцепился зубами в нижнюю губу и прокусил ее до крови. Его пальцы подобрались к ширинке и расстегнули ее одним резким движением. Гарри не выдержал — вздрогнул, выгнувшись всем телом, и застонал.

Малфой распял его руки, прижав их к каменному полу, и рассмеялся:

— Ты — дрянная шлюха, Поттер. Даешь всем, кто готов взять… Сколько тебе заплатить, Поттер?

Вспыхнув от стыда, Гарри рванулся прочь и высвободил запястья из хватки Драко. Грязно выругавшись, Малфой размахнулся и ударил его по лицу.

— Ты что… — начал Гарри — и получил второй удар, который разбил в кровь рот. Воспользовавшись замешательством гриффиндорца, Малфой скрутил руки Гарри за спину, мертвой хваткой вцепился в запястья, а свободной рукой рванул поясной его ремень. Оторванная пряжка с жалобным звоном запрыгала по каменному полу, а Малфой приподнялся и сдернул брюки Гарри до колен.

Все это произошло в течение нескольких секунд, и только увидев, что Малфой судорожно шарит рукой по пряжке своего ремня, Гарри понял, что его сейчас изнасилуют.

Он всем телом рванулся вперед и вверх, но добился лишь еще более тесного контакта между их бедрами.

Малфой, хрипло рассмеявшись, склонился к его груди.

— Не спеши, Поттер!

— Отвали от меня, ты, больной придурок! — сквозь зубы проговорил Гарри, чувствуя, что еще минута — и Драко уже не придется его насиловать.

— Заткнись! — сквозь зубы выдавил Малфой и вдруг грубо укусил сосок Гарри.

— Черт, больно! — Гарри снова дернулся, пытаясь высвободить руки из малфоевой хватки, но ярость, видимо, удесятерила силы слизеринца. — Ты, чертов извращенец, отпусти меня! Я тебя ненавижу!

И снова получил удар по лицу — сначала один, потом — второй.

Это было уже слишком. Невозможно было даже думать, что этот Малфой — злой, бешеный, грубый, — и тот Драко, что был так нежен с Гарри в знаменательный вечер ничьей — один и тот же человек, но это было правдой. Что бы Гарри ни сделал плохого в своей жизни вообще, и Драко — в частности, — разве он заслужил это?

— Что я тебе сделал? — спросил Гарри сквозь зубы, чувствуя, как злые и бессильные слезы подступают к горлу. Малфой замер, и губы его скривились от боли и бешенства.

— Ничего, — выдавил он наконец. — Это я тебе сделаю.

И его рука — злая и безжалостная — схватилась за резинку гарриных трусов.

— Вы, оба! Вы в своем уме?!!

В дверном проеме стоял Снейп; губы его были белыми и кривились в гримасе отвращения. Очень медленно Драко поднялся на ноги. Все повторялось, и Снейп в третий раз ловил их в очень недвусмысленной ситуации… и все было совсем не так. Драко не чувствовал ни стыда, ни страха — только ярость от того, что ему помешали, когда он был так близок к цели. Он даже тихо зарычал.

Гарри сел на полу, сжимаясь в комок. Он закрывал лицо руками, и Драко показалось, что он пытается скрыть от Снейпа свои синяки. Это было, конечно, до крайности глупо — Снейпу хватило данных, чтобы сделать правильные выводы.

— Поттер, — заговорил Снейп, и голос его непривычно мягко произнес ненавистное имя, — приведите себя в порядок и зайдите к мадам Помфри — обязательно. Малфой, — дохнуло зимней стужей, — идите за мной.

Драко подчинился — ярость его слегка поостыла, и он начал осознавать, насколько он влип. Пожалуй, это будет похуже взорванного котла со Всеэссенцией.

Выходя следом за Снейпом из лаборатории, Драко обернулся. Поттер натягивал штаны; он, словно почувствовав взгляд Драко, оглянулся — и Драко понял, что Гарри пытался скрыть от Снейпа вовсе не синяки — он прятал слезы.

Они вышли из подземелий, и Снейп повел Драко по коридору, который, как совсем недавно установил Драко, вел к апартаментам преподавателей.

— Профессор… — заговорил Драко. Снейп вскинул руку и резко остановился.

— Даже не заговаривайте со мной, мистер Малфой.

— Профессор, не говорите моему отцу, пожалуйста!

— Я весь год покрываю вас, Малфой, но сегодня вы перешли все границы.

— Профессор…

— В какой-то момент, — Снейп, по-видимому, уже не слышал Драко — ноздри его гневно раздувались, голос был сухим и шелестящим, как шипение змеи, — мне начало казаться, что вы не тот эгоистичный, балованный, самовлюбленный, уверенный, что ему можно все мальчишка, которым притворялись пять лет, Малфой. Видимо, мне действительно показалось.

— Вам-то что?! — выпалил Драко, не сдержавшись. — Какая вам разница, плохой я или хороший?

— Никакой, мистер Малфой, — холодно ответил Снейп. — Абсолютно никакой.

Он долго разговаривал с Люциусом в кабинете, пока Драко ждал в спальне. Потом, когда Снейп ушел, Драко был вызван на ковер.

— Не то чтобы меня беспокоило твое душевное состояние или, тем более, душевное состояние Поттера, — заговорил Люциус после долгой паузы. — Но ты позоришь меня, мальчик.

Он выдержал паузу, словно ожидая, что Драко начнет оправдываться. Но Драко знал, что его отец ненавидит оправдания. И он промолчал.

— С самого начала года ты ведешь себя просто омерзительно. Ты спутался с этой безродной девчонкой. Ты перестал учиться. Ты в который раз затеваешь мордобой, — Драко вскинул на отца изумленный взгляд и тут же быстро опустил глаза. О, хвала Снейпу! Он не сказал! — Разве я учил тебя действовать грубой силой?

Особенно когда это не нужно! Особенно когда речь идет о Поттере! Он не твой враг, Драко! Запомни это.

Драко молчал — его сердце слишком сильно трепетало от облегчения, чтобы он мог слышать и тем более — осознавать, что говорит ему отец. Но тут Люциус сменил тон.

— Чем же он так достал тебя, Драко? Уж не влюблен ли ты в него?

— Что?! — душа резко ухнула в пятки.

— Мне не верится, что мой сын может ненавидеть кого-то до такой степени, чтобы впасть в бешенство. Мне казалось, что ты усвоил мои уроки — сильные чувства не конструктивны. Независимо от того, любовь это или ненависть. Мне казалось, что, несмотря на свои юные лета, ты можешь сохранять хладнокровие. Что же изменилось нынче? Знак твоего чувства? Ты влюбился в Поттера и потому не можешь сдерживать себя?

Отвечай мне, Драко!

— Я… нет… — Драко скрутило от животного ужаса, который внушал ему отец. Он даже невольно отступил на шаг. — Отец, я…

Холеная рука взлетела и силой ударила Драко по лицу. Белокурая голова мотнулась, из разбитой губы пошла кровь. Драко едва сдержал крик.

— Не лги мне, мальчик, — голос отца был обманчиво спокоен; он указал палочкой на стол, сказал: — Ассио! — и в руку ему скользнула учительская указка. — Раздевайся.

