АРМИЯ ИМПЕРИИ
Набор войск
Постепенно ассирийцы при военной мобилизации стали переходить от общинного ополчения (дикуту, дикут мати) на рекрутскую форму (шиситу)[106]. Тиглатпаласар III же решил произвести кардинальные изменения: окончательно сделать ставку на рекрутский набор, чтобы основная часть войска состояла из профессионалов. Благо условия для этого имелись. Солдаты теперь либо обеспечиваются из средств царского дворца, либо приписываются к крестьянским дворам, которые должны были их содержать и кормить. Тут важно отметить, что профессиональное постоянное войско, несомненно, явилось ключом к успехам ассирийской армии, однако определяющим моментом стал не столько сам факт наличия регулярного войска, сколько его размеры. Постоянными контингентами, хотя бы в форме царской гвардии, располагали многие окружавшие государства и народы, но никто из них не имел возможностей содержать их в таком значительном количестве, как Ассирия.
Будущих солдат обычно собирали на призывных пунктах, где одних определяли на фронт, других — в резерв и на стройки (градостроительство, прокладка дорог и каналов, возведение акведуков). Использовать большие массы рекрутов-военнослужащих не по прямому назначению будут впоследствии и прочие империи. После проведения некоторой подготовки новобранцев до пункта назначения конвоировали царские гвардейцы. Крупные пункты сбора располагались в Кальху, Ниневии и Дур-Шаррукине.
На местах военный призыв осуществлялся офицерами раб кицри, которые в дальнейшем муштровали солдат в селениях их расквартирования. Во время рекрутирования отдельно взятая община — алу (крупное поселение, город, усадьба) — обязана была выставить снаряженного воина. Как и в предшествующие периоды, ответственным за это был, очевидно, общинный староста. Новобранцев предоставляли также сановники, на землях которых, пожалованных царем, сидели крестьяне. Среди последних немалую долю, а нередко и большинство составляли переселенцы-депортанты, низведенные до статуса крепостных. В некоторых южных областях применялся другой порядок: существовала так называемая «земля лука», держатель которой нес обязанность служить лучником, но при этом освобождался от податей. Однако в самой Ассирии такая система уже отошла в прошлое.
Как и ранее, в III—II тысячелетиях, чиновниками велись списки людей, подлежащих включению в армейские ряды, что, однако, не уменьшало число случаев уклонения и бегства от воинской повинности. Одним из излюбленных мест бегства призывников до поры до времени была Шуприа — горная страна на границе с Урарту. Популярность Шуприи у беглецов была вызвана не только лесистой местностью, но и в первую очередь тем, что правитель этой страны редко их выдавал.
Численность
До сих пор высказываются сомнения в том, что наибольшая численность ассирийской армии достигала 120 тысяч человек. Эта цифра сравнима с военным потенциалом Персии, Рима, державы Чингисхана[107]. Есть мнение, что максимальное число солдат в ассирийской армии равнялось примерно 50 тысячам, средняя же численность составляла 20 тысяч человек, так как содержать большую армию было слишком дорого[108]. Однако на этот счет существуют определенные контрдоводы. Так, армия состояла из войск, рекрутируемых властями провинций. Войска отдельно взятой провинции насчитывали порядка 1500 всадников и 20 тысяч пехотинцев. Учитывая количество провинций, вполне можно допустить, что общий потенциал ассирийской армии насчитывал никак не менее 100 тысяч человек.
Есть в ассирийских текстах и некоторые зацепки, позволяющие оценить численность армии, отталкиваясь от параметров снабжения. Ниже, при упоминании военных кампаний, еще будет описываться сбор ассирийского войска для похода на запад. Базой сосредоточения являлся город Кар-Ашшур. Так вот, в городе было собрано месячное довольствие для военнослужащих, которое составило 2 115 000 литров зерна, то есть людским контингентом потреблялось по 70 500 литров зерна в день[109]. Меж тем, опираясь на данные царской корреспонденции, подсчитано, что на одного человека в день могло приходиться от 1 ка (ок. 1 литра = 0,8 килограмма) до 2 ка зерна[110]. Вельможи, служащие элитных частей потребляли и больше. Получается, что в данной кампании участвовало порядка 23—35 тысяч человек.
