Древнейшие государства Кавказа и Средней Азии

Глава первая Западное Закавказье

Колхидой греко-римские авторы называли нынешнюю западную Грузию (включая Аджарскую и Абхазскую АССР). На юге ее граница проходила по р. Чорох (древний Абсар), на севере — примерно у современной Пицунды (древний Питиунт), на востоке — в районе Сурамского хребта, соединяющего Большой и Малый Кавказ. Название «Колхида» происходит от этникона «Колхи», т. е. западнокартвельского (западногрузинского) народа мегрелочанской языковой группы. Этот народ заселял в древности Рионскую низменность и юго-восточное Причерноморье. В состав населения Колхиды входили также древнегрузинские племена сванов, занимавших южные склоны Большого Кавказа, и древнеабхазские племена, обитавшие в северо-западной Колхиде. С эллинистического времени в восточных областях Колхиды начинается расселение картов — племен восточногрузинской языковой группы (Меликишвили Г.А., 1959, с. 62–93; Микеладзе Т.К., 1974, с. 9–75).

Как уже отмечалось выше, в истории Колхиды выделяется несколько периодов, самый ранний из которых охватывает время с VII в. до н. э. до первой половины IV в. до н. э. (включительно). Именно этот период является объектом рассмотрения в данной главе (рис. 1).

Источники. Исторические источники по истории Колхиды чрезвычайно ограничены. Видимо, древнейшие упоминания колхов и Колхиды содержатся в ассирийских и урартских надписях, говорящих о государственном (или племенном) объединении «Кулха» или «Колха». Они относятся к IX–VIII вв. до н. э. (Меликишвили Г.А., 1959; 1962; Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 9–10; Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 13). Основную информацию сообщают греческие и латинские авторы. Возможно, что древнейшие сведения о Восточном Причерноморье содержатся в «Илиаде» (Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 14). В более позднее время Колхиду, отдельные города и племена ее упоминают (с различной степенью информативности) многие античные авторы: Гекатей Милетский, Геродот, Псевдо-Гиппократ, Псевдо-Скилак, Помпоний Мела, Плиний Старший, Арриан, Клавдий Птолемей и др. (см. Инадзе М.П., 1968, с. 39–96; Каухчишвили Т.С., 1957; 1960; 1963; 1965а; 1965б; 1967а; 1969; 1977; 1979; Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 14–21; Ломоури Н.Ю., 1963; Микеладзе Т.К., 1967, с. 33–38). Сложность исследования сведений этих авторов определяется краткостью, иногда фрагментарностью сообщений, неясностью во многих случаях характера традиции и тем самым реальной даты того или иного явления, зафиксированного в текстах. Особой, чрезвычайно сложной проблемой является использование поэмы Аполлония Родосского «Аргонавтика» как источника по истории ранней Колхиды. Очень трудно решить — к какому периоду относятся сведения, содержащиеся в поэме: к легендарному походу аргонавтов (относимого греческой традицией ко времени за одно поколение до троянской войны), жизни Аполлония Родосского (III в. до н. э.) или к какому-либо периоду между этими крайними точками (см.: Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 25 сл.).

Эпиграфические источники еще более скудны. К рассматриваемому времени относится только одна надпись — исполненная на серебряной чаше, некогда принадлежавшей святилищу Аполлона в Фасисе, датируемая (на основе палеографических данных) концом V или началом IV в. до н. э. (Думберг К.Е., 1901). Важным источником могут служить нумизматические данные (см. ниже), а также археологические материалы.

Поселения. Поселения Колхиды исследованы еще крайне недостаточно. Это касается как греческих населенных пунктов, так и местных — колхских. Античные источники упоминают здесь три греческих поселения: Фасис, Диоскурию и Гиэнос (подробнее см.: Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 111 сл.). Однако археологические раскопки, проведенные в предполагаемых местах расположения этих городов (Гиэнос — в районе г. Очамчира, см.: Качарава Д.Д., 1971; 1977; Инадзе М.П., 1975; с. 58–59; Диоскурия — в районе Сухумской бухты, см.: Трапш М.М., 1969, с. 212; Фасис — к востоку от г. Поти, у древнего русла р. Риони, см.: Бердзенишвили М.Д., 1942; Микеладзе Т.К., 1978, с. 5–20), не дали пока сколько-нибудь значительных материалов, позволяющих судить о планировке, характере застройки, экономике описываемых поселений (Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 120 сл.)

Колхские поселения засвидетельствованы во многих районах Колхиды. Ряд их открыт в юго-западной Колхиде — в бассейне р. Чорох и окрестностях Батуми: крупное поселение в окрестностях Батуми у устья р. Коронисцкали, рядом с которым находятся несколько мелких (Махвилаури, Джош и др.) (Инаишвили А., 1966, с. 69–72; Кахидзе А.Ю., 1971, с. 18; Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 121). Крупные колхские поселения зафиксированы также в Цихисдзири (Кахидзе А.Ю., 1971, с. 12) и на территории с. Чакви (Рамишвили А.Т., 1964). Считается, что в первой половине I тысячелетия до н. э. была полностью заселена Кобулетская низменность. В VI в. до н. э. на территории Кобулети-Пичвнари формируется крупное колхское поселение (Кахидзе А.Ю., 1971, с. 34, 144; Инадзе М.П., 1968, с. 145; Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 33; Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 121–122). Остатки этого городища занимают площадь примерно 30 га. По мнению исследователей, с середины VI в. до н. э. здесь появляется обособленный греческий квартал. Следы поселений выявлены в нижнем течении р. Супса (Джапаридзе О.М., 1950, с. 109 сл.; Хоштариа Н.В., 1955). Многочисленные поселения обнаружены по нижнему течению р. Риони, особенно в междуречье Риони и Пичори (Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 127 сл.). Среди них наиболее крупными являются Наохваму и Зурга. Ряд поселений известен и севернее Риони (Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 130).

Раскопки Очамчирского поселения показали, что оно располагалось на трех искусственных холмах и примыкающей к ним равнине (Качарава Д.Д., 1971, с. 773–776). Значительное число поселений фиксируется в районе Сухумской бухты (Гумистский мыс, пос. Красный маяк, Эшера, Лечкои, Гуадиху, Сухумская гора и т. д. — Микеладзе Т.К., 1977; Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 43 сл.; Шамба Г.К., 1977; Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 135; Воронов Ю.Н., 1972) и далее на север около Гудауты и на территории Пицунды (Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 144).

Поселения, как можно предполагать, не имели упорядоченной планировки и их границы археологически фиксируются достаточно плохо. Как правило, они располагались на возвышенностях или искусственных холмах, окруженных одним или двумя рвами. Строительные остатки выявляются с большим трудом, что, видимо, связано с основным строительным материалом — деревом.

Несколько лучше известны благодаря раскопкам в Вани поселения внутренней Колхиды (Вани, I–V, 1972–1980). Вани считается центром одной из административных единиц Колхиды — Скелтухии. Ядром ее являлся треугольный в плане холм, окруженный с двух сторон глубокими оврагами (благодаря чему здесь не нужны были укрепления), соединенными, возможно, искусственным рвом. На верхней террасе холма находились деревянное святилище и высеченные в скальном грунте ритуальные каналы. Видимо, жилища знати располагались на террасах, рядом с каждой усадьбой находился могильник. Жилища рядового населения фиксируются на прилежащей к холму территории. В 10 км к северу от Вани в с. Мтисдзири на высоком холме открыты оборонительные сооружения (башни) V–IV вв. до н. э. (Гамкрелидзе Г.А., 1977). Видимо, это укрепление охраняло подступы к городу. Сельское поселение Колхиды может быть представлено на основе раскопок Дапнарского поселения, находящегося в округе г. Вани (Кигурадзе Н.Ш., Лордкипанидзе Г.А., 1977). Можно полагать, что отдельные жилища были разбросаны на склонах искусственных и естественных террас на некотором расстоянии друг от друга. Вполне вероятно, что вокруг них были приусадебные участки и виноградники.

Фортификация. Фортификация ранней Колхиды исследована (в связи с общей недостаточной изученностью поселений) чрезвычайно слабо. Можно полагать, что мелкие сельские поселения с характерной для них усадебной системой расселения не были укреплены. Ранняя фортификация Вани не сохранилась, так как она, видимо, была полностью уничтожена при строительстве стены эллинистического времени. Укрепления V–IV вв. до н. э. зафиксированы в с. Мтисдзири, служившем форпостом г. Вани (Гамкрелидзе Г.А., 1977). Здесь обнаружены прямоугольные постройки-башни. Сохранилась их цокольная часть, выполненная в смешанной технике: фасад выполнен из каменных плит, уложенных в высеченные в скале «гнезда», а внутренняя часть — из деревянных бревен. Пространство между ними заполнено глиной и камнями, помещенными между деревянными перегородками. Общая толщина стен — до 3 м. Можно также предполагать, что важной частью всех фортификационных систем были рвы. Они засвидетельствованы в Вани, на Эшерском городище и в других местах.

Застройка. Строительная техника (табл. I). Характер застройки населенных пунктов Колхиды также известен недостаточно.

Колхидский жилой дом описан Витрувием: «У колхов на Понте благодаря обилию лесов кладут лежмя на землю цельные деревья справа и слева на таком расстоянии друг от друга, какое допускает длина деревьев, а на концы их помещают другие, поперечные, замыкающие внутреннее пространство жилища. Затем скрепляют по четырем сторонам углы положенными друг на друга бревнами и таким образом выводят бревенчатые стены по отвесу к нижним бревнам, они возводят кверху башни, а промежутки, оставшиеся из-за толщины леса, затыкают щепками и глиной. Так же они делают и крыши; обрубая концы поперечных балок, они перекрещивают их, постепенно суживая, и таким образом с четырех сторон выводят их кверху в виде пирамид, покрывая их листвой и глиной, и варварским способом строят на башнях шатровые крыши» (Витрувий, II, гл. 1, § 4, 6).

Большинство исследователей сходятся в том, что Витрувий описал древнейший тип колхидского жилища — башенный дом с центричным ступенчатым-венцеобразным перекрытием. Это почти квадратное в плане жилище с бревенчатыми стенами, постепенно суживающимся конусообразным перекрытием-крышей (в котором, возможно, было устроено свето-дымовое отверстие) (Сумбадзе Л.З., 1960; Чиковани Т.А., 1967; Джандиери М.И., Лежава Г.И., 1976, с. 52–54). Сведения Витрувия подтверждаются археологическими находками остатков деревянных строений, в частности бревенчатых конструкций и других отдельных деталей (Лежава Г.И., 1979, с. 17–18).

Деревянные жилища были открыты на поселении Симагре. Дома строились следующим образом: на почву клали плетень из веток (местами настил из досок), который покрывали водонепроницаемой черной с органическими примесями земляной обмазкой. Тщательно утрамбовав полученную площадку, на ней воздвигали срубы домов, а сами площадки служили полами. Дома, насколько можно судить, квадратные в плане (5,60×5,60 м). По углам они имели специальные бревенчатые узлы, которые служили им основанием, несли на себе тяжесть сооружения и препятствовали оседанию их (Микеладзе Т.К., 1977; 1978). Аналогичные сооружения засвидетельствованы и в других (в том числе горных) районах Колхиды (Сахарова Л.С., 1976а, б). На поселении Симагре были обнаружены также и более крупные жилища (площадью до 100 кв. м), состоящие из трех помещений — главной квадратной в плане комнаты и прямоугольного строения, примыкавшего к ней с запада и разделенного на две части (Микеладзе Т.К., 1977, с. 15). Известны также деревянные прямоугольные в плане (6×12 м) дома, где основным строительным материалом были доски (Микеладзе Т.К., 1977, с. 21), в ряде мест зафиксированы мазанки, в которых основу стен составлял плетень, обмазанный глиной (Кигурадзе Н.Ш., Лордкипанидзе Г.А., 1977, с. 57).

Общественные сооружения также почти еще не изучены. Деревянное святилище V в. до н. э. выявлено в Вани. Оно представляет собой открытый с восточной стороны дворик, пристроенный к длинному коридору шириной до 2 м. Северная стена, возведенная из деревянных балок, через каждые 2 м имеет поперечные деревянные перегородки, пространство между которыми заполнено глиной, насыпанной на булыжнике. В западной части сооружения на площади 20 м выявлены расположенные в два ряда прямоугольные углубления — высеченные в скалистом грунте «гнезда», в которых были уложены деревянные бревна, служившие опорой для возведения поперечной стены. Вся площадь между «гнездами» покрыта сильно обгоревшими обломками глиняной обмазки, на которых отчетливо сохранились отпечатки деревянных прутьев и досок. Можно думать, что дворик служил для совершения ритуальных церемоний, а крытый коридор, вероятно, для приношений (при раскопках найдены многочисленные обломки колхидской и привозной греческой керамики) (Вани, IV, 1979, с. 30–35).

Хозяйство. Орудия труда (табл. II). Одной из ведущих отраслей экономики Колхиды, несомненно, было земледелие, развитию которого способствовала плодородность колхидской земли, обусловленная субтропическим климатом, а также множеством горных рек и ручьев (Гегешидзе М.К., 1961, с. 101–112). Уже древнейшая эпическая традиция, сохранившаяся в сказаниях о походе аргонавтов, рисует Колхиду развитой земледельческой страной (Микеладзе Т.К., 1974, с. 157). Действительно, высокий уровень развития земледелия в античную эпоху (в чем, несомненно, важную роль сыграло также и техническое наследие предыдущей эпохи) подтверждается и открытиями множества предметов сельскохозяйственного назначения по всей Колхиде. Особенно примечательны в этом отношении находки на могильнике VII–VI вв. до н. э. в с. Нигвизиани железных лемехов, нескольких десятков мотыг и других сельскохозяйственных орудий, подтвердившие мнение о развитии в Колхиде, по крайней мере уже с начала I тысячелетия до н. э., плужно-мотыжного земледелия (Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 91–99; Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 70–73).

При раскопках колхских поселений начала и середины I тысячелетия до н. э. весьма часты находки зерен пшеницы, проса и т. д., а также пифосов для хранения зерна (со специальными отверстиями у днища, а также на плечиках). В частности, просо было найдено при раскопках Диха-Гудзуба 2 — поселения конца VI в. до н. э. (Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 92).

Археологические материалы (железные орудия для обрезки виноградной лозы, разнообразные керамические сосуды для вина, виноградные косточки) указывают на интенсивное развитие виноградарства и виноделия (Бохочадзе А.В., 1963; Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 97). Видимо, было развито и садоводство (Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 98).

Животноводство являлось также одной из важных отраслей экономики Колхиды (Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 99 и сл.). Зоной его преимущественного развития были горные районы.

Новейшие археологические материалы дали материал для изучения ремесленного производства Колхиды VI–IV вв. до н. э. (Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 100 и сл.; 1979, с. 74 и сл.). Наиболее важное значение имели металлургия железа и обработка металла вообще. Здесь имелись все условия для интенсивного развития этого вида производства: а) наличие богатых железорудных месторождений в различных областях страны, б) обилие лесов, обеспечивавших производство топлива, и наконец, в) многовековые традиции металлодобычи и металлообработки. По археологическим данным, уже с начала I тысячелетия до н. э. производство железа в Колхиде носило массовый характер, хотя железоплавильные печи той эпохи в отличие от более ранних (Хахутайшвили Д.А., 1977а, б) почти не изучены. Археологические раскопки на Дапнарском селище выявили остатки круглой наземной железоплавильной печи V–IV вв. до н. э., построенной из крупных блоков прессованной глины. Кроме того, здесь обнаружены сопла, шлак и губчатая крица (состав железа в ней достигает 63,2 %). Реконструировать дапнарскую печь не удается, но по своему типу она, видимо, отличается от более ранних горнов и близка греческим (Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 101). Считается, что источником руды служили залежи магнетитового песка. Это подтверждается и литературными свидетельствами, в частности сочинением Псевдо-Аристотеля «О чудесных слухах» (см.: Гзелишвили И.А., 1964; Хахутайшвили Д.А., 1973, 1977а, б). В могильнике Нигвизиани найдена половинка литейной формы для отливки колхидского топора (Микеладзе Т.К., Барамидзе М.Б., 1977, с. 35). Можно полагать, что уже по крайней мере с VI–V вв. до н. э. обработка железа в Колхиде производилась и в местностях, расположенных вдали от железогенных районов (Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 81).

О широких масштабах производства железа красноречиво свидетельствуют многочисленные находки в погребениях и культурных слоях самых разнообразных предметов хозяйственного, боевого, ритуально-культового и других назначений: лемехи или лемехообразные орудия, мотыги, топоры, ножи и серпы, мечи, кинжалы и клинки, наконечники копии и стрел, гвозди, предметы конской упряжи и др. Весьма важно при этом отметить, что железные изделия VI–IV вв. до н. э. в типологическом отношении во многих случаях повторяют формы, созданные в Колхиде еще в эпоху бронзы.

В описываемое время здесь продолжалась и обработка бронзы, хотя она уже не имела столь важного хозяйственного значения, как производство железа. Бронза в этот период применялась главным образом для изготовления украшений (браслеты, гривны, фибулы, перстни и др.), культурных и ритуальных предметов, среди которых есть замечательные образцы художественного ремесла. Особо следует упомянуть об изготовлении больших котлов-ситул, центр производства которых находился в северных, горных, областях Колхиды, в частности в Рача-Лечхуми, издревле славившейся своей металлообработкой (Сахарова Л.С., 1965; 1976а, с. 32–34, 49–50). Видимо, развита была и обработка серебра, особенно серебряных пиал (Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 84). Нет сомнений в высоком уровне керамического производства (Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 74–79; Гиголашвили Е.Г., Качарава Д.Д., 1977; Вани, V, 1980), хотя ни одной керамической обжигательной печи еще не найдено (Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 76).

Большого развития достигло и ювелирное дело, особенно златокузнечества, наиболее яркие памятники которого открыты в Вани — одном из самых значительных центров древней Колхиды.

Золотые изделия, найденные в Вани и в других местах Колхиды, весьма многочисленны и довольно разнообразны: а) диадемы, крученый ободок которых увенчан ромбовидными пластинками, украшенными чеканным изображением борьбы зверей; б) серьги и височные украшения самых разнообразных форм (с «лучами», ажурными или полыми сферическими подвесками, а также «калачеобразные» и в виде всадников), всегда обильно украшенные зернью в виде пирамид и треугольников и, как правило, миниатюрной розеткой на кольце (характерная особенность украшения колхидских золотых и серебряных серег); в) многочисленные золотые ожерелья, составленные из фигурок птиц, теленка, баранов, черепах и т. д., а также геральдические изображения орлов; г) золотые и серебряные браслеты, увенчанные скульптурными головками львов, теленка, барана, тура, кабана.

В целом, золотые и серебряные украшения V–IV вв. до н. э. характеризуются строгим художественно-стилистическим и техническим единством. На их местное, колхидское, происхождение указывает оригинальность художественных форм, которые большей частью типичны для Колхиды и, как правило, не известны за пределами Грузии (диадемы, серьги и височные кольца с «лучами» или сферическими подвесками и др.). Следовательно, можно с уверенностью констатировать наличие в Колхиде V–IV вв. до н. э. (возможно, в первую очередь в Вани) высокохудожественной школы златокузнечества, уверенно применявшей сложнейшие технические приемы ковки, чекана и тиснения, литья, накладывания зерни, филиграни (Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 84–100; Чкониа А.М., 1977).

К высокоразвитым отраслям ремесленного производства необходимо отнести и ткачество (Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 103).

Торговля в Колхиде должна быть рассмотрена в двух аспектах — международная и внутриколхидская. Можно думать, что уже в это время сложилась система экономических связей, охватывавшая всю Колхиду. Об этом можно судить по керамике, производившейся для массового потребления: ее характеризуют некоторая стандартизация форм и широкое распространение однотипных сосудов по всей Колхиде. Особо следует отметить распространение этой керамики в горных районах Колхиды — в верховьях р. Риони (на территории Рача-Лечхуми), где никогда не было своего гончарного ремесла и, следовательно, керамика проникала сюда из производственных центров, расположенных по среднему течению р. Риони (Фасис). Через Ингурское ущелье керамические изделия с места изготовления доставлялись и в самую высокогорную область Колхиды — в Сванети. Все это как нельзя лучше иллюстрирует товарный характер керамического ремесла Колхиды в VI–IV вв. до н. э., имевшего важнейшее значение для развития внутриколхидских экономических связей. О том же говорят изделия других ремесел, например бронзовых котлов. Находки бронзовых котлов в самых различных областях Колхиды (главным образом в погребениях V в. до н. э. Кобулети-Пичвнари, Сухуми, Брили, Итхвиси, Вани) указывают не только на интенсивную производственную деятельность горных областей, но и на их активное участие в общеколхидских экономических связях. На массового потребителя были рассчитаны дешевые украшения из бронзы, железа, реже — серебра. В IV в. до н. э. их производство становится массовым (Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 102).

В настоящее время все больше укрепляется точка зрения, согласно которой греческие поселения в Колхиде представляли собой торговые поселения, во всяком случае торговая функция являлась определяющим фактором их экономики (состояние вопроса см.: Проблемы…, с. 369–407).

Греческие поселения в Колхиде были основаны главным образом с целью получения металла (железо, золото). По сообщению античных авторов, из Колхиды греки вывозили также корабельный и строевой лес, воск, мед и смолу, различную дичь (фазан) (Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 149–153).

На раннем этапе торгово-экономических связей греческого мира с Колхидой отчетливо выступает активная роль восточногреческих торгово-ремесленных центров. В археологических материалах из раскопок прибрежных поселений Колхиды (Батуми и его окрестности, Кобулети-Пичвнари, окрестности Поти, Эшера) зафиксированы следующие группы восточногреческой керамики: «полосатая ионийская керамика», «родосско-ионийская» и стиля «фикеллюр». Единичные их находки известны и во внутренних районах. Греческая керамическая тара представлена главным образом амфорами конца VI в. до н. э. (хиосские «пухлогорлые», лесбосские и его круга, со стаканообразными доньями и др.). Амфоры этого периода еще не известны во внутренних районах. К импортным изделиям из восточногреческих центров конца VI — начала V в. до н. э. относятся и золотые перстни-печати, найденные в Вани (Лордкипанидзе М.Н., 1975а, б).

Заметим, что во второй половине VI в. до н. э. в Колхиду завозились те же предметы из тех же производственных центров, что и в остальные области Понта Евксинского. Поэтому ионийский импорт в Колхиде следует рассматривать как частицу общей (понтийской) системы экономических связей восточногреческих центров с Причерноморьем. Ведущая роль в этих связях, как известно, отводилась Милету, поддерживавшему тесные связи со своими понтийскими колониями. Значительную роль играли Хиос, а также Самос. С середины VI в. до н. э. начинается проникновение в Колхиду и аттического импорта. Однако имеющиеся в настоящее время археологические материалы еще не дают основания предполагать сколько-нибудь значительные (особенно по сравнению с Северным Причерноморьем) экономические связи Афин с Колхидой в VI в. до н. э., хотя за последние годы участились находки аттической чернофигурной и чернолаковой керамики последней четверти VI в. до н. э. в приморской полосе (Пичвнари, Симагре, Эшера), а один случай (обломок чернофигурного килика) зафиксирован и в восточной Грузии (поселение Ховлэ). Распространению аттического импорта в этот период, вероятно, способствовало установление политического влияния Афин в Геллеспонте.

После некоторого ослабления торговых связей в начале V в. до н. э. (в связи с греко-персидскими войнами) с 70-х годов V в. до н. э. начался новый подъем торговли греческого мира с Колхидой, продолжавшийся до последней четверти IV в. до н. э. уже под полной гегемонией Афин. К этому времени в археологических материалах можно усмотреть появление в Колхиде организованных аттических торговых поселений типа эмпория. Такое поселение существовало в Кобулети-Пичвнари, о чем свидетельствует довольно обширный могильник, отражающий этническую структуру городища. Большинство погребений принадлежит местному населению. На могильнике открыт и участок с типично греческим образом захоронений. В отдельных погребальных комплексах встречаются хиосские и фасосские амфоры. Особенно многочисленна и разнообразна находимая в этих погребениях греческая керамика, в подавляющем своем большинстве аттическая (Кахидзе А.Ю., 1975). Обособленный, греческий участок могильника Кобулети-Пичвнари возник не ранее середины V в. до н. э. и прекратил существование в конце IV в. до н. э., т. е. функционировал именно в тот период, когда Афины занимали доминирующее положение в торговле с Колхидой.

К началу активизации афинской торговли (последовавшей сразу же после победоносного окончания греко-персидских войн), т. е. ко второй четверти V в. до н. э., относятся находки в Вани в богатом погребении знатной колхидянки первоклассных образцов аттической художественной торевтики: бронзовых патер с антропоморфной ручкой и ойнохои, серебряного арибалла с гравированным фризом (шествие сфинксов, в изображении которых прослеживается влияние греческих вазописцев краснофигурной техники — Сотада и Пистоксена) и др.

Аттическая поздняя чернофигурная (килики группы Каймона), а также краснофигурная и главным образом чернолаковая керамика (килики, скифосы, канфары, аски, сетчатые лекифы, рыбные блюда, солонки и др.) в V–IV вв. до н. э. распространяются в Колхиде почти повсеместно. Наряду с аттическими керамическими изделиями в Колхиду поступают и греческие высокосортные вина, а возможно, и оливковое масло, о чем свидетельствуют находки амфор (в том числе и во внутренних областях). В V–IV вв. до н. э., как и в других припонтийских областях, в Колхиде распространились амфоры преимущественно тех средиземноморских центров, которые входили в состав первого Афинского морского союза. Особенно часто встречаются амфоры Хиоса («пухлогорлые» второй половины V в. и более поздние с так называемыми колпачковыми ножками) и Фасоса или его круга. Возможно, что с афино-понтийской торговлей связано распространение в Колхиде некоторых египетских (в том числе уникальной полихромной нагрудной бляхи, подвешенной на цепочке к золотой же фибуле) и сирийских (полихромные бусы) изделий, а также стеклянных бальзамариев (так называемых финикийских), встречающихся, как правило, в комплексах вместе с аттической керамикой (Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 154–179).

Включение Колхиды в орбиту высокоразвитой греческой международной торговли, несомненно, усложняло экономическую структуру колхидского общества, в первую очередь — структуру внутриколхидской торговли. Наиболее ярким ее проявлением следует считать возникновение денежного обращения: с последней четверти VI и в течение V–IV вв. до н. э. по всей Колхиде широко обращаются серебряные монеты (так называемые колхидки) разных номиналов.

В литературе (Капанадзе Д.Г., 1955а; Дундуа Г.Ф., 1970) описаны следующие типы и номиналы колхидок, чеканившихся в VI–IV вв. до н. э.:

1. Тетрадрахмы, на аверсе которых дано изображение львиной головы с раскрытой пастью, а на реверсе — в углубленном квадрате — протомы скачущего вправо крылатого коня. В настоящее время известны только три такие монеты (весом 10, 13, 23 г), но все они беспаспортны. Большое сходство с остальными колхидками дает основание специалистам причислить их к нумизматическим памятникам Колхиды и датировать VI в. до н. э.;

2. Дидрахмы трех типов (их вес колеблется в пределах 8-10 г): а) на аверсе — изображение лежащего льва с повернутой назад головой и раскрытой пастью, а на реверсе — в прямоугольном углублении — коленопреклоненной обнаженной человеческой фигуры (с женским бюстом и бычьей головой). Датируются они последней четвертью VI в. до н. э.; б) на аверсе изображена человеческая голова вправо, включенная в линейный ободок, а на реверсе — в прямоугольные углубления, — такие же, но меньшего размера, две человеческие головы, обращенные лицом друг к другу. Датируются эти монеты V в. до н. э.; в) аналогичная вышеописанной, однако на реверсе вместо человеческих голов изображены головы быков;

3. Колхидская драхма, вес 5,52 г. На аверсе — львиный скальп, а на реверсе — голова быка вправо во вдавленном квадрате. Датируется V в. до н. э. Кроме крупных номиналов, уже в V в. появляются более мелкие номиналы колхидок;

4. Полудрахмы или триоболы, которые пока что представлены лишь двумя разновидностями: а) на аверсе — львиная голова с раскрытой пастью (в профиле), а на реверсе — протома львицы во вдавленном квадрате. Вес 2,21-2,60 г; б) на аверсе изображена человеческая голова вправо, включенная в точечный или линейный ободок, на реверсе — голова быка вправо в линейном ободке. Вес в среднем 2 г. Датируется в основном V–IV вв. до н. э. Это наиболее многочисленная и распространенная группа колхидок, количество которых исчисляется тысячами.

Вопрос о том, кем чеканились колхидки — греческими городами или колхидскими царями, — является одним из спорных в грузинской нумизматике (Капанадзе Д.Г., Голенко К.В., 1957; Болтунова А.И., 1973; Дундуа Г.Ф., 1979а, б; Лордкипанидзе О.Д., 1979; Golenko К., 1972).

Ареал колхидок полностью совпадает с территорией Колхидского царства: они встречаются главным образом в междуречье Ингури и Риони и в приморской полосе — от г. Сухуми до р. Чорох. За пределами Колхиды находки их крайне редки. Таким образом, совершенно бесспорно, что эти монеты чеканились для торговли на местном — внутриколхидском — рынке. Обращает на себя внимание и то обстоятельство, что колхидки использовались не только как платежное средство, но и как средство накопления, о чем свидетельствуют весьма многочисленные находки кладов почти по всей Колхиде — как в приморской полосе, так и во внутренних областях. Конечно, не следует утверждать, что деньги проникали во все области экономической жизни общества, но столь значительное количество колхидок, обнаруживаемых в самых различных областях страны, несомненно, указывает на товарный характер производства, а также на высокий уровень организации торговли.

Топография находок колхидок и других археологических предметов (местной и импортной керамики, металлических изделий, ювелирных украшений) свидетельствует и о тесных экономических отношениях между отдельными областями Колхиды, связанных между собой речными и сухопутными путями, по которым развивалась торговля собственными и привозными товарами.

Орудия труда. В настоящее время известны главным образом сельскохозяйственные орудия труда. Как правило, они были железными. В нескольких местах (основная масса в Нигвизиани) найдены лемеха плугов. Они имеют слегка согнутый корпус, полукруглое лезвие, открытую вертикальную втулку (Микеладзе Т.К., Барамидзе М.Б., 1977, с. 35, рис. 3, 9). Считается, что это лемеха плугов градильного типа (Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 93 и сл.). Известны также мотыги — с широким полукруглым лезвием и слегка согнутым корпусом (Микеладзе Т.К., Барамидзе М.Б., 1977, с. 34, рис. 3, 5), которые, видимо, были наиболее распространены в предгорной полосе (Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 91 и сл.). Кроме того, встречаются топоры, специальные лесные топоры (цалди), ножи виноградарей (массивные, изогнутые), черенковые серпы, ножи (Микеладзе Т.К., Барамидзе М.Б., 1977, с. 34; Лордкипанидзе Г.А., 1978, табл. III). Изредка встречаются зернотерки (Кигурадзе Н.Ш., Лордкипанидзе Г.А., 1977, с. 55). О развитии рыболовства свидетельствуют находки рыболовных грузил (там же), о ткачестве — пряслица.

Оружие, конское снаряжение. Некоторые сведения о состоянии военного дела Колхиды исследуемого периода дают письменные источники. Описывая колхских воинов в составе персидской армии, Геродот говорит, что у них были деревянные шлемы, маленькие щиты из сырой кожи, короткие копья и махайры (Herod., VII, 79). Естественно, что деревянные шлемы и кожаные щиты не сохранились. О защитном доспехе колхов дают некоторое представление археологические находки. В это время здесь появляются бронзовые шлемы аттического типа (Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 89–90, табл. У). Находки пластинок, бронзовых и железных, свидетельствуют о наличии чешуйчатых доспехов, состоявших из льняной или, вероятнее, кожаной рубахи, на которую нашивали эти пластинки (Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 49, 78, табл. V). Своеобразный оборонительный доспех был найден на Красномаяцком некрополе (Трапш М.М., 1969, с. 123; Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 48–49, табл. V). Он пластинчатый и представляет собой изображение грифа или орла с распростертыми крыльями (ширина 0,6 м, высота 0,54 м). Состоит из трехслойной бронзовой пластины, толщина которой достигает 0,1 см. Крылья прикреплены к центральной части бронзовыми стержнями. Сквозные, парно расположенные отверстия служили для нашивки на кожаную одежду. Кнемиды были как бронзовыми, так и железными (Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 77, 89).

Наступательное оружие представлено железными боевыми топорами-молотами, мечами, копьями, дротиками, кинжалами, ножами, камнями для пращи, стрелами. Одним из наиболее обычных видов оружия был топор-молоток (Каландадзе А., 1953, с. 27–31, 34; Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 53, 54). Известны мечи нескольких типов, в том числе скифские акинаки (Микеладзе Т.К., Барамидзе М.Б., 1977, с. 34). Один из них — со своеобразным антенновидным навершием и сердцевидным, точнее бабочкообразным, перекрестием (Каландадзе А., 1953, с. 31; Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 53). Встречены изогнутые греческие махайры, служившие, видимо, оружием всадников (Шамба Г.К., 1972, с. 98 и сл.; Трапш М.М., 1962, с. 247; Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 44, 57, 89). Наиболее распространены, однако, разные варианты прямых двулезвийных мечей, гораздо более длинных, чем акинаки (Шамба Г.К., 1972, с. 98; Каландадзе А., 1953, с. 27, 31, 34; Трапш М.М., 1962, с. 247 и сл.; Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 44, 53, 54, 57).

Самым распространенным, судя по количеству находок, видом оружия были копья. В некоторых погребениях встречено по нескольку их наконечников. Наконечники копий, как правило, большие (длиной до 45 см) втульчатые (втулка либо цельная, либо раскрытая), либо листовидные со слабо выраженным ребром, либо более узкие — лавролистные (Шамба Г.К., 1972, с. 98 и сл.; Каландадзе А., 1953, с. 27, 34–35; Микеладзе Т.К., Барамидзе М.Б., 1977, с. 34; Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 44, 50, 54, 57, 78, 89); изредка встречаются очень узкие, штыковидные (Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 54). В наиболее ранних слоях зафиксированы и бронзовые наконечники копий тех же форм (Микеладзе Т.К., Барамидзе М.Б., 1977, с. 34). Наряду с обычными железными наконечниками дротиков встречаются и скифские — стреловидные (Каландадзе А., 1953, 27 сл.; Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 53, 78–79).

Кинжалы — обычно черенковые, иногда с изогнутой ручкой. Встречаются как железные, так и бронзовые. Форма клинка может быть листовидной, но чаще они прямые, иногда с желобком посредине. Один раз были зафиксированы деревянные ножны кинжала, покрытые бронзовой обивкой (Микеладзе Т.К., Барамидзе М.Б., 1977, с. 34). Стрелы как железные, так и бронзовые. Первые чаще всего трехлопастные, втульчатые, вторые черенковые (Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 77).

Конские удила встречены при раскопках двух некрополей — Красномаяцкого и Вани. Они бронзовые, с неподвижными, согнутыми под углом псалиями, отлитыми в одно целое с двусоставными мундштуками, снабженными шипами (Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 48, 49).

Керамика (табл. III) является наиболее массовым материалом из раскопок культурных слоев поселений и погребений (Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 74–79; Гиголашвили Е.Г., Кочарава Д.Д., 1977; Вани, V, 1980).

Пользуясь техническими достижениями производства круговой керамики предыдущей эпохи, колхидские гончары VI–IV вв. до н. э. снабжают своих потребителей разнообразными изделиями, которые отличаются своеобразием и вместе с тем — консервативностью форм и орнаментального декора на протяжении трех столетий. Это огромные пифосы с заштрихованной поверхностью и отогнутым кнаружи венчиком, украшенным геометрическим орнаментом, кувшины с биконическим туловом и вертикальной трубчатой ручкой, бокальчики с коническими или цилиндрическими корпусами, бокальчики и кубки на высокой ножке, миски с плоским дном и косыми стенками и другие изделия, которые объединяются орнаментальным декором: лощеные вертикальные линии и ромбовидные узоры, волнистые линии (нанесенные рифленым гребенчатым штампом), спирали, вдавленные концентрические кружки, косые насечки в «елочку» и др. Описанные наиболее характерные украшения часто присутствуют на сосудах различных форм. В целом колхидская керамика VI–V вв. до н. э. отличается изящными формами, подчеркнутыми биконическими очертаниями тулова или плавными переходами от одной части к другой, а также строгой геометрической орнаментацией, удачно сочетающейся с контурами самого сосуда. Лепная керамика использовалась мало.

Обилие и разнообразие колхидских керамических изделий указывают не только на высокий профессиональный уровень, но и на широкие масштабы производства в VI–IV вв. до н. э., уже рассчитанного на массового потребителя. Об этом свидетельствуют, как было сказано выше, некоторая стандартизация форм и широкое распространение однотипных сосудов по всей Колхиде.

Одежда. Бытовая утварь. Об одежде колхов практически ничего не известно. Учитывая свидетельства письменных источников о популярности льна, можно думать, что преобладала, одежда из льняных тканей.

В быту широко использовалась керамика, как местная (изредка лепная), так и привозная (в меньшем числе). Помимо греческих амфор различных типов, встречены чернолаковые, чернофигурные и краснофигурные сосуды следующих форм: килики, аски, кратеры, котилы, лекифы, амфориски, солонки. Использовались и привозные светильники из коричневой глины с выступающим посредине полым патроном и загнутыми внутрь боками.

В быту местных жителей применялись традиционные виночерпалки из тыквы, деревянные мешалки, ложки и гребешки (Микеладзе Т.К., 1977, с. 15). Встречается изредка и серебряная посуда, главным образом чаши (Кахидзе А.Ю., 1977, с. 8). Греки или эллинизированные местные жители занимались спортом, о чем свидетельствуют найденные в могилах стригели (Кахидзе А.Ю., 1977, с. 6).

Видимо, широко пользовались всякого рода корзинами, которые сохраняются очень редко (Микеладзе Т.К., 1977, с 15).

Украшения. Достаточно широко распространены были золотые или серебряные диадемы, крученый ободок которых завершается ромбовидными орнаментированными пластинами и застежками. Все серебряные диадемы орнаментированы почти одинаково: каждая ромбовидная пластинка разделена на два треугольника, на которых посредине изображены розетки (Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 85). На золотых диадемах ромбовидные щитки украшались сценами борьбы животных (там же).

Довольно многочисленную группу украшений составляют височные кольца и серьги. Височные кольца, обычно овальные, выполнялись из серебра и бронзы (Микеладзе Т.К., Барамидзе М.Б., 1977, с. 35). Местное происхождение, видимо, имеют изящные серьги, крупное кольцо которых украшено миниатюрной розеткой, а лучеобразно расходящиеся стяжки заканчиваются пирамидками или треугольниками из зерни (Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 90). Подобные серьги делали из золота и серебра, и различались они, главным образом числом лучей. Имеются и иные варианты серег, но для большинства характерно использование техники зерни. Одним из наиболее распространенных мотивов этих украшений являются головки животных (там же). Особо выделяются замечательные серьги, изображающие двух воинов на колеснице. В первой половине IV в. до н. э. распространяются бусы в виде «калачиков», также украшенные зернью.

Подвески, чаще всего золотые и серебряные, характеризуются также широким применением техники зерни. Они представляют собой изображения миниатюрных фигурок птиц, головки баранов, телят, туров. Очень интересны барабановидные подвески, украшенные геометрическими узорами (меандр, свастика) (Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 93–94). В Симагре найдена золотая подвеска из двух спаянных треугольных пластин, два нижних конца которых украшены выполненными зернью головками быков. На поверхности одной изображены (также зернью) бычьи головы, на другой — меандр (Микеладзе Т.К., 1977, с. 21); встречаются подвески-амулеты, например с изображением рыбы (Микеладзе Т.К., Барамидзе М.Б., 1977, с. 35), кабана (Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 94) и др.

Бусы делали из сердолика, кварцита, пасты, гишера, стекла (среди последних часты «глазчатые»), янтаря. Известны и золотые, часто украшенные зернью (Микеладзе Т.К., Барамидзе М.Б., 1977, с. 35). Встречаются гривны (чаще всего бронзовые) из витой и гладкой проволоки с удлиненными пластинчатыми концами, бронзовые и железные фибулы (Микеладзе Т.К., Барамидзе М.Б., 1977, с. 35).

Найдено довольно много браслетов: золотых, серебряных, железных, бронзовых. Наиболее ранние золотые браслеты обнаружены в Вани. Одна пара браслетов украшена головками баранов, другая — скульптурными изображениями дикого кабана. Для золотых и (повторяющих их по форме и характеру украшений) серебряных браслетов конца V — первой половины IV в. до н. э. характерны черты, общие для всех подобных предметов Переднего Востока ахеменидской эпохи (вогнутая спинка и головка животных, в частности льва, тура, теленка и др.; Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 95). Бронзовые браслеты бывают как пластинчатые, так и проволочные (Микеладзе Т.К., Барамидзе М.Б., 1977, с. 35).

Иногда на одежду нашивали бляшки. Известны, в частности, бляшки колхидско-кобанского типа с изображением змеи: встречены изображения орлов (Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 95).

Перстни известны самые различные, иногда высокохудожественные — привозные. Особенно высоким качеством отличается золотой перстень с изображением Афродиты и Эрота (Кахидзе А.Ю., 1977, с. 8).

Погребальные памятники и обряд захоронения (табл. IV). В конце VII–VI в. до н. э. (и частично, быть может, в начале V в. до н. э.) по всей Колхиде продолжает бытовать характерный для VIII–VII вв. до н. э. обряд коллективных захоронений — погребальные площадки или больших размеров овальные ямы (3,4×2,4 м) с булыжным перекрытием. Костные остатки несут отчетливые следы сильного огня, свидетельствуя об обряде вторичного захоронения с частичной кремацией или использованием ритуального огня. Такие погребальные поля, открытые в Палури (Окропиридзе Н.И., Барамидзе М.Б., 1974), Мухурча (Гогадзе Э.М. и др., 1977, с. 60), Нигвизиани (Микеладзе Т.К., Барамидзе М.Б., 1977, с. 33), Мерхеули (Барамидзе М.Б., 1971), Уреки (Микеладзе Т.К., 1978) и других местах, содержат довольно разнообразный погребальный инвентарь: керамику (кувшины с трубчатой ручкой, кружки с отогнутым венчиком, двуручные сосуды, кубки), оружие (бронзовые и железные наконечники копий с открытой и цельной втулкой, черенковые кинжалы, акинаки, наконечники стрел) и сельскохозяйственные орудия (железные ножи и серпы, мотыги, лемехообразные орудия), украшения (бронзовые шейные гривны, фибулы, браслеты, бусы из сердолика, гишера, разноцветной пасты и стекла), металлические статуэтки с изображением человека (итифаллические мужские фигуры) или различных животных.

В северных приморских районах в это время фиксируется иной обряд — ингумационный. В погребениях Красномаяцкого некрополя возле Сухуми (ранняя группа погребений VIII–VI вв. до н. э., более поздняя — V–II вв. до н. э.) умершего укладывали в грунтовую могилу, овальную в плане, на дне ее насыпали мелкую морскую гальку. Большинство костяков находится в сильно скорченном положении, на правом боку, головой на запад или северо-запад. На рубеже VI–V вв. до н. э. скорченные погребения заменяются вытянутыми на спине. В V в. до н. э. исчезает из практики галечная подстилка. Некоторое время два метода укладки погребенных сосуществуют. Погребальный инвентарь не отличается богатством и разнообразием (Трапш М.М., 1969, с. 78 сл.; Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 46 и сл.).

В V–IV вв. до н. э. среди рядового населения Колхиды распространился обряд грунтовых погребений с немногочисленным инвентарем (один или два глиняных сосуда, бронзовые украшения, железные мотыги). Однако встречаются и сравнительно богатые грунтовые погребения с золотыми и серебряными украшениями. Такие погребения, обнаруженные в восточных областях (Сачхере), имеют каменную насыпь. Покойники уложены в скорченном положении головой на запад (Надирадзе Д.Ш., 1975). Старый погребальный обряд коллективных захоронений с кремацией в это время сохраняется только в горных районах (некрополь Мерхеули) (Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 59).

Своеобразные погребальные комплексы V–IV вв. до н. э. выявлены в окрестностях Сухуми (Сухумская гора, Гуадику). Здесь параллельно существуют два метода погребений: ингумация и кремация (Трапш М.М., 1969, с. 47 и сл., 78; Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 56 и сл.). Кремация представляет собой частичное трупосожжение до обугливания костей, совершавшееся непосредственно в могильной яме. Ингумация осуществлялась в прямоугольных грунтовых ямах, ориентированных по линии запад-восток, погребенный укладывался на спину, головой на запад. Погребальный инвентарь — обычный (керамика, украшения, иногда орудия труда и оружие). Высказывалось предположение, что трупоположения характерны для мужчин, а кремация — для женщин (Лордкипанидзе Г.А., 1979, с. 52). Данный тип кремационных погребений фиксируется и в некоторых районах горной Колхиды, в частности в Брильском могильнике (Гобеджишвили Г.Ф., 1959, с. 111).

Некрополь греческого населения обнаружен в Кобулети-Пичвнари. Большинство погребений — ингумационные с ориентировкой на восток. Сохранившиеся в некоторых погребениях крупные железные гвозди указывают, что покойников хоронили в деревянных гробах, представлявших собой скорее всего прямоугольные ящики, сколоченные гвоздями. Засвидетельствованы и случаи кремации. Около некоторых погребений сохранились площадки для тризны. В погребальный инвентарь, как правило, входят греческие бронзовые зеркала, киафы, сита, стригели, ойнохои, серебряные чаши, золотые и серебряные украшения, монеты («кизикины», пантикапейские, нимфейские), керамика (фасосские, хиосские амфоры, аттическая расписная) (Кахидзе А.Ю., 1975). Этот некрополь функционировал с середины V в. до н. э. до конца IV в. до н. э.

Исследование некрополей дает основной материал для решения проблемы развития имущественной дифференциации и появления социальных различий среди населения Колхиды. Если в ранних некрополях никакой разницы в количестве и качестве погребального инвентаря в погребениях не наблюдается, то в дальнейшем эти различия становятся очень явственными. Так, на Красномаяцком некрополе после V в. до н. э. впервые встречены погребения почти без инвентаря или совсем без инвентаря (Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 50). В местном некрополе Пичвнари примерно 1/4 погребенных лишены сопровождающих вещей (Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 37). Одновременно появляются могилы с инвентарем, количество и качество которого резко превышает обычный уровень. Некоторые из таких погребений несут уже отдельные элементы кочевнических традиций; рядом с покойным захоронена лошадь, что указывает, видимо, на особый социальный статус погребенного (Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 48). Характерной чертой является также наличие греческих вещей только в сравнительно богатых погребениях (Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 51). Кроме того, в середине I тысячелетия до н. э. впервые встречаются могилы, которые, видимо, можно истолковать как погребение насильственно умерщвленного раба или рабыни.

Но особенно показательны для исследования процессов социальной дифференциации захоронения самого высшего слоя общества — знати. Они резко отличаются от погребений рядовых членов общества как по устройству могил, так и по составу погребального инвентаря. Богатые захоронения в Вани — одном из наиболее важных политических и экономических центров Колхиды — представляют собой большие деревянные саркофаги (возможно, имитирующие земное жилище), помещенные в вырубленные в скальном грунте камеры и перекрытые булыжной насыпью. Погребальный инвентарь состоит из множества золотых и серебряных украшений — диадемы, височные украшения и серьги, несколько ожерелий, браслеты и т. д., разнообразной утвари — серебряные и глиняные сосуды, разноцветные стеклянные флаконы для благовоний, огромные бронзовые котлы для пищи (в виде туши различных животных и дичи) и т. д. (Вани I, 1972). Характерным для Вани является и обряд конских захоронений.

Наконец, необходимо отметить, что с IV в. до н. э. в Колхиде начинает распространяться кувшинный обряд захоронений, широко представленный в последующую эпоху (Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 84).

Культовые предметы и сооружения. Выше уже отмечалось общественное сооружение в Вани, видимо, предназначенное для совершения религиозных церемоний. Возможно, что остатки храма засвидетельствованы в с. Саирхе близ Сачхере, где, согласно предположениям исследовании, находился центр самой восточной скептухии Колхиды (Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 130). В одной из построек (прямоугольная в плане, размером 11×10 м) были обнаружены фрагменты известняковой львиной головы, каменного фаллоса и изваяние Ктепса. Считается, что данное сооружение представляет собой святилище, посвященное богам плодородия. С подобным же комплексом религиозных представлений связаны и бронзовые фигурки итифаллического характера, часто встречаемые в погребениях. Этот обычай появился в Колхиде еще в эпоху поздней бронзы — раннего железа (Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 131). С религиозной символикой связаны и изображения орлов, часто присутствующие в прикладном искусстве колхов. Греческими влияниями, видимо, определяется появление в могилах монет — имитация греческого «обола Харона» (Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 132).

Предметы искусства. Своеобразие положения Колхиды, соприкасавшейся с греческим миром, способствовало проникновению сюда произведений чисто греческого искусства, в первую очередь расписной керамики. Некоторые ее образцы представляют собой высокохудожественные произведения греческой вазописи. Видимо, лучшим образцом является известный краснофигурный кратер из некрополя в Пичвнари, датируемый 460–450 гг. до н. э. (Кахидзе А.Ю., 1977, с. 8, рис. 4). Прекрасным образцом греческой скульптуры можно назвать рельеф, обнаруженный в море около Сухуми, датируемый 430–420 гг. до н. э. (Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 139). В ходе раскопок найдено значительное число произведений греческого прикладного искусства (главным образом аттического производства): серебряные сосуды, перстни и т. п.

Характер местного искусства ярче всего, как мы говорили, отразился в ювелирном деле, для которого характерны не только очень высокое техническое мастерство, но и сознательное «сплетение» воедино древневосточных традиций и веяний, пришедших из ахеменидского искусства, и позднеархаических греческих.

Археологические материалы (в сочетании с данными письменных источников) позволяют считать, что на территории Колхиды уже с VI в. до н. э. формируются классовое общество и государство (Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 137). Длительный процесс предшествующего развития привел в начале I тысячелетия до н. э. к бурному подъему экономики, связанному в первую очередь с освоением железа. Колхида в это время стала одним из важнейших центров металлургии, что послужило основой всех тех изменений в структуре общества, которые (с различной степенью полноты) фиксируются археологическими данными: становление специализированного ремесла, развитие обмена, технический подъем сельского хозяйства, рождение города, появление и развитие имущественной и социальной дифференциации. Видимо, контакт с греческим миром явился одним из стимулов, ускоривших прогресс древнего общества Колхиды, хотя причины прогресса, бесспорно, были заложены в самой природе этого общества. В описываемую эпоху в Колхиде развивалась и самобытная местная культура, теснейшим образом связанная с традициями предшествующего времени.

Глава вторая Южное Закавказье

Источники. Важнейшее место среди письменных источников по истории государства Урарту занимают ассирийские (летописи, письма-донесения, так называемые «реляции богу»). Летописные сообщения иногда иллюстрируются рельефами, изображающими описываемые события (например, взятие и разграбление важнейшего культового центра Урарту Мусасира ассирийцами). На основе этих источников создается внешнеполитическая канва урартской истории (Дьяконов И.М., 1951). Важную роль играют и собственно урартские тексты — иероглифические и клинописные. Урартское иероглифическое письмо имело ограниченное распространение и охватывало только хозяйственную и культурную сферы. Уже с IX в. до н. э. на смену ему пришла клинопись, заимствованная у ассирийцев (Пиотровский Б.Б., 1959, с. 28). Урартские надписи (Меликишвили Г.А., 1960) крайне однообразны. В большинстве случаев это краткие сообщения о победах, но иногда пространно описывается военная добыча (летописи царей Аргишти и Сардури). Значительную часть надписей составляют строительные, наименьшую — религиозные. Понимание надписей затрудняется еще недостаточной изученностью урартского языка. Особенно важны для исследования хозяйственных отношении, существовавших в Урарту, клинописные глиняные таблички — документы хозяйственной отчетности и письма. К сожалению, до сего времени их найдено очень немного (Дьяконов И.М., 1963).

Важнейшим источником являются археологические материалы (Пиотровский Б.Б., 1959, с. 34 и сл.). Археологические работы проводились как в северных районах государства Урарту (на территории советской Армении), так и в центральных частях его. Среди зарубежных археологических работ важны раскопки в Топрахкале (Пиотровский Б.Б., 1959, с. 18 сл.), исследования населенных пунктов вокруг оз. Ван, осуществленные в последние годы (Клайс В., 1978; Nylander С., 1966), раскопки в Алтындепе и ряде других пунктов (Bilgic Е., Ögün В., 1964; Burney Ch., 1966; Kleiss W., 1976; Kroll St., 1976a, б; Özgüc T., 1966, 1969). Ha территории советской Армении особое значение имеют раскопки Кармир-блура (Тейшебаини) (Пиотровский Б.Б., 1950; 1952; 1955а; Мартиросян А.А., 1961), Аринберда (Эребуни) (Оганесян К.Л., 1964; 1973; Ходжаш С.И., Трухтанова Н.С., Оганесян К.Л., 1979) и Аргиштихинили (Кафадарян К.К., 1975; Мартиросян А.А., 1974), Армавира (Тирацян Г.А., 1978в). К сожалению, все эти раскопки представляют собой исследования городских центров; сельские поселения Урарту до сего времени практически не изучались (рис. 2).

Поселения (классификация, топография, планировка) (табл. V). Время существования государства Урарту — это начало процесса урбанизации в закавказском регионе. Становление классового общества и государства имело своим естественным результатом сложение города как особого социального организма и особого типа поселения. Уже в IX в. до н. э. был построен город Тушпа-Ван, ставший столицей Урарту. К началу VIII в. до н. э. относится появление городов Эребуни и Аргиштихинили. Позднее они пришли в упадок, но родились новые, к которым и перешла ведущая роль в государстве в VII в. до н. э. (Тейшебаини, Русахинили). На рубеже VII–VI вв. до н. э. падение государства Урарту привело к полному уничтожению этих городов, в то время как возникшие ранее пострадали меньше (Пиотровский Б.Б., 1959, с. 88, 92).

Археологические материалы и письменные источники позволяют выявить различные типы поселений. Ведущим являлся город, вероятно, можно говорить в двух его вариантах: 1) административно-хозяйственный центр (к этому варианту относятся практически все археологически обследованные города); 2) религиозный центр (видимо, Мусасир). Кроме того, известны государственные крепости и (только по письменным источникам) сельские поселения.

Цари Урарту проводили сознательную политику урбанизации, и, соответственно, планировка значительной части городов была заранее выработана. В частности, детально выявлен план урартского города около Зернакитепе: система пересекающихся под прямым углом улиц делит территорию города на практически квадратные (сторона 32–35 м) блоки, занятые жилыми массивами (Nylander С., 1966, рис. 1, с. 146). Видимо, прямоугольная система планировки существовала и в Тейшебаини, где выявлены главная городская артерия (ширина 6 м) и переулки, пересекающие ее (Мартиросян А.А., 1961, с. 106). Здесь же узловые точки плана города фиксировались на местности большими базальтовыми камнями.

Территория городов обычно достаточно велика — от 30 до 200 га (Аргиштихинили 400–500 га). Они, как правило, создавались у подножия высоких холмов, вершины которых занимали цитадели. Иногда города имели две цитадели, например Тушпа-Ван (на Ванской скале и на Топрахкале), Аргиштихинили (на Армавирском холме и на холме св. Давида). Цитадели опоясывали мощные стены, внутри которых располагались дворцы, храмы, казармы, хозяйственно-складские сооружения. Иногда на одном холме имелось несколько укреплений. Например, город Русахинили возник рядом с Бастамским холмом, на котором находились три крепостных сооружения (Клайс В., 1978). Иногда застройка цитадели представляла собой единый архитектурный комплекс, например цитадель Тейшебаини (площадь около 4 га) состояла из 150 помещений, связанных воедино.

Если цитадели урартских городов археологически изучены подробно (Эребуни, Аргиштихинили, Тейшебаини), то собственно городские поселения исследованы еще недостаточно. Строители городов стремились к тому, чтобы границы городской застройки совпадали с естественными препятствиями (река, отвесные склоны холмов, косогоры), затрудняющими доступ врагам (Оганесян К.Л., 1968, с. 15–17). Например, Зернакитепе располагался на холме с крутыми склонами (Nylander С., 1966, с. 142–145). Города, как правило, защищались стенами, которые прерывались только в местах, абсолютно недоступных для неприятеля. Цитадель города чаще всего включается в систему городских укреплений (Тейшебаини, Аргиштихинили). В Тейшебаини можно предполагать наличие оборонительных стен и внутри города: они делили его территорию на несколько изолированных районов, что облегчало оборону (Мартиросян А.А., 1981, с. 106). Иногда город разрастался и занимал территорию за городскими стенами. «Внешний город» по площади обычно намного превосходил «внутренний» (например, в Тейшебаини соотношение: 50 га к 600–800 га), хотя застройка его была много более разреженной (Мартиросян А.А., 1974, с. 44). В ряде мест (Аринберд, Кайалыдере) обнаружены остатки водопроводов, в Аргиштихинили найдены водохранилище и система каналов, снабжавших город и его окрестности водой.

Из числа урартских крепостей (табл. VI) более всего известны Айкаберд (Чавуштепе) и Алекберд — обе возле оз. Ван. Крепость Айкаберд занимала довольно значительную площадь, обнесенную стеной. Алекберд располагалась на прибрежном утесе с крутыми и отвесными склонами со всех сторон; доступ в нее имелся только со стороны озера, проход был вырублен в скале над самой водой (Пиотровский Б.Б., 1959, с. 197).

Фортификация. В сложении принципов урартской фортификации участвовали как местные традиции эпохи бронзы, так и иноземные влияния, пришедшие из Месопотамии и Малой Азии.

Городские укрепления обычно располагались вдоль естественных препятствий, служивших природными рубежами городской территории. Вместе с тем для отдельных отрезков стен характерна строгая прямолинейность форм. Оборонительные системы состояли из одной, чаще двух, а иногда и трех линий крепостных стен. Цитадель являлась последним опорным пунктом в системе городской обороны. Иногда сама цитадель делилась внутри стенами на отдельные участки: если противнику удавалось овладеть одним из них, в других могло продолжаться сопротивление. Так, западная цитадель Аргиштихинили состояла из трех частей.

Городские стены толщиной обычно 3,5–4 м, были снабжены контрфорсами и массивными выступающими квадратными башнями. Стены чаще всего имели комбинированную конструкцию: нижняя часть — из камня, верхняя — из сырцового кирпича. Проблема защиты ворот разрешалась двумя способами. В одном случае вход фланкировался двумя мощными контрфорсами или башнями (Тейшебаини), в другом он располагался перпендикулярно основной линии оборонительных сооружении, т. е. под прикрытием крепостной стены, в результате чего подход к воротам проходил вдоль стен (Аргиштихинили) (Кафадарян К.К., 1975, с. 15–16, 30).

Застройка (дворцы, храмы, бытовые постройки и т. д.) (табл. VII). В настоящее время изучена только архитектура городов, сельские жилища и здания общественного назначения, расположенные а сельской местности, практически не известны.

Урартские дворцы имели различные планировочные решения. Выделяются два типа. Основу композиции дворца в Эребуни составляют два двора, вокруг которых находятся помещения различного назначения. Один из дворов — перистильный, и вокруг него сгруппированы все важнейшие помещения дворца (дворцовый храм Суси; зал, украшенный настенной росписью; хозяйственные помещения) (Оганесян К.Л., 1968). Ядром во дворцах второго типа являются колонные залы. Дворцовый комплекс западной цитадели Аргиштихинили (одновременный с дворцом Эребуни) делится на две части: парадно-жилую и хозяйственную. Ядром парадной части является большой колонный зал (два ряда по десять колонн). Во дворце в Русахинили (Бастам) важнейшее место также занимает колонный зал (два ряда по семь колонн) (Kleiss W., 1976, рис. 20). Во дворцах позднеурартского времени наблюдается увеличение рядов колонн в центральных помещениях: Алтынтепе — три ряда по шесть колонн; Аргиштихинили (восточная цитадель) — три или более рядов примерно по семь колонн. Дворцы, вполне вероятно, могли быть двухэтажными. Предполагается, что в Тейшебаини центральная часть дворца была двухэтажной, боковые — одноэтажными. На втором этаже, по предположению исследователей, находились жилые покои и помещения сакрального характера (Мартиросян А.А., 1961, с. 91). На территории цитаделей (как важный элемент комплекса дворца) обычно имелись кладовые, в которых находились вкопанные в землю большие сосуды (карасы), предназначавшиеся для хранения вина, зерна и т. п. Подобные помещения очень вместительны. По подсчетам исследователей, например, в девяти складах Тейшебаини могло храниться до 500 тыс. литров вина (Мартиросян А.А., 1961, с. 91).

Типологическая классификация урартских храмов пока носит только предварительный характер. К первому типу относится храм бога Халди в Эребуни. Он состоит из основного продолговатого зала с портиком перед ним и двух квадратных боковых помещений (одно из них башенное). Этот тип близок к встречающимся в хурри-митаннийском мире сооружениям, называемым бит-хилани. Второй тип (Топрахкале, Алтынтепе, Кайалыдере, Патноц, Айкаберд и т. д.) представляет собой квадратное в плане однокомнатное здание (возведенное на платформе) с угловыми выступами и шатрообразным перекрытием. Третий тип — прямоугольное, сравнительно небольшое помещение, включенное в общий дворцовый комплекс (храм Суси в Эребуни). Возможно, что четвертый тип (еще не выявленный раскопками) представлен на ассирийском рельефе, изображающем взятие Мусасира. Для него характерны высокий подиум, двускатная крыша, фронтон и колонны вдоль фасада. Правда, высказывалось предположение, что на этом рельефе изображен храм второго типа.

Раскопками недавнего времени выявлено большое разнообразие типов жилищ Урарту. Основные принципы типологии определяются социальным и имущественным положением их владельцев. Большая группа домов-особняков, видимо, принадлежавших свободным, полноправным, ведущим свое хозяйство жителям города, открыта в Аргиштихинили (Мартиросян А.А., 1974, с. 104 и сл.). Наружные стены этих домов сложены из крупных базальтовых блоков (внизу) и сырцового кирпича (вверху). Довольно часто используются контрфорсы. Внутренние перегородки выполнены из мелких камней и кирпича. Стены изнутри оштукатурены глиной. Дома этого типа состояли из большого числа помещений (до 20), общая площадь — до 700 кв. м. Ядром дома служил большой квадратный или прямоугольный зал (площадь 70–80 кв. м). В центре него (между двумя колоннами) находились очаг, специальное место для сакральных церемоний и, выложенные из камня скамьи. Вокруг располагались жилые помещения, кухни, склады, хозяйственные помещения. Удалось выявить, что в некоторых из этих домов имелись помещения для содержания 30–40 голов мелкого рогатого скота, склады для хранения не менее 12–13 тыс. литров вина и т. д. Зафиксированы археологические свидетельства занятий жителей этих домов и ремеслом (гончарное, металлообработка и т. д.). Считается, что каждый такой дом был занят большесемейной общиной (не менее трех поколений), ведущей самостоятельное общее хозяйство. Центральный зал являлся местом собраний общины. Вместе с тем потребление — уже раздельное, о чем говорит наличие нескольких кухонь в каждом из домов. Близкие по характеру дома найдены и при раскопках в Тейшебаини. К их числу принадлежит так называемый «дом знатного урарта» (Мартиросян А.А., 1961, с. 111 и сл.). Он также характеризуется наличием большого центрального зала, сочетанием в едином комплексе жилых хозяйственных и складских помещений. Отличие его от упомянутых выше особняков Аргиштихинили заключается в том, что в нем при достаточно больших размерах (площадь около 400 кв. м) жила, видимо, малая семья.

