Глава 1

1900


— Неужели вы, майор Вэр, способны поддаться панике?

До господина премьер-министра дошли слухи, что в провинциях весьма и весьма неспокойно.

— В Китае всегда неспокойно. Уверяю вас как британский посланник, что я вполне в состоянии справиться с любой ситуацией, в которую может вылиться это волнение, — заявил сэр Клод Макдоналд. Он говорил с вызовом, словно кто-то ставил под сомнение его компетентность. Он слишком высоко ценил собственную персону!

Стэнтон Вэр внимательно посмотрел на собеседника и подумал, что, возможно, премьер-министр прав, полагая, что этот чванливый, упрямый человек не отвечает требованиям времени.

Маркиз Солсбери со свойственным ему тактом не высказывал свое отношение открыто, однако его советники в министерстве иностранных дел не стеснялись в выражениях. Про сэра Клода говорили, что это сухой стручок с оловянными глазами и длинными нафабренными усами. Ну а пресса и подавно не скупилась на язвительные замечания. «Все осуждали это назначение. Сэра Клода обвиняли в том, что он плохо образован, слаб, нерешителен, невыдержан… и вообще являет собой тот тип военного офицера, который отмеряет милю, а отрезает шесть футов», — писала «Таймс».


Стэнтон Вэр тогда посмеялся, но сейчас он смотрел на сэра Клода Макдоналда серьезно и чувствовал, что он вряд ли справится, если ситуация начнет выходить из-под контроля. А все указывало именно на это.

Получалось, что Великобританию в Китае представлял посланник, который до сих пор не имел никакого опыта работы в этой огромной азиатской стране, кроме службы инструктором по стрельбе в Гонконге.

Сэр Клод подергал свои пышные усы, словно извлекая из них необходимую силу, и заговорил:

— Итак, майор Вэр, вы можете доложить премьер-министру, что ситуация под контролем, а те немногие инциденты, которые имели место, не имеют особого значения.

Стэнтон Вэр, помолчав, сказал:

— Полагаю, однако, что убийство Брукса имеет значение — по крайней мере для него.

— Брукс был миссионером, — ответил сэр Клод, — а миссионеры в Китае становятся причиной волнений с тех самых пор, как в 1860 году им разрешили появиться в этой стране. Китайцам претит, что они подрывают традиционное поклонение предкам, что для них исполнено глубокого значения.

— Я это прекрасно понимаю, — сдержанно ответил Стэнтон Вэр, — но, к сожалению, китайские христиане различными путями оскорбляют местные верования.

Он имел в виду, что миссионеры нередко захватывали китайские храмы, заявляя, что, по существу, они представляют собственность Церкви. А получив разрешение на строительство, намеренно выбирали священные для местных жителей места.

Францисканцы даже пытались собирать долги по ренте за последние триста лет.

— И все-таки я полагаю, что все это не важно, — настаивал сэр Клод. — Что нас действительно касается, так это нарушение баланса сил, которое произошло четыре года назад, когда русские военные корабли вошли в Порт-Артур.

Стэнтон Вэр не мог не согласиться с этим.

Пять великих держав боролись за главенство в Китае и, по словам одного остроумца, «кромсали его, словно дыню».

Лишь соперничество западных стран и их вечные размолвки препятствовали аннексии обширной территории Китая.

Стэнтон Вэр знал, что в Пекине, великой северной столице Поднебесной, маньчжуры обманывали сами себя, веря в собственную силу, в мощь и несокрушимость тысячелетних традиций Китая, не подвластных никаким западным веяниям. Кто-то из служащих министерства иностранных дел однажды заметил:

— Маньчжуры дерзки и слабы, европейцы — дерзки и сильны. Результатом будет война!

Догадываясь, что Стэнтон Вэр убежден в неизбежности кризиса, сэр Клод заявил:

— Уверен, что мы можем полностью доверять вдовствующей императрице. Она вполне успешно справится со всеми трудностями.

— Доверять вдовствующей императрице? — изумленно переспросил Стэнтон Вэр. — Уж не шутите ли вы? Те сведения, которые поступают в Лондон, говорят об ее отчаянной ненависти ко всему иностранному! Правда, она эту ненависть тщательно скрывает.

Сэр Клод благодушно рассмеялся и снова потеребил усы.

— Мой дорогой! Вдовствующая императрица не так давно пригласила мою жену и других дам из нашего представительства в Запретный город на чайную церемонию. Этим жестом она хотела и отметить свой день рождения, и укрепить взаимопонимание между Востоком и Западом. — Он улыбнулся, уверенный, что Стэнтон Вэр не в курсе этих событий, а потом продолжил: — Императрица, Старушка Будда, как мы ее называем, подарила каждой своей гостье массивное золотое кольцо с жемчугом, а потом поднесла им чай в нефритовой пиале.

— Очень великодушно с ее стороны! — не сдержал сарказма майор.

— Это был, конечно, чисто символический жест, — пояснил сэр Клод. — Сама императрица пригубила чай первой, а потом пустила пиалу по кругу, повторяя: «Одна семья! Мы все — одна семья!»

— И вы ей верите?

Сэр Клод пожал плечами:

— У меня нет причин не верить.

— Несмотря на то что движение И-Хэ-Чуань набирает силу с каждым днем?