Драко не считал, сколько раз его наказывали розгой. Может, число его наказаний уже перевалило за сотню. Но он знал, что привыкнуть к боли все равно не сможет. Не сможет не бояться. Не сможет удержаться и не запросить пощады.

— Отец… отец, пожалуйста…

— Ты меня слышал.

Бессильный гнев на отца, страх боли, ненависть к Поттеру — он опять был во всем виноват! — Драко не смог бы сказать, какое чувство было сильнее, или горше…

Покусывая губу, чтобы не разреветься, он медленно стянул робу, рубашку, чуть спустил штаны и лег лицом вниз на кушетку.

"Удар… второй, третий… с силой, с оттяжкой… гибкая указка ничуть не хуже розги. Мальчик вздрагивает, но молчит, лишь сжимает кулаки, закусывает обнаженное плечо… Как же это я забыл, насколько он красив, насколько совершенно его тело и бела его кожа?.. Хочется приникнуть к ней губами и целовать эти багровые следы… сделать то, чего не делал уже столько времени… Он почти совсем взрослый, но — почти, но — не совсем. Он все еще мой мальчик, мой прекрасный мальчик…

Нельзя, Люциус, нельзя… не сейчас, не здесь, не в Хогвартсе, где у каждой стены есть уши и глаза, уши и глаза Дамблдора. Отец может выпороть своего сына, но не более.

Подожди, мой сладкий, мой мальчик, пока больно, потерпи… Пока мы не окажемся дома.

Жаль, что тебе опять придется все забыть…"

Впереди, в тумане, маячили две огромные, смутно знакомые тени. Он сморгнул слезы с глаз, оттолкнулся от стены и пошел к ним навстречу. Боль толчками распространялась от спины по всему телу, но никто, глядя на Драко, не смог бы сказать, что этого человека только что избили так, как не избивали еще никогда.

— Эээ… Драко… — Грегори Гойл. Все считают, что он злобен и туп, но это правда лишь наполовину. Он действительно злобен, но вовсе не туп. Вряд ли он умен, конечно, но, бесспорно, очень и очень хитер. — У тебя все в порядке? Мы видели, тебя Снейп куда-то вел…

— Слышь, Драко… — а это Винсент Крэбб. Вот он действительно туп, но не особенно злобен — просто старательно копирует манеру поведения своего кумира Драко и лучшего друга Грегори. — Может, нам того… разобраться?

— Со Снейпом? — Драко окинул Винсента ледяным взглядом. — Ты в своем уме? Или тебе надоело учиться в Хогвартсе?

— Да нет же, Драко! — помотал головой Грегори. — С Поттером. Это же из-за него у тебя неприятности.

"И кто после этого скажет, что Грегори туп? Да и предложение его весьма интересно. Пустить Поттера по кругу…

Он плакал…

Точно, он будет плакать, когда мои жеребцы раздерут ему все нутро! Им ведь все равно, девочка или мальчик…

Сегодня он плакал не от боли.

Пусть плачет от боли. Пусть молит о пощаде. Пусть истекает кровью.

Он плакал от того, что ты был жесток. Ему было плохо от этого.

Я и хотел, чтобы ему было плохо. Я до сих пор этого хочу.

Ты лжешь.

Потому что я — лжец".

— Драко? — тут только он заметил, что Грегори и Винсент внимательно и с недоумением наблюдают за ним.

— Отловим Поттера после ужина, — сказал он и слегка усмехнулся.

— И начистим ему рожу! — с восторгом подхватил Винсент. — Чур, я топчу очки!

— Я знаю забаву получше, — усмешка Драко все больше и больше напоминала болезненную гримасу. "Все будет так, как я сказал", — сообщил он своему внутреннему голосу. — Пойдемте.

Когда они вышли из преподавательского крыла, Драко поймал в глубине коридора рыжий отблеск, и сердце его исполнило радостный кульбит. О, пусть это будет Уизли!

Он чуть заметно подтолкнул локтями приятелей. Они поняли его моментально, и в три прыжка догнали обладателя рыжей шевелюры. Драко подошел последним, нарочито неторопливо. Это было действительно Уизли, но немного не то…

— Так-так-так, — сказал Драко и улыбнулся. — Маленькая Уизли. И что же девочка делает совсем одна в темном коридоре, где так много опасностей?

— Отвяжись, Малфой, — сквозь зубы сказала Джинни.

— У тебя дурные манеры, Уизли, что меня совершенно не удивляет. Но я не против.

— Замечательно, такое облегчение, — с сарказмом в голосе отозвалась Джинни. — Пропусти меня.

— Зачем? — Драко шагнул вперед и оказался вплотную к Джинни. Она попробовала отступить, но сзади дорогу ей перекрыл Гойл. Попыталась обойти Драко — ей помешал Крэбб.

— Дайте пройти, — теперь в ее голосе звучал страх.

— Ты хочешь нас покинуть? — Драко шагнул еще ближе, практически прижавшись к Джинни, поднял руку и медленно провел ладонь по щеке девочки, по шее и по груди. Ни секунды не колеблясь, она ударила его по лицу.

— Дрянь! — Драко размахнулся и врезал ей со всей дури, так, что голова девочки мотнулась в сторону, взмахнув длинными рыжими прядями. — Руки ей держи! — прорычал он Гойлу. Тот с готовностью вцепился лапищей в тонкие запястья, заломив руки за спину, а второй рукой догадался зажать Джинни рот. Зло улыбнувшись выражению звериного ужаса в глазах гриффиндорки, Драко рванул на ней робу, а потом — блузку.

В конце концов, ему причинили боль, которая не шла ни в какое сравнение с ударами отцовской указки. Он еще расплатится с Поттером, а пока полюбуется на выражение его лица, когда сестренка его лучшего друга приползет раздавленная и с разорванной целкой, и передаст им слова Драко: "Вини во всем Поттера".

Он услышал тихий и странно знакомый звук и вскинул глаза на Джинни. Девочка, обмякнув в лапах Гойла, плакала — безнадежно и бессильно.

Драко шагнул назад и в сторону, прижимаясь спиной к стене. Это было все, что он мог сделать сейчас, чтобы не свалиться на пол и не выблевать от отвращения к самому себе. Снова, как и летом, он увидел себя со стороны, только теперь было еще хуже. Он вспомнил выражение глаз Гарри, и как он плакал. Он вспомнил все взгляды Гарри, которые он получал в течение пяти лет — ненависть, отвращение, презрение.

Он вспомнил их разговор под лестницей и всплеск боли в глазах Гарри.

"И ты еще удивляешься, что он ненавидит тебя?

И ты еще осмеливаешься его ревновать?

И ты еще считаешь, что имеешь право злиться?

После того, что ты ему сделал?

И после того, как все почти исправилось?

И после того, как ты же сам все испортил?

Дрянь. Мразь. Малфой. Грязь. Тварь. Малфой. Зверь. Мерзость. Малфой. Червь. Червь…"

Закрывая лицо ладонями, он сполз по стене вниз, безжалостно раздирая свежие раны на спине о грубый камень. Он это заслужил. Он заслужил и больше.

— Отпустите ее, — глухо произнес Драко.

— Что? — переспросил Грегори.

