Древнерусская литература. Библиотека русской классики. Том 1

1

Следующие три абзаца в оригинале книги начинают Комментарий (страница 671 оригинального издания) — прим. верстальщика.

2

Текст печатается по изданию:

Библиотека литературы Древней Руси. Т.1: XI–XII века. СПб., 1997.

«Слово о Законе и Благодати» — древнейшее оригинальное произведение Русской литературы. Упомянутые в тексте реалии позволяют датировать его 30–40 гг. XI в.

Иларион, автор «Слова», был человеком, близким великому князю киевскому Ярославу Мудрому. Ко времени произнесения «Слова» он — священник церкви святых Апостолов в дворцовом селе Берестово под Киевом. Позднее Илариона — первым из «русинов» — поставили в киевские митрополиты (1051 г.). Достоверных сведений о дальнейшей его жизни нет. Объем литературного творчества Илариона вызывает споры специалистов: на гипотетических основаниях ему приписываются и другие сочинения (исторические, канонические), имеющие большое значение для культуры Древней Руси.

В «Слове о Законе и Благодати», как это часто бывает в торжественной проповеди, рассуждение на общие богословские темы призвано помочь осмыслению конкретного религиозно-политического события. Первая часть произведения посвящена сопоставлению иудаизма (Закона) и христианства (Благодати). Автор утверждает, что христианство, в отличие от язычества, есть религия истины, а в отличие от иудаизма — религия любви, открытая всем населяющим землю народам («языкам»). Вторая часть повествует о распространении христианства на Руси, среди бывших язычников, и прославляет князя Владимира Святославича, крестившего свой народ. Завершается проповедь панегириком сыну и продолжателю дела Владимира — Ярославу Мудрому, покровителю Илариона.

Перевод на современный русский язык сделан по рукописи второй половины XV в.

3

С. 17. …великому князю нашему… — В оригинале Иларион называет Владимира Святославича «каганом», используя хазарский титул верховного правителя.

4

С. 26. …внука древнего Игоря, сына же славного Святослава… — Иларион, в отличие от автора «Повести временных лет», не называет среди предков Владимира родоначальника династии — Рюрика.

5

…славный, будучи рожден от славных, благородный — от благородных… — Иларион подчеркивает неразрывную связь христианина Владимира и его предков-язычников. В рамках торжественной проповеди «слава» и «благородство» древних киевских князей никак не умаляются неистинностью их религии.

6

С. 27. Василий — христианское имя князя Владимира Святославича.

7

Капище — языческий храм.

8

Пресвитер — священник.

9

С. 29. …отцами Никейского собора… — Имеется в виду Первый церковный собор в Никее (325 г.), на котором председательствовал император Константин I.

10

…Крест, принеся из Иерусалима… — Царица Елена, совершив путешествие в Палестину, обрела там крест, на котором был распят Иисус Христос. Вскоре было установлено празднование Воздвижения Честного и Животворящего Креста Господня (335 г.).

11

Святая церковь Пресвятой Богородицы Марии — построенная князем Владимиром Святославичем киевская соборная церковь Богородицы (Десятинная).

12

Георгий — христианское имя князя Ярослава Владимировича.

13

…создал дом Божий… Премудрости Его… — При Ярославе Мудром (1037 г.) в Киеве был заложен храм Софии, Премудрости Божией.

14

С. 30. …на Великих вратах… воздвиг во имя… святого Благовещения… — Имеется в виду надвратная Благовещенская церковь, венчавшая Золотые ворота в Киеве. По мнению некоторых ученых, проповедь Илариона была произнесена 26 марта 1049 г. — в первый день Пасхи и на второй день праздника Благовещения, храмового праздника церкви на Золотых воротах.

15

С. 31. Гривна — украшение и денежная единица; конь, высоко ценившийся на Руси, стоил 2–3 гривны.

16

Пажить — поле.

17

Текст печатается по изданию:

Библиотека литературы Древней Руси. Т.1: XI–XII века. СПб., 1997.

Братья-князья Борис и Глеб стали первыми святыми Древней Руси. Сыновья крестителя Руси Владимира, они погибли в 1015 г. от руки своего родного брата Святополка, прозванного «окаянным» (проклятым), и удостоились канонизации еще в XI в.

В XI–XII вв. Борису и Глебу было посвящено несколько агиографических произведений, образующих так называемый «борисо-глебский цикл»: анонимное «Сказание о Борисе и Глебе», «Чтение о Борисе и Глебе» Нестора Летописца, подробная статья в «Повести временных лет» и др. Жития Бориса и Глеба в древности переводились на греческий и армянский языки. Наибольшей популярностью пользовалось анонимное «Сказание», созданное не раньше второй половины XI в. Его охотно читали и переписывали, о чем свидетельствует большое число сохранившихся копий.

Неизвестный автор «Сказания» строит произведение на контрастном изображении, жестко противопоставляя Бориса и Глеба Святополку. Борис и Глеб — сыновья Владимира от христианки родом из Болгарии, Святополк же — плод греховной любви: «Мать его гречанка, прежде была монахиней. Брат Владимира Ярополк, прельщенный красотой ее лица, расстриг ее, и взял в жены, и зачал от нее окаянного Святополка. Владимир же, в то время еще язычник, убив Ярополка, овладел его беременной женою. Вот она-то и родила этого окаянного Святополка, сына двух отцов-братьев». Мать, расстриженная монахиня, и два отца (причем родные братья, из которых один преступно убил другого) — это факты, которые, по мнению автора, обусловливают появление на свет великого грешника, обреченного быть злодеем.

Нарушая агиографические схемы, автор «Сказания» ничего не говорит ни о детстве героев, ни о их мужании, ни о государственной деятельности. Он сразу переходит к роковым событиям 1015 г. Киевский князь Владимир Святославич поручает Борису выступить против печенегов, «дав ему под начало много воинов». Тот исполняет повеление отца, но печенегов не встречает, а на обратном пути, у реки Альты, узнает о кончине великого князя. Плача, Борис размышляет «в сердце своем», т. е. про себя: «Знал я, что брата злые люди подстрекают на убийство мое и погубит он меня, и когда прольет кровь мою, то буду я мучеником перед Господом моим, и примет душу мою Владыка». Однако, чтобы избежать братоубийственных раздоров, он решает соблюдать закон (согласно обычаю, Святополк после смерти Владимира становился его «отцом» и господином) и добровольно отказаться от притязаний на власть. Кроме того, сознательно пожертвовать жизнью ради благого дела значит для Бориса уподобиться Христу, принявшему смерть за род человеческий. Святополк же по дьявольскому наущению, в жажде получить власть принимается убивать возможных соперников. Его посланцы прибывают на Альту и пронзают мечами Бориса. Как и положено святому, Борис принимает смерть добровольно, простив врагов.

Автор «Сказания» противопоставляет не только Святополка и братьев Бориса и Глеба, он по-разному представляет характер и самих страстотерпцев: если Борис — зрелый муж, ответственно принимающий трудные решения, то Глеб — молод и неопытен. Святополк Окаянный вызывает его к себе от имени отца, и он беспрекословно подчиняется. Описывая сцену, когда убийцы встречают святого, плывущего на ладье, в устье реки Смядыни, автор акцентирует трогательную доверчивость юноши: «И когда увидел их святой, то возрадовался душою, а они, увидев его, помрачнели и стали грести к нему, и подумал он приветствовать его хотят». Глеб вначале смиренно молит убийц о пощаде, потом произносит те же слова, что и его брат: «Раз уж начали, приступивши, свершите то, на что посланы!» В описании злодеяния автор «Сказания» прибегает к выразительным подробностям: «Повар же Глебов, по имени Торчин взял нож и, схватив блаженного, заклал его, как агнца непорочного и невинного». Это не просто запоминающаяся деталь: агнцем принято именовать Христа взошедшего ради человечества на крест, то есть Глеб повторяет его подвиг.

Ярослав Владимирович мстит Святополку за убийство братьев — их войска сходятся в последней схватке на реке Альте, именно «в том месте, где был убит святой Борис». Бог награждает тех, кто на него полагается, и карает отступников: Ярослав побеждает, а разгромленный Святополк бежит. Здесь автор «Сказания» снова прибегает к противопоставлению братьев-страстотерпцев и Святополка — если они принимают смерть достойно, то их погубитель впадает в безумие: ему мерещатся преследователи («И послали разведать, и не было ни преследующих, ни едущих по следам его. А он, лежа в бессилии и приподнимаясь, восклицал: „Бежим дальше, гонятся! Горе мне!“»). Праведники противопоставлены грешнику не только в момент гибели, но и после нее — от могилы Святополка исходит «ужасный смрад в назидание всем людям», останки же братьев источают свет; тело Глеба «даже не почернело, как обычно случается с телами мертвых, но оставалось светлым и красивым, целым и благоуханным».

Перевод на русский язык сделан с древнейшего варианта «Сказания о Борисе и Глебе», включенного в так называемый Успенский сборник XII–XIII вв., где также присутствует любопытная приписка, озаглавленная «О Борисе, какой был видом».

18

С. 37. Приточник — составитель библейской «Книги притчей».

19

Берестово — дворцовое село под Киевом.

20

…отвез на санях… — Сани на Древней Руси традиционно использовались при погребальном обряде.

21

С. 38. Багряница — царское, княжеское одеяние, порфира.

22

Вышгород — резиденция киевских князей.

23

С. 39. Отроки — особый разряд княжеских слуг, «дворовых воинов», младшие члены дружины.

24

Псалтырь — струнный музыкальный инструмент, игра на котором сопровождала молитвословия; библейская книга, содержащая псалмы — молитвословия царя Давида.

25

С. 40. Канон — молитва в честь данного праздника или святого.

26

С. 41. …за 9 дней до календ августовских. — Древнеримский счет, в котором календами называлось первое число месяца, на Руси использовался редко. 24 июля соответствовало девятому дню (включая исходную дату) перед августовскими календами.

27

С. 44. …меж двух колод. — В данном случае имеется в виду либо ствол упавшего дерева, либо гроб, выдолбленный из двух половин ствола.

28

С. 45. …пустынное место между Чехией и Польшей… — фигуральное выражение, означающее: «где-то далеко».

29

…положили Глеба в ладью… — На Древней Руси ладья, как и сани, была атрибутом погребального обряда.

30

С. 46. …великий Димитрий… — Св. Дмитрий Солунский (ум. 306) почитался покровителем и защитником своего родного города Солуни; был популярен на Древней Руси.

31

С 47. Мытарь — сборщик податей. Аллюзия на евангельский сюжет о мытаре Закхее, который, уверовав во Христа, обещал вернуть вчетверо больше всем, кого обидел при сборе податей.

32

Текст печатается по изданию:

Библиотека литературы Древней Руси. Т.1: XI–XII века. СПб., 1997.

Самый почитаемый святой домонгольской Руси Феодосий (ум. 1074) — инок, а потом настоятель Киево-Печерского монастыря. Он не был основателем обители, которую ему суждено было прославить, но именно в период его настоятельства (1062–1074) монастырь обрел известность и духовное влияние на Руси.

Автор «Жития Феодосия Печерского» — знаменитый книжник Нестор Летописец, который считается составителем «Повести временных лет». В 1070-е годы Нестор стал монахом Киево-Печерского монастыря, где еще жили монахи, помнившие Феодосия. На рубеже XI–XII вв. он создал два знаменитых агиографических сочинения — «Чтение о Борисе и Глебе» и «Житие Феодосия Печерского». Вероятно, создание «Жития» связано с канонизацией печерского игумена, которая произошла в 1108 г.

«Житие Феодосия Печерского» точнее соответствует жанровой схеме, чем «Сказание о Борисе и Глебе». Оно начинается традиционно — с вступления, где автор размышляет о герое и сетует на свое «невежество», на недостаток «искусства», литературного мастерства. Приступая к основному повествованию, Нестор изображает не просто схематичное «детство святого», когда герой с ранних лет удивляет близких любовью к Богу, воздержанием от детских игр и т. п., но приводит вполне конкретные факты: Феодосий вынужден отстаивать свое призвание к монашеству в борьбе с матерью, которая не может смириться с решением сына оставить мирскую жизнь. Только после многих неудачных попыток Феодосий достиг желаемого: оставив город Курск, он удачно добрался до Киева, где стал учеником Антония, основателя Киево-Печерского монастыря.

Нестор подробно описывает жизнь Феодосия-игумена, его образцовое поведение, благие деяния, чудеса. Тяжело занедужив, Феодосий собрал «братию», предложил избрать нового игумена и благословил того, кого назвали монахи. Затем он произнес последнее напутствие. Исполнив земные обязанности, святой уединился, предавшись молитвам о спасении души. Такова «образцовая» кончина: Феодосий подумал о ближних и о своей душе — святой осознает собственную греховность. Заключительная часть жития представляет собой краткое прославление героя.

Перевод на русский язык сделан по древнейшему варианту «Жития Феодосия Печерского», включенному в Успенский сборник XII–XIII вв.

33

С. 49. Поприще — мера длины около 700 м.

34

…назвал его Феодосием. — Это имя в переводе с греческого значит «данный Богу».

35

С. 51. Просфора — хлеб, употребляемый при совершении евхаристии.

36

С. 53. Вериги — железные цепи, которые христианские подвижники добровольно носят на теле для умерщвления плоти.

37

С. 56. Келарь — монах, ведающий вотчинами монастыря и т. п. светскими проблемами.

38

С. 58. …к князю жена его… — Жена Изяслава Ярославича Гертруда, дочь польского князя Мешко II; вероятно, Гертруда намекает на события 1037–1038 гг. когда в Польше произошло кровавое восстание.

39

С. 60. Клобук — головной убор монаха.

40

С. 62. Студийский монастырь — основан в Константинополе; устав монастыря составлен св. Феодором Студитом, его настоятелем (798–826).

41

Святой мясопуст — неделя, которая предшествует Великому посту.

42

…до Вербной недели… — Имеется в виду воскресенье шестой недели Великого поста.

43

С. 64. Епитимья — наказание, состоявшее в необходимости совершения каких-либо благочестивых деяний.

44

С. 67. Экзарх — управляющий церквами отдельной области.

45

С. 68. Власяница — грубая шерстяная одежда, которую носили специально, чтобы причинять себе боль, для «усмирения» тела.

46

С. 70. …положил на стол золотую гривну… — Здесь, по-видимому, речь идет о золотом слитке достоинством в гривну; см. коммент. к с. 31.

47

С. 72. Било — металлическая доска, заменявшая колокол.

48

Пономарь — причетник, церковный служитель.

49

С. 78. Корчага — большой глиняный сосуд для хранения вина.

50

С. 83. …среди трех князей, братьев по крови… — Речь идет о конфликте старшего сына Ярослава — великого князя Изяслава с его младшими братьями Святославом и Всеволодом (1073).

51

С. 84. Сыта — сладкий напиток на меду.

52

С. 85. Ектения — церковное моление о различных нуждах христианской жизни, в частности, о здравии государя.

53

С. 87. …тиунов, и приставников… — Тиун, приставник — эконом, управляющий хозяйством, дворецкий.

54

Печатается по изданию:

Повесть временных лет. / Подг. текста, перевод, комментарии Д. С. Лихачева.

СПб., 1996. «Литературные памятники».

«Повесть временных лет» — авторитетнейший памятник летописного жанра (начало XII в.). Ее создателем традиционно считают инока Киево-Печерского монастыря Нестора.

Согласно мнению специалистов, Нестор включил в «Повесть» фрагменты древнейших летописей, в частности, летописный свод времен Ярослава Мудрого, а также сочинения, которые еще во второй половине XI в. составлялись киево-печерскими монахами. Именно он придал «Повести» законченную форму.

«Повесть временных лет» не дошла до потомков в том виде, в котором оставил автор. Уже в 1116 г. она существенно переделывается игуменом другого киевского монастыря — Сильвестром Выдубицким. Не исключено, что причиной тому стали политические соображения: Нестор симпатизировал киевскому князю Святополку Изяславичу (1093–1113), а это, возможно, не устраивало наследовавшего Святополку Владимира Мономаха (1113–1125), и он нужным заказать переработку «Повести временных лет» в более благоприятном для себя духе. Позднее книжники, как правило, начинали с «Повести» собственные летописи, продолжая затем ее текст рассказом о дальнейших событиях. Самые древние рукописи, содержащие «Повесть временных лет», — Лаврентьевская и Ипатьевская летописи. Первая названа по имени ее составителя — монаха Лаврентия, трудившегося для суздальского князя Дмитрия Константиновича в 1370-х гг. Лаврентий воспользовался «Повестью временных лет» в переработке Сильвестра Выдубицкого. Другой вариант «Повести» включен в Ипатьевскую летопись, которая была написана в начале XV в. и хранилась в костромском Ипатьевском монастыре.

«Повесть» открывается пространным историко-философским вступлением, в котором автор стремится связать отечественную историю с историей священной — с библейскими событиями, а точнее — с потопом, в результате которого на земле остались только Ной и его семья. Три сына Ноя — Сим, Хам, Иафет — «разделили землю» и «жили каждый в своей части». Затем Бог покарал человечество за гордыню — стремление построить Вавилонскую башню, которая достигала бы неба, — башню разрушил, а человечество разделил на разные народы. Нестор подхватывает библейское повествование: «<…> взяли сыновья Сима восточные страны, а сыновья Хама южные страны, Иафетовы же — взяли запад и северные страны». «Спустя много времени» из Иафетова племени выделились славяне, которые расселились «по Дунаю, где теперь земля Венгерская и Болгарская». Летописец не уточняет, где славяне обитали до появления на берегах Дуная и откуда пришли, и продолжает легендарный рассказ о предках. Славяне разделились — по месту обитания — на племена: полян, древлян, полочан, кривичей и других. Внимание Нестора обращено к полянам, на земле которых впоследствии будет построен Киев — столица Древней Руси. Летописец приводит предание о том, что Христов апостол Андрей, путешествуя по Днепру, посетил пустынные горы, на которых затем возникнет Киев. Оно очень важно для книжника, ведь Христос избрал Андрея в ученики самым первым, раньше прочих апостолов, и тот факт, что Русь пусть и не крестил, но видел Первозванный апостол, повышает авторитет державы среди других христианских государств. (Кстати, именно потому-то апостол Андрей особенно почитался в России, и при Петре I в его честь был учрежден первый российский орден.) Затем летописец последовательно переходит к легенде об основании Киева тремя братьями — Кием, Щеком, Хоривом. Братья жили мирно «и построили город в честь старшего своего брата и назвали его Киев». Хотя поляне оставались язычниками, монах Нестор изображает их как племя Боголюбивое и праведное.

