– У-у-у! З-заррхово племя… – тихо шипела я, потирая метку рода на запястье. Та, чуя моё бунтарское настроение, слегка пульсировала. Не то чтобы больно, так, зудяще. Пока. Пока я не пытаюсь удрать.
– Кассандра-ками, прошу вас, посидите спокойно… – несчастный вид Милли чуть остудил мой пыл. Сбежать-то всё равно не получится: если сейчас метка лишь зудит, то при настоящем бунте будет жечь до волдырей, да ещё и дядя по ней отыщет, куда бы я ни спряталась. А отгрызать руку ради свободы я не готова. Пока.
– Ай! - пискнула я. Из-за вытянутого гребнем волоска защипало в носу, а приставленная дядей камеристка снова заныла:
– Ваши волосы так сложно убирать в приличествующую юной невесте причёску…
Это правда. Усмирить мои буйные кудри действительно сложно, если не сказать невозможно. Уже за одно то, что Милли умудрилась зализать косым пробором чёлку и стянуть за ухом тугой пучок, дядя должен ей премию. А теперь несчастная пытается из получившегося лохматого хвоста выплести «приличествующее» мне крыло сокола.
Я покосилась на запястье, на внутренней стороне которого, путаясь в тонкой сеточке вен, золотился хрупкий цветок в обруче когтистой птичьей лапы. Цветок – знак драконисов (нелепость какая, никогда не понимала, как они могут быть связаны), а вот лапа сокола, и вообще сокол – символ нашего рода.
От которого до недавних пор оставались лишь мы с тётей Амелис. А теперь появился дядя Тадеус. А вот тётушка… умерла.
Ох, глупая моя милая тётя, как же могла ты позволить этому подлому лису обмануть тебя? Впрочем, и я хороша, оглушённая безвременной твоей смертью, подпустила мерзавца слишком близко! Но он так искренне страдал, так трогательно волновался обо мне, да и мне было слишком плохо…
«Ах, бедное дитя! Если с тобой что-то случится, а я не смогу прийти тебе на помощь – я не прощу себе этого. Моя Ами… – тут шли стенания, от которых у меня жутко болела голова, а мое горе казалось блеклым и невыразительным. – М-моя Ами… она просила меня позаботиться о тебе, дитя»…
И я, Кассандра Фалькони, последняя из Соколов Агнигонии, позволила заклеймить себя меткой рода. Как глупая-глупая курица…
Целых два месяца берег меня «убитый горем» дядя, а потом ожил – и продал драконисам! Понятно теперь, зачем берег.
И не сбежать, потому что метка…
Одна надежда, что жених не одобрит меня на роль… о Крылатые хранители, понимать бы ещё, что за роль уготована «невесте» дракониса! Женятся эти недобитые монстры исключительно на своих, смешивая кровь лишь с династиями соседних стран. Мы, люди, для них не более чем муравьи, даже патриции – разве что офицеры их муравейника…
В груди снова начал закипать гнев, и я глухо зарычала, Милли испуганно дёрнулась, потянув очередной волос, отчего мне снова захотелось чихать, а причёска слегка перекосилась. Душераздирающе вздохнув, девица принялась поправлять трудноправимое, а я продолжила ворчать на зеркало.
Через час в летней резиденции Дальсаррха состоится бал в честь приезда младшего наследника Североморийской династии драконисов. На этом балу я буду ему представлена… взвешена и измерена, оценена и признана – эх! – хоть бы негодной!
***
– Хм? Это и есть наша невеста? Как её там, Кассандра?
“Наша?” С какой это радости? - Мой тонкий слух выхватил из гомона и музыки моё имя, сказанное так манерно, словно говорил не мужчина, а девица-сплетница. Это кто такой неприятный? Неужели жених недодракон?
Оглядываться я не стала, лишь, поджав губы, настроилась на источник звука и отсекла лишний шум, уводя его на задний фон.
– Да, это она, – второй голос звучал ровно, без лишних эмоций.
– Хороша, – хохотнул первый. – Образец трепетного послушания, даже причёска волосок к волоску, платье – сидит скромненько, просто паинька. Хотя грудь там что надо, но спрятана – не подступишься.
– Да. Нежный цветок. Всё, как любят драконы.
– И не говори. Думаешь, эта незабудочка пленит сердце Чёрного принца? – ого, прям принца.
– Если она и внутри такой цветок, как снаружи, почему нет. Надо брать, пока цветёт.
– Эх, лишимся мы Корви, печёнкой чую! Ух, как они… - парень многозначительно запнулся, и приторным голосом уточнил: - по театрам и балам гулять будут.
– Да-да, по балам, - хохотнул собеседник. - Сомневаюсь, что мы их увидим в свете в ближайшие годы. Такое - на людях не демонстрируют. Но волнуйся так, это ненадолго. Максимум три года, вряд ли её, хм, чар хватит надолго.
Парни загоготали, а я почувствовала, как в жилах вскипает кровь.
Три года, не больше? Цветочек для садиста?! Да как бы не так!
Опустив на поднос гарсона бокал с янтри*, который я так и не пригубила, я направилась к уборной, с трудом удерживаясь, чтобы не расталкивать толпящихся в зале людей, и не только людей.
* Игристый легкоалкогольный напиток на основе сока из одноимённого фрукта, гигантской ягоды с сочной ярко-жёлтой мякотью.
Главное, успеть!
Всего два месяца тому я счастливо окончила Высшую школу при Академии Дальсаррха и рассчитывала на интересное и свободное будущее. Пусть и в мире, где властвуют потомки монстров, но дорожки наши не должны были пересекаться. Как говорится – где я, а где драконисы. В последние годы они варились в своей кухне, занятые какими-то своими, драконскими делами. Даже наука и технико-магический прогресс оставались прерогативой людей.
Я только что сдала Общий Экзамен, который даёт пропуск в любые вузы Северной Мории и даже в академию Дальсархов. За дверью, у которой я прохлаждалась, заседала комиссия. А я её слушала.
Нет, я не совала ушей в скважину. Особенности слуха позволяли мне ощутить себя в аудитории, будучи в полуметре от её закрытой двери. Обсуждался как раз мой билет, и я полностью настроилась на беседу комиссии. В знаниях своих я не сомневалась, как и в преподавателях из школы, но немного нервно было из-за главы комиссии. Это был, конечно же, драконис. Старший из живущих на Земле драконисов (не удивлюсь, если он самого Заррха видал!) отец и заместитель ректора Академии, дядя самого Правителя Северной Мории, Почтенный Магистр – только так: «Почтенный Магистр» – Агнигор, чтоб ему, Дальсаррх.
Пока всё шло нормально, большинство членов комиссии выставили высшую оценку, не предъявляя претензий, и тут заговорил Дальсарх. Тихо, с лёгким хриплым шипением. Чтобы расслышать его голос – решающий, надо отметить, голос – пришлось окончательно отключиться от окружающего звукового фона.
– Ос-с-чень толковая девоч-ска, – просипел Агнигор, но не успела я расслабиться, добавил: – Меня… интрес-с-суют её спос-собности к медитации. Скажи мне, Лютер, ты не замечал за…
И вот тут, на самом интересном месте, когда замректора Академии решил поговорить обо мне с директором моей школы, меня отвлекли! Ну кто бы сомневался, что это будет Реми Дримвуд, бесцеремонно и очень больно ткнувший пальцем в плечо. Причём, кажется, не в первый раз.
– Вот же ты жаба вредная, Реми! – шёпотом рявкнула я. – Сгинь!
Снова попыталась настроиться на разговор за дверью, но концентрация уже сбилась, и я никак не могла поймать нужный звук: то услышала своё имя из уст одноклассников («Я тебе говорил, что Каська глухая?» – угу, ещё какая!), то выпала за пределы здания, поймавшись на птичий посвист, чем-то похожий на голос замректора, наконец – почти услышала его самого, но меня снова пихнули.
– Подслушиваешь, Касс? – прошептал в ухо Реми, и меня бросило в дрожь от перепада звуковых ощущений, окончательно сбивая с концентрации.
– Никогда Не Шепчи Мне На ухо! – потребовала я, увы, уже не в первый раз, и вряд ли в последний.
Приятелю очень нравилась эта моя реакция, и прежде за такие проделки он был не единожды бит, но затем мы как-то притёрлись, сдружились. Нас, хм, даже парочкой дразнили периодически. Да и я сама… ай, не хочу вспоминать об этом. Но и Реми, если не другу, то доброму приятелю, не признавалась я в своих способностях. Вот и сейчас с невинным видом возразив:
– И кто вообще так подслушивает? – я указала на прижавшуюся к замочной скважине Саньку – мол, вон как надо!
– Ну, с твоим слухом станется, – Реми всё ещё надеялся вывести меня на чистую воду.
А вот всё равно не скажу! Пусть лучше считает глуховатой мечтательницей.
– Я задумалась о будущем, а ты мне мешаешь. Брысь!
– Мечтаешь, как будешь в Академии охмурять драконисов?
Я в холодном недоумении поглядела на приятеля: я – драконисов? Да хоть бы мне никогда с ними не пересечься. Не выношу гадов! Вслух лишь повторила: «Брысь!» – и отвернулась к аудитории.
Впрочем, поздно уже. За дверью звучал громкий голос Лютера Дайка, директора школы, и говорил он уже не обо мне. Придавить паршивца! Реми, в смысле – директор ни в чём не виноват.
– Не бей меня! Я по делу! Тебя в секретариат, вообще-то.
Я отпустила уже схваченного за грудки приятеля и, безнадёжно замахнувшись на него, пошла по коридору.
– Чего им надо-то? – буркнула на ходу увязавшемуся следом Реми.
– Кажись, вызов по телементу.
– Ну ты и шляпище! – я таки треснула паршивца по затылку. – И какого рожна ты молчал?
– Да ладно. Подождут твои, а стоимость беседы я возмещу…
– Нет слов! – я прибавила ходу.
– Да ладно, – снова придержал меня Реми, – зато Рудверт понервничает лишние минуты.
– А он тут причём?
– Он вызова из дома ждёт, извёлся уже весь на рыжую пену, – развеселился приятель.
– Злой вы человек, Реми-кори, – хмыкнула и я, переходя на высокий штиль.
Рудди Вестрока я тоже недолюбливала: единственный сын и наследничек семейства патрициев второго круга, не блиставший особым умом и сообразительностью, но так высоко задиравший свой длинный нос, что грешно по нему не щёлкнуть. Тем более, что мы с тётей после её замужества немного разжились деньгами, и телемент больше не был для нас такой великой роскошью.
– Компенсируешь, – всё же буркнула я – не нуждаемся, но и сорить деньгами неправильно, а с сына учредителя большой корпорации не убудет.
Вот и топала я теперь в Академию Дальсаррха.
Сегодня первый день занятий. Дядя меня не провожал, но расщедрился и снял мне комнату неподалёку, со старухой-надзирательницей.
– Мисс Зерби будет бдеть твоё целомудрие и докладывать мне обо всех твоих гулянках, имей в виду, – напутствовал меня дядя перед отъездом.
– Да, дядюшка Тадди, – согласилась я, ничуть не расстроившись.
Комната в городе, пусть и с бабулей-цербером в довесок, куда лучше шумной общаги. У меня даже от небольшой школьной уши порой болели. Страшно представить, что творится в огромном общежитии при Академии.
В розоватых лучах осеннего солнца, по красивой радужной аллее из одуряюще пахших глициний, я шла в самое логово змеево.
Да. Если раньше, в школе, мы с драконисами почти не пересекались, а учили нас исключительно люди, даже драконьей грамоте, – то теперь будем учиться в одном заведении. Впрочем, и тут действовало правило «котлеты отдельно, мухи отдельно», в смысле – люди и драконисы. У нас будут разные потоки, предметы, и редко – совпадающие лекции.
Придётся терпеть. Зато, может быть, получится что-то узнать о маме и папе, а если очень повезёт, то и выяснить, как избавиться от метки рода малой кровью. Не теряя руки.
В общем, буду учиться, держаться подальше от дяди и мерзких чешуйчатых и грезить Архипелагом.
Вы сейчас спросите, зачем мне Архипелаг – место дикое и далёкое от цивилизации?
Да всё просто.
Няня Тин оттуда родом, она и заразила меня любовью к своей родине.
