Древний род: Сотый Богомир (СИ)

Дурной отряд.

После того как Маэстро с Кузьмой сыграли в 'гармошку', а я, коротким ударом успокоил синего чуба, чтобы не дергался, мы разделились на две группы. Я и Кузьма, оказывали первую помощь раненым, по крайней мере, тем, кому она могла помочь. К примеру, тем семерым, которым не повезло оказаться между двумя здоровяками, во время их столкновения, помочь было нельзя. Они все умерли в течение нескольких минут. Как только на их губах, появилась кровавая пена, стало ясно, легкие разорваны обломками ребер и как бы мы не старались вытащить их с того света, без немедленной реанимации, это невозможно. А вот тем, кому Николай подрезал сухожилия на руках, мы с Кузьмой помогли, перевязав им раны тряпками, сделанными из рукавов рубашек, их же погибших товарищей. Этой помощи вполне достаточно, тем, кто намеривался убивать детей.

Маэстро и Николай, занимались тоже 'перевязкой', но не ран, а рук и ног, связывая более или менее уцелевших бандитов. Правда таковых оказалось всего трое, синий чуб и те, кого я оглушил, ударив плашмя по шлему. Не знаю, о чем думали мои коллеги богатыри, делая 'гармошку', но точно не про 'языков', которых обязательно нужно допросить и узнать, как, и главное для чего, они оказались в наших тылах.

Когда Николай вывел детей из сарая и радостных отправил к родителям в 'Медовуху', начался разбор 'полетов'. Оказалось, что он, еще до моего появления на поляне, обезопасил детей, отправив двух охранников, в глубокий нокаут, после чего связал их, вставил кляп в рот и затащил в сарай, с глаз подальше.

С ранеными, которые находились в домике, он особо не церемонился, того, кто мог поднять шум, он отправил к праотцам. С теми же, кто не мог это сделать, он поступил, так же как и с охраной детей, только тащить их никуда не стал.

Конечно, не очень правильно, добивать раненых, но жизни детей, нам дороже, чем жизни врагов, пусть даже они беспомощны.

Стоит заметить, что последнее он проделал после того, как в дело вступил я и все бандюги, кто мог держать в руках оружие, не покинули дом, чтобы послушать мои сказки.

На вопрос, как у него это получилось, ведь в доме находилось почти два десятка человек и кто-нибудь, обязательно бы поднял тревогу, он ответил.

- Там всего одно окошко со ставнями, закрыл его, а дальше так же, как я тебе говорил, про муху и на что она сядет.

При всем при этом, Кузьма и Маэстро, даже и не думали его прикрывать, как я планировал. Вместо этого, они прикрывали меня, до того момента пока я не уложил трех бандитов бросившихся на меня. Обуславливая это тем, что Николай не маленький и сам справится, а вот если со мной что-нибудь случится, то не сносить им головы. Не только от Богомиров по прямой линии, но и от своей родни.

Раздувать спор я не стал, но все же взял на заметку, что мои клятвенники, свои жизни, ценят гораздо меньше моей.

Но все эти разборы были мелочью, по сравнению с наездом Кузьмы на Николая, за то, что назвал его Кощеем. В конце то концов, древние богатыри не заканчиваются на Илье Муромце, Добрыне Никитиче и Алеше Поповиче. Ведь были же еще такие, как Василий Буслаев, Вольга Святославович, Микула Селянинович. Да хотя бы Святогором назвал, а то вспомнил этого Кощея, который при жизни, ничем, кроме 'бабничества', не запомнился.

Дальше хуже, оказалось, что Кощей, действительно существовал, но он был не тем, каким его представляют сказки, а богатырем, к тому же, еще и прямым предком Николая. И последний принялся защищать память своего предка с остервенелостью, рассказывая про его подвиги. Особенно мне понравилось, как Николай рассказывал про подвиг Кощея, когда он в одиночку, заставил драпать половину китайской армии, когда охранял дальние рубежи нашей родины. А вторую половину, заставил строить стену, на этой самой границе, которая со временем увеличилась, а в восемнадцатом веке ее стали называть китайской. Естественно я уточнил, про ту ли стену они говорят, про которую я слышал. Оказалось, про ту, причем это подтвердил не только Маэстро, но и Кузьма.

Услышанное несколько шокировало меня, ведь та история, которую я изучал в школе, говорила совсем другое. На что мне сказали, что историю постоянно изменяют намеренно, чтобы стереть из памяти людей, деяния потомков операторов, которые иной раз такое отчебучат, что хоть стой хоть падай. Примерно это отчебучил и кощей, заставив китайцев строить стену.

Медленно и плавно, от Кощея перешли к Илье Муромцу, который, как оказалось, был предком Кузьмы. Последний утверждал, что Николая, ну никак нельзя называть этим именем, мало того что внешнее сходство, между ними, напрочь отсутствует, так еще и Кузьма сказал тому.