Сообщив эти необходимые сведения, летописец приступает к собственно историческому повествованию, о чем сигнализирует появление дат, которые во вступлении отсутствуют. Летоисчисление ведется от Сотворения мира, которое датировалось 5508 годом до Рождества Христова.

Хронологическое изложение событий начинается в «Повести временных лет» с 6360 года (т. е. с 852 года н. э.), когда, по мнению летописца, начал царствовать император Михаил III. Во время его правления византийская хроника впервые упоминает племя «русь». Первой частью «Повести временных лет» можно считать историю князей-язычников. Примечательно, что Нестор, тщательно фиксируя постепенное распространение христианства на Руси и противостояние новой веры язычеству, совершенно не стремится изображать язычников злодеями. Он пишет, что в 862 г. славяне добровольно призвали первого князя, Рюрика, из варяжской земли, так как были озабочены внутренними неурядицами и раздорами: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходите княжить и володеть нами». Рюрик пришел на Русь с братьями Синеусом и Трувором, закрепившись на Севере — в Новгороде, Белоозере и Изборске.

Националистически настроенные историки позднее спорили с Нестором, подвергая сомнению факт поиска правителей в чужой стране. Однако для древности, наоборот, характерно стремление приписывать основание правящей династии иноземцу — это отделяет представителей правящего дома от их подданных, повышая престиж князей. К тому же Нестор, как последовательный пропагандист родственной любви, указывает, что династию утвердили три брата, и проводит некую аналогию: трое сыновей Ноя — первые повелители всей земли, Кий, Щек, Хорив — основатели Киева, а Рюрик, Синеус, Трувор — Русского княжества.

После смерти Рюрика, по сведениям летописца, правил Олег в течение 33 лет. Число-символ (удвоенное священное число «3») заставляет историков полагать, что годы правления Олега определены в «Повести временных лет» лишь приблизительно, тем более что сведения Нестор черпал из преданий, а народная память редко хранит точные даты. Это относится и к Игорю, вступившему на престол вслед за Олегом. Согласно Нестору, он также правил 33 года. После смерти Игоря, поскольку его сын Святослав был еще ребенком, управление княжеством взяла на себя вдова убитого — Ольга, одна из самых ярких фигур «Повести временных лет». Нестор подробно рассказывает, как княгиня отомстила за смерть мужа, действуя не силой, а хитростью и мудростью: она загадывает древлянам загадки, а те оказываются неспособны их разгадать и погибают. Эта часть летописи напоминает сказки, где жизнь героя часто зависит от умения отвечать на сложные вопросы, и говорит о том, что летописец опирался на народные предания, внося в хронику фольклорный материал. Ольга первой из княжеской династии приняла христианство, и монах Нестор восхищается этим. Сообщение о кончине княгини в 969 г. он сопровождает торжественной похвалой: «Она первая из русских вошла в Царство Небесное, ее и восхваляют сыны русские — свою начинательницу, ибо и по смерти молится она Богу за Русь».

Сын Ольги Святослав был прежде всего воином; он сражался с хазарами, болгарами, печенегами, Византией. Летописец с уважением описывает героические деяния Святослава, но осуждает его за приверженность язычеству. К тому же князь нарушает родительскую волю, в чем летописец видит Божественную причину его гибели.

Сыновья Святослава начали кровавую борьбу за киевский престол — первую братоубийственную усобицу среди представителей правящего рода. В 980 г. победу одержал Владимир, будущий креститель Руси. Владимир-«равноапостольный», он равен апостолам: как они обращали в истинную веру различные народы, так князь крестил Русь. Однако Нестор не замалчивает недостойные поступки князя, который еще язычником пошел на убийство родного брата Ярополка; а на холме возле княжьего терема соорудил «кумиры» (статуи) языческих богов, которым приносились жертвы. Летописец горестно сетует: «И осквернялась кровью земля Русская и холм тот». Более того, при Владимире погибли варяги-христиане — отец и сын, не желавшие признавать языческие жертвоприношения, а сам он вел порочную жизнь, был ненасытным «женолюбцем». Впрочем, отчасти оправдывая киевского князя, летописец сравнивает его с таким же грешником — библейским царем Соломоном, давая понять, что раз уж Соломону его пороки не воспрепятствовали покаяться и оставить по себе память как о праведном человеке и великом мудреце, то и для Владимира сохранялась возможность спасения.

Действительно, в конце концов Владимир вместе со своими подданными обращается в христианство. В 986 г. князь, задумав отречься от язычества, размышляет, какая же религия истинна. К нему прибывают мусульмане, посланцы Римского Папы, хазарские евреи и, наконец, мудрый «философ» из Константинополя. Его речь, обращенная к Владимиру, — настоящее богословское сочинение, содержащее подробный очерк основ христианства по византийскому образцу. На следующий год князь избирает «мужей славных и умных», чтобы они посетили разные страны и решили, какая религия лучше. Посланцам больше всего понравилось богослужение византийцев и великолепие их храмов: «…и не знали — на небе или на земле мы: ибо нет на земле такого зрелища и красоты такой и не знаем, как и рассказать об этом». Киевляне слишком наивны, чтобы вникать в богословские тонкости, но убеждены в том, что прекрасное значит истинное. Владимир избирает христианство и в 988 г. повелевает народу обратиться в новую веру; языческих идолов он с позором сокрушает, а упорствующих крестит насильно. Нестор подчеркивает, как изменился князь, став крестителем Руси. Отныне он изображается идеальным правителем — удачливым в завоевательных походах и в обороне страны от набегов степняков, милостивым к подданным, покровительствующим истинной религии, воздвигающим христианские храмы и внимающим советам священников. В 1015 г. Владимир скончался. Восхваляя князя, Нестор пишет: «Удивления достойно, сколько он сотворил добра Русской земле…»

События, о которых повествует летописец далее, ближе к его времени, и, соответственно, сведения о них более достоверны. Правление Ярослава Владимировича и его сыновей Ярославичей — это уже история христианских государей. Нестор подробно описывает, как одни князья нарушали христианские заповеди, а другие стремились быть достойными открывшейся истины. После долгих усобиц власть Владимира наследует его сын Ярослав Мудрый, который с 1036 г. «стал самовластцем Русской земли». Летописец намекает, что Бог награждает достойных: в том же году Ярослав наносит решительное поражение давним врагам Руси — печенегам. Его дальнейшее правление представлено как пример для подражания: великий князь, подобно своему отцу, строит церкви, покровительствует священникам, продолжает христианское просвещение народа: «Отец ведь его Владимир землю вспахал и размягчил, то есть крещением просветил. Этот же засеял книжными словами сердца верующих людей, а мы пожинаем, учение получая книжное». На годы княжения Ярослава приходится основание Киево-Печерского монастыря, и Нестор пользуется возможностью прославить его основателей — святых Антония и Феодосия Печерского. Он делится с читателями личными воспоминаниями: «…оттого и почитается монастырь Печерский старейшим изо всех. Когда же жил Феодосий в монастыре, и вел добродетельную жизнь, и соблюдал монашеские правила, и принимал всякого, приходящего к нему, — пришел к нему и я — худой и недостойный раб, — и принял меня, а лет мне было от роду 17». Передав Киев старшему сыну Изяславу и наделив землями и городами других сыновей, Ярослав перед смертью умоляет их жить богобоязненно, по законам братской любви: «И если будете жить в любви между собой, Бог будет в вас и покорит вам врагов». Для летописца завещание князя — законодательный акт и одновременно формула государственного идеала.

Однако дети Ярослава — Изяслав, Святослав и Всеволод — нарушили отцову волю, начав многолетние усобицы. Самым миролюбивым из них Нестор изображает Всеволода, который в конце концов стал киевским князем и управлял Русью до самой смерти, последовавшей в 1093 г. Летописец хвалит его за братолюбие, кроткий нрав, но сетует, что при нем на Руси жилось не очень хорошо — Всеволод не мог укротить ни князей, которые постоянно затевали новые распри, ни своих слуг, нарушавших «княжью правду» и грабивших людей.

Последняя часть летописи — рассказ автора «Повести» о своих современниках. Его суждения о правителях и общественных порядках на Руси становятся все резче. Основными действующими лицами на русской политической сцене теперь выступают внуки Ярослава: сын Изяслава — Святополк (вслед за дядей Всеволодом Ярославичем в 1093 г. занявший киевский престол), сын Святослава — Олег, сын Всеволода — Владимир Мономах и др. Летописец изображает как их достойные деяния — борьбу с иноверцами-половцами, защиту труда мирных пахарей, так и случаи нарушения религиозных законов — братоубийственные распри, привлечение иноземцев в усобицы и т. п. Эта часть «Повести» высвечивает ее основную идею: летописец не просто сообщает, «откуда пошла Русская земля», но стремится преподать современникам (и, прежде всего, князьям) урок. Будучи потомками славных предков, христианами, они должны свято исполнять завет Ярослава. Братолюбие, с точки зрения Нестора, — единственный залог государственного процветания и христианского спасения, потому автор «Повести» суров к тем князьям, которые пренебрегают этим идеалом. Ведая, что творят, считает он, они грешат вдвойне. Под 1097 г. в летописи помещена одна из самых жестоких историй о княжеских преступлениях. Собравшись на съезд в городе Любече, русские князья поделили между собой земли и поклялись на кресте установленный порядок более не нарушать: «Если отныне кто на кого пойдет, против того будем мы все и крест честной». Однако великий князь Святополк Изяславич решил схватить Василька Теребовльского, ошибочно посчитав, что тот настроен против его власти. Василька, который не верил, что Святополк Изяславич и другие князья нарушат торжественное обещание, скрепленное клятвой на кресте, заманивают в ловушку и ослепляют. Сцена злодеяния изобилует запоминающимися подробностями: палачи справились с застигнутым врасплох князем, лишь навалившись на него всем скопом, и тогда один из мучителей «исторг» у Василька оба глаза. Князь был «как мертвый». Узнав об этом преступлении, возмутился Владимир Мономах: «Не бывало еще в Русской земле ни при дедах наших, ни при отцах наших такого зла». С его помощью князь Теребовльский возвращает себе свободу и княжество, но, желая отомстить обидчикам, вместе с братьями принимается сжигать русские города, совершая жестокие казни. Летописец дает понять: пока все не осознают греховность своих поступков, цепь злодейств не прервется.

«Повесть временных лет» как единое целое относится к жанру летописи. События в ней — за исключением историко-философского вступления — распределяются по годам, ни один год не пропускается. Мало того, если в какой-то год ничего примечательного не случилось, в летопись могут включаться «пустые» погодные записи, например: «В год 6482». Запись могла быть очень краткой, сводясь к фиксации факта («В год 6481. Начал княжить Ярополк»), или разрастаться, превращаясь в историческую повесть (например, об ослеплении Василька Теребовльского).

Нестор, как и положено летописцу, стремился к документальности, которая обеспечивалась полнотой охвата событий и привлечением источников, принадлежащих к разнообразным жанрам (в рамках «Повести временных лет» они становились поджанрами), что определяет сложность жанровой природы всего литературного памятника. Автор обращался и к летописным сочинениям (русским, византийским), и к фольклорным преданиям (подвиг Никиты Кожемяки). Он приводит местные легенды о происхождении географических имен, могильников и т. п. (Например, история единоборства Никиты Кожемяки с печенегом завершается легендой об основании Переяславля: «Владимир же обрадовался и заложил город у брода того и назвал его Переяславлем, ибо перенял славу отрок тот»). Описывая события своего времени, Нестор делится воспоминаниями (обстоятельства открытия мощей Феодосия Печерского в 1091 г.) или передает устные свидетельства участников важных происшествий. (Так, обстоятельства борьбы воеводы Яна Вышатича с волхвами-язычниками в 1071 г. явно восходят к рассказам самого Яна.) Как христианин и монах летописец особое внимание уделяет истории русской церкви и своего монастыря: в «Повесть временных лет» включаются эпизоды, имеющие житийный характер, — будучи автором «Жития Феодосия Печерского», Нестор и в летописи подробно рассказывает о кончине святого игумена (1074 г.), об открытии его мощей и перенесении их в каменный монастырский храм (1091 г.), а также о других славных подвижниках Киево-Печерского монастыря (1074 г.). «Речь Философа» представляет собой настоящий богословский трактат. Наконец, в «Повесть временных лет» включены государственные документы: договоры с греками, заключенные при Олеге, Игоре, Святославе; завещание Ярослава, близкое по значению к государственному закону, и т. п. Таким образом, сложный характер «Повести временных лет» позволяет автору решать сразу несколько важнейших задач: информационную, т. е. передачу сведений о прошлом; государственную, т. е. собирание документов; и наконец учительную, т. е. христианское наставление и приведение образчиков поведения, достойных подражания.

Перевод «Повести временных лет» на современный русский язык сделан по варианту текста, включенному в Лаврентьевскую летопись. «Поучение» Владимира Мономаха исключено из текста.

55

С. 91. Локоть — мера длины; расстояние от локтевого сгиба до вытянутого среднего пальца; можно считать равным 46 см.

56

…норики, которые и есть славяне. — Имеются в виду жители Норика, римской провинции по течению Дуная, где уже в VI в. обитали славяне.

57

…назвалась славянской. — По мнению исследователей, здесь составитель оборвал фразу, чтобы сделать вставку, и продолжение этой фразы читается под 6406 годом: «Был един народ славянский…».

58

С. 92. …квасам кожевенным… — Имеется в виду вещество для выделки кожи.

59

С. 94. Георгий — византийский хронист Георгий Амартол.

60

С. 96. В год 6360, индикта 15, когда начал царствовать Михаил… — Летописец ошибся: император Михаил III начал царствовать в 842 г. Счет индиктами заимствован из византийской практики; это порядковое место данного года в пределах текущего пятнадцатилетнего цикла.

61

Александр — македонский царь Александр.

62

С. 97. В год 6372. — В позднейшей Никоновской летописи (XVI в.) к этой дате относится повествование о неудачном восстании новгородцев против Рюрика и о том, что Рюрик убил вождя повстанцев Вадима.

63

Агаряне (измаилтяне). — Так христиане называли мусульман, представителей восточных кочевых народов (согласно библейской традиции, Агарь и ее сын Измаил — родоначальники арабов).

64

Епарх — префект Константинополя.

65

Суд — Золотой Рог, залив и гавань в Константинополе.

66

Влахерна — район в Константинополе, где находилась церковь Богоматери, славившаяся чудотворной иконой.

67

С. 98. …и пришли к горам Киевским… — В подлиннике глагол дан в двойственно числе, т. е. в летописном источнике «Повести временных лет» речь шла двух предводителях похода — Олеге и Игоре.

68

Щеляг — монета, достоинство которой не выяснено.

69

С. 99. Вежи — места стоянок.

70

Был един народ славянский… — продолжение фразы, оборванной ранее летописцем. См. коммент. к с. 91.

71

Октоих — богослужебная книга.

72

С. 100. …согласно надписи Пилата… — На кресте, над головой Иисуса Христа по повелению Пилата была прибита надпись на еврейском, греческом и латинском языках: «Иисус Назорей, царь иудейский».

73

С. 102. Паволока — дорогая ткань.

74

Копринные — шелковые.

75

Узорочье — узорочные, дорогие предметы всякого рода.

76

С. 103. …5 литр серебра… — Литра — мера веса, денежная единица, гривна.

77

С. 104. Хартия — пергамен, обработанная кожа, которая употреблялась как материал для письма.

78

С. 108. Деместик — в Византии военное должностное лицо.

79

С. 109. Месячина — месячное довольство.

80

С. 112. Обручь — запястье, элемент воинских доспехов.

81

С. 115. Ловище — место ловли.

82

С. 117. Пардус — гепард.

83

С. 127. Повоз возить — доставлять дань или оброк в назначенное место.

84

С. 128…служат на опресноках… — Согласно православной традиции, пресный (в отличие от квашеного) хлеб, используемый католиками при причастии («опресноки»), изготовлен неправильно и еретически.

85

С. 141. Не принимай же учения от латинян… — Это предостережение, скорее всего, более позднего происхождения (конец XI в.), когда произошло окончательное разделение двух христианских церквей — православия и католичества.

86

Василий — св. Василий Кесарийский (ок.330–379), один из отцов Церкви, церковный деятель, богослов.

87

С. 142. Вено — выкуп за невесту.

88

С. 147. Гридница — большое парадное помещение, где собирались гриди, дружинники князя (по сообщению арабского путешественника Ибн Фадлана, русский князь пировал в окружении 400 дружинников).

89

Вира — денежный штраф в пользу князя за убийство свободного человека.

90

С. 148. Медуша — помещение для хранения меда.

91

Латки — изделия из глины, применявшиеся для жарения и печенья.

92

Корчага — см. коммент. к с. 78.

93

С. 149. …возложив его на сани… — см. коммент. к с. 37.

94

С. 151. Гривна — см. коммент. к с. 31.

95

С 152. Насад — речное судно с «насадами», т. е. поднятыми, надстроенными бортами.

96

С. 156. …пустынное место между Польшей и Чехией… — см. коммент. к с. 45.

97

С. 157. Старшая чадь — зажиточная часть населения.

98

С. 161. Святая Гора — Афон, на восточном выступе Халкидонского полуострова, где находится множество православных монастырей. Первый монастырь здесь был основан в 962 г.; в 1172 г. на Афоне возник и русский монастырь (Пантелеймонов).

99

С. 163. Студийский монастырь — см. коммент. к с. 62.

100

…от дочери царской, гречанки… — Мать Владимира Всеволодовича была дочерью византийского императора Константина IX Мономаха, отсюда прозвище русского князя — Владимир Мономах.

101

…а Игорю Владимир… — Эти слова пропущены в большинстве списков «Повести временных лет», что, возможно, отражает желание великого князя Святополка Изяславича — современника летописца — отобрать Владимир Волынский у потомков Игоря Ярославича в пользу собственного сына Ярослава Святополковича.

102

…в первую субботу поста святого Федора. — Первая неделя Великого поста называлась неделей св. Федора Тирона.

103

С. 164. В год 6564 — Запись за 6563 (1055) в «Повести временных лет» отсутствует.

104

…месяца февраля во 2-й день. — Первая точная дата для светского события в «Повести временных лет», что сигнализирует о повышении хронологической и фактической достоверности.