— Вы слышали меня! — заорал Драко, вскакивая на ноги. — Немедленно отпустите ее, идиоты, и убирайтесь прочь! Чтобы я вас больше не видел никогда!

Изумленный, Гойл разжал руки. Джинни, всхлипывая, запахнулась в разорванную робу и со всех ног помчалась в сторону гриффиндорской башни.

— Драко, — надо же, Винсент еще и тревожится. — Ты хорошо себя чувствуешь?

— Драко, — голос Грегори был мягок, но в нем прозвучало предупреждение, — будь поосторожнее со словами.

— Убирайтесь прочь, — холодно и твердо повторил Драко. — Это самые осторожные слова, которые я только могу для вас подобрать.

Грегори явно был не в настроении спускать Драко "идиотов", но Винсент дернул его за рукав, что-то сказал, и они ушли.

Драко остался один.

Ему было некуда и не к кому пойти. Ему некому было рассказать о том, что чертов Поттер сделал с его душой и сердцем. Он никому не смог бы объяснить, что он стал сам себе отвратителен, и не знает, как жить с этим чувством дальше или как избавиться от него. И он не знал, кому поплакаться о том, что он любит Гарри Поттера, и хочет его, и хочет, чтобы Гарри любил и хотел его.

Он лег у стены, сжавшись в маленький содрогающийся комок. Он хотел бы, чтобы его никто не нашел здесь, чтобы он мог умереть. Он хотел бы, чтобы Уизли нашел его и забил насмерть.

Он хотел бы, чтобы Гарри нашел его…

— Она что-то от меня скрывает, — мрачно сказал Рон. — Всякий раз, когда я вхожу, она что-то прячет. И делает вид, что читает книгу. Наверное, у нее кто-то есть.

В его голосе прозвучало какое-то обреченное смирение. Шеймус вздохнул.

— Прекрати, Рон, ты же знаешь, что этого не может быть. Все в этой школе знают с четвертого курса — Гермиона любит Рона! Стихи, надо же…

— Может, любила… тогда. Но она мной… недовольна, — еще более мрачным тоном закончил Рон.

— Она всегда тобой недовольна, — пожал плечами Шеймус. — Но это она только притворяется. Она очень горда, что ты стал лучшим учеником и старостой, честно. Сама мне говорила.

— Да? — Рон чуть посветлел. — А что же она тогда прячет?

— Затеяла опять какое-нибудь П.У.К.Н.И. - поморщился Шеймус. — Что ты, нашу Гермиону не знаешь…

— Ну, ладно, — Рон, очевидно, уверился, что любимая ему не изменяет, и просветлел окончательно. — А твои дела как? По-видимому, не очень?

— Что? — изумился Шеймус. — Ты о каких делах говоришь?

— О сердечных, разумеется. Объясни мне, ты что, и правда влюблен в Гарри? То есть, не то чтобы я чтобы я этому сильно удивлялся… я знаю, что ты любишь парней, а Гарри очень красивый… ну, то есть, так все говорят, сам-то я не считаю его красивым… то есть, считаю… но мне не нравятся парни… то есть, нравятся, но не в том смысле…

— Рон, — наконец Шеймусу удалось остановить этот словесный поток. — Между мной и Гарри ничего нет, если ты это хотел услышать.

— Тогда почему вы с ним так себя ведете? Ты пытаешься кого-то достать? Не Гермиону, надеюсь? — Рон улыбнулся. Шеймус сложил губки бантиком и жалобно заморгал на Рона длинными ресницами.

— Нет, не Гермиону, — он придвинулся ближе. — Тебя.

— Тьфу! — фыркнул Рон. — Да отвали ты, идиот!

— А ты не приставай с дурацкими вопросами, — сладко улыбнулся в ответ Шеймус.

Портретный проем открылся, и вошла Гермиона с кипой книг. Рон, моментально забыв о Шеймусе и его сердечных делах, подскочил и выхватил книги у нее из рук.

— Гермиона, хоть бы позвала на помощь, что ли, ты же надорвешься, дорогая!

— Спасибо, милый, — рассеянно отозвалась Гермиона. — Привет, Шеймус.

— Привет, дорогая, — весело сказал Шеймус. Рон метнул на него сердитый взгляд.

— Не смешно, — заметила Гермиона. — Почему Джинни не пришла в библиотеку, не знаете?

Рон замер у входа на лестницу.

— Но она пошла! Ты хочешь сказать, она не с тобой? — в голос его прорвались тревожные нотки.

— Нет, — тихо ответила Гермиона.

— Она вышла и сказала нам, что идет в библиотеку. Шеймус, ты же слышал!

Портрет Толстой Тети снова поехал в сторону, и в какой-то момент Рону показалось, что сейчас войдет Джинни… но вошел Гарри, и при виде его все трое охнули.

Роба на Гарри была разорвана, пуговицы рубашки вырваны с мясом, губы разбиты, а на ремне не было пряжки. Точнее, пряжка была — крепко стиснутая в кулаке Гарри.

— Гарри… — тихо произнесла Гермиона. — Гарри, ты подрался?

— Почти, — чуть слышно отозвался Гарри.

— Гарри, все в порядке? — нервно и встревожено спросил Шеймус. — С тобой ничего не случилось?

— Нет, — отозвался Гарри.

— Ты Джинни не видел? — спросил Рон. Гарри поднял на него глаза.

— А что с ней?

— Да вот, не знаем! Исчезла!

— Рон, — зашипела Гермиона на ухо рыжему парню, — ты, что ли, не видишь, в каком он состоянии?

Если Рон и собирался ей что-то ответил, то что именно, так и осталось тайной, потому что в этот момент проем снова открылся, и вот это уже была Джинни.

— Господи, Джинни!.. — Гермиона вскинула руки ко рту и так застыла. Больше никто ничего не сказал — все были немы и неподвижны, как статуи.

Не обратив на них внимания, Джинни прошла к камину и села на коврик. Ее била дрожь.

— Это… же… не ты?.. — Рон перевел на Гарри огромные от ужаса и боли глаза. Гарри шагнул назад, только сейчас сообразив, насколько подозрителен его раздрызганный вид рядом с такой Джинни.

— Нет, Рон!

— Нет, Рон, — эхом повторила Джинни. Голос ее был чуть слышен. — Это Малфой…

Гарри замер. Шеймус смотрел на Гарри — встревожено, почти испуганно. Рон же, зарычав, бросился вон из гостиной.

— Рон! — Гермиона попыталась вскочить, чтобы броситься вслед за ним, но Джинни схватила ее за рукав, пролепетав что-то вроде "Нет, пожалуйста…" Ее вдруг сильно затрясло, и в следующее мгновение она разрыдался у Гермионы на плече.

— Ну, что ты… — Гермиона обняла девушку, гладя ее по спине. — Ну, что ты…

— Джинни… — Гарри присел рядом, кляня самого себя за черствость; но ему больше всего на свете нужно было узнать правду. — Малфой тебя… то есть, он…

Джинни замотала головой.

— Нет… нет… — выдавила она сквозь слезы. — Он собирался, но нет… он… отпустил меня… он ничего не сделал… то есть… не сделал того…

Гермиона вздохнула — судорожно и с облегчением, — и еще крепче прижала Джинни к себе. Гарри же вскочил на ноги и, бросив Шеймусу: "Присмотри за ними!", вылетел вслед за Роном.