- Сколько бы ты не пыжился, тебе не стать Ильей, чтобы ты не делал, а он ведь не только врагов раскидывал, он своего коня, вброд, через реку переносил.

Ситуация получилась примерно такой же, как и с луком Маэстро.

Разгоряченный спором Николай, кинулся к лошадям в загон из телег, вывел одну, - не самую маленькую, я вам скажу - и стал биться об заклад с Кузьмой, что он ее подымит, может и не силой, но словом точно.

Тут уже только от вида маленького богатыря, который говорит, что подымит лошадь, да еще и словом, за версту несет подвохом. А Кузьма, 'довольный как слон', этого не почуял и принял спор. Хорошо хоть спорили не под щелбаны, а так, на интерес, иначе бы Кузьма проигрался в пух и прах.

А дело было так. Как только богатыри ударили по рукам, Николай, размявшись, словно боксер перед поединком, полез под лошадь. И так он мостится, и этак, да все как то не в тех местах, о чем ему постоянно говорил Кузьма.

- Что ты делаешь? - взмахивал он руками - посередине ее бери как коромысло, а руки к ногам разводи и как только подымишь, сразу хватай и вторую пару ног, а то брыкаться начнет, может и зашибить.

Прошла минута, другая, пятнадцать минут прошло, а Николай все не может приноровиться.

Мы с Маэстро стоим в сторонке, стережем раненых и связанных, молчим и не вмешиваемся, спор то не наш, значить и влезать нам в него невместно.

В итоге Кузьма не выдержал и попер Николая из-под лошади, чтобы самому показать, как нужно правильно поднимать кобылу.

Как мне позже объяснили, только кобыл можно поднимать, жеребцы для этого не годятся. У них, от этого дела, повышается возбужденность, в прямом смысле слова.

- Смотри, - нервно говорил Кузьма, подлезая под кобылу - упираешь плечи ей в живот, руки ставишь так, чтобы быстро схватить по паре в каждую разом. И спина, - строго сказал он - главное спину ровно держи, иначе, с твоей худосочностью, точно сорвешь, понял?

- Что за поза? - всем своим видом Николай показывал пренебрежение - да хрен ты ее поднимешь таким 'макаром', поперек гораздо сподручнее.

- Головой ударился, - из-под лошади кричал Кузьма - если поперек взять, считай нежилец. Она же сопротивляться будет, копытами так в спину заездит, что если живой останешься, хоть и неходячий, считай, повезло.

- Не-а, - настаивал на своем Николай, ходя вокруг да около лошади и Кузьмы, и рассматривая их с разных ракурсов - в таком положении, никто не сможет поднять лошадь.

- Да елки моталки - психанул Кузьма и потянул лошадь вверх, резко перехватывая копыта кричащей лошади.

И за мгновение до того, как предмет спора был оторван от заснеженной земли, хитрюга произнес.

- Поднимай!

Кузьма поднял, трепыхающуюся лошадь и казалось, не особо прилагал к этому усилия. Словно не центнеры 'тянул', а мешок с картошкой.

- Не силой, но словом! - Воскликнул Николай, довольный собой.

До Кузьмы, с орущей на плечах кобылкой, дошло, что он сам, по своей же глупости, опростоволосился. И, вопреки ожиданиям, он не стал, из-за этого злится или нервно сбрасывать с себя бедное животное. Сначала он улыбнулся, потом ухмыльнулся и, наконец, рассмеялся, да так что лошадку подбрасывало вверх и вниз, от гогота.

Маэстро и хитрец Николай поддержали его, я задержался лишь на мгновение. Но, в отличие от своих коллег богатырей, я смеялся не над проделкой Николая, а над тем, насколько силен и могуч Кузьма. Это сколько же нужно иметь 'здоровья', чтобы поднять лошадь, весом в несколько сот килограмм, да еще и смеяться, с такой ношей, как 'оголделый'. Здоров наш кузнец, ничего не скажешь, воистину в нем сила Богомира. И только пленные не смеялись, они, позабыв про раны и увечья, с отвисшими челюстями, наблюдали за происходящим, а через пару десятков секунд, к ним присоединились жители 'Медовухи' и Степанович, со своими людьми, прискакавшие верхом на лошадях.

- Ну, вы, мать вашу, и даете, - недовольно бурчал Степанович, садясь за стол, под навесом и покосился на старого лиса Богдана, который все еще не мог отойти от вида смеющегося кузнеца с орущей кобылой на плечах - вы бы хоть чуть-чуть наперед задумывались.

- А чего такого, - улыбался Николай - враги повержены, дети живы, здоровы и на свободе, имеем права и похихикать.

- Похихикать?! - возмутился начальник каравана - с конем на плечах, да вы что, все разом ополоумели? - Степанович жалобно посмотрел на каждого из трех богатырей, а особенно на Кузьму - да вы знаете, что про вас уже говорят местные, а дальше будет только хуже и вся эта болтовня разойдется по всей России, при этом обрастая такими небылицами, что...

