Драконы весеннего рассвета

1. СТАРИК С ЗОЛОТЫМ ДРАКОНОМ

Это был очень, очень древний золотой дракон — старейший в своем роду. Некогда, в юности, он слыл отчаянным воином. Рубцы и шрамы множества побед были еще заметны на его морщинистой золотой шкуре. Имя дракона гремело когда-то по всему миру, но, увы, свое имя он давно позабыл. Кое-кто из молодых, нахальных золотых драконов за глаза любовно называл его Пиритом — «Золотой Обманкой»: имелось в виду его обыкновение начисто забывать о настоящем и мысленно удаляться в прошлое.

Он давным-давно утратил большую часть зубов. Целые эпохи миновали с тех пор, как ему последний раз доводилось полакомиться олениной или разорвать гоблина. Он и теперь не упускал случая подхватить кролика, но жил в основном на… Овсяной каше.

В тех случаях, когда Пирит замечал настоящее, он являл собой умудренного, хотя и раздражительного собеседника. Зрение его утратило прежнюю остроту, и, хотя он упорно отказывался в том признаваться, дракон был глух как пень. Разум его, однако, был кристально ясен, а замечания — острее клыка (как выражались драконы). Только вот относились эти блестящие замечания обыкновенно совсем не к тому, что обсуждали все остальные.

Когда же он погружался в прошлое, золотое племя предпочитало отсиживаться по пещерам. Ибо по части заклинаний Пирит был по-прежнему бесподобен (в тех случаях, когда мог вспомнить слова), да и смертоносное дыхание его отнюдь не утратило убийственной силы.

В тот день, однако Пирит благополучно отсутствовал и в настоящем, и в прошлом. Он тихо и мирно лежал на Полянах Восточных Дебрей, подремывая на теплом весеннем солнышке. Рядом с ним, положив голову на его золотой бок, сидел некий старик — и тоже дремал.

На голове старика была остроконечная шляпа, давным-давно потерявшая всякую форму, — он надвинул ее на лицо, чтобы солнце не так било в глаза. Длинная белая борода торчала из-под шляпы. Старец был одет в мышасто-серые одеяния и дорожные сапоги.

Оба спали сном праведников. Бока золотого дракона вздымались и опадали с сиплым, отдышливым звуком. Старец время от времени громко всхрапывал и просыпался; каждый раз при этом он испуганно вскидывался, так что шляпа слетала с его головы и катилась в сторону — что, разумеется, вовсе не благотворно сказывалось на ее внешнем виде. Просыпаясь, старец оглядывался и, не заметив ничего подозрительного, раздраженно бормотал что-то себе под нос, разыскивал укатившуюся шляпу, водружал ее на место, пихал дракона локтем под ребра — и опять засыпал.

Случайный прохожий, пожалуй, задался бы вопросом — во имя Бездны, мол, с какой бы радости этим двоим устраиваться спать на Полянах, хотя денек действительно был отменный. Поразмыслив немного, прохожий заподозрил бы, что старец дожидался кого-то — ибо, просыпаясь, он с неизменным вниманием обозревал пустынные небеса.

А впрочем, прохожего, который мог бы удивиться и призадуматься, не было и в помине. Во всяком случае — дружелюбного прохожего. Поляны Восточных Дебрей кишели драконидскими и гоблинскими войсками. Но если те двое и осознавали, в какое опасное место их занесло, — казалось, им ни до чего не было дела…

…Всхрапнув особенно громко, старец проснулся и уже собрался было как следует выругать своего спутника за столь неприличный шум, когда в небе над ними промелькнула какая-то тень.

— Ага! — глядя вверх, рассердился старик. — Всадники на драконах! Да, поди ж ты, целая стая! И на уме у них, надо полагать, ничего особо хорошего… — Густые белые брови старика грозно сошлись к переносице. — Ну, все! Хватит с меня! Летают тут всякие. Солнышко закрывают… А ну, живо просыпайся! — заорал он, тыча Пирита в бок старым, ободранным посохом.

Золотой дракон пробурчал что-то во сне, приоткрыл один золотой глаз, уставился им на старика… И, видя перед собой лишь расплывчатое пятно мышастого цвета, преспокойно опустил веко.

Тени продолжали мелькать: четверо драконов, и каждый — со всадником.

— Просыпайся, просыпайся, лежебока несчастный! — рявкнул старик. Дракон блаженно всхрапнул. Перевернулся на спину, задрал кверху когтистые лапы и подставил брюхо солнечному теплу.

Некоторое время старик в бессильной ярости смотрел на него, но потом на него снизошло вдохновение. Он обежал огромную голову…

— Война!!! — ликующе завопил он прямо в ухо дракону. — Война!!! Нападение!!!..

Это наконец произвело должное действие. Глаза Пирита мгновенно раскрылись. Мгновенно перевернувшись, он так всадил когти в землю, что едва не застрял. Свирепо вскинув голову, он забил громадными золотыми крыльями, поднимая тучи пыли.

— Война!.. — затрубил он. — Мы призваны!.. Собирайте стаи! В атаку-у-у…

Старец, несколько ошеломленный столь неожиданным преображением, вдохнул полновесную горсть пыли и на какое-то время утратил дар речи. Видя, однако, что дракон уже подбирается для прыжка вверх, он, размахивая шляпой, кинулся наперерез.

— Подожди! — закричал он, кашляя и отплевываясь. — Меня-то забыл!..

— А кто ты вообще такой, чтобы я тебя ждал?.. — проревел Пирит и подслеповато вгляделся в пыльную тучу. — Ты что — мой колдун?..

— Да, да, — поспешно заверил его старец. — Я, хм-хм… Твой колдун. Давай-ка, опусти немножко крыло, чтобы я мог залезть. Спасибо, заинька. А теперь… Э! Погоди! Стой! Я не пристегнулся!.. Да стой же ты, олух! Моя шляпа!.. Проклятье, я же еще не велел тебе взлетать!..

— Иначе опоздаем на битву! — в ярости прокричал Пирит. — Ты тут рассусоливаешь, а государь Хума бьется один!..

— Хума!.. — фыркнул старик. — Нет, милый, на ту битву мы уже всяко с тобой не поспеем. Опаздываем на пятьсот лет. Да я и не про нее с тобой говорю, глухая ты пятка. Видишь вон ту четверку там, на востоке? Противные твари. Мы должны остановить их…

— Драконы! Как же, как же! Вижу!.. — взревел Пирит и взвился в небеса, преследуя… Двоих слегка испуганных и до глубины души оскорбленных орлов.

— Нет! Да нет же!.. — кричал старик, вовсю колотя его по бокам. — На востоке, балбес! Поверни на восток!..

— Ты уверен, что ты в самом деле мой колдун?.. — мрачно спросил Пирит. — Мой со мной никогда таким тоном не разговаривал!

— Я… Прости, заинька, — немедленно извинился старик. — Я, видишь ли, чуточку разнервничался. Близость схватки… И все такое прочее.

— Во имя Богов! И впрямь четверка драконов! — изумился Пирит, наконец-то смутно разглядев преследуемых.

— Поднеси-ка меня поближе к ним, чтобы я смог как следует прицелиться, — распорядился старик. — Сейчас я их уделаю… О-отличненьким заклинаньицем… Огненный шар! Дай только припомню, как бишь оно произносится…

Стаей, насчитывавшей четыре медных дракона, командовали два офицера драконидской армии. Один летел впереди, его шлем был ему, по-видимому, великоват — он не позволял разглядеть лица, только рыжеватую бороду. Второй офицер держался сзади. Это был настоящий великан — могучие мускулы грозили вот-вот разорвать вороненые латы. Шлема он не носил, наверное, не мог подобрать по себе. Угрюмый богатырь неусыпно наблюдал за пленниками, летевшими посередине…

Эти последние являли собой довольно странное зрелище. Женщина в разномастных доспехах, гном, кендер и мужчина средних лет с длинными, неопрятными седыми патлами.

Тот же прохожий, который несколько ранее мог бы обратить внимание на старца с драконом, теперь наверняка удивился бы тому, сколько усилий прилагали воины на драконах, стараясь не попасться на глаза наземным отрядам армии Повелителей. И даже когда их заметили-таки дракониды и начали кричать, стараясь привлечь их внимание, — офицеры не обратили на них никакого внимания, притворившись, будто не слышат. Особо внимательный же наблюдатель мог бы спросить себя, каким, простите, образом медные драконы затесались на службу к Повелителям… Мистика да и только.

К несчастью, ни старец, ни дряхлый, золотой дракон особой наблюдательностью не отличались.

Прячась в облаках, подкрались они к ничего не подозревавшей четверке…

— Как только я скажу — сейчас же ныряй вниз, — наставлял старик золотого дракона, хихикая и потирая руки в предвкушении небольшой потасовки. — Ударим по ним с тылу!

— Где же государь Хума? — подслеповато вглядываясь сквозь пелену облаков, поинтересовался дракон.

— Умер, — сосредотачиваясь для заклинания, ворчливо буркнул старик.

— Умер!.. — потрясенно взревел золотой. — Значит, мы все-таки опоздали!..

— Хватит! — отмахнулся всадник. — Готов?

— Умер… — Скорбно повторил дракон. Но глаза его тотчас воинственно запылали: — Так отомстим же за него!

— Отомстим сполна, — сказал старик. — Значит, как только я… Стой! Погоди! Стой, говорю…

Он кричал что-то еще, но ветер отнес все слова в сторону — дракон стремительно вырвался из облака и устремился на четырех зверей, существенно уступавших ему размерами, точно копье, брошенное с небес.

Великан-офицер, летевший последним, заметил над собой какое-то движение и вскинул глаза.

— Танис!.. — закричал он, обращаясь к бородатому.

Полуэльф обернулся. Отчаянный крик Карамона мог означать только какую-нибудь беду. Сперва, однако, Танис ничего не увидел. Карамон вытянул руку.

Танис поднял голову…

— Во имя Богов, какого… — Выдохнул он.

Прямо на них из-за тучи стремительно падал крупный золотой дракон. А на спине у него восседал древний старец с седыми развевающимися волосами (шляпу, как мы помним, он потерял) и длинной бородой, которую ветер относил за плечо. Дракон свирепо щерил пасть и выглядел бы весьма и весьма грозно, не будь он до такой степени беззубым.

— По-моему, на нас хотят напасть, — сказал Карамон.

Танис и сам пришел к такому же выводу.

— Врассыпную! — громко скомандовал он. Потом выругался вполголоса. Прямо под ними расположился немалый отряд драконидов, с большим интересом наблюдавших за сражением в воздухе. Стоило прилагать столько усилий, стараясь остаться незамеченными, чтобы сумасшедший дед одним махом все испортил!..

Услышав приказ Полуэльфа, четверка драконов немедля сломала строй — но, как выяснилось, все-таки недостаточно быстро. Ослепительный огненный шар взорвался как раз посередине, разметав в стороны крылатых зверей.

Ослепленный неистовой вспышкой, Танис уронил поводья и обхватил шею дракона, беспорядочно закувыркавшегося в воздухе… И услышал голос, показавшийся ему знакомым:

— Ага! Попал!.. Отличное, просто отличное заклятие, этот огненный шар…

— Фисбен!.. — простонал Полуэльф.

Силясь проморгаться, он одновременно пытался заставить слушаться своего дракона. Тот, впрочем, вскоре выровнялся сам: неопытный всадник больше мешал ему, чем помогал. Обретя способность видеть, Танис поискал глазами спутников. Раскиданные по всему небу, они, тем не менее, были, похоже, живы-здоровы. Старец же на своем драконе преследовал Карамона. Он простирал руку, явно готовясь произнести еще какое-то смертоубийственное заклинание. Карамон кричал во все горло, размахивая руками: он тоже узнал рассеянного старого мага.

А за Фисбеном мчались Флинт с Тассельхофом. Кендер визжал от восторга; позеленевший гном судорожно цеплялся за сбрую, думая лишь об одном — как бы не упасть…

Фисбен не замечал никого и ничего, кроме преследуемых. Танис слышал, как старик выкрикнул несколько слов и вытянул руку. С его пальцев сорвалась молния… По счастью, прицел оказался неточен: Карамону пришлось распластаться по шее дракона, но молния с треском прошла мимо, не зацепив богатыря.

Ругательство, вырвавшееся у Таниса, испугало его самого. Стукнув своего дракона пятками по бокам, он указал ему на старика.

— Вперед! — велел он медному. — Не трогай его, только прогони подальше!

К его полному изумлению, медный отказался повиноваться. Покачав головой, он заложил круг, и Танис с изумлением осознал, что дракон собирался… Садиться!

— Ты что? Свихнулся?.. — вновь выругался Полуэльф. — Там же дракониды, внизу!..

Но дракон, казалось, внезапно оглох. Осмотревшись, Танис увидел, что и остальные трое быстро снижались. Напрасно Полуэльф бранил, напрасно умолял зверя — дракон шел вниз. Берем, сидевший позади Тики, от страха так обхватил ее, что девушка едва могла дышать. Вечный Человек не сводил глаз с драконидов, со всех ног мчавшихся через луг туда, где собирались приземлиться драконы. Карамон извивался ужом, пытаясь уйти от молний, раздиравших воздух совсем рядом с ним. Оживший Флинт знай дергал поводья, на чем свет стоит понося непослушную «летучую ящерицу», между тем как Тас надрывал горло, окликая Фисбена. Золотой дракон гнал медных, точно пастух — стадо послушных овечек…

Они приземлились невдалеке от подножий Халькистовых гор. Быстро оглянувшись назад, на равнину, Танис увидел спешивших к ним драконидов.

Попробуем вывернуться, лихорадочно соображал Полуэльф. Хотя маскарад наш, конечно, вовсе не предназначен для того, чтобы обманывать бдительность целой оравы подозрительно настроенных драконидов. А впрочем, попытка — не пытка. Лишь бы Берем помнил, что его дело — помалкивать и не высовываться…

Но не успел Танис произнести хотя бы слово, как Берем скатился со спины своего дракона и опрометью припустил в лес. Танис видел: дракониды указывали на него пальцами, что-то крича.

Приехали, в который раз выругался Полуэльф. А может, еще не все пропало?.. Пускай это будет сбежавший пленник… Нет, понял он тут же, ничего не получится. Дракониды попросту погонятся за Беремом и поймают его. Если же верить тому, что рассказывала ему Китиара, словесный портрет Берема был известен всем драконидам Кринна…

— Во имя Бездны!.. — Танис еще пытался принудить себя успокоиться и что-нибудь срочно придумать, но тщетно: вокруг царил хаос. — Карамон! Живо за Беремом. Флинт, ты… Тассельхоф! Сюда, кому говорю! Проклятье! Тика, поймай его! Хотя нет, оставайся лучше тут… Ты, Флинт…

— Но Тассельхоф убежал за этим сумасшедшим старым…

— Да хоть бы земля разверзлась и поглотила их обоих! — Танис покосился через плечо и выбранился крепче прежнего. Берем, подстегиваемый страхом, карабкался по скалам, перепархивая через жесткие кусты с легкостью горного козла. Карамон же, отягощенный драконидскими латами и собственным арсеналом оружия, продвигался на фут — и тут же съезжал вниз на два.

А дракониды, спешившие к ним через Поляны, были уже видны как на ладони. Солнце играло на их доспехах и на остриях копий. Если медные драконы нападут и задержат их, может, еще удастся уйти…

Но только он шагнул вперед, думая подозвать медных и послать их на врага, как с той стороны, где сел золотой дракон, подбежал старик.

— Кыш! — закричал он на медных. — Кыш, кыш! Летите-ка живо домой!

— Нет! Да погодите же вы!.. — От отчаяния Танис едва не выдрал себе бороду. Старик махал руками, точно птичница, загоняющая в курятник цыплят… И тут поток отборной брани, лившейся из уст Полуэльфа, внезапно иссяк. Нельзя передать его изумления, когда медные драконы неожиданно простерлись ниц перед старцем в мышасто-серых одеждах. А потом, развернув крылья, унеслись в небо…

Танис в ярости помчался через истоптанную лужайку к старику следом за Тасом, начисто позабыв, что на нем по-прежнему были трофейные офицерские латы. Заслышав их шаги, Фисбен повернулся к ним лицом.

— Погоди, вот возьму да и вымою тебе рот с мылом, — рявкнул старый маг, свирепо глядя на Таниса. — И вообще, вы — мои пленники, так что давайте-ка смирно следуйте за мной, а не то на своей шкуре испробуете кое-какие мои заклятия!

— Фисбен!.. — завопил Тассельхоф и, подлетев к магу, изо всех сил обнял его.

Старец сверху вниз уставился на прильнувшего к нему кендера… Потом, не в силах поверить себе, откачнулся назад.

— Да никак это Тасси… Тасса… — Выговорил он, запинаясь.

— Непоседа! — Тас отступил на шаг прочь и церемонно раскланялся. — Тассельхоф Непоседа, с твоего позволения.

— Дух великого Хумы!.. — ахнул Фисбен.

— Это — Танис Полуэльф. А это — Флинт Огненный Горн. Помнишь его? — продолжал Тассельхоф, указывая на гнома.

— Да-да… Разумеется, помню, — слегка покраснел Фисбен.

— Вон там — это Тика. А по камням лезет Карамон… Хотя сейчас его отсюда не видно… Да, и еще там Берем. Мы подцепили его в Каламане. Представь, Фисбен, у него здоровый такой зеленый камень в… Да ну тебя, Танис, больно же, в самом-то деле!..

Фисбен прокашлялся и непонимающе огляделся вокруг.

— Так вы… Помилуйте, так вы не у этих… Как их… Не у Повелителей?

— Нет, — мрачно ответил Танис. — Мы не у них. По крайней мере, до сих пор не были! — И он ткнул пальцем назад: — Хотя дело, как видишь, вполне поправимое!

— Так вы точно не у Повелителей? — обнадежено затараторил Фисбен.

— Значит, вас не переманили? Не пытали, не промывали мозги, не…

— Проклятье, нет!.. — Танис сорвал с головы шлем. — Я — Танис Полуэльф! Припоминаешь?

Фисбен расплылся в широченной улыбке.

— Танис Полуэльф! Как я рад снова видеть тебя, сударь мой!

Он схватил руку Таниса и сердечно ее пожал.

— Да провались… — Танис раздосадованно выдернул у него руку.

— Но вы же ехали на драконах!..

— Да, но на каких! Это были добрые драконы! — прокричал Танис. — Они вернулись!

— А мне никто не удосужился об этом сказать! — разом изумился и возмутился старик.

— Да ты понимаешь хоть, что ты наделал? — продолжал Танис, не обращая внимания на его слова. — Сбросил нас наземь! Лишил нас единственного способа добраться в Нераку…

— О, я-то как раз очень хорошо знаю, что я сделал… — Пробормотал, в бороду Фисбен. И обернулся через плечо: — Поди ж ты, до чего проворно бегут сюда эти ребята. Нет, вовсе незачем им попадаться… Ну, что стоите, как пни? — Он смерил Таниса разгневанным взглядом. — Тоже мне предводитель!.. Похоже, придется взять дело в свои руки… Где, кстати, моя шляпа?

— Валяется в пяти милях отсюда, — ответил Пирит и смачно зевнул.

— Как? Ты еще здесь?.. — раздраженно обернулся Фисбен к золотому дракону.

— А где мне, по-твоему, еще быть? — хмуро осведомился тот.

— Я же велел тебе убираться вместе с остальными!

— А я не захотел, — хмыкнул Пирит. Из ноздрей его при этом показались язычки пламени. Дракон сморщил нос — и громоподобно чихнул. — На редкость противный народ, эти медные, — шмыгая носом, сварливо продолжал он. — Ну то есть никакого почтения к преклонным годам. Без конца болтают… Да еще и хихикают! Это глупое хихиканье кого угодно выведет из себя…

— Значит, отправишься обратно один! — Фисбен шагнул вперед и уставился прямо в подслеповатый драконий глаз. — Нам, видишь ли, предстоит долгое и очень опасное путешествие…

— Нам?! — выкрикнул Танис. — Слушай, старик… Фисбен, или как еще тебя там… Почему бы тебе с твоим, хм, приятелем не смотаться восвояси? Ты, между прочим, прав. Нам предстоит долгое и опасное путешествие, тем более долгое, что благодаря тебе мы лишились своих драконов и…

— Танис, — предостерегающе сказала Тика. Она смотрела на приближавшихся драконидов.

— Живо в горы, — распорядился Танис и глубоко вздохнул, силясь совладать со страхом и яростью. — Вперед, Тика. Бери Флинта. Тас, ты… — И он сгреб кендера за плечо.

— Не бросай его, Танис! Не оставляй его здесь! — взмолился тот.

— Тас! — сказал Танис таким голосом, что кендер вмиг понял — дальнейшие уговоры бесполезны. По всей видимости, то же понял и старец.

— Я пойду с этими ребятами, — сказал он дракону. — Потому что без меня они пропадут. Один ты заблудишься, так что давай сообразуйся…

— Преобразуйся! — с негодованием поправил дракон. — Надо говорить преобразуйся! И когда ты только запомнишь?..

— Какая разница!.. — завопил Фисбен. — Что угодно, только живее! Мы возьмем тебя с собой…

— Ну и отлично, — сказал дракон. — Лично мне отдых вовсе не помешает.

— Не думаю… — Начал было Танис, гадая про себя, куда они денут здоровенного золотого дракона… Слишком поздно.

На глазах у завороженно смотревшего Таса и исходившего бессильной яростью Полуэльфа дракон произнес несколько слов на странном языке магии… Последовала ярчайшая вспышка — и дракон исчез.

— Что такое? Куда он делся? — недоуменно оглядывался Тассельхоф.

Фисбен нагнулся и поднял что-то из травы.

— Вперед! Быстрее! — Танис поволок Фисбена и Таса к предгорьям. Тика и Флинт побежали следом за ними.

— Держи, — сказал Фисбен Тасу на бегу. — Давай сюда руку… Тас протянул руку… И от восторга у него перехватило дыхание. Если бы Танис не схватил его и не потащил вперед, он бы, пожалуй, остановился. Ибо на ладони кендера поблескивала крохотная золотая фигурка дракона, изваянная с величайшим мастерством и во всех подробностях. Тасу померещилось, будто он различил даже шрамы на крыльях. На месте глаз мерцали два алых камешка. Пока Тас смотрел, самоцветы погасли — малютка-дракон опустил золотые веки.

— Ой, Фисбен… Прелесть-то какая! Так мне правда можно подержать его у себя?.. — крикнул Тас через плечо, обращаясь к старому магу, пыхтевшему у него за спиной.

— Конечно, можно, сынок! По крайней мере, пока не кончится нынешнее приключение!

— Или пока оно нас не прикончит, — пробормотал Танис, со всей возможной, скоростью карабкаясь по скалам. Погоня подбиралась все ближе…

2. ЗОЛОТОЙ МОСТ

Друзья взбирались все выше и выше в холмы, по пятам преследуемые драконидами, которые не без некоторых к тому оснований приняли их за шпионов.

Тропа, по которой Карамон гнался за Беремом, вскоре совсем затерялась, и разыскивать ее не было времени. Каково же было изумление наших героев, когда они нежданно-негаданно выскочили прямо на Карамона, преспокойно восседавшего на валуне. Берем лежал рядом на травке. Он был без сознания.

— Что тут у вас?.. — тяжело дыша, спросил Танис. Долгий подъем в гору отнял все силы.

— Я все-таки настиг его, — ответил Карамон и покачал головой. — Представь себе, он принялся отбиваться! Да какой сильный для старика!.. В общем, пришлось маленько стукнуть его. Боюсь только, вгорячах перестарался… — И он с сожалением посмотрел на распростертого Берема.

— Замечательно!.. — Танис был слишком измотан, чтобы ругаться.

— Сейчас я с этим управлюсь, — сказала Тика, раскрывая кожаный кошель.

— Дракониды обходят последний утес, — доложил подошедший Флинт. Он спотыкался на каждом шагу: похоже, силы его были на исходе. Он буквально рухнул на камень, утирая взмыленное лицо концом бороды.

— Тика… — Начал Танис, но тут она торжествующе воскликнула:

— Нашла! — и вытащила из кошеля маленький пузырек. Опустившись подле Берема на колени, она откупорила пузырек и поводила им возле ноздрей лежавшего в обмороке. Берем втянул в себя воздух — и мгновенно закашлялся.

Тика принялась шлепать его по щекам.

— А ну-ка вставай! — велела она ему самым что ни на есть «официанточным» голосом. — Вставай, если не хочешь, чтобы тебя сцапали дракониды!

Глаза Берема тотчас распахнулись широко и тревожно. Он сел и, покачиваясь, принялся ощупывать свою голову. Карамон помог ему подняться.

— Ну ты даешь Тика! — восхитился Тассельхоф. — Во отпад!.. А ну, дай-ка нюхнуть…

И прежде, нежели Тика успела остановить его, Тас выхватил у нее пузырек, поднес его к самому носу — и вздохнул всей грудью.

— Лаааааой! — Глаза полезли у кендера из орбит. Его мотнуло назад, и он ткнулся спиной в колени Фисбену, поднявшемуся по тропе следом за Флинтом. — Ой, Тика!.. Какой… Да это ж дрянь несусветная! Что хоть это такое?..

— Одно из изобретений Отика, — усмехнулась девушка. — У каждой из нас, официанток, было по такому пузырьку. Иногда они бывали очень, очень полезны. Ну, ты понимаешь, о чем я говорю… — Она перестала улыбаться. — Бедный Отик, — сказала она тихо. — Знать бы, что с ним теперь. И с нашей гостиницей…

— Не сейчас, Тика, — нетерпеливо перебил Танис. — Надо идти. Вставай, вставай, старик! — Это относилось уже к Фисбену, только-только с удобствами расположившемуся на камешке.

— У меня есть одно заклинание… — Фисбен пытался противиться Полуэльфу, силой поднимавшему его с камня. — Как раз от нечисти вроде тех тварей… Пшик — и поминай, как звали!

— Нет! Только не это! — решительно отказался Танис. — Ни под каким видом. При нашем-то везении кабы ты их еще в троллей не превратил…

— А что, — на лице Фисбена появилось мечтательное выражение, — в этом что-то есть…

День начинал уже клониться к вечеру, когда тропа, по которой они забирались все дальше и дальше в горы, неожиданно разделилась. Одна уводила туда, где виднелись высоченные пики, другая вилась по склонам.

Там, наверху, должен быть перевал, сообразил Танис, Перевал, где мы при необходимости сможем засесть и оборониться… Но не успел он выговорить ни слова, когда Фисбен решительно направился по другой тропке.

— Нам сюда! — заявил он непререкаемым тоном. И, опираясь на посох, заковылял вперед.

— Но… — Запротестовал было Танис.

— Что за манера спорить со старшими! — Оглянувшись, Фисбен смерил его свирепым взглядом из-под кустистых белых бровей. — Тот путь ведет в тупик… И не только в прямом смысле слова. Я-то уж знаю. Мне доводилось здесь бывать… А так мы обойдем гору и окажемся у края глубокой пропасти. Через нее наведен мостик. Мы перейдем его и отобьемся от драконидов, если, конечно, они за нами полезут…

Танис хмурился: его не слишком тянуло вот так доверяться полоумному старому магу.

— Это в самом деле неплохой план, Танис, — медленно проговорил Карамон. — Рано или поздно нам точно придется с ними схватиться… — И он указал на драконидов, упорно лезших за ними по крутой горной тропе.

Танис обвел спутников взглядом… Все они выбивались из сил. Тика, бледная, с потухшими глазами, опиралась на руку Карамона, который — неслыханное дело! — бросил свои копья из-за их тяжести. Тассельхоф жизнерадостно улыбнулся Полуэльфу, но и он отдувался, точно замученная собачонка, и немилосердно хромал. Берем — мрачный и перепуганный — выглядел почти как обычно. А вот Флинт Танису решительно не понравился. За все время их бегства гном не проронил ни единого слова. Он поспевал за друзьями, не заставляя себя дожидаться, но губы у него были совсем синие, и Танис заметил: время от времени, когда гному казалось, будто на него никто не смотрит, он прижимал к груди ладонь или принимался растирать левую руку, словно она у него болела…

— Ну хорошо! — решился наконец Полуэльф. — Веди, колдун. Хотя, — добавил он уже про себя, — не пришлось бы нам об этом пожалеть…

И они поспешили следом за Фисбеном по тропе.

Вечерело. Одолев примерно три четверти расстояния до вершины горы, спутники оказались на узком скальном карнизе. Перед ними лежало узкое, глубокое ущелье. По дну ущелья, далеко-далеко внизу, блистающей змеей вилась река.

Футов четыреста лететь, не меньше, прикинул про себя Танис. Тропа, на которой они стояли, прижималась к склону горы: с одной стороны нависал отвесный обрыв, с другой — зияла пустота. Через ущелье вел только один путь…

— Ну и мостик, — сказал Флинт, подав голос впервые за несколько долгих часов. — Да он старше меня! И выглядит не в пример хуже!

— Этот мост стоял здесь испокон веку! — возмутился Фисбен. — Он, если хочешь знать Катаклизм пережил! Вот!..

— Охотно верю, — искренне проговорил Карамон.

— И на том спасибо, что хоть короткий… — Тика попыталась произнести это с надеждой, но голос подвел.

Мост, пересекавший ущелье, был сооружением поистине удивительным. Кто-то вогнал в оба откоса здоровенные валлиновые сучья, и они перекрещивались посередине, поддерживая над пустотой дощатое полотно. Множество минувших лет не пощадили архитектурного чуда: деревянные части растрескались и подгнили, а перила, если они и были когда-то, давным-давно свалились вниз. Слышно было, как содрогался и скрипел ветхий мост на холодном вечернем ветру…

Потом сзади донеслись гортанные голоса и лязг стали о камень.

— Ну что ж, назад хода нет, — пробормотал Карамон. — Будем переходить по одному…

— Пошли, — Танис поднялся на ноги. — Остается лишь уповать, что Боги пребудут с нами. И, чтоб мне пропасть, Фисбен таки прав. Стоит нам перебраться на ту сторону, и мы легко остановим драконидов. Там, на мосту, они будут мишенями что надо… Я пойду первым, а вы — за мной, и держитесь гуськом. Карамон, ты — последним. Берем! За мной!

…Доски прогибались и зловеще потрескивали под ногами. Далеко внизу между отвесными стенами каньона стремительно мчалась река; в белой пене кровожадно скалились острые зубы камней. Танис перестал дышать и поспешно отвел взгляд.

— Вниз не смотреть! — предупредил он остальных. В животе у него было пусто и холодно. На какой-то миг он так и прирос к месту, но потом, справившись с собой, медленно-медленно двинулся вперед. Берем пробирался следом за ним. Ужас перед людьми-ящерами был гораздо сильнее всех прочих его страхов.

За Беремом шел Тассельхоф. Он ступал легко и по-кендерски ловко, то и дело перегибаясь через край и с любопытством заглядывая вниз. Далее, поддерживаемый Фисбеном, двигался Флинт. И наконец, поминутно оглядываясь, на сотрясающиеся доски осторожно ступили Тика и Карамон…

Танис был уже почти посередине моста, когда прогнившее дерево затрещало и рассыпалось прямо у него под ногами. Уже падая, он инстинктивным движением схватился за край…

…Трухлявые доски подались под пальцами…

…И в последний миг на его запястье сомкнулась чья-то рука.

— Берем!.. — выдохнул Танис. — Держи меня!..

Огромным усилием воли он заставил себя повиснуть мешком, зная — начни он дергаться, и Берему будет только труднее его удержать.

— Тяни его наверх!.. — услышал он крик Карамона. — Никому не двигаться! Не то все сейчас полетим!

И Берем тянул. Его лицо свело от напряжения судорогой, по вискам покатился пот, на плечах вздулись крепкие мышцы, а вены, казалось, от непомерного усилия готовы были вот-вот разорваться. Мучительно медленно Берем вытаскивал Полуэльфа из зияющего пролома. Оказавшись наконец в безопасности, Танис растянулся на досках вниз лицом, крепко вцепившись в них и дрожа всем телом от пережитого ужаса…

И тут вскрикнула Тика. Приподняв голову, Полуэльф с юмором висельника осознал, что судьба, кажется, сохранила ему жизнь только для того, чтобы сейчас же отнять ее. На тропе появилось не менее тридцати драконидов. Танис обернулся и посмотрел на пролом в середине моста. По ту сторону деревянный настил еще держался. Танис прикинул расстояние и решил, что, пожалуй, сможет перепрыгнуть дыру и спастись. И Берем сможет, и Карамон. Но как быть с Тасом, Флинтом, Тикой и старым волшебником?..

— Кто-то что-то говорил об отличных мишенях… — Проворчал Карамон и вытащил меч.

— Поколдуй, дедушка! — вдруг сказал Тассельхоф.

— Что?.. — заморгал Фисбен.

— Заклинание! Скажи скорей заклинание!.. — заверещал Тас, указывая на драконидов, которые, видя, что спутники застряли на мосту, спешили вперед — разделаться с ними.

— А то мы без заклинания не погибнем… — Пробормотал Танис. Мост скрипел и покачивался у него под ногами. Осторожно ступая по ненадежным доскам, Карамон вышел вперед и повернулся лицом к преследователям.

Танис прицелился из лука и спустил тетиву. Один из драконидов схватился за грудь и с воплем полетел вниз с головокружительной высоты. Полуэльф выстрелил снова — и снова попал. Уцелевшие дракониды — те, что шли сзади, — замешкались и столпились на тропе, соображая, что делать. На голом откосе негде было укрыться, негде спрятаться от смертоносных стрел Полуэльфа. Те же, что шли первыми, со всех ног помчались к мосту.

И тут-то Фисбен начал произносить заклинание.

Танис сразу узнал язык магии, и сердце у него так и упало. Но потом он с горечью сказал себе, что хуже, пожалуй, уже не будет. Потому что хуже быть уже не могло. Он покосился на Берема и поразился непоколебимому спокойствию, с которым тот взирал на приближавшихся драконидов. Ах да, ведь Берема смерть не страшила; Вечный Человек знал, что вскоре вновь оживет. Танис выстрелил еще раз, и еще один монстр взвыл от боли, пронзенный меткой стрелой. Полуэльф смотрел только на врагов и вспомнил о Фисбене лишь тогда, когда Берем, стоявший подле него, громко ахнул от изумления. Он оглянулся и увидел, что Берем смотрел куда-то в небеса. Полуэльф проследил его взгляд… И едва не выронил лук.

Прямо из облаков, ярко сверкая в закатных лучах, спускался ДОВОЛЬНО ДЛИННЫЙ КУСОК ЗОЛОТОГО НАСТИЛА. Старый маг направлял его плавными движениями руки. Золотой настил медленно и величаво слетал вниз, чтобы встать на место обрушенной части моста…

С трудом оправившись от изумления, Танис торопливо глянул на драконидов и увидел, что и они от неожиданности на какое-то время приросли к месту. Только и поблескивали черные змеиные глаза, неотрывно устремленные на золотой мост…

— Скорей! — завопил Танис. Схватив Берема за руку, он первым вскочил на золотой настил, висевший в каком-то футе над дырой. Берем споткнулся, но все же влез следом за Полуэльфом. Послушный слову Фисбена, настил продолжал опускаться, хотя и несколько медленнее. Ему оставалось добрых дюймов восемь до места, когда на него с дикарским воплем вскочил Тассельхоф и втащил с собой совершенно ошалевшего гнома. Дракониды, до которых дошло, что добыча готова была вот-вот ускользнуть, с воем хлынули к мосту. Танис стоял у края золотого настила, расстреливая врагов. Карамон прикрывал тыл, отгоняя их мечом.

— На ту сторону! Живо! — велел Танис Тике, вспрыгнувшей к нему на настил. — Присмотри за Беремом, поняла? Ты с ней. Флинт. Давайте же, ну!.. — зарычал он, видя их нерешительность.

— Я бы побыл здесь с тобой, Танис, — предложил Тассельхоф.

Тика бросила последний взгляд на Карамона и, крепко ухватив Берема, побежала через мост, подталкивая Вечного Человека перед собой. Его, впрочем, и не требовалось особенно подгонять — страх перед драконидами был слишком велик. Вместе они перебежали золотой настил и соскочили на уцелевшую часть деревянного пролета. Он зловеще застонал под их весом. Танису оставалось только надеяться, что он не обрушится, — оглядываться времени не было. Мост, похоже, держал: Танис слышал, как протопали по нему тяжелые башмаки Флинта.

— Готово!.. — прокричала Тика уже с того берега.

— Карамон!.. — заорал Танис, выпуская очередную стрелу и стараясь не потерять равновесия на пошевеливающемся настиле. — Отходим!

— Давай вперед, — раздраженно бросил Фисбен великану. — Не видишь, я сосредотачиваюсь! Нужно же поставить его точно на место. Еще чуточку влево…

— Переходи, Тассельхоф! — приказал Танис.

— Я без Фисбена никуда! — упрямо заявил кендер. Карамон ступил на золотой мост. Видя, что великан попятился, дракониды с удвоенным пылом рванулись вперед. Танис выпускал стрелу за стрелой со всей мыслимой скоростью. Один драконид остался лежать в луже зеленой крови, остальные попадали вниз. Однако руки у Полуэльфа дрожали от усталости, и, что хуже, стрелы были на исходе. А дракониды все лезли. Карамон встал рядом с Танисом на мосту…

— Скорее, Фисбен!.. — заламывая руки, умолял Тассельхоф.

— Ну вот! — с глубоким удовлетворением проговорил наконец старый волшебник. — Теперь точнехонько. А гномы-механики еще говорили, будто я никудышный инженер!

Золотой настил вместе со стоявшими на нем Танисом, Карамоном и Тассельхофом опустился еще на полволоска, тютелька в тютельку заполнив собой пролом.

И в тот же миг уцелевшая половина моста — та, что вела к спасению, на другую сторону каньона — затрещала и, разваливаясь на части, рухнула в бездну!

— Боги! — испуганно ахнул Карамон. Каким-то чудом богатырю удалось ухватить Таниса, как раз собравшегося сойти с золотого настила, и оттащить его назад.

— Попались! — хрипло выговорил Полуэльф, глядя, как кувыркаются в долгом полете бревна и доски. Ему казалось, вместе с ними падала в никуда и его душа. На той стороне пронзительно завизжала Тика. Торжествующие крики драконидов похоронили ее голос. Но почти сразу их вопли перекрыл чудовищный треск, и восторг сменился ужасом…

— Танис! Танис! Ты только посмотри! — в восторге заорал Тассельхоф. — Во дают!..

Танис обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как валится в пропасть, увлекая с собой большую часть драконидов, остаток деревянного моста. Золотой настил затрепетал под ногами…

— Сейчас мы тоже!.. — прокричал Карамон. — Ведь его ничто не поддержива…

У него перехватило горло. Издав какой-то придушенный звук, он медленно повел глазами кругом.

— Не может быть, — пробормотал он. — Не может быть…

— Может, оказывается, — Танис судорожно вздохнул.

Волшебный золотой пролет весело поблескивал в закатных лучах, вися в воздушной пустоте посередине каньона, а деревянные обломки вперемешку с драконидами летели вниз, вниз, на далекое дно. Четверо, стоявшие на золотом настиле, смотрели попеременно то на бешеную реку глубоко под ногами, то на широкие провалы, отделявшие их и от одного берега, и от другого.

Какое-то время над пропастью царила полнейшая, поистине мертвая тишина. Потом Фисбен с торжеством повернулся к Танису.

— Отличное заклинание! — гордо выговорил маг. — Ну что, веревка найдется?..

Тике перебросили веревку, и они с гномом накрепко привязали ее к дереву. Потом, друг за дружкой, Танис, Карамон, Тас и Фисбен слезли с моста, и Берем по очереди вытащил их на берег. Когда наконец все они ступили на твердую землю, было уже совсем темно. Спутники валились с ног от усталости. Они были до того измотаны, что не стали разыскивать никакого укрытия — просто разложили свои одеяла в роще корявых сосенок и выставили стражу, и те, кому не надо было караулить, мигом уснули.

Когда Танис проснулся на следующее утро, у него болели все кости. И первым, что он увидел, были яркие солнечные блики на золоте чудесного моста — тот так и висел над пропастью безо всякой опоры.

— Не собираешься избавляться от этой штуковины? — спросил он старого мага, помогавшего Тасу раздавать завтрак. Завтрак состоял из квит-па — эльфийских сушеных фруктов.

— И хотел бы, да что-то не получается, — вздохнул Фисбен, тоскливо поглядывая на сверкающее чудо.

— Он уже попробовал несколько заклинаний, — сказал Тас и кивнул на ближние деревья: одна сосна была сплошь заплетена паутинами, другая — сожжена до головешек. — Я и то посоветовал ему прекратить, пока не превратил всех нас в сверчков или еще что похуже…

— Неплохая идея, — мрачно сказал Танис, глядя на блестящее золото. — Осталось только стрелочку на скале нарисовать, чтобы никто уже точно не сбился с нашего следа…

Покачав головой, он подсел к Карамону и Тике.

— А они от нас не отстанут, это уж точно, — проворчал Карамон, без особой охоты жуя квит-па. — Драконов свистнут, чтобы те их перенесли…

Воитель вздохнул и спрятал едва початый завтрак в кошель.

— Что-то ты совсем не ешь, Карамон… — Забеспокоилась Тика.

— Да я не голоден, — буркнул он и поднялся. — Пойду лучше разведаю, что там дальше…

Навьючив на себя заплечный мешок и оружие, он двинулся вперед по тропе. Тика опустила голову и принялась собирать вещи. Она старательно избегала взгляда Полуэльфа, но он все-таки спросил:

— Опять Рейстлин?..

Тика замерла. Ее руки бессильно опустились на колени.

— Неужели так будет всегда? — беспомощно выговорила она, с любовью и состраданием глядя вслед великану. — Не понимаю я этого…

— Я тоже, — сказал Танис, следя за тем, как исчезает в чаще Карамон. — Хотя не мне о том судить: у меня-то ни брата, ни сестры никогда не было…

— А я понимаю! — сказал Берем. Сказал негромко, но с такой страстью в голосе, что Танис невольно оглянулся.

— О чем ты?..

Но тоскующее, жаждущее выражение уже пропало с лица Вечного Человека.

— Да так… — Пробормотал он. — Ни о чем…

— Погоди-ка, — Танис быстро поднялся на ноги. — Почему ты говоришь, что понимаешь Карамона?

И он взял Берема за плечо.

— Отстаньте от меня!.. — закричал тот и рывком сбросил его руку.

— Слушай, Берем, — сказал Тассельхоф, поднимая голову и улыбаясь с таким видом, точно не слышал ни слова. — Я тут разбирал свои карты и обнаружил одну, с которой связан прелюбопытнейший случай…

Метнув на Таниса затравленный взгляд. Берем отодвинулся туда, где, скрестив ноги, сидел обложенный картами Тассельхоф. Присев рядом с ним на корточки, Вечный Человек вскоре с детским интересом слушал одну из Тасовых бесконечных историй.

— Лучше не трогай его, Танис, — посоветовал Флинт. — И вообще, если он и понимает Карамона, так разве потому, что у самого мозги набекрень не хуже, чем у Рейстлина!

— Может, и так, — сказал Танис, усаживаясь рядом с гномом и принимаясь за свою порцию квит-па. — Вообще-то надо бы нам поскорей уносить отсюда ноги. Если нам повезет, Тас подберет карту…

— Толку от его карт!.. — презрительно фыркнул гном. — Последний раз, помнится, его карты завели нас в морской порт, где и в помине не было моря!..

Танис спрятал улыбку в бороде.

— Будем надеяться, на сей раз получится по-другому, — сказал он. — Все лучше, чем следовать указаниям Фисбена…

— Это уж точно, — ворчливо согласился Флинт. Искоса глянув на старого мага, он наклонился поближе к Полуэльфу и спросил громким шепотом: — Ты никогда не задумывался, каким образом он уцелел тогда в Пакс Таркасе?