Не будем забывать и о том, что непосредственно боевые части составляли лишь часть армии — были еще вспомогательные подразделения, штатское сопровождение и подразделения союзных стран (впрочем, последняя категория обеспечивала себя по большей части сама, и особо тратиться на нее не приходилось). Как и в современных армиях, в древнеассирийской соотношение было в пользу небоевых частей. Так, в случае с войском в Замуа процентная пропорция «боевые / небоевые» составляла соответственно 47—53 процентов[111].
Следовательно, можно склониться к выводу, что, в принципе, ассирийский царь, поскребя по сусекам, мог набрать сотню тысяч человек для похода, а может быть, и более, но с точки зрения снабжения и логистики это было бы сверх-затратно. К тому же тотальная мобилизация обескровила бы оборону продолжительных ассирийских границ. Так что в большинстве случаев на практике все же обходились войском порядка 20—50 тысяч человек. Для сравнения: полевая армия Египта XVIII династии оценивается в 30 педжет (бригад), включавших около 25 тысяч человек; но единовременно в поле никогда не выходило более трех корпусов по 5 тысяч человек, что вместе с гвардией фараона, его свитой, обозом и вспомогательным войском составляло не более 17—18 тысяч человек[112].
Структура
Структуру ассирийской армии, как и всякой прочей, можно рассматривать с разных позиций. С точки зрения административной военная машина Древней Ассирии состояла из двух основных компонентов: «царского войска» цаб шарри (sāb šarri) и «царского полка» кицир шаррути (kisir šarrūti).
Цаб шарри — «царское войско»
Люди, составлявшие данную категорию военнослужащих, несли службу на основе повинности, известной как илку. Вероятно, она была связана в определенной мере с правом пользования земельным участком, однако несли ее также лица, не обладавшие земельными наделами. Государственная воинская обязанность начала складываться уже в среднеассирийскую эпоху. Из Кар-Тукульти-Нинурты известны таблички с упоминанием термина «цаб шарри». Далее, в документах IX века из Телль-Билы, мы сталкиваемся со свидетельствами о несении службы по обязанности илку в провинциальных центрах. Постепенно, с падением роли ассирийской общины и общинного ополчения, увеличивается значение мобилизации в армию по той же повинности илку, но уже на рекрутской основе и увеличивается срок службы.
Повинность илку могли отбывать в форме несения солдатской службы (цаб шарри), в рядах резерва (ша куталли), а также через работы на разного рода стройках (дуллу). Наиболее пригодных при смотре и переписи определяли в солдаты (в пехоту, кавалерию и даже в колесничные войска); приблизительно такое же количество, как набранные солдаты, составляли служащие резерва; наконец, оставшаяся масса попадала в ряды дуллу. Тот, кто имел возможность, мог официально отделаться от повинности, понеся материальные расходы на содержание и обмундирование любого другого рекрута цаб шарри. Или например, сын мог отправиться в поход вместо занемогшего отца.
Повинность илку осуществлялась ежегодно в установленные сроки, хотя иногда рекрутские наборы могли проводиться экстренно и не по плану — под ту или иную военную акцию.
За мобилизацию цаб шарри в рамках провинции был ответственен ее губернатор либо его заместитель шаниу. Вся масса военнослужащих провинции разделялась на подразделения кицру (см. далее), и во главе каждого из них ставился командир раб кицри. К каждому раб кицри царь прикреплял селение или даже несколько селений, из военнообязанного населения которых тот и формировал свою боевую единицу. Войска той или иной провинции зачастую обязаны были выдвинуться из родных мест, чтобы пополнить армию во время очередной кампании или нести службу в другой провинции. Поэтому по завершении комплектования контингента областеначальник передавал войска офицеру ша курбути, который отвечал за их дальнейшее перемещение. Во времена Саргона одним из мушаркису — вельмож на службе, ответственных за поставку в центр рекрутов-новобранцев, — был Шарру-эмуррани. Одно из писем упоминает, что ему вменялось в обязанность набрать рекрутов в четырех селениях — Дурр-Ладини, Дурр-Билихаи, Ларак и Бит-Авукани[113].