- И что нам с того, посудачат сплетники языками, да и забудут - парировал Николай.

- Эхе-хех, - начальник каравана с досадой покрутил головой - не забудут, уж поверь мне, пока живы те, кто видел его, - кивок в сторону Кузьмы - с бедной лошадкой на плечах, не забудут, а вот попорченной скотины и молодежи, будет много.

И тут до меня дошло, насколько глупый поступок мы совершили, да еще и не один. Мало того, что, с моей подачи, мы назвались именами прославленных богатырей и это слышали дети, так еще и несколько десятков людей и обращенных, увидев смеющегося Кузьму с лошадью на плечах, могли в это поверить. Это спровоцирует богатырский бум, особенно среди молодежи. Ведь кто, в детстве, не хотел стать богатырем? Но в старом мире это было нереально и все это прекрасно понимали. А 'здесь', где есть все условия для этого, молодежь, прослышав про богатырей, начнет пыжиться и рвать связки, пытаясь поднять лошадь. Короче, придурки мы и с этим нужно бороться, и, на будущее, прежде чем, что-то делать, сперва думать. И это, в большей степени, касается меня, как предводителя 'дурного отряда'

- Кузьма, Николай, берите уважаемого главу 'Медовухи', он поможет вам собрать всех односельчан, - я пристукнул ладонью по столу, чтобы Николай вернул свой рот в закрытое положение и не пытался перебивать меня - и вы им объясните, почему нельзя поднимать лошадь, пока не исполнится тридцать три года.

Все, сидящие за столом, уставились на меня, а у Кузьмы, - к слову сказать, ему еще нет тридцати трех - брови 'взлетели до небес'.

- В тридцать три, человек обычно умнеет и не совершает глупых поступков - разъяснил я всем свою мысль.

После того, как два богатыря, один из которых недовольно бурчал, и старый лис, ушли выполнять мое указание, мы со Степановичем остались одни.

- Что там Маэстро, не сильно народ пугает?

Спросил я не просто так, потому что оба здоровяка, вызвались добровольцами, провести допрос синего чуба, в сарайке, подальше от посторонних глаз. А через несколько минут, после того как процесс пошел, Маэстро выпер Кузьму из сарая, мотивируя это тем, что синий чуб, очнулся в тот самый момент, когда кузнец ржал с лошадью на плечах и теперь, при виде последнего, заикался, да так, что ничего разобрать невозможно.

- Тишина, - ответил Степанович - только иногда смеется злобным смехом, - усмехнулся он - видать, стращает чубатого.

Про то, как Маэстро проводит допросы, Степанович мне уже рассказывал, на одном из привалов. Рыжий здоровяк, никоим образом не применял свою, немаленькую, физическую силу, а вот в запугивании, стеснения не знал. Со слов начальника каравана, дело доходило даже до того, что Маэстро снимал портки с 'языков', брал в руки зубило с молотком и махал им у причиндалов допрашиваемого. 'ЖУТЬ'?!

Улыбнувшись, мы перешли к трофеям, подсчетами которых, последние два часа, занимался начальник каравана, за 'символическую' плату, в пять серебряных рублей.

Степанович достал из-за пазухи листок, с записями, и начал его зачитывать. И чем дольше он его зачитывал, углубляясь в количество амуниции, оружия, коней и припасов, тем больше я убеждался, что это не простая банда лазутчиков. Не один, уважающий себя диверсант, не станет тащить с собой походную кузню, - она же кухня - заготовки для ковки. 'Рем-комплекты' для брони, да еще в таком количестве. Наконечники для стрел и копий, древко для которых предстояло еще сделать, большое количество 'холодняка', которое превышало полторы сотни. А еда? Целых три телеги, куда столько? Создавалось впечатление, что украинцы пришли сюда не пакостить, а на ПМЖ (постоянное место жительства).

- Вот, еще, - Степанович выложил на стол два увесистых кожаных мешочка, которые издали звон, как только коснулись стола - серебро в прутках, нашли в доме, в кармане одного из тех, кого вы дорезали.

- Так было нужно - не стал я оправдываться.

- Так мы разве против, - Степанович обвел рукой поляну, на которой моховская охрана стояла кордоном, между пленными и мужиками из 'Медовухи' - только нужно было и остальных кончать, мороки теперь с этими калеками.

Вот такие теперь понятия. В старом мире про смерть, даже врага, люди старались не думать, не то, что говорить вслух. Здесь же, и думают, и говорят, и убивают. И главное все нормально, даже я, убивший человека первый раз, не сожалел об этом. Нет никаких угрызений совести, нет мандража или переживаний, а было чувство удовлетворения, как будто я избавил грядку от сорняков. И в связи с этим, у меня появилась мысль, а не ковчег ли заставил меня, и всех остальных, так легкомысленно относится к смерти? Ну да ладно, сейчас не до этого.

- Ты мне зубы не заговаривай, что там с санями, которые везли шерсть двумя днями ранее и с их владельцами?