— О чем только я не задумываюсь, — так же тихо ответил Танис. — Сейчас, например, меня больше всего волнует, как ты себя чувствуешь.

Гном заморгал: неожиданный вопрос застал его врасплох.

— Лучше не бывает! — отрезал он наконец. И покраснел.

— Я же вижу, как ты то и дело трешь левую руку, — продолжал Танис.

— Ревматизм! — пробурчал гном. — Ты же знаешь, по весне он вечно мне житья не дает. Чему, кстати, немало способствует и спанье на земле. Ты что-то там говорил насчет уносить ноги… — И гном принялся упаковывать свои пожитки.

— Говорил, — Танис со вздохом отвернулся. — Ну что, Тас? Нашел что-нибудь?

— Да вроде бы! — немедленно откликнулся кендер. Скатав карты, он убрал их в футляр и засунул футляр в сумку, не забыв при этом лишний раз полюбоваться золотым дракончиком. Дракончика можно было бы счесть металлической статуэткой, если бы он самым причудливым образом не менял позу. В настоящий момент он свернулся клубком, обвив золотое колечко — то самое, которое Лорана подарила когда-то Танису, а потом выбросила, когда Танис вернул его ей, сказав, что любит Китиару… Тассельхоф так увлекся созерцанием кольца и дракончика, что тут же начисто позабыл и о Танисе, и о картах.

— Ах да!.. — спохватился он, когда Полуэльф нетерпеливо кашлянул. — Ну как же. Карта. Видишь ли, когда я был еще совсем маленьким кендерским мальчиком, мне доводилось путешествовать с родителями через Халькистовы горы — это когда мы ездили в Каламан. Обычно мы пользовались северным трактом, хотя он и длинней. Дело в том, что в Таман-Бузаке каждый год бывала ярмарка, где торговали массой замечательных вещей, и отец никогда ее не пропускал. Но однажды… Да, по-моему, это было после того, как меня засадили в кутузку из-за легкого недоразумения с ювелиром… Так вот, однажды мы решили пересечь горы. Моя мама всегда мечтала взглянуть на Обитель Богов, вот мы и…

— Карта, — перебил Танис.

— Ну да, карта, — вздохнул Тас. — Пожалуйста. Папина, если память мне не изменяет. Мы с Фисбеном думаем, что мы находимся вот тут. А вон там — Обитель Богов.

— Что хоть это такое?

— Древний город. Он совсем разрушен, его ведь бросили во время Катаклизма…

— И наверняка кишит драконидами, — договорил за него Танис.

— Я совсем не про ту Обитель. — Тонкий пальчик Таса путешествовал по горам, что окружали точку на карте, обозначавшую город. — То место тоже называется Обителью Богов, но дело-то в том, что его так прозвали еще когда там городом и близко не пахло. Это мне Фисбен рассказал.

Танис посмотрел на старого мага, и тот согласно кивнул.

— Много веков назад люди верили, что Боги живут именно там, — проговорил он торжественно. — Это очень священное место.

— И потом, оно спрятано, — продолжал Тас. — Оно скрыто в горной долине посредине большущего хребта. Вот тут, видишь? Фисбен говорит, туда никто не заглядывает. Никто, кроме него, не знает потайной тропы. У меня помечена какая-то тропа, по крайней мере, в те горы она точно нас приведет…

— Говоришь, туда никто не ходит? — обратился Танис к Фисбену.

Глаза старого колдуна раздраженно сузились.

— Никто.

— Кроме тебя?

— Есть у тебя год времени, Полуэльф? — запыхтел Фисбен. — Если есть, я, пожалуй, успею поведать тебе про некоторую часть мест, где мне довелось побывать! — И он погрозил Танису пальцем. — Не ценишь ты меня, юноша! Без конца в чем-то подозреваешь! И это после всего, что я для вас сделал…

— Ой, не напоминай ему лучше об этом, — поспешно встрял Тас, видя, как потемнело лицо Полуэльфа. — Пойдем, дедушка…

И они зашагали вперед по тропе, причем борода Фисбена продолжала возмущенно топорщиться.

— А что, Боги правда жили там, куда мы идем? — спросил Тас, желая отвлечь своего спутника и опасаясь, что в ином случае тот опять сцепится с Танисом.

— Мне-то почем знать? — ершисто осведомился Фисбен. — Или я, по-твоему, смахиваю на Бога?..

— Ну…

— Говорил тебе кто-нибудь, что ты ужасающее трепло?..

— Да почти все говорят, — ответил Тас жизнерадостно. — Слушай, я тебе еще не рассказывал, как я повстречал волосатого мамонта?..

Танис отчетливо расслышал стон Фисбена… Потом мимо него пробежала Тика — она спешила вдогонку за Карамоном.

— Идем, Флинт? — окликнул Танис гнома.

— Сейчас, — отозвался гном и… Неожиданно опустился на камень. — Мешок уронил, — ворчливо пояснил он Танису. — Ступай вперед, я сейчас подойду…

Танис разглядывал на ходу карту кендера и не заметил состояния Флинта. Не расслышал странной ноты, прозвучавшей в голосе старого друга, не увидел гримасы боли, на миг исказившей его лицо…

— Поторопись, — рассеянно сказал он гному. — Смотри, отстанешь.

— Иду, сынок, — тихо сказал Флинт, сидя на камне и ожидая, чтобы боль в груди улеглась, как это обычно бывало. Танис все дальше уходил от него по тропе. Он двигался несколько неуклюже — никак не мог как следует освоиться с трофейными латами. Смотри, отстанешь…

— Иду, сынок, — чуть слышно повторил Флинт. Зачем-то провел узловатой рукой по глазам, поднялся и пошел следом за всеми…

3. ОБИТЕЛЬ БОГОВ

Весь тот долгий и утомительный день они провели в совершенно бесцельном хождении по горам — по крайней мере, снедаемому нетерпением Полуэльфу оно казалось бесцельным.

Нельзя передать, до какой степени у него чесались руки задушить Фисбена. В особенности после того, как в течение каких-нибудь четырех часов он дважды подряд заводил их в слепые каньоны. Если Таниса что и удерживало, так только то обстоятельство, что старик все-таки вел их в правильном направлении. Сколько раз ему начинало казаться, что они ходили кругами, сколько раз он мог бы поклясться, что они вот уже третий раз идут мимо одного и того же валуна… И тем не менее, всякий раз, находя взглядом солнце, Танис убеждался, что они упрямо двигались на юго-восток.

Только вот солнце проглядывало на небе чем дальше, тем реже. В воздухе уже не чувствовалось леденящего дыхания зимы; ветерок доносил даже запахи молодой зелени, но вскоре небо затянули свинцовые облака и закапал дождик — мелкий, но настырный, из тех, от которых не спасает и самый толстый плащ.

К середине дня все без исключения выдохлись и приуныли — даже Тассельхоф, все утро яростно споривший с Фисбеном о том, в какой стороне находится Обитель Богов. Таниса это тем более выводило из себя, что ни тот, ни другой явно не могли сколько-нибудь точно сказать, где же они находились, — Фисбен, тот вовсе довольно долго разглядывал карту, держа ее… Вверх тормашками. Спор проводников кончился тем, что Тассельхоф спрятал карты в футляр («Да чтоб я их еще когда-нибудь вынул!..»), а Фисбен пригрозил заклинанием, которое должно было неминуемо превратить Тасов хохолок в лошадиный хвост.

Досыта наслушавшись их пререканий, Танис отослал Таса в «тыл» — остывать, — а сам принялся успокаивать Фисбена. Хотя больше всего ему хотелось бы запереть обоих в какой-нибудь уютной пещере и там позабыть.

Безрадостный и явно бесцельный поход мало-помалу сводил на нет то душевное спокойствие, которое он чувствовал в Каламане. Теперь-то он понимал, что спокойствие это приносила ему деятельность, необходимость принимать решения и сознание того, что он наконец-то что-то предпринимает для спасения Лораны. Эти мысли держали его на плаву, не давая погрузиться в глубины тьмы — так же, как морские эльфы спасали их в Кровавом Море Истара. Зато теперь он чувствовал, что тьма снова была готова вот-вот сомкнуться у него над головой…

Лорана!.. Танис беспрестанно думал о ней. Вновь и вновь звучали у него в ушах казнящие слова Гилтанаса: она сделала это ради тебя! И хотя Гилтанас его, похоже, простил, Танис знал, что сам себя не простит никогда. Что они сделали с Лораной в Храме Владычицы? Была ли она еще жива?.. Танис запрещал себе об этом гадать. Конечно, она была жива! Владычица Тьмы не станет ее убивать. По крайней мере, до тех пор, пока ей нужен Берем…

Танис нашел взглядом Берема, шедшего впереди, подле Карамона. Я все сделаю, чтобы только спасти Лорану, молча поклялся Полуэльф и крепко сжал кулаки. Все, что потребуется! Пожертвую и собой, и… Погоди, одернул он сам себя. Неужто я вправду выдам ей Берема? Выдам Владычице Вечного Человека и тем самым отброшу мир в пучину тьмы, куда уже вовеки не пробьется свет?..

Нет, твердо сказал себе Танис. Да и Лорана скорее согласится умереть, чем пойти на такое…

Так он принимал непоколебимые и окончательные решения, чтобы всего через несколько шагов переменить их на противоположные. Да пусть остальной мир катится куда подальше, говорил он себе. Пускай сам разбирается. Мы обречены: как ни бейся, победы нам не видать. Ничто, кроме жизни или смерти Лораны, более не имеет значения. Ничто…

В мрачной задумчивости пребывал не только Полуэльф. Тика шла с Карамоном, и в сером бессолнечном мире ее огненные завитки были единственным пятнышком, излучавшим свет и тепло. Только вот в глазах Тики больше не было света. Карамон был с нею неизменно добр и участлив… Но так и не обнял ее ни единого разу со времени того краткого мига волшебного счастья в подводной стране, когда они с такой любовью дарили себя друг другу. А теперь?.. Одинокая ночь следовала за ночью, и Тика приходила в отчаяние: что же она в действительности значила для Карамона? Может быть, он просто воспользовался ее любовью, чтобы на время забыть свою боль?.. Если так и дальше пойдет, думала Тика, я его брошу! Брошу, как только это закончится! Тем более, что в том же Каламане был юный вельможа, прямо-таки не сводивший с нее глаз… Так было по ночам, днем же, при виде Карамона, с вечно опущенной головой устало шагавшего рядом, девичье сердце оттаивало. Она трогала его за руку, и он поднимал глаза, чтобы улыбнуться ей… А провалились бы все они в Бездну, эти молодые вельможи!

Флинт топал и топал вперед, не жалуясь и почти не подавая голоса. Если бы Танис был поменьше занят собой, он разглядел бы в этом недобрый знак…

Что же до Берема — о чем думал Вечный Человек и думал ли он вообще, не знала ни одна живая душа. Только то, что, чем дальше продвигались путники, тем больше он нервничал. Голубые глаза — юношеские глаза на лице немолодого мужчины — так и бегали…

На второй день путешествия по горам Берем бесследно исчез.

Утро началось не так уж и скверно: Фисбен объявил, что до Обители Богов осталось совсем немного, и друзья отчасти приободрились. Но вскоре всем вновь сделалось не до веселья. Дождь усиливался. А потом в течение одного-единственного часа Фисбен трижды увлекал их напролом сквозь мокрые кусты с обрадованным криком «Ну вот, пришли!» — и только затем, чтобы угодить в болото, выйти на берег пропасти или — на третий раз — уткнуться в глухую скальную стену.

Тут уж Танис почувствовал, что душа его вот-вот расстанется с телом: Увидя его лицо, даже Тассельхоф встревоженно попятился прочь. Танис отчаянно пытался взять себя в руки… И тут-то до него дошло, что Берема не было видно поблизости.

— Где Берем? — спросил он, охваченный неожиданным холодом, который вмиг выстудил весь его гнев.

Карамон, которому было поручено присматривать за Вечным Человеком, растерянно заморгал, ни дать ни взять вернувшись из какого-то одному ему ведомого мира. Торопливо оглядевшись кругом, он повернулся к Танису с пылающим от стыда лицом.

— Я… Я не знаю, Танис, — выговорил он беспомощно. — Только что был тут… Рядом…

— Без него нам в Нераке делать нечего, — ответил Танис сквозь зубы. — Если они там еще не убили Лорану, так только из-за него. Если они доберутся до него раньше нас… Он не договорил — горло перехватил спазм, к глазам подступили слезы. Кровь бешено застучала в висках, не давая сосредоточиться…

— Не убивайся, сынок, — ворчливо утешил его Флинт и дружески похлопал Полуэльфа по плечу: — Вот увидишь, мы сей же час разыщем паршивца.

— Это я виноват, Танис, — пробормотал Карамон. — Я тут опять все думал про… Про Рейста… То есть я знаю, что не должен бы…

— Твой сволочной братец. Бездна бы его забрала, умудряется строить нам пакости, даже когда его здесь нет!.. — яростно выкрикнул Танис. Но тотчас же спохватился: — Ох, не обижайся, Карамон… Не вини себя: мне тоже следовало бы следить… Да и всем нам, если уж на то пошло… Что ж, делать нечего, пошли назад, если, конечно, Фисбен не в состоянии провести нас сквозь скалу… Нет, нет, старик, не смей и думать об этом! Берем не мог уйти далеко, и мы, должно быть, скоро отыщем его след. Может, рулевой он и ничего, но леса не понимает!

Танис оказался прав. Примерно час они шли назад по своим собственным следам, но потом на глаза им попалась уходившая вбок узенькая звериная тропка, которую, проходя здесь в первый раз, никто из них не заметил.

Следы Берема на тропе разглядел Флинт. Покричав остальным, гном кинулся сквозь подлесок. Он без труда различал след — отпечатки ног были четкими и ясными. Друзья поспешили за Флинтом, но догнать его оказалось не так-то просто — неожиданный прилив сил так и нес гнома вперед. Флинт втаптывал в землю цепкие плети лиан и прорубался сквозь кусты, мчась без остановки, словно охотничий пес по горячему следу. Вскоре спутники начали отставать…

— Флинт!.. — то и дело окликал Танис. — Постой! Подожди нас!..

Тем не менее, еще через некоторое время они вовсе потеряли его из виду. Другое дело, что следы Флинта были еще четче тех, что оставлял Берем — его тяжелые башмаки так и вминались в мягкую землю. Не говоря уж о выдранных с корнем лианах и обломанных ветках…

Кончился сумасшедший бег совсем неожиданно.

Спутники уткнулись в очередную скальную стену, только на сей раз в ней был проход — узенькая дыра, в которую если и возможно было проникнуть, так разве на четвереньках. Гном проскользнул легко — его следы были видны по-прежнему отчетливо. Рослый Танис с большим сомнением взирал на отверстие…

— Берем тут как-то пролез, — мрачно сказал Карамон, указывая на пятно свежей крови на камне.

— Может, и пролез… — Танис, однако, не слишком был в этом уверен. — Ну-ка, посмотри, Тас, что там хорошего на той стороне!

Еще не хватало лезть в эту крысиную нору впустую.

Тассельхоф безо всякого усилия юркнул в дыру… Вскоре с той стороны долетел его пронзительный голосок — кендер вслух изумлялся чему-то необыкновенному. Слов, однако, было совершенно невозможно разобрать из-за эха, вовсю гулявшего в скалах.

И тут Фисбена осенило.

— Так вот же она!.. — ликующе вскричал старый волшебник. — Нашли! Нашли наконец! Обитель Богов!.. Откуси я собственную голову, если она не там, за этой стеной!

— А другого пути нет? — спросил Карамон. Узкий лаз нисколько не вдохновлял широкоплечего богатыря.

— Дай припомнить… — Задумался Фисбен.

— Танис!.. Скорее сюда!.. — внезапно очень ясно и отчетливо долетело из-за скалы.

— Хватит с нас тупиков, — решительно сказал Полуэльф. — Проберемся как-нибудь и здесь… — И добавил про себя: — … Может быть.

Один за другим спутники на четвереньках поползли в дыру. В глубине скалы ход и не думал расширяться; кое-где им приходилось ложиться плашмя и по-змеиному ползти через грязь. Могучему Карамону приходилось заметно хуже других; был момент, когда Танис начал уже подумывать, не оставить ли великана снаружи. Тассельхоф ждал их с той стороны. Он нетерпеливо заглядывал в лаз, окликая ползущих.

— Я что-то слышал, Танис, — повторял он то и дело. — Флинт кричал… Там, впереди. А какое тут место, Танис! Закачаешься!..

Танису, однако, некогда было ни прислушиваться, ни оглядываться кругом, пока все его друзья благополучно не одолели тоннель. Но вот наконец соединенными усилиями выволокли наружу изодранного, в кровь исцарапанного Карамона…

— Ну? Что я говорил? — самодовольно заявил Фисбен. — Пришли!

Только тогда Полуэльф обернулся и обвел глазами легендарную Обитель Богов.

— Вообще-то, будь я Богом, я бы вряд ли здесь поселился, — негромко заметил Тассельхоф. И Танис вынужден был с ним согласиться.

Они стояли на краю круглой вмятины посередине горы. И первое, что поразило здесь Таниса, было физически ощутимое чувство заброшенности. Пока они шли по горной тропе, спутников все время окружала хлопотливая жизнь: на деревьях распускались почки, зеленела трава, сквозь грязь и остатки сугробов пробивались цветы. А здесь… Здесь было пусто. Серое дно каменной чаши, абсолютно ровное и гладкое, было безжизненным и бесплодным. Величавые пики, громоздившиеся кругом, казалось, нависали над странной долиной, прямо-таки вдавливая путешественников в крошащийся камень под ногами. А какое здесь было небо! Они еле вспомнили о том, что снаружи шел дождь; над Обителью Богов сияла чистейшая ледяная лазурь — ни солнца, ни птиц, ни облаков. Ни дать ни взять синее немигающее око глядело наземь с высоты…

Содрогнувшись, Танис поскорее отвел глаза и еще раз осмотрел «чашу».

Посередине ее виднелся круг, выложенный из громадных бесформенных валунов. Необработанные камни удивительно точно прилегали один к другому: с того места, где он стоял, Танису никак не удавалось рассмотреть, что же охраняли эти безмолвные стражи. А кроме них, в усыпанной каменной крошкой долине ничего не было видно…

— Как же здесь грустно! — прошептала Тика. — То есть я не то чтобы боюсь — зла здесь, по-моему, никакого нет, только печаль. Если Боги вправду приходят сюда, то, наверное, затем, чтобы поплакать над горестями мира!..

Фисбен обратил на Тику пронизывающий взор и, казалось, собрался что-то сказать, — но не успел.

— Танис! — раздался истошный крик Тассельхофа. — Смотри!..

— Вижу! — И Полуэльф помчался бегом.

По ту сторону чаши смутно виднелись два силуэта — один маленький, другой повыше. Они боролись. По крайней мере, Тассельхофу так показалось.

— Это Берем! — верещал Тас. Его-то острые кендерские глаза ясно их различали. — Ой, кабы он чего над Флинтом не учинил!.. Скорей, Танис!..

Подгоняемый страхом, Полуэльф и так несся со всех ног. И на чем свет стоит костил себя на бегу за то, что допустил подобное, за то, что не присмотрел как следует за Беремом, за то наконец, что не вытряс из него всего того, о чем тот явно недоговаривал… Друзья что-то кричали ему, но Танис не слышал. Он видел только тех двоих, и чем ближе, тем яснее.

Он видел, как гном повалился наземь, а Берем остался стоять над ним.

— Флинт!! — завопил Танис.

Сердце с такой силой колотилось в груди, что глаза подернула багровая пелена. Легкие горели огнем; дышать было нечем. И все-таки Полуэльф знай прибавлял шагу. Вот Берем обернулся к нему. Казалось, он пытался что-то сказать: Танис видел, как шевелились его губы, но слов разобрать не мог из-за бешеного стука в висках. Флинт лежал у ног Берема. Гном не открывал глаз, голова его безжизненно клонилась к плечу, а лицо было пепельно-серым…

— Что ты наделал?! — не своим голосом закричал Танис. — Ты же убил его!..

Горе, ярость, отчаяние и чувство непоправимой вины взорвались в нем не хуже огненных шаров старого мага, наполнив невыносимой болью все его существо. Кровавый туман заметался перед глазами…

Он не помнил, как выхватил меч, — холодная сталь рукояти словно сама собой оказалась в ладони. Мелькнули глаза Берема: в них не было страха, лишь глубокая скорбь. Потом глаза округлились от боли, и тут только Танис понял, что вгоняет меч в податливое человеческое тело.

Клинок вспорол плоть, рассек кости и проскрежетал по скале, к которой Берем прижимался спиной…

Горячая кровь хлынула Танису на руки. Жуткий крик резанул уши. Потом на него навалилась какая-то тяжесть, едва не сбившая его с ног…

Судорожными движениями Танис пытался выдернуть меч, чтобы рубить еще и еще… Чьи-то сильные руки тащили его прочь, но обезумевший Полуэльф вырвался. Когда он наконец высвободил меч, тело Берема сползло наземь. Кровь хлестала из чудовищной раны в груди, чуть-чуть ниже камня, лучившегося зловещим сиянием…

Позади звучал чей-то гулкий бас, слышались женские всхлипывания и пронзительные, тонкие крики, полные горя. Танис в ярости крутанулся — кто смел помешать ему?.. Он увидел рослого мужчину с искаженным горем лицом и заплаканную рыжеволосую девушку. Он не понимал, кто это такие. А потом перед ним появился древний, древний старик. Лицо его было спокойно, а глаза, неподвластные течению лет, — полны печали. Старец чуть улыбнулся Танису и положил руку ему на плечо.

Его прикосновение было словно прохладная вода для сжигаемого лихорадкой. Танис ощутил, как к нему постепенно возвращается разум, а перед глазами рассеивается багровая пелена. Он выронил окровавленный меч и, рыдая, скорчился у ног Фисбена. Старец нагнулся и ласково погладил его по голове.

— Соберись с силами, Танис, — сказал он тихо. — Ты должен попрощаться с другом, ибо ему предстоит долгий путь.

— Флинт!.. — выдохнул Танис.

Фисбен скорбно кивнул, мельком глянув на распростертое тело Берема:

— Пойдем… Здесь тебе все равно больше делать нечего.

Глотая слезы, Танис кое-как поднялся на ноги. Отпихнул с дороги старого мага и пошел, спотыкаясь, туда, где лежал на камнях Флинт. Голова гнома покоилась на коленях у Тассельхофа.

Завидя Полуэльфа. Флинт улыбнулся. Танис повалился подле него на колени и крепко стиснул узловатую руку старейшего своего друга…

— Он чуть не удрал от меня, Танис, — сказал гном и свободной рукой легонько постучал по своей груди: — Берем как раз собирался нырнуть в такую же дыру по ту сторону, когда мое старое сердчишко некстати надумало-таки лопнуть. Наверное, он услышал, как я вскрикнул: он вернулся, подхватил меня на руки и уложил…

— Так значит, он… — Язык почти не слушался Таниса. — Он тебя… Он тебя не…

— Он меня!.. — Удивительно, но Флинт еще сумел фыркнуть. — Он меня! Да он мухи не обидит, Танис! Он же кроткий, точно Тика… — И гном улыбнулся девушке, склонившейся над ним с другой стороны. — Ты уж присмотри за этим здоровым олухом, ладно? — сказал он ей. — Ага, а вот и он…

— Обязательно присмотрю Флинт… — И Тика снова заплакала.

— Ну что? По крайней мере больше не будешь пытаться меня утопить, — проворчал гном, с любовью глядя на Карамона. — А если все-таки разыщешь своего братца, повышиби пыль из его красного балахона… От моего имени… Хорошо?..

Карамон только мотнул головой, не в силах ответить.

— Пойду… Посмотрю, как там Берем… — Выдавил он наконец. Бережно поставил на ноги Тику — и увел девушку прочь.

— Не уходи Флинт!.. Не смей никуда уходить без меня!.. — причитал Тас. — Ты же только и будешь делать один, что влипать во всякие неприятности!..

— Хоть отдохну от тебя, несносного, — пробурчал гном. — Вот что, ты все-таки забери мой шлем… Тот, с плюмажем из гривы грифона… — И на всякий случай он наградил Таниса суровым взглядом, потом вновь посмотрел на плачущего кендера. Вздохнув, Флинт потрепал его по руке. — Ладно, не принимай близко к сердцу, сынок. Я, если разобраться, совсем не плохую жизнь прожил… Какие друзья у меня были… Много я повидал злого, но ведь и доброго тоже… А теперь в мир явилась надежда… Жалко мне от вас уходить. — Тут его быстро тускнеющий взор обратился на Таниса. — Причем именно тогда, когда я вам так нужен… Хорошо хоть, я успел научить тебя всему, что знаю, мальчик мой. Все будет хорошо… Я-то уж знаю… Все… Будет… Хорошо…

Голос его угас, он прикрыл глаза, трудно дыша. Танис крепко держал его за руку. Тассельхоф безутешно уткнулся лицом в плечо старого гнома… Подошел Фисбен и остановился у Флинта в ногах.

Гном открыл глаза еще раз.

— Теперь я знаю, кто ты такой, — тихо сказал он, глядя на Фисбена неожиданно прояснившимися глазами. — Не проводишь меня, а? Хотя бы в начале пути? А то… Чуток боязно одному… Я так долго путешествовал среди друзей, что совсем отвык… От одиночества…

— Я пойду с тобой, — пообещал ему Фисбен. — А теперь отдохни Флинт. Заботы этого мира более не коснутся тебя. Ты заслужил отдых.

— Поспать… — Улыбнулся гном. — Да, поспать не помешает… Разбудите меня, когда буду нужен… Хорошо?

Веки его опустились. Он легко вздохнул и… Танис прижал к губам руку старого гнома.

— Прощай, старый друг, — прошептал Полуэльф. И опустил руку Флинта на неподвижную грудь.

— Нет! Флинт! Нет!!! — И Тассельхоф, неистово крича, рухнул на тело, уже не принадлежавшее гному. Танис взял кендера на руки и поднял, как ребенка. Сперва Тас отчаянно вырывался, но Танис держал крепко, и Тас, выдохшись, постепенно затих. Обхватил Таниса за шею — и горько заплакал.

Сидя на камнях, Танис гладил его длинный каштановый хохолок… Потом поднял глаза.

— Погоди! Что ты делаешь, старик? — закричал он.

Ссадив Таса с колен, он поспешно вскочил: хлипкий старик — и откуда только сила взялась? — поднял тело Флинта и понес его туда, где стояли, выстроившись ровным кругом, непонятные камни.

— Остановись! — велел ему Танис. — Мы должны похоронить его честь честью… Устроить могилу…

Фисбен обернулся к нему. Лицо старого мага было сурово. Гном был довольно тяжелым, но волшебник без видимого усилия держал его на весу.

— Я обещал ему, что он отправится в свое странствие не один, — ответил он просто.

Повернулся — и вновь зашагал к скалам. Танис помедлил немного, потом побежал следом за ним. Карамон, Тика и Тассельхоф стояли, точно пригвожденные к месту, и только смотрели в спину удалявшемуся волшебнику…

Танис полагал, что легко догонит старика, несущего немалую ношу. Фисбен, однако, двигался с удивительной быстротой, как если бы и он сам, и гном у него на руках совсем ничего не весили. Зато Танис вдруг показался себе самому ужасно тяжеловесным и почувствовал себя так, будто взялся ловить струйку дыма, уходящую в небеса. Все же он не бросил погони и поравнялся с магом как раз тогда, когда тот вошел в круг стоячих камней. Танис проскользнул внутрь следом за ним, сознавая только одно: надо настичь сумасшедшего старика и отнять у него тело усопшего, чтобы…

Он остановился, потрясенный увиденным. Сперва он решил, что это было озеро, чью неподвижную гладь не беспокоило даже дуновение ветерка. Но потом разглядел, что перед ним расстилалась не вода — озеро было из гладкого, как стекло, черного камня! Когда же Танис заглянул в его аспидную глубину, он испытал еще одно потрясение, увидев там… Звезды. Они горели так ярко что Танис невольно посмотрел вверх — уж не наступила ли ночь, — хоть и помнил, что до вечера было еще далеко… Небо над головой, беззвездное и бессолнечное, сияло прежней синевой. Внезапно ослабев, Танис поник на колени у края озера и снова всмотрелся в его непроглядную глубину. Да, там вправду были звезды и луны — три луны! — и душа Полуэльфа содрогнулась, ибо он впервые узрел Нутари, черную луну, дыру тьмы в небесах, являвшуюся лишь могущественнейшим магам Черных Одежд… Он различил даже зияющие провалы на тех местах, где прежде проплывали в небе созвездия Владычицы Тьмы и Доблестного Воителя… «Оба, Танис! — вспомнились ему слова Рейстлина, сказанные когда-то. — Она вернулась на Кринн, и он сошел с небес, чтобы сразиться с нею…»

Фисбен ступил на каменное небо, по-прежнему держа тело Флинта на руках.

Полуэльф хотел было последовать за ним, но так и не смог заставить себя переползти через край. Это было все равно, что прыгать прямиком в Бездну. Зато он видел, как старый маг, двигаясь так осторожно, точно боясь разбудить спящее дитя, вышел на самую середину черного озера.

— Фисбен!.. — окликнул его Танис.

Старик не остановился и не оглянулся, продолжая шагать среди мерцающих звезд. Танис почувствовал, как к нему подполз Тассельхоф. Танис ощупью нашел его ладошку и крепко стиснул ее в своей.

Между тем старый волшебник достиг середины озера… И исчез.

Танис сдавленно ахнул. Тассельхоф прыгнул вперед, прямо на зеркально-гладкую поверхность, но Танис перехватил его.

— Нет, Тас, — тихо проговорил Полуэльф. — В это путешествие он все-таки отправится без тебя. Ты не можешь последовать за ним. Пока не можешь. Останься со мной, пожалуйста. Ты очень мне нужен.

К его некоторому удивлению, кендер послушался. Отступив от края, Тас вытянул руку.

— Смотри, Танис! — дрожащим голосом прошептал он. — Созвездие!.. Оно вернулось!..

И Танис увидел, как в черной бездне вновь засияло созвездие Доблестного Воителя. Сперва оно мерцало, потом вспыхнуло в полную силу, наполнив темное озеро иссиня-белым сиянием. Танис быстро вскинул глаза… Но нет, небо над ними было пустынно по-прежнему…

4. РАССКАЗ ВЕЧНОГО ЧЕЛОВЕКА

— Танис!.. — долетел голос Карамона.

— Берем… — Неожиданно вспомнив о том, что он только что натворил, Танис выпрямился и пошел, спотыкаясь, туда, где остались Тика и Карамон. Перед ними, на окровавленных камнях, лежало тело Берема. Но вот Берем… Зашевелился, а потом застонал, но не как от боли, а как будто бы от воспоминания о ней. Прижал к груди трясущуюся руку — и начал подниматься. О страшной ране, нанесенной мечом Полуэльфа, напоминали только следы крови на одежде и теле, но к тому времени, когда подошел Танис, пропали и они.

— Понял теперь, почему его называют Вечным Человеком? — сказал Танис посеревшему Карамону. — В Пакс Таркасе он умер у нас со Стурмом на глазах, умер, раздавленный каменными глыбами. Он умирал несчетное множество раз и всякий раз воскресал. При этом он утверждает, что понятия не имеет, каким, дескать, образом… — И Танис подошел вплотную к Берему, который следил за ним угрюмо и настороженно. — Но ведь на самом деле ты знаешь, а, Берем? — спросил Полуэльф. Он говорил негромко и казался спокойным. — Знаешь, — повторил он уверенно. — И ты расскажешь нам обо всем. Потому что от этого могут зависеть жизни многих. Очень многих. Берем.

Тот опустил глаза.

— Мне очень жаль… Что так вышло с твоим другом, — пробормотал он. — Я пытался помочь, но… Видно, ничего уже нельзя было…

— Я знаю, — Танис сглотнул. — Я тоже сожалею… О том, как поступил с тобой. Я… Я ничего перед собой не видел и плохо соображал, что делаю…

Но, говоря таким образом, Танис сам понял, что лжет. Видеть-то он видел. Но не то, что было на самом деле, а то, что ему хотелось. Сколько раз в его жизни уже бывало подобное, сколько раз он принимал за истину то, что на самом деле ему только мерещилось! Он не сумел понять Берема потому, что ему и не хотелось его понимать. Более того — Берем стал для него воплощением всего того темного и тайного в его собственной душе, о чем Танис предпочитал думать пореже. Убивая Берема, Полуэльф как бы пырнул мечом себя самого…

И этот удар словно прорвал давно назревавший нарыв, выпустив наружу ядовитый гной, который исподволь разъедал его душу. Теперь язва начнет зарастать — смерть Флинта пролилась в его сердечные раны, словно бальзам, напомнив ему о высших ценностях… О благодати… Наконец-то Танис избавился от темного, гнетущего чувства вины. Что бы ни случилось в дальнейшем — он знал, что сделал все от него зависевшее и до последнего пытался что-то поправить. Да, он ошибался, но эти ошибки следовало простить — и продолжать жить…

Быть может, именно это и прочел Берем в глазах Полуэльфа. Во всяком случае, во взгляде Таниса было и горе, и сострадание к его собственной, Берема, участи.

— Я так устал, Танис, — неожиданно проговорил Вечный Человек, прямо глядя в покрасневшие от слез глаза Полуэльфа. — Я так устал… — Потом взгляд его обратился к черному каменному озеру. — И я… Я завидую твоему другу. Он теперь отдыхает… Он обрел покой… А я — неужели я никогда не узнаю покоя? — Берем судорожно сжал кулаки, потом содрогнулся всем телом — и закрыл лицо ладонями. — Мне страшно!.. Я вижу конец, он так близок! Я боюсь…

— Мы все боимся, — вздохнул Танис и потер воспаленные глаза. — Ты прав, конец близок, а тьма и не думает расступаться. Похоже, все зависит от тебя. Берем.

— Я… Я не… Я расскажу вам все, что могу, — запинаясь, выговорил Берем. Он точно клещами вытягивал из себя каждое слово. — Но вы должны обязательно помочь мне! — Он схватил Таниса за руки. — Обещайте, что вы мне поможете! Обещайте!..

Танис хмуро ответил:

— Как же я могу что-то обещать, пока не узнаю всей правды?

Берем сел наземь и прижался спиной к скале, все еще хранившей следы его крови. Остальные устроились кругом, плотнее заворачиваясь в плащи: ветер, задувший с гор, выл и свистел между валунами. Молча, не перебивая, слушали они Вечного Человека. Только Тас, еще не наплакавшийся по Флинту, время от времени принимался шмыгать носом, пряча лицо у Тики на плече.

Сперва Берем говорил очень тихо и как будто неохотно. Иногда он замолкал, борясь с собой, зато потом принимался частить, как если бы слова причиняли ему боль. И все-таки возможность высказать наконец правду, столько лет переполнявшую его душу, приносила ему величайшее облегчение.

— Когда я сказал, что понимаю, каково тебе… — Тут он кивнул на Карамона, — … Каково тебе было потерять брата, — я сказал правду. У меня… У меня была когда-то сестра. Мы с ней не родились двойняшками, но были, по-моему, даже ближе друг другу. Она была всего на год младше меня. Мы жили на уединенной маленькой ферме недалеко от Нераки. Даже соседей, и то поблизости не было. Наша мама сама выучила нас читать и писать — не ахти какое образование, но по нашей жизни много ли требовалось? Мы с сестрой с детства только и делали, что возились по хозяйству. У меня и друзей-то никого не было, кроме нее. И у нее был только я… Она много работала. Слишком много. Родители наши состарились и стали хворать, а после Катаклизма мы и вовсе еле сводили концы с концами. Какой голод, помнится, был в ту первую зиму!.. То, что рассказывают теперь о Голоде, и малой толики не передает. Вам этого попросту не представить… — Голос его прервался, глаза потускнели. — По стране стаями бродили дикие звери и одичавшие люди, которые были еще хуже зверей… Нам еще повезло — про нашу маленькую ферму мало кто знал. Но сколько ночей мы просидели без сна, с дубинками наготове, а вокруг дома, ожидая чего-то, бродили голодные волки… Моя сестра, чудо-девочка, состарилась у меня на глазах, а ведь ей не исполнилось и двадцати. Волосы у нее стали совсем седыми… Как у меня теперь… Морщины на лице… Но она не жаловалась. Не пожаловалась ни единого разу… Потом наступила весна, и стало чуточку лучше, и сестра говорила, что теперь у нас, по крайней мере, появилась надежда. Хотя бы семена в землю можно было бросить. Или пойти поохотиться на дичь, вернувшуюся с приходом тепла… Теперь мы прокормимся, говорила она. Она любила охотиться. Она отлично стреляла из лука, и ей нравилось бывать в лесу. Мы часто промышляли вдвоем. В тот день…

Берем замолчал и закрыл глаза. Его затрясло, точно в ознобе. Скрипнув зубами, он продолжал:

— В тот день мы забрались дальше обыкновенного. Молния выжгла подлесок, и мы обнаружили тропу, которой прежде не замечали. Охота выдалась неудачная, и мы пошли по тропе, надеясь подстрелить какого-нибудь зверя. Но потом я заметил, что тропа-то была не звериная. Очень, очень давно ее протоптали человеческие ноги, и вот уже много лет никто по ней не ходил. Я хотел вернуться, но сестра настояла на том, чтобы пойти вперед — ей было интересно, куда приведет нас тропа…

На лице Берема отражалось все большее напряжение; Танис даже испугался, не оборвал бы он свой рассказ. Но Берем продолжал торопливо, как будто его что-то подстегивало:

— Тропа привела нас в… В какое-то очень странное место. Сестра сказала, что когда-то давно здесь, верно, был храм — храм, посвященный темным Богам. Не знаю. Я только видел, что там повсюду валялись куски сломанных колонн, обвитые мертвой травой… Она была права… Там чувствовалось какое-то зло… Нам нужно было уйти… Сразу уйти с того нехорошего места…

Берем повторил это несколько раз, как молитву. Потом умолк. Друзья сидели неподвижно и молча, и наконец Берем заговорил вновь, но так тихо, что им пришлось нагнуться вплотную к нему. Они начали понимать, что Берем не замечал их и позабыл даже, где все они находились, — память снова вернула его в давно прошедшие времена.

— Я вижу среди развалин нечто прекрасное и удивительное: цоколь разбитой колонны, сплошь усыпанный самоцветами! — В голосе Берема вновь зазвучал благоговейный восторг. — Ни разу в жизни я еще не видал такой красоты! И столько богатства сразу!.. Да как бросить его здесь? Надо взять хоть один камешек… Даже один-единственный камешек способен обогатить нас! Мы переедем жить в город, а у сестры появятся женихи! Я поспешно падаю на колени и вытаскиваю из ножен нож… Я уже присмотрел камень, который ну просто невозможно не взять: великолепный зеленый самоцвет, ярко сверкающий на солнце! Он прекраснее всего, что я когда-либо видел. Поддев его концом ножа… — Тут рука Берема совершила быстрое движение, — я начинаю выковыривать камень… Сестра в ужасе. Она кричит на меня. Она приказывает мне остановиться. «Это место — священно! — доказывает мне она. — Камень принадлежит какому-нибудь Богу! Не святотатствуй. Берем!..»

Берем тряхнул головой, лицо потемнело от гнева — того, давнишнего гнева.

— Я не обращаю на нее внимания и продолжаю раскачивать камень, хотя и меня пробирает некий холодок. «Если он и принадлежал когда-то Богам, они давным-давно его бросили! — говорю я сестре. — Так же, как они бросили и нас!» Она не слушает…

Глаза Берема яростно вспыхнули, в них появился пугающий блеск. Голос его звучал словно бы откуда-то издалека:

— Она пытается оттащить меня прочь. Ее ногти царапают мне руку. «Остановись, Берем! — приказывает она мне. МНЕ, СВОЕМУ СТАРШЕМУ БРАТУ! — Не смей осквернять принадлежащее Богам! Я не дам тебе!..» Да как ей не стыдно так говорить со мной? Я ведь и делаю-то это больше ради нее! Ради нашей семьи!.. И зачем только она взялась мне перечить! Она же знает, чем иногда кончается дело, если меня как следует взбесить. Словно бы какая-то жила лопается у меня в голове. Я теряю способность думать и ничего не вижу перед собой. «Отвяжись!..» — кричу я что есть мочи, но она опять хватает мою руку с ножом. Лезвие царапает самоцвет… Теперь глаза Берема пылали настоящим безумием. Карамон на всякий случай потянулся к кинжалу: Берем сжал кулаки, голос его срывался, словно в истерике.

— Я отпихиваю ее… В общем, даже и не особенно сильно… Я совсем не хотел так уж крепко толкать ее, но она падает! Я хочу подхватить ее… Но не могу. Я двигаюсь так медленно… Слишком медленно… Она падает… Ее голова ударяется о колонну… Острый обломок камня… Вот здесь… — Рука Берема коснулась виска. — Кровь заливает ее лицо, течет по камням… Они не блестят больше… И ее глаза — они тоже тускнеют… Они смотрят прямо на меня, но не видят… Ничего не видят… А потом… Потом…

Судорога прошла по его телу.

— Это страшное зрелище. Оно по сию пору снится мне всякий раз, когда я закрываю глаза. Это как Катаклизм… Только во время Катаклизма все рушилось, а тут — созидалось, но каким нечистым и жутким было это творение! Как страшно!.. Земля расступается, и прямо у меня на глазах из нее восстают чудовищные колонны. Из подземного мрака воздвигается храм! В нем нет красоты — от него веет ужасом. И вот я вижу, как обретает живую плоть сама Тьма. У Тьмы пять голов на длинных, извивающихся шеях. Они обращаются ко мне, и в их голосах — холод могилы. «Давным-давно была я изгнана из этого мира, — говорит она мне, — и лишь сила, принадлежащая этому миру, могла впустить меня вновь. Та самоцветная колонна была своего рода дверью — запертой дверью моего узилища. Ты освободил меня, смертный, и за это я подарю тебе то, чего ты возжелал. Зеленый камень — отныне он твой!» Раздается ужасный, насмешливый хохот… Жестокая боль пронзает мне грудь, и я вижу, что зеленый камень врос в мою плоть. В ужасе от явленного мне Зла и от сознания собственного своего преступления я могу только беспомощно смотреть, как темная тень становится все четче и четче. Это драконица!.. Пятиглавая драконица, памятная мне по самым страшным сказкам нашего детства… И тут до меня доходит, что, если она в самом деле вырвется в наш мир, все мы обречены. Наконец-то я начинаю как следует понимать, что натворил. Передо мной — сама Владычица Тьмы, о которой рассказывают жрецы. Изгнанная когда-то великим Хумой, она не оставляла мысли о возвращении. И вот — из-за моей глупости! — она снова будет ходить по земле! Одна из громадных голов тянется ко мне, и я знаю, что вот-вот умру — разве оставит она в живых свидетеля своего возвращения! Все ближе лязгают громадные зубы, но я не двигаюсь с места. Я не могу пошевелиться. Да и не все ли равно?.. И вдруг, совершенно неожиданно, меня заслоняет сестра! Неужели она жива?.. Я протягиваю к ней руку… И рука моя проходит сквозь пустоту. «Джесла!..» — выкрикиваю я ее имя. «Беги, Берем! — кричит она в ответ. — Беги! Она не может миновать меня — пока еще не может! Беги, братик!..» Какой-то миг я еще стою неподвижно… Как может моя сестра остановить Владычицу Тьмы?.. Но вот все пять голов в ярости отшатываются. Их яростные крики рвут воздух. Они в самом деле не могут миновать Джеслу. Я вижу, как силуэт Владычицы начинает меркнуть и расплываться. Она еще здесь, но это не более чем тень. Тень зла. И ее сила громадна. Она снова бросается на сестру… Тогда я поворачиваюсь и бегу. Я бегу и бегу без конца, и зеленый самоцвет сжигает мне грудь. Я бегу, пока не становится черно перед глазами…

Берем умолк. По лицу его струился пот, как если бы он в самом деле бежал несколько дней подряд.

