— Скажи, какой судьбой друг другу мы попались?
В одном углу живём — а месяц не видались.
Откуда и куда?
— Я шёл к тебе, сестра,—
Хотелось мне с тобой увидеться.
— Пора.
— Ей-богу, занят был.
— Да чем?
— Делами, службой.
Я, право, дорожу, сестра, твоею дружбой.
Люблю тебя душой, и рад бы иногда
С тобою посидеть… но видишь ли, беда —
Никак не съедемся — я дома, ты в карете.
— Но мы могли бы в свете
Видаться каждый день.
— Конечно, — я бы мог
Пуститься в [модный свет]…
Нет, нет. Избави бог! —
По счастью модный круг теперь совсем не в моде.
Ты знаешь ли, [мы жить привыкли] на свободе,
Не ездим в общества, не знаем наших дам,
Мы вас оставили на жертву [старикам],
Любезным баловням осьмнадцатого века…
А впрочем, — не найдёшь живого человека
В отборном обществе…
— Хвалиться есть ли чем!
Что тут хорошего? Ну, я прощаю тем,
Которые, пустясь в пятнадцать лет на волю,
Привыкли — как же быть? — лишь к пороху [да к] полю.
Казармы нравятся им больше наших зал —
Но ты, который ввек в биваках не живал,
Который не видал походной пыли сроду —
Зачем перенимать у них пустую моду?
Какая нужда в том?
— В кругу своём они
О дельном говорят, читают Жомини.
— Да ты не читывал с тех пор, как ты родился,
Ты шлафорком одним да трубкою пленился.
Ты жить не можешь там, где должен быть одет,
Где [вечно] не куришь, где только банка нет…
‹1821›
Рисунок Пушкина на заглавном листе к «Драматическим сценам» 1830 г.