Он как-то очень быстро нашел их обоих: Малфоя — безвольную тряпичную куклу, и Рона, методично и жестоко избивающего его. Когда Гарри подбежал, Рон, повалив слизеринца на пол, пинал его ногами с выражением дикой злобной радости на перекошенном лице. Гарри содрогнулся.

— Рон!

Друг не услышал — он продолжал топтать, уничтожать это прекрасное тело, сильное, гибкое, красивое тело, сейчас — такое жалкое… но такое желанное…

— Ступефай!

Рон отлетел к стене. Гарри постарался ударить его не сильно, но, похоже, Рон не понял его благих намерений.

— Ты в своем уме, Гарри?!! Этот ублюдок…

— Этот ублюдок отпустил ее! Он ничего ей не сделал! — крикнул Гарри в ответ. — Рон, ты же убьешь его!

Ты понимаешь, чем это может закончиться? Пожалуйста, — Гарри постарался, чтобы голос его звучал мягко.

— Вернись в гостиную. Ты нужен Джинни.

— Да пошел бы ты к черту, Гарри! — звенящим голосом выкрикнул Рон. — Давай, оставайся с ним, коли эта мразь так дорога тебе!

И он умчался прочь. И Гарри тут же забыл о нем.

Он медленно подошел к Драко и присел рядом. Драко лежал лицом вниз; его волосы спутались и были грязны от пыли и крови. Гарри обнял его, приподнял и прижал к себе, пытаясь по лицу Драко определить, насколько серьезно тот пострадал.

Малфой тихо застонал и открыл глаза. Потом закашлялся; изо рта пошла кровь.

— Шшш… — Гарри попытался рукавом рубашки оттереть кровь. — Тихо, Драко, тихо…

— Гарри… — хрипло произнес Драко и вдруг сделал такое движение, словно пытался вырваться из рук Гарри.

— Уйди…

— Что?

— Уходи, Поттер, — повторил Драко.

— Ты бредишь, — уверено произнес Гарри. — Я отведу тебя в больничное крыло…

— Да оставь ты меня! — прорычал Драко. — Черт тебя дери, Поттер!.. — он снова попытался вырваться, но Гарри держал крепко. — Я же… я чуть было не изнасиловал тебя… и твою подружку… из-за меня ты разругался со своим Уизли… почему ты не позволил ему убить меня, почему?!

К ужасу своему, Гарри понял, что Малфой плачет. Плачущий Малфой — это было что-то совершенно невозможное; не зная, как быть с этим странным явлением, Гарри прижал Драко к себе и начал целовать его лицо, гладить по спине, как только что Гермиона гладила Джинни, повторяя: "Ну, тише, тише, Драко, милый, пожалуйста, не плачь, тише…" и все в этом духе.

— Я такая дрянь, такая дрянь… — прошептал Драко сквозь слезы. — А теперь еще и плачу…

— Давай поговорим об этом чуть позже, Драко, — тихо произнес Гарри. — А сейчас тебе надо к мадам Помфри…

— У тебя будут неприятности.

— Переживем, — мужественно сказал Гарри. — Ты сможешь идти сам?

Он встал и помог Драко подняться. Глядя полными слез глазами в лицо Гарри, Драко произнес:

— Я могу попросить у тебя прощения?

— Да, — просто сказал Гарри. — Считай, что прощен. За все.

Драко слабо улыбнулся.

— Как ты так можешь, не понимаю… — он попытался высвободиться из объятий Гарри. — Я могу дойти сам…

— Все-таки я провожу тебя, — сказал Гарри. — И еще… Драко, ты можешь придти сегодня к полуночи… ну, в ту комнату? Нам надо поговорить.

Драко скривил губы в горькой усмешке.

— Ты все еще не боишься оставаться со мной в одной комнате, Поттер?

— Драко…

— Хорошо, я приду.

Все-таки хорошо, что Гарри довел его до лазарета; один Драко, скорее всего, не дошел бы. Там, у дверей, Драко остановился и сказал:

— Ты возвращайся. Я скажу ей, что слетел с лестницы.

— Думаешь, она поверит?

— Нет, наверное, но я буду настаивать, — усмехнулся Драко. — Поттер… Гарри, вот еще что… скажи ей…

Джинни Уизли… что я прошу прощения и что, — тень знаменитой малфоевской усмешки прошла по его лицу, — это все равно ты во всем виноват!

— Что?! — изумился Гарри. Слизеринец ухмыльнулся снова — и на этот раз это была совершенная малфоевская усмешка — и скрылся за дверью лазарета.

"Малфой есть Малфой, — подумал Гарри. — Будь он кем-то другим, я бы…" Он, испугавшись, не додумал эту мысль до конца словами, но тень ее все же мелькнула в его голове — "…меньше любил его".

За ужином Малфой не появился, и Гарри, признаться, был этому рад. Джинни немного отошла, спокойно сидела вместе со всеми за столом, но вот ее брат все еще пребывал в состоянии плохо контролируемой ярости. Он никак не реагировал на попытки Гарри заговорить с ним, чем вывел из себя Гермиону. Когда гриффиндорцы вернулись в общую гостиную, она набросилась на Рона.

— Немедленно прекрати дуться! Ты что, не понимаешь, что Гарри беспокоился о тебе? Ты помнишь, что устроил Малфой, когда его укусил Конькур? Хочешь оказаться на его месте?

— Нет! — выкрикнул Рон. — Но Малфой должен поплатиться! Посмотри, что он сделал с Джинни!

— Рон, я в порядке… — попыталась вклиниться в разговор Джинни, но ее никто не услышал.

— Конечно, он должен поплатиться! — воскликнула Гермиона. — Но можно придумать другие способы…

— Никаких способов, — жестко перебил ее Гарри. — Ему досталось сегодня с лихвой. Если ты мог заметить, Рон, он даже не сопротивлялся.

Рон сердито запыхтел.

— Гарри, — Гермиона вздохнула, — дело ведь не только в том, что Малфой пытался… — она посмотрела на Джинни и смешалась. — Ну… ты понимаешь. Он сделал столько всего… просто в один прекрасный момент терпение кончается…

— В течение пяти лет Гриффиндор обходит Слизерин в школьном соревновании, — проговорил Гарри. — Причем не всегда честно…

— Не честно?! — вспыхнул Рон, но Гарри непреклонно продолжал, как будто не услышав:

— В течение двух лет наша команда выигрывает школьный чемпионат по квиддичу, и Малфой еще ни разу не поймал снитч раньше меня, а никто не скажет, что он плохо летает. Несколько раз он влипал в неприятности из-за нас. Помните, как его трансфигурировал лже-Хмури? Над ним потом издевались три четверти школы. А несочетаемые заклятия, которыми мы наградили его в конце четвертого курса? У него есть некоторые основания быть нами недовольными.

— Гарри, если мы начнем перечислять, что Малфой сделал нам, на это уйдет гораздо больше времени, — заметила Гермиона.