Саней, которые видели местные ранее, было трое, но шерсти в них не было. На них, как предположил Степанович, везли раненых.

- Что с бывшими хозяевами, у Петьки спросишь после допроса, хотя тут и так все ясно, побили их, а сани забрали. - Начальник каравана, досадно вздохнул - ну хоть продали свои жизни не за дешево, вон сколько раненых.

- Поговори с местными, пусть свяжутся с родней бывших хозяев, нам чужого не надо. Кстати, а раны у лазутчиков, какие?

- Все как один, пострелянные из лука, - ответил Степанович, повернулся к своим и крикнул - Кобзарь.

Серега полу-кот, перестал орать на местных и повернулся к нам.

- Будь добр Сереженька, принеси наконечники, что мы вырезали из трупов.

Пока Сережа ходил за стрелами, я спросил Степановича, почему он, когда кого-то зовет, сперва кричит фамилию, а потом вежливо обращается по имени. Ответ был прост. Имена повторяются чаще, чем фамилии и чтобы не тратить время на разъяснение, кого он именно зовет, Степанович кричит фамилию, чтобы все знали к кому он обращается.

- Вот, - Сережа положил на стол три наконечника стрел - это из трупов, из раненных даже не пытались вытаскивать, тут хирург нужен.

Прав Кобзарь, японские наконечники стрел, которые он положил на стол, с четырьмя раскрывающимися лепестками, без врачебной помощи не извлечь. И не факт, что после этого человек или обращенный, смогут вернуться в строй, уж больно паршивые раны оставляет эта 'прелесть'.

После того как бронебойный наконечник, проникает через броню и останавливается в теле, его лепестки с зазубринами, раскрываются и без хирургического вмешательства их уже не извлечь. А если кто то, - не дай бог - надумает выдернуть, одну из этих красавиц, то врачебная помощь ему уже не понадобится.

- В 'Медовухе' есть фельдшер, но она согласна лишь добить бандитов, - я вопросительно посмотрел на Серегу и он пояснил - эти уроды, зарубили ее мужа на стене и оставили ее одну с тремя детьми.

Да, ситуация патовая. С одной стороны, фельдшер должен спасать людей, а с другой, те, кого нужно спасать, убили ее мужа и оставили ее детей сиротами. И как поступить в такой ситуации? Заставлять лечить, вряд ли выйдет, она их добьет. Дать добить, это вообще, ни в какие ворота, полный бред. Но вот облегчить участь сирот, хотя бы разово, это богатыри могут.

- Нужно оказать помощь семьям убитых - без раздумий сказал я - 'Степаныч', бери это серебро, - я кивнул на кошельки - и раздели между теми, кто потерял кормильца в стычке.

- А не жир..

- Не жирно, - прикрикнул я - не понижай свой рейтинг в моих глазах, злато и серебро не вернет к жизни их близких, но хоть как то поможет им продержаться на плаву некоторое время.

После чего начальник каравана пристыжено кивнул, отослал Кобзаря заниматься делами и, когда мы снова остались одни, перешел к теме, которая, по моему мнению, не должна его касаться.

- Ты с Ленкой как, всерьез, или временно?

- Не думаю, что это должно тебя как то заботить, наши отношения касаются только нас двоих.

Степанович снял шапку, пригладил редеющие волосы и заговорил, словно старый дед.

- Так то, оно так и ты не подумай ничего дурного, я не собираюсь указывать вам как жить, только вот, после того как бандеры убили жену, сына и невестку, переживаю я за Лену, внучка она мне и единственный родственник на всем белом свете.

Вот тебе и 'Санта-Барбара', как то я не подумал, что у Лены, как и у меня, могут быть родственники. Да и она об этом не распространялась.

- Алексей Степанович, - уважительно заговорил я - ты хороший человек и скажу тебе как на духу. Я богатырь и, как ты можешь убедиться, - я махнул рукой на сложенные трупы и пленных, которых, от жителей 'Медовухи', до того как полу-лис не увел их в поселок, охраняли моховцы - не из последних. И то, что здесь произошло, это даже не цветочки и не листики, это так, промежду прочим, вроде шабашки. Мне, как и Маэстро, и Кузьме, и Николаю всю жизнь придется заниматься подобным, только в глобальном объеме. Не буду скрывать, мне хорошо с твоей внучкой и встреть я ее на старой земле, мы бы до конца жизни были с ней вместе, но тут, мало того, что ей придется меня ждать годами из походов, так на нее еще и будет открыта охота, как на мою жену. А если у нас появятся дети? Даже не хочу представлять, какая жизнь у них тогда будет. А теперь сам подумай и скажи, что лучше для Лены, быть со мной, или вспоминать обо мне, как о хорошем сне?

Степанович слушал меня молча и чем ближе к концу подходил мой монолог, тем угрюмее становилось его лицо.

- Откуда взялись богатыри, которые вчетвером, играючи, расправляются с тремя десятками вооруженных и обученных воинов, а потом ржут как оголделые, с конями на плечах, над их трупами, ты мне конечно не скажешь?