Архипелаг Бурь – островное государство в буйных водах Красного океана. Местные зовут его Вольными островами. Вольными от драконов, заполонивших и поделивших между высшими семьями оба материка, но не сумевших удержаться на Архипелаге. Больше скажу, именно там, на Архипелаге был повержен Заррх, первый Повелитель, чёрный дракон, притащивший свою огнедышащую свору в наш мир и уничтоживший людей больше, чем все вместе его подданные и дети. Прослышав, что Архипелаг бунтует против власти драконов, он явился карать, но островитяне сбили его баллистами и закололи мечами и копьями.
Увы, жертвы среди защитников были колоссальными. От того удара Вольные острова так и не оправились. Драконьи учебники говорят, там сейчас едва не первобытно-общинный строй. Но я уверена, что они как обычно врут. Няня, выросшая там, не походила на дикарку, она отлично читала, и знала, как минимум три языка.
Только попасть на Вольные острова сложно. Но надежды я не теряю.
Я вынырнула из аллеи глициний и замерла перед входом в Академию. От контраста между нежной воздушной аллеей и зданием Академии Дальсаррха захватывало дух. Высоченное, с множеством острых шпилей, красоту и изящество которых воспевали все искусствоведы мира, мне оно напомнило нижнюю челюсть зубастого монстра, которому снесли верхнюю часть черепа, и бросили лежать на скале. Наверное, как-то так выглядят останки кошмарного Заррха где-то на скалах Архипелага.
Огромные распахнутые врата зияли узкой раной на этой челюсти, а над ними на каменной ленте вместо девиза ощерилась драконьим шрифтом надпись:
«Драконы спасли мир».
Я вздохнула и покачала головой. Безнадёжно. Лжец и дракон – слова-синонимы.
– Касс! Привет? – в голосе Реми сквозила радость и удивление.
Я обернулась, расплываясь в улыбке:
– Реми-и, чудесного утра! Я так рада тебя видеть! – из-за выходки на балу всё лето я сидела под домашним арестом и не виделась ни с кем.
Друг подошёл ближе, присвистнул, оглядывая меня с головы до ног:
– Крылатые, Касси, да ты горячая штучка! Правда, если ты для драконов так расфуфырилась, то зря, они все на «нежных цветках» повернуты.
Я хмыкнула, взбив пышнее непослушные локоны.
– Ты просто шляпище, мой друг. А дрраконам – лес!
Вообще принято говорить «драконам мир!», но облезут. В лесу им самое место, там пусть цветочки и ищут. Особенно незабудки.
Реми рассмеялся и приобнял меня за плечи, делая шаг вперёд и увлекая меня за собой, под сень жутковатой, но и в самом деле красивой громады Академии.
На душе потеплело. Всё-таки, в этом неприветливом мире я буду не одна.
Первый учебный день проходил без проблем. Лекции вели люди и, хоть косились на меня с неодобрением, замечаний не делали.
Ага. У нас последние лет пять «свобода личности превыше всего». Людям в Северной Мории дали право самовыражаться, а в школах запретили разделение по рангам. Все ученики равны – что дети плебеев, что отпрыски патрициев. Что даже драконисы – шутка сказать! Хотя подозреваю я, драконисы немножечко равнее.
Но встречаться мы будем редко, так что…
– Всем хорошего дня и да хранят вас Крылатые, – в аудиторию вошёл преподаватель, и уже по голосу с рычащими нотками, по ярко-красным длинным волосам, собранным в хвост, было ясно – а вот и первая встреча с драконисом. – Называйте меня магистр Асурр, фамилию можно опускать.
Я точно сошла с ума!
Как же вовремя этот несносный тип отступил в сторону и пошёл по своим скользким делам, насвистывая бодрый мотивчик. Вот же гад ползучий, чешуйчато-перистый!
Что ж ему на занятиях не сидится?! Специально же на переменах не высовывалась лишний раз, в столовку ни ногой, а тут – на тебе! На ровном месте.
В уборной я долго умывалась ледяной водой. Жаль, что мозг напрямую не сполоснуть. Опять этот Корвин меня запутал. Но хоть на свадьбу не намекал. Согреть постель – это другое, уж от этого я отобьюсь.
Надеюсь…
Что-то странно я себя при нём веду, мысли левые какие-то в голове вспыхивают. С чего бы, а? Чую, опять уязвлённое женское самолюбие играет.
Ах, он смеет мною брезговать? А подайте мне его на блюде! Стреноженным и небрыкающимся.
Умывшись до скрипа и скептически оглядев себя – свежую-румяную, я вытряхнула из ридикюля косметику, чтобы сделать всё как было. Имидж – наше всё. С сомнением покосилась на «туалетную воду» с ароматом «свежесть сирени». Но нет. Драконис драконисом, а сокурсников травить жалко, они же ни в чём не виноваты.
В боевом раскрасе я почувствовала себя увереннее, войдя в аудиторию, сделала ручкой ребятам, те одобрительно зашептались, усмехнулась на поднятые к потолку глаза магистра Асурра. Двинула бровкой: умываться? Я могу так целый урок.
Но историк, буркнув «безнадёжно», указал мне на место.
И продолжил вещать о драконах-спасителях.
Мол, пришли драконы всей толпой абсолютно случайно. В гости, так сказать, заглянули. На огонёк. На огонёк в прямом смысле, ибо мы уже догорали. И вот давай нас эти гости тушить. Ага, как рагу из кролика, на малом огне. Так тушили, что дорогу домой забыли. И вторые ипостаси за углом потеряли. Верю-верю, охотно.
Есть у меня, кстати, версия насчёт вторых ипостасей. Думаю, что их не было в принципе. Магия магией, но законы физики никто не отменял. Ну, как, скажите, из человека (почти) может получиться дракон? Из дракона человек ещё туда-сюда – там подрезать, тут выбросить лишнее. Но откуда берётся масса для обратной трансформации? Это же антинаучно.
Так что, скорее всего, предки драконисов во главе с Заррхом явились к нам с боевыми монстрами – драконами. В смысле, драконисы отдельно, а драконы отдельно. Монстры постепенно вымерли – да кто знает, почему, климат не тот, самок с собой не взяли, – и хозяева тварей остались без своей боевой своры. И не будь дуры навязали недогоревшим людям идею, что сами они, драконисы, и были страшными и жуткими монстрами – драконами. И мы – люди – на их фоне так, букашечки.
Но это моё личное мнение. Даже в сказках няни драконы меняли ипостась и лично выжигали города. Вот только свидетелей нет, а значит говорить можно что угодно.
Слушать «что угодно драконам» из уст красноволосого красавца было немного смешно. Пришлось делать одухотворённое лицо и пропускать слова мимо ушей, но тогда глаза начинали закрываться, а рот – наоборот, открываться. Хороший выдался урок, интересный. Благо, что последний в расписании на сегодня.
Домой – и спа-ать, срочно.
Но после звонка магистр Асурр, поймав мой взгляд, строго указал на свою кафедру.
«А вас, Кассандра, я попрошу остаться», – читалось в его глазах.
– Эх, отчехвостит он тебя за видок, – сочувственно шепнул Реми у уха. Я поежилась.
Но Реми ошибся, и нагоняй я получила за то, что спала на уроке.
– Не спала я! Я всё запомнила! – возмутилась я, и тут же кратенько воздала хвалу драконам в рамках официальной истории.
Увы, это мне не помогло. Насмешливо прищурившись, магистр смерил меня взглядом и протянул, слегка грассируя:
– Смотр-рите-ка, юная ками и пр-равда хоррошо знает тему.
От вибраций его бархатного голоса у меня то и дело вставали дыбом волоски на шее и немного ныли зубы. Я даже вздрогнула, когда магистр перешёл на грозное шипение:
– Но это не с-значит, что можно с-спать вмес-сто учёбы! Да и мос-сг потренировать юной ками будет полес-сно.
Ох, как он тонко меня малолетней дурой обозвал. Др-р-раконисс!
– Потому напишите-ка вы реферат на тему Исхода, – закончил магистр Асурр вполне мирно, а я хлопнула глазами.
– Исхода людей с земли, – уточнил дракон.
Я ещё больше удивилась, не понимая, к чему он ведёт. Что ещё за исход с земли? Куда и кто это исходил?
– Пер-рвый Исход людей с Земли, – разжевал Асурр Дальсаррх. – Причины, способы, проблемы, последствия. Думаю, к концу недели вы успеете прошерстить информацию в нашей прекррасной библиотеке. Юная ками.
Последний выпад я пропустила мимо ушей. Потому что – Библиотека!
О-о! Официальный повод зависнуть в кладезе знаний со всего мира – библиотеке Дальсаррха – это то, что мне нужно! Помимо непонятного Исхода, я же могу ещё и о маме инфу поискать. И о метках, чем заррх не шутит. – О, да! Спасибо! Новые знания – это всегда чудесно! – искренне просияла я.
А магистр поскучнел – ну как же, он думал, что испортил мне несколько вечеров, а я тут радуюсь.
В сумраке цвета не различить, но я увидела, как все краски утекли с лица друга. И губы он сжал упрямо, как если бы стоял перед лютым врагом.
Впрочем, я сама наверняка побледнела, даже мочки ушей занемели из-за отхлынувшей крови.
– Ты почему решил?.. – прошептала я с ужасом, и тут же отреклась даже от малейшей возможности связи с моим кошмаром: – Ничего! – брезгливо поёжилась от мысли о "чём-то с драконом". Фу-у!
Друг прищурился. Затем пошарил за пазухой, вытащил маленький серебристый шарик и, повертев его перед носом, сжал между большим и указательным пальцами. Раздался лёгкий хруст, и щепоть на миг осветилась, а мне вдруг показалось, что мне заложило уши, а затем…
– Ты тоже ненавидишь драконов? – спросил Реми, чуть склонившись ко мне.
Этот вопрос меня поразил ещё больше.
Откуда он знает?! И...
– Тоже? – зацепилась я за очень важное уточнение.
– О, да! Я знаю, что они сделали с нашим миром.
С ума сойти!
– История, которую они впаривают нам, полное враньё, – продолжал друг. – Ты ведь это знаешь?
Молчи же, дурень! И у стен есть уши, или тебе жизнь не мила?
Реми ухмыльнулся, словно прочитав мои мысли.
– Все нормально. Сфера тишины. Нас за ней никто не услышит.
– Да ничего себе! Ри, ты сюрприз на сюрпризе сегодня. Это же редкая и дико дорогая приблуда! – «сфеты», как и все артефакты, смешивающие магию и технику, ценятся на вес золота! Разработаны для тайных переговоров политиков или крупных дельцов, вроде папы Реми. – Отец тебе голову оторвёт! – я догадалась, откуда у друга такая вещь.
– Серьёзный разговор требует серьёзных мер. Ты же понимаешь, что говорить о завравшихся драконах без защиты нельзя.
– Несомненно. Не понимаю только, зачем тебе вообще об этом говорить, да ещё и со мной! – во мне проснулась и била в набат паранойя.
– Потому что я и раньше подозревал, что ты их не любишь, а сегодня в этом убедился окончательно.
– Бред какой, – пробормотала я, собираясь всё отрицать.
– Ты просто послушай. Мой отец… у него не только легальный бизнес. Он поддерживает связь с Архипелагом.
– Контрабанда?! – ахнула я.
– Конечно. Иных связей с Вольными при власти драконов быть не может, – друг криво усмехнулся. – Так вот, у нас часто гостила Тинантин Сойикалль. Здесь её называли Тин. Знаешь её?
– Знаю ли я? Нет. Не знаю, – мёртвым голосом ответила я.
Не скажу.
Просто я очень поражена.
Няня Тин когда-то называла мне своё странное полное имя – Тинантин. Но никогда никто не говорил мне, что она Сойикалль. Тоже Сойикалль. Как и бабушка Майяхар, которую я помню только по портретам. Она умерла, когда маме не было и года.
О, Крылатые! Что Реми несёт вообще? Няня была родом с Вольных остовов! Она не могла быть сестрой бабушки!
А друг тем временем продолжал:
– Тинантин Сойикалль мечтала, что когда-то на подводной лодке отца вернётся на родину.
На Архипелаг. Она всегда мечтала вернуться туда.
– Но она не могла покинуть племянниц, а затем и внучку любимой сестры…
Я посмотрела прямо в глаза Реми, плотно сжав губы. Очень хотелось забраться в его голову, выяснить все скрытые в ней замыслы.
– Внучку любимой сестры, – повторил незнакомый друг, не отводя глаз. – Тебя.
Но и это было не всё, чем ошарашил меня этой ночью Реми Дримвуд.