105

С. 165. Котопан — глава, руководитель, вероятно, византийский стратиг.

106

С. 167. Русалии — у славян день поминовения умерших предков.

107

С. 169. …перегнал торг на гору… — Видимо, Изяслав Ярославич, опасаясь дальнейших возмущений, которые начинались обыкновенно на торгу, перевел его на гору — в городскую часть, где ситуацию было проще контролировать.

108

С. 174. …в пятницу, в канун Лазарева дня… — т. е. накануне Лазаревой субботы — субботы шестой недели Великого поста.

109

Цветное воскресенье — Вербное воскресенье, т. е. воскресенье шестой недели Великого поста.

110

С. 175. Било (клепало) — см. коммент. к с. 72.

111

Доместик — руководитель церковного хора.

112

С. 177. Власяница — см. коммент. к с. 68.

113

Просфора — см. коммент. к с. 51.

114

С. 181 Заволочье — новгородская область (Двинская земля).

115

С. 184. …до святого Дмитрия… — Имеется в виду монастырь св. Дмитрия, основанный в Киеве при отце Ярополка — Изяславе Ярославиче (см. сообщение в статье о 6559 годе), где затем Ярополк Изяславич был похоронен.

116

С. 187. …упал превеликий змей с неба… — Метеориты на Руси воспринимались как огненные змеи.

117

С. 188. Антипасха — воскресенье первой недели после Пасхи.

118

С. 189. Продажа — денежный штраф за все преступления (кроме убийства); впервые упоминается в 1070-х гг.

119

С. 190. Сам-третей — то есть втроем, включая самого Святополка Изяславича.

120

С. 193. Сыропустная неделя — воскресенье в последнюю неделю перед Великим постом.

121

С. 195. …нечистые люди. — Здесь в Лаврентьевскую летопись позднейшим редактором вставлено «Поучение» Владимира Мономаха: оно отсутствует в других списках «Повести временных лет» и к тому же нарушает последовательность повествования, оказываясь между упоминанием о «нечистых народах», которые вырвутся на свободу «при конце мира», и рассказом Гюраты Роговича, свидетельствующим о том, что эта катастрофа уже близка.

122

С. 197. Сунклит — легендарный состав, предохраняющий от огня и железа.

123

С. 199. Пришли Святополк… и брат его Олег… — С этих слов начинается включенная в «Повесть временных лет» знаменитая история ослепления Василька Теребовльского, вероятно, составленная в 1110-х гг. неким Василием — непосредственным участником событий.

124

С. 200. …«Не ходи от именин моих». — Христианское имя Святополка Изяславича было Михаил: его именины приходились на 8 ноября.

125

С. 206. Забрала — помост на верху стены, огражденный с внешней стороны бруствером, рубленым или (как в данном случае) тесовым.

126

С. 210. …круга луны 4-й год, а солнечного круга 8-й год. — В 1107 г. круг луны был 3, а круг солнца 7; в 1108 же году — соответственно 4 и 8.

127

С. 211. Синодик — книга с записями умерших для поминовения во время богослужения. Вписание имени Феодосия в синодики практически означало его канонизацию.

128

С. 212. …которое сбылось на второй год… — Имеется в виду удачный поход коалиции русских князей против половцев, который состоялся в 1111 г.

129

…«Ангел твой… с тобой». — Здесь в Лаврентьевской летописи обрывается текст «Повести временных лет»: вероятно, в рукописи были со временем утеряны последние листы.

130

…Игумен Сильвестр… за меня. — Как часто в древнерусской литературе, запись Сильвестра Выдубицкого может трактоваться по-разному: или он — простой копиист, или (к чему склоняется большинство исследователей) автор особой редакции «Повести временных лет», вошедшей в Лаврентьевскую летопись.

131

Печатается по изданию:

Библиотека литературы Древней Руси. Т.1: XI–XII века. СПб., 1997.

Великий князь киевский Владимир Всеволодович Мономах (1052–1125) составил свое «Поучение», решив на склоне лет поделиться богатым жизненным опытом с потомками. Это уникальное произведение древнерусской литературы, в котором изложение жизненных правил чередуется с автобиографическими фрагментами.

«Поучение» Владимира Мономаха было включено одним из переписчиков в «Повесть временных лет». Оно сохранилось в единственном экземпляре в Лаврентьевской летописи, с которой и был сделан перевод на русский язык.

132

С. 213. …по отцовской молитве… — В домонгольской Руси сохранялась вера в загробное затупничество со стороны благодетельного предка (отца или деда).

133

…на санях сидя… — Сани — атрибут древнерусского погребального обряда (см. коммент. к с. 37.); видимо, «сидя на санях» — фигуральное обозначение близости смерти, то есть преклонных лет автора «Поучения».

134

…послы от братьев моих… выгоним Ростиславичей… — Вероятно, Владимир вспоминает о событиях 1099 г., когда его двоюродные братья Святополк Изяславович и Святослав Давыдович (Святоша) предлагают участвовать в войне против Ростиславичей — Василька и Володаря.

135

…взял Псалтырь… разогнул ее… — На Руси Псалтырью часто пользовались как книгой для гаданий.

136

…собрал я эти полюбившиеся слова. — Мономах начинает «Поучение» выписками из псалмов и сочинений Василия Кесарийского, которые должны были авторитетно доказать читателю гармонию и Божественность мироздания.

137

С. 216. …божественные слова… — Процитировав «божественные слова», Владимир предлагает детям (и другим читателям) найти собственное место в гармонически устроенном мироздании, подразумевая, что они должны следовать благим советам.

138

Тиун — см. коммент. к с. 87.

139

С. 217. Держать путь — специальный термин, означающий сбор дани.

140

С 218. …сын… старший, новгородский. — Старший сын Владимира Мстислав, родившийся в 1076 г., дважды был новгородским князем: в 1088–1093 гг. и в 1095–1117 гг.

141

…семечей и пленников… — Слово «семечи» на настоящий момент не получило удовлетворительного объяснения.

142

…семца одного… — Слово «семца» также не объяснено: не исключено, что оно родственно слову «семечи».

143

С. 219. Острог — небольшое поселенье, городок, обнесенный острогом — палисадником из свай, вверху заостренных.

144

…на святого Бориса день… — День памяти св. Бориса Владимировича — 24 июля.

145

…Юрьева мать… — Жена Владимира Мономаха и мать младшего Мономаховича Юрия Долгорукого Гита, дочь погибшего при Гастингсе англосаксонского короля Харальда; умерла 7 мая 1107 г.

146

С. 220. …Шаруканевых двух братьев… — Половецкий хан Шарукан — дед Кончака — был разбит русскими князьями в 1106 г.

147

Лютый зверь. — Какое животное (вероятно, из породы кошачьих) обозначает этот термин, в точности не известно.

148

Бирич — глашатай, сборщик податей и штрафов, блюститель порядка.

149

С. 221. О я, многострадальный и печальный! — Этими словами открывается письмо Владимира Мономаха, адресованное двоюродному брату Олегу Святославичу. Оно составлено раньше «Поучения» по поводу конкретных политических событий. В 1096 г. Олег разбил сына Мономаха Изяслава, который и погиб в битве; а старший Мономахович, Мстислав, в свою очередь, победил Олега, но неожиданно — несмотря на достигнутые успехи — сам предложил противнику мир и убедил присоединиться к мирной инициативе отца. Владимир согласился с сыном, о чем и написал Олегу: «Послушал я сына моего, написал тебе грамоту…» Таким образом, редактор «Повести временных лет» вполне резонно поместил письмо Олегу Святославичу именно под 1096 годом, «Поучение» же попало в эту статью, оказавшись в «сцепке» с письмом, хотя создано было позднее. Сейчас трудно однозначно объяснить объединение «Поучения» Мономаха и его письма Олегу в единое целое: неизвестно, сделано ли это по воле Владимира или по инициативе переписчика.

150

…сын мой, крещенный тобою… — Имеется в виду Мстислав Владимирович, крестный сын Олега Святославича.

151

С. 222. …дитя, мое и твое… — По-видимому, Изяслав, сын Мономаха, тоже был, как и его брат Мстислав Владимирович, крестным сыном Олега.

152

…крови твоей у Стародуба… — В 1096 г. Владимир Всеволодович и Святополк Изяславич осадили войско Олега в Стародубе, но отпустили его.

153

С. 223. …сын твой крестный с малым братом своим… — Владимир говорит о своих сыновьях Мстиславе и Юрии.

154

…хлеб едят дедовский… — Мономах использует специальный термин, означающий управление родовым уделом.

155

…мы с братом твоим рядились… — Имеется в виду договор Владимира Всеволодовича и Святополка Изяславича с Давыдом Святославичем (1096 г.).

156

Печатается по изданию:

Библиотека литературы Древней Руси. Т.4: XII век СПб., 1997.

«Слово о полку Игореве» — самое известное широкому читателю произведение древнерусской литературы, но в то же время и самое загадочное.

Рукопись «Слова» была обнаружена в конце 1780 — начале 1790-х гг. Коллекционер древностей А. И. Мусин-Пушкин приобрел ее у архимандрита Иоиля — настоятеля закрытого при Екатерине II Спасо-Ярославского монастыря. Рукопись, изготовленная, видимо, в XVI в., представляла собой сборник оригинальных и переводных произведений древнерусской литературы. Мусин-Пушкин сразу оценил значение находки. Была сделана копия для Екатерины II интересовавшейся отечественной историей, а в 1800 г. «Слово» усилиями Мусина-Пушкина и его помощников, ученых А. Ф. Малиновского, Н. Н. Бантыш-Каменского, было опубликовано. Произведение датировалось приблизительно 1185 г. — временем похода Игоря Святославича на половцев. Затем, по свидетельству Мусина-Пушкина, его собрание древностей, в том числе и рукопись из Спасо-Ярославского монастыря, сгорело при взятии Москвы войсками Наполеона (1812 г.).

Сразу после публикации «Слово» обрело восторженных поклонников (среди них был и А. С. Пушкин), но почти одновременно выступили и «скептики» которые высказывали сомнения в древности произведения, считая его мистификацией XVIII в. (автором в разное время называли архимандрита Иоиля, Мусина-Пушкина, его экспертов, Н. М. Карамзина и др.).

Действительно, поразительное открытие и обстоятельства исчезновения рукописи вызывают много вопросов, да и с художественной точки зрения «Слово» явно занимает особое место в ряду произведений древнерусской словесности. Удивительны обращение его автора — видимо, христианина — к языческим богам (Велес, Стрибог, Даждьбог), причудливая образность слога и т. д. Однако «скептики», считающие «Слово» мистификацией, весьма неубедительно объясняют его очевидное сходство с «Задонщиной» — сочинением о Куликовской битве рубежа XIV–XV вв., подлинность которого ни у кого не вызывает сомнений. Их доводы о том, что автор «Слова» взял его за образец, опровергает тот факт, что «Задонщина» была опубликована только в середине XIX в., а предположения, что неизвестный мистификатор самостоятельно нашел сочинение о Куликовской битве в рукописи еще в конце XVIII столетия, но не захотел издавать и т. д., не находят подтверждения. Легче представить, что «Слово» — действительно древний памятник, а автор «Задонщины» на рубеже XIV–XV вв. обратился к этому произведению в качестве литературного образца.

При изучении «Слова» следует учитывать те трудности, с которыми приходится сталкиваться.

1. До сих пор науке был известен единственный список произведения (найденный Мусиным-Пушкиным), т. е. не существовало возможности сопоставить различные рукописи, чтобы с максимальной точностью восстановить исходный текст.

2. Этот единственный список утрачен. В качестве источников «Слова» доступны только первое печатное издание 1800 г., копия императрицы и выписки, которые делали для себя эксперты Мусина-Пушкина. А значит, если ими при толковании рукописи были допущены ошибки, их уже не устранить.

3. Сгоревшую рукопись Спасо-Ярославского монастыря отделяло от предполагаемого времени создания «Слова» несколько веков, а это повышает вероятность возникновения ошибок. Ведь их могли совершать не только ученые XVIII в., но и древнерусские книжники в процессе неоднократного переписывания произведения.

4. Составитель рукописи из соображений экономии дорогого писчего материала писал слова, не разделяя их и сливая в единую строку, да еще и прибегал к сокращениям. Потому в «Слове» имеются так называемые «трудные места», которые и сейчас не поддаются точному толкованию. (Например, в финале автор «Слова» пишет: «Рекъ Боянъ и ходы на…», что обычно переводилось так «Повествовал Боян и о походах…» Однако существует другая авторитетная версия, согласно которой эти слова надо переводить: «Повествовали Боян и Ходына…», т. е. речь идет о двух княжеских певцах.)

5. Среди исследователей «Слова» нет единства в понимании отдельных слов и имен, встречающихся в тексте памятника (например, никому не известен полоцкий князь Изяслав Василькович); вызывают сомнения и фигуры некоторых других упоминающихся в тексте князей.

6. Иногда автор «Слова» описывает события слишком кратко или слишком образно, так что уточнить, о чем идет речь, можно только обратившись к летописям — Лаврентьевской и Ипатьевской, где описывается поход Игоря.

7. Датируют «Слово» исключительно на основе упомянутых в произведении фактов. Летописи относят поход Игоря к 1185 г., соответственно и произведение считают созданным в конце XII века.

8. Автор «Слова о полку Игореве» не установлен. В качестве кандидатов на эту роль исследователями выдвигались сам Игорь Святославич, Святослав Киевский, Ярославна, певец Митуса, певец Ходына, летописец Петр Бориславич и другие, но авторство ни одного их них не удалось доказать.

9. Так как не существует единства в толковании многих трудных мест памятника, отсутствует перевод «Слова» на современный язык, с которым были бы согласны все специалисты. Наиболее авторитетен перевод, подготовленный петербургскими исследователями «Слова» — академиком Д. С. Лихачевым и его учениками.

«Слово о полку Игореве», подобно другим произведениям древнерусской литературы, основано на реальных событиях. Однако его автор не ставит перед собой цель излагать подробности и последовательность событий, пояснять названия городов и имена князей и т. д. Он словно адресуется читателю, которому известно, что в 1184 г. Святослав Всеволодович Киевский, договорившись с другими князьями, совершил поход на половцев и нанес степнякам решительное поражение, а его двоюродные братья Игорь и Всеволод не участвовали в военной акции «старшего» князя и на следующий год решили отправиться в половецкие степи на свой страх и риск. Ничего этого не сообщая, автор «Слова» начинает повествование с описания встречи Игоря и Всеволода и их сборов в поход.

Напав в степи на врага, Игорь дважды бился с половцами. Первая битва венчается легкой победой, и победоносное войско отдыхает. Но «дремлет» оно в опасном месте, «далеко» от Русской земли, где следует постоянно сохранять бдительность, позволяя половцам нанести ответный удар. Об этом подробно рассказано и в летописях. Любопытно, что составитель Ипатьевской летописи склонен излагать события, толкуя их в пользу князя Игоря. Летописец сообщает, что князь сразу после первой битвы хотел своевременно отступить, понимая, что половцы собрали слишком многочисленное воинство, но, поскольку один из его союзников жалуется на усталость воинов, не желает оставлять их в опасности и соглашается дать дружинникам отдых. Таким образом, решение Игоря неверное, но побуждения — самые благие. Автор же Лаврентьевской летописи настроен к князю недоброжелательно: «…и взяли русские полон — жен и детей, и стояли три дня в вежах их, веселясь», т. е. весьма продолжительное промедление ничем не оправдано, а победители еще и демонстрируют непростительную гордыню, говоря: «А мы в земле их, и самих перебили, и жены их полонены, и дети их у нас. А теперь пойдем следом за ними за Дон и перебьем их всех без остатка». За это они и были наказаны: по убеждению летописца, Бог не терпит гордецов и награждает смирение.

Описание второй битвы открывается грозным пейзажем, символизирующим близкую катастрофу: «На другой день раным-рано кровавые зори рассвет возвещают, черные тучи с моря идут, а в них трепещут синие молнии. Быть грому великому, идти дождю стрелами с Дону великого!» Автор, бесспорно, изображает не столько атмосферное явление, сколько поражение, которое нанесут русским пришедшие с Дона половцы: «Тут копьям преломиться, тут саблям иступиться о шеломы половецкие, на реке на Каяле, у Дона великого. О Русская земля! Уже за холмом ты!»

Прервав рассказ о второй битве с половцами, автор «Слова» вводит в основное повествование пространное отступление об Олеге Святославиче — родоначальнике Ольговичей: «Тот ведь Олег мечом раздоры ковал и стрелы по земле сеял». Война — почетное княжеское занятие, но Олег Святославич посвятил жизнь сражениям с двоюродными братьями, да еще и привлекал для борьбы с русскими князьями половцев. Потому знаком княжеской власти — мечом — он кует раздоры, а вместо дающих жизнь семян засевает землю стрелами, и урожай будет собран кровью.

Вспомнив об Олеге — родоначальнике Ольговичей и одновременно виновнике «княжеских распрей», автор «Слова» возвращается к описанию второй битвы. Подхватывая символический ряд, заданный в отступлении об Олеге Святославиче, он сравнивает бой с сельскохозяйственными работами — зловещим севом: «Черная земля под копытами костьми посеяна, а кровью полита; бедами взошли они на Русской земле!» Никаких подробностей хода сражения не приводится: «Бились день, бились другой, на третий день к полудню пали стяги Игоревы. Тут разлучились братья на берегу быстрой Каялы…» Это снова заставляет предположить, что текст адресован читателю, осведомленному о деталях битвы — автор «Слова» позволяет себе ограничиваться кратким напоминанием: русское войско разгромлено, а князья — братья Игорь и Всеволод — «разлучились», уведенные половцами в разные кочевья. Воинственный Всеволод больше в тексте не появится, и дальнейшее повествование посвящено печальной судьбе Игоря. Поражение знаменуется падением стягов. Это и устойчивая литературная формула (упавшее знамя — разгром), и выразительная историческая деталь — при помощи знамен в древности было принято передавать приказания и информацию (в начале второй битвы стяги сигнализируют о приближении половцев, теперь — о поражении).