— Мы никогда не пытались понять Малфоя! — воскликнул Гарри. — Нам уже не по одиннадцать лет, мы не можем больше делить людей на плохих и хороших, даже не пытаясь понять мотивы их поступков. Подумайте, как часто Малфоя сравнивают со мной, как его должно это бесить, потому что эти сравнения всегда не в его пользу!

— Он никогда даже не пытался стать похожим на тебя! — воскликнула Джинни.

— Естественно, — ответил Гарри. — Ох, ну как вы не понимаете… — он обвел друзей взглядом, чувствуя, что не может подобрать слов. — Я понимаю его. Я бы вел себя так же на его месте…

— Ты — нет, — сказала Гермиона.

— Да, — возразил Гарри. — На его месте — да, — он вздохнул и после небольшой паузы спросил: — Который час?

— Десять, — ответила Гермиона. — Напомни подарить тебе часы на Рождество.

— Все это ерунда! — сердито сказал Рон. — Не знаю, Гарри, что с тобой в последнее время происходит и почему ты вдруг решил защищать этого ублюдка, знаю лишь, что он подонок и отвратительный балованный маменькин сынок. И вообще, ты все-таки определись, как ты относишься к Малфою. Ты то ругаешься с ним, то вдруг заступаешься за него. Вы, прости, напоминаете мне какую-то дурацкую влюбленную парочку — фу, даже звучит отвратительно.

Он стремительно взлетел по лестнице вверх и хлопнул дверью комнаты.

— Ох, Рон… — Гермиона встала. — Пойду поговорю с ним, — она огорченно посмотрела на Гарри. — Он немного обижен на тебя в последнее время. Ты как-то… забросил его…

Гарри потер лоб.

— Который час?

— Четверть одиннадцатого, — сухо ответила Гермиона.

Когда она ушла, к Гарри подсел Шеймус.

— Не хочешь у меня спросить, который час?

— Нет, — Гарри встал. — Я иду наверх.

— Это должно для меня что-то значить?

— Я иду спать.

— Скажи об этом громче.

— Зачем?

— Чтобы все знали и могли обеспечить тебе алиби.

— Зачем мне алиби?

— А вдруг? Судя по всему, ты задумал очередную ночную вылазку. Мои дедуктивные способности позволяют мне сделать вывод, что ты собираешься на свидание.

— С чего ты взял?

— Ты идешь один, без Рона и Гермионы — это раз. На твоем лице нет того выражения, которое на нем появляется всегда, когда ты в очередной раз собираешься спасти мир — это два. И ты дважды за последние двадцать минут спросил, который час — это три.

— Ну, и почему ты думаешь, что мне понадобится алиби?

— Иди, Поттер, повертись перед зеркалом. Я добрый сегодня — когда Невилл и Дин вернутся со свидания, я задержу их здесь, чтобы ты успел накрасить губки.

— Невилл и Дин встречаются?!

— Не друг с другом, увы…

Какого черта он назначил на полночь?! Еще целых полтора часа — он сойдет с ума!

Гарри приподнялся и посмотрел на циферблат будильника. Без двадцати одиннадцать. Без двадцати одиннадцать уже было! Гарри взял будильник и прижал его к уху. Тот тикал.

Из общей гостиной доносились голоса, в том числе и шеймусов. Гарри вспомнил его шутку про губы — нет, конечно, красить губы он не будет, но все же стоит взглянуть на себя в зеркало. Он, вообще-то, не собирается произвести впечатление на Малфоя, но…

Вид в зеркале был знаком до боли и не радовал. Впервые Гарри всерьез задумался над тем, насколько не красят человека очки. Особенно старые. Особенно сломанные тысячу раз. Особенно такой нелепой формы. И волосы эти дурацкие. Малфой ухитряется выглядеть стильно и элегантно даже растрепанный, прическа же Гарри даже с сильной натяжкой не может быть названа прической. Может, стоило попросить у Гермионы Гладкукладкеровского прилизелья? Гарри вспомнилось выражение малфоевского лица, когда тот увидел Гермиону на Святочном балу в их четвертый год, и он улыбнулся. Пожалуй, только чтобы полюбоваться еще раз этой смесью изумления и возмущения на обычно невозмутимом лице Драко, стоит вылить на голову пару флакончиков прилизелья.

Гарри прошелся взад и вперед по комнате и снова остановился перед зеркалом. Так, а что же ему надеть?

Не пижаму же! Новый костюм? Ага, давай, напомни Драко еще раз о Шеймусе, он будет в восторге.

А имеет ли смысл вообще что-нибудь надевать?

Гарри бросило в жар, и одновременно он чуть не расхохотался, вообразив самого себя, голого, под плащом-невидимкой. И реакцию Малфоя… хотя вот об этом было очень приятно думать.

Ты же собирался с ним поговорить, разве нет? Так что перестань мучиться дурацкими вопросами. Не все ли равно, в чем разговаривать?

Гарри еще раз метнулся туда-сюда по комнате, вернулся к зеркалу и попытался все-таки причесать растрепанные лохмы.

— Думаешь, с этим можно что-то сделать? — иронично осведомилось зеркало.

В половине двенадцатого Гарри задернул полог на кровати, закутался в плащ-невидимку и спустился в гостиную. Умница Шеймус не заставил его долго ждать — буквально через минуту он уже потащил Невилла и Дина наверх, в спальню. Гостиная опустела, и Гарри покинул ее через проем с портретом Толстой Тети.

Он боялся, что может не найти комнату — с той ночи он уже пытался несколько раз это сделать, но безуспешно. Однако сегодня комната нашлась на удивление быстро; но когда Гарри вошел, она была пуста.

Камин не горел. Было темно и прохладно. Гарри прошел на середину комнаты, скинул мантию и обхватил себя руками, чтобы сдержать нервную дрожь.

— Ну, где же ты?.. — пробормотал он, чувствуя нарастающую панику. Ответ пришел тут же, но Гарри не услышал его и уж тем более не увидел; это не было похоже и на ощущение дыхания или ветерка от движения на коже — это было что-то вроде глубокого внутреннего чутья, подсказывающего Гарри, что он стоит сейчас за спиной.

Раздался легкий шелест, две руки, задев рукавами кончики растрепанных волос, выскользнули откуда-то сзади, стянули с него очки; и вот Гарри ощутил, как на глаза ему легла мягкая ткань. Ее затянули, но не сильно, и завязали узлом на затылке. Гарри снова пробила дрожь, но уже не зябкая, а горячая. Пара знакомых нежных рук скользнула по плечам, и Гарри даже сквозь двойной слой ткани — робу и футболку — ощутил, насколько горячи ладони.

Дыхание коснулось лица Гарри, сухие разбитые губы прошлись по его губам, руки неторопливо расстегнули робу, сняли ее, потом футболку, и стали поглаживать грудь, плечи, обнимать и гладить спину, слегка царапать ногтями… Гарри робко поднял руки, чтобы обнять его, но он провел ладонями по плечам и предплечьям Гарри, принуждая его руки вновь обвиснуть вдоль тела.

Потом Гарри повлекли куда спиной вперед, слегка подталкивая в грудь, пока он не уперся в край стола.

Его властно опрокинули на холодную полированную столешницу; руки сноровисто разделались с ремнем и стянули с Гарри штаны, которые застряли на ботинках, но ловкие руки разобрались и с этой преградой.