Место обитания военно-административной верхушки г. Тейшебаини был, вероятно, большой дом, расположенный в юго-западной части города (Мартиросян А.А., 1964, с. 260 и сл.). Здание занимало площадь более 2 тыс. кв. м (62×33 м) и находилось на небольшом холме. Важнейшие капитальные стены имели фундаменты и были выполнены из очень аккуратно отесанных блоков базальта (на глиняном растворе с примесью щебня и гальки). Верхняя часть стен выложена из сырцового кирпича, углы укреплены миниатюрными башенками, а стены — контрфорсами. Все здание было разделено на четыре идентичные по устройству «секции», вход в которые находился с восточной стороны. Каждая из секций состояла из десяти помещений различного размера (500 кв. м каждая). Характерная особенность устройства этого дома — наличие в каждой из секций четырехколонного зала. В раскопанные помещениях не обнаружено никаких следов хозяйственной деятельности, в то же самое время имелись очень значительные по размерам складские помещения — кладовые, что является показателем высокого уровня благосостояния обитателей этих домов-секций.

Дома жителей, имевших более низкий социальный статус и имущественное положение, найдены как в Тейшебаини, так и в Аргиштихинили. В первом, в частности, выявлена специфическая группа домов, занимавших два обследованных квартала. Каждое жилище состояло из трех помещений, одно из которых — главное. Здесь располагались глиняные тондыры, каменные очаги и разнообразная утварь. Отсутствие помещений для скота и хранения сельскохозяйственных продуктов привело исследователей к выводу о том, что в этих домах обитали люди, не ведшие собственного хозяйства, а жившие на государственном довольствии — вероятно, воины, охранявшие цитадель (Мартиросян А.А., 1961, с. 108; Сорокин В.С., 1952, с. 128). Близкую картину мы наблюдаем в Аргиштихинили (Мартиросян А.А., 1974, с. 90 и сл.), где по всем сторонам центрального двора цитадели были построены абсолютно стандартные помещения (4,85×4 м). Жившие здесь люди (видимо, воины гарнизона) также снабжались государством, но их ранг был ниже, чем у воинов Тейшебаини, поскольку каждый имел только одну комнату.

Наконец, дома самых низких категорий населения обследовались в Аргиштихинили. Они имеют простейшую планировку (одна комната с отгороженной стеной маленькой кладовой) и «прилеплены» к контурам больших архитектурных объемов. Их тонкие стены построены из мелкой гальки и булыжника (в нижней части) и мелкого нестандартного сырцового кирпича (в верхней). Во всех этих домах ярко выражены следы производственной деятельности (гончарные круги, грузила от ткацких станков, костяные орудия ткачей, обломки железных серпов, ножей, крючьев).

Можно полагать, что данная категория населения также жила за счет довольствия, выдаваемого государством. Крайне показательным является и место расположения этих жилищ — на территории цитадели, у подножия второй стены (Мартиросян А.А., 1975, с. 93 и сл.).

Особое место в архитектуре Урарту занимают пещерные сооружения. Как правило, перед пещерой была выровнена обширная площадка, к которой вела выбитая в скале лестница. Фасад пещеры тщательно сглаживался и имел уступчатый карниз. Дверь вела в высеченный в скале большой зал, К которому примыкали другие помещения. Комнаты имели плоские потолки или сводо- и куполоподобное перекрытие, ниша часто заканчивалась аркой, встречаются также скамьи и т. п. (Пиотровский Б.Б., 1959, с. 207 и сл.; Kleiss W., 1976, рис. 6, 32). Некоторые из таких искусственных пещер могли служить культовым целям, другие — погребальным.

Строительная техника. На территории Урарту строительство чаще всего начиналось с выравнивания скального грунта. Часто, особенно при создании цитаделей, скала обрабатывалась в виде уступов, уровня полов различных помещений не совпадали, сами же помещения соединялись лестницами. «Террасное» расположение сооружении приводило к необходимости строительства подпорных стен. Особенности грунта, как правило, делали ненужными фундаменты: стены возводились непосредственно на скале. При строительстве некоторых сооружений особого назначения (например, храм бога Халди в Топрахкале) создавались искусственные платформы (из камня или кирпича-сырца).

Использовались различные виды кладки — применяли глиняный связующий раствор или клали «насухо». Рядовые постройки (например, дома) возводили из грубо оббитого базальта и туфа местных пород. Только наиболее ответственные детали (дверные проемы, подпятники, опорные столбы, базы) в домах состоятельных жителей выполняли из тщательно отесанного туфа (Мартиросян А.А., 1961, с. 111). При строительстве монументальных сооружений камень обрабатывали обычно очень тщательно. Известны кладки «циклопического» характера (например, крепость Цовинар), чаще, однако, использовались либо «рустованные» блоки, либо тщательно отесанные со всех сторон блоки одной высоты (хотя и разной ширины). При строительстве городских стен, как правило, оба фаса выкладывали из таких именно блоков, а пространство между ними заполняли бутом. Нижняя часть стен (на высоту 3–4 м) выкладывалась из камня, верхняя — из сырца. Иногда такая комбинированная кладка использовалась и в других сооружениях, в частности в жилых домах. Толщина городских стен обычно от 2 до 5 м, толщина стен в жилых домах 0,7–1 м (в Зернакитепе до 1,2 м), во дворцах 2–3,5 м. Обычная высота стен домов до 3–4 м.

Использовались сырцовые кирпичи различных размеров. В Тейшебаини они были двух видов: прямоугольные (51,8×35×14 см) и квадратные (51,8×51,8×14 см). В Эребуни — иной стандарт (47,4 см). Наиболее употребительными являлись кирпичи прямоугольной формы, но для перевязки швов в ряд прямоугольных кирпичей в разной последовательности укладывались квадратные (Пиотровский Б.Б., 1959, с. 205).

Достаточно широко использовалось в строительстве дерево. Из дерева делали обычно перекрытия, как правило, плоские (хотя иногда встречались и сводчатые — коробовые, выложенные из кирпича). Существовало два типа перекрытий: 1) потолок состоял из стесанных с одной стороны балок, плотно положенных друг подле друга; поверх них укладывались: слой камыша, затем сучья и второй слой камыша, наконец — плотно утрамбованная земля; 2) основу потолка составляла клетка из поперечных балок и продольных жердей, через которые был виден нижний слой камыша (Пиотровский Б.Б., 1959, с. 207). Значительное число длинных и узких помещений в урартских дворцах объясняется тем, что они удобны для перекрытия короткими балками (Мартиросян А.А., 1961, с. 91). В тех случаях, когда нужно было перекрыть большие пространства, использовались пилоны, сложенные из сырцового кирпича, или деревянные колонны. Иногда применялись пилоны из хорошо отесанных базальтовых блоков (например, Адылджеваз) (Bilgic Е., Ögün В., 1964, табл. XV–XVI), имевших башнеобразную форму. Подобного рода башенки, возможно, могли служить и декоративным целям, украшая верхнюю линию стен помещения (Пиотровский Б.Б., 1962, табл. 10). Иногда в зданиях общественного назначения по краю крыши шли зубчатые парапеты.

Глухие поверхности стен (особенно в зданиях монументального характера) стремились оживить контрфорсами. Для этой цели использовали камни разного цвета. Храм на Топрахкале был сложен из крупных хорошо отесанных блоков светлого и темно-серого камня, чередовавшихся в шахматном порядке (Пиотровский Б.Б., 1962, с. 96). Употребляли и каменные плиты с декоративными глухими окнами (встречены в Аргиштихинили, Топрахкале и Айкаберде (Тирацян Г.А., 1978в, с. 109). В одном из зданий Топрахкале каменная инкрустация использовалась для украшения пола (Пиотровский Б.Б., 1959, с. 202). Иногда стены зданий (особенно, видимо, храмов) декорировались круглыми металлическими щитами. Интерьер некоторых дворцовых и храмовых помещений был украшен живописью.

Заслуживают внимания дренажные системы урартских крепостей. Водоотводные устройства представлены как наземными каналами, так и вырубленными в скале желобами, выходящими наружу из-под оборонительных стен (Тирацян Г.А., 1978а; Kleiss W., 1976, рис. 3).

Хозяйство. Основой экономики Урарту было сельское хозяйство. Об уровне его развития и характере свидетельствуют как письменные источники, так и археологические материалы (Пиотровский Б.Б., 1959, с. 133 и сл.). Политика царей Урарту была направлена на хозяйственное освоение принадлежащих им территории, и важную роль в этом играло ирригационное строительство. Остатки каналов, плотин, искусственных водохранилищ зафиксированы в большом числе мест (Пиотровский Б.Б., 1959, с. 138 и сл.). Некоторые из них (например, так называемый «канал царицы Шамирам» возле Тушпы) функционируют до настоящего времени (Lehmann-Haupt С.F., 1931, с. 95). Сложность проведения каналов определялась здесь гористым характером местности, поэтому необходимо было пробивать их в скальном грунте и перебрасывать через ущелья. В таких случаях создавали настоящие акведуки, проходившие по верху мощных подпорных стен или деревянных мостов. Ширина «канала царицы Шамирам» 4,5 м, глубина 1,5 м, скорость движения воды 3 м/сек. Имеются отводы, подававшие воду из магистрального канала на поля.

Археологические находки показали, что важную роль в сельском хозяйстве играли различные виды зерновых (Пиотровский Б.Б., 1959, с. 134; Мартиросян А.А., 1964, с. 256; 1974, с. 136; Туманян М.Г., 1944; 1948; Якубцинер М.М., 1956; Бахтеев Ф.К., 1956; Гулакян В.О., 1966). Наиболее распространенными культурами были мягкая пшеница и многорядный ячмень разных сортов, происходившие от аборигенных форм этих злаков. Исследователями отмечается чистота и однородность зерна, отсутствие семян сорняков. Особо указывалось, что среди находок встречается пшеница одного из лучших сортов — кармраат. Сеяли также просо, сорго, кунжут, горох, рожь, конские бобы, чечевицу, нут. По подсчетам археологов, в амбарах дворца Тейшебаини хранилось 750 т пшеницы (Пиотровский Б.Б., 1962, с. 40–41), в Аргиштихинили — не менее 5 тыс. т (Мартиросян А.А., 1974, с. 138).

По письменным источникам известно о садоводстве в Урарту. Археологические материалы позволяют уточнить и расширить наши представления о нем (Пиотровский Б.Б., 1959, с. 142 и сл.; Мартиросян А.А., 1964, с. 256; 1974, с. 136). Найдены остатки яблок, груш, алычи, айвы, вишен, персиков, гранатов. Из бахчевых был известен арбуз. Очень большое место в экономике занимало виноградарство. Археологические материалы свидетельствуют о разнообразии сортов винограда, возделывавшихся в Урарту: воскеат (харджи), мсхали, арарати (хачабаш), кишмиш (назели, еревани), а также некоторых сортов черного винограда. На одном деревянном блюде в Кармир-блуре найдены остатки изюма из сорта типа кишмиш. Изюм этот хранился в прессованном виде (Пиотровский Б.Б., 1959, с. 143).

Значительной была и роль скотоводства (Пиотровский Б.Б., 1959, с. 147; Даль С.К., 1952). Разводили крупный рогатый скот, овец двух видов (один — мериносы), коз, свиней. Письменные источники показывают, что количество мелкого рогатого скота значительно превосходило крупный. В литературе отмечается (Пиотровский Б.Б., 1959, с. 149), что время военных походов в значительной мере определялось особенностями скотоводства. Поскольку скотоводство было полукочевым (яйлажным), а походы совершались ради захвата людей и скота, то они осуществлялись либо весной (когда скот еще не ушел на горные пастбища), либо осенью (когда он вернулся). Мясо, видимо, играло очень важную роль в рационе урартов. Они разводили и домашнюю птицу (кур и водоплавающих).

Наиболее распространенным домашним животным была лошадь (Пиотровский Б.Б., 1959, с. 151). Остеологические материалы позволили восстановить облик одной из пород урартских лошадей (Даль С.К., 1947). Как вьючный скот использовались ослы (Бурчак-Абрамович Н., 1948) и верблюды (Пиотровский Б.Б., 1959, с. 147), земля вспахивалась волами.

При археологических раскопках найдены остатки муки. Практически во всех жилищах (около очагов) обнаружены зернотерки и ступки из пористого базальта. Зернотерки состояли из двух одинаковых (или различных) камней овальной формы с плоской рабочей стороной. Иногда нижний камень достигал значительных размеров и был прямоугольной формы. Каменные ступки служили для рушения зерна перед растиранием на зернотерках (Пиотровский Б.Б., 1959, с. 142).

Хлеб пекли на очагах (типа тондыров), или вкопанных в землю, или возвышающихся над полом. Иногда использовались глиняные плоские жаровни с высокими бортами. При раскопках были найдены остатки хлеба, выпеченного из просяной муки крупного помола, лепешки из непромолотого зерна проса и пшенная каша. Из проса и ячменя изготовляли пиво. В Кармир-блуре обнаружены специальные сосуды для его производства (Пиотровский Б.Б., 1959, с. 136–137), а также чан для вымачивания ячменя. Здесь же найдена мастерская по изготовлению кунжутного масла (Касабян З., 1957; Пиотровский Б.Б., 1959, с. 137). Она занимала три помещения в цитадели. В специальной каменной ванне кунжутное зерно вымачивали, затем подсушивали и очищали от шелухи в ступках. Давили зерно с помощью деревянного пресса, полученное масло хранили в бурдюках. Хотя виноделие играло важную роль в хозяйстве, о приготовлении вина в Урарту практически ничего не известно (Пиотровский Б.Б., Джанполадян Р.М., 1956). Из молока приготавливали масла и сыр (Пиотровский Б.Б., 1959, с. 150). Были обнаружены крупные «маслобойки» — сосуды с одной горизонтальной ручкой для раскачивания и отверстием (для заливки молока) в верхней части боковой стенки. Известны также и приспособления для изготовления сыра: крупные воронки из туфа (диаметром около 1 м), установленные на деревянных конструкциях над плоским каменным чаном с желобом. Важную роль играло использование и шерсти скота.

Высокоразвитое ремесло также представляло собой важнейшую отрасль хозяйства Урарту. Особое значение имели металлургия и металлообработка. По мнению ряда исследователей, Урарту было одним из тех центров, где раньше всего освоили железо (Пиотровский Б.Б., 1959, с. 161). Развитие железной металлургии и металлообработки, широкое распространение железных орудий труда и оружия оказывали решающее воздействие на все области экономики Урарту. Здесь широко использовались в производстве и военном деле бронзовые орудия труда и оружие.

Урартская металлургия была обеспечена богатыми местными источниками сырья — железа, меди, золота, свинца, олова и т. д. О высоком уровне развития металлургии и широких масштабах производства металлов свидетельствуют и ассирийские хроники, рассказывающие о захвате большого количества различных металлов и изделий из них при взятия урартских городов. Кроме того, не подлежит сомнению, что урартская техника обработки металла оказывала воздействие на металлообработку различных народов (в том числе и отдаленных).

К сожалению, еще не обнаружены урартские рудники. Мастерская по производству металлических изделий известна только одна — в Аргиштихинили (Мартиросян А.А., 1974, с. 95–99, 150–157), хотя каменные и глиняные тигли находились и в других местах, например в Эребуни, что заставляет думать о существовании и там металлообрабатывающих мастерских (Ходжаш С.И., Трухтанова Н.С., Оганесян К.Л., 1979, с. 103). Значительный материал для понимания характера ремесла могут дать сами предметы, произведенные в урартских мастерских (Пиотровский Б.Б., 1959, с. 161 и сл.).

Мастерская в Аргиштихинили (так называемый дом бронзолитейщика-кузнеца) относится к концу VIII в. до н. э. Ее характеризуют несколько важных особенностей: 1) она не входила в состав царского или храмового хозяйства, а являлась частным предприятием, обслуживавшим нужды рядового населения города; 2) в ней сосредоточивались все стадии обработки металла, кроме первичной (производимой, видимо, непосредственно у рудников); 3) в мастерской работали как с бронзой, так и с железом; 4) для нее характерен очень широкий ассортимент производимой продукции: она удовлетворяла практически все нужды в обычных металлических предметах, необходимых в быту и хозяйстве рядового населения города; 5) археологические материалы говорят об успешной деятельности мастерской, свидетельством чего является постепенное расширение территории, занятой ею.

Руда, видимо, поступала из Кагызманских или Кульпских рудников, расположенных в 30–40 км от Аргиштихинили. В состав мастерской входило устройство для обогащения руды путем измельчения и промывки (Мартиросян А.А., 1974, с. 97–98). Оно включало «ванночку» (длина 2,27, ширина 1,27 м), состоящую из шести плотно пригнанных туфовых плит и имеющую выступающие прямые борта. «Ванночка» располагалась выше уровня пола и имела квадратное отверстие в углу. Под этим отверстием находился туфовый хорошо обработанный камень с углублением и желобом, который связывал «ванну» с другим желобом, устроенным под полом помещения. Желоб шел к очень большому колодцу (диаметр 1,23 м, глубина 2,5 м), обложенному большими базальтовыми камнями на глиняном растворе. В этом же помещении находились огромные куски металлического шлака.

В других помещениях обнаружены: сильно спекшееся кирпичное основание металлургического горна с большим количеством остатков угля, золы, фрагментов сильно обожженных крупных сосудов, тиглей; большой карас с мелким песком, применяемым в литейном деле; тигель, металлические шлаки; металлические формочки для литья, железные крицы. Судя по находкам, в этой мастерской производились бронзовые котелки, клинья различных размеров, шилья, булавки, фибулы, простые диадемы из листовой бронзы, полусферические бляхи, колечки, браслеты, молоты, молотки, тесла, лопаты, мотыги, тяпки, серпы, ножи, железные наконечники копий, бронзовые и железные стрелы, мечи и кинжалы (Мартиросян А.А., 1974, с. 150).

Плавильная печь была сделана из глины. Она имела цилиндрическую форму, отверстия в донной части для поступления воздуха и выхода расплавленного металла. Анализ остатков шлаков показал, что при плавке использовались различные виды флюсов. Видимо, можно полагать, что урартские мастера умели изготавливать несколько сортов железа и бронзы — в зависимости от того, какие предметы нужно было отлить. Это подтверждается и анализом и самих предметов, и остатков расплавленной бронзы, сохранившейся в тиглях. Из орудий труда, применявшихся в мастерской, особенно важны глиняные тигли и заготовки каменных тиглей из туфа, собственно литейной формы (для бронзовых браслетов, копий, клиньев и т. д.). Найдены также льячки.

Значительный материал для понимания характера металлообработки в Урарту дают произведения искусства, орудия труда и оружие, выполненные в урартских мастерских и найденные при раскопках (табл. VIII). Технический уровень урартского ремесла был очень высок. Урартские бронзовые скульптуры отливались по восковой модели (Пиотровский Б.Б., 1959, с. 172; 1962, с. 53). После отливки предметы украшали иногда чеканкой, иногда покрывали тонким слоем золота. Способ золочения был очень прост: поверхность предмета обтягивалась тонким золотым листком, края его закреплялись зачеканкой в специально просеченные для этого бороздки (Пиотровский Б.Б., 1959, с. 174). Широко использовалась ковка, причем предметы изготавливались путем не только одной ковки, но и склепки из прокованных листов (Пиотровский Б.Б., 1959, с. 180). В частности, известны пластинчатые пояса (с узорами и изображениями), выполненные штампом с последующей гравировкой. Применялась также пайка (например, на некоторые медальоны к серебряной поверхности припаивали золотые фигурки).

Большую роль в хозяйстве Урарту играла обработка камня, которая была необходима при строительстве городов и особенно их цитаделей: выравнивание скалы, заготовка больших блоков для строительства цоколей стен и т. д. Остатки каменоломни найдены в Аргиштихинили (Мартиросян А.А., 1974, с. 159–160). Добыча камня производилась традиционными способами, — путем применения кольев, бревен, воды, железных ломов, клиньев и т. д. Для строительства использовались различные виды камня, особенно базальт и туф. Камень обрабатывали разными способами: грубо оббивали стальными молотами, тесали и даже полировали.

Камень использовался также для изготовления орудий труда и предметов быта: зернотерок, терочников (из пористого базальта), ступ, пестов, молотов, отбойников, лощил. Из туфа часто изготовляли ванны, кормушки для животных, формочки, применяемые в литейном деле, гончарные круги и т. д. Известны (хотя и немного) памятники урартской монументальной каменной скульптуры (Пиотровский Б.Б., 1959, с. 187). В большом количестве изготовляли каменные (чаще всего из базальта) чаши, но еще больше — бусы различных форм, печати и т. п. (из агатов, сердоликов, оникса и т. д.). Каменные вставки использовались для украшения произведений прикладного и декоративного искусства (Пиотровский Б.Б., 1959, с. 187). Отметим, что мелкие художественные изделия из камня вообще были широко распространены в Урарту.

Крупные камни обрабатывали железным теслом и бучардой, а мелкие — железным резцом. Резцом же исполняли и клинообразные надписи. Известны были также сверление и полировка.

Видимо, высокого уровня достигла обработка дерева. Хотя дерево плохо сохраняется, все же некоторые находки позволяют представить характер этого вида ремесла. Фрагменты деревянных дверей, найденные в Аргиштихинили и Тейшебаини, состояли из отдельных досок, обстроганных рубанком и соединенных деревянными перемычками, вдетыми в сквозные отверстия досок двумя-тремя поясками (Мартиросян А.А., 1974, с. 165). При раскопках Кармир-блура найдено значительное число деревянных предметов: ложка с крючком для подвешивания, совки, сосудики и чашечки, изготовленные на токарном станке, и части мебели с инкрустацией из руна. Из орудий труда столяра наиболее интересна железная пила (длина 39 см) (Пиотровский Б.Б., 1959, с. 195).

Можно думать, что высокого уровня достигли также обработка кости, кожевенное дело, прядение и ткачество, плетение корзин, циновок, изготовление всевозможных веревок из растительного волокна, При раскопках были найдены: небольшие статуэтки, выполненные из кости, полуфабрикаты — заготовки из рога оленя, костяные рукоятки ножей, большое количество ткацких грузил, костяные шпильки, гребни, псалии, коробочки, остатки шерстяных тканей и т. д.

Бесспорно, важную роль играло керамическое ремесло. Однако до сего времени на территории Урарту не найдены керамические обжигательные печи, хотя гончарные круги представлены в большом числе. О характере керамического ремесла позволяют судить и сами сосуды, обнаруженные при археологических раскопках (Пиотровский Б.Б., 1959, с. 189 и сл.; Мартиросян А.А., 1974, с. 143 и сл.). Керамика Урарту очень разнообразна с точки зрения методов изготовления.

Исследование проблем обмена затруднено тем обстоятельством, что, как правило, археологические материалы (основной источник для суждения об обмене) не могут указать, каким образом поступили иноземные предметы в Урарту — в результате торгового обмена или, например, как военная добыча. Тем не менее, обилие иноземных вещей (в том числе и из очень отдаленных районов) в Урарту и урартских за пределами страны заставляет думать, что торговые связи Урарту были достаточно активны. В частности, при раскопках обнаружен ряд вещей, поступивших из восточного Средиземноморья (стеклянные изделия с острова Родос, золотые серьги, серебряный кувшин). Некоторые печати (фаянсовые и каменные), бесспорно, происходят из Ассирии (Пиотровский Б.Б., 1950, с. 77–80; Ходжаш С.И., Трухтанова Н.С., Оганесян К.Л., 1979, с. 107); иранское происхождение, видимо, имеет каменная коробочка, украшенная рельефным изображением сцены охоты и скульптурной фигуркой лежащего льва; из Египта поступили подвеска, изображающая богиню Сохмет (пастовая с зеленой глазурью), пастовые пронизки-амулеты с иероглифами, амулет, изображающий бога Беса, и т. д. (Пиотровский Б.Б., 1950, с. 83–85; Ходжаш С.И., 1975). В кладовых Кармир-блура обнаружено значительное число бронзовых скифских наконечников стрел, среди бус в урартских ожерельях встречены типичные скифские пастовые полушаровидные бусы с рубчиками (характерные как для Северного Кавказа, так и Причерноморья), группа костяных и роговых изделий скифского происхождения (пластинчатые псалии, пряжки в виде головок грифонов и т. д.) (Пиотровский Б.Б., 1959, с. 241–242). Бесспорно, что среди бус, найденных в Урарту, значительное число — иноземные, но отделить их от собственно урартских сейчас невозможно (Пиотровский Б.Б., 1962, с. 108). Урартский экспорт, видимо, состоял из металла и металлических изделий, в том числе произведений торевтики. Его присутствие зафиксировано в Малой Азии (в частности, в Гордионе), на ряде островов Эгейского моря (Родос, Самос), в материковой Греции (Дельфы, Олимпия), даже Этрурии (Пиотровский Б.Б., 1962, с. 83).

Орудия труда. Основные сельскохозяйственные орудия были железными. При раскопках в Топрахкале обнаружены железные лемехи плугов. Они имели вид узкой лопаты и напоминали по форме наконечники мотыг (Lehmann-Haupt С.F., 1931, с. 546–547; Пиотровский Б.Б., 1959, с. 141). В Тейшебаини найден железный наконечник мотыги (Пиотровский Б.Б., 1959, с. 141). Известны также остатки железных вил, лопат, серпов (Мартиросян А.А., 1961, с. 97). Однако наряду с железными на всем протяжении урартской истории продолжали употребляться серпы и с каменными вкладышами (Пиотровский Б.Б., 1959, с. 141). Известны также железные орудия, предназначенные для каменотесных работ, — тяжелые молоты, топоры и т. п. (Мартиросян А.А., 1974, рис. 86; Kleiss W., 1976, рис. 4). Среди других орудий труда, использовавшихся ремесленниками, при раскопках встречены железная пила, тесла, ножи, шилья и т. п. Различные виды камня шли на изготовление ступок, лощил, терочников и отбойников.

Оружие. Конское снаряжение. Оружие и оборонительный доспех урартов могут изучаться на основе как археологических находок, так и изображений (главным образом на ассирийских рельефах).

Основным источником для IX в. до н. э. служат воспроизведения урартских воинов на рельефах Балаватских ворот Салманасара III. Оружие урартов того времени очень близко хеттскому. В VIII в. до н. э. урартское вооружение уподобляется ассирийскому (Пиотровский Б.Б., 1959, с. 166). Наступательное оружие урартов состояло из копий, боевых топоров, мечей, кинжалов, луков. Копья можно разделить на четыре типа, при этом наконечники первых трех бывают как бронзовыми, так и железными, четвертого — только железными. Первый тип (Есаян С.А., 1966, с. 16–19) — с узким перьевидным наконечником, имеющим ромбовидную в сечения форму и узкую круглую втулку. Наиболее широко распространены подобные копья в конце II — начале I тысячелетия до н. э. Второй тип (Есаян С.А., 1966, с. 20–22) появляется впервые еще в III тысячелетии до н. э. и существует на протяжении всего I тысячелетия до н. э. Копья этого типа имеют в основном наконечники листовидной формы (ранние образцы — перьевидные) и круглую полую втулку, которая проходит, как правило, по всей длине наконечника, образуя круглое или плоское ребро и оставляя по краям неширокие поля, являющиеся лезвием наконечника. Наконечники копий третьего типа (Есаян С.А., 1966, с. 22–24) бытуют с X по VI в. до н. э. В сечении они имеют форму приплюснутого ромба, но отличаются от предыдущих наличием четко выраженного срединного ребра, проходящего по всей длине наконечника и сходящего на нет у втулки. Четвертый тип (Есаян С.А., 1966, с. 24–26) — самый немногочисленный. Наконечники этого типа появляются с начала I тысячелетия до н. э. и бытуют до VI в. до н. э. Для них характерна листовидная форма с небольшой (типа раструба) втулкой, они плоские, чуть овальные в сечении, без срединного ребра.

На протяжении III–II тысячелетий до н. э. в этом регионе одним из наиболее популярных видов оружия были бронзовые боевые топоры. В IX–VIII вв. до н. э. они полностью вышли из употребления и заменились железными, которые известны по находкам в Кармир-блуре (Есаян С.А., 1966, с. 40 и сл.).

Широко распространенным видом оружия являлись кинжалы. С начала II тысячелетия до конца VIII в. до н. э. наиболее популярными были кинжалы так называемого переднеазиатского типа. Самая характерная особенность кинжалов этого типа — рукояти, имеющие плоскую форму с выступающими бортами для закладки вкладышей (Есаян С.А., 1966, с. 70 и сл.). В начале I тысячелетия до н. э. появляется новый тип (с многочисленными вариантами), который обычно называется севанским И представляет собой небольшие цельноотлитые кинжалы с закругленным или заостренным клинком и язычком для насадки рукояти. В большинстве случаев на клинках сохраняется бронзовая ажурная обойма для закрепления деревянных рукоятей, завершающихся, как правило, ажурным навершием разнообразных форм, отлитым по восковой модели (Есаян С.А., 1966, с. 73 и сл.). Уже в IX–VIII вв. до н. э. кинжалы этого типа перестают делать из бронзы, их начинают изготовлять из железа (Есаян С.А., 1966, с. 76). В VII в. до н. э. появляется новый тип кинжалов, обычно называемый лалварским. Для них характерно очень большое разнообразие клинков, типология которых еще не разработана (Есаян С.А., 1966, с. 47).

Мечи начинают применяться в рассматриваемом регионе со второй половины II тысячелетия до н. э. Первые из найденных здесь мечей — импортные. Однако постепенно развивается и местное производство их. К исследуемому периоду относятся мечи нескольких типов. Возможно, что раннеурартским временем можно датировать железные мечи с бронзовой рукоятью, состоящей из четырехгранного стержня с вильчатым основанием и навершием с волютами. Дальнейшим развитием этого типа являются железные мечи с бронзовыми обоймами на рукояти, придающими им вильчатую форму (Есаян С.А., 1966, с. 83–85). Они были найдены при раскопках Кармир-блура (Пиотровский Б.Б., 1950, с. 30; 1955, с. 41). В конце II — начале I тысячелетия до н. э. распространились мечи так называемого закавказского типа — цельнолитые, железные (Есаян С.А., 1966, с. 88).

Луки урартов, насколько можно судить по изображениям на ассирийских рельефах, были большими и их носили не в горите, а прямо через плечо. Стрелы хранились в колчанах, изготовлявшихся из дерева, кожи или металла. Остатки деревянного колчана найдены при раскопках Кармир-блура (Пиотровский Б.Б., 1955, с. 38). Наиболее распространенными были металлические колчаны. Они представляли собой трубку длиной 65–70 см, изготовленную из согнутой бронзовой пластины, имеющей в сечении овальную форму (точнее — одна сторона полукруглая, а другая сходится под углом). По всей вероятности, часть колчана, соприкасавшаяся с телом воина, была кожаной. Колчан снабжен в верхней и нижней частях кольцами для закрепления ремней. В нем находилось примерно 30–35 стрел. Колчаны украшали полосами, внутреннее пространство которых заполнялось зигзагообразным или точечным орнаментом. При раскопках Кармир-блура было найдено 18 колчанов. Некоторые из них имеют надписи с именами урартских царей и украшены изображениями боевых колесниц и всадников (Пиотровский Б.Б., 1959, с. 167).

Наконечники стрел известны с III тысячелетия до н. э.; они изготовлялись из кости и камня (обсидиан и кремень). Каменные наконечники употреблялись и в урартское время, когда все оружие было уже металлическим. Они имели миндалевидную форму, острые ретушированные края и небольшой прямоугольный или округлый вырез в нижней части (Есаян С.А., 1966, с. 45). В урартское время употреблялись также и бронзовые стрелы, имеющие плоский листовидный наконечник с выступающими усиками и плоским или четырехгранным черенком. Такие наконечники стрел вырубали из металлических пластинок и дополнительно обрабатывали ковкой, после чего затачивали (Есаян С.А., 1966, с. 46). Известен еще один тип бронзовых стрел — плоские наконечники с четко выступающим плоским или округлым срединным ребром и с длинным черенком (Есаян С.А., 1966, с. 47). Чаще всего, однако, при раскопках встречаются стрелы так называемого скифского типа двух вариантов — двуперые и трехгранные. В Аринберде найдено большое число бронзовых стрел с трехгранными наконечниками ромбической формы без втулок, а также двуперых и трехгранных со втулками и срезанными перьями (Оганесян К.Л., 1961, с. 8), такие же стрелы встречены и в Кармир-блуре (Пиотровский Б.Б., 1950, с. 85; 1952, с. 9, 14, 16; 1955, с. 41; Есаян С.А., 1966, с. 48).

Оборонительный доспех урартов включал щит, шлем и панцирь. Для урартского времени характерны щиты ассирийских типов. При раскопках Кармир-блура было найдено около 20 однотипных щитов (диаметром 0,7–1 м); некоторые несут надписи, сообщающие об их принадлежности царям. Щиты изготовлялись из бронзы, имеют очень характерную форму — шляпы с полями. Средняя часть щита представляет собой конический выступ на низком барабане. С внутренней стороны барабана прикреплены три ручки. Крупная ручка помещена в верхней части, две меньшие — с боков. Малые ручки, по всей вероятности, соединялись ремнем, вдевавшимся на локоть, а большая ручка захватывалась кистью, что давало возможность свободно оперировать щитом. Некоторые из этих парадных щитов замечательно украшены (Есаян С.А., 1966, с. 94–95; Пиотровский Б.Б., 1959, с. 168).

Существовали щиты и другого типа. К сожалению, ни один из них не сохранился целиком, найдены только несколько умбонов из листовой бронзы, конической формы, нижний конец их слегка отогнут, и имеет многочисленные мелкие отверстия, через которые умбоны прибивались к щиту гвоздями. Высота умбонов около 15 см, диаметр 12–15 см. Эти щиты, видимо, были круглой формы, в центре их располагалась большая ручка. На некоторых умбонах читаются надписи урартских царей и имеются рельефные изображения (Пиотровский Б.Б., 1950, с. 24; 1952, с. 39, 63; Есаян С.А., 1966, с. 95–96).

Урартские шлемы очень близки ассирийским. Они известны благодаря многочисленным находкам в Кармир-блуре. Шлемы изготовлялись из бронзы, имели форму шишака (высота около 30 см, диаметр около 25 см), некоторые — с надписями урартских царей, они богато украшены (Пиотровский Б.Б., 1959, с. 167; Есаян С.А., 1966, с. 98).

Самые ранние панцири представляли собой кожаные или матерчатые рубахи с нашитыми на них бронзовыми бляхами. Такого рода доспех употреблялся и в урартское время, хотя уже широко распространились собственно панцири, появившиеся под влиянием ассирийцев (Есаян С.А., 1966, с. 101). Остатки таких панцирей найдены в Кармир-блуре (Пиотровский Б.Б., 1955, с. 30–36). Панцири составлялись из удлиненных бронзовых пластинок (с закругленным нижним краем), частично находивших друг на друга. Иногда пластинки украшали. Соединялись они ремнями (Пиотровский Б.Б., 1959, с. 167; Есаян С.А., 1966, с. 101–102). Помимо бронзовых, существовали и железные панцири, пластины от которых были найдены при раскопках Кармир-блура (Пиотровский Б.Б., 1955, с. 35–36).

Урартская армия состояла из пехоты, конницы, отрядов боевых колесниц. Об урартских колесницах можно судить исключительно на основании их изображений. По типу урартские колесницы очень близки позднеассирийским, только, видимо, были несколько легче. Они имели легкий кузов, сильно выгнутое вверх дышло и колеса, помещавшиеся у заднего края кузова. Колеса имели восемь спиц (иногда фигурных), массивные обода. Способ запряжки, применявшийся урартами (как это видно на изображениях), был близок ассирийскому. Ассирийская упряжь состояла из уздечки, кожаного ремня, охватывавшего шею лошади наподобие ошейника, и подпруги. Голову лошади обрамляли пышные надголовные украшения.

До нас дошло несколько экземпляров удил с бронзовыми изогнутыми псалиями, железной мундштучной частью, образующей одно целое с псалиями, И удила с напускными псалиями (Пиотровский Б.Б., 1959, с. 154–156).

Керамика. Урартская керамика весьма разнообразна по своим формам, технике изготовления, декору. К сожалению, она исследована еще не полностью: не выявлена хронологическая эволюция форм, недостаточно разработана типология. Имеется только одна специальная работа, посвященная керамике Эребуни (Ходжаш С.И., 1968), в силу чего изложение проблем урартской керамики в целом должно базироваться на этом в общем локальном исследовании.

Большая часть керамики Урарту изготовлялась на гончарном круге. Существующая типология ее базируется в основном на характере глины и ангоба, а не на формах сосудов. Выделяются следующие группы керамических сосудов: 1) красно лощеные ярко-вишневого цвета с хорошо отполированной поверхностью; 2) с орнаментом, нанесенным ангобом другого цвета, чем фон сосуда (двуцветная); 3) светло-красного и красновато-коричневого тонов, сплошь или частично покрытые ангобом; 4) с желтовато-кремовым ангобом, покрывающим всю поверхность; 5) из черной глины, покрытые ангобом того же цвета; 6) серые, лепные (Ходжаш С.И., 1968, с. 135).

1. Наиболее совершенными по технике исполнения являются сосуды первой группы. В изломе глина у них серая, хотя, по мнению исследователей, эта та же самая глина, которая покрывала всю поверхность сосуда (Lehmann-Haupt С.F., 1931, с. 578). Но глина, предназначенная для обмазки, подвергалась дополнительной обработке: ее предварительно обжигали, измельчали, разводили водой и затем этой массой покрывали сосуд. После обжига сосуд полировали. В такой технике изготовлялись блюдца с тонкими слегка отогнутыми наружу краями, чашки, вазы с высоким горлом, курильницы, фляги, сосуды с шарообразным туловом и невысоким цилиндрическим горлом с утолщенным краем. Сосуды этого типа подражали бронзовым, точно так же и фиалы (входящие в керамику этого типа) аналогичны бронзовым.

2. К группе двуцветной керамики относятся большие миски (диаметром около 40 см) с выгнутым наружу краем, опоясанные широкими темно-красными полосами, толстостенные сосуды, украшенные темно-красными горизонтальными линиями, очень большие толстостенные сосуды с широким туловом, небольшие (диаметром 20 см) чашечки, тарелочки с профилированным отогнутым наружу краем, кувшины, опоясанные темно-красными полосами.

Сосуды полировали как снаружи, так и внутри. Снаружи их украшали большими треугольниками. В отличие от идеально полированной темно-красной поверхности сосуда орнамент светло-розовый матовый, его контуры подчеркнуты вдавленной прорисью.

Среди керамики этой группы можно также отметить и изящные вазы, украшенные светло-розовыми треугольниками и рельефным орнаментом в виде кружочков (нанесенных штампом) на ручках. Иногда у сосудов второй группы ручки оформлялись в виде стилизованных животных. Как правило, орнамент наносился глиной другого тона, чем ангоб сосуда, но иногда встречается и керамика, где для орнамента использовались минеральные краски.

Расписная керамика в Закавказье появляется в начале I тысячелетия до н. э. и является, таким образом, прямым продолжением керамических традиций II тысячелетия до н. э. Расписная керамика зафиксирована во многих центрах урартского царства (Osten Н.Н., 1952, с. 307–328; Тирацян Г.А., 1965, с. 271). Ранее считалось, что она характерна только для раннеурартского времени (IX–VIII вв. до н. э.), однако исследования последнего времени (Erme K., 1969, Kroll St., 1976b, с. 62; Stronach D., 1974; Тирацян Г.А., 1976, с. 140–141) показали, что такая керамика существовала и в позднеурартское время — вплоть до эпохи эллинизма.

3. Красноглиняная керамика с ангобом. В зависимости от степени обжига цвет этой посуды изменяется от светло-розового до кирпично-красного. Посуда очень разнообразна по форме и назначению. Величина диаметра мисок, чаш, блюдец колеблется от нескольких сантиметров до полуметра. Наиболее крупными были миски, использовавшиеся для перемешивания теста. Они имели круглое дно, широкое тулово с высокими наклонными стенками и широкий утолщенный край. Миски, служившие для еды, были меньшего размера.

Очень распространены были плоские тарелочки. Они имели округлое, слегка суживающееся книзу тулово и плоское дно. Край тарелочки несколько утолщен и слегка отогнут наружу. Вдоль края идет вдавленная полоса.

Наиболее простые по форме — круглые чаши со стенками, слегка суживающимися книзу, и круглым плоским донышком. Тонкие стенки, интенсивный красный цвет, полированная поверхность, красивая форма придают этим сосудам изысканность.

В третью группу входят и кувшины для вина. Они бывают различных размеров. В той же технике выполнялись и светильники, имеющие круглое тулово и небольшой выступающий носик. Невысокая перегородка с отверстиями для фитиля делит тулово на две части.

У многих сосудов, покрытых красным ангобом, очень тонкие стенки с хорошо отполированной поверхностью: маленькие сосуды с туловом в форме шара, конусообразные кубки пурпурного цвета с перламутровым оттенком, крошечные флакончики. Некоторые формы сосудов этой группы повторяют известные в других группах (например, вазы с округлым туловом, высоким широким горлом и ручками в виде стилизованных голов животных — форма, характерная для двуцветной керамики).

4. Очень многочисленна группа сосудов, сделанных из светлой глины и покрытых красным или желтовато-кремовым ангобом. К ней относятся самые большие сосуды для хранения припасов — так называемые карасы. Они имели коническую форму, вертикальный венчик с отогнутым наружу краем. Днище караса обычно изготовляли на гончарном круге, а затем постепенно, слой за слоем наращивали тулово, прилепляли край, покрывали внутри обмазкой из тонко отмученной глины. Карас закрывался сверху крышкой и опечатывался. Для этого в горловинах делали дырки, в которые продевали шнур, оба конца шнура обмазывали глиной, сверху ставили печать. Карасы часто украшали рельефным узором в виде плетенки, расположенным в несколько рядов вдоль горла и тулова. На широкую часть тулова наносили вдавленный узор в форме больших лопаток. На многих карасах имелись клинописные и иероглифические надписи, указывающие объем сосуда. Карасы Эребуни, например, вмещали 750-1750 л (Ходжаш С.И., Трухтанова Н.С., Оганесян К.Л., 1979, с. 98 и сл.).

Из светлой глины делали и большие одноручные кувшины, тулово некоторых из них было граненым. К этой группе относятся также сосуды с круглым туловом, черпачки, маслобойки и т. д.

5. Из черной крупнозернистой глины изготовлялась керамика с черным ангобом. Такими, в частности, были большие (высотой до 1 м) сосуды для хранения продуктов — с овальным туловом и нешироким отогнутым наружу утолщенным венчиком. Тулово опоясано тремя выступающими рельефными полосами, дно конической формы, так как сосуды закапывались в землю. Для хранения продуктов использовались также сосуды с веретенообразным заостренным книзу туловом и невысоким горлом, о утолщенным отогнутым наружу краем. Из черной глины делали также различные миски, чаши, блюдечки.

6. Имеется некоторое количество сделанной от руки керамики (чашечки, тарелочки, круглые горшочки, шарообразные сосуды, слегка суживающиеся кверху, маленькие стаканчики, большие круглые чаши). Все сосуды этой группы отличаются простотой и примитивностью обработки, лишены декора, ангоб у них отсутствует.

Наряду с урартской употреблялась и керамика, выполненная в местных традициях. Она сделана из серой глины. Форма сосудов более или менее одного типа — горшки с плоским круглым донышком, шарообразным туловом и широким горлом (Ходжаш С.И., 1968, с. 150).

Бытовая утварь. В быту урартов важнейшую роль играла керамика (см. выше). Однако помимо керамических сосудов, достаточно широко использовались и каменные (например, базальтовые чаши — Мартиросян А.А., 1964, с. 265), и бронзовые (чаши и котелки) сосуды. Особенно известны бронзовые котлы с бортами, украшенными головками быков и «сиренами» (Пиотровский Б.Б., 1962, с. 56). Употреблялась и деревянная посуда.

Широко известны урартские железные и бронзовые светильники — канделябры. Они состояли из длинного стержня, чаши для масла и трех ножек. Железные светильники найдены при раскопках Кармир-блура (Пиотровский Б.Б., 1950, с. 69–70), бронзовый (гораздо более изысканный и богаче декорированный) — в Тушпе (Пиотровский Б.Б., 1959, с. 174). Рядовые жители пользовались обычными глиняными светильниками.

В Кармир-блуре встречены остатки сгоревших деревянных табуреток. От них сохранились некоторые бронзовые детали, соединявшие деревянные части (Пиотровский Б.Б., 1950, с. 53; 1962, с. 54, 63). В одном из помещений Кармир-блура около двери была обнаружена часть бронзового запора с клинописной надписью (Пиотровский Б.Б., 1950, с. 20–21), в другой — замок, состоявший из массивного стержня и задвижки.

Необходимой принадлежностью урартского жилища являлся очаг. Известно три типа их: два — наподобие тондыра, либо впущенного в пол (как в современных армянских сельских домах), либо возвышающегося над ним. Третий тип — плоские жаровни прямоугольной или круглой формы с высокими бортами (Пиотровский Б.Б., 1950, с. 24).

Одежду урартов можно представить на основании как археологических находок, так и изображений на рельефах. Они носили длинные одеяния, украшенные бахромой, поверх набрасывался плащ. На ноги надевались высокие зашнурованные сапоги, детали их устройства хорошо известны благодаря находкам раскрашенных глиняных сосудов, имеющих форму сапожка. На голове носили мягкие войлочные шляпы с кистями (Пиотровский Б.Б., 1962, с. 40). Известны каменные и костяные шкатулки, костяные гребни (Пиотровский Б.Б., 1962, с. 90–91, 102).

Украшения. Среди урартских украшений особое место занимают бронзовые пояса (Куфтин Б.А., 1944; Мартиросян А.А., Мнацаканян А.О., 1958; Пиотровский Б.Б., 1962, с. 73; Ходжаш С.И., Трухтанова Н.С., Оганесян К.Л., 1979, с. 104 и сл.). Они изготовлялись из тонких раскованных пластин, нашивавшихся на кожаную или войлочную основу. Пластины часто украшали штампованным орнаментом и изображениями — сцен охоты, образов божеств, мифологических существ, животных. Широкие пояса на Востоке были обычным предметом амуниции воинов-лучников, а также имели определенное культовое значение, служили оберегами.

Самым известным из урартских ювелирных украшений является золотой медальон, найденный на Топрахкале, с изображением сидящей на троне богини и стоящей перед ней женщины. Серебряные медальоны из Кармир-блура — гораздо более грубые (Лосева И.М., 1962). Большое распространение в Урарту получили пекторали. Серебряная пектораль была найдена в Топрахкале. На ней имелось изображение, близкое тому, которое мы видим на золотом медальоне. При раскопках обнаружены и бронзовые пекторали. На некоторых урартских статуэтках хорошо видны воспроизведения этих украшений (Тирацян Г.А., 1968в, с. 190–192).

В ходе раскопок (особенно Кармир-блура) найдено большое количество иных украшений, в частности золотая серьга с биконическим украшением в центре (Пиотровский Б.Б., 1955, с. 18; 1962, с. 86); много булавок (серебряная булавка, увенчанная тремя фигурками животных; золотая булавка с ажурной шестилепестковой головкой, крохотное навершие булавки, украшенное мелкой зернью, — Пиотровский Б.Б., 1962, с. 86–87); браслеты (золотой браслет с головками львов на концах — Пиотровский Б.Б., 1955б, с. 43, серебряные браслеты с головками змей на концах — Пиотровский Б.Б., 1962, с. 88; Ходжаш С.И., Трухтанова Н.С., Оганесян К.Л., 1979, с. 105); треугольные и с закругленными краями ажурные фибулы (Ходжаш С.И., Трухтанова Н.С., Оганесян К.Л., 1979, с. 105) и височные кольца (Пиотровский Б.Б., 1962, с. 88).

Раскопки урартских центров дали огромное количество различных бус из сердолика, сардоникса, стеатита, горного хрусталя, полупрозрачной смальты, пастовых, покрытых цветной глазурью. Однако в настоящее время еще нельзя отделить собственно урартские бусы от привозных (Пиотровский Б.Б._г 1962, с. 105–108).

В Урарту большое распространение имели подвесные печати с изображениями, вырезанными на нижней, а иногда и на боковой поверхности. Одновременно они служили амулетами. Часто их находят в составе богатых ожерелий, иногда вместе с серебряными медальонами. Изготовлялись печати из камней различных пород (горный хрусталь, оникс, тальк, стеатит и т. д.), керамической массы, иногда кости. Встречаются и металлические печати. Выделяются пять типов печатей (Пиотровский Б.Б., 1962, с, 105): 1) конические со сквозным отверстием в верхней части и изображением только на нижней плоскости; 2) гиревидные с вогнутой боковой стенкой и ушком для подвешивания (также с изображением только на нижней плоскости); 3) столбчатая цилиндрическая с ушком для подвешивания и изображениями на нижней плоскости и часто на боковой; 4) столбчатая четырехгранная с ушком для подвешивания и изображениями на всех гранях; 5) дисковидная с изображениями на двух сторонах. Верхняя часть печатей (особенно металлических) часто имеет форму какого-либо животного. Эти печати своеобразны и отличаются от цилиндрических месопотамских. Под ассирийским влиянием в Урарту, видимо, вырезали иногда и печати цилиндрической формы без ушка с продольным отверстием для шнура. На изображениях самих печатей, а также на сохранившихся их оттисках на комках глины, буллах, клинописных табличках имеются отдельные фигуры или сложные сцены религиозного характера или композиции, связанные с придворной жизнью.

Погребальный обряд. Гробницами урартских царей считаются некоторые из искусственных пещер, высеченных в Ванской скале (Пиотровский Б.Б., 1959, с. 216 сл.). Погребения знати представлены как скальными гробницами (Алишар, Гуши, Сангар, Кайалыдере, Алтынтепе) того же типа, что и царские, но меньших размеров (Burney Ch., 1966, с. 101–108, табл. XXII–XXIV; Kleiss W., 1976, рис. 6, 32), так и гробницами, выполненными из каменных блоков (Алтынтепе, Гуши, Ошакан) (Kleiss W., 1976, с. 43, рис. 33; Есаян С.А., Калантарян А.А., 1976а, б). Хотя почти все эти погребения разграблены, можно полагать, что для них был характерен обряд трупоположения в каменных или глиняных саркофагах.

Рядовые погребения представлены каменными ящиками, саркофагами (каменными или глиняными), карасными погребениями и погребениями в урнах (обряд кремации).

Каменные ящики (Акко, Талин, Мецамор, Аргиштихинили) урартской эпохи ничем не отличаются от каменных ящиков эпохи бронзы и самого начала железного века (Пиотровский Б.Б., 1959, с. 216–218; Ханзадян Э.В., 1973, с. 175). Карасные погребения зафиксированы в Аргиштихинили. Сосуд вкапывали в землю, в него помещали погребенного и инвентарь (Мартиросян А.А., 1974, с. 50–53). Глиняный саркофаг был найден в Ошакане. Возможно, что погребения в глиняных сосудах и саркофагах — результат месопотамских влияний. Иногда наблюдается видоизменение этого обряда. В Ошакане в склепе обнаружено 27 скелетов. Умершие, по всей видимости, были захоронены одновременно, между ними не наблюдается какого-либо имущественного или социального различия. Рядом с каждым костяком (или под ним) находились обломки специально разбитого глиняного саркофага (Есаян С.А., Калантарян А.А., 1976а, б).

Очень распространен был обычай кремации. Эталонным считается могильник у с. Малаклу (Игдир). Глиняные урны с пеплом покойных ставили в мягкую песчаную засыпь в расщелинах скал и прикрывали каменными глыбами. Урны имели специально просверленные отверстия и закрывались сверху чашками. Эти чашки обкладывались камнями или глиняными черепками. Инвентарь располагался рядом с урнами отдельными кучками (Куфтин Б.А., 1944), Некрополи этого типа зафиксированы в большом числе мест (Тазагюхе, Нор-Ареш, Мецамор, Аргиштихинили и т. д.). Обычай кремации существовал на Армянском нагорье и в доурартское время.

Иногда в одном некрополе фиксируются различные виды погребений, например в погребении 4 Мецаморского могильника, представляющем собой каменный ящик, отмечены и трупоположение, и трупосожжение. Среди погребального инвентаря встречены как урартские, так и местные вещи (Ханзадян Э.В., 1973, с. 185). От остальных покойников сохранились только черепа, что, возможно, связано с человеческими жертвоприношениями.

Культовые предметы и сооружения. Урартский пантеон известен в основном по надписям. Особое значение для изучения урартской религии имеет надпись в нише скалы около Вана (так называемая Мхер-Капуси — «Дверь Мхера»). В этом тексте (IX в. до н. э.) приводится перечень имен урартских богов с указанием полагавшихся им жертв. Всего здесь перечислено 79 имен богов и богинь. Верховным богом был Халди; кроме него, в триаду высших божеств входили также Тейшеба и Шивани. Большинство других божеств не упоминаются в других текстах (Пиотровский Б.Б., 1959, с. 220 и сл.). Урартские храмы и культовые уголки в жилых помещениях охарактеризованы выше. К числу ритуальных сооружений относятся также и вырубленные в скале ниши. Они часто имеют три уступа, как бы три ниши, высеченные одна в другой. Эти ниши назывались «воротами бога», считалось, что через них выходило божество, находящееся в скале (Пиотровский Б.Б., 1959, с. 224).

Монументальные скульптурные изображения божеств до нас почти не дошли. Очень незначительно число глиняных статуэток. В Кармир-блуре возле жертвенника в одной из кладовых были найдены изображения существ, сочетающих в себе черты человека и рыбы, в другой — статуэтка человека с хвостом скорпиона (Пиотровский Б.Б., 1959, с. 230–231). Имелись также деревянные статуэтки божеств.

Искусство (табл. IX). Монументальное искусство Урарту представлено каменными рельефами и круглой скульптурой, а также настенными росписями.

Каменная скульптура делится на две четко различимые группы. К одной относятся памятники собственно урартской скульптуры, теснейшим образом связанные с традициями искусства древнего Переднего Востока. Находки этой скульптуры очень редки. Сохранилась, в частности, довольно сильно поврежденная статуя из серого базальта, найденная в Ване и изображающая, видимо, одного из первых урартских царей (Церетели Г.В., 1939, с. 62; Пиотровский Б.Б., 1962, с. 94–95). Возможно, к числу памятников урартского искусства, выполненных на месте, относится голова из мелкозернистого известняка, найденная возле цитадели Эребуни (Аракелян Б.Н., 1976, с. 16, табл. XV).

Гораздо полнее представлена местная народная скульптура «традиционно-условного стиля» (Аракелян Б.Н., 1976, с. 14 и сл., табл. II–XI; Есаян С.А., 1980, с. 30 и сл.), продолжающая традиции скульптуры эпохи бронзы. Это были достаточно примитивные идолы, для подавляющего большинства которых характерно прежде всего плоское лицо. На этой плоскости рельефно выступают нос, брови и лоб, рельефно обозначены уши. Глаза переданы либо в виде еле заметных щелей под бровями, либо кружка или круглых довольно глубоких отверстий. Рот обозначен неглубоким врезом (Аракелян Б.Н., 1976, с. 14). Считается, что таким образом передавались образы местных божеств.

Монументальные рельефы представлены находками в Адылджевазе, где, видимо, была представлена процессия богов (сохранилось изображение бога Тейшеба на быке между священными деревьями) (Пиотровский Б.Б., 1962, с. 96–98), а также частью фриза из Вана со сценой поклонения священному дереву. В этом рельефе привлекает внимание широкое применение техники инкрустации (Пиотровский Б.Б., 1959, с. 187). Возможно, что в урартское время создавались и наскальные рельефы (Пиотровский Б.Б., 1959, с. 186).

Настенные росписи были достаточно широко распространены в искусстве Урарту. Настенная живопись (той или иной степени сохранности) зафиксирована в Бадноце (Патноц), Аринберде, Алтынтепе, Кармир-блуре, Армавире (Özgüc T., 1966; Оганесян К.Л., 1973; Пиотровский Б.Б., 1952, с. 41–43; Ходжаш С.И., Трухтанова Н.С., Оганесян К.Л., 1979). В росписях использовались красная, синяя, черная и белая краски. Живописные панно располагались чаще всего в виде горизонтальных полос, часто чередующихся, — орнаментальных и изобразительных. Урартские росписи входят в общий круг переднеазиатской древней монументальной живописи. Особенно близки они ассирийской живописи. Для них характерны большая условность и каноничность, сказывающиеся в применении определенных стереотипов при изображении живых существ и растений, использование определенного строго ограниченного набора тем (преобладают изображения божеств, царей, ритуальных сцен), очень сильная символичность, связывающая воедино как изобразительные, так и орнаментальные мотивы.

Лучше всего, пожалуй, изучено прикладное искусство Урарту. Наиболее известны бронзовые (часто золоченые) фигурки мифических существ, служивших частями тронов. Фантастические существа сочетали в себе части птиц, быков, львов, а также людей. Изощренность этих изображений свидетельствует о высоком техническом и художественном уровне урартского прикладного искусства, обслуживавшего нужды дворцов и храмов. Несколько проще крылатые фигурки и головки львов, украшавшие борта крупных бронзовых котлов. Яркими образцами искусства Урарту являются парадные щиты, шлемы, колчаны, служившие приношениями в храмы. Для них характерна прежде всего военная тематика — изображения всадников, боевых колесниц, но часты Я сакральные сцены.

Мелкая урартская скульптура представлена бронзовыми, глиняными и деревянными статуэтками. Для всех них характерны большая условность, схематичность, внимание к деталям, что особенно заметно в деревянной скульптуре, бывшей, судя по находкам в Кармир-блуре, полихромной. Глиняные статуэтки очень условны и схематичны. Известны также фигурки из слоновой кости.

В целом искусство Урарту можно определить как одну из ветвей искусства древнего Переднего Востока со всеми характерными его чертами, порожденными особенностями социально-экономической, политической и культурной структуры этого общества. В то же время в силу особенностей политической истории Урарту здесь можно отметить и существование особой линии искусства, нашедшей наиболее полное воплощение в ряде образцов скульптуры, связанной с традициями первобытнообщинного строя, существовавшего на Армянском нагорье во II тысячелетие до н. э.

Эпиграфические находки. Важнейшим видом эпиграфических находок являются урартские клинописные надписи. Меньшее значение имеют урартские иероглифические надписи. В ходе археологических исследований были обнаружены как монументальные надписи на скалах или каменных плитах, так и мелкие, например посвятительные, на предметах, помещавшихся в храмы или дворцовые сокровищницы (Меликишвили Г.А., 1960). Известно некоторое количество глиняных табличек с клинописным текстом (Дьяконов И.М., 1963). В настоящее время число урартских текстов приближается к 500. Монументальные надписи, как правило, представляют собой краткие сообщения о военных походах, взятой добыче; значительное место среди них занимают сообщения о строительной деятельности царей; наконец, третья группа (тексты культового характера) — обращения к богам и перечни жертвоприношений. Глиняные таблички являются документами хозяйственной отчетности и письмами.

Урартское царство — древнейшее государство на территории СССР. Хотя очаг его возникновения располагался в районах оз. Ван, уже очень рано власть урартских царей распространилась на север, в Закавказье, на территорию современной Армянской ССР. Урарту было одним из крупнейших и могущественных государств древнего Востока первой половины I тысячелетия до н. э. Его формирование и развитие связаны с тем общественным прогрессом, который был порожден распространением железных орудий труда. Вызванное этим ускоренное развитие производительных сил привело к формированию классового общества и государства на Армянском нагорье.

Социально-экономическая и политическая структура этого общества, насколько можно судить (Меликишвили Г.А., 1954; Дьяконов И.М., 1968), чрезвычайно близка структуре Ассирийского царства, борьба с которым за гегемонию в Передней Азии являлась почти постоянным фактором истории всего региона. Экспансия Урарту на север влияла на социально-экономический прогресс всего Закавказья в целом, способствуя переходу от первобытнообщинного строя к классовому обществу и государственности значительного числа народов. Характер культуры Урарту определялся, с одной стороны, той социально-экономической структурой, которая возникла здесь, а также влиянием более развитых обществ Переднего Востока (в первую очередь Ассирии), с другой стороны, сохранением ряда традиций, унаследованных от эпохи бронзы, продолжавших существовать у народов, завоеванных урартскими царями. Оценка урартской культуры, чрезмерно высокая у Герцфельда (Herzfeld E., 1921) и весьма уничижительная у де Франковича (de Francovich L., 1966), должна определяться степенью самобытности этой культуры и ее влиянием на последующее развитие региона. Можно полагать, что первая определялась сохранением ряда древних местных народных традиций, и именно это обстоятельство в значительной мере облегчило усвоение урартского культурного наследия его преемниками на Армянском нагорье.

Падение Урарту в начале VI в. до н. э. привело вскоре к образованию (практически на той же самой территории) Армянского царства. Оно первоначально находилось в зависимости от Мидии, а затем от государства Ахеменидов. После подавления вспыхнувшего в Армении восстания царь ахеменидского Ирана Дарий I разделил страну на две сатрапии. Под властью Ахеменидов Армения находилась до гибели этого государства под ударами армии Александра Македонского (рис. 3).

Источники. Письменные источники для этого времени чрезвычайно скудны. Некоторые события упоминает Геродот, чрезвычайно важны свидетельства Ксенофонта, который во время отступления армии греков после битвы при Кунаксе (конец V в. до н. э.) прошел вместе с греческими войсками через юго-западную часть Армении. Он оставил яркое описание быта населения, экономики, административной системы. Некоторые сведения по этому периоду содержатся и в труде Моисея Хоренского. Документальные материалы очень ограниченны: некоторые факты сообщаются Бехистунской надписью Дария I, на Ванской скале имеется строительная надпись царя Ксеркса. Впервые могут быть использованы нумизматические источники: на территории Армении найдено, правда очень небольшое, число греческих монет того времени. Археологические материалы также еще недостаточны. При раскопках некоторых урартских центров (Армавир, Эребуни, Ван) было выявлено, что они продолжали существовать и в древнеармянский период. Исследовались крепости северо-восточных районов Армении, некоторые материалы получены и при изучении сельских поселений и крепостей древней Армении на территории современной Турции.

Поселения (табл. X). Бесспорно, что гибель Урартского царства имела своим следствием и значительный упадок целого ряда городов (Мартиросян А.А., 1961, с. 137; 1974, с. 55–58; Вайман А.А., Тирацян Г.А., 1974, с. 69; Есаян С.А., Калантарян А.А., 1976а, б; Тирацян Г.А., 1973б, с. 88), хотя в некоторых жизнь (хотя и в меньших масштабах) сохранялась. Возможно, продолжал существовать Армавир; некоторые археологические находки и надпись Ксеркса на Ванской скале, говорящая о строительных работах (Пиотровский Б.Б., 1959, с. 117), заставляют думать, что продолжалась жизнь и в Тушпе-Ване. Отдельные исследователи полагают, что он стал столицей древнейшего армянского царства (Еремян С.Т., 1952, с. 103). Важную роль продолжал играть г. Эребуни. Высказывалось предположение, что город был центром XVIII сатрапии Ахеменидского царства (Тирацян Г.А., 1960). Ряд урартских сооружений цитадели использовался в то время почти без переделок (например, крепостные стены), некоторые подвергались значительным переделкам (колонный зал и «большой храм огня»), были возведены и новые сооружения (так называемый малый храм огня) (Оганесян К.Л., 1961; Лосева И.М., 1958). Имеются значительные вещественные находки того периода (Тирацян Г.А., 1960, с. 102–103; Аракелян Б.Н., 1971).

Письменные и эпиграфические источники упоминают и сельские поселения. Ксенофонт, в частности, сообщает, что в двух из них имелись дворцы, принадлежавшие сатрапам, однако такое поселение было окружено валом. Остатки (плохо сохранившиеся) раннеармянского поселения обнаружены в Айкаберде (Чавуштепе) к юго-востоку от Вана (Erzen А., 1976, с. 33) и в Бастаме (на месте урартского г. Русахинили).