Никто из спутников не произнес ни слова. Казалось, страшная повесть обратила их в камни вроде тех, что окружали черное озеро.

Но наконец Берем судорожно вздохнул. Безумие ушло из его взгляда. Он снова увидел друзей.

— Потом в моей жизни был долгий промежуток, о котором я не помню совсем ничего, — сказал он. — Когда я пришел в себя, то увидел, что постарел — я стал таким, каким вы меня сейчас видите. Сначала я пытался убедить себя, что случившееся было всего лишь кошмарным сном. Но зеленый камень все так же жег мою плоть, напоминая, что все было на самом деле. Я не знал, где нахожусь, хотя, наверное, исходил в своих странствиях весь Кринн. Как хотелось мне вернуться в Нераку!.. Но как раз туда-то мне путь был заказан. У меня не хватало мужества… И я странствовал еще много лет, не зная отдыха и покоя, и умирая только затем, чтобы снова ожить. И всюду, куда бы я ни пришел, рассказывали о том, как распространяется в мире зло, и я знал, что происходит это по моей вине. А потом появились драконы и дракониды. Я один знал, что это значило. Я один знал, что Владычица достигла вершины могущества и собралась завоевать мир. Ей теперь не хватает только одного — меня. Зачем я ей?.. Не возьмусь точно сказать. Только мне все время кажется, будто я силюсь затворить дверь, которую кто-то другой стремится открыть… И я устал. Как я устал… — Голос его дрогнул. Он уронил голову на руки: — Скорее бы все это кончилось…

Спутники еще долго молчали, пытаясь постичь услышанное. Больше всего история Вечного Человека напоминала страшную сказку, услышанную в ночи.

— Что же ты должен сделать, чтобы захлопнуть эту дверь? — спросил наконец Танис.

— Не знаю, — глухо ответил Берем. — Знаю только, что меня все время тянет в Нераку… Притом что это единственное место на Кринне, куда я не смею пойти! Потому-то… Потому-то я от вас и сбежал…

— И все-таки наш путь лежит именно туда, — негромко, но твердо проговорил Танис. — Ты пойдешь туда с нами. Мы не оставим тебя. Ты будешь не один.

Берем содрогнулся и, всхлипывая, отрицательно замотал головой… Но потом замер — и поднял глаза. Его лицо горело.

— Да! — почти прокричал он. — Все равно я больше не выдержу! Вы пойдете со мной… Вы защитите меня…

— По крайней мере, постараемся, — проворчал Танис, видя, как безмолвно закатил глаза Карамон. — Ладно, давайте поищем, как выбраться отсюда…

— Я уже нашел путь, — вздохнул Берем. — Я был почти снаружи, когда услышал, как вскрикнул гном. Сюда… — И он указал на узкий лаз между скалами.

Карамон со вздохом повел изодранными плечами, но делать нечего — один за другим путешественники стали втискиваться в расселину.

Танис уходил последним. Обернувшись, в последний раз оглядел он безжизненную долину… Над ней быстро сгущалась ночная тьма — бирюзовое небо налилось закатным пурпуром. Скальный круг посередине окутывала непроницаемая мгла. Черного озера, где исчез Фисбен, не было видно.

Ему еще предстояло привыкать к мысли о том, что Флинта с ними нет. И больше не будет. В сердце зияла болезненная пустота. Казалось, вот-вот раздастся голос старого гнома, ворчливо жалующегося на бесчисленные болячки или о чем-нибудь спорящего с кендером…

Несколько невыносимо долгих мгновений Полуэльф боролся с собой, словно пытаясь удержать тень друга… А потом молча отпустил его. Повернувшись, он скрылся в узкой расселине, чтобы более уже никогда не увидеть Обители Богов.

…Тропа вывела друзей к небольшой пещерке. Там они и устроились на ночь, тесно прижавшись друг к дружке в поисках тепла. Разжигать костер совсем рядом с Неракой — средоточием вражеской мощи — было слишком опасно. Некоторое время все они молчали, потом заговорили о Флинте, прощаясь с ним и отпуская его, как это уже сделал Танис. Рассказ следовал за рассказом, и поминки получились что надо — такую уж славную и полную приключений жизнь прожил Флинт Огненный Горн.

Спутники дружно хохотали, когда Карамон припомнил ту несчастную вылазку на рыбалку: он еще опрокинул лодку, пытаясь поймать голыми руками рыбешку, и вывернул гнома в воду. Танис рассказал о самой первой встрече Флинта и Тассельхофа: гном, отменный ювелир, сделал браслет и пытался продать его на ярмарке, а случившийся поблизости Тас его слямзил — конечно же, «совершенно случайно». Тика поведала о замечательных игрушках, которыми он забавлял ее в детстве. Когда же исчез неизвестно куда Тикин отец, великодушный гном пригласил девочку-подростка пожить у него, и она оставалась в его доме, пока Отик не предоставил ей жилье и работу…

Так они и скоротали тот вечер, и мало-помалу притупилась острая боль потери… Для большинства из них — но не для всех. Тассельхоф так и просидел всю ночь у входа в пещеру, глядя на далекие звезды. В руках у него был шлем Флинта, а по щекам бежали и бежали горькие слезы…

5. НЕРАКА

Как вскоре выяснили наши герои, проникнуть в Нераку было, по всей видимости, совсем просто.

Слишком просто…

— Во имя Богов, что там происходит?.. — невольно понизив голос, спросил Карамон. Вдвоем с Танисом, по-прежнему облаченные в похищенные латы, они обозревали равнину с горного кряжа несколько западнее Нераки.

Там, внизу, извивались толстые черные змеи. Со всех ближних гор сползались они к единственному зданию на сто миль окрест, и зданием этим был Храм Владычицы Тьмы. На самом деле змеи были армиями — тысячными армиями драконидов и их союзников. Двое наблюдателей видели, как посверкивали на солнце то щит, то копье. Ветер развевал черные, алые и синие знамена с вышитыми на них гербами Повелителей Драконов. А в небесах переливалась жутковатая радуга: там безостановочно кружили драконы — алые, синие, черные и зеленые. А над храмовым комплексом реяли в воздухе две гигантские летучие цитадели. И там, куда падала их тень, царила глубокая ночь.

— А знаешь, — медленно проговорил Карамон, — хорошо все-таки, что старик тогда накинулся на нас на Полянах. Воображаешь, что было бы, сунься мы сюда на своих медных драконах? Да от нас бы клочков не оставили…

— Да, — отозвался Танис рассеянно. Он и сам немало раздумывал об этом «старике», и многое начало понемногу вставать на свои места. Кое-что он видел сам, кое о чем ему рассказал Тас. И чем далее размышлял Полуэльф, тем отчетливее делалась истина. Истина, от которой, как выразился бы Флинт, мороз драл по спине…

От воспоминания о Флинте сердце кольнула боль, и Танис заставил себя не думать о гноме, — а заодно и о старике. У него и так полным-полно было хлопот, только на сей раз никакой старый маг уже не явится ему помогать.

— Понятия не имею, что там происходит, — проговорил он тихо. — Вижу только, что нам это на руку. Помнишь, как сказал однажды Элистан? В Дисках Мишакаль говорится, что Зло склонно пожирать себя самое. Так вот. Владычица зачем-то собирает свои войска. Зачем — не знаю. Может, готовит Кринну последний смертельный удар. При таком скопище войск неизбежна неразбериха, которая и поможет нам пробраться вовнутрь. Кто обратит внимание на двоих воинов, ведущих несколько пленных?..

— Будем надеяться, — хмуро проворчал Карамон.

— Будем молиться, — тихо сказал Полуэльф.

Взмыленный и забеганный капитан стражи у врат Нераки был человеком. Владычица Тьмы созывала Военный Совет. Повелители Драконов, действовавшие на Ансалонском континенте, собирались все вместе — во второй раз с начала войны. Четыре дня назад они начали съезжаться в Нераку. С тех пор жизнь капитана превратилась в сущий кошмар наяву.

Предполагалось, что Повелители въедут в священный город в порядке, соответствовавшем их рангу. Таким образом, первым въезжал Повелитель Ариакас со своей свитой, войсками, телохранителями и драконами. Затем прибыла Китиара, она же Темная Госпожа, со своей свитой, войсками, телохранителями и драконами. Далее — Люцен Такарский со свитой, телохранителями… И так далее до Повелителя Тоэда, действовавшего на востоке.

Подобная процедура предусматривала не только наивысшие почести для старших по чину. По ходу дела предстояло разместить многочисленные войска и драконов — со всем обеспечением, естественно, — в храмовых постройках, отнюдь не предназначенных для расквартирования армий. К тому же все Повелители люто не доверяли друг дружке, а посему никто не желал уступать другим численностью свиты — даже на одного-единственного драконида. Процедура, однако, была отработана и все должно было пройти гладко. Ничуть не бывало. Сложности и заторы начались с самого начала, когда Повелитель Ариакас прибыл на целых два дня позже назначенного.

Уж не нарочно ли он так поступил, зная, какую сумятицу внесет подобное опоздание?.. Этого капитан не знал и спрашивать не осмеливался, хотя кое-какие соображения у него, конечно же, возникали. Столь позднее прибытие Ариакаса привело к тому, что другим Повелителям, явившимся вовремя, пришлось разбить лагерь на равнинах кругом Храма и там дожидаться, пока Верховный Владыка совершит-таки свой торжественный въезд. Конечно же, это вызвало недовольство. Дракониды, гоблины и наемники-люди рвались поскорее вкусить прелестей и удовольствий в палаточном городке, наскоро выстроенном на громадной площади перед Храмом. Их гнев можно было понять: они одолели немалый путь, а отдых и развлечения откладывались!

Иные по ночам перебирались через стены, неудержимо стремясь в таверны, точно мухи к сладкому меду. То и дело вспыхивали драки, ибо каждый отряд хранил верность только своему Повелителю и плевать хотел на всех остальных. Темницы в подвалах Храма, куда бросали зачинщиков драк, едва не трещали. Потеряв терпение, капитан велел своим подручным каждое утро вывозить пьяниц за ворота на тачках и вываливать их прямо посреди поля. Войсковые командиры разбирали своих и всыпали им по первое число.

Ссорились между собой и драконы: каждый вожак как мог утверждал свое первенство. Уступать никто не хотел. Дошло до того, что громадный зеленый самец, Циан Кровавый Губитель, убил одного из алых, сцепившись с ним из-за оленя. К несчастью для Циана, убиенный оказался любимчиком Владычицы Тьмы. Кончилось тем, что зеленого гиганта заточили в пещеру в недрах Нераки. Теперь оттуда доносился его яростный вой, а хвостом он молотил так, что наверху время от времени пугались — уж не началось ли землетрясение!

Вот уже две ночи подряд капитан не смыкал глаз. Когда же рано утром третьего дня ему доложили, что Повелитель Ариакас наконец прибыл, он едва не рухнул на колени, чтобы вознести благодарственную молитву. Торопливо выстроив свой отряд, он принялся отдавать приказы — пора было начинать торжественный въезд. Все шло гладко и хорошо… Пока несколько сот Тоэдовых драконидов не разглядели, что воины Ариакаса входят на храмовую площадь. Перепившиеся и не очень-то привыкшие к повиновению (неудивительно — с таким-то Повелителем), они ринулись к вожделенным воротам… Возмущенные такой выходкой, Ариакасовы командиры велели своим воинам прогнать чужаков силой оружия. Что тут началось!..

Разгневанная Владычица Тьмы выслала наружу свои личные войска, вооруженные кнутами, стальными цепями и булавами. В их рядах шли и темные жрецы, и маги в черных одеждах. Немало голов было разбито, немало произнесено заклинаний — но наконец порядок кое-как восстановили. Войска Повелителя Ариакаса и сам он вступили на территорию Храма раздосадованными, но хотя бы с достоинством.

День перевалил за полдень (капитан, впрочем, давно потерял всякий счет времени — треклятые цитадели совершенно заслоняли солнечный свет), когда пришел один из стражников и вызвал своего командира к главным воротам.

— Ну, что там еще?.. — нетерпеливо рявкнул капитан, вперяя в стражника пронизывающий взгляд своего единственного ока (второй он утратил в бою с эльфами Сильванести). — Опять драка? Да тресните вы обоих по башкам и отволоките в кутузку! Меня уже тошнит от…

— Н-нет, господин, это не драка, — заикаясь, ответил стражник — юный гоблин, смертельно боявшийся своего начальника-человека. — М-меня за тобой п-послали п-привратники… Два оф-фицера привели п-пленников и просят разрешения в-войти…

Капитан выругался. Этого ему только и не хватало!.. Он чуть не велел гоблину вернуться назад и впустить новоприбывших. В крепости и так было пруд пруди пленников и рабов. Подумаешь, еще несколько. Снаружи уже собирались войска Повелительницы Китиары, он должен был быть там и обеспечивать надлежащую встречу…

— Какие еще пленники? — спросил он раздраженно, одновременно просматривая ворох каких-то бумаг и готовясь бежать на торжественную церемонию. — Пьяные дракониды? Тащи их в…

— Мне… Мне к-кажется, тебе лучше подойти туда, г-господин… — Гоблин обильно потел от волнения, а потеющий гоблин — сосед не из самых приятных. — Там двое людей, господин, и с ними к-кендер…

Капитан брезгливо сморщил нос:

— Я уже сказал тебе… — И осекся. — Кендер, говоришь? — спросил он с живейшим интересом. — А гнома там, случаем, не было?

— Н-нет, господин, к-кажется, не было, — ответствовал бедный гоблин. — Но, м-может, я и не углядел его в толпе, г-господин…

— Ладно, иду, — сказал капитан. Быстро пристегнул меч и пошел следом за гоблином к главным воротам.

Там, у ворот, царило временное затишье. Войска Ариакаса уже проследовали в палаточный городок, а отряд Китиары только еще строился, толкаясь и матерясь. Вот-вот надо будет начинать церемонию… Капитан быстро окинул взглядом новоприбывших, о которых говорил гоблин, — они стояли тесной кучкой у самых ворот.

Два офицера, оба довольно высокого звания, сторожили нескольких мрачных пленников. Капитан дотошно оглядел каждого. Третьего дня он получил строгие наставления о том, кого именно ему следовало высматривать. Особое внимание он должен был обратить на гнома, путешествующего в обществе кендера. С ними мог быть также знатный эльфийский юноша и молодая эльфийка с длинными серебряными волосами — в действительности же, серебряная драконица. Все это были друзья эльфийки, находившейся в плену у Владычицы. Темная Богиня почти не сомневалась, что друзья Лоранталасы — все вместе или хоть кто-нибудь — явятся ее выручать…

Что ж, кендер тут был. Но зато женщина оказалась кудрявой и рыжей, и если она в самом деле была драконицей, капитан съел бы свою кольчугу. Да и мужчина — сутулый, длиннобородый и неопрятный — совершенно точно был человеком, а вовсе не гномом и тем более не знатным молодым эльфом.

Знать бы еще, с какой радости двоим офицерам брать в плен подобную шушеру…

— Перережьте им глотки, и вся недолга, — хмуро распорядился капитан. — У нас и так сажать некуда. Уведите!

— Ну что за расточительность!.. — пробасил один из офицеров, сущий гигант, чьи мускулистые руки напоминали узловатые ветви. Схватив за шиворот рыженькую девчонку, он вытащил ее вперед: — Я слыхал, на рабском торгу за таких немало дают…

— Это верно, — пробормотал капитан. Его единственный глаз успел проворно обежать стройное девичье тело, влекущие формы которого, по мнению капитана, лишь подчеркивала кольчужка. — Но вот за остальных ты точно не выручишь ни шиша! — Тут он пнул кендера, и кендер возмущенно завопил, но второй офицер мигом заткнул ему рот. — Убейте их…

Здоровяк беспомощно заморгал, не в состоянии изобрести еще какой-нибудь довод. Но тут вмешался второй офицер — бородатый малый, державшийся до тех пор позади.

— Этот человек — маг, — сказал он. — А кендер, надобно полагать, соглядатай. Мы поймали его поблизости от Даргаардской Башни…

— Вот с этого и надо было начинать, а не отвлекать меня попусту от дел! — рявкнул на него капитан. — Ведите их внутрь, — велел он торопливо: за стеной уже ревели рога, и тяжелые железные створки ворот, содрогаясь, начали медленно расходиться. — Давайте сюда ваши бумаги, я подпишу.

— У нас нет ни… — Начал великан.

— Какие бумаги ты имеешь в виду? — роясь в кошеле, спросил бородатый офицер. — Удостоверения?

— Да на кой они мне!.. — взорвался выведенный из себя капитан. — Объяснительную от вашего командира, отпустившего вас сюда!

— Нам ничего такого не дали, господин, — невозмутимо отвечал бородатый. — Это что, новое правило?

— Нет, не новое, — капитан уставился на него с большим подозрением. — Как, хотел бы я знать, вы миновали посты, не имея нужных бумаг? А возвращаться как собирались? А может, вы и не думали возвращаться? Может, рассчитывали продать эту троицу, а на вырученные денежки предпринять маленькое путешествие, а?

— А пошел ты на…! — Великан побагровел от ярости, глаза его вспыхнули. — Ну, забыл наш командир, с кем не бывает! У него и так голова трещит от забот, а голова у него… Дошло, о чем я говорю?

И он смерил капитана угрожающим взглядом.

Ворота раскрылись. Оглушительно заревели рога. Капитан досадливо выругался: ему полагалось бы стоять посередке, приветствуя Повелительницу Китиару. Он поманил к себе одного из стражей Владычицы, стоявших неподалеку.

— Всех — вниз, — сказал он, торопливо одергивая мундир. — Живо узнают, как мы поступаем с дезертирами…

И прежде, чем отвернуться, он с удовлетворением убедился, что стражи свое дело знают. Мгновенно сцапав двоих офицеров, стражи быстро и ловко обезоружили их…

Карамон встревоженно оглянулся на Таниса: схватив великана за руки, они расстегнули его пояс с мечом. Глаза Тики были круглыми от ужаса. Дело оборачивалось совсем не так, как они предполагали. Берем, чье лицо было более чем наполовину скрыто фальшивой растительностью, казалось, готов был закричать или ринуться наутек, — а может, и то и другое сразу. Даже Таса порядком ошеломил переплет, в который они влипли. Танис видел, как кендер стрелял глазами по сторонам, ища хоть какой-нибудь выход…

Сам Полуэльф соображал с лихорадочной быстротой. Он полагал, что предусмотрел все мыслимые случайности, могущие подстерегать их по дороге в Нераку, но, похоже, кое-что все-таки упустил. Оказаться под арестом за дезертирство из армии Повелителей, уму непостижимо!.. Если стражники упрячут их в подземелье, пиши пропало. Как только с него снимут шлем, в нем тотчас же опознают Полуэльфа. И вот тогда-то они уже точно вплотную займутся остальными… Обнаружат Берема…

Значит, главная опасность была в нем. Без него Карамон и другие, может, еще как-нибудь вывернутся. БЕЗ НЕГО…

Вновь взревели рога, и толпа зевак взорвалась приветственным криком: в ворота вступал громадный синий дракон с Повелителем на спине. При виде Повелителя — Повелительницы — сердце Таниса сперва сжалось от боли, но потом заколотилось восторженно и вдохновенно. Толпа подалась вперед, — множество глоток выкрикивало имя Китиары, — и стражники на какой-то миг отвлеклись, высматривая: уж не грозит ли Темной Госпоже какая опасность?.. Танис поспешно нагнулся к Тассельхофу.

— Тас! — быстро заговорил он, надеясь, что за всеобщим шумом его не услышит никто посторонний. Еще он надеялся, что кендер не успел совсем забыть эльфийский язык. — Скажи Карамону, пускай продолжает игру. И пусть он верит мне — что бы я ни предпринял! Все зависит от этого, понимаешь? Что бы я ни предпринял!..

Тас озадаченно уставился на Полуэльфа… Потом нерешительно кивнул. Он не говорил по-эльфийски уже очень, очень давно. Танису оставалось только надеяться, что он его понял. Карамон вообще ни слова не понимал по-эльфийски, а говорить на Общем Танис не смел даже среди всеобщего гама. И так уже державший его страж больно вывернул ему руку — разговорчики!..

Крики между тем стихли. Толпу оттеснили назад. Видя, что их помощь здесь не нужна, стражники хотели было вести пленников прочь…

Неожиданно Танис споткнулся и упал, повалив с собою и конвоира — тот во всю длину растянулся в пыли.

— Вставай, мразь!.. — выругался второй воин и огрел Таниса по лицу рукояткой кнута: Полуэльф стремительным движением перехватил и кнут, и руку стражника и что было сил рванул на себя. Драконид не удержал равновесия и полетел кувырком. На какой-то миг Танис оказался совсем свободен…

Он успел заметить спешивших к нему стражников… Изумленное лицо Карамона… И кинулся навстречу царственной всаднице на синем драконе.

— Китиара! — закричал он, и в тот же миг стражники схватили его. — Китиара!.. — рвался из его груди хриплый, отчаянный вопль. Отбиваясь от стражников, он умудрился высвободить одну руку. Сорвал с головы шлем и швырнул его наземь.

Повелительница, закованная в полночно-синие чешуйчатые латы, услышала свое имя и обернулась. Танис видел, как ошарашенно округлились карие глаза в прорезях страхолюдного драконьего шлема. Громадный синий вожак тоже обратил на Таниса огненный взгляд…

— Китиара!.. — снова выкрикнул Танис. Отчаяние удесятерило его силы — он расшвырял повисших на нем стражников и устремился вперед. Но тут уже на него кинулась вся толпа драконидов. Таниса сбили с ног и прижали к земле. Он извивался, стараясь найти глазами Повелительницу…

— Стоять, Скай, — Китиара повелительно тронула шею дракона затянутой в кожаную перчатку рукой. Скай послушно остановился. Его страшные когти царапали уличную мостовую. Красные глаза дракона, устремленные на Полуэльфа, были полны ненависти… И ревности.

Танис затаил дыхание. Сердце мучительно колотилось в груди. Болела разбитая голова, кровь затекала в один глаз, но он не обращал внимания. Он был почти уверен, что Тассельхоф не понял его, что друзья вот-вот поспешат ему на подмогу и тем окончательно погубят все дело. Он ждал, что Китиара вот сейчас глянет поверх голов — и увидит Карамона. Конечно, она вмиг узнает единоутробного брата. Танис не смел оглянуться на спутников. Он только надеялся, что у Карамона хватит соображения — и веры в него, — чтобы остаться на месте…

К Танису подскочил капитан; жестокое лицо одноглазого было перекошено яростью. Он уже занес ногу в тяжелом сапоге, собираясь вышибить дух из нарушителя спокойствия…

— Остановись, — прозвучал повелительный голос, и капитан, спеша повиноваться, едва устоял на ногах. А голос велел: — Отпустите его.

Стражи неохотно выпустили Полуэльфа. Небрежный жест Темной Госпожи — и они попятились прочь.

— Что за срочное дело заставило тебя прервать мой торжественный въезд? — голос Китиары гулко и неестественно отдавался под шлемом.

Танис не без труда поднялся на ноги. Вместе с облегчением пришла слабость, голова закружилась. Все-таки стражники основательно помяли его. Подойдя к Китиаре, он заметил в ее карих глазах искорки смеха. Случившееся забавляло ее… Новая игра со старой игрушкой. Он прокашлялся и смело проговорил:

— Эти недоумки собрались арестовать меня за дезертирство только лишь потому, что Бакарис, глупец, не выправил нужных бумаг!

— Я уж позабочусь, чтобы его наказали за причиненную тебе неприятность, мой добрый Танталас, — весело ответила Китиара. И гневно напустилась на капитана: — Да как ты посмел?!..

— Я… Мне приказали… Повелитель, я всего лишь выполнял приказ… — Запинаясь, промямлил тот. Он трясся перед Китиарой, как перед ним самим только что трясся гоблин.

— Прочь, пока я не надумала скормить тебя моему дракону! — непререкаемым тоном велела ему Китиара. И грациозным движением протянула Танису руку в перчатке: — Не хочешь прокатиться со мной, командир? В порядке компенсации за моральный ущерб…

— Благодарю, Повелитель, — сказал Полуэльф.

Наградив капитана последним мстительным взглядом, он взял Китиару под руку и пошел вместе с нею к синему вожаку, чтобы сесть в седло подле нее. Китиара вновь послала Ская вперед, Танис же, улучив момент, быстрым взглядом окинул толпу. Сначала он ничего не увидел, но потом у него вырвался вздох облегчения. Он разглядел и Карамона, и остальных — стражники как раз уводили их прочь. Вот великан понял голову: на лице у него было недоумение — и боль. Однако он не остановился. То ли Тас успел ему передать все как надо, то ли у самого хватило ума… А может, по-прежнему доверял старому товарищу. Танису неоткуда было знать. Лишь то, что теперь его друзья были в безопасности… По крайней мере, в большей безопасности, чем с ним.

Свидимся ли еще, сказал он себе, но тут же погнал эту мысль прочь. Он ни в коем случае не должен был выдать себя. Обернувшись к Китиаре, он поймал ее взгляд, полный хорошо знакомого ему лукавства — и неприкрытого восхищения…

Тассельхоф вставал на цыпочки и тянул шею, силясь разглядеть, что же там с Танисом. Сперва все кричали, потом сделалось тихо. Потом Полуэльф взобрался на дракона и сел рядом с Китиарой, и процессия двинулась дальше. Кендеру показалось, будто Танис посмотрел в их сторону, но признавать не пожелал. Стражи, подталкивая, повели оставшихся пленников сквозь толпу, и Тас потерял друга из виду.

Один из стражников ткнул Карамона в ребра коротким мечом.

— Стало быть, твой приятель разъезжает с Повелителем, а ты будешь гнить в каталажке, а? — глумливо хихикнул драконид.

— Уж он меня не позабудет, — проворчал Карамон.

Драконид усмехнулся и толкнул локтем своего напарника — тот тащил Тассельхофа, держа его когтистой лапой за ворот.

— Ну да, явится он за тобой, держи карман шире. Как только слезет с ее постели, так сразу и явится.

Карамон залился краской и мрачно нахмурился, и Тассельхоф, глядя на великана, не на шутку встревожился. У кендера не было никакой возможности передать Карамону последние слова Таниса, и он с ужасом ждал, что Карамон сейчас все испортит — если только было еще что портить.

Но богатырь только тряхнул головой с видом оскорбленного достоинства.

— Вот увидишь: я выйду на волю еще до ночи, — пророкотал он своим низким голосом. — Слишком многое мы с ним вместе прошли. Чтобы после этого он меня бросил?..

Была, однако, в его голосе некая нота, уловив которую, Тассельхоф заерзал как мог, стараясь придвинуться поближе к Карамону и все ему объяснить. И тут сзади вскрикнула Тика. Тас вывернул шею и увидел, что стражник рвет на ней блузку; на шее девушки уже виднелись кровавые царапины от его когтей. Карамон хотел что-то сказать, но опоздал. Драконида постигла та же судьба, что и посетителей «Последнего Приюта», пробовавших оказывать юной официантке непрошеное внимание: Тика наотмашь съездила по отвратительной змеиной морде.

Разъяренный драконид швырнул Тику наземь и схватился за кнут. Тас бросил быстрый взгляд на Карамона и съежился, готовясь прощаться с жизнью…

— Эй, ты там, полегче! — рявкнул Карамон. — А не то пеняй на себя! Повелительница Китиара велела нам выручить за девку никак не меньше шести серебряных монет, а как мы их выручим, если ты ее исполосуешь?

Драконид призадумался… С одной стороны, Карамон был под арестом. Но, с другой стороны, все видели, как обласкала его товарища Темная Госпожа. Так стоило ли связываться со здоровяком — а вдруг и он тоже пользуется ее милостивым расположением?.. Поразмыслив, дракониды решили, что не стоило. Они грубо подняли Тику на ноги и повели пленников дальше…

Тассельхоф облегченно вздохнул, но тут же на всякий случай покосился на Берема: что-то уж очень спокойным тот ему показался. И правда — судя по всему. Вечный Человек пребывал в каком-то ином мире. Взгляд широко раскрытых глаз был странно неподвижен, челюсть отвисла… Вид у него был самое меньшее полубезумный, но, казалось, никаких каверз от него в ближайшее время ждать не приходилось. Тас несколько успокоился: Карамон и без подсказки неплохо справлялся со своей ролью, да и с Тикой все было в порядке. Срочной помощи не требовалось никому, и Тассельхоф принялся с интересом разглядывать храмовый комплекс — насколько это вообще было возможно, если учесть, что драконид по-прежнему крепко держал его за шкирку.

Кендер, впрочем, скоро пожалел о своем любопытстве. Нерака выглядела именно так, как и следовало выглядеть обнищалой древней деревеньке, от века существовавшей ради обслуживания Храма, а теперь «украшенной» еще и палаточным городком, разросшимся, точно семейство поганок после дождя.

И надо всем этим, подобно каменному стервятнику, высился Храм. Его жуткий, непристойно искореженный силуэт господствовал даже над горами на горизонте. Любой, попавший в Нераку, первым долгом обращал взгляд на Храм и с этого момента постоянно ощущал его присутствие. Куда бы он ни смотрел, чем бы ни занимался. Храм все время пребывал с ним. Даже ночью, даже во сне… Тассельхоф посмотрел на него всего один раз и поспешно отвел глаза: ему стало холодно и нехорошо. Но все остальное было едва ли не хуже. Палаточный городок наводняли войска: дракониды и наемники-люди, гоблины и хобгоблины сновали по загаженным улочкам из пивнушек в публичные дома и обратно. Рабы из числа едва ли не всех рас Кринна сбивались с ног, обслуживая хозяев и выполняя их самые мерзкие прихоти. Овражные гномы, точно крысы, шастали под ногами в поисках съедобных отбросов. Смрад стоял неимоверный, на ум то и дело приходила Бездна. День был в разгаре, но улицы и площади покрывала темная тень, холодная совсем по-ночному. Тас поднял глаза и увидел летучие цитадели во всем их грозном величии. Они висели прямо над Храмом, а вокруг них вились стаи драконов…

Поначалу Тас очень надеялся, что ему удастся-таки вырваться и затеряться в толпе, — чему, чему, а этому его не надо было учить. Он видел, как поводил глазами Карамон: верно, и великан подумывал о том же. Но, пройдя всего несколько кварталов и разглядев цитадели, несшие в небесах свою бессонную стражу, Тас понял, что о побеге лучше сразу забыть. К такому же решению пришел и Карамон: Тас видел, как ссутулились широкие плечи богатыря…

Исполнившись ужаса и отвращения, Тас вдруг вспомнил о Лоране и подумал: ведь ее держали где-то здесь! Эта мысль едва не сокрушила даже его неунывающий кендерский дух. Вокруг было сплошное зло и мрак, зло и мрак, которого он попросту не мог себе вообразить, который не мог, не имел права существовать на земле…

А стражники знай волокли их вперед, пинками и тычками разгоняя с дороги дерущихся пьяных солдат, и у Таса опять-таки не было ни малейшего шанса передать Карамону наказ Таниса. Но потом случилась неожиданная остановка: пришлось пропустить колонну войск Ее Темного Величества, маршировавшую по улице. Тех, кто не успевал отскочить прочь, отшвыривали драконидские офицеры. Самых нерасторопных сбивали с ног и затаптывали. Стражи, ведшие спутников, поспешно прижали их к какой-то полуобрушенной стене и велели стоять на месте, пока не пройдет колонна.

Маленького Тассельхофа едва не сплющило между Карамоном и драконидом, который весьма кстати ослабил хватку, полагая, что даже у кендера должно было хватить ума оставить мысль о побеге. Тас по-прежнему чувствовал на себе пристальный взгляд его черных змеиных глаз, и все же ему удалось протиснуться поближе к Карамону, так, чтобы великан мог услышать его. Чужих ушей кендер не опасался — слишком громко лязгали по камням сапоги.

— Карамон! — прошептал он. — Слышишь меня, Карамон?..

Карамон не повернул головы; он смотрел прямо перед собой, и лицо у него было каменное. Но Тас увидел, как дрогнуло веко.

— Танис сказал, чтобы мы ему верили! — быстро-быстро зашептал кендер. — Что бы ни случилось… И еще… Чтобы мы продолжали игру. Кажется, он именно так выразился…

Карамон нахмурился.

— Он говорил по-эльфийски, — торопливо пояснил Тас. — Знаешь, там было так шумно…

Карамон не переменился в лице — разве только помрачнел еще больше. Тас передвинулся еще чуть-чуть, вжимаясь в каменную стену прямо за широкой спиной великана.

— Этот… Повелитель Драконов… — Начал он неуверенно. — Это была… Китиара, так?

Карамон не ответил, только сжал зубы, а на шее забилась жилка. Тас вздохнул и, забыв обо всем, громко спросил:

— Но ты ведь веришь ему, Карамон? Веришь, а? Потому что…

И в это время страж-драконид безо всякого предупреждения двинул ему кулаком в зубы. Тас с силой ударился затылком о камень и, скрученный тошнотворной болью, тихо сполз наземь. Неясная тень склонилась над ним… У Тассельхофа все плыло перед глазами; не разглядев, кто это был, он приготовился к новому удару… Могучие руки ухватили его за мохнатую курточку и бережно подняли.

— Говорил же, не трогайте! — проворчал Карамон.

— Подумаешь, кендер. Эка важность, — плюнул драконид.

Марширующая колонна почти миновала их. Карамон поставил Таса наземь. Тот изо всех сил пробовал устоять, но мостовая почему-то упорно выскальзывала у него из-под ног.

— Я… Только ты не сердись, пожалуйста… — Услышал он свой собственный заплетающийся голос. — Ноги вот что-то…

Он почувствовал, как его снова поднимают в воздух. Протестующе пискнул — и повис на железном плече Карамона, точно мешок с мукой.

— Этот щенок кое-что знает, — прогудел рядом бас Карамона. — Будем надеяться, что вы не вовсе вышибли ему мозги. А то Темная Госпожа вас не похвалит…

— Мозги? Какие еще у кендера мозги? — хмыкнул драконид, но Тас, даже вися вниз головой, расслышал в голосе монстра нотку неуверенности и испуга.

Они двинулись дальше. У Таса страшно болела голова, щеку жгло. Он поднес руку к лицу и ощутил на пальцах липкую кровь: когти драконида глубоко разорвали кожу. В ушах жужжало так, как будто в голове у него свил гнездо целый рой пчел. Мир медленно вращался вокруг Таса, отчего в животе начинало что-то ворочаться. Да и подпрыгивать вверх-вниз на закованной в латы спине Карамона тоже было удовольствие еще то…

— Ну что, далеко еще? — Тас чувствовал, как вибрировал в груди низкий голос богатыря. — Гаденыш-то не из легоньких!

Вместо ответа драконид вытянул длинную, костлявую лапу.

Огромным усилием отрешившись от головокружения и от боли, Тас вывернул шею и посмотрел. Одного-единственного взгляда оказалось более чем достаточно. Приближаясь, гигантское здание росло и росло, заполняя не только все поле зрения, но и разум.

Тас беспомощно обмяк. Перед глазами у него начал собираться какой-то туман, и он сонно задумался, к чему бы это. Он еще успел расслышать чьи-то слова:

— В подземелья… Под Храмом Ее Величества Такхизис, Владычицы Тьмы!

6. ТАНИС ЗАКЛЮЧАЕТ СДЕЛКУ, А ГАКХАН РАЗНЮХИВАЕТ

— Вина, может быть?

— Спасибо, не хочется.

Пожав плечами, Китиара вытащила кувшин из ведерка со снегом, в котором охлаждалось вино, и не спеша налила себе. Кроваво-красная жидкость заструилась из хрустального графина в ее кубок. Опустив графин обратно в ведерко, Китиара села напротив Таниса в кресло.

Она сняла с головы драконий шлем, но латы оставила — чешуйчатые, полночно-синие, украшенные позолотой, они облегали ее гибкое тело, словно вторая кожа. Огоньки множества свечей играли на полированных поверхностях и отточенных гранях, окутывая Китиару прозрачным сиянием. Темные кудри, влажные от пота, завивались кругом лица, карие глаза поблескивали из-под длинных ресниц.

— Зачем ты здесь, Танис? — негромко спросила она, водя пальцем по краю кубка и не сводя глаз с Полуэльфа.

— Сама знаешь, — ответил он коротко.

— Лорана, конечно, — сказала Китиара.

Танис передернул плечами, стараясь ничем не выдать себя и смертельно боясь, что эта женщина, временами понимавшая его лучше, чем он сам себя понимал, сумеет прочесть самые его сокровенные мысли.

— Ты пришел один? — отпив вина, спросила Китиара.

— Да, — ответил он, глядя ей прямо в глаза.

Китиара подняла бровь: она явно не верила ни единому его слову.

— Флинт умер, — сказал он, и голос его сорвался. Даже в такой момент мысль о друге причиняла ему жестокую боль. — А Тассельхоф скрылся куда-то, — добавил он. — Я не смог его разыскать. Собственно, я и не хотел брать его сюда с собой…

— Понятно, — кривя губы, ответила Китиара. — Так значит Флинта больше нет…

— Как и Стурма, — не в силах удержаться, сказал Танис сквозь зубы.

Китиара вскинула глаза.

— Перипетии войны, дорогой мой, — сказала она. — Мы с ним оба были солдатами — и он, и я. Он понимает. Его дух не держит на меня зла.

И Танис поперхнулся готовыми сорваться словами. Она была права. Стурм действительно все понял бы.

Несколько мгновений Китиара молча всматривалась в лицо Полуэльфа. Потом опустила звякнувший кубок на столик.

— А что слышно о моих братьях? — спросила она. — Где они?

— Может, сразу уж оттащишь меня в свои подземелья и допросишь как следует? — зарычал Танис. Вскочив с кресла, он принялся расхаживать по роскошно обставленной комнате.

Китиара задумчиво улыбнулась каким-то собственным мыслям.

— Да, — сказала она наконец. — Я могла бы тебя допросить как следует. И ты заговорил бы, дорогой мой Танис. Еще как заговорил бы. Ты рассказал бы мне все, что я пожелала бы услышать, а потом принялся бы умолять, чтобы я спросила о чем-нибудь еще. Наши палачи не только искусны, но и всей душой преданны своему многотрудному делу… — Томно потянувшись, она встала и подошла к Танису. Держа в одной руке кубок с вином, другую она положила ему на грудь. Ее пальцы медленно скользнули по его плечу. — Но это не допрос, Танис, — проговорила она. — Имеет сестра право узнать, где ее братья? Где они, Танис?

— Не знаю, — буркнул он. Крепко перехватил ее запястье и снял ее руку со своего плеча. — Оба так и пропали в Кровавом Море…

— И Человек Зеленого Камня?

— Да… И Человек Зеленого Камня.

— А ты уцелел? Каким же образом?

— Меня спасли морские эльфы.

— Так, может быть, они спасли и других?

— Может, спасли, а может, и нет. Я-то, в конце концов, эльф, а все остальные были людьми.

Китиара долго смотрела на него молча… Он все еще держал ее руку. Он сам не отдавал себе отчета в том, что под ее пронизывающим взглядом его пожатие изменилось…

— Пусти, мне больно, — прошептала Китиара. — Зачем же ты пришел, Танис? Отбивать Лорану? Один?.. Даже ты не настолько глуп, чтобы…

— Нет, — сказал Танис и еще крепче сжал ее руку. — Я хочу заключить сделку. Забирай меня. Кит. А ее отпусти.

Ее глаза округлились… Но потом она откинула голову и расхохоталась. Быстрым движением, без видимого усилия, высвободилась она из его хватки и, вернувшись к столу, налила себе еще вина. Обернувшись, она усмехнулась, глядя на него через плечо.

— А кто ты, собственно, такой, чтобы я пошла на этот обмен?

И опять засмеялась. Танис почувствовал, что неудержимо краснеет.

— Я пленила их Золотого Полководца, Танис, — посмеиваясь, продолжала она. — Их живой талисман, их прекрасную воительницу-эльфийку. Она, кстати, была очень даже неплохим полководцем. Как-никак, добыла для них Копья и научила этих олухов сражаться. Добрых драконов привел назад ее братец, но и это приписали, конечно же, ей. Она сохранила единство Рыцарства — если бы не она, они уже давно передрались бы между собой. И ты хочешь, чтобы я обменяла ее на… — Тут она сделала презрительный жест, — …На какого-то никому не известного Полуэльфа, бродяжничающего по свету в обществе кендеров, варваров и гномов!.. — При этом на Китиару напал такой смех, что ей пришлось сесть и утереть ладонью глаза. — Нет, Танис, право же, ты слишком высоко себя ставишь. С чего ты взял, что я тебя возьму? Ради любви?..

Голос ее при этом, однако, едва заметно переменился, а смех прозвучал чуть-чуть натянуто. Она нахмурилась и принялась крутить кубок в руках. Танис ей ничего не ответил. А что он мог сказать? Ему только и оставалось, что стоять перед ней с неистово пылающими ушами… Китиара наконец опустила глаза.

— А что будет, если, предположим, я скажу «да»? — холодно спросила она наконец. — Что ты можешь дать мне взамен того, что я при этом потеряю?

Танис набрал полную грудь воздуха…

— У тебя погиб первый полководец, Бакарис, — произнес он, стараясь говорить ровным голосом. — Я знаю. Тас рассказал мне, как он убил его. Я занял бы его место.

— Поступил бы на службу… В наши войска?.. — Теперь в глазах Китиары было неподдельное изумление.

— Да. — Танис крепко сжал зубы и продолжал с горечью: — Мы и так и так проиграли. Я же видел ваши летучие цитадели. Нам не победить вас, даже если бы Драконы Белокамня остались. А они не останутся: люди им не доверяют… Что же до меня, мне, в сущности, все равно. Я хочу только одного — чтобы Лорана ушла отсюда живой и невредимой.

— А что, пожалуй, ты действительно способен на это, — поражаясь, тихо выговорила Китиара. Долго-долго она молча смотрела на него, потом сказала: — Надо подумать…

Что-то мешало ей. Тряхнув головой, она одним глотком допила вино, поставила кубок и поднялась.

— Я подумаю, — повторила она. — Но сейчас я должна оставить тебя, Танис. Сегодня вечером — большой сбор Повелителей. Они съехались со всех концов. Ансалона, чтобы присутствовать на нем. Кстати, ты совершенно прав — вы действительно проиграли войну, и сегодня мы будем решать, как сокрушить железным кулаком жалкие остатки сопротивления. Так вот, ты будешь сопровождать меня. Я представлю тебя Ее Темному Величеству…

— А Лорана? — настаивал Танис.

— Я сказала, что подумаю! — вертикальная морщинка прорезала чистый лоб между пушистыми бровями воительницы. Голос ее был резок: — Тебе принесут церемониальные латы. Одевайся и будь готов: начало примерно через час… — И она направилась к двери, но все-таки обернулась к нему еще раз. — Мое решение будет зависеть от твоего поведения нынче вечером, — негромко проговорила она. — И запомни, Полуэльф: с этого мгновения ты служишь мне!