Легкое стройное тело накрыло гаррино, и он почувствовал прикосновение шелковой ткани к обнаженной коже. Одна рука забралась ему в волосы и чуть дернула их, запрокидывая голову. Гарри понял, зачем это нужно, еще до того, как влажный шершавый язык проехался по нежной коже шеи, и Гарри дернулся от первого предвестника грядущего наслаждения. Он резко выдохнул, сообразив, что задерживал дыхание, и, воспользовавшись этим, тонкие пальцы проскользнули ему в рот.

Он лизнул, пробуя их на вкус. Это была соль, крем с каким-то сладким тропическим запахом, и легкий привкус пиленых ногтей. Гарри еще откинул голову, чтобы пальцы выскользнули у него изо рта и легли на губы, и начал облизывать их один за другим.

Вылизывающий его шею язык забрался выше и начал ласкать мочку уха. Гарри хотелось стонать, но стонать он не мог — рот был занят. Его любовник не издавал ни звука, Гарри слышал лишь его дыхание, но что-то — может быть, что-то, что было в этом дыхании — говорило ему лучше вздохов, стонов и слов, что тому нравятся действия гарриного языка. Гарри хотел доставить ему удовольствие. Он хотел быть благодарным.

Он хотел быть желанным.

Внезапно он осознал, что накрывшее его тело вовсе не неподвижно, что оно плавно и ритмично движется вперед и назад, задевая тканью гаррино, словно хочет втереться в него. И чем больше оно двигалось, тем больше Гарри хотелось, чтобы оно и в самом деле проникло в его тело.

Гарри задрожал и не сдержал стон, когда рука покинула его волосы и прошлась по спине, сжимая и царапая кожу. Темп движения того тела ускорился; внезапно Гарри понял, что больше не может этого вынести; он приподнял бедра, обхватывая ногами талию своего любовника, чтобы двигаться вместе с ним, и одновременно прикусил его пальцы и застонал сквозь стиснутые зубы. Тот в отместку сжал зубами мочку гарриного уха, отчего Гарри бессвязно выругался, вздрагивая и вжимаясь в чужое тело, а потом подцепил пальцами той руки, что шарила по спине Гарри, резинку его трусов и потянул вниз.

Гарри послушно вытянул ноги, позволяя раздеть себя окончательно, но едва этот последний рубеж был преодолен, он снова вскинул ноги, обнимая его за талию, прижимая бедра к его бедрам, покусывая его пальцы, слушая его сбивчивое дыхание у себя над ухом…

А он все скользил и скользил прохладным шелком своей одежды по разгоряченному телу Гарри, раскачивая его бедра, целуя его лицо и шею, гладя пальцами его губы, а другой рукой лаская его ягодицы, пока стоны Гарри не стали беспрерывными, переходящими в крики и ругательства. Тогда влажные пальцы оторвались от губ Гарри, и два из них очень бережно вошли в его тело.

Взяли.

Овладели.

Поимели.

Гарри всхлипнул, вцепился рукой в мягкие шелковистые волосы, дернул любовника к себе, нашел его губы…

— Шшш… — шепнул знакомый голос, когда Гарри выгнулся и застонал-заплакал в приоткрытые губы. — Тише…

— Драко… я…

Он накрыл его губы своими, и финальные слова потонули в поцелуе.

Шелковые пряди легли на грудь Гарри, и он услышал глубокий вздох.

— Развяжи мне глаза.

Горячие влажные пальцы коснулись его виска, и повязка была стянута и отброшена прочь. Оперевшись руками о грудь Гарри, Драко Малфой смотрел на него своими похожими на клочья тумана глазами.

— Мне это нравится, — сообщил Драко после небольшой паузы, исследовав лицо Гарри и, очевидно, увидев там все, что ему было нужно. — Я второй раз в жизни довел тебя до изумительного оргазма, даже не раздевшись. Еще надо попробовать сделать это, не раздев тебя, и еще — не прикасаясь к тебе.

— Это возможно? — приподнял брови Гарри.

— Вот я и хочу узнать, — ответил Драко, устраиваясь головой у него на груди.

— Эээ… Драко… — Гарри погладил любовника по волосам. — Не то чтобы мне не нравилось, когда ты на мне вот так вот лежишь, но я сам лежу голый на холодном жестком столе…

— Десять минут назад ты не жаловался, — заметил Драко, поднимаясь.

— Десять минут назад меня всячески отвлекали, — Гарри сел, свесив ноги с края стола. — Ты не знаешь, где моя одежда?

— Предположим, я сжег ее, чтобы ты никогда не смог отсюда выбраться.

— Драко…

— Нет, зачем тебе сейчас твоя одежда?

— Я не могу сидеть перед тобой голый просто так!

Драко рассмеялся.

— С учетом всего произошедшего, Поттер, твоя застенчивость выглядит очень глупо, — он скрылся в полумраке комнаты; до Гарри донеслась какая-то возня.

— Малфой?

— Не вижу ни хрена! — сообщил Драко.

— А волшебная палочка тебе на что?

— Так вот ее я и не вижу. Ага! Инсендио!

В камине вспыхнул огонь. Обрисованный пламенем, похожий на черный силуэт, вырезанный из бумаги, Драко подходил к Гарри, держа в руках робу.

— Это не моя! — удивился Гарри, приняв из рук Драко тяжелую ткань, одно прикосновение к которой без всяких ценников говорило, что материя очень дорогая.

— Это моя! — в свою очередь удивился Драко, разглядев, что же он принес. — Ну надо же… Да, они все черные, не разберешь! Тебе не все равно?

— Да, в общем-то, все равно, — Гарри завернулся в робу. — На данный момент…

Драко улыбнулся и наклонился вперед поцеловать Гарри. Ему было немного неудобно, потому он положил ладони на бедра Гарри, чуть развел их в стороны и встал между ними. Губы Гарри расплылись в улыбке под его губами, и он обнял Драко за талию и притянул его ближе.

— Ты хотел поговорить, — напомнил Драко, когда их поцелуй закончился, и они чуть отстранились, глядя друг другу в глаза.

— Я хотел сперва поговорить, — возразил Гарри и, вздохнув, уткнулся головой в плечо Драко. — Я себя чувствую совершенно как ты меня назвал…

— Что именно ты имеешь в виду? — спросил Драко, поглаживая Гарри по спине. — Четырехглазый? Уродливый очкарик? Шрамоголовый? Потрох?..

— Дрянная шлюха…

Драко приподнял лицо Гарри за подбородок.

— Гарри, я… я же был зол… я так вовсе не думаю!

— Но я же должен на тебя сердиться! Черт побери, Драко, я ни в чем тебя не обвиняю, но просто… как ты вел себя сегодня! И после этого мне достаточно пары твоих прикосновений, чтобы… — он закрыл лицо руками, и до Драко донеслось приглушенное: — …лечь под тебя.

— Я не скажу, что этот факт сильно меня расстраивает…

— Малфой…

— Ну, хорошо, прости меня, прости, тысячу раз прости! Я бы, конечно, мог все свалить на Признавалиум… и то, что я пил снотворное и спирт…

— Спирт? — изумился Гарри. — В смысле — чистый?!