– Племянниц не выпустили бы из Северной Мории, но Тинантин обещала, что сделает всё, чтобы девочка смогла покинуть материк, если захочет. А мой отец обещал в этом помочь. И теперь я предлагаю тебе, Касс, бежать. Здесь, в сердце драконьей столицы, тебе с твоей ненавистью может быть опасно.
Моё собственное сердце едва не выскочило из груди.
О, Крылатые! Неужели вы услышали мои мольбы? Неужели вы дарите мне шанс на свободу?!
Да! Конечно, да, Реми! Увези меня отсюда! Да!
Но…
Ох, нет! Какая же я дура-а! Метка! З-заррхова метка рода, по которой меня поймают и вернут обратно ещё на выезде из Аррганны. А всех, кто помогал мне, упекут в темницу.
– Нет, Ри… – убито прошептала я, переворачивая расчёсанную чуть ли не в лохмотья руку запястьем вверх и показывая другу. Он склонился к ней, почти утыкаясь носом, чтобы в смутном освещении разглядеть золотистый рисунок цветка в когтистой птичьей лапе, затем выдохнул сквозь зубы – струя тёплого воздуха опалила мне запястье.
– Вот же жабьи выкрутасы… Метка! – Он перевёл взгляд на меня. – Когда ты успела, Касс? В школе её не было.
– Очень уж насыщенное выдалось лето, Ри. Печалями и разочарованиями.
Я рассказала, как дядя, искусно почерневший от горя после смерти тёти, убедил меня в необходимости метки, и как месяц спустя решил выдать меня за дракониса и потащил на смотрины.
Не знаю, сколько бы мы проболтали ещё, если бы у мисс Зерби не закончилось терпение. И бумага для романа.
Женщина вышла на порог и, потрясая фонариком, потребовала расходиться. С фонариком она хорошо придумала. Мы так увлеклись беседой, что вполне могли и не услышать старческий голос за барьером сферы тишины. Может, даже и не услышали, и фонарь оказался последней мерой призыва нас к порядку.
Лучась недовольством, квартирохозяйка отправила меня в комнату, расположенную по соседству с её, и потребовала «замереть до утра», ибо дословно «распоясалась и спать не даю, профурсетка».
Я удержала стремящееся с языка: «Завидуете?» – и молча скользнула в открытую дверь. Никаких танцев с бубнами я не планировала, слишком устала. Стоило переступить порог, как тяжёлые ресницы упали на щёки, а рот начал рваться от зевков. Я упала на постель, мечтая забыться до утра.
Но, как говорится, где мечты и где реальность.
При падении головы на подушку, мысли в ней всколыхнулись и завертелись шумным кусачим роем.
Особенно кусалась одна, самая гадкая.
Прежде чем нас разогнал Цербер, я ещё успела выяснить у Реми, в чем именно я прокололась насчет нелюбви к драконам.
– Ты резко изменилась, Касс. Сколько я тебя помню – из толпы старалась не выделяться, а тут… – глаза парня жадно сверкнули, отразив свет фонаря, не дружески так сверкнули, и я в который раз за вечер смутилась, внутренне улыбаясь до ушей.
Неимоверно приятно – когда тебя любят. Хотя любовь – зло, конечно. От любви мы глупеем.
Реми продолжил:
– Потом ты о Красном океане заговорила. Мечта, конечно, романтическая, но не для девушки, согласись, туда не всякий мужчина сунется.
– Ну, да, пожалуй. Но я ведь необычная девушка.
– Это точно. Я тоже так подумал и почти успокоился. Но, – Реми поджал губы, – когда в «Сосну» явился этот драконь в пальто и ты – прикинулась статуей. А он…
В этом месте мне снова расхотелось дышать, даже в ушах зазвенело. Заррхов драконис!
– Он смотрел. Смотрел только на тебя.
– Умереть и не встать, – буркнула я, заставляя себя вдохнуть вечернего воздуха. – И как? Брезгливо?
– Ну как тебе сказать. Смотрел он так, слово ты его.
– Пр-фр! – глоток воздуха встал поперёк горла. – В с-смысле?
– Словно ты ему принадлежишь.
Я чуть на заборчик не свалилась – Реми придержал за запястье. Метка снова зачесалась, и я высвободилась, потирая руку и собираясь с мыслями.
– Перед такими разговорами вообще присаживаться надо, – проворчала я. – Ты… ты уверен?
– Нет, конечно. С драконами вообще ни в чём нельзя быть уверенным. Уж насколько мой отец собаку съел на торговле с ними, и то говорит, что разобраться в драконьих мотивах получается через раз. Подозреваю, если бы он тебя ненавидел – смотрел бы так же…
– Хм, уже лучше. Но всё равно. Лучше бы брезгливость. А то или ненавидит или любит. Час от часу не легче.
– А о любви я ничего не говорил, Касс, – серьёзно возразил друг. – Он смотрел как на собственность, и кажется, размышлял, не забрать ли тебя из таверны.
Гхм. И запереть в каком-нибудь подвале, – подумала я, нервно комкая лист мальвы, просунувшей ветку сквозь прутья забора.
Вот так.
Или считает своей, или ненавидит.
Впрочем, а что мешает ему совмещать?
И чем это чревато для меня? – вот в чём главный вопрос.
Ничем хорошим – спору нет. И держаться от Корвина подальше нужно точно. И совет Реми не думать о драконах вообще – тоже хорош, хотя и трудновыполним в условиях, когда беглый женишок так и путается под ногами.
Зачем ему это вообще?
Я снова вспомнила брезгливо искривлённые губы моего ходячего кошмара. Может и правда случайность. А Реми ошибся с этим «своей считает». Сам же говорит, сам заррх сломит ногу в драконьих мотивах.
Зато, ура-ура, я отметила, что у меня при мысли о губах Корвина не возникло лишних реакций, этих плодов уязвлённого женского эго. Ни тебе сбитого дыхания, ни дурацкого желания потрогать его губы, ни запустить руки в волосы. Прелесть! Значит я в норме!
Хотя запускать руки в волосы мне и раньше не хотелось. И тонуть в янтаре глаз.
Слышать голос.
Эти будоражащие вибрации, это: «стар-райся, и возможно согр-реешь»…
…Мне, мёрзнущей на холодной простыне, это вдруг показалось неким неведомым, абсолютно, немыслимо запретным и таким сладким удовольствием – что я вытянулась до дрожи во всех мышцах, а потом свернулась клубком, плотнее сжимая колени и бёдра, и резко согреваясь от скользящих прикосновений ткани к телу. Словно это и не ткань вовсе.
А горячие руки.
Я зажмурилась, с трудом осознавая, что со мной творится, но маленькая разумная часть меня была забита в дальний уголок невыносимым желанием заглянуть в янтарные глаза, утонуть в их огне, вспыхнуть и рассыпаться искрами по подушке.
* отсылка к фильму «А поутру они проснулись», где несколько героев просыпаются в вытрезвителе, и пытаются вспомнить прошлый день.
В стену стучали, и этот звук отдавался болью в висках.
– Па-а-адъём! Вставай, дурында! Академия плачет!.. Вставай, а не то встану я – и купаться тебе в ледяной воде-е!
– Встала уже! – прохрипела я и для верности стукнула в ответ.
Продрав глаза и щурясь на свет из окна, я обвела взглядом комнату, обнаружила настенные часы на противоположной стене в пёстрых обоях. Шесть утра! Рань несусветная, а мне ещё и снилась всю ночь какая-то муть.
Ночевала я здесь впервые, и к комнате привыкнуть не успела. Вчера утром дядя доставил меня в столицу прямо из Синегоры, подыскав жильё заранее. Я заскочила в комнату, бросила чемодан с вещами на кровать, а рюкзак с книгами под неё. Туалетная комната была общей с хозяйкой, и стоило поторопиться, чтобы успеть принять душ – прошедшую ночь отчего-то хотелось с себя смыть.
Открыв дверцу небольшого двухсекционного шкафа из крашеного белым дерева, я обнаружила, что чемодан мой разобрали, одежду развесили, полотенца и бельё разложили по полочкам.
Вот же проныра – эта мисс Зерби… – я потерла ноющие виски.
Вода, как ни странно, освободила меня от боли и полностью взбодрила, а блинный дух, разносившийся по коридору, пробудил драконий аппетит. Кое-какие плюсы от полного пансиона всё-таки были.
– А, умылась, дурында. Садись, – подала мне большой стакан с молоком квартирохозяйка, удивительно вежливая сегодня (а где же «чтоб ты поперхнулась, профурсетка?»). – Варенье вон. Сливки бери. Голова не болит-то? Не кружится?
От неожиданной смены темы я всё-таки поперхнулась молоком.
Это мой Цербер на вчерашнюю гулянку намекает? Так я выпила всего ничего, она же сама вчера принюхивалась, как ищейка. Думаю, рази от меня спиртным, – ещё бы за косы оттягать попыталась.
– Нет, всё хорошо, – что, кстати, было чистой правдой. И голова не болела, и хвост не отваливался. Чувствовала себя бодрой и довольной жизнью. Странно даже.
– И не тошнит? – уточнила Цербер, глядя на меня печальным адским пёсиком.
О, а вот и намёки на возможный залёт. Хм. Что-то мне тревожно. А всё ли мне снилось из того, что я помню?
Я помотала головой, нервно запивая блин молоком.
– Ой, и правда, за кого я тут переживаю? Сотрясение мозга может быть только при его наличии. Ты жуй-жуй, раз не тошнит.
Сотрясение мозга? Крылатые! Всё-таки не снилось?
Старательно работая челюстью, я уставилась на квартирохозяйку.
– Повезло тебе, – продолжала «сочувствовать» она, умильно сложив подбородок на ладонь, – что не на мою любимую розу попала. Я бы там тебя под ней и прибила бы, если б сама не убилась. Пустила бы на удобрение. А что? Цветочкам удобрения – в радость.
– И многих уже перевели на компост? – насколько могла невозмутимо поинтересовалась я. В какую бы лужу не села – держи лицо, как говаривала моя няня. Так что я откусила свёрнутый в трубочку блин с малиновым вареньем и похвалила: – М-м, оочень фкушно.
Похвала и адскому пёсику приятна, и мисс Зерби тоже довольно улыбнулась, но с темы не сошла.
– А ты разве не видала, какая роза у меня пышна да красива. Выше окон твоих вымахала. А цоколь-то у меня высо-окий. Ума не приложу, как шею не сломала?
– Кто? Роза?
– Дура! – не одобрила моих шуточек Цербер. – Зря ты, девка, с драконом спуталась. Помянешь моё слово. Нелюди они, и люди для них – пыль. Сёдни он те мягко стелет, а завтра и как звать-то забудет. Ой, кому я это грю, дуре малолетней романтишной!
И столько неподдельной тоски прозвучало в её голосе, что даже глухарь бы понял: это у неё личное. Передо мной ещё одна жертва драконов.
Я не стала убеждать женщину, что ни одного дракона даже на выстрел из рогатки не подпущу. Просто потому, что не факт, увы. Но я буду стараться! Любопытствовать, как же я, вывалившись в окно, оказалась к утру в своей постели, я тоже не стала. Было почему-то особенно стыдно. Может сама пришла, но память от ушиба переклинило, может мисс Зерби меня приволокла за ноги, она женщина крупная, но, боюсь, при этом у меня была бы тучка синяков.
Зато настроение повысилось основательно, я то и дело хихикала, представляя, как бреду без сознания вдоль стеночки, как скребусь в хозяйское окно: «ы-ы, впустите птичку», а зашуганный Цербер что-то мне вычитывает. А я не слышу, не помню, не знаю. Прелесть!
На учёбу я шла, конечно же, в боевом макияже – мисс Зерби на это только глаза закатила, – в короткой, сильно выше колен, синей юбке и строгой, под горло, светло-жёлтой блузке без рукавов.
И в этом приподнятом настроении я даже решила, что не буду больше прятаться от Дальсаррха по сумрачным закоулкам. Мне это стало казаться чрезвычайной глупостью, детским лепетом и полной бессмыслицей.
– А от кого я пытаюсь скрыться-то? – спросила я себя и со смешком ответила: От дракона! Вот глупая. Да ведь им, чтобы отыскать определённого человека, будь такое желание, достаточно просто напрячь способности. У них же нюх как у собаки и глаз как у орла. Я на их фоне со своим исключительным слухом – слепой котёнок.