Сэр Клод откровенно рассмеялся:

— Общество, которое мы называем просто «боксеры», состоит из очень молодых людей, лет девятнадцати. И сосредоточены они главным образом на севере, преимущественно на границах провинций Шаньдун и Чжили.

— Это так, но, насколько мне известно, они постоянно движутся.

— Куда? — Сэр Клод начертил в воздухе вопросительный знак. — Они претендуют на то, что якобы обладают магической силой, и невежественные китайцы идут за ними. Но для каждого, кто способен самостоятельно мыслить, эти нелепые юнцы просто смешны.

— Боюсь, что не за горами то время, когда их шутки не покажутся нам забавными, — сдержанно заметил майор. — Но вернемся к медным каскам, господин посланник. Имеются ли у вас резервные войска, которые при необходимости можно было бы без промедления послать ну хотя бы на защиту нашего же дипломатического представительства?

Сэр Клод усмехнулся.

— Резервные войска? Зачем? Даже тем, которые есть, здесь нечего делать! Что с вами, майор Вэр? Вы делаете из мухи слона или принимаете бумажных драконов за настоящих.

И посланник от души рассмеялся собственной шутке.

Стэнтон Вэр поднялся с кресла:

— Благодарю за то, что вы уделили мне свое драгоценное время, господин посланник. Я непременно передам премьер-министру все, что услышал от вас. Не сомневаюсь, что информация весьма и весьма заинтересует его.

— Так вы возвращаетесь домой? — спросил сэр Клод.

— Не сразу, — несколько уклончиво ответил майор. — У меня здесь друзья, которых я хочу навестить. А потом мне предстоит отправиться в Тянцзинь, а оттуда — в Гонконг.

— Ну так счастливого пути! Рад был встретиться с вами, майор Вэр. Надеюсь, и вы довольны визитом в Пекин.

Стэнтон Вэр молча поклонился и вышел из здания представительства Великобритании.

Конечно, он ожидал, что британский посланник окажется ограниченным, упрямым и тупоголовым. Но он не представлял, что тот настолько глуп.

В тот же вечер в британское министерство иностранных дел полетела зашифрованная телеграмма: «Немедленно прислать новые запасные части к машине».

Стэнтон Вэр вернулся к себе в отель и, войдя в номер, опустился на диван и некоторое время сидел неподвижно, закрыв глаза. Казалось, он задремал. На самом деле ум его работал четко и ясно. Майор пытался сопоставить факты, которые узнал только что, с теми сведениями о положении в Китае, которые были известны ему еще до приезда в страну.

Майор Вэр был далеко не новичок в делах Востока. Премьер-министр, маркиз Солсбери, постоянно обращался к нему, если информация, поступившая из других источников, вызывала сомнение.

Стэнтон Вэр далеко не всегда охотно являлся по такому приглашению, но на этот раз, когда премьер-министр изложил ему суть дела и показал донесения британских агентов из разных районов Китая, майор сразу понял, что это задание может оказаться очень интересным. К тому же подобное поручение льстило ему как бесспорное признание его деловых качеств.

Стэнтон Вэр свободно говорил почти на всех языках и диалектах Дальнего Востока. Он совершил множество путешествий в самые отдаленные, а порой и опасные уголки огромной империи, и ему удавалось выходить целым и невредимым из таких ситуаций, которые, несомненно, оказались бы не по силам любому другому европейцу. Об удачливости майора ходили легенды.

— Мы чрезвычайно признательны вам, майор Вэр, за успех вашей миссии в Афганистане, — сказал премьер-министр, пожимая гостю руку на прощание. — Позволю себе открыть секрет: ваше имя внесено в список представляемых в новом году к ордену святых Михаила и Георгия.

По бесстрастному лицу Стэнтона Вэра трудно было определить, польстило ли ему столь высокое признание его заслуг перед отечеством. Он поклонился, пробормотал несколько благодарственных слов и вышел, не дожидаясь напутствий премьер-министра.

— Странный человек! — недоуменно покачал головой премьер-министр. — Но исключительно квалифицированный.

И вот сейчас майор Стэнтон Вэр сидел закрыв глаза, словно отдыхая, на мягком диване в номере пекинского отеля. Taков был его метод. Чем явственнее он осознавал сложность стоявшей перед ним задачи, тем спокойнее казался внешне. Ему лишь требовалось время, чтобы сосредоточиться, все обдумать и составить подробный и безошибочный план действий.

Немногие из окружавших его людей знали, что два года своей жизни он посвятил изучению йоги. Секреты восточной медитации он постигал под руководством мудрейшего ламы в одном из самых почитаемых буддистских монастырей.

Эти знания позволяли ему при необходимости и без промедления достигать пика физической и умственной формы. Его мозг обрел ту необыкновенную способность, о которой китайцы с благоговением говорят: «Он видит мир за миром». Стэнтон Вэр, без всякого сомнения, виртуозно пользовался инструментом, называемым в Тибете «третьим глазом». Когда-то подобными возможностями обладали почти все люди. Однако, поставив блага цивилизации выше духовного совершенствования, они начисто утратили и интерес к истинному знанию, и способность им пользоваться.

Майор прекрасно понимал, что стоявшая перед ним задача оказывается куда более запутанной, чем это казалось поначалу. Дело серьезно осложнялось тем, что ни чиновники здесь, в Пекине, ни британский министр не понимали истинной серьезности ситуации.


В сгущающихся сумерках по улицам неторопливо плыл портшез.