Автор подводит катастрофические итоги разгрома, прибегая к символике: «Вот уже, братья, невеселое время настало, уже пустыня войско прикрыла. Поднялась Обида среди Даждь-Божьих внуков, вступила девою на землю Трояню, всплескала лебедиными крылами на синем море у Дона…» Дева-Обида с лебедиными крылами — сверхъестественное существо, олицетворяющее демоническое зло, которое угрожает «Даждь-Божьим внукам», т. е. русским. «Внешнее» проявление зла — половцы, а «внутреннее» — распри князей, нарушивших заповеди братолюбия: «Затихла борьба князей с погаными, ибо сказал брат брату: „Это мое, и то мое же“. И стали князья про малое „это великое“ молвить и сами себе беды ковать, а поганые со всех сторон приходили с победами на землю Русскую». Дева-Обида словно предводительствует другими бесовскими силами. «А Игорева храброго полка не воскресить! Вслед ему завопила Карна, и Жля помчалась по Русской земле».

Таковы, по мнению автора «Слова», скорбные результаты необдуманного похода Святославичей — мужественных воителей, но недальновидных государственных мужей. Игорь и Всеволод, ослепленные жаждой славы, забыли о необходимости единения. Здесь автор «Слова» — по контрасту с поражением Игоря — вспоминает победы его двоюродного брата Святослава Киевского: он в 1184 г. разгромил половцев во главе союзных русских войск, а Святославичи перечеркнули его достижения. Это противопоставление готовит новый поворот повествования. Действие переносится из половецких степей в Киев, где великому князю снится вещий сон, который вызывает тревожное ощущение: ведь одевать человека в черное на кровати значит хоронить его; видеть во сне жемчуг — к слезам; а утрата конька (балки, скрепляющей доски крыши) в «златоверхом» княжеском тереме предвещает смерть. Бояре, которым Святослав рассказывает свой сон, сообщают ему о гибели Игорева войска, и горестная весть заставляет киевского князя произнести знаменитое «золотое слово», которое считается содержательным ядром произведения.

Надо сказать, что могущество столичного Киева — несмотря на реальное ослабление власти киевских князей в конце XII в. — такая же дорогая автору «Слова» идея, как и братская любовь князей. Его идеал — дружная семья Рюриковичей, где каждый готов прийти на помощь родичу, старшие опекают младших, а младшие почитают старших; он постоянно подчеркивает величие киевского князя, «отца» русских князей, и значение Киева как центра Руси. Потому, хотя в действительности, согласно летописным сообщениям, Святослав Всеволодович узнал о поражении Игоря и Всеволода, находясь в Чернигове, в «Слове» печальная весть приходит к нему в Киев — автору важно, чтобы именно из стольного города, как подобает могущественному государю, он обращался с «золотым словом» к остальным русским князьям.

Великий князь укоряет виновников катастрофы — Игоря и Всеволода — милостиво, с сочувствием: ведь они в беде. Упреки же его адресованы князьям, которые, забывая завет братолюбия, не спешат им на выручку. Некоторые ученые считают, что «золотое слово» Святослава Киевского заканчивается упоминанием князя Владимира Глебовича Переяславского, и далее автор «Слова о полку Игореве» начинает говорить от своего лица. Другие им возражают, полагая, что «золотое слово» Святослава продолжается. В любом случае, последующее перечисление самых могущественных князей подчинено той же идее, что и само «золотое слово»: несчастья Игоря и Всеволода должны побудить всех забыть взаимные обиды и воссоединиться на основе братской любви.

Затем действие из Киева переносится в новгород-северское княжество — в пограничный Путивль, где со стен слышен плач Ярославны, жены князя Игоря. Княгиня, моля о помощи мужу, последовательно адресуется к трем стихиям: воздушной (ветер), водной (река Днепр) и огненной (солнце). Все три обращения созданы по сходному плану: 1) именование чудесного заступника; 2) похвала его могуществу; 3) просьба о помощи или мягкий укор. Например: «О ветер, ветрило! Зачем, господин, так сильно веешь? Зачем мечешь хиновские стрелы на своих легких крыльях на воинов моего лады? Разве мало тебе под облаками веять, лелея корабли на синем море? Зачем, господин, мое веселье по ковылю развеял?»

За плачем Ярославны следует побег Игоря из плена, и, хотя автор «Слова» это не утверждает прямо, получается, что она словно бы вымолила мужа у высших сил. Кстати, сходная идея выражена в Ипатьевской летописи, где сообщается, что Бог спас Игоря «по молитвам христиан, ибо многие печалились о нем и проливали слезы».

Теперь Бог и мир милостивы к князю, и ему сопутствует удача. Ипатьевская летопись сообщает, что бежать из половецких кочевий помог князю половчанин Лавр (Овлур). Автор «Слова» вводит этот персонаж, ничего не поясняя («В полночь свистнул Овлур коня за рекой — велит князю разуметь: не быть Игорю!») и цитирует Бояна: «Тяжко ведь голове без плеч, горе и телу без головы». Этот древний афоризм основан на традиционном представлении о государстве-теле и государе-голове, и автор добавляет применительно к своему герою: «Так и Русской земле без Игоря». Испытания остались позади. «Солнце светит на небе — Игорь-князь в Русской земле», однако не в своем Новгород-Северском княжестве, а в центре Руси — стольном Киеве. Князь направляется «к святой Богородице Пирогощей», в киевский храм, где находилась икона Богоматери. Ее — заступницу за всех бедствующих — он, очевидно, должен поблагодарить за чудесное спасение.

Идея «Слова» базируется на связи братолюбия и Божией милости. Пока русские князья-братья забывают о взаимной любви, враждуют, вовлекают в свои распри иноземцев, действуя исключительно в собственных, эгоистических интересах, Бог «воспитывает» их неудачами. Когда же они одумаются, воссоединятся — Божий гнев утихнет, и враг будет усмирен. А поскольку ситуация конца XII в. не располагала к такому оптимистическому прогнозу, автор «Слова» заостряет свою мысль: наступают «последние времена», демонические существа агрессивно устремляются на Русь. Значит, для князей это последний шанс: от них теперь зависит спасение всей Русской земли.

«Слово о полку Игореве» — в отличие от большинства произведений литературы Древней Руси — не поддается однозначному жанровому определению: в нем можно выделить признаки нескольких жанров.

1) «Слово» походит на былину, плач, славу (и другие жанры фольклора). В нем присутствуют такие признаки древнего фольклорного произведения, как описание богатырских подвигов; беседы действующих лиц с силами природы (обращения Ярославны к ветру, Днепру, солнцу, разговор Игоря с Донцом) и т. п. Именно такое понимание «Слова» позволяет интерпретировать его как поэтический текст, о чем свидетельствуют многочисленные стихотворные переводы на современный русский язык (В. А. Жуковский, А. Н. Майков, К. Д. Бальмонт, Н. А. Заболоцкий и др.).

2) «Слово о полку Игореве» имеет немало общего с историческими повестями вроде тех, что присутствуют в «Повести временных лет» и других летописях. Это законченный рассказ об отдельном историческом событии, которое нашло отражение в Лаврентьевской и Ипатьевской летописях.

3) Многие черты роднят «Слово» с жанром торжественного красноречия. Действительно, авторы проповедей часто размышляют о важных современных событиях, демонстрируя широкий политический и исторический кругозор (например, о крещении Руси в «Слове о Законе и Благодати» Илариона). Как и проповеди, «Слово о полку Игореве» изобилует характерными словесными украшениями: сравнениями, преувеличениями и т. п. В его текст включены повторы слов и групп слов — смысловых конструкций (три сходных обращения — к ветру, реке, солнцу — в плаче Ярославны); эмоциональных фраз («О Русская земля! Уже за холмом ты!»; «А Игорева храброго полка не воскресить!»); сходным образом построенных предложений («волки грозу навывают по яругам, орлы клекотом зверей на кости зовут, лисицы брешут на червленные щиты»); отдельных слов в смежной позиции («Были века Трояна <…> были и войны Олега, Олега Святославича»); сочетания звуков («тропе Трояновой»; «поля Половецкого»).

Тем не менее, в полной мере «Слово» нельзя отнести ни к былине, ни к исторической повести, ни к торжественной проповеди. В жанровом отношении — как и во многом другом — это уникальный памятник литературы Древней Руси.

В данном издании публикуется не только перевод «Слова» на современный русский язык, но и фрагменты из Ипатьевской и Лаврентьевской летописей о походе Игоря, а также стихотворное переложение Н. А. Заболоцкого (1938–1946).

157

С. 234. Троян — упомянут в «Слове» четыре раза; видимо, имя славянского божества.

158

Тур — дикий бык.

159

С. 235. Яруги — овраги.

160

Див — видимо, фантастическое существо.

161

Аксамит — дорогая ткань.

162

…четыре солнца… — Вероятно, символическое именование русских князей, участвовавших в походе против половцев.

163

С. 236. Паполома — покрывало.

164

…к святой Софии, к Киеву. — Великий князь киевский Изяслав Ярославич, убитый в сражении с Олегом Святославичем и Борисом Вячеславичем на Нежатиной Ниве (1078), был похоронен в киевском Софийском храме.

165

Олег Гориславич — Олег Святославич. Возможно, переделка отчества князя имеет характер порицания, обусловленный тем, что Олег устраивал усобицы, «мечом раздоры ковал». Вместе с тем, Горислава — имя его прабабки Рогнеды.

166

С. 237. Карна, Жля — олицетворение скорби.

167

…отец их, — Святослав… — Святослав Всеволодович был двоюродным братом Игоря и Всеволода; «отцом» он назван в качестве старшего — великого князя киевского.

168

Всю ночь… к синему морю. — Это одно из «трудных мест» в «Слове», у которого нет общепризнанного толкования.

169

…два солнца… два молодых месяца… — Здесь символически описывается разгром русских князей: «солнца» — старшие по возрасту и положению Игорь и Всеволод Ярославичи, «месяцы» — младшие князья (судя по летописной версии, сын Игоря Владимир и племянник Святослав Ольгович Рыльский). В оригинале «Слова» названы имена Святослава Рыльского и десятилетнего сына Игоря Олега, что большинство специалистов оценивают как некорректную вставку переписчика и опускают при переводе.

170

С. 238. Хинове — в древнерусских текстах — китайцы; в «Слове», вероятно, обобщенное именование восточных народов.

171

…поют они о времени Бусовом, лелеют месть за Шарукана… — Личность Буса интерпретируется по-разному, о Шарукане см. коммент. к с. 220.

172

Ногата, резана — мелкая монета; т. е. если Всеволод присоединится к походу, пленников будет так много, что они обесценятся.

173

Шерешир. — Значение слова дискуссионно. Большинство специалистов сходится на том, что оно относится к воинской терминологии.

174

…сынами Глебовыми. — Сыновья Глеба Ростиславича, внука Святослава Ярославича, рязанские князья, были в вассальной зависимости от Всеволода Большое Гнездо.

175

Горы Венгерские — Карпаты.

176

…меча бремена… — Смысл словосочетания (или образа) неясен.

177

…стреляешь… в султанов… — Смысл фразы неясен.

178

Мстислав — городенский князь Мстислав Всеволодович, внук Давыда Игоревича, или пересопненский князь Мстислав Ярославич Немый, брат Ингваря и Всеволода Ярославичей.

179

С. 239. Паворзи — ремешки, при помощи которых завязывались шлемы.

180

Мстиславичи — сыновья Мстислава Изяславича, внука Мстислава Владимировича Великого (самый известный из них — ранее упомянутый в «золотом слове» Роман Мстиславич), двоюродные братья Ингваря и Всеволода Ярославичей.

181

Шестокрыльцы — соколы.

182

…Ярославовы все внуки и Всеславовы. — Призыв к потомкам Ярослава Мудрого и Всеслава Полоцкого прекратить розни есть результат гипотетического толкования текста переводчиком; в оригинале: «Ярославе и все внуци Всеславли», что значит «Ярослав и все внуки Всеславовы».

183

…на Немигу с Дудуток… — Немига — река близ Минска, где в 1067 г. Всеслав Полоцкий потерпел поражение в битве с Ярославичами.

184

Хорс — языческое божество солнца.

185

…у святой Софии… — Здесь речь идет о Софийском храме в Полоцке.

186

С. 241. Говорит Гзак Кончаку… — Разговор половецких ханов содержит намек на Владимира Игоревича, который в плену женился на дочери Кончака и с ней вернулся к отцу.

187

Ходына — имя собственное; это предположительное прочтение одного из «трудных мест».

188

Каган. — См. коммент. к с. 17.

189

…к святой Богородице Пирогощей. — Церковь Богородицы Пирогощей (башенной) названа по иконе Богоматери, привезенной из Константинополя.

190

Печатается по изданию:

Библиотека литературы Древней Руси. Т.4: XII век. СПб., 1997.

Патерики (от греческого слова расег — отец; отсюда русский вариант названия — «отечник») — в христианской литературе сборники назидательных рассказов об иноках из определенной местности: города, монастыря или области. На Руси были хорошо известны переводные патерики; Киево-Печерский же — оригинальное произведение, включающее рассказы о «святых отцах» авторитетнейшего монастыря домонгольской Руси, основанного в середине XI в.

Начало составления Киево-Печерского патерика относится к 20-м гг. XIII в., когда Симон — епископ Владимиро-Суздальский, а ранее киево-печерский монах — написал послание другому монаху того же монастыря Поликарпу. Поликарп мечтал о получении высокой церковной должности, и Симон, обвиняя его в гордыне, напоминал, какая честь и какое счастье быть монахом в обители, прославленной многими знаменитыми святыми. Аргументируя свой тезис, Симон приводит девять рассказов о святых Киево-Печерского монастыря. Словно бы в ответ Симону, Поликарп тогда же сочиняет послание игумену монастыря Акундину, в котором излагаются еще одиннадцать новелл. Затем первичное ядро Киево-Печерского патерика обросло новыми сказаниями, и окончательно текст оформился только в XV в. Памятник, кроме посланий Симона и Поликарпа, включает «Слово о создании церкви Печерской», т. е. храма Успения Богородицы; «Житие Феодосия Печерского», написанное Нестором; краткую историю основания монастыря (летописного происхождения) и другие эпизоды.

Перевод на современный русский язык сделан по рукописи середины XVI в. «Житие Феодосия Печерского» исключено из текста.

191

С. 262. Якун Слепой — варяжский князь, участник усобиц сыновей Владимира Святославича, деяния которого изложены в «Повести временных лет». Однако слепым он не был — это результат неверного толкования Симоном летописного текста. В «Повести временных лет» сказано: «…и бе Якун сь леп…», что значит: «и был Якун тот красив». Вероятно, Симон объединил два слова «сь» и «леп», получив эпитет «слепой».

192

С. 263. Локоть — см. коммент. к с. 91.

193

С. 265. Влахерна — см. коммент. с. 97.

194

С. 269. Демественник — доместик; см. коммент. к с. 175.

195

С. 272. Афонские святые монастыри — см. коммент. к с. 161.

196

С. 275. Студийский монастырь — см. коммент. к с. 62.

197

С. 277. Било — см. коммент. к с. 72.

198

С. 278. Синодик — см. коммент. к с. 211.

199

С. 292. …Клим-митрополит… — Клим (Климент) Смолятич был при поддержке киевского князя Изяслава Мстиславича в 1147 г. поставлен митрополитом Киевским и всея Руси без благословения константинопольского патриарха, т. е. с нарушением канонического права, отсюда отрицательное отношение Нифонта к «самозванцу». После смерти Изяслава (1154) Климент оставил митрополию.

200

С. 293. Светлая неделя — воскресенье на Пасхальной неделе.

201

С. 294. «Отечник». — Имеется в виду переводной Скитский патерик.

202

…игуменствовать у святых бессребреников Козьмы и Дамиана. — Поликарп некоторое время был игуменом в киевском Козьмодемьянском монастыре, но потом снова вернулся в Киево-Печерский монастырь.

203

С. 296. …двумя варягами… — Этот эпизод изложен в «Повести временных лет» (под 983 г.).

204

С. 300. Протостратор — первоподвижник.

205

Епарх — см. коммент. к с. 97.

206

С. 307. Параман — четырехугольный нагрудник из ткани с изображением креста и других знаков страстей Христовых, который носят монахи.

207

С. 308. Лествица — богословское сочинение Иоанна Лествичника.

208

С. 309. …Один юноша… имения его. — Имеется в виду эпизод из переводного Синайского патерика.

209

С. 310. Цата — подвеска у икон.

210

С. 312. Ефрем. — Здесь имеется в виду Ефрем Сирин (IV в.), церковный писатель, автор песнопений, толкований Священного Писания и обличительных сочинений против еретиков.

211

С. 331. …как и в Летописце рассказано. — См. сообщение «Повести временных лет» под 1030 г.

212

…Когда святой отец наш… Ефрема… — Пострижение знатных людей Варлаама и Ефрема вызвало гнев князя Изяслава Ярославича, и Антоний был вынужден временно бежать из Киева. См. об этом подробнее «Житие Феодосия Печерского».

213

С. 343. Келарь — см. коммент. к с. 56.

214

С. 345. Власяница — см. коммент. к с. 68.

215

С. 356. …подобно работникам, нанятым в одиннадцатый час… — Аллюзия на притчу из Евангелия от Матфея: здесь «хозяин дома» в течение дня несколько раз нанимает работников, последние были наняты поздно — в 11 часов, но при расплате получили плату первыми и такую же, как нанятые рано утром.

216

С. 358. Болдины горы — местность, расположенная в западной части Чернигова.

217

Печатается по изданию:

О, Русская земля / Сост., примечания В. А. Грихина. М., 1982.

«Слово» (согласно другим рукописям — «Моление») Даниила Заточника — один из самых загадочных древнерусских текстов. Это своеобразный «монтаж» из афоризмов и изречений, которые соединены таким образом, что возникает биографический «сюжет»: некто сетует на бедственное положение и просит князя о милости и покровительстве. До сих пор не определен ни князь — адресат «Слова» (Ярослав Владимирович, Ярослав Всеволодович), ни время его написания (самые распространенные датировки — последняя четверть XII в или первая треть XIII в.), ни личность автора. Специалисты по-разному трактуют общественный статус Даниила Заточника (дружинник, холоп, скоморох и т. д.), да и само его существование вызывает споры — не ясно, действительно ли автор обращался к какому-то князю или «разыграл» условную ситуацию, чтобы продемонстрировать свое остроумие.