– Медитация – основа вашего душевного здоровья. – Именно так начал урок «Мирочка». Вполне обычным, не ледяным, голосом, и даже глаза его нас не замораживали. – А душевное здоровье – залог здоровья физического.
О! А ещё в здоровом теле – здоровый дух, как говорил вчера преподаватель физкультуры.
– …она помогает легко усвоить новое, вспомнить забытое, раскрыть потенциал…
– Вы о даре, да? Да? – любопытная птичка Танита в нетерпении подпрыгивала на месте.
М? Ну-ка, ну-ка. Мне тоже любопытно. Когда я сдавала общий экзамен в школе, именно мои способности к медитации заинтересовали главу комиссии, замректора Академии. Того самого старейшего Дальсаррха, что мог заметить мой дар.
– Да, Тани, ты совершенно права. При медитации можно пробудить спящий дар.
– А почему тогда мы не медитировали в школе?
– Да! Только зря время теряли! – возмутились девчонки.
– Я понимаю ваше нетерпение, – Мирочка снисходительно улыбнулся, – но медитация – это последнее средство, по крайней мере, для людей. Лучше, если дар раскрылся спонтанно, тогда он и стабильнее, и сильнее. И меньше риска для жизни одарённого.
– А в медитации он есть?
– Как это ни удивительно звучит, да.
– Ой, я медитирую с десяти лет и всё нормально! – возмутилась златокудрая как ангелок Атави. На посиделках «Под сосной» она призналась, что мечтает стать писателем. Видимо эта мечта и привела к большим очкам с искажающими линзами, за которыми её глаза казались просто огромными. – Полезно, очень, – убеждала Атави то ли нас, то ли скептично глядящего преподавателя. – Нет, ну, правда! Особенно помогает найти очки, а то без них я не вижу, где они валяются.
Народ загыгыкал, представляя, как погружённая в транс Атави бродит по дому в поисках очков.
– А скажи мне, везучая девочка, у тебя есть дар? – Мирочка склонил голову и закрыл один глаз.
– Да! – Атави не сомневалась ни секунды. – Дар писателя!
– О, вон оно что. Но я говорю о др… другом даре. О выходе за рамки возможностей человеческого тела. Нарнику Кристи знаете? – драконис мечтательно улыбнулся. Ух ты! – Она владеет даром левитации.
– О-о! – по залу разнёсся общий стон. Левитировать хотелось всем.
– С помощью медитации можно раскрыть свои аномальные способности. Научиться летать, управлять стихиями, видеть недоступное взгляду. Подробнее о вариациях дара мы поговорим на будущих лекциях, сейчас же вам нужно уяснить следующее.
И что же?
– В трансе теряется связь с реальностью, происходит фокусировка внимания на определённых нужных вам вещах. Или наоборот внимание рассеивается, и можно рассмотреть-почувствовать нечто, недоступное в обычном состоянии. В отсутствие дара связь с реальностью легко восстанавливается. Но его наличие, особенно спящего, сильно расширяет ваши возможности в медитации. Можно рассеяться за пределы тела, объять весь мир со всеми его тайнами, и потерять интерес к жизни в этом несовершенном теле.
Народ дружно ахнул.
– Или углубиться в себя, и потерять дорогу наружу. И блуждать в лабиринте собственных фантазий вечно. В первом случае на выходе имеем труп, во втором овощ…
Какая прелесть.
Мирочка пугал нас минут двадцать, наверное, и я всё больше убеждалась, что мне медитировать нельзя. Я свой дар уже нашла. Всё остальное – спасибо, обойдусь. Возможность объять мир и забыть о теле оставим на самый крайний случай.
– Но не волнуйтесь, друзья. Для того с вами я, – «утешил» нас Мирочка. – Если вы заблудитесь, я лично пойду за вами и выручу вас.
Радость-то какая.
– Вы влезете к нам в голову? – хороший вопрос задал кто-то из парней.
– Сольюсь с вашим разумом – прозвучит вернее.
– И прочитаете наши мысли? – Танита сделала очень круглые глаза. Вместо меня.
Рядом беспокойно заерзал Реми, да я и сама держалась за циновку ногтями, чтобы не начать грызть их.
– Ну, не все. Только самые поверхностные.
Да ну его к заррху! У меня они все как на подбор!
– Не волнуйтесь вы так, девушки, я пожилой дракон, к тому же обручён. Меня совершенно не испугают ваши восторги. И я честно-честно никому о них не расскажу.
Это просто драконье самомнение! Хотя он прав, девчонки хихикали и кусали губки, розовея щеками.
Вот только я отнюдь не восторгаться им буду. Даже в обмороке. Не с моим отношением к чешуйчатым гадам.
– Но сегодня медитаций у нас в плане нет, – Мирочка слегка хлопнул ладонями по столу, отвлекая девчонок от мечтаний. – Пока откройте тетради и запишите главные правила.
– Первое: не медитируй в одиночестве. Только с наставником, способным вытащить, если заблудишься.
А лучше не медитируй вообще.
– Второе: если ты взволнован, эмоционально нестабилен, то никакого транса не получится. Отринь эмоции и мысли, их вызывающие. Погрузись в покой.
Тортик нашёлся тут же, даже моргнуть не успела, как рука вляпалась в него, смяв розочку из нежного крема. Он казался совсем реальным на ощупь, вот только совсем не имел вкуса. Странное чувство. Ухватив блюдо с безвкусным тортом, я попыталась переправить его в аудиторию.
Сразу. Силой воображения. Никаких узловых точек для этого я всё равно придумать не успела. Я вообще не собиралась медитировать.
Аудитория проявилась перед глазами, я радостно выдохнула и уже собиралась водрузить торт на циновку перед собой, как стукнулась блюдом в стекло. От удара торт выскользнул и чёрно-бело-красной кляксой развалился у моих ног. Ноги исчезли первыми. Стоило бросить взгляд за стекло, в зал, где дружно расслаблялись двадцать тел, и моё в том числе, а потом снова посмотреть вниз – как оказалось, что ног больше нет.
Вслед за ними начали оплывать стены зала, как размытая водой акварель. Они выворачивались наизнанку, корёжа сидящих внутри студентов, покрывались чёрными дырами, которые сожрали картинку, оставив напоследок лишь кляксу торта, вишнёвая начинка которого алела безобразными кишками.
Тьфу.
Я попыталась ухватиться взглядом за исчезающий портрет проклятого Заррха, но тот раскрыл жёлтые глаза и оскалился рядом драконьих зубищ – я отпрянула и вывалилась в темноту. Тихую до скрежета в голове.
Крылатые! У меня от этой тишины мороз по коже.
Не привыкла я к полному отсутствию звуков. Я даже своего сердца больше не слышала. Словно меня не было. Словно я аморфная субстанция, висящая в пустоте. Вокруг изредка проявлялись, то вспыхивая, то сплетаясь из мерцающих нитей, лица родных, картины прошлого. Такие же немые, как пустота.
Особенно напрягали картины прошлого. Не хватало мне с моим счастьем провалиться в «день сурка». Так Мирочка назвал ловушку памяти – когда попадаешь в прошлое, которое хочется изменить. Но изменить его нельзя, а ты всё пытаешься, пытаешься, ситуация закольцовывается и выбраться из такой гадости самому практически нет шансов. Особенно, если нет толкового якоря.
Пора паниковать! – поняла я, когда, начинаясь с улыбки, передо мной соткалась тётушка, такая бледная и грустная, что будь у меня в этой тиши сердце, оно бы кровью облилось.
– Я так хочу помочь тебе, тётя Мел, – я задохнулась от чувства вины, что не успела, не смогла. – Я дам тебе все свои силы, только живи!
Стой! Ищи свой якорь, дура! – на грани сознания скользили разумные мысли, но они почти не задевали виноватую меня.
– Выпей вот это, возьми меня за руку, тётушка.
Уйди! Подбери свой тортик у ног! – просил голос разума.
– У меня нет ног, – отмахивалась я от него. – Тётя Мелли, обними меня.
И тогда вспышкой двух фонарей ослепили меня глаза Корвина, а по голове словно блюдом треснули.
Тётя Мелли, тая, взмахнула левой рукой. А в правой – был поднос из-под торта. Я беззвучно рассмеялась, чувствуя, как из глаз выкатываются слёзы. Спасибо, тётушка.
Вот только тортик окончательно потерялся, а поднос остался у тёти.
Хм. Ну что ж, Корвин. Вот и настал твой выход. Я хищно улыбнулась. В руке возникло ощущение жёсткого кожаного ворота куртки Корвина. Его мягкие длинные волосы мазнули по запястью, вызывая волну озноба.
Зато теперь я ощущала всё тело. И тяжесть якоря-Корвина приятно оттягивала руку. Прекрасно.
И – поехали!
«У и у-а-а». Бодрая песенка зазвучала в голове. Корвин прилежно стукался об углы и «узловые точки». Я, пританцовывая, волокла как мешок со свёклой тело Корвина.
Как говорится, ну извините. Мы не специальненько. Хотя это весело, однозначно.
Примерно на двадцатом повороте пыльного тёмного коридора меня накрыла вторая волна паники. На бедном якоре живого места, наверное, уже не было, дурацкое «у и уаа» закольцевалось похлеще попыток спасти тётю, и больше не веселило. В звук начал вплетаться скрип несмазанных петель. Коридор наполнился серым туманом.
Да Заррх меня разорви! И как мне теперь вытащить этот якорь из этой мути?!
Со всей мощи лёгких я закричала – но ничего кроме «у и уаа», всё такого же до тошноты бодрого и всё более скрежещущего по нервам, я не услышала. Из глаз брызнули слёзы, но они не покатились вниз, а рассыпались вокруг меня, закружились, сталкиваясь друг с другом, дробясь, рассыпаясь мелкими брызгами, всё мельче и мельче, и их уже не отличить от тумана.
В сердцах встряхнула якорь-Корвина, и он – пропал, оставив меня в тумане, с пустыми руками и паникой в сердце. И грохочущей песенкой в ушах.
Ну какого Заррха мне так не везёт?!
Крылатые, помогите! – я взмахнула руками, как крыльями, вздымая их вверх, и туман пришёл в движение вместе с ними. Через мгновение его сдуло ветром, а я с удивлением огляделась.
Я очутилась в лесу – странном незнакомом лесу. Вокруг высоченные деревья, увитые зелёными канатами, кроны с мелькающими в них животными, скрывают небо, и лишь впереди виднелся просвет. Я шагнула вперёд и оказалась на огромной поляне, где не росло ничего кроме травянистых цветов – вокруг раскинулся ковер рыжих незабудок, словно поляна объята вечным негаснущим пламенем. А посреди неё возвышалась белая громадина, и я с трудом опознала в ней череп.
«И всё-таки, как смеет он уходить?!» – подумала я, прежде чем снова открыть глаза. Привстала под ледяным взором преподавателя, огляделась – зал для медитаций был пуст. Отвесила себе мысленную оплеуху за всякие глупости в мыслях. Да и в целом, было за что.
Умудриться впасть в транс, усердно стараясь этого не делать, – могла только я. Дышите – не дышите! Додумалась.
– И как же тебя угораздило, старательная ты наша? – Аррмирру Турмалису, в быту Мирочке, тоже было очень интересно. – Что за техника экстренного погружения?
Я нервно хихикнула. Выдать ему, что ли, свою «технику»? А почему бы и нет. Хорошая мина при плохой игре никому не мешала.
– Задержка дыхания, – с умным видом сообщила я. Ну как с умным: губки надула, глазки в кучку. Могу представить всю глубину умности этого вида, но тут уж на что хватило моральных сил.
– М-м, – озадачился Мирочка. – Вычитала где-то?
Я еле удержалась от смеха, буркнув:
– Сама додумалась.
Это что, реально один из методов?
– Довольно опасный способ. Если при входе в транс «забыть включить дыхание», можно в первые минуты умереть от асфиксии. Тебе ещё повезло, что ты просто заблудилась в коридорах подсознания.
Тебе, видимо, тоже. Я вспомнила про «труп и овощ на выходе» и поёжилась.
– А-ха, – сипло согласилась с преподавателем. Ни труп, ни овощ меня не привлекали. Хоть и подумывала о смерти в последнее время, но как представился шанс – сразу перехотела.
– Раньше пробовала?
Стать трупом?
Была попытка, да. Этой ночью. Или всё-таки сон? Да нет, мисс Зерби ясно дала понять, что я вывалилась на клумбу. И зря я всё-таки не спросила, как я оказалась в постели. Нервно мне что-то из-за этого провала в памяти.