Пекин расположился на равнине среди сосновых рощ менее чем в сотне миль к югу от Великой Китайской стены, пересекающей север Китая с запада на восток. Его построили на склонах пологих холмов, которые волнами распространялись на север и на запад, а в плодородных долинах между ними расположились храмы и дворцы.

Впервые попадая в Пекин через южные ворота Внешнего, или Китайского, города, путешественники поражались тому, насколько обстановка внутри крепостной стены отличалась от той красоты, которая царила снаружи.

Вдоль широкой улицы, ведущей в Имперский город, теснились в три ряда устланные циновками лавочки и магазинчики. На ветру развевались яркие вывески, зазывавшие покупателей. Толпы нищих осаждали прохожих.

Из-за задернутых занавесок портшеза Стэнтон Вэр видел уличных танцовщиц. Толпа, в восторге от откровенности их движений, глазела на них, а тем временем карманники не теряли время даром.

Прорицатели и ясновидящие торговали листочками с указанием удачных и неудачных дней, а уличные разносчики старались всучить прохожим всякую всячину: нехитрые сладости, иголки, игрушки, чай, рисовые лепешки, веера.

Народ посерьезнее, мастеровые, готовы были ловко починить любую фарфоровую вещицу; хироманты, парикмахеры, писцы, знахари предлагали свои услуги. Ну и конечно, китайская улица не могла обойтись без акробатов и жонглеров, которых часто сопровождали обезьяны и даже медведи.

Все это было хорошо знакомо Стэнтону Вэру, но кипучая, пестрая жизнь большого города, словно магнитом, притягивала его снова и снова.

Терпкий аромат жареного мяса и дичи висел в воздух, пряные запахи — женьшеня, сои, чеснока, табака — смешивались в густых, плотных сумерках.

Портшез двигался, лавируя среди повозок, тележек, тачек и карет, обходя осликов, неторопливо семенивших со своей поклажей, и гордо ступавших монгольских верблюдов, которые презрительно поглядывали на окружающую их толпу высоты своего роста.

И босоногие нищие, и торговцы, и уличные актеры, и ночные сторожа с фонарями и колотушками — все это казалось неотъемлемой частью Китая. Но через какое-то время за окнами портшеза появились более респектабельные дома, тротуары стали гораздо чище. Наконец носильщики опустили своего седока возле парадного крыльца Дома тысячи радостей.

Как это принято в Китае, ничто снаружи не указывало на то, чем занимаются внутри здания.

Его фасад скорее мог показаться невзрачным. Но вот Стэнтон Вэр вышел из портшеза, расплатился, парадная дверь открылась, и он вошел в дом.

За наружной дверью, отделяющей святая святых от уличного шума и пыли, оказалась еще одна, алая, оформленная рядами скульптурных украшений.

Стэнтон Вэр знал, что за этой дверью находится типичный китайский дом, который состоит из девяти-десяти внутренних двориков, занимающих довольно обширную территорию. Вокруг каждого из двориков располагались три или четыре одноэтажных павильона.

Но Дом тысячи радостей отличался тем, что каждый из этих маленьких павильонов, с ажурными решетками, с крошечным внутренним двориком, посреди которого в бассейне плавали золотые рыбки, принадлежал прекрасной женщине.

Слуга, впустивший гостя, посматривал на него с некоторым любопытством: длинный темный плащ с капюшоном не позволял разглядеть ни фигуру, ни лицо человека.

— Я бы хотел увидеть Бесконечный Восторг, — проговорил Стэнтон Вэр.

— Если досточтимый господин соизволит пройти вот сюда, то я посмотрю, сможет ли сейчас Бесконечный Восторг принять господина.

Слуга провел Стэнтона Вэра в изысканную комнату, убранную в лучших китайских традициях. Низкие столики, подушки на полу, старинные драгоценные картины и гравюры на стенах.

Одну из картин он особенно любил. Она изображала горы в туманной дымке и была исполнена знаменитым мастером XVII века Хун-Сянем чернилами на тончайшем шелке.

Стэнтон знал, что каждый штрих несет в себе особый внутренний смысл не только для автора, но и рождает ответное чувство у каждого, кто окажется созерцателем этой удивительной красоты.

Когда-то давно его учили, что на картине даже самая маленькая птичка, цветок или рыбка исполнены глубокого смысла, подчеркивая расцвет и движение жизни, связь всего сущего на земле.

Английский майор так увлекся разгадкой тайного смысла, который картина таила именно для него, что даже не услышал, как вернулся слуга.

— Бесконечный Восторг будет рада встретиться с вами, досточтимый господин, — с поклоном сообщил тот.

Он повел гостя по коридорам и переходам мимо павильонов, где красавицы с причудливыми загадочными именами обитали в окружении красоты и изящества.

Одну из обитательниц дома звали Счастливые Часы, другую — Небесный Цветок, третью — Сладкая Покорность.

Стэнтону Вэру пришлось пройти вдоль почти всего дома, прежде чем он оказался в комнате, где изысканность обстановки создавали редкостные, вырезанные из дерева вещицы и бесценные лаковые миниатюры.

Окна и двери скрывали мягко струящиеся занавеси из дорогого шелка, расшитые птицами и драконами. На зеркально-чистом полу стояли фарфоровые вазы, а в них росли карликовые деревья с искусно сформированными кронами.