Письменные источники упоминают также крепости. Археологически лучше всего изучены крепости северо-восточной Армении (Астхи-блур, Бердатех, Норашен, Пилорпат, Калкар, Бердакар) (Есаян С.А., 1976, с. 44 и сл.). Они сооружены в труднодоступных местах, на холмах, скальных выступах, мысах. В это время появляются крепости, обычно небольшие (площадь 1–2 га), возведенные на искусственных насыпных холмах. Они служили сторожевыми пунктами, загонами для скота, иногда представляли собой укрепленные поселения. Отдельные крепости (или их системы) контролировали горные перевалы и дороги на пастбища и кочевья, закрывали проходы по ущельям. Известны раннеармянские крепости и на правом берегу Аракса (Шорбулах, Кале-Гявур).

Фортификация. В некоторых раннеармянских центрах (Эребуни, возможно, Армавир и Ван, ряд крепостей на правом берегу Аракса — Kleiss W., Kroll St., 1976) использовались (после ремонтов и небольших переделок) урартские укрепления. Крепости северо-восточной Армении свидетельствуют о сохранении традиции циклопических крепостей эпохи бронзы и раннего железа. Крепостные стены повторяли контур холмов, на которых они располагались и, как правило, в плане представляли собой неправильный овал или прямоугольник (Есаян С.А., 1976, табл. 46, 49–52, 59, 67). Стены имели изломы и выступы, изредка укреплены контрфорсами или башнями. Ворота (хорошо защищенные и состоявшие из системы коридоров, каменных мешков и т. д.) обычно фланкировались башнями (прямоугольными или полукруглыми). Правилом являлся один ряд стен, но изредка встречаются крепости с несколькими рядами, а также внутренние стены, делящие крепость на отдельные отсеки. Некоторые крепости имели цитадели.

Архитектура. Строительная техника (табл. XI). Архитектура раннеармянского периода изучена еще недостаточно. Первые данные о жилищах этого времени получены в ходе раскопок крепостей северо-восточной Армении. Они имели прямоугольную планировку. К собственно жилищам примыкали хозяйственные помещения. Строились эти жилища из рваного камня на глиняном растворе (Есаян С.А., 1976). Судя по описанию Ксенофонта, для районов южной Армении были характерны дома с башнями, а для центральных и северных — подземные жилища с входом в виде колодезя, в которые жители спускались по лестнице.

Храмовая архитектура известна главным образом на основании памятников Аринберда (Оганесян К.Л., 1961, с. 75 сл.). Один из комплексов урартской цитадели был перестроен в так называемый большой храм огня — замкнутое помещение с глухими замурованными окнами. Функциональное назначение его подтверждается наличием толстого слоя золы на полу. На холме Аринберд обнаружен также и «малый храм огня». Он небольших размеров, состоит из трех помещений: большого прямоугольного центрального и двух малых боковых. Здесь также нет окон, здание освещалось через дверной проем. На полу, как и в «большом храме огня», — слой золы. В некоторых крепостях северо-восточной Армении (Бердатех, Калкар) также обнаружены святилища (Есаян С.А., 1976, с. 50, 93), прямоугольные в плане с толстыми стенами. Перед одним из этих святилищ располагалась скальная площадка. Возможно, что именно храм воспроизведен на глиняной модели двухэтажного здания, найденной в Астхи-блуре в слое VI–IV вв. до н. э. (Есаян С.А., 1968, табл. IX). Обращают на себя внимание двускатная крыша, наличие стилизованных головок барана на фронтоне, украшения в виде налепных кружков на ограде.

Единственный пример здания дворцового назначения — так называемая ападана на холме Аринберд (Оганесян К.Л., 1961, с. 75 сл.). Здесь храм бога Халди был перестроен в большой 30-колонный зал. По всей видимости, это здание повторяет (в упрощенной форме) большие многоколонные залы, типичные для ахеменидской дворцовой архитектуры (Тирацян Г.А., 1964б, с. 75).

Строительная техника раннеармянского периода не имеет никаких принципиальных отличий от строительной техники урартского времени. В строительном деле использовались камень, сырцовый кирпич, дерево. В монументальных сооружениях цоколь выполнялся из тщательно отесанного камня, собственно стены — из сырца. В рядовых жилищах стены выкладывались либо из сырца, либо из колотого камня на глиняном растворе. Крепостные стены, как правило, имели наружный и внутренний футляры из достаточно тщательно отесанных каменных плит, пространство между ними заполнялось булыжником и щебнем. Колонны всегда делались из дерева. Деревянными, видимо, были и перекрытия.

Хозяйство. Характер хозяйственного развития в этот период исследован еще недостаточно. Можно полагать, что, помимо сельского хозяйства, были развиты гончарное производство, металлообработка, обработка камня и т. п. (Тирацян Г.А., 1971б, с. 464 сл.). В развитии некоторых отраслей ремесла, в частности металлургии и металлообработки, выявлена прямая преемственность между урартским и раннеармянским периодами (Тирацян Г.А., 1969, с. 87–106). Особенно высокого уровня достигли торевтика и ювелирное дело. Важную роль играли экономические связи. Через территорию юго-западной Армении проходила персидская «царская дорога», значительно интенсифицировавшая торговлю Армении с соседними странами (Манандян Я.А., 1954, с. 16–18).

Находки на территории Армении предметов иранского производства подтверждают этот вывод (Тирацян Г.А., 1973б, с. 91). Вполне вероятным представляется наличие экономических связей и с северной Месопотамией. Археологические материалы (афинская монета VI в. до н. э. из Зангезура; милетские монеты из Аринберда, произведения торевтики, найденные в ряде пунктов, а изготовленные в западной части Малой Азии; восточногреческий скарабей) говорят и о торговле с западом, особенно Грецией. Возможно также наличие торговых связей с живущими у Черного моря народами Предкавказья, в частности с синдами (Манандян Я.А., 1954, с. 13–15).

Орудия труда. Орудия труда представлены ножами, косами, топориками. Имеется несколько типов ножей: изогнутые (на рукоятках сохранились гвозди для закрепления накладок); с кольцевидной ручкой; с длинными прямыми клинками (верх которых представляет собой небольшие заостренные язычки, на которые насаживались рукояти); миниатюрные (с узким черенком для рукояти). Два первых типа — урартского происхождения (Мнацаканян А.О., Тирацян Г.А., 1961, с. 11). Лезвия кос обычно достаточно длинны, край их слегка изогнут (Есаян С.А., 1976, табл. 141). Маленькие двулезвийные топорики обычно считаются орудиями труда мастера, производившего бронзовые украшения (Карапетян И.А., 1974, с. 289). Видимо, к числу таких орудий труда необходимо отнести железные щипцы, бронзовый стержень, бронзовые формы.

Оружие (табл. XII), употреблявшееся в раннеармянское время, представлено находками наконечников копий, стрел, кинжалами, панцирными дисками и т. д. (Мнацаканян А.О., Тирацян Г.А., 1961, с. 69 сл.; Есаян С.А., 1969, с. 287 сл.). Наконечники копий делятся на два основных типа с подтреугольными и листовидными лезвиями. Первый тип имеет широкие аналогии на Переднем Востоке.

Среди наконечников стрел отчетливо различаются местная и скифская группы. Местные наконечники черенковые. Были найдены двуперые — бронзовые и четырехперый — железный. Скифские стрелы — дву- и трехперые с полой втулкой. Встречаются костяные наконечники (трехгранные), видимо, применявшиеся при охоте и в культовых церемониях.

Кинжалы имеют прямые или слегка изогнутые клинки с односторонней заточкой. Сохранились бронзовые ножны.

Зафиксированы два типа удил. Один — из бронзы с прямыми псалиями, отлитыми вместе с мундштучными звеньями, имеющими кольцевидные окончания и соединенные в середине при помощи круглой петли. Этот тип встречается на обширной территории от Ирана до Греции и датируется ахеменидским временем. Второй тип состоит из колец с изогнутыми в противоположные стороны концами прямыми псалиями. Наиболее близкие аналогии имеются во фракийских курганах IV–III вв. до н. э.

Керамика. Накопившийся за последние годы керамический материал, большей частью найденный в погребениях, позволяет решить ряд вопросов, связанных с его производством и классификацией (Мартиросян А.А., 1961, с. 139 и сл.; Мнацаканян А.О., Тирацян Г.А., 1961, с. 74 и сл.; Есаян С.А., 1976, с. 197 и сл.).

К первой группе относятся те типы сосудов, которые, бесспорно, генетически восходят к керамике урартского времени: карасы, кухонная посуда (горшки и миски), биконические сосуды с раструбообразным венчиком и ручками в виде небольших выступов, стаканчики.

Некоторые формы сосудов в настоящее время представлены только единичными экземплярами: вытянутый двуручный сосуд с профилированным туловом и раструбообразным венчиком (точно такой же сосуд изображен на рельефах Персеполя в руках армян, приносящих дань), двойные сосуды, фиалы (Тирацян Г.А., 1968в).

Видимо, самую распространенную группу керамики раннеармянского периода составляют кувшины. Одна из групп кувшинов отличается особенно устойчивыми признаками: светло-красный или светло-коричневый цвет, плоское дно, выпуклое тулово, сравнительно узкое цилиндрическое горло, расширяющийся раструбовидный венчик, круглая в разрезе дугообразная ручка. Часть кувшинов, изготовленных на гончарном круге, имеет тонкие стенки. Керамика этой группы впервые появляется только в раннеармянское время. Тогда же появляются и первые образцы раннеармянской расписной керамики (Есаян С.А., 1968, табл. V, 1; Мартиросян А.А., 1961, рис. 68). В большинстве случаев они относятся к IV в. до н. э. и синхронны найденным в Иберии расписным сосудам.

Украшения. Металлические украшения представлены главным образом гривнами, браслетами, фибулами, булавками, подвесками и т. д. (Мнацаканян А.О., Тирацян Г.А., 1961; Карапетян И.А., 1974, табл. IV; Есаян С.А., 1976, с. 145). Гривны изготовлялись из толстой проволоки с уплощенным широким окончанием или с крючковидными концами. Известно два их типа — витые и гладкие. Браслеты представлены несколькими типами. Некоторые из них повторяют урартские, некоторые появляются только в раннеармянское время. К числу последних относятся, в частности, «браслеты с выгибом». Видимо, прототипами бронзовых армянских браслетов являлись золотые ахеменидские браслеты (Amandry Р., 1958, табл. 8, 3). К первой же группе относятся браслеты из круглой в сечении проволоки со сходящимися, расходящимися и заходящими друг за друга концами, плоскими или змеиноголовыми. К ней же принадлежат и браслеты, изготовленные из широких бронзовых пластин с расходящимися концами, украшенные снаружи врезными параллельными линиями, кружочками с точечными углублениями в центре и т. д.

Большая часть бус — из стекла. Они имеют различную форму (чаще всего биконическую или шаровидную) и различный цвет (синий, зеленоватый, черный). Встречаются бусы с остатками позолоты. Каменные бусы редки.

Погребальный обряд. Для раннеармянского периода, как и для предшествующего ему урартского, характерно многообразие вариантов погребального обряда. Все варианты, засвидетельствованные в то время, существовали уже ранее. Чаще всего встречаются каменные ящики как для индивидуальных, так и для коллективных (до нескольких десятков) захоронений. В развалинах урартского города Тейшебаини находились каменные ящики овальной в плане формы, перекрытые плитами в виде ложного свода (Мартиросян А.А., 1961, рис. 3). В Кармир-блуре погребения содержали одиночные, в редких случаях парные костяки в скорченной позе на боку (как в захоронениях аборигенов урартского времени). Иногда встречаются и погребальные ложа (например, в Джирарте), очень похожие на те, которые употреблялись в VIII–VII вв. до н. э. (Мнацаканян А.О., Тирацян Г.А., 1961, с. 69; Есаян С.А., 1968, с. 82, 86).

Курган с кремацией обнаружен в местности Гезлу в Шамшадинских горах (Есаян С.А., 1965, с. 229 сл.). Погребение представляет собой круглую яму, в центре которой находилась яма меньшего диаметра. В ней была произведена кремация. Яма до уровня дна основной ямы заполнена золой, пеплом, углем. Основная же камера заполнена камнями. В ней находился и погребальный инвентарь (главным образом керамика).

Искусство (табл. XIII). Произведения искусства раннеармянского времени известны мало. Некоторое представление можно составить только о торевтике, ювелирном деле, глиптике. На территории Армении найдено довольно значительное число бронзовых, серебряных и золотых сосудов и украшений (Тирацян Г.А., 1969; Аракелян Б.Н., 1971). Особенно интересны ритоны — роговидные металлические сосуды, нижняя часть которых оформлена в виде фигурок грифона, козерога, лани, всадника и т. д. Эти предметы, стилистически составляющие одну группу, характеризуются некоторой скованностью, сочетанием схематичности с тенденцией к реалистической передаче ряда деталей. Наиболее близкие аналогии этим произведениям встречаются в ахеменидском искусстве, хотя отмечаются некоторые традиции и искусства Урарту.

Прекрасным образцом ювелирного искусства является пектораль, найденная в Армавире. Она имеет форму полумесяца, на концах ее — фигурки обращенных в противоположные стороны птиц. Между ними помещено схематизированное изображение трех деревьев. Нижняя часть пекторали окаймлена рядом чередующихся цветков и бутонов лотоса. Вся композиция передана при помощи инкрустации разноцветными камнями (синими, красными, белыми), вставленными в специальные ячейки.

В раннеармянское время были распространены резные камни: многогранники, скарабеоиды, каменные или стеклянные, воспроизводящие сцены охоты и единоборства, а также отдельных животных (Хачатрян Ж.Д., 1965; 1974; Тирацян Г.А., 1971б). Среди произведений глиптики выделяются две основные группы — привозные и местные. Местные характеризуются более суммарной трактовкой фигур, их скованностью и застылостью, несоразмерностью изображений, более грубой работой. Привозные относятся к числу так называемых греко-персидских резных камней, производившихся в западной части Малой Азии. Они отличаются более свободным расположением фигур, лучшей моделировкой и передачей деталей.

Нумизматические и эпиграфические материалы. Армения в рассматриваемое время не чеканила собственной монеты. На ее территории найдено небольшое число афинских монет VI в., милетских V в., ахеменидских VI–IV вв. до н. э. (Мушегян Х.А., 1975, с. 4 и сл.). Единственным эпиграфическим памятником является трехъязычная надпись Ксеркса II на Ванской скале.

Археологические материалы (правда, еще пока очень незначительные) позволяют выявить некоторые важные особенности развития культуры и политической истории Армении в VI–IV вв. до н. э. (Мнацаканян А.О., Тирацян Г.А., 1961, с. 80–83; Тирацян Г.А., 1964а, с. 77–78). Территория Армении была разделена ахеменидскими царями на две сатрапии. Видимо, центром XIII сатрапии являлся Ван, XVIII — Аринберд (Эребуни). В материальной и духовной культуре рядового населения были чрезвычайно сильны традиции предшествующего времени, в культуре же верхних слоев общества ощущаются теснейшие связи с основными центрами Ахеменидской державы.

Глава третья Восточное Закавказье

Территория современной восточной Грузии, к востоку от Сурамского хребта, в верхнем течении р. Куры была занята восточногрузинскими племенами (самоназвание — «карты»). Здесь в III в. до н. э. возникло государство, которое греко-римские историки называли Иберией (рис. 4). На протяжении всей древней истории существовало различие между западной и восточной Грузией — Эгриси и Картли. Основным населением восточной Грузии были карты, но в горных районах проживали и северокавказские племена (подробнее см.: Меликишвили Г.А., 1959, с. 266–298; Мусхелишвили Д.Л., 1978б, с. 146–200). На протяжении первой половины I тысячелетия до н. э. здесь складывается своеобразная культура раннежелезного века. Завершающим этапом эпохи широкого освоения металла считается вторая половина VII–VI в. до н. э. (Абрамишвили Р.М., 1961), когда произошла почти полная замена бронзовых орудий труда и оружия (за исключением наконечников стрел) железными.

Источники. Письменные данные по истории этого региона в первой половине I тысячелетия до н. э. практически отсутствуют. Только самый конец периода освещают грузинские средневековые сочинения «История царей» Леонтия Мровели и «Обращение Картли», анализ которых, однако, чрезвычайно сложен. Археологические источники для понимания процессов, происходивших на территории, занятой иберийскими племенами, довольно значительны. Они представлены как материалами раскопок поселений, так и некрополями.

Поселения этого периода были расположены на холмах и, как правило, развивались на тех же местах, что и в предыдущую эпоху, достигая иногда довольно внушительных размеров. Раскопки одного из таких поселений так называемого протогородского типа, возникшего еще во второй половине II тысячелетия до н. э. и просуществовавшего до VI в. до н. э., ведутся на западной окраине г. Тбилиси, на Дигомской равнине, на холмах Трелигореби, растянувшихся на 1,5 км. Особенно густо были заселены восточные склоны холмов. О большой плотности населения свидетельствует то, что жилые и хозяйственные комплексы непосредственно примыкают друг к другу, а перекрытие одного здания являлось двориком для жителей дома на верхней террасе за этим помещением (Абрамишвили Р.М., 1978, с. 19).

Описанный выше тип поселения характерен для всего II — первой половины I тысячелетия до н. э. Он обнаружен в Ховле (Мусхелишвили Д.Л., 1978а), Мцхета (Апакидзе А.М., Каландадзе А.Н. и др., 1978, с. 109–119), в окрестностях Уплисцихе (Хахутайшвили Д.А., 1964, с. 16–50).

Типичный пример развития такого поселения представляет собой Ховлегора (около станции Гракали, на правом берегу р. Куры). Раскопками (1954–1961 гг.) вскрыт мощный культурный слой, состоящий из восьми строительных горизонтов, на основе которых прослеживается жизнь поселения с XV в. до н. э. до IV в. до н. э. Установлено, что первоначальное поселение возникло на искусственном холме, огороженном каменной оградой. С XII в. до н. э. поселение постепенно располагается вокруг этого холма, принявшего функцию цитадели и места отправления культа, и отделяется от него глубоким рвом и несколькими поясами мощных каменных оград. Недалеко от поселения возникает участок для керамического производства (Мусхелишвили Д.Л., 1978а).

К VI в. до н. э. упомянутые выше крупные поселения приходят в упадок или прекращают существование. На большинстве из них фиксируются следы насильственных разрушений и сильных пожаров. Трудно сейчас объяснить причину этих кризисных явлений, нашедших отражение в археологических материалах. Во всяком случае, на хорошо изученных памятниках явно фиксируются определенные лакуны для конца VI и первой половины IV в. до н. э. Так, например, на Самтаврском могильнике с VI в. резко сокращается число погребений, а для V–IV вв. до н. э. они пока почти полностью отсутствуют. То же самое наблюдается и в районе Трелигореби. Огромное поселение с весьма обширным могильником, в том числе с богатыми захоронениями в деревянных или каменных склепах, отличающимися обилием оружия и предметов высокохудожественного достоинства, следами сложного заупокойного ритуала (Абрамишвили Р.М., 1978), с VI в. до н. э. также приходит в полный упадок (жизнь восстанавливается лишь с позднеэллинистической эпохи).

Однако вышесказанное вовсе не означает полного повсеместного опустошения. Так, например, в V в. до н. э. все еще полнокровная жизнь продолжалась на поселении Ховлегора, как об этом свидетельствует разнообразный археологический материал горизонта «Ховле II». Однако анализ материала позволяет говорить и о культурных инновациях (начавшихся уже в VI в. до н. э.). Появляются новые формы красноглиняной керамики: «чайникообразные сосуды» — одноручные кувшины с трубчатым носиком на тулове, остродонные сосуды, фляги, резко профилированные фиалы и др. (Мусхелишвили Д.Л., 1978а, с. 50–55). Совершенно аналогичная керамика представлена и в погребениях V в. до н. э. в юго-восточной Грузии (Давлианидзе Ц.О., 1978, с. 6). Их появление объясняется усилившимися торгово-экономическими и культурными связями с ахеменидским миром (Мусхелишвили Д.Л., 1978а, с. 93–97).

В VI–V вв. до н. э. интенсивная жизнь протекает в юго-восточном районе Иберии (так называемом Квемо Картли). О густоте населения свидетельствует серия погребений, открытых почти во всех селениях этой области (Куфтин Б.А., 1941, с. 34–64; Давлианидзе Ц.О., 1977; Абрамишвили Р.М., Гугуашвили Н.И., Казиани К.К., 1980).

Архитектура. Фортификация. Характер застройки возникающих в начале I тысячелетия до н. э. поселений (некоторые исследователи, например Д.А. Хахутайшвили, 1973, считают их городами) определяется следующими чертами: центр поселения представлял собой укрепленную возвышенность, на которой (как считается) находились общинные святилища и проживала общинная аристократическая верхушка. Фортификационная система была представлена широким рвом и стеной, построенной из камня, дерева или кирпича-сырца. Вокруг укрепленной части поселений находилась неукрепленная, где, видимо, проживали рядовые члены общин (Хахутайшвили Д.А., 1973, с. 179). Исследованиями зафиксированы также специальные кварталы ремесленников, располагавшиеся на некотором удалении (иногда весьма значительном) от основного поселения. Их обитатели занимались одним или несколькими видами ремесла (гончарное дело, металлургия, металлообработка и т. п.) (Хахутайшвили Д.А., 1966, с. 67–72, 125–142; 1973, с. 182).

Жилища выявлены на холмах Трелигореби (в окрестностях Тбилиси). Они представляли собой однокомнатные полуземлянки с плоским перекрытием. В некоторых помещениях сохранились остатки опорных деревянных бревен. Стены жилищ, возведенных из рваных камней и булыжников на глиняном растворе, изнутри были оштукатурены глиной. В каждом доме обнаружены печи, рядом с которыми обычно находились невысокие площадки с жертвенниками разных форм. В хозяйственных помещениях, иногда непосредственно примыкавших к жилым комнатам, найдены закопанные в землю большие глиняные сосуды для хранения вина, уксуса и других сельскохозяйственных продуктов.

Основой экономики иберийских племен было сельское хозяйство. Видимо, достаточно высокого уровня развития достигло и ремесло. Во всяком случае, засвидетельствованы гончарство, металлургия, металлообработка, ювелирное дело и т. д. (Хахутайшвили Д.А., 1966, с. 62–72, 125–142). Любопытны гончарные круги, аналогичные урартским (Мусхелишвили Д.Л., 1978а, с. 44–48). Известны керамические обжигательные печи.

Орудия труда и оружие (табл. XIV) обнаружены главным образом при раскопках некрополей: железные топоры нескольких типов (в основном с молоткообразным четырехгранным обухом); ножи, из которых наиболее часты согнутые, малых размеров; железные мечи с широким лезвием; акинаки; железные наконечники копий с открытой трубчатой втулкой, различающиеся формой лезвий (длинные, с резко выделенным посередине ребром; листовидные или удлиненно-треугольной с низким центральным ребром); «штыковидные» наконечники копий; костяные, бронзовые и железные наконечники стрел (главным образом втульчатые бронзовые трехлопастные «скифских типов») (Абрамишвили Р.М., 1957, с. 125–127).

Керамика (табл. XV) как по форме и орнаментации (врезной и лощеный геометрический рисунок), так и технологии (черного или темно-серого обжига) продолжает традиции предыдущей эпохи. Вместе с тем с конца VII и в VI в. до н. э. появляется красноглиняная, покрытая красной же краской керамика (местное производство которой доказывается открытием гончарных обжигательных печей), несущая, однако, новые черты, порожденные влиянием урартских традиций. Это большие пифосы с характерным треугольным в сечении горлом и плоским венчиком, украшенные рельефным пояском в виде крученой веревки; безручные кувшины с сигарообразным корпусом; кувшины с трегубым венчиком; глубокие миски и чаши с вогнутым внутрь венчиком или открытые; профилированные фиалы, гончарный круг (совершенно аналогичный урартским, найденным в Кармир-блуре и Кайалыдере) и др. (Мусхелишвили Д.Л., 1978а, с. 44–48). Их появление объясняется инфильтрацией в местную среду новых этнических масс, находившихся под воздействием урартской культуры (Мусхелишвили Д.Л., 1978а, с. 66; 1978б, с. 90–92; Давлианидзе Ц.О., 1977).

Украшения известны главным образом по находкам в некрополе: бронзовые фибулы, бронзовые и серебряные «лучеобразные серьги», перстни, колокольчики; браслеты, на концах которых находились стилизованные изображения животных, в основном змей; сердоликовые, агатовые, янтарные, стеклянные и пастовые бусы различной формы.

Погребальный обряд. Основным типом погребений в начале исследуемого периода, как и в предыдущую эпоху, были грунтовые, иногда с каменной насыпью. Покойники уложены в скорченном положении. В южных районах восточной Грузии в этот период уже встречаются каменные ящики, составленные и перекрытые плоскими плитами (Куфтин Б.А., 1941, с. 48–51). Позднее (ориентировочно с V в. до н. э.) ведущим типом становятся каменные ящики, каждая из стенок которых выложена обычно из двух-четырех каменных глыб, перекрытых цельной плитой (или 2–3 камнями). Длина колеблется от 90 до 150 см, ширина — от 50 до 130 см. В большинстве случаев погребения ориентированы с востока на запад. Покойников укладывали на правом или левом боку с сильно скорченными верхними и нижними конечностями. В качестве погребального инвентаря в могилы помещали оружие (копья, мечи, ножи, топоры, стрелы), украшения, керамику.

От обычных отличаются погребения, принадлежащие, по всей видимости, представителям племенной знати, обнаруженные в Хеви (Цитланадзе Л.Г., 1976), Ахалгори (Смирнов Я.А., 1934), Конгаети (Гагошидзе Ю.М., 1964) и Алгети (Куфтин Б.А., 1941, с. 34–41; Давлианидзе Ц.О., 1976). Погребальный обряд здесь тот же самый, что и в рядовых погребениях, а отличия заключаются в характере инвентаря. В могилах найдено большое количество золотых и серебряных украшений (шейные гривны, ожерелья, серьги, височные украшения, перстни, бляхи, серебряные и бронзовые сосуды и т. д.).

Первая половина I тысячелетия до н. э. на территории восточной Грузии — время изживания первобытнообщинных отношений. Формирование поселений с цитаделями, наличие социальной и экономической дифференциации общества, выявляемой благодаря исследованиям некрополей, — свидетельства этого процесса. Конец V в. и первая половина IV в. до н. э. на описываемой территории знаменуется оформлением отдельных территориально-административных единиц, во главе которых становится местная родовая аристократия. Центры этих новых социально-политических образований локализуются в ущельях рек. Процесс становления классового общества и государства ускоряется благодаря контактам с Ахеменидской державой, в зависимости от которой, видимо, находились племена Иберии.

На территории Азербайджана в первой половине I тысячелетия до н. э. существовали, по всей видимости, несколько союзов племен. Практически полное отсутствие письменных свидетельств для этого периода резко повышает роль археологических материалов (рис. 5).

Поселения. На территории Азербайджана зафиксированы поселения двух типов — укрепленные и неукрепленные. Укрепленные поселения (так называемые циклопические сооружения) особое распространение получили на Малом Кавказе и в Нахичевани. До недавнего времени функциональное назначение «циклопических сооружений» было объектом дискуссий. Их считали культовыми сооружениями, опорными пунктами на торговых путях, укреплениями-убежищами для населения и скота и т. д. (Мещанинов И.И., 1932, с. 68; Джафарзаде И.М., 1938, с. 51–52; Абилова Г.А., 1953, с. 12; Халилов Дж. А., 1959, с. 43 и т. д.). Раскопки последних лет показали, что они представляют собой укрепленные стенами поселения (Кесаманлы Г.П., 1972, с. 70–73). Эти поселения занимали, как правило, возвышенности. Размеры их зависели от величины холма. Иногда рядом с укрепленным поселением существовало и неукрепленное (например, «Пир калагасы» в 1,5 км от Кедабека, на горе Магара-Даг — Халилов Дж. А., 1959, с. 28). Укрепленные поселения встречены и в предгорной, низменной полосе; например, Ханларское поселение 1 площадью 63 га (Гуммель Я.И., 1940а, с. 80–102; Нариманов И.Г., 1958, с. 45–47).

Неукрепленные поселения зафиксированы в ряде мест Азербайджана — Мингечауре (Асланов Г.М., Ваидов Р.М., Ионе Г.И., 1959), в Казахском районе — Сарытепе, Казахбейли, верхние слои Тойретепе, и Шомутепе и др. (Халилов Дж. А., 1958; 1960а; Нариманов И.Г., 1959; Нариманов И.Г., Халилов Дж. А., 1962), Ханларском районе (Гуммель Я.И., 1940а); Нахичевани (Абибуллаев О.А., 1959), Физулинском районе, на Апшероне (Асланов Г.М., 1965) и других местах. Эти поселения почти всегда занимали поверхность холмов и иногда территорию вокруг них. Поверхность холмов предварительно выравнивалась. Обычно в больших поселениях наиболее возвышенные части холма заселяли представители привилегированных слоев общества.

Фортификация. «Циклопические сооружения» не имели регулярного плана, их планировка целиком зависела от конфигурации холма и рельефа местности. Стены обычно выкладывались из массивных бутовых камней без применения связующего раствора. Сохранившаяся высота их 1,5–2 м (один-два ряда камней). На Ханларском поселении 1 с одной из сторон располагался вал (сохранившиеся размеры: высота 1,3 м, ширина 6 м), с трех других — каменные стены.

Застройка. Строительная техника. Архитектура. Археологические исследования выявили жилища (различных типов), хозяйственные сооружения, дворцы, и т. д. Жилища делали как в виде полуземлянок, так и в виде наземных построек. В основном они имели размеры 20–25 кв. м, иногда встречаются более 35–40 кв. м. В плане они, как правило, прямоугольные. Фундаменты выкладывались из камня-булыжника, стены — из сырцового кирпича или битой глины. Крыши были одно- или двускатные. Их делали из жердей, соломы, камыша, а затем обмазывали глиной, перемешанной с соломой. Стены и пол также обмазывали глиной. Полы предварительно утрамбовывали. В Мингечауре исследовали прямоугольные или трапециевидные в плане полуземлянки. Наземные части их были выполнены из камыша и прутьев. Стены также обмазаны глиной с примесью соломы. Сверху полуземлянки покрывали односкатной кровлей, состоящей из жердяного наката, покрытого камышом, ветками, сухой травой, присыпанной землей и обмазанной глиной (Асланов Г.М., Ваидов Р.М., Ионе Г.И., 1959). В каждом жилище у стены (иногда в середине, ближе к двери) располагались углубленные в землю очаги. Один раз встречена прямоугольная печь, сложенная из камней-булыжников. Она имела округлое углубление, завершающееся внизу продольным каналом-поддувом (Асланов Г.М., Ваидов Р.М., Ионе Г.И., 1959, с. 41).

Видимо, жилищем представителя родовой знати является многокомнатный дом, обнаруженный в нижних слоях Каратепе (Исмизаде О.Ш., 1962,с. 171–217). Стены его выложены из квадратного сырцового кирпича (42×42×14, 42×42×12, 38×38×12, 36×36×14, 32×32×14 см и т. д.) на глиняном растворе. В стенах помещений обнаружены как дверные, так и оконные проемы. Полы были тщательно обмазаны глиной с примесью соломы и заглажены. Найдены также каменные базы деревянных колонн, остатки тандыров, многочисленных хозяйственных и мусорных ям.

Хозяйственные и подсобные помещения идентичны по планировке и способам строительства жилым. В них чаще всего находились врытые в землю хозяйственные кувшины (кюпы), в которых хранились пищевые припасы.

Видимо, зданием дворцового типа является сооружение, выявленное в верхних слоях Сарытепе (Нариманов И.Г., 1960б, с. 162, 163) (табл. XVI). К сожалению, значительная часть его разрушена при земляных работах. Остатки позволяют реконструировать план здания. Внутренняя часть включала зал площадью около 300 кв. м., в котором обнаружены каменные базы колонн «персеполитанского» типа. Зал окружен 12 комнатами, выход из него был на восток, во внутренний двор, окруженный в свою очередь 23 комнатами и 9 четырехугольными башнями. Главный вход во дворец находился в восточной стене и фланкировался двумя башнями. Стены имели ширину до 1,3 м, были выполнены из сырцового кирпича (36×36×12, 36×36×14 см), возведены на фундаменте из камня-булыжника (высота 0,5 м). Они оштукатурены глиной (с примесью соломы), сохранились остатки побелки. Комплекс датируется серединой I тысячелетия до н. э., самые близкие аналогии ему — в архитектуре ахеменидского Ирана. По мнению некоторых исследователей, он представляет собой резиденцию сатрапа (Тирацян Г.А., 1964б, с. 3).

Хозяйство. Основой экономики племен Азербайджана являлось земледелие. Из зерновых возделывались пшеница, ячмень, просо (Бунятов Т.А., 1957, с. 59; Асланов Г.М., Ваидов Р.М., Ионе Г.И., 1959, с. 122–124; Мустафаев И.Д., 1955, с. 33–34). Землю обрабатывали деревянным плугом и сохой, использовались также железные и костяные мотыги. При сборе урожая применяли железные серпы (Казиев С.М., 1947, с. 143). Молотьбу производили при помощи тягловой силы, о чем свидетельствуют найденные при раскопках молотильные доски (Гуммель Я.И., 1949, с. 55). Зерно хранилось в ямах и больших глиняных кувшинах (кюпах). Было развито и садоводство. При раскопках обнаружены косточки персика, граната, черешни, алычи, винограда, грецкие орехи, фундук, миндаль (Гуммель Я.И., 1940а, с. 110; Асланов Г.М., Ваидов Р.М., Ионе Г.И., 1959, с. 124–125). Об этом же свидетельствуют и находки садовых орудий (секачи, серповидные ножи и т. п.). О наличии виноградарства можно судить по остаткам затвердевшего вина (Негруль Л.М., 1960), а также косточек винограда (найдены на Сарытепе) (Нариманов И.Г., 1960б, с. 34; Халилов Дж. А., 1960а, с. 69). Археологические материалы позволяют также говорить о развитии скотоводства (Бунятов Т.А., 1957), особенно овцеводства.

В первой половине I тысячелетия до н. э. на территории Азербайджана происходит значительный подъем ремесла, особенно металлургии и металлообработки. К сожалению, о характере и уровне их развития можно судить главным образом на основании изучения предметов, найденных при раскопках, так как сами мастерские еще археологически не выявлены. Отметим находку каменной формы для изготовления бронзовых топоров-тесел в Мингечауре (Асланов Г.М., Ваидов Р.М., Ионе Г.И., 1959) и каменных форм для отливки боевых топоров (Hummel J., 1933, с. 233; Нариманов И.Г., 1958, с. 132).

Не подлежит сомнению высокое развитие гончарного ремесла. В районе Мингечаура были обнаружены четыре одноярусные гончарные печи, датированные началом I тысячелетия до н. э. (Ионе Г.И., 1951, с. 77). О ткачестве свидетельствуют остатки тканей, многочисленные пряслица из глины, камня и кости, грузила для ткацких станков, В Мингечауре обнаружены предметы с остатками льняных и шерстяных тканей на них (Асланов Г.М., Ваидов Р.М., Ионе Г.И., 1959, с. 152–154). Производились также войлок и циновки. Можно думать, что существовали кожевенное производство, деревообработка, обработка камня, кости и т. д.

Археологические материалы говорят и о наличии экономических связей с окружающими странами. Судя по этим материалам, основную роль играли связи с Передним Востоком. При раскопках обнаружены: глазурованные сосуды, цилиндрические печати (с характерными для Передней Азии сюжетами), некоторые золотые изделия, кинжалы так называемого переднеазиатского типа, бусы из камня, стекла и пасты, в том числе агатовая бусина с клинообразной надписью (Мещанинов И.И., 1926), изделия из перламутра и предметы, инкрустированные перламутром, золотом и слоновой костью, изделия из олова и т. п. (Джафаров Г.Ф., 1978). Некоторые привозные вещи явно поступали из очень отдаленных районов — Египта, Палестины, Индии (Джафаров Г.Ф., 1978).

Орудия труда (табл. XVII). Для производства орудий труда использовались железо, бронза, камень, кость. Из железа изготовлялись лемехи для плугов, серпы, ножи, ножницы, секачи, из бронзы — широко распространенные в то время клиновидные топоры-тесла. Последние применялись для обработки дерева (Куфтин Б.А., 1944, с. 33), кожи (Ниорадзе Г.К., 1947, с. 189), а также при земляных работах (Халилов Дж. А., 1959, с. 42).

Широко использовались бронзовые однолезвийные черенковые ножи с утолщенной спинкой и двулезвийные с закрепленным концом и овальным отверстием на конце. Рукоятки этих ножей были деревянными или костяными. Из бронзы изготовлялись шилья, иглы, крючки.

Некоторые орудия труда оставались каменными, например мотыги, сделанные из речных голышей. Каменными были зернотерки, ступы, песты и т. д.

Оружие. Конское снаряжение (табл. XVIII). Оружие племен Азербайджана изготовлялось в описываемый период как из бронзы, так и из железа. Мечи в основном бронзовые. Они длинные, с широким клинком. На клинке часто вырезаны фигурки коз, змей, изредка вставлены камни. Часть мечей имеет железный клинок и бронзовую рукоять. Длина их 72–75 см (Халилов Дж. А., 1958, с. 35). Судя по остаткам дерева, их носили в деревянных ножнах, обтянутых кожей.

Основное место в вооружении племен Азербайджана занимали бронзовые и железные кинжалы. Часто встречаются цельнолитые бронзовые кинжалы с язычком для насадки деревянной или костяной ручки, завершающейся ажурной бронзовой головкой, реже — цельнолитые бронзовые без язычка, имеющие специальные выемки на ручке для крепления деревянных или костяных накладок. Железные кинжалы по форме напоминают бронзовые первого типа.

Одним из основных видов оружия были копья с деревянным древком и бронзовыми или железными наконечниками. Бронзовые наконечники представлены двумя разновидностями: 1) с раскрытой трубчатой втулкой; 2) с плоскими и широкими краями, листовидной формы, снабженные конусообразной втулкой с одним или двумя отверстиями для крепления древка. Железные наконечники повторяют формы бронзовых. В качестве оружия использовались и топоры-секиры, засвидетельствованные многочисленными находками как самих топоров, так и каменных форм для их отливки (Нариманов И.Г., 1958, с. 132; Халилов Дж. А., 1958, с. 14–15; Hummel J., 1933, с. 233, рис. 29). Были известны и боевые вилы, изготовлявшиеся как из бронзы (часто), так и железа (редко). Втулка двузубых вил обычно расширяется внизу, иногда украшена рельефными выступами или головками хищников.

При раскопках найдено большое количество наконечников стрел. Они представлены двумя типами: «закавказским» и «скифским». «Закавказские» — черенковые, треугольной формы, с острыми опущенными краями. Они употреблялись с конца II тысячелетия до н. э. до середины I тысячелетия до н. э. «Скифские» — трехгранные, втульчатые, с резко выраженными гранями, на некоторых втулках имеются шипы (Ионе Г.И., 1953, с. 81–93; Халилов Дж. А., 1971, с. 186).

Распространение наконечников этого типа связывают главным образом с нашествием скифов на Кавказ. Высказывается также мнение о том, что они могли появляться и из Мидии (Пиотровский Б.Б., 1949, с. 124; Ионе Г.И., 1953, с. 86). Встречаются наконечники стрел, сделанные из кости: граненые, имеющие в сечении форму ромба с удлиненными углами и втульчатые круглого сечения с утолщением у конца острия (Ионе Г.И., 1953, с. 81–98). Единственным экземпляром представлен тип железного наконечника с язычком на конце для насадки на деревянный черенок (Ивановский А.А., 1911).

Защитный доспех известен плохо. Найдены металлические пластинки, которые, как считают, являлись умбонами щитов (Халилов Дж. А., 1959, с. 109–111).

Эпоха раннего железного века характеризуется появлением двухъярусных удил (Минкевич-Мустафаева Н.В., 1962, с. 115). Характерные образцы этих удил — без псалий, жгутовые; с пластинчатыми крючковатыми псалиями; с напускными прямыми стержневыми псалиями — обнаружены в Мингечаурских курганах (Асланов Г.М., Ваидов Р.М., Ионе Г.И., 1959, с. 96, табл. XXXIX).

Керамика (табл. XIX). Глиняные сосуды в основном были изготовлены на гончарном круге, реже — от руки. Они черного или бурого цветов. По способам орнаментации делятся на следующие группы: сосуды, имеющие белую инкрустацию на поверхности, и сосуды темного цвета, орнаментированные врезными линиями и лощением.

Первая группа представлена чашами с высокими краями, кувшинами с невысоким трубчатым горлом и округлым венчиком, а также некоторыми другими типами. Для этой группы характерен орнамент в виде волнистых линий, штрихов, треугольников, точек, меандров, примитивных фигур животных и т. д. Керамика описываемой группы распространена главным образом в западном Азербайджане (Нариманов И.Г., 1958, с. 99–100; Халилов Дж. А., 1959, с. 76–80).

Во вторую группу входят горшки с двумя или одной ручкой, миски, кружки, кувшины с трубчатым горлом и круглым, реже трехлепестковым, венчиком, зооморфные и антропоморфные сосуды, вазы, сосуды в виде сапожков и т. д. (Халилов Дж. А., 1959, с. 85–89; Нариманов И.Г., Халилов Дж. А., 1962; Казиев С.М., 1949, с. 20; Голубкина Т.И., 1951, с. 103–140). Самой распространенной формой среди этой группы являются горшки. Они, вероятно, использовались для варки пищи. Орнамент состоит из вдавленных линий белого цвета. Кувшины имеют одну или две ручки, иногда ручки имитируют головки животных. Поверхность лощеная, орнамент состоит из врезных и лощеных зигзагообразных, сетчатых линий, лепных пуговок и фигурок. Миски имеют различные размеры, поверхность их ровная, без орнамента, дно плоское, края изгибаются наружу. На внутренней поверхности некоторых мисок — орнамент, нанесенный при помощи сильного лощения в виде кружков, расходящихся лучистых линий и т. д. Сосуды для хранения продуктов (кюпы) двух типов — широкогорлые и узкогорлые, обычно серого цвета.

Бытовая утварь. Одежда (табл. XX). Посуда изготовлялась не только из глины. Иногда материалом для ее производства служил камень. Каменные сосуды имели следующие формы: маленькие горшкообразные сосуды с крышкой, вазы на украшенной спиральным орнаментом ножке, неглубокие тарелки с ручкой в виде бараньей головки и т. д. (Казиев С.М., 1949, с. 23–24; Халилов Дж. А., 1959, с. 89–91; Исмаилов Г.С., 1973, с. 90–101). Для помола зерна использовали каменные зернотерки в основном ладьевидной формы. Известны также каменные ступки. Из глины изготовляли переносные очаги, очажные подставки и т. п. Ткани, использовавшиеся для пошива одежды, практически до нас не дошли. О покрое одежды дают некоторое представление изображения людей на бронзовых поясах (Халилов Дж. А., 1962, с. 79, 82, 86). При раскопках встречено некоторое количество фибул и пуговиц.

Украшения изготовляли из бронзы, сурьмы, полудрагоценных камней. Большое распространение получили цельнолитые браслеты с сомкнутыми или несомкнутыми концами и с рубчатой поверхностью. Встречаются также браслеты, между концами которых вставлена большая круглая сердоликовая бусина. Височные кольца изготовлялись из бронзовой проволоки; их носили подвешенными на металлической цепочке или ремешке. Пояса и венчики делали из листовой бронзы. Пояса очень часто покрывали сложным чеканным орнаментом (геометрические формы и изображения животных). Серьги, обычно бронзовые, снабжены иногда ажурной прорезной подвеской-шариком. Некоторые подвески из сурьмы имеют на лицевой стороне сложный геометрический орнамент.

Погребальные памятники и обряд захоронения. Ведущими типами погребальных памятников в эпоху раннего железного века являются курганы, каменные ящики и грунтовые погребения. Захоронения покойников под курганами — обряд, широко распространенный на данной территории в предшествующие эпохи. Насыпь курганов земляная, каменная и смешанная. Под ними встречаются могилы, врытые в грунт, гробницы в виде каменных ящиков и могильные камеры, покрытые бревенчатым накатом (Рёсслер Э., 1905, с. 15–18; Гуммель Я.И., 1931; 1939, с. 65–66; 1940б, с. 8–69; Джафарзаде И.М., 1941; Казиев С.М., 1949; Асланов Г.М., Ваидов Р.М., Ионе Г.И., 1959, с 90–98; Нариманов И.Г., 1958, с 44–47; Халилов Дж. А., 1959, с. 46–60). Курганы с земляной насыпью — круглые или овальные в плане. Высота их различна. Под пятью курганами, обследованными в Мингечауре, оказались прямоугольные грунтовые камеры длиной около 10 м, шириной 6–7 м и глубиной 2,5–4,5 м. Пол, часть стен покрыты циновками. Камеры перекрыты толстыми балками, опиравшимися на подпорные столбы. В курганах находился богатый инвентарь, покойника сопровождали и лошади, число которых иногда доходило до шести (Асланов Г.М., Ваидов Р.М., Ионе Г.И., 1959, с. 102–114). Курганы с земляными насыпями, исследованные в других районах Азербайджана, дали почти аналогичную картину (Кушнарева К.Х., 1957, с. 147). Наиболее ярким примером курганов с каменной насыпью может служить Ходжалинский курган 11. Здесь под насыпью находился каменный ящик, в котором лежал погребенный. Среди инвентаря — агатовая бусина ассирийского царя Ададнинари II (807–788 гг. до н. э.) (Пассек Т.С., Латынин Б.А., 1926, с. 53–66; Мещанинов И.И., 1926, с. 107–111; Джафарзаде И.М., 1941, с. 15–26). Из курганов со смешанной каменно-земляной насыпью особенно полно исследованы Арчадзорские курганы (Кушнарева К.Х., 1957, с. 136–137). Под насыпью в каменных ящиках больших размеров находились коллективные захоронения. Один из костяков вытянут, а остальные (видимо, сопровождавшие его) в сидячем положении. В ящике — богатый погребальный инвентарь: керамические сосуды (лепные и изготовленные на гончарном круге), бронзовые предметы (кинжалы, мечи, удила, наконечники стрел, боевые вилы, секира, украшения и т. д.).

Наиболее распространенными, однако, были погребения без курганных насыпей (в каменных ящиках и грунтовых могилах). Каменные ящики обследованы в нагорных и предгорных районах Малого Кавказа, в Нахичеванской АССР, Нагорном Карабахе, на Апшероне и других районах Азербайджана (Гуммель Я.И., 1939, 1940а; Кесаманлы Г.П., 1965, с. 32–41; Алекперов А.К., 1960, с. 249–262; Абибуллаев О.А., 1961, с. 27–37; Джафарзаде И.М., 1948, с. 83). Каменные ящики сооружались из необтесанных плит известняка и сверху покрывались такими же плитами. Они имели различные размеры. В каменном ящике обычно находился один погребенный. Положение костяка могло быть самым различным (вытянут, на спине; скорченный на правом или левом боку; изредка в сидячем положении). В нахичеванских каменных ящиках обычно вместе с погребенным захоронена лошадь. Инвентарь состоит, как правило, из керамических сосудов, оружия, украшений.

Грунтовые могилы также достаточно обычны. Они обнаружены в Мингечауре (Казиев С.М., 1949, с. 9–43; Асланов Г.М., Ваидов Р.М., Ионе Г.И., 1959), Варданлы (Казиев С.М., 1962а, с. 217), Казахском (Халилов Дж. А., 1958, с. 29–40), Шамхорском (Кесаманлы Г.П., Джафаров Г.Ф., Гусейнов М.А., Асланов Г.Г., 1978, с. 25–26) и других районах. Все могилы четырехугольные в плане (иногда с округленными углами), засыпаны землей, захоронения в них — одиночные, скорченные (на правом боку) или вытянутые, головой чаще всего ориентированы на северо-запад. Погребальный инвентарь состоит из керамики, оружия и украшении.

Культовые предметы и сооружения. Единственным сооружением, которое можно определить как культовое, видимо, является сооружение, обнаруженное на Сарытепе у г. Казаха (Халилов Дж. А., 1960, с. 69–70; Нариманов И.Г., 1959; 1960б). Здание имеет площадь 41,1 кв. м, перекрыто двускатной крышей. Приблизительно в середине здания находится своеобразный алтарь с глинобитными низкими стенами. С восточной стороны стена сравнительно низкая, с западной — более высокая с тремя низкими глиняными столбиками. В середину каждого из них вставлены шесты, обмазанные глиной. Снаружи и западная стена, и столбики покрыты лепными узорами в виде переплетенных солярных знаков. Все они обожжены. Рядом находились грубо вылепленные из глины фигурки: голова безрогого барана и двойная голова (на одной шее) — барана и кабана. Вокруг алтаря и вдоль северной и южной стен имеются полукруглые углубления, в которых стояли сосуды с продуктами. На полу обнаружены различные сосуды, в том числе своеобразный сосуд: два сообщающихся кувшина с изображением змеи на ручке.

Видимо, связаны с культом и глиняные штампы — пинтадеры (Халилов Дж. А., 1960а, с. 73; Нариманов И.Г., Халилов Дж. А., 1962, с. 6; Нариманов И.Г., 1973, с. 114–130). Рабочая часть штампов круглая или прямоугольная. Основу почти всех изображении на ней составляет свастика, выполненная нарезными желобчатыми линиями. Пинтадеры (за одним исключением) имеют прямую ручку (Нариманов И.Г., 1973, с. 119). Функциональное назначение сосудов — объект дискуссий. Их считали знаками собственности (Асланов Г.М., 1953, с. 563), печатями для опечатывания складов, зерновых ям, кюнов и т. д. (Казиев С.М., 1962а, 156, 170). Более предпочтительным является мнение о том, что они использовались для орнаментации священных хлебцов (Нариманов И.Г., 1973, с. 130).

Видимо, культовое назначение имеют некоторые сосуды — зооморфные, антропоморфные, сообщающиеся.

Предметы искусства. Высокого уровня достигло прикладное искусство. Самыми яркими образцами его являются бронзовые пояса (Халилов Дж. А., 1963, 68-108). Они украшены как геометрическим орнаментом, так и сюжетными изображениями. Чаще всего воспроизводились сцены охоты, борьба человека со львом, телега, запряженная волами, отдельные животные (олени, львы), птицы, змеи, фантастические животные. К сожалению, семантика этих изображений еще не исследована. Уникальными образцами прикладного искусства могут считаться также зооморфные и антропоморфные керамические сосуды с животными и птицами; ручки и носики сосудов завершались изображением головы человека или животного.

Рассматриваемая эпоха в истории племен, населявших в древности территорию Азербайджана, исследователями обычно определяется как время разложения первобытнообщинных отношений, канун становления классового общества и государства. Одной из форм проявления этого процесса явилось создание племенных союзов. Важную роль играли и внешние факторы: становление в непосредственной близости от рассматриваемой территории сначала государства Урарту и несколько позднее — Манну, Мидии, ахеменидского Ирана, а также движение скифских племен с севера не могли не сказаться на социально-экономической и политической ситуации в восточном Закавказье.

Глава четвертая Западное Закавказье

Со второй половины IV в. до н. э. в развитии материальной культуры Колхиды наступил резкий перелом. Вторая половина IV в. до н. э. — первая половина III в. до н. э., видимо, могут считаться переходным периодом, вторая половина III–I в. до н. э. (иногда не совсем точно называемые позднеэллинистическим периодом) — время, когда в культуре данного региона появляется и развивается ряд новых черт. Уже в переходный период на территории Колхиды начинают вырисовываться два различных культурных ареала — приморская часть и восточные районы. Традиционные черты в культуре сильнее сохраняются в восточной, горной части Колхиды (см. рис. 1).

Источники. Письменные источники по истории Колхиды IV–I вв. до н. э. не очень значительны. Некоторые сведения по началу периода содержатся в «Периегесе» Псевдо-Скимна. Фрагменты из этого труда сохранились в «Перипле Понта Евксинского» неизвестного автора (V в. н. э.) (подробнее см.: Инадзе М.П., 1968, с. 70 и сл.). Наиболее значительная информация может быть получена путем анализа сочинения Страбона (Каухчишвили Т.С., 1957; Инадзе М.П., 1968, с. 75 и сл.), а также античных авторов, описывавших борьбу Митридата VI Понтийского с Римом, особенно последние этапы этой борьбы (подробнее см.: Немировский А.И., 1980, с. 154 и сл.; Шелов Д.Б., 1980, с. 199 и сл.). Некоторые сведения могут дать сочинения географического характера греческих и латинских авторов более позднего времени (Помпоний Мела, Плиний Старший, Клавдий Птолемей). Археологические материалы для характеристики периода получены главным образом из раскопок Вани и Эшерского городища, а также нескольких некрополей.

Поселения (табл. XXI). Хотя наличие значительного числа сельских поселений и городов на территории Колхиды рассматриваемого периода не вызывает сомнения, археологически они исследованы чрезвычайно недостаточно. Сельские поселения практически не изучены. Города еще только начинают изучаться. В приморской части Колхиды сколько-нибудь значительные материалы получены только при раскопках Эшерского городища (Шамба Г.К., 1980). Площадь его 4 га; оно занимало холм, расположенный на расстоянии более 1 км от моря. С двух сторон холм практически неприступен, однако можно предположить, что стены окружали его со всех сторон. Ясно различимы две террасы. Верхняя была заселена и в предшествующее время, нижняя — видимо, только начиная с эллинистической эпохи. Раскопки вскрыли некоторые участки городских укреплений и (частично) несколько зданий общественного назначения. О городах глубинной части Колхиды наиболее полное представление дают раскопки Вани (Вани, I–V). Основные строения (храмы, святилища, алтари, общественные здания) располагались на треугольном в плане холме, разделенном на три террасы и обнесенном мощными стенами (площадь 6-12 га; см.: Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 72). В северной части находились городские ворота, построенные в III в. до н. э.; видимо, можно предполагать, что Вани представляли собой город, являвшийся храмовым центром (тип города, хорошо известный по всему Переднему Востоку в эллинистическое время). Обширное поселение, обслуживавшее храмовый центр (Личели В.Т., 1977), открыто в низменной части нынешнего пос. Вани у слияния рек Сулори и Риони (его площадь, видимо, 20–25 га). Можно полагать, что именно этот город имел в виду Страбон (XI, 2, 17), рассказывая о разграблении святилища богини Левкотеи сначала боспорским правителем Фарнаком, затем Митридатом Пергамским (Лордкипанидзе О.Д., 1971; иная точка зрения см.: Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 72). Следы двукратного разгрома засвидетельствованы археологически. После первого из них жизнь теплилась только на верхней террасе, которая была поспешно обнесена стеной. Однако после второго нашествия она прекратилась и там.

Фортификация (табл. XXII). Укрепления Вани были возведены в III в. до н. э. (подробнее см.: Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 61 и сл.). Стены «верхнего» города были выполнены из сырцового кирпича, на каменном цоколе, высотой 1,1 м. Кладка его панциря, фасадные части состоят из трех рядов хорошо отесанных и подогнанных квадров, пространство между панцирями заполнено забутовкой (рваным камнем и булыжником на глине). Толщина цоколя 2,80 м, размеры квадров панциря 0,5×0,5×0,3 м. «Нижний» город также, видимо, был обнесен стенами аналогичного устройства (Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 72).

В ходе исследования укреплений «верхнего» города выявлены и изучены остатки городских ворот и системы укреплений, прикрывавших их. С запада стены у крепостных ворот примыкали к отвесной скале, а с востока они были фланкированы башней. Поверхность грунта здесь выровнена каменными «подушками». Сохранившаяся западная половина крепостных ворот имела длину 3 м, ширину 2,8 м, сохранившуюся высоту 1,9 м. Возведена она насухо по двухпанцирной системе из хорошо отесанных и подогнанных квадров. Забутовка представляет собой также регулярную кладку, где для нивелировки рядов, возведенных одновременно с панцирями, использован глиняный раствор. Фундамент стены впущен в скальный грунт. Верхняя часть укреплений ворот была выполнена из сырцового кирпича (размер 0,52×0,26×0,09 м).

У входа сохранился мраморный постамент для (несохранившейся) статуи богини-хранительницы. Неглубокий вертикальный паз по боковой стене служил для спуска железной решетки-катаракты, замыкавшей вход во время опасности. Еще дальше, на каменном пороге, сохранились дугообразные царапины от вращения обитых железом деревянных дверей. Северные ворота города были предназначены для пешеходов, т. е. представляли собой так называемые малые ворота. С востока почти вплотную к воротам примыкала полукруглая в плане башня диаметром около 12 м, выступавшая за гладь стены на 4 м. Она также выполнена в двухпанцирной системе, фундамент впущен в скалистый грунт, внутреннее помещение заполнено землей, что придавало башне монолитность. Кладка башни не связана кладкой городской стены (как советуют античные полиоркетики). Вполне возможно, что на верхней платформе этой башни была позиция для катапульт. На расстоянии 30 м от башни выявлена вторая (сохранился только цоколь).

Внутри за крепостной стеной сохранился каменный фундамент удлиненного в плане здания с сырцовыми стенами и черепичной кровлей, служившего, вероятно, казармой или арсеналом для стражи, охранявшей ворота.

Архитектурный комплекс городских ворот построен по всем правилам эллинистической фортификации. Строительная техника, конструктивное устройство ворот, основанное на принципе дипилона, и вся система обороны, несомненно, восходят к греко-эллинистическому началу. Но вместе с тем довольно отчетливо выступают особенности, наличие которых, несомненно, обусловлено местными традициями. К таковым следует отнести статую богини — хранительницы города, воздвигнутую с наружной стороны у входа.

Укрепления Эшерского городища (Шамба Г.К., 1980, с. 13 и сл.) были возведены во II–I вв. до н. э. Они выявлены на двух участках. Стены имеют толщину 1,8–2 м. Цоколь стен выложен из камня (булыжники и рваные известняковые плиты). Камни составляли панцирь, внутреннее пространство заполнялось бутовым камнем, глиной и битой керамикой. Верхняя часть стен была, по всей вероятности, выполнена из сырцового кирпича. С внутренней стороны к стене пристроено несколько небольших помещений, в которых, видимо, располагался караул. Башни имели почти прямоугольную форму. Две из них выступали за гладь стен, одна практически не выступала. Для строительства башен использовались необработанные валуны и известняковые квадры (во вторичном использовании). Наружные части стен башен сложены из камней более крупных размеров. Промежутки между камнями заполнялись глиной, битой керамикой, поверх наливался высококачественный известковый раствор. Расстояние между башнями несколько более 30 м. Можно думать, что перед стенами (на расстоянии 5-10 м от них) находился ров.

Застройка (табл. XXIII, XXIV). Характер застройки поселений Колхиды рассматриваемого времени может быть представлен только на основе застройки «верхнего» города Вани. На территории города открыто несколько сооружений. К основной стене городских ворот с внутренней стороны пристроено небольшое культовое здание, открытое с восточной стороны. У западной стены, точно посередине, воздвигнут каменный алтарь, вокруг которого были найдены приношения — 23 сосуда: миски, одноручные и двуручные кувшины, украшенные красными поясками, и пять амфор. Все сосуды являются местными изделиями. Две амфоры были полны просом, игравшим важную роль у грузинских племен в ритуале, связанном с божеством плодородия. К этому в целом небольшому храмику-святилищу ведет мощенная мелким булыжником мостовая длиной 18 м и шириной 2 м.

На нижней террасе в 100 м к юго-востоку от городских ворот располагался довольно обширный храмовый комплекс, занимающий примерно 800 кв. м. Он состоял из башнеобразного здания, жертвенной площадки, ступенчатого жертвенника, колонного зала и специального помещения для приношений (огромные пифосы, наполненные различными злаками).

Сложный архитектурный комплекс расположен в южной части центральной территории. Главным было святилище с мозаичным полом и каменным столбом-алтарем, вокруг которого обнаружены бронзовые сосуды, украшенные фигурками орлов, великолепной статуэткой крылатой богини Ники и горельефными изображениями божеств круга Диониса и его спутников (Ариадна, Пан, Сатир, менады). Обнаруженные там же огромный колхидский пифос и около 40 амфор для вина (представляющих собой «зедаше», т. е. подношение) свидетельствуют, что святилище было посвящено богу виноделия и виноградарства.

С западной стороны этого святилища обнаружены сильно разрушенные остатки прямоугольных залов, в развалинах которых найдены обломки терракотовой маски (Диониса?) и бронзовых сосудов (канделябры?). В одном из залов сохранились остатки алтаря, сложенного из прямоугольных плит. Обращает на себя внимание, что в некоторых помещениях скала (на которой построены эти здания) оставлена без облицовки и, видимо, являлась объектом почитания.

С северной стороны к «зданию с мозаичным полом», видимо, примыкали монументальный «алтарь» со ступеньками, дошедший до нас в сильно разрушенном виде (сохранились параллельные ряды стен из рустованных квадров), прекрасно обработанные прямоугольные плоские (в среднем 1,00×0,65×0,30 м) плиты (составные части ступенек), довольно крупных размеров хорошо отесанные камни кубической формы (0,8×0,7×0,6 м), архитрав (длиной 2,70 м), базы колонн аттического типа (диаметром 0,5 м) и др. В развалинах же «алтаря» найдены две капители из местного известняка, одна украшенная нетрудным скульптурным изображением богини, а другая — аканфовыми и пальмовыми листьями и рельефной розеткой на выступающем карнизе.

К алтарю направлен (с запада на восток) высеченный в скалистом грунте «канал» (длиной 18 м), замыкающийся множеством ям, овальных и круглых, видимо, ритуального назначения. Некоторые из них (круглые с желобком для слива), возможно, служили для возлияний и представляли собой «жертвенные ямы», предназначенные для культа хтонических божеств. Другие ямы, по всей видимости, являлись хранилищем для приношений («зедаше»), таких, как хлебные злаки. Можно предположить, что весь этот культовый комплекс (еще не раскопанный полностью), составной частью которого был и храм «с мозаичным полом» в честь божества виноделия, предназначался для сложного и многообразного ритуала почитания культа земли, плодородия и всевозможного изобилия.

Целый ряд сооружений открыт в северной части центральной террасы — одной из важнейших частей древнего города. Особый интерес представляет так называемый круглый храм. Установлено, что на этом месте первоначально находилось прямоугольное здание, возможно, аналогичное по плану с привратным святилищем. От этого здания сохранились западные и восточные стены, сложенные из великолепно отесанных прямоугольных, плотно пригнанных насухо плит, а также высеченные в скалистом грунте гнезда для каменных квадров фундамента, по которым удалось восстановить первоначальный план прямоугольного здания: его длина равнялась 11,4 м, а ширина 10,4 м. Толщина стен 3 м. Пол был выложен плитами разных размеров.

В конце III в. до н. э. на прямоугольном фундаменте было построено круглое, видимо, башнеобразное в плане здание (внутренний диаметр 5,4 м). О культовом назначении его свидетельствует вотивный тарапан, найденный при раскопках.

Пока что трудно представить архитектурные формы храма. Однако едва ли было бы правильным восстановить это здание по принципу эллинистических круглых храмов, хотя использование конструктивных особенностей последних вполне вероятно. С этой точки зрения представляют, несомненно, большой интерес находки каменных плит трапециевидной формы с выбранными четвертями (средний размер плит 90×20 см при ширине 12 см) — кессон крыши потолка круглого здания. Совершенно очевидно, что их применение связано с влиянием строительной техники эллинистической архитектуры. С круговым храмом был связан, по-видимому, «священный амбар», где найдены около 40 колхидских амфор с пшеницей и просом. Открыты также остатки «абсидального здания», общественные сооружения с черепичной кровлей. Удалось восстановить и способ перекрытия, оказавшегося довольно оригинальным и неизвестным до сих пор среди памятников классической и эллинистической архитектуры: керамиды (50×60; 52×64 см) сверху перекрываются такой же плоской черепицей, а желобчатые (т. е. калиптеры) уложены лишь по краям в перевернутом виде и тем самым служат водостоком.