– Пробовала медитировать прежде? – напомнил о вопросе Мирочка, и я покачала головой:
– Нельзя же без страховки.
Преподаватель дёрнул щекой, но не прокомментировал качество страховки. Видно верил, что я не слышала, как он опростоволосился.
– Дар давно открылся? – спросил вместо этого.
Я подавила недовольную мину, заменив её незамутнённым удивлением. Тоже, небось, какая-то фигня получилась, ибо Мирочка очень скептически фыркнул и уточнил:
– Особая тонкость слуха давно развилась?
Интересно, откуда они знают именно о слухе. Это метка сообщает? Но спросила я о другом:
– Да разве ж это дар? – и вытаращилась ещё глупее, чем было, и кусая губы, чтобы не сказать «примитивный какой-то».
– Конечно. Любая аномальная способность, не свойственная обычным людям, – голос Мирочки стал каким-то медовым, – и есть дар.
– Чей? – тут же спросила я ехидно.
Но Мирочка вдруг стушевался, и даже закашлялся, прежде чем ответить:
– Хм. Природы?..
Он это даже не столько утверждал, сколько спрашивал.
А я просто вскипела от негодования. Он что тут, намекает мне, что все эти отличные от человеческих способности людей – их дар нам? Драконий дар людям?
Драконы совсем потеряли совесть? Отняли наш мир, нашу историю, наших хранителей, а теперь ещё и пытаются выставить нас убогими нищебродами, которых облагодетельствовали, всучив некоторым из нас «свой дар»?
– Тебя что-то смущает? – вздёрнул светлую бровь драконис.
– Нет. Всё чудесно, – я хлопнула глазками, подавляя недовольство. Странно, что метка не зудела на мою злость.
– Так давно у тебя открылся дар? – вернулся к теме Мирочка.
– А вот знаете: в женщине должна быть загадка! Так говорила моя няня.
Мирочка неожиданно рассмеялся, поднимаясь.
– Ну, раз начала наглеть и язвить, значит, жить будет. Иди уже на математику, в семьсот восьмой.
– Да, спасибо, всего х-хорошего.
Быстренько поднявшись, я забросила конспект в рюкзак и удрала из зала. Миррочка что-то бурчал вслед, но слышать его не хотелось!
Хотелось подумать. Как ни странно – о Корвине и некоей «стигме», её влиянии и прочих безобразиях, вроде марафона, нежелания иметь со мной дело и – ву-а-ля, возможности снятия метки. После чего кому-то будет хреновато, а на кого-то начнётся охота.
Если это был не сонный бред… вот, заррх, надо было всё-таки ляпнуть Мирочке про примитивный дар, посмотреть реакцию, но не возвращаться же теперь. Но, допустим, это был не бред.
Тогда выходит меня «всучили» Корвину. А стигма, видимо, метка, не даёт ему от меня избавиться. Кровь, видите ли, гонит в разные члены тела. И Корвина это, как и меня, не радует! Это хорошо!
Значит, стоит с ним поговорить, не так ли?
Ага. И к концу беседы пускать на него розовые слюни, потому что при разговоре придётся дышать, а это чревато осложнением в виде одержимости.
О! Надо встретиться с ним в скафандре!
Я почувствовала, что могу взорваться, и спасло всех от ошмётков моих эмоций лишь явление Реми. Он налетел на меня сзади, развернул порывисто, осмотрел с ног до головы и обнял так крепко, что я на миг задохнулась.
– Касс, ты в порядке, хвала Крылатым! – выдохнул друг, выпуская меня из объятий. Я отступила, озадаченно потирая запястье. – Я уже и дома у тебя был, и в лазарете всем дырку в голове высверлил, и магистра Аррмирра задолбал, а ты тут!
Бедный Реми. Совсем о нём забыла…
– А что с твоим макияжем?
А-а-а! – мысленно завопила я. – Я же растёрла его по всему лицу там, в зарослях зимнего сада! Я же сейчас на чучело похожа, и он опять это видел! Тьфу! Что мне за дело до него? Тут полакадемии с меня покатывается – вот где ужас!
Запоздало прикрыв лицо ладонями, я поискала взглядом сквозь пальцы зеркало. Не нашла, зато заметила, как скрылась в арке столовой спина Корвина. И его руку на попке Терри заметила.
Пр-равильно, зачем ждать вечера, если можно прям счас р-развлечься в туалете?
Я шмякнула себя по щеке ладонью, изгоняя дурные мысли.
– Ты чего мечешься? – поймал мою руку Реми. – Ну умылась – подумаешь.
– Умылась?
Когда это я успела?
Танита, добрая душа, вручила мне зеркальце, и я убедилась, что ни следа макияжа не осталось на моём красном от смущения и злости лице.
Может я забыла накраситься утром? Да нет же.
Меня умыл Мирочка, пока откачивал? Да ну, он же сразу за мной в транс нырнул, а потом его Корвин вытащил.
Может Корвин?..
Я нервно рассмеялась от бредовости идеи.
Из столовой я выходила голодная и злая, как мисс Зерби. Как Цербер, то есть. На выходе умудрилась поймать разговор, в котором прихвостни Корвина сообщили мне (друг-другу, конечно, но раз уж услышала я, то мне), что его сегодня не будет, так как не в туалет он, видите ли, направился с этой… Терри, а домой. И мне бы радоваться, что его больше сегодня не встречу, но настроение скатилось под голубые плинтуса и там размазалось тонким слоем.
– …Корвин сказал, – снова слух поймал это проклятое имя, – чтобы мы сами закончили сегодня с расчётами, он утром…
Тьфу!
Отключить заррхов звук!
Перед дверью в аудиторию я была схвачена за локоть Танитой Лимари. Подождав, пока все войдут, она заглянула внутрь, сказала, что мы с ней прогуляем литературу, и под укоризненными взглядами Атави и Реми, и любопытными всех остальных, потащила меня прочь.
Уединились мы в аналоге зимнего сада с седьмого этажа, только здесь, на втором, он действительно был зимний. Даже температура оказалась ниже коридорной. И растения тут были северные: хвойные кустарники, разной кудрявости папоротники, мхи да лишайники на камнях, ведьмино колечко плауна. Цветы все блёклые, мелкие. И только незабудки горели привычным костром. Они росли по всем материкам, всем широтам. Взывали немо, как всегда:
– Помни. Помни. Помни!
Помню, как же.
Иногда только сбоит мозг, а так – помню.
Не знаю, вообще, почему последовала за смешной черноглазой Танитой без всяких возражений. Видно у неё тоже имелся некий тайный дар. Дар убеждения. И очень крепкая хватка.
А может я просто очень хотела узнать что-то интересное, светившееся в её глазах. Но вместо этого Танита, усевшись на камень рядом со мной, потребовала:
– Давай, рассказывай!
***
– Давай, заходим! – спустя час тем же тоном требовала она. Я ей, конечно, не всё рассказала, но видят Крылатые, очень многое. Сама не знаю почему. Видно, захотелось поделиться девичьим – девушка я или где?
– А может, не надо? – я сделала жалобные глаза.
– Заходим, кому говорю, вон швейцар уже косится, как на дурочек.
Я посмотрела на стоявшего у входа на террасу смуглого бородача в сине-оранжевом восточном халате с золотым орнаментом шитья. От нас его отделяло несколько метров и конический куст самшита, увитый чёрными розами.
Заходить не хотелось.
– Я точно знаю, она – такая как ты. Тебе что, не интересно с ней поговорить, сравнить, так сказать, показания?
– Не такая, – проворчала я, морщась и дёргая носом. – И толкового ничего она наверняка не скажет. При тебе, по крайней мере.
– Пойдёшь без меня?
– Нет! – позорно испугалась я. – Мне она тем более ерунду какую-то втирать будет…
– Ой, всё! – с этим убойным аргументом Танита снова схватила меня за руку. Я уже говорила, что у неё дар убеждения и железная хватка? – Это всё я уже слышала, а информация нам всё равно нужна.
И невысокая тонкая, в светлом платье с развевающимся подолом и рюшами, с аккуратной стрижкой-каре на чёрных как смоль волосах, – похожая на куклу – Тани решительно вышла из-за самшита и направилась к входу в кафе, таща меня за собой.
В целом вечер прошёл приятно. Мы насмеялись, наелись сладкого и чая напились на лет десять вперёд.
Иногда возвращались к теме драконов и меток, но больше шутили и хохотали, засобиравшись по домам, когда начало темнеть.
– Мирочка, наверное, уже волнуется, – зарделась Ника.
– Цербер тоже, – хмыкнула я.
– Кто?
Пришлось объяснять. Под шумок ещё и про вчерашнее своё приключение рассказала, и про полёт с подоконника. Правда, о снах непристойных и мыслях перед полётом умолчала, хотя язык так и чесался выболтать что-нибудь эдакое. Особенно, глядя на смеющуюся куколку Тани.
– Представляете, просыпаюсь утром, а меня Цербер блинами потчует, и приговаривает: «А не тошнит ли тебя девица, а головушка ли не кружится?» – Я уж думала, она намекает на Реми, с которым мы под окнами добрый час сплетничали.
– Только сплетничали? – Танита рассмеялась колокольчиком, и я слегка смутилась. – Ой, да ладно тебе, все знают, что он в тебя влюблён. Он же носится за тобой, как привязанный.
Я почувствовала, что уши мои начали гореть, подуй – и дым пойдёт.
А плюнь – так вовсе зашипят.
– Да перестань, – отмахнулась я, возвращаясь к балконам, розам и удобрениям: – В общем, сижу я, мисс Зерби о тошноте меня расспрашивает, а потом говорит: «повезло тебе, глупая» – она, конечно, иначе выразилась, ага, – «что не на розу мою упала. Там бы я тебя и закопала на удобрение». – И тут я начинаю понимать, что мне полёт мой из окна ни заррха не приснился. Но в упор не помню, как я комнате оказалась!
– Птичья болезнь?
– Что? – я приподняла бровь.
– Птичья болезнь. Перепел, называется, – Тани уже откровенно ржала надо мной. – Признавайся, сколько выпила вчера?
– Да не пила я, – замахала я на неё руками. – Почти. Я головой, видно, хорошо приложилась, раз память отшибло.
– Синяки есть?
– Не-а.
– Везу-учая, – Танита, посмеиваясь, достала из кармашка монетку и со щелчком подбросила в воздух. – Орёл или решка?
– Ребро, – хмыкнула я, наблюдая, как серебристой рыбкой вертится монетка, а вот рука подруги дрогнула от неожиданности, монетка проскользнула мимо ладони и со звоном покатилась по полу.
Нарника прыснула смехом, Тани озадаченно заглянула под столик, под диванчик, но потеряшку не нашла.
– Уверена, там ребро, – смеялась Ника, а Тани согласно кивала, разводя руками:
– Я же говорю, везучая. Ты же что вчера, что сегодня, ха-ха, так и норовишь убиться, но при этом как-то выживаешь.
– Ничто не вечно. Особенно везение, – я повторила её жест руками и потянулась к синей чашечке с чаем.
Настроение слегка подпортилось. Взамен меня развеселилась Нарника и, улыбаясь до ушей, поинтересовалась:
– А ты знаешь, что Корвин может исцелять раны?
– Да ну. Он лекарь?
– О! Он – много чего. На самом деле, он весьма одарённый, даже по драконьим меркам. И очень умный.
Я скептически хмыкнула.
– Да-да, – поймала меня за руку Ника, заглядывая в глаза. – Правитель возлагает на него большие надежды.
– Да мне-то что? – я поморщилась, понимая, что это второй заход кампании «дыши Корвином», но Тани (спасительница моя!) – перебила хвалебную песнь моему нежениху:
– Слушай, Ник, я вот чего не могу понять: почему Дальсаррхи и вообще Североморийские драконы до сих пор на наших не женились?
– Чистота крови, видимо, – Нарника не обрадовалась смене темы, но что знала, ответила: – Драконы ведь всё ещё надеются возродить могущество своей расы.
Вернуть драконью ипостась.
– И что? Теперь сдались?
Драконья невеста пожала плечами:
– Не знаю. Наверно, всё-таки дефицит драконесс.
– И вот никакой вообще логики в этом всём нет, – Тани стукнула ладонью по столу. Легонько. Но соседняя чашечка всё же подпрыгнула. Мы с Никой вздрогнули.
– А что тебя смущает? – драконья невеста закусила губу.