Но Стэнтон Вэр и мыслями и взглядом уже сосредоточился на лице женщины. Вот она узнала его, и ее глаза радостно вспыхнули. Она поклонилась очень низко, а потом, не пытаясь скрыть улыбку, проговорила:

— Я надеялась, но не была уверена, что это вы, о благородный! Тот, о ком я мечтала так много лун!

Стэнтон Вэр откинул с лица капюшон и расстегнул ворот плаща.

Слуга подхватил плащ и бесшумно исчез.

Майор сел на низкий, обложенный мягкими подушками диван. На столике с инкрустированной столешницей и тонкими, изящными ножками перед ним возник стакан рисовой водки.

— Вас долго не было, — чуть укоризненно заговорила Бесконечный Восторг. Нет, это вовсе не было обвинением — лишь смутным сожалением.

— Я вернулся, потому что понял: здесь очень неспокойно.

— Я поняла, что вы пришли ко мне именно поэтому.

— Я пришел бы так или иначе, — честно признался он, — но ты знаешь, как мне нужна твоя помощь.

— Так что же вы хотите узнать?

— Нужно ли спрашивать об этом? Что происходит в Китае? Что это за зловещие слухи, которые ползут и множатся из месяца в месяц?

— Да, слухи действительно зловещие. Я и впрямь ждала, что рано или поздно вы вернетесь и увидите, что с этим надо что-то делать.

— Что же я могу сделать?

Бесконечный Восторг сделала жест рукой, ясный без слов. Потом она почти шепотом проговорила:

— Мы все знаем, что 1900 год несчастливый.

— Вот об этом я и хочу, чтобы ты мне рассказала.

— Кругом царят дурные астрологические предзнаменования. Те, кто умеет смотреть в хрустальный шар, говорят о кровопролитии и о бесконечных несчастьях, ожидающих Китай.

— О каких несчастьях идет речь? — спросил Стэнтон Вэр, не меняя расслабленной позы и с явным удовольствием потягивая свое любимое вино. Однако его ум работал, как никогда, четко. Майор прекрасно знал, что эта хрупкая женщина с таким удивительным именем может рассказать многое из того, что он хотел знать. Больше того, никто не может сейчас помочь ему лучше, чем она.

Дом тысячи радостей слыл самым изысканным, самым дорогим и самым значительным «приютом цветов» во всем Китае. Шептались, что сам император, пока тетушка не заточила его в Ин-Тай, Океанский дворец, нередко, переодевшись в чужое платье, посещал прекрасных обитательниц этого заведения.

Несомненно, Дом тысячи радостей пользовался тайным покровительством пекинского двора, не говоря уже о поддержке богачей, которые приезжали в столицу со всей страны.

До всех доходили слухи о многочисленных радостях, которые дарила досточтимым гостям Бесконечный Восторг.

А когда мужчина выпивал достаточно дорогого вина, его нередко одолевало желание поговорить с красавицей о волновавших его государственных делах. Девушки же здесь специально были обучены слушать с искренним вниманием и проявлять сочувствие. И свою роль они играли искусно и тонко.

Стэнтона Бэра нередко спрашивали, почему высокопоставленные придворные предпочитали проводить время с женщинами Дома тысячи радостей, хотя могли иметь сколько угодно наложниц.

Но те женщины, что обитали в Запретном городе, ничего не знали об окружающем мире. Вся их жизнь была сосредоточена на стремлении угодить своему господину, и красота их тела играла в этом решающую, но, пожалуй, и единственную роль.

А в Доме тысячи радостей от девушек требовалась не только красота, но и ум.

Поэтому Бесконечный Восторг была одной из самых осведомленных женщин всего Северного Китая.

— Ну, расскажи же мне, как обстоят дела, — вновь попросил Стэнтон Вэр с той улыбкой, против которой не могла устоять ни одна женщина ни в одной стране мира.

— Ах, вы неисправимы, о благородный! — Бесконечный Восторг засмеялась, и смех ее зазвенел, как колокольчик. — Приходите и уходите, когда вам заблагорассудится, оставляете меня в полной неизвестности, заставляя гадать, живы ли вы еще или умерли, а потом вдруг появляетесь неизвестно откуда и выжимаете меня словно спелый плод граната.

Стэнтон Вэр, не оправдываясь, молча поднес руку красавицы к своим губам.

— Немало лет ты радуешь меня своей благосклонностью и дружбой, и ты меня еще ни разу не подводила, — негромко произнес он.

Стэнтон Вэр и Бесконечный Восторг действительно были знакомы уже давно и очень близко.

Сейчас она тихо вздохнула:

— Думаю, что нс смогла бы отказать тебе, даже если бы очень захотела, — сказала она, переходя на более интимный тон. — Так о чем же ты хочешь услышать, о благородный?

— Обо всем. Как ты знаешь, я не был в Китае больше двух лет и за это время немало воды утекло.

— Это правда. И самое плохое, что воды эти уносят с собой все хорошее, оставляя нашей стране горести и беды.

— Так мне и говорили перед отъездом из Англии.

— Ты, возможно, уже знаешь: вдовствующая императрица поставила правительство в известность, что строительство железных дорог прекращается, поэтому больше нет нужды в проектах западных государств и фирм.

— Да, об этом, к сожалению, я уже слышал.

— Ее величество готовится вести дела с Западом только с помощью оружия!

И снова Стэнтон Вэр кивнул, соглашаясь.