— Ну, разумеется, мы его разбавили! Стащили у мадам Помфри. Я не о том! Просто я уже две недели хожу постоянно возбужденный…

— Что?!

— …что очень неприятно, должен заметить, и злой, как черт! Мадам Помфри два часа чистила мне кровь, — Драко закрыл глаза и глубоко вздохнул. — Но я знаю, что дело не в этом, а в том, что я Малфой… а ты — хороший мальчик Поттер, и что я никогда не буду хорошо относиться к тем, кого ты любишь, и никогда не буду на правильной стороне… и, в общем-то, я понимаю, о чем ты говоришь… это физиология, воздействие на определенные точки… но чем бы все это ни было для тебя, ты можешь не бросать меня, Гарри? — отчаянная мольба прозвучала в его голосе. — Я без тебя с ума схожу…

— Драко, — тихо произнес Гарри, — но ведь именно ты сказал про ту ночь, что это был всего лишь секс.

— Черт побери, Поттер! Я это сказал лишь затем, чтобы ты не сказал этого первый! В конце концов, надо соблюдать статус кво! Из нас двоих соблазнитель — я, значит, я и должен был так сказать!

— Почему это ты — соблазнитель?

— А кто?! Ты, что ли? Да ты на себя в зеркало посмотри, из тебя соблазнитель, как из Крэбба балерина!

— Ну, спасибо, — Гарри попытался встать, но у него ничего не вышло, поскольку Малфой по-прежнему обнимал его, стоя между его ног. — С чего ты вообще взял, Малфой, что я собираюсь говорить тебе что-то подобное? Давно ли моим новым прозвищем стало "Мальчик-Который-Трахается-Со-Всеми-Подряд"?

— Только не говори мне, что ты думал иначе! — фыркнул Малфой. — Я знаю, что я чертовски соблазнителен, Гарри хмыкнул.

— И не хмыкай! Чем все это еще может быть для тебя, кроме простого секса?

— Я сказал тебе, что! — крикнул Гарри. — Я сказал тебе это два раза!

— А шлюха во французском борделе матерится, когда кончает! — выпалил Драко, и прикусил язык, пораженный выражением горькой обиды, появившемся на лице Гарри.

— Просто удивительно, Малфой, что я снова позволил тебе это сделать, — ледяным тоном произнес Гарри. — Я, надо полагать, просто редкостный идиот — как ты всегда и утверждал. Десять баллов Слизерину за догадливость. А теперь отпусти меня.

Вместо ответа Драко крепко стиснул его в объятьях и поцеловал. Гарри попытался увернуться, но губы Малфоя все же поймали его собственные. Тогда Гарри сжал рот в полоску. Малфой вздохнул и вдруг грациозно опустился на колени у ног Гарри.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал?

— Малфой! — перепугался Гарри. — Ты… ты с ума сошел! Встань немедленно!

— Не встану, пока не скажешь!

— Твою мать… — беспомощно выругался Гарри и опустился рядом с Драко. — Я не верю, что ты это сделал, Малфой!

— Это ты сделал, — Драко поднял глаза на Гарри. — Вот что ты со мной творишь.

— Как с тобой сложно, Малфой, — тихо сказал Гарри.

— Есть такое.

Гарри улыбнулся, и в его улыбке проскользнуло лукавство.

— Ты действительно сделаешь все, что я захочу?

— Я не стану повторять этот номер перед Уизли, не надейся. Все, кроме этого.

— Какой ты, все-таки… Ладно, тогда я хочу есть.

Драко встал на ноги, улыбаясь.

— Позволишь взять твой плащ?

— Да, — кивнул Гарри.

— И не сбежишь, пока меня не будет?

— Нет.

— Я скоро вернусь.

Когда он ушел, Гарри перебрался к камину и растянулся на мохнатой шкуре, глядя в огонь. Он думал, что, наверное, должен чувствовать вину перед Роном и Джинни, он и чувствовал ее, но как-то очень бледно по сравнению с теми чувствами, что вызывал у него Драко. С ним было так хорошо… особенно когда он становился нежным, ласковым, просящим… хотя тогда он переставал быть таким привлекательным сукиным сыном Малфоем.

"Поздравляю, Гарри, — иронично сказал он сам себе. — Ты гей, ты пассивный гей, и тебе нравятся мерзавцы. Надо полагать, ты к тому же еще и мазохист. Вообрази себе реакцию колдовской общественности.

Заголовок в "Пророке": "Гарри Поттер, королева Хогвартса!"".

Гарри рассмеялся и потянулся.

— Что тебя так развеселило? — спросил знакомый голос из пустоты. Воздух слегка замерцал, и Гарри увидел, как Драко выпутывается из плаща-невидимки, балансируя немалых размеров подносом.

— Да я представил себе выражение лица Рона, когда я ему все это расскажу, — весело ответил Гарри. — Как Драко Малфой сначала стоял передо мной на коленях, а потом работал моим домовым эльфом.

— Тебе жить надоело, Поттер?

— Я пошутил. Что ты там принес?

— Я не знаю, что ты любишь, — Драко опустил поднос между ними. — Так что я взял то, что мне дали.

— Да? — Гарри поднял крышку судка. — Ура! Курица! А я боялся, что ты выберешь что-нибудь на свой вкус.

— По-моему, это слон, а не курица, — усомнился Драко, заглядывая в судок. — Почему боялся? Думаешь, я питаюсь отрубленными головами поверженных врагов?

— Ну, нет, конечно. Просто ты у меня как-то всегда ассоциировался со всякой дрянью вроде осьминогов, устриц…

— Это, между прочим, очень вкусно…

— …и японской сырой рыбой.

— Да, — Драко лег на спину, вытягиваясь во весь рост. — Вот так доживешь до шестнадцати лет и узнаешь, что ассоциировался у своего злейшего врага с едой.

— П'ек'афи, 'алфой, — невнятно отозвался Гарри. — Фы ф'аеф, о фём я…

— Не разговаривай с набитым ртом, Поттер, это неприлично.

— А ты… — Гарри наконец проглотил то, что было у него во рту, — ты почему не ешь?

— Не хочу, — равнодушно отозвался Драко.

— Ты же не ужинал сегодня.

— Что с того? Я не голоден.

По правде сказать, он никогда не бывал голоден. Точнее, никогда не хотел есть — понятие "аппетит" было незнакомо Драко. В Хогвартсе он ел регулярно, потому что всегда находился кто-то, кто вытаскивал его в Большой зал на завтраки, обеды и ужины. Дома же он мог не есть сутками, пока его желудок не начинал вопить от голода. Что он и объяснил Гарри.

— Теперь я понимаю, почему ты такой тощий, — заметил Гарри. — Малфой, а ты уверен, что это нормально?

Может, ты чем-то болен?

— Ага, теперь у нас новая игра — дочки-матери, да? — фыркнул Драко. — Ты-то почему такой тощий?

Наворачиваешь — будь здоров…

— Наверное, из-за Дурслей, — пожал плечами Гарри. — Я же у них особенно не жирую. Теперь еще Дадли посадили на диету, и весь дом из-за этого питается салатом.

Драко приподнялся на локте и внимательно посмотрел на Гарри. Гарри говорил спокойно, нисколько не жалуясь — просто констатировал то, что имело место быть.