Несколько секунд я думал, говорить Степановичу или не говорить, кто мы такие, но потом все же решился.

- Отчего же не сказать, скажу. Наш род, один из древнейших в мире и самый древний в стране. Все, в нашем роду, были богатырями и из поколения в поколение, наше умение только приумножалось. И когда пришло время, а оно, как ты понимаешь, пришло, - я тихонько постучал пальцем по столу - мы встали на защиту угнетенных.

На что, начальник каравана, уставился на меня с выпученными глазами.

- Так вы что, родственники? - я ответил кивком головы. - Да-а, а по вам и не скажешь, особенно если сравнить Кузьму и Петра, с Николаем - усмехнулся он и видя, что мне не до радостей, продолжил - ну что же Олег, спасибо за откровенность. Я Ленке ничего говорить не буду, это ваши дела, но когда решишь расставаться с ней, ты это, помягче.

- Мы уж как-нибудь сами разберемся, хорошо? - без наезда, но с нажимом, ответил я, на что начальник каравана кивнул.

Я был прав, когда сделал предположение, что это необычный диверсионный или разведывательный отряд. Он один из десятков, если не сотен, таких отрядов, которые с началом боевых действий, должны начать подрыв стабильности внутри страны. Нападения на НП, караваны, перехват курьеров и остальные гадости. Такие отряды, уже сейчас пересекают границы России везде, где это только возможно, а весной, когда, по плану американцев, так как именно они стоят за этим, начнется вторжение, они начнут геноцид, в прямом смысле слова. Отрядам запрещено брать пленных, они должны убивать всех, даже детей, чтобы запугать население и вызвать недовольство властью простых граждан. Для этого в отряды отбирали отморозков со всей Евро-Америки и разными способами переправляли их на территорию России. Конкретно, отряд синего чуба, планировал потрошить караваны на перевале, через который мы шли. Изначально отряд насчитывал под сотню душ, но их планы нарушили случайно встреченные торговцы шерстью, которые, до этого, проходили через 'Медовуху'. Бандеровцы перебили всех в караване, кроме одного охранника, который смог уйти в лес. Гнаться за ним не стали, а зря, этот охранник несколько дней преследовал супостатов и стрелял стелами, которые невозможно было извлечь. Отправка воинов на его поимку, ничего не дала, те, кто оправился на поимку охранника, так и не вернулись, зато выстрелов больше не было. И именно из-за этих стрел, одна из которых попала атаману в плечо, бандеровцы были вынуждены, остановится в 'Медовухе'. Атаманом был тот самый 'чувак', с трупа которого, Степанович забрал прутки серебра, а ранее, Николай освободил его от мучений.

'Слон и Моська', только увидев наконечники стрел, сразу определили хозяина, точнее сказать предположили. Некий Витька Биденко, из ратников и ярый приверженец японского стиля боя. Он еще на Земле пользовался такими наконечниками во время охоты и это мало кому нравилось. Николай, после нескольких перепалок с Витькой, по этому поводу, даже 'отмутузил' его.

- Он, кстати, ушел из ратников, - сообщил Маэстро и, увидев недобрый взгляд, с моей стороны, продолжил по теме. - На побережье моря, в нескольких сотнях километров от Мохова, есть залив, который не видно с воды, там янки оборудовали лагерь и на кораблях переправляют туда войска и диверсионные группы, которые потом расходятся по всему юго-западу России.

Маэстро выложил примерную карту, нарисованную, 'по его просьбе', синим чубом, попутно объясняя, где и что находится. Помимо самой лагеря, в паре километров от него, в болоте, рабы добывали золото.

В моей голове мгновенно созрел примерный план действий, который был гораздо эффективнее, чем молниеносный захват вражеского объекта, на территории России.

В Мохов, - отбившись от нападок местных, принять дары за спасение детей - мы, верховыми, выдвинулись впятером. Пятым, в нашей компании, стал Степанович. Нам предстояла большая работа, и организаторские способности начальника каравана нам понадобятся.

Кибитку и 'поезд' оставили на попечение ковбоев, а жители 'Медовухи', пообещали переправить все наши трофеи в Мохов, где ими займется доверенное лицо Степановича, Паша Примаков.

Заводных лошадей брали только я, Николай и Степанович, по словам здоровяков, 'Шутнику' и 'Медвежонку', многочасовой путь до Мохова, как легкая прогулка по загону. В чем я и убедился, когда, блилиже к Мохову, после многочасовой скачки на рысях, дорогу нам перегородил десяток лиходеев.

Кони здоровяков рванули так, словно допинга наглотались и это с учетом того, что здоровяки, перед выдвижением, облачили их в 'танковую броню', которая, до этого, мирно лежала в кибитке Кузьмы. Маэстро выхвати половинки своей 'палки-убивалки', направил 'Медвежонка' на правый фланг бандитов. Кузьма, со своей 'кувалдой', взял на себя левый фланг. И когда бандиты поняли, что арбалетные болты, не могут остановить не всадников, не их огромных лошадей, было поздно. Богатыри проехались по лиходеям катком, никого не оставив в живых.