— Она приказала генералам как можно быстрее и подробнее изучить западные приемы ведения войны и то вооружение, которое западные государства имеют в своем арсенале. А знаешь зачем?

— Нет, это ты скажи мне зачем, — улыбнулся Стэнтон Вэр. — Я очень внимательно тебя слушаю.

— Конечно, чтобы бороться с врагом его же оружием. Она хочет как можно быстрее избавить Китай от иностранцев!

— Что-то сомнительно, чтобы на это у империи хватило силенок, — негромко и с сарказмом произнес гость.

— Но у западных держав здесь нет ни достаточного вооружения, ни достаточных военных сил. Они не смогут остановить бурный поток, когда он начнет захлестывать их.

Стэнтон Вэр и сам так думал. А его миниатюрная советчица тем временем негромко продолжала:

— Вдовствующая императрица хотела бы пустить пыль в глаза иностранцам. Но в игру вмешиваются «боксеры». Народ верит им и толпами идет за ними. А эти юнцы кричат повсюду: «Жги! Жги! Убивай! Убивай!»

— Насколько они сильны?

— Когда люди во что-то верят, они дерутся отчаянно, так что каждый из них стоит нескольких человек. Кроме того, они ведь распространяют слухи, в которые китайцы с готовностью верят. Например, что рельсы на железных дорогах и железные вагоны раздражают земного дракона и разрушают благотворное влияние земли.

Стэнтон Вэр лишь молча улыбнулся. Он прекрасно знал, что люди пугаются поездов, когда впервые их видят.

— Еще они говорят, что красная жидкость, которая капает из «железной змеи» — на самом-то деле это всего-навсего ржавая вода, — это кровь духов воздуха, над которыми надругались иноземцы.

— Господи, да неужели кто-нибудь способен верить в такую чепуху? — искренне изумился майор.

— Простым, невежественным людям постоянно внушают, что миссионеры извлекают глаза, мозг и сердца умерших и готовят из них лекарства; стоит кому-нибудь зайти в дом приходского священника и выпить там хотя бы стакан чаю, его моментально поразит смерть: мозг прорвет череп и выплеснется наружу! — Бесконечный Восторг отвернулась от своего собеседника и продолжала очень тихо, почти шепотом: — «Боксеры» говорят, что детей-сирот, которых христиане принимают в свои приюты, там мучают, а потом убивают и из внутренностей готовят колдовское снадобье, при помощи которого можно превращать свинец в серебро и получать очень ценное лекарство.

— Но надо быть идиотом, чтобы верить во все это, — не, выдержал Стэнтон Вэр. Но он прекрасно помнил волнения, виновниками которых в прошлом были именно миссионеры. Он молчал довольно долго, словно взвешивая все услышанное, а потом наконец заговорил: — Ты говоришь, что влияние «боксеров» растет. Но ведь сама императрица не может поддерживать эту нелепую кутерьму?

— Да, официально она заявляет, что за ними необходимо строго следить властям.

— А неофициально? — нетерпеливо перебил майор.

— Как только кто-то из официальных лиц попробовал обойтись с «боксерами» как с мятежниками, губернатор провинции пришел в ярость. Он заявил, что эти молодые люди представляют собой патриотическое повстанческое движение и Старушка Будда призвала их себе на помощь недавно, с месяц назад или около того.

— Кто бы мог помочь императрице увидеть опасность такой политики? — Стэнтон Вэр начинал волноваться.

Его прекрасная собеседница беспомощно развела маленькими, безупречной формы, холеными ручками и покачала головой:

— Не мне об этом судить. Но я уверена: что-то необходимо делать, и как можно быстрее, не то сбудутся предсказания о страшных несчастьях, нависших над моей родиной!

Она говорила горячо и искренне. Стэнтон Вэр прекрасно знал, как она любит свою страну. К тому же любые беспорядки, а тем более военные действия в Пекине окажутся губительными для ее бизнеса.

— Неужели ни у кого из чиновников не хватает смелости, чтобы дать понять императрице, что она в силу своего положения обязана остановить распоясавшихся мальчишек-хулиганов, пока еще не поздно?

— Император хотел внести прогрессивные изменения в стране, но потерпел поражение. Те, кто его поддерживал, погибли или оказались в ссылке. Ну а остальные боятся теперь подать голос.

— Все боятся? — усомнился Стэнтон Вэр.

— Остался Ли Хун-Чжан!

Стэнтон Вэр кивнул. Он явно обрадовался, услышав это имя.

Раньше Ли Хун-Чжан был одним из самых близких и доверенных чиновников императора и одним из самых прогрессивных политических деятелей Китая.

Именно он поддерживал строительство арсеналов, верфей, военных кораблей, а пять лет назад, в 1895 году, отправился в Японию, и его переговоры там положили конец войне, которая изматывала обе страны.

То, что он увидел в Японии, восхитило его: азиатская страна решительно выбрала путь прогресса и цивилизации!

Японский принц Ито рассказывал Стэнтону Вэру, что Ли Хун-Чжан говорил ему: «Моя страна зажата в рамки традиций и обычаев. Кроме того, многие провинции стремятся отделиться!» — Но ни слова не было сказано о безжалостной борьбе за власть, которая кипела в императорской семье.