— Наверное, поэтому, — задумчиво продолжал Гарри, рассматривая куриную ножку так, словно это было произведение искусства, — я так люблю пожрать.

— Как говорит Грегори, — усмехнулся Драко, — "люблю повеселиться, особенно пожрать, пятью-шестью батонами в зубах поковырять".

Гарри прыснул.

— Да уж, живо представляю себе эту картину! Никогда бы не подумал, что Гойл умеет говорить, — он поднял на Драко чуть виноватый взгляд. — Видишь, мы квиты. Я тоже не особенно люблю твоих друзей.

— Ну, что ж, — вздохнул Драко. — Будем играть в Ромео и Джульетту.

— Даже не спрашиваю, кто из нас Джульетта, — пробурчал Гарри.

— А Уизли будет Тибальтом! — подхватил Драко. — Очень похож — такой же порывистый и тупой.

— Драко…

— Осталось только спросить Паркер, согласна ли она на роль Меркуцио. С учетом того, что в конце все мрут, а Меркуцио — так вообще первый…

— Малфой, — несколько смущенно перебил его Гарри. — Ты знаешь, я не читал "Ромео и Джульетту".

— Ничего себе! — удивился Драко. — Ты же вырос у магглов — и не читал маггловских книг? Ну, "Волшебную книгу сказок"-то ты читал? Там есть этот сюжет — Шекспир его полностью передрал, хотя у него получилось лучше…

— Да нет, — совсем смутился Гарри. — Ты знаешь, не читал…

— А что ты вообще читал? — ужасно гермионовским голосом спросил Драко.

— Нууу… "Квиддич сквозь века", "Полеты с Пушками Педдл"… не считая учебников… и еще "Руководство по техобслуживанию метел".

Драко закрыл глаза и рассмеялся.

— Ты потрясающе интересный собеседник, Поттер. Ладно, не дуйся, — он лукаво посмотрел на Гарри из-под ресниц.

— Я и не дуюсь, — буркнул Гарри. — Иди тогда, пообщайся с Гермионой. Она тебе может рассказать "Историю Хогвартса" наизусть с любого места.

— Это я и сам могу.

Из-под полуопущенных ресниц Драко наблюдал, как Гарри расправился с куриной лапкой, положил кость на край подноса и облизнул большой палец.

— Дай мне, — неожиданно сказал Драко, протянув руку и схватив Гарри за запястье.

— Что? — удивился тот. Вместо ответа Драко поднес его руку ко рту и принялся слизывать с пальцев куриный жир и соус, не отводя взгляда от глаз Гарри.

— Ты знаешь, — произнес он, когда дыхание начало вырываться из полуоткрытых губ Гарри часто и прерывисто, — пожалуй, я хочу есть…

Гарри принял его игру. Выловив из судка куриную грудку, он зубами оторвал от нее кусок и поднес его ко рту Драко.

— Ммм… — Драко принял подношение, не забыв попутно слизать соус, оставшийся на губах Гарри. — Слушай, вкусно!

Гарри рассмеялся.

— Ты так говоришь, будто это невесть какое открытие.

Он, конечно, не понял, что это было действительно открытие. Он не знал, что можно есть еду и не чувствовать ее вкуса. Что можно умирать от голода — и еда при этом не полезет тебе в глотку. Потому что каждая клеточка напряжена, каждый нерв натянут, потому что на тебя смотрят, потому что на тебя давят…

Еда была вкусной, и это было как начать жить заново, как выйти из больницы на солнце, как весна после зимы…

Как этот новый взгляд Гарри — нежный, смущенный, влюбленный, заигрывающий, — все одновременно.

Кто еще видел эти глаза такими?

Кто слышал его задыхающиеся стоны, его мольбы о большем, его вздохи, его "еще", "быстрее", "вот так"?

Кто чувствовал биение его сердца почти в своей груди, содрогающиеся движения его тела в такт со своим?

Кто знает, как горячо внутри него? И тесно… И сладко… и хорошо… хорошо…

Кто хочет, чтобы ему было хорошо?

Больше, чем хорошо…

Невозможно хорошо…

До боли хорошо…

До криков хорошо…

— Драко…

Чье еще имя…

— Дра-а-ако!..

…он произносит так?

— Охх, блин…

— Что такое?

— Мадам Помфри — гениальная женщина, но, Поттер, купи все-таки своему Уизли боксерскую грушу.

— Малфой…

— Да, да, знаю! Сам виноват, бла-бла-бла… Плохой Драко… Пойду побьюсь головой о каминную решетку…

— Чучело! Иди сюда…

— Ммм…

— Ммм…

— Там еще что-нибудь осталось?

— Не-а…

— Я есть хочу!

— Ну… тут есть еще какие-то зеленые фиговины в вазочке…

— А, это оливки…

— Это вкусно?

— С тебя все вкусно, Поттер…

— Тогда ешь.

В один прекрасный день, позапрошлым летом, Дурсли, пребывая в каком-то невероятно хорошем настроении — может, из-за удачной сделки дяди Вернона, а может, от того, что кошмар мамочки и папочки, первая кандидатура в малолетние преступники на всей Бирючиновой улице, Дадли, отдыхал в летнем скаутском лагере, — разрешили Гарри вечером посмотреть телевизор — тот, что стоял в комнате у Дадли, любую программу по выбору. Гарри отдал предпочтение фильму с загадочным названием "День сурка".

Фильм позабавил Гарри, и потом он весь вечер размышлял о том, что бы он мог сделать, если бы влип подобным образом, и какое это должно быть ощущение — раз за разом просыпаться в одном и том же дне.

Этим утром, когда он проснулся, и вновь почувствовал эту сладкую расслабленность, и мягкое, ласковое прикосновение меха к обнаженному телу, и состояние полного душевного покоя и любви ко всему миру, он вдруг понял, что ничего не изменилось, что он вновь проснулся в том кошмарном утре, и что после завтрака он снова увидит холодные светлые глаза слизеринца и услышит его манерный тягучий голос, говорящий жестокие слова. И тогда ему останется только пойти в озеру и утопиться, что, впрочем, тоже лишено всякого смысла, потому что потом вновь будет утро, и вновь пробуждение, и так раз за разом…

Весь этот бред крутился в голове Гарри примерно полминуты, пока он не услышал тихий вздох рядом и не ощутил прикосновение пальцев, скользнувших вверх по его плечу. Повернувшись, Гарри увидел Малфоя.

Драко спал на спине, тихо дыша, положив одну руку на живот, а другой прикрыв от солнечных зайчиков глаза. В свете утренних лучей, льющемся из окна высоко под потолком, его лицо казалось не белым, каким оно было обычно, а каким-то болезненно серовато-бледным. Уголки расслабленного рта были опущены вниз, и это придавало лицу страдальческое выражение.

Стараясь быть очень осторожным, Гарри отвел руку Драко от лица и тихонько коснулся губами его век — сначала левого, потом правого. Драко шевельнулся, вытянул руку, но не проснулся.

Гарри обнял своего любовника и положил голову ему на грудь, улыбаясь своим мыслям. Мыслям о том, что он все сделал правильно, и день сурка ему не грозит.