Проезжая мимо трупов, мы со Степановичем старались не смотреть на них, особенно на тех, кого коснулся боевой молот Кузьмы. И если 'палка-убивалка' Маэстро оставила после себя разрубленные тела, то молот Кузьмы сделал из тел отбивные.

Собирать трофеи и вообще останавливаться не стали, на это, не было, ни времени не желания. Лишь оставили записку, на теле одного из убитых, для каравана.

После, нам встретился еще один отряд, на это раз представителей власти, которые, получив послание, отправленное голубиной почтой из 'Медовухи' в Мохов, ехали за пленными украинцами. С ними ехал тот самый Витька Биденко, который не стал отрицать, что это его стрелы, проредили вражеский отряд. Выяснять подробности не стали, и я предложил Биденко присоединиться к нам, так как тот отряд, который напал на торговцев, не единственный. Хотел он присоединяться к нам или нет, узнать не удалось. Маэстро просто схватил его лошадь под узды, развернул в обратном направлении и повел в сторону Мохова. К слову сказать, тот даже не сопротивлялся, а лишь вздохнул и принял как должное.

Витя Биденко, обращенный - а он, после прохождения ковчега, лишился человеческого обличия - с неординарной внешностью. Я первый раз, за все время пребывания в этом мире, увидел обращенного в полу-зайца. Длинные уши на макушке, белый мех, слегка вытянутая 'морда-лица' и о человеке, которым он когда-то был, говорили лишь пятипалые конечности рук и те покрытые мехом. Но, исходя из его самурайского доспеха, двум мечам, - катана и вакидзаси - длиннющего японского лука. И то, что мы узнали о нем, от синего чуба, а так же руна 'капли', на его мече, его внешность обманчива. И такой воин как Витя, точно не будет лишним, в нашем деле. А его умение терзать врага стрелами, как нельзя кстати. Но наконечники его стрел, все же придется поменять, уж больно они у него изуверские.

В Мохов мы прибыли глубокой ночью. Из-за 'отбитого седалища', я не рассматривал не стен не чего-либо еще, да и ночь этому не способствовала. Под светом фонарей, заметил лишь, что строящиеся укрепления города, названного в честь Маэстро, здорово напоминают Московский кремль.

Проехав через восточные ворота, я и Степанович отправились в его 'апартаменты'. Остальные отправились к Маэстро, у которого, в граде Мохове, имелась своя жилплощадь.

Принятию такого решения послужило то, что я, наконец-то, хотел нормально поспать и не просыпаться десять раз за ночь, чтобы ткнуть храпящего кузнеца в бок.

Степанович человек продуманный, с большим жизненным опытом и на время своего отсутствия в городе, он просил соседского сына протапливать свой дом. Так что спать в промерзлом доме нам не пришлось.

Степанович поселил меня в комнате своей внучки, здраво рассудив, что на полу мне будет не комфортно, а с ним, на одной кровати, я спать отказался.

Комнату Лены я не смог осмотреть не вечером, - слишком устал - не утром - меня разбудили здоровяки своим ржанием. - К тому же, когда я поднялся, все мои мысли сводились лишь к одному, отбитой пятой точке, боль от которой, затмевала все помыслы о реальности.

Кое-как, я надел штаны и стал делать приседания, что бы разогнать кровь в ушибленном месте. Слабо, но помогло, по крайней мере, нормально передвигаться я смог.

Но когда я вышел из комнаты, Кузьма и Маэстро, взяв меня под 'белы рученьки', потащили в баню, расположенную во дворе, между домом и конюшней. Баня была слабо протоплена, как мне сообщили, специально, чтобы мой синяк не превратился в рану. Там, после того как я помылся, меня осмотрел врач. Здоровый такой бор (полу-баран), мне даже поначалу было не по себе, от его вида. Все же рогатый бугай с тремя толстыми пальцами на каждой руке, как то не очень у меня ассоциировался с врачом. Но он оказался нормальным парнем и не поломал мне ничего, а дал склянку с вонючей мазью, посоветовал пока поостеречься от конных поездок и наорал на здоровяков, за то, что подняли его не свет не заря. После чего здоровяки вручили ему пару серебряных за беспокойство и он, с довольным видом и словами 'обращайтесь в любое время', удалился.

Намазавшись мазью, я еще некоторое время лежал на полке, чтобы дать мази впитаться, а здоровяки и Николай отправились начинать разминку без меня. Через несколько минут я вернул штаны на то место, где они должны быть и вышел во двор.

Маэстро и Кузьма уже вовсю, 'ломали' телегу Степановича, которая до их появления мирно стояла возле конюшни. Они взялись за нее с двух сторон, за оси, и, словно штангу, поднимали и опускали над головой. Надо сказать, кузнецу, это дело, давалось гораздо легче, чем лучнику. Оно и понятно, для людей, которые могут смеяться с лошадью на плечах, телега, что пушинка.