Центральные сборочные пункты располагались в Кальху, Ниневии и Дур-Шаррукине. Здесь находились писцы, офицеры обучали новобранцев, осуществлялись периодические смотры, которые проводил как сам царь, так и его подчиненные. В одном письме вельможа рапортует об одном из таких войсковых смотров:
«Что касается всадников, по поводу которых царь, мой владыка, дал поручение, то я провел им смотр: 106 всадников в наличии, 94 отсутствуют...»[114]
Из этого документа, кстати, следует, что количественно кавалерийское подразделение должно было состоять из 200 человек. Вместе с кавалеристами смотру подверглись и колесничие (хотя царь об этом не просил, но чиновник по каким-то своим соображениям решил проявить инициативу):
«Царь, мой владыка, не давал мне поручения относительно владельцев колесниц, но я все же проинспектировал и их наравне со всадниками: предо мной предстали 10 владельцев колесниц и 21 из царских людей, всего 31 владелец колесниц, 69 отсутствуют. Находятся под начальством рекрут-офицера Тути».
Надо полагать, речь идет о подразделении, в которое входило 100 колесниц.
В общем, верхушку «царского войска» составляли профессиональные военные, для которых военная служба была и хлебом и призванием, однако большинство контингента цаб шарри отбывало службу в зачет илку.
Нечто среднее между этими двумя категориями представляли собой арамейские подразделения из куррейцев, итуэйцев и некоторых прочих арамейских племен. Судя по всему, они также должны быть отнесены к цаб шарри, однако долгое время им удавалось выговаривать по договорам союзной службы освобождение от повинностей.
Сколько же составлял срок службы в «царском войске»? Точных данных на этот счет нет, но исследователи полагают, что это был ограниченный период времени, по крайней мере, не на всю оставшуюся жизнь. Имеются тому и некоторые косвенные свидетельства. Так, в одном из писем царской переписки (СТЫ II, 185) говорится о необходимости обеспечить всех воинов цаб шарри во время кампании по три суту провизии, а их семьи — по семь суту. Оставим в стороне самого служивого, который, как, вероятно, предполагалось, мог добавить к трем своим суту съестное, добытое у врага, и возьмем его семью, остававшуюся на какое-то время без основного кормильца. Семь суту еды — это объем в 35—60 литров, его хватало где-то на 70 дней[115]. Таков и мог быть конкретно взятый срок службы.
Тем не менее воины, будь то служащие кицир шаррути или цаб шарри, не покидали службу иногда значительно дольше — согласно одному из свидетельств, некое кавалерийское подразделение не получало отпуск в течение трех лет[116].
Сами ассирийцы составляли большую часть колесничных войск и кавалерии «царского войска», в то время как зависимые народности, например арамеи, комплектовали большую часть пехоты цаб шарри.
Ячейкой армии, ее базовой единицей, было уже упомянутое кицру — «когорта» или «полк». Аккадское слово kisru (в его военном значении), в англоязычной литературе переводимое как «когорта» (cohort), на русский привычно интерпретируется как «полк». Думается, такой перевод вполне отражает существовавшую в древности картину. Действительно, термин kisru не несет за собой определенного числового значения — это просто контингент, тактическая и административно-хозяйственная часть армии, иногда просто войскá. Кицру набирались наместниками и поименовались по месту их формирования; сохранились даже названия ассирийских полков. Тексты из Нимруда (716—710 годы) упоминают о пяти полках: наиболее значимый, крупный и старейший — «Ассирийский», затем шли полк «города (из) Аррапхи», «Арамейский», «города Арцухина» и «города Арбелы»; в 709 году был добавлен «Халдейский» полк[117].
Само название полка (кицру), известное по крайней мере со времен III династии Ура, переводится еще и как «узел». Таким образом, вероятно, подчеркивалось сплоченное единство земляков-сослуживцев[118].