Карие глаза горели холодным огнем, словно два золотистых самоцвета. Он почти физически ощутил волю этой женщины — казалось, могучая рука пыталась вдавить его в гладкий мраморный пол. За ней была вся мощь драконидских армий, за ее спиной угадывалась тень Владычицы Тьмы, сообщавшая ей странную силу, которую Танису приходилось уже замечать…

И внезапно он с удивительной ясностью осознал разделявшую их пропасть. Она была человеком — в высшей степени человеком. Только людям была присуща жажда власти, позволявшая так легко совращать эти неуемные, страстные души. Короткие жизни людей были подобны кострам. Одни из них горели чистым и ясным светом — как одинокая свеча Золотой Луны, как расколовшееся солнце Стурма. Другие… Другие были пожаром, сжигающим все на своем пути. И этот пожар подстегивал его холодную, ленивую эльфийскую кровь, разжигая что-то и в нем самом. Танис вдруг увидел себя как бы со стороны и понял, во что может превратиться. Он видел сгоревших в страшном пламени Тарсиса. Обугленная плоть. Черное, неподвижное сердце…

Вот, значит, какую цену ему предстояло платить. Он принесет на алтарь этой женщины свою душу — точно так, как другие оставляли горстки серебра на подушках блудниц. Что ж, Лорана достаточно настрадалась из-за него. Его смерть не освободит ее, а жизнь — ТАКАЯ жизнь — может.

Танис медленно поднес руку к сердцу и поклонился.

— Я повинуюсь, мой Повелитель, — сказал он.

Китиара вихрем ворвалась в свои личные апартаменты. Она была не в силах навести порядок в собственных мыслях. Кровь в жилах так и кипела: неистовое возбуждение, восторг, торжествующее чувство победы — все это пьянило ее куда больше выпитого вина. И все же где-то на самом дне, в глухом углу разума затаилось сомнение, невероятно раздражавшее Темную Госпожу. Тщетно старалась она отрешиться от него и выкинуть из головы. Какое там! Когда она вошла к себе, отвратительное сомнение неожиданно обрело плоть.

Слуги, как выяснилось, не ждали ее так скоро. Факелы по стенам были не зажжены, камин полон дров, но не растоплен. Раздраженно потянулась она к шнуру звонка, намереваясь хорошенько взгреть лентяев, — небось сразу забегают…

Холодная костлявая рука сомкнулась у нее на запястье.

Прикосновение этой руки пронизало могильным холодом все ее существо, едва не остановив сердце. Ахнув от боли, Китиара попыталась вырваться, но рука держала крепко.

— Так ты не забыла нашего договора?..

— Нет! С чего ты взял? — ответила Китиара, не давая страху вырваться на поверхность. И властно приказала: — Пусти!

Холодные пальцы неторопливо разжались. Китиара тотчас отдернула руку, растирая запястье, успевшее побелеть.

— Эльфийка достанется тебе, как я и обещала, — сказала она. — Разумеется, только после того, как с ней покончит Владычица…

— Конечно. В ином случае она мне и ни к чему. Лживая женщина мне не нужна — как и тебе не нужен мертвый мужчина…

Порождение тьмы неприятно растягивало слова. Китиара скривила губы, глядя на бледное, прозрачное лицо и светящиеся глаза над черными рыцарскими латами.

— Что за глупости Сот, — сказала она и дернула шнур. В эту минуту ей просто необходим был свет. — Я-то вполне способна отделять плотские удовольствия от нужд дела. В отличие от тебя, между прочим.

— Ну и на что тебе в таком случае Полуэльф? — спросил государь Сот, и ей, как всегда, показалось, будто голос его доносился из подземных глубин.

— Он будет моим. Весь, с потрохами, — ответила Китиара, продолжая тереть помятую руку.

Влетевшие слуги опасливо косились на Темную Госпожу: о вспышках ее гнева слагались легенды. Но Китиаре, занятой своими мыслями, было не до них. Государь Сот, избегая свечей, отступил в тень.

— Единственный способ полностью подчинить его — это уничтожить Лорану у него на глазах, — продолжала Китиара.

— Чем ты, без сомнения, завоюешь его любовь, — хмыкнул государь Сот.

— Без его любви я как-нибудь обойдусь! — коротко рассмеялась Китиара. Стащила перчатки и принялась расстегивать латы. — Мне нужен только он сам. Если она останется жить — он до конца дней своих только и будет думать, что о ней и о той благородной жертве, которую он принес ради нее. Не-ет, я раздавлю его в пыль. В слизь. И тогда буду делать с ним, что захочу.

— Только вот долго ли? — ядовито поинтересовался Сот. — Его освободит смерть.

Китиара пожала плечами. Слуги, сделав свое дело, убрались вон. Темная Госпожа стояла посреди ярко освещенной комнаты и молча размышляла о чем-то. Она частью сняла с себя доспехи и держала за ремешок свой драконий шлем.

— Он солгал мне, — тихо проговорила она спустя некоторое время. Швырнула шлем на столик, уронив и разбив пыльную фарфоровую вазу, и заходила по комнате. — Солгал! Мои братья не погибли в Кровавом Море. По крайней мере один из них жив, это я точно знаю. А стало быть… Стало быть, жив и Вечный Человек! — И Китиара порывисто распахнула дверь. — Гакхан!.. — закричала она.

В комнату поспешно вбежал драконид.

— Ну как? — спросила она. — Нашли уже того капитана?

— Нет еще. Повелитель, — отвечал драконид. Монстр был тот самый, что когда-то выследил Таниса, сбежавшего из гостиницы в Устричном, тот самый, что заманил в ловушку Лорану. — Он как раз сменился. Повелитель, — добавил драконид таким тоном, как будто это все объясняло.

Что ж, это действительно объясняло, и Китиара кивнула:

— Обыщи каждую пивнушку, перерой все дома с девками, но отыщи его непременно. Приволоки его сюда. Закуй в кандалы, если понадобится. Я сама допрошу его, когда вернусь с собрания Повелителей. Хотя нет, постой…

— Китиара помедлила, потом продолжала: — Вот что, допроси его сам. Выясни, действительно ли Полуэльф был один, как он сам утверждает. Возможно, с ним явились другие. И если это в самом деле так…

Драконид поклонился:

— Сейчас же сообщу, мой Повелитель.

Китиара жестом отпустила его, и драконид, отдав еще один низкий поклон, вышел и притворил за собой дверь. Постояв немного в задумчивости, Китиара раздраженно провела пятерней по темным кудрям и вновь занялась ремнями и застежками лат.

— Ты тоже пойдешь сопровождать меня нынче вечером, — сказала она государю Соту, не глядя на призрак. Она знала, что Рыцарь Смерти по-прежнему был здесь, подле нее. — Будешь следить внимательно. Повелителю Ариакасу вряд ли понравится то, что я намерена сделать…

Бросив на пол последний кусок чешуйчатого металла, Китиара скинула кожаную рубашку и синие шелковые штанишки. Потянулась, наслаждаясь свободой, и оглянулась через плечо: как-то принял государь Сот ее слова? Его не оказалось на месте! Вздрогнув от неожиданности, Китиара быстро оглядела комнату…

Рыцарь-призрак стоял возле столика, на котором среди обломков разбитой вазы лежал ее драконий шлем. Вот он махнул бесплотной рукой — и фарфоровые крошки поднялись в воздух и повисли перед ним. Силой своей магии удерживая их на весу. Рыцарь Смерти повернулся к Китиаре. Она стояла перед ним совершенно нагая. Свет пламени золотил ее загорелую кожу, придавал густой блеск темным волосам.

— Ты все-таки женщина, Китиара, — медленно проговорил государь Сот. Его оранжевые глаза загадочно мерцали. — И ты влюблена.

Не было заметно, чтобы он подал какую-нибудь команду, но осколки вазы осыпались на пол. Он шагнул вперед и наступил на них прозрачным башмаком, не оставив следа.

— И тебе больно, — тихо продолжал, он, подойдя к Китиаре вплотную. — Не обманывайся. Темная Госпожа. Делай с ним что хочешь, но этот Полуэльф всегда пребудет твоим господином. Даже и в смерти.

И государь Сот растворился в тенях, а Китиара еще долго стояла перед очагом, глядя в огонь. Уж не ее ли судьбу чертили летучие огненные письмена?..

Гакхан торопливо шагал дворцовыми коридорами, лязгая по мраморным полам когтистыми лапами, и мысли драконида неслись в такт стремительному шагу: его вдруг осенило, где, скорее всего, можно будет застать одноглазого капитана. Заметив двоих своих соплеменников, состоявших у Китиары на побегушках — они бездельничали в конце коридора, — Гакхан велел им следовать за собой. Они повиновались беспрекословно. С некоторых пор у Гакхана не было никакого армейского чина, но официально он числился военным советником при Темной Госпоже. А неофициально — ее личным убийцей.

Гакхан служил ей уже достаточно долго. Когда ушей Владычицы Тьмы и ее приспешников достигли слухи о голубом хрустальном жезле, мало кто из Повелителей Драконов обратил на них внимание. Они были заняты войной и с упоением истребляли все живое на севере Ансалона, — подумаешь, какой-то исцеляющий жезл!.. «Мы подкинем ему работенки!» — смеялся на тогдашнем Военном Совете Повелитель Ариакас…

Только два Повелителя отнеслись к исчезновению жезла очень серьезно. Один правил той частью Ансалона, где появился похищенный жезл, второй же в тех местах родился и вырос. Один был темным жрецом, второй — несравненной воительницей. Оба знали, какой вред их делу могла нанести подобная весть о возвращении древних Богов.

Двое Повелителей действовали очень по-разному. Возможно, оттого, что пребывали в разных частях света. Повелитель Верминаард разослал во все стороны целые тучи драконидов, гоблинов и хобгоблинов, снабженных описаниями жезла. Китиара послала одного Гакхана.

Но именно Гакхан прошел по следу Речного Ветра — и жезла — до самой деревни кве-шу. И именно он руководил налетом на варварскую столицу, методически истребив большинство ее жителей в поисках жезла.

Вскоре, однако, ему пришлось покинуть земли кве-шу: ему донесли, что жезл объявился в Утехе. Драконид немедленно отправился в городишко — и опоздал на несколько недель. Зато ему удалось выяснить, что к варварам, несшим жезл, присоединилась кучка каких-то искателей приключений. Местные жители, у которых Гакхан «наводил справки», утверждали, что спутники варваров были жителями Утехи.

Гакхану пришлось принимать решение: либо идти дальше по следу без особой надежды настичь маленький отряд, намного обогнавший его, — либо вернуться к Китиаре и сообщить ей словесные описания путешественников. Мало ли, вдруг она узнает земляков. И, если так, она сможет рассказать ему о них что-нибудь такое, что даст ему возможность предугадывать их дальнейшие действия…

И он решил вернуться к Китиаре, сражавшейся на севере, оставив тысячные армии Повелителя Верминаарда гоняться за жезлом. Как же удивилась Китиара, ознакомившись с описаниями путешественников и признав в них своих собственных единоутробных братьев, нескольких старых товарищей по оружию и бывшего любовника в придачу!.. Поразмыслив, она усмотрела за внешними событиями сокрытое действие величайших сил. Ибо сплотить такую компанию разношерстных скитальцев в единый и отлично действующий кулак могло лишь высшее предназначение. Она немедленно сообщила о своих опасениях Владычице Тьмы, и без того немало обеспокоенной грозным знамением — исчезновением с небосвода созвездия Доблестного Воителя. Владычица поняла: Паладайн вернулся на Кринн и борется с нею. И успел нанести ей уже немалый ущерб.

Китиара же вновь послала Гакхана по следу. Сметливый драконид шаг за шагом вычислил весь путь наших героев от Пакс Таркаса до гномского королевства. Это он крался за ними до самого Тарсиса, где с его подачи их должна была схватить Темная Госпожа. И непременно схватила бы, не вмешайся в последний момент Эльхана Звездный Ветер, на своих грифонах умчавшая их от погони.

Делать нечего, Гакхан терпеливо отправился дальше. От него не укрылось и то, что маленький отряд разделился. Сначала пришло сообщение из Сильванести, — оттуда был изгнан зеленый гигант. Циан Кровавый Губитель. Потом с Ледяной Стены пришла весть о том, что Лорана покончила с темным эльфийским магом, Феал-хасом. О «глазах дракона» Гакхан тоже знал все или почти все, — одно Око погибло, а другим завладел тот хилый маг.

Это Гакхан крался за Танисом в продутом ветрами Устричном и навел-таки Темную Госпожу на «Перешон». Что поделаешь, — тут, как и прежде, ему удалось нанести им шах, но не окончательный мат. Однако драконид не отчаивался. Он хорошо знал своего противника и отлично представлял себе, какая великая сила ему противостояла. Ставки были воистину высокие. Высочайшие…

Вот с какими мыслями покинул он Храм Ее Темного Величества, где Повелители Драконов уже собирались на свой Высший Совет. Гакхан вышел на улицы Нераки. День догорал, но было еще светло. Солнце клонилось к горизонту, и летучие цитадели более не заслоняли его лучей. Багровый диск висел как раз над горами, заливая кровью снеговые вершины…

Человеку-ящеру некогда было любоваться закатом. Его глаза уже обшаривали закоулки палаточного городка. Там было почти пусто — большинство драконидов нынче вечером сопровождало своих Повелителей. Повелители не доверяли ни Владычице, ни друг другу. В чертогах Богини не раз уже происходили убийства — и, надобно думать, будут происходить впредь.

Вообще-то Гакхану до этого не было дела. Даже напротив: это значительно облегчало его службу. Он быстро повел своих драконидов по вонючим, замусоренным улочкам. Он мог бы и не ходить с ними лично, но предпочел не рисковать. Любое упущение может кончиться плохо, когда имеешь дело с Богами. К тому же некое чувство отчетливо побуждало Гакхана спешить. Дуновения малозначительных событий определенно начали закручиваться чудовищным вихрем, и он, Гакхан, стоял посередине. Скоро разразится буря, и Гакхану вовсе не улыбалось оказаться на скалах…

— Сюда, — сказал он, остановившись у входа в пивную палатку. Рядом на столбике красовалась вывеска — «Око Дракона», а подле нее — табличка с коряво нацарапанной надписью на Общем: «Драконидам и гоблинам вход воспрещен». Гакхан приподнял замызганную дверную занавеску и немедленно увидел свою жертву. Он откинул занавеску и шагнул внутрь.

Пивнушка встретила их ужасающим шумом. Люди, успевшие порядочно нагрузиться, при виде драконидов начали тыкать в них пальцами и выкрикивать обидные прозвища. Но Гакхан откинул капюшон, прикрывавший лицо, и гам сразу стих. Все узнали подручного Повелительницы Китиары. В вонючей, продымленной таверне воцарилась тяжелая тишина. Люди со страхом косились на драконидов и сутулились над своими кружками. Каждый старался привлекать к себе поменьше внимания…

Блестящие черные глаза Гакхана быстро обежали толпу.

— Вон тот, — указал он своим воинам на одного из пьяниц, навалившегося на стойку. Двое драконидов мигом подхватили одноглазого капитана, и тот, несмотря на хмель, перепугался отчаянно.

— Наружу, — распорядился Гакхан.

Не обращая никакого внимания на мольбы и протесты недоумевающего капитана, а также на злобные взгляды и невнятные угрозы толпы, дракониды выволокли воина наружу и потащили его за палатку, Гакхан не торопясь последовал за ними.

Бывалые стражники живо привели капитана в состояние, пригодное для членораздельной беседы. Его хриплые вопли наверняка отбили аппетит у многих постояльцев «Ока Дракона», но, так или иначе, вскоре он был вполне способен отвечать на вопросы.

— Сегодня после полудня ты арестовал офицера. За дезертирство. Припоминаешь?

Капитану пришлось сегодня иметь дело со множеством офицеров… Он человек занятый, а они все так похожи… Гакхан кивнул своим драконидам, и они снова взялись за дело.

Капитан взвыл от боли. Да, да!!! Он припомнил!!!.. Только там был не один офицер, а два…

— Два? — у Гакхана загорелись глаза. — Опиши второго!

— Человек… Здоровый такой… Ужас какой здоровый, латы чуть не трещали. Они вели пленников…

— Пленников? — раздвоенный язык так и заметался в зубастой пасти Гакхана.

— Опиши!

Капитан с готовностью повиновался.

— Женщина, рыжая такая, титьки как у…

— Дальше! — рявкнул Гакхан. Его когтистые лапы дрожали. Он зыркнул на сопровождающих, и те еще разок как следует тряхнули капитана. Всхлипывая и захлебываясь словами, одноглазый принялся описывать остальных.

— Кендер, говоришь? — повторял Гакхан. Ему не стоялось на месте от возбуждения. — Продолжай! Как-как? Седобородый старик?.. — Он озадаченно замолчал. Неужели старый маг? Нет, вряд ли они взяли бы старого, впавшего в детство дурня на такое важное и невероятно опасное дело. Но если не он, тогда кто? Какой-нибудь случайный попутчик?.. — Поподробнее о старике! — велел Гакхан капитану.

Одноглазый лихорадочно рылся в памяти, затуманенной винными парами и болью. Старик… Ничего особенного… Белая борода…

— Сутулый? — нетерпеливо подсказывал Гакхан.

Нет, не сутулый. Высокий, широкоплечий… Голубоглазый… Странные такие глаза… Капитан готов был потерять сознание. Гакхан сгреб его за шею и хорошенько сдавил.

— Глаза!

Капитан с немым ужасом смотрел на драконида — Гакхан медленно выдавливал из него жизнь. Потом он с трудом прохрипел несколько слов…

— Молодые глаза! Слишком молодые глаза! — в восторге повторил Гакхан. — Где эти люди?

Выслушав ответ капитана, он с силой отшвырнул одноглазого прочь. Раздался треск.

Вихрь набирал силу. Гакхан чувствовал, как его возносит все выше. Одна-единственная мысль била драконьими крыльями у него в мозгу. Покинув палаточный городок, Гакхан кинулся со своими подручными прямиком в храмовые подземелья…

Вечный Человек! Вечный Человек! Вечный Человек!..

7. ХРАМ ВЛАДЫЧИЦЫ ТЬМЫ

— Тас!

— Отвяжись… Больно…

— Знаю, Тас, но ничего не поделаешь, надо. Открой глаза, Тас! Пожалуйста!..

Назойливый голос, полный страха, немного разогнал болезненный туман, окутавший сознание кендера. Какая-то часть его разума буквально криком кричала, требуя, чтобы Тас немедля очнулся. Другая же часть стремилась соскользнуть обратно в темноту. Правду сказать, там, в темноте, было мало хорошего, но все-таки там не было боли, которая, он знал, только и дожидалась момента, чтобы…

— Тас! Ну Тас же!..

Чьи-то руки трепали его по щекам. Голос, сиплый от сдавленного ужаса, продолжал шептать его имя. И кендер понял, что выбора у него не было. Хочешь не хочешь, приходи в себя, и точка. А кроме того, добавляла беспокойная часть его рассудка, если будешь валяться — как раз и пропустишь что-нибудь интересное!

— Благодарение Богам… — Выдохнула Тика, когда Тассельхоф наконец-то широко открыл глаза и уставился на нее. — Как ты себя чувствуешь?

— Спасибо, премерзко, — хрипло ответил Тас, пытаясь приподняться и сесть. Как он и предвидел, боль только этого и дожидалась. Она выскочила из какого-то темного угла и накинулась на него. Тас со стоном схватился за голову.

— Бедненький… — Тика погладила его по волосам.

— Я знаю. Тика, ты хочешь как лучше, — ответил страдалец, — но можно тебя попросить… Не надо меня гладить. Меня от этого точно гномы молотками…

Тика поспешно отдернула руку. Кендер огляделся по сторонам, насколько вообще это было возможно с одним глазом — второй заплыл наглухо.

— Где это мы?..

— В храмовых подземельях, — негромко ответила Тика. Тас, сидевший с нею рядом, чувствовал, что ее так и трясло от страха и холода. Оглядевшись, он сразу понял причину: его и самого передернуло. С тоскою припомнил он добрые старые времена, когда слово «страх» ему было неведомо. Ему, кендеру, следовало бы теперь с ума сходить от восторга и любопытства. Он ведь оказался в совершенно незнакомом месте, причем наверняка полном потрясающих диковин, только и ждущих, чтобы их оценили…

Но теперь он знал, что здесь таилась также и смерть. Смерть и страдание. Слишком многим уже довелось их вкусить. Мысли его невольно обратились к Флинту, Стурму, Лоране… Что-то переменилось в нем. Никогда уже он не будет таким, как остальные его соплеменники. Он познал горе, а с ним и страх: страх не за себя — за других. За тех, кого он любил. И Тас непоколебимо решил: лучше уж он погибнет сам, чем позволит умереть еще кому-нибудь, кто был ему дорог.

Ты выбрал темный путь, но у тебя хватит мужества пройти его до конца. Так сказал ему Фисбен.

Неужели действительно хватит, спросил себя Тас. Как-то не верится… Он тяжело вздохнул и уткнулся в ладони лицом.

— Не смей, Тас! Слышишь, не смей!.. — тотчас же затрясла его Тика. — Не вздумай помирать, ты нам нужен!

Он сделал усилие и поднял больную голову.

— Да я в порядке, — выговорил он тупо. — А где Карамон с Беремом?

— Вон там, — Тика ткнула пальцем в дальний конец камеры. — Нас заперли всех вместе, пока кто-то там не придет и не решит, что с нами делать… Какой молодец Карамон! — добавила она гордо, бросив восхищенный взгляд на богатыря, который, устроившись в уголке, всем своим видом изображал оскорбленное достоинство: поместить его, офицера, в одном каземате с «пленниками»!.. Потом на лицо Тики снова легла тень страха. Она притянула Таса к себе: — Ох, боюсь я за Берема… Он, по-моему, с ума сходит!

Тассельхоф быстро глянул на Вечного Человека. Тот сидел на холодном и грязном каменном полу, устремив взгляд в пространство и склонив голову набок, словно к чему-то прислушиваясь. Фальшивая борода, изготовленная Тикой из козьей шерсти, свалялась и местами вылезла. Вот-вот отвалится, испуганно сообразил Тас и поспешно оглянулся на дверь.

Подземелья представляли собой сложную систему коридоров, выдолбленных в скальном основании Храма. Коридоры расходились во все стороны из одного центра, в котором помещалась караульная — небольшая круглая комната под винтовой лестницей, выходившей на первый этаж собственно Храма. В караульной, за облезлым столом, под чадившим на стене факелом сидел крупный хобгоблин. Он невозмутимо жевал краюху хлеба, запивая ее чем-то из большого кувшина. Над его головой висело проволочное кольцо с ключами: вероятно, хобгоблин был главным тюремщиком. Он не обращал на спутников никакого внимания, а может, смекнул Тас, как следует и не видел их, — в подземельях было темновато, а камера находилась в доброй сотне шагов от него.

Осторожно подобравшись к двери, Тас выглянул между прутьями, стараясь рассмотреть, что там в глубине коридора. Послюнив палец, он поднял его над головой и решил, что коридор вел на север. Вонючие факелы коптили и трещали в сыром воздухе. Обширная камера неподалеку была битком набита драконидами и гоблинами, видимо, отсыпавшимися после буйной попойки. В дальнем конце коридора виднелась массивная железная дверь. Она была слегка приоткрыта. Тас напряг слух и расслышал доносившиеся из-за двери голоса, тихие стоны. Другое отделение подвалов, вспомнив о своем прошлом опыте, рассудил Тас. Наверное, тюремщик оставил дверь приоткрытой, чтобы слушать в промежутках между обходами, не бунтуют ли узники.

— Ты права. Тика, — прошептал Тассельхоф. — Мы тут вроде как в камере предварительного заключения — ждем, пока нами распорядятся!

Тика кивнула. Блеф, предпринятый Карамоном, может, и не вполне одурачил охранников, но охоту к поспешным решениям у них все-таки отбил.

— Пойду поговорю с Беремом, — сказал Тас.

— Не стоит, Тас… — Тика неуверенно покосилась на Вечного Человека, но Тас, не слушая, метнул последний взгляд на тюремщика и на четвереньках пополз к Берему — надо же было наконец подклеить эту несчастную бороду. Он подобрался к нему и уже протянул руку, но тут Берем вдруг взревел и кинулся прямо на кендера.

Тас шарахнулся и испуганно взвизгнул, но Берем его как будто даже и не увидел. Перелетев через кендера, он с нечленораздельным воплем всем телом обрушился на дверь.

Карамон вскочил на ноги. Вскочил и тюремщик.

Карамон все еще пытался изображать из себя незаконно арестованного офицера. С деланной свирепостью глянул он на поверженного Тассельхофа и проворчал, почти не шевеля губами:

— Что ты ему сделал?

— Н-ничего! Честно, Карамон, ничего! — заикался Тас. — Он… У него крыша поехала!

Берем, казалось, действительно обезумел. Не обращая внимания на боль, он раз за разом бросался на прутья решетки, силясь их выломать. Но прутья не поддавались, и тогда он обхватил их руками и попытался раздвинуть.

— Я иду, Джесла!.. — кричал он. — Не уходи! Прости меня!..

Тюремщик встревоженно вытаращил поросячьи глазки и, подбежав к лестнице, закричал что-то наверх.

— Стражу зовет, — буркнул Карамон. — Слушайте, надо срочно успокоить его. Тика, ты… Но Тика была уже подле Берема. Ухватив его за руку, она заговорила, с ним, умоляя остановиться. Охваченный неистовством, он сперва не слушал ее, более того — грубо отшвыривал девушку прочь.

Но Тика гладила его руку, успокаивающе похлопывала по плечу и говорила, говорила… И наконец Берем начал вроде бы притихать. По крайней мере, решетку больше не тряс — просто стоял, держась за прутья. Накладная борода валялась под ногами, по лицу тек пот, а кое-где и кровь — он ведь поначалу таранил дверь головой.

Со стороны лестницы послышался лязг — на зов тюремщика бегом примчались два драконида. Они двинулись по коридору, держа наготове кривые мечи, тюремщик следовал за ними по пятам. Тас живо подхватил с полу накладную бороду и запихал ее в кошель. Будем надеяться, они не запомнили, что Берем угодил сюда бородатым.

Тика все еще поглаживала плечо Берема, продолжая нести какую-то ласковую чепуху. Он не слушал ее, но приступ, видимо, миновал. Тяжело дыша, он смотрел остекленевшими глазами куда-то в пустую камеру напротив. Тас видел, как на его руках судорожно подергивались мышцы…

— Что за дела! — рявкнул Карамон на подошедших к двери драконидов. — Заперли меня тут со звероподобным безумцем! Он хотел убить меня! Я требую, чтобы меня немедленно отсюда перевели!

От Тассельхофа, пристально наблюдавшего за богатырем, не укрылось едва заметное, быстрое движение его пальцев: Карамон указывал ему на стражников. Узнав этот сигнал, Тас подобрался всем телом и приготовился к немедленным действиям. Один хобгоблин и два драконида? Что ж, бывало и покруче…

Стражники оглядывались на тюремщика, а тот явно не знал, что ему делать. Тассельхоф насквозь видел, что творилось в его неповоротливых мозгах. Если здоровяк офицер в самом деле окажется личным приятелем Темной Госпожи, тюремщику, допустившему, чтобы его убили в тюремной камере, придется ой как несладко…

— Пойду ключи принесу, — пробормотал он наконец и вразвалку направился по коридору назад.

Дракониды переговаривались на своем языке, явно отпуская какие-то грубые шуточки о хобгоблинах. Карамон метнул быстрый взгляд на Тику и Таса и сделал такой жест, как будто собирался стукнуть кого-то головами. Тас порылся в сумочке и нащупал свой маленький ножик. Кендера, как и всех остальных, конечно же, обыскали, но Тас, стараясь облегчить стражникам их труды, все время переставлял кошели поудобнее, и дракониды, обнаружив, что в третий раз перетряхивают одно и то же, махнули на него рукой. Немало помог ему и Карамон, настоявший, чтобы Тасу оставили его сумочки — вдруг-де в них окажется нечто, могущее заинтересовать Темную Госпожу. То есть если стражники согласны нести ответственность, тогда, конечно…

Тика продолжала ухаживать за Беремом, и волшебство ее голоса мало-помалу гасило лихорадочный блеск его голубых глаз.

Тюремщик снял ключи со стены и как раз направился назад в коридор, когда его окликнули с лестницы, и он остановился.

— Чего надо? — раздраженно рявкнул он при виде какого-то типа в длинном плаще, появившегося неожиданно и безо всякого предупреждения.

— Я — Гакхан, — прозвучало в ответ.

Моментально притихнув при виде вошедшего, дракониды почтительно вытянулись, а хобгоблин стал тошнотворно-зеленого цвета, и ключи в его оплывшей лапе так и задребезжали. Еще двое стражников, лязгая когтями, спустились по лестнице и по знаку своего вожака остановились подле него.

Миновав трясущегося хобгоблина, этот последний приблизился к двери камеры, и Тас смог как следует его рассмотреть. Перед ним был драконид — в доспехах и длинном плаще с капюшоном, надвинутым на лицо. Кендер досадливо прикусил губу. Неравенство сил делалось вопиющим. Ладно, не все еще потеряно, ведь у них есть Карамон…

Между тем драконид в плаще, не обращая внимания на тюремщика — тот что-то бормотал и трусил за ним по пятам, точно разжиревший пес, — снял со стены факел и остановился перед, решетчатой дверью, за которой помещались наши герои.

— Выпустите меня отсюда! — заорал Карамон и локтем отпихнул Берема в сторону.

Но драконид, не слушая, просунул между прутьями когтистую лапу и схватил Берема за передок рубашки. Тас в отчаянии оглянулся на Карамона… Лицо великана покрыла смертельная бледность, он ринулся вперед… Но не успел.

Одно движение чешуйчатой лапы — и от рубашки Берема остались одни клочья. По стенам камеры побежали зеленые блики — пламя факела отразилось в гранях зеленого самоцвета, вросшего в грудь Вечного Человека.

— Это он, — негромко проговорил Гакхан. — Отпирайте.

Тюремщику никак не удавалось вставить ключ в замок. Лапы его ходили ходуном. Один из стражников выдернул у него связку и отпер дверь. Дракониды ввалились вовнутрь. Кто-то с силой ударил Карамона по голове рукоятью меча, и богатырь рухнул, точно бык на бойне. Другой схватил Тику…

И только тогда в камеру вступил Гакхан.

— Убить, — небрежно, указал он на Карамона. — И кендера с девчонкой — тоже. — Когтистая лапа Гакхана — легла на плечо Берема: — А этого я отведу к Ее Темному Величеству… — Он обвел камеру торжествующим взглядом и тихо добавил: — Сегодняшняя ночь станет ночью нашей победы…

Танис потел в чешуйчатых латах, стоя подле Китиары в одном из просторных чертогов, предварявших Большой Тронный Зал. Вокруг них толпились войска, служившие Китиаре, в том числе и жуткие воины-призраки под началом государя Сота, Рыцаря Смерти. Эти держались в тени, непосредственно за спиной Китиары. Чертог был набит битком — дракониды стояли копье к копью, — но вокруг неупокоенных воинов оставалось обширное пустое пространство. Никто не подходил к ним и не заговаривал с ними, и они не заговаривали ни с кем. И хотя из-за давки в покое было жарко и душно, от них исходил ужасающий холод, грозивший остановить сердце, если кто-нибудь подходил слишком близко…

Танис невольно содрогнулся, ощутив на себе взгляд мерцающих оранжевых глаз государя Сота. Китиара подняла голову и улыбнулась ему той самой кривой лукавой улыбкой, которая казалась ему когда-то столь неотразимой. Они с Китиарой стояли совсем рядом, касаясь друг друга.

— Привыкнешь, — сказала она спокойно. Однако потом взор ее вновь обратился к тому, что происходило в Большом Зале, и между бровями появилась темная черточка, а пальцы беспокойно забарабанили по рукояти меча. — Двигайся же наконец, Ариакас, — пробормотала она. — Сколько можно!

Танис смотрел поверх ее головы. Перед ними была резная арка, под которой они пройдут, когда настанет их черед, а за ней… Танис смотрел и смотрел, не в силах скрыть потрясения.

Перед его глазами разворачивался величественный спектакль.

Большой Тронный Зал Такхизис, Владычицы Тьмы, подавлял уже сам по себе, внушая потрясенному зрителю мысль о собственной незначительности. Это было сердце, обеспечивавшее течение темной крови, — и выглядело оно соответственно. Пол гигантского круглого Зала был выложен полированным черным гранитом. Он плавно переходил в стены, вздымавшиеся ввысь какими-то мучительными изгибами. Казалось, эти черные волны готовы были в любой миг хлынуть вниз и окутать тьмой всех находящихся в Зале. Лишь темная сила Владычицы удерживала их на месте. И волны неподвижно текли вверх, к высокому своду потолка, который невозможно было различить за пеленой вьющегося, колеблющегося дыма — это вырывалось дыхание из драконьих ноздрей…

Зал был еще пуст, но ему предстояло вскоре заполниться воинами, которые встанут у тронов своих Повелителей. Эти троны — всего их было четыре — возвышались над поблескивающим гранитным полом футов на десять. Помещались они на своего рода широких каменных языках, тянувшихся к ним от четырех приземистых врат, углубленных в храмовые стены. На этих-то священных возвышениях воссядут Повелители — и только Повелители, ибо никто иной, даже вернейшие телохранители, на самый верх не допускались. Вместе с высшими офицерами они разместятся на полукруглых ступенях, что спускались от подножия каждого из тронов, напоминая ребра некоего чудовища…

В самом же центре Зала виднелось еще одно возвышение. Казалось, там, приподняв голову, свернулась гигантская змея. Тонкий каменный мостик соединял «голову» змеи еще с одними вратами в стене Храма. Напротив этой-то головы и помещался трон Ариакаса, а над ним — некий альков, в котором царила непроглядная тьма.

Тронное возвышение «императора» — так именовал себя Ариакас — было несколько шире всех остальных, а в высоту превосходило их примерно вдвое.

Взгляд Таниса неудержимо притягивал залитый мраком альков. Там было темнее, чем где-либо в храме, и темнота эта казалась почти живой. Она пульсировала и дышала. И была черна до того, что Танис поспешно отвел глаза. Нет, ничего еще не было видно, но он без труда угадал, кто вскоре займет место в шевелящихся потемках…

Кругом всего купола, в таких же альковах, только поменьше, сидели драконы. Все они выдыхали дым, так что их самих почти не было видно. Каждый дракон сидел напротив своего Повелителя, неся (как полагали сами Повелители) бдительную стражу. В действительности же лишь один дракон среди всех собравшихся был искренне озабочен безопасностью своей хозяйки. Это был Скай, синий дракон Китиары. Он уже занял свое место, и в огненно-красных глазах его, устремленных на трон Ариакаса, горела точно та же — только куда более заметная — ненависть, которую Танису довелось уже замечать в глазах его госпожи.

Прозвучал гонг, и в Зал хлынули воины Ариакаса в алых, под цвет его драконов, мундирах. Сотни когтистых и обутых в башмаки ног лязгали по каменному полу. Почетный караул, составленный из людей и драконидов, занимал свое место у трона. Только офицеры не спешили подниматься по ступеням, а телохранители — выстраиваться стеной перед своим господином.

Но вот наконец из врат позади трона появился он сам. Он шел один, и пурпурное облачение Верховного Владыки величавыми складками ниспадало с его плеч, а темные латы отражали свет факелов. На голове Ариакаса поблескивала корона, усеянная кроваво-красными камнями…

— Корона Власти… — Прошептала Китиара, и Танис распознал в ее взгляде непреодолимую страсть. Страсть, равную которой ему нечасто приходилось видеть в глазах человека.

— Ибо написано: «Тот, на ком Корона, — правит», — прозвучал сзади чей-то голос.

Государь Сот… Танис напрягся всем телом, стараясь удержать дрожь. Присутствие неупокоенного воителя было подобно прикосновению холодной руки мертвеца.

Войска Ариакаса приветствовали его долго и шумно — звучал боевой клич, громыхали об пол древки копий, а мечи плашмя били в щиты. Китиара, снедаемая нетерпением, зарычала сквозь зубы. Наконец Ариакас поднял руки, призывая к молчанию. Повернувшись, глава Повелителей Драконов молитвенно преклонил колена перед залитым тьмою альковом, а затем снисходительным жестом руки в черной перчатке приветствовал Китиару.

Танис покосился на бывшую возлюбленную и едва узнал ее — такая ненависть, смешанная с презрением, исказила ее лицо.

— Да, государь мой, — мрачно блестя глазами, прошептала Китиара. — Тот, на ком Корона, — правит… Так написано… Написано кровью! — И, чуть повернув голову, она приказала государю Соту: — Эльфийку сюда!

Рыцарь Смерти поклонился и выплыл из чертога, словно облачко смертоносного пара, и его воины потянулись за ним. Дракониды сбивали друг друга с ног, спеша освободить им дорогу.

Танис схватил Китиару за руку.

— Ты обещала!.. — придушенно выдохнул он.

Полуэльф был силен, но Китиара только смерила его холодным взглядом и небрежным рывком высвободила руку. Ему показалось, будто ее карие глаза опустошали его душу, высасывали из него самую жизнь, оставляя лишь никчемную оболочку.

— Вот что, Полуэльф, — сказала Китиара, и голос ее резал, как бритва. — Мне нужно одно и только одно: Корона Власти, которая сейчас на голове у Ариакаса. Для этого и нужна мне Лорана, только для этого я и взяла ее в плен. Я подарю эльфийку Ее Величеству, как и обещала. Владычица наградит меня — несомненно. Короной, — а девку твою отошлет в Чертоги Смерти, находящиеся в глубочайших подземельях под Храмом. С этого момента ее судьба становится мне безразлична. Я отдаю ее тебе. Когда я подам знак, выйди вперед. Я представлю тебя Владычице. Попроси ее о милости. Скажи, что хочешь сам отвести эльфийку на смерть. Она позволит это, если ты ей понравишься. Отведи эльфийку к городским воротам или куда пожелаешь — и выпусти. Только дай мне слово чести, Танис Полуэльф, что сам возвратишься ко мне.

— Даю, — сказал Танис, глядя ей в глаза. Его взгляд был тверд.

Китиара улыбнулась. Лицо ее разгладилось и вновь стало так прекрасно, что Танис невольно спросил себя — уж не померещилось ли ему то другое ее лицо, злобное и жестокое. Китиара коснулась рукой щеки Полуэльфа, погладила его бороду.

— Итак, ты дал слово чести, — сказала она. — Я знаю, как мало это значит для большинства людей, но ты-то, не сомневаюсь, его сдержишь… Да, последнее предупреждение, Танис, — быстро зашептала она. — Ты должен убедить Владычицу, что отныне ты — ее верный слуга. Она могущественна, Танис! Она — Богиня, не забывай! Она провидит самую твою душу и сердце. Не дай же ей ни малейшего повода усомниться в тебе. Один жест, одно сомнительное слово — и она уничтожит тебя. Я не смогу тебя защитить. А если умрешь ты, умрет и Лоранталаса!

— Понимаю, — ответил Танис, чувствуя, как леденеет под стальными доспехами все тело.

В это время призывно заревела труба.

— Это нас, — сказала Китиара. Натянула перчатки и надела свой драконий шлем. — Вперед, Танис! Веди моих воинов. Я должна войти последней.

И она отступила в сторону — грозная и прекрасная в чешуйчатой полночно-синей броне, — а Танис шагнул сквозь узорчатую арку в Большой Тронный Зал.

При виде синего знамени толпа разразилась приветственным криком. Скай, глядевший на них сверху, торжествующе заревел. Всей кожей ощущая взгляды тысяч глаз, Танис усилием воли отрешился от всего постороннего, сосредоточившись только на том, что ему следовало теперь делать. Он смотрел прямо вперед, на тронное возвышение рядом с престолом Повелителя Ариакаса, которое украшал синий штандарт. Позади него размеренно лязгали когти — почетный караул Китиары горделиво печатал шаг. Добравшись до возвышения, Танис, как ему и было предписано, остановился у нижней ступеньки. Крики постепенно затихли и, когда последний драконид миновал арку, сменились взволнованным шепотом: все тянули шеи, ожидая выхода Китиары.

Китиара же, нарочно державшая зрителей в напряжении, стоя за аркой, уловила краешком глаза какое-то движение позади. Обернувшись, она увидела государя Сота, входившего в чертог. Его воины несли тело, закутанное в белые саваны.

В блестящих глазах живой женщины и в пустых глазах мертвого рыцаря отразилось полное согласие и взаимопонимание. Государь Сот поклонился…

Китиара одарила его улыбкой и под громоподобные овации вступила в Зал.

Лежа на холодном каменном полу камеры, Карамон всеми силами пытался удержаться в сознании. Боль в голове, кажется, начинала утихать. По счастью, удар, сваливший его, пришелся вскользь, к тому же офицерский шлем, которого Карамон так и не снял, защитил великана — удар оглушил его, но все-таки не совсем.

На всякий случай, однако, он притворился, что лежит без памяти. Он не знал, что же делать дальше. «Эх, был бы с нами Танис, — подумал он в отчаянии и в который раз проклял свое тугодумие. — Полуэльф небось мигом соорудил бы какой-нибудь план и придумал, как выпутаться. А я?.. Я же не справлюсь!

И тогда…»

«А ну, прекрати-ка ныть, ты, здоровенный облом! — прозвучало прямо у него в голове. — Все зависит теперь от тебя!»

Карамон едва успел спохватиться: губы сами собой едва не расплылись в ухмылке. Голос до того живо напомнил ему Флинта, — он мог бы поклясться, что старый гном стоял подле него и по обыкновению ворчал. И, конечно же, он был прав. Все зависело от него. И ему придется выложиться без остатка. Иначе никак.

Карамон чуть-чуть приподнял ресницы. Прямо перед ним маячила спина стражника-драконида: тот, похоже, считал, что сбитого с ног воина еще долго можно будет не опасаться. Ни Берема, ни драконида по имени Гакхан Карамон разглядеть не сумел, а головой крутить не решился, не желая до времени привлекать к себе внимание. С тем стражником он управится, будьте спокойны. А может, и со вторым — прежде чем двое оставшихся его прикончат. Ему-то живым точно уже не уйти. Но, если повезет, он даст Тике и Тасу шанс удрать вместе с Беремом…

Карамон напряг мышцы, готовясь к броску… Но тут тишину подвала взорвал невероятный крик. Это кричал Берем, и в голосе его было столько муки и ярости, что Карамон так и подскочил, позабыв, что якобы лежит без сознания…

…И застыл, потому что Берем, кинувшись внезапно вперед, сгреб Гакхана и оторвал его от пола. Неся на руках неистово брыкающегося драконида. Вечный Человек выломился из камеры и вмазал Гакхана в каменную стенку напротив. Голова драконида раскололась от первого же удара, как раскалывались на черных алтарях яйца добрых драконов. Но Берем, завывая от ярости, бил и бил его о стену, пока труп Гакхана не превратился в бесформенный, кровоточащий кусок зеленого мяса…

Какое-то время никто не двигался с места. Тика и Тас жались друг к дружке, ошеломленные жутким и отвратительным зрелищем. Даже стражники-дракониды стояли неподвижно и только смотрели как зачарованные на то, что осталось от их вожака. Карамон напрягал отуманенный болью разум, пытаясь что-то сообразить…

Берем наконец выронил изувеченный труп. Обернувшись, он посмотрел на спутников, явно их не узнавая. «Рехнулся, — понял Карамон. — Теперь уже окончательно». Глаза Берема были неестественно расширены, из угла рта стекала слюна. Его руки были по плечи перемазаны в зеленой скользкой крови. Поняв наконец, что враг его мертв Берем до некоторой степени пришел в себя. Оглядевшись, он увидел Карамона, потрясенно смотревшего на него с пола.

— Она зовет меня, — хрипло прошептал Берем.