Николай подбрасывал над собой лопату и ловил ее острием одного из своих ножей, в месте баланса.

Заниматься разминкой я не собирался, - врач посоветовал повременить - но мне на глаза попался Витя, который медленно выполнял упражнения с катаной.

- Олег, ладно эти двое, сила есть ума не надо, ты то, что творишь, - бухтел Степанович, поливая меня водой из ведра, после разминки - ты же видел, что дети смотрят?

- А где я, по-твоему, должен был делать разминку, в доме?

- Да делай ты ее, где хочешь, на хрена было, с этим ушастым, затевать рыцарские бои на глазах у пацанвы.

Можно было бы признать правоту Степановича, но не сегодня. Я просто должен был, хоть немного, попрактиковаться с топорами, перед тем, как идти в настоящий бой. С Кузьмой, Маэстро и тем более с Николаем мне пока рано меряться силой, а Витя был в самый раз, да и возможностей друг друга мы не знали.

Тренировка удалась на славу, мы с самураем использовали весь двор и постройки, прыгая и отталкиваясь от стен, перекатывались и делали выпады. Нечаянно - или чаяно - разворошили часть стога, за домом. Если бы здоровяки не стали на проходе в хлев с телегой в руках, используя ее как щит, то мы и там бы наделали шороху.

Поединок между нами был разминочным и не подразумевал под собой, чьей либо победы. Но нам обоим было понятно, что Витя проиграл и, по большому счету, из-за длины своего оружия. Однако должен признаться, этот прыткий и прыгучий полу-заяц, довольно крепкий орешек. Он изначально выбрал правильную тактику и постоянно уходил от меня, используя физиологические способности своего тела. А когда выпадал шанс, то работал на контратаке со всем остервенением.

А то, что детишки облепили забор, мы увидели только после того, как закончили с тренировкой.

- Алексей Степанович, - я взял полотенце с его плеча - у меня 'на носу' серьезные заварушки, а я уже больше года не пользовался оружием как следует, я просто должен был размяться. Не до секретности мне сейчас, я хочу выжить и увидеть твою внучку.

Тот несколько смягчился, и напомнил про бой на пасеке. На что я лишь усмехнулся.

Нет, я не считаю, что заварушка на пасеке, была плохим уроком. Но полезной она была больше в моральном плане, нежели в применении моих навыков. Я смог прочувствовать, что такое бить врага по настоящему, каково это, когда убиваешь человека и обращенного собственными руками. В принципе, можно было и не убивать Фадея и второго бандита, но я сделал это намерено. И когда до меня дошло, поначалу было не по себе, а уже через час, меня полностью отпустило, словно я и не был причастен к смертям, хоть и врагов.

Приготовлением завтрака, озадачиваться не стали, а отправились в местную таверну, пока единственную на весь город и пока ели, Витя рассказал о столкновении с отрядом синего чуба.

На торговцев налетело пятьдесят всадников и стали рубить всех, кто там был, включая женщин, когда они уже на два дня отдалились от Мохова. Витя, зарубив третьего, понял, что остался один и только многолетняя выучка, заставила его бросить своего коня и, маневрируя между деревьями, бежать с поля боя под градом стрел. А когда он удалился на приличное расстояние и отдышался, то принял решение разобраться с бандой. Он преследовал врага, а когда тот становился на ночевку, выпускал несколько стрел в часовых и уходил. Иначе, с ним легко могли разделаться, останься он на месте. Но Витя не повторял одно и то же, чтобы враг не смог устроить ему ловушку. Он нападал в разное время суток, как днем, так и ночью, как в пути, так и на привале. На авангард, арьергард и в середину вражеской колонны, чем сбивал их с толку. Но и враги не спали, а действовали умело и грамотно. То обходили с фланга, то после первого же выстрела верховыми неслись в его сторону, иногда, на расстоянии нескольких десятков метров от основной группы, по флангам шла охрана. Одну из них, Витя ополовинил, и бандиты отказались от этой затеи. Когда усталость дала о себе знать и, из двух колчанов, которые он постоянно брал с собой, остался только один и в том двенадцать стрел, Витя выбрал подходящее место, для обстрела, холм у кромки леса. Дождавшись, когда враг будет в пределах досягаемости выстрела, выпустил оставшиеся стрелы и направился в сторону Мохова, до которого было около полутора сотен километров. Как и до этого, за ним последовал десяток конных, но Витя слишком долго стрелял, и враги его настигли. Бывшему ратнику повезло, одурманенные злостью бандеровцы, не стали стрелять из луков, а хотели линчевать его собственноручно. Их даже не остановило то, что Витя уходил от них лесом, где кони больше мешают, чем помогают. Бой дался полу-зайцу тяжело. Он резал коней, использовал особенности своего тела, в частности высокие и сильные прыжки, за счет развитых нижних конечностей. Он смог с ними справится и, кое-как, на последнем издыхании, поймав единственную выжившую в бою лошадь, поехал на ней в Мохов.