Кицир шаррути — «царский полк»
Особняком от ассирийского «царского войска» стоит kisir šarruti — так называемый «царский полк» (англ. the royal cohort). Отмечается, что слово kisru использовалось для обозначения как самогó постоянного контингента при царе, так и для включавшихся в него частей. Понятно, что тут полк полку рознь, и в данном случае многотысячный «царский полк» состоял из «полков», а точнее — подразделений, меньшей численности. Русским аналогом новоассирийскому «царскому полку» послужит, пожалуй, княжеская дружина. «Царский полк» был особым, личным полком царя, выступавшим потенциальным противовесом полкам наместников провинций.
Кицир шаррути состоял из регулярных профессиональных воинов на казенном обеспечении. Находясь в прямом подчинении царю, войска кицир шаррути, по крайней мере большая их часть, расквартировывались в стольных городах: сначала в Кальху, позже в Дур-Шаррукине, а со времени правления Синаххериба — в Ниневии. Можно назвать и более точное место их сосредоточения — это экал машарти — столичные казармы, или «Дворец смотров». Отдельные подразделения кицир шаррути были раскиданы по всей территории империи, чтобы выступать организующей силой и поддержкой набранным на локальном уровне рекрутам массовой армии.
Понятно, что царь хоть и опирался на «царский полк», однако чисто физически не мог постоянно держать руку на пульсе его повседневной жизни. В силу этого требовалось начальствующее лицо, которое осуществляло бы постоянный административно-хозяйственный контроль над кицир шаррути. Такой фигурой, очевидно, являлся главный евнух — раб ша реши.
Царский полк располагал всеми родами войск: из документов времени Саргонидов известно о существовании гвардейской конницы (питхаллу) в 1000 человек; имелись соответственно колесницы (наркабту); существовала также и гвардейская пехота (зуку), порядка 10 000 человек. Пехота подразделялась на лучников (наш касти), копейщиков (наш азмару), щитоносцев и пращников. В «царский полк» периодически включались военные контингенты побежденных противников. Так, Саргон усилил кицир шаррути 50 колесницами из Самарии (Израиля), 200 колесницами и 600 кавалеристами из Хамата, 200 кавалеристами и 3000 пехотинцев из Каркемиша. Профессиональное войско в разные годы пополнялось пехотой из Иудеи, большими количествами арамейских, халдейских и эламитских лучников. Все эти иноэтничные бойцы, попадая в «царский полк», получали единое обмундирование и вооружение, так что теперь их было не отличить от ассирийских военных[119]. Предполагается, что кадровые ассирийские войска отличались от цаб шарри обязательным наличием военной униформы.
Напряженная военно-политическая обстановка и необходимость поддержания господства империи привели к тому, что где-то к VII веку до н. э. появляется еще один «царский полк», фигурирующий в документах как «Новый полк». Надо полагать, численно и качественно он был равен старому кицир шаррути; у этого нового формирования имелась и своя администрация.
Отдельно взятый полк, то есть тактическая часть кицир шаррути, мог состоять из 50—300 колесниц, 200—600 всадников и 500—3000 пехотинцев.
Кроме непосредственно бойцов в кицир шаррути времен Асархаддона и Ашшурбанипала входил и обслуживающий персонал: одно из свидетельств повествует о когорте кузнецов, другое — о включенных Ашшурбанипалом в состав «царского полка» эламских специалистах и ремесленниках[120].
В кицир шаррути входило еще более элитное подразделение — ша-курбути (куррубту), что-то вроде лейб-гвардии при царственной особе. Гвардейские части сопровождали не только царя, но и царевну, и царевича-наследника. Имелись гвардейцы-кавалеристы (курубуте ша питхалли), гвардейцы-колесничие (наркабту шепе), гвардейцы-пехотинцы (зук шепе). Самой приближенной к телу царя была такая часть ша-курбути, как ша шепе, — их можно назвать современным словом «телохранители». Этот своего рода «спецназ» ассирийской армии выделялся из общей массы своими боевыми качествами и навыками. Бойцы были обучены приемам рукопашного боя и взятия противника живьем. Им поручались самые сложные миссии.
Структуру ассирийской армии, как и всякой прочей, можно рассматривать с разных позиций. С точки зрения административной военная машина Древней Ассирии состояла из двух основных компонентов: «царского войска» цаб шарри (sāb šarri) и «царского полка» кицир шаррути (kisir šarrūti).
Цаб шарри — «царское войско»
Люди, составлявшие данную категорию