В западной части центральной террасы открыто еще одно культовое сооружение — алтарь, довольно оригинальный и необычный. Алтарь представляет собой сложный архитектурный комплекс, состоящий из двух пристроенных к оградной стене (толщиной 1,5 м) великолепно отесанных и тщательно пригнанных друг к другу прямоугольных каменных блоков: к прямоугольной платформе (4,45×3,90 м) с восточной стороны примыкает ступенчатое сооружение — алтарь с шестью прямоугольными и столькими же полукруглыми ступеньками. Восточная часть алтаря дошла до нас в сильно разрушенном; виде, но тем не менее, реконструкция ее не вызывает сомнения.

В развалинах алтаря и по всей прилегающей площади разбросаны многочисленные фрагменты бронзовых скульптур (или скульптурной композиции).

К юго-западу от алтаря зафиксированы развалины небольшого помещения (площадь примерно 6×5 м), сложенного, по-видимому, из деревянных брусьев с глиняной обмазкой. Под завалом глиняных обмазок (с отпечатками деревянных брусьев и досок) найдены самые разнообразные предметы. По всей площади были разбросаны глиняные пирамидальные грузила разных размеров для вертикального ткацкого станка (всего 87 штук), керамика, бусы, наконечники копий, кинжалы, бронзовые умбоны, серебряные украшения (медальоны, статуэтки) и т. д. Можно предположить, что это здание служило сокровищницей.

На центральной террасе было, по-видимому, воздвигнуто еще одно монументальное здание, которому принадлежат скульптурные львиные головы, высеченные из местного белого известняка, две из которых представляют собой часть симы с водостоком. Все они были одинаковых размеров: длина 70 см, высота 45 см, ширина 36 см. Одна сохранилась полностью с конструктивной частью, по которой осуществлялось крепление с карнизом. Аналогичные скульптуры львиных голов характерны для декоративного решения водостока в классической и эллинистической греческой архитектуре. Скульптурные водосточные львы из Вани, несомненно, являются частью карниза монументального сооружения храмового типа и могут служить убедительным доказательством сильного влияния строительных приемов греческой архитектуры.

На самой вершине холма, с самого начала служившей священным участком, в III–I вв. до н. э. был воздвигнут монументальный алтарь, представлявший собой каменную платформу (шириной 16 м и длиной 9 м), к которой вела лестница с восточной стороны (зафиксировано восемь ступенек). Алтарь занимал главенствующее положение на вершине холма, укрепленном мощными оборонительными стенами.

Открытые на Эшерском городище здания общественного назначения имеют гораздо более примитивный характер. Здесь выявлены остатки «казармы» (Шамба Г.К., 1980, с. 10) и плохо сохранившиеся части двух других зданий, одно из которых находилось на нижней террасе и имело деревянные колонны.

Строительная техника и архитектура. В строительстве Колхиды эллинистического времени использовались камень (разных пород), сырцовый кирпич, дерево, черепица. Из камня выкладывали фундаменты (иногда они заглублялись в скалистый грунт) и цоколи практически всех сооружений (здания общественного назначения, башни). Иногда цокольная часть зданий общественного назначения выкладывалась (как и в городских стенах) в виде двух панцирей, пространство между которыми заполнялось бутом. Сами стены обычно делали из сырцового кирпича. На Эшерском городище зафиксирована штукатурка (глиняная) и следы полихромной росписи. Для перекрытий использовали дерево (в Вани зафиксированы остатки балок и стропил) и черепицу (чаще всего местного производства). В Эшерах найдены остатки деревянных колонн, а в Вани — деревянные стояки дверей. Полы делали из каменных плит, иногда они были глинобитными, изредка — мозаичными (выкладывались из гальки). В Эшерах зафиксировано существование водопровода с керамическими трубами.

Изучение архитектурных памятников Ванского городища со всей очевидностью показывает, что местные зодчие были хорошо знакомы с достижениями эллинистической архитектуры и градостроительства. Влияние греческой архитектуры в первую очередь сказывается в строительной технике: рустованные блоки, широкое использование кровельной черепицы, появление мозаичных полов. Можно отметить также внедрение элементов ордерной архитектуры: баз аттического профиля, капителей коринфского (наиболее популярного в эллинистическую эпоху) ордера, архитровов. С этим же связано и использование сим в виде голов львов, кессонных потолков и т. п.

Вместе с тем необходимо подчеркнуть, что влияние эллинистической архитектуры шло в первую очередь по линии внедрения элементов ордера в качестве декоративных систем, в то время как сами конструкции оставались часто традиционными. Планировка святилищ и иного типа общественных сооружений Вани не имеет серьезных точек соприкосновения с планировкой греческих храмов. Строительство башнеобразных сооружений в качестве святилищ, возможно, связано с традициями древнего Востока. Кроме того, в самом Вани существует и развивается и местная строительная техника, и кладка стен. Для них характерны разной величины грубоотесанные, в основном плоские плиты, сложенные на глине. Так построено большинство зданий на центральной террасе, в том числе так называемое 17-метровое здание, а также южная стена святилища с мозаичным полом, так называемое сооружение с контрфорсами и др.

Хозяйство. Торговля. Сельское хозяйство продолжало оставаться основой экономики Колхиды. При археологических раскопках неоднократно находили остатки проса и пшеницы (в Вани, окрестностях Кутаиси, Нацихвара, Эшери, Сванетии). Просо традиционно, до широкого распространения кукурузы было основной зерновой культурой западной Грузии. Природные условия Колхиды способствовали высоким урожаям этого злака (Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 92 и сл.). Особое место занимали виноградарство и виноделие. Косточки винограда местного сорта «качичи» были обнаружены при раскопках Сухуми (Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 97). Несомненным является широкое распространение садоводства (Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 97–98). Видимо, возделывались здесь и оливки (Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 97). Из технических культур наиболее популярен был лен, на распространение которого, помимо экономических факторов, оказывало влияние то обстоятельство, что лен был хорошо приспособлен к природным условиям Колхиды (Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 95 и сл). Популярной была также конопля (там же, с. 96). Меньшую роль играло животноводство, преимущественной зоной развития которого были предгорья (Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 99). При раскопках Вани обнаружены кости коровы, барана, свиньи (Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 43).

В ряде мест Колхиды обнаружены следы производства по переработке сельскохозяйственной продукции. В частности, на Эшерском городище выявлены фрагментированные мукомольные жернова (Шамба Г.К., 1977, с. 28; 1980, с. 45), однако в гораздо большем количестве — зернотерки (Шамба Г.К., 1980, с. 44–45). В районе Пичвнари (с. Зенити) была найдена высеченная в скале виноградная давильня (Инадзе М.П., 1968, с. 190). Показательным является тот факт, что при раскопках одного из храмов Вани обнаружен вотивный тарапан. При раскопках Эшерского городища найдены железные ножницы для стрижки овец (Шамба Г.К., 1980, с. 59). Видимо, широко было развито ткачество. Особенно славились колхидские льняные ткани (Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 103). В различных местах Колхиды найдены большие пирамидальные грузила, которые служили подвесками вертикального ткацкого станка. Характерно, что в слоях предшествующего времени (VI–V вв. до н. э.) они не встречаются (Инадзе М.П., 1968, с. 195). Можно говорить также о существовании косторезного ремесла.

Важнейшее место в ремесленном производстве Колхиды занимали производство металла и металлообработка. К сожалению, до сего времени не обнаружены остатки металлургических и металлообрабатывающих мастерских того времени. Только при раскопках Вани найдены железные кузнечные клещи (Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 102). О характере этих видов ремесла можно судить только на основе многочисленных остатков железных орудий труда и оружия. Не подлежит сомнению высокий уровень колхидского ремесла, мастера которого знали все основные технологические процессы, известные в Средиземноморье. Продолжало развиваться и ювелирное дело (Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 102 сл.). Бесспорно развитие камнеобрабатывающего, а также плотницкого и столярного ремесел. Можно говорить о значительном подъеме в IV–I вв. до н. э. гончарного ремесла Колхиды. Керамические мастерские того времени почти не известны, о высоком уровне этого ремесла можно судить на основании изучения местной керамики. С III в. до н. э. наступает резкий перелом в развитии колхидской керамики. Наряду с керамикой, которой присущи чисто местные формы и орнаментация, колхидские (возможно, и приезжие греческие) гончары начинают изготовлять также сосуды греческих типов (миски, рыбные блюда, кубки типа канфаров, веретенообразные бальзамарии, подражания краснолаковой керамике) (Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 191). Появляются местные расписные сосуды (Кахидзе А.Ю., 1977, с. 12). В это время начинается также выпуск местной керамической тары античного типа. Это так называемые «амфоры коричневой глины». Один из производственных центров по производству керамической тары, видимо, находился на северо-востоке Колхиды, поскольку на Эшерском городище выявлены керамический брак и ошлакованные амфорные фрагменты (Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 190–191). Очень большой интерес представляют сведения о находке у устья Шицкуара остатков гончарной печи и обломков амфор, в частности с клеймом Διοσχου на ручке (Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 191).

Если в IV–III вв. до н. э. колхидские амфоры изготовлялись по синопским образцам, то во II–I вв. до н. э. они приобретают оригинальную форму: их тулово сужается в средней части, что не свойственно греческим амфорам эллинистического времени (Путуридзе Р.В., 1977, с. 68–71; Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 190–191). В это же время в Колхиде начали выпускать и местную черепицу, которая распространялась не только в городах, но и в сельской местности (Лордкипанидзе Г.А., 1970, с. 102–103; Толордава В.А., 1977а).

Археологические материалы свидетельствуют о дальнейшем развитии обмена и торговли в Колхиде. В эпоху эллинизма через Колхиду (и другие страны Закавказья) проходил один из больших торгово-транзитных путей, связывавших страны Востока с Западом. Этот путь шел из Индии до Каспийского моря, затем через Закавказье по р. Куре — Сурамскому перевалу — р. Фасис достигал берегов Черного моря у г. Фасиса, далее морскими путями был связан с городами Малой Азии и Причерноморья.

В эллинистический период из Колхиды экспортировались те же товары, что и в предыдущую эпоху. Однако состав стран и отдельных торгово-ремесленных центров, поддерживавших торгово-экономические связи с Колхидой, заметно изменился. Сходит почти на нет афинская торговля с Колхидой. Но с середины IV в. до н. э. активную и все возрастающую роль играют города юго-восточного Причерноморья, особенно Синопа. В III–I вв. до н. э. синопский импорт в Колхиде занял доминирующее положение: обломки синопских амфор (свидетельствующих о ввозе оливкового масла), лутериев, черепиц найдены повсеместно как на поселениях прибрежной полосы, так и во внутренних областях. Наряду с Синопой в торговле с Колхидой участвовала и Гераклея. Известны находки амфор типа Солоха I и Солоха II. Встречаются обломки хиосских («с колпачковыми ножками») и фасосских (с «рюмкообразными ножками») амфор IV и III вв. до н. э. В III–II вв. до н. э. торговые связи с Колхидой поддерживал Родос, как об этом свидетельствуют находки обломков родосских, косских и книдских амфор. В III–I вв. до н. э. в Колхиду поступают черно- и краснолаковая керамика, «мегарские» чаши и другие изделия малоазийских ремесленных центров, главным образом Пергама, Самоса и др., а также, возможно, Александрии. Малоазийский импорт распространялся как в приморской полосе, так и во внутренних районах. По Рионо-Квирильской торговой магистрали через Сурамский перевал малоазийская керамика проникала и в восточную Грузию, а по р. Ингури достигала высокогорной части Колхиды — Сванетии. В III–I вв. до н. э. продолжались экономические связи Колхиды с Северным Причерноморьем, как об этом свидетельствуют находки амфор в Колхиде, а колхидской керамики (пифосы, амфоры) — в Северном Причерноморье.

Оживленные экономические связи эллинистического мира с Колхидой подтверждаются также многочисленными находками золотых статеров сиракузского тирана Гиерона, статеров и тетрадрахм Филиппа II, Александра II и Филиппа III македонских, золотых и серебряных монет Лисимаха, афинских тетрадрахм «нового стиля», понтийских, каппадокийских, парфянских, пантикапейских, ольвийских, херсонесских и других монет.

На смену серебряным «колхидкам», обращавшимся, по-видимому, и в IV–III вв. до н. э., во II–I вв. до н. э. в Колхиде чеканились местные золотые подражания статерам Лисимаха. В восточных областях обращались, как правило, золотые подражания статерам Александра Македонского (Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 196).

Изучение распространения античного импорта приводит к выводу, что в процесс международного товарообмена были вовлечены широкие слои населения древней Колхиды как низменных, так и горных районов. Интенсивность внешних торговых связей, несомненно, способствовала росту местного товарного производства и имела важное значение для социально-экономического развития страны (Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 191–195).

Орудия труда (табл. XXV, XXVI). Значительное количество орудий труда обнаружено при раскопках Эшерского городища, в частности мотыги, полностью повторяющие типы мотыг VII–VI вв. до н. э. из Нигвазиани, с лезвием дуговидной формы, покатыми плечиками и круглой втулкой (Шамба Г.К., 1980, с. 45–46, табл. LVIII). В Эшерах и Вани найдены топоры с прямой лобной частью, несколько свисающей вниз, плоским четырехугольным обухом и почти прямоугольной втулкой (Шамба Г.К., 1980, с. 46; Лордкипанидзе Г.А., 1979, с. 101). В нескольких местах обнаружены «цалди» (небольшие топорики) (Инадзе М.П., 1968, с. 190). В Вани встречены тесло (Лордкипанидзе Г.А., 1979, с. 101), а в Эшерах — несколько зубил и ножницы (Шамба Г.К., 1980, табл. LXVIII, LXIX, 1–2; LXX, 2). На Эшерском городище обнаружены 15 однотипных (хотя и различающихся в деталях) ножей с изогнутыми спинками. Такие ножи считаются обычно ножами виноградарей, хотя не исключено, что они могли употребляться в качестве оружия (Шамба Г.К., 1980, с. 46–47).

Оружие. По всей видимости, в IV-! вв. до н. э. значительных изменений в характере вооружения населения Колхиды по сравнению с VI–V вв. до н. э. не произошло. В качестве оружия использовались кинжалы, мечи, боевые топоры, копья, стрелы.

Кинжалы обычно железные, изогнутые, длиной 10–16 см (Шамба Г.К., 1980, с. 47, табл. LX, 7, 8), хотя встречаются и прямые (там же, LX, 9). Мечи, как правило, железные. Представлены следующие основные варианты: с прямым навершием, брусковидным и кольцевым. Длина их до 50 см (Шамба Г.К., 1980, с. 47; Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 77, табл. VIII, 5). Имеются также мечи типа греческих махайр. Они встречены на Эшерском городище и в Ихтвиси, датируются IV в. до н. э. (Шамба Г.К., 1980, с. 47; Лордкипанидзе Г.А., 1978, табл. VIII, 1). При раскопках Эшерского городища обнаружены семь боевых топоров, все они сделаны из железа и очень близки боевым топорам предшествующего времени (Шамба Г.К., 1980, с. 47–48). Точно так же наконечники копий этого времени напоминают копья более ранние (Шамба Г.К., 1980, с. 48–49; Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 53, 77, 78). Наконечники стрел в IV–I вв. до н. э. — только железные, как втульчатые, так и черешковые (Шамба Г.К., 1980, с. 49–50). Оборонительный доспех представлен бронзовыми аттическими шлемами (IV в. до н. э.) (Лордкипанидзе Г.А., 1978, табл. V, 3), железными и бронзовыми кнемидами (Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 77; Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 180), бронзовыми чешуйками от пластинчатого доспеха (Шамба Г.К., 1980, с. 50; Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 78), бронзовыми обивками от круглых щитов (Шамба Г.К., 1980, с. 50) и железным щитом (Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 180). Важным нововведением в военном деле было появление катапульт. На территории Вани обнаружено более 200 каменных ядер от катапульт. Использовался и «чеснок» — многогранные железные стрелки, разбрасывавшиеся по полю, — против кавалерии.

Керамика (табл. XXVII). На протяжении рассматриваемого периода происходит резкое изменение характера керамики. Хотя и в третьей четверти IV в. до н. э. все еще сохраняются некоторые формы колхидской керамики, характерные для VI–V вв. до н. э. (пифосы, кувшинчики с трубчатой ручкой, миски с косыми стенками и др.), но вместе с тем появляются и новые: кувшинчики с воронкообразными, трегубыми или круглыми венчиками (иногда с высокой узкой горловиной), сферическими, биконическими или грушевидными туловами и др. В орнаментации преобладают геометрические мотивы (заштрихованные шевроны, зигзагообразные линии, волнистый орнамент с ромбовидной сеткой и т. д.).

Входит в быт и расписная керамика — различные варианты росписей (шевроны, геометрический узор), нанесенных красной краской по светлому ангобу, на кувшинчиках с грушевидным туловом. Такая керамика засвидетельствована также в восточных областях Колхиды (Сачхере, Ихтвиси, Вани), и проникла она сюда скорее всего из восточной Грузии. Широко распространяется керамика, повторяющая формы греческой (см. выше).

Украшения (табл. XXVIII). Хотя в IV–I вв. до н. э. в основном сохраняется традиционный набор украшений, их характер изменяется. В частности, новые элементы появляются и в златокузнечестве: на смену традиционным и столь консервативным на протяжении трех столетий формам (диадемы с ромбовидными щитками, серьги с лучами и т. д.) приходят типологически новые виды, в которых отчетливо видно греческое влияние. Таковы: головной убор «знатного воина», составленный из полых золотых фигурок всадников и птиц, украшенных зернью (Вани, I, с. 203, рис. 166), роскошное ожерелье из Вани (погребение 12) — плетеная цепь, увенчанная сердоликовыми бусинами и миниатюрными головками рогатых львов, и т. д. (Вани, IV, с. 149, рис. 107).

По-прежнему одним из основных видов украшений остаются гривны (серебряные, бронзовые и железные). Гривны находят даже при телах насильственно убитых людей, сопровождавших погребение знатного лица (в Вани). Гривны на своих концах чаще всего имеют стилизованные изображения головок животных. Встречены они в Вани, Пичвнари, Эшерах и других местах (Вашакидзе Н.В., Кахидзе А.Ю., 1977; Шамба Г.К., 1980, с. 80; Лордкипанидзе О.Д., Путурадзе Р.В., Матиашвили Н.Н., 1977, с. 48). Наряду с гривнами иногда на шее у погребенного находилось другое украшение — ожерелье (Лордкипанидзе О.Д., 1980, с. 180). Бусы, как и ранее, были каменными, стеклянными, пастовыми, позолоченными. Они встречаются во всех некрополях Колхиды (Вашакидзе Н.В., Кахидзе А.Ю., 1977; Шамба Г.К., 1980, с. 54). Использовались в качестве украшений и подвески, чаще всего стеклянные: дельфиновидные, амфоровидные, сердцевидные и др. Зафиксированы подвески из голубого стекла с изображением человека (египетского происхождения). Очень редко встречаются золотые подвески, чаще серебряные — кольцевидные, известны также бронзовые — с отверстием в центре и четырьмя ответвлениями (Вашакидзе Н.В., Кахидзе А.Ю., 1977; Шамба Г.К., 1980, с. 53–54). В небольшом количестве встречены височные кольца, серьги (золотые, украшенные зернью с биконическими подвесками), бронзовые пряжки, булавки (серебряные и бронзовые), кольца, нашивные бляшки.

Очень часты браслеты: золотые, серебряные, бронзовые и железные. Для них характерно следование старым традиционным типам. Браслеты бывают как с прямой спинкой, украшенные стилизованными головками зверей или цилиндрическими утолщениями, так и с вогнутой спинкой и стилизованным изображением головы змеи (Вашакидзе Н.В., Кахидзе А.Ю., 1977; Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 180, 181; Кахидзе А.Ю., 1977, с. 11; Толордава В.А., 1977б, с. 49; Шамба Г.К., 1980, с. 44).

На новую ступень поднимается и колхидская глиптика, развивавшаяся под влиянием хеттской (каппадокийской) и ассирийской. Местные резчики изготовляли правовые печати особого назначения — инсигнии (золотой перстень знатного воина — Дедатоса), официальные и личные печати (Лордкипанидзе М.Н., 1975б). Очень широко представлены золотые, серебряные, бронзовые и железные перстни-печати с изображениями, заимствованными из греческой мифологии: силен со свирелью, Психея со светильником, всадник, на шее коня которого подвешена бородатая маска сатира, и т. д. Встречаются перстни с традиционными сценами терзания зверей (орел на зайце и т. п.). Наконец, известны перстни явно официального назначения — с изображением богини, сидящей на троне, и надписью греческими буквами ΔΕΔΑΤΟΣ — именем владельца печати (Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 180, 209; Толордава В.А., 1977б, с. 49; Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 41; Вашакидзе Н.В., Кахидзе А.Ю., 1977 и др.).

Бытовая утварь. В связи с тем что жилые комплексы еще практически не исследованы, бытовая утварь изучена слабо. Основное место, естественно, занимала среди бытовой утвари керамика. Кроме керамических сосудов, в быту использовались также металлические — бронзовые греческие блюда (Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 183), аттические серебряные килики (Кахидзе А.Ю., 1977, с. 12, Толордава В.А., 1977, с. 49), бронзовые ойнохойи и патеры (Толордава В.А., 1977, с. 50) и т. д. Известны бронзовые зеркала, алабастры из финикийского цветного стекла (Кахидзе А.Ю., 1977, с. 12). Светильники были как привозными (металлические — из Малой Азии и глиняные), так и местные (глиняные). Для освещения пользовались и канделябрами (Шамба Г.К., 1980, с. 39; Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 205, рис. 50). В небольшом количестве, видимо, проникала в Колхиду и греческая мебель: найдены бронзовые ножки сиденья (или ложа).

Погребальный обряд. Как уже отмечалось выше, вторая половина IV — первая половина III в. до н. э. явились переходным периодом. Характерные признаки нового этапа в этнокультурном развитии нашли отражение в погребальных обрядах и в отдельных отраслях материальной культуры. В приморской полосе Колхиды продолжают бытовать грунтовые погребения, но погребальный инвентарь отражает появление новых типологических признаков в материальной культуре, особенно в керамическом производстве, украшениях и т. д.

Интересный в этом отношении могильник исследуется в Кобулети-Пичвнари. Погребения опущены в песчанистый грунт, в основном с ориентировкой на восток (иногда и на север). Длина ям около 2 м, ширина колеблется между 1,5–0,75 м. В песчанистом грунте костяк не сохраняется, что затрудняет точное определение способа погребения. По расположению инвентаря фиксируются как скорченные захоронения, так и вытянутые на спине. Погребальный инвентарь довольно разнообразен. Наиболее многочисленную группу составляет местная керамика, изготовленная, как правило, на гончарном круге (хотя встречаются и лепные сосуды). Наряду с традиционными формами (кувшины с трубчатой ручкой) появляются новые.

Характерными являются кувшины с коричневатым или красным обжигом. Они имеют сферическое тулово, отогнутый наружу венчик и отличаются друг от друга оформлением ручек — плоских или овальных в сечении и двуствольных (новый признак). Большинство сосудов имеет гладкую, неорнаментированную поверхность, но в единичных случаях встречаются каннелированные и даже расписной кувшин. В погребальный инвентарь входят также горшки и миски, сосуды с трубчатым носиком на тулове, фляги, вазы на высокой ножке, канфарообразные сосуды, лутерии и др. Встречается и привозная керамика (лекифы, бальзамарии, арибалловидные сосуды). Довольно разнообразны украшения. В погребениях обнаружены монеты, главным образом серебряные «колхидки» (обычные триоболы), а также синопские. Этот могильник датируется IV–II вв. до н. э. (Вашакидзе Н.В., Кахидзе А.Ю., 1977).

Значительные сдвиги в этнокультурной истории наиболее ярко проявляются в центральной и восточной областях Колхиды. Следы нового в культуре древней Колхиды отчетливо несут богатые погребения IV–III вв. до н. э. из Вани и его округи. Наряду с деревянными погребальными сооружениями, перекрываемыми мелким булыжником или крупными камнями из местного песчаника (тири), появляются деревянные саркофаги с черепичным перекрытием (Толордава В.А., 1976а) и каменные ящики (Хоштариа Н.В., 1972). Новые элементы отмечены и в погребальном инвентаре: в погребения кладут амфоры, покойников снабжают монетами, что, по всей вероятности, связано с влиянием греческих загробных представлений (плата Харону за перевоз души в царство мертвых); распространяется обычай насильственного умерщвления слуг-рабов и т. д. (Вани I, с. 203; Вани IV, с. 147–150).

В этот период изменяется и погребальный обряд рядового населения: в то время как в приморской полосе продолжает бытовать старый обряд грунтовых погребений, в восточных областях Колхиды с IV–III вв. до н. э. распространяется обряд кувшинных погребений. Это, как правило, индивидуальные усыпальницы, и лишь в редких случаях засвидетельствованы парные погребения. Пифос, предварительно распиленный посередине, устанавливался в яму вертикально, горловиной вниз. Донная часть служила своеобразной крышкой. Иногда пифосы уложены горизонтально, с пропилом вдоль продольной оси. В таких случаях одна половина служит крышей. Покойников укладывали в сильно скорченном положении, головой на запад. Погребальный инвентарь, как правило, состоит из глиняной посуды (положенной обычно у изголовья и у согнутых колен), монет — «колхидок» (которые клали в рот или в руки) и украшений и т. д. (Куфтин Б.А., 1941; Толордава В.А., 1975; 1976; Кигурадзе Н.Ш., 1976; Вашакидзе Н.В., 1973).

Культовые предметы и сооружения. Свидетельства о характере религиозных представлений жителей Колхиды получены главным образом в результате раскопок Вани. Видимо, можно думать, что в своей основе они оставались такими же, как и в предыдущее время (см. выше). Вместе с тем в Колхиду проникали и греческие религиозные идеи. Особой популярностью пользовался культ Диониса (Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 209 сл.). Греческий культ наслаивался на местные религиозные представления, синкретизировался с ними. С этими религиозными представлениями связано распространение изображений дионисийского круга (бронзовые и терракотовые статуэтки и маски, некоторые мотивы росписи на местной керамике). Видимо, с этим же культом связана и находка вотивного тарапана в одном из святилищ Вани (Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 206). Другой греческий культ, который распространялся в Колхиде и также синкретизировался с местными верованиями, — это культ Геракла (Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 210). В Вани найдены штамп (глиняный) и медальон с изображением Геракла (Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 210). Кроме того, можно считать, что обычай класть с погребенным монету («обол Харона») — также результат влияния греческих религиозных представлений.

Вани, как считает ряд исследователей, являлся храмовым центром. В силу этого большинство сооружений, обнаруженных в «верхнем» городе, в той или иной степени связаны с культом (см. выше). Здесь же находилось значительное число алтарей, как монументальных, так и сравнительно небольших по размерам, имевших самую различную форму (см.: Лордкипанидзе О.Д., 1979, рис. 74). Кроме того, обнаружен ряд приспособлений, которые можно интерпретировать как жертвенники хтоническим божествам — в первую очередь вырубленные в скале жертвенные ямы со специфическими канавами для сброса жертвенной крови (Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 122 сл.). К числу предметов, связанных с культом, относятся также железные курильницы (Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 203).

Предметы искусства (табл. XXIX). Сравнительно небольшие масштабы раскопок, естественно, не могли дать значительных коллекций произведений искусства. К сожалению, еще нельзя даже сказать — существовали ли вообще некоторые виды искусства в Колхиде исследуемого периода, например живопись. Не подлежит сомнению наличие монументальной каменной скульптуры. Помимо того, что выявлен постамент статуи, расположенной у городских ворот (Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 199), находки архитектурных деталей (фигурной капители и двух сим — голов львов) убеждают в том, что по крайней мере в крупных центрах существовала местная скульптура. Головы львов выполнены из местного известняка, в их трактовке чувствуются определенные влияния традиций искусства Востока, хотя сама принципиальная схема, бесспорно, греческая (Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 207). Фигурная капитель, где женская полуфигура занимает место между волютами, входит в общий круг восточноэллинистических «коринфизированных» капителей, являясь, видимо, одним из самых первых образцов этих своеобразных архитектурных деталей.

В Колхиде имелась и бронзовая скульптура. Фрагменты ее обнаружены на Эшерском городище (Шамба Г.К., 1980, табл. LXXVI, 1). При раскопках Вани найдены многочисленные фрагменты бронзовых скульптур (или скульптурной композиции), выделяются отдельные, сильно поврежденные части человеческого тела. Особо следует отметить левую кисть мужской руки, вцепившейся в гриву животного, прекрасно моделированное человеческое ухо, фигурку змеи, отдельные позолоченные фрагменты, украшенные гравированным орнаментом, и др. Известны и небольшие по размерам статуэтки — серебряные, также найденные в Вани, на которых изображены нагие юноши (высота их 8,5 и 7 см). Один из них в правой руке держит фиалу.

Видимо, в эллинистическое время в Колхиде распространяется мелкая терракотовая пластика. Известны сами терракотовые статуэтки (изображение человека в длинных одеждах и рогом изобилия в руках, терракотовая маска и т. п.), а также формы для изготовления фигурок Геракла и Силена (Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 73, 210).

Чрезвычайно интересны образцы торевтики, найденные при раскопках Вани: фрагменты огромного бронзового сосуда и украшающие его фигурки — орлы (высота 16 см), богиня Ника (высота 18 см), а также шесть горельефных изображений (высота 10–12 см) голов божеств дионисийского круга (Пан, Сатир, Ариадна, две менады, еще одна головка, сильно пострадавшая, неопределима). Все эти изображения являются прекрасными образцами эллинистического искусства. Наиболее близкие им аналогии имеются в искусстве Пергама середины II в. до н. э. (Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 203 сл.). Интересны также две золотые прямоугольные пластинки, несомненно, служившие обкладками какого-то предмета. Обе они сильно повреждены (размеры полностью сохранившейся пластинки 9,5×5,5 см). На одной из них — тисненое изображение человеческого лица и кружков, обрамленных псевдозернью. На другом — веревочный орнамент и буквенные знаки одной из разновидностей семитского (как предполагают, арамейского) письма.

Монеты и эпиграфические памятники. Монеты, обращавшиеся в Колхиде, обрисованы выше. Эпиграфических памятников этого времени в Колхиде обнаружено немного. Можно отметить надпись на перстне (см. выше). На Эшерском городище обнаружены несколько фрагментов бронзовой плиты с греческой надписью, датируемой концом IV в. до н. э. (Шамба Г.К., 1980, с. 54). На стене предвратного сооружения в Вани начертана вертикальная греческая надпись αρ ω ανασα, которую расшифровывают следующим образом: άράομαι ώ άνασσα («молю (тебе) владычица»). Датируется она IV–III вв. до н. э. Невдалеке обнаружены две надписи — горизонтальные, справа налево, т. е. криптограммы. Они обе читаются: Άρσανς. В них видят имя строителя ворот (Каухчишвили Т.С., 1967б).

Можно думать, что в IV–I вв. до н. э. Колхида прошла сложный путь. Дальнейшее развитие общественных отношений способствовало усилению классовой дифференциации, социальных противоречий, укреплению государственности. С конца IV в. до н. э. Колхида входит в обширную зону периферийных государств эллинистического мира, сохранявших свою самобытность в социальной и политической сфере, но подвергавшихся значительному культурному влиянию со стороны собственно эллинистических государств. Контакты (политические, экономические, культурные) с эллинистическим миром способствовали ускорению развития общества. Вместе с тем вовлечение в «большую» международную политику в конечном итоге оказалось пагубным для Колхиды. Восточные районы ее попали под влияние Иберии (не только культурное, но, видимо, и политическое), а приморские были включены сначала в состав державы Митридата VI Понтийского, а затем и Рима.

Еще на рубеже II–I вв. до н. э. большая часть Колхиды вошла в состав Понтийского царства (Лордкипанидзе Г.А., 1970), но после окончательного поражения Митридата VI Евпатора, нанесенного ему римлянами (63 г. до н. э.), Колхида становится зависимой от Рима (Меликишвили Г.А., 1959, с. 331–333; Ломоури Н.Ю., 1968). Начинается новый этап в истории страны и развитии ее материальной культуры (см. рис. 1).

С установлением римского политического влияния на колхидском побережье Черного моря строятся римские крепости для постоянных гарнизонов, появившихся в Колхиде не ранее 80-х годов I в. н. э., после размещения императором Веспасианом двух легионов — XII Фульминанта и XV Аполлинарис в Каппадокии, командованию которых подчинялись и гарнизоны Колхиды (Левкинадзе В.А., 1965).

Первые века н. э. в то же время — период образования новых местных политических единиц, среди которых ведущее место занимало Лазское царство, позже (с IV в. н. э.), распространившее свое политическое влияние почти на всю западную Грузию — древнюю Колхиду (Меликишвили Г.А., 1959, с. 363–390; Ломоури Н.Ю. 1968). IV в. н. э. является поворотным в истории Колхиды. В это время основная часть римских гарнизонов была эвакуирована.

Источники. Важнейший источник для римского периода истории Колхиды — сочинение Флавия Арриана «Перипл Понта Евксинского», значение которого определяется тем, что в нем сообщаются сведения о приморских городах Колхиды, собранные римским администратором во время посещения этих мест (см.: Инадзе М.П., 1968, с. 90 сл.). Некоторые сведения содержатся и у ряда других авторов римского времени: Плиния, Клавдия, Птолемея, Иосифа Флавия (Инадзе М.П., 1968, с. 86 сл.). Значительную ценность имеют материалы авторов позднеантичного и ранневизантийского времени: Зосимы, Аммиана Марцеллина, Прокопия Кесарийского (Инадзе М.П., 1968, с. 227 сл.). Некоторую крайне отрывочную информацию содержат немногие, как правило, плохо сохранившиеся эпиграфические памятники. Археологические материалы получены главным образом из раскопок римских укрепленных пунктов на колхидском побережье: Себастополиса (бывшей Диоскурии), Питиунта и др. Для глубинных районов основные археологические материалы дала серия богатых погребений или «кладов» (большей частью также являющихся погребальными комплексами) в различных областях Колхиды: в Клдеети (Ломтатидзе Г.А., 1957), Тагилони (Амиранашвили А.И., 1935), Саргвеши (Tschubinaschwili G., 1925), Гонио (Лордкипанидзе О.Д., Микеладзе Т.К., Хахутайшвили Д.А., 1980), Цихисдзири (Хоштариа Н.В., 1962) и др. Однако подробная характеристика материальной культуры местного населения Колхиды первых веков нашей эры затрудняется из-за скудности археологического материала. Поселения еще не раскопаны. «Клады» и погребения лишь в редких случаях были исследованы регулярными раскопками. Тем не менее, можно судить о погребальных обрядах и отдельных видах материальной культуры.

Поселения. Фортификация. Архитектура. На территории Колхиды в первые века нашей эры исследовались только населенные пункты, где стояли римские гарнизоны. Самой южной римской крепостью, расположенной на колхидском побережье, был Апсар — у устья р. Чорох на месте современного с. Гонио, где сохранилась монументальная крепость площадью 4,7 га с 18 башнями и прямоугольной планировкой. Некоторые исследователи (Левкинадзе В.А., 1961) выделяют два основных строительных слоя: I–II вв. и IV–VI вв. н. э. При разведочных археологических раскопках как на территории самой крепости, так и за ее пределами были обнаружены сильно перемешанные культурные слои, содержащие наряду со средневековыми остатками многочисленные фрагменты краснолаковой керамики, амфор и других изделий I–IV вв. н. э. (Гзелишвили И.А., Хахутайшвили Д.А., 1964).

Не найдены еще римские крепости, описанные Аррианом в 134 г. в Фасисе и Себастополисе (на месте древней Диоскурии). Однако остатки более поздних крепостных сооружений Себастополиса открыты в Сухуми на самом берегу моря (Шервашидзе Л.А., Соловьев Л.Н., 1960; Апакидзе А.М., Лордкипанидзе О.Д., 1963; Трапш М.М., 1969, с. 285–362).

Наиболее древними являются остатки кастеллы, от которой фиксируется лишь северо-восточная стена (так как остальная часть сооружения погружена в море). Эта стена (укрепленная позднее пятью контрфорсами и двумя башнями) имела толщину 2,4 м и была построена так называемой «смешанной» кладкой: сложена из голыша на известковом растворе с использованием кирпича, образующего в основном двурядный пояс. Однако в углах прослеживается и пояс из четырех рядов кирпича. Большая часть стены в плане вырисовывается как прямой отрезок, лишь в своем северо-западном конце она закругляется. По реконструкции В.А. Левкинадзе эта кастелла, построенная в конце II или III в., имела параллелограммовидную планировку с закругленными углами. Ее площадь равнялась приблизительно 0,6–0,8 га — соответственно размерам римской нумериальной кастеллы — и была рассчитана примерно на двести солдат. Позднее (конец III–IV в.) на том же месте строится новая римская кастелла площадью 2,0–2,5 га (Левкинадзе В.А., 1966). В 2 км от описанных кастелл обнаружена квадратной формы башня (внутри 5,40×5,47 м, снаружи 6,30×6,45 м), стены которой (толщиной 0,90 м) возведены прямо на грунте из булыжных камней на известковом растворе с морским песком и гравием, местами с включением толченой керамики и обломков черепиц. Судя по археологическим материалам из раскопок внутреннего пространства, башня была построена не ранее последней четверти II в. н. э. и продолжала функционировать в III и IV вв. н. э., контролируя территории на подступах описанных выше кастелл (Трапш М.М., 1969, с. 313–317).

Из римских крепостей в Колхиде наиболее полно изучен древний Питиунт — на месте нынешней Пицунды. Многолетние раскопки выявили (Великий Питиунт, I–III) целый ряд оборонительных, административных, культовых и жилых сооружений в Пицунде и ее окрестностях. Отдельные и незначительные находки (главным образом керамические) относятся еще к I в. н. э. Однако строительство римской крепости следует отнести, по археологическим данным, ко времени не ранее середины II в. н. э. (что подтверждается и указаниями письменных источников: Арриан в 134 г. н. э. еще не упоминает Питиунт). Основные сооружения древнего Питиунта состояли из двух частей — прямоугольной в плане кастеллы и примыкающей к ней канабы, также окруженной оборонительной стеной и башнями. Кастелла площадью 150×130 м, рассчитанная примерно для одной когорты (500 легионеров), была построена во II–III вв. н. э., но затем в IV–V вв. несколько перестроена и даже расширена за счет канабы. Стены толщиной 3,00-3,20 м выложены из конгломерата на известковом растворе. Они укреплены четырехугольными многогранными и полукруглыми башнями. Входные ворота в кастеллу зафиксированы в восточной оборонительной стене. Ворота фланкировались двумя башнями весьма своеобразной формы: их лобовая массивная часть снаружи закруглена, а внутренняя — в плане прямоугольная. Внутри кастеллы открыты сооружения, наиболее важное из которых (преторий) состоит из ряда частей (Левкинадзе В.А., 1968).

С восточной стороны к кастелле примыкало поселение (канабе), возникшее, по археологическим данным, не ранее второй половины II в. Этот гражданский посад был обнесен крепостной стеной с башнями, составлявшей вместе с реставрированной кастеллой единую фортификационную систему. Однако первоначально канабе была, несомненно, изолирована от кастеллы, о чем свидетельствуют наличие вышеописанных двух башен у восточной стены кастеллы, обращенных к канабе, и др. данные (Апакидзе А.М., 1978, с. 62–63). Большинство сооружений, раскопанных на территории поселения, датируются IV–VI вв. (в том числе и христианские базилики с мозаичными полами). К III–IV вв. относятся канализационная система и баня, занимавшая площадь примерно 260 кв. м. Подобно малым римским термам, баня имела пять отделений: аподитерий, фригидарий, тепидарий, калдарий и топочное отделение (Толордава В.А., 1977б).

Отдельные оборонительные сооружения — крепостная стена и круглая башня, входившие в единую фортификационную систему, — обнаружены в окрестностях Пицунды у оз. Инкит (Лордкипанидзе О.Д., 1965; Апакидзе А.М., 1978, с. 48–49).

Хозяйство. Видимо, основой экономики Колхиды в первых веках нашей эры, как и ранее, продолжало оставаться сельское хозяйство. Вместе с тем можно думать, что появляются новые сельскохозяйственные культуры. При раскопках Питиунты были обнаружены, в частности, зерна риса. В Себастополисе найдена ручная каменная круглая мельница обычного античного типа (Воронов Ю.Н., 1980, с. 92). О значении рыболовства свидетельствуют находки рыболовных крючков и рыбозасолочных ванн (Инадзе М.П., 1968, с. 258). Видимо, определенную роль играли садоводство и виноградарство, а также животноводство (там же). Приморские города были важными ремесленными центрами. Большая печь для обжига кирпичей или черепиц найдена при раскопках Себастополиса (Сухуми). Считается, что в одной такой печи одновременно могло обжигаться не менее 1000 штук кирпичей или черепицы (Воронов Ю.Н., 1980, с. 91; Инадзе М.П., 1968, с. 256–257). Керамическая печь обнаружена и в Питиунте (там же). Бесспорно, что в ряде приморских городов Колхиды существовало производство не только керамических строительных материалов, но и керамической тары. Предполагается даже, что здесь изготовляли и краснолаковую керамику (Инадзе М.П., 1968, с. 257). Не исключено наличие в Питиунте мастерских, выпускавших стеклянную посуду и металлические украшения (Инадзе М.П., 1968, с. 258). Видимо, здесь знали металлургию и металлообработку (Воронов Ю.Н., 1980, с. 91). Бесспорным является существование мастеров-каменотесов: в Себастополисе, в частности, найдены орудия их труда (там же). Не подлежит сомнению наличие деревообрабатывающего и косторезного ремесел.

Экономическое влияние римских приморских центров, однако, ограничивалось только районами, непосредственно примыкавшими к побережью. В глубине Колхиды было довольно ощутимо иберийское (восточногрузинское) экономическое, политическое и культурное влияние. Это своеобразное положение иллюстрируется и нумизматическими данными (Голенко К.В., 1964; Дундуа Г.Ф., 1975; 1979а). В I–III вв. н. э. на территории древней Колхиды вырисовываются две обособленные области, в которых основу денежного обращения составляли разные монетные единицы. В приморской полосе, на территории римских крепостей и в соседних с ними районах, с конца I и во II в. обращались кесарийские монеты, поступавшие, как полагают, из Трапезунта, игравшего важную роль в снабжении римских гарнизонов закавказских городов. Однако на внутреннем рынке медные монеты не имели хождения, а обращались дидрахмы и денарии. С конца II в. в монетную циркуляцию внутренних районов включаются денарии общеимперского типа. В то же время в восточных районах Колхиды основу денежного обращения составляли императорские медные монеты, которые, как полагают, проникали из соседней Иберии.

В приморские районы Колхиды попадали товары из различных центров Южного побережья Черного моря, в первую очередь, видимо, из Синопы. Достаточно широко представлены обломки светлоглиняных узкогорлых амфор южнопонтийского происхождения, а также — херсонесских, боспорских, синопских, италийских и других центров (Бердзенишвили К.И., Путуридзе Р.В., 1975). Весьма разнообразна и краснолаковая керамика II–III вв. н. э. (миски, чаши, блюда, тарелки, кубки, одноручные и двуручные кувшины). Особо следует отметить многочисленные обломки блюд овальной формы с округлыми стенками, горизонтально отогнутым краем и плоскими ручками. Края и ручки блюд украшены рельефными изображениями (сцены охоты, цапля, дельфин, рак, рыбы, канфар, растительный орнамент). В качестве украшений встречаются также бугорки и рубчики (Лордкипанидзе О.Д., 1962; Апакидзе А.М., Лордкипанидзе О.Д., 1963; Путуридзе Р.В., 1965). Привозные керамические изделия (краснолаковая посуда, амфоры), столь характерные для приморской полосы этого времени, во внутренних областях Колхиды еще не обнаружены. С I в. распространяется привозная стеклянная посуда, хотя во II–III вв. н. э. во внутренних районах она все еще малочисленна: несколько бальзамариев и колбообразных флаконов найдено в богатых погребениях Клдеети (Ломтатидзе Г.А., 1957, с. 23–24).

Орудия труда и оружие. Орудий труда при раскопках найдено немного. Наиболее обычны железные топоры и согнутые, серповидные ножи. В Цебельдинской долине найдена железная мотыга, повторяющая формы мотыг более раннего времени (Воронов Ю.Н., 1980, рис. 23, 8), в Себастополисе — железное долотовидное орудие (видимо, принадлежавшее каменотесу) с четырехгранным стержнем и широкой рабочей частью (там же, с. 91). Оружие включает: мечи (длинные, двулезвийные, с узким навершием для рукояти), кинжалы (с кольцевидными навершиями — так называемого «сарматского типа»), наконечники копий (с листовидным удлиненным пером с продольным ребром и конусовидной втулкой), боевые топоры (традиционной формы), наконечники стрел (железные трехлопастные, черешковые). Засвидетельствованы находки фрагментов шлема, бронзовых и железных кольчуг, круглых, овальных и многоугольных щитов (римского типа с железным умбоном).

Керамика. Большим разнообразием отличаются амфоры I в., а особенно II–III вв. н. э. Широко распространены красно- и коричневоглиняные амфоры удлиненных пропорций с перехватом в средней части, считающиеся местным, колхидским, типом амфор. Керамика других типов однообразна. Наиболее типичны: одноручные и двуручные кувшины (часто с трегубым венчиком), кубышки и небольшие миски на высоких поддонах, вазы в форме усеченного конуса на высоких полых поддонах (также в форме усеченного конуса), одноручные горшки, пифосы и другие хозяйственные сосуды (дерги). Наряду с этими общими формами засвидетельствованы кувшинчик с раздвоенным туловом и трегубым венчиком, канфарообразные миски и др.

Бытовая утварь. Естественно, что самую важную роль среди бытовой утвари играет керамика. Кроме керамики, распространена была в приморских районах стеклянная посуда.

В богатых погребениях и «кладах» весьма часто находят металлические сосуды, большей частью привозные или изготовленные на месте по античным образцам: каннелированные золотая фиала (Гонио) и серебряные кубки (Тагилони, Бандза), различные серебряные кубки с богато декорированной поверхностью, на литых ножках (Хаиши, Тагилони, Саргвеши), серебряные орнаментированные литые блюда и тарелки (Тагилони), серебряное блюдо с центральным медальоном, изображающим Тихе-Фортуну (Цихисдзири), серебряная фиала с черновой инкрустацией (Квашхиети), украшенная рельефным изображением юноши в восточном одеянии и фригийским шлеме, ручка от серебряного канфарообразного сосуда (Цихисдзири) и др. (Мачабели К.Р., 1976). Кроме того, среди находок встречались бронзовые и костяные ложечки (Воронов Ю.Н., 1980, рис. 20). Часть глиняных светильников производилась на месте. Особенно интересен светильник из местной глины с греческой надписью: «Соверши поклонение Гермесу-Меркурию ради спасения» (Воронов Ю.Н., 1980, с. 92).

Украшения. Украшения достаточно разнообразны: золотые (часто декорированные вставками из разноцветных камней, стекла или пасты), серебряные и бронзовые. Наиболее характерны одночленные подвязные фибулы с верхней тетивой (плоской, круглой или квадратной в сечении). Такие бронзовые фибулы, датированные II–III вв. (Анхазава Н.И., 1979, с. 9), найдены в Чхороцку, Лия, Дзеври, а золотые (украшенные цветными вставками) — в Клдеети.

Золотые украшения представлены серьгами в виде виноградных гроздьев, браслетами с перевязанными и несомкнутыми концами (Путуридзе Р.В., 1959, с. 79–86). Разнообразны и перстни-печати, среди которых выделяют как привозные, так и местные изделия (Лордкипанидзе М.Н., 1961). Особенно разнообразны многочисленные предметы украшения одежды и головного убора. Среди них выделяются сложные золотые бляхи, составленные из украшенных цветными камнями и зернью прямоугольных пластинок, увенчанных одним или двумя треугольниками, на которых припаяны изображения птиц или животных. На нижней части пластинок — круглые золотые пластинчатые подвески (Ломтатидзе Г.А., 1957, с. 30–36; Лордкипанидзе О.Д., Микеладзе Т.К., Хахутайшвили Д.А., 1980).

Погребальные памятники и обряд захоронения. К югу и западу от оборонительных стен канабы Питиунта обнаружен довольно обширный могильник, частично разрушенный в средневековый период. Основным типом погребения были грунтовые погребения, в которых для III–IV вв. н. э. зафиксированы скорченные захоронения, возможно, в деревянных гробах. Встречаются и захоронения в амфорах — как ингумационные, так и кремационные. Зафиксировано наличие гробниц, выложенных морским конгломератом на известковом растворе или глиняными плитами. Погребальный инвентарь немногочислен (Апакидзе А.М., 1978, с. 50–51).

Погребальные обряды местного населения первых веков нашей эры отличаются некоторым разнообразием. Наиболее распространены грунтовые погребения, в которых костяки встречаются как в согнутом или скорченном, так и в вытянутом положении (Путуридзе Р.В., 1959). В с. Лия (по среднему течению р. Ингури) зафиксированы грунтовые погребения с каменной насыпью, обложенные вокруг булыжником. Покойники лежали в вытянутом положении на спине. Каждое погребение содержало несколько (2–4) глиняных сосудов. В женских погребениях преобладают украшения, а в мужских — оружие (мечи, кинжалы, наконечники копий, ножи). В обоих случаях встречаются фибулы и поясные бляхи. В мужских погребениях найдены серебряные римские монеты I–II вв. н. э. (Цитланадзе Л.Г., 1973). Эти погребения принадлежали среднему слою местного общества. Богатые грунтовые погребения II–III вв. н. э. раскопаны в с. Клдеети на восточной окраине западной Грузии (находившегося, как предполагают, под политическим влиянием Иберии). Покойники захоронены в грунтовых ямах, без каких-либо сооружений. Погребения засыпаны кучей крупных камней и валунов. Покойников укладывали на боку, головой к западу, с согнутыми конечностями. Зафиксированы погребения с конем и собакой, а в одном случае — кости мелких домашних животных (остатки мясной пищи). Погребальный инвентарь довольно богат и разнообразен: золотые, серебряные и бронзовые украшения с цветными вставками (бляхи, фибулы, пряжки, перстни), глиняная металлическая и стеклянная посуда, железное оружие (мечи, кинжалы, наконечники копий и др.), монеты (Ломтатидзе Г.А., 1957).

Наряду с грунтовыми погребениями в различных областях существуют и другие виды погребений: каменные ящики (в горных районах — с. Брили, Шошети), захоронения в пифосах (с. Бандза, Дзвери, Сайрхе), продолжающие традиции кувшинных погребений (Путуридзе Р.В., 1959, с. 67; Надирадзе Д.Ш., 1975, с. 128–130).

В с. Чхороцку (на берегу р. Очхамури — левого притока р. Хоби) засвидетельствована кремация покойников с захоронением пепла вместе с предметами в урнах (Хоштариа Н.В., 1941). Эти погребения датируются II–III вв. н. э. Этим же временем датируются ранние погребения так называемой цебельдинской культуры (на территории нынешней Абхазии, в ущелье р. Кодори), достигшей наивысшего расцвета в V–VII вв. Здесь засвидетельствованы грунтовые погребения — как ингумационные, так и кремационные (Трапш М.М., 1971; Шамба Г.К., 1970; Гумба М.М., 1978; Воронов Ю.Н., 1975).

Религиозные верования. Важнейшее явление в религиозной сфере в рассматриваемое время — постепенное распространение христианства в Колхиде. Вместе с тем на протяжении всего периода существовали как древние местные верования (свидетельством чего, например, является обнаруженная в Питиунте итифаллическая фигурка «рыболова» или терракотовая местная статуэтка с лентовидной налепной полосой через правое плечо и лепешкой в руке из Сухуми), так и чисто греко-римские представления, распространенные среди гарнизонов римских укреплений (свидетельством чего является уже упомянутый светильник, связанный с культом Гермеса). Распространяется христианство первоначально в прибрежных районах. Крупнейшим центром его становится Питиунт, епископ которого принимает участие в первом Вселенском соборе. Из приморских центров христианство проникает и к ближайшим племенам. В Цебельдинской долине, в частности, в погребении обнаружен нательный крест из тонкого золота. Кроме того, необходимо отметить, что здесь же распространяются привозные стеклянные и глиняные сосуды с изображением креста (Инадзе М.П., 1968, с. 262–263).

Предметы искусства. Находки произведений искусства на территории Колхиды пока не значительны. Наиболее яркие из них сделаны в Питиунте. Особо необходимо отметить мозаичные полы в одном из храмов. Представляется, что более справедливо мнение тех исследователей, которые считают, что эта мозаика (изображения тритона, рыб, дельфинов, геометрический орнамент) относится ко второй половине IV в. н. э. и имеет близкие аналогии в мозаиках Антиохии на Оронте (Мацулевич Л.А., 1956). Явные черты позднеантичного периферийного искусства несет известняковый бюст женщины, поднятый в море возле Сухуми (Воронов Ю.Н., 1980, с. 78). Широко распространена художественная рельефная керамика, особенно интересен светильник с изображением трех граций. Достаточно широко представлены, особенно в глубинных районах Колхиды, произведения торевтики (см. выше).

Эпиграфические находки. Эпиграфические памятники чрезвычайно ограниченны. Особенно важен фрагмент известняковой плиты с остатками латинской надписи, буквы которой глубоко врезаны в камень и окрашены в красный цвет. В надписи сохранились часть имени императора Адриана, часть имени и титула (легат) Флавия Арриана (Ельницкий Л.А., 1964, с. 138–140). Важна посвятительная мозаичная надпись из Питиунта, видимо, датируемая IV в. н. э. На некоторых местных (по производству) кирпичах и черепицах также имеются надписи; встречены граффити на сосудах (Инадзе М.П., 1968, с. 248; Воронов Ю.Н., 1980, с. 81). О местном светильнике с греческой надписью мы писали выше.

Установление римского контроля над побережьем Колхиды имело далеко идущие последствия. Одним из них было превращение небольших приморских городов в типичные римские пограничные населенные пункты со всеми чертами римской провинциальной культуры. С другой стороны, на месте Колхидского царства возникло несколько мелких «варварских» государственных образований, в той или иной степени зависимых от Рима и подверженных влиянию античной культуры. Одновременно усиливались (намечавшиеся еще в прошлом историческом периоде) процессы культурного расчленения Колхиды. Восточные, глубинные, районы ее и экономически, и политически, и культурно оказались более тесно связанными с Иберией, чем с приморскими центрами.

Глава пятая Южное Закавказье

Крушение Ахеменидской державы создало необходимые условия для образования независимого армянского государства Еруандидов, в состав которого вошли все земли Армянского нагорья. Вскоре Армения попала под влияние Селевкидов, пытавшихся окончательно подчинить ее себе. В первой половине III в. до н. э. страна раскололась на две части. На западе образовалось объединенное царство Софены и Коммагены. Поражение селевкидского царя Антиоха III в битве при Магнезии позволило Арташесу I — основателю новой династии — провозгласить независимость страны, снова объединить все армянские земли и заложить основы политического и социально-экономического подъема. При Тигране II Армения стала державой, игравшей важную роль в системе эллинистических государств Передней Азии. Римское вмешательство положило конец политической мощи Армянского государства, но оно продолжало сохранять свою независимость. Независимость была утрачена в конце I в. до н. э. Династия Арташесидов перестала существовать (см. рис. 3).

Источники. Число письменных источников, позволяющее обрисовать историю страны в рассматриваемое время, значительно возросло по сравнению с предшествующим периодом. Это преимущественно греко-римские авторы: Полибий, Диодор, Помпей Трог, Дион Кассий, Аппиан, Арриан, Плутарх и др. У них имеется обширная информация по политической, социально-экономической и культурной истории страны. Новым видом источников для Армении рассматриваемого времени являются лапидарные надписи армянских царей, составленные на арамейском и греческом языках. Интересную информацию можно почерпнуть из «Истории Армении» Мовсеса Хоренаци и других армянских историков раннего средневековья. Важнейшую роль играют археологические материалы, полученные при раскопках Гарни, Армавира, Арташата и других центров древней Армении.

Поселения. Термин «урбанистический взрыв», характеризующий явление, распространенное в обширных районах Передней Азии в эллинистический период, применим и к Армении. Сочетание результатов археологических исследований и данных письменных источников позволяет выявить облик многих городов Армении эллинистического времени.

Армавир. В основном раскапывалась цитадель. Собственно город изучен хуже (Аракелян Б.Н., 1969). Он был вытянут в западном направлении, занимая пространство между Армавирским холмом и его отрогами на востоке, руслом р. Араке на юге и восточным краем норармавирских холмов на западе. Северная граница определяется с трудом, но она не могла располагаться слишком далеко от Армавирского холма. К югу от холма находился культовый комплекс города, возможно, включавший платановую рощу, служившую прорицалищем (Мовсес Хоренаци. История Армении, I, 20). Наличие здесь греческих надписей конца III в. до н. э. подтверждает это предположение. На западной окраине эллинистического города были обнаружены каменные основания жилищ (Мартиросян А.А., 1974, с. 58–69). Первичные данные позволяют говорить об их прямоугольном плане, что вполне соответствует планировке жилищ эллинистического времени на западном участке цитадели Армавира. Таким образом, мы получаем первые, но самые общие сведения об архитектуре городских строений. Обращают на себя внимание пристроенные к стенам жилищ отопительные очаги-камины, напоминающие очаги в поселении эллинистического времени Карчахпюр на юге Севана (Карапетян И.А., 1979, с. 505) и камины эллинистического города в Ай-Хануме (Афганистан) (Bernard Р., 1973, табл. 83в, 84а, в). Здесь же была обнаружена виноградная давильня домашнего пользования (Кочарян Г.Г., 1978).

Аршамашат. Точное местонахождение города было определено археологическими раскопками, произведенными в связи со строительством Кебанской плотины на Евфрате. Цитадель была локализована на холме Шимшат-Калеси у самого берега Восточного Евфрата (Арацани), близ селения Хараба, между Элязыгом и Палу (Ögün В., 1971, с. 43–44; 1972, с. 77–78). Холм, господствующий над равниной по обеим сторонам реки, ввиду своей стратегически выгодной позиции вполне мог служить местом для цитадели такого эллинистического города, каким являлся Аршамашат. Древнейшие слои холма были отнесены к хеттскому и урартскому времени, часть открытых на холме стен, вернее, их фундаментов, может быть датирована эллинистическим и римским периодами. Из строительных остатков, несомненно эллинистического времени, особого внимания заслуживают остатки прямоугольной в плане башни оборонительной стены цитадели.

Еруандашат. Местоположение его долгое время являлось предметом споров. Хотя на предполагаемой территории города раскопки не производились, но вполне определенно устанавливается наличие развалин древнего города у слияния р. Араке с ее левобережным притоком Ахуряном, по левому берегу каждой из них (Аракелян Б.Н., 1965). Город расположен на двух террасах, одна — обширная — повыше, другая — пониже, вдоль реки; эта терраса значительно возвышается над уровнем реки. Создается впечатление, что здесь было две части города: нижняя и верхняя. Город был опоясан длинными крепостными стенами с башнями, следы которых видны во многих местах. Наблюдения показывают, что в черте города также имеется несколько толстых стен, параллельных руслу Аракса, деливших город на ряд участков — кварталов. Не исключена возможность, что возникновение этих кварталов связано с переселениями жителей эллинистических городов, предпринятыми при Тигране II и Артавазде II, из соседних стран.

Арташат. Хотя собственно территория города в общем не оказалась затронутой раскопками, работы в цитадели и в некрополях города позволяют определить границы его территории: древний город тянулся в основном к востоку и северо-востоку от хорвирабских холмов, образовывавших в древности цитадель. Его южную границу составляла р. Араке, восточная доходила до теперешнего селения Лусарат и до пашен селения Нор-Кянк, северо-восточная — до селения Покр-Веди (Аракелян Б.Н., 1975; Хачатрян Ж.Д., 1976, с. 59). К западу от цитадели застройка отсутствовала из-за болотистой местности. Здесь на имеющихся возвышенностях зафиксированы погребения, современные существованию города и составлявшие отдельный некрополь. Зафиксированы еще два некрополя — восточный и юго-восточный, простиравшиеся на довольно большое расстояние (Хачатрян Ж.Д., 1976, с. 59).

Ряд данных позволяет утверждать, что древнеармянские города были основаны по всем правилам эллинистического градостроительства. Артаксата-Арташат, например, был назван по имени царя-основателя, построен при помощи синойкизма (Кркяшарян С.М., 1970; Саркисян Г.Х., 1960, с. 69–70). Для армянских городов этого времени характерна регулярная планировка, типичная для эллинистического времени. Однако вполне возможно, что здесь сказывались и урартские традиции, поскольку некоторые урартские города (например, Зернакитепе) также имели регулярную планировку. Они состояли из цитадели, собственно города и, возможно, полусельского пригорода (Кошеленко Г.А., Акопян А., 1978, с. 6). В некоторых городах (например, Еруандашат) существовала система отдельных районов со своей особой планировкой, что характерно для больших селевкидских городов (например, Антиохии на Оронте). Встречается в Армении и система, зафиксированная в ранней Парфии: сочетание собственно города и рядом расположенной царской цитадели (Кошеленко Г.А., Акопян А., 1978, с. 6). Города Армении являлись политическими, экономическими и культурными центрами страны.

Наряду с городами началось археологическое изучение поселений эллинистического времени, так называемых «аванов», древне армянских источников. Один из них, по всей вероятности, упоминаемый в «Истории Армении» (II, 46) Мовсеса Хоренаци — Еруандаван, находится на левом берегу р. Ахурян к югу от современного г. Ленинакан. Поселение занимает площадь около 4 га, расположено на плоской возвышенности, огибаемой неглубокими ручьями (Караханян Г.О., Тер-Мартиросов Ф.И., 1978, с. 506–507). Обращают на себя внимание культовые, по всей вероятности, комплексы с вымосткой из плит и каменным алтарем на ней, с каменными базами под деревянными колоннами. Большое значение имеют производственные комплексы, судя по находкам, стеклоделательные и металлообрабатывающие мастерские. К северу был обнаружен могильник эллинистического времени.

Второе поселение находится на южном берегу оз. Севан, около современной дер. Карчахпюр (Карапетян И.А., 1977, с. 500; 1979). Поселение защищено оборонительной стеной, сложенной из больших грубо обработанных камней. Внутри поселения раскрыт ряд прямоугольных в плане жилищ с хорошо прослеживаемыми проходами и связывающими их между собой коридорами. Особый интерес представляет большое прямоугольное помещение с четырьмя базами в середине под деревянными колоннами, поддерживающими шатрообразно-уступчатое перекрытие, образец армянского народного дома — глхатуна (Карапетян И.А., 1979). За крепостной стеной, на возвышенности с юга, находился некрополь. Археологический материал указывает на развитость земледелия и рыболовства.

Фортификация (табл. XXX, XXXI). В более ранних городах (Армавир) использовались оборонительные сооружения урартского времени. Как известно, эти сооружения приспособлены к особенностям рельефа. Они местами состояли из двух рядов стен, имели хорошо защищенный вход, были снабжены прямоугольными контрфорсами, мощными угловыми башнями. Цитадель Армавира была сравнительно уязвима с северо-западной стороны. Здесь в эллинистическое время была воздвигнута почти полукруглая в плане башня, от которой остался нижний ряд кладки с характерными углублениями в виде ласточкина хвоста для специальных скреп, пригонявших квадры друг к другу.

Город Арташат, согласно письменным источникам, находился на полуострове, защищенном с трех сторон водами Аракса и Мецамора, а с четвертой, где находился перешеек, — рвом и валом. Хотя обе реки, довольно глубокие, и могли служить естественной защитой города, он был обведен мощными оборонительными стенами, идущими вдоль водных преград. Археологические раскопки подтвердили данные письменных источников. Установлено, что многочисленные холмы, входившие в состав цитадели, были также включены в общую систему оборонительных сооружений (Аракелян Б.Н., 1975, с. 14). Крепостные стены, опоясывавшие каждый холм в отдельности, были связаны между собой узкими коридорами, которые защищались высокими стенами, расположенными на седловинах между холмами. Как правило, стены были оснащены выступами — контрфорсами и башнями, прямоугольными (Аршамашат) или полукруглыми. Укреплялись не только города, но и некоторые небольшие поселения (Карчахпюр). Толщина каменных стен достигала 2–2,5 м.