После завтрака, мы направились в администрацию, где нас уже ждал не только глава города, - тощий и сутулый полузмей, Герман Моисеевич - но и командир гарнизона, полу медведь, у которого о человеке напоминала лишь одежда и пять пальцев на руках и те с когтями.

Идя по городу и рассматривая его, в особенности красные, на треть построенные, 'кремлевские' стены, я сделал вывод, что отсидеться в стороне не получится. В мои планы не входило участие в войне, моя задача, лишь растолковать начальнику гарнизона план действий. Но не судьба, придется и нам поработать.

Синий чуб, за то недолгое время, что они провели наедине с Маэстро, успел выложить много чего. Это касалось не только диверсионных отрядов и сосредоточения войск на Российском побережье, но и место, откуда и как, туда идут корабли. И самое главное, что город Мохов, должен стать первым крупным населенным пунктом, на южном приграничье с Украиной, который собирается брать евро-американская братия и до назначенного срока, оставалось всего три месяца. И город Маэстро падет, он не выдержит даже одного штурма и дело не только в недостроенных стенах и башнях, а в том, что моховцы строили на вырост. В нем просто не хватит защитников, даже если учесть женщин и детей, чтобы перекрыть весь периметр стены. Ее протяженность огромна и рассчитана тысяч на семь, а лучше десять, воинов. А в Мохове, как сообщил Степанович, всего около четырех тысяч, да гарнизон из трех сотен бойцов. Еще есть полсотни ратников и те, отлеживаются на больничной койке после полученных ранений в приграничных стычках на юге Украины.

Поэтому, когда мы вошли в кабинет главы города и Маэстро рассказал, что ему поведал синий чуб. А Миша - как не смешно, но это имя полу медведя - стал говорить, что пока не прибудет подкрепление, он с тремя сотнями ничего сделать не сможет. Тогда я предложил свое видение решения проблемы. Миша поначалу засомневался, в моем плане и стал мерить шагами комнату, но все же признал правильность моего решения и согласился, что перехват диверсионных групп, идущих от залива, пока не подойдет подкрепление, ему вполне по силам.

С другой стороны, с этим не согласился, глава города, который предлагал все же дождаться подкрепления из столицы.

С границы войска снимать никто не будет, еще неизвестно, что там готовится.

Ведь, как не крути, а тремя сотнями перекрыть все дороги не получится и без ополчения Мохова, 'гризли' не обойтись. И лишь обещание, что с Мишей отправятся только добровольцы, убедило старого еврея, согласится на эту авантюру, как он ее назвал.

- Вы с нами? - прорычал медведь.

- Да мы чего, ошалели что ли, лазить по степям такой ордой...

'Хлоп' - остановил я подначки Николая, которые ни к чему хорошему точно не приведут.

- Мы не будем дожидаться, пока ты соберешь ополчение. Завтра поутру мы отправляемся на разведку и поиск подходящих мест для засад.

Миша кивнул, соглашаясь с нашим решением и спросил.

- Вам нужна какая-нибудь помощь?

- Да, много всякого, но по мелочи - ответил я медведю и перевел взгляд на главу Мохова - главное же, что нам нужно, это бессрочный отпуск, без содержания, для Степановича.

Игун, с клеймом на чешуйчатой щеке, не уступающей по уродливости шраму Маэстро, посмотрел на своего подчиненного.

- Надо Герман, - грустно, словно идя на виселицу, сказал Степанович - им без меня никак.

Несколько секунд в кабинете стояла тишина. Первым не выдержал Миша и его примеру последовали остальные.

- Ладно, - утирая слезы, выступившие от смеха, заговорил Миша - выкладывайте, что вам нужно для разведки?

Степанович, не дожидаясь указания, вытащил из-за пазухи список, который сам и подготовил, пока я с Витей разносил его двор.

Медведь внимательно просмотрел список, сделал в нем пометку, напротив пункта 'запас стрел', и передал главе города, со словами.

- Остальное за тобой, - и нам - я пошлю вместе с вами бойца, как только подберете место для своего лагеря, он вернется назад и сообщит, где вас искать.

Я кивнул и мы - кроме Степановича, на нем лежит организация нашего походного лагеря - уже были готовы покинуть кабинет.

- Герман Моисеевич! Герман Моисеевич!

С этими словами в кабинет, без стука, вбежал кентавр подросток.

- Простите Герман Моисеевич, но это срочно, - сказал подросток и положил перед игуном листок бумаги - только что прилетел голубь из Великограда.

Глава города взял листок и внимательно его прочитал. После чего положил листок обратно и откинулся на спинку стула.

- Все Миша, никакого тебе ополчения, у меня теперь каждая душа на счету.

Медведь потупился, схватил лист бумаги со стола и принялся с жадностью его читать, а когда прочитал, махнул головой и снова прочитал.