После того как императора лишили власти, Ли Хун-Чжан не оставлял попыток претворить в жизнь новые идеи. Он не терял надежду убедить вдовствующую императрицу дать Китаю возможность вырваться из цепких когтей Средневековья. И императрица не решалась расправиться с этим неудобным, но популярным и необходимым человеком. Однако она отослала его подальше от двора и вообще от столицы, назначив его наместником южных провинций Гуандун и Гуано. Таким образом ей удалось избавиться от его присутствия на заседаниях Государственного совета.

Но, несмотря на эту скрытую ссылку и свои семьдесят семь лет, он представлял в империи грозную силу и пользовался глубоким уважением.

— Как бы мне с ним встретиться? — спросил Стэнтон Вэр. Этот вопрос давно уже вертелся у него на языке.

Бесконечный Восторг сделала какое-то неуловимое, изящное движение, которое заключало в себе всю выразительность китайской пластики. Подумав с минуту, она воскликнула:

— Подожди! У меня есть идея! Ведь самый близкий друг Ли Хун-Чжана — Цзэнь-Вэнь! Этот мандарин живет здесь, в Пекине. Он очень могущественный человек. Когда Ли Хун-Чжан приезжает в Пекин, чтобы встретиться с вдовствующей императрицей, он непременно навещает друга.

— Мне необходимо с ним встретиться и побеседовать обо всем! — горячо, почти требовательно воскликнул майор.

— Я помогу тебе, ведь он мой друг. Что может быть приятнее, чем соединить таких дорогих сердцу людей, как ты, о благородный, и Цзэнь-Вэнь?

— Как мне отблагодарить тебя? — нежно проговорил Стэнтон Вэр.

— Что мне дозволено просить? — опустив глаза, спросила женщина.

Майор внимательно оглядел хрупкую изящную фигурку и подумал, что, достигнув своего расцвета, его подруга стала еще прекраснее, чем тогда, когда он впервые увидел ее совсем еще юной девушкой!

Он протянул к ней руки красноречивым жестом и ответил по восточной традиции:

— Все, что я имею, — твое!

Обеими руками она взяла его сильную руку, повернула вверх ладонью и поклонилась, коснувшись лбом ладони.


Дом Цзэнь-Вэня производил впечатление. Но и портшез, который остановился возле подъезда, тоже, бесспорно, доставил важного, богатого и уважаемого гостя.

Стэнтон Вэр был одет в длинный, богато расшитый и отделанный мехом сюртук. Такие носили в Маньчжурии всю долгую зиму. На голове у него была черная шляпа с загнутыми вверх полями, какие носили генералы и крупные государственные деятели. Ему необходимо было остаться никем не узнанным. Ведь Цзэнь-Вэню не пристало принимать в своем доме иностранца.

Хотя влияние «боксеров» еще не достигло Пекина, неприязнь ко всему иностранному ощущалась весьма явственно. Стэнтон Вэр чувствовал ее повсюду, куда бы ни направлялся.

На улицах вслед ему доносилось приглушенно неодобрительное бормотание прохожих. В магазинах продавцы, не подозревавшие, что он понимает по-китайски, нередко спрашивали друг друга:

— Ну, кто согласен обслужить этого иностранного дьявола?

Да, подобного неприятного шевеления, возни совсем не было заметно в его прошлый приезд в Пекин.

Пока это были мелочи, но, как опытный дипломат, майор Вэр прекрасно понимал, что за ними скрывалась серьезная, неумолимо растущая угроза тем мирным отношениям, которые были так необходимы, если пять западных держав хотели развивать торговые и промышленные отношения с Китаем.

Торговля была жизненно необходима и самому Китаю, даже если этого не понимала вдовствующая императрица.

Конечно, слабость Маньчжурской династии позволяла иностранцам отхватить значительные куски китайской территории. И не случайно в глубине страны зрело подозрение, что прозападный путь гибелен для великой восточной державы. Однако истина находилась где-то посредине, а этого и не понимала правящая верхушка. Без развития железных дорог и телеграфа, современного вооружения, мощных военных кораблей у Китая не было будущего.

Стэнтон Вэр долго жил среди простых людей Востока, и он знал, что по традиции они всегда обращаются к магическим силам в надежде вырваться из страшных тисков нищеты.

А страна нищала. Коррупция охватила весь чиновничий аппарат. Те, кто стоял у власти, не знали удержу в стремлении к роскоши.

Скрытое недовольство народных масс упорно росло. Эти люди уже не в состоянии были выдержать непомерный гнет постоянно растущих налогов. А уж если вырвется на волю до сих пор подавляемый гнев, то разрушения и страдания охватят всю страну.

Стэнтон Вэр не стал обсуждать с британским министром листовку, которую видел в одном из городков провинции Чжили еще в прошлом году. Она гласила:

«Патриоты из всех провинций, видя, как люди с Запада переходят в своем поведении все возможные пределы, решили собраться в пятнадцатый день четвертой луны, чтобы перебить их и сжечь их дома. Те, чьи сердца не бьются в унисон с нашими, — негодяи и подлецы».

Миссионеры-иезуиты передали содержимое этой листовки, но ни в Пекине, ни в Лондоне на нее не обратили внимания. Стэнтон Вэр не сомневался, что все это — только начало. «Боксерам» удалось набрать такую силу именно потому, что никто не пытался противодействовать им. И все-таки он надеялся, что еще не поздно что-то предпринять для спасения страны и народа Китая. Трезво оценивая свои возможности, он жалел, что его не вызвали гораздо раньше.