Повернувшись, он побежал по коридору на север. Дракониды попытались схватить его, но он их расшвырял. Он мчался, не оглядываясь. Вот он налетел на приоткрытую железную дверь и едва не снес ее с петель. Дверь гулко громыхнула о каменную стену и заходила взад и вперед. Эхо безумных криков Берема катилось по коридору…

Только тут к драконидам вернулась способность соображать. Один из них побежал к лестнице, крича во все горло. Кричал он по-драконидски, но Карамон прекрасно его понял:

— Стража! Стража! Узник сбежал!..

Сверху раздались ответные крики, по ступеням зацокали когти. Хобгоблин, которому хватило одного взгляда на мертвого Гакхана, удрал в караульную, и к общему гаму добавились его панические вопли. Другой стражник бросился в камеру. Но и Карамон к тому времени был уже на ногах. Наконец-то дошло до дела. Это он умел. Это он понимал… Могучая длань воителя сомкнулась на чешуйчатой шее. Одно движение — и монстр упал мертвым. Карамон едва успел выхватить у него меч — труп драконида окаменел.

— Карамон!.. Сзади!.. — завопил Тассельхоф. Оказывается, второй стражник, тот, что бегал к лестнице, вернулся в камеру с мечом наготове.

Карамон крутанулся на месте, но сапожок Тики впечатался чудовищу в брюхо, и почти одновременно с этим Тассельхоф пырнул его своим ножичком. Увы, в своем возбуждении он позабыл сразу же выдернуть его. Заметив окаменевшее тело первого драконида, кендер схватился за рукоять… Слишком поздно: ножик врос в камень.

— Оставь, — сказал Карамон, и Тас поднялся.

Сверху все отчетливее слышался топот, лязг и гортанные голоса. Хобгоблин стоял на ступеньках, отчаянно размахивая руками и указывая на них, а вопли его заглушали даже шум, производимый приближавшейся стражей.

Держа в руке меч, Карамон неуверенно посматривал то на лестницу, то на коридор, куда скрылся Берем…

— Правильно! Беги за Беремом, Карамон! — сказала вдруг Тика. — Скорее! Ты слышал, что он сказал? «Она зовет меня», вот как! Это был голос его сестры! Она позвала его, и он услышал! Поэтому он и учинил такое…

— Верно… — Выговорил Карамон. Было слышно, как скатывались по лестнице дракониды — бренчали латы, скрежетали по каменным стенам мечи. На раздумья оставались считанные мгновения. — Ну, побежали…

Но Тика схватила его за руку и заставила оглянуться. В неверном свете факелов ее пушистые рыжие кудри показались ему сплошным нимбом огня.

— Нет! — твердо сказала она. — Если они поймают его, тогда уж точно конец всему. Вот что: у меня есть план. Нам надо разделиться! Ты дуй за ним, а мы с Тасом отвлечем их на себя. Мы дадим тебе время… Все будет хорошо, Карамон! — настойчиво добавила она, когда он отрицательно замотал головой. — Тут есть еще коридор, он ведет на восток. Я заметила его, когда нас вели в камеру. Вот туда-то мы их и уведем. А теперь беги, пока они тебя не заметили!

Карамон все еще медлил…

— Это конец, Карамон! — сказала Тика. — К худу или к добру, но это конец. Ты должен пойти с Беремом и помочь ему добраться к ней. Беги же! Только у тебя хватит силы его защитить. Ты нужен ему!

И Тика подтолкнула великана вперед. Карамон сделал шаг, но тут же оглянулся.

— Тика… — Начал он, пытаясь придумать хоть какой-нибудь довод против ее сумасшедшего плана. Но ничего сказать так и не успел. Тика стремительно поцеловала его и, подхватив меч убитого драконида, стрелой вылетела из камеры в коридор.

— Уж я присмотрю за ней, Карамон, ты не сомневайся! — пообещал Тас и помчался следом за Тикой. Сумочки и кармашки подпрыгивали и били его по бокам.

Карамон проводил их глазами… Хобгоблин завизжал от ужаса — Тика бежала прямо к нему, размахивая мечом. Он неуклюже попытался схватить ее. Последовал яростный выпад — хобгоблин захлебнулся кровью и рухнул с перерезанным горлом.

Тика уже бежала по коридору, уводившему на восток.

Тассельхоф на миг задержался у подножия лестницы:

— Эй, вы там! Пожиратели псины! У вас слизь вместо крови! А в любовницах — гоблинши…

И Тас исчез следом за Тикой, которую Карамон со своего места больше не мог разглядеть. Рассвирепевшие дракониды, взбешенные видом удирающих пленников и ядовитыми насмешками кендера, не стали тратить время на то, чтобы оглядываться кругом. Они ринулись за быстроногим Тассельхофом — мелькали отточенные кривые клинки, раздвоенные языки трепетали в предвкушении жестокой расправы…

Несколько мгновений — и Карамон остался в полном одиночестве. Он потратил еще одну драгоценную минуту, вглядываясь в тюремную темноту. Но так ничего и не разглядел. Только слышался издали пронзительный голосок Таса, не устававшего изобретать все новые оскорбления… Потом стало тихо.

«Один… — Уныло подумал Карамон. — Совсем один… Всех потерял… Всех… Надо пойти за ними… Как же они там без меня… — И он направился было к лестнице, но остановился: — А Берем? Он ведь тоже один. Тика права, я нужен ему… Я нужен ему…»

Решившись, Карамон повернулся и неуклюже побежал северным коридором, следом за Вечным Человеком.

8. ВЛАДЫЧИЦА ТЬМЫ

— …Повелитель Тоэд!

Повелитель Ариакас с ленивым презрением слушал, как выкликали имена. Не то чтобы процедура была скучна ему, — отнюдь. Идея собрать Высший Совет принадлежала вовсе не ему. Он даже противился ей, хотя и без особого пыла: иное поведение свидетельствовало бы о его слабости, а Ее Темное Величество считала малейшие проявления слабости несовместимыми с дальнейшим существованием. Нет, на нынешнем Совете ему не придется скучать…

Подумав о своей Владычице, он полуобернулся и быстро глянул на темный альков над своей головой. Стоявший там трон — величайший и великолепнейший в Зале — был еще пуст, врата же позади него окутывала живая, дышащая тьма. Никаких ступеней снизу туда не вело, войти или выйти можно было только через врата. Вели же они в… Нет, о таких материях лучше было не думать. Равно как и о том, что их железную решетку не доводилось еще миновать ни одному смертному.

Владычица на Совет не спешила. Ариакас не удивился: ее, Богиню, мало интересовала торжественная процедура открытия. Взгляд Повелителя переместился («Естественно…» — подумал он с горечью) с трона Владычицы Тьмы к трону Темной Госпожи. Китиара, конечно, уже сидела на своем месте. Это был час ее триумфа… Так она думала. Ариакас выдохнул проклятие.

— Пусть роет себе яму, — пробормотал он, вполуха слушая, как распорядитель вдругорядь выкликает имя Тоэда. — Я готов…

И тут до него дошло: что-то было не так. Что? Что случилось? Увлекшись своими мыслями, он на некоторое время потерял нить происходящего. Что же?.. Тишина. Жуткая тишина, последовавшая за… За чем? Он порылся в памяти, припоминая только что произнесенные слова. Вспомнил — и, отодвинув на время в сторону свои угрюмые размышления, скосил глаза в сторону одного из тронов, второго по левую руку. Войска в зале, состоявшие по преимуществу из драконидов, волновались у его ног, подобно смертоносному морю. Все глаза были устремлены на тот же трон.

Войска Повелителя Тоэда уже вошли в Храм, их знамена покачивались среди множества других, — но сам трон оставался пустым.

Танис, стоявший на ступенях трона Китиары, при имени Тоэда насторожил уши. Заметил он и взгляд Ариакаса — холодный, суровый взгляд из-под короны. Он живо представил себе хобгоблина и их первую встречу на пыльной дороге близ Утехи в тот теплый осенний день, когда было положено начало их долгому, полному опасностей странствию. Шевельнулись воспоминания о Флинте… О Стурме… Танис скрипнул зубами и заставил себя сосредоточиться на происходившем. С прошлым было покончено. Оставалось только похоронить его и надеяться, что обо всем этом удастся забыть. И как можно скорее.

— Повелитель Тоэд?.. — начиная гневаться, переспросил Ариакас. Воины в зале переговаривались и роптали. Ни разу прежде Повелитель Драконов не дерзал ослушаться приказа и пренебречь вызовом на Совет… Но вот по ступеням к пустому трону взошел офицер из числа людей. Остановившись на верхней ступеньке (этикет воспрещал ему двигаться дальше), он какое-то мгновение собирался с силами: прямо перед ним были черные глаза Ариакаса и — что хуже — тот темный альков. Все-таки он набрал полную грудь воздуха и принялся рапортовать.

— С глуб-боким прискорбием в-вынужден сообщить Верховному Владыке и Ее Темному Величеству… — Последовал нервный взгляд на затененный альков, по-прежнему явно пустой, — … Что Повелителя То… Тоэда постигла трагическая и жестокая кончина…

Стоя на верхней ступеньке у трона Темной Госпожи, Танис явственно расслышал, как Китиара презрительно фыркнула под своим шлемом. В толпе воинов, заполонивших Тронный Зал, послышались приглушенные смешки. Офицеры обменивались понимающими взглядами.

Только Повелитель Ариакас не подал виду.

— Кто посмел поднять руку на Повелителя Драконов? — яростно прогремел его голос, и толпа мгновенно притихла.

— Это… Это случилось в Кендерморе, господин мой, — ответствовал офицер. И замолчал. Танис даже со своего места хорошо видел, как он сжимал и разжимал кулаки. Видимо, скверные новости на том не исчерпывались, и офицер никак не мог заставить себя продолжать.

Но Ариакас мрачно смотрел на него, и тот, прокашлявшись, возвысил голос еще раз.

— Тяжко говорить об этом Владыка, но Кендермор нами ос… — Голос на некоторое время совершенно изменил офицеру. Отчаянным усилием справившись с собой, он докончил: — Нами оставлен…

— Оставлен! — повторил Ариакас. Таким голосом мог бы разговаривать гром.

Видно было, какой ужас скрутил офицера. Смертельно побелев, некоторое время он хватал ртом воздух, но потом, видимо, решил отмучиться как можно скорее и вывалил все сразу:

— Повелителя Тоэда злодейски убил некий кендер по имени Кронин Чертополох, после чего войска безвременно почившего Повелителя и были изгнаны из…

Бормотание толпы перешло в яростное рычание, перемежавшееся угрозами стереть Кендермор с лица Кринна. Мерзостный народец заслуживал полного уничтожения, а посему… Ариакас раздраженно взмахнул затянутой в перчатку рукой. В Тронном Зале мгновенно воцарилась тишина.

Однако тишина эта была тотчас же нарушена.

Ее нарушил смех Китиары.

В смехе Темной Госпожи, гулко отдававшемся под шлемом, не было веселья — лишь язвительная насмешка.

Лицо Ариакаса перекосила ярость. Вскочив на ноги, он сделал шаг вперед. Отряды его драконидов немедленно ощетинились сталью: клинки вылетели из ножен, черенки пик дружно грохнули об пол.

Увидя это, воины Китиары тоже сомкнули ряды, заслоняя свою Повелительницу, — трон ее находился рядом с престолом Ариакаса, по правую руку. Танис инстинктивным движением опустил руку на меч и поймал себя на том, что хочет придвинуться к Китиаре, — а ведь для этого надо было взойти на самый верх возвышения, куда ему, вообще-то, ход был заказан.

Сама Китиара даже не пошевелилась. Она преспокойно сидела на своем троне, глядя на Ариакаса со всем презрением, которое ощущалось даже сквозь шлем, скрывший лицо.

Но в это время громадный Зал разом затаил дыхание — так, как если бы некая сила разом отняла у всех присутствовавших способность дышать. Белели лица, слепли глаза, сердца готовы были остановиться… А потом, казалось, в Зале совсем не стало воздуха — лишь темнота.

Существовала ли она на физическом плане, та непроглядная тьма?.. Или она объяла лишь разум?.. Танис не взялся бы с уверенностью сказать. Он явственно видел тысячи факелов и целые созвездия свечей, продолжавших ярко гореть по стенам Зала… И вместе с тем под сводами властвовала ТЬМА. И была она черней беззвездного неба в непогожую ночь.

Голова закружилась… Танис пытался вздохнуть, но с таким же успехом он мог бы дышать и под толщей Кровавого Моря. Колени подались, внезапная слабость грозила свалить его. Потом силы окончательно оставили Полуэльфа, он зашатался и поник на каменные ступени, успев, впрочем, заметить, как там и сям на черный гранит, задыхаясь, оседали люди. Ему понадобилось невероятное усилие, чтобы повернуть голову… Он увидел, как Китиара обмякла на своем троне, словно бы вдавленная в него неведомой силой…

Потом удушающая тьма отступила и Танис наконец-то смог наполнить легкие благословенным воздухом, прохладным и чистым. Измученное сердце встрепенулось и так погнало кровь, что Полуэльф снова едва не потерял сознания. Некоторое время он мог только сидеть на каменных ступенях, качаясь от слабости и дурноты, а перед глазами мелькали вспышки и пятна слепящего света. Но вот зрение прояснилось, и Танис увидел: то, что он только что испытал, совершенно минуло драконидов. Они остались стоять, как стояли. И все они смотрели в одну сторону.

Танис поднял глаза к великолепному трону, до сих пор пустовавшему. Теперь же… Кровь застыла у него в жилах, а дыхание снова готово было прерваться в груди. Такхизис, Владычица Тьмы, явилась в свой Зал.

Народы Кринна называли ее множеством различных имен. Для эльфов она была Королевой Драконов; для варваров с Равнин — Нилат Разрушительницей; Тэмекс Ложный Блеск — для гномов Торбардина; морские народы Эргота рассказывали жуткие легенды о Мейтат Многоликой. Соламнийские же Рыцари называли ее Всебесцветной Владычицей. Когда-то давным-давно побежденная великим Хумой, она была изгнана из этого мира.

Такхизис, Владычица Тьмы.

И вот она возвратилась…

…Но возвратилась не вполне.

Танис, завороженно смотревший на темный альков, мало что способен был чувствовать и осознавать, кроме почти убийственного ужаса. Но постепенно он понял, что на физический план бытия Владычица еще не прорвалась. В Тройном Зале присутствовала лишь тень, лишь отражение Богини в сознании собравшихся в Храме.

Что-то все еще сдерживало ее, что-то мешало ей в полной мере проявиться на Кринне. Дверь, смутно вспомнились Танису слова Берема. Она хочет открыть ее, но ей не дают… Берем. Где он, что с ним теперь? Где Карамон и все остальные?.. Танис ощутил мучительный укол совести, сообразив, что успел совершенно о них позабыть. Он думал только о Лоране и Китиаре… Голова у него пошла кругом. Ему показалось, будто в руках у него был ключ ко всему. Вот бы еще выдался момент поразмыслить спокойно…

Такого момента ему не предоставилось. Тень на возвышении обрела подобие плоти; она была похожа на холодный провал пустоты в гранитной стене. Не в силах отвести взгляда, Танис смотрел и смотрел, пока ему не показалось, будто его начало постепенно затягивать в эту дыру. И в это время прямо у него в голове прозвучал голос…

Я собрала вас здесь не ради того, чтобы ваши мелочные ссоры и ничтожные притязания запятнали Победу, скорое пришествие которой я ощущаю. Не забывай, КТО здесь правит. Повелитель Ариакас.

И Повелитель Ариакас опустился на одно колено, а за ним и все великое множество находившихся в Зале. Танис упал на колени почти что помимо собственной воли. Иначе было попросту невозможно. Пусть даже исполненная невероятного, удушающего зла, перед ними была Богиня — одна из создательниц мира. Она правила им с самого начала времен… И будет править до самого его окончания.

Голос продолжал говорить, роняя в сознание каждого обжигающие слова.

«Повелитель Китиара, твои деяния неизменно радовали нас в прошлом, но ныне ты преподнесла нам поистине бесценный подарок. Приведите же эльфийку, дабы мы могли узреть ее и вынести ей приговор».

Танис посмотрел на Повелителя Ариакаса и увидел, что тот вернулся на свой трон, — но прежде наградил Китиару испепеляющим взглядом.

— Да свершится воля Твоего Темного Величества, — поклонилась Китиара. — За мной, — велела она Танису, спускаясь мимо него по ступеням.

Дракониды пятились в стороны, освобождая ей проход к середине Зала. Китиара спускалась по ступеням, напоминавшим чудовищные ребра, и Танис следовал за нею по пятам. Воины расступались перед ними и тотчас смыкали ряды у них за спиной.

Достигнув центра Зала, Китиара проворно взбежала по выпуклым ступеням, торчавшим, подобно шипам, из каменной змеиной спины, и остановилась на мраморном возвышении. Танис последовал за нею, взбираясь несколько медленнее. Нелегко было карабкаться по узкой крутой лестнице, в особенности под взглядом из затененного алькова, устремленным в самую его душу.

Китиара повернулась и сделала знак кому-то, стоявшему позади резной арки по ту сторону узенького мостика, соединявшего возвышение со стенами Храма.

Возникший там силуэт был темен — только поблескивали латы Соламнийского Рыцаря. В Зал вступил государь Сот, и, когда он зашагал по мостику вперед, войска, стоявшие справа и слева, раздались в стороны, как если бы чья-то ледяная рука протянулась из могилы и отшвырнула их прочь. Прозрачные руки государя Сота поддерживали тело, завернутое в белые погребальные саваны.

Тишина в Храме стояла такая, что, казалось, вот-вот можно будет услышать шорох сапог мертвого рыцаря по каменному полу. Хотя сквозь его прозрачное, бесплотное тело были отчетливо видны и стены, и пол…

Перейдя мостик со своей обернутой в белое ношей, государь Сот медленно взошел на голову каменной змеи. Новый жест Китиары — и он сложил белый сверток к ногам Повелительницы Драконов. Выпрямившись, он внезапно исчез, оставив всех видевших его в ужасе переглядываться — действительно ли он только что был здесь?.. Или всего-навсего померещился?..

Танис видел: Китиара улыбалась под шлемом. Ей доставило удовольствие то впечатление, которое произвел ее загробный слуга. Потом она достала меч и, нагнувшись, вспорола им саваны, окутавшие пленницу, точно кокон. И отступила, наблюдая, как та барахтается и бьется в куче тряпья.

Перед глазами Полуэльфа мелькнула густая волна спутанных волос цвета льющегося меда, сверкнули серебряные латы… Лорана кашляла, полузадушенная тесными пеленами. Войска, заполнившие Храм, хохотали, глядя, как она путается в обрывках: судя по всему, забава лишь начиналась. Танис невольно шагнул вперед — помочь ей… Взгляд карих глаз Китиары заставил его остановиться.

— Если ты умрешь — умрет и она!

Дрожа, точно в ознобе, Танис подался назад. Лорана, пошатываясь, поднялась на ноги. И некоторое время недоуменно озиралась кругом, болезненно моргая на ярком, беспощадном факельном свету: куда это ее занесло?.. Наконец ее глаза остановились на лице Китиары, улыбавшейся ей из-под драконьего шлема.

При виде своей врагини — женщины, предавшей ее, — Лорана выпрямилась во весь рост. Ей было страшно, но гнев на некоторое время пересилил даже и страх. Надменным взглядом обвела она все находившееся перед нею, внизу и по сторонам. По счастью, она не оглянулась назад и не увидела бородатого Полуэльфа в латах, не сводившего с нее глаз. Она видела только войска Владычицы Тьмы, Повелителей на их тронах и драконов под куполом. Потом она увидела и тень самой Владычицы Такхизис.

Теперь она знает, где мы, безнадежно подумал Танис, глядя, как с бледных щек девушки сбегает последняя краска. Она догадалась, куда она попала. И что здесь с ней намерены сделать.

Надобно полагать, они не теряли времени даром. Наверняка истерзали ее кошмарными россказнями о Чертогах Смерти под Храмом Владычицы. А может, ее заставляли слушать предсмертные вопли других несчастных, думал Танис, и душа его разрывалась при виде ее явного ужаса. Всю ночь слушала она страшные крики, а теперь — через несколько часов? Через несколько минут?.. — ее саму постигнет та же судьба…

С лицом белей полотна Лорана вновь обернулась к Китиаре, как если бы та оставалась единственной точкой опоры в обезумевшей вселенной. Танис видел, как девушка закусила губы, пытаясь крепиться. Нет, она не покажет своего страха этой женщине. Никто из них не должен догадаться, до какой степени ей страшно.

Китиара вытянула руку, и Лорана невольно проследила ее взгляд.

— Танис!..

Она заметила Полуэльфа. Их взгляды встретились, и он увидел, как в глазах Лораны вспыхнула отчаянная надежда. Он ощутил дыхание ее любви — благословляющее, животворное, точно весенний рассвет после холода жестокой зимы. И в этот миг Танис отчетливо осознал, чем была для него самого его любовь к ней: связью и примирением двух вечно боровшихся половин его существа. Он любил ее вечной, неизменной любовью своей эльфийской души, и притом со всей страстью, на которую было способно его человеческое сердце. Слишком поздно пришло к нему это осознание. И заплатить предстояло не только жизнью, но и душой.

Один взгляд, только один взгляд мог он послать ей сквозь разделившую их бездну. Один-единственный взгляд должен был все ей объяснить, — он ведь чувствовал на себе пристальный, немигающий взор Китиары. И еще одни глаза смотрели на него, — если только можно представить себе глаза Тьмы.

И Танис, помня об этом, усилием воли стер со своего лица малейшие следы владевших им чувств. Он до боли сжал зубы, и лицо его напряженно застыло, лишенное всякого выражения. Лорана была для него незнакомкой. Холодно и безразлично отвернулся он от нее и, отворачиваясь, заметил, как угас в ее лучезарных глазах последний проблеск надежды. Точно облако набежало на солнце. Живое тепло любви, которое только что излучали эти глаза, сменилось безнадежным отчаянием. На Таниса точно повеяло холодом…

Он опустил ладонь на рукоять меча, чтобы никто не заметил, как дрожат его руки. И повернулся лицом к Такхизис, Владычице Тьмы.

— О Темная Богиня! — вскричала Китиара, хватая Лорану за плечо и выталкивая ее вперед. — Прими мой подарок, и да принесет он Тебе победу!

Многоголосый крик войск похоронил ее голос. Вскинув руку, Китиара восстановила тишину и продолжала:

— Я дарю тебе эльфийку Лоранталасу, принцессу эльфов Квалинести предводительницу мерзостных Соламнийских Рыцарей. Это она вернула в мир Копья и использовала Око Дракона в Башне Верховного Жреца. Это по ее приказу ее брат и с ним серебряная драконица отправились в Оплот, где, благодаря халатности Повелителя Ариакаса, им удалось проникнуть в священный храм и выяснить судьбу яиц добрых драконов… — Ариакас угрожающе шагнул вперед, но Китиара и глазом не моргнула. — Я дарю ее Тебе, моя Владычица, — продолжала она, — дабы Ты назначила кару, равносильную преступлениям этой несчастной!

И Китиара швырнула Лорану вперед. Споткнувшись, эльфийка упала на колени перед Владычицей. Разметавшиеся волосы золотой волной окутали ее плечи, и Танису показалось, будто они остались последним пятнышком света среди окружающей тьмы.

Неплохо, Повелитель Китиара, — раздался неслышимый голос Богини. — Пусть эльфийку препроводят в Чертоги Смерти, и я сполна тебя награжу.

— Благодарю Тебя, о моя Владычица, — поклонилась Китиара. — Но прежде, нежели это свершится, молю Тебя явить мне двоякую милость… — И, протянув руку, она крепко схватила Таниса. — Во-первых, позволь представить Тебе ищущего службы в твоей армии, великой и победоносной…

Рука Китиары надавила на плечо Полуэльфа — это означало, что он должен был встать на колени. Танис на миг заколебался: образ Лораны все еще сиял перед его внутренним оком. Он мог еще сказать «нет» Тьме. Он мог встать рядом с Лораной и вместе с нею встретить неизбежный конец…

Но потом его губы скривила улыбка.

«Во что же я превратился, — с горечью сказал он себе. — Я дошел до того, что ОБДУМЫВАЮ: а не пожертвовать ли мне Лораной только ради того, чтобы покрыть собственный грех! Нет, за свои проступки буду платить только я один. Пусть это станет последним и единственным добрым делом, которое я сделаю в своей жизни, но ее я спасу. И это сознание будет подобно свече озарять мой путь, пока тьма не поглотит меня…»

Пальцы Китиары больно впились в его плечо, — даже сквозь чешуйчатую броню он чувствовал их хватку. В карих глазах, глядевших сквозь прорези шлема, затлел гнев.

Танис опустил голову и медленно поник на колени перед Владычицей Тьмы.

— Твой новый и верный слуга — Танис Полуэльф, — с кажущимся спокойствием докончила Китиара, но Танис уловил в ее голосе чуть заметную нотку облегчения. — Я назначила его командующим своими армиями, поскольку Бакарис, мой прежний полководец, безвременно пал.

«Пусть наш новый слуга приблизится к нам», — прозвучало у Таниса в голове.

Он поднялся с колен и вновь ощутил на своем плече руку Китиары, — она притянула его вплотную к себе.

— Помни, теперь ты — полная собственность Ее Темного Величества, — быстро зашептала она. — Богиня должна быть совершенно убеждена в искренности твоих намерений, а не то даже я бессильна буду тебя спасти, и твоя эльфийка погибнет вместе с тобой!

— Помню, — ответил Танис голосом, не содержавшим и намека на какие-либо чувства. Стряхнув руку Китиары, Полуэльф вышел вперед и остановился у самого края возвышения, напротив трона Владычицы и несколько ниже.

«Подними голову. Посмотри на меня», — раздался приказ.

Наступил решительный миг. Танис попытался обратиться к каким-то силам в самых потаенных глубинах своего естества, к силам, в существовании которых он совсем не был уверен. Если я сделаю хоть что-то не так, Лорана погибла. Я должен отказаться от любви — ради любви. Танис поднял глаза…

…И больше уже не мог их отвести. Околдованный, смотрел он на темную тень. Не было нужды изображать благоговение и почтительный ужас — все это пришло само, как приходило и ко всякому смертному, кому доводилось лицезреть Ее Темное Величество. Однако духовного порабощения, которое всего более страшило его, Танис так и не ощутил. Власть Богини над ним была все-таки не полна. Она не могла поглотить его волю, пока он не пожелает этого сам. Такхизис прилагала все усилия, чтобы скрыть свою единственную слабость, но Танис сразу почувствовал то титаническое напряжение, которого стоило ей пребывание в этом мире.

Тень заколебалась перед его глазами, принимая то одно, то другое обличье, но раз за разом он убеждался, что все они были нематериальны. Сперва она предстала ему пятиглавой драконицей соламнийской легенды. Затем сделала какое-то движение и превратилась в Искусительницу — женщину невероятной красоты, за право обладать которой любой мужчина с радостью отдал бы жизнь. Новое превращение — и перед Танисом стоял могучий Рыцарь Зла, Темная Воительница со смертью в закованной в латы руке.

Облик сменял облик. Неизменными оставались только глаза. Глаза Тьмы, смотревшие Танису в душу. Глаза всех пяти драконьих голов, глаза прекрасной Искусительницы, глаза грозного Рыцаря. Не в состоянии вынести этот испытующий взгляд, Танис вновь поник на колени, отдавая все, рабски пресмыкаясь перед Владычицей и люто ненавидя себя самого.

За его спиной захлебнулся короткий вскрик, полный отчаяния и муки…

9. ТРУБЯТ РОГА СУДЬБЫ

Карамон пробирался северным коридором, разыскивая Берема. Узники, запертые в камерах, провожали его выкриками, а кое-кто даже пытался схватить его сквозь прутья решетки. Покамест Карамон не видел ни самого Берема, ни каких-либо его следов. Вначале он пытался расспрашивать, не видел ли кто Берема. Но большинство заключенных, натерпевшись пыток, давно утратило рассудок, и Карамон, охваченный ужасом и жалостью, вскоре перестал спрашивать. Он шагал вперед по коридору, который вел все вниз и вниз, и, озираясь, в отчаянии гадал про себя, удастся ли ему когда-нибудь отыскать безумца. Утешало его только то, что хотя бы в стороны не отходили никакие проходы. Берем должен был здесь пройти. Но коли так, куда же он подевался?..

На всякий случай Карамон заглядывал в каждую камеру и в результате едва не налетел на здоровенного стражника-хобгоблина. Тот бросился на него, и воитель раздраженно отмахнулся мечом: нечего, мол, путаться под ногами! Удар снес хобгоблину голову, Карамон же устремился дальше едва ли не прежде, чем труп стражника повалился на пол.

Потом у него вырвался вздох облегчения. Коридор вывел его к лестнице, и, торопливо спускаясь по ней, Карамон наступил на труп второго хобгоблина — тот валялся со свернутой шеей. Берем явно успел побывать здесь, причем очень недавно: тело еще не успело остыть.

Убедившись, что направление верное, Карамон побежал. Лица узников мелькали за решетками, слышались пронзительные крики, мольбы о свободе… Карамон не останавливался.

Выпустить их — и у меня будет армия, посетила его неожиданная мысль. Он уже призадумался, не остановиться ли на минутку да не сбить ли пару-тройку замков, — когда спереди донесся ужасающий вой и чьи-то крики.

Карамон узнал голос Берема и, бросив все, помчался вперед. Вот кончились ряды камер по сторонам, а коридор превратился в узкий тоннель, спирально ввинчивавшийся в землю. По стенам горели факелы, но их было мало, и крепились они на порядочном расстоянии один от другого. Карамон бежал на голоса, и крики, приближаясь, становились все громче. Великан пытался прибавить шагу, но пол был слишком скользким, а в воздухе чем дальше, тем больше чувствовалась затхлая сырость. Скользя и ежесекундно боясь растянуться во весь рост, Карамон спешил вперед как только мог. Становилось светлее; похоже, конец коридора был близок…

А потом он увидел Берема, на которого, размахивая мечами, наседали сразу два драконида. Берем отбивался голыми руками, и отсветы зеленого камня в его груди плясали по стенам покоя.

Берем держался только благодаря невероятной силе, порожденной безумием. Кровь текла из длинного пореза у него на лице и из глубокой раны в боку. Оскальзываясь на обросшем слизью полу, Карамон бросился на выручку. Он видел, как Берем перехватил рукой драконидский меч, готовый пронзить ему грудь. Отточенное лезвие рассекло его ладонь, но, боли для Берема уже не существовало. Хлынула кровь. Берем отвел от себя меч и отшвырнул стражника прочь, но и сам зашатался, тяжело дыша. Второй драконид подскочил к нему, чтобы прикончить…

Занятые своей жертвой, они не заметили Карамона. А тот, вылетев из тоннеля, вовремя вспомнил, что меч в ход лучше не пускать, иначе можно остаться безоружным. Схватив могучими руками одного из стражников, он в один миг свернул ему шею. Бросил бездыханное тело — и встретил яростный выпад уцелевшего драконида коротким рубящим ударом в горло. Монстр отлетел назад…

— Как ты Берем?.. — Обернувшись, Карамон хотел помочь Вечному Человеку… И в этот миг его бок пронзила жгучая боль. Ахнув, Карамон обернулся назад и увидел перед собой еще одного драконида. Должно быть, тот загодя услышал топот богатыря и спрятался в потемках, а потом выскочил, чтобы нанести смертельный удар, но поторопился, и лезвие отчасти скользнуло по латам. Хватаясь за меч, Карамон попятился прочь, чтобы выиграть хоть секундную передышку…

Драконид вовсе не был намерен давать ему эту передышку. Он занес меч и прыгнул вперед…

В воздухе мелькнуло чье-то тело. Яркая вспышка зеленого света — и мертвый стражник рухнул возле ног Карамона.

— Берем!.. — простонал воитель, зажимая рукой бок. — Спасибо!.. Каким обра…

Но Вечный Человек смотрел на него, явно не узнавая. Потом медленно кивнул — и зашагал прочь.

— Погоди! — окликнул его Карамон. Скрипя зубами от боли, он перескочил через окаменевшие трупы, догнал Берема и, схватив его за руку, принудил остановиться. — Да погоди же ты! — повторил он.

Резкое движение сделало свое дело. У Карамона поплыло перед глазами, он застыл неподвижно, сражаясь с болью. Когда боль чуть-чуть отпустила, он повел глазами, стараясь понять, где же они находятся.

— Где мы?.. — спросил он, не особенно рассчитывая на ответ, просто ради того, чтобы Берем слышал его голос.

— Глубоко, глубоко под Храмом, — ответил тот глухо. — Теперь близко… Теперь совсем уже близко…

— Конечно, — ничего не поняв, согласился Карамон. Не выпуская Берема, он огляделся еще раз. Каменная лестница, по которой он спустился, оканчивалась в небольшом круглом покое. Караульная, сообразил он, приметив ободранный стол и несколько стульев, а над ними — факел на стене. Все правильно. Дракониды, на которых напоролся Берем, были стражниками. Знать бы еще, что они тут сторожили?..

Круглая комната футов двадцати в поперечнике была вырублена непосредственно в толще скалы. Не считая стола и стульев, она была совершенно пуста. Напротив лестницы, спирально спускавшейся в комнату, виднелась темная арка. К ней-то и направлялся Берем, когда его перехватил Карамон. Воитель заглянул под арку, но не смог ничего разглядеть. Там словно бы еще таилась сама Великая Тьма, о которой повествовали легенды. Тьма, царившая в пустоте до того, как Боги создали свет…

Единственным звуком, доносившимся оттуда, был плеск и бульканье воды. Подземная река, смекнул Карамон. Вот почему так влажен воздух. Отступив на шаг, он присмотрелся к самой арке.

Она не составляла одного целого со скалой. Она была сложена из камня, и притом сложена искуснейшими руками. Когда-то ее покрывала причудливая резьба, но время и сырость почти истерли хрупкое каменное кружево — ничего нельзя было разобрать.

Карамон еще рассматривал арку, надеясь найти на ней хоть какой-то осмысленный знак, когда Берем вдруг вцепился в него с такой яростной силой, что великан едва не упал.

— Я знаю тебя! — выкрикнул Берем.

— Ясное дело, знаешь, — проворчал Карамон. — Может, еще скажешь, что, во имя Бездны, мы здесь ищем?

— Джесла зовет… — Ответил Берем, и его глаза снова остекленило безумие. Он повернул голову и уставился во мрак под аркой: — Туда… Мне надо туда… Стражники… Не хотели пускать… Пойдем со мной!

И тут Карамон понял, что караулили стражники. Арку! Они охраняли арку!.. Но зачем? Что там, за ней? Узнали ли они Берема — или просто исполняли приказ, воспрещавший пускать туда кого-либо?.. Ни на один из этих вопросов ответа не было. Да и какая, собственно, разница, сказал он себе.

— Так, значит, тебе надо туда, — обратился он к Берему. Тот кивнул и нетерпеливо шагнул вперед. Он готов был бежать прямо во тьму, но Карамон дернул его назад. — Погоди, нам нужен будет свет, — сказал он со вздохом. — Постой смирно, а?..

Он похлопал Берема по плечу, а потом, не сводя с него глаз, попятился прочь и нащупал на стене факел. Карамон вынул его из скобы и вернулся к Берему.

— Я пойду с тобой, — выговорил он хрипло, гадая про себя, далеко ли уйдет, прежде чем боль и потеря крови свалят его с ног. — Подержи-ка…

Вручив Берему факел, Карамон оторвал полосу ткани от изодранных останков рубашки Вечного Человека и крепко перевязал свой бок. Забрал факел и первым нырнул под арку.

Переступая порог, он почувствовал, как что-то коснулось его лица.

— Паутина, — пробормотал он и брезгливо отмахнулся. Потом пошарил вокруг. Он с детства не выносил пауков. Но нет, нить оказалась единственной. Карамон пожал плечами и сейчас же забыл о ней. И пошел дальше, ведя за собой Берема.

И тут подземную тишину взорвал многоголосый рев труб.

— Влипли! — мрачно сказал Карамон…

— Слышь, Тика! — горделиво пропыхтел Тас, летя рядом с девушкой по сумрачному тюремному коридору. — А твой планчик-то ничего, сработал! — Кендер отважился покоситься через плечо. — Да, — выдохнул он. — Кажется, они все за нами бегут!

— Замечательно, — буркнула Тика. Правду сказать, на такой успех она не рассчитывала. Сколько ни строила она в своей жизни планов, до сих пор не сбылся ни один. Почем было знать, что именно теперь все пойдет, как задумано?.. Улучив момент, она тоже быстро глянула через плечо. Шестеро, а может, и семеро драконидов гналось за ними, сжимая в когтистых лапищах отточенные кривые мечи…

Они были далеко не так проворны, как кендер или быстроногая девушка, но выносливостью обладали немыслимой. Пока что их разделяло приличное расстояние, но скоро оно начнет уменьшаться. Тика уже ловила ртом воздух, а в боку болело так, что хотелось согнуться вдвое и обо всем позабыть…

«Но каждый мой шаг дает Карамону еще немножко времени, — упрямо сказала она себе. — С каждым шагом я еще чуть-чуть оттягиваю драконидов прочь…»

— Слышь, Тика… — Кендер бежал, что называется, с высунутым языком, жизнерадостная рожица была бледна от усталости, — … А ты знаешь хоть, куда мы бежим?

Тика только мотнула головой. У нее уже не было сил говорить, а ноги точно налились свинцом: она сама чувствовала, что бежит все медленнее. Еще один взгляд назад… Дракониды постепенно нагоняли их. Тика стала смотреть по сторонам, надеясь увидеть ответвляющийся коридор или хоть нишу — что угодно, только бы спрятаться. Ничего! Коридор тянулся и тянулся вперед, прямой и пустынный. В нем больше не было даже камер. Просто узкий, ровный и, по всей видимости, бесконечный каменный тоннель, едва заметно поднимавшийся вверх…

Внезапная мысль едва не заставила ее остановиться на месте. Замедлив шаг, девушка уставилась на Таса, смутно видимого в дымном чаду факелов.

— Тоннель… — Закашлялась она. — Он… Он поднимается!

Сперва Тас непонимающе заморгал, но потом глаза у него заблестели.

— Так он выведет нас наружу! — выкрикнул он с торжеством. — Ну ты молодец. Тика!

— Может, и так… — Замялась она, хотя на уме у нее было кое-что другое. И гораздо более страшное.

— Вперед!.. — Тас обрел второе дыхание. Схватив Тику за руку, он потащил ее вперед. — Ты права. Тика! — Он принюхался: — Свежий воздух! Я слышу запах свежего воздуха! Мы сейчас вылезем… Разыщем Таниса… И вернемся за Карамоном…

«Только кендер способен разговаривать на бегу, во всю прыть улепетывая от драконидов», — устало подумала Тика. Ее-то саму подгонял теперь один только страх. А скоро, она знала, не станет и страха. Она просто рухнет на пол тоннеля, и ей будет совсем, совсем безразлично, что сделают с ней дра…

— Свежий воздух! — в изумлении прошептала она. До того мгновения она была уверена, что Тас просто соврал, желая поддержать в ней искру надежды. Но ее щеки в самом деле коснулось прохладное дуновение!.. И новая надежда придала проворства ее одеревеневшим Ногам. Зато дракониды как будто начали отставать! Нет, они действительно замедлили бег! Может, дошло наконец, что теперь-то им нас не поймать?..

— Вперед, Тас!.. — в восторге закричала она. Вместе помчались они дальше, одолевая подъем, навстречу дуновению ветерка, становившемуся с каждым шагом все заметнее…

Но вот оба свернули за угол… И остановились настолько внезапно, что Тас поскользнулся на каменной крошке и врезался в стену.

— Так вот почему они перестали гнаться за нами… — Тихо выговорила Тика.

Коридор кончился. Двойные двери наглухо перекрывали его — если не считать крохотных окошечек, забранных железными решетками. Сквозь них-то и проникал в подземелья прохладный ночной воздух. Свобода, до которой рукой было подать, оставалась недостижима.

— Только не сдаваться! — после минутного замешательства сказал Тас. Быстро подбежав к дверям, он изо всех сил принялся дергать их. Заперто. — Тьфу на вас, — ругнулся кендер, обозревая двери опытным глазом знатока. Может, Карамон и сумел бы вышибить их. Или срубить замок ударом меча. Но кендеру с Тикой это было уж точно не под силу.

Тас нагнулся к замку и принялся его изучать. Тика в изнеможении привалилась к стене и закрыла глаза. Кровь гулко стучала в висках, мышцы ног сводила болезненная судорога. Ощутив на губах соленый вкус слез. Тика поняла, что плачет — плачет от боли, ярости и бессилия…

— Не плачь Тика! — Тас дотянулся и погладил ее руку. — Это совсем простой замок. Ну совсем простой. Я с ним в один миг разберусь. Ты только присмотри за драконидами, пока я буду возиться. Займи их чем-нибудь…

— Попробую. — Тика проглотила слезы. Поспешно утерла нос и с мечом в руке повернулась назад, а Тас снова занялся замком.

«Простенький, до смешного простенький замочек, — удовлетворенно сказал он себе. — И ловушка в нем такая простая, что вообще непонятно, для чего было стараться…

Непонятно зачем… Простой замок… Простая ловушка…

Во всем этом определенно было что-то знакомое. Когда-то… Где-то ему уже случалось… Нечто похожее… Ошарашенно глядя на дверь, Тас вдруг понял, что он здесь уже был. Нет! Невероятно! Не может быть!..»

Тряхнув головой, Тас принялся рыться в кошеле в поисках своих инструментов. Но потом рука его замерла. Ледяной ужас облил кендера с головы до ног. Он задрожал и, обессилев, обмяк…

Перед ним были ТЕ САМЫЕ двери, что приснились ему тогда в Сильванести. И замок был тот же самый. Неприлично простой. Со смехотворно примитивной ловушкой. И Тика тогда тоже была позади него. Она сражалась… Она погибла…

— Идут, Тас! — крикнула Тика и вспотевшими ладонями покрепче стиснула меч. — Ты что? — обернулась она через плечо. — Чего ждешь?..

Тас был не в состоянии ответить. Он слышал топот надвигавшихся драконидов и их смех — грубый, гортанный, издевательский хохот. Они не спешили приканчивать свои жертвы, вполне уверенные, что уж теперь-то те от них не уйдут. Вот они завернули за угол, и хохот сразу стал громче: им противостояла всего-то жалкая девчонка с мечом.

— Я… У меня ничего не выйдет Тика… — Всхлипывал Тас, не в силах оторвать глаз от замка.

— Тас, — Тика заговорила быстро и угрюмо, не оборачиваясь и понемногу пятясь назад. — Мы не должны позволить, чтобы нас взяли в плен. Они ведь знают про Берема. И они заставят нас рассказать все, что мы про него знаем. Ты знаешь, что они нас заставят…

— Верно… — Дрожа, ответил Тас. — Я… Я постараюсь…

…Но у тебя хватит мужества пройти весь путь до конца. Так сказал Фисбен… Вздохнув поглубже, Тассельхоф вытащил из кармашка кусок тонкой проволоки. «И вообще, — сурово сказал он своим немилосердно дрожавшим рукам, — что такое смерть для нас, кендеров? Всего-навсего величайшее последнее приключение. К тому же там его ждет Флинт. Совсем один. Влипает небось без конца в разные неприятности…»

Сзади вдруг прозвучал хриплый рев, потом воинственный крик Тики — и сталь зазвенела о сталь.

Тас дерзнул оглянуться… Фехтовальщицей Тика была по-прежнему никудышней, но по части драк в таверне опыта у нее было хоть отбавляй. Она рубила и колола. Она лягалась и метила кулаком в глаз. Она кусалась и норовила пнуть… И все это с такой яростью и быстротой, что дракониды поневоле откачнулись на шаг. Все были поранены и порезаны, а один валялся на полу в луже зеленой крови: одна рука у него была почти перерублена.