Уникален и жанр произведения. В нем явно присутствует комический элемент, который на Древней Руси воспринимался как атрибут дьявола и встречается очень нечасто. Произведение включает как напоминающие фольклор поговорки («…кому Боголюбово, а мне горе лютое; кому Белоозеро, а мне оно смолы чернее…»), так и изысканные аллюзии на авторитетные цитаты, адресованные интеллектуальному читателю (например, достоинства князя описываются льстивыми формулами — «…голос твой сладок и образ твой прекрасен; мед источают уста твои…», которые заимствованы из библейской книги «Песня Песней», где они обращены к возлюбленной).

«Слово» сохранилось в рукописях XVI–XVII вв. Перевод на современный русский язык сделан на основе научной реконструкции, предложенной Н. Н. Зарубиным.

218

С. 364. Ярослав Владимирович (ум. 1205) — внук Мстислава Великого; с начала 1180-х боролся за новгородское княжение; в других вариантах произведения Даниила Заточника указан другой князь, которого «молит» автор: Ярослав Всеволодович (1191–1246), сын Всеволода Юрьевича Большое Гнездо, великий князь владимирский.

219

Псалтырь — см. коммент. к с. 39.

220

Трость — отточенный тростник, инструмент для письма.

221

С. 365. Лаче-озеро — озеро на севере Новгородской области.

222

Не лгал мне князь Ростислав… — Не ясно, какого князя Даниил имеет в виду: произнесенные слова (в несколько ином виде) принадлежат князю Андрею Доброму, сыну Владимира Мономаха.

223

…сын великого царя Владимира… — Возможно, речь идет об отце Ярослава Владимировича — Владимире Мстиславовиче, который недолгое время был киевским князем.

224

С. 366. Тиун — см. коммент. к с. 86.

225

Рядовичи — работники на основании «ряда» (договора).

226

Печатается по изданию:

Библиотека литературы Древней Руси. Т.6: XIV — середина XV века. СПб., 1999.

Преподобный Сергий Радонежский (ум. 1392), основатель и первый игумен Троице-Сергиевой Лавры, может считаться самым почитаемым святым Древней Руси и новой России. Епифаний Премудрый, по собственному признанию, создал его житие спустя двадцать шесть лет после кончины праведника, т. е. в 1417–1418 гг.

Сведений о жизни Епифания практически не сохранилось, но это явно был образованный человек и талантливый писатель. В конце XIV в. он написал искусное «Житие Стефана Пермского», герой которого — креститель Перми — эпизодически возникает и в «Житии Сергия Радонежского». Кроме того, в 1415 г. Епифаний в дружественном послании Кириллу Тверскому поведал о своем общении с иконописцем Феофаном Греком, оставив ценнейшее свидетельство о принципах его работы. «Житие Сергия Радонежского» — итог и вершина писательского пути Епифания. Книжник умер между 1417/1418 г. и 1422 г., что следует из отсутствия в житии упоминаний об открытии мощей Сергия, произошедшем в 1422 г.

«Житие Сергия Радонежского», с одной стороны, отвечает всем правилам житийного жанра (четкое следование композиционной схеме: предисловие, рассказ о родителях и детстве святого, о подвижничестве, чудесах, кончине, заключительная похвала; ориентация на знаменитые жития, в частности «Житие Феодосия Печерского» Нестора), с другой — ярко выделяется среди прочих агиографических сочинений. Произведение основано на тщательно собранной информации; автор постоянно держит в поле зрения современные политические события, на фоне которых и повествует о жизни Сергия, а также об истории его знаменитого монастыря. Но Епифаний далек от простой фактографии. Он квалифицированно излагает программу монастырских преобразований Сергия, стремится передать таинственные видения святого, внимателен к символике чисел и т. п. Будучи искусным книжником, он использует технику т. н. «вития словес», особенно в тех фрагментах, которые содержат торжественную похвалу Сергию: «…тихий, кроткий нрав имевший, смиренный и добронравный, приветливый и благодушный, утешительный, сладкогласный и мягкий, милостивый и мягкосердечный, смиренномудрый и целомудренный, благочестивый и нищелюбивый, гостеприимный и миролюбивый, и боголюбивый…» Сергий — угодник Божий, его деятельность трудно описать обычными словами, поэтому Епифаний выстраивает изысканные словесные ряды, сложность которых должна показать его бессилие сформулировать феномен святости.

В 1440–1450-х гг. житие, написанное Епифанием, было — по заданию монастыря — переработано Пахомием Сербом (о нем см. коммент. к «Повести о путешествии Иоанна Новгородского на бесе»). Существенность внесенных изменений специалистами оценивается по-разному, но в любом случае сохранившиеся рукописи не точно передают оригинальный текст Епифания Премудрого.

Перевод на современный русский язык сделан по реконструкции, осуществленной в XIX в. архимандритом Леонидом (Кавелиным) на основе рукописей XVI в.

227

С. 380. Ночва — сосуд, имеющий форму корыта.

228

С. 381. …в житии… Петра митрополита… — «Житие Петра Митрополита» было написано в 1381 г. митрополитом Киприаном.

229

…войско Ахмыла. — Посол золотоордынского хана Узбека Ахмыл приходил на Русь в 1322 г. и сжег Ярославль.

230

С. 383. Анафора — одна из частей просфоры, хлеба, используемого при евхаристии.

231

Часы — церковная служба, совершаемая три раза в день: утром (последование первого часа); днем (последование третьего и шестого часа); вечером (последование девятого часа).

232

С. 386. …великое нашествие… с Федорчуком… — Татарский темник Федорчук (при участии Ивана I Калиты) в 1327 г. ходил с карательной экспедицией против Твери.

233

С. 387. …с Протасием-тысяцким… — На Древней Руси тысяцкие — руководители городского ополчения; Протасий Федорович (ум. ок.1341) — московский тысяцкий.

234

С. 390. Антиминс — льняной или шелковый плат, на котором изображено положение Христа во гроб и в который вшиваются мощи; возлагается на церковный престол; без него не может быть освящен новый храм.

235

С. 392. …давали случайные имена, не считаясь с мирским именем… — Мирское имя Сергия «Варфоломей», монашеское — «Сергий»; впоследствии установилась практика давать монашеское имя, которое начиналось бы с той же буквы, что и мирское.

236

С. 399. «Лествица» — см. коммент. к с. 308.

237

С. 401. Мефимон — великое повечерие, поздняя церковная служба, отправляемая после великой вечерни.

238

С. 405. …Алексей тогда был в Царьграде… — Митрополит Алексей находился в Константинополе в 1353–1355 гг. В это время его замещал епископ Владимира-Волынского Афанасий, который в середине 1340-х гг. перебрался из Юго-Западной Руси в Москву.

239

С. 410. Кутья — поминальная каша из пшена или пшеницы, которую варили с сытой и с сахаром или ягодами.

240

Канун — поминальная еда из риса.

241

С. 419. Подвойский — придворный чин.

242

С. 424. Общежительство — общинножительный монастырь (киповия), в котором — в отличие от особножительного (идиоритма) — у монахов вообще отсутствует личная собственность.

243

Парамаид — параман. См. коммент. к с. 307.

244

Схима — монашеское облачение.

245

Келарь — см. коммент. к с. 56.

246

Екклесиарх — церковный уставщик; параекклесиарх — его помощник.

247

С. 426. Канонарх — руководитель церковного пения.

248

С. 428. …отдал душу свою Господу. — Исаакий-молчальник умер в 1387 г.

249

Поприще — см. коммент. к с. 49.

250

«Достойно есть» — молитва.

251

С. 430. …плыли мы из Константинополя… — Речь идет о возвращении митрополита Алексея из Константинополя в 1355 г.

252

С. 437. …в год 6885 (1378)… — После смерти митрополита Алексея (1378) на Руси началась длительная борьба за митрополичий престол, на котором в конце концов утвердился назначенный в Константинополе митрополит Киприан. Его кандидатуру поддерживал и Сергий.

253

С. 441. Плащаница — покрывало с изображением Христа.

254

Потир — чаша, используемая во время церковной службы.

255

С. 442. …о которых следующая повесть расскажет… — Редактор «Жития Сергия Радонежского» Пахомий Логофет написал также «Житие Никона».

256

С. 443. Рака — гробница, ковчег с мощами святого.

257

С. 450. …в конце седьмого тысячелетия… — Согласно Епифанию, Сергий Радонежский скончался в 1392 г. от Рождества Христова, т. е. в 6900 г. от сотворения мира, когда на Руси ожидали второе пришествие Христа и Страшный Суд.

258

Алавастр — узкогорлый сосуд для хранения благовоний.

259

С. 451. …престол… Богородицы… — Имеется в виду Успенский собор в Москве.

260

Святая гора — см. коммент. к с. 161.

261

Печатается по изданию:

Библиотека литературы Древней Руси. Т.6: XIV — середина XV века. СПб., 1999.

Пахомий Серб (ум. после 1484), афонский монах, прибыл на Русь в 1430-х гг. и полвека работал в качестве профессионального сочинителя житий и служб святым, выполняя за плату заказы новгородского архиепископа, Троице-Сергиева монастыря, митрополита, великого князя. Пахомию предположительно принадлежит и житие первого новгородского архиепископа Иоанна. Оно состоит из трех самостоятельных частей: в первой повествуется о жизни святого, во второй — о его чудесном путешествии в Иерусалим на бесе, в третьей — об обретении мощей, случившемся в XV в., что, собственно, и вызвало необходимость написания жития.

Вторая часть жития — повесть о путешествии Иоанна Новгородского на бесе — вполне законченное произведение, которое явно представляет собой запись народных преданий. Его часто сопоставляют с повестью Н. В. Гоголя «Ночь перед Рождеством», где удалой кузнец сходным образом перемещается из Украины в столичный Петербург.

Перевод на современный русский язык сделан по рукописи конца XV в.

[Прим. верстальщика] В книге Пахомий Серб не указан как автор перед произведением ни в тексте, ни в оглавлении, упоминается только в комментарии.

262

С. 455. …сосуд с водой… — В Новгородском музее хранится древний рукомойник, по преданию принадлежавший архиепископу Иоанну.

263

С. 457. Великий мост — мост через Волхов, на котором в Новгороде совершались казни преступников.

264

…к монастырю святого Георгия… — Юрьев монастырь; расположен вверх по течению Волхова в 4 км от Новгорода.

265

С. 458. …за полпоприща… — См. коммент. к с. 49.

266

Печатается по изданию:

Библиотека литературы Древней Руси. Т. 6: XIV — середина XV века. СПб., 1999.

«Задонщина» (предположительно рубеж XIV–XV вв.) — самое раннее из цикла произведений (летописные повести, «Сказание о Мамаевом побоище»), посвященных битве на Куликовом поле (1380), где русское войско московского князя Дмитрия Донского разгромило властелина Золотой Орды Мамая. Слово «задонщина» означает события, которые происходили за Доном.

По художественному строю «Задонщина» разительно напоминает «Слово о полку Игореве», вызывая у исследователей предположения о том, что либо автор «Слова» подражал «Задонщине» и тогда он — мистификатор XVIII в. либо, напротив, автор «Задонщины» большими фрагментами цитировал древний литературный памятник. Первая версия кажется менее вероятной, однако, опровергая ее, необходимо привести убедительное обоснование мотивов, которыми руководствовался создатель «Задонщины», точно следуя древнему образцу.

Автором «Задонщины» некоторые ученые называют некоего Софония (по разным источникам — «рязанца», «старца» (монаха) и «брянского боярина»). Но большинство специалистов уверены в том, что Софоний — или переписчик, или создатель не сохранившегося произведения о Куликовской битве, которым воспользовался автор «Задонщины».

Кто бы ни написал «Задонщину», создавая свое произведение «по горячим следам», он стремился не столько подробно изложить славные события, сколько, восхваляя князей-победителей, предложить историко-философское истолкование происшедшего. В этом его сходство с автором «Слова о полку Игореве», который также не рассказывал о трагическом походе 1185 г., а объяснял философское и нравственное значение катастрофы. Автор «Задонщины» использует древний памятник применительно к новой исторической обстановке, создав своеобразное «Анти-Слово».

Если «Слово» повествует о «последних временах», о Божьем гневе, о разгроме русских иноверцами, то «Задонщина» — о славном настоящем, о Божьей милости, о впечатляющей победе. Здесь повторяются композиция и образы «Слова» (ср. «А Боян, братья, не десять соколов на стаю лебедей напускал, но свои вещие персты на живые струны возлагал, а они уже сами славу князьям рокотали» — в «Слове»; «Тот ведь вещий Боян, перебирая быстрыми своими перстами живые струны, пел русским князьям славы…» — в «Задонщине»).

Часто автор «Задонщины» не просто использует формулы, сближающие его с предшественником, но прямо цитирует «Слово». Более того, его герои — тоже два брата-князя, которые, разгромив иноверцев-степняков, мстят за поражение, некогда нанесенное двум другим князьям-братьям, героям «Слова».

В конце XIV в. «Слово» суммарно символизирует воспоминания о былом позоре, о неудачах в войнах с иноземцами. Повесть об отмщении вполне закономерно «оборачивает» события, изображенные в «Слове». Игорю солнце предвещает близкий разгром: «Тогда вступил Игорь-князь в золотое стремя и поехал по чистому полю. Солнце ему тьмой путь преграждало…». Наоборот, в «Задонщине» Божий мир симпатизирует Дмитрию, а солнце ему помогает: «Тогда князь великий вступил в золотое стремя, взяв свой меч в правую руку свою. Солнце ему ясно на востоке сияет, путь ему показывает, а Борис и Глеб молитву воздают за сродников». То, что в качестве дополнительных носителей Божьей милости фигурируют святые Борис и Глеб, весьма примечательно: в «Слове» христианские святые не упоминаются, и это — признак нового времени. В «Слове» князья-воители, не ставящие перед собой никаких религиозных целей, в «Задонщине» же — борцы «за землю Русскую и за веру христианскую». Автор «Задонщины», согласно своему замыслу, «оборачивает» и батальные сцены «Слова». Игорь в первой битве с врагами одержал победу, во второй потерпел поражение, а в «Задонщине» — во имя идеи — автор одну битву разделяет на две: Дмитрий проигрывает первую (неудачное начало Куликовского сражения), чтобы потом выиграть вторую.

Затем действие стремительно переносится из степей в Москву, где жены оплакивают убитых мужей. Их плач построен на ключевых образах плача Ярославны. Она, причитая на стенах Путивля о муже, адресуется к Днепру: «О Днепр Словутич! Ты пробил каменные горы, проходя сквозь землю Половецкую <…> прилелей, господин, моего милого ко мне, чтобы не слала к нему слез на море рано!» Вдова же боярина Микулы Васильевича Вельяминова Мария «плакала у Москвы-города на стенах, приговаривая: „Дон, Дон, быстрая река, прорыла ты горы каменные, течешь в землю Половецкую, принеси волнами моего государя ко мне, Микулу Васильевича“». К Дону обращена та же просьба, что в «Слове» — к Днепру, да и могущество обеих рек аналогично выражается их течением сквозь «землю Половецкую». Но если в «Слове» определение «половецкий» имеет буквальное значение, то в «Задонщине» получает переносное: «степной», «татарский».

Основное повествование в «Задонщине» завершается описанием бегства Мамая. Здесь автор прямо формулирует ту идею, ради которой целенаправленно переиначивал «Слово»: «…земля Русская подобна милому младенцу у матери своей, а рать лозою наказывает, а добрые дела милуют его». Бог некогда позволил «неверным» одолеть Русь, однако когда та исправилась и очистилась, «помиловал Господь Бог, человеколюбец, князей русских: великого князя Дмитрия Ивановича и брата его Владимира Андреевича, меж Доном и Днепром, на поле Куликовом…»

Русские князья — пока Мамай спасался бегством — осматривают страшное поле боя и оплакивают погибших: «Страшно ведь, брат, было в то время смотреть: лежат трупы христианские, как стоги сена, а Дон-река три дня кровью текла. Считайте, братья, скольких воевод нет, скольких молодых людей нет». После таких трагических строк помещен список убитых: «…нет у нас 40 бояринов больших московских, да 12 князей белозерских, да 20 бояринов коломенских, да 40 бояр серпуховских <…> да 23 бояринов дмитровских, да 60 бояр можайских, да 60 бояринов звенигородских, да 15 бояринов углецких, а погибло у нас всей дружины 250 тысяч». Такое подробное перечисление, похожее на канцелярский отчет, специфично для «Задонщины».

Итак, своеобразие художественного строя «Задонщины» обусловлено взаимодействием нескольких отчасти противоречащих друг другу установок. Автор создаст причудливую конструкцию из цитат «Слова о полку Игореве», призванную восславить возрождение Руси, но не ставит перед собой задачи точно воспроизвести древний памятник: в отличие от создателя «Слова», он дает религиозное толкование борьбы Руси со степью как противостояния «неверным», а место «недисциплинированных» Рюриковичей домонгольской Руси в его сочинении занимают идеальный великий князь и его исполнительные подданные.

«Задонщина» сохранилась в нескольких рукописях XV–XVII вв. Перевод на современный русский язык сделан согласно научной реконструкции, предложенной Л. А. Дмитриевым и Д. С. Лихачевым.

267

С. 460. …удач сына Ноева Афета… — Автор «Задонщины», как и автор «Повести временных лет», считает славян потомками сына Ноя Иафета, татар же — потомками Сима, другого Ноева сына.

268

Каяла — река, на берегах которой в 1185 г. князь Игорь Святославич был разбит половцами, в данном случае отождествляемыми с татарами.

269

Калкская битва. — В 1223 г. на берегах реки Калки коалиция русских князей была разбита татарами; автор «Задонщины» отождествляет битву на Каяле с половцами и битву на Калке с татарами.

270

С. 461. …у храма святой Софии… — На площади у храма св. Софии собиралось новгородское вече.

271

С. 462. …двух братьев Ольгердовичей… — Андрей и Дмитрий — сыновья великого литовского князя Ольгерда, внуки Гедимина и потомки Скирмунта — после смерти своего отца (1377) перешли на службу к Дмитрию Донскому.

272

Колодка — приспособление для соколиной охоты.

273

С. 463. …князья белозерские… да Михайло Иванович… — Перечисленные князья и воеводы (кроме Ольгердовичей и Дмитрия Боброк-Волынского) погибли в битве на Куликовом поле.

274

Див — см. коммент. к с. 235.

275

С. 464. На Рождество святой Богородицы — 8 сентября.

276

Тур — см. коммент. к с. 234.

277

Пересвет-чернец — монах Троицкого монастыря; вместе с Ослябей был послан Сергием Радонежским с войсками Дмитрия Донского в поход против Мамая.