По пути к дому Цзэнь-Вэня он перебирал в уме все, что знал о Ли Хун-Чжане, и все больше убеждался, что надеяться можно только на помощь этого старого мудрого наместника.

В доме Цзэнь-Вэня майора ждали.

Как во всех богатых китайских домах, внутренний дворик по периметру окаймляли карликовые деревья. Но гостя сразу провели в просторную, с высоким потолком, комнату, где пол был устлан толстым мягким ковром — ведь стояла зима. А летом легкие, изящно разрисованные бамбуковые циновки вносили в дом прохладу и свежесть.

Стэнтону Вэру очень хотелось рассмотреть висевшие на стенах картины и гравюры. А коллекция нефрита сразу показалась ему бесценной.

Но в этот момент дверь бесшумно открылась, и в комнату не торопясь вошел пожилой седобородый знатный китаец.

Стэнтон Вэр умел с первого взгляда оценивать людей. Сейчас он не сомневался: этому человеку можно полностью доверять.

На Востоке спешить считается дурным тоном. Поэтому хозяин и гость обменялись неторопливыми, почтительными поклонами. Потом мандарин полой своего богато расшитого сюртука смахнул несуществующую пыль с кресла, которое он предложил гостю. Стэнтон Вэр проделал то же самое для хозяина.

Они вновь церемонно раскланялись и наконец уселись.

Слуга внес вино и восхитительное сухое печенье, которое принято было к нему подавать.

Угощение было подано на низком столике с инкрустированной столешницей, на фарфоровых тарелочках, столь изысканных, что гость с трудом удержался от возгласа восхищения.

Но он знал, что разговор должен начать хозяин, и поэтому терпеливо ждал.

Морщинистое лицо Цзэнь-Вэня казалось печальным и озабоченным, а под глазами залегли тени, следы бессонницы.

— В печальное время пришел ты ко мне, сын мой, — наконец медленно заговорил он. — Мое сердце исполнено печали. Грядет мрачный час для моей родной страны. Но моя подруга из Дома тысячи радостей уверяла, что если кто-то и может отвратить беду, то это именно ты.

— Вы оказываете мне большую честь, благородный господин, — склонив голову, ответил Стэнтон Вэр. — И я пришел к вам, чтобы испить из чаши вашей мудрости.

Цзэнь-Вэнь тяжело вздохнул:

— Ни один звук из того, о чем мы говорим в этой комнате, не должен вылететь за ее стены. — Понизив голос, он продолжал: — Ее величество вдовствующая императрица погрязла в заблуждениях. Она верит, что «боксеры» — главная надежда на избавление нашей страны от несчастий. С тех самых пор, как я отважился с ней не согласиться, тучи закрыли солнце и мне приходится пребывать в полной темноте.

— Так ее величество искренне в это верит? — переспросил Стэнтон Вэр.

Старик кивнул:

— Она всегда была суеверна и не устает консультироваться с прорицателями и ясновидцами.

— Но ведь в таком случае она не может не знать, что именно в этом году Китаю предрекают страшные бедствия?

Цзэнь-Вэнь вновь печально вздохнул.

— Ты же понимаешь, сын мой, — негромко объяснил он, — что вокруг ее величества собралось немало бесчестных людей. Они с готовностью нашептывают ей то, что ей хочется услышать, в ущерб истине. Так они зарабатывают ее благосклонность.

Стэнтон Вэр не сомневался, что дело обстоит именно так. В Запретном городе многим государственным чиновникам выгодно держать Старушку Будду в неведении относительно истинного положения дел в стране.

— Но как же может императрица верить нелепым выдумкам «боксеров»?

Цзэнь-Вэнь с болью покачал головой:

— Знающие люди говорили мне, что она по семьдесят рая на дню повторяет глупые заклинания этих мальчишек.

— Какие же? — недоуменно спросил гость.

Старый мандарин помолчал, явно не желая повторять подобную бессмыслицу, но потом тихо-тихо произнес:

— Я дух холодного облака, за мной скрыто божество огня. Вызываю черных богов беды! — Произнеся это страшное заклинание, он поднял на гостя мрачный, потемневший взгляд и добавил: — И каждый раз, когда ее величество повторяет эту нелепицу, ее главный придворный кричит: «Вон идет еще один иностранный дьявол!»

— Но это же совсем по-детски! — не выдержав, воскликнул Стэнтон Вэр.

— Кто бы ни разжигал огонь, — сдержанно заметил старик, — боль от ожогов не становится меньше.

— Могу ли я чем-нибудь помочь?

— Я много думал об этом до твоего прихода, — ответил Цзэнь-Вэнь. — Как ты, наверное, и сам знаешь, есть лишь один человек, который способен, если, конечно, пожелает, спасти Китай.

Стэнтон Вэр молчал, ожидая продолжения, хотя заранее знал ответ.

— Ли Хун-Чжану я доверял на протяжении всей своей жизни, — продолжал старик, — хотя знаю, что о нем говорят много плохого и это омрачает его образ в глазах людей с Запада.

Стэнтон Вэр и сам знал, что Ли Хун-Чжана обвиняли во взяточничестве. Несомненно, он был одним из богатейших людей в Китае. А главное, несмотря на свои прогрессивные убеждения, он не поддержал императора в его борьбе за власть против тетки, вдовствующей императрицы.

Но как бы там ни было, Ли Хун-Чжан посвятил жизнь служению отечеству и он говорил об иностранцах: «Они движимы честными и дружественными намерениями и не таят враждебных чувств к нашей стране и к нашему народу».