Тас, впрочем, понимал, что сколько-нибудь надолго ей их не задержать. И он вплотную занялся замком, хотя тонкая проволочка то и дело выскальзывала из его дрожащих, покрытых холодным потом ладоней. Хитрость состояла в том, чтобы вскрыть замок, не потревожив ловушки. Ловушка видна была отлично: крохотная иголочка, удерживаемая туго свернутой пружиной…

А ну-ка живо прекрати безобразие, велел он себе самому. Разве это по-кендерски? Он вновь сунул проволочку в замок, и на сей раз рука его была совершенно тверда. Ему почти удалось сделать все как надо, когда его внезапно толкнули.

— Ну что за дела! — возмутился он, поворачиваясь к Тике. — Неужели нельзя поосторо… — И осекся. ОПЯТЬ СОН! Тогда он тоже произнес именно эти слова! И, как тогда Тика лежала у его ног, и ее рыжие завитки напитывала алая кровь…

— Нет!!! — в ярости закричал Тас. Проволочка соскользнула. Его рука коснулась замка…

И замок, щелкнув, открылся. Но щелчок получился двойным. Звук спущенной пружины был едва слышен…

Округлившимися глазами смотрел Тассельхоф то на малюсенькое пятнышко крови на своем пальце, то на золотую иголочку, выглядывавшую из замка. В следующий миг дракониды схватили его: на его плечо опустилась когтистая лапа. Тас даже не пошевелился. Теперь это не имело никакого значения. В его пальце разгоралась дергающая боль. Скоро она начнет распространяться — сперва по руке, потом и по всему телу.

Когда она доберется до сердца, я перестану ее чувствовать, сказал он себе. Я вообще ничего больше не почувствую…

И в это время истошно заревели рога. Множество медных рогов. Их он тоже слышал когда-то. Когда? Ну как же: в Тарсисе, как раз перед тем, как налетели драконы…

Дракониды, схватившие было его, вдруг точно забыли о пленнике и что было мочи понеслись по коридору назад.

Общая тревога. Почему бы, подумал Тас, с интересом отмечая, что ноги, недавно такие послушные, его более не держали. Он съехал на пол и сел рядом с Тикой. Протянув слабеющую руку, он ласково погладил ее чудесные кудри, покрытые загустелой кровью. Лицо у Тики было белое, глаза закрыты.

— Прости меня Тика, — шепнул Тас, и горло перехватило. Боль распространялась стремительно: он уже не чувствовал ни пальцев, ни ступней и не мог ими пошевелить. — Прости, Карамон. Я старался… Я правда очень старался… Тас тихо заплакал, откинулся спиной к двери и стал ждать конца.

Танис не мог сдвинуться с места. А после того, как прозвучал за спиной сдавленный вскрик Лораны, ему уже и не хотелось бороться. Стоя на коленях перед Владычицей Тьмы, он молил какого-нибудь милосердного Бога поразить его насмерть. Здесь. Сейчас… Но такой милости ему оказано не было. Зато совершенно неожиданно рассеялась давящая тьма: что-то отвлекло внимание Богини и заставило ее обратить взор прочь. Танис поднялся на ноги. Его лицо пылало от лютого стыда. Надо ли говорить, что он не мог смотреть на Лорану. Куда там — он не решался встретиться взглядом даже и с Китиарой, заранее зная, каким невыносимым презрением обдадут его карие глаза Темной Госпожи…

Но мысли Китиары были заняты вещами более важными. Она переживала свой звездный час: все, все задуманное ею готово было вот-вот исполниться. Танис уже открыл рот, чтобы предложить себя в качестве провожатого для Лораны, но Китиара сильной рукой оттолкнула его с дороги:

— И в заключение, о Богиня, я прошу Тебя о награде для моего слуги, немало поспособствовавшего захвату эльфийки. Государь Сот, Рыцарь Смерти, испрашивает для себя душу Лоранталасы, желая таким образом отомстить эльфийке, некогда наложившей на него проклятие. Он хочет, чтобы вышеназванная Лоранталаса разделила с ним его вечную жизнь в смертной тьме!

— Нет!.. — Лорана подняла поникшую голову, невыразимый ужас вновь пробудил ее к жизни. — Нет!..

Она попятилась, безумно оглядываясь в поисках спасения. Но спасения не было. Внизу кишели дракониды, надо думать, только и ожидавшие, чтобы она спрыгнула к ним. Задыхаясь от ужаса, она снова оглянулась на Таниса… Его лицо было угрюмо и зловеще; он даже и не видел ее — он смотрел горящими глазами на ту женщину. И Лорана решила, что умрет, но ничем более не выдаст своего страха. Она гордо выпрямилась и вскинула голову, овладевая собой.

А Танис ее и в самом деле не видел. Слова Китиары грозили помрачить его разум. В предельной ярости он придвинулся к ней вплотную и прошипел, задыхаясь:

— Предательница!.. Наш уговор!..

— Заткнись, — вполголоса приказала Китиара. — Не то все погубишь!

— Но…

— Заткнись, говорю!

— Твой подарок радует нас, Повелитель Китиара, — темный голос разметал пелену ярости, окутавшую сознание Полуэльфа. — То, о чем ты просишь, будет исполнено. Государь Сот получит душу эльфийки, а мы примем на службу твоего Полуэльфа. В знак этого пусть он сложит свой меч к ногам Повелителя Ариакаса.

— Слышал? Давай! — неотрывно глядя на Таниса, произнесла Китиара. На Полуэльфа смотрела не только она — весь необозримый Зал.

— Что?.. — пробормотал он. Рассудок грозил изменить ему. — Об этом у нас уговора не было… Что я должен сделать?

— Взойти на возвышение и положить меч у ног Повелителя Ариакаса, — торопливо ответила Китиара, ведя его к краю. — Он поднимет его и вернет тебе, сделав тебя таким образом офицером армии Владычицы. Ритуал, не более того. Но он даст мне время…

— Время?.. Для чего? Что ты задумала? — хрипло спросил Танис, начиная уже спускаться по ступеням. Он перехватил ее руку: — Могла бы сказать мне заранее…

— Чем меньше ты знаешь, Танис, тем и лучше, — ответила она и обворожительно улыбнулась. Улыбка, разумеется, предназначалась многочисленным зрителям. Раздались нервные смешки, посыпались грубые шутки — ишь, мол, нежное прощание влюбленных. И только карие глаза Китиары оставались трезвы и холодны. — Помни, кто стоит рядом со мной, — шепнула она. Погладила рукоять своего меча и многозначительно покосилась на Лорану: — Понял? Так что без глупостей!

Отошла прочь и снова встала подле эльфийки.

Таниса трясло от страха и ярости, бессвязные мысли неслись вихрем. Спотыкаясь, спустился он по ступенькам с головы каменной змеи… Шум толпы казался ему грохотом океанского прибоя. Метались перед глазами слепящие отсверки копий и яркие огни факелов. Он достиг пола и направился к тронному возвышению Повелителя Ариакаса, не особенно понимая, где находится и куда идет.

Морды драконидов, составлявших личную охрану Ариакаса, плыли перед ним, точно в кошмарном сне. Сплошные ряды острых, поблескивающих зубов, мелькающие раздвоенные языки… Они расступились перед ним, и откуда-то из тумана возникли ступени. Они вели наверх.

Танис поднял глаза и посмотрел наверх. Там стоял Повелитель Ариакас, громадный, величественный, облеченный в силу и власть. Корона на его голове, казалось, притягивала весь свет, сиявший внутри Храма. Сверкание драгоценных камней слепило глаза. Танис ошалело моргнул и стал подниматься по ступеням, держа руку на рукояти меча.

Неужели Китиара обманула его? Или все-таки сдержит данное слово?.. Теперь Танис в этом сомневался. И проклинал себя. Вновь он поддался ее очарованию. Вновь сделал глупость, доверившись ей. А теперь у нее были все козыри. Он ничего не мог сделать… Или все-таки мог?..

Неожиданная мысль поразила его настолько внезапно, что он замер, не достигнув верха ступеней. «Шагай, шагай, недоумок!» — подстегнул он себя, вовремя вспомнив, что весь Зал смотрел на него. С усилием напустив на себя внешнее спокойствие, он перешагнул ступеньку. Потом еще одну. И чем выше он поднимался, приближаясь к Повелителю Ариакасу, тем яснее ему становилось, что именно он должен был совершить.

«Тот, на ком Корона, — правит! — звенело у него в голове. Убить Ариакаса. Подхватить Корону. Как просто!»

Танис лихорадочно обвел взглядом тронный альков… Никого. Ни единого телохранителя. Никто, кроме самих Повелителей, не допускался на тронные возвышения. А здесь… Здесь, в отличие от всех остальных, не было воинов и на ступенях. Видимо, Ариакас был настолько самонадеян и уверен в себе, что пренебрег стражей…

Мысли Таниса помчались галопом. Китиара душу отдаст за эту Корону. А значит, если Корона окажется у меня. Кит сделает все, что я ни прикажу. Я спасу Лорану… Мы вместе спасемся… Мы выйдем отсюда, и я ей все объясню. Я ей все объясню, но это потом. Сейчас я вытащу меч… Но не положу его к ногам Ариакаса, а всажу ему в брюхо. И Корона — моя. И пусть-ка попробуют тогда тронуть меня!

Таниса вновь затрясло, на сей раз — от возбуждения. И вновь он принудил себя к спокойствию. Он старался не смотреть на Ариакаса, боясь, как бы тот, заглянув в глаза, не прочел там его отчаянного плана…

Он старательно смотрел себе под ноги, пока между ним и Повелителем Ариакасом не осталось каких-то пять ступеней. У Таниса свело судорогой пальцы на рукояти меча. Справившись с собой, он поднял голову и посмотрел в лицо Ариакасу, и бездна зла, приоткрывшаяся ему, потрясла его. Это было лицо, с которого честолюбие начисто истерло все чувство. Это было лицо человека, для которого гибель тысяч и тысяч невинных служила лишь средством для достижения цели…

Ариакас смотрел на приближавшегося Таниса со смесью скуки, презрения и насмешки. А потом он и вовсе утратил к нему интерес, благо у него были и иные, куда более важные, причины для беспокойства. Танис видел, как Ариакас обратил задумчивый взгляд на Китиару. У него был вид игрока, склонившегося над доской. Он обдумывал очередной ход и пытался предугадать, как поступит соперница.

Танис исполнился ненависти и отвращения и потянул меч из ножен. Пусть он не сумеет спасти Лорану и сам погибнет в этих стенах, но мир все же вздохнет чуточку легче, когда его покинет подобный сосуд зла…

Меч негромко зашипел, покидая ножны, и черный взор Ариакаса мгновенно метнулся назад, к Полуэльфу. И пронзил самую его душу. Чудовищная злая сила этого человека окатила Таниса, словно волна жара из раскаленной печи. Но еще хуже было внезапное понимание, едва не сбросившее Таниса со ступеней.

Ну конечно же. Аура силы… Ариакас был магом.

Глупец!.. Слепой, ничтожный глупец!.. Только теперь, приблизившись вплотную, разглядел он мерцающую стену, которой окружил себя Повелитель. Теперь ясно, почему отсутствовала стража. Она была попросту не нужна. Да и не доверял Ариакас ни единой живой душе в этом Зале. Только его магия способна была как следует его защитить…

И он был начеку. Всегда начеку. Танис отчетливо видел это в его бесчувственных, холодных глазах.

И в это время…

— Бей, Танис! Не страшись его магии! Я тебе помогу!

Это был всего лишь шепот, но до того ясный и четкий, что Танис почти физически ощутил чье-то горячее дыхание возле своего уха. Волосы зашевелились у него на голове… Содрогнувшись, он бросил быстрый взгляд в сторону. Рядом не было никого — только Ариакас, стоявший тремя ступеньками выше. Повелитель недовольно хмурился, — ему не терпелось докончить обряд. Видя, что Танис замешкался, он повелительным жестом велел ему положить меч к его ногам.

«Кто же это заговорил со мной», — лихорадочно соображал тем временем Танис. Внезапно его взгляд так и прикипел к некоему силуэту, видневшемуся подле Владычицы Тьмы. Черные одежды помешали Танису разглядеть его раньше. Зато теперь ему померещилось в нем нечто знакомое. Неужели это ему принадлежал голос?.. Нет, он не двигался, не подавал никакого знака… Что делать?

— Бей, Танис! — повторил голос, шептавший у него в мозгу. — Скорее!

Разом взмокнув, Танис неверной рукой обнажил меч. Теперь он стоял на самой верхней ступеньке. Мерцающая стена по-прежнему окружала Верховного Владыку. Она была похожа на радугу, пляшущую над бурной водой.

«Выбора нет, — сказал себе Танис. — Может, это ловушка. Пусть так. Я хочу умереть…»

Он начал уже преклонять колена, протягивая меч рукоятью вперед… Но в последний миг перевернул клинок и ударил Ариакаса прямо в сердце.

Он почти не сомневался, что умрет, и, нанося свой удар, заранее стиснул зубы: вот сейчас магический щит испепелит его, словно дерево, пораженное молнией…

И молния вправду ударила! Но не в него. Радужная стена взорвалась, пропуская его меч. Он почувствовал, как сталь втыкается в плоть. Оглушающий крик боли и изумления резанул слух…

Ариакас, шатаясь, пятился прочь: меч Таниса пронзил ему грудь. Обычный человек от такого удара умер бы на месте, но темное искусство Ариакаса, помноженное на ярость, задержало приближение смерти. Он ударил Таниса по лицу и сбил его с ног.

Голова наполнилась болью — Полуэльф смутно видел свой окровавленный меч, валявшийся рядом. Он испугался, что потеряет сознание: это означало бы его смерть и неминуемую гибель Лораны. Он тряхнул головой, силясь разогнать туман перед глазами. Надо держаться! Надо завладеть Короной! Он увидел, как Ариакас, еще державшийся на ногах, поднял руки, готовя заклинание, которое оборвет его жизнь…

Танис ничего не мог сделать. Он не умел защищаться от магии. И что-то подсказывало ему, что неведомый помощник ему на выручку больше не придет. Он, этот помощник, уже добился всего, чего хотел.

Но, при всем могуществе Ариакаса, был отмерен предел и его силе. Он задыхался, теряя сознание, смертная мука стирала в памяти магические слова. Кровавое пятно растекалось по пурпуру его одеяний, становясь все больше и больше по мере того, как из пробитого сердца уходила жизнь. Смерть властно брала свое, и он больше не мог ей противиться. Ариакас отчаянно боролся с наползающей тьмой, призывая на помощь свою Богиню…

Но той не было дела до ослабевших. С тем же равнодушием, с которым некогда взирала она, как пал отец Ариакаса под ножом сына, взирала она теперь, как пал он сам, и имя ее было последним звуком, который произнесли его губы.

Тело Ариакаса рухнуло на черный камень тронного возвышения. В Зале стояла напряженная тишина. Корона Власти с лязгом свалилась с мертвой головы и осталась лежать в луже крови среди прядей его густых черных волос.

Кто завладеет Короной?..

Потом раздался пронзительный крик. Это Китиара позвала кого-то, выкрикнула чье-то имя. Танис не понял и не расслышал. Да и не все ли равно… Он протянул руку к Короне…

И перед ним возник призрак, облаченный в черные латы.

Государь Сот!..

Таниса охватил панический ужас, но он как-то совладал с ним, заставив себя сосредоточиться на одной-единственной цели. До Короны оставались какие-то дюймы. Его рука метнулась вперед… И пальцы ощутили холодный металл, на полмига опередив другую руку — бесплотную руку скелета.

Корона принадлежала ему!

Оранжевые глаза Сота вспыхнули. Призрачная рука потянулась вперед — отнять добычу. Танис слышал крики Китиары, отдававшей какие-то бессвязные приказы…

Он поднял окровавленный металлический обруч над своей головой, глядя на государя Сота уже безо всякого страха…

И потрясающую тишину Зала взорвал звук рогов. Неистовый рев множества медных рогов.

Рука государя Сота замерла в воздухе. Китиара умолкла.

Толпа начала роптать — тихо, но очень зловеще. Голова у Таниса была еще затуманена болью, и на какой-то безумный миг ему показалось, будто эти рога ревели в его честь. Но потом он разглядел на лицах тревогу. Все в Зале — и даже Китиара — смотрели на Владычицу.

До этого момента глаза Богини были обращены на Таниса, но теперь ее взгляд привлекло нечто иное. Тень Такхизис еще больше сгустилась и распространилась по Залу, нависнув над головами подобно темному облаку. А дракониды, отмеченные ее цветом — черным, — повинуясь безмолвной команде, покинули свое место по краю Зала и умчались сквозь двери. Исчез и силуэт в черных одеждах, замеченный Танисом подле Владычицы.

Рога надрывались по-прежнему. Танис тупо смотрел на Корону, которую все еще держали его руки. Вот уже два раза хриплый рев рогов предвещал смерть и разрушение. Что-то на сей раз означала эта жуткая музыка?..

10. «ТОТ, НА КОМ КОРОНА, — ПРАВИТ…»

Так громко и неожиданно грянули рога, что Карамон едва не поскользнулся на мокрых камнях. Инстинктивным движением Берем подхватил его. Двое мужчин замерли, встревоженно озираясь: трубный рев заполнял маленькую комнату, отдаваясь от каменных стен. Другие рога уже отвечали сверху, из-за лестничных маршей…

— Это арка! Там… Было что-то, что мы нарушили! — сказал Карамон. — Что ж, сделанного не воротишь. Сколько ни есть в Храме живых тварей, все уже знают, что мы тут. Где бы оно ни было, это «тут». Во имя Богов, я надеюсь, ты соображаешь, что делаешь!..

— Джесла зовет меня… — Повторил Берем. Его изумление и испуг успели уже улетучиться. Он снова стремился вперед и настойчиво тянул за собой Карамона. И Карамон — а что ему оставалось? — поднял факел повыше и последовал за ним. Они вошли в пещеру, по-видимому, прорытую в скалах бегущей водой. За аркой обнаружились каменные ступени, и Карамон разглядел, что ступени эти спускались прямиком в черный, быстро несущийся поток. Он посветил факелом по сторонам, надеясь высмотреть хоть какую-нибудь дорожку вдоль берега. Ничего. По крайней мере в пределах круга света ничего не было видно.

— Погоди, — окликнул он, но Берем уже вступил в темную воду. Карамон перестал дышать, ожидая, что Вечный Человек вот-вот исчезнет в бурлящей пучине… Ничуть не бывало. Подземный ручей оказался не слишком глубок: вода доходила Берему лишь до икр.

— Идем! — помахал он Карамону.

Великан потрогал ладонью раненый бок. Кровотечение, казалось, уменьшилось: повязка была влажной, но хоть не сочилась. Вот если бы еще не было так больно… Страх, боль, беготня и потеря крови так измотали его, что голова начинала кружиться. Он подумал про Тику и Таса, вспомнил про Таниса… Нет, нет, про все надо забыть.

К худу или к добру — а только конец близок, сказала ему Тика. Теперь Карамон и сам в это поверил. Ступив в воду, он сразу ощутил напор мощного течения, подталкивавшего его вперед. На миг ему показалось, будто это само Время неудержимо несло его к… К чему? К гибели? К концу света? А может, к возрождению и началу?..

Берем нетерпеливо устремился вперед, расплескивая воду, но Карамон вновь его удержал.

— Давай-ка лучше вместе, — низкий голос великана породил эхо под сводами пещеры. — Не ровен час, тут еще какие-нибудь сюрпризы, похуже того первого!

Это возымело действие: Берем остановился и подождал Карамона. Вместе они медленно и осторожно двинулись дальше, шаг за шагом, всякий раз тщательно ощупывая ногой дно, скользкое и сплошь усыпанное обломками камня…

Вброд пробираясь вперед, Карамон только-только начал чувствовать себя немного уверенней, когда что-то живое с такой силой врезалось в его ногу в кожаном сапоге, что великан едва не упал. Он взмахнул руками, удерживая равновесие, и ухватился за Берема.

— Что еще за напасть?.. — проворчал он, опуская факел к поверхности воды. Из непроглядного, поблескивающего потока немедленно высунулась голова привлеченного светом существа. Карамон ахнул от ужаса, и даже Берему на миг сделалось не по себе. — Драконы!.. — прошептал Карамон. — Детеныши!.. Только что вылупившиеся!..

Дракончик раскрыл рот и пронзительно заверещал. Ряды острых, точно бритвы, зубов отразили факельный свет. Потом голова скрылась, и детеныш снова боднул головой правый сапог Карамона. Другой уже тыкался в его левую ногу. Вода вскипала под ударами множества хвостов…

Крепкие кожаные сапоги были еще не по зубам новорожденным драконам. Но если я вдруг упаду, сказал себе Карамон, они мои косточки в один миг обчистят… Сколько раз он лицом к лицу встречался со смертью, но никогда прежде она так его не пугала. Он едва не поддался панике: скорее на берег, и пускай Берем, если больно охота, идет дальше один. Ему-то небось помирать не придется!..

Нет, со всей твердостью сказал он себе. Ничего не получится. Они ведь уже знают, что мы тут. Сейчас пришлют кого-нибудь… Или что-нибудь… Чтобы остановить нас. Кто же, кроме меня, задержит погоню, пока Берем будет делать то, что он собирается сделать…

Все происходившее вдруг показалось ему до крайности нелепым и даже смешным. В особенности, когда сзади послышались хриплые вопли и лязг стали. Бессмыслица какая-то, подумал он устало. Собрался погибать тут впотьмах, так хоть знать бы, ради чего?.. Бегу куда-то вдвоем с сумасшедшим и сам, похоже, с ума потихоньку схожу…

Берем тоже заслышал погоню, и она перепугала его куда больше драконов: он ринулся вперед с удвоенной быстротой. Карамон вздохнул и последовал за ним, стараясь не отставать. Скользкие твари по-прежнему носились туда и сюда, норовя ухватить его за ноги.

Берем смотрел куда-то вперед, в темноту. Временами он постанывал и взволнованно заламывал руки. Ручей повернул, и вода сделалась глубже. «Что-то будет, если зальет сапоги?» — гадал про себя Карамон. Драконья малышня и не думала от них отставать: запах теплой крови и человеческой плоти приводил юных хищников в неистовство. Шум вооруженной погони становился все ближе…

И тут что-то черней ночи кинулось Карамону прямо в лицо. Великан судорожно замахал руками, силясь устоять, и выронил факел. Факел зашипел и погас, зато Берем, отчаянно рванувшись навстречу, успел подхватить и удержать Карамона. Какое-то время двое мужчин держались друг за дружку, пытаясь хоть что-нибудь рассмотреть в кромешном мраке.

«Точно ослеп», — сказал себе Карамон. Он никак не мог решиться сделать хотя бы шаг. Ему казалось — стоит пошевелиться, и он рухнет в пустоту и будет падать, падать, падать без конца…

— Вот она! — сказал Берем и придушенно всхлипнул. — Сломанная колонна… Блистающие самоцветы… И она… Она тоже здесь… Она ждет меня… Она ждала все эти годы! Джесла!!! — закричал он и устремился вперед.

Карамон едва удержал Берема и ощутил нервный трепет его тела. Он напрягал зрение, тщетно вглядываясь во тьму. Нет, ничего не видно… Хотя… Постойте-ка…

Да! Измученное болью сознание затопила волна облегчения и благодарности. Он в самом деле увидел сиявшие вдали самоцветы. От них шел свет, которого не могла загасить даже тяжкая, душная тьма.

До колонны оставалось пройти не более ста футов. Карамон выпустил руку Берема и подумал: а что, может, это и выход. По крайней мере, для меня. Пускай Берем отправляется к своей сестре-привидению. А мне нужно немногое: выбраться назад… К Тике и Тасу… Он шагнул вперед, обретая уверенность. Еще пара минут — и конец. К худу или к добру…

— Ширак, — негромко прозвучал чей-то голос.

И вспыхнул ослепительный свет.

У Карамона на мгновение остановилось сердце. Медленно-медленно поднял он голову и посмотрел туда, откуда исходил свет. Из-под черного капюшона на него смотрели блестящие золотые глаза со зрачками в форме песочных часов.

Великан хотел перевести дух, но получилось что-то вроде последнего вздоха умирающего…

Смолк рев рогов, и в Тронном Зале восстановилось некое подобие спокойствия. И вновь глаза всех присутствующих — в том числе и самой Темной Владычицы — обратились к происходившему на возвышении.

Танис поднялся на ноги, крепко держа Корону Власти. У него не было ни малейшего понятия, что предвещали рога, какой рок готов был разразиться над ними. Он знал только: надо довести игру до конца. Чего бы это ни стоило.

Лорана!.. Ни о ком ином он больше не думал. Где бы ни были теперь Карамон, Берем и остальные, — он ничего уже не мог сделать для них. Он видел только тоненькую фигурку в серебряных латах, стоявшую на голове каменной змеи, несколько ниже него. Потом, почти случайно, он нашел глазами Китиару. Ее лица не было видно за драконьим шлемом-страшилом. Она сделала какой-то жест…

Танис скорее почувствовал, нежели услышал движение позади себя: ни дать ни взять ледяной ветерок коснулся его кожи. Он крутанулся… К нему шел государь Сот, и в его оранжевых глазах была смерть.

Танис попятился, сжимая в руках Корону. Он знал, что с загробным воителем ему не тягаться.

— Стой! — крикнул он и вытянул руку с Короной над краем возвышения. — Останови его, Китиара, не то последним своим усилием я брошу Корону в толпу!

Сот беззвучно засмеялся, продолжая идти. И протянул вперед призрачную руку, способную убить одним прикосновением.

— «Предсмертное усилие»! — произнес он негромко. — Да моя магия обратит тебя в пыль, и Корона окажется у моих ног!

— Государь Сот! — прозвенел голос со срединного возвышения. — Остановись! Пусть завоевавший Корону сам принесет ее мне!

Рыцарь Смерти заколебался. Рука его по-прежнему тянулась к Танису, но вопрошающий взгляд пустых глаз обратился к Китиаре.

Однако та, сдернув с головы драконий шлем, смотрела только на Таниса. Он видел, как сверкали ее карие глаза, как пылали от возбуждения щеки.

— Ты ведь принесешь мне Корону, Танис, не правда ли? — спросила она.

— Да, — сказал Танис и облизал пересохшие губы. — Я принесу тебе Корону.

— Стража! — приказала Китиара и махнула рукой. — Проводить! Всякий, кто прикоснется к нему, умрет от моей руки. Государь Сот! Присмотри, чтобы он вернулся ко мне невредимым!

Танис покосился на государя Сота, и тот медленно опустил свою смертоносную руку.

— Все-таки он по-прежнему повелевает тобою, моя госпожа, — померещился Танису призрачный шепот, полный насмешки.

Сот пошел рядом с ним, и у Таниса кровь стыла в жилах от леденящего холода, который излучал давно умерший рыцарь. Вместе спустились они по ступеням — бледный призрак и Полуэльф с окровавленной Короной в руках…

Ариакасовы офицеры, с оружием наготове стоявшие у подножия, неохотно подались прочь. Танис соступил на пол и прошел мимо них, ощущая на себе немало мстительных взглядов. То тут, то там поблескивали кинжалы, а темные глаза грозили расправой…

Стражники Китиары обступили их с мечами наголо, но не они — грозная аура, окружавшая Рыцаря Смерти, позволила Танису невозбранно пересечь переполненный Зал. Пот градом лил с него под броней. Так вот какова она, власть. Тот, на ком Корона, воистину правит. Но хватит и одного-единственного взмаха ножа убийцы в ночном мраке, чтобы…

Между тем они приблизились к лесенке, что вела на срединное возвышение, к голове, изваянной из камня змеи. Наверху стояла Китиара, торжествующая и прекрасная. Танис один взошел по торчавшим ступеням: государь Сот остался внизу. В его пустых глазницах тлел оранжевый свет. Поднимаясь наверх, Танис вновь увидел Лорану, стоявшую позади Китиары. Лицо Лораны было бледно, но спокойно и собранно. Она мельком глянула на него и на залитую кровью Корону… И отвернулась. Он не взялся бы угадывать, о чем она думала, что чувствовала. Да какая разница. Он все ей объяснит…

Китиара подбежала к нему и обняла его. Толпа разразилась приветственным криком.

— Танис!.. — выдохнула Темная Госпожа. — Право же, мы с тобой просто предназначены для того, чтобы править вместе! Ты был великолепен! Просто великолепен!.. Я отдам тебе все… Все что угодно…

— И Лорану? — спокойно спросил он, пользуясь тем, что никто не слышал его среди всеобщего гвалта. Глаза Таниса — чуть раскосые глаза, выдававшие его эльфийское происхождение, — так и впились в карие глаза Китиары.

Китиара метнула быстрый взгляд на эльфийку. Та была бледна и неподвижна до того, что вполне могла бы сойти за мертвое тело.

— Забирай ее, если хочешь, — пожала плечами воительница. И придвинулась совсем близко, так, чтобы слышал только он один: — Но зачем она тебе, Танис? Ведь теперь у тебя есть я!.. Днем мы будем командовать армиями… Повелевать миром… Зато ночью… Наши ночи, Танис! Они будут принадлежать только нам… Нам двоим… Мне и тебе… — Она часто дышала, руки нежно гладили его лицо, обросшее бородой. — Коронуй же меня Короной Власти, любимый!..

Глядя на нее сверху вниз, Танис видел в ее взгляде волнение и страсть. Она льнула к нему всем телом, торжествуя и трепеща. Войска вокруг них разразились безумным криком, от которого содрогались стены Храма. Танис медленно поднял руки с Короной Власти… Но не над головой Китиары. Над своей собственной.

— Нет, Китиара! — прокричал он так, что услышали все. — Лишь один из нас будет властвовать — и не только ночью, но и днем! И это буду я!

По Залу пролетел смех, потом — гневный ропот. Глаза Китиары изумленно округлились… Потом быстро сузились…

— Даже не пробуй, — сказал Танис и поймал ее руку, метнувшуюся к поясному ножу. Он держал ее мертвой хваткой. — Сейчас я уйду из этого Зала, — сказал он тихо, чтобы слышала только она одна. — Уйду вместе с Лораной. А ты со своими воинами проводишь нас наружу. И когда мы благополучно уберемся из этой обители зла, я отдам тебе Корону. Начнешь шутить со мной — и никогда ее не наденешь. Поняла?

Китиара насмешливо скривила губы.

— Значит, тебе действительно ничего не нужно, кроме нее? — ядовито прошептала она.

— Именно так, — сказал Танис. Сильнее сжал пальцы и увидел в глазах женщины отражение боли. — Клянусь в этом душами тех, кого я любил — Стурма Светлого Меча и Флинта Огненного Горна. Ну что, веришь теперь?

— Верю, — с горечью и яростью ответила Китиара. Потом в ее взгляде засветилось невольное восхищение: — А мог бы столько приобрести…

Танис выпустил ее, не добавив ни слова. Повернувшись, он подошел к Лоране — та стояла спиной к нему и незряче смотрела поверх голов толпы. Танис крепко взял ее за руку.

— Пойдем со мной, — велел он холодно.

Внизу бесновалась толпа, а сверху на них смотрела Владычица Тьмы. Богиня внимательно наблюдала эту схватку за власть, ожидая, кто же выйдет сильнейшим.

Ощутив его прикосновение, Лорана не отшатнулась. Она медленно повернула голову, так, что медовые волосы волной скатились с плеча, и посмотрела на него. В слепых глазах не было ни страха, ни гнева… Вообще ничего. Она словно не узнавала его.

«Все будет хорошо, — молча сказал он ей, и в сердце полилась боль. — Я объяс…»

Перед его глазами вспыхнуло серебро, метнулись золотые волосы. Что-то с силой ударило его в грудь. Он откачнулся назад, попытался удержать девушку — и не сумел.

Оттолкнув его, Лорана, точно спущенная пружина, метнулась к Китиаре, протягивая руку к мечу, висевшему у воительницы на боку. Ее внезапный бросок застал Китиару врасплох. Она не успела опередить эльфийку: стремительным движением Лорана выхватила меч из ножен и тут же ударила Китиару в лицо рукоятью, сшибив ее с ног. Повернувшись, Лорана бросилась к краю…

— Лорана! Стой!.. — закричал Танис. Он прыгнул наперерез, думая остановить девушку… И ощутил острие меча у своего горла.

— Не двигайся, Танталас, — приказала Лорана. Зрачки ее зеленых глаз были расширены от волнения, но рука с мечом ничуть не дрожала. — Не двигайся, иначе умрешь. Я убью тебя, если это потребуется…

Танис подался вперед, но острое лезвие прокололо ему кожу. Он беспомощно остановился.

— Видишь, Танис? Я уже не та глупенькая, влюбленная девочка, которую ты знал когда-то, — грустно улыбнулась Лорана. — Я больше не папенькина дочка, живущая при дворе… Я даже и не Золотой Полководец. Я просто Лорана. И я буду жить или умру сама, без твоей помощи.

— Лорана! Выслушай меня! — взмолился Танис и вновь подался вперед, поднимая руку, чтобы отвести клинок, впивавшийся в его тело.

Он увидел, как она крепко сжала губы. Ее зеленые глаза замерцали. Потом она со вздохом отняла меч от его горла и приставила к латам на его груди. Танис улыбнулся, хотел что-то сказать… Лорана пожала плечами, вздохнула — и коротким толчком в грудь столкнула его с возвышения.

Он неуклюже замахал руками в воздухе и тяжело рухнул на каменный пол. И увидел, летя вниз, как Лорана с мечом в руке спрыгнула следом за ним и ловко встала на ноги.

Танис упал неудачно — спиной. Удар оборвал дыхание и почти оглушил его. Корону Власти выбило из руки — она покатилась прочь по гладкому гранитному полу. Сверху долетел неистовый визг Китиары.

— Лорана… — Простонал Танис, ища ее взглядом. Ему больно было дышать. Мелькнули, исчезая, серебряные доспехи…

— Корону! Принесите мне Корону!.. — кричала Китиара.

Но теперь кричала не только она. Все Повелители, сколько их присутствовало в Зале, были уже на ногах, и каждый посылал своих воинов за тем же. Драконы снялись с насестов и закружились в воздухе. От пятиглавой Владычицы волнами распространялась тьма: Богиня с восторгом следила за состязанием, развернувшимся у ее ног. В нем выживут только сильнейшие; они-то и станут ее новыми полководцами…

Танис чувствовал, как топчут его когтистые лапы драконидов, башмаки гоблинов и подкованные сапожищи людей. Он пытался подняться, понимая, что иначе будет убит. Кое-как выпрямившись, он начал высматривать серебряную звездочку. Она мелькнула один раз — и пропала, исчезнув среди всеобщей свалки…

Перед ним возникло чье-то перекошенное лицо. Темные глаза вспыхнули яростью. Черенок копья ударил его в бок…

Танис со стоном рухнул обратно на пол. В Большом Тронном Зале воцарился хаос.

11. «ДЖЕСЛА ЗОВЕТ…»

Рейстлин!.. Это была лишь мысль, не произнесенная вслух. Карамон пытался заговорить, но не мог издать ни звука.

— Да, братик, — сказал Рейстлин, как всегда, отвечая на мысль своего близнеца. — Да, это я. Последний страж, отделяющий тебя от твоей цели. Я тот, кому Ее Темное Величество велела быть здесь, когда протрубят трубы… — Рейстлин насмешливо улыбнулся. — Следовало бы мне знать, что это будешь именно ты. Кто еще мог так дурацки попасться в мою колдовскую западню…

— Рейст… — Начал Карамон. И смолк, задохнувшись. Он был просто не в состоянии говорить. Измотанный болью, страхом и слабостью, он дрожал от холода, стоя по колено в воде. Похоже, все это было для него уже слишком. Насколько проще было бы дать черным водам сомкнуться над головой, и пусть острые зубы юных драконов рвут его плоть. Боли хуже той, что он теперь испытывал, уже не будет…

Потом рядом с ним шевельнулся Берем. Он рассеянно смотрел на Рейстлина и явно не понимал, что к чему. Он потянул богатыря за руку:

— Джесла зовет… Пойдем.

Карамон всхлипнул и выдернул у него руку. Берем рассерженно посмотрел на него… И двинулся дальше один.

— Нет, дружок. Мы с тобой никуда не спешим.

Рейстлин вскинул тощую руку, и Берем остановился, едва не упав. Вечный Человек поднял голову и натолкнулся на взгляд золотых глаз мага, стоявшего над ними на скальном карнизе. Всхлипывая, заламывая руки. Берем с невыразимой тоской повернулся к мерцающей, недостижимой колонне… Он не мог сдвинуться с места. Страшная, непреодолимая сила загораживала ему путь.

Карамон заморгал, пытаясь скрыть внезапные слезы. Он ощущал силу брата и пытался совладать с отчаянием. Он ничего не мог поделать… Разве что попытаться убить Рейстлина. Его душа содрогнулась… Нет уж. Скорее, он умрет сам…

И Карамон поднял голову. Что ж, пусть будет так. И если умирать, так умирать сражаясь, Я всегда хотел именно такого конца.

Даже если это будет смерть от руки брата…

Взгляды близнецов встретились.

— Значит, ты теперь носишь Черные Одежды? — разлепил запекшиеся губы воитель. — Не вижу против света…

— Да, братик, — ответил Рейстлин и поднял Посох Магиуса повыше. Серебряный свет облил его с ног до головы. Его худое тело облекали одежды из мягчайшего черного бархата. Они муарово переливались на свету и при этом казались черней, чем даже вечная ночь, окружавшая их в подземелье.

Карамон продолжал, содрогаясь при мысли о том, что ему предстояло совершить:

— И твой голос… Он так окреп, изменился… Словно бы это ты — и не ты…

— Это долгая история, Карамон, — отвечал Рейстлин. — Когда-нибудь, со временем, может, я ее тебе расскажу. Но теперь, братик, боюсь, нам некогда. Сюда бегут стражники-дракониды, которым велено поймать Вечного Человека и живым доставить его пред очи Темной Владычицы. Где ему и настанет конец. Ибо он не бессмертен, уверяю тебя. Своими заклинаниями она развеет по ветру и тело его, и душу. Потом пожрет его сестру… Тогда-то Владычица сможет вступить на Кринн во всем своем могуществе и величии. Она станет править и этим бренным миром, и высшими планами бытия, и Бездной. Никто и ничто не сможет противиться ей!

— Не понимаю…

— Конечно, братец, где уж тебе. — В голосе Рейстлина прозвучали нотки былой раздражительности и язвительного сарказма. — Только ты способен стоять бок о бок с Вечным Человеком, единственным существом на всем Кринне, которое может прекратить войну и загнать Владычицу обратно в ее королевство теней… Только ты способен стоять с ним рядом — и не понимать ничего!

Рейстлин придвинулся к краю выступа, на котором стоял, и наклонился, опираясь на посох. Он поманил к себе брата, но Карамон не двинулся с места: уж не хочет ли тот заколдовать его?.. Рейстлин, впрочем, лишь пристально смотрел на него.

— Вечному Человеку осталось пройти всего лишь несколько шагов, братик, чтобы воссоединиться с сестрой. Все эти годы она терпела невообразимые муки, ожидая, когда же он возвратится и освободит ее от пытки, на которую она сама себя обрекла…

— И что тогда?.. — пробормотал Карамон, Взгляд брата удерживал его крепче всякого заклинания.

Дрогнули зрачки, напоминавшие песочные часы. Рейстлин заговорил совсем тихо. Ему больше не было нужды шептать, но привычка брала свое. К тому же маг находил, что шепот нередко оказывался убедительнее.

— Тогда, милый мой братик, из-под двери будет выдернут клин, и дверь захлопнется, а Владычица взвоет от ярости на всю Бездну… — Рейстлин поднял глаза и указал бледной, тощей рукой вверх: — И тогда этот Храм, возрожденный Истарский Храм, искореженный Злом… Он будет разрушен.

Карамон ахнул, но тут же недоверчиво нахмурился.

— Нет, я не обманываю, — вновь ответил Рейстлин на его мысль. — То есть я обманываю, не задумываясь, когда мне это нужно. Но мы с тобой, братец, все еще настолько близки, что тебе я солгать не могу. Да и зачем бы? Меня даже больше устроит, если ты будешь знать правду…

У Карамона мутилось в голове. Он по-прежнему не особенно понимал, что к чему, но особо размышлять было некогда. Позади него в тоннеле металось гулкое эхо: стражники уже спускались по лестнице. И на воителя снизошли спокойствие и решимость.

— Стало быть, ты знаешь, что я должен сделать, Рейст, — проговорил он. — Может, ты вправду стал шибко могущественным, а только никуда не денешься, должен сосредоточиться прежде, чем колдовать. А значит, пока ты будешь разбираться с одним из нас, другой будет свободен. Берема тебе не убить… — Карамон страстно надеялся, что Берем услышит его слова и, когда понадобится, будет действовать быстро, — … Это может сделать только твоя Богиня. Короче, остаюсь…

— Остаешься ты, — тихо проговорил Рейстлин. — Да, я вполне способен убить тебя…

Выпрямившись, он вскинул руку — и, не успел Карамон ни завопить, ни заслониться, как тьму озарил огненный шар. Казалось, кусок солнца провалился в мрачное подземелье. Шар ударил прямо в Карамона и опрокинул его в воду.

Обожженный, ослепший от неистового света, оглушенный силой удара, Карамон почувствовал, что теряет сознание и начинает тонуть. Потом острые зубы впились в его руку и стали рвать тело. Жестокая боль подхлестнула сознание. Карамон закричал от боли и ужаса, судорожно пытаясь выбраться из смертоносного потока…

Он все-таки поднялся, шатаясь, как пьяный. Драконьи детеныши, попробовавшие крови, с бешеной досадой теребили его сапоги. Стиснув искусанную руку здоровой, Карамон оглянулся на Берема и пришел в полное отчаяние, увидев, что тот не сдвинулся с места и на дюйм.

— Джесла! Я здесь!.. Я пришел освободить тебя!.. — кричал Вечный Человек и… Оставался на месте — заклятие держало крепко. Он беспомощно бил кулаками в незримую стену, преградившую ему путь. Горе поглощало остатки его разума.

Рейстлин совершенно спокойно смотрел на стоявшего перед ним брата, на кровь, стекавшую по его изодранным рукам.

— Да, я стал могущественным, Карамон, — сказал он, глядя в страдальческие глаза близнеца. — Наш общий друг Танис, сам того не ведая, избавил меня от единственного на всем Кринне человека, который способен был меня превзойти, и теперь я — величайший маг этого мира. И мое могущество лишь возрастет, если… Если уйдет Владычица Тьмы!

Карамон молча смотрел на него, ничего не соображая от отчаяния и боли. Сзади громко плескала вода, слышались торжествующие возгласы драконидов, Карамон уже не мог драться. Он просто стоял и смотрел на брата…

И только когда Рейстлин поднял руку и сделал какой-то жест в сторону Берема, до него начало смутно доходить…

Жест мага вернул Берему свободу. Вечный Человек бросил последний взгляд на Карамона и драконидов — те со всей возможной скоростью брели к ним по воде, и кривые мечи зловеще сверкали в свете волшебного посоха. Потом Берем посмотрел на Рейстлина, стоявшего на скале в своих длинных черных одеждах. И наконец, издав радостный крик, гулко отдавшийся под низкими сводами, он бросился к колонне самоцветов:

— Я иду, Джесла! Я здесь!..

— …И запомни, братец, — прозвучал в мозгу Карамона мысленный голос Рейстлина. — Все это происходит только потому, что я того пожелал. Это я избрал такой ход событий!