278

С. 464. …сыну моему Якову… — Среди участников Куликовской битвы называют Якова Ослябятева.

279

Забрала — см. коммент. к с. 206.

280

С. 467. Михайло Александрович — по другим источникам неизвестен.

281

Печатается по изданию: Памятники литературы Древней Руси: Конец XV — первая половина XVI века. М., 1984. В качестве приложения публикуется современный поэтический перевод М. Монина (Независимая газета. 1993, 18 марта).

Повесть о Тимофее Владимирском, принадлежащая неизвестному автору, рассказывает о весьма неординарном на Руси событии — великом согрешении священника, его вероотступничестве и бегстве в мусульманскую Казань.

Действие повести разворачивается во второй трети XV в. Митрополит Филипп, при котором Тимофей после многолетней службы в Казанском ханстве решает отказаться от прежней преступной жизни и вернуться на Русь, управлял русской церковью в 1464–1473 гг.: значит, вероотступничество священника приходится на 1430–1440-е гг. Учитывая же указание автора, утверждавшего, что «эта повесть была не записана, но в рассказах была известна людям», создание повести можно предположительно датировать рубежом XV–XVI вв. Впрочем, все рукописи, которые содержат повесть, относятся к более позднему времени (XVII–XVIII вв.).

Перевод на современный язык сделан по рукописи XVIII в.

282

Печатается по изданию:

Памятники литературы Древней Руси: Конец XV — первая половина XVI века. М., 1984.

«Послание» Филофея интересно как наиболее авторитетное изложение знаменитой концепции «Москва — Третий Рим».

Филофей (вторая половина XV — первая половина XVI в.) был иноком псковского Елеазарова Трехсвятительского монастыря и его игуменом. Он обладал высоким духовным авторитетом, отличался строгим образом жизни, был готов «печаловаться» за псковичей перед властями. В историю отечественной словесности Филофей вошел как автор посланий (к великому князю, боярину-интеллектуалу Федору Карпову, а также дьяку-книжнику М. Г. Мунехину), где, в частности, и сформулировал идею «Третьего Рима».

Опровергая мнение астрологов, псковский старец противопоставил ему религиозное понимание истории, согласно которому катастрофы происходят не под влиянием звезд, а по воле Божией, как ответ на людские проступки, Божественное послание, предостережение. Филофей утверждает, что по причине греховности Рима и Константинополя (Второго Рима) вся истинная святость мира переместилась в Москву (Третий Рим), и это ее последнее пристанище, «четвертому не бывать». По его мнению, теперь именно Русь воплощает в себе вселенское христианство, что и накладывает на ее народ великую ответственность. Спасение человечества зависит исключительно от его нравственности и религиозности: «Так знай, боголюбец и христолюбец, что все христианские царства пришли к концу и сошлись в едином царстве нашего государя, согласно пророческим книгам, и это — российское царство: ибо два Рима пали, а третий стоит, а четвертому не бывать <…> видишь, избранник Божий, как все христианские царства затоплены неверными, и только одного государя нашего царство одно благодатью Христовой стоит. Следует царствующему сохранять это с великою осторожностью и с обращением к Богу, не надеяться на золото и на преходящее богатство, но уповать на все дающего Бога. А звезды, как я и прежде сказал, не помогут ни в чем, не прибавят и не убавят».

Перевод на современный русский язык послания Филофея сделан по рукописи первой половины XVI в.

283

С. 478. …господину Михаилу Григорьевичу.. — Филофей отвечает на послание дьяка М. Г. Мунехина, в 1510–1528 гг. представлявшего во Пскове администрацию великою князя Василия III.

284

Прислал… свою грамоту… — Мунехин, обращаясь с посланием к Филофею, хотел узнать, как авторитетное духовное лицо оценивает астрологию. Любопытство дьяка объяснялось деятельностью врача великого князя — «немчина» Николая Булева (ум. 1548), который пропагандировал среди русских книжников прогнозы «Нового алманаха» Я. Штефлера и Я. Пфлаума (дважды издавался на латыни в Венеции, 1513,1518 гг.). Звезды же предвещали в 1524 г. мировой потоп и вообще «всей вселенной странам и царствам, и областям, и обычаям, и градам, и достоинствам, и скотам, и белугам морским и всем земнородным несомненное изменение».

285

…о годовых числах… — Мунехин в числе прочего спрашивал мнение Филофея о разных системах летоисчисления: от сотворения мира и от Рождества Христова.

286

«Шестоднев» — богословское толкование шести дней, в течение которых Бог сотворил мир.

287

«Шестокрыл» — книга об астрологии, переведенная в XVI в.

288

…о движущихся звездах… — Филофей пересказывает данные «Нового алманаха» Я. Штефлера и Я. Пфлаума, о которых его спрашивал Мунехин.

289

С. 479. Халдеи — имеются в виду вавилонские мудрецы, которых считали зачинателями тайного знания.

290

С. 480. Девяносто лет, как греческое царство разорено… — Филофей упоминает окончательное завоевание турками Византии (1453).

291

…предали православную греческую веру в католичество… — Незадолго перед падением Константинополя последний император Константин XI, стремясь заручиться военной помощью Запада, добился утверждения церковной унии с католичеством, по которой признавалось главенство Римского Папы (1452).

292

С. 481. …споров об опресноках… — См. коммент. к с. 128.

293

…колени чуть прегибают… — Филофей продолжает обсуждать обрядовые различия православия и католичества, обвиняя католиков в еретичестве.

294

…внуки Агари — агаряне, т. е. мусульмане; см. коммент. к с. 97.

295

…но веры не повредили… — После покорения Константинополя турками византийская церковь расторгла унию с католическим Римом.

296

Печатается по изданию:

Памятники литературы Древней Руси: Конец XV — первая половина XVI века. М., 1984.

Максим Грек (в миру Михаил Триволис) (ок. 1470–1556), представитель аристократической греческой семьи, в 1492 г. отправился в Италию, где посетил разные города и познакомился со многими знаменитыми деятелями Возрождения (Анджело Полициано, Марсилио Фичино, Альд Мануций и др.). Во Флоренции он слушал проповеди обличителя папских злоупотреблений Дж. Савонаролы и под их впечатлением в 1502 г. даже стал монахом знаменитой доминиканской обители Сан-Марко, которую некогда возглавлял Савонарола, однако вскоре оставил Италию и постригся под именем Максима в православном Ватопедском монастыре на Афоне.

По просьбе великого князя московского Василия III Максим Грек в 1518 г. прибыл на Русь, чтобы оказать помощь в переводе с греческого Толковой Псалтыри и других важных церковных текстов. В Москве он вмешался в церковно-политические дискуссии, поддержав «нестяжателей» — сторонников отказа церкви от земель и других богатств. После разгрома «нестяжателей» Максим Грек на церковных соборах 1525 и 1531 гг. был несправедливо осужден за внесение в богослужебные книги «еретических» исправлений, за критику монастырского землевладения, за тайные сношения с Турцией, за хулу на великого князя и т. д. Он был заточен вначале в Иосифо-Волоколамский, а потом Тверской Отроч монастырь, где ему запрещали причащаться, читать, писать. С 1540-х положение узника начинает улучшаться, особенно после перевода его в Троице-Сергиевский монастырь. Здесь его посещают первые лица Руси, в том числе Иван IV. На Афон, однако, Максима Грека не отпустили. В 1988 г. канонизирован как общерусский святой.

Литературное наследие Максима Грека, писателя очень плодовитого, включает более 350 произведений самых разных жанров. «Повесть страшная и достопамятная» посвящена его излюбленной теме — пропаганде церковного «нестяжания». В этом произведении ради пущей убедительности Максим Грек даже осторожно делится воспоминаниями о своей католической юности, когда он слушал Савонаролу, обличавшего пороки Папы и других руководителей церкви. Книжник рисковал — к «латинянам» на Руси относились с устойчивой антипатией и подозрительностью, — но стремился показать, что и у католиков есть чему поучиться: если уж они, пребывая в «ереси», встали на истинный евангельский путь отказа от богатств, то православным тем более следует сделать то же самое («…ибо как их не делает совершенными прилежное исполнение заповедей Спасителя, пока они не откажутся от своих ересей, так и нас не делает совершенными одна православная вера, если не дополняем ее прилежным исполнением евангельских заповедей»). Максим Грек подводит читателя к выводу: «Не принимает в себя Божественный рай скрывающих себе на земле со всяким лихоимством и бесчеловечием сокровища золота и серебра, но отгоняет их…»

Перевод на современный русский язык сделан по рукописи, содержащей авторскую правку.

297

С. 484. …латинские учения… — Максим Грек имеет в виду католицизм.

298

С. 488. Епитимия — см. коммент. к с. 64.

299

С. 488. …народным писарям… — Максим Грек пишет о чиновниках-дьяках.

300

С. 490. Мефимон — см. коммент. к с. 401.

301

С. 491. …предикаторы, то есть Божьи проповедники. — Речь идет о влиятельном католическом ордене доминиканцев, которому и принадлежал во Флоренции богатый монастырь, посвященный св. Марку Евангелисту.

302

С. 492. Четыредесятница — Великий пост.

303

…Закхею, начальнику мытарей… — См. коммент. к с. 47.

304

С. 493. Лепта — мелкая греческая монета.

305

С. 494. …генерала, по имени Иоаким… — Джиоакимо Турриано, генерал ордена доминиканцев, был одним из руководителей процесса против Савонаролы.

306

…его и еще двух священных мужей, учеников его… — 23 мая 1498 г. Савонарола и два его сподвижника — фра Доменико и фра Сильвестро — были казнены.

307

Печатается по изданию:

Памятники литературы Древней Руси:

Конец XV — первая половина XVI века. М., 1984.

Самый известный прожектер и публицист древнерусской словесности, Иван Семенович Пересветов (XVI в.), будучи выходцем из Литовской Руси, в качестве профессионального воина в 1520–1530-х гг. побывал на службе у разных европейских государей: польского короля Сигизмунда I, трансильванского воеводы Яна Заполя, венгерского короля Фердинанда I Габсбурга, молдавского воеводы Петра Рареша. В 1538 г. он оказался на Руси, при боярине М. Ю. Захарьине-Юрьеве тщетно пытался осуществить проект по оснащению русского войска особыми «гусарскими» щитами и посылал Ивану IV Грозному свои сочинения, предлагая — в форме рассказов о других странах — программу радикальных реформ.

Согласно концепции Пересветова, истинная религия, которая утвердилась на Руси, еще не гарантирует справедливого государственного устройства, ведь «неверные» турки, благодаря справедливости их царей, покорили православную, но погрязшую в пороках Византию. Основа любой державы — «правда», а «коли правды нет, то и всего нет». Потому Пересветов, ссылаясь преимущественно на опыт турецкой империи, призывал царя опираться на воинов, награждая их по заслугам, а не по знатности рода, и перевести все должностные лица на государево содержание, строго наблюдая за честным исполнением ими обязанностей и жестоко карая «воровство». В случае проведения подобных преобразований московский государь, по убеждению Пересветова, обрел бы могущественное войско, с которым мог бы одолеть «неверных» — захватить Казанское ханство. Некоторые специалисты не исключают, что идеи Пересветова оказали определенное воздействие на Ивана Грозного, а историк И. И. Полосин даже высказал смелую (но не очень доказательную) гипотезу о том, что автором сочинений Пересветова был сам царь.

«Большая челобитная» Пересветова переведена на современный русский язык по рукописи, датируемой 1630-ми гг.

308

С. 498. …о своих предках и прадедах… — Пересветов объявлял своим предком Пересвета — монаха, который вместе с друг им монахом — Ослябей — по повелению Сергия Радонежского сопровождал Дмитрия Донского в Куликовской битве.

309

С. 499. …боярину Михаилу Юрьевичу… — На Руси Пересветов был отдан под начало М. Ю. Захарьину-Юрьеву, который пользовался большим влиянием при дворе, когда Иван IV был еще ребенком.

310

С. 500. …решают споры полем. — Речь идет о судебных поединках.

311

С 502. Васька Мерцалов — неизвестное лицо; его устами Пересветов излагает достаточно рискованные мысли об отсутствии на Руси «правды».

312

С. 505. …расписку с него взял… — Пересветов пересказывает сведения об Адамовом рукописании дьяволу, содержавшиеся в неканонических, запрещенных книгах («Исповедание Евы», «О море Тивериадском» и др).

313

…к вельможам его в закладники… — Закладниками назывались люди, которые добровольно шли в зависимость влиятельному хозяину с целью освободиться от уплаты налогов и обрести защиту от «обид» прочих сильных людей.

314

Печатается по изданию:

Памятники литературы Древней Руси: Конец XV — первая половина XVI века. М., 1984.

Священник из Пскова, Ермолай в 1540-х гг. стал протоиереем кремлевского собора Спаса на Бору, а в 1560-х постригся в монахи под именем Еразма. Житийная повесть о муромских святых Петре и Февронии — самое известное его произведение (XVI в.), но не единственное. Ермолаю-Еразму принадлежат также поучения, церковные песнопения, публицистический трактат «Благохотящим царем правительница и землемерие», богословское сочинение «Книга о Троице», «Повесть о епископе Василии» и т. д.

Герои повести — супруги Петр и Феврония — были причислены к лику святых в рамках массовой канонизации, осуществленной на церковных соборах 1547 и 1549 гг. Вероятно, в этой связи и по поручению митрополита Макария Ермолай-Еразм обработал местные муромские легенды о Петре и Февронии, придав им правильную литературную форму, однако произведение в результате получилось настолько необычное, что не было включено в «Великие Четии-Минеи» Макария, куда вошло большинство житийных текстов такого рода.

«Повесть о Петре и Февронии» пользовалась большой популярностью в XIX–XX вв. (опера Н. А. Римского-Корсакова «Сказание о невидимом граде Китеже и мудрой деве Февронии» (1904), рассказ И. А. Бунина «Чистый понедельник» (1944), посмертно опубликованная в 1971 г. легенда А. М. Ремизова «О Петре и Февронии Муромских»).

Перевод на современный русский язык сделан по автографу.

315

С. 508. …князя Петра… — Время правления муромского князя Петра, как и его брата — князя Павла, предположительно относят к XII–XIII вв. Сведения о них имеют преимущественно легендарный характер.

316

С. 511. …скакал заяц. — Вероятно, смысл иносказания премудрой Февронии в том, что образ зайца в русском фольклоре имел эротическое (и свадебное) значение.

317

С. 513. Грядка — две жерди над печью, предназначенные для сушки белья.

318

С. 516. Воздýх — покров для церковных сосудов.

319

…для соборного храма Пречистой Богородицы… — Главный муромский храм Рождества Богородицы был расположен внутри городского кремля; мощи святых Петра и Февронии помещались в приделе храма, посвященном апостолам Петру и Павлу.

320

Печатается по изданию:

Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским / Подг. текста Я. С. Лурье и Ю. Д. Рыкова. М., 1993. «Литературные памятники».

Иван Грозный и А. М. Курбский не были обыкновенными писателями. Князь Андрей Михайлович Курбский (ум. 1583) вначале выступал соратником и входил в ближайшее окружение великого князя московского (1533–1547), а потом царя (1547–1584) Ивана Грозного, но в 1564 г. бежал к его врагам — в Литву, где даже участвовал в походах против Руси. Став эмигрантом, он неустанно обличал своего бывшего повелителя.

Для политиков Иван Грозный и Курбский словесностью занимались достаточно профессионально. Царь выступил как автор полемических посланий (опричнику Василию Грязному, игумену Кирилло-Белозерского монастыря Козьме и др.), пространной молитвы Ангелу Грозному воеводе и т. д., Курбский же занимался переводами, составлял богословские трактаты и создал публицистическое сочинение о преступлениях Ивана Грозного — «Историю о великом князе московском» (1570-е гг.). Тем не менее по-настоящему прославились два врага «совместным творчеством» — полемическими посланиями друг другу, из которых три принадлежат беглецу-князю и два — царю.

Оказавшись в 1564 г. за границей, Курбский в послании к Ивану Грозному хочет объяснить свой поступок. Он возмущен гонениями, которые царь обрушил на преданных ему воевод, и утверждает, что даже самодержавный правитель не должен нарушать закон. Общие обвинения Курбский иллюстрирует автобиографическими отступлениями, ведь и он принадлежит к числу несправедливо обиженных: «Не могу перечислить по порядку всех моих бед, исходивших от тебя, из-за множества их и еще потому, что душа моя объята горестью». Однако критикуя неограниченную власть, князь не задается вопросом о способах наказания государя, не желающего соблюдать закон, — ни о восстании, ни о низвержении Ивана Грозного с престола он не пишет. Единственная инстанция, которой Курбский угрожает обидчику, — Божий суд. «К тому же пусть будет известно тебе, о царь: уже не увидишь, думаю, в мире лица моего до дня преславного явления Христова». Послание князя соответствует литературным правилам: он пишет кратко и ясно, стараясь не впадать в бранный тон, и лишь в финале позволяет себе — в изящной, скрытой форме — лично уколоть амбициозного царя: «Писано в Вольмере, граде государя моего Августа Сигизмунда, который помогает мне, кроме Бога; милостью его государевой, надеюсь, буду обласкан и утешен в моих скорбях». Таким образом Курбский наметает, что нашел себе повелителя лучше, чем русский царь.

Иван Грозный принял вызов. В ответном послании — очень пространном, сильно превышающем по объему письмо противника — он парирует упреки князя, нередко срываясь на брань: «Что ты, собака, совершив такое злодейство, пишешь и жалуешься! Чему подобен твой совет, смердящий гнуснее кала?..» Царь четко формулирует программу самодержавного правления: «…Российская земля держится Божьим милосердием, милостью Пречистой Богородицы, молитвами всех святых, благословением наших родителей и наконец, нами, своими государями, а не судьями и воеводами… <…> Мы же вольны награждать своих холопов, вольны и казнить». Такое «равенство» всех подданных — от бояр до простых людей — в «холопском» бесправии перед лицом правителя противоречило сословным основам древнерусского общества, так что по-своему «революционны» и обвинения Курбского, и ответы его оппонента. Грозный, аргументировав тезис о всевластии царя, подчеркивает испорченность «воевод и бояр», их склонность к измене и коррупции, причем, как и его собеседник, иллюстрирует обвинения автобиографическими фактами: «Помню одно: бывало, мы играем в детские игры, а князь Иван Васильевич Шуйский сидит на лавке, опершись локтем о постель нашего отца и положив ногу на стул, а на нас и не смотрит — ни как родитель, ни как властелин, ни как слуга на своих господ». Включение в полемическое послание выразительных бытовых деталей (вроде подробного описания позы ненавистного боярина) нарушало литературный этикет и было характерной особенностью Грозного-писателя.