Он был не маньчжур, как большинство в окружении вдовствующей императрицы, а принадлежал к народности «хань». От своих сородичей Ли Хун-Чжан унаследовал стремление к власти, честолюбие и резкость. Да и говорил он на свободном диалекте своей родной провинции Аньхой.

Семья Ли Хун-Чжана погибла во время восстания в Тайпине, а в тридцать девять лет он уже стал губернатором провинции Цзянсу.

Всю свою жизнь он боролся за то, чтобы Китай стал великой равноправной державой в современном, стремительно развивающемся мире. И сейчас Стэнтон Вэр не сомневался, что Цзэнь-Вэнь совершенно справедливо оценивает возможности наместника. Лишь он один мог вывести страну из глубочайшего кризиса, в котором она пребывала.

— Как же мне встретиться с этим человеком? — спросил майор.

— Это нелегко, но это можно устроить, — ответил мудрый старик. — Ты не должен появиться перед ним как иностранец. Это опасно и для тебя, и для него. Накал страстей слишком велик.

Стэнтон Вэр улыбнулся.

— До сих пор я легко сходил за маньчжура, — заметил он словно между прочим.

— Да, — согласился Цзэнь-Вэнь. — Маньчжуры, в отличие от китайцев, высоки ростом.

Майор молча внимательно слушал.

— Со сменой луны Ли Хун-Чжан должен приехать в гости к принцу Дуаню, чей дворец стоит у подножия Западных гор, в двух днях пути отсюда.

Стэнтон Вэр обрадовался. Он уже представлял бесконечное путешествие в далекую провинцию Гуан-Дун, наместником которой был Ли Хун-Чжан. Майор сознавал, что это путешествие займет столько времени, что события могут начать разворачиваться задолго до того, как он достигнет цели своего путешествия.

— С вашей благосклонной помощью будет нетрудно попасть во дворец, — сказал он. — Я очень, очень вам признателен.

— Это мы, те, кто любит родной Китай, должны благодарить тебя за бескорыстную и благородную помощь, сын мой, но до твоего отъезда нам предстоит немало потрудиться.

Стэнтон Вэр явно удивился.

— Тебе не только предстоит путешествовать в обличье мандарина, но, главное, Ли Хун-Чжан должен поверить, что ты и на самом деле богатый и влиятельный китаец. Если, не дай бог, он откажется тебя выслушать и заподозрит, что ты не тот, за кого себя выдаешь, жизнь твоя неминуемо окажется в опасности. К тому же, признаться, я совсем не доверяю принцу Дуаню.

Стэнтон Вэр внимательно, не прерывая, слушал.

— Глупо напрасно рисковать, — продолжал хозяин, — но, к счастью, у меня есть добрый друг, который год назад ушел от мира и удалился в монастырь. Он был мандарином.

Цзэнь-Вэнь пригубил золотое вино и разъяснил подробнее:

— Не сомневаюсь, что он будет счастлив и горд уступить тебе на время свое имя и звание ради спасения родины.

— Глубоко польщен, — негромко, с поклоном произнес майор.

— Ли Хун-Чжан, — продолжал старик, — будет выжидать, выясняя, как его примут в Запретном городе.

— В таком случае я могу увидеться с ним сразу, как только он появится во дворце, — предположил Стэнтон Вэр.

Цзэнь-Вэнь согласно кивнул:

— Ты отправишься к нему как мой друг и повезешь от меня письмо и подарки. Если тебя разоблачат, то пропадешь не только ты сам, но и мой друг и я. Поэтому, чтобы достойно исполнить роль мандарина, ты должен стать им в мыслях, делах и словах.

— Благородный господин, ваш ум превосходит все мои ожидания! — с искренним восхищением воскликнул гость.

Мудрец снисходительно наклонил голову:

— Чтобы ты не только смог узнать то, что может поведать мой друг, но и сумел разведать кое-какие другие тайны, скрытые во дворце, я кое-кого дам тебе в помощь.

— Нет необходимости говорить, насколько я вам признателен.

— Не нужно благодарности, сын мой. Сейчас настала пора познакомить тебя с человеком, с которым тебе предстоит разделить трудности и опасности нелегкого и бесконечно важного путешествия, от которого зависят жизнь и благополучие целой страны.

Цзэнь-Вэнь хлопнул в ладоши, и мгновенно появился слуга.

Старик произнес два слова, слуга поклонился и исчез. А Стэнтон Вэр задумчиво поднес к губам бокал с вином.

Каким же окажется его неизвестный спутник? Вне всякого сомнения, это должен быть человек, умеющий выведывать секреты.

Каждый мандарин, да и просто богатый человек, имел у себя в услужении нескольких таких людей. Они свободно говорили на разных языках и, как правило, умели войти в доверие к слугам и мелким чиновникам. Ну и конечно, его спутник будет храбрым и верным товарищем.

Дверь открылась.

Сэнтон Вэр, не торопясь поднять глаза, поставил стакан на стол. Он знал, что, согласно восточному этикету, неприлично смотреть на человека слишком пристально. Потом он не спеша повернул голову к двери и… едва не выдал своего изумления невольным восклицанием.

В комнату вошла, несомненно, самая красивая девушка, какую только он мог себе представить! Самая прекрасная из всех, кого он встречал в своей жизни!

Загрузка...