Дремлющий демон Декстера

Глава 7

Тело растянуто именно так, как я люблю. Руки и ноги привязаны, рот заклеен клейкой лентой: в рабочей зоне не будет ни шума, ни движения. Моя рука твердо держит нож, и я совершенно уверен, что в этот раз все будет хорошо, я получу огромное удовлетворение…

Только это не нож, а что-то вроде…

И рука не моя. Хотя моя рука двигается вместе с этой, лезвие лежит не в моей руке. И комната маленькая, такая узкая, что смысл появляется только тогда, когда понимаешь, что это не комната, а… что?

А вот и я парю над этим безукоризненным, хотя и ограниченным рабочим пространством, над этим соблазнительным телом. Чувствую холодное дуновение вокруг себя и каким-то образом даже сквозь себя. Если бы я мог чувствовать свои зубы, уверен, что они бы стучали. И моя рука в унисоне с той, другой рукой поднимается и мягкой дугой опускается для безупречного рассечения…

Конечно, я просыпаюсь в своей квартире. Почему-то стоя у входной двери, совершенно голый. Могу еще понять, когда ходят во сне, но раздеваться во сне? Спотыкаясь, я возвращаюсь к небольшой кровати на колесиках. Скомканное постельное белье лежит на полу. Кондиционер понизил температуру почти до шестидесяти градусов. Это было уместно вчера, чтобы слегка охладиться после того, что произошло между мной и Ритой.

Абсурд! Как такое вообще могло случиться? Декстер, бандит-любовник, ворующий поцелуи. После возвращения домой я долго стоял под горячим душем и, прежде чем забраться в постель, повернул термостат на минимум. В самые темные моменты жизни мне кажется, что холод очищает. Не стану притворяться, будто понимаю почему.

А было холодно. Даже сейчас, все еще среди последних клочьев ночного сна, слишком холодно для кофе и начала нового дня.

Как правило, я не запоминаю сны, а если все же они остаются в памяти, не придаю им значения. Поэтому так нелепо, что этот сон все еще со мной.

Я парю над безукоризненным, хотя и ограниченным рабочим пространством – моя рука в унисоне с той, другой рукой поднимается и мягкой дугой опускается для безупречного рассечения…

Я читал книги. Мне никогда не стать человеком. Может быть, поэтому люди всегда интересовали меня. Благодаря этому я понимаю весь символизм: парение – одна из форм полета, означающая секс. А нож…

Ja, herr Doktor. Нож – это означает Mutter, ja?

Хватит, Декстер! Глупый, бессмысленный сон.

Зазвонил телефон, и я почти выпрыгнул из своей шкуры.

– Как насчет завтрака в «Уолфи»? – Это была Дебора. – Я плачу.

– Сейчас субботнее утро, – ответил я. – Нам туда никак не попасть.

– Я приеду раньше тебя и займу столик. Встретимся там.

Ресторанчик «Уолфи» в Майами-Бич – это традиция Майами. А поскольку Морганы – семья из Майами, мы всю жизнь ели там по всяким особым случаям. Почему Дебора решила, что сегодня один из них, выше моего понимания. Наверняка она в свое время прольет на это свет. Так что я принял душ, оделся в лучший субботний повседневный костюм и поехал в сторону побережья. Транспорта на новом перестроенном мосту Макартура было немного, и вскоре я уже вежливо проталкивался сквозь плотную толпу возле «Уолфи».

Верная слову, Дебора застолбила угловой столик. Она болтала с древней официанткой, женщиной, которую узнал бы даже я.

– Роза, любовь моя. – Я наклонился поцеловать ее морщинистую щеку, и Роза посмотрела на меня своим вечно хмурым взглядом. – Моя дикая ирландская Роза.

– Декстер, – проскрежетала она с сильным среднеевропейским акцентом. – Хорош целоваться, как какой-то faigelah.

– Faigelah? Это, наверное, «жених» по-ирландски? – спросил я, садясь в кресло.

– Feh[15], – кивнув, ответила она и направилась в сторону кухни.

– По-моему, я ей нравлюсь, – сказал я Деборе.

– Кому-то ты должен нравиться. Как твое свидание вчера?

– Отлично. Ты не хочешь как-нибудь попробовать?

– Feh, – ответила Дебора.

– Нельзя все ночи напролет торчать в нижнем белье на Тамиами-Трейл, Деб. Должна же у тебя быть своя жизнь.

– Мне нужно перевестись! – прорычала она. – В отдел убийств. А тогда подумаем насчет жизни.

– Понимаю. Конечно, малышам будет ловчее отвечать, что их мамочка работает в убойном отделе.

– Декстер, ради бога!

– А что, Дебора, естественная мысль. Племянники и племянницы. Еще несколько маленьких Морганов. Почему бы и нет? Так ведь говорила мама?

Деб сделала глубокий вдох и медленный выдох. Ее секретный способ восстановления контроля.