Показательно, что Курбский, продолжив литературное сражение, во втором послании обрушился с критикой преимущественно на стиль оппонента: «Тут же о постелях, о телогреях и другие бесчисленные воистину глупых баб сказки; и так варварски, что не только ученым и знающим мужам, но и необразованным и детям удивительно и смеху достойно…» Литературная позиция обоих участников спора так же оригинальна, как их мнения о границах власти государя. Курбский рассуждает с точки зрения западной учености, чуждой для Руси, а Иван Грозный нарушает принятый стиль, смешивая литературную и бранную лексику.

Эпилогом переписки стали два последних письма, которыми враги обменялись спустя более чем десять лет. В 1577 г. во время успешного наступления русских войск Иван Грозный занял город Вольмер, где Курбский некогда писал первое послание, и не упустил возможности поглумиться над беглецом: «И туда, где ты надеялся от всех своих трудов успокоиться, в Вольмер, место покоя твоего, привел нас Бог: настигли тебя, и ты еще дальше поехал». Тем самым царь дает понять, что его победы свидетельствуют о Божьем благоволении. В 1579 г., когда поляки в результате удачного контрнаступления захватили важный стратегический центр — город Полоцк, Курбский ответил Грозному третьим посланием. Он снова укорял царя за литературное «варварство», цитировал сочинения Цицерона (что весьма необычно на Древней Руси), повторял обвинения в беззаконном и дьявольском управлении и отказывался от продолжения бесплодной дискуссии. Так переписка прервалась.

Три послания Курбского переведены по единой рукописи последней трети XVII в., первое послание Грозного — по сборной рукописи XVI–XVII вв., а второе — по рукописи последней четверти XVII в.

321

С. 521. …детьми своими жертвуют, словно жрецы Крона. — Крон — титан, пожиравший собственных детей; вероятно, Курбский намекает на то, что опричник А. Д. Басманов «пожертвовал» сыном Ф. А. Басмановым, который состоял в двусмысленной связи с царем.

322

Волмер (Вольмер) — город, который в 1561 г. вместе с Ливонией перешел под власть Сигизмунда II Августа.

323

Так в бумажной книге, может быть — «облетели» (прим. верстальщика).

324

С. 523. …подобно Исавру, Гноетезному и Армянину… — Имеются в виду императоры-иконоборцы Лев III Исавр, Константин V Копроним (соименный гною) и Лев V Армянин.

325

Так в бумажной книге, по смыслу подходит «Представь» (прим. верстальщика).

326

С. 525. …подобно Навату… — Царь приписывает Курбскому «наватскую» ересь (в действительности это учение Новациана, а не Навата), согласно которой покаяние не приносит спасения.

327

С. 526. …всем известного попа… — Имеется в виду Сильвестр Благовещенский.

328

Что же до игр… — Это ответ на слова Курбского, упрекавшего царя в «пирах бесовских», т. е. кощунственных обрядах и развратных оргиях, которые устраивали опричники.

329

С. 527. …с попом и Алексеем… — Имеются в виду Сильвестр Благовещенский и Алексей Адашев.

330

Так в бумажной книге, по смыслу подходит «напрасно» (прим. верстальщика).

331

С. 533. …сыновья разделили власть… — Иван Грозный излагает историю Византии с разделения государства сыновьями Константина I Великого; впоследствии Константин и Констант погибли, и Констанций снова объединил империю.

332

С. 536. …подобен Гиезию… — ссылка на библейский эпизод наказания отрока Гиезия за жадность.

333

…моего… младенца… — Иван Грозный обвиняет бояр в том, что во время его болезни в 1553 г. они замышляли лишить престола малолетнего царевича Дмитрия Ивановича.

334

С. 537. …не судьями и воеводами, не ипатами и стратигами. — Иван Грозный называет своих придворных византийскими титулами.

335

С. 538. …сменив порфиру на монашескую рясу… — Василий III перед самой смертью принял монашеский постриг.

336

С. 542. …священный собор русской митрополии… — В феврале 1549 г. на «освященном» соборе Иван Грозный просил прощения за совершенные им грехи.

337

С. 544. …мы уже в небытии… — Царь снова намекает на свою болезнь в 1553 г. (см. выше).

338

С. 545. …в пользу Сицкого. — Речь идет о земельных раздорах В. А. Сицкого с его соседями Прозоровскими, где Сицкий в качестве родственника Анастасии Романовой мог пользоваться поддержкой Курбского.

339

…тяжкий путь из Можайска… — В 1559 г. царь, получив известия о нарушении ливонцами перемирия, спешно отправился из Можайска в путь с семьей, вследствие чего царица занемогла и умерла.

340

С. 550. …подобно Янушу Венгерскому. — Иван Грозный сравнивает отрицательное отношение Курбского и других бояр к Ливонской войне с политикой Яна Запольи, который имел репутацию сторонника турок — врагов православных.

341

С. 551. …из-за коварного предложения… собирать силы… — В начале 1559 г. Москва — при посредничестве Дании — заключила перемирие с Ливонским орденом, которым ливонцы удачно воспользовались и, собрав силы, сами продолжили боевые действия в конце года.

342

…литовский народ и готский… — Грозный обвиняет Курбского и других воевод в том, что из-за их неудач и медлительности в 1561 г. в Ливонскую войну вступили Литва и Швеция («готы»), отняв у Руси возможность разгромить Ливонский орден и захватить Прибалтику (а может, и всю Германию).

343

С. 553. В деяниях святых старцев… — В оригинале здесь употреблено слово «старчество», т. е. Грозный ссылается на патериковую новеллу.

344

С. 555. Евтропий — противник Иоанна Златоуста.

345

С. 555. …боярином князя Михаила Кубенского… — На самом деле М. М. Курбский не был боярином князя Кубенского — и Кубенские, и Курбские были в равной мере потомками ярославских князей.

346

С. 557. …голубые глаза? — В оккультных книгах Древней Руси («Тайная тайн») говорится, что Аристотель предостерегал Александра Македонского от советников с голубыми глазами.

347

С. 568. Паремия — нравоучительное слово; фрагменты Священного Писания, читаемые во время церковной службы.

348

С. 569. …слогом древних… — Возможно, Курбский имеет в виду латинский язык (в оригинале «язык маю аттически»), который он выучил в эмиграции.

349

С. 570. …беззакония Манассии… — В Библии («Книга Царств», «Паралипоменон») сказано, что царь Манассия восстановил идолопоклонство и за это его покарал Бог.

350

С. 572. …туда, где ты надеялся от… трудов успокоиться… — В 1577 г. Иван Грозный захватил город Вольмер, откуда Курбский отправил ему первое послание, о чем царь ехидно напоминает князю-беглецу.

351

С. 573. Князь Ковельский. — Ковель был пожалован Курбскому во владение польским королем Сигизмундом II Августом.

352

…Закхеином покаянии — см. коммент. к с. 492.

353

С. 575. …внезапное сожжение… — В 1571 г. крымский хан Девлет-Гирей во время успешного набега сжег Москву.

354

…с кромешниками своими… — Курбский назвал «кромешниками» опричников: «опричь» — синоним «кроме», ад — тьма кромешная, т. е. опричники — адово воинство.

355

С. 576. …сжечь большой город Витебск… — В 1562 г. Курбский в ходе Ливонской войны захватил и сжег город Витебск.

356

С. 577. …царица мне… родственница… — Ирина Ивановна Тучкова, по материнской линии родственница Курбского, была замужем за дедом Анастасии Романовой.

357

…сестру мою… отдал за того брата своего… — Владимир Андреевич Старицкий был вторым браком женат на двоюродной сестре Курбского — Евдокии Романовне Одоевской.

358

…некиим Жабкой. — Во время Ливонской войны казак Жабка (в польских источниках Заба) отбил у русских войск город Динабург (Даугавпилс).

359

…в Кеси — стольном городе — латышами. — Кесь (Венден), бывшая столица Ливонского ордена, был взят поляками при помощи плотника-латыша, открывшего городские ворота заранее изготовленным ключом.

360

С. 583. …Полоцк, сдал ты… — В 1579 г. Стефан Баторий занял Полоцк, который в 1563 г. был взят русскими войсками во главе с самим Иваном Грозным.

361

…Вассиана Топоркова, из среды лукавейших иосифлян… — Игумен Вассиан Топорков, племянник родоначальника иосифлян Иосифа Волоцкого, советовал Ивану Грозному, дабы быть истинным «самодержцем», не приближать к себе мудрых советников.

362

С. 584. …в третий день после взятии города… — 3 сентября 1579 г.: в заочном диалоге с Иваном Грозным Курбский, подчеркивая, что находится в Полоцке, парирует выпады царя, который похвалялся завоеванием Вольмера.

363

С. 585. …Бельскими с товарищами их… — Речь идет о Малюте Скуратове (Григории Лукьяновиче Бельском) и других представителях этого рода, отличившихся в опричнине.

364

С. 586. …пятью или шестью женами! — В 1579 г. Иван Грозный, согласно преданию, был женат уже шестой раз — на вдове Василисе Мелентьевой. Три его жены (Анастасия Романова, Мария Темрюковна Черкасская, Марфа Васильевна Собакина) умерли, а две (Анна Алексеевна Колтовская, Анна Васильчикова) были пострижены в монахини.

365

…после победы, бывшей под Соколом, на 4 день — 15 сентября 1579 г.

366

Повесть печатается по рукописи конца XVII в., опубликованной в издании: Русская демократическая сатира XVII века / Подг. текста, комментарии В. П. Адриановой-Перетц. Л., 1977. «Литературные памятники».

Анонимная повесть о Ерше Ершовиче входит в цикл «смеховых» произведений XVII в. Повесть написана в форме пародийного «судного дела» — разбора тяжбы Ерша с Лещом «с товарищи» из-за Ростовского озера (при участии Окуня, Мня-налима и др. рыб). Действующие лица, несмотря на точность социальных характеристик («дети боярские» и т. п.), сохраняют вместе с тем и «рыбьи» признаки (ерш — заведомо плохая рыба: очевидно, что вор и обманщик именно он, а не более дорогой и вкусный лещ), что и создает комический эффект «небывальщины». «Повесть о Ерше Ершовиче» пользовалась большой популярностью; в конце XVII в. она переделана в рифмованную небылицу, а во второй половине XVIII в. по ее мотивам создан лубок.

367

С. 589. Судные мужики — представители местного населения, наблюдавшие за правильностью ведения процесса.

368

…за Вандышева сына… — Вандышами называли мелкую рыбешку.

369

С. 590. Чмуть — смутьян, шарлатан.

370

Уличаем Божиею правдою да кресным целованием… — «Божия правда» — свидетельство, признаваемое на суде обеими сторонами; «крестное целование» — судебная присяга.

371

С. 591. Сшлемся… из виноватых… — «Ссылка из виноватых» — ссылка на свидетеля с условием безоговорочного принятия его показаний, даже если он покажет против сославшегося на него.

372

Посылка — вызов на суд.

373

Езд — оплата доставки понятыми и приставом свидетелей.

374

…пристав Окунь… взял с собою понятых… — Пристав должен был отправляться с понятыми за ответчиком и свидетелями.

375

С. 592…с Ыльина дни да до Семеня дни летоначатьца… — Ильин день — 20 июля; день Симеона Столпника (первый день древнерусского года, отсюда «летоначатец») — 1 сентября.

376

Досталь — совсем.

377

С. 593. Розряд (Разряд) — учреждение.

378

Печатается по рукописи конца XVII в., опубликованной в издании:

Русская демократическая сатира XVII века / Подг. текста, комментарии В. П. Адриановой-Перетц. Л., 1977. «Литературные памятники».

Анонимная повесть о Шемякином суде входит в «смеховой» цикл XVII в., будучи, как и «Повесть о Ерше Ершовиче», пародией на историю «судного дела». Состоит повесть из трех анекдотических эпизодов, в которых неправедный судья Шемяка, рассчитывая получить взятку, выносит весьма неожиданные приговоры. Их комизм основан на «небывалом» уравнивании преступления и наказания (например, ответчик, бросившись в отчаянии с моста, случайно «удавил» старика, а сам остался живым, и истец, сын старика, должен был — по принципу «око за око» — тоже прыгнуть с моста и убить ответчика, чего, естественно, делать не захотел).

379

С. 594. …будет езда приставом платить. — См. коммент. к с. 591.

380

С. 595. …до тех мест… — Здесь: до той поры, пока.

381

Приказ — «приказная изба», помещение, в котором воевода осуществлял суд.

382

Печатается по изданию:

Житие Аввакума и другие его сочинения / Сост., комментарии А. Н. Робинсона. М., 1991.

Аввакум (Петров; 1620/1621–1682) по праву считается одним из самых ярких русских писателей. Он был идеологом и вождем общественно-церковного движения старообрядчества, т. е. представителей духовенства и мирян, которые не признали реформы патриарха Никона и выступили за сохранение старых, дониконовских, обрядов русской церкви.

После событий Смуты начала XVII в. на Руси обозначились упадок общественной нравственности и определенная утрата интереса к церкви; священники уже не имели прежнего авторитета и часто допускали разнообразные злоупотребления в богослужении. Юный царь Алексей Михайлович, обеспокоенный подобной ситуацией, задумал ряд мер, призванных улучшить церковную жизнь. Его поддерживал так называемый «кружок ревнителей древнего благочестия», в который входили влиятельные сановники (боярин Федор Михайлович Ртищев) и представители церкви, среди них — Никон. Став в 1652 г. патриархом, он — при поддержке царя — приступил к реформированию русской церкви по образцу константинопольской и других зарубежных православных церквей, решив подражать им с максимальной точностью. Никон не собирался менять догматы, повелев лишь отредактировать богослужебные книги и изменить обряд, т. е. внешние формы проявления религиозности. Так, двухперстное крестное знамение было заменено на трехперстное, земные поклоны — на поясные и т. п. Царь и церковное руководство приняли сторону патриарха, но простые люди и многие священники воспротивились нововведениям, оставшись верными старому обряду. Это объясняется укоренившимся на Руси недоверием к единоверцам, живущим за границей (зарубежные православные церкви находились на территории Турецкой империи, под владычеством «неверных») и убежденностью в исключительности русской святости (ср. идею «Москва — Третий Рим»), Кроме того, на Руси отождествляли священную суть обряда с его внешней формой; соответственно, изменение формы воспринималось верующими как изменение самого обряда и казалось им подменой служения Христу служением Антихристу.

Протопоп Аввакум стал самым ярким, влиятельным и последовательным обличителем Никона и «никониан». Священник Казанского собора на Красной площади, он был близок церковному руководству, лично знаком с царем и первоначально тоже входил в «кружок ревнителей древнего благочестия». Но Аввакум иначе понимал способы исправления церковной и общественной жизни; деятельность бывшего единомышленника — патриарха Никона — он оценил как предательство и заговор против русского православия. Такая непримиримая позиция стала причиной многолетних жестоких гонений: в 1653 г. Аввакума сослали в Сибирь, а после церковного собора 1666–1667 гг. лишили священнического сана и заключили в северный Пустозерский острог (устье реки Печоры), откуда он уже не вышел.

Именно в Пустозерске сформировался Аввакум-писатель, продолживший борьбу с нововведениями пером. В начале 1670-х гг. он создает знаменитое автобиографическое «Житие», списки которого распространялись по Руси и завоевывали идеям старообрядчества новых сторонников.

Аввакум был плодовитым сочинителем. Кроме «Жития», ему принадлежат сборник проповедей «Книга бесед»; «Книга толкований» — размышления о Священном Писании; полемические «слова» против тех старообрядцев, которых он подозревал в богословских заблуждениях; многочисленные челобитные царю; послания единомышленникам и т. д.

В 1682 г. вместе с другими виднейшими старообрядцами Аввакум был заживо сожжен «за великия на царский дом хулы». Современные последователи Аввакума почитают его святым, существуют даже иконные изображения. Сочинения «огнепального протопопа» — в частности, «Житие» — долгое время бытовали исключительно среди старообрядцев, а всем остальным они стали доступны только со второй половины XIX в. и сразу получили высокую художественную оценку.

«Житие» Аввакума может быть воспринято как бесхитростные воспоминания провинциального священника. Однако протопоп целенаправленно назвал это сочинение «житием», явно соотнося свою жизнь с агиографической схемой, а себя — при жизни — со святым. Убеждая единомышленников стойко переносить муки, он прямо заявлял, что Бог избрал «быти нам святым».

Основное повествование «Жития» начинается с детства и юности, однако, точно воспроизводя традиционную агиографическую схему, Аввакум следует основополагающему принципу своей литературной манеры. О детстве и юности он рассказывает с нарочитой жесткостью, словно желая подчеркнуть, что действие разворачивается на современной Руси, а не в легендарном прошлом: «Отец же мой прилежаше пития хмелнова; мати же моя постница и молитвенница бысть…»

Вспоминая свою жизнь в качестве провинциального священника, Аввакум описывает постоянные столкновения с местными «начальниками». Непросто складывались и его отношения с простыми людьми. Хотя священник приобрел множество «духовных детей», он настолько яростно боролся с пороками паствы, что вызывал ее гнев. Потому закономерно, что строптивый священник обратился за поддержкой в столицу и в 1652 г. был назначен протопопом (протоиереем), т. е. настоятелем собора, в приволжский город Юрьевец-Повольский. Однако уже через два месяца — после очередного столкновения с верующими — он бежал в Москву, где получил место священника в престижном Казанском соборе.

В том же 1652 г., когда Аввакум обосновался в Москве, Никон стал патриархом. Протопоп опускает подробности жизни в столице: для него это время борьбы с Никоном, «волком и отступником», «злодеем и еретиком». Вскоре Аввакума бросают в подземелье московского Спас-Андроникова монастыря, а затем ссылают в Сибирь. За непрестанные выпады против патриарха его ссылают все дальше и дальше: вначале в Тобольск, потом в Енисейск, в 1656 г. «в Дауры» — священником при отряде боярина А. Ф. Пашкова.