– Ну, смотри, – тонкие, почти детские пальчики Тани подхватили небольшую слоёную трубочку медовой пахлавы с сиреневой начинкой и водрузили на пустом блюде. – Это Аррмирр. Он прекрасный, чудесный, умный и вообще роскошный.
Нарника опять не уловила сарказма, блаженно улыбнулась, но Танита закончила неожиданно:
– Но, согласись, для Дальсаррхов он – мелкая сошка. Вассал. Даже к основному роду не относится, хотя он пятиюродный племянник брата Правителя. И дар у Аррмира не самый сильный. Как для дракона.
Нарника яростно уставилась на миниатюрную подружку, но та ничуть не смутилась. Она подхватила маленький миндальный орешек из пары одинаковых, лежавших на краю стола, и уложила сверху на трубочку пахлавы с сиреневой начинкой.
– Смотрится органично, правда? Как и то, что Аррмирру, простому драконьему плебею, в качестве невесты передали тебя. Это нормально. Драконессы не хватило, вот и выдали человека.
– Ты куда? – женский голос отдаётся в голове писком резины по стеклу. Хочу поморщиться и прочистить ухо, но руки не слушаются. Как и глаза. И тело.
– Дверь утром захлопнешь, – ненавистный голос взорвался ушах, вышибая в темноту.
Тут оглушительная тишина и никаких тактильных ощущений. Я в трансе?
Твою Касю за ногу! Только я могла так вляпаться.
Пока я парю́ в этой проклятой тиши, там в реальности тот зелёный… что он сделает со мной?!
Хлопок. Такой громкий и резкий, что будь у меня здесь ноги – присела бы.
Но это хоть какой-то звук, и я радостно бросаюсь к его источнику.
Светлеет. Вижу ступени, бежевые стены, невыносимо яркие лампы. Мир шатается. Я хрипло дышу. Я бегу вниз?
– Кто бы сказал, зачем мне это? – снова слышу голос, от которого схожу с ума.
Дёргаюсь и выпадаю во тьму.
Кто мне может помочь?
Корвин? – первый о ком думаю, и тут же беззвучно смеюсь над собой. Ему только в радость избавиться от меня. Да и замок Дальсаррхов слишком далеко. Даже сумей я его позвать, даже согласись он помочь мне – он просто не успеет.
– Твой хозяин – идиот, – раздаётся в моей тьме. Этот голос мне тоже будет сниться – в кошмарах.
Но я иду на него, иду за единственным доступным звуком. И открываю глаза: впереди мелькают огни дороги, через стекло-обтекатель навстречу мне с бешеной скоростью движется город. Я на сидении нэксы, но не могу пошевелиться – связаны руки и ноги. И не сказать ничего, рот запечатан липкой лентой, неприятно стянувшей кожу.
Слева от меня – зелёный драконис. Массивный и высокий, почти упирается головой в прозрачный обтекатель. Держит штурвал, что-то бормочет себе под нос. Обернувшись на мой взгляд, широко улыбается:
– Моя фа-а-атии, – в красных глазах мерцает безумие, от которого холодеет затылок.
Он снова тянет ко мне свою лапищу, я пытаюсь отодвинуться и в тёмной тишине оказываюсь даже раньше, чем он меня коснулся.
Мне страшно, Корвин, – шепчу губами, которых у меня нет в этой тьме, и она отвечает. Голосом, который я рада слышать до дрожи:
– Заррхова незабудка!
Снова зол на меня, но я тянусь к нему, я бегу за ним, лечу, словно он – мой свет, я – Аврора, а он – моя луна Морфей. Словно в жизни нет ничего надёжней и важнее.
Выныриваю в свет, навстречу снова несётся город, но угол зрения другой, я выше здесь, а прямо передо мной штурвал. На нём руки. Красивые пальцы сжимают его добела, металлический браслет мерцает на запястье.
А ещё я не могу посмотреть в сторону, только слышу голос. Голос Корвина:
– Давай в порт.
– Уверен? – второй, искажённый, звучит прямо в ухе.
– Да. У него там эршип*.
*эршип – воздушный корабль для транстихоокеанских перелётов.
– Его же стражи не выпустят.
– Но и стрелять не станут.
В тишине слышно, как свистят шины. Нэкса, почти не сбросив скорость, вписывается в поворот трассы.
– Кор? – слышно в ухе.
– Что?
– Может и правда передашь её? Раз тебе не нужна.
Глухое ворчание.
– Не рычи. С Мунтасарром тебе не тягаться, но и ему выгоднее договор, чем прямой конфликт. Отец, конечно, будет недоволен, но – если выбьешь приличные преференции и пару контактов с Имарром…
– Может и передам. Достала, нет сил. Схожу с ума, даже не касавшись.
На какой-то миг становится темно, лишь слепые вспышки мелькают, как фонари за закрытыми веками. Я жду своего приговора?
– Передам, – отрывисто бросает Корвин, открывая глаза.
А я слепну.
– Ненавижу-у! – кричу уже в темноте, и беззвучно рыдаю.
Слёзы вьются вокруг, их всё больше и больше, а я не понимаю, отчего мне больнее – от того, что свободы мне не видать, или…
Или потому, что Корвин меня отдаст.
Или потому, что я ду-у-ура…
***
Почти захлебнувшись в океане слёз, я вдруг выплыла на поверхность.
Я снова оказалась на пассажирском месте в нэксе зелёного гада, всё ещё связанная и пристёгнутая. Но одна. Нэкса стояла, и впереди маячили цветастые баллоны эршипов. Мы действительно прибыли в порт.
Но где зелёный?
Не успела я даже попытаться выбраться, как снаружи раздались шаги. Дверь с моей стороны, щёлкнув, открылась, и надо мной нависла волосатая тень.
Я зажмурилась, вжимаясь в сидение.
– Эй, жива, юная ками? – этот ироничный голос с издевательскими нотками я узнала раньше, чем открыла глаза. Наш историк, красноволосый красавец, дядя Корвина.
Открыла глаза в своей постели в доме мисс Зерби.
Лучи обеденного солнца сквозь занавеску заплели комнату узорчатыми тенями. На столике у изголовья ждали моего пробуждения стакан с молоком, краюха хлеба, прикрытая вышитым полотенчиком, розетка с мёдом. Идиллическая тишина разбавлялась лишь щебетом птиц за окном. Словно я просто легла поспать и видела странные сны.
Но ни на секунду я не усомнилась в реальности вчерашнего дня, растянувшегося в памяти на месяц событий. Я помнила их все так отчетливо, будто и не было обморока длиной минимум в половину суток.
О, как же я их ненавидела!
Зелёного Муртасарра, похитившего меня, как бездушную вещь.
Магистра Асурра что посмел, в который раз за вчерашний день послать меня в нокаут. Интересно, когда-нибудь я смогу просто уснуть – и просто проснуться, а не вот это вот всё?
Корвина. Особенно Корвина.
За это его «не та».
За то, что предпочёл подыхать, но только бы не рядом со мной. Зачем дрался вообще в таком случае?
Сволочь.
Впрочем, после посещения уборной мой юный организм, истощённый приключениями прошлых суток, потребовал молочка. За вредность.
А к донцу стакана прилип конверт. Отклеившись, свалился в едва подставленную руку. Я повертела его в руках, изучая с опаской, словно ядовитую змею. Плотный, тяжёленький. Не подписан – ни получателя, ни отправителя. Значит, его принесли прямо сюда. Кто?
Что в нём?
Я прожгла в конверте взглядом пару дыр, прежде чем рискнула вскрыть. Внутри всего один тонкий лист. И одна строка:
«Что ты хочешь знать?»
Он написал мне! Ура! Значит жив!
Не удержавшись на месте, я прошлась по комнате, пританцовывая и щёлкая пальцами в ритм, еле сдерживая ликующий писк. Вернулась к кровати, импульсивно уселась. Схватила позабытый за письмом стакан и залпом выпила молоко, закусила ложечкой мёда. Успокоить танцующие мысли это не помогло, но я попыталась всё же сосредоточиться.
Что ты хочешь знать?
О-о, я столько всего хотела знать. Но не вываливать же ему весь список пунктов на сто?
Почему ты так вёл себя со мной?
М-м. Я, пожалуй, могла даже догадаться. Навязали, занят, нет времени впадать в слепую любовь. Да ещё и я на первой встрече оказалась дурно пахнущей страшилкой.
Почему не отдал меня? Ну не знаю. Так ли это важно сейчас? Главное ведь, что не отдал. Дрался за меня. Чуть не погиб, между прочим. Этот Мунтасарр жуткий противник, волосы дыбом при одном воспоминании.
Кто этот Муртасарр такой вообще? Кто-то непростой. Непростой драконис. А значит…
Я бросилась к шкафу, достала чемодан, вывалила на пол его содержимое, в основном исподнее, трусики, там, лифчики, маечки. Ха-ха, видели бы драконы, где у меня хранится их артефакт.
«Драконье древо», та самая книга-артефакт, которую выдал мне дядя перед балом, чтобы я прониклась честью быть невестой наследника самого сильного драконьего рода. Книгу, в которой записаны все драконы мира, как гласила бегущая по первой странице надпись-приветствие.
Где искать Мунтасарра, я догадывалась. Если бред мой после похищения был всё-таки не бредом, а трансом и я, в самом деле, проваливалась в Корвина и подслушивала его разговор с Асурром, то Мунтасарр не последний драконь в Имарре.
– Ух ты! В самом деле, не последний!
«Мунта-с-Арр Салемир Махараж. Старший сын, признанный наследник Правителя Имарра».
– Ого! Да ему уже больше пятидесяти лет! А-бал-деть! Меня тут целый престарелый принц чуть не похитил, оказывается!
Зато понятно, отчего он обзывал Корвина мальчишкой.
А вот что Корвин начистил его зелёную рожу – это ух как круто! Даже гордость за моего жениха (ну почти жениха) берёт. Ну шикарно же он его подловил с этим щитом воздушным! М-м, как смешно Зелёный летел вверх тормашками!
Были бы там зрительницы-девчонки – пищали бы от восторга!
Ай. Если бы я не боялась за жизнь Корвина, наверно, и сама визжала бы и скандировала: Мочи его! Мунтасарра на мыло! Корвин вперёд!
Хм. А почему это рядом с портретом Мунта-с-Арра нет портрета жены? Только надпись «харама». Не женат? В активном поиске? И для этого украл у Корвина – меня? Ерунда какая. Зачем такому важному дракону в жёны человеческая девчонка?
– М-м, – я прикусила губу. – Вероятнее всего, он хотел досадить Корвину, получить повод для боя. Вряд ли он думал, что юный Корвин может его победить. А значит…
Я вскочила, сделала нервный круг по комнате, вспоминая, анализируя, изгрызая губы в кровь – болью изгоняя розовый флёр навеянной влюблённости.
И вывод получался только один.
Корвин отдал бы меня, как и собирался, за преференции и контракты. Но Мунта-с-Арр отказался договариваться и вызвал его на бой. Но не за меня. А за свою сестру. Право на которую Корвин выбил.
Там, куда я пришла, не было ни одной живой души. Этим солнечным осенним днём люди стремились за радостью, здесь же её не водилось. В лучшем случае светлая печаль.
И моя ненависть. Она тоже лежала где-то здесь.
Я сидела на тёплой гранитной плите. Высеченные в камне лица родителей смотрели на меня светло и легко. Даже без укоризны. Совершенно напрасно. Я мало того, что не отомстила за их смерть, – я так и не разобралась, действительно ли в ней виновны драконы. А теперь и вовсе сгораю от бредовой любви к одному из них. А ведь должна…
Ох…
– Мам, ну скажи же, что мне делать?.. – я прижалась лбом к массивной плите. Тишина природы шелестела травами, шуршала тысячами лапок, чирикала сотнями голосов.
Я встала, прошлась вокруг, вглядываясь в портреты, считывая даты и имена.
Как я и помнила – очень много могил с короткими промежутками между датой рождения и смерти, упокоенных практически на одной неделе. Вот профессор математики из нашей академии, Эван Стейнс. Молодой, подающий надежды. Вот юные ребята, Тамара и Соник Василеф, наверняка студенты. И было их здесь сотни.
И ни одного дракониса. Хотя этих вряд ли хоронят здесь, среди людей.
Что же убило в короткий срок столько народу? Эпидемия? Или массовое убийство? Или чей-то неудачный эксперимент?