Застройка. Строительная техника. Раскопки Армавира не выявили каких-нибудь монументальных зданий эллинистического времени. Здесь зафиксировано использование урартских зданий, в некоторых случаях слегка переделанных, в эллинистическое время. Два больших здания урартского времени были раскопаны на восточном склоне холма. У них общее направление (восток-запад), они примыкают к оборонительной стене: одна к южной, другая к северной. Разделены узким коридором. Большое здание состояло из пяти помещений, малое — из трех помещений. По всей вероятности, они служили царским дворцом армянских Еруандидов, правивших в Армавире с IV в. до н. э. до конца III в. до н. э. На вершине Армавирского холма уже в начале раскопок виднелись остатки большого здания, имевшего, по-видимому, исключительно важное значение. Это, по всей вероятности, храмовое здание урартского времени. Следы переделок послеурартского времени позволяют предположить, что храм продолжал существовать и действовать как таковой и в эллинистический период. Это, видимо, был храм Солнца и Луны (упоминаемый Мовсесом Хоренаци). К эллинистическому времени относятся остатки жилищ, раскрытых на западном конце цитадели, — прямоугольные в плане рядовые постройки. Наблюдается стремление приспособить их к древней урартской стене. Отдельно стоящие жилища замечены и ниже по склону. Раскопки Арташата также не выявили следов каких-нибудь монументальных зданий. Раскопки холмов I, V, VII, VIII выявили остатки жилищ, мастерских, помещений хозяйственного назначения и т. д. Остатки богатого дома были обнаружены на территории самого города, но пока не удалось выяснить его планировочные особенности. Некоторые сведения об архитектурных сооружениях Арташата имеются в письменных источниках (мосты, царские дворцы, тюрьма, храмы, монетный двор и т. д.).

Остается открытым вопрос о существовании в Арташате театра (Гоян Г., 1952, с. 165–166).

В письменных источниках содержатся важные данные о другом известном городе древней Армении — Тигранакерте. Аппиан, Плутарх и другие историки пишут о Тигранакерте как о большом, хорошо застроенном и богатом городе. Среди зданий, некогда украшавших город, особое место занимает театр. Не вызывает сомнения, что театр в Тигранакерте должен был быть построен по примеру эллинистических театров Малой Азии и Сирии.

Жилища исследованы еще недостаточно. Можно только отметить, что в тех случаях, когда они обнаружены, они имеют прямоугольную планировку. В одном случае зафиксировано сочетание в едином комплексе жилых и хозяйственных помещений (Армавир).

В эллинистическое время наблюдается дальнейшее развитие строительной техники. Наряду с традиционными строительными материалами применялись новые. Вошли в обиход новые приемы и способы строительства. Крепостные стены Армавира (башня эллинистического времени) и Арташата построены, как правило, из грубо обработанных камней; оборонительные сооружения Еруандашата сложены из необработанных камней, напоминающих памятники первобытнообщинного времени. Остатки прямоугольной в плане башни цитадели Аршамашата показывают, что она была воздвигнута из ровных рядов прямоугольных, хорошо обработанных камней средней величины. Хорошо обработанные блоки зафиксированы в Еруандакерте. Верхние ряды стен, во всяком случае в Армавире и Арташате, были выполнены из сырцового кирпича. Входившие в кладку стен каменные блоки скреплялись между собой металлическими или деревянными скрепами в форме ласточкина хвоста. Эта особенность строительной техники проникла в Армянское нагорье из западной части Малой Азии и стала повсеместно распространяться в эллинистическое время. Примеры такого способа крепления камней зафиксированы в Армавире, Хасанкале, Ташбуруне, Ани, Зернакитепе и т. д. (Тирацян Г.А., 1976). Жилые дома и другие здания, но не монументального облика построены из рваных камней на глиняном растворе. Верх стен был уложен из кирпича-сырца. Полы жилищ состояли из утрамбованной земли. Из гальки был сложен двор на западном участке цитадели Армавира. Здесь же обнаружены следы мозаичного пола, состоявшего из разной по цвету гальки. Стены домов более состоятельных людей, как это видно на примере остатков, обнаруженных на городской территории Арташата, были покрыты росписью и украшены хорошо профилированными архитектурными деталями из гипса. Перекрытие таких жилищ было плоским, оно состояло из деревянных балок и камыша. Начиная с I в. до н. э. все больше распространяется черепичное перекрытие, засвидетельствованное в Арташате. Здесь найдены солены и калиптеры малоазийского типа. Перекрытия целого ряда домов, а также зданий общественного значения покоились на колоннах, как правило, деревянных, о чем свидетельствуют многочисленные каменные базы. Они обнаружены в Арташате, в Еруандаване, Пайтакаране, Двине и Гарни. Эти торовидные базы восходят, по всей вероятности, к традициям древнеперсидской архитектуры (Пасаргады, Персеполь). В отличие от простых баз, имеющих форму неправильного квадрата, обнаруженных в Карчахпюре (Карапетян И.А., 1979), и тем более от баз аттического профиля, засвидетельствованных в Армении пока только в Гарни (храм) и Двине (случайная находка), они имеют квадратное основание, иногда ступенчатое, с плоской круглой подушкой (тор) под деревянным стволом колонны. Рассматриваемый тип баз встречается в эллинистический период на широкой территории, границы которой совпадают со сферой влияния ахеменидской культуры (Пичикян И.Р., 1978).

Хозяйство. Основой экономики Армении эллинистического времени являлось сельское хозяйство. О высоком уровне его упоминают древние авторы. Известно, что в Армении сеяли зерновые культуры, развивались виноградарство и виноделие (известны домашние давильни винограда в Карчахпюре, Двине, Каурашеке — см.: Кочарян Г.Г., 1978), садоводство. Большую роль играло животноводство, особенно в горных районах — на альпийских лугах. Высоко ценились армянские кони. О некоторых из ремесел — деревообделочном, ткачестве — можно говорить лишь в самой общей форме, так как имеющиеся данные явно недостаточны. О металлообработке, гончарном деле, обработке камня собран более богатый материал, позволяющий несколько подробнее охарактеризовать уровень их развития.

Обилие керамического материала в Армавире, разнообразие и устойчивость ведущих форм, типологическая связь с керамикой предшествующих эпох, главным образом с урартской и ахеменидской, его отличия от привозных форм указывают на то, что уже на рубеже IV–III вв. до н. э. в Армавире должно было начаться массовое производство керамики. Армавир является одним из первых центров производства керамики в Армении эллинистического времени (Тирацян Г.А., 1973а, с. 49–100). То же самое можно сказать о древнем Арташате с его поразительно богатым керамическим материалом. В эллинистическом слое холма VII найден гончарный ручной массивный круг из туфа (Хачатрян Ж.Д., 1978б, табл. I, 1). Здесь, по-видимому, было развито производство такого специфического вида городской керамики, как кровельная черепица, а также глазурованной керамики и стекла.

Обилие металлических изделий, прежде всего из железа, а также из бронзы и драгоценных металлов позволяет рассматривать города древней Армении как центры металлопроизводства. Остатки кузницы (наковальня и другие принадлежности) обнаружены на выровненном в эллинистическое время полу урартской комнаты, пристроенной к западной стене армавирской крепости с наружной стороны (Аракелян Б.Н., 1969, с. 166). Хорошо вырисовываются планы двух металлообрабатывающих мастерских на первом холме арташатской цитадели. Они состояли из трех отделений: одно для горна, второе для горючего и третье общее (Аракелян Б.Н., 1975, рис. 4). Следы металлообрабатывающей мастерской выявлены и в малом поселении — Еруандаван (см. выше). Всестороннее использование камня в строительстве, хозяйстве и быту не оставляет сомнения в наличии каменщиков и каменотесов в рассматриваемое время. В слоях эллинистического периода встречается (изготавливавшаяся на месте) каменная посуда в виде чаши на расширяющейся книзу ножке. Два цельных сосуда известных из Гехадира (Котайкский район) и из Нагорного Карабаха (Хачатрян Ж.Д., 1966, рис. 2, 3). Многочисленные фрагменты таких сосудов были найдены в Гарни, Армавире, Ацаване, Севане. Изготовлены они из конгломерата или порфирита синевато-сероватого цвета часто с черными крапинками. Стенки чаш, а также ножки сглажены, отполированы. Их широкое распространение, главным образом в слоях древних поселений, не исключает возможность их применения в быту. Восходят они к урартским прототипам (Тирацян Г.А., 1968а). Видимо, уже в эллинистическое время было налажено производство стеклянных изделий (бусы, застежки, геммы, амулеты, видимо, некоторое количество посуды), развито ювелирное дело (см. ниже).

Города древней Армении известны по письменным источникам как центры торговли и обмена. Находки привозных предметов в Армавире и Арташате, а также в Гарни, Сисиане и т. д. наглядно демонстрируют существование торговых связей Армении с сопредельными и более далекими странами. Керамические находки, например, указывают на связи с городами западной Малой Азии, островами Эгеиды и даже с материковой Грецией, с Аттикой. Привозные сосуды служили главным образом тарой: малые сосуды — для перевозки благовоний и мазей, большие — для перевозки масла и вин. Малые сосуды представлены бальзамариями-унгвентариями, амфорисками и пиксидами. Чернолощеный бальзамарий III в. до н. э., найденный в Армавире, происходит, как и указанные сосуды, из одного из городов западной Малой Азии. Большие сосуды — это амфоры, клейменые и неклейменые. Клейменые ручки трех таких сосудов найдены в Арташате. Установлены их родосское происхождение и дата — конец III — начало I в. до н. э. Там же обнаружены обломки неклейменой амфоры, привезенной также из Родоса, датируемой концом I в. до н. э., обломки косских неклейменых амфор I в. до н. э. и хиосской (?) амфоры того же времени (Зардарян М.О., 1977). Очень важной представляется находка фрагмента чернолакового сосуда аттического происхождения в Аршамашате (Тирацян Г.А., 1976, с. 137). О торговых связях говорят и находки (хотя и редкие) монет. Родосская монета IV–III вв. до н. э. найдена в Армавире (Мушегян Х.А., 1975, с. 11). Удается установить вероятные пути проникновения указанных предметов. Эллинистический Тарс на киликийском побережье, южнопричерноморские колонии Синопа, Амис, Трапезунд — вот основные центры, через которые проходили каналы этих связей, а также и дорога во внутренние районы Малой Азии. Устанавливаются более или менее прочные связи с Сирией. Включение (на короткий период при Тигране II) Антиохии в состав Армянского царства не могло не способствовать усилению сношений Армении с этой страной. Сиро-финикийское стекло, предметы торевтики по торговым путям доставлялись в Армению. Стеклянные изделия происходят из эллинистических слоев Армавира и Арташата, а также из погребения Сисиана, Ошакана, Меградзора (сосуды финикийского стекла — алабастры, чаши и т. д.) (Хачатрян Ж.Д., 1975а). Известно, наконец, что торговые пути шли из Армении и Закавказья на Северный Кавказ и Приазовье. Страбон (XI, 5, 8), например, указывает на наличие караванной торговли индийскими и вавилонскими товарами, которые при посредничестве армян и мидян, с одной стороны, и аорсов, с другой стороны, поступали в Боспорское царство и Приазовье. Единственной пока и потому чрезвычайно важной археологической находкой, позволяющей говорить о связях Армении с Боспорским царством в эллинистический период, является бронзовый перстень с изображением армянского царя, найденный в Фанагории (Марченко И.Д., 1956, рис. 4, 16а).

Орудия труда. Оружие (табл. XXXII). Орудия труда, главным образом железные, дают определенное представление о хозяйственной деятельности населения Армении эллинистического времени (Зинджирджян В.К., 1978а, б). Известны мотыги, найденные в Арташате, нижняя рабочая часть которых широкая, верхняя — с изогнутыми краями — предназначалась для прикрепления древка. Лопата с широкой нижней частью и глубокими пазами в рукавах — для прикрепления древка — была найдена в Армавире. Серпы засвидетельствованы в эллинистических слоях Армавира. Они имеют характерную изогнутую форму с узким выступом для насаждения деревянной рукоятки. Виноградарские ножи, имеющие хорошие аналогии среди материалов античного мира (Кругликова И.Т., 1975, рис. 84), найдены в Армавире и Арташате. Большой интерес представляют железные орудия из Армавира, Арташата и Гарни. Один конец их длинного стержня имеет топоровидное окончание, другой изогнут крючком. Вполне вероятно, что это орудие применялось для выпечки хлеба. Крючковидным концом хлеб извлекался из очага-тондыра, а топоровидным концом скребли дно и стенки очага. Особого внимания заслуживает напоминающий секиру железный предмет, найденный в нижних горизонтах эллинистического холма Армавира. По примеру аналогичных предметов из западной Грузии и Северного Причерноморья (Коридзе Д.П., 1965; Кругликова И.Т., 1975, рис. 88) его можно считать орудием для вырубания кустарников. Довольно богато представлены ножи, употреблявшиеся не только в домашнем хозяйстве, но и в отдельных ремеслах. Найденные топоры и тесла применялись не только в домашнем хозяйстве, но и деревообделочном ремесле. Большой интерес представляют тесло из Армавира с широкой рабочей частью и приспособлением для прикрепления ручки и зубило с рукоятью, найденное на первом холме Арташата.

Оружие Армении эллинистического периода разнообразно. Особенно богато представлены виды наступательного оружия. Наконечники копий относятся к двум основным типам. Один из них (существовавший еще в ахеменидское время) представляет наконечники с подтреугольным лезвием, широким у основания и постепенно сужающимся к концу. Все они имеют ярко выраженное серединное ребро и полую втулку. Из Арташата и Армавира происходят наконечники другого типа — тоже с подтреугольным лезвием и полой втулкой, но отличающиеся от первых тем, что их лезвие непосредственно продолжает втулку и напоминает кинжал (Тирацян Г.А., 1973а, рис. 7).

Раскопки Армавира и Арташата выявили также довольно большое количество разнотипных наконечников дротиков: с плоским подтреугольным лезвием без ребра и трубчатым обухом; двухперьевые наконечники с срединным ребром; стержневидные, суживающиеся к концу.

Найденные на территории Армении наконечники стрел эллинистического времени относятся к нескольким основным типам. Все они повторяют ранее существовавшие типы (некоторые даже с урартского времени) (Тирацян Г.А., 1971б, с. 226–227).

Трехлопастные черенковые стрелы эллинистического периода найдены в Армавире, Арташате, Кармир-блуре, Айгешате. Появление железных трехлопастных наконечников с черенком приходится на позднеассирийское время: они бытуют до первых веков н. э., а возможно, и позже. Листовидные железные наконечники стрел выявлены в Армавире, Арташате. Увеличивается количество четырехгранных наконечников стрел. Найденные в Гарни, Гехадире, Армавире, Арташате экземпляры хорошо датируются эллинистическим временем.

Мечей известно только два: из Арташата и Армавира — оба с односторонним острием. Более многочисленны кинжалы. Они имеют двустороннюю заточку и относятся к нескольким типам. Одной из редких, но интересных форм наступательного оружия является трезубец. Первый железный экземпляр трезубца случайно найден еще в 50-х годах в Гарни (Аракелян Б.Н., 1957, рис. 14). Второй обнаружен в кургане раннеэллинистического времени в западной Армении — недалеко от Эрзерума, в Канберкее (Mellink М., 1966, с. 153).

Керамика (табл. XXXIII–XXV). Для изучения керамики Армении основные материалы дали раскопки Армавира (Аракелян Б.Н., 1969; Тирацян Г.А., 1971а; Карапетян И.А., 1971), Гарни (Хачатрян Ж.Д., 1976), Двина (Кочарян Г.Г., 1974а), Арташата, особенно первого холма его (Аракелян Б.Н., 1975; Хачатрян Ж.Д., Канецян А.Т., 1974), а также Гехадира, Ошакана, Ахбаша и некоторых пунктов западной Армении.

Обилие и разнообразие керамического материала позволяет приступить к работе по его систематизации и общей характеристике.

Древнеармянская керамика, например, Армавира засвидетельствована следующими видами: карасы или пифосы, горшки, кувшины, миски, тарелки, полушаровидные и полуяйцевидные кубки, чаши-фиалы, сосуды со сливообразным носиком, фляги, вазообразные сосуды, светильники и т. д.

Горшки. Форма их не претерпела каких-либо существенных изменений, начиная с периода железа вплоть до средневековья, что затрудняет их датировку. Кувшины встречаются разного размера и разной формы: с расширяющимся туловом, низкой шейкой и дугообразной, как правило, круглой в сечении ручкой, прикрепленной одним концом к краю венчика, а другим — к плечику. Сосуды отличаются друг от друга главным образом формой венчика, который бывает круглым, остроносым и в виде трилистника.

Кувшины с венчиком в виде трилистника засвидетельствованы на территории Армении в ахеменидское и эллинистическое время, но встречаются они и позже. Вероятно, часть подобных кувшинов восходит к урартским прототипам, но не исключена возможность также прямого или опосредствованного влияния греческих и эллинистических сосудов типа ойнохой.

Наряду с типичными для рассматриваемой эпохи образцами имеются сосуды, восходящие к прототипам (Урарту, раннеармянский период) или отражающие культурные отношения с древневосточным миром (Двуречье, ахеменидский Иран). В этом богатом и разнообразном материале вырисовывается группа керамики, выявляющая прямые или косвенные связи с античным миром (Тирацян Г.А., 1978б, с. 145–146): полушаровидные и полуяйцевидные кубки, кувшины с венчиком в виде трилистника, расписанные фляги и т. д. Ареал распространения упомянутых форм действительно очень велик — он охватывает большие регионы эллинистического мира. Такую общность трудно объяснить наличием одного-единственного центра, вырабатывавшего эти формы для всех периферийных районов.

Фигурная зооморфная керамика. Для керамики эллинистического времени Армении, как это видно на примере раскопок Армавира, характерными следует считать фигурные зооморфные сосуды, в целом ряде случаев представляющих собой ритоны. Были найдены протомы таких сосудов в виде барана, медвежонка, лошади. Эти сосуды напоминают, с одной стороны, зооморфные металлические сосуды ахеменидского времени, с другой стороны, — глиняные фигурные сосуды Малой Азии, в частности Каппадокии, дожившие чуть ли не до эллинистического времени. Фигурные сосуды-ритоны встречаются в рассматриваемое время также в соседнем Иране.

Черная и чернолощеная керамика. Черепки этой керамики украшены семячковидными углублениями, горизонтальными и вертикальными каннелюрами, зигзаговидными и концентрическими вдавлениями и врезными линиями. Они очень сходны с древнейшей керамикой эпохи железа, бронзы и даже ранней бронзы (прекрасным характерным образцом является сосуд в виде барана). Несмотря на данное обстоятельство, стратиграфические условия залегания этой керамики не позволяют сомневаться в ее датировке эллинистическим временем.

Поливная керамика. Находки глазурованной посуды урартского времени (Ошакан), эпохи железа (Айгеван) и даже бронзы (Лори) указывают на древние корни этой керамики, получившей особое развитие, как известно, в развитом средневековье. Поливная керамика представлена двуручными сосудами типа канфара (Армавир, Арташат), флягами (Арташат, Сисиан, Армавир), тарелками (Армавир, Арташат) и другими формами (Хачатрян Ж.Д., 1977а). Они все изготовлены из желтоватой или красноватой глины и покрыты голубовато-зеленой глазурью. Аналогичные сосуды засвидетельствованы в Иране.

Расписная керамика древней Армении представлена самыми разнообразными формами, многие из которых имеют точные параллели среди массовой нерасписной керамики Армении того же периода (Тирацян Г.А., 1965). Большая часть сосудов покрыта светлым ангобом (желтый, розовый, охристый, светло-коричневый), поверх которого наносилась роспись. В некоторых случаях роспись сделана прямо на поверхности глиняного сосуда, часто темноватого (серого, бурого) оттенка. Оттенки росписи разнообразны: это главным образом коричневые и красные, желтые, серые и даже черные цвета. Узоры, исполненные росписью, располагались по-разному: в зависимости от форм сосудов они покрывали внешнюю или внутреннюю поверхность сосуда, имеется несколько случаев двусторонней, внешней и внутренней, росписи. Орнаментальные мотивы в большинстве случаев носят геометрический характер: распространены прямые пояски, как правило, они нанесены в виде отдельных или параллельных горизонтальных линий. На флягах они образуют концентрические круги с крестообразным орнаментом в середине. В некоторых случаях пояски нанесены под самым венчиком с внутренней или внешней стороны. Прямые горизонтальные пояски встречаются также в сочетании с другими узорами. Следует упомянуть еще волнистые линии, спирали, а также орнаментальные мотивы более усложненного характера: горизонтальные полосы, заполненные сеткообразным орнаментом, ряды из двуцветных вписанных друг в друга треугольников, свободно выполненные пятилучевые звезды, ряд из примыкающих друг к другу ромбов, заштрихованных сеткой, и т. д. Встречается также растительный орнамент: гирлянды, листовидные узоры, завитки, стилизованное дерево или орнамент в виде елочки. В некоторых случаях имеются и зооморфные мотивы.

Орнаментальные мотивы и другие особенности этой керамики выявляют некоторые связи с расписной керамикой древнейшей и древней Передней Азии, Ирана, Урарту, Фригии, Армении и Закавказья. Особенно важными представляются конкретные связи с синхронной керамикой Малой Азии из позднефригийских слоев и рядом групп расписной керамики Ирана, передатированной в последние годы более поздним временем, а также с керамикой древней Иберии и Албании. Традиция расписной керамики, засвидетельствованная на Армянском нагорье с древнейших времен, продолжалась и в исследуемое время, т. е. по крайней мере с V в. до н. э. до первых веков н. э., и дожила, по всей вероятности, до средних веков.

Украшения. За последние годы накопился интересный материал, позволяющий охарактеризовать ювелирное дело Армении эллинистического времени. Медальоны, найденные в Армавире, изготовлены из тонких дисковидных листиков золота, украшенных рельефными изображениями женских головок (Тер-Акопян С., 1935, рис. 4). Припаянные к верхней части ушки указывают на то, что они служили подвесками для ожерелий. Потертый вид медальонов, нечеткость изображений затрудняют их изучение. Черты лиц позволяют сблизить их в какой-то мере с античными, хотя стилистически они тяготеют к художественным изделиям местного, переднеазиатского, круга (Тирацян Г.А., 1978а, с. 145). Серебряные медальоны были найдены в гробнице I в. из Сисиана. Они обрамлены растительным орнаментом, а в центре помещено рельефное изображение орла с повернутой назад головой. Орел держит в когтях животное (Аракелян Б.Н., 1976, табл. 18; Хачатрян Ж.Д., 1977б, табл. 1). Хотя оборотная сторона медальонов повреждена, не исключена возможность, что они служили застежкой для прикрепления концов одежды.

Золотые подвески выявлены в канберкейском кургане V, недалеко от Эрзерума. Найденная в одном из курганов монета Александра Македонского позволяет датировать всю группу курганов раннеэллинистическим временем. Одна из подвесок — дисковидная, с орнаментом в виде двойной петли (так называемых парик Хатор), другая — полукруглая, с тремя висячими маленькими дисками. Эти предметы не имеют связи с греческим ювелирным искусством, являясь, скорее всего, произведениями местного стиля (Mellink М., 1966, с. 153).

Золотые нагрудные украшения найдены в Гарни (Хачатрян Ж.Д., 1976, табл. XX, рис. 41). Они состояли из целого ряда бляшек, которые располагались в определенном порядке и нашивались на одежду. В центре находилась круглая бляха с чеканным изображением лотоса посередине, по бокам бляхи в специально припаянные крестовидные гнезда вставлены гранатовые камни. Вокруг центральной бляхи расположены щитовидные бляшки, украшенные зернью, и треугольные в виде птичьих голов. Аналоги этих золотых украшений имеются среди ювелирных изделий эллинистического времени с юга России, из Северного Причерноморья, Грузии, Армении. Части золотого венка были найдены в Арташате на поверхности первого холма (Аракелян Б.Н., 1975, рис. 18). Здесь оказалось 22 листика, похожих на платановые, и четыре листика, напоминающих листья оливкового дерева. В сисианском склепе I в. до н. э. было найдено золотое навершие со вставными, камнями (Аракелян Б.Н., 1976, табл. XIX). Бляха выполнена в зверином стиле и сходна с сарматскими изделиями юга России и Северного Кавказа. Она, безусловно, свидетельствует о связях Армении с северокавказскими племенами.

Остальные украшения происходят в основном из погребений и представляют собой главным образом принадлежности туалета. Среди них много браслетов. Они делятся на несколько типов и подтипов. Общей особенностью браслетов является вогнутость посередине. Как уже было отмечено, подобные изделия характерны для археологических памятников Армении и всего Закавказья ахеменидского времени. Прототипами таких браслетов принято считать золотые браслеты с выгибом, бытовавшие в ахеменидском культурном мире. Б.А. Куфтин совершенно правильно указал на существование украшении этого типа в Закавказье и в последующие века. Дальнейшие раскопки на территории Армении подтвердили это обстоятельство: браслеты с выгибом часто встречаются в погребениях эллинистического времени (Гарни, Гехадир, Ахбаш, Кармир-блур и т. д.). Один из кармир-блурских браслетов имеет пять утолщений на равном расстоянии друг от друга (Вайман А.А., Тирацян Г.А., 1974, табл. II). Очень характерны для погребального инвентаря эллинистического времени браслеты с концами в виде змеиных и львиных голов, стилизованных и переданных при помощи тонких врезов (Гарни, Гехадир и т. д.). Они продолжают традиции древнейших времен. Браслеты со змеиными головами были распространены начиная с I тысячелетия до н. э., а со львиными — в урартский период (Игдир). Нельзя при этом не учитывать и некоторого влияния ахеменидской культуры.

Упомянем также скрученные из одной проволоки и свитые из нескольких проволок браслеты, найденные в погребениях Гарни, Гехадира, а также в Армавире (Хачатрян Ж.Д., 1966, табл. I). Они напоминают витые изделия более раннего времени (витые гривны бытовали начиная с эпохи бронзы) и характерны для ахеменидского (Сидон, Персеполь) и эллинистического периодов. Наконец, отдельную группу образуют простые проволочные браслеты с разомкнутыми концами без украшений.

Перстни встречаются в погребальном инвентаре захоронений и в археологическом слое, в первом чаще золотые и серебряные, во втором — бронзовые и железные. Бронзовые и железные перстни имеют щитки, иногда с врезными изображениями, серебряные и золотые — вставные камни (сердолик). Заслуживает внимания пара золотых серег, найденных в Арташате вместе с монетой Тиграна II (Хачатрян Ж.Д., 1977б, табл. II, 3; III). Они образуют разомкнутый круг с концом в виде женской головки. Такие серьги встречены в Армении впервые, хотя они очень характерны для эллинистического времени и распространены на довольно большой территории.

Бусины из могильников эллинистического времени, как правило, невелики по размерам. Преобладание мелких бус над крупными характеризует не только кармир-блурский могильник, но и другие современные ему могильники Армении и Закавказья. Чаще всего эти бусины пастовые (в виде подвески) или стеклянные (шаровидные, биконические), встречаются и каменные — сердоликовые (шаровидные, бочкообразные, биконической формы), из горного хрусталя, агата, гишера. Стеклянные бусины часто имеют внутри золотую обкладку; пастовые обычно окрашены в красный, желтый или синий цвета. Наличие большого количества стеклянных бусин, а затем и явное их преобладание — характерная особенность погребального инвентаря Армении и Грузии в ахеменидское и эллинистическое время. В этот период большое распространение получают позолоченные стеклянные бусы.

Погребения (табл. XXXVI). Накопившийся за последние годы материал показывает большое разнообразие погребальных форм и обрядов рассматриваемого времени по сравнению с предшествующим, раннеармянским, что можно объяснить усложнением общественных явлений. Наряду со скромными захоронениями сравнительно небольших размеров, обильно зафиксированными в предшествующий период, встречаются погребения курганного типа, башневидные погребения и склепы, вмещающие останки знатных или состоятельных людей (Тирацян Г.А., 1976, с. 147).

Разбор типов погребений начнем с каменных ящиков; они делятся на несколько подтипов, из которых основной, как правило, — прямоугольный, среднего или малого размера, выполненный по краям каменными плитами разной толщины и перекрытый также каменной плитой. Такие ящики засвидетельствованы в Гарни (Хачатрян Ж.Д., 1976, с. 21) и в Ошакане (Есаян С.А., Калантарян А.А., 1976б, с. 27, табл. I)[4].

Своеобразными каменными ящиками являются погребения эллинистического времени, обнаруженные в 1948 г. в развалинах урартского города Тейшебаини (Кармир-блур) (Вайман А.А., Тирацян Г.А., 1974, табл. I). Могилы образуют в плане не четырехугольники, а, скорее, вытянутые пятнили шестиугольники. Сложены они из грубо обтесанных плит. Подобная форма могильного сооружения не случайна: она очень удобна для перекрытия способом так называемого ложного свода, потому что увеличивает опорную поверхность первого ряда перекрывающих плит.

Такие погребения характерны и для раннеармянского времени (V–IV вв. до н. э.; см. выше). Об устойчивости этого вида гробниц свидетельствуют раскопки в Паракаре и Гарни, где были найдены сходные погребения, датируемые I в. до н. э. Интересно, что в одном их них (гарнийском) скелет находился почти в сидячем положении (Аракелян Б.Н., 1957, с. 15–17).

Грунтовые погребения эллинистического времени встречаются в Гарни и в Арташате (Хачатрян Ж.Д., 1976, с. 23–28). Гарнийские — обычного типа, вырытые в земле, с вытянутыми костяками. В Арташате в грунтовые могилы помещалась урна с прахом кремированного покойного. Над могилами лежало по два или три бесформенных камня.

Раскопки в Гарни, Калайчике (западная Армения), Ошакане показывают, что погребения в кувшинах (карасах) бытовали в первых веках до н. э. Кувшины имеют довольно устойчивую форму — косо срезанный или округлый венчик, продолговатое тулово и плоское дно с круглым отверстием посередине. Помимо карасных захоронений, встречаются и карасы, предназначенные для кремации (Арташат), которые зарывались в стоячем положении (Хачатрян Ж.Д., 1975б, с. 60–61). Появление карасных захоронений следует связать с областями Двуречья на юге Армянского нагорья. Если это так, то проникновение этого вида, засвидетельствованного в древнейшей Ассирии, следует приурочить ко времени, намного предшествовавшему эллинистической эпохе. При раскопках в Аргиштихинили на древнем могильном поле, заложенном еще во времена Аргишти I, были найдены погребения в кувшинах, что говорит о большой древности указанных захоронений на Армянском нагорье (Мартиросян А.А., 1974, с. 50–53, рис. 15).

Довольно распространены были в эллинистической Армении погребения в каменных саркофагах, хорошо датируемые образцы которых найдены в Гехадире. Они изготовлены из туфа и имеют форму не совсем правильного прямоугольника. Саркофаги покрывались плитой (Хачатрян Ж.Д., 1966, рис. 1). Раскопки последних лет показывают, что и этот казавшийся столь специфическим для эллинистического времени вид погребений в Армении может иметь урартское происхождение. Наряду с каменными саркофагами встречаются и глиняные. Хорошо сохранившийся глиняный саркофаг был найден в античном склепе I в. н. э. в Сисиане.

Переходим к погребениям больших размеров, построенных более тщательно и основательно, с большей затратой труда. Это склепы, курганы с внутренней погребальной камерой и башневидные сооружения. Склеп, обнаруженный в Сисиане (юго-восточная Армения), сложен из хорошо обтесанных известняковых камней (Хачатрян Ж.Д., 1975б, рис. 2). В плане он образует прямоугольник. Перекрытие уступчато, камни двух стен, начиная с четвертого ряда, постепенно сходятся, образуя верх камеры. Насыпной курган в Хасанкале, в верховьях р. Араке, в центре Басенской долины, имеющий склеп и дромос, был срыт в 1917 г. в ходе земляных работ при проведении Эрзерумской железной дороги (Тер-Аветисян С.В., 1926). Склеп имел стены, сложенные сухой кладкой из очень чисто тесаных известняковых плит светло-серого цвета длиной примерно в 0,5 м. На полу камеры стоял ящик из каменных плит с перекрытием (саркофаг).

В 1965 г. турецкие археологи К. Кошай и Г. Вари раскопали группу курганов около Канберкея (Алачасирт, Икизтепелер), примерно в 20 км к северу от Эрзерума. Из имеющихся здесь пяти курганных погребений изучены три (Mellink M., 1966, с. 153). Курганные погребения Эрзерумского района, датируемые раннеэллинистическим временем, представляют интерес с точки зрения как их устройства, так и найденного в них погребального инвентаря. Курган, опоясанный камнями, напоминает кромлехи первобытнообщинной эпохи. Кромлеховидные погребения с характерным каменным кругом вокруг засвидетельствованы в последние годы и на территории Армянской ССР. Высеченные в скале камеры могут восходить к многочисленным урартским скальным погребальным сооружениям, хотя наличие дромоса, скорее, указывает на греческое влияние.

Отдельную значительную группу образуют башневидные погребения. В 1961 г. в с. Паракар, вблизи дороги из Еревана в Эчмиадзин, были раскопаны развалины интересного каменного сооружения, в которых нашли монеты, все без исключения датируемые I в. до н. э. Сооружение представляло собой, судя по остаткам, круглую башню или камеру на каменной платформе, которая образует в плане многогранник, приближающийся к кругу (поперечник около 10,5 м). Платформа имеет ступенчатый вид, поверхность ее покатая (Тирацян Г.А., 1970, рис. 1).

Переходя к погребальным обрядам и обычаям Армении эллинистического времени, заметим, что мы располагаем сравнительно немногочисленными данными по этому вопросу. Установлено, что в рассматриваемое время наряду с трупоположением практиковалась и кремация (Хачатрян Ж.Д., 1975б). Фиксируется несколько видов трупоположения — с вытянутым костяком, скорченным на боку и даже сидячим. Выявить закономерность ориентации могил не удалось. Встречаются могилы, обращенные с юга на север, с востока на запад или имеющие промежуточные ориентации, причем в одном и том же некрополе при наличии однотипных погребений можно увидеть погребения с различной ориентацией.

Особый интерес вызывает обычай класть монету в рот покойника, засвидетельствованный в разных точках древней Армении (Гарни, Канберкей, Калайчик) и связанный с греческими религиозными представлениями.

Кремация — не только вид захоронения, но и обряд. Ж.Д. Хачатрян установил многочисленные случаи кремации в некрополях древнего Арташата. Судя по месту нахождения обгорелых человеческих костей, она производилась на месте, в могиле или рядом. Кремация наблюдается также в урнах и карасах, вкопанных в землю в вертикальном положении. Этот обряд встречается в Армении с древнейших времен — с эпохи ранней бронзы. Изучение арташатских некрополей дает представление также о таких сторонах погребального обряда, как похоронная церемония и трапеза (поминки), которые в целом ряде случаев сопровождали и кремацию, и обычное погребение (Хачатрян Ж.Д., 1975б, с. 59 и сл.)

Сравнительно большое разнообразие погребальных форм трудно объяснить этническими отличиями населения древней Армении. Важно то, что большинство их восходит к ранним эпохам. Известно, например, что грунтовые захоронения, каменные ящики, карасные погребения, саркофаги, склепы и курганы встречаются и в эпоху бронзы, и в урартский период и доживают до эллинистического и более позднего времени. Следует отметить вместе с тем однородность погребальных обрядов, что, конечно, указывает на большую общность, чем это могло показаться на основе данных форм погребений.

Памятники искусства (табл. XXXVII, XXXVIII). Видимо, можно говорить о наличии нескольких направлений в культуре Армении эллинистического времени. Произведения скульптуры немногочисленны, но именно здесь можно проследить различные художественные направления. Первое из направлений — это развитие форм, издревле существовавших на территории Армянского нагорья. Единственным образцом его можно считать голову статуи из Двина (Аракелян Б.Н., 1976, табл. XVIII). Она изготовлена из серого туфа. На голове — своеобразная, украшенная сетчатым узором тиара, верхняя часть которой отбита, так что трудно сказать, оканчивалась она зубцами, или была плоской. Схематичность и грубоватость передачи — расположение на одной плоскости частей лица, горизонтальность бровей, угловатость граней носа — сближают голову из Двина с местной скульптурой предшествующих эпох.

Второе направление, видимо, занимавшее ведущее место, должно было быть представлено скульптурой, выросшей на основе слияния эллинских и местных художественных традиций: ее можно с полным правом назвать армянской эллинистической. Однако образцы армянской эллинистической скульптуры до нас не дошли, но для установления ее характера нам представляется возможным привлечь коммагенские скульптуры и рельефы I в. до н. э. на Нимруд-Дага, Арсамеи и т. д. Среди верхушки армянского общества была популярна такая чисто эллинистическая скульптура. Она представлена двумя образцами: головой бронзовой статуи — так называемой Анаит, — найденной в западной Армении, черты лица которой сближают ее с типом Афродиты, относимым к кругу работ Праксителя, а также мраморной статуэткой Афродиты, найденной в Арташате (Аракелян Б.Н., 1976, табл. XXI, XXII). Для изучения армянской эллинистической скульптуры следует привлечь также армянские монеты эллинистического времени, главным образом Тиграна II и Артавазда II. Стилистический анализ портретов армянских царей на монетах выявляет, с одной стороны, индивидуальные черты, способствующие характеристике портретности, с другой стороны, идеализирующие, восходящие к заранее выработанным схемам. Выточенный профиль царя со спокойными, возвышенными и облагороженными чертами выполнен целиком в духе эллинистической портретности.

В Армении в эллинистическое время развивалась и коропластика. Найденные в Армавире и Арташате терракоты представляют женские и мужские фигурки всадников, музыкантов и другие статуэтки. В исполнении статуэток наблюдается наличие двух направлений. Одно — восходящее к традициям эллинистического искусства, а другое — к традициям искусства Востока. В общем, армянская коропластика имеет много общего с коропластикой Малой Азии, Сирии и Междуречья (Тер-Мартиросов Ф.И., 1973а; Хачатрян Ж.Д., 1977а, б).

Среди художественного металла заслуживает внимания серебряная фигурка козла из Арташата. По своему облику она напоминает изделия ахеменидского времени. Несмотря на это, допустима и несколько заниженная датировка статуэтки, тем более что она найдена в слое II–I вв. до н. э. (Аракелян Б.Н., 1976, табл. XCVI). В Арташате обнаружены также художественно оформленные ручки серебряных сосудов. Одна из них, завершающаяся амуром, была прикреплена к сосуду вертикально, другая ручка, горизонтальная, позолочена и изображает гиппокампа с рыбьей чешуей. Обе фигурки имеют эллинистический облик. Третья ручка, отлитая из бронзы, завершается головкой дракона: как и статуэтке козла, ей присущи восточные черты (Аракелян Б.Н., 1976, табл. XCVII, XCVIII). Серебряные чаши, покрытые узорами или с гладкими стенками, найдены в склепе I в. до н. э. в Сисиане. Одна имеет арамейскую надпись (Perikhanian А., 1971), другая — полушаровидная, на наружной стороне узоры в виде продолговатых листьев, поднимающихся к венчику. Этим она полностью тождественна чаше из найденного в Иране так называемого клада Карена, что указывает на тесные культурные контакты между Арменией и Парфией (Herzfeld Е., 1921).

Монеты (табл. XXXIX). Случайные находки монетных кладов (Мушегян Х.А., 1973), отдельных монет, а также нумизматический материал, полученный в ходе планомерных раскопок (Аракелян Б.Н., 1975; Тирацян Г.А., 1970 и т. д.), позволяют охарактеризовать денежное обращение в Армении эллинистического времени. В стране обращались монеты как местного, так и иностранного чекана. Местный чекан представлен монетами царей западноармянского государства Софены (III в. до н. э.) и монетами Арташесидов, царей Великой Армении (II–I вв. до н. э.). Появление монет Софены свидетельствует о политической самостоятельности царей этой области, о ее социально-экономическом прогрессе. Сохранились медные монеты с изображением царей Аршама, Абдисара, Ксеркса. Портреты, а также изображения на оборотной стороне выполнены в традициях эллинистического искусства. Надписи — на греческом языке. Монеты были предназначены для обращения только в пределах страны (Мушегян Х.А., 1975, с. 11). Тем интереснее представляется находка монеты Ксеркса, царя Софены, в Иране, в Сузах (La Fuje, A. de, 1927, рис. 144).

Местный чекан переживает значительный подъем при Арташесидах и главным образом связан с именами царей Тиграна II (95–55 гг. до н. э.) и Артавазда II (54–34 гг. до н. э.). Монеты выпускали и их преемники — вплоть до конца существования династии (Тигран V, 6 г. н. э.). Что касается монет Тиграна I — предшественника и отца Тиграна II, то их атрибуция представляется до сих пор спорной. Монеты Тиграна II выпускались в столицах Армении — в Тигранакерте и Арташате, в сирийских городах, в Антиохии на Оронте и в Дамаске, а также, вероятно, в Экбатане. Они быстро получили международное признание, о чем свидетельствуют находки этих монет за пределами Армянского нагорья: в Сирии, Междуречье, в Иберии и Албании. Армянские монеты Арташесидов представлены медными и серебряными экземплярами. На лицевой стороне — изображение головы царя в своеобразной тиаре, на оборотной — богини Тюхе, восседающей на троне, квадриги, Геракла, слона и т. д. Здесь же помещены надписи на греческом языке: «царь Тигран», «царь царей Тигран», «царь великий Тигран, бог» и т. д.

Самые ранние монеты иностранного чекана, найденные в Армении, — это драхмы и тетрадрахмы Александра Македонского. Для Армении характерны серебряные монеты, выпущенные в Вавилоне, Милете, Эфесе, Кардии, Абидосе (Мушегян Х.А., 1975, с. 10). С III в. до н. э. в Армению поступают монеты Селевкидов. Особенно часто встречаются монеты селевкидских царей II–I вв. до н. э., указывающие на тесные политические и экономические связи двух стран. В Армении обращались монеты Каппадокии, Парфии, а также Римской республики.

Эпиграфические находки. До создания своей письменности в начале V в. н. э. армяне пользовались языком и письмом соседних стран. От Ахеменидов и Селевкидов, с которыми Армения поддерживала тесные политические и культурные связи, были переняты арамейский и греческий языки и письменность. Греческий и арамейский языки часто параллельно применялись в Армении. Однако между ними наблюдалась существенная разница. Будучи языком царской канцелярии, государственно-административного аппарата, греческий являлся одновременно разговорным языком верхушки общества или его части. Арамейский язык был заимствован только в качестве административного языка (Тирацян Г.А., 1971в, с. 907–915; Саркисян Г.Х., 1978).

На территории Армении обнаружено небольшое количество надписей эллинистического времени: арамейских и греческих. Среди арамейских наиболее важны надписи Арташеса I, являющиеся межевыми камнями (Борисов А.Я., 1946; Дьяконов И.М., Старкова К.В., 1955; Perikhanian А., 1971), среди греческих — серия из семи надписей, происходящих из Армавира и датируемых концом III–I в. до н. э. (Тревер К.В., 1953, с. 105 сл.) В них содержится информация о событиях конца III в. до н. э., связанных с личностью царя Еруанда IV, о статусе городов, о культе царей и других религиозных верованиях армян эллинистической эпохи.

До недавнего времени наше знание культуры эллинистической Армении основывалось главным образом на материале, известном с территории восточных областей исторической Армении. Введение в научный оборот и интерпретация новых (хотя и малочисленных) материалов из памятников западной Армении доказывают общность культуры на всем Армянском нагорье в эллинистическое время, тождество форм и явлений, позволяющее вместе с данными письменных источников говорить о едином характере исторического процесса, этнической и социальной структуры древней Армении. Вышеотмеченные особенности развития армянской культуры являются наглядной иллюстрацией истории вступившей в эллинистический период страны, дважды ознаменовавшейся объединением армянских земель: в последней четверти IV в. до н. э. при ранних Еруандидах и в начале II в. до н. э. при Арташесе I и его наследниках.

Археологическое изучение городов позволяет более обоснованно говорить о расслоении населения Армении эллинистического времени, о строгой дифференциации среди самих горожан. Социальное расслоение, хорошо прослеживающееся и на погребальном материале, усилилось в раннеэллинистическое время в условиях образования армянского государства Еруандидов.

В 60-х годах I в. н. э. кончилось кризисное состояние, в котором находилось армянское государство более полувека. Воцарением Тиридата I в 66 г. н. э. было положено начало армянской династии Аршакидов. Хотя Армения продолжала оставаться главным объектом парфяно-римского соперничества и нередко опустошалась войсками противоборствующих сторон, ей удавалось сохранять относительную самостоятельность, предопределявшую дальнейшее социально-экономическое развитие и успехи культурного строительства (см. рис. 3).

Источники. Главным источником для воссоздания исторической картины страны продолжают оставаться греко-римские историки, дополненные раннеазиатскими и раннесредневековыми армянскими авторами. В трудах Корнелия Тацита, Арриана, Кассия Диона, Евтропия и других сохранились данные, позволяющие воспроизвести основные события исторического развития Армении в первые века н. э. Важное значение имеют и надписи, найденные на территории Армении (греческие, латинские, арамейские), освещающие как внутреннюю, так и внешнюю историю страны (строительная деятельность армянских царей и римских оккупационных войск, армяно-римские отношения и т. д.). Археологические материалы представлены результатами раскопок в Гарни, Арташате, Двине и других центрах.

Города. Поселения. Арташат. В 66 г. н. э. г. Арташат вступил в новый этап своего развития, длившийся несколько веков. Вместе с тем как раз в этот период на долю города выпали многочисленные испытания (был разрушен в 58–59 гг. Корбулоном, сильно пострадал в ходе римско-парфянской войны в 60-е годы II в. н. э.).

Событием, оказавшим роковое последствие на судьбу не только Арташата, но и остальных городов Армении, явился поход сасанидского царя Шапура II, разрушившего древние города и угнавшего их население. Арташат больше не оправился от этого удара и из большого города, бывшего около 600 лет столицей Армении, постепенно превратился в поселение сельского типа. Характерные для второго периода существования города невзгоды не могли остановить дальнейшего его роста, расцвета его экономической и культурной жизни. Об этом свидетельствуют как известные раньше письменные источники, так и ставшие доступными в последние годы археологические материалы. Строительные остатки первых веков н. э. на восьмом холме показывают, что застройка территории осуществлялась по единому плану. Внутренняя планировка крепости сходна с планировкой предшествующего периода, хотя наблюдается некоторое смещение общей ориентации (Аракелян Б.Н., 1975, рис. 6). В основе плана на восьмом холме лежат параллельные между собой улицы.

Валаршапат (находился на территории современного г. Эчмиадзина). Установлено, что Валаршапат был основан в первой половине II в. н. э. армянским царем Валаршем (117–140) на месте древнего поселения Вардгесаван. Возникновению одного из последних античных городов Армении способствовали благоприятные для экономического развития страны условия, сложившиеся после походов Траяна на Восток. В 163 г. после взятия римлянами г. Арташата и подавления восстания армян Валаршапат, переименованный в Норкалак или Кайнеполис, был объявлен столицей Армении и продолжал оставаться ею вплоть до потери страной независимости (вместе с Арташатом, а затем Двином). Данные археологических работ и письменных источников позволяют следующим образом представить структуру города (Калантар А., 1935; Тирацян Г.А., 1976). Сейчас уже нет сомнения в том, что территория цитадели-крепости в общих чертах совпадает с территорией, занимаемой Эчмиадзинским монастырем. Подобно другим городам Передней Азии (например, Хатра), это был прямоугольный в плане обширный дворцово-храмовый укрепленный комплекс. Здесь, на месте кафедрального собора, стоял античный храм, посвященный, вероятно, богине Анаит-Артемиде. Недалеко от него находились царский дворец, известный только по письменным источникам, а также здание бани, частично раскопанное в начале 30-х годов. Собственно город располагался вокруг цитадели, т. е. примерно на том месте, где находится сейчас г. Эчмиадзин. Источники упоминают о его оборонительных сооружениях и воротах. Они же позволяют определить приблизительные границы города: южные находились в районе храма Гаяне, восточные — примерно на полпути (или даже менее) расстояния от центра города (цитадели) до возвышенности, где впоследствии был воздвигнут храм Рипсиме, северные — в районе храма Шогакат. Данные письменных источников и результаты археологических работ позволяют говорить о загородном храме, некрополе и о производственных пунктах, расположенных вне города. На севере города, за пределами городских стен, по свидетельству Агафангела, простирались виноградники (История Армении, с. 150, 162, 192 и т. д.). Здесь же имелись виноградные давильни и стеклодельная мастерская. Более чем вероятно, что образующие пригородную обрабатываемую территорию сады входили в характерный для эллинистических городов земледельческий пояс, которым они были окружены. Такие пояса упоминаются историками при древнеармянских городах Арташат, Еруандашат и при ряде крепостей того же времени. Окружавшая город земледельческая территория состояла из деревень и частновладельческих имений — агараков и дастакертов, принадлежавших частично городской общине.

Двин широко известен как город средневековой Армении. Археологические раскопки выявили его многослойный характер. Предпринятые в последние годы работы по целенаправленному изучению слоев античного времени позволяют сделать первые выводы (Кочарян Г.Г., 1976, с. 209–210). Было установлено наличие античных слоев как в цитадели, так и на территории собственно города. Большого внимания заслуживают каменные остатки архитектурных сооружений, торовидные базы, фрагмент фуста колонн, плита-солен для перекрытия (Кочарян Г.Г., 1974а, б). Каменный алтарь с рельефными изображениями митраистического характера и другие данные указывают также на культовый характер поселения, а базальтовая плита-тарапан позволяет говорить о производственной жизни Двина, виноделии (Кочарян Г.Г., 1977; 1978). Путем сличения данных античных авторов о святилищах иранских Аршакидов в восточных областях Парфянской державы с данными «Армянской географии» VII в. н. э. С.Т. Еремян пришел к выводу о существовании в Двине в первые века н. э. святилища, основанного Тиридатом I в честь своих аршакидских предков (Еремян С.Т., 1971, с. 764, 824). Были обнаружены остатки некрополя античного времени с кувшинными погребениями (Кафадарян К.Г., 1953, с. 82, рис. 57, 58).

Ацаван. Древняя крепость находится у дороги, ведущей из Еревана в Гарни. Предпринятые здесь в 60-е годы раскопки выявили остатки крепостной стены и жилых зданий (Тирацян Г.А., 1962; 1963; 1968б). Первые наблюдения показывают, что жилища примыкали, по-видимому, по всему периметру к крепостной стене. Они, вероятно, были построены по единому плану одновременно с крепостной стеной. Стены жилищ выложены из необработанных камней прямыми рядами. Имеются стены с кладкой в виде елочки. Стены изнутри замазывались известью и отделывались гипсовыми лепными рельефными поясами. Местами сохранились остатки пола из утрамбованной глины, уложенной прямо на материк. Каменные простые базы, остатки деревянных балок указывают на то, что перекрытия комнат подпирались деревянными столбами. Найденный археологический материал дает некоторое представление о быте жителей. Изучение крепости показывает, что она существовала долгое время. Древней крепости Ацаван была отведена роль форпоста Гарни. Через Ацаван или вблизи нее шли древние дороги из Араратской долины в Гарни.

Фортификация. Согласно сообщению Мовсеса Хоренаци, фортификационные сооружения Валаршапата состояли из стены, вала и рва. По аналогии с другими городами можно предположить, что стена (каменная) и вал (земляной) шли параллельно, а между ними находился ров. Первоклассным памятником фортификационного искусства древней Армении является гарнийская крепостная стена. Построена она была, по-видимому, во II в. до н. э., разрушена в 59 г. н. э. и целиком восстановлена в 77 г. н. э., как об этом гласит греческая надпись царя Тиридата I. Стена состоит из больших базальтовых блоков, хорошо обработанных и связанных между собой железными скобами. Стена преграждала путь неприятелю с северной и частично с восточной стороны. Остальными сторонами треугольный по плану мыс, на котором расположена крепость, был обращен к глубоким ущельям. Стена оснащена 14 квадратными в плане башнями.

Оборонительная стена Ацаванской крепости огибала со всех сторон возвышенность, на которой она была расположена. Северная, наиболее уязвимая часть крепости была защищена тремя полукруглыми башнями (две угловые, одна в середине), остальные участки стены были усилены прямоугольными в плане контрфорсами. Вход в крепость выявлен в юго-западном углу. Плановое его решение напоминает особенности входов древнейших циклопических и урартских крепостей Армянского нагорья. В отличие от оборонительной стены гарнийской крепости, царской по существу, стена рядовой крепости, каким был древний Ацаван, построена из необработанных камней средней величины на глиняном растворе.

Архитектура. Строительная техника (см. табл. XXXI). Храмовая архитектура Армении первых веков н. э. представлена античным храмом в Гарни (Тревер К.В., 1953). Это периптер ионического ордера, стоящий на высоком подиуме. Прямоугольные в плане наос и пронаос окружены 24 колоннами, несущими двускатную крышу с фронтонами. В ходе восстановления храма выяснено, что перекрытие самого наоса было сводчатым (Саинян А.А., 1969, с. 193). Архитектурные детали храма, капители, плиты плафона, элементы антаблемента — архитравы, фризы и карнизы — богато украшены резьбой и скульптурными головами львов. Излюбленным мотивом декора храма является аканфовый лист. Плиты по сторонам лестниц украшены рельефами с изображением нагой мужской фигуры типа атланта. Уже давно было показано, что, как с точки зрения архитектурной композиции, плановой и объемно-пространственной, размеров и пропорций, так и с точки зрения декора, существуют многие элементы соприкосновения между памятниками Малой Азии и гарнийским храмом (Тревер К.В., 1953). В последнее время были выявлены новые материалы, позволяющие наметить связи с кипрскими памятниками античного времени. Что касается датировки храма, то многие из исследователей останавливаются на I в. н. э. как на вероятном времени его сооружения. Тщательный анализ храма приводит к возможному заключению о том, что храм мог бы быть посвящен богу Михру. О других храмах рассматриваемого времени судить трудно, так как они были безжалостно уничтожены. Однако находки отдельных камней, украшенных античным орнаментом, позволяют говорить о наличии храмовых зданий и в других местах древней Армении. Под пилястрами купола раннесредневековой церкви Рипсиме были обнаружены хорошо обработанные фрагменты из туфа, обладающие поразительным сходством с аналогичными камнями гарнийского храма (Саинян А.А., 1964, рис. 16). Капители коринфского стиля имеются в кладке средневековой церкви из Багарана (Токарский Н.М., 1961, с. 36–37). Архитектурный фрагмент античного времени был найден в с. Анна на склонах Арагаца (Саинян А.А., 1964, с. 71).

Менее изучены постройки, открытые раскопками за последние годы к западу и северо-западу от храма в Гарни. В этот большой строительный комплекс входят три сооружения: в южной части — большой зал с пилонами, в северной — баня, а между ними — остатки третьего большого здания. В плане здание бани представляет собой удлиненный прямоугольник, ориентированный с востока на запад, с выступающими и примыкающими друг к другу четырьмя полукруглыми апсидами с южной стороны (Аракелян Б.Н., 1957, рис. 4). Стены бани так же, как и другие постройки комплекса, сложены из рваного камня (базальта), связанного раствором. В кладке применялись тесаные туфовые квадры и кирпич. Внутренние стены бани были оштукатурены. Баня состоит из пяти помещений, четыре из которых расположены по одной оси. Первое помещение — предбанник — имеет богатый мозаичный пол, на южной стороне — полукруглую нишу. Следующие три помещения отапливались. Пятое помещение в северо-восточной части бани представляло собой раздевальню. Здание дошло до нас в разрушенном виде, вследствие чего утрачены некоторые очень важные черты его устройства, которые приходится дополнять по аналогиям (Тирацян Г.А., 1959а).

Детальное изучение раскопанных остатков и приводимые аналогии позволяют определить назначение каждого из отделений бани. Топка находилась в проеме, устроенном в западной наружной стене четвертого помещения. Нагретый воздух и дым из нее поступали в подпольное пространство примыкающего помещения и направлялись по подпольным проходам к остальным двум помещениям. Отапливаемые помещения имели два пола, в пространство между ними поступали горячий воздух и дым. Нижний пол состоял из утрамбованного раствора, на котором во всех помещениях были установлены столбики из круглых кирпичей, скрепленных раствором. Столбики, сохранившиеся в двух комнатах (36 в одной и 43 в другой), поддерживали верхний пол. Изучение его остатков, а также привлеченный сравнительный материал показывают, что в отапливаемой первой комнате пол был толщиной около 0,18 м и сделан из чередующихся слоев керамических плит и раствора. Основную часть пола составляли крупные, почти квадратные плиты (0,65×0,60×0,06), каждая из которых опиралась углами на четыре столбика. Поверхность пола была образована из толстого слоя раствора с примесью щебня, толченого кирпича и туфа. Высота подпольного пространства определяется примерно 0,75-0,70 м. Помещение у топки было горячим отделением. В прямоугольной нише этого помещения вблизи топки, вероятно, находилась ванна. Остальные два помещения относились, очевидно, к теплым отделениям бани. Холодным отделением являлась отгороженная стенкой глубокая полукруглая ниша в южной части «комнаты с мозаикой». По двум сторонам стенки, в предбанной комнате и в нише, были устроены узкие скамьи. Детальное исследование гарнийской бани с очевидностью показывает, что она обслуживала ограниченный круг людей. Группировка помещений, размещение их по одной оси напоминают сходные банные сооружения в крепостях античного мира, но в то же время отличаются от них простотой как плана, так и отделки. В гарнийской бане особенно выдержан принцип симметрии, а южная сторона здания оживлена четырьмя апсидами, имевшими, безусловно, и функциональное назначение. Два помещения были украшены мозаичными полами. Таким образом, гарнийская баня имеет характер усадебной, судя по аналогичным баням вилл античного мира. Особенности плана позволяют отнести гарнийскую баню к III в. Баня была обнаружена в цитадели г. Валаршапат. От нее сохранились два помещения, сообщающихся подпольными отопительными каналами, образованными низкими продольными стенами (Тирацян Г.А., 1976, с. 85–88). Сохранились стены здания, сложенные из прямоугольных или квадратных сравнительно толстых кирпичей на растворе. Нижний пол бани образован из утрамбованной земли и раствора. На нем расположены столбики, несущие верхний, второй, пол, по которому шли посетители. В качестве столбиков здесь использованы большие керамические трубы.

Особенности плана одного из зданий, расположенного на восьмом холме Арташата, сохранившиеся отдельные его детали дают некоторое представление о рядовых банях Арташата первых веков н. э. Баня состояла из трех отделений, одно из которых могло служить для подогрева воды. Остальные отделения имели подпольную систему отопления. На нижнем полу помещения бани расставлены прямоугольные в сечении трубы, служившие опорой для второго, верхнего, пола (Аракелян Б.Н., 1975, с. 18–19, рис. 7). Имевшиеся в боковых стенках труб-опор отверстия служили для проникновения горячего воздуха в сами опоры.

Среди различных сооружений, раскрытых на восьмом холме Арташатской цитадели и датируемых первыми веками н. э., обращают на себя внимание тщательно выстроенные бассейны для хранения питьевой воды. Каменные и кирпичные стены бассейнов покрыты толстым слоем раствора. Пол выложен из прямоугольных хорошо обожженных кирпичей, покрытых слоем известнякового раствора (Аракелян Б.Н., 1975, с. 19).

Постройки первых веков н. э. продолжают воздвигаться из камня — хорошо отесанного или необработанного, рваного. Применение рустовки и железных скоб характеризует строительную технику первоклассных памятников, какими являются оборонительная стена крепости Гарни или сам античный храм. Железные скобы в Армении приходят на смену металлическим или деревянным скрепам в виде ласточкина хвоста, господствующим, как было показано в предшествующем разделе, в первых веках до н. э. Все больше начинает использоваться раствор из песка и извести, служивший прекрасным вяжущим материалом для камней средней и малой величины. Наконец, сравнительно большое распространение получает кирпичная кладка, при этом не только в банях (Гарни, Валаршапат, Арташат), но и в зданиях дворцового типа, как это видно на примере жилой части дворца и крепости Гарни. Очень характерно здесь сочетание кирпичной кладки с каменной.

Хозяйство. Основой экономики Армении в первые века н. э. оставалось сельское хозяйство. По-прежнему, видимо, важнейшую роль играли зерновые культуры. Существование садоводства также бесспорно, свидетельством чего являются (помимо письменных свидетельств) находки садовых ножей (см. ниже). В некоторой степени мы осведомлены о виноделии рассматриваемой эпохи. Раскрытая в нижнем этаже жилой части дворцового комплекса Гарни давильня датируется, как и все здание, в котором она расположена, концом III в. н. э. Она представляет собой маленькое помещение (2×2,5 м), пол которого образован из уплотненного слоя водонепроницаемого раствора. Стенки помещения были тщательно оштукатурены (Аракелян Б.Н., Караханян Г.О., 1962, с. 37–38). Давильня отгорожена от соседней комнаты низкой стенкой, позволявшей наполнять ее виноградом. Здесь виноград растаптывался ногами. По вделанной в низкую стенку на уровне пола глиняной трубе сусло стекало в соседнее помещение, в глиняный сосуд, стоявший на более низком полу, покрытом слоем раствора. Гарнийская давильня, видимо, напоминает виноградные давильни древнего Валаршапата, о которых упоминает раннесредневековый историк Агафангел.

Это первое документально засвидетельствованное долговременное сооружение виноградной давильни позднеантичного времени. Интересно отметить, что гарнийская давильня как по своему устройству, так и по объему отличается от античных виноделен, известных нам по раскопкам Боспора (Гайдукевич В.Ф., 1958). Она больше напоминает давильни материковой Греции.

Находка обжигательной гончарной печи III в. н. э. в Арташате имеет важное значение для изучения гончарного дела Армении первых веков н. э. (Тер-Мартиросов Ф.И., 1975). Мастерская расположена в двух смежных помещениях. В одном из них была раскрыта ванна, сложенная из камней на глиняном растворе, покрытых известковой обмазкой, а рядом с ней раскопана прямоугольная яма с низкими стенками из камня, заполненная песком. Во втором помещении находилась сама обжигательная печь, образующая неправильный круг. От задней стенки по направлению к двери печи шла опорная стена, как будто делившая печь на две части. У двери в наружной части печи был раскрыт длинный топочный канал, заканчивающийся небольшой ямой, заполненной пеплом, черепками и обломками черепиц. Печь построена из сырцовых кирпичей, топочный канал устроен в земле с облицовкой боковых сторон из черепичных плит. Печь состояла из двух частей: нижняя, образующая топочное помещение, и верхняя, представляющая собой обжигательную камеру. Топочная часть имела сводчатое перекрытие. Для укрепления перекрытия в топочной части была построена дополнительная подпорная стена. Этими своими особенностями арташатская печь напоминает римские небольшие печи (Гайдукевич В.Ф., 1934). Находки штырей (для подвешивания сосудов), разного типа подставок, прокладок дополняют наши представления о керамическом производстве первых веков н. э. в Арташате. Анализ керамического материала рассматриваемого времени показывает, что значительно увеличился удельный вес керамики, производимой на гончарном круге. Вместе взятые, эти данные говорят о рыночном характере сбыта глиняной посуды, обусловленном ростом спроса внутри страны. Отмеченный перелом в керамическом производстве, безусловно, отражает дальнейшие сдвиги, наблюдаемые здесь в первые века н. э. в экономической жизни.