Карамон слышал яростные вопли драконидов: добыча ускользала от них. Юные дракончики продолжали терзать его сапоги, раны невыносимо болели, но Карамон не замечал. Точно во сне, смотрел он на Берема, бежавшего к поблескивающей колонне. И правда, все кругом гораздо больше смахивало на сон, чем на явь.

Быть может, всему виной было его воспаленное воображение, но ему показалось, что, когда Берем приблизился к колонне, зеленый камень в его груди разгорелся даже ярче Рейстлинова огненного шара. И, словно бы в ответ на это сияние, внутри колонны обозначился призрачный, мерцающий силуэт женщины, одетой в простую кожаную рубашку. Она была красива какой-то удивительно хрупкой, трогательной красотой. И глаза у нее были точь-в-точь как у Берема — слишком юные для лишенного возраста худенького лица.

Берем подбежал к ней вплотную и остановился. Какое-то время в пещере не происходило никакого движения. Замерли даже дракониды, стиснувшие в когтистых лапах кривые клинки. Подлинный смысл происходившего был им недоступен, но все же, хотя и смутно, они понимали — их собственные судьбы, да что там, судьба всего мира повисла на волоске. Все теперь зависело от Вечного Человека.

Карамон совсем позабыл про холод и боль от ран. Для него более не существовало ни страха, ни отчаяния, ни надежды. Слезы выступили у него на глазах, горло болезненно жгло. Берем стоял лицом к лицу со своей сестрой. С сестрой, которую он убил. С сестрой, которая принесла себя в жертву, чтобы у него — и у остального мира — сохранилась надежда. Посох Рейстлина ярко освещал их обоих, и Карамон видел, как бледное лицо Берема мучительно исказилось.

— Джесла, — прошептал он, раскидывая руки. — Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня?

А кругом было тихо, только приглушенно журчала вода да осевшая влага капала со скал — звуки, которые эта пещера слышала чуть не с начала времен.

— Нам с тобой нечего прощать друг другу, брат… — Мерцающая тень Джеслы раскрыла ему объятия. На ее изможденном лице были покой и любовь.

Берем издал нечленораздельный крик, в котором смешались мука и радость. И бросился в объятия сестры.

Карамон ахнул. Образ Джеслы рассеялся, и воитель увидел: Берем ударился о колонну с такой силой, что тело его напоролось на острые сколы разбитого камня и повисло на них. Последний вопль Берема был страшен. Но в нем отчетливо слышалось и торжество.

Распятое тело содрогнулось в конвульсиях. Темная кровь хлынула на самоцветы, гася их огненный блеск.

— Берем! Там никого нет!.. Все это вранье!.. — Карамон с хриплым криком кинулся к умирающему, зная, что Вечный Человек все равно не умрет, что он… Он…

Потом он остановился.

Скалы над его головой начали содрогаться. Дно ручья под ногами заходило ходуном. Стремительное течение черной воды неожиданно прекратилось. Поток остановился, как-то неуверенно плеща на камни и словно бы не зная, куда течь дальше. Дракониды встревоженно закричали…

Карамон смотрел на Берема, на его разбитое тело, пригвожденное к изломанному камню. Оно шевельнулось еще раз, словно бы испуская последний вздох, — и замерло совсем, а внутри колонны какой-то миг мерцали два светящихся силуэта.

Потом и они исчезли.

Вечный Человек был мертв.

Танис оторвал голову от каменного пола Тронного Зала как раз вовремя, чтобы увидеть хобгоблина, собиравшегося пырнуть его копьем. Поспешно перекатившись, Танис схватил его ногу в сапоге и рванул. Нападавший рухнул на пол, и другой воин — тоже хобгоблин, только в латах другого цвета — немедля раскроил ему голову булавой.

Танис поспешно вскочил. Надо выбираться отсюда! Надо как можно скорее разыскать Лорану… На него бросился драконид, и Танис нетерпеливо проткнул его мечом, едва припомнив, что меч следовало поскорее выдернуть, покуда тело не обратилось в камень. Чей-то голос выкрикнул его имя. Танис повернулся и увидел государя Сота, стоявшего подле Китиары. Обоих окружали воины-призраки. Китиара с ненавистью глядела на него, указывая рукой. Государь Сот подал знак, и неупокоенные хлынули с возвышения вниз, точно река смерти, уничтожавшая на своем пути все живое.

Танис хотел бежать, но далеко ли убежишь в сплошной толчее! Он отчаянно прорубал себе путь, уже ощущая спиной наползающий холод и от страха едва не теряя сознание…

И в это время прозвучал чудовищный треск. Содрогнулся под ногами каменный пол. Сражение, кипевшее вокруг, прекратилось само собой: каждого заботило только одно — устоять. Танис непонимающе огляделся, гадая, что происходит.

Огромный кусок покрытого мозаикой камня свалился с потолка, угодив прямо в гущу драконидов, тщетно пытавшихся отскочить. За первым камнем посыпались еще и еще. Со стен падали факелы, опрокинутые свечи гасли в лужах растершегося воска. Подземный гром делался все слышнее. Танис оглянулся на неупокоенных и увидел, что даже они замешкались, испуганно и вопрошающе оглядываясь на своего вожака.

Пол внезапно ушел из-под ног, в поисках опоры Танис схватился за какую-то колонну… Сокрушительная волна тьмы накрыла его.

Гнев Владычицы затопил сознание Полуэльфа. Гнев и ярость, от которых череп, казалось, готов был вот-вот разлететься. Он закричал от боли и схватился за голову. Тьма делалась все плотнее: Такхизис угадала грозившую ей опасность и прилагала неистовые усилия, чтобы дверь, приоткрытая ею в мир, все-таки не захлопнулась. В Зале не осталось ни единого проблеска света. Крылья ночи распростерли над ним непроницаемую черноту.

Танис слышал, как повсюду кругом него перекликались и ощупью искали друг друга дракониды. Там и сям раздавались голоса офицеров, пытавшихся навести хоть какой-то порядок и пресечь панику, готовую вот-вот охватить войско: все чувствовали, как истаивает могущество их Богини. Вот гневно прозвенел и неожиданно смолк голос Китиары…

Жуткий, раздирающий грохот, за которым последовали крики боли, сказал Танису, что все гигантское здание готово было вот-вот рухнуть им на головы.

— Лорана!.. — закричал он. Поднялся, шатаясь, и вслепую попытался идти, но волна мечущихся драконидов тут же сбила его с ног. Сталь гремела о сталь. Откуда-то снова раздался голос Китиары: она призывала свои войска.

Борясь с отчаянием, Танис в очередной раз поднялся с пола. Резкая боль пронзила его руку. Яростным движением он отмахнулся от удара меча, нацеленного на него в темноте, и что было мочи пнул ногой напавшую тварь…

Новый удар грома заставил сражавшихся забыть друг о друге. Все, кто был в Храме, одновременно подняли головы и затаили дыхание, вглядываясь во тьму над собой. Смолкли все голоса. Такхизис, Владычица Тьмы, зависла над ними, воплотившись в образе пятиглавой драконицы, присущем ей на этом плане бытия. Гигантское тело переливалось мириадами красок. Их было столько, слепящих, помрачающих разум, что рассудок не мог вместить ее жуткого величия и вовсе забывал, что же такое цвет. Всебесцветная! Не зря ее так называли. Пять голов разевали громадные пасти. Множество глаз горело огнем, вожделея поглотить этот мир…

Вот и все, подумал Танис с отчаянием. Вот и все. Она победила. А мы… Богиня торжествующе вскинула все пять голов… И купол над нею раскололся пополам.

Истарский Храм начал корчиться, изменяясь, воссоздавая себя, возвращаясь к своему первоначальному облику, к тому, каким он был до того, как Зло извратило его.

Тьма внутри Зала заколебалась… И рассеялась под серебряными лучами Солинари, которую гномы называли Ночная Свеча.

12. ВОЗВРАЩЕННЫЙ ДОЛГ

— А теперь, братец, прощай.

Рейстлин извлек из складок черных одежд небольшой гладкий шарик. Око Дракона.

Карамон почувствовал, как оставляют его последние силы. Он тронул рукой повязку, и ладонь покрыла липкая кровь. Голова немилосердно кружилась, свет посоха плыл перед глазами. Словно во сне, откуда-то издалека раздалось ворчание драконидов: стряхнув первоначальный испуг, они двигались к нему — прикончить его. Залитая водой скала дрожала под ногами… Или это у него самого от слабости ноги тряслись?

— Убей меня, Рейстлин… — Карамон смотрел на брата безо всякого выражения.

Рейстлин помедлил. Золотые глаза его сузились.

— Я не хочу умирать от их рук, — спокойно продолжал Карамон. Оставалось попросить о малости: — Прикончи меня, брат. Хотя бы этим ты мне обязан…

Золотые глаза так и вспыхнули.

— ОБЯЗАН! — Рейстлин с шипением втянул в себя воздух. — ОБЯЗАН ТЕБЕ! — повторил он придушенным голосом, и лицо его, освещенное пламенем хрустального шарика, побелело. Свирепея, он повернулся и простер руку к драконидам. Молнии стекли с его пальцев и поразили отвратительных тварей. Вопя от боли и изумления, дракониды один за другим валились в черную воду, и вскоре на поверхности заклубилась зеленая кровавая пена: новорожденные драконы пожирали своих двоюродных родственников.

Карамон тупо наблюдал за их гибелью. Ему было плохо, он слишком ослаб для того, чтобы о чем-нибудь думать. Он только слышал бряцание чьих-то мечей, перекликающиеся голоса. Он начал падать вперед, увидел, как устремляется навстречу черная вода…

…И оказался на твердой земле. Он моргнул и поднял глаза. Он сидел на скале рядом со своим братом. Рейстлин стоял подле него на коленях, держа в руке посох.

— Рейст!.. — выдохнул Карамон, и к глазам богатыря подступили слезы. Неверным движением он поднял руку и коснулся плеча брата, ощутив бархатную мякоть его одежд.

Рейстлин отодвинулся.

— Вот что, Карамон, — проговорил он голосом, в котором тепла было не больше, чем в темных водах внизу. — На сей раз я спасу тебе жизнь, но больше чтобы никаких счетов. Я ничем тебе не обязан!

Карамон сглотнул.

— Рейст, — сказал он тихо. — Я совсем не имел в виду… Рейстлин точно не слышал.

— Стоять можешь? — спросил он раздраженно.

— П-попробую, — неуверенно пробормотал Карамон. — А… А ты не мог бы использовать эту… Эту штуку… — Он указал на Око, — … Чтобы нам с тобой убраться отсюда?

— Мог бы, только вот путешествие вряд ли особо понравилось бы тебе, братец. И потом — ты что, уже забыл о тех, что явились с тобой сюда?

— Тика! — ахнул Карамон. — Тас!.. — И кое-как поднялся, цепляясь за мокрые камни. — И Танис! Как насчет того, чтобы…

— Танис пускай сам о себе думает. Ему-то я долг отдал уже десятикратно, — хмыкнул Рейстлин. — Не расплатиться ли мне лучше с другими?

Крики, смутно доносившиеся из тоннеля, становились все громче. Исполняя последние приказы своей Владычицы, в пещеру врывались войска.

Карамон устало потянулся к рукояти меча, но прикосновение холодных, костлявых пальцев заставило его остановиться.

— Не стоит, — прошептал Рейстлин, и его тонкие губы скривила мрачная усмешка. — С некоторых пор я не нуждаюсь в тебе. И уже не буду нуждаться… Никогда более. Смотри!

В следующий миг его магия обратила подземную ночь в сияющий день. Карамону, все-таки вытащившему меч, только и оставалось, что стоять подле брата и благоговейно смотреть, как его чары поражают врага за врагом. Молнии с треском срывались с рук колдуна, пламя слетало с ладоней, из ниоткуда возникали призраки до того страшные, что самый ужас, излучаемый ими, был смертоносен.

С воплями падали гоблины, пронзаемые пиками рыцарского легиона, который по слову Рейстлина огласил пещеру воинственным песнопением, а по другому его слову — исчез без следа. Драконья молодь в ужасе спешила укрыться в темных, потайных логовах, где плесневела скорлупа их яиц. Дракониды обугливались и чернели в огне. Темные жрецы, которых последний приказ их Владычицы тучами ринул в подземелье, пали, пронзенные стаями сверкающих копий, и исступленные молитвы их сменились предсмертными криками…

Наконец появились Черные Одежды — старейшины Ордена, пришедшие истребить юного выскочку… И, едва появившись, с ужасом убедились, что, при всей их древности, Рейстлин некоторым мистическим образом был еще старше их. Его сила не поддавалось описанию; победить его было попросту невозможно. Прозвучали заклинания, и маги стали исчезать один за другим, причем многие, улетучиваясь, с глубоким почтением кланялись Рейстлину…

И вот опять стало тихо, только лениво плескалась вода. Хрустальный свет Посоха Магиуса заливал пустую пещеру. Храм поминутно сотрясала новая судорога, и Карамон с опаской поглядывал вверх. Магическая битва длилась какие-то мгновения. Но Карамону в горячке уже казалось, что они с братом торчали в этом жутком месте чуть не всю жизнь.

Когда мантия последнего мага растворилась во тьме, Рейстлин оглянулся на брата.

— Видал? — холодно произнес он.

Великан молча кивнул. Глаза у него были круглые.

Земля тряслась все сильнее. Волны бились о скалы. На том конце пещеры задрожала и раскололась сломанная колонна, усеянная самоцветами. Карамон поднял глаза к готовому обрушиться потолку, и в лицо ему посыпалась каменная крошка.

— Что случилось? — спросил он в тревоге. — Что это значит?

— Это значит, что наступил конец, — сказал Рейстлин. Подобрал полы черных одежд и раздраженно бросил брату: — Пошли отсюда. Идти-то сможешь?

— Смогу… Погоди только чуть-чуть, — проворчал Карамон. Кое-как оттолкнувшись от камней, он шагнул вперед, но тут же зашатался и чуть не упал. — Я думал… Я крепче, — простонал он и схватился за бок.

Он выпрямился, хотя и с величайшим трудом. Губы у него были белые, по лицу тек пот. Он сделал еще шаг…

Рейстлин с угрюмой усмешкой наблюдал за тем, как, спотыкаясь, бредет к нему Карамон. Потом маг протянул ему руку.

— Обопрись на меня, братец, — сказал он негромко.

В гигантском куполе Большого Тронного Зала разверзся огромный пролом. Каменные глыбы рушились вниз, круша и сметая все живое внизу. Хаос, царивший в Зале, сменила паника. Напрасно офицеры выкрикивали команды, напрасно подкрепляли свои слова ударами кнутов, а то и мечей, — воины думали только об одном: как бы спасти свою жизнь, как бы успеть выскочить из рушащегося Храма. В своем бегстве они безжалостно рубили всякого, кто оказывался у них на пути, — даже своих собственных недавних товарищей. Кое-кому из наиболее могущественных Повелителей удалось-таки сплотить вокруг себя преданных телохранителей и с их помощью выбраться наружу. Другие пали — зарезанные собственными воинами, раздавленные падающими глыбами или попросту затоптанные.

Отчаянно продираясь вперед, Танис неожиданно заметил впереди то, что он страстно молил Богов позволить ему отыскать — ореол золотых волос, горевший в серебряных лучах Солинари, словно пламя свечи.

— Лорана!.. — закричал он, вполне сознавая, что за шумом и грохотом она все равно его не услышит. Он устремился к ней, прокладывая себе путь бешеными ударами меча. Летящий обломок камня распорол ему щеку. По шее потекла горячая кровь, но ни кровь, ни боль уже не имели значения. Он лягал, пинал и рубил мечущихся драконидов, прорываясь к Лоране. Несколько раз он пододвигался к ней вплотную, но толпа снова и снова оттаскивала его прочь.

Лорана стояла у прохода в один из притворов, отбиваясь от драконидов отобранным у Китиары мечом. Действовала она им с ловкостью и сноровкой, порожденной долгими месяцами войны. Танис почти достиг ее как раз в тот момент, когда, расшвыряв врагов, она осталась на миг в одиночестве.

— Лорана! — крикнул он, перекрывая шум. — Подожди меня!..

Она услышала его. Она обернулась, и при свете луны он разглядел, что ее глаза были спокойны, а взгляд — тверд.

— Прощай, Танис, — сказала она ему по-эльфийски. — Я обязана тебе жизнью, но не душой.

С этими словами она повернулась к нему спиной и, шагнув под арку, исчезла во тьме.

Очередная глыба, обрушившаяся с потолка Храма, с треском разлетелась на гранитном полу, с головы до ног осыпав Таниса пылью и мусором. Какое-то время он стоял неподвижно, качаясь от усталости, и смотрел вслед Лоране. Кровь затекла ему в один глаз. Он рассеянно стер ее… А потом неожиданно начал смеяться. Он хохотал, пока с кровью на его лице не смешались слезы, выступившие из глаз. Наконец, совладав с собой, он поудобнее перехватил окровавленный меч и побежал в темноту следом за девушкой.

— Они ушли вон по тому коридору, Рейст… То есть Рейстлин… Карамон едва не прикусил язык, произнеся детское прозвище брата. Как-то очень уж не подходило оно к этому грозному и молчаливому магу в черных одеждах.

Они стояли у столика тюремщика, рядом с трупом хобгоблина. Стены кругом них положительно сходили с ума: шатались, трескались, выравнивались… Перевоплощались. Зрелище это наполняло Карамона смутным ужасом, точно воспоминание о давно позабытом ночном кошмаре. Он предпочитал пореже отводить взгляд от лица брата, на руку которого с благодарностью опирался. Рейстлин, по крайней мере, был существом из плоти и крови, чем-то реальным посреди страшного сна.

— Ты знаешь, куда он ведет? — оглядывая восточный коридор, спросил Карамон.

— Да, — ответил Рейстлин равнодушно.

У Карамона свело живот от внезапного страха.

— Ты… Ты уже знаешь, что с ними что-то случилось…

— Они, как всегда, сделали глупость, — сказал Рейстлин с горечью. — А ведь тогда во сне им дано было предупреждение, — тут он глянул на брата, — как и всем остальным. А впрочем, я, может, еще поспею, хотя для этого и придется поторопиться. Слышишь?

Карамон посмотрел в сторону лестницы. По ней уже шаркало множество когтистых лап: стража мчалась предотвратить побег сотен узников, с чьих камер внезапная катастрофа сбила замки. Карамон потянулся к мечу…

— Уймись! — отрезал Рейстлин. — Подумай сам: на тебе ведь по-прежнему офицерские латы. На что мы им? Владычицы больше нет, а стало быть, и подчиняться им некому. Каждый из них теперь думает только о себе и о том, как бы урвать кусок пожирнее. Держись подле меня, брат, да прикинься, будто спешишь по делу…

Карамон поглубже вздохнул — и сделал, как ему было велено. Силы частично возвратились к нему, он мог идти сам, не опираясь на руку колдуна. Не обращая внимания на драконидов — которые тоже лишь мельком посмотрели на них, торопясь мимо, — братья отправились дальше по коридору. Стены справа и слева от них продолжали менять свою форму, потолок трескался и содрогался, пол вздымался и опадал под ногами. Сзади раздавались ужасающие крики: это узники отстаивали вновь обретенную свободу.

— Хорошо хоть, при той двери не будет охраны, — заметил Рейстлин, указывая вперед.

— О чем ты?.. — Карамон даже остановился, испуганно глядя на брата.

— Там ловушка, — прошептал Рейстлин. — Помнишь наш сон?

Карамон покрылся смертельной бледностью и, собрав остаток сил, помчался по коридору вперед. Рейстлин покачал головой в черном бархатном капюшоне и пошел следом за ним. Завернув за угол, он увидел брата стоящим на коленях между двумя телами, распростертыми на полу.

— Тика!.. Тика!.. — стонал великан. Бережно отведя с белого, застывшего лица девушки пропитанные кровью рыжие кудри, он пытался нащупать у нее на шее биение пульса. Вот он нашел его и с величайшим облегчением зажмурился… Потом потянулся рукой к кендеру: — Тас! Ох, Тас, зачем!..

Услышав знакомый голос, произносивший его имя, кендер поднял веки, но так, словно они были слишком тяжелы для него.

— Карамон… — Прошептал он еле слышно. — Я… Мне очень жаль…

— Тас!.. — могучие руки подхватили легкое, пылающее в лихорадке тело. Обняв Тассельхофа, Карамон стал укачивать его, точно младенца: — Тихо, Тас, не надо говорить…

Тело кендера скрутила предсмертная судорога. Карамону бросились в глаза сумочки и кошели Тассельхофа, в беспорядке раскиданные по полу: позабытые сокровища валялись, точно игрушки в детской, в которой не стало ребенка. Карамон заплакал.

— Я хотел спасти ее… — Содрогаясь от боли, прошептал Тас. — Я не сумел…

— Ты спас ее, Тас, — задыхаясь от слез, выговорил Карамон. — Она жива. Она просто ранена. Она выздоровеет, Тас…

— Правда?.. — Лихорадочно горевшие глаза кендера озарились внутренним светом, потом начали тускнеть. — Не сердись, Карамон, но… Я, похоже, не выздоровею… Ну да ничего, ты не волнуйся… Я зато Флинта скоро увижу… Он меня ждет… Хватит ему скучать там одному… И вообще… Не надо было ему туда без меня уходить…

— Что с ним? — спросил Карамон неслышно подошедшего брата. Не тратя времени даром, Рейстлин склонился над кендером, чей шепот уже перешел в бессвязное бормотание.

— Яд, — коротко ответил маг, глянув на золотую иголочку, поблескивавшую в факельном свете. Протянув руку, он несильно толкнул дверь. Щелкнул замок, и она повернулась на петлях, слегка приотворяясь.

Снаружи раздавались вопли и визг: солдатня и неракские невольники разбегались кто куда из рушащегося Храма, а небеса над ними содрогались от надсадного рева драконов. Повелители бились между собой, выясняя, кто же среди них сильнейший в этом новом, изменившемся мире. Рейстлин прислушался к шуму и задумчиво улыбнулся…

Рука брата, стиснувшая плечо мага, прервала его размышления.

— Ты можешь помочь ему? — спросил Карамон.

Рейстлин покосился на умирающего кендера.

— Слишком далеко он ушел, — холодно проговорил маг. — Я могу вернуть его, но это потребует части моей силы. А мы отнюдь еще не в безопасности, братец.

— Ты действительно можешь спасти его? — не унимался Карамон. — Неужели у тебя хватит могущества, чтобы?..

Рейстлин пожал плечами:

— Разумеется.

Тика зашевелилась и села, обхватив руками больную голову.

— Карамон!.. — радостно закричала она. Потом она увидела Таса. — Ой, нет… — Прошептала она. И, забыв о собственной боли, тронула окровавленной ладонью его горячечный лоб. Глаза кендера широко распахнулись от прикосновения, но Тику он не узнал. Он закричал от боли.

Его крики не могли заглушить топота когтистых лап, бегом приближавшихся по коридору.

Рейстлин снова посмотрел на брата. Тот по-прежнему обнимал Таса. Рейстлин хорошо знал, на какую нежность были способны огромные ладони богатыря.

«Вот так же он и меня обнимал», — подумалось магу. Он смотрел на кендера, а в памяти проносились яркие, памятные дни их юности, картины беззаботных путешествий вместе с Флинтом… Которого больше не было. И Стурма не было. Солнечные дни, когда на утехинских валлинах распускались зеленые почки… Вечеринки в «Последнем Приюте»… От которого остались теперь одни головешки. Как и от сожженных валлинов.

— Пусть это будет моим последним долгом, — сказал он вслух. — Я расплачусь сполна. — И, не обращая внимания на исполненный благодарности взгляд Карамона, велел: — Уложи его и поди уйми драконидов. Это заклинание потребует от меня полного сосредоточения. Ни под каким видом не допускай их сюда и не позволяй мне помешать!

Карамон бережно опустил Таса на пол у ног волшебника. Глаза кендера уже закатились, тело судорожно подергивалось, коченея, из горла рвался хрип.

— Не забудь, брат, что на тебе офицерские латы, — еще раз напомнил Рейстлин, запуская руку в один из множества тайных кармашков, которыми изобиловали его бархатные одеяния. — Пустись на хитрость… Если сумеешь.

— Ясно, — Карамон бросил последний взгляд на Таса и расправил плечи: — Давай, Тика, укладывайся обратно. Притворись, что ты без сознания…

Девушка кивнула и опустилась на пол, послушно закрывая глаза. Рейстлин слышал, как Карамон с лязгом удалился по коридору, слышал, как там зазвучал его низкий, гулкий бас… Потом маг сосредоточился для произнесения заклятия, позабыв и о брате, и о приближавшихся драконидах.

Вынув из внутреннего кармашка мягко лучащуюся белую жемчужину, Рейстлин крепко сжал ее в одной руке, а в другую взял серо-зеленый листок. Раздвинув судорожно сжатые челюсти кендера, Рейстлин засунул листок под распухший язык Тассельхофа. Некоторое время маг пристально смотрел на жемчужину, припоминая мудреные слова заклинания. Он мысленно проговорил их несколько раз, пока не уверился, что твердо помнит нужный порядок слов и правильно произнесет каждое. Он знал, что шанс у него был только один, второго не будет. Мало того. Если он сделает хоть что-то не так, кендер умрет наверняка, и с ним, весьма вероятно, погибнет он сам.

Прижав жемчужину к своей груди против сердца, Рейстлин закрыл глаза и начал произносить заклинание. Шесть раз пропел он каждую его строчку, каждый раз играя голосом чуть-чуть по-другому. И с восторгом ощутил, как магическая энергия пробежала по его жилам и, восприняв частицу его собственной жизненной силы, заключила ее в жемчужину.

Довершив начальную стадию заклинания, Рейстлин нагнулся, держа сияющий шарик над сердцем Тассельхофа. Снова закрыл глаза и опять начал читать заклинание, только теперь уже задом наперед. При этом он медленно крошил пальцами жемчужину, осыпая радужным порошком застывшее тело кендера. Кончив, Рейстлин устало открыл глаза и с торжеством увидел, как гримаса смертной муки покидает мальчишескую рожицу кендера, сменяясь блаженным покоем.

Тас открыл глаза.

— Ой! Рейстлин! Я… Тьфу! — И Тас выплюнул зеленый листок. — Бр-р, какая гадость! Откуда она взялась у меня во рту?.. — Тас приподнялся, очумело оглядываясь, и увидел свои рассыпавшиеся кошели. — Эй, кто тут рылся в моем имуществе? — Он с упреком уставился на мага — и вдруг вытаращил глаза: — Рейстлин! Так ведь ты теперь в Черных Одеждах! Во отпад!.. А можно потрогать? Ладно, ладно, нельзя так нельзя… Ну, незачем так на меня смотреть, я просто… Они такие мягонькие с виду… Погоди, так ты, значит, теперь совсем-совсем злой? Слушай, а может, сотворишь что-нибудь злое, а я посмотрю? Я же знаю, чем занимаются злые волшебники. Один раз я видел, как колдун вызывал демона. А ты это умеешь? Может, вызовешь хоть одного на минуточку и сразу назад? Ну, хоть маленького?.. Не хочешь? — И Тас разочарованно вздохнул. — Ну ладно… Ой, Карамон, а почему с тобой дракониды? И что такое с Тикой? Слушай, Карамон, я…

— Заткнись! — взревел великан. Мрачно уставившись на кендера, он указал драконидам на него и на Тику: — Мы с магом вели этих пленников нашему Повелителю, когда они напали на нас и попытались бежать. Это весьма ценные рабы, особенно девка. А кендер — ловкий воришка. Они ни в коем случае не должны убежать. Мы еще выручим за них неплохие денежки на торгу в Оплоте. Владычицы больше нет, а значит, теперь всяк сам за себя, верно, ребята?

И Карамон ткнул одного из драконидов, под ребра. Тот зарычал, выражая полное согласие. Его черные змеиные глазки жадно рассматривали красавицу Тику.

— «Воришка»! — возмутился Тас. Его пронзительный голосок отдался под сводами коридора. — Да я…

Он замолчал на полуслове: Тика, лежавшая якобы без сознания, ущипнула его за бок.

— Я потащу девчонку, — сказал Карамон, косясь на раззявившего пасть драконида. — Ты присмотри за кендером, а ты, — приказал он второму, — ты поможешь магу. Он только что колдовал и очень ослаб.

Драконид с величайшим почтением поклонился Рейстлину и помог ему встать.

— Вы двое — марш вперед, — распоряжался Карамон. — И чтобы никаких мне неожиданностей, когда будем покидать город. Если справитесь, может, я возьму вас с собой в Оплот…

И он вскинул на плечо Тику. Та притворилась, что только-только приходит в себя, и со стоном затрясла головой.

Довольные дракониды последовали за ними. Один из них схватил Таса за шиворот и потащил его наружу.

— Мои вещи! — силясь вывернуться, жалобно запищал кендер.

— Вперед! — зарычал Карамон.

— Ну что ж… — Тас покорился жестокой необходимости, однако продолжал оглядываться на свои драгоценности, раскиданные на испятнанном кровью полу. — Может, это еще не конец моим похождениям. В конце концов, как говорила моя мамочка, в пустые карманы больше помещается…

Спотыкаясь, он вышел наружу, зажатый между двумя драконидами. И поднял глаза к звездному ночному небу.

— Ты уж извини Флинт, — проговорил он тихонько. — Придется тебе еще чуточку меня обождать…

13. КИТИАРА

Проскочив под аркой, Танис словно бы угодил в совершенно другой мир. В самом деле, перемена была разительная. Всего мгновение назад он прилагал все усилия, только чтобы устоять на ногах посреди беснующейся, дерущейся толпы. И вдруг оказался в прохладной темной комнате вроде той, где они с Китиарой и ее воинами ожидали своей очереди у входа в Большой Тронный Зал…

Быстро оглядевшись, он удостоверился, что в обширном покое, кроме него, никого не было. И, хотя все инстинкты подталкивали его вперед — скорее бежать дальше, продолжая лихорадочный поиск, — Танис заставил себя остановиться, перевести дух и утереть кровь, грозившую совсем залепить ему один глаз. Он попытался припомнить расположение чертогов у входа в Храм. Притворы располагались по кругу, соединяясь с главным входом цепочками извилистых коридоров. Некогда, еще во времена Истара, в устройстве этих коридоров наверняка был и смысл и порядок. Искаженное перевоплощение Храма уничтожило смысл, оставив беспорядочную путаницу. Коридоры, которые, казалось, вот-вот должны были куда-нибудь вывести, внезапно кончались тупиками. Зато другим, казавшимся поначалу короткими, конца не было и не предвиделось.

Пол колебался под ногами, с потолка ручьями сыпалась пыль. Совсем рядом со стены с треском свалилась картина. Танис не имел ни малейшего понятия, куда скрылась Лорана. Он только видел, как она вошла сюда. И все.

Ее держали в плену здесь, в Храме, но камера располагалась наверняка под землей. Танису оставалось только гадать, заметила ли она дорогу, когда ее несли наверх, знала ли она, как выйти наружу. Подумав об этом, он понял, что и сам имеет весьма относительное представление о том, где находится. Схватив один из факелов, еще продолжавших гореть, он посветил вокруг. Он сразу увидел за сорванной шпалерой дверь, висевшую на единственной петле. За дверью виднелся полутемный проход.

У Таниса перехватило дыхание. Теперь он знал, куда скрылась Лорана.

Из коридора веяло свежим воздухом, воздухом, напоенным запахами весны и благословенной ночной прохладой. Это веяние коснулось его левой щеки, и он понял, что его наверняка почувствовала и Лорана. Она не могла не догадаться, что это путь к выходу из Храма. Забыв о боли в голове, Танис помчался по коридору, усилием воли заставив измотанные мышцы повиноваться.

Наперерез ему из какого-то прохода вывалилась группа драконидов. Вовремя вспомнив про свои офицерские латы, Танис остановил их.

— Эльфийка!.. — прокричал он. — Не видали? Нельзя дать ей уйти!..

Они второпях и неразборчиво буркнули что-то. Танис заключил, что они ее не видали — как и следующий встреченный им отряд. Зато двое, пробиравшиеся полуразрушенными залами в поисках добычи, кивнули и вытянули лапы в том самом направлении, куда он и бежал. Танис обнадежено заспешил дальше.

Между тем сражение внутри Зала закончилось. Выжившие Повелители Драконов выбрались наружу и присоединились к своим воинам, остававшимся за стенами Храма. Кто-то сразу вступил в междоусобную схватку, кто-то скомандовал отбой, не спеша ввязываться и желая сперва посмотреть, чем кончится у других.

Всех занимали два главных вопроса. Во-первых, останутся ли драконы на Кринне или исчезнут вместе со своей Владычицей, как это произошло после Второй войны с драконами? И, во-вторых, — если драконы останутся, кому быть их Верховным Владыкой?

Пробегая полутемными коридорами, Танис порою ловил себя на том, что и сам смутно задается этими же вопросами. Ему, впрочем, было особо не до того. Он то и дело сворачивал не туда, натыкался на глухие стены и, ругаясь, бежал назад по собственным следам, ища место, где свежее дуновение опять коснется лица…

Потом он совсем перестал о чем-либо думать. Боль и усталость постепенно брали свое. Ноги вконец отяжелели, каждый шаг давался огромным усилием. В голове стучало, из раны над глазом снова потекла кровь. Пол под ногами дрожал не переставая. Статуи рушились с постаментов, с потолка, поднимая тучи пыли, сыпались камни…

Танис начал терять надежду. Он был по-прежнему уверен, что двигался в единственно правильном направлении, но дракониды, которых он встречал теперь, Лорану не видели. Что могло произойти? Неужели она… Нет. Он запретил себе даже думать об этом. Танис бежал все вперед и вперед, и аромат весны указывал ему путь сквозь тучи пыли и дымного смрада.

От факелов, вывалившихся из гнезд, начал распространяться огонь. Пламя пожара постепенно охватывало Храм.

Перебираясь через кучу мусора, завалившего узкий коридор, Танис расслышал впереди какой-то звук. Он замер, придерживая дыхание. Нет, он не ошибся. Звук раздавался совсем рядом. Танис сжал меч, вглядываясь сквозь дым. Он только что натолкнулся на целую ораву драконидов, успевших напиться и жаждавших крови. Одинокий офицер-человек показался им легкой добычей, но тут, на счастье Таниса, один из них вспомнил, что видел его с Темной Госпожой. Больше рассчитывать на такое везение Танис не хотел.

Коридор впереди него был завален почти наполовину — часть потолка обрушилась внутрь. Мрак стоял кромешный — единственным источником света был факел, который держал в руке Полуэльф. Некоторое время Танис раздумывал, выбирая меньшее из двух зол: погасить факел и оказаться во тьме — или оставить его гореть, рискуя, что кто-нибудь недобрый заметит его из темноты. И решил рискнуть, понимая, что впотьмах ему Лорану уже точно не отыскать.

Выручайте еще раз, офицерские доспехи!

— Кто идет? — хрипло гаркнул он и бесстрашно посветил факелом вперед.

Вдалеке блеснула броня, мелькнул силуэт бегущего… Бегущего не к нему — от него. Странновато для драконида… Утомленный разум не поспевал уследить за происходившим. Бегущий был тонок, гибок и двигался слишком быстро для…

— Лорана! — закричал он и добавил по-эльфийски: — Квизалас!

Разбитые колонны и обломки мраморных глыб, точно сговорившись, загораживали ему дорогу. Спотыкаясь, падая, ругаясь, вновь поднимаясь на ноги, Танис собрал все силы и наконец поравнялся с Лораной. Схватив девушку за плечо, он заставил ее остановиться. И в изнеможении привалился к стене, не в состоянии сделать больше ни шагу.

Каждый вздох обжигал легкие огненной болью. Он боялся, что вот-вот потеряет сознание. Однако продолжал держать Лорану мертвой хваткой — и взглядом, и рукой.

Теперь он понял, почему дракониды не замечали ее. Она сбросила свои серебряные доспехи, заменив их драконидскими, снятыми с убитого воина. Сперва она лишь молча смотрела на Таниса. Она не узнала его и едва не проткнула мечом: остановило ее лишь эльфийское слово квизалас — «любимая». Да еще — мука и боль в его взгляде.

— Лорана… — Простонал Танис точно таким же сорванным голосом, каким некогда разговаривал Рейстлин. — Не уходи… Постой… Прошу тебя, выслушай…

Рванувшись прочь, Лорана высвободилась из его рук. Но дальше не побежала. Она хотела что-то сказать ему, но не успела: новая конвульсия потрясла Храм. Камни и мусор потоком хлынули вниз, и Танис мгновенно прижал Лорану к себе, загораживая ее своим телом. Они испуганно прижались друг к дружке… Когда же все стихло, вокруг царил мрак: Танис выронил факел.

— Надо выбираться, — неверным голосом выговорил он.

— Ты не ранен? — холодно осведомилась Лорана, опять выскальзывая из его рук. — Если да, я тебе помогу, а если нет, давай лучше воздержимся от дальнейших прощаний. Куда бы ни…

— Лорана, — тяжело дыша, тихо проговорил Танис. — Я не прошу тебя о понимании. Я сам не понимаю. Я не прошу тебя простить меня. Я сам себя простить не могу. Я мог бы сказать, что люблю тебя и всегда любил… Но любовь, по-моему, может исходить только от того, кто сам себя любит. А я сейчас разбил бы зеркало за то, что в нем мое отражение. Я могу сказать тебе только, что…

— Тихо! — прошептала Лорана, закрыв ему рот ладонью. — Там… Что-то есть…

Несколько долгих мгновений они стояли рядом, прислушиваясь в темноте. Сперва они не могли различить ничего, кроме звука своего собственного дыхания. В кромешном мраке не было видно даже лиц, как ни близко они находились. Потом, ослепив их, вспыхнул факел, и прозвучал человеческий голос.

— Так что же ты собирался сказать Лоране, Танис? — весело проговорила Китиара. — Продолжай, я слушаю!

В руке у нее поблескивал обнаженный меч, и на клинке еще не высохла кровь — красная пополам с зеленой. Лицо Китиары покрывала белая маска пыли, по подбородку текла кровь из царапины на губе. В глазах ее залегла тень невероятной усталости, но улыбка отнюдь не утратила очарования. Убрав в ножны окровавленный меч, она вытерла руки о свой изодранный плащ, потом рассеянно провела пятерней по темным кудрям.

Танис изнеможенно закрыл глаза. Казалось, лицо его разом постарело, и в чертах его более чем когда-либо проступило человеческое. Боль, усталость, горе и чувство вины стерли с него вечную эльфийскую юность. Он почувствовал, как напряглась Лорана, как она потянулась к мечу…

— Отпусти ее, Китиара, — негромко проговорил Танис, не разжимая рук. — Исполни свое обещание, и я исполню свое. Дай мне вывести ее за стены, и я вернусь…

— А что, ведь действительно вернулся бы, — покачала головой Китиара. Было похоже, что его слова одновременно забавляли и изумляли ее. — Неужели до тебя еще не дошло, Полуэльф, что я могу страстно целовать тебя, а в следующий миг — всадить в спину нож? Да, вижу, что не дошло. А ведь я могла бы убить тебя хоть прямо сейчас, просто ради того, чтобы досадить эльфийке, — для нее это было бы похуже смерти… — И Китиара поднесла пылающий факел к самому лицу Лораны. — Ты только посмотри на нее! — усмехнулась воительница. — Нет, правду говорят, что от любви глупеют и слабеют…

Китиара снова пригладила волосы.

— Жалко, времени нет, — продолжала она. Передернула плечами и огляделась: — Слишком много всякий событий. Великих событий. Темной Владычицы более нет, значит, ее место должна занять другая… Верховная Владычица. Что скажешь, Танис? Иные из Повелителей Драконов уже признали мое главенство… — И она погладила рукоять своего меча: — Моя империя обещает быть громадной. Мы могли бы править ею вме…

Умолкнув на полуслове, она оглянулась назад, в коридор, из которого только что появилась. Танис не успел ни разглядеть, ни расслышать, что же привлекло внимание Китиары. Только пробирающий до костей холод, распространявшийся с той стороны. Охваченная внезапным ужасом, Лорана схватилась за его руку, и Танис понял, кто приближался к ним, еще прежде, чем заметил оранжевые глаза, мерцавшие над призрачными доспехами.

— Государь Сот, — пробормотала Китиара. — Решай, Танис! Только скорей!

— Я давно уже все решил, Китиара, — ответил Танис спокойно. Отодвинул Лорану и, как мог, заслонил ее своим телом. — Государю Соту придется убить сначала меня. Кит. Да, я знаю, что это не остановит ни его, ни тебя. Я паду, и вы ее уничтожите. Но знай, что в последний миг своей жизни я буду молить Паладайна спасти и оградить ее душу. До сих пор я редко обращался к Богам, Кит. Но я знаю, что эта моя единственная молитва будет услышана.

Он почувствовал, как Лорана, стоявшая позади него, прижалась лбом к его спине, услышал, как она тихо всхлипнула, и в сердце его снизошел мир. Она плакала не от страха. Она любила его, сострадала ему, скорбела о нем.

Китиара заколебалась… Государь Сот шел к ним по коридору, его оранжевые глаза были двумя точками света, плывшими в темноте. Потом заляпанная кровью рука воительницы легла Танису на плечо.

— Убирайтесь! — хрипло приказала она. — Живо бегите вон по тому коридору. Там будет дверь в стене. За ней — лаз в подземелья. Через подземелья можно выбраться наружу…

Танис непонимающе смотрел на нее.

— Бегите! — прошипела Китиара и толкнула его прочь.

Танис оглянулся на государя Сота…

— Ловушка… — Прошептала Лорана.

— Нет, — сказал Танис. — На сей раз — нет. Прощай, Китиара.

Ногти Китиары впились в его руку.

— Прощай, Полуэльф. — Тихий голос ее дышал страстью, глаза подозрительно ярко блестели в факельном свете. — Помни, я сделала это, потому что люблю тебя. А теперь — бегите!

И с этими словами Китиара отшвырнула факел. Тьма поглотила ее.

Танис заморгал в неожиданно наступившей темноте, потянулся к ней рукой… Но потом повернулся и сразу нащупал руку Лораны. Вместе они полезли через завалы, обшаривая стену в поисках двери. Жуткий холод, испускаемый Рыцарем Смерти, гнался за ними по пятам, леденя кровь. Оглянувшись, Танис увидел, что государь Сот подходил все ближе. Его светящиеся глаза, казалось, смотрели прямо на них. Танис все лихорадочнее искал пальцами дверь, и вот наконец холодный камень сменился деревом. Ухватив железную ручку, Танис повернул ее. Дверь отворилась. Таща за собой Лорану, он бросился в открывшийся проход… Перед ними была лестница, ярко освещенная факелами. Она вела вниз.

Танис слышал, как за спиной у него Китиара окликнула государя Сота. Что сделает с ней Рыцарь Смерти, лишившийся обещанной добычи?.. Ему ярко вспомнился сон. Вновь он увидел, как падает мертвой Лорана… Как падает Китиара… А он стоит столбом, не в силах спасти ни ту, ни другую…

Потом видение рассеялось.

Лорана ждала его, стоя на лестнице, и золото ее волос горело в факельном свете. Он торопливо захлопнул дверь и побежал по ступенькам следом за нею.

— Это эльфийка, — сказал государь Сот. Его светящиеся глаза легко проследили двоих беглецов, удиравших от него, точно перепуганные мыши. — И Полуэльф.

— Да, — безразлично ответила Китиара. Вытащив меч из ножен, она принялась счищать с него кровь краем плаща.

— Мне пойти за ними? — спросил Сот.

— Не надо. Есть дела поважней, — ответила Китиара. Подняла глаза и улыбнулась ему своей кривой, лукавой улыбкой: — Тебе все равно не удалось бы заполучить эльфийку, даже и мертвую. Боги хранят ее.