Или простое наплевательство на судьбы мелких ненужных людей? Драконы ведь лекари через одного, будь желание – любой мор был бы им нипочём. Пожелай они, и эта девчонка, не дотянувшая трёх дней до своих шестнадцати, – была бы жива. Но им всегда было чихать на людей.
Побродив среди могил, я вернулась к плите с именами родителей.
Маргарита и Ормис Фалькони. Совсем молодые, с сияющими взглядами. Мама преподавала биохимию, папа – физику и астрономию в Академии Дальсаррха. Оба не обладали никакими «отклонениями от нормы» – дара не имели.
Папа так и вовсе из плебеев. Женившись на маме, он принял нашу фамилию, став главой рода. Дедушка с бабушкой умерли задолго до этого. Бабушка Маяхар почти сразу после рождения мамы, дед Сальвадор через пару лет. Он бросился с башни, не выдержал разлуки с любимой.
Папа Ормис, кстати, как глава рода, должен был «наградить» меня меткой. Но не стал. Или не знал, потому что не патриций, или его убедили не делать этого мама с няней и тётей.
Ни няня, ни тётя никогда не говорили о нём хорошо. Плохо, впрочем, тоже. Странно. И о дедушке тоже говорили редко.
Видно, няня Тин слишком сильно любила бабушку Маяхар. Свою сестру. А после её смерти души не чаяла в племянницах, воспитала их сама. Драконы, конечно, приставили к ним опекуна, но тот почти никогда не появлялся, взвалив все заботы на няню.
Когда девочки выросли и выучились, а тётя приняла главенство в роду, – нашу семью и вовсе бросили на произвол судьбы. Родового состояния к тому времени как не бывало, земли распроданы и перезаложены, осталась лишь усадьба с небольшой фермой, едва сводившей концы с концами.
Драконам было плевать, как выживут две сиротки в жестоком мире!
После учёбы маме пришлось остаться в академии преподавателем, а тётя вернулась домой. На втором курсе она выбрала специализацию агронома, потому постепенно, с поддержкой няни, смогла поднять ферму, и они вместе с мамой даже рассчитались с долгами. Когда мама вышла замуж, настало золотое время для нашей семьи.
Но родилась я, папа продолжил преподавать, а мама пожила со мной в Синегоре чуть больше года, а затем тоже вернулась в Аррганну. А потом они умерли.
Я оставалась с тётей и няней в Синегоре. В этом мне повезло, иначе на этой тёплой чёрной плите сейчас было бы высечено три имени. Таких могильных плит тут тоже хватало. Мор косил людей семьями.
Или не мор.
Представить, что в той массовой гибели людей виноваты драконы – было всё так же сложно. Но самое обидное, я никак не смогу это проверить. К закрытым источникам информации меня просто никто не пустит. А в открытых я всё уже видела.
Официальная версия выглядела – не подкопаешься.
А жёлтый взгляд жёг веки, стоило зажмуриться.
Может спросить у него?
Дура! Кто помешает ему сказать неправду?
Шорох шагов выбился из окружающего шума, заставил вздрогнуть. Кого там ещё заррх несёт? Только бы не…
Или только бы да?..
Не успела я разобраться в противоречивых желаниях, как над зарослями сирени показалась белобрысая макушка.
Реми!
Я вздохнула.
С облегчением, заррх тебя погрызи, Касс! С радостью вообще, слышишь?!
– Реми! – я улыбнулась, глядя, как со всех ног бросился ко мне друг.
– Касс, хвала Крылатым, ты жива! – Реми порывисто обнял меня, затем, отступив на шаг, повертел из стороны в сторону, осматривая с головы до ног.
Щёки парня лихорадочно пылали, словно он мчал сюда от самой академии.
– Соскучился? – я рассмеялась, чувствуя, как отпускает меня безумие сегодняшнего дня. – Как ты меня нашёл?
– Ой, по наклонной катисся, доча. Ой, катисся, – прокомментировала Цербер тот факт, что притащил меня домой «красный, не представившийся змей».
Притащил он меня этим утром, вопросы: «Что с ребёнком сделали? Где её держали?», – льдисто проигнорировал. Обещал, что проснусь не раньше ночи. И да, именно он оставил письмо.
У меня засосало под ложечкой. Ничего, конечно, страшного, если я ответила не по адресу. Но. Твою Касю за ногу! Так неприятно чувствовать себя ещё большей дурой, чем считала до сих пор.
Поверив «красному змею», мисс Зерби рискнула уйти из дома ненадолго – на рынок купить продуктов, чтобы меня, дуру малолетнюю, откармливать.
– Хорошо хоть молока с хлебом и мёдом оставила.
Ядом женщина больше не плевалась и ругалась с неким сочувствием. Я, конечно, расспросила бы её о причинах такой снисходительности. Она явно уходила корнями в юность и была как-то связанна с тем, что Цербер в столь солидном возрасте всё ещё мисс.
Но такой разговор тянул бы на полвечера минимум, а мне не терпелось вытурить квартирохозяйку из комнаты и посмотреть, наконец, кто и что мне написал. В конце концов, женщина, грустно покачивая головой, ушла к себе, а я занялась письмом.
Конверт из плотной желтоватой бумаги, снова был не подписан. И выглядел точно так же, как и тот, что я нашла спросонья и в который запихнула свой ответ за неимением собственных конвертов. Кроме тёти мне некому было слать писем.
На этот раз чернил и слов автор не пожалел, и я первым делом бросила взгляд вниз, боясь и желая понять, кто же это. Хвост подписи скручивался в замысловатый вензель, но «кор» в её начале читалось без проблем. От сердца отлегло.
Письмо начиналось с трёх точек. Жирненьких, расположенных на значимом расстоянии друг от друга. Словно за ними скрывались какие-то несказанные слова.
«. . .» равно «Я Тебя Люблю!» – вспыхнули радужные буковки в моей голове, и я, резко наклонившись вперёд, стукнулась ею о столик. Стаканчик подпрыгнул, звякнула ложечка. Мозги вроде заняли нормальное положение.
Скорей уж он сказал: «Я тебя ненавижу» или «Ты меня достала». Или просто расписывал ручку. А я дура и по наклонной «ой, катюсся».
Далее следовал текст.
«Непростой вопрос для первого, Незабудка. Не буду врать, способ есть. Он тебе не понравится. Может и понравится, конечно, поначалу, но потом точно пожалеешь. Но главное, этот способ не устраивает меня. Ищу другой.
Пока же держи дистанцию. Для этого соблюдай несложное правило: не иди туда, куда почему-то хочется, не останавливайся там, где не планировала. Да. . . Тебя ко мне тянет. Поэтому думай, куда идёшь».
То есть это я виновата в том, что натыкалась на него там, где ему быть не положено? А не обалдел ли он с такими заявочками? Меня к нему тянет! Гад.
«Я иногда буду задавать вопросы. . . Твои ответы помогут найти способ разорвать связь. Важно – не врать. Можно – молчать.
Не выбрасывай конверт.
Учись хорошо. Не прогуливай.
P.s.: Прочти, что написано на конверте».
Ничего там не написано! Я смотрела сто раз!
«Впрочем, было весело наблюдать за твоими метаниями сегодня. Если что, Йорик всегда готов поработать курьером».
Умеет же он вытравить добрые чувства. Я ещё мечтала, что в трёх точках что-то хорошее? «Ты мне смешна» – видимо тот самый вариант.
«Но в любом случае лимит текста – один лист по размеру конверта. Раз в сутки отправить и принять. На больше автолетта не рассчитана. А у Йорика есть чем заняться…
Да неужели!
…так что сверх нормы – только лично в руки. . . Не советую».
У-у! «Не советую». Сноб! И вообще, о чём он говорит?!
Всё больше злясь, я схватила конверт и принялась вертеть перед глазами. Никаких подписей, как я и помнила. Разве что…
Типографский шрифт я игнорировала.
На язычке конверта с внутренней стороны написано: «Просто вложи письмо, закрой конверт и проведи пальцами по липкому краю с внешней стороны». Обычная памятка для дурака. Если бы не краткий текст мелким шрифтом под логотипом в виде головы ворона: «Автолетта. Эксп.обр. маг-мех-арт. Проп.сп-ть 2л/с. © К.Дальсаррх».
Вот честно, я не собиралась больше ему писать, но любопытство разорвало моё самообладание в клочья, и, схватив ручку и лист бумаги, я быстро набросала вопросы:
«Автолетта – это маг-механический артефакт? Просто вложить и запечатать – и она отправит письмо сама? Экс.обр. авторства К.Дальсаррх – это твоя разработка? А как оно работает?!»
Я быстро, пока разум не напомнил, кому я тут пишу, вложила лист в конверт и запечатала его. И уставилась во все глаза, выискивая изменения.
Но, увы, ничего не происходило. Ни световых, ни шумовых, ни дымных спецэффектов. Конверт лежал на столике, а мои ушки разгорались всё сильнее. Твою Касю за ногу! Он же наверняка издевается.
В воскресенье я так и не прикасалась больше к конверту, проявив чудеса стойкости, в сути своей бессмысленной и беспощадной, но «пусть он не думает!». В понедельник же и вовсе проспала и умчалась на занятия, даже не позавтракав и, конечно же, забыв конвертик дома.
– Вот и хорошо, – приговаривала я на бегу, хотя так и подмывало вернуться за ним.
Воображение усердно рисовало картины, где пронырливый Цербер решает убраться в моей комнате и выбрасывает бесценный артефакт в мусор, в доме случается пожар, наводнение и буря в стакане, или под матрасом заводится очень голодная мышка, которая обязательно растолстеет на огрызках автолетты.
Иногда проскакивает ещё одна картинка, которую я гоню прочь, и в которой рассерженный моим молчанием Корвин встречает меня в Академии и устраивает выволочку. Лично. Близко. Очень близко.
Бр-р!
Увлечённая мысленными художествами я влетела в аудиторию с последним звуком звонка, столкнувшись с магистром Асурром, собиравшимся запереть дверь, и даже не сразу осознала вопрос:
– Доброе утро, сонная ками. Вы всё сделали?
И пока я хлопала глазами, пытаясь понять, чего от меня хотят, историк сделал верный вывод:
– Ясно. Садитесь. Два.
Реферат! – вспыхнуло в голове, сжигая прочие картинки. Я совсем о нём забыла!
Но всё-таки, какой же гад этот Асурр – ему ли не знать, что половина недели выпала из моей жизни. Причём при его непосредственном участии. Видимо, высокая концентрация змейства – у всех Дальсаррхов в крови.
Этот, в частности, всё занятие выглядел таким мерзко надменным, что я – хоть и хотелось расспросить о своих злоключениях после боя Зелёного с Корвином – так и не решилась ни о чём спрашивать. Конспектировала тему и не отсвечивала.
Странно, но ни Танита, ни Реми на занятие не явились. Ни на первое, ни на второе. Реми, похоже, ещё не вернулся из Синегоры, и я с лёгкой дрожью нетерпения и волнения ждала, какие новости он мне привезёт.
На большом перерыве была мысль спрятаться в зимнем саду, чтобы не пересекаться с Корвином, будь он не ладен! – но мой растущий организм заявил: «Если не поем – то умру к концу третьего занятия. И вопросов с дыханием больше не будет». К моему вящему позору эту ворчливую заявочку слышали все, кто был в тот момент в аудитории. Так что девчонки при звонке, не спрашивая, подхватили меня под локотки и утащили в столовку.
Здесь было светло и ароматно, Нарника увлечённо флиртовала с каким-то парнем, шумели голодные студенты и не было Корвина и Ко.
Я облегчённо – облегчённо, кому говорю! – вздохнула и спокойно перекусила. Остаток дня прошёл без неожиданностей, и после занятий я всё-таки отправилась в библиотеку.
Исход людей с Земли.
Тема, за которую я уже получила двойку.
Седенький длинноволосый старик выдал мне пару книг: увесистый томик-словарь и собственно Хронику основных событий в истории людей полутора-тысячелетней давности.
Открыв её, я уставилась на оглавление.
Войны человечества. Первая и вторая мировая. Несостоявшаяся третья.
Записи были сделаны на незнакомом языке, с трудом узнавались лишь некоторые слова. Спасали подписи на драконьем, но дальше перевода в тексте не было, и, отыскав тему Исход, датированную нулевым годом (или две тысячи сто первым по старому стилю), пришлось браться за словарь.
Да уж, Асурр – тот ещё змей! С такими темпами мне и правду неделя на реферат потребуется. Я даже сходила к библиотекарю, спросила, нет ли нормального перевода, но старик покачал головой.