– Мамы давно уже нет, – произнесла она.

– Я общаюсь с ней по своим каналам.

– Ну тогда смени канал. Что ты знаешь о кристаллизации клеток?

Я обалдел.

– Ух ты! Ты только что выиграла чемпионат по смене темы разговора.

– Я серьезно.

– Тогда я правда на лопатках, Деб. Что ты имеешь в виду под кристаллизацией клеток?

– От холода. Клетки кристаллизуются под воздействием холода.

Свет вспыхнул у меня в голове.

– Конечно, – отвечаю я. – Прекрасно.

И где-то глубоко начинают звенеть маленькие колокольчики.

Холод… Чистый, без примесей, и прохладный нож почти шипит, врезаясь в теплую плоть. Антисептическая, чистая прохлада, кровь замедленна и бессильна; абсолютно правилен и тотально необходим: холод…

– Почему же я не… – начал я и заткнулся, увидев лицо Деборы.

– Что? Что «конечно»? – требовала она.

Я покачал головой:

– Сначала скажи, зачем тебе нужно это знать.

Деб посмотрела на меня долгим взглядом и сделала еще один вдох-выдох.

– Полагаю, ты в курсе, – наконец произнесла она. – Случилось еще одно убийство.

– В курсе. Я проезжал мимо вчера вечером.

– А я слышала, что не просто проезжал.

Я поежился. Полиция Майами-Дейд – такая маленькая семья.

– Так что же значит это твое «конечно»?

– Ничего. – Я начал постепенно раздражаться. – Просто ткани трупа выглядели немного не так. Как будто они подверглись воздействию холода… – Я развел руками. – А насколько холодно?

– Как на мясокомбинате. Зачем это ему понадобилось?

Потому что это прекрасно, подумал я.

– Холод замедляет кровоток, – был мой ответ.

– А это так важно? – Деб изучающе смотрела на меня.

Мой вздох был глубоким и несколько неуверенным. Я не мог ей этого объяснить, она тут же приперла бы меня к стенке.

– Очень важно.

По какой-то причине я почувствовал себя растерянным.

– Почему очень важно?

– Мм… Полагаю, у него пунктик насчет крови, Деб. Это просто ощущение, понимаешь, у меня нет никаких доказательств.

Она посмотрела на меня тем же взглядом. Я пытался придумать что-нибудь, что сказать, но не мог. Остроумный, красноречивый Декстер – и вдруг с пересохшим горлом и проглоченным языком.

– Черт! – наконец произнесла она. – Так в чем же дело? Холод замедляет кровоток, и это очень важно? Давай, Декстер. Что тут, черт возьми, хорошего?!

– Я ничего «хорошего» не делаю до кофе, – предпринял я героическую попытку восстановить равновесие. – Просто аккуратно.

– Черт! – снова воскликнула Дебора и, когда Роза принесла кофе, сделала глоток. – Вчера вечером меня пригласили на семидесятидвухчасовой брифинг.

Я зааплодировал:

– Отлично. Ты в обойме. Только зачем тебе нужен я?

В Майами-Дейд принято собирать всю убойную команду примерно через семьдесят два часа после убийства. Следователь и ее команда обсуждают дело с экспертом-медиком, а иногда и с представителем прокуратуры. В результате вырабатывается единое направление.

Она нахмурилась:

– Я не сильна в политике, Декстер. Чувствую, что Лагуэрта оттирает меня, но ничего не могу поделать.

– Она все еще ищет своего мистического свидетеля?

– Ага, – кивнула Дебора. – Особенно после вчерашнего убийства. Мол, оно еще раз доказывает ее правоту. Потому что тело расчленено полностью.

– Но все разрезы совершенно другие, – возразил я.

Дебора пожала плечами:

– Я ей говорила, что искать свидетеля – пустая трата времени, ведь очевидно, что убийце не помешали, просто он почувствовал неудовлетворенность.

– Ого! Ты и правда совсем не разбираешься в политике.

– Ну и черт с ней, Декстер! – Две пожилые дамы за соседним столиком уставились на Деб, но она даже не заметила. – В том, что ты сказал, есть смысл. Это же очевидно, а она меня игнорирует. И даже хуже.

– Что может быть хуже, чем когда тебя игнорируют? – спросил я.

Она залилась краской.

– После разговора с ней я заметила, что пара козлов в форме хихикают надо мной. Про меня по управлению ходит шутка. Эйнштейн, – произнесла Деб и, закусив губку, отвернулась.

– Боюсь, я не понимаю.

– Если бы ее сиськи были мозгами, она была бы Эйнштейном, – с горечью сказала она, и, чтобы не рассмеяться, я закашлялся. – Вот что она обо мне говорит. А если такой паршивый ярлык уже приклеился, продвижения по службе тебе не видать, кто же будет уважать копа с таким прозвищем? Черт бы ее побрал, Декс! Она ломает мне карьеру.