Сот обратил на нее свой мерцающий взгляд.

— Полуэльф по-прежнему правит в твоем сердце, — сказал он насмешливо.

— Да нет, пожалуй, — сказала Китиара и посмотрела вслед Танису. Это было как раз в тот момент, когда он захлопывал за собой дверь. — Представь, — продолжала она. — Тихими ночами, лежа с нею в постели, он будет вспоминать обо мне. Он будет растроганно вспоминать мои последние слова, потому что его счастье подарила ему именно я. И она будет знать, что я осталась в его сердце навеки. Какова бы ни была их любовь, я ее отравила, и я отомщена вполне… Ну да хватит о них. Принес ты то, за чем я тебя посылала?

— Принес, Темная Госпожа, — ответил государь Сот. Произнес одно слово магии, и в руках его появился некий предмет. Он почтительно опустил его к ногам Китиары.

У Китиары перехватило дыхание, а глаза засветились в темноте почти так же ярко, как и у него.

— Замечательно, — выговорила она наконец. — Возвращайся же в Даргаардскую Башню и собирай войско. Надо перво-наперво захватить летучую цитадель, посланную Ариакасом в Каламан. Мы отступим, соберемся с силами и станем ожидать своего часа…

Государь Сот тоже посмотрел на поблескивающий предмет, и на жуткой физиономии его появилась улыбка.

— Итак, — сказал Рыцарь, — она по праву твоя. Те, кто противился тебе, либо мертвы, согласно твоему приказу, либо бежали прежде, нежели мне удалось их достичь.

— Значит, их участь свершится чуть позже, вот и все, — сказала Китиара и убрала меч в ножны. — Ты сослужил мне славную службу, государь Сот, и заслуживаешь награды. Эльфиек же на этом свете предостаточно…

— Те, кому ты повелишь умереть, — умрут, — ответил Рыцарь Смерти. — Те, кому ты позволила жить… — Его взгляд метнулся к двери, — … Те пусть живут. Но подумай: среди всех, кто служит тебе. Темная Госпожа, лишь я один способен предложить тебе НЕПРЕХОДЯЩУЮ верность. И я предлагаю ее тебе — с радостью. Я вернусь со своими воинами в Даргаардскую Башню, как ты просишь, и там буду ожидать твоих дальнейших распоряжений.

Низко поклонившись ей, он взял ее руку в свою, призрачную.

— До свидания Госпожа, — сказал он. И, помедлив, добавил: — Ты принесла радость проклятому, Китиара. В моем царстве, безрадостном царстве смерти, происходит нечто интересное… И почему мне не довелось узнать тебя, пока я был жив! — Рыцарь улыбнулся. — А впрочем, передо мной Вечность. Почему бы мне и не подождать женщину, способную разделить со мной трон…

Холодные пальцы ласкали плоть Китиары. Перед ее умственным взором разверзлась бездна: бесконечные, безбрежные ночи без сна… Охваченная ужасом, она отшатнулась, но государь Сот уже растворился во тьме.

Китиара осталась совсем одна, и на какой-то миг ей стало страшно. Храм зловеще содрогался… Китиара прижалась к стене, испуганная и одинокая. Потом ее нога задела нечто, лежавшее на полу. Китиара живо нагнулась, подхватила и подняла предмет.

Вот это реальность, подумала она и облегченно вздохнула. Реальность. Твердая и надежная…

Рядом не было факела, который играл бы на золотых чеканных узорах и поджигал бы кроваво-красные самоцветы. Но Китиаре и не нужен был свет.

Она еще долго стояла посреди готового обрушиться коридора, прижимая к груди испачканную кровью Корону…

Танис и Лорана сбежали по винтовой лестнице и оказались в подвалах. Танис приостановился у столика тюремщика, рассматривая тело хобгоблина…

— Идем! — Лорана нетерпеливо тянула его за руку, указывая на восток. Он замешкался, поглядывая на север, и она содрогнулась: — Только не туда! Туда они водили меня, чтобы… — Она отвернулась, бледнея. Из камер доносились крики и вопли.

Мимо них промчался всклокоченный драконид. Дезертир, решил Танис: при виде доспехов офицера монстр ощерился и зарычал.

— Я хотел поискать Карамона, — пробормотал Танис. — Его, наверное, куда-нибудь сюда отвели…

— Карамон? — изумилась Лорана. — Но каким образом…

— Он пришел со мной, — сказал Танис. — И не только он: Тика, Тас, Ф… Флинт… — Он осекся и покачал головой. — Что ж, если они тут и были, теперь их здесь скорее всего нет. Пойдем.

Щеки Лораны вспыхнули. Она оглянулась на лестницу, потом снова посмотрела на Полуэльфа.

— Танис… — Начала она и не договорила. Он коснулся пальцем ее губ. — Поговорим после… А сейчас давай-ка выбираться отсюда!

Как бы подтверждая его правоту. Храм содрогнулся от очередного толчка. Только этот толчок был резче и сильнее других. Лорану отшвырнуло к стене. Танис, и без того бледный от усталости и боли, побелел еще больше. Он с трудом устоял на ногах.

Со стороны северного коридора докатился низкий гул, потом — чудовищный грохот, и шум в камерах внезапно прекратился. В караульную хлынула туча грязи и пыли.

Танис и Лорана кинулись наутек. Перепрыгивая через мертвые тела, спотыкаясь об упавшие камни, они мчались на восток. Сверху сыпались песок и обломки.

Новый подземный удар сбил с ног их обоих. Стоя на четвереньках, беспомощные, наблюдали они, как коридор медленно и неотвратимо менял свою форму, вытягиваясь и изгибаясь по-змеиному…

Они прижались друг к другу, спрятавшись под рухнувшей балкой. По каменному полу прокатывались волны. Над их головами слышался скрежет: громадные камни шатались и шевелились, грозя обвалом. Потом содрогания прекратились. Стало совсем тихо.

Кое-как они поднялись на тряские ноги и опять побежали: страх сообщил измученным телам второе дыхание. Подножие Храма ежеминутно сотрясала новая судорога. Танис ждал, чтобы крыша тоннеля вот-вот рухнула им на головы, но крыша держалась. Зато странный и страшный звук перемещающихся глыб был едва ли не хуже обвала.

— Танис!.. — закричала вдруг Лорана. — Воздух! Свежий воздух!..

Собрав последние крохи сил, они одолели очередной поворот… Перед ними была дверь. Распахнутая. Она вела наружу. Перед нею на полу виднелось кровавое пятно и…

— Тасовы кошели, — вырвалось у Таниса. Упав на колени, он начал было неизвестно зачем собирать раскатившиеся сокровища кендера… И горестно, с упавшим сердцем мотнул головой.

Лорана опустилась на колени подле него и накрыла его руку своей.

— По крайней мере, он был здесь, Танис. Это значит, что он добрался сюда. Быть может, он спасся!

— Он бы нипочем не бросил своего барахла, — сказал Танис. Сидя на содрогающемся полу, он смотрел на лежавшую снаружи Нераку. — Смотри! — сурово сказал он Лоране и вытянул руку, указывая. — Это конец. Для кендера он уже наступил, а скоро постигнет и нас. Смотри!.. — рассердился он, видя на ее лице спокойствие и упрямство. Она отказывалась признать себя побежденной.

Лорана смотрела…

Прохладный ветерок, овевавший лицо, теперь казался ей насмешкой. Он нес лишь запахи дыма и крови да крики и стоны гибнущих. В небесах расцветали огненные цветы: там кружились дерущиеся драконы. Их Повелители частью пытались бежать, частью — бились за власть. В ночном воздухе метались молнии, проносились струи огня. По улицам толпами бродили дракониды, убивая все, что двигалось, в том числе и друг друга. Казалось, их поразило безумие.

— Зло пожирает самое себя, — прошептала Лорана. Склонив голову Танису на плечо, она завороженно созерцала разворачивавшийся перед ними ужас.

— Что?.. — спросил он устало.

— Так говорил Элистан, — сказала она.

Храм шатался над их головами.

— Элистан!.. — с горечью рассмеялся Танис. — Где они, его Боги? Убрались в свои надзвездные замки и наслаждаются зрелищем?.. Владычицы Тьмы больше нет. Храм ее вот-вот рассыплется… Что им с того, что сдохнут еще два муравья?.. Мы и минуты не проживем, если выйдем отсюда…

И тут он вдруг перестал дышать. Бережно отстранив Лорану, он вновь наклонился и начал рыться в разбросанном имуществе кендера. Торопливо отодвинул он сверкающий обломок голубого хрусталя, щепку валлина, изумруд, беленькое куриное перышко, засохшую черную розу, зуб дракона и крохотного деревянного кендера, вырезанного явно искусной гномской рукой… И наконец поднял маленький золотой, предмет, ярко сверкнувший при свете пожара, бушевавшего снаружи.

Глаза Полуэльфа наполнились слезами. Он крепко сжал его в кулаке и почувствовал, как впились в ладонь металлические края.

— Что это?.. — спросила Лорана. Она не понимала, в чем дело, и голос ее прерывался от страха.

— Прости меня, Паладайн, — прошептал Танис. Прижав к себе Лорану, он вытянул руку и раскрыл ладонь.

На ладони у него лежало тонкое, прекрасной работы колечко, составленное из золотых листочков плюща. А вокруг кольца свернулся в магическом сне маленький золотой дракон.

14. КОНЕЦ. К худу или к добру?

— Ну, вот мы и за воротами, — тихонько шепнул Карамон брату. Он косился на драконидов, выжидательно поглядывавших на него. — Присмотри за Тикой и Тасом, пожалуйста, а я схожу поищу Таниса. Эту публику я уведу с собой…

— Нет, брат, — так же тихо ответил Рейстлин, и в золотых глазах его отразился алый свет Лунитари. — Танису ты ничем не поможешь. Свою судьбу он определит сам… — И маг посмотрел в пламенеющие небеса, где теснились драконы. — Ты сам еще далеко не в безопасности. Как и те, кто от тебя зависит.

Тика, с лицом, осунувшимся от боли, стояла подле Карамона. Она едва держалась на ногах. Здесь же был и Тассельхоф. Он ухмылялся по обыкновению жизнерадостно, но и в его лице не было ни кровинки, а в глазах стояла тоска и печаль — для кендера нечто решительно неслыханное. Карамон помрачнел, глядя на этих двоих.

— Уговорил, — сказал он. — Дальше-то куда?

Рейстлин поднял тощую руку. Черные одежды муарово переливались, пальцы казались вырезанными из кости.

— Вон там, на горном хребте, горит огонек…

Все повернулись в ту сторону, даже дракониды. Далеко-далеко, на другом краю бесплодной равнины, над залитыми лунным светом пустошами вздымалась темная тень горы. На самой вершине ее сияла точка белого света, яркая и немигающая, словно звезда.

— Там вас ждут, — сказал Рейстлин.

— Кто? Танис?.. — обрадовался Карамон.

Рейстлин посмотрел на Тассельхофа. Кендер во все глаза смотрел на звезду.

— Фисбен… — Прошептал он.

— Верно, — кивнул Рейстлин. — А теперь мне пора.

— Что?.. — не сразу сообразил Карамон. — Постой… Как же так… Ты должен обязательно пойти с нами… К Фисбену…

— Наша встреча навряд ли окажется дружеской. — Рейстлин покачал головой, всколыхнув складки черного капюшона.

— А… Они? — Карамон кивнул на драконидов.

Рейстлин со вздохом обернулся к ним, воздел руку и произнес несколько странно звучавших слов. Дракониды попятились, их змеиные морды исказил ужас. Карамон что-то крикнул, но с пальцев Рейстлина уже сбежала шипящая молния. Драконидов окутало пламя; с предсмертными воплями покатились они по земле, окаменевая один за другим.

— Зря ты сделал это, Рейстлин… — Голос Тики дрожал. — Они бы нас не тронули…

— Война-то кончилась, — сурово добавил Карамон.

— В самом деле? — язвительно осведомился Рейстлин и вытащил из потайного кармашка небольшой черный мешочек. — Вот такая, братец, глупая, жалостливая болтовня и убеждает более всего в том, что она вовсю продолжается. Они, — указал он окаменевшие трупы, — они не принадлежат Кринну. Они были созданы посредством чернейшего из всех черных обрядов. Можешь мне поверить, я-то видел этот обряд… «Не тронули бы», — передразнил он тонкий девичий голос. — Держи карман шире!

Карамон покраснел и хотел говорить, но Рейстлин не обращал на него никакого внимания, и наконец богатырь пристыженно умолк, заметив, что его брат погрузился в магический транс.

Рейстлин держал в руке Око Дракона. Закрыв глаза, он нараспев произносил слова волшебства. Внутри хрустального шара заклубились взвихренные цвета. Потом он испустил сверкающий, искрящийся луч…

Рейстлин открыл глаза и стал оглядывать небеса, ожидая чего-то. Долго ждать ему не пришлось. Минуло всего несколько мгновений, — и вот луны и звезды заслонила гигантская тень. Тика в ужасе отшатнулась… Карамон обнял ее, пытаясь ободрить, но и самого его колотила дрожь, а рука тянулась к мечу.

— Дракон! — с благоговейным восторгом выдохнул Тассельхоф. — А здоров-то до чего, батюшки!.. Никогда такого не видал… Или видал? — Он сморгнул. — Так и мерещится что-то знакомое…

— Ты видел его, — ответствовал Рейстлин, невозмутимо пряча в кошель потускневшее Око. — Во сне. Это Циан Кровавый Губитель, тот самый, что терзал несчастного Лорака, эльфийского короля.

— А здесь он что делает? — изумился Карамон.

— Он явился по моему приказу, — сказал Рейстлин. — Он прилетел, чтобы отнести меня домой.

Дракон снижался кругами. Его гигантские крылья навевали леденящую тьму, и даже Тассельхоф (хотя позже он нипочем не желал в том сознаваться) испуганно ухватился за Карамона, дрожа, как осиновый лист. И вот наконец зеленое чудовище опустилось на землю.

Некоторое время Циан с ненавистью рассматривал жалких людишек, сбившихся в трясущуюся кучку. Его красные глаза пылали огнем, раздвоенный язык метался меж страшенных зубов… Но воля, далеко превосходившая его волю, держала крепко. И наконец Циан вынужден был отвести взгляд и отрешенно, со злобой повернуться к магу в черных одеждах.

Последовал повелительный жест Рейстлина. Громадная голова дракона стала опускаться и наконец легла наземь.

Устало опираясь на Посох Магиуса, Рейстлин подошел к Циану Кровавому Губителю и взобрался на его толстую змеиную шею.

Карамон смотрел на дракона, сражаясь с магическим ужасом, который тот навевал на все живое вокруг. Тика и Тас цеплялись за него, отчаянно дрожа. Внезапно, издав хриплый крик, Карамон оттолкнул их обоих и побежал прямо к дракону.

— Погоди!.. Рейстлин, постой! — кричал он срывающимся голосом. — Я с тобой!..

Циан вскинул голову, изумленно и с некоторой опаской разглядывая невероятно храброго смертного.

— Да неужто? — негромко спросил Рейстлин и успокаивающе погладил шею дракона. — Ты хочешь отправиться со мною во тьму?

Карамон остановился в замешательстве. Губы его запеклись, в горле пересохло от страха. Говорить он не мог, только дважды кивнул. И с болью закусил губу, услышав, как позади него заплакала Тика.

Рейстлин задумчиво смотрел на брата, и глаза его были двумя золотыми безднами в потемках черного капюшона.

— Действительно готов пойти за мной, — поразился он затем, почти про себя. Некоторое время он, казалось, размышлял, но потом решительно покачал головой: — Нет, брат мой. Туда, куда я ухожу, ты за мной не сможешь последовать. Как ты ни силен, это привело бы тебя к гибели. Мы с тобой, Карамон, все-таки стали такими, какими нас задумали Боги. Двумя разными людьми, полными и полноценными. И здесь наши пути разойдутся. Учись же, Карамон, шагать по своей тропе один… — И тут жутковатая улыбка промелькнула на лице Рейстлина, освещенном Посохом Магиуса, — … Или с теми, кто изберет тебя своим спутником. Прощай, брат.

По слову своего господина Циан Кровавый Губитель распахнул громадные крылья и взмыл в небо. Свет посоха казался крошечной звездочкой в тени его крыльев. Потом она погасла: тьма поглотила ее.

— А вот и те, кого ты дожидался, — негромко проговорил старик.

Танис поднял голову.

В круг света, который отбрасывал костер Фисбена, вошли трое: огромный, мощного сложения воин в драконидских доспехах. Кудрявая юная женщина держалась за его руку. Ее лицо было бледно от усталости и перепачкано кровью. Она снизу вверх поглядывала на воителя, и в глазах ее была печаль и забота. А за ними, спотыкаясь, брел едва живой кендер в изодранных ярко-синих штанишках.

— Карамон! — Танис поднялся на ноги.

Великан поднял голову, и лицо его просветлело. Он сгреб Таниса в охапку и, чуть не плача, прижал его к груди. Тика утирала глаза, стоя рядом с двоими мужчинами. Потом ей почудилось какое-то движение возле костра.

— Лорана?.. — спросила она неуверенно.

Эльфийка вышла на свет, и ее золотые волосы засияли, как солнечные лучи. Облаченная в измятые, заляпанные кровью доспехи, она, тем не менее, держалась по-королевски. Тика сразу признала в ней эльфийскую принцессу, встреченную когда-то в стране Квалинести.

Тика попыталась пригладить волосы и обнаружила, что они были донельзя грязные и в крови. Некогда белая блузка официантки с рукавами-фонариками висела не вполне пристойными клочьями; если бы не разномастные доспехи, она свалилась бы вовсе. А на ногах, прежде таких белых и гладких, было полным-полно ужасно некрасивых шрамов, не говоря уж о том, что эти самые беленькие пухлые ножки, в общем, тоже мало что прикрывало…

Лорана улыбнулась ей, и Тика улыбнулась в ответ. Какие мелочи!.. Быстро подойдя к девушке, Лорана заключила ее в объятия. Тика крепко прижала ее к себе…

Оставшись один, кендер постоял на краю темноты, глядя на старца, стоявшего неподалеку. Позади старика, на скале, сладко спал громадный золотой дракон. Он похрапывал, и бока его размеренно вздымались. Старец поманил Таса рукой.

Вздохнув горестно и тяжело, кендер сдвинулся с места. Волоча ноги, он медленно приблизился к старику и остановился перед ним.

— Так как бишь меня зовут?.. — спросил тот и погладил каштановый хохолок у кендера на макушке.

— Да уж не Фисбен… — Ответил тот, упорно не поднимая глаз. Он чувствовал себя бесконечно несчастным.

Старик улыбнулся, продолжая гладить его хохолок. Потом притянул Таса к себе, но тот словно одеревенел.

— Верно, — сказал старик. — До сих пор меня звали иначе.

— Как же? — старательно отводя взгляд, спросил Тас.

— У меня много имен, — ответил старик. — Для эльфов я — Эли. Гномы называют меня Так. Среди людей я известен под именем Небесный Меч. Но всего больше мне нравится, как называют меня Соламнийские Рыцари — Драко Паладин, или Рыцарь-Дракон.

— Ну вот! Так я и знал!.. — простонал Тас и в отчаянии рухнул на землю. — Ты — Бог! Значит, я в самом деле всех потерял! Всех… Всех…

Старец ласково посмотрел на него, потом узловатой рукою утер собственные повлажневшие глаза. Присев рядом с кендером, он обнял его, стараясь утешить.

— Послушай, сынок, — сказал он, поддевая Таса пальцем под подбородок и заставляя его поднять взор к небесам. — Видишь ли ты алую звезду, сверкающую над нами? Знаешь ли ты, какому Богу посвящена эта звезда?

— Реорксу, — давясь слезами, выговорил Тас.

— Она красна, точно огонь его горна, — вглядываясь, сказал старец. — Она красна, точно искры, слетающие с его молота, которым он ваяет на своей наковальне пышущий жаром мир. А возле кузницы Реоркса растет дерево невиданной красоты, дерево, равного которому не видело ни одно живое существо. Под этим деревом сидит ворчливый старый гном, которому настала пора отдохнуть от трудов. Огонь кузницы согревает его кости, а рядом, в тени, стоит кружечка холодного эля. Весь день сидит он под деревом, с любовью вырезая что-то из чурбачка. И каждый день кто-нибудь проходит мимо дерева и хочет сесть рядом с ним, но гном негодует и глядит так сердито, что прохожие спешат снова подняться. «Это место занято, — ворчит старый гном. — Где-то там, в подлунном мире, скитается никчемный, безмозглый балбес-кендер. Он без конца влипает во всякие переделки и неприятности и втравливает в них всякого, кто имеет несчастье оказаться с ним рядом. Помяните мои слова: когда-нибудь он объявится здесь, восхитится моим деревом и скажет: „Знаешь, Флинт, что-то я притомился! Можно, я чуток передохну тут, подле тебя?“ А потом плюхнется на травку и скажет: „Погоди, Флинт, ты же еще не слыхал о моих последних похождениях! Так вот, там был маг в черных одеждах и мы с его братом, и мы путешествовали сквозь время, и с нами случилось столько всего занятного и…“ И опять примется задвигать такое, отчего уши завянут…» Старый гном ворчит и ворчит, и прохожие, намеревавшиеся присесть рядом с ним, прячут улыбку и идут себе дальше…

— Так значит… Значит, он там не один? — спросил Тас и утер ладошкой глаза.

— Нет, маленький, он не один. И терпения ему не занимать. Он знает, что тебе предстоит еще многое совершить. Он подождет. И к тому же, подумай, он уже слышал все твои истории. Надо бы тебе запастись какими-нибудь новенькими…

— Да, но эту я ему еще не толкал! — разволновался Тас. Маленький кендер снова начинал чувствовать интерес к жизни. — Правда, Фисбен, ну и улет был!.. Я же опять чуть-чуть не помер! Открываю глаза — а надо мной Рейстлин! В Черных Одеждах!.. — Тас даже поежился от восторга. — Ну прямо самый что ни на есть настоящий злой волшебник, если я вообще хоть что-нибудь понимаю. Подумай только, он спас мне жизнь! А потом… — Внезапно испугавшись чего-то, он замолчал и виновато повесил голову: — Прости, пожалуйста. Я совсем позабыл. Я теперь, наверное, не должен больше называть тебя Фисбеном…

Старик поднялся и ласково потрепал его по плечу:

— Зови, малыш. Пусть отныне это и будет моим именем среди кендеров… — И в голосе его прозвучала тоскливая нотка: — Правду сказать, оно мне начало нравиться…

С этими словами он отошел туда, где стояли Танис и Карамон. Он постоял возле них некоторое время, незаметно прислушиваясь к разговору.

— Он ушел, Танис, — грустно говорил Карамон. — Не знаю, куда. Вернее, не понимаю. И он изменился. Он все такой же тщедушный, но нисколько не слабенький. И кашля этого ужасного нет и в помине. И голос тоже как бы его — и не его. Он…

— Фистандантилус, — сказал старик.

Двое мужчин разом повернулись. При виде старца они благоговейно поклонились ему.

— А ну-ка прекратите! — рассердился Фисбен. — Вот уж чего не выношу, так это низкопоклонства. Лицемеры несчастные. Воображаете, будто я не слышал, что вы иной раз обо мне говорили… — Танис с Карамоном залились виноватым румянцем. — Ладно, проехали, — улыбнулся Фисбен. — Вы просто верили глазам своим, как я и хотел. Что же касается твоего брата… Ты прав. Это он и не он. И, как было предсказано, он стал Властелином прошлого и настоящего.

— Все равно не понимаю, — покачал головой Карамон. — Это что, все Око с ним сделало? Коли так, может, лучше разбить его или…

— С НИМ этого никто посторонний не делал, — ответил Фисбен, сурово глядя на Карамона. — Свою судьбу он избрал сам.

— Не верю! Ну как это может быть? Кто такой этот Фистан… Как его там? Я хочу знать…

— Я не вправе открыть тебе этого, — сказал Фисбен. Голос его был мягок по-прежнему, но за этой мягкостью ощущалась холодная сталь, и Карамон поспешно умолк. — Берегись ответов на свои вопросы, юноша, — негромко продолжал Фисбен. — Всего же более берегись вопрошать!

Прикусив язык, богатырь все-таки еще раз обшарил глазами небеса, куда умчался зеленый дракон. Там давно уже ничего не было видно.

— Что же с ним будет теперь?.. — спросил он наконец.

— Не знаю, — ответил Фисбен. — Он сам определяет свою судьбу. Как и ты, Карамон. Но я знаю одно: ты должен отпустить его. Время пришло. — И старец посмотрел на подошедшую к ним Тику: — Рейстлин был прав, говоря, что пути ваши отныне расходятся. Вступи же с миром в новую жизнь…

Тика улыбнулась Карамону и прильнула к нему. Он обнял ее, целуя рыжие кудри. И все-таки взгляд его нет-нет да и обращался к ночному небу: там, над Неракой, по-прежнему жгли друг друга драконы, оспаривая власть над рушащейся империей.

— Вот все и кончилось, — сказал Танис. — Добро восторжествовало…

— Добро? Восторжествовало? — хитро поглядывая на него, переспросил Фисбен. — Отнюдь, Полуэльф. Отнюдь. Восстановилось равновесие, и не более того. Злые драконы не будут изгнаны. Они останутся в мире, — как, впрочем, и добрые. Маятник снова раскачивается без помех…

— И ради этого было положено столько страданий?.. — спросила Лорана. Подойдя к ним, она встала подле Таниса. — Почему Добро не одержит победу и не изгонит Зло навсегда?

— Неужели ты так ничему и не научилась, юная госпожа? — Фисбен с упреком погрозил ей костлявым пальцем. — А ведь было время на свете, когда Добро держало верх. И знаешь, когда? Непосредственно перед Катаклизмом!.. Да, милые мои, — видя их изумление, продолжал он. — Король-Жрец Истара был слугою Добра. Вас это удивляет? А не должно бы: вы все видели, что может натворить такое «добро». Возьмите хоть эльфов, древнейшее воплощение благодати. Что мы тут имеем? Высокомерие, нетерпимость и искреннее убеждение: «Я прав, а значит, все, кто верует по-другому, — неправы…» Мы, Боги, видели, какую беду грозило навлечь на мир подобное самодовольство. Мы видели, сколько доброго и благого безжалостно уничтожалось только потому, что его не поняли или не сумели истолковать. А еще мы видели Владычицу Тьмы, дожидавшуюся своего часа. Перекошенные весы рано или поздно опрокинутся, и тогда-то она вернется, чтобы погрузить мир во тьму… Вот зачем понадобился Катаклизм. Мы горевали о невинных. Мы скорбели и о виноватых. Но мир должен был быть подготовлен, не то тьму не удалось бы рассеять никогда… Но довольно нравоучений, — сказал Фисбен, от которого не укрылся зевок Тассельхофа. — Мне пора. Куча дел, понимаете ли. Ну и ночка выдалась…

И, повернувшись, он заковылял к похрапывавшему золотому дракону.

— Подожди! — вдруг сказал Танис. — Фисбен… То есть Паладайн… Не случалось ли тебе бывать в Утехе, в гостинице «Последний Приют»?

— Гостиница? В Утехе?.. — старец задумался, поглаживая бороду.

— Гостиница… До чего же их много… Хотя погодите: припоминаю восхитительную картошку со специями! Точно! — Он оглянулся на Таниса, и глаза его заблестели. — Точно, мне случалось бывать там и рассказывать сказки ребятишкам. Замечательное местечко, эта гостиница. Припоминаю один вечер, когда туда пожаловала прекрасная молодая женщина, такая золотоволосая… Из племени варваров, кажется. Она спела песню о голубом хрустальном жезле, и тут началась ужасная свалка…

— Но ведь это ты начал звать стражу! — воскликнул Танис. — Это ты втравил нас в…

— Я всего лишь расставил декорации, парень, но никакого либретто вам не раздавал, — хитро улыбнулся Фисбен. — Все роли вы составили сами. — Он посмотрел на Лорану, потом на Таниса и покачал головой. — Признаться, я мог бы чуть-чуть подправить… Кое-что, кое-где… Но не в том суть. — И, вновь отвернувшись от них, он заорал на дракона: — А ну живо просыпайся, ты, засиженный мухами, заеденный блохами лежебока!

— Заеденный блохами!.. — Пирит моментально раскрыл глаза. — От старой бездарности слышу! Да ты посреди зимы воду в лед не превратишь!

— Что-о?! — Фисбен пришел в невероятную ярость и принялся тыкать дракона своим посохом. — Ну, сейчас ты у меня дождешься! — Выудив из кармана потрепанную книгу заклинаний, он принялся листать страницы. — Огненный шар… Огненный шар… Где же я его видел…

И, продолжая рассеянно бормотать, старый маг полез на спину Пириту.

— Ну? Готов? — ледяным тоном осведомился древний дракон и, не дожидаясь ответа, расправил скрипучие крылья. Взмахнул ими несколько раз, болезненно разминая старые кости, и изготовился ко взлету.

— Стой! Моя шляпа!.. — не своим голосом закричал Фисбен.

Слишком поздно. Вовсю работая крыльями, дракон неуверенно оторвался от скального кряжа. Повисел немного над пропастью, над самой кромкой утеса… Потом оседлал ночной ветерок и воспарил в темноту.

— Сейчас же вернись, ты, давно свихнувшийся…

— Фисбен! — окликнул Тас.

— Моя шляпа!.. — долетел голос мага.

— Фисбен! — снова крикнул Тас. — Она…

Но старик и дракон были уже далеко. Было видно, как поблескивали в лучах Солинари чешуи дракона. Две сверкающие золотые пылинки становились все меньше…

— …Она у тебя на голове, — со вздохом договорил кендер.

Еще какое-то время спутники молча смотрели вслед улетевшему дракону. Потом вернулись к костру.

— Не поможешь, Карамон? — попросил Танис. Он понемногу расстегивал на себе офицерские доспехи и сбрасывал их со скалы. Кружась, они улетали вниз, в темноту. — А ты свою?.. — спросил он, покончив с этим занятием.

— Я свою, пожалуй, приберегу пока. Путь наш еще долог, и опасностей, надо думать, будет предостаточно… — Карамон махнул рукой в сторону горящего города. — Рейстлин был прав: люди-ящеры нисколько не подобреют оттого, что у них не стало Владычицы…

— Куда же ты думаешь направиться? — спросил Танис. Наконец-то он дышал полной грудью. Ночь стояла по-весеннему теплая, в воздухе пахло пробуждающейся зеленью. Избавившись от ненавистных лат, Танис уселся под деревьями, что росли возле края утеса, обращенного к Храму. Лорана подошла к нему и села поблизости — но не рядом. Обхватив руками колени, девушка опустила на них подбородок и задумчиво уставилась вдаль.

— Мы с Тикой уже думали об этом, — сказал Карамон, подсаживаясь к Полуэльфу вдвоем с подругой. Они с Тикой переглянулись: никто из них не хотел начинать первым. Потом Карамон прокашлялся. — Мы собрались вернуться в Утеху, Танис. А значит, мы, верно, опять расстанемся, потому что…

Он умолк, не в силах договорить.

— Потому что мы знаем — вы наверняка захотите вернуться в Каламан, — негромко докончила Тика. — Мы уж советовались, не пойти ли нам с вами. Там ведь по-прежнему болтается та летучая цитадель… Да еще разбежавшиеся дракониды… Нам бы тоже повидаться и с Речным Ветром, и с Золотой Луной, и с Гилтанасом. Но…

— Но я хочу домой, Танис, — тяжело выговорил Карамон. И добавил, предвидя возражения Полуэльфа: — Я знаю, дома будет непросто, ведь Утеха разрушена… Сожжена… Но я тут все думал про Эльхану и ее народ, которому придется заново обживать Сильванести. Спасибо и на том, что нашу Утеху не превратили во что-нибудь подобное… Я буду нужен в Утехе. Все будут отстраиваться… Им пригодится моя силенка… Ну, а я уж больно привык… Быть кому-нибудь нужным…

Тика прижалась щекой к его плечу, и он нежно взлохматил ей волосы. Танис понимающе кивнул. Он тоже не отказался бы снова заглянуть в Утеху, вот только… Она больше не была ему домом. Как он сможет чувствовать себя там дома без Флинта, Стурма и… И остальных…

— Ну, а ты, Тас? — с улыбкой спросил он кендера, который устало подошел к ним, волоча бурдючок, наполненный водой из ближайшего ручейка. — Пойдешь с нами в Каламан?

Тас покраснел.

— Нет, Танис, — выговорил он смущенно. — Видишь ли… Поскольку тут совсем рядом… Я не отказался бы заглянуть к себе на родину. Мы ведь Повелителя Драконов пристукнули, Танис! — сообщил он Полуэльфу, гордо приподняв подбородок. — Сами! Вот!.. Теперь все народы станут нас уважать, а про нашего вождя, Кронина Чертополоха, так и вовсе сложат легенды!

Танис поскреб в бороде, пряча улыбку. Не стоило говорить Тасу, что убитый кендерами Повелитель был всего лишь Младшим Командиром Тоэдом, трусливым и разжиревшим.

— Я думаю, что легенды сложат не только о Кронине, — совершенно серьезно сказала Лорана. — Деды будут рассказывать внукам о кендере, который разбил Око Дракона, о кендере, который храбро бился на стенах Башни Верховного Жреца, о кендере, который готов был отдать жизнь, чтобы вырвать друга из лап Владычицы Тьмы…

— Ну, зашибись!.. — восхитился Тас. — А кто это такой?.. — И тут до него дошло, о ком говорила Лорана. — Ой!.. — Тас покраснел до кончиков заостренных ушей и шлепнулся на камень, не находя слов.

Карамон и Тика сидели под деревом, прислонившись к стволу, и лица обоих — пусть хотя бы на время — полнил безмятежный покой. Танис невольно позавидовал им и спросил себя, будет ли когда-нибудь подобный покой дарован ему самому. Он повернулся к Лоране. Она смотрела мимо него, в пламенеющие небеса, и мысли ее пребывали где-то далеко-далеко.

— Лорана… — Неверным голосом выговорил он. Прекрасное лицо обратилось к нему, и он едва смог продолжать: — Лорана, ты когда-то подарила мне это… — И он протянул ей на ладони золотое колечко. — Тогда мы с тобой оба не знали, что такое настоящая преданность и любовь. Теперь же… Теперь это кольцо так много для меня значит, Лорана… В том сновидении оно помогло мне вырваться из кошмара, точно так же, как твоя любовь спасла меня от тьмы в моей собственной душе… — Он помолчал: даже и теперь глубоко внутри шевельнулась тень сожаления. — Я хотел бы носить его… Если ты мне позволишь. Я хотел бы подарить тебе такое же…

Лорана долго рассматривала кольцо у него на ладони. Потом, так и не произнеся ни слова, взяла его… И неожиданным движением метнула за край скалы, в пропасть. Танис ахнул и едва не вскочил. Колечко ярко сверкнуло в алых лучах Лунитари — и скрылось в темноте.

— Видимо, это и есть ответ, которого я заслужил, — сказал Танис. — Что ж, я тебя не виню…

Лорана вновь повернулась к нему. Ее лицо было спокойно.

— Когда я дарила тебе это колечко, Танис, это была первая любовь детского сердца, еще не ведавшего испытаний. Теперь я понимаю, насколько правильно ты поступил, вернув его мне. Мне нужно было еще повзрослеть и понять, что такое истинная любовь. А теперь… Я прошла тьму и огонь, Танис. Я убивала драконов. Я плакала над телом человека, который был мне очень дорог… — Она вздохнула. — Я была вождем. Я познала ответственность. Флинт любил повторять это. Но я обо всем позабыла и угодила в ловушку, расставленную мне Китиарой. Я поняла — слишком поздно поняла, — какой мелкой и ничтожной была в действительности моя любовь. Любовь Речного Ветра и Золотой Луны преодолела все препоны и подарила миру надежду… А наша, ничтожная, едва его не сгубила…

— Лорана, — с болью в сердце начал он, но она стиснула его руку своей.

— Дай договорить, — шепнула она. — Я люблю тебя, Танис. И теперь я люблю тебя, люблю, потому что понимаю тебя. Я люблю тебя и за свет, и за тьму, которую ты несешь в себе. Вот почему я выкинула кольцо. Может быть, однажды наша любовь и сможет послужить основанием, на котором возможно будет что-то построить. Вот тогда-то я подарю тебе кольцо и приму твое, Танис. Только оно будет не из листьев плюща…

— Нет, — ответил он, улыбаясь. И обнял ее за плечи, привлекая к себе. Она воспротивилась было, но он только крепче обнял ее и сказал: — Это кольцо будет сделано наполовину из золота, а наполовину — из стали.

Лорана посмотрела ему в глаза… Потом тоже улыбнулась и прижалась к нему, опуская голову ему на плечо.

— Побриться, что ли… — Сказал он и почесал в бороде.

— Не надо, — пробормотала Лорана и закуталась в полу его плаща. — Я привыкла…

Всю эту ночь спутники так и просидели без сна под деревьями, наблюдая за происходившим в Нераке и ожидая рассвета. Израненные, смертельно усталые, они не могли уснуть. Они знали, что угроза еще далеко не миновала.

Со своей вершины они хорошо видели драконидов, целыми отрядами и поодиночке разбегавшихся из Храма. Некому было повести их за собой; скоро они обратятся к грабежам и убийствам, чтобы прокормиться. Что же касается Повелителей Драконов… Друзья смотрели на кружившихся бестий и думали о том, что по крайней мере одна Повелительница почти наверняка уцелела. Имени ее, впрочем, не произносил никто. И никто не мог поручиться, что под небом Кринна не осталось еще каких-нибудь апостолов Зла, быть может, даже более могущественных и жутких, чем они дерзали вообразить…

Но покамест им было даровано несколько мгновений покоя, и никто не хотел, чтобы они скорее кончались. Наступит рассвет, тогда и придет время прощаться…

Все молчали, даже Тассельхоф. В словах более не было нужды. Все уже было сказано, а что не было — то могло подождать. Не стоило ни удерживать минувшее, ни торопить грядущее. Больше всего им хотелось, чтобы Время замедлило бег и дало им передышку. И как знать, не прислушалось ли оно?

Уже перед самым рассветом, когда восточный край неба начал едва заметно бледнеть. Храм Такхизис потряс титанический взрыв. Докатившееся сотрясение всколыхнуло хребты гор, а вспышка была такая, как если бы родилось новое солнце.

Неистовый свет так резанул глаза, что никто не разглядел в точности, что же произошло дальше. Но всем показалось, будто раскаленные обломки Храма, взметенные взрывом, все выше и выше взлетали на крыльях могучего небесного вихря. Все ярче и ярче разгорались они, уносясь в звездную темноту, пока сами не замерцали подобно созвездиям.

А потом… Потом они СТАЛИ ЗВЕЗДАМИ. Один за другим обломки разметанного Храма заняли в небесах от века предначертанные места, заполнив два зияющих черных провала, увиденные Рейстлином прошлой осенью с озера Кристалмир.

И вот оба созвездия снова засияли на небосклоне.

Доблестный Воитель — Паладайн — Платиновый Дракон — снова занял свою половину неба, а напротив него появилась Владычица Тьмы, Такхизис, Пятиглавая, Всебесцветная Драконица. Вновь закружились они в небесах, не спуская друг с друга настороженного взгляда, а между ними сиял Гилеан, Бог Равновесия, иначе называемый Беспристрастным.

Некому было приветствовать его, когда он вступил в город. Он явился в самый непроглядный час глухой черной ночи; единственной луной в небесах была та, которую мог разыскать только его взгляд. Он отослал зеленого дракона прочь, наказав ожидать дальнейших повелений. Стража у ворот не заметила его, потому что он не воспользовался воротами.

Ворота были ему попросту ни к чему. Стены, выстроенные руками простых смертных, более не были для него препятствием. Неузнанным шагал он молчаливыми улицами спящего города…

Только один из горожан сразу почувствовал его прибытие. Астинус, занятый, как всегда, работой в стенах великой Библиотеки, вдруг перестал писать и поднял голову. Его перо на миг замерло в неподвижности над пергаментным листом… Однако потом историк передернул плечами, и работа над Хрониками пошла своим чередом.

Человек в черных одеждах быстро шел сонными улицами, опираясь на посох, увенчанный хрустальным шариком, зажатым в золотой лапке дракона. Шарик был темен: в свете не было нужды. Человек хорошо знал, куда идет. За столетия он не раз и не два мысленно прошел этот путь. Черные одеяния тихонько шуршали, задевая его лодыжки. Золотые глаза, мерцавшие в потемках глубокого капюшона, казались единственными искорками света в опустившейся на город ночи…

Он не замедлил шага, добравшись до центра. Он и взглядом не удостоил пустые, покинутые здания с их темными окнами, напоминавшими глазницы черепов. Все той же ровной походкой вступил он под сень громадных дубов, одного вида которых когда-то хватило, чтобы насмерть перепугать кендера. Бестелесные руки, протянувшиеся к нему, рассыпались пылью у его ног, и он миновал их, почти не заметив.

И вот показалась величественная Башня, черная на черноте неба, словно окно, прорубленное в недра тьмы. Здесь человек в черных одеждах наконец остановился. Стоя перед воротами, он окинул Башню взглядом, не упустив ни одной мелочи: обрушенные минареты и полированный мрамор, отражавший холодные, пронзительные лучи звезд. И медленно, удовлетворенно кивнул.

Потом взор золотых глаз обратился к воротам Башни, к черному одеянию, жутко трепетавшему на шипах.

Простой смертный, оказавшийся перед этими воротами, сейчас же сошел бы с ума от безымянного ужаса. Не говоря уж о том, что ни один простой смертный не смог бы невозбранно миновать хранительные дубы.

Рейстлин же стоял совершенно спокойно, не испытывая ни малейшего страха. Подняв худую руку, он схватил изодранные черные одежды, политые кровью их владельца, и сорвал их с ворот.

Из самых глубин Бездны долетел леденящий вопль негодования. Вопль до того громкий и жуткий, что мирно спавшие палантасцы мгновенно проснулись и некоторое время лежали в своих постелях, парализованные ужасом, и ожидали конца света. Стражники на стенах не могли пошевелить ни рукой, ни ногой — только покрепче зажмуриться и приготовиться к смерти. Младенцы плакали от страха, собаки, скуля, прятались под хозяйские кровати. Кошачьи глаза настороженно горели во тьме…

Вновь раздался вопль, и из ворот Башни протянулась бледная рука. Призрачное лицо, искаженное гневом, плыло в сыром воздухе.

Рейстлин не пошевелился…

Все ближе и ближе придвигалась рука, а лицо сулило ему все муки Бездны, уготованные безумцу, дерзнувшему пренебречь проклятием Башни. Вот призрачная рука коснулась сердца Рейстлина…

И, дрогнув, замерла.

— Знайте же, — сказал Рейстлин, глядя на Башню и возвышая голос, чтобы слышали все, находившиеся внутри. — Я — Властелин прошлого и настоящего. Мой приход был предопределен. Передо мной растворятся эти врата!

И призрачная рука отодвинулась прочь, а после медлительным жестом пригласила его вовнутрь. Ворота раскрылись, и петли не издали ни звука.

Рейстлин миновал их, не взглянув ни на руку, ни на лицо призрака, склонившееся перед ним. Он вошел в Башню, и все бесформенные, нелепые порождения теней, обитавшие в ее стенах, ему поклонились.

Остановившись, Рейстлин огляделся кругом…

— Вот я и дома, — сказал он.

И вновь тихо стало в Палантасе, и мирный сон прогнал все ужасы прочь.

Страшный сон, подумали люди. Повернувшись на другой бок, они вновь засыпали в благословенной темноте, приносящей отдых перед рассветом.

© Закнафейн