Изучение стеклянных изделий показывает, что, хотя подавляющая часть их привозная, можно выделить и сосуды, изготовленные на месте (Аракелян Б.Н., Тирацян Г.А., Хачатрян Ж.Д., 1969, с. 20–21). Эта группа определяется при помощи типологического анализа. Речь идет как о сосудах изготовленных способом свободного выдувания, так и о сосудах, изготовленных способом выдувания в форме. Факт местного производства подтверждается как находками бракованных сосудов, так и тем обстоятельством, что некоторые их типы встречаются только в Армении. Техника стеклоделия была заимствована из Сирии, вероятно, благодаря переселению в Армению мастеров-ремесленников. По-видимому, стеклоделие было сконцентрировано в городах. Более чем вероятно, что в Арташате и Валаршапате имелись стеклодувные мастерские (Аракелян Б.Н., 1957, с. 69). Это предположение находит свое подтверждение и в письменных источниках. К числу сосудов местного производства можно отнести колбовидные флаконы с яйцевидным туловом, шаровидные сосуды с вертикальными каннелюрами, ряд сосудов с вдавленными стенками и т. д.

На наличие ювелирного ремесла указывает находка маленького железного молотка в погребении, точно датируемом III в. н. э. (Хачатрян Ж.Д., 1976, рис. 18; 3, с. 116–117). Находки предметов торевтики, а также золотые и серебряные украшения первых веков н. э. уже приводили к мысли, что ювелирное дело и художественная металлургия продолжали развиваться, хотя сравнительный анализ части предметов не говорит в пользу их местного производства. Находка молотка ювелира в Гарни одновременно указывает на то, что развитие ремесел не ограничивалось городскими центрами, что в поселениях и крепостях также была налажена работа ремесленников, что, конечно, как нельзя лучше согласуется, например, с «городским обликом» жителей античного поселения Гарни (Аракелян Б.Н., 1951, с. 53–54). Исследование железных орудий труда и оружия показало, что армянским мастерам того времени были также известны следующие операции: ковка, сварка железа и стали, пайка двух кусков железа с помощью меди.

Документальным подтверждением существования местных ремесленников-каменщиков следует считать находки самих орудий, бесспорно, относящихся к первым векам н. э. (Аракелян Б.Н., 1951, рис. 23; 1957, рис. 5). Способ обработки базальтовых камней и мрамора показывает, что могли применяться и другие типы молотков, металлических сверл, разных орудий для резьбы по твердому базальту.

Направление торговых путей, по-видимому, продолжало оставаться неизменным. Они по-прежнему шли в Малую Азию, к Эгейским островам, Греции и Италии, в Сирию, Двуречье, Иран, в страны Закавказья, Северный Кавказ, Приазовье и Боспор, в города Южного Причерноморья. Однако многие из упомянутых торговых путей не подтверждены археологическими данными. Но о двух или трех направлениях можно говорить с уверенностью. Так, например, сейчас совершенно очевидно, что наличие сирийского стекла в Армении явление не случайное. Установлено, что Сирия и Финикия были важными центрами стеклоделия античного мира, откуда стеклянные изделия торговыми путями доставлялись в Армению (Тирацян Г.А., 1959а). Археологические изыскания свидетельствуют, что стеклянные предметы в Армении получили широкое распространение в первых веках н. э. (Аракелян Б.Н., Тирацян Г.А., Хачатрян Ж.Д., 1969), что отражает общие тенденции развития торговли Ближнего Востока: к периоду ее процветания, к I–II вв., относится наибольшее количество привозных образцов, а ко времени затухания, к III в., — лишь отдельные предметы. Возможность выявить динамику развития торговых связей создается благодаря тому, что многие стеклянные сосуды можно достаточно точно датировать. Ряд флаконов датируются первыми двумя веками. В их числе — большая часть колбовидных флаконов, небольшие флаконы с шаровидным туловом, флаконы с выпуклыми гранями. Из флаконов, выдутых в форме, первыми двумя веками н. э. датируются яйцевидные сосуды с двумя ручками и горизонтальными каннелюрами, чаша молочно-белого цвета с расширяющимися краями и т. д. К III в. относятся: из сосудов, изготовленных методом свободного выдувания, — большой грушевидный сосуд со шлифованным узором, чаша с накладными сетчатыми узорами; из сосудов, выдутых в форме, следует упомянуть шестигранный сосуд. Значительная группа сосудов может быть датирована также более общим образом — II–III вв., как то: флакон с длинной шейкой, шаровидные сосуды с двумя ручками и выгравированными узорами, сосуд с одной ручкой и вдавленными стенками, сосуд с накладными узорами. К этим же векам относится ряд сосудов, изготовленных в форме, — шаровидные флаконы с конусообразными рельефными узорами, цилиндрообразный флакон. III–IV вв. н. э. можно датировать большой шаровидный сосуд с выгравированными поясками, флаконы с вдавленными стенками, флакон с одной ручкой с накладным узором, сосуды с выпуклыми узорами. Изучение стекла убедительно показывает, что основным поставщиком стекла в Армению являлась Сирия (Тирацян Г.А., 1959б). Это обстоятельство не следует считать случайным, поскольку, как уже говорилось, Сирия вместе с Финикией была одним из самых известных центров стеклоделия античного мира. Наиболее яркие образцы сирийского стеклоделия, обнаруженные в Армении, — характерные сидонские бальзамарии, изготовленные методом выдувания в форме, амфориски, принадлежавшие к кругу производства известного в античном мире стеклодела Энеона, шаровидные сосуды с одной ручкой и вертикальными каннелюрами — как по количеству, так и по мастерству выполнения могут украшать лучшие собрания античного стекла.

Интересно отметить, что параллели нескольких образцов древнего стекла Армении указывают на Египет и Кипр как на возможное место их происхождения, хотя они, несомненно, привезены в Армению вместе с сирийским стеклом. Два первоклассных сосуда некоторыми своими особенностями напоминают изделия стеклодувного производства Рейнской области римского времени, но обстоятельства их ввоза в Армению еще нуждаются в дополнительном освещении.

Второе направление торговых связей, прослеживаемое тоже благодаря археологическим раскопкам, — западное. Сухопутными дорогами через всю Малую Азию или морским путем через Антиохию доставлялись в Армению, например, косские амфоры, наполненные, по-видимому, оливковым маслом. Почти целая косская амфора была найдена в погребении вместе с двумя монетами императора Траяна.

Фрагмент горлышка амфоры с ручками красновато-коричневой глины в Арташате может указать на связи с южнопонтийскими центрами (Зардарян М.О., 1977, с. 269), а некоторые образцы поливной посуды, найденной в Арташате, Армавире и других центрах, — на связи с парфянским Ираном и Двуречьем (Тирацян Г.А., 1974а, б, с. 62–63; Хачатрян Ж.Д., 1977а, б, с. 192). Данные, относящиеся к первым векам н. э., позволяют более конкретно поставить вопрос о связях, возможно торговых, Армении с Боспорским царством. Речь идет о монетах царей Рескупорида II (68–92) и Рескупорида VI (318–332), найденных в окрестностях Двина (Мушегян Х.А., 1962, с. 10–11 и 108). Важно также установить, что именно вывозила Армения в обмен на ввозимые товары. Античные авторы упоминают краски, растения, камни. Однако эти товары, по-видимому, не являлись основными предметами экспорта (Манандян Я.А., 1954, с. 107). В настоящее время мы еще не располагаем ни письменными, ни археологическими данными, чтобы судить, какие именно товары были главными в экспорте Армении.

Орудия труда. Железное зубило для обработки камня и железный молоток каменотеса были найдены в Гарни (Аракелян Б.Н., 1951, рис. 23; 1957, рис. 5). Молоток использовался с обоих концов, один из которых имеет вид топора с узким лезвием, а другой — тесловидный. Орудие сильно изношено: один конец его обломан. Железное зубило имеет широкое лезвие, размер которого соответствует вытесанной ленте, окаймляющей рустованные камни гарнийской оборонительной стены I в. н. э. Металлографический анализ позволяет выяснить технологические особенности изготовления молотка — путем сварки трех отдельных слоев металла. Применение распространенного в античном мире так называемого пакетного металла повышало механические свойства данного предмета, этой же цели служила его цементация, следы которой как будто сохранились на поверхности. Что касается зубила, то его состояние не позволяет выявить каких-либо следов цементации или холодной обработки (Зинджирджян В.К., 1978а, с. 64–68). Железный молоток малых размеров был найден в гарнийском погребении, датируемом III в. н. э. Один конец молотка тонкий и широкий, другой — плоский и узкий. По всей вероятности, молоток принадлежал мастеру-ювелиру (Хачатрян Ж.Д., 1976, рис. 18, с. 116). Сравнительно лучше представлены ножи рассматриваемого времени: один тип имеет плоское лезвие со скошенным концом, другой — ланцетовидный клинок с кольцевидной головкой — для подвешивания ножа. Особого внимания заслуживают кривые ножи из Гарни, представляющие собой дальнейшее развитие традиций изогнутых ножей предшествующих эпох. Важно отметить, что эти ножи использовались также в садоводстве (Хачатрян Ж.Д., 1974, рис. 16, 3; 21, 2, с. 115–116).

Оружие. Некоторое представление о предметах вооружения первых веков н. э. дают нам наконечники копий и стрел, кинжалы, меч, найденные главным образом в могильниках Гарни.

Наконечники копий представлены двумя типами — с подтреугольным и листовидным лезвиями. Все они имеют полую втулку с прорезью по одной стороне, с дырками для его прикрепления гвоздями к древку (Аракелян Б.Н., 1957, рис. 10). Наконечники стрел можно классифицировать следующим образом: двуперые железные и костяные наконечники с острыми опущенными концами и с длинным черенком для насадки на древко. На черенке имеются утолщения или выступы, мешающие древку примкнуть вплотную к лезвию наконечника (Аракелян Б.Н., 1951, рис. 27; Хачатрян Ж.Д., 1976, рис. 48). Трехлопастные черенковые наконечники стрел представлены в погребениях первых веков н. э., обнаруженных недавно недалеко от Нахичевана. Все они изготовлены из железа (Алиев И., Алиев В., 1976, рис. 6, с. 183). В некрополе Гарни, а также на территории крепости найдены черенковые, четырехгранные, в основном железные, наконечники стрел (Аракелян Б.Н., 1957, рис. 13). Не исключена возможность, что часть из них относится к первым векам н. э., что указало бы на развитие этого типа и в последующие века. Большой интерес представляет железный меч со сравнительно узким, обоюдоострым клинком. Подобные мечи найдены в Грузии и Азербайджане и датируются I–II вв. н. э. (Хачатрян Ж.Д., 1976, рис. 49, 1).

Сравнительно большую группу образуют остроконечные кинжалы с обоюдоострыми клинками и металлическими черенками. На черенке одного из кинжалов сохранился гвоздик для прикрепления обкладки (Аракелян Б.Н., 1951, рис. 40; 1957, рис. 11).

Керамика первых веков н. э. (см. табл. XXXV) изучена главным образом на основе материалов из некрополя Гарни и отчетливо делится на две группы: грубые сосуды черно-серого цвета и светлые сосуды, главным образом кувшины с ручкой, покрытые ангобом.

Первая группа представлена сравнительно немногочисленными формами, в основном это горшки с широким и невысоким венчиком и плоским дном (Аракелян Б.Н., 1951; 1957; Тирацян Г.А., 1956, с. 10–11; Хачатрян Ж.Д., 1976). Горшки отличаются друг от друга степенью расширения в средней части, размерами венчика, но в основном это обычная форма бомбовидных сосудов с широким горлом без ручек, связанная с древними традициями закавказской керамики. Они относятся к сосудам так называемого кухонного назначения.

Вторая группа (имеющая близкие аналогии в Иберии) представлена кувшинами светлого цвета, поверхность которых покрыта светлым ангобом. Все кувшины имеют ручку, как правило, прикрепленную на плечике и к краю венчика. По формам эта керамика разнообразнее, чем в первой группе. Что касается назначения сосудов второй группы, то следует полагать, что они могли употребляться и как настольная посуда, в частности для воды и вина. К этой же группе относится сферический сосуд с плоским дном и с низким, отогнутым наружу венчиком. Кольцевидная маленькая ручка прикреплена в его средней части. Черепок в изломе плотный, светло-красный и привлекает к себе внимание качеством глины. Она мелкозернистая, очищена от всяких примесей и хорошо отмученная. Примечательной деталью всего сосуда является обработанность его туловищных стенок. Они украшены тремя рядами косо поставленных выпуклых шишечек. Несколько черепков с подобной орнаментацией были найдены на территории крепости Гарни, подобные сосуды известны и из других районов Закавказья. К этой же группе принадлежат глиняные бальзамарии — два редких для Армении образца сосудов, обнаруженные в Гарни (Аракелян Б.Н., 1957, рис. 21). Один из них, поменьше, отчетливо выявляет морфологические сходства с античными колбовидными стеклянными бальзамариями, другой весьма своеобразен и не имеет известных нам аналогий в стеклянных сосудах.

В Гарни была найдена краснолощеная тарелка с плоским днищем, на кольцевой ножке, с чуть скошенным невысоким бортиком. О распространенности таких тарелок в самом Гарни говорят находки обломков сходной керамики в разных частях крепости. Сосуд, видимо, является местным подражанием краснолаковой средиземноморской керамике типа терра сигилята.

Керамика из Гарни в некоторой степени дополняется керамикой из раскопок Арташата. Восьмой холм Арташата дает интересный керамический материал (Аракелян Б.Н., 1975; Хачатрян Ж.Д., Канецян А.Г., 1974). Следует учесть то обстоятельство, что керамика первых веков н. э. Арташата довольно хорошо делится на две хронологические группы I–II вв. и III–IV вв., каждая представлена новыми, ранее не встречающимися формами. Особую группу образуют многочисленные блюда на ножке или без ножки, которые также являются подражаниями керамике терра сигилята. Все они покрыты красноватым или коричневым ангобом и тщательно вылощены. Обращает на себя внимание двуручная кружка на круглом поддоне. Ее ручки характерной формы — кольцевидные с горизонтальным выступом. Параллели этой форме встречены в Малой Азии и Северном Причерноморье. Керамика I–II вв. из Арташата включает также полушаровидные чаши на круглом поддоне. Они являются дальнейшим развитием местных полушаровидных чаш эллинистического времени, хотя имеют аналогии среди керамического материала Малой Азии, Северного Причерноморья и т. д.

Керамика III–IV вв. Арташата представлена леканами, блюдами, стаканами, горшочками, кувшинами и т. д. Все они являются дальнейшим развитием предыдущих форм и имеют мало аналогий в синхронной керамике как Армении, так и сопредельных стран.

Украшения. Украшения представлены бусами, серьгами и перстнями, булавками и шпильками, зеркалами и другими предметами. Это самые обыкновенные обиходные предметы, встречающиеся часто в погребениях первых веков н. э. на широкой территории. Они довольно скромного облика — золотые вещи, например, редки. Бусы встречаются в большинстве погребений первых веков н. э. и представляют собой довольно характерную группу вещей. Они разнородные по материалу и разнообразные по форме, но в основном хронологически не расходятся с инвентарем некрополя. В то же время надо отметить, что среди гарнийских бус, безусловно, бытуют и древние формы, идущие с эллинистического и более раннего времени. Найденные бусы изготовлены из стекла или стеклянной пасты. Встречаются самые разные формы: чечевицевидные, бочонкообразные, в виде приплюснутых шаров, двойные и тройные и др.

Зафиксированы бусы из цветных камней: сердолика, халцедона, горного хрусталя, агата, а также металлические: из серебра и железа. Следует упомянуть еще бусы в форме животных. Одна из бусин изготовлена из белой пасты и напоминает лягушку. Эти бусы служили не только украшением, но и талисманами (Хачатрян Ж.Д., 1976, с. 125–126). Среди бус гарнийского некрополя сравнительно древнюю группу образуют бусы из так называемой египетской пасты, особенно шарообразные, рифленые, с жилками и «глазками». Что касается происхождения бус, то пастовые и часть стеклянных следует считать привозными. Относительно остальных (сердоликовые, каменные и т. д.), которые встречаются на территории Армении и в предшествующую эпоху, можно предположить, что они изготовлены на месте.

Отмечены металлические булавки, костяные шпильки. До нас дошли несколько булавок, бронзовых, очевидно, для закрепления плаща. Они имеют кольцевидные головки со жгутообразным орнаментом или просто в виде завитка. Было найдено большое число костяных шпилек, часто встречающихся в погребениях первых веков н. э. Размеры цельных экземпляров от 10 см до 14,5 см. Все они имеют головки, украшенные в виде шариков, колец, чередующихся валиков и шаров. Они служили, очевидно, для поддержания волос.

Представлены также зеркала. Это бронзовые диски, с одной стороны гладкие, посеребренные. Они были снабжены выступообразными ручками, которые, однако, обычно отбиты.

Характерны металлические подвески. Встречаются пирамидальные полые подвески с треугольными прорезями в стенках, затем — конусообразные, тоже полые, но без всяких прорезей. Особый интерес представляют ажурные подвески из бронзовой проволоки, овальные в сечении, украшенные точечным узором довольно древней формы. В отдельных погребениях встречаются морские раковины, безусловно привозные, а также маленькие речные раковинки. Они служили украшением для волос. Широко представлены застежки — каменные, стеклянные, глиняные. Здесь надо упомянуть металлические фибулы, одна приблизительно полукруглая по форме, другая — дугообразная, напоминающая фибулы первых веков н. э., найденные в Грузии и в Крыму (Калантар А., 1935, рис. 14, 6; Хачатрян Ж.Д., 1976, с. 117, табл. VII, 6). Серьги изготовлены из различных материалов: железа, бронзы и меди, серебра и золота. Они представлены самыми разными формами. Очень много было найдено бронзовых серег, но так как они дошли в обломках, восстановить их форму трудно. Однако заслуживает внимания серьга, изготовленная из проволоки круглой формы с тремя колечками, к которым прикреплены проволочки, завершающиеся стеклянными шариками (Хачатрян Ж.Д., 1976, рис. 52). Она напоминает золотые подвески из Грузии. В Гарни и Ашнаке были найдены серебряные и золотые серьги в виде колечка с несомкнутыми концами и пирамидкой из четырех шариков черни внизу (Тирацян Г.А., 1957, с. 88; Кинжалов Р.В., 1961, рис. 1, 8). Такие серьги встречаются в Грузии и Азербайджане и датируются первыми веками н. э. Серебряные серьги в виде виноградных гроздей обнаружены в Валаршапате (Калантар А., 1935, рис. 14, 7, 8). Заслуживают внимания золотые серьги, например образующие почти правильный круг полые серьги с приспособлением на шарнирах для прикрепления к уху. Поверхность орнаментирована четырьмя рядами зерни. Интересны серьги из пластинчатого кольца с несомкнутыми суживающимися концами, найденные в Ашнаке и Айгешате. Они украшены узорами из зерен и гранатовой вставкой (Кинжалов Р.В., 1961, рис. 1, 5, 6, 7; Торосян Р.М., Тер-Мартиросов Ф.И., 1976, рис. II, 8). Следует еще упомянуть серьги-подвески, состоящие из треугольных пластинок, украшенные альмандинами и зернью, со свисающими с нижнего края пластинок колоколообразными полыми подвесками. Они совершенно аналогичны паре золотых серег из Борийского некрополя, большинство вещей которого, как известно, датируется I–II вв. н. э. (Кинжалов Р.В., 1961, рис. 1, 1, 2, с. 52–58).

Перстни и геммы образуют интересную группу вещей некрополей первых веков н. э. Среди них выделяется довольно четкая группа, проявляющая большое сходство с подобными же римскими изделиями. Перстни делали из железа, меди, бронзы, серебра и золота. В жуковинах или щитках некоторых из них вставлены литики или камни с врезными изображениями рыбы (?), петуха, крылатой фигуры, возможно, богини Ники, Афины в шлеме и со щитом, Деметры со снопом колосьев в руке, Пана и т. д. К сравнительно ранним изделиям относится маленькая тонкая пластинка из камня желтоватого цвета с изображением мухи или пчелы, найденная на территории гарнийской крепости (Аракелян Б.Н., 1957, рис. 50). Геммы с такими изображениями не редки для эллинистическо-римской эпохи. Обращают на себя внимание золотые перстни со вставными камнями, найденные в Гарни, Ашнаке, Атамхане. Первые два более ранние (I–II вв.), третий более поздний (III–IV вв. н. э.). Гарнийский перстень — трубчатой формы, постепенно расширяющийся кверху. В перстень вправлены три камня из сердолика (Хачатрян Ж.Д., 1976, табл. X, 5, с. 122–124). Такой же приблизительно формы перстень найден в Атамхане, недалеко от западного берега Севанского озера. Дужка золотого перстня из Ашнака состоит из трех проволочек. В гнезде перстня вставлен овальный выпуклый гранат (Кинжалов Р.В., 1961, рис. 1, 9).

Широко представлены также кольца из полудрагоценных камней, сердолика, горного хрусталя и стекла. Происходят они из погребений Валаршапата, Гарни, Армавира, Ланджахпюра. На некоторых из них имеются изображения быка Зебу, рыбы и скорпиона и т. д. (Калантар А., 1935, рис. 14, 3–5; Хачатрян Ж.Д., 1976, с. 122–123).

Погребальный обряд (см. табл. XXXVI). Отдельные погребения или небольшие группы погребений первых веков н. э. встречаются довольно часто в разных местах Армении. Большие некрополи были раскрыты при раскопках Валаршапата, Гарни и Арташата. Они позволяют выявить основные тенденции развития погребальных форм, а также погребальных обрядов в позднеантичную эпоху. Характерной чертой этого развития являются сохранение и дальнейшее продолжение основных форм предшествующего периода, хотя наблюдаются некоторые изменения. Гарнийский некрополь первых веков н. э. был обнаружен на территории к северо-западу от крепости (Аракелян Б.Н., 1951; 1957; Тирацян Г.А., 1956; Хачатрян Ж.Д., 1976). Раскопано до 100 погребений, из которых большое число составляют каменные ящики — каждый из 6 плит. Встречаются захоронения овальных форм, выложенные из булыжника и покрытые плитами, грунтовые погребения, также прикрытые плитами, и, наконец, захоронения в кувшинах (карасах), иногда в двойных. Не представляется возможным пока провести какую-нибудь хронологическую дифференциацию погребений по их типу. Каменные ящики, например, встречаются на протяжении всех трех веков. Только по отношению к карасным погребениям можно сказать, что они представляют более ранние типы среди погребений гарнийского некрополя и датируются I в. или началом II в. Не существует единой ориентации погребений по странам света. Хоронили или в скорченном положении, или в вытянутом на спине. Предварительный анализ погребального инвентаря наглядно демонстрирует, что речь идет о рядовых захоронениях.

Погребальный инвентарь в основном состоит из стеклянных и глиняных сосудов, украшений, в том числе бус, перстней, зеркал, шпилек, булавок. Найдены также предметы вооружения этого времени, главным образом наконечники копий и кинжалы. Что касается датировки некрополя первых веков н. э., то точки опоры дают римские монеты, выявленные в отдельных погребениях: около восьми монет Августа (серебряные динарии), одна монета Адриана, одна Люция Вера (тоже серебряная) и одна Арташира I.

Разрослись в рассматриваемое время и некрополи г. Арташат, существовавшие уже во II–I вв. до н. э. Наряду с грунтовыми погребениями обычного типа и погребениями с обложенными камнями стенами и дном в Арташате появляются и захоронения в деревянных гробах. Грунтовые погребения обоих типов в рассматриваемое время в Арташате связаны с обрядом кремации, засвидетельствованным здесь уже в эллинистический период (Хачатрян Ж.Д., 1975б). Античный некрополь г. Валаршапат находился за городскими стенами, к востоку от них (Калантар А., 1935). Раскопками установлено наличие четырех основных видов погребений на территории некрополя: каменные ящики, грунтовые и карасные погребения, глиняные гробы двух подтипов. Погребальный инвентарь, хотя скромен по облику, довольно разнообразен по составу. Заслуживают внимания стеклянные сосуды, металлические и каменные перстни — некоторые с резными изображениями, украшения и т. д. Хорошо датирующим элементом для начального времени существования античного могильника служит серебряная монета Тита или Веспасиана. Особое внимание привлекают глиняные ваннообразные гробы. Они характерны для Двуречья уже со II тысячелетия до н. э. В Армении они, видимо, появляются с I в. н. э. Однако не исключена возможность, что этот тип погребения, так же как и ряд других, считавшихся до сих пор характерными для эллинистического времени (саркофаги, погребения в карасах), могли иметь более древние истоки, восходящие к урартскому периоду. Находки глиняных гробов в Сисиане (I в. до н. э.) и в Ошакане (рубеж VII–VI вв. до н. э.), а также, возможно, в самом Аргиштихинили делают вероятным такое предположение (Тирацян Г.А., 1978в, с. 8–9).

В первые века н. э. искусство Армении переживает подъем. Имеющиеся материалы позволяют говорить о развитии ряда отраслей искусства (см. табл. XXXVII).

В предбаннике античной бани из крепости Гарни был раскрыт мозаичный пол, образующий квадрат (2,9×2,9 м). Он выложен из мелких разноцветных камней (до 15 оттенков) местного, гарнийского, происхождения (Аракелян Б.Н., 1957, с. 23–41). Мозаичный пол состоит из трех частей: довольно широкого бордюра, окаймляющего всю мозаику, центрального почти квадратного панно и основного поля мозаики, между бордюром и панно. Бордюр выложен из сравнительно больших камней квадратной формы розоватого цвета. Поле мозаики в виде широкой полосы, идущей вдоль бордюра, обрамляющее панно, выложено, как и само панно, из камней более мелких, имеющих разные формы. На поле мозаики представлены мужские и женские фигуры-нереиды, божества, рыбак, а также изображения рыб, ихтиокентавров и т. д., многие из них с пояснительными надписями на греческом языке. Центральное панно, южная часть которого сильно пострадала, обрамлено разноцветным плетеным орнаментом. В нем имеются изображения океана (бюст мужчины с рогами) с надписью «Океан» (на греческом языке) и моря (бюст женщины) с надписью «Таласса» (море). Если учесть, что основное поле мозаики изображает море в виде зеленого фона, на котором наряду с отмеченными морскими существами (нереиды, ихтиокентавры и др.) имеются многочисленные изображения рыб, то станет ясным, что основной сюжет мозаики связан с водой. Датировка мозаики — III в. н. э. (Аракелян Б.Н., 1976, с. 93). В мозаике сочетается техника opus tessillatum (применение сравнительно крупных прямоугольных камушков) с техникой opus vermiculatum (применение мелких камушков различных форм). В гарнийской мозаике исследователями отмечается сохранение традиций эллинистического искусства и малое влияние римского (там же, с. 95). По всей видимости, в Армении рассматриваемого времени существовала и монументальная живопись, однако до нас дошли только незначительные фрагменты ее, обнаруженные при раскопках в Арташате.

В Армении развивалась и каменная скульптура. Несколько фрагментов мраморной скульптуры найдено при раскопках Гарни: торс статуи (часть декора саркофага II–III вв. н. э. — Аракелян Б.Н., 1976, с. 24–25, табл. XXIX), часть постамента со стопой одной и пальцами другой ноги статуи (там же, табл. XXX, 2) и т. д. Имеют место скульптурные произведения, выполненные и из местного камня: мужская голова (из желтоватого туфа) (Аракелян Б.Н., 1976, с. 26, табл. XXXI), женская голова (там же, табл. XXXII). Оба эти произведения явно принадлежат местным мастерам, но в первой чувствуется влияние римских художественных вкусов, а во второй — парфянских. В общем русле развития местной культуры находятся и рельефы храма в Гарни: полуколенопреклоненные фигуры атлантов, высеченные в низком рельефе на лицевой стороне выступов подия, по обеим сторонам лестницы (Аракелян Б.Н., 1976, с. 28, табл. XLIV, XLV).

Имеется также значительное число произведений декоративно-прикладного искусства исследуемого времени: серебряная чаша с греческой надписью «От царя Пакора» и рельефными изображениями дионийского цикла (Аракелян Б.Н., 1976, с. 84), бронзовая маска Диониса, служившая, видимо, украшением ситулы (там же, с. 85), бронзовая обкладка деревянного ложа с изображением крылатой женской фигуры и головки собаки (там же, с. 85–86) и т. п. (см. табл. XXXVIII).

Археологические работы последних лет позволили выявить характер еще одной отрасли искусства античной Армении — коропластики (Хачатрян Ж.Д., 1979). Становление ее приходится на I в. до н. э., а расцвет — на первые века н. э. В настоящее время обнаружено более 30 терракотовых статуэток и их фрагментов. Все они изготовлялись в одностворчатой форме, затем обжигались. Часть терракот покрыта желтовато-зеленой глиняной обмазкой, на трех красной краской нанесены горизонтальные прямые и волнистые линии. Стилистически все статуэтки делятся на две группы: первая из них характеризуется очень подробной передачей фигур с тщательной отделкой деталей, вторая — стремлением к обобщенности. Наиболее типичными являются следующие изображения: сидящая женщина, держащая на руках ребенка, второй ребенок сбоку (вариант — в обрамлении колонн и свода); обнажающаяся женская фигура; женщины с музыкальными инструментами; большая группа статуэток изображает всадников; имеются также воспроизведения фронтально стоящих всадников, Силена и т. д. Коропластика Армении имеет много общих черт с коропластикой соседних народов античного периода (особенно Парфии), сохраняет эллинистические традиции, но в то же время является одной из локальных школ искусства малых форм Переднего Востока в античную эпоху.

Монетные находки. Состав монетных кладов показывает, что в первом веке н. э., когда многие из эллинистических монархий уже не существовали, их монеты еще находились в обращении и обслуживали потребности торговли (Мушегян Х.А., 1975, с. 17). Армянские Аршакиды, пришедшие к власти в 66 г. н. э., своих монет не выпускали. Право монетной чеканки принадлежало парфянской ветви рода Аршакидов, однако в самом конце II в. н. э. появились местные монеты. Столичный город Армении — Арташат стал выпускать свои медные монеты, предназначенные для внутренней торговли. Они датируются 181–183 гг. н. э. Типологический анализ монеты Арташата свидетельствует о сохранении эллинистических традиций в монетном деле Армении (Мушегян Х.А., 1975, с. 20–21). Преобладающими в составе денежного обращения Армении в рассматриваемое время были римские монеты общеимперского типа. Кроме того, на армянский рынок стали поступать парфянские, а затем сасанидские монеты. Самая ранняя сасанидская монета, найденная в Армении, относится к эпохе царствования Арташира Папакана.

Эпиграфические находки. Использование лапидарных иноязычных надписей продолжалось и в первые века н. э. Что касается судьбы греческого языка в это время, то непосредственно из царской канцелярии исходят надписи I в. из Гарни и Апарана (Тревер К.В., 1953, с. 174 сл., 271 сл.) и надпись III в. из Тигранакерта (Саркисян Г.Х., 1960), составленные на этом языке. Вместе с тем о живучести арамейского языка свидетельствует обнаруженная в Гарни надпись II–III вв. н. э. (Периханян А.Г., 1964). На этом же языке составлены надписи на предметах из лазурита, смальты, а также граффити на обмазке жилища, часть которых может быть отнесена к первым векам н. э. Возможно, что некоторые из надписей связаны с говорившей на арамейском языке частью переселенных Тиграном II жителей. Новым явлением в первых веках следует считать составленные на латинском языке надписи. В отличие от арамейских и греческих надписей латинские связаны исключительно с пребыванием римских войск в Армении (Тревер К.В., 1953, с. 212 сл., 262 сл.) В целом надписи первых веков н. э. проливают свет на ряд аспектов жизни страны. Найденные в Харберде, Эчмиадзине, Тигранакерте и Арташате греческие и латинские надписи имеют значение для исследования армяно-римских отношений (Тревер К.В., 1953; Аракелян Б.Н., 1967). Греческая надпись из Тигранакерта содержит важный для характеристики городской жизни термин — «политея», обозначающий городскую общину. Эта надпись сообщает необходимые сведения об автономном статусе города в составе государства, о взаимоотношениях царя и города, о правах и обязанностях города и т. д. Известен ряд строительных надписей. Особенно велико значение греческой надписи Тиридата I для изучения истории крепости Гарни.

Археологические материалы являются свидетельством дальнейшего социально-экономического развития Армении в первые века н. э. Городская жизнь была в достаточной мере развитой в предшествующий период. И если все же в течение 50–70 лет, приходящихся на последние десятилетия I в. — начало II в. н. э., были построены три крупных города — Арташат-Неронея, Мцурн и Валаршапат, то это немаловажный показатель поступательного движения общества (Манандян Я.А., 1954, с. 117). В рассматриваемое время город стал подлинным, хотя и не единственным, центром ремесленного производства. На археологическом материале удается раскрыть неизвестные ранее аспекты производственной жизни горожан. Вместе с тем раскопки показывают, что ремесла развивались не только в городских центрах, но и в поселениях и крепостях.

Со всей уверенностью можно говорить о развитии в рассматриваемое время виноделия, гончарного дела, стеклоделия, металлообработки и других отраслей. Одним из показателей экономического преуспеяния Армении первых веков н. э., прежде всего ее городов, является выпуск городских монет.

Глава шестая Восточное Закавказье

Иберией греко-римские авторы называли Восточногрузинское царство античной эпохи (III в. до н. э. — III–IV вв. н. э.) (см. рис. 4). Средневековые грузинские источники называют его Картли. Иберия занимала главным образом нынешнюю восточную Грузию (Картли, Кахети), южногрузинские области (Самцхе, Джавахети, Кола, Артаани, Кларджети). В дальнейшем она распространила свой контроль на юго-западные и восточные области западной Грузии (древней Колхиды): Аджара, Аргвеши, Эгриси. Политическое влияние Иберии постепенно распространялось на восток — в сторону Албании. Уже в III в. до н. э. территория исторической Эрети (восточная окраина нынешней Кахетии) входит в состав Иберии. Одновременно ей удается подчинить некоторые горские племена и осуществить контроль над перевалами Кавказа (Дарьяльское ущелье и т. д.). Периодом наивысшего подъема Иберии являются первые века н. э. Опираясь на союз с Римом, Иберия укрепила свои внешнеполитические позиции. Хотя царь Иберии официально считался «другом и союзником римского народа» (что обычно указывало на подчиненное положение этого союзника), римско-иберийский союз в действительности был равноправным, основанным на взаимной заинтересованности. Ослабление Иберии начинается с IV в., а в V в. она уже подчиняется царям Сасанидского Ирана. Основным населением Иберии были карты (восточногрузинские племена), но в горных районах проживали и северокавказские племена (подробнее см.: Меликишвили Г.А., 1959, с. 266–298; Мусхелишвили Д.Л., 1978б, с. 146–200).

Источники. Письменные источники по истории Иберии ограниченны и отрывочны. Среди античных авторов важнейшее место занимает Страбон, у которого имеется развернутая характеристика социальной структуры Иберийского царства. Однако существуют значительные трудности, связанные с вопросом о том, какого времени источники используются Страбоном: отражают ли они историческую ситуацию, близкую ко времени жизни Страбона, или много более раннего (см., например: Болтунова А.И., 1947; 1956; Лордкипанидзе О.Д., 1957). Помимо Страбона, определенную информацию об Иберии можно почерпнуть из трудов Плиния Старшего, Тацита, Плутарха, Птолемея, Диона Кассия, Аммиана Марцеллина (Новосельцев А.П., 1980, с. 16–28). Особенно ценны свидетельства Тацита (для эпохи ранней империи) и Аммиана Марцеллина (для поздней). Имеется также некоторый эпиграфический материал: как надписи (греческие и арамейские), найденные на территории Иберии (подробнее см.: Апакидзе А.М., 1968, с. 178 сл.), так и латинские надписи, происходящие с территории Римской империи (Новосельцев А.П., 1980, с. 169). История Иберии отражена и в грузинских средневековых исторических сочинениях («История царей» Леонтия Мровели, «Обращение Картли»). Однако эти источники чрезвычайно трудны в интерпретации, поскольку восходят по времени не ранее VII–VIII вв. н. э. и отражают более эпическую традицию, чем реальные исторические события. Однако и из этих источников может быть извлечена (при тщательном анализе) значительная информация (подробнее см.: Новосельцев А.П., 1980, с. 39 и сл.). Некоторые сведения об Иберии содержатся и в древнеармянских сочинениях, в частности у Мовсеса Хоренаци.

Археологические материалы достаточно обильны, но, к сожалению, ограничены тематически: исследовано значительное количество некрополей, проводятся раскопки ряда городских центров, но иберийская деревня остается практически неизученной.

Поселения. Начиная со второй половины IV в. до н. э. Восточная Грузия переживает период, который некоторые исследователи называют «урбанистическим взрывом» (Хахутайшвили Д.А., 1973).

В это время вновь начинается активизация хозяйственной жизни в долине р. Куры и возникает целый ряд городов. Города эти, часто появлявшиеся внезапно (без непосредственно предшествующих им поселений), отличались друг от друга в функционально-типологическом отношении.

Обширное городище IV–II вв. до н. э. открыто у слияния рек Куры и Ксани. На правом берегу р. Куры в местности, называемой Самадло, на двух холмах была расположена цитадель, большая часть которой полностью разрушена (уже с 1907 г., когда началось добывание глины для Ксанского керамического завода). Город был основан на перекрестке двух важнейших дорог; одна из них шла вдоль р. Куры (являясь составной частью транскавказской торгово-транзитной магистрали), другая связывала Ксанское ущелье с южными областями Грузии — Триалети.

Раскопками установлено, что раннее поселение здесь существовало еще в VII–V вв. до н. э. В конце IV в. до н. э. начинается новое строительство цитадели. В настоящее время невозможно точно восстановить планировку цитадели. Крепостные стены не сохранились, так же как и главные здания дворцового или храмового типа. Склоны холмов были искусственно террасированы. На западном холме открыты семь таких террас (шириной 5–9 м при высоте до 3 м), ступенчато поднимающихся от основания холма к его вершине. На самой вершине находился дворец или храм, на нижележащих террасах зафиксированы отдельно стоящие здания хозяйственного назначения, видимо, связанные с ним. На одной из террас был обнаружен также склеп IV–III вв. до н. э. Здесь в 1912 г. случайно раскопали очень богатое женское погребение. Нахождение погребений на террасах Самадло заставляет думать, что здесь же находились и жилища знати. Цитадель в Самадло была разрушена не позднее середины II в. до н. э. (подробнее см.: Гагошидзе Ю.М., 1979).

В III в. до н. э. городское поселение возникло на противоположном от Самадло левом берегу р. Куры, на Настакисском поле. Городище занимает площадь длиной до 1 км и шириной 0,5 км вдоль берега р. Ксани. Поселение городского типа просуществовало здесь вплоть до конца VII в. н. э. Сооружения и культурные слои III и II вв. до н. э. сильно потревожены интенсивным строительством позднего периода. Однако обнаруженные здесь материалы свидетельствуют о городском характере этого поселения (Бохочадзе А.В., 1977, с. 93–95). Принято считать, что два городища — Самадло и Настакиси — представляли собой две части одного города: в Самадло находился акрополь, а в Настакиси — собственно город (Бохочадзе А.В., 1978б, с. 24; Гагошидзе Ю.М., 1979, с. 25–30). В целом город представлял собой крупный центр ремесла, особенно керамического. Здесь изготовлялись строительные керамические материалы, в первую очередь черепица.

Самадло-Настакиси одновременно был и крупным торговым центром, на что указывает множество привозных изделий, в том числе и античный импорт — малоазийские чернолаковые и краснолаковые изделия (Бохочадзе А.В., 1978б, с. 23).

В функционально-типологическом плане от описанного выше города отличается открытое западнее, в 8–9 км от него, в долине р. Кавтура, городище (на левом берегу р. Куры у с. Кавтисхеви). Местность эта называется «Цихиагора» (что по-грузински означает «холм-крепость») и представляет собой холм высотой в 12 м, площадью 40×100 м. Раскопками (начавшимися в 1972 г. и продолжающимися в настоящее время) установлено, что холм был заселен еще в раннебронзовую и позднебронзовую эпохи. Затем следует лакуна. А в IV–III вв. до н. э. на холме строится весьма интересный и сложный архитектурный комплекс, вокруг которого в низменной части разрастается обширное поселение с могильником.

Мощность культурного слоя IV–III вв. до н. э. на холме местами достигает 5 м. Открывается храмовый архитектурный комплекс довольно сложной планировки. Вершина холма была обнесена оградой. Центральное место занимал храм, обнесенный особой оградой. О функции Цихиагора в IV–III вв. до н. э. высказываются разные предположения. Некоторые рассматривают ее как крепость — административный центр одной из областей, входивших в состав XVIII сатрапии Ахеменидского государства (Цкитишвили Г.Г., 1977, с. 92). Другие (Гагошидзе Ю.М., 1979, с. 21) считают, что Цихиагора была религиозным и политическим центром общины Кавтисхеви — отдельной политико-экономической территориальной единицы в предгосударственный период. Действительно, весь комплекс с главенствующим положением храма, со своими амбарами, хлебопекарнями и другими помещениями скорее напоминает хорошо засвидетельствованную на Древнем Востоке ситуацию, когда сельские общины группировались вокруг святилища. Наличие этого явления в древней Грузии подтверждается этнографическими данными о пережитках храмовой общины в Горной Грузии (Бардавелидзе В.В., 1949; 1952).

Все упомянутые выше городища и синхронные им поселения и могильники расположены по обоим берегам Куры и между ее притоками Ксани и Арагви. Однако еще не известно местонахождение городского поселения IV–III вв. до н. э. на территории Мцхета[5], которому, согласно древнегрузинской исторической традиции (подтверждаемой данными иных источников), было суждено сыграть решающую роль в объединении отдельных территориально-административных единиц в единое царство — Иберию и стать ее столицей на протяжении всей истории этого государства (Меликишвили Г.А., 1959, с. 284–290; Лордкипанидзе О.Д., 1968б). Между тем, существование поселений IV–III вв. до н. э. в окрестностях нынешнего Мцхета доказывается тем, что здесь обнаружены два могильника — один в Камарахеви (на левом берегу р. Арагви, у с. Цицамури), а другой в Мухатгверди (на правом берегу р. Куры, в 10 км к востоку от Мцхета).

Следующий этап в развитии городов Иберии падает на последние века до н. э. — первые века н. э. Ко II в. до н. э. относится возникновение городов на холме Багинети, в Армазисхеви, в местности Цицамура, Саркине, в с. Дзалиси, Урбниси. Согласно древнегрузинской исторической традиции, сохранившейся у Леонтия Мровели, первый царь Иберии Парнаваз начал строить свою резиденцию на горе Армази, где воздвиг также «идола» в свою честь. Согласно этой же традиции, последующие цари продолжили здесь строительство. Гора превратилась в акрополь. Грузинская традиция согласуется с данными античных авторов, называвших главный город Иберии Армозикой (Страбон) или Гермаст (Плиний). Этот город убедительно локализуется на треугольном холме Багинети, возвышающемся на правом берегу р. Куры, напротив нынешнего пос. Мцхета, к северу от Карснисхеви. Раскопками 1943–1948 гг. здесь открыты оборонительные стены, дворцовые и общественные сооружения, гробницы (Апакидзе А.М., 1968, с. 33–43).

Выбор места для строительства царской резиденции диктовался в первую очередь весьма удачным расположением холма, контролировавшего основные магистрали и вместе с тем отвечавшего всем требованиям успешной обороны. Однако нет данных о наличии регулярной планировки. Предполагается, что укрепленный город имел четыре входа, фланкируемых воротами. На самой вершине холма, имеющего форму треугольника, обнаружены остатки кладки из хорошо отесанных каменных блоков, принадлежащих зданию предположительно культового назначения. Общая площадь горы, занимаемой акрополем, достигает 30 га. Ее вершины и склоны были обнесены мощными оборонительными стенами, укрепленными башнями и контрфорсами.

К периоду не ранее II–I вв. до н. э. следует отнести и другие сооружения, открытые внутри крепостной стены. В первую очередь следует отметить большой архитектурный комплекс, основным сооружением которого является так называемый колонный зал. К более позднему времени, скорее всего II–III вв. н. э., относятся другие архитектурные сооружения с широким применением известкового раствора: баня, хозяйственные помещения, погребальные сооружения.

Можно полагать, что на холме Багинети располагался первоначально укрепленный город, резиденция царей Иберии, который по мере развития городского поселения постепенно выходил из крепостной стены и вскоре превратился в обширный город, занимавший правобережье р. Куры (между его правыми притоками Армазисхеви и Карнисхеви). На основе греческой надписи 75 г. н. э., найденной у селища Мухатгверди в местности Накулбакеви (Апакидзе А.М., 1968, с. 178–194), можно полагать, что и эта вновь возникшая часть города была обнесена оборонительной стеной. У устья р. Карнисхеви выявлены жилые и хозяйственные здания, керамические обжигательные печи и могильник I в. до н. э. — первых веков н. э. (Апакидзе А.М., Каландадзе А.Н. и др., 1978, с. 8–32).

На правом берегу р. Куры, у устья ее правого притока — речки Армазисхеви, находилась резиденция высших сановников Иберии. Раскопками 1937–1946 гг. вскрыты остатки дворцового комплекса и усыпальницы II–IV вв. н. э. Архитектурные сооружения дошли в сильно разрушенном виде, например баня. Здесь же располагалось винохранилище.

На левом берегу р. Арагви (левого притока Куры) в местности Цицамури локализуется «укрепленный город», упоминаемый Страбоном как Сисамура (Севсамора). Раскопками здесь выявлены стены и ряд сооружений (в том числе и остатки круглого в плане здания).

На левом берегу р. Куры, в 8-10 км к западу от нынешнего Мцхета, на склонах Саркинетского холма открыты остатки сооружений, построенных на искусственных террасах. В одном из зданий найдены великолепные терракотовые маски и статуэтки, изображающие Диониса и его спутников (Бохочадзе А.В., 1977, с. 95–96). Несколько западнее (местечко, называемое Грдзели Миндори) обнаружены остатки железообрабатывающего производства (Апакидзе А.М., 1968, с. 257).

В 20 км к северо-западу от Мцхета, в Мухранской долине, на берегу р. Нареквави, в с. Дзалиси открыто городище, идентифицируемое с г. Дзалисса, упомянутым Клавдием Птолемеем (Бохочадзе А.В., 1978б). Раскопками, начавшимися с 1971 г., установлено, что городище занимало площадь свыше 70 га. В северо-западной части находится искусственное возвышение (площадью 6–7 га), обнесенное стеной, служившее, вероятно, цитаделью. Разведочные раскопки подтвердили наличие на холме монументальных зданий.

В «нижней» части города открыты остатки различных по назначению сооружений: дворца, бань, святилища и т. д. По стратиграфическим данным наиболее ранний культурный слой содержит материалы II–I вв. до н. э. Но основные сооружения относятся к I–IV вв. н. э. (время расцвета города). В IV в. н. э. город был сожжен и разграблен. Хотя жизнь на нем продолжалась и в VI–VII вв. н. э., однако уже в гораздо более скромных размерах. Окончательное разрушение города связано с арабским нашествием в 30-е годы VIII в. (Бохочадзе А.В., 1977; 1979).

На левом берегу р. Куры, в западной части Иберии, в 12 км к западу от г. Гори открыты остатки городища Урбниси, упомянутого в древнегрузинских источниках («История царей» Леонтия Мровели, «Обращение Картли») среди древнейших городов Грузии. Археологическими раскопками 1953–1962 гг. выявлены памятники различных эпох, начиная от периода ранней бронзы до 30-х годов VIII в. н. э. Зафиксированы мощный слой пожарища IV–III вв. до н. э., а также различные сооружения первых веков н. э.: часть оборонительных сырцовых стен, остатки бани с калориферной системой отопления III в. н. э. и могильник (Чилашвили Л.А., 1964; Закарая П.П., 1965).

В Иберии существовали и так называемые пещерные города. Таковым считают Уплисцихе (на левом берегу р. Куры, в 15 км к северо-востоку от г. Гори), представлявшее грандиозный комплекс, высеченный в скалистом массиве и защищенный высеченным в скале рвом и сырцовой стеной на каменном фундаменте, построенной вдоль рва. Раскопками выявлены культовые, общественные и жилые комплексы античной эпохи, а также сельскохозяйственные поселения, расположенные в равнинной части (подробнее см.: Хахутайшвили Д.А., 1964; 1970).

Таким образом, города Иберии, возникшие в IV–III вв. до н. э. и достигшие расцвета в первые века н. э., представляли собой, как правило, центры окружающей сельской территории (в политическом, экономическом и культурном отношении). Несомненна роль городов как центров ремесленного производства и торговли. Для городов правилом была двухчастная система организации пространства застройки: цитадель (акрополь) — обычно на естественном (или реже искусственном) холме и «нижний» город. Основные общественные сооружения располагались в цитадели, хотя (в случае значительного расширения города) ряд зданий общественного назначения мог возводиться и среди рядовой городской застройки (подробнее см.: Меликишвили Г.А., 1959, с. 439–453; Апакидзе А.М., 1968; Хахутайшвили Д.А., 1966; Лордкипанидзе О.Д., 1968б).

Фортификация. Города в большинстве случаев имели двойную систему обороны: укрепления «нижнего» города и цитадели. Лучше изучены укрепления цитаделей. Наиболее ярким образцом стен цитадели являются стены Багинети. Стены, проходившие иногда по довольно крутым склонам, возведены следующим способом: в скалистом грунте высечены гнезда, в которые вставлены каменные квадры, представляющие нижний ряд каменного основания стены. Это основание имеет от одного до шести горизонтальных рядов камней (в зависимости от рельефа местности) и построено по панцирной системе: квадры снаружи и изнутри, пространство между которыми заполнено мелкими камнями и глиной. На каменном основании возвышается кладка из сырцовых кирпичей. Для крепления массивной сырцовой стены внешние ряды основной стены через каждые 5 м с обеих сторон укреплены контрфорсами четырехугольной формы. В сырцовой массе вдоль кладки и поперек уложены деревянные брусья. Высота стен, должно быть, достигала 6–8 м, ширина варьирует от 2,80 до 3,20 м. Засвидетельствованы остатки башен. Цитадель Цихиагора обнесена стеной, выполненной только из сырцового кирпича (ширина 1,5 м, оштукатурена с внутренней стороны). Сырцовые стены засвидетельствованы и в Урбниси.

Застройка (табл. XL, XLI, XLII). Археологические раскопки выявили значительное число сооружений общественного характера (различного назначения), производственных и жилых построек.

При раскопках Самадло установлено, что вершину холма занимало какое-то монументальное здание — дворец или храм. От него сохранились только хорошо отесанные квадры белого известняка. Множество обломков черепиц и фрагментов скульптурного рельефа.

Храм IV–III вв. до н. э. был обнаружен при раскопках Цихиагора (см. выше). Он находился в центральной части холма цитадели и был окружен особой оградой. Храм был почти квадратным в плане (8×7,5 м). Между стеной храма и оградой устроены помещения, в которых были найдены глиняные диски с рельефными крестами и глиняные буллы. Во дворе перед храмом выстроен высокий квадратный каменный алтарь. К храмовой ограде с восточной стороны примыкает «священный амбар», состоящий из восьми помещений, шесть из которых представляли собой зернохранилища. К северной стене храма примыкает двухэтажное прямоугольное продолговатое здание (18×4,5 м). У дверей (устроенных в западной стене помещения) вдоль южной стены сооружены из сырцовых кирпичей три квадратных закрома. В одном из них обнаружены обуглившиеся зерна ячменя, а в двух — маленькие пифосы. Вдоль одной из стен вышеописанного помещения были устроены четыре хлебопекарные печи — «торне» (подробнее см.: Цкитишвили Г.Г., 1977). Некоторые исследователи (например, Гагошидзе Ю.М., 1979, с. 22) считают это сооружение храмом огня.

Храмовый комплекс II–I вв. до н. э. раскапывается в 3 км западнее с. Арадети Карельского района, в междуречье Восточной и Западной Проне — левых притоков р. Куры, в местности, называемой Дедоплис Миндори («Поле царицы»). Раскопками выявлена грандиозная система одновременных построек, представляющих собой прямоугольник площадью около 6 га, ориентированный продольной осью с юга на север, с небольшим отклонением, и обнесенный стеной. В южной части комплекса находился главный храм (46×30 м) — четырехколонная квадратная целла с четырехугольной платформой для алтаря в центре. Целла и ведущий к ней обширный открытый портик с трех сторон окружены системой коридоров. К основному прямоугольнику храма с севера примыкает помещение типа айвана — открытый портик с двумя колоннами. В 90 м к северу от главного храма расположен малый храм с открытым с юга портиком, почти квадратной целлой с алтарем в юго-западном углу, двусторонней обходной галереей.

Строго симметрично по отношению к храмам находятся восточные и западные ворота, представляющие собой обширные пропилеи с шестью колоннами, состоящими из двух неравных портиков — наружного и внутреннего. По обе стороны последнего расположены небольшие прямоугольные помещения, связанные с ним дверьми. Ворота ведут во внутренний квадратный двор и ряд других помещений, в том числе и вне основного прямоугольника. В северо-восточной части теменоса выявлены три изолированных друг от друга храма с собственными дворами.

Святилище погибло от сильнейшего пожара, вероятно, после объявления христианства государственной религией в Грузии. Высказано предположение, что этот обширный храмовый комплекс был посвящен маздейским богам, в значительной степени смешавшимся с местными грузинскими астральными божествами, и что Главный храм был посвящен богине плодородия типа авестийской Ардвисуры Анахиты (см.: Гагошидзе Ю.М., 1977; 1978).

При исследовании городов Иберии выявлен ряд дворцовых комплексов. На холме Багинети, там, где, видимо, располагалась царская резиденция II–I вв. до н. э., исследован обширный архитектурный комплекс, основным сооружением которого был «колонный зал», представлявший собой четырехугольное продолговатое в плане помещение (20,82×8,87 м). По продольной оси храма расположено шесть торовидных баз колонн. Здание, видимо, имело двускатную черепичную кровлю. Главная фасадная стена расположена на восточной стороне и имеет по краям два антообразных выступа, а в центре устроена широкая четырехступенчатая лестница (по которой спускались в зал). Перед «колонным залом» обнаружена часть П-образной кладки с сильными следами огня — «жертвенник» (см.: Апакидзе А.М., 1968, с. 37–41).

К более позднему периоду, скорее всего II–III вв. н. э., относятся другие архитектурные сооружения с широким применением известкового раствора. Таковы баня с подпольной системой отопления и остатки водопровода.

Интересные результаты получены и при исследованиях в районе Армазисхеви, там, где находилась резиденция высших сановников Иберии. Раскопками 1937–1946 гг. вскрыты остатки дворцового комплекса и усыпальницы II–IV вв. н. э. Архитектурные сооружения дошли в сильно разрушенном виде, и их исследования еще не закончены, поэтому невозможно судить о планировке дворцового комплекса. Стены отдельных зданий возведены из рваного камня на известковом растворе. Здания имели черепичную кровлю. Находки орнаментированных капителей, каменных баз, профилированных карнизов и других архитектурных деталей свидетельствуют о богатом убранстве дворцовых сооружений. Общая длина всего комплекса достигает 22,0 м при ширине 3,8 м. Баня, построенная по гипокаустической системе отопления, состояла из пяти помещений: раздевальни, топочного отделения, горячей, теплой и прохладной (с бассейном) бань. Лучше сохранилась горячая баня (площадь 12,1 м), нижний ярус которой представляет собой типичный калорифер. Его горизонтальный пол покрыт гидравлическим раствором (толщиной в 20 см) из извести и толченой керамики. Над полом возвышаются подпорные столбики из круглых кирпичей, а вдоль стен — из квадратных и продолговатых прямоугольных кирпичей. Столбики сверху перекрывались специальными квадратными керамическими плитами, скрепленными огнеупорным раствором. Эти плиты, замазанные сверху известковым раствором с примесью толченого кирпича, служили полом для верхнего яруса. Для нормальной циркуляции воздуха в углах гипокауста, а также в теплой бане в толще стен заложены вентиляционные керамические трубы.

В горячей бане сохранились две цистерны, обмазанные с внутренней стороны гидравлическим раствором и служившие для горячей и теплой воды, а в северной части — полукруглая ниша (экседра); засвидетельствовано применение для термоизоляции плоских черепиц с сегментообразными вырезами в загнутых бортах. Они попарно прикреплялись к капитальной стене железными Т-образными гвоздями и создавали между капитальной стеной и внутренними помещениями своеобразную сеть взаимно перекрывающихся (вертикально и горизонтально) каналов для свободного обращения по ним горячего воздуха, поступавшего снизу. На уровне пола верхнего яруса помещения холодной бани зафиксирована керамическая труба (диаметр 0,12 м), служившая для отвода в коллектор грязной воды. Коллектор, сложенный из рваных камней и желобчатых черепиц на известковом растворе, был сооружен вдоль фундамента восточной стены бани (длина канала 5,50 м, ширина 0,23 м, высота 0,30 м).

Несмотря на то что типологически армазисхевская дворцовая баня относится к широко распространенным в первые века н. э. баням с гипокаустической системой отопления, многие вопросы, связанные с конструкцией и функционированием (система освещения, водораспределительная сеть, детали черепичного перекрытия и др.), остаются еще спорными или не выясненными из-за плохой ее сохранности в целом.

На городище Дзалиси открыто здание дворцового типа, ориентированное на юго-запад, длиной 30 м. Хорошо сохранилась задняя стена. По фасадной стороне имеются базальтовые базы, служившие опорой для деревянных колонн (диаметром 28 см). Расстояние между задней стеной и колоннами 10 м. Пол (толщиной 5–7 см) сделан из хорошо утрамбованной гаджи. Под полом и стеной здания проходит водопровод для питьевой воды из глиняных труб (длиной 45 см, диаметром 17 см), скрепленных известковым раствором. Канава, в которой уложены водопроводные трубы, заполнена глиной для изоляции.

К дворцовому комплексу примыкает прямоугольная в плане (12,5×6,5 м) баня с тремя отделениями (горячее, теплое и холодное) одинаковых размеров (5×2,5 м) с хорошо сохранившимся гипокаустом, калориферы которого составлены из прямоугольных (27×27×4 см; 27×13,5×4 см) и круглых (диаметром 17, 22,5 и 23,5 см) кирпичей, перекрытых квадратными керамическими плитами (58×58×5 см), залитыми сверху известковым раствором.

Баня построена из обожженных кирпичей на известковом растворе. Стены с внутренней стороны облицованы керамическими плитами (27×27×2; 40×36×2 см), имеющими в углах выступы (5–9 см) для скрепления стенок. Пространство между стенами и облицовочными плитами было использовано для циркуляции горячего воздуха, поступавшего из гипокауста посредством калориферов через глиняные трубы, вмонтированные вертикально в стенах абсид. Многочисленные находки черепиц (соленов и калиптеров) дают основание предположить черепичное перекрытие.

В холодном отделении бани в его северной абсиде устроена ванна с мозаичным полом, составленным из мелких разноцветных кубиков. Мозаичным был пол в раздевальне бани, построенной из сырцовых кирпичей. Описанный банный комплекс входит в состав дворцовых сооружений и соединяется с прямоугольным сооружением (8,1×6 м) с мозаичным полом, атрибутированным как храм Диониса. Проводящий раскопки данного комплекса А.В. Бохочадзе описанное выше сооружение с мозаичным полом датирует II в. н. э. Эти здания были разрушены и сожжены в IV в. При раскопках зафиксирован мощный слой пожарища, в частности остатки обрушившихся деревянных балок от черепичного перекрытия.

К этим строениям примыкает еще один сложный архитектурный комплекс, не раз перестроенный и расширенный в разное время. Первоначальным принято считать так называемое здание с алтарем — прямоугольное сооружение, разделенное на две части проходом между двумя колоннами. В северной цокольной стене в полукруглой нише сохранилась выемка (диаметром 0,45 м) — предположительно для установки алтаря. Стены и пол этого здания выложены из хорошо отесанных блоков туфа. С восточной стороны здание соединяется открытым в плане четырехугольным (7,75×6,95 м) двориком-атриумом, пол которого также выложен хорошо отесанными плитами туфа. В центре устроен четырехугольный бассейн (предположительно для фонтана) глубиной 0,17 м, площадью 2×1,8 м. В 1,70 м от юго-восточного угла бассейна зафиксировано наличие люка (диаметром 0,40 м) для контроля канализации. Здание с алтарем и атриум были сооружены в I–II вв. н. э. В дальнейшем (II–IV вв.) к алтарной части и атриуму с западной и восточной сторон были пристроены бани и весь комплекс превратился в единое целое. Расположенная в западной части баня состояла из трех основных отделений (холодное с бассейном, теплое и горячее с хорошо оформленными абсидами в южной части). Все три отделения одинаковы по форме и размерам (6,3×3,65 м) и соединяются между собой проходами. Хорошо сохранился гипокауст, калориферы которого сделаны преимущественно из плоских кирпичей разных размеров (36×27×4; 30×32×8; 41×30×9; 29×29×6 см). Засвидетельствовано также использование круглых кирпичей (диаметром 30 см, толщиной 4 см). Нижняя часть бани построена из булыжника на известковом растворе, а верхняя — из плоских прямоугольных кирпичей, оштукатуренных известковым раствором (в некоторых местах зафиксировано несколько слоев штукатурки, указывающих на неоднократный ремонт). Таким же способом сооружена топка в северо-восточном углу горячей бани. Вторая баня пристроена к атриуму с западной стороны и также сделана по принципу гипокауста. С восточной стороны к атриуму пристроено еще одно здание с гипокаустом, отделенное от него стеной из сырцовых кирпичей, но соединенное с проходом. Калориферами служили здесь в отличие от западной бани круглые кирпичи. Они перекрыты большими керамическими квадратными плитами (58×58×5 см), залитыми известковым раствором. Таким же способом сделан пол и в небольшом помещении, считающемся раздевалкой. С восточной стороны к ней примыкает отопительное помещение, выстроенное, как и гипокауст, на булыжнике с известковым раствором.

Ряд сооружений из сырцовых кирпичей пристроены к атриуму с северной стороны, а с южной сохранился фундамент, внешние панцири которого выложены из булыжника, а пространство между ними заполнено обломками кирпичей, черепицы и мелким булыжником. Под фундаментом засвидетельствован канализационный коллектор. Ниже уровня бани обнаружены остатки более ранних сооружений, построенных из сырцовых кирпичей разных размеров (длиной 52 см при толщине 9-10 см; 48×12 см, а также квадратных 58×58×16,5 см); на булыжном основании зафиксирован и культурный слой II–I вв. до н. э. (Бохочадзе А.В., 1977; 1978б).

К сожалению, еще мало исследованы рядовые жилища городов Иберии. Несколько жилищ изучены в Карнисхеви (возле Багинети). Жилые комплексы представлены четырехугольными в плане сооружениями, стены и фундаменты которых выложены из рваного камня на глиняном растворе. Кровля была черепичной. Полы глинобитные с очагами в центральной части. К жилищу примыкали легкие крытые постройки хозяйственного назначения, в каждой из которых также обнаружены очаги. Здесь же, к югу от жилых комплексов, находился производственный участок с керамическими обжигательными печами. На рядом расположенном могильнике открыты захоронения в черепичных ящиках и грунтовых ямах, принадлежащих, вероятно, мастерам-керамистам (Апакидзе А.М., Каландадзе А.Н. и др., 1978, с. 8–32).

Археологически исследованы некоторые производственные и складские помещения. В Самадло выявлены здания хозяйственного назначения, некоторые из них, возможно, были двухэтажными. Размер их обычно 4×4,5 м, стены из сырцовых кирпичей, черепичные покрытия. Иногда в центре находился деревянный подпорный столб.

В состав дворцового хозяйства Армазисхеви входило винохранилище, занимавшее площадь примерно 45×90 м. Вино хранилось во вкопанных в землю глиняных пифосах. Всего найдено свыше 50 пифосов.