Многолетняя борьба с Пашковым («суров человек: безпрестанно людей жжет, и мучит, и бьет») для Аввакума — продолжение борьбы с «начальниками» и Никоном, т. е. борьба праведника с мучителем. Это одна из самых выразительных частей «Жития». Несмотря на точность и конкретность, описания сибирских скитаний не сводятся к бытовым или этнографическим сценам: они символизируют мученическую жизнь, что и обнаруживается в беседе Аввакума с верной спутницей-женой: «Я пришол, — на меня, бедная, пеняет, говоря: „Долъго ли муки сея, протопоп, будет?“ И я говорю: „Марковна, до самыя до смерти!“ Она же, вздохня, отвещала: „Добро, Петровичь, ино еще побредем“».

В 1658 г. происходит разрыв Алексея Михайловича с патриархом. Никон добровольно удаляется из Москвы, царь же пытается, не отменяя реформ восстановить добрые отношения с врагами реформатора. Аввакума вызывают в Москву, его расположения ищут царь и бояре. В 1661 г. он возвращается из пятилетнего даурского похода в «русские грады», но не прекращает агитацию против «еретических» нововведений. Власть же не собиралась от них отказываться. Протопоп подводит итог: «И с тех мест царь на меня кручиноват стал: не любо стало, как опять я стал говорить; любо им, как молчю, да мне так не сошлось. А власти, яко козлы, пырскать стали на меня и умыслили паки сослать меня с Москвы…» Постоянно уподобляя противников лисам, волкам, козлам, Аввакум подчеркивает их зверскую, нечеловеческую, в конечном счете, демоническую сущность. В 1664 г. священника снова ссылают на север — на реку Мезень.

Решительная схватка Аввакума с властью происходит на церковном соборе 1666–1667 гг. Здесь царь окончательно определяет церковную политику: Никона низлагают с патриаршего престола, противников же реформ проклинают и лишают священнического сана. Аввакум один противостоит всем: его не смущает ни число врагов, ни присутствие среди них патриархов, управлявших другими православными церквами, которые прибыли помочь Алексею Михайловичу навести порядок. Протопоп уверен, что его устами говорит сам Бог: «…поставили перед вселенских патриархов, и наши все тут же, что лисы, сидели, — от Писания с патриархами говорил много; Бог отверз грешные мое уста и посрамил их Христос!» Он не останавливается перед нарушением любых правил и приличий и сознательно уподобляет себя юродивым: «Так оне сели. И я отшел ко дверям, да набок повалишься: „Посидите вы, а я полежу“, — говорю им. Так оне смеются: „Дурак-де протопоп-от! И патриархов не почитает!“ И я говорю: „Мы уроди Христа ради! Вы славни, мы же бесчестии! Вы силни, мы же немощни!“»

Традиционные жития заканчивались смертью святого — Аввакум завершает свое «Житие» рассказом об издевательствах и пытках, «замещающих» смерть. Он сообщает, что его расстригли — лишили сана священника — и заточили в Пустозерский острог вместе с монахом Епифанием, священником Лазарем и дьяконом Федором. 14 апреля 1670 г. узников публично пытали. Протопопа «отвели, не казня, в темницу», остальных же наказывали с примерной жестокостью — например, Лазарю отсекли по запястье правую руку и вырезали язык. Продолжая сравнение старообрядцев с христианскими мучениками, автор «Жития» вводит в повествование чудо: «…в три дни у него язык вырос совершенной, лиш маленко тупенек, и паки говорит, беспрестанно хваля Бога и отступников порицая». Характерный для Аввакума литературный прием придания чуду правдоподобия: жестокая, «осязаемая» подробность (новый язык «тупенек») — не позволяет читателю усомниться в истинности свидетельства.

Аввакум прожил еще двенадцать лет, но не описывает их в «Житии», так как именно рассказ о пытках и казнях придаст законченность его агиографическому сочинению. Тем самым борец с реформами Никона включает себя в число святых, в своих же противниках — сторонниках новой обрядности — видит гонителей Христовых. Однако его цель — не самовосхваление, но доказательство того, что реформы искажают самую суть христианства и православия, а приверженцы их, несмотря на одобрение патриарха и царя, оказываются послушными слугами дьявола.

Той же цели служит специфическая художественная деталь в «Житии» Аввакума. Автору необходимо, чтобы читатель поверил в возможность чуда, поэтому чем более невероятные истории он описывает, тем более узнаваемы сопутствующие им бытовые штрихи (ангел, навестивший Аввакума в подземелье Спас-Андроникового монастыря, приносит ему «щти»; вокруг узника снуют мыши, тараканы).

Аввакум мастерски чередует в «Житии» просторечие, которое сам именовал «вяканьем», и церковно-славянский язык. Судя по всему, он осознавал свой талант писателя, но склонен был и его оценивать с религиозной точки зрения. Язык сочинений протопопа — дань национальной традиции, на которую посягают поклонники иностранных образцов — «никониане». Аввакум писал, с нарочитой простотой обращаясь к царю: «Ты ведь, Михайлович, русак, а не грек, говори своим природным языком; ни уничижай ево и в церкви, и в дому, и в пословицах. Любит нас Бог не меньше греков…»

383

С. 597. Сый — Вечно Сущий, одно из определений Бога.

384

Новолюбцы — сторонники реформ Никона.

385

С. 598. …нежели «истинного» отсекати. — При Никоне из Символа Веры было исключено слово «истинный» как определение «Господа».

386

Зане — потому что.

387

…звезд заблудных… — Имеются в виду планеты.

388

…в 162 году пред мором. — При летоисчислении от сотворения мира 7162 год — это 1654 год от Рождества Христова.

389

С. 599. Фиял — фиал, чаша.

390

Алфавит — Азбуковник, средневековый толковый словарь.

391

…явилась Василию… — Священник Василий составил в 1547 г. «Житие» Ефросина Псковского (XV в.), который выступал за двукратное возглашение «аллилуйи».

392

С. 600. «Маргарит» — сборник поучений Иоанна Златоуста; напечатан в Москве в 1641 г.

393

С. 601. Малакия — особое блудное деяние.

394

С. 602. …Прокопей… закопан… — Сыновья Аввакума и его жена с 1670 г. были заключены в земляную тюрьму.

395

Каженик — евнух; в Новом Завете повествуется, что апостол Филипп встретил в пути эфиопского вельможу-евнуха и крестил его.

396

С. 603. Шелепуга — шелеп, кнут, плеть.

397

С. 604. …с рычагами… — Здесь: с ухватами.

398

…сам-третей — см. коммент. к с. 190.

399

…привез… Филиппа-митрополита. — В 1652 г. Никон, будучи митрополитом новгородским, доставил из Соловецкого монастыря мощи св. Филиппа Московского.

400

С. 604. …пружався… — Пружаться — гордиться, напрягаться, рваться метаться.

401

…в крестовую не стал пускать… — Крестовая палата — приемный зал патриарха в Кремле.

402

…в Верху… — «Верхом» назывались жилые хоромы царя и его семьи; брат Аввакума, Евфимий, читал Псалтырь и пел Часослов в покоях царевны Ирины Михайловны.

403

С. 605. Мы же з Данилом… темниковского протопопа Даниила… — Даниил — протопоп (протоиерей) костромского собора и его тезка — протопоп собора в городе Темникове — были сторонниками Аввакума.

404

Скуфья — головной убор, знак отличия для священников.

405

С. 606. Дискос — блюдо, на которое кладут часть просфоры.

406

…Третьяку Башмаку… — Семен Третьяк Васильев Башмак Василий — дьяк Сибирского приказа, впоследствии монах Чудова монастыря Савватий, сторонник старообрядчества.

407

С. 607. Петр Бекетов (ум. 1655) — сибирский землепроходец, основатель Якутского острога, полковник.

408

С. 608. Дощеник (дощанник) — лодка.

409

С. 609. Чекан — топорик на длинной рукоятке, знак начальнического достоинства.

410

Беть — поперечное бревно, скрепляющее борты дощанника.

411

С. 612. Евдокея Кириловна (Евдокия Кирилловна) — жена Е. А. Пашкова.

412

С. 613. В Кормчей… — Кормчая книга — сборник церковного права; напечатан в 1650 г.

413

Поскимить — посхимить; схима — монашеский чин, налагающий самые строгие обязательства.

414

Тощно — скоро.

415

С. 614. Патрахель — епитрахиль, часть облачения священника.

416

С. 616. Поехали на войну. — Аввакум имеет в виду восстание сибирских народов 1662–1663 гг.

417

С. 619. Базлук — приспособление с шипами для передвижения по льду.

418

…на Печатной двор хотели посадить. — Аввакуму предлагали престижную должность справщика (редактора) на Печатном дворе.

419

…под Красное крыльце… — Имеется в виду парадный вход в царский дворец.

420

С. 621. …Иваном зовут Богдановичь Камынин… — Камынин И. Б. — стольник; будучи верхотурским воеводой (1659–1664), познакомился с Аввакумом и сочувствовал ему.

421

С. 622. …у газского митрополита… — Грек Паисий Лигарид (1610–1678), оказавшись на Руси по приглашению Никона, помогал Алексею Михайловичу в борьбе как со старообрядцами, так и с никонианами.

422

Ритор — мастер риторики, искусства говорить; для Аввакума — негативное определение и атрибут «новизн».

423

Келарь — см. коммент. к с. 56.

424

Келейник — служитель монашествующего лица.

425

С. 624. …вопроси его Пилат… — Именем мучителя Христова Аввакум называет стрелецкого подполковника И. К. Елагина, руководившего в 1670 г. казнями старообрядцев.

426

…вселенских… патриархов… — Патриархи Паисий Александрийский и Макарий Антиохийский присутствовали на церковном соборе 1666–1667 гг., оказав поддержку царю Алексею Михайловичу.

427

С. 625. …собор при царе Иванне… — Имеется в виду Стоглавый собор 1551 г.

428

…толмачю архимариту Денису… — Дионисий, игумен Иверского монастыря на Афоне, — противник старообрядчества, писатель; с 1655 г. по 1669 г. находился на Руси и выступил как переводчик при патриархах во время собора 1666–1667 гг.

429

Клабук (клобук) — см. коммент. к с. 60.

430

С. 625. Ставец — деревянная миска.

431

С. 626. Стыр — спор.

432

Никифор-протопоп — священник из Симбирска, расстриженный вселенскими патриархами за симпатии к старообрядцам; умер в ссылке в конце 1660-х.

433

С 627. «Ответ православных» — коллективное сочинение пустозерских узников-старообрядцев, составленное дьяконом Федором в 1669 г. и направленное против реформ Никона.

434

С. 628. Спекулатар — палач.

435

С. 629. Мытарь — см. коммент. к с. 47.

436

…книгою Ефрема Сирина… — Книга поучений богослова св. Ефрема Сирина (ум.373) была напечатана в Москве (1647).

437

С. 630. Кафизма — раздел Псалтыри.

438

Голка — шум, беспорядок.

439

С. 631. …просвиру вынял за брата. — Священник во время службы вынимает частицу из просфоры за здоровье тех лиц, имена которых ему указываются.

440

С. 632. Сорокоуст — сорокадневная молитва в церкви по умершему.

441

С. 633. Епитимия — см. коммент. к с. 64.

442

Пономарь — см. коммент. к с. 72.

443

С. 635. Папарты — крылья.

444

…бело у ушей-тех… — Имеются в виду «слухи» — белые ленточки, которые на изображениях ангелов символизируют их внимание к речам Бога.

445

С. 636. Стихарь — одежда священников.

446

С. 637. …запасный агнец… — Агнец — часть хлеба, вынутая священником из просфоры; запасный агнец — освященная часть просфоры, которую используют при причащении вне церкви.

447

С. 638. Ез — плетеное приспособление для ловли рыбы.

448

С. 642. …О сем писано в летописце латинском, о вере Книга указует летописец которой. — Аввакум ссылается на «Книгу о вере» (1648), московское старопечатное издание, пользовавшееся авторитетом среди старообрядцев. Неизвестный автор «Книги о вере» включил в нее множество источников, содержащих антикатолические сведения.

449

Знаменосцы — монахи-схимники.

450

Два стихотворения из сборника «Вертоград многоцветный» — «Казнь за сожжение нищих» и «Купецтво» — печатаются по писарской копии, просмотренной и выправленной учеником Симеона Сильвестром Медведевым, опубликованной в издании: Памятники литературы Древней Руси: XVII век. Кн. 3. М., 1994.

Симеон Полоцкий (в миру Самуил Емельянович Ситнянович-Петровский) (1629–1680) — виднейший русский стихотворец XVII в. Родом из польской Белоруссии, он воспользовался теми возможностями для получения образования, которые предоставляла тогдашняя Польша: учился в православной Киево-Могилянской академии и Виленской иезуитской коллегии. В 1656 г. Симеон — монах Богоявленского полоцкого монастыря, а не позднее 1664 г. он перебирается в Москву, где становится придворным поэтом при Алексее Михайловиче и воспитателем его детей (в том числе будущего царя Федора Алексеевича). Полоцкий участвовал в религиозных дискуссиях, составив направленный против старообрядцев трактат «Жезл правления», писал проповеди (сборники «Обед душевный», «Вечеря душевная»).

Самое главное в наследии Симеона Полоцкого — его поэзия. Он реформировал русское светское стихосложение, по польскому образцу введя принцип равносложия в соотносимых строках (силлабика), на базе чего возникла отечественная поэтическая школа.

Симеон Полоцкий собрал свои «вирши» в три сборника. Первый из них, «Псалтырь рифмотворная» — полное переложение библейской книги псалмов; второй, «Рифмологион», включает панегирические произведения и пьесы — «Комедия притчи о блудном сыне» и «О Навуходоносоре»; третий, «Вертоград многоцветный» (не окончен) — представляет собой основной труд писателя, своеобразную энциклопедию в стихах. «Вертоград» по-церковнославянски значит «цветник», так в средние века именовались книги, содержавшие лекарственные советы, у Полоцкого же это слово имеет символический смысл: по убеждению автора, стихи исцеляют душу, как лекарства — тело. Все стихотворения в «Вертограде» снабжены заглавиями, расположенными в алфавитном порядке; их насчитывается 1155, причем под одним заглавием нередко помещается не одно произведение, но целый цикл — от 2 до 12 текстов.

451

С. 644. Туне — даром, зря.

452

Велми — весьма.

453

Он — этот.

454

Восхити — пусть возьмет.

455

Кождо — каждый.

456

Тыя — тех.

457

Расточися — был истреблен.

458

Истренно — стерто.

459

С. 645. Чин купецкий — купечество.

460

Я — их.

461

Лакомство — жадность.

462

Еже — которое.

463

Оны — их.

464

Мерило — весы.

465

Елма — так как.

466

Повесть печатается по рукописи XVIII в, опубликованной в издании: Русская бытовая повесть XV–XVII вв. / Сост., комментарии А. Н. Ужанкова. М., 1991.

Анонимная повесть о Савве Грудцыне, датируемая большинством специалистов последней третью XVII в., построена на известном сюжетном мотиве — договоре человека с дьяволом. Купеческий сын Савва Грудцын (торговая династия Грудцыных действительно существовала), забыв наставления отца и погрязнув в грехах, заручается помощью беса, одерживает любовные победы, стремительно перемещается по Руси, совершает подвиги в войне с поляками и т. д. В финале, раскаявшись, благодаря чудесному вмешательству Богородицы, он обретает спасение и уходит в монастырь.

Как рассказ о чуде, сотворенном Богородицей, «Повесть о Савве Грудцыне» продолжает житийную традицию древнерусской литературы, но в качестве любовно-авантюрной повести уже предваряет литературу XVIII в.

467

С. 646. …в лето 7114… Гришку Растригу Отрепьева… — В 1606 г. (7114-м от сотворения мира) был убит самозванец — беглый монах (расстрига) Отрепьев, в 1605–1606 гг. правивший на Руси под именем сына Ивана Грозного Дмитрия. После смерти Лжедмитрия I началась Смута, закончившаяся только к 1613 г. с восшествием на престол первого царя из новой династии Романовых — Михаила Федоровича.

468

…за Хвалынское море в Шахову область… — т. е. через Каспийское море в Персию.

469

С. 648. Прещение — угроза.

470

С. 654. Поприще — см коммент. к с. 49.

471

С. 655. …под град Смоленск… — Речь идет о русско-польской войне 1632–1634 гг.

472

С. 656. …в дополику… — в подкрепление, вдобавок.

473

…Зимине приказе… — Стрелецкое войско делилось на приказы (численностью от 200 до 1200 человек), которыми командовали стрелецкие головы, в свою очередь подчинявшиеся воеводам. Впоследствии приказы были переименованы в полки, а стрелецкие головы — в полковников.

474

Федор Иванович Шеин — в тексте повести ошибка: имеется в виду Михаил Борисович Шеин, командовавший под Смоленском русскими войсками.

475

С. 657. …нелепыми словесы поносити его… — Согласно царскому указу 1632 г., записывать в войска торговых людей строго запрещалось.

476

С. 659. Сигклит — синклит, высшее правительство.

477

С. 660. …церкви тоя Казанский Богородицы… — Храм на Красной площади.

478

Текст печатается по рукописи XVIII в., опубликованной в издании: Русская бытовая повесть XV–XVII вв. / Сост., комментарии Л. Н. Ужанкова. М., 1991.

Анонимная повесть о Фроле Скобесве, написанная в конце XVII — начале XVIII в., представляет собой рассказ о похождениях заведомого «плута». Худородный дворянин, промышляющий ремеслом подьячего, он, не брезгуя никакими средствами, исхитрился стать зятем всесильного вельможи, добился богатства и высокого положения. Примечательно, что неизвестный автор вовсе не осуждает своего героя.

Повесть изобилует варваризмами, показательными для эпохи Петра I («квартира», «банкет»).

479

С. 662. …столника Нардина-Нащокина… — Тестя Фрола Скобеева автор наделяет именем (но не биографией) А. Л. Ордина-Нащокина (ум. 1680), влиятельнейшего государственного деятеля времен царя Алексея Михайловича.

480

С.665. Ябида (ябеда) — площадной подьячий, не состоящий на государственной службе, но зарабатывающий на жизнь написанием различного рода бумаг.

481

С. 667. …на Ивановской площади, против Ивана Великого… — На Ивановской площади в Московском Кремле, названной так по колокольне Ивана Великого, располагались правительственные учреждения. Здесь же находилась Ивановская палатка, где сидели площадные подьячие.

М. П. Одесский