– Информация закрыта, хранится лишь в оригинале и паре копий для пользования. Редкого пользования, дитя. Удивляюсь, что тебе дали допуск.
Ух ты!
Вернувшись, я приступила к переводу с куда большим трепетом и вскоре поняла, почему драконы засекретили это. Конец двадцать второго века по старому стилю был – временем расцвета человечества. Скачок прогресса, невероятные технологии, большинство просто не поддавались переводу, но «искусственный разум», «полёты за пределы солнечной системы», «океанические города» звучали весьма внушительно. Удивляло то, что применение водородного топлива, как основного источника энергии, так же относится к великим прорывам тех лет. Увы, к ним относилось и появление совершенного оружия. А к бичу того времени – перенаселение. От числа жителей Земли просто кружилась голова – шутка ли, двенадцатизначное! Это на фоне нынешних шести миллионов!
Крылатые! Я на несколько минут оторвалась от фолианта, пытаясь утихомирить свою ярость. Это сколько же людей уничтожили драконы?! Стеклянным взглядом я таращилась на стеллаж перед собой, пока глаза не начало жечь. Сморгнув, я взялась за дальнейший перевод.
Пока о самом Исходе я ничего не узнала, а ненавистный Асурр не отстанет, пока не напишу ему заррхов реферат.
В две тысячи семьдесят седьмом едва не вспыхнула война «третья мировая», имевшая название, несмотря на то, что её не было. Локальные стычки, информационные бои (это как вообще? Наверное, что-то неправильно поняла) на фоне нескольких эпидемий, – и мировое сообщество заключило мирный договор. Люди, ошарашенные близостью «страшного конца», обратили пристальный взгляд в небо.
Оставалось одно – слиться со стеной и тренировать задержку дыхания. Хорошо бы ещё успокоить сердце, бешеный стук которого легко выдаст меня чуткому нелюдю.
Что самое смешное – у меня это практически получилось. Сердце стукнуло и затихло, вокруг установилась странная тишина – словно я окунула голову в воду и слушаю через неё. В затылке металлическим лязгом отдавался звук шагов преследователя. Он замедлился, потеряв меня из виду, и вскоре я увидела его из своего укрытия. В позе «несущийся олень» – ноги в полушпагате, корпус наклонён вперёд, белёсые в свете звёзд волосы зависли параллельно земле, а руки подобно закрылкам нэксы отведены назад – преследователь медленно… проплыл мимо в добром метре над поверхностью дороги.
Я моргнула, ресницы громко шлёпнули о щёки, раздавшийся следом звук, который я раньше считала звуком шага, заставил меня вздрогнуть – я тюкнулась темечком о стену и…
Ну, привет, тёмный коридор и тишина.
Крылатые! Это только я могла провалиться в транс, когда в реальности моей тушке может не поздоровиться. Причём это становится нездоровой тенденцией.
Коридор был тёмным, но не до черноты, я вполне различала обстановку разрухи, царившую вокруг. Тишина тоже не была абсолютной, подо мной то и дело что-то хрустело и скрежетало, словно шагала я по битому пластику и стеклу. Вот только я не управляла собой. Просто шла, иногда оглядывалась по сторонам, но не потому, что хотела этого, а словно кукла на нитках, обретшая сознание, но повинующаяся мановению рук кукловода. Отвратительное ощущение.
И в тоже время мне было спокойно. Иллюзия безопасности. Я утопа́ла в тёплой неге, и желание вернуться в тело всё истончалось, а ведь я даже тряхнуть головой не могла, чтобы взбодриться. Я слышала, что как-то так умирают от переохлаждения – вдруг становится тепло и приятно, а все желания исчезают.
Рядом громыхнуло, словно на керамический пол свалилось нечто металлическое. Угол зрения резко изменился, и теперь я могла наблюдать какой-то короб с…
А! Это череп! Заметно обгоревший, с проломом в височной доле череп человека! Какого Заррха?! Где мой тортик?!
Вместо того, чтобы свалить подальше, я оказалось совсем рядом с жуткой находкой. Рука, почти белая в полумраке, протянулась от меня и без малейшего трепета подняла череп.
– Бедный Йорик, – услышала я, и убраться из этого транса захотелось ещё больше. – Взять или не взять? – вот в чём вопрос.
Говорил Корвин. И рука тоже принадлежала ему. А-а-а!
Выпустите меня отсюда, пожалуйста!
– Вин! – сзади донёсся женский голос, и я мрачно сжала зубы. Сжала бы, если бы тело повиновалось мне хоть немного.
Меня развернуло в сторону голоса и – лучше бы мне этого не видеть! – дальше по коридору, в луче света из дверного проёма стояла заррхова красотка Тэрри. И манила меня рукой.
И я пошла. Меня, вернее, понесло в её сторону, хоть я и возмущалась, пытаясь – то вырваться и вернуться в тёмный переулок, где меня возможно вот-вот расчленят, изнасилуют, похитят и убьют (да-да, в таком порядке), то – запретить себе… носителю себя приближаться к этой… этой!
– Смотри, совсем целая. Пожар сюда не добрался.
– Но тут ничего ценного, – взгляд безразлично скользил по необычной обстановке комнаты. Картинка на стене, шкаф с открытыми полками. Пустой. Рабочий светильник у изголовья…
– Кровать. Тут есть кровать. Пока ребята далеко, мы можем… продолжить, – и девица, макушка которой маячила совсем рядом на уровне моего подбородка, скользнула ближе, протянула когтистую лапку в район моего уха, вытащила из-за него прядь чёрных волос, пропуская её сквозь костлявые пальцы.
А я на это смотрю.
Гадина! Да как она смеет!
Коридор и комнату с кроватью заволокло красной пеленой, в ушах зазвенело от ярости, а мышцы руки – я наконец-то ощутила тело – судорожно сократились, смазав нахальную девчонку по лицу. Хорошо так смазав – она отлетела на ту самую кровать, на которую манила Корвина, а у меня в голове громыхнуло с непередаваемой злостью:
– Какого Заррха у тебя там происходит?! Где Орс? Ни на минуту отвернуться!
Упс.
Миг – и я снова подпираю спиной стеночку в тёмном переулке, и очень часто дышу.
Галлюцинации на почве кислородного голодания?
Жидкий свет из переулка совсем поредел, я посмотрела на проём. На фоне него стоял, сложив руки на груди, мой преследователь. Тёмная одежда обрисовывала спортивную фигуру, полы плаща немного развевались, как и светлые волосы.
Хм. Беловолосый Соверг. Из рода телохранителей Дальсаррхов.
Вряд ли он тут, чтобы меня похитить.
Что ж. Я с максимально независимым видом – мол, я тут бегаю, а по закоулкам шарюсь просто от любви к искусству, – выбралась из укрытия, прошла, гордо задрав подбородок, мимо неподвижного дракона.
Да ещё и бросила при этом:
– Вернусь – голову оторву!
К себе поднималась на ватных ногах, глядя прямо перед собой, но ничего не видя. Тонна информации, полученная сегодня, слилась в бесформенный ком, и он стремился взорваться вместе с моей головой, а разочарование, светившееся в глазах Реми при прощании, вымораживало синим льдом.
Крылатые, неужели он пошёл на преступление, только бы освободить меня от дяди? И лишь я виновата в этом, Заррх меня раздери. Это я не рассказала ему всего. Забыла. Курица. Никакой ты не сокол Касс, ты курица, с забитым Корвином мозгом.
Мисс Зерби выглянула из комнаты, покачала головой, но увещевать не пыталась. За что ей огромное человеческое спасибо.
Стакан молока снова стоял на столике у моей постели, и я выпила его мелкими глотками, не чувствуя вкуса. Не раздеваясь, легла на кровать и уставилась в потолок.
Сошедший с ума дядя – из-за драконов или из-за Реми? Сам Реми, похоже, приготовивший мне побег, от которого пришлось отказаться. Люди, убившие Первую Землю и сбежавшие в космос – страшная правда или очередная драконья ложь? Корвин, гуляющий в моей голове как дома.
Или я просто схожу с ума. Если уже не сошла.
Может я человек-зайчик из клиники для душевнобольных? Или человек-капуста. Или нечто, живущее в страшном сне?
Голова всё-таки взорвалась болью, и я, прикусив губу и сыча, сжалась в комок, зарываясь под подушку, пытаясь спрятаться от жестокого мира, в котором я осталась совсем одна. Такая знакомая и беспощадная, такая невыносимая боль потери. Как тогда, когда умерла тётя. Несчастному дяде не нужно было меня травить, так болеть я и сама умею. Мысль выстрелила и попала прямо в цель, раздирая сердце. Я одна во всем виновата! Под закрытыми веками замерцали красные звёздочки, всё чаще и чаще, пока не стали красной пеленой…
Я закричала, перебудив, наверное, полквартала. Мисс Зерби примчалась ко мне, пыталась что-то сделать, причитая, но каждый звук, каждое прикосновение – равнялись взрыву в голове.
Щекам стало холодно – пахнуло ветром из окна, мужской голос, отрывистый, непонятный. Тепло руки у лба… и я провалилась во тьму.
Тьму, в которой выключили боль.
Надёжную и тёплую, как голос:
– Что же ты делаешь, девочка?
Я не специально, Кор.
Здесь я ему доверяю, но – не могу говорить. Снова. Здесь меня нет. Меня нет – и это хорошо.
– Пойдём, – шепчет он. – И… прошу, если тебе плохо – зови меня.
– Мне из-за тебя плохо, как ты не понимаешь?! – ух ты, я всё же что-то сказала. Мои мысли сорвались с его уст. Но он лишь скрипнул зубами.
Меня снова несёт по мрачному коридору. Моей воли нет, но мне так легко, что не хочется возмущаться.
– А где мы?
– Ты так и не прочла письмо.
Виновато молчу. Странно, почему не прочла? Ведь хотела же. И вчера тоже. Глупая, так хотела, но не читала.
– Мы в Старлайне.
– Но он же погиб!
– Да. Лава, хлынувшая из Аррганнского разлома, залила его пятидесятиметровым слоем расплавленного базальта. Но полностью не уничтожила. Остались… недоступные ей уровни. Магистрали и островки города, бывшие подземными ещё во времена рассвета Старлайна. Мы с ребятами здесь ищем древние артефакты. Находим, правда, мало что – почти всё выгорело-расплавилось. Тут и без лавы было очень жарко.
Я вспомнила обугленный череп обитателя древнего города. Могла бы – передёрнулась.
– Иногда, зато, попадаются уцелевшие камеры, как эта, например.
Открытие двери активировало древний артефакт, и напротив входа медленно разгорелся светильник.
– Даже истпит не разрядился за тысячу лет. Невероятно, сам знаю. Но сейчас главное, что нам тут – не помешают. Иди ко мне.
Что?
До сих пор я смотрела на комнату, в которой Тэрри предлагала себя Корвину, и от омерзения почти не слышала его слов.
Но… он что, на полном серьёзе позвал сюда меня? Или я дура – а он говорил не со мной? И Терри где-то позади…
– И как ты себе это представляешь? – всё же спросила я его голосом.
– С трудом. Но гарантирую, будет интересно. Не знаю, как ты, но я сам ни о чём кроме тебя думать не могу. Надеялся, здесь немного отпустит – поиск древностей, опасности разные… но нет. Боюсь, есть только один способ справиться с этим. Хотя бы на время, – добавил тихо, и повторил: – Иди ко мне.
Я удивлённо смотрела на древнюю постель сквозь глаза дракона, не понимая, чего он от меня хочет. Меня ведь нет здесь…
Но тут позади щёлкнула, закрываясь, дверь, и стало темно. Холодок пробежал от затылка по шее. Словно на неё подули. Я поёжилась, чувствуя, как шевелятся корни волос.
– Протяни ладонь. Только не открывай глаза.
Я медленно подняла руку, протянула вперёд, но ощутив кончиками пальцев встречное тепло, отдёрнула ладошку, нечаянно коснувшись своих губ. И – задохнулась от остроты ощущения. А через миг и вовсе, кажется, сошла с ума – его рука укрыла мою. Пальцы шёлково скользнули с неё на щёку, заставляя трепетать и забыть о дыхании. Очертив линию носа и бровь, большой палец задержался у виска, а остальные тягуче медленно запутались в волосах за ухом, поднимая голодную стаю мурашек по всему телу, подгоняя её электрическими импульсами.