Монументальный характер имели некоторые гробницы, представлявшие собой значительные по размерам наземные сооружения, включавшиеся в застройку городов (или пригородов). Наиболее яркий пример этого — погребальное сооружение в районе Багинети (у подножья северного склона Багинетского хребта, у Мцхетской станции железной дороги). Оно представляет собой однокамерное квадратное в плане (4,00×4,00 м) сооружение, ориентированное с запада на восток. Стены воздвигнуты из больших квадров песчаника, уложенных насухо, но местами заделанных или замазанных известковым раствором. Полукруглый свод выложен из длинномерных клинообразных блоков толщиной 0,45-0,50 м. Внутренняя площадь склепа равна примерно 4,2 кв. м (2,33-2,37×1,75-1,80 м) и полностью оштукатурена известковым раствором с примесью толченой керамики. Пол выложен хорошо тесаными камнями. Гробница обращает на себя внимание ярко выраженным фасадным решением в восточной части, облицованной различного размера квадрами из желтоватого песчаника и увенчанной фронтоном, но без горизонтального карниза (особенность, широко распространившаяся позже в Грузии). Еще одна особенность — блоки свода выходят на фасад торцами (отражая на нем клинообразный профиль самих блоков), создавая тем самым устойчивую конструкцию перевязки блоков. В центре устроена дверь с невысоким порогом и четко профилированным обрамлением. Дверь была плотно заложена большой каменной плитой (1,03×0,69×0,20 м). Склеп имеет двускатное перекрытие, составленное из плоской с загнутыми краями и желобчатой черепицы. На полукруглом своде черепица укреплена на известковом растворе. Перед гробницей устроен двор, обнесенный вместе со склепом оградой, выложенной на глиняном растворе и оштукатуренной глиной с внутренней стороны. Высота стен достигает 1,6–2,1 м.

Строительная техника. Архитектура. Археологические исследования, проведенные в Иберии, свидетельствуют о высоком уровне строительного дела и архитектуры. Уже в ранних городских центрах, например в Самадло, применялся такой сложный строительный прием, как террасирование склонов холма. Террасы имели ширину 5–9 м, в одном случае до 11,5 м, высота их достигала 3 м. Для укрепления краев террас создавались подпорные стены. Они возведены из камня на глиняном растворе и армированы бревнами, уложенными в толще стен вдоль и поперек кладки. Облицовка выложена ритмично чередующимися плоскими камнями и крупными квадрами местного необработанного песчаника. Забутовка составлена из смеси галечника с глиной. В некоторых местах подпорные стены укреплены мощными контрфорсами. Одна из таких стен подпирала платформу шириной 11,5 м и высотой 2–3 м. Фундамент был опущен в глинистый грунт на глубине 0,3 м. Толща субструкции платформы использовалась для устройства помещения подвального типа (4,5×9 м). Террасы существовали и в Саркинети. Иногда сравнительно небольшие по размерам цитадели возводились на искусственных холмах (например, Дзалиси).

В Иберии при строительстве использовали камень, обожженный кирпич и кирпич-сырец, дерево, терракоту. В более ранних сооружениях в качестве связующего раствора применялась глина (или он вообще не использовался). С первых веков н. э. в употребление широко входит известковый раствор. Камень использовался различных видов: известняк, песчаник, туф, базальт и т. д.; применялись различные виды его обработки: от грубой оббивки до полировки. Из камня делали фундаментные и цокольные части стен, иногда стены целиком, базы и стволы колонн, капители, плиты, обрамлявшие дверные проемы, выкладывали своды. В строительстве правилом было сочетание камня и сырцового кирпича. Интересные варианты сочетания этих двух строительных материалов демонстрирует Цихиагора. При строительстве священного амбара цоколь был выложен из больших камней в один ряд. Собственно помещение святилища имело комбинированные стены: на высоту 2 м — каменные, выше (сохранившаяся высота 4,25 м) — из сырцовых кирпичей. В двухэтажном здании с закромами и печами для хлеба стены первого этажа (высота 3,5 м) были каменными, а второго (сохранившаяся высота 1,5 м) — сырцовыми. При строительстве бань, естественно, сырцовый кирпич практически не употреблялся, кроме стен в сухих помещениях типа раздевален (например, в Дзалиси). Сырцовые кирпичи применялись даже в очень монументальных сооружениях (например, во дворце Дзалиси или «колонном зале» Багинети). Иногда для увеличения прочности сырцовых конструкции использовали поперечные и продольные прокладки из бревен. Этот прием зафиксирован, в частности, в городских стенах Багинети, в склепе IV–III вв. до н. э. в Самадло и других местах. Обычные размеры сырцового кирпича 52×52×12 см, встречаются и иные: 42×48×12 см; 58×58×16,5 см; 50×50×12 см; 50×25×12 см. Стены, выложенные из сырцовых кирпичей, имели различную толщину: в Дедоплис Миндори — у обычных зданий 1,10 м, у главного храма 1,6 м, у «колонного зала» и других сооружений Багинети 1,45-1,70 м, и т. д. Обожженный кирпич в основном использовался там, где невозможно было применение сырцового. В целом ряде бань, столь популярных в Иберии первых веков н. э. использовался жженый кирпич, причем стены, как правило, делали традиционным способом: цоколь — из камня, верхняя часть стен — из кирпича (квадратного и прямоугольного) (27×27×4; 27×13,5×4; 36×27×4; 32×30×8; 41×30×9; 29×29×6 см). В банях же, учитывая сложность их внутреннего устройства, употреблялись достаточно часто и круглые кирпичи (17; 22,5; 23,5; 30 см в диаметре). Иногда стены выполнялись из рваного камня на известковом растворе (например, в Армазисхеви), фундамент — из булыжника. Аналогичная техника была использована также при строительстве местного дворца. Очень широко, особенно в банях, пользовались обожженными керамическими плитами.

Перекрытия были как деревянными, так и черепичными. При раскопках в Дедоплис Миндори были зафиксированы остатки сгоревших балочных конструкций, скрепленных железными гвоздями. Черепицы использовались как плоские с вертикальными бортами, так и желобчатые (длина до 57 см), их часто окрашивали в красный цвет; на черепицах из Дедоплис Миндори и Цихиагора зафиксированы знаки, нанесенные по сырой глине. Довольно часто крыша была двускатной. Изредка использовались сводчатые покрытия.

Стены обычно штукатурили (чаще всего глиной), иногда расписывали (остатки росписи зафиксированы в «колонном зале» Багинети). В склепе в Багинети II–III вв. н. э. стены, сложенные из рваного камня, облицованы тщательно обработанными мраморными плитами. Полы устраивались различным образом. В Цихиагора пол был глинобитным, в склепе в Самадло тоже глинобитным, но лежал на специальном слое мелкого галечника, смешанного с глиной. В «колонном зале» (Багинети) зафиксирован утрамбованный пол из толченого туфоидного песчаника розоватого цвета. На памятниках первых веков н. э. постоянно встречаются водопроводные и водоотводящие системы, при строительстве которых использовались металлические трубы, помещенные в специальные каналы, выложенные из камня и перекрытые сверху каменными же плитами.

В архитектуре Иберии античного времени довольно широко использовались колонны. Стволы колонн обычно бывали деревянными, базы — каменными. Достаточно широко были распространены торовидные базы. Они зафиксированы в «колонном зале» Багинети, Цихиагора и ряде других пунктов. В Дедоплис Миндори и в Шиомгвиме (см. Гогошидзе Ю.М., 1979, с. 22) обнаружены фрагменты украшенной рельефом базы «персеполитанского» типа. В ряде простых построек, где в центре помещения располагался подпорный деревянный столб, в качестве примитивных баз употребляли оббитые камни. Капители известны самого различного типа: дорийские (в Дзалиси и Багинети), ионийские (в Саркиси), персидско-ахеменидские (с протомами быков) (в Цихиагора).

Планировочные решения архитектурных комплексов весьма различны, они явно восходят к различным традициям. По всей видимости, храм в Цихиагора близок древнейшим иранским храмам, еще более концепции иранской религиозной архитектуры сказываются в храмовом комплексе Дедоплис Миндори. Однако здания терм, столь популярных в Иберии первых веков н. э., воспроизводят римский архитектурный тип. Своеобразно здание «колонного зала» в Багинети, упрощенным вариантом которого можно считать здание общественного назначения в Кабале (Кавказская Албания). Возможно, в подобных сооружениях отражается живучесть местных, закавказских, архитектурных традиций. Наконец, в Иберии встречаются также и круглые в плане здания, напоминающие греческие толосы (например, в Цицамури).

Хозяйство. Основой экономики Иберии последних веков до н. э. — первых веков н. э. было сельское хозяйство. Определенные свидетельства этого содержатся в письменных источниках. Некоторую информацию дают и археологические материалы. Значительное количество обуглившегося зерна было найдено в «зернохранилище» Цихиагора (Цкитишвили Г.Г., 1977, с. 87). В ряде мест (например, в Настакиси — см.: Бохочадзе А., 1977, с. 93) открыты винохранилища. Определенную информацию по этому вопросу дают и сельскохозяйственные орудия труда. К началу исследуемого периода относится широкое развитие орошаемого земледелия (о чем свидетельствуют как письменные, так и археологические источники) (Гагошидзе Ю.М., 1979, с. 18–19). Строительство больших оросительных каналов (Тирипони, Урбниси, Мухрани, Алазани), видимо, совпадает с периодом становления в Иберии классового общества и государственности. Эти каналы, проводимые в горах, были для своего времени грандиозными и очень сложными гидротехническими сооружениями, включавшими плотины, насыпные акведуки, деревянные лотки и т. д. (Киквидзе Я.А., 1963).

В Иберии первых веков до н. э. — первых веков н. э. активно развивается ремесло. Основными центрами его являлись города (Лордкипанидзе О.Д., 1957). Наибольшее количество археологических материалов имеется по керамическому производству. В IV–III вв. до н. э. крупным центром ремесленного производства, особенно керамического, выступал Настакиси. Здесь изготовлялись строительные керамические материалы и в первую очередь — весьма многочисленная черепица, представленная тремя видами: плоская с вертикальными бортиками (так называемая керамида, солен), желобчатая (т. е. калиптер), а также специальная широкая желобчатая черепица, использовавшаяся для покрытия коньков двускатных крыш. Она изготовлена вручную из высококачественной мелкозернистой глины и хорошо обожжена. Поверхность окрашена красной краской (охрой) — от желтовато-красного до темно-пурпурного оттенков. Черепица довольно больших размеров. Длина соленов колеблется от 57,5 до 73 см (но наиболее часто встречающаяся длина 58 см), а калиптеров — от 47 до 66,5 (наиболее часто встречается — 60 см). Длина конькового калиптера 97 см. На бортиках некоторых соленов нанесены по сырой глине различные знаки (углубленная точка, угол, косой крест, насечки). Имеются греческие буквенные обозначения (ΛΖΣΘΧ) которые рассматриваются (Хазарадзе Н.В., Цкитишвили Г.Г., 1980) как знаки ионийской буквенной системы нумерации, использовавшейся для учета изготовленных мастерами черепиц (см.: Гагошидзе Ю.М., 1979, с. 53–61). Здесь же изготовлялась и керамическая посуда (горшки, фиалы, миски, ритоны, кувшины, пифосы и др.) на гончарном круге. Специальные петрографические исследования керамики из Самадло показали, что все керамические сосуды, как и черепица, изготовлены из одной и той же глины монтмориллонит-гидромусковитного типа, зафиксированного богатейшими выходами на территории Самадло и Настакиси (Морчадзе Т.А., 1979, с. 38–45).

Крупнейшим центром ремесленного производства в первые века н. э. являлась Мцхета (Лордкипанидзе О.Д., 1957). Наличие прекрасной сырьевой базы — огромных карьеров высококачественной глины — обусловило развитие гончарного ремесла в Мцхета с очень ранней эпохи. Уже с конца II тысячелетия до н. э. в мцхетских гончарных изделиях засвидетельствовано применение гончарного круга, что в свою очередь ускорило развитие гончарного ремесла. На правом берегу р. Куры, у устья Карнисхеви, обнаружен ремесленный квартал керамистов с их жилыми, хозяйственными и производственными сооружениями, а также могильником первых веков н. э. Производственные сооружения представляют собой печи, устроенные на склоне невысокого холма (Апакидзе А.М., Каландадзе А.Н., 1978, с. 24–32). В керамических мастерских Мцхета изготовлялись кувшины, миски и тарелки, горшки, миниатюрные сосудики, пифосы (квеври), глиняные подвески. В целом керамические сосуды I–III вв. н. э. не отличаются особым разнообразием и изяществом форм и в этом отношении значительно уступают керамике позднебронзового и раннежелезного периодов. Снижение художественного достоинства произошло, по-видимому, за счет увеличения количества производства продукции. Специалисты-гончары работали уже на широкий рынок для удовлетворения запросов не только городского, но и массы земледельческого населения, жившего в местностях, прилегающих к городам.

Вопрос об организации производства в Иберии вообще (и керамического в частности) является весьма сложным, так как мы не располагаем сведениями письменных источников. Учитывая размеры производства и различные технические приемы, требовавшиеся для изготовления сосудов разного назначения, можно предположить дифференцированность гончарного ремесла. Можно с уверенностью сказать, например, что в I–III вв. изготовление огромных сосудов хозяйственного назначения — квевров (т. е. «меквевроба») выделилось уже в самостоятельную отрасль керамического ремесла. В основе производства сосудов домашнего обихода и сосудов хозяйственного назначения лежало мелкое ремесло. Работники, изготовлявшие эти предметы, были, по-видимому, мелкими свободными ремесленниками, работавшими на рынок. Как показывают находки в сел. Земо-Авчала, Дигоми, Дампало, Ничбиси, изделия мцхетских гончаров сбывались и за пределами Мцхета, в прилегавших к городу сельских областях. Обмен носил, вероятно, в основном натуральный характер.

Видное место занимало производство строительных керамических материалов (черепиц, кирпича, керамических плит, водопроводных труб). Изготовление этих предметов в Мцхета подтверждается одинаковым минеральным составом глины черепиц и глин мцхетских карьеров, находками в Багинети бракованных черепиц. Некоторые особенности в конструкции черепиц, несомненно, также указывают на их местное производство. В Мцхета производились черепицы как желобчатые (калиптеры), так и плоские (керамиды). Мцхетский калиптер, имеющий в разрезе форму полукруга, по своей конструкции и технике изготовления (Апакидзе А.М., 1968, с. 67–105) значительно отличается не только от греческих калиптеров с граненой наружной поверхностью, обычных для Греции, Боспора и района Эгейского моря, но и от желобчатых калиптеров, известных из Синопы, Гераклеи Понтийской, Ак-Алана (Понт) и др. Мцхетские калиптеры обладают одной характерной деталью, выделяющей их в совершенно особую группу: на наружной части, ближе к узкому краю, имеется пальцеобразный выступ, благодаря которому осуществляется крепление верхней черепицы с нижней. Плоские черепицы Мцхета типологически близки плоским черепицам, применявшимся и в других районах древнего мира.

Помимо керамического, в Иберии исследуемой эпохи были развиты и другие виды ремесел. Бесспорным является существование ремесел, связанных со строительством. Можно отметить, в частности, каменотесное, значительное развитие и высокий уровень которого засвидетельствованы рядом памятников (например, капитель ионийского ордера из Саркине или фрагменты архитектурных деталей со следами обработки на станке — Апакидзе А.М., 1968, с. 47 сл.); каннелированные колонны из Надарбазеви и Абулети (Гагошидзе Ю.М., 1979, с. 24–25 и т. д.).

Важную роль, бесспорно, играли металлургия и обработка металлов. К сожалению, они еще недостаточно исследованы. В Грдзели Миндори были найдены остатки мастерской по металлообработке (Гагошидзе Ю.М., 1979, с. 23; Апакидзе А.М., 1968, с. 257): огромное здание, в котором обрабатывалось не только железо, но свинец и медь, золото. Здесь же были найдены заготовки (для массивных кирок, топоров), просто слитки металла, а также множество готовых железных изделий (скобы, петли и т. д.). Очень высокого уровня достигли ювелирное дело и торевтика, что доказывается не только очень большим количеством произведений этих ремесел, найденных при раскопках городищ и особенно некрополей Иберии, но и остатками самого ремесленного производства (Апакидзе А.М., 1968, с. 249 сл.): металлических орнаментированных штампов, частей тиглей, а также полуфабрикатов. Проведенные исследования показали некоторые особенности техники изготовления предметов из драгоценных металлов. Серебряная посуда производилась путем выдавливания при вращении на быстром станке (Товадзе Ф.Н., Варкая В.Ф., 1954). Сам давильный инструмент был из дерева, кости или рога. Окончательная отделка производилась с помощью штампа. Засвидетельствованы и другие технические приемы: позолота серебра, чеканка, пайка и т. д. С этим ремеслом была тесно связана обработка драгоценных и полудрагоценных металлов, поскольку в ювелирном деле Иберии широко использовались вставки из камней (Апакидзе А.М., 1968, с. 254 сл.). Бесспорно, существовали местные камнерезные мастерские. М.И. Максимова в свое время отметила, что в Мцхетском могильнике имеются геммы античного облика с надписью греческими буквами, но местными именами. Это привело ее к убеждению, что в Мцхета должны были существовать собственные камнерезные мастерские (Максимова М.И., 1950). Вероятно, в Иберии развилось и собственное стеклоделие. Уже в достаточно раннее время (возможно, в IV в. до н. э.) здесь стали производиться стеклянные многогранники-печати (Максимова М.И., 1941). В дальнейшем на территории Иберии появилась иноземная стеклянная посуда (Апакидзе А.М., 1968, с. 260), после чего началось и местное производство ее (Угрелидзе Н.Н., 1961; Сагинашвили М.Н., 1970). Можно также говорить о развитом деревообрабатывающем ремесле (Апакидзе А.М., 1968, с. 261 сл.), монетном деле (там, же, с. 262) и ряде других ремесел.

Археологические материалы свидетельствуют о широком развитии обмена в Иберии. Уже в Самадло-Настакиси имеется античный малоазийский импорт — чернолаковые и краснолаковые сосуды (Бохочадзе А.В., 1978б, с. 23). В дальнейшем экономические связи усиливаются (Лордкипанидзе О.Д., 1957; Лордкипанидзе О.Д., Мусхелишвили Д.Л., 1970). Среди импортных предметов большое место занимают различные украшения в виде каменных бус, подвесок, среди которых встречаются в большом количестве подвески из голубой египетской (александрийской) пасты — фигурки лежащего льва и скарабея. Широко распространены также каменные бусы малоазийских и сирийских мастерских. К предметам восточного импорта (Средняя Азия, Индия, Аравия, Сирия) следует отнести драгоценные и полудрагоценные камни (жемчуг, гранат, альмандин, рубин, бирюза и др.), которые обильно применяли местные ювелиры для украшения полихромных изделий. С I в. н. э. на территории Иберии широко распространяются стеклянные изделия, находки которых в настоящее время засвидетельствованы почти во всех значительных городских центрах, а также в сельских местностях (табл. XLIII). Стеклянные сосуды являются обязательным компонентом погребального инвентаря. Абсолютное большинство их — продукция сирийского производства (Лордкипанидзе О.Д., 1957б; Сагинашвили М.Н., 1970). Наиболее распространены колбообразные бальзамарии, отличающиеся между собой отдельными типологическими деталями, цветом и фактурой стекла. Кроме них, широко представлены и бальзамарии других типов (фигурные двуручные кувшинчики с рельефными орнаментами, двуручные и одноручные кувшинчики с вертикально каннелированным туловом, многогранные двуручные сосудики, амфориски, фляжковидные двуручные сосудики и др.). Весьма разнообразны также сосуды типа бутылок, использовавшиеся для транспортировки ценных вин, масел, лекарств. Эти сосуды засвидетельствованы в Иберии почти повсеместно (Сагинашвили М.Н., 1970; Угрелидзе Н.Н., 1961). Однако встречаются и единичные образцы высокохудожественных изделий. Уникальными для Грузии являются чаша из голубого стекла, украшенная белыми нитями, нанесенными холодным способом эмалевой краской (так называемый тип Zarten Rippenschalen), найденная в комплексе I в. н. э. в Урбниси (Сагинашвили М.Н., 1970, с. 16–17), блюдо с рельефной греческой надписью III–IV вв., бальзамарии из фиолетового стекла, выдутого в форме, с двойной маской Силена сирийской работы II в. и чаша с фасетками сирийского типа, найденные в Згудери (Немсадзе Г.М., 1977). В Тбилиси обнаружен веретенообразный полихромный алабастр египетской работы I в. н. э. (Сагинашвили М.Н., 1977).

Среди многочисленных импортных изделий римского периода выделяется также группа бронзовых сосудов разных форм и назначений (кувшины, патеры, виночерпальный ковш, чернильница). Они покрыты обычно темно-коричневой, реже — темно-зеленой патиной. Почти все сосуды отлиты, а затем окончательно обработаны и отточены на станке, о чем свидетельствуют рельефные концентрические кружки разной величины на донышке, а посредине — маленькая дырочка для прикрепления сосуда к станку. Общепризнано, что в I–II вв. главными центрами производства подобных изделий были южноиталийские города, особенно Капуя.

Устанавливая факт импорта италийских бронзовых изделий (и других предметов), следует также поставить вопрос о путях их проникновения на территорию Иберии. При отсутствии такого рода находок в соседней Колхиде нужно полагать, что италийский импорт шел в Иберию не морскими путями через Колхиду, а по сухопутной магистрали (отмеченной на Tabula Peutingeriana) — из Малой Азии через Армению. Несомненно, что эти товары доставлялись сначала в Мцхета, в столицу Иберии — один из самых крупных торгово-экономических центров страны, оттуда они распространялись в различные районы: на юго-запад (Ничбиси), запад (Хандаки, Згудери и даже в Бори, Клдеети), на север (Атоци) и на восток (Ахмета).

Ввоз италийских импортных изделий (Лордкипанидзе О.Д., 1964) совпадает со временем, когда складываются и укрепляются новые взаимоотношения между Римской империей и Иберией. Эти взаимоотношения, основанные на добровольном союзе, были обусловлены как политической, так и, вероятно, экономической заинтересованностью обеих сторон.

Рассмотренные выше импортные предметы первых веков н. э., найденные на территории Иберии (монеты, стеклянные изделия, памятники глиптики, бронзовые сосуды и др.), свидетельствуют о тесных и оживленных взаимоотношениях римского мира с Иберией (Лордкипанидзе О.Д., 1968б).

Весьма интересно (а для экономической истории очень важно), что в этот период в международную торговлю включается не только городское, но и сельское население. Импортные предметы довольно часто обнаруживаются не только на территории городов (Мцхета, Урбниси, Уплисцихе) или значительных политических и административных центров (Згудери, Бори, Клдеети), но и сельских поселений (Ничбиси, Хандаки, Атоци и др.). Обращает внимание и тот факт, что в первые века н. э. в среде сельского населения Иберии интенсивное распространение получает денежное обращение. Об этом красноречиво свидетельствуют весьма частые находки монет (главным образом денариев Августа и драхм Готарза) в сельских районах (Ничбиси, Дампало, Дигоми, Диди Лило, Ржиси, Хандаки и т. д.). Важным доказательством развития экономических связей является и распространение на территории Иберии иноземных монет (см. ниже).

Орудия труда и оружие. К сожалению, орудия труда и оружие Иберии исследованы еще недостаточно. Это объясняется (в значительной мере) тем, что в некрополях описываемого времени в сопроводительном материале эти находки почти не встречаются.

В Цицамуре обнаружено железное долото, использовавшееся в резке камня (Апакидзе А.М., 1968, с. 114), в одном из погребений Армазисхеви — железный топор (там же, с. 175), железные топоры и терки — в Грдзели Миндори (Гагошидзе Ю.М., 1979, с. 23). Значительное число железных изогнутых ножей виноградарей найдено в Самтавро (Толордава В.А., 1963), однолезвийные прямые железные ножи — в Камарахеви.

Обнаружено сравнительно небольшое количество оружия: короткие железные парадные кинжалы (из некрополей Мцхета — Апакидзе А.М., 1968, с 165–166), железные втульчатые наконечники копий (Давлианидзе Ц.О., 1977, с. 24–25), бронзовые (скифского облика) и (в памятниках начиная со II в. до н. э.) железные трехлопастные черенковые наконечники стрел (Гагошидзе Ю.М., 1979, с. 23; Давлианидзе Ц.О., 1977, с. 24–25; Бохочадзе А.В., 1977, с. 95).

Керамика (табл. XLIV). Керамика первых веков до н. э. наиболее полно представлена материалами из раскопок Настакиси — Самадло. Керамические изделия довольно разнообразны: горшки, фиалы, миски, ритоны, кувшины, пифосы и др. Все они изготовлены на гончарном круге. Как правило, — светлоглиняные, но встречаются несколько образцов фиал и мисок с блестящей черной лощеной поверхностью, покрытой ангобом светло-кремового цвета или высококачественной красной краской (охрой). Той же краской выполнялась и роспись. Среди расписной керамики особо выделяются сосуды типа колоколовидных кратеров и пифосы. Кратеровидные сосуды расписаны красной краской по кремовому или красноватому фону. Наряду с геометрическим орнаментом встречаются изображения мужского хоровода, всадников с копьями, птиц и животных. Расписные пифосы из городища Самадло довольно крупных размеров (высота 1,80 м, диаметр венчика 0,70 м, наибольший размер диаметра тулова 1,60 м) с широким раструбным горлом, яйцевидным туловом и узким плоским дном. Роспись сюжетная, расположена фризами и выполнена в обычной для Самадло манере красной охрой по желтоватому фону. На одном из пифосов представлены: на верхнем фризе — сцены сражений (три всадника и один пеший пронзают дротиками поверженного врага, изображенного в остроконечном шлеме, с мечом и щитом) и конной охоты на оленей и козерогов; на втором фризе этого же пифоса изображаются мужской хоровод и шествие птиц, а на третьем — шевроны. Нижняя часть сосуда до самого дна покрыта тройными поясами красной краски.

Расписная керамика из Самадло явно носит следы влияний восточноанатолийского, в частности позднефригийского, стиля (Гагошидзе Ю.М., 1979). Отдельную группу составляют кувшинчики и сравнительно крупные двуручные кувшины с горизонтальными параллельными полосами, нанесенными белой краской. Для украшения поверхности сосудов использовался также врезной и рельефный декор. Вышеописанные группы керамики широко представлены почти на всех синхронных поселениях внутренней Картли (Гагошидзе Ю.М., 1979 с. 76–95).

В первые века н. э. важнейшим центром по производству керамики становится Мцхета. В керамических мастерских Мцхета изготовлялись кувшины разных форм (наиболее характерны кувшинчики с отверстием в виде трилистника и витой или дугообразной ручкой), миски и тарелки (с поддоном или без поддона разных форм и величины), горшки (без ручек или с двумя ручками), разнообразные миниатюрные сосудики, глиняные подвески и др. Особое место занимало изготовление больших глиняных пифосов (квеври) для подземного хранения вина или других сельскохозяйственных продуктов. Сосуды, как правило, выполнены на гончарном круге. Они обычно красного или светлого обжига и часто украшены (особенно миски) красно-бурым ангобом, иногда сочетающимся с лощением. Некоторые виды кувшинов расписаны красными поясками или простым геометрическим орнаментом.

Украшения. Раскопки (особенно многочисленных некрополей) дали обильный материал для суждения об украшениях, бытовавших в Иберии. Они весьма разнообразны и включают: пояса, фибулы, булавки, подвески, браслеты, пуговицы, бусы, диадемы, ожерелья, медальоны, кольца, колокольчики, бляшки, перстни, гривны, кулоны. Специфическим видом украшений являются золотые погребальные венки.

Для многих украшений характерна полихромия — искусственное применение разноцветных камней. В этом отношении они сближаются с «сарматскими» или «греко-сарматскими» ювелирными изделиями (Лордкипанидзе О.Д., 1957б).

Браслеты бывают как бронзовыми, так и золотыми. Наиболее типичны браслеты с вогнутой спинкой и утолщенными концами (Самтавро, Армазисхеви, Дедоплис Миндори) или змеиными головками (Камарасхеви). Для первых веков н. э. наиболее типичны браслеты с перевитыми концами (Немсадзе Г.М., 1977, с. 110). Иногда в качестве браслетов использовались золотые цепочки (Згудери). Очень разнообразны и по форме, и по материалу бусы (стеклянные, пастовые, костяные, каменные: гагат, сердолик, гранат, альмандин, янтарь, мрамор, агат, хрусталь). Серьги были золотыми, серебряными и бронзовыми. Часты простые серьги в виде незамкнутого колечка (Самтавро, Камарасхеви, Самадло), встречаются серьги с вставками из драгоценных и полудрагоценных камней (гранат, бирюза, жемчуг), в том числе и составные. Ожерелья чаще всего делали в виде золотых витых эластичных цепочек, к которым прикреплялись медальоны (с камеями или инкрустированные камнями — альмандином, украшенные эмалью — Немсадзе Г.М., 1977, с. 111; Рамишвили Р.М., 1977, с. 116, 118). Бляшки, как правило, штампованные, золотые. Известны бляшки с изображениями лиц и масок Силена (Самадло), бюста богини с полумесяцем над головой (Гагошидзе Ю.М., 1977, с. 110), бляшки с инкрустацией (Рамишвили Р.М., 1977, с. 118).

В античное время были очень широко распространены в Иберии перстни-печати. Самые ранние печати из обожженной глины появляются на территории восточной Грузии уже с XIV в. до н. э. Далее, в IX–VIII вв. до н. э., они постепенно сменяются печатями из песчаника, змеевика, мрамора, гишера и кости. В это же время появляются бронзовые печати. С VI в. до н. э. входят в моду перстни-печати со щитком, а со второй половины V в. до н. э. рядом с ними бытуют стеклянные многогранники и скарабеи (Лордкипанидзе М.Н., 1969).

По мере развития частной собственности широко распространяются как среди высших слоев общества, так и среди рядового населения перстни-печати различного назначения. Уже с позднеахеменидского времени в Иберии отливаются синие стеклянные многогранники, которые принято считать копиями малоазийских печатей (Максимова М.И., 1941; Лордкипанидзе М.Н., 1963).

С I в. до н. э. по всей Иберии широко распространяются резные камни, вправленные в перстни и украшения (Максимова М.И., 1950; Лордкипанидзе М.Н., 1954–1961; Джавахишвили К.А., 1972). Большая их часть привезены из различных античных и восточных центров («греко-римские», италийские, римские, малоазийские, боспорские, парфянские, сасанидские и др.). Однако уже с I в. н. э. подтверждается наличие и местных камнерезных мастерских, где наряду с приезжими работали и местные мастера, владевшие техникой станка (Максимова М.И., 1950; Лордкипанидзе М.Н., 1958, с. 102). В местных мастерских была освоена своеобразная техника отделки интальи золотой фольгой способом тиснения (Лордкипанидзе М.Н. 1969, с. 150–154). Среди местных изделий встречаются и высокохудожественные образцы, среди которых выделяются портретные геммы (иногда с именами владельцев) из Армазисхевского некрополя высших должностных лиц Иберии (Лордкипанидзе М.Н., 1958).

Погребальные памятники и обряд захоронения. Ряд могильников, исследовавшихся на территории Иберии, относится к IV–III вв. до н. э. Одним из них является некрополь в Камарасхеви (район Мцхета). В камарасхевском могильнике засвидетельствованы погребения трех видов: грунтовые (перекрытые каменными плитами, земляной или каменной насыпью), каменные ящики и погребения, стены которых выложены из песчаных плит и булыжника. В основном это индивидуальные погребения. Покойник уложен в скорченном положении на правом или левом боку. У изголовья лежит булыжный камень, на котором покоилась голова покойника. Погребения содержат довольно разнообразный инвентарь, однако встречаются и безынвентарные захоронения, но они, как правило, детские. В некоторых случаях вокруг погребений засвидетельствованы разбитая посуда и кости животных, предположительно — следы погребальной трапезы.

Большая часть керамических изделий изготовлена на гончарном круге, но встречаются (в основном в сравнительно бедных захоронениях) и лепные от руки сосуды. Обжиг сосудов — красного или сероватого цвета (гораздо реже встречается черная керамика). Их поверхность не орнаментирована, в редких случаях встречается орнамент из насечек. Несколько обособленно стоят светлоглиняные кувшинчики, украшенные орнаментом в виде треугольников, нанесенных красной краской.

Наиболее характерны кувшины грушевидной формы с круглым или трехлепестковым венчиком, миски — плоскодонные или на трех ножках, кружки и горшки. Оружие представлено железными наконечниками копий с открытой втулкой и стрел, секачом. Довольно, многочисленны однолезвийные согнутые железные ножи. Украшения состоят из бронзовых браслетов, булав с массивными цилиндрическими или конусовидными головками, колокольчиков, фибул, бус, серег, многочисленных сердоликовых и стеклянных бусин.

Синхронные могильники и отдельные погребения засвидетельствованы в различных частях восточной Грузии (Рамишвили Р.М., 1959, с. 39–52). Сравнительно хорошо они изучены в юго-восточных областях (могильники Кущи и Гомарети — Давлианидзе Ц.О., 1978; Квиэнадзе К.Д., 1975). Ведущим типом захоронения здесь являются каменные ящики небольших размеров. В большинстве из них было уложено по одному покойнику в скорченном положении, однако засвидетельствованы и парные захоронения. Изредка встречаются грунтовые погребения. Погребальный инвентарь каменных ящиков довольно разнообразен. Керамика представлена кувшинами (с круглыми или трегубым венчиком, трубчатым носиком), мисками (среди которых выделяются одноручные со сливом), горшками (одноручные или без ручек) и др.

В этот период наряду с каменными ящиками появляются и погребения в пифосах — «кувшинные погребения», которые засвидетельствованы как в юго-восточной Грузии (Абелиа, Горисисгора) (Квиэнадзе К.Д., 1975, с. 9), так и во внутренней — в Картли, на правобережье р. Куры. Погребальные пифосы уложены в горизонтальном положении, но зафиксированы и вертикально стоящие. Изготовлены они из хорошо отмученной глины красного или желтого обжига. Шея пифосов украшена косыми насечками. Встречаются и расписанные красной краской пифосы. Покойники уложены в скорченном положении. Наряду с индивидуальными засвидетельствованы как парные, так и коллективные захоронения (семейные усыпальницы). Погребальный инвентарь состоит главным образом из керамики, металлических украшений и каменных или пастовых бус (Цкитишвили Г.Г. и др., 1979).

В IV–III вв. до н. э. бытовали и каменные склепы. Один из них обнаружен в Самадло (см. выше). В погребальной камере лежали два деревянных саркофага, сильно потревоженных еще в древности. В одном из них оказалось семь скелетов, уложенных на боку, с согнутыми конечностями, лицом к югу (лишь один — к северу). Сохранившийся инвентарь небогат (серебряные колечки, красноглиняная плоскодонная крашеная миска и бронзовый двуперый втульчатый наконечник стрелы с шипом). Предполагают, что это было захоронение слуг знатного лица, для которого предназначался столь внушительный склеп, а погребальный инвентарь которого был разграблен. О богатстве погребального инвентаря знатных лиц можно судить по случайно найденному в 1912 г. в Самадло женскому захоронению в деревянном саркофаге, от которого сохранились золотые серьги, разнообразные подвески от ожерелий, штампованные бляхи, серебряные фигурные обкладки железного ложа, серебряная и бронзовые гривны, бронзовые колокольчики, миниатюрные статуэтки баранов, стеклянные и каменные бусы и др. Для более позднего времени (особенно первые века н. э.) очень показательны некрополи в Армазисхеви и Самтавро.

Важнейшую часть армазисхевского археологического комплекса представляет собой обширный могильник, где выделяются обособленные богатые захоронения представителей высшей служилой знати Иберии. К этой группе принадлежат девять погребальных комплексов в каменных гробницах (в основном двух типов): а) гробницы, высеченные из цельных глыб, т. е. саркофаги, и б) гробницы, составленные из каменных плит. Зафиксированы гробницы с плоским или двускатным перекрытием. Все захоронения ингумационные. Гробницы ориентированы с востока на запад, а покойники лежат, как правило, головой к западу. Из-за плохой сохранности костяка не удается точно установить позу покойников. Однако в одном случае зафиксировано захоронение на правом боку со слегка согнутыми коленями, а в другом — вторичные захоронения (кости покойного лежали на серебряном блюде). В большинстве покойники уложены непосредственно на пол гробницы, но иногда — на специальное деревянное погребальное ложе (найдены серебряные обкладки резных ножек ложа).

Погребальный инвентарь отличается исключительным разнообразием золотых (большей частью богато украшенных цветными вставками из драгоценных и полудрагоценных камней), серебряных, стеклянных и глиняных предметов: золотые инсигнии (парадные кинжалы, именные перстни-печати, пояса, диадемы), серебряная посуда (винные кувшинчики, декоративные блюда, чаши со скульптурными изображениями и др.), различные украшения (браслеты, кулоны, гривны, ожерелья, застежки, перстни, подвески), погребальные венки, амулеты и талисманы, зеркала и другие предметы туалета, железное оружие, стеклянная посуда и др. (Апакидзе А.М., Гобеджишвили Г.Ф., Каландадзе А.Н., Ломтатидзе Г.А., 1958). Аналогичные погребения имеются и в Багинети (II–III вв. н. э.). Здесь, в частности, обнаружен каменный саркофаг с двускатным перекрытием с весьма богатым погребальным инвентарем (золотые ожерелья, браслеты, кольца, серебряные обкладки погребального ложа, кубок с изображениями сцен охоты и театральных масок, фиала, украшенная стилизованными изображениями виноградных гроздьев и листьев, ковши и ложка с «армазской» надписью, римские золотые ауреусы и серебряные денарии и др.) (Апакидзе Г.А., 1973).

Такие саркофаги, судя по богатству погребального инвентаря, принято считать захоронениями представителей правящих кругов и членов их семьи. В Багинети (у Мцхетской железнодорожной станции) обнаружен каменный склеп, сильно разрушенный и разграбленный в древности (Апакидзе А.М., 1968, с. 144–148). Принято считать, что склеп принадлежал представителю правящих кругов или, возможно, даже царской семье (Ломтатидзе Г.А., Цицишвили И.Н., 1951; Апакидзе А.М., 1968, с. 149–151; Лежава Г.И., 1979, с. 21).

Следует отметить, что аналогичные и синхронные армазисхевским и багинетским погребальные комплексы, принадлежавшие высшим сановникам Иберии, открыты и в других областях Иберии: Бори (Придик Е., 1914), Згудери (Немсадзе Г.А., 1977), Арагвском ущелье (Рамишвили Р.М., 1977). Это были правители административных областей, которые упоминаются в надписях, найденных в Армазисхеви (так называемая Армазская билингва), под названием «питиахши» (Церетели Г.В., 1942). Эти надписи интересны и тем, что впервые была засвидетельствована особая разновидность арамейской письменности — армазская (Церетели Г.В., 1942; 1948).

Для характеристики культурного и социально-экономического развития населения Мцхета в первые века н. э. особенно большое значение имеют результаты многолетних раскопок многослойного (середина II тысячелетия до н. э. — VII–VIII вв. н. э.) обширного могильника на Самтаврском поле (на северной окраине нынешнего пос. Мцхета). После определенного перерыва в V–IV вв. до н. э. на указанном могильнике в последние века до н. э. вновь появляются захоронения, свидетельствующие о возрождении интенсивной жизни (хотя поселения этого и последующих периодов все еще не открыты). Погребения последней трети I тысячелетия до н. э. представлены главным образом так называемыми кувшинными погребениями, т. е. захоронениями в глиняных пифосах. Принято считать, что обряд кувшинного погребения появился на Самтаврском могильнике с III в. до н. э. и дожил до конца I в. до н. э. Одновременно этот погребальный обряд распространился и в других (особенно в восточных) областях Иберии (Толордава В.А., 1963).

Кувшинные погребения на Самтаврском могильнике фиксируются отдельными группами. Погребальные пифосы зарыты преимущественно горизонтально. Все захоронения ингумационные. Покойники уложены в сильно скорченном положении на левом или правом боку. Большинство погребений ориентировано с севера на юг, горлом пифоса, которое обычно прикрывалось плоской черепицей, реже — плитой песчаника или обломком большого сосуда, — к югу. Используемые для погребений пифосы (обычно бывшие до того в употреблении) довольно крупных размеров. Детей хоронили в пифосах меньших размеров, а младенцев — в разнообразных сосудах, чаще всего — в высоких горшках с двумя ручками.

Инвентарь кувшинных погребений Самтаврского могильника не отличается особым разнообразием и обычно состоит из глиняных сосудов и весьма разнообразных бус (каменные, костяные, стеклянные и пастовые). В поздней группе погребений встречаются и монеты (плата Харону) — аршакидские драхмы. Боевое оружие полностью отсутствует, а из сельскохозяйственных предметов представлены только железные изогнутые ножи, служившие для обреза виноградной лозы (Толордава В.А., 1963). Одновременно с кувшинными погребениями на Самтаврском могильнике бытуют и грунтовые погребения.

Несравненно разнообразнее становятся погребальные сооружения на Самтаврском могильнике с I в. н. э. В это время выделяются следующие типы погребений: а) грунтовые ямы с перекрытиями из каменных плит, черепиц или кирпичей; б) каменные ящики, сложенные из больших плит песчаника; в) гробницы, сложенные из черепиц («черепичные погребения») или из больших квадратных кирпичей («кирпичные погребения»). Иногда встречаются и комбинированные: кирпичные ящики с черепичным перекрытием или черепичные ящики с каменным перекрытием и т. д. Наиболее распространенными в I–III вв. н. э. являются черепичные погребения, стенки которых составлены из плоских черепиц, установленных (с бортиками наружу) поочередно то широким, то узким концом вниз (продольные стенки погребений средних размеров составлены обычно из четырех черепиц). Однако встречаются и другие способы возведения продольных стен, когда черепицы укладывались на их длинные стороны или, как обычно, вертикально на их короткие ребра, а стыки прикрывались желобчатыми черепицами. Полы выкладывались в большинстве случаев также из плоских черепиц, уложенных либо в один ряд поперек ящика, либо в два ряда вдоль ящика. Встречаются также полы из каменных плит или из квадратных кирпичей. Перекрытия состояли из дерева, каменных плит или из больших кирпичей, но в большинстве случаев — из плоских черепиц, прикрытых желобчатыми. В последнем случае простые перекрытия состояли из одного (преимущественно в детских погребениях) или двух рядов черепиц. Наиболее характерно, однако, следующее устройство. На деревянных стропилах укладывали два ряда плоских черепиц, опиравшихся одним концом на стенки ящика, а другим на балку. Стыки прикрывали желобчатыми черепицами также в два ряда. Единственный способ захоронения на Самтаврском могильнике в I–III вв. н. э. — трупоположение. В наиболее ранних сериях погребений все еще встречается архаический обряд погребений в скорченном положении, который, однако, постепенно сменяется вытянутой на спине позой. Погребения I–III вв. в основном индивидуальные, но засвидетельствованы и сопогребения двух и более покойников, а также случаи последовательного захоронения. Ориентировка костяков разнообразна, но преобладают все-таки лежащие головой на восток.

На основе анализа состава погребального инвентаря некоторые исследователи утверждают, что наиболее состоятельных представителей общества хоронили в каменных ящиках, особенно в ящиках с двускатным перекрытием, людей среднего достатка — в черепичных ящиках, а бедных и детей — в грунтовых ямах (Иващенко М.М., 1980, с. 219).

Абсолютное большинство погребений содержит погребальный инвентарь, однако засвидетельствованы случаи и безынвентарных, преимущественно детских (хотя в редких случаях и взрослых).

Инвентарь погребений I–III вв. на Самтаврском могильнике состоит из глиняных и стеклянных сосудов, изделий из металла (золото, серебро, бронза, железо), в том числе различных украшений (перстни с геммами, диадемы, серьги, браслеты, бусы, пуговки и бляшки, погребальные венки), принадлежностей одежды и туалета (поясной набор, фибулы и булавки, коноушки, бронзовые зеркала), сосудов и утвари (бронзовые ойнохои и патеры, серебряные кубки, тарелки, ложки и черпаки), каменных, пастовых и стеклянных бус, изделий из кости и раковин (принадлежности женского туалета), монет (парфянских драхм и римских денариев). Характерно почти полное отсутствие в погребениях боевого оружия и хозяйственных орудий (Иващенко М.М., 1980).

Синхронные могильники с аналогичным способом захоронений (грунтовые погребения, каменные ящики, «черепичные» и «кирпичные» погребения) засвидетельствованы во многих пунктах древней Иберии, но главным образом в долине р. Куры, где были расположены наиболее развитые городские центры. Обращает на себя внимание, что столь характерные для этого региона «черепичные» и «кирпичные» погребения пока что не зафиксированы в юго-восточных областях Иберии — в Триалети, где продолжают фиксировать захоронения в каменных ящиках или грунтовых ямах (Куфтин Б.А., 1941, с. 24–30).

Произведения искусства (табл. XLV–XLIX). Произведения монументальной скульптуры практически неизвестны в Иберии. Можно только отметить фрагменты каменного рельефа из Самадло (Гагошидзе Ю.М., 1979, с. 65), на котором, видимо, изображалась сцена конной охоты на горного барана. Хотя этот памятник и относится к эллинистической эпохе, все же стилистически он восходит к произведениям ахеменидского искусства.

Среди произведений монументального искусства первых веков н. э. особое внимание привлекают мозаики из Дзалиси. В бане (в холодном отделении) располагалась ванна с мозаичным полом (составленным из мелких разноцветных кубиков). Бордюр выведен двумя полосками (ширина 4,8 см), между которыми располагался растительный орнамент (цветы и стебли). В основном поле (сильно поврежденном) сохранились изображения рыбы, головы дельфина, удлиненной раковины. Мозаичным был пол и в раздевальне бани, где зафиксированы растительный и геометрический орнаменты. В соседнем — дворцовом — помещении находилось большое мозаичное панно (8,1×6 м). На мозаике изображены сидящие на троне Дионис и Ариадна, а также персонажи дионисийского круга, богатые растительный (с преобладанием виноградной лозы и плюща) и геометрический орнаменты, пояснительные надписи. А. Бохочадзе датирует этот комплекс II в. н. э.

При раскопках Саркине обнаружены прекрасного качества терракотовые маски и статуэтки. Одна терракотовая статуэтка (высота 38,5) представляет собой погрудное изображение молодого Диониса с небольшими рогами на лбу, другая (высота 38 см), видимо, Ариадну. На принадлежность найденных там же трех масок к мифологическим персонажам дионисийского круга указывает то, что у одной из них на ушах, оформленных в виде виноградных листьев, висят виноградные гроздья. По стилю от описанных масок отличается изображение мужского лица с крупными чертами и угрюмым выражением. Маски и статуэтки изготовлены в формах из хорошо отмученной глины, хотя и с неравномерным обжигом, и окрашены в красный цвет. Если изображения Диониса и Ариадны связаны с образами эллинской мифологии, то некоторые из терракотовых масок, видимо, изображали представителей местной знати. Наиболее вероятным кажется то, что терракотовые маски служили для украшения интерьера здания общественного назначения и были расположены в один ряд, о чем свидетельствуют небольшие дырочки для шнура, которыми они подвешивались к стене. Дата их — II в. н. э. (Бохочадзе А.В., 1977, с. 95 сл.).

Наибольшее количество произведений искусства — прикладные изделия (от расписной керамики до глиптики; см. выше). Общие тенденции в этой области искусства ярче других отражает торевтика (Мачабели К.Р., 1980). Особый подъем здесь наблюдался в первые века н. э. I в. н. э. представлен незначительным количеством произведений, особенно высокохудожественных. Можно отметить лишь кубок с двойными стенками, украшенный орнаментом в виде виноградной лозы из Гори. Основная масса серебряных сосудов этого времени (цилиндрические сосуды, разнообразные блюдца, кубки, овальные каннелированные сосуды) — продукция местных мастерских, но следуют они греко-римским образцам. II в. н. э. представлен памятниками торевтики гораздо шире. Привезены из Рима чаша с рельефным портретом Антиноя, чаша со скульптурным бюстом мужчины, чаша с горельефным изображением богини Фортуны-Тихи (все из армазисхевского некрополя питиахшей). Эти серебряные сосуды принадлежат к группе роскошного декоративного серебра, часто служившего для почетных императорских даров. К этой же группе относятся ритуальная серебряная патера, украшенная графическими изображениями павлинов с гофрированной ручкой, увенчанной головкой барана (из Армазисхеви). Подобные сосуды обычно выполнялись почти исключительно из бронзы. Активно работают и местные торевтические мастерские, в творчестве которых в полной мере отражается эллинистическо-римское художественное влияние.

Довольно велико количество произведений торевтики, датируемых III в. н. э. Один из ярких образцов привозных (видимо, являвшихся подарками императоров) серебряных сосудов — блюдо, найденное в царском погребении в Багинети (Мцхета), с золотым медальоном, содержащим рельефный портрет римского императора Марка Аврелия. Среди серебра этого времени имеется также группа кубков и блюд александрийского происхождения с разнообразным рельефным декором со сценами охоты, масками, морскими сюжетами. Засвидетельствовано некоторое количество произведений восточного происхождения (серебряные чаши с портретным изображением сасанидского вельможи из Армазисхеви, с символическим изображением из Эрцо). Продукцией местных мастерских, видимо, являются чаши с графическим изображением коней перед жертвенником, фигурные ножки погребальных лож или тронов. Особенно яркое изделие этого типа — ножки трона из Багинети, где представлено фантастическое существо. Для всех произведений характерна оригинальная трансформация влияний западного и восточного искусства на базе традиционного местного искусства (Мачабели К.Р., 1980; Немсадзе Г.М., 1977; Рамишвили Р.М., 1977).

Монетные находки. Включение городов Иберии в международную торговлю лучше всего иллюстрируется нумизматическими находками. Особое внимание привлекают найденные в Мцхета и других районах Иберии золотые «подражания статерам Александра Македонского».

Продолжительность обращения всех этих монет — I в. до н. э. — II в. н. э. Почти одновременно в Иберии обращались драхмы Готарза, а также денарии Августа. Ко II в. н. э. здесь начинается чеканка и местных «подражаний» этим монетам. На регулярные связи с внешним миром указывают также находки монет римских императоров (от Нерона до Валериана) и парфянских царей (от Артабана до Вологеза) (Капанадзе Д.Г., 1955а, б).

Эпиграфические находки. Хотя эпиграфических находок на территории Иберии сделано немного, они достаточно разнообразны и включают в себя как памятники лапидарной эпиграфики, так и надписи на вставленных в перстни драгоценных камнях, на металлических или стеклянных сосудах (Апакидзе А.М., 1968, с. 178 сл.). Основная часть надписей — на греческом языке. Это строительная надпись (времени Веспасиана) и надгробная. Кроме того, чрезвычайно важны надписи на перстнях и сосудах, дающие имена и номенклатуру должностей высшего слоя иберийского общества. Особое внимание привлекает так называемая Армазская билингва, т. е. надпись, выполненная на греческом и арамейском языках. Все эти надписи датируются I–III вв. н. э. К несколько более позднему времени относятся две еврейские надгробные надписи.

На основе представленных выше материалов довольно отчетливо вырисовываются характерные черты экономики Иберийского царства в I–III вв. н. э.: многоотраслевое ремесленное производство, в котором значительное место занимали ремесла крупного масштаба (черепичное и металлообрабатывающее, строительные работы); города и рынки, которые играли значительную роль в процессе торговли и товарообмена; развитие денежного обращения и вместе с тем дальнейший рост товарного производства. Археологические материалы свидетельствуют о далеко зашедшей имущественной дифференциации, усложнении социальной структуры иберийского общества.

Албаны, видимо, аборигенное население, заселявшее с древнейших времен территорию Азербайджанской ССР, приморского Дагестана и часть Алазанской долины Грузии. Впервые албаны в письменных источниках упоминаются в связи с событиями конца IV века до н. э. — походом Александра Македонского. Арриан сообщает, что в сражении при Гавгамеле в состав армии Ахеменидов входили отряды воинов-албанов. Видимо, албаны находились тогда в зависимости от Ахеменидской державы. После падения ее, вероятно, возникло независимое государство Албания (рис. 6).

Границы Албании не были стабильными. Письменные источники и археологический материал позволяют определить, что приблизительно в середине I тысячелетия до н. э. Албания (союз родственных племен) занимала территорию, ограниченную приблизительно средним и нижним течением р. Куры и междуречьем Куры и Аракса. В этой зоне находятся археологические комплексы, характеризующие ранние периоды культуры Албании. В начале н. э. в ее состав вошло население приморского Дагестана, и северная граница Албании протянулась почти до р. Сулак.

Источники. Письменные источники по истории Кавказской Албании чрезвычайно ограниченны. Среди них в первую очередь должно быть названо сочинение Страбона «География» (подробнее см.: Новосельцев А.П., 1980, с. 20 сл.). Сложность интерпретации сведений этого автора определяется тем, что до сего времени остаются дискуссионными вопросы о том, какого времени источники легли в основу сообщений Страбона о Кавказской Албании. Важны также свидетельства, содержащиеся в «Географии» Птолемея (подробнее см.: Новосельцев А.П., 1980, с. 22), «Естественной истории» Плиния Старшего (там же, с. 23). Некоторая информация по исследуемой проблеме имеется и у других античных авторов, в частности у Диона Кассия и Аммиана Марцеллина. Для поздних периодов истории Кавказской Албании важны сообщения древнеармянских историков (Лазарь Парапеци, Мовсес Хоренаци и др.). Эпиграфические памятники практически отсутствуют. Известны две надписи — греческая и латинская (подробнее см. ниже). Археологические материалы довольно обильны: они включают результаты раскопок городов и некрополей. Раскопкам подвергались города Кабала, Хыныслы, Шемаха и ряд других. Для изучения истории Кавказской Албании важны результаты раскопок некрополей данных городищ, а также могильных полей в Мингечауре, Ялойлутепе и других (см. ниже).

Поселения. На территории Албании выявлен и изучен ряд поселений. Многочисленные могильные поля часто помогают локализации поселений, которым они принадлежали. Археологическими исследованиями установлено, что обычно поселения возникали на экономически и стратегически выгодных местах, большей частью на холмах, у рек или вблизи других водных источников.

В начальный период Албании поселения, в основном сельского типа, занимали небольшую площадь. Жители их в зависимости от естественных условий занимались земледелием, скотоводством и некоторыми видами ремесла. Строения этих поселений одноэтажные. В них почти не зафиксированы большие постройки общественного назначения. Каждый дом имел небольшой дворик с хозяйственно-бытовыми сооружениями. К исследованным поселениям этой группы можно отнести: поселение на холме Каратепе в Мильской степи (Исмизаде О.Ш., 1962; 1965), средний 1,5-метровый слой которого относится к албанскому периоду; поселение на холме Каракепектепе около г. Физули, где ниже метрового раннесредневекового слоя выявлен мощный слой IV–III вв. до н. э.; поселение Сарытепе у г. Казаха, верхний слой которого частично относится к раннему этапу истории Албании (Нариманов И.Г., 1960а, б); поселения Мингечаур (Асланов Г.М., Ваидов Р.М., Ионе Г.И., 1959), Ялойлутепе (Шарифов Д.М., 1927; Исмизаде О.Ш., 1956), Даг-Коланы (Халилов Дж. А., 1965а), Маразы, Малгам (Нуриев А.Б., 1961), Чирахлы Шемахинского р-на, Моллаисаклы (Пахомов Е.А., 1957), Гаджигатамлы (Османов Ф.Л., 1964) Исмаиллинского района, ряд поселений на северо-восточных склонах Большого Кавказского хребта и на территории Дагестана (Исаков М.М., 1959).

В дальнейшем некоторые поселения укреплялись, вокруг них возникли оборонительные сооружения. Обычно поселения расположены на холмах. Почти всегда холмы со всех сторон окружены широкими рвами, которые, вероятно, во время опасности заполнялись водой, а также стенами. Часто вокруг укрепленного холма возникало собственно поселение. Вероятно, укрепленная часть (цитадель) была местожительством знати, вокруг располагались дома и хозяйственные строения основной массы населения.

В середине I тысячелетия до н. э. в Албании создались предпосылки для возникновения городов. Письменные источники отмечают здесь большое количество городов. Так, Птолемей говорит о 29 городах и населенных пунктах, особо выделяя четыре города: Телеба, расположенный в устье р. Гарр; Гелда — в устье р. Касий; Албана — в устье р. Албана и Гетера — в устье р. Кир. К сожалению, в настоящее время точная локализация их невозможна.

По Плинию Старшему, на рубеже н. э. главным городом Албании была Кабала. Археологическими исследованиями установлено, что остатки этого города находятся вблизи с. Чухур-Кабала Куткашенского района Азербайджанской ССР, в междуречье Карачая и Гочаланчая. Общая площадь его 50 га. Город имел оборонительные сооружения, о чем свидетельствуют остатки оборонительного вала с его южной стороны. Вал сохранился на пространстве более 1 км (Халилов Дж. А., Бабаев И.А., 1974, с. 100). Культурный слой на городище отражает жизнь города с конца IV в. до н. э. по II в. н. э. Приблизительно в начале II в. н. э. город по неустановленной причине на этой территории был разрушен и переместился на место, где в настоящее время сохранились остатки средневекового города Кабалы. Раскопки городища Кабалы античного времени дали большое количество остатков материальной культуры (фрагменты различных керамических и стеклянных сосудов, украшения, монеты, буллы, кровельные черепицы, обожженный кирпич и т. д.). Выявлены остатки большого здания общественного назначения с обширными залами и подсобными помещениями.

Другим крупным городом Албании была Шемаха, упоминаемая у Птолемея как Кемахея или Мамахея. Ее руины находятся к западу от современного города Шемахи и занимают площадь более 50 га. Мощный культурный слой (до 5 м) и раскопки некрополя дали значительное количество материала, который позволяет характеризовать город и определить его место в экономике и культуре страны (Халилов Дж. А., 1962а; 1965а; Халилов Дж. А., Бабаев И.А., 1974). Археологические исследования показывают, что приблизительно в конце IV в. до н. э. здесь на поселении эпохи ранней бронзы появилось новое поселение, которое, развиваясь, расширило свою территорию и к концу III в. до н. э. приобрело городские черты. Установлено, что в течение тысячелетнего периода здесь часто происходили разрушительные события. Вследствие этого участки, занятые в свое время городскими строениями, после разрушения использовались под могильники. Были периоды, когда участки с забытыми могильниками вновь занимали городские кварталы. Поэтому культурные слои здесь сильно пересечены многочисленными могильными ямами, остатки сооружений уничтожены. Сохранившиеся части стен, базы колонн, черепица и т. д. при сравнительном изучении с другими вещественными материалами, добытыми из культурных слоев и погребений (керамика, стекло, орудия труда, оружие, украшения, монеты, печати), характеризуют албанский период истории г. Шемахи.

Многочисленные археологические памятники, особенно поселения и могильники албанского периода, а также место расположения Мингечаура не оставляют сомнений в том, что здесь существовал значительный город, игравший важную роль в экономике и культуре страны. Исследователи локализуют в этом районе города Осика (Osica) и Самунис (Samunis) упомянутые в письменных источниках (Яновский А., 1846, с. 110; Казиев С.М., 1949, с. 12).

Следы города сохранились у с. Тазакент Ждановского района, в Мильской степи, где возвышаются два прямоугольных в плане холма, окруженные рвами (Иессен А.А., 1965, с. 33; Щеблыкин И.П., 1946, с. 258). Подъемные и добытые из разведочного шурфа материалы (Ахмедов Г.М., 1972) дают основание считать, что здесь был город, существовавший приблизительно с IV в. до н. э. до первых веков н. э. Среди зафиксированных и частично обследованных поселений к городам можно отнести и остатки больших населенных пунктов — Шихдерекеллеси в Исмаиллинском и Джанахар в Хачмасском районах. Первый занимает площадь около 30 га, на нем был собран большой подъемный материал, в том числе обломки кровельной черепицы (Османов Ф.Л., 1972а, с. 25–26; 1972в, с. 484), свидетельствующий о зданиях с черепичными крышами, характерных для городов Албании. Разведочным шурфом здесь установлен 1,2-метровый культурный слой, под которым находились погребения в глиняных гробницах. Городище Шихдерекеллеси датируется в целом последней четвертью I тысячелетия до н. э. (Османов Ф.Л., 1972в, с. 484). Городище Джанахар занимает большую площадь — в основном на поверхности около десяти холмов и у их подножий. Установлено, что некоторые части городища были обведены оборонительными стенами. Разведочные археологические работы (шурф на территории городища и раскопки некрополя) заставляют думать о существовании здесь города от первых веков н. э. до средневекового периода.

Для изучения городов и городской культуры Албании важное значение имеют городища, обследованные на территории Дагестана, особенно Урцекское, севернее от г. Дербента, в Ленинском районе. Первоначально здесь существовало поселение VIII–II вв. до н. э., которое впоследствии превратилось в город. Планировка его подчинена рельефу и подразделяется на цитадель, шахристан и посад (Котович В.Г. и др., 1972, с. 153–154; Магомедов М.Г., 1970, с. 7). Городище Урцек отождествляется со столицей царства гуннов в Дагестане Варчаном (Котович В.Г., 1965, с. 155), существовавшей до первой половины VIII в. Площадь городища 35–40 га. К рубежу н. э. этот город превращается в один из крупных ремесленных, торговых и политических центров на прикаспийской дороге. К нему примыкала обширная (более 200 га) сельскохозяйственная территория, защищенная системой «длинных стен» (Котович В.Г., 1974, с. 191).

Фортификация. Как отмечалось выше, рождение городов в Кавказской Албании сопровождалось и развитием их фортификации. Можно думать, что правилом для городов Албании было наличие стен и рвов. Иногда (как в Кабале) вместо стены для обороны города использовался вал (шириной до 6 м). Стены обычно имели каменный цоколь, верхняя часть выкладывалась из сырцового кирпича, иногда (как на Урцекском городище) стены сложены только из крупных камней (толщиной 1–1,5 м).

Застройка. Строительная техника. Архитектура (табл. L). Рядовые жилища исследованы еще недостаточно. Можно думать, что они были одноэтажными, в единый комплекс объединялись хозяйственные и бытовые помещения. К каждому дому примыкал дворик. В городах дома были больше по размерам, иногда встречаются крупные здания общественного назначения. Примером одного из них является выявленное основание большого общественного здания в Кабале (Бабаев И.А., 1977). Это здание представляло собой большой комплекс, состоявший из просторных залов, вестибюлей, подсобных помещений и коридоров, общая площадь которых составляет более 580 кв. м. Здание построено из сырцового кирпича. Толщина стен 2,1 м. Помещения отапливались специальными печами и переносными очагами. Остатки двухкамерной печи были расчищены у входа одного из коридоров восточной части здания. В средней части залов на полу обнаружены по две базы колонн из плотного ракушечника. Квадратный двухступенчатый плинт этих баз завершается округлым тором. В середине базы — круглое углубление для установки деревянных колонн, на которые опирались перекрытия черепичной крыши, состоявшие из плоских соленов, калиптеров и желобчатых коньковых черепиц. Помещения освещались через специальные проемы, которые в холодное время года закрывали коврами или тканями (Бабаев И.А., 1977, с. 218–225).

Находки местных баз колонн, кровельной черепицы, остатков больших строений в Шемахе, Тазакенте, Шихдерекеллеси свидетельствуют о наличии и в других городах Албании зданий общественного назначения. Бытовые постройки сложены в основном из сырцового кирпича на булыжном основании, местами использовался известняк. Стены штукатурили глиной с примесью соломы. Полы утрамбованы и обмазаны глиной. Источниками дневного освещения чаще всего, вероятно, были, как в Кабале, специальные проемы, закрываемые в холодное время года коврами, паласами или холстом. Крыши бытовых построек в основном плоские, слегка наклонены в одну или две стороны. Большие помещения, видимо, имели двускатную крышу. Перекрытия лежали на балках, покрытых хворостом, ветками и землей, и сверху обмазаны глиной, перемешанной с соломой. Не исключено, что в городах некоторые дома зажиточных людей имели черепичные крыши (Бабаев И.А., 1974, с. 48–59). В зданиях общественного назначения использовались колонны. Базы колонн обычно каменные, сами колонны деревянные, изредка — целиком каменные (например, в Шемахе; см.: Халилов Дж. А., 1974а, с. 12).

Раскопки городищ и поселений выявили остатки производственных сооружений. Среди них особое место занимают гончарные печи Мингечаура (Ионе Г.И., 1951) и Худжбала (Халилов Дж. А., 1965в). В Мингечауре многочисленные гончарные печи были сосредоточены вне поселения в одном пункте (район гончаров). Мингечаурский ремесленный квартал существовал до средних веков. Здесь были не только гончарные, но, судя по археологическим наблюдениям, также и другие производственные сооружения.

В числе последних археологически изучены в Шемахе остатки некоторых строений, связанных с виноделием: большие постройки с многочисленными хозяйственными кувшинами, вкопанными в землю, предназначенными, вероятно, для хранения вина. Недалеко от них обнаружены обломки больших ваннообразных виноградодавилен из монолитного известняка. Число их было значительным.

Выявлены также незначительные остатки кузнечных мастерских. В одном случае расчищены остатки помещения, часть пола которого вымощена плоским булыжником. Поверхность пола была покрыта толстым слоем золы и кусочков угля. У стены в углу стоял большой хозяйственный кувшин, предназначенный, вероятно, для воды. Недалеко от него находились большие ржавые бесформенные куски железа (Халилов Дж. А., 1962а, с. 212–213). Выявлены остатки кузни — место меха и фрагменты глиняной установки очага. Рядом с ними в неглубокой, круглой большого диаметра яме находился довольно значительный слой шлака. Подобные остатки зафиксированы в Шемахе, в Мингечауре и на других памятниках.

В городах Албании и, может быть, в некоторых других населенных пунктах имелись мастерские по изготовлению черепицы и обожженного кирпича. Так, в Кабале находки многочисленной цельной черепицы и ее фрагментов, в том числе с клеймом, свидетельствуют о наличии здесь специальных мастерских по производству черепицы (Бабаев И.А., 1974, с. 56).

Хозяйство. Основой экономики Кавказской Албании было сельское хозяйство.

Территория Албании (по особенностям почвы) разделяется на несколько зон, каждая из которых в зависимости от климатических условий благоприятна для определенной отрасли хозяйства. Хорошо орошаемые плодородные массивы, а также не нуждающиеся в искусственном орошении предгорные, увлажненные достаточным количеством осадков районы благоприятствовали развитию земледелия. Горные районы с альпийскими лугами, почти не знающими в зимние месяцы снега, степные пространства Кура-Аракской низменности и прикаспийские степные районы давали возможности для широкого развития отгонного скотоводства.

По своим природно-климатическим условиям земледельческие районы Албании делятся на две зоны — предгорную и низменную. Предгорная зона не нуждалась в искусственном орошении, для низменных районов оно было необходимо.

В настоящее время в некоторых степных районах, особенно в Муганской степи, из-за недостатка поливной воды большие массивы не используются под земледельческие культуры. Однако археологические памятники — остатки поселений, городищ, особенно многочисленные следы оросительных каналов, а также письменные источники — позволяют установить, что в рассматриваемое время некоторые современные степи имели другой облик: использовались под земледельческие культуры и были густонаселенными. В то время в Кура-Аракской и Прикаспийской низменностях широкое развитие получило орошаемое земледелие. Эти районы обеспечивались достаточным количеством поливной воды такими магистральными каналами и оросительными системами, как Гявурарх в Мильской степи и ирригационная система Муганской степи, время сооружения которых относят к древности (Пассек Т.С., 1946, с. 186). О развитии орошаемого земледелия в Кура-Аракской низменности свидетельствует и заключение почвоведов (Почвы Азербайджанской ССР, 1953, с. 210).

Свидетельством существования орошаемого земледелия на Прикаспийской равнине являются сохранившиеся многочисленные остатки больших и малых каналов, именуемых населением «нова» (овраг), «гобы» (канал), гявурарх (канал неверных). Основными водными источниками для каналов служили горные речки, изобилующие в этой зоне. Все это подтверждает сообщение Страбона о том, что равнинная часть Албании орошалась лучше, чем вавилонская и египетская земли. О развитом земледелии в Албании говорят и археологические находки — различные орудия труда и остатки хлебных злаков (пшеницы и ячменя), ягод и др. Древние земледельцы-албаны применяли деревянный плуг, молотильную доску, бронзовые и железные серпы и другие орудия труда, которые на почве Албании были известны еще до изучаемого времени. В пахоте, молотьбе и транспортировке зерновых культур широко использовалась тягловая сила.

Одной из развитых отраслей хозяйства было виноградарство и связанное с ним виноделие. Албания входит в зону, которая считается одним из древних очагов виноградарства (Вавилов Н.И., 1932, с. 7; 1931, с. 93). Многочисленные археологические находки виноградных семян, обуглившихся ягод винограда, остатков вина, сосуды для хранения вина и сообщения древних авторов свидетельствуют о сравнительно высоком уровне этого вида хозяйства (Гуммель Я.И., 1940а, с. 750; Негруль Л.М., 1960, с. 117). В Шемахе открыты остатки давилен для винограда (см. выше).

Почвы Албании давали возможность получать большой урожай винограда. По сообщению Страбона, «виноградные лозы там (в Албании. — Дж. X.) никогда не окапывают до конца, а только раз в пять лет подрезают. Молодые лозы уже плодоносят на второй год, а достигнув зрелости, дают так много гроздей, что значительную часть их приходится оставлять на ветвях» (Страбон, кн. XI, IV, 3).

Археологические материалы и сведения древних авторов показывают, что в исследуемый период в хозяйстве албанцев немалое место занимало садоводство. Обнаружены остатки фруктов — грецкого ореха, граната, семена айвы, обуглившиеся ягоды маслины; орудия труда садоводов — секачи, ножи. По сведениям Страбона, Албания была богата дикими плодами деревьев, выращенных человеком, и вечнозелеными растениями — здесь росла маслина (Страбон, кн. XI, IV, 4).

Богатые летние и зимние пастбища Албании благоприятствовали развитию здесь другого основного вида хозяйства — скотоводства. Благоприятные условия для развития скотоводства отмечены древними авторами (Страбон, Элиан).

Для изучения состояния и масштабов скотоводства в Албании решающее значение имеют археологические материалы. Находки костей и изображений различных животных, сосуды и утварь, связанные со скотоводством, дают основание считать, что скотоводство Албании достигло значительного развития. Археологические материалы и этнографические наблюдения показывают, что эта территория весьма благоприятна для выращивания мелкого рогатого скота. Не последнее место в скотоводстве принадлежало коневодству. Оно имело, помимо хозяйственного, и военное значение. В источниках упоминается, что Албания располагала многочисленной конницей (Страбон, кн. XI, IV, 5).

Таким образом, население Албании в зависимости от природно-климатических условий занималось различными видами хозяйства. В низменной зоне благодаря искусственному орошению основу хозяйства составляло земледелие. В предгорной части преобладало скотоводство. Определенное место в хозяйстве населения имели виноградарство и виноделие, садоводство, огородничество и др.

Важную роль в экономике играло ремесло.

В Албании получили развитие металлургия и металлообработка, ювелирное ремесло, гончарное производство, стеклоделие, обработка камня, кости и дерева, кожевенное ремесло, ткачество и т. д. Богатые сырьевые базы и наличие подсобных материалов для различных ремесел были основными объективными условиями этого развития.

Археологические материалы свидетельствуют, что в числе металлических орудий труда и оружия (табл. LI) широко были распространены изготовленные из железа, которые производились в основном ковкой. Крупные кузнечные мастерские городов Албании удовлетворяли потребность в этих изделиях не только городского населения, но отчасти и сельского. Остатки мастерских по обработке металла зафиксированы в ряде мест.

Албанские кузнецы изготовляли разнообразные орудия труда (лемехи, сошники, секачи, ножи, серпы), оружие (мечи, кинжалы, наконечники копий и стрел, боевые вилы), конскую сбрую, различные бытовые предметы и украшения. Ковка не была единственным техническим приемом обработки железа. Албанские мастера для придания своей продукции необходимого вида применяли закалку, заточку, клепку и пайку.

Большого мастерства достигли албанские гончары. Керамические обжигательные печи зафиксированы в Мингечауре. Они делятся на три основные группы: двухъярусные прямоугольные в плане с продольно-поперечной системой жаропроводных каналов; двухъярусные эллипсовидные и прямоугольные в плане с подпорными стенами внутри топочной камеры; круглые печи (Ионе Г.И., 1951, с. 32). Всего на территории Мингечаура найдено 37 разновременных гончарных печей. Печи, обнаруженные в других местах Кавказской Албании, не отличаются от мингечаурских.

Изделия албанских гончаров характеризуются изяществом выделки, крепким и равномерным обжигом, сложными формами и богатой орнаментацией. Основным мотивом орнамента являются геометрические рисунки, нанесенные прямыми, волнистыми, кривыми линиями, насечками, углублениями, кружка́ми, налепами и прочими элементами. В больших городах действовали специальные мастерские, изготовлявшие черепицу и кирпич.

Имеются данные о наличии в городах Албании стеклодельческих мастерских. Сначала было распространено привозное стекло. Затем албаны овладели мастерством изготовления стеклянных изделий и начиная с первых веков изготовляли стеклянные бусы, а приблизительно с начала III в. — стеклянные сосуды. Сравнительно высокого развития в изучаемое время достигло ювелирное искусство. Наряду с привозными ювелирными изделиями широко были распространены изделия местных ювелиров. Албанские мастера применяли почти все известные тогда приемы ювелирных работ — литье по восковой модели, чеканку, штамповку, тиснение и ряд других. Одним из основных ремесел в Албании было и ткачество. Свидетельствами этого являются остатки различных шерстяных, льняных, шелковых тканей из раскопок Мингечаура (Казиев С.М., 1946; Ваидов Р.М., 1961), Шемахи (Халилов Дж. А., 1974б), Ялойлутепе (Исмизаде О.Ш., 1956) и др., а также сообщения древних авторов. Определенное развитие получили здесь деревоотделочное и костерезное ремесла. Обнаружены деревянные миски и фрагменты других изделий (Нариманов И.Г., Асланов Г.М., 1962; Алиев В., 1969). На мисках отчетливо видны концентрические круги, симметричность которых дает основание предполагать, что в деревообделочном ремесле применялся станок с вращающимся устройством. Археологические раскопки дали ручки ножей и кинжалов, изготовленных из кости. Ремесла в Албании не исчерпываются отмеченными. Однако состояние археологических и нарративных источников не дает возможности подробно характеризовать кожевенное, сапожное, портняжное.

Торговля. Экономические предпосылки развития торговли в Албании создавались еще в начале железного века. С середины I тысячелетия до н. э. Албания включилась в международную торговлю (Меликишвили Г.А., 1959, с. 269).

Обнаруженные привозные предметы, клады и отдельные находки привозных монет и монет местного чекана, сведения письменных источников, уровень развития ремесла и других видов хозяйства документируют внутреннюю и внешнюю торговлю Албании. В сельских местах, вероятно, преобладал натуральный обмен. Отдельные области Албании славились своими традиционными товарами. Из Албании, видимо, могли вывозить продукцию сельского хозяйства, рыбные продукты и некоторые ремесленные изделия. В албанском экспорте наряду с готовыми продуктами, вероятно, было и сырье. Взамен вывозимых товаров в Албанию ввозились предметы ювелирного ремесла, бусы, изделия из стекла и пр.

Среди привозных вещей довольно много изделий из стекла. По форме стеклянные сосуды делятся на пять основных групп: бальзамарии, флаконы, бокалы, кувшины и чаши.

Количественно преобладают бальзамарии. Они поступали в основном с Боспора. Предполагается, что флаконы завозили в I в. н. э. из Сирии. Бокалы — с кольцевым поддоном — различны по величине и высоте поддона. Все они малоазиатского происхождения. Стеклянные кувшины представлены единичными экземплярами. Они изготовлены дутьем, поверхность покрыта врезным орнаментом. Их ближневосточное происхождение не вызывает сомнений. Стеклянные чаши поступали из Сирии.

В целом особенно интенсивная торговля шла с Северным Причерноморьем. Известны следующие торговые пути: дорога, идущая на север по прикаспийской низине, примыкающей к Северному Кавказу; магистраль Кура — Рион и берега Черного моря.

Орудия труда. Применялись каменные, металлические и деревянные. Каменные орудия использовались в различных отраслях хозяйства: жернова, зернотерки, ступки, виноградодавильни, точильные бруски и др. Из металлов для изготовления орудий труда наиболее широко применялось железо. Находки свидетельствуют о применении железных топоров, серпов, секачей, ножей, ножниц, вил, крючков и других изделий. Топоры представлены легкими и тяжелыми видами. Они клиновидной формы. Обушковая часть их молотовидная. Отверстие для черенка треугольное, расширяется в одну сторону. Большое место среди железных орудий занимают серпы различных размеров с деревянной или костяной ручкой. Археологическими находками засвидетельствовано, что в III в. н. э. в Албании появляются железные зубчатые серпы (Казиев С.М., 1962а, табл. XXXIV, 7; Асланов Г.М., 1963, с. 5). Секачи были различной формы, применялись в садоводстве и полеводстве (для очистки полей от кустов). Самыми распространенными железными орудиями труда являлись ножи различных типов. Не исключено использование некоторых из них и в качестве оружия. Ножи представлены несколькими разновидностями: с остроконечным лезвием, чаще с загибающимся кверху концом, с прямым лезвием. Ручки этих ножей обкладывались деревянными или костяными пластинками. Деревянные ручки не сохранились, костяные имели различные врезные инкрустированные украшения (Асланов Г.М., 1955, с. 67; Халилов Дж. А., 1975, с. 476). Мотивы орнамента различные: часты геометрические фигуры, есть изображение всадника. Среди ножей были распространены серповидные, по всей вероятности, применявшиеся в садоводстве.

Заметное место занимали ножницы (Асланов Г.М., 1963, с. 6; Казиев С.М., 1962а, с. 25). Можно предполагать, что в изучаемое время употреблялись проушные ножницы. Но, может быть, существовали и более примитивные — из двух частей, не соединенных между собой. Ножницы применялись при стрижке шерсти и в портняжничестве.

О ткачестве свидетельствуют пряслица, главным образом керамические, часто биконической формы или приплюснутой шаровидной. Встречаются пряслица, изготовленные из обломков гончарных сосудов.

Оружие. Оружие и военное снаряжение представлены в большом количестве: железные мечи, кинжалы, наконечники копий и стрел, боевые вилы, кольчуги и т. п. Мечи имели несколько разновидностей. Одну составляют узколезвийные, длинные, с заостренными концами, рукоятки с костяными или деревянными обкладками. Лезвие таких мечей обоюдоострое. Ножны были деревянными, обтянутыми кожей (Халилов Дж. А., 1961, с. 46; Асланов Г.М., 1963, с. 7). Другую (немногочисленную) группу мечей составляют сравнительно короткие мечи с кольцевым навершием. Они имеют сарматское происхождение (Казиев С.М., 1962а, табл. XXXV, 1, 5).

Еще одной разновидностью являются длинные с широким лезвием железные мечи (Халилов Дж. А., 1974а, с. 30). Длина их достигает более 1 м, ширина лезвия в верхней части 6–8 см. Концы заострены. Судя по сохранившимся остаткам, рукоятки были в деревянных обкладках, ножны также деревянные, обтянутые кожей. Предполагается, что эти мечи находились главным образом на вооружении тяжелой конницы или военачальников.

Кинжалы железные, отличаются от бронзовых предыдущего исторического периода сравнительна коротким и широким лезвием. Они представлены несколькими разновидностями: кинжалы с разъединителем, с односторонним лезвием; без разъединителя — мечевидной формы; кинжалы с очень коротким, почти треугольным клинком и сравнительно длинной ручкой. Рукоятки всех кинжалов, видимо, были деревянными, ножны тоже деревянными и обтянутыми кожей.

Наконечники копий железные, в основном втульчатые, очень длинные, треугольной формы, с выпуклой жилкой по всей длине. Реже встречаются наконечники копий листовидной формы.

Наконечники стрел изготовлялись из кости и железа. Костяные наконечники — трех-четырехгранные, ромбические в сечении. Подобные обнаружены в Мингечауре. Вне территории Албании такие наконечники стрел почти неизвестны. Их следует считать характерными для Албании, особенно для ее северных приморских районов. Железные наконечники стрел трехгранные и трехлопастные, черешковые, отличаются только размерами. По своей форма такие наконечники стрел очень сходны с железными наконечниками стрел из сарматских памятников Северного Кавказа и Поволжья (Смирнов К.Ф.,1951а, с. 259; Анфимов Н.В., 1951, с. 197–198). В некрополе древней Шемахи обнаружены шилообразные утолщенные в средней части наконечники стрел.

На вооружении албанских войск были также четырех-, трех- и двузубые железные боевые вилы (Ионе Г.И., 1955, с. 59, рис. 23, 1–4; Казиев С.М., 1951, табл. V, 6).

В составе защитных доспехов албанских войск письменные источники отмечают панцири, щиты, шлемы из звериной кожи (Страбон, кн. XI, IV, 5). Археологические раскопки последних лет выявили бронзовый шлем (Османов Ф.Л., 1972б, с. 71–74) и кольчуги (Халилов Дж. А., 1975, с. 476). Больше четверти албанского войска, по сообщениям древних письменных источников, составляла конница — 60 тыс. пехоты, 22 тыс. конницы (Страбон, кн. XI, IV, 5). Археологически обнаружены удила, пряжки и другие приспособления конского снаряжения.

Керамика (табл. LII–LVI). Албанская керамика представлена весьма разнообразно. Это бытовые, хозяйственные сосуды и художественно-декоративная посуда. Они изготовлены в основном без применения гончарного станка, из хорошо отмученной глины, симметрично, с большим мастерством. Реже среди известного керамического материала встречаются экземпляры, формованные на гончарном станке. Керамика древней Албании состоит из нескольких групп. В каждой из них выделяются типы, иногда подтипы.

К первой группе относятся кувшины. Эта группа сосудов по форме делится на четыре типа. Первый тип представлен кувшинами с круглым венчиком. Они характерны для более ранних периодов. В рассматриваемый период, хотя и уменьшается число таких кувшинов, они продолжают бытовать. Эти кувшины имеют шаровидный корпус, трубчатую горловину с воронкообразным венчиком, одну, редко — две ручки, иногда ручки зооморфной формы. Последние характерны для сарматской керамики Северного Кавказа и Поволжья (Смирнов К.Ф., 1951б, с. 263). В Албании они большей частью происходят с северной, смежной с Сарматией территории. Второй тип составляют кувшины со сливом, в основном красного обжига. Встречаются окрашенные красной краской или покрытые беловатым ангобом, расписанные красной краской. Нередки, особенно из смежных с Сарматией районов, кувшины серого или бурого цвета. Сливы кувшинов этой группы по расположению, величине и по форме различны. Встречаются трехлепестковые с коротким или удлиненным сливом венчики. Иногда основание слива имеет сетчатую перегородку. Кувшины этого типа распадаются на два подтипа — с плоским дном и на кольцевом поддоне. Первые более традиционны, они были широко распространены. Им присущи локальные особенности. Так, например, в кувшинах со сливом и плоским дном из Дагестана, особенно из его северных районов, слив имеет не трехлепестковую, а клювообразную удлиненную форму, характерную для сарматских кувшинов Северного Кавказа и Поволжья. Кувшины второго подтипа — на кольцевом поддоне — занимают заметное место среди керамических сосудов из южных и центральных районов Албании. Они появляются на рубеже н. э. Эти кувшины отличаются симметричностью формы и богатством орнаментальных мотивов. Поверхность их лощеная, покрыта красноватой краской или белым ангобом.

Третий тип представлен кувшинами с носиком. Они укладываются в несколько подтипов. Первый подтип включает маленькие кувшины с округлым корпусом, плоским дном, круглым венчиком, с одной ручкой. Трубчатый носик расположен на их корпусе и наклонно поднимается до плечика сосуда. Они характерны для бассейна р. Куры и южных склонов Большого Кавказа (от II в. до н. э. до II в. н. э.). Вторым подтипом являются кувшины средней величины с носиком на плечике и с одной ручкой. Среди них — кувшины с расписной поверхностью. Красной краской сделан орнамент, состоящий из рисунков птиц, животных, деревьев и геометрических фигур. Встречается также орнамент, нанесенный врезными линиями, налепными фигурками и выпуклыми шишечками. Некоторые кувшины имеют кольцевидный поддон. Они характерны для центральных районов Албании. Кувшины, у которых носик соединен с венчиком, составляют третий подтип. Эти кувшины богато орнаментированы налепными пуговками, врезными штрихами и точечками, иногда — рельефным орнаментом. Известны также расписные кувшины этого вида. Часто на верхней половине их поверхности изображен сюжет, выполненный темно-красной краской. Эти кувшины появляются с IV в. до н. э. Четвертый подтип кувшинов с носиком составляют те из них, у которых носик расположен у венчика овальной формы. Поверхность большинства их имеет окраску. Они встречаются в центральных районах Албании и могут считаться для этой зоны локальной разновидностью. Последний подтип составляют кувшины с комбинированной ручкой, являющейся одновременно и носиком. У этих кувшинов полая ручка соединяет плечико сосуда с краем венчика. Подобные сосуды характерны для центральных и северных районов Албании I–III вв. н. э.

Третью группу составляют разнообразные по форме горшки. Являясь основной посудой для приготовления пищи, хранения продуктов питания и других бытовых нужд, горшки в течение почти тысячелетнего периода, начиная с раннего железного века, сохраняли традиционные формы. Горшки албанского периода представлены несколькими разновидностями. К первому подтипу относятся многочисленные горшки с одной или двумя ручками. Орнамент почти отсутствует или очень бедный, состоит из врезных линий, насечек, лепных несложных фигурок. Второй подтип составляют горшки с шарообразным корпусом и несколькими ручками. На плечиках расположены три или четыре петлеобразные ручки и одна, реже — две вертикально поставленные большие ручки, выступающие выше краев венчика сосуда. У некоторых подобных горшков петлеобразные ручки отсутствуют. Поверхность горшков этого подтипа часто окрашена красной краской. Нижние части ручек у соединения завершаются усикообразными налепами и резным орнаментом. Такие кувшины характерны для Ширвана. В других районах они пока не обнаружены, их, видимо, можно считать локальной группой Ширвана.

Четвертую группу бытовых сосудов составляют несколько разновидностей мисок. Наиболее распространенными среди них являются миски в виде срезанного опрокинутого конуса, поверхность некоторых покрыта краской. Верхние края их иногда загибаются внутрь, иногда они вертикальны и образуют кольцеобразный бортик. Встречаются миски с ушкообразными ручками, на кольцевидном поддоне. Поверхность этих мисок лощеная с обеих сторон, иногда покрыта белым ангобом. Другую разновидность мисок составляют более емкие сосуды, известные в Азербайджане под названием «хейрэ». Миски встречаются повсеместно. Только миски с загнутыми вовнутрь краями локализуются в северных районах Албании. Они близки сарматской керамике Поволжья и Прикубанья I–II вв. н. э. (Смирнов К.Ф., 1951б, с. 208).

Пятую группу гончарных сосудов составляют разнообразные чаши. Чаши первого типа — без ручек, имеют форму срезанного опрокинутого конуса. Некоторые из них окрашены красной краской. Чаши второго типа снабжены ручкой. На них встречается орнамент, нанесенный врезными линиями, пуговками, точечными углублениями, насечками. Некоторые чаши этого типа имеют кольцевидный поддон. Они светлого тона, поверхность их сглажена. Характерны для центральных районов Албании, датируются III–I вв. до н. э.

Третий тип чаш — с вдавленным внутрь дном — как бы имитирует урартские и ахеменидские металлические парадные чаши. Ранние экземпляры этих чаш — более симметричные, с каннелюрами по поверхности. Начиная со II в. до н. э. их форма становится более грубой. Эти чаши — красноглиняные, без каннелюров, некоторые имеют четырехлепестковый верх. В начале н. э. они распространяются и на территории приморского Дагестана, входившего в состав Албании.

Вазы различных видов составляют шестую группу гончарных сосудов. Они на одной или на трех цилиндрических ножках. Прототипы этих ваз выявлены на памятниках середины I тысячелетия до н. э. (Ивановский А.А., 1911, табл. XI, 21; XII, 7, 9; Асланов Г.М., Ваидов Р.М., Ионе Г.И., 1959, табл. 43, 4, 7, 9). Вазы изучаемого периода включают четыре типа (Исмизаде О.Ш., 1956, с. 50, 51). Первый из них датируется III–II вв. до н. э. Это — вазы-тарелки на одной высокой ножке, завершающейся дисковидной опорой, с резким изгибом венчика; локализуются они в центральной части Албании.

Вазы второго типа — округлой формы, на одной ножке, имеют более широкий ареал, охватывают почти всю Албанию, включая приморский Дагестан. Вазы третьего типа — округлой формы, на трех конических ножках, по ареалу совпадают с вазами первой группы. Среди этих ваз имеются экземпляры со сквозными отверстиями на корпусе. Вероятно, они применялись в качестве дуршлагов. Последний, четвертый, типа — вазы-тарелки на трех ножках, они встречаются в центральных и южных районах Албании.

Седьмую группу гончарных сосудов составляют тарелки. Они имеют широкий бортик, плоское дно, иногда снабженное кольцевидным поддоном. Эти тарелки лощеные, некоторые покрыты беловатым ангобом.

Восьмая группа керамических сосудов включает так называемые молочники. Часто они имеют шаровидный корпус, плоское, иногда вдавленное внутрь дно, удлиненный желобчатый слив, верхним концом поднимающийся немного выше краев сосуда, ручку. Некоторые сосуды на кольцевидном поддоне. Ареал их распространения охватывает территорию, расположенную в бассейне р. Куры и по южным склонам Большого Кавказа. Они датируются II в. до н. э. и I в. н. э.

Памятники, расположенные на южных склонах Большого Кавказского хребта, дали своеобразные сосуды — с шаровидным корпусом, плоским, иногда низким кольцевидным поддоном. Поверхность их лощеная, чаще покрыта красной краской. Тулово орнаментировано наклонными неглубокими каннелюрами, ручка петлеобразная. Эти миниатюрные сосудики составляют девятую группу керамических сосудов.

Десятая группа — светильники. Все они черного цвета, имеют полушаровидный, открытый сверху корпус. Края верхнего проема загибаются внутрь, трубчатый носик — для фитиля. На боку их расположена ручка. Имеется светильник со специальной подставкой на лентообразных ножках, ладьевидной формы, с желобчатым носиком. Он обнаружен в комплексе III–II вв. до н. э.

Встреченные среди керамического материала многочисленные крышки составляют одиннадцатую группу. Они различные по форме, цвету и орнаментации. Некоторые окрашены красной краской. Имеются крышки тарелкообразной формы с ручкой, расположенной внутри, на краю.

К двенадцатой группе относятся хозяйственные кувшины разного размера. Они красного обжига. Края венчика орнаментированы нарезами, щипками, а корпус — рельефными кручеными или украшенными нарезами поясками.

Тринадцатую группу гончарных сосудов составляют разнообразные фляги. По назначению они делятся на два типа — поясные и вьючные. Они изготовлены из хорошо отмученной глины, имеют симметричную форму, в основном черепаховидную: одна сторона их выпуклая, другая плоская. У них узкая трубчатая горловина, иногда со сливом. Изредка встречаются фляги с трубчатым носиком. Часто выпуклая сторона фляг орнаментирована. Ареал их распространения охватывает бассейн р. Куры и прилегающие к нему с северо-востока и востока районы предгорной полосы Большого Кавказа. Датируются III в. до н. э. — I в. н. э.

Таким образом, на протяжении всей истории Албании на ее территории не было стабильности в типологии гончарных изделий. Это, видимо, зависело от уровня развития гончарного производства, который в центральных областях Албании был выше, чем на ее окраинах. Традиционные формы сосудов получили свое дальнейшее развитие именно в этих районах.

Украшения (табл. LVII). В качестве украшений использовались браслеты, гривны, кольца, фибулы, булавки, серьги, подвески, пряжки, бляхи, бусы. Браслеты делали из бронзы и железа, реже встречаются золотые и серебряные. Бронзовые браслеты делятся на ручные и ножные. Ножные браслеты более массивные и грубые, на них отсутствует орнаментация, встречаются они в более ранних комплексах. Ручные браслеты отличаются от ножных легкостью и более изящной формой. Они имеют некоторые разновидности. Одну из них составляют браслеты с несомкнутыми, обрубленными концами, другую — браслеты с утолщенными концами, иногда утолщение имеется и в середине. Еще одна разновидность — браслеты с утолщенными концами и вогнутостью в середине. Эти браслеты характерны для центральных районов Албании. Они датируются II–I вв. до н. э. Распространены были браслеты с зарубками на поверхности, с несомкнутыми и сомкнутыми концами, а также браслеты, концы которых спирально заходили один за другой. Они считаются типичными украшениями первых веков н. э. Железные браслеты, как обычно, сохранились в земле очень плохо, во фрагментах, по которым видно, что они изготовлены ковкой из проволоки круглого сечения. Серебряные браслеты редки. По форме они не отличаются от бронзовых. Золотой браслет представлен единственным экземпляром. Вероятно, он привозной. Изготовлен из проволоки круглого сечения, концы обрубленные.

Шейные гривны делали из бронзы и железа. Они характерны для ранних периодов истории Албании. Большое место среди них занимают гривны со сплющенными, спирально свернутыми концами. Иную разновидность составляют шейные гривны с утолщенными, несомкнутыми концами.

Разнообразны перстни. Одна из разновидностей их — бронзовые из тонкой проволоки с круглой линзообразной вставкой. Они относятся ко II–III вв. н. э. Некоторые перстни имеют овальную каменную или стеклянную вставку. Другой вариант — перстни с нарезной поверхностью. На них вставку заменяет ромбовидная пластинка. Выделяются перстни со щитком из проволочной спирали. Они характерны для I–II вв. н. э. Встречаются железные и бронзовые перстни с двумя завитками на концах. Известны золотые привозные перстни, они редки.

Фибулы двух основных групп: арбалетные и фибулы-броши. Они изготовлены из серебра, бронзы и железа. Встречаются раннеримские шарнирные фибулы, фибулы с выступом на конце ножки, с треугольной или круглой спинкой, шарнирные дужковые, с эмалью, сильно профилированные причерноморских типов, лучковые подвязанные. Железные фибулы сохранились плохо. Но можно допустить, что в большинстве случаев они изготовлены на месте по образцам привозных. В целом фибулы, обнаруженные на памятниках Албании, за исключением железных, по происхождению являются римскими.

Фибулы-броши, известные из раскопок памятников Албании, покрытые эмалью, имеют четыре разновидности: дисковидные, ромбические, прямоугольные и трапециевидные. Количественно преобладают дисковидные. Известна также шарнирная фибула-брошь в форме орла. Щиток отлит из бронзы и покрыт тонкой золотой фольгой. Эти фибулы имеют галло-римское происхождение.

Среди украшений много булавок из бронзы и железа. Они различаются между собой по форме головки. Имеются булавки с шарообразными, кубковидными, рогообразными и другими формами головок, они изготовлялись на месте.

Серьги очень разнообразны по форме. Они изготовлены из золота, бронзы, серебра. Иногда они комбинированные, имеют каменные вставки. Встречаются золотые серьги в форме калачика, ладьевидные, подково- и кольцеобразные с подвеской и др. Серебряные серьги также разнообразны по форме: с яйцевидной подвеской и с четырьмя пирамидально расположенными, припаянными снизу шариками. Есть серьги кольцевидные с несомкнутыми концами и с грушевидной подвеской. Бронзовые серьги по форме сходны с серебряными. Подвески выполнены в виде фигурок животных, птиц, бубенчиков, колокольчиков, ажурных шаров и дисков. Подвески, пряжки, бляшки изготовлены, как и другие предметы украшений, — из бронзы, железа, иногда из серебра.

Самым распространенным украшением являются бусы. Они нанизывались в виде ожерелий, ими украшали пояса, обувь, одежду, булавки, серьги, браслеты. Материал для изготовления бус использовался самый разнообразный: глина, сердолик, янтарь, мел, известь, стекло, паста, перламутр, ракушки, кость, металл. Формы бус отличаются большим разнообразием: округлые, усеченно-округлые, ребристые, цилиндрические, ромбовидные, бипирамидальные, конусовидные, зубчатые, эллипсовидные, многогранные. Многие виды бус изготовлялись в самой Албании. Среди импортных преобладали бусы городов Северного Причерноморья.

Погребальные памятники и обряд захоронения. Исследуемый период истории Албании характеризуется разнотипностью погребальных памятников. Установлено восемь типов погребений: грунтовые, ямные, ванночные, кувшинные, сырцовые, срубные, катакомбные, погребения в каменных ящиках. Встречаются и различные локальные варианты этих памятников. Многотипность погребальных памятников, вероятно, можно связать с исходной многоэтничностью Албании. В частности, Страбон пишет о том, что в Албании жило 26 этнических общностей, говоривших на различных языках (Страбон, кн. XI, IV, 6). Однако, несмотря на резкие различия погребальных обрядов Албании, они имеют много общего в инвентаре и в ряде деталей самого обряда погребения. Почти во всех погребениях (за очень редким исключением) захоронения одиночные, на правом или левом боку в скорченном положении, ориентация их произвольная. Все это заставляет думать о близости материальной культуры и идеологии различных племен Албании. Разные типы погребальных памятников часто встречаются одновременно на одной территории, иногда даже на одном могильном поле. Это, возможно, объясняется тем, что в крупных центрах жило разноплеменное население. Близость религиозных представлений способствовала тому, что люди хоронили своих покойников на одном могильном поле.

Грунтовые погребения имеют некоторые разновидности. Одну из них составляют грунтовые ямы четырехугольной или овальной формы без перекрытия и наземных признаков. Эти погребения характерны для центральных районов Албании. Другая разновидность — грунтовые ямы, перекрытые каменными плитами четырехугольной формы. Такие погребения зафиксированы и исследованы на южных склонах Большого Кавказского хребта. В приморской части Албании и в Дагестане исследованы и другие варианты грунтовых погребений. Они обложены камнями и плитами, имели каменные ограды, погребальные камеры покрывались камнями. Встречаются грунтовые погребения, частично обложенные камнями. Здесь также преобладают грунтовые погребения без перекрытий (Крупнов Е.И., 1951; Смирнов К.Ф., 1951 а, б; 1961).

Ямные погребения Албании пока исследованы только на могильном поле древней Шемахи. Они представлены десятками памятников. По форме — это расширяющиеся книзу овальные или круглые в плане ямы различного размера. Во всех погребениях костяк расположен на дне могильной, ямы, устланном обломками различных сосудов. Иногда костяк лежит без подстила. Ямные погребения локализируются в зоне Шемахи и считаются характерными памятниками этой зоны; датируются последней четвертью I тысячелетия до н. э. (Халилов Дж. А., 1962а).

Кувшинные погребения по своей распространенности и количеству известных захоронений занимают второе место среди погребальных памятников Албании. Этот обряд территориально распространен очень широко и охватывает большой отрезок времени. Погребения этого типа зафиксированы по обоим берегам р. Куры, в Ширванской и Мильской степях, в южных и юго-западных районах зоны Большого Кавказского хребта. Для погребения служили различные по форме и размерам кувшины хозяйственного назначения или сосуды, специально приготовленные для этой цели. Для погребения детей использовались различные бытовые сосуды. В кувшинах обычны одиночные захоронения, редко — парные. Погребальные кувшины всегда располагались в могильной яме в горизонтальном положении. Ориентация погребальных кувшинов и могильной ямы неустойчивая, хотя на отдельных могильных полях отмечается стабильная ориентация — северо-запад, юго-восток с небольшими отклонениями (Ваидов Р.М., 1965, с. 99). Погребальные кувшины располагались на различных глубинах. Для укладки покойника отламывали венчик и верхнюю часть кувшина. После того как укладывались покойник и часть инвентаря, приставляли отломанные куски кувшина. Горло его прикрывалось плоским камнем или большими кусками керамики. Вокруг кувшина устанавливали остальную часть могильного инвентаря и без перекрытия засыпали землей. Кувшинные погребения Албании датируются временем от IV в. до н. э. по VII в. н. э. Можно думать, что этот обряд захоронения пришел в Албанию с юга.

Синхронными с кувшинными являются ванночные погребения. Они зафиксированы в центральных областях Албании (Османов Ф.Л., 1964). Погребальные ванны красновато-бурого обжига, прямоугольной или овальной формы. Некоторые погребальные ванны имеют ручки, прикрепленные снаружи, с боков. Скелет в ваннах находился на левом боку в сильно скорченном положении. Яма после установления погребального инвентаря без перекрытия засыпалась землей. Аналогичные ванночные погребения вне территории Албании исследованы в Иране (Schmidt F., 1957, с. 117 и сл.). Почти по всем деталям они сходны с албанскими. Тот факт, что этот обряд на территории Албании зафиксирован только в одном районе, заставляет предполагать, что, вероятно, он был свойствен одной из определенных этнических групп.

Следующую разновидность погребальных памятников Албании составляют срубные погребения. Они обнаружены только в Мингечауре. Для сруба рыли четырехугольную яму. Его сооружали из бревен дерева местной породы — арчана (можжевельника). В срубах чаще всего парные, в редких случаях — одиночные захоронения (Казиев С.М., 1949, с. 39–40; Асланов Г.М., 1962, с. 137–146). Погребенные — в скорченном положении, на левом или правом боку, лицом к лицу, головами в основном на юго-восток. Встречались парные захоронения, в которых покойники помещались на одном и том же боку. В срубах обнаружены также сидячие костяки (Асланов Г.М., 1962, с. 38–143).

Обычно сруб занимал часть могильной ямы. На остальной части помещался инвентарь. Срубы покрывали обработанными бревнами без крепления. Иногда на крышах сруба располагали инвентарь. После этого могильная яма покрывалась толстыми бревнами, уложенными в один ряд, концы которых опирались на ступеньки на продольных стенах могильной ямы. Сверху эти бревна засыпали землей. В срубных погребениях обнаружен сравнительно богатый инвентарь, но имеются погребения с бедным инвентарем. Эти погребения датируются I–IV вв. Нахождение их в одном районе и малое количество исследованных могил затрудняют решение вопроса о происхождении и локализации срубных погребений Албании.

В начале н. э. в Албании появляется новый тип погребального сооружения — захоронения в катакомбах. Они в основном исследованы в Мингечауре, Казахском, Куткашенском, Кахском районах, но встречаются и в других местах (Асланов Г.М., 1955; 1961; 1962; Казиев С.М., 1953; 1964; Алиев В., 1969). Некоторые поздние катакомбные погребения обнаружены и в приморском Дагестане — Паласасырте (Котович В.Г., 1959, с. 148–156). Катакомбные погребения Албании по своим хронологическо-типовым признакам делятся на две группы — ранние и поздние. Ранние относятся к исследуемому периоду. Катакомбные погребения обеих групп имеют сходные камеры — куполообразные, сводчатые, эллипсовидные или круглые в плане. Различаются они по положению костяков и могильному инвентарю. Катакомбы раннего периода — однокамерные. В редких случаях имеют две камеры, расположенные на концах входной траншеи. В ранних катакомбах засвидетельствованы в основном одиночные захоронения, редко — парные или коллективные. В катакомбах с одиночными захоронениями погребенный часто располагался в кувшине или в деревянном срубе, что, вероятно, является пережитком более древних местных обрядов погребения. Катакомбные погребения имели специальные входные проемы, которые закрывались кладкой из булыги или сырцовых кирпичей. Среди ранних катакомбных погребений есть такие, в которых покойники уложены на полу камеры или на деревянном настиле. Все они датируются I–IV вв. (Асланов Г.М., 1962, с; 145). Об этнической принадлежности населения, использовавшего катакомбные погребения, существует ряд гипотез. По одной из них, катакомбы Мингечаура принадлежат албанам (Асланов Г.М., 1962, с. 145). Другая группа исследователей предполагает, что появление катакомбных погребений на территории Албании связано с проникновением в среду албан иных этнических элементов (Нариманов И.Г., Асланов Г.М., 1962, с. 226; Алиев В., 1969, с. 61). В последнее время выдвинуто мнение о том, что «нет никаких оснований отрывать мингечаурских катакомбников от общей массы северокавказских алан и считать мингечаурские катакомбы погребениями местных племен» (Алиев И.Г., Асланов Г.М., 1971, с. 193). Однако необходимо отметить, что эти погребения и их инвентарь связаны не только с сармато-аланскими племенами. Вероятнее всего, первоначально обряд захоронения в катакомбах привнесен извне, видимо, с юга, затем он был принят аборигенным населением. Одним из доказательств этого является наличие в камерах катакомб захоронений в кувшинах и в срубах. Эти захоронения не отличаются от подобных погребений вне катакомб ни по обряду, ни по инвентарю. Что касается наличия в инвентаре катакомб отдельных предметов привозного характера, то они есть и в других памятниках этого периода. Все это подкрепляет мнение о симбиозном характере катакомбных погребений на территории Албании.

Сырцовые гробницы представляют следующую разновидность погребальных сооружений Албании. Они исследованы в двух пунктах — в Ханларском районе, около г. Кировабад, и у с. Джафархан Сабирабадского района, в Муганской степи (Гуммель Я.И., 1940а, с. 145; 1940б, с. 292–297; Алиев К., 1973; Пассек Т.С., 1946). Сырцовые гробницы обычно расположены группами. Погребальные камеры из сырцовых кирпичей устроены в грунтовых ямах, все сооружения камер вместе с их крышами ниже дневной поверхности. Кирпичи разных размеров. Сами камеры имеют 18 вариантов, их перекрытия — 7. Над гробницами возвышается небольшая насыпь, иногда гробницы впущены в насыпь более древних курганов. Погребальная камера имела сравнительно небольшие размеры, в среднем около 1,65×1,8×1,9 м. В ориентации сырцовых гробниц не наблюдается стабильности, однако преобладает ориентация восток-запад. Все погребения содержат по одному костяку, за исключением одного с парным захоронением в сидячем положении (ОАК, 1903, с. 95). В остальных костяки лежат на спине в вытянутом положении, реже — в скорченном, на правом или левом боку, с подтянутыми ногами. Голова обычно в восточной части гробницы, руки в большинстве случаев скрещены в области живота. В каждой могиле найден кусочек древесного угля. Рядом с погребенным находился керамический сосуд красно-желтого цвета, горлышко которого плотно прикрывалось чашечкой. Инвентарь сырцовых гробниц беден и аналогичен вещам из других синхронных памятников Албании. Время бытования сырцовых гробниц можно определить рубежом н. э. Этническую принадлежность погребенных в этих гробницах на основании наличного материала определить трудно.

Последнюю разновидность погребальных сооружений Албании составляют каменные ящики. Они известны на территории Дагестана (Карабудахкентские могильники 1 и 3) (Смирнов К.Ф., 1961). Каменные ящики — удлиненные прямоугольные в плане камеры, ориентированные в основном длинной осью северо-запад-юго-восток, сложенные из подтесанных камней, перекрытых такими же камнями. В них зафиксированы коллективные захоронения в вытянутом положении (Смирнов К.Ф., 1961, с. 217).

Анализ погребальных памятников и обнаруженного в них инвентаря позволяет предполагать, что в Албании жили различные, но близкие по материальной культуре и родственные общности людей. Несмотря на отличия в обрядах захоронения, элементы материальной культуры сходны. Лишь в некоторых областях Албании устанавливаются отдельные локальные черты, а в окраинных районах — взаимное влияние соседних культур.

Предметы искусства (табл. LVIII–LX). Ярким примером декоративного искусства Албании является художественная керамика. Древние гончары при изготовлении сосудов не только стремились сделать их наиболее удобными функционально, но и украшали их, придавали некоторым антропоморфные или зооморфные формы, изготовляли различные фигурные сосуды (Рзаев Н.И., 1961; 1964; 1976; Голубкина Т.И., 1951). Среди этого керамического материала первостепенное значение имеют антропоморфные и зооморфные сосуды. Сосуды эти уникальны, почти нет случаев, чтобы они повторялись. Изготовление зооморфных сосудов в Албании имеет древние традиции (Ивановский А.А., 1911, табл. XI, 17; Асланов Г.М., Ваидов Р.М., Ионе Г.И., 1959, табл. XXXVII, 8, 11; Голубкина Т.И., 1951, с. 107; Нариманов И.Г., Халилов Дж. А., 1962). Зооморфные сосуды представлены двумя типами: в форме животных и птиц и с отдельными зооморфными элементами. Сосуды в виде козла, оленя, быка, петуха, голубя имеют своеобразную, художественно законченную форму, они получили наиболее широкое распространение в центральных областях Албании. Сосуды с зооморфными ручками, носиками и другими деталями представлены в северных районах Албании, включая и приморский Дагестан. Исследователи считают это результатом влияний сарматской культуры Прикубанья и Приволжья (Смирнов К.Ф., 1951а, с. 263), что, вероятно, закономерно. В керамике, характерной для центральных областей Албании, прослеживается развитие зооморфных элементов древней местной традиции. Антропоморфные сосуды найдены только при раскопках древней Шемахи. Они делятся на два вида. Первый из них — антропоморфные кувшины красного или черного обжига. Верхняя часть выполнена в виде головы человека, реалистично изображены уши, нос, глаза, ожерелье и другие детали. Известны еще керамические сосуды с отдельными антропоморфными элементами (второй вид подобной керамики), а также с ручками, завершающимися изваянной человеческой фигурой.

Третий тип фигурной керамики — терракоты, изображающие людей и животных. Они были распространены по всей территории Албании. Они, в общем, очень условны. Керамические статуэтки людей в основном изображают обнаженных женщин (богиня плодородия), изредка в одежде. Керамические статуэтки животных по выделке грубее. Однако и в них даны все характерные признаки изображаемых животных, например вьючных (Халилов Дж. А., 1962а, рис. 4). Назначение такого рода терракот, видимо, было культовым и декоративно-прикладным.

Известны сделанные из камня статуи. В центральных районах. Албании обнаружен ряд образцов этого вида искусства (более 20). Изображались мужчины и женщины (Ямпольский З.И., 1955; Ашурбейли С.В., 1956, с. 87; Халилов Дж. А., 1960б; 1962а, с. 219, рис. 7; 1965а). У многих статуй отсутствуют головы. Большинство изваяний сделано из известняка, черты лица и тела даны условно. Имеются статуи, близкие по размерам естественным пропорциям человека (иногда крупнее натуральных размеров), но они, к сожалению, без голов. Хорошо переданы руки — всегда одним и тем же образом: правая на левой груди, левая опущена, кисть ее на правом боку или же чаще левая рука на груди в области сердца, правая на животе. Назначение этих изваяний из-за их малочисленности трудно определить точно. Однако в письменных источниках имеются сведения о бытовании в Албании статуй богов и предков (Каганкатваци М., 1893, с. 70; Хоренаци М., 1893). Вероятно, исследуемые статуи также имели культовый характер. Подобные статуи были широко распространены и существовали веками. В частности, близкие к албанским статуи обнаружены в Армении. Они датируются V в. до н. э. — III в. н. э.

Ваятели древней Албании создавали не только большие статуи, но также и более мелкие, однако более совершенные по технике исполнения. К числу их можно отнести кубковидный предмет из мягкого белого известняка, обнаруженный при раскопках Шемахи (Халилов Дж. А., 1974а, с. 251–257). Он имеет колоколовидный полый корпус. Поверхность покрыта сплошным врезным орнаментом. Внизу на полосе, окаймленной врезными косыми и ломаными линиями, изображены следующие друг за другом животные, среди которых выделяются олени (традиционный мотив, характерный для раннего железного века Албании, — Халилов Дж. А., 1962б, с. 76 и сл.). В верхней части кубка горельефно изображены три головки — мужчины, женщины и собаки.

Среди археологических находок немало небольших скульптурных бронзовых изделий: фигурки животных, птиц, редко — людей. Албанским мастерам изобразительного искусства не чужда была и резьба по камню. Найдено несколько каменных печатей местного производства. На рабочей поверхности их выгравированы сюжеты, заимствованные из быта и мифологии соседних стран. Для создания предметов искусства албанские мастера использовали кость и дерево. На костяных накладках ручек ножей встречаются, в частности, изображения всадников.

Нумизматический материал. В процессе археологических раскопок и случайных земляных работ на территории Албании обнаружены клады монет и отдельные монеты, чеканенные в эллинистических государствах, Риме, а также монеты местной, албанской, чеканки. Вопреки сообщению Страбона о том, что албаны «по большей части не употребляют монет» (Страбон, кн. XI, IV, 4), выявленные нумизматические материалы свидетельствуют о довольно широком обращении их.

Начиная с конца IV в. до н. э. в Албанию проникают привозные монеты (обнаружены тетрадрахмы и драхмы Александра Македонского) (Пахомов Е.А., 1938, с. 9).

Клады монет, обнаруженные на территории Албании, часто имеют смешанный характер и иногда содержат монеты местной чеканки. В составе такого клада из Шемахи были монеты от IV в. до н. э. до I в. до н. э., чеканенные в различных странах. Кроме того, здесь встречено более 70 экз. монет местного чекана — подражаний селевкидским и македонским драхмам (Пахомов Е.А., 1962, с. 109; 1966, с. 19–21). На основании младшей монеты в составе клада его можно определить серединой I в. до н. э.

Другой смешанный клад обнаружен вблизи городища Кабала. Он содержал драхмы Александра Македонского, тетрадрахмы Лисимаха, нескольких царей династии Селевкидов, греко-бактрийские тетрадрахмы Диодота I и Евкратида, драхмы парфянских Аршакидов (II в. до н. э.) и местные албанские подражания тетрадрахмам и драхмам Александра Македонского. Зарыт клад, видимо, в последней четверти II в. до н. э. (Бабаев И.А., Казиев С.М., 1971, с. 17; Казиев С.М., Бабаев И.А., 1968, с. 319).

Еще один клад, содержащий только 36 монет местной чеканки, обнаружен в одном из погребений на могильнике Нюди Ахсуинского района Азербайджанской ССР (Османов Ф.Л. и др., 1973, с. 13).

В первой половине I в. до н. э. к местным подражаниям, селевкидскими и аршакидским монетам на денежном рынке Албании добавляются римские денарии эпохи республики. За исключением одного небольшого клада, содержащего 12 денариев Октавиана Августа, из Тазакентского городища в Ждановском районе Азербайджанской ССР (Пахомов Е.А., 1957, с. 23), они известны в одиночных находках в составе могильного инвентаря (Пахомов Е.А., 1939, с. 28 и сл.).

Видимо, на протяжении III–II вв. до н. э. начинается чеканка местной монеты в Албании (Дадашева С.А., 1980, с. 121 сл.), что является свидетельством высокого уровня развития товарно-денежных отношений.

Глиптика (табл. LXI). Пинтадеры (как особый род печатей) были известны здесь еще в начале I тысячелетия до н. э. В середине и второй половине I тысячелетия до н. э. в связи с углублением имущественной дифференциации, развитием частной собственности и расширением культурно-экономических связей увеличилась потребность в настоящих печатях. Со второй половины I тысячелетия до н. э. в Албании получают распространение цельнолитые металлические печати-перстни, аналогичные перстням-печатям античного мира и ахеменидского Ирана (Бабаев И.А., 1965). На печатях изображены борьба человека с хищниками, различные бытовые и религиозные сцены, фантастические существа, реальные животные (Асланов Г.М., Бабаев И.А., 1969, с. 45). Пока трудно установить точное место производства этих предметов. Своеобразная резьба и другие элементы позволяют предположить, что среди них имеется продукция местных мастеров (Асланов Г.М., Бабаев И.А., 1969, с. 98). Наряду с цельнолитыми металлическими печатями в IV–III вв. до н. э. в Албании использовались и другие виды глиптики — привозные каменные скарабеи, местные скарабеоиды и стеклянные многогранные печати. На них схематически выгравированы различные сюжеты. На стеклянных многогранниках изображены сцены борьбы всадника с кентавром, конная охота на людей, грифон. Такие многогранники в большом количестве обнаружены и в Иберии. Установлено, что они были изготовлены здесь по оригиналам, привезенным из Малой Азии (Максимова М.И., 1941; Лордкипанидзе М.Н., 1963, с. 134–154). Мингечаурские многогранники тоже считаются продукцией иберийских мастеров (Бабаев И.А., 1965, с. 128–133). В последующие века находки булл в слоях эллинистического времени Кабалы и Шемахи свидетельствуют о широком употреблении печатей. Оттиски на некоторых буллах нанесены привозными из эллинистических стран печатями. В связи с походами римских войск на Кавказ под предводительством Лукулла и Помпея в 69–65 гг. до н. э. сюда начинается широкий приток произведений античной глиптики. В это время, по предположению исследователей, геммы с античными сюжетами изготовлялись и на месте — в Албании, однако отделить их от привозных пока невозможно (Бабаев И.А., 1965, с. 7). На античных геммах римской эпохи обычно изображены боги античного пантеона, предметы культа, символические сцены и т. д. К особой категории памятников глиптики относятся литики с изображением рукопожатия, найденные в Кировабаде и Мингечауре. В римское время перстни с таким сюжетом служили обручальными кольцами (Максимова М.Н., 1941, с. 230 и сл.).

На бронзовом перстне из Мингечаура имеется неясная греческая надпись из шести букв, не поддающаяся чтению. На местных предметах глиптики чаще всего были изображены различные животные. Завоз римских гемм в Албанию прекращается в III–IV вв.

Следует подчеркнуть, что подавляющее большинство печатей из памятников Албании исследуемого времени использовались при скреплении документов, опечатывании дверей кладовых и других помещений, наполненных сосудов, тюков. Об этом свидетельствуют десятки булл с оттисками печатей, выявленные при раскопках Кабалы.

Эпиграфические памятники той поры представлены двумя надписями. Одна из них — на древнегреческом языке из с. Беюкдегия Шекинского района является, вероятно, строительной, другая — на латинском языке — выявлена в Гобустане в районе горы Беюкдаш на нижней террасе. Надпись эта состоит из шести строк и документирует пребывание здесь центурии XII легиона во время императора Домициана (81–96 гг.) (Джафарзаде И.М., 1973, с. 265).

Можно полагать, что со второй половины I тысячелетия до н. э. на территории Кавказской Албании усиливается процесс классообразования, завершавшийся, видимо, во II в. до н. э. возникновением государства (Тревер К.В., 1959, с. 144). Важную роль в жизни древней Албании играли храмы (Ямпольский З.И., 1962).

В изучаемое время на всей территории Албании на базе древних местных традиций сложилась однородная культура, имеющая локальные варианты, в частности в погребальном обряде. Таким образом, мнение о существовании двух самостоятельных археологических культур — ялойлутепинской и культуры кувшинных погребений, — видимо, сейчас должно быть пересмотрено. Некоторое влияние на формирование этих локальных черт культуры оказали и связи населения разных частей Албании с соседними государствами Закавказья и Северного Кавказа.

В ходе греко-македонского завоевания в конце IV в. до н. э. происходят значительные изменения на политической карте Востока. Одним из них было создание особого политического образования — Мидии Атропатены, правителем которой стал Атропат, бывший сатрап Мидии при последних Ахеменидах (Дьяконов М.М., 1961, с. 162). Основным территориальным ядром этого государства являлись области современного Южного (иранского) Азербайджана. Политическая история Атропатены выяснена еще недостаточно. Она попала в зависимость от более сильных соседей — Селевкидов, Парфии, Армении, однако сохраняла свою самобытность (Алиев И.Г., 1961; Дьяконов М.М., 1961; Кошеленко Г.А., 1966; Сумбатзаде А.С., 1978). Частью Атропатены являлись области Каспиана (Ямпольский З.И., 1971а; 1974а), занимавшая территорию Мильско-Муганской степи, и Босорпед, занимавшая территорию современной Нахичеванской АССР. Начиная с рубежа н. э., Каспиана включается в состав Албании (иная точка зрения — Новосельцев А.П., 1980) (см. рис. 6).

Объектом рассмотрения в данной главе являются археологические памятники античной эпохи южной части Азербайджанской ССР, т. е. памятники исторической области Каспианы. Поскольку этот район археологически изучен еще недостаточно, мы вынуждены (в той или иной степени) привлекать данные раскопок памятников Южного Азербайджана — основной территории Атропатены, хотя степень изученности последних также незначительна. В результате археологических разведок на данной территории выявлено несколько десятков памятников: Каратепе, Каракепектепе, Каракебер, Тазакент в Мильской и несколько поселений в Муганской степи и в Талыше, Огланкала и другие в Нахичевани, Кале-Зохак, крепость Бурунна, Тепе-Тазакент, Кале-Зарин-Кух, Кале-Чахмаглы, крепость Реваз, Гасанлу — в южном Азербайджане (табл. LXII).

Для равнинных районов характерны сравнительно небольшие поселения (частью без укреплений) и укрепленные городища на возвышенностях, в горной полосе большинство поселений располагается на естественно защищенных горных грядах, в легко доступных местах устраиваются крепостные стены и башни из бутовой кладки без скрепляющего раствора (так называемая циклопическая кладка).

Масштаб проведенных археологических раскопок в настоящее время не позволяет подробно выяснить большинство вопросов, связанных с классификацией, топографией, планировкой этих поселений.

Тазакентское городище (в Мильской степи) расположено на двух окруженных рвами холмах. Во время разведочных археологических исследований выявлены каменные базы колонн (Щеблыкин И.П., 1946, с. 228; Иессен А.А., 1965, с. 33), которые свидетельствуют о том, что здесь находилось какое-то крупное здание. Отсюда же происходят римские денарии императора Августа (Иессен А.А., 1965, с. 33). В культурном слое мощностью 3,5 м обнаружен в основном керамический материал IV в. до н. э. — I в. н. э. Это городище отождествляется с Пайтакараном (Иессен А.А., 1965, с. 34). Другое городище в Мильской степи, Галатепе, дало аналогичную картину. У подножия холма, на котором были остатки многослойного поселения, зафиксированы ров и вал (Османов Ф.Л., 1975а, с. 22).

Единственное исследованное городище горной части — Кале-Зохак, в ущелье р. Карангу. Общая протяженность застройки — 1 км в направлении север-юг. Крепостные стены были выполнены в бутовой кладке без скрепляющего раствора, имелись маленькие полукруглые и большие круглые башни (Kleiss W., 1973, с. 164, 166). Крепостные стены не раз подвергались перестройке и переделке, так как крепость существовала до раннеисламского периода. Разведками выявлены остатки строений, сложенных из камня на растворе. Здесь обнаружено большое количество керамики парфянского времени (Kleiss W., 1973, с. 168). В крепости за воротами, расположенными в северной части, обнаружены изолированно стоящие здания из бутовой кладки. На плато, отделенном крутыми расщелинами, выявлены остатки дворца (Kleiss W., 1973, с. 169). Здесь возвышается, в частности, павильон, соединенный с другими помещениями террасой. Он расположен над обрывом. Это квадратное (5,9×5,8 м) помещение, перекрытое сводом, высота его 9,4 м. С обеих сторон стены его оштукатурены. Свод опирается на арки. На штукатурке выявлены остатки красной краски. В некоторых местах имеются изображения женских головок, меандровый орнамент. Павильон завершается трехступенчатыми мерлонами. Некоторые детали Кале-Зохака находят аналогию в римской архитектуре (Kleiss W., 1973, с. 174). Арочный павильон Кале-Зохака считается парфянским (дата — приблизительно I в. н. э. — Kleiss W., 1973, с. 175), предполагается не культовое, а светское его назначение.

Юго-восточнее павильона находятся остатки здания, сооруженного из тесаного камня. Там были обнаружены капитель, фрагменты арки с зубчатой резьбой и известковая капитель пилястра, фрагмент глиняной черепицы. На поверхности также собраны фрагменты керамики, кувшин, глазурованный светлой бирюзой. Кале-Зохак отождествляют с Птолемеевской Фрааспой (Птолемей, VI, 2; Minorsky V., 1944, с. 261; Kleiss W., 1973, с. 186).

Видимо, близки этому памятнику сооружения Кале-Орлу в западной части Южного Азербайджана, южнее р. Араке, около горы Хой в Южном Азербайджане, Лейлан на юго-восточном берегу Урмийского озера, хотя они более «провинциальны» (Kleiss W., 1973, с. 174).

Имеющийся в распоряжении исследователей керамический материал дает возможность констатировать развитие керамического производства в Атропатене. Великолепные гончарные сосуды из кувшинных погребений Мильской степи (Османов Ф.Л., Ахвердиев Р.Ш., 1975, с. 424), Талыша, Мугани (Пассек Т.С., 1946, с. 169–188), Нахичевани свидетельствуют о мастерстве гончаров Атропатены.

Керамика в основном происходит из памятников северных областей Атропатены, т. е. южной части Советского Азербайджана. Зафиксированы следующие формы: кувшины, горшки, миски и другие разновидности глиняных сосудов. Они изготовлены из хорошо отмученной, без примесей глины. Обжиг — розовый, серый, иногда черный. Поверхность (особенно черных сосудов) сглажена до зеркального блеска. Часто встречаются сосуды, орнаментированные красной окраской в виде треугольников, полосок, черточек и т. д., кувшины светло-розового обжига с трубчатой круглой горловиной или трехлепестковым венчиком, кувшины серого цвета. Некоторые расписаны красной краской. Имеются кувшины с врезным, вдавленным и лепным орнаментами. Миски разнообразные — в виде опрокинутого конуса с вогнутыми внутрь краями или завершающегося вертикальным венчиком. Они розового серого или черного обжига. Некоторые покрыты тонким слоем беловатого ангоба. Стены тонкие. Есть экземпляры, имеющие горизонтально прикрепленную на край венчика небольшую ручку. Орнамент расписан красной краской или врезной, иногда нанесенный снаружи и изнутри. Встречаются также тонкостенные пиалы и чаши. Пиалы черного и розового обжига, по форме не отличаются от мисок, но по размеру меньше. Чаши розового обжига, стенки от дна кверху расширяются. Дно чаш вдавлено внутрь. Они имитируют ахеменидские парадные металлические чаши. Немало горшков с одной или двумя ручками. Имеются также миниатюрные шаровидные сосуды с петлеобразными тремя ручками на плечике и одной вертикальной дугообразной выступающей с краев венчика, кувшины с одной ручкой и комбинированной ручкой-носиком, фляги и т. д.

Незначительность проведенных раскопок и в связи с этим отсутствие фактического материала затрудняют описание быта, одежды и украшений атропатенцев. Известны несколько браслетов (Алиев В.Г., 1976, с. 79, 81; Османов Ф.Л., 1975а, с. 109), колечко (Османов Ф.Л., 1975а, с. 109) и т. д.

Погребальные памятники и обряд захоронения атропатенцев в некоторой степени можно характеризовать исследованными в северных областях Атропатены кувшинными погребениями. Другие виды погребальных памятников пока не выявлены.

Кувшинные погребения исследованы в Мильской (Алекперов А.К., 1960, с. 30–44), Муганской (Пассек Т.С., 1946, с. 169–188) степях, в Ленкорано-Талышской зоне (Азимбеков И., 1926, с. 74–75; Османов Ф.Л., 1973, с. 73–77; 1975а, с. 106–110) и Нахичеванской АССР (Алиев В.Г., 1976, с. 73–84).

Кувшинные погребения охватывают большой промежуток времени, приблизительно от середины I тысячелетия до н. э. по IV в. н. э. Кувшинные погребения не имеют наземных признаков. Все погребения содержат одиночное захоронение в скорченном положении, на левом или правом боку, головой к горловине. Мелкий инвентарь и украшения положены в кувшин, а остальные установлены в могильной яме вокруг него. Могильная яма без предварительного перекрытия засыпалась землей. Самыми ранними являются кувшинные погребения, раскопанные в Агджабединском районе (Мильской степи), предварительно датированные VI–III вв. до н. э. (Османов Ф.Л., Ахвердиев Р.Ш., 1975, с. 474).

В Атропатене обращались монеты, чеканенные парфянскими царями (монеты Готарза, Вологеза II), а также римские монеты-денарии императора Августа (Иессен А.А., 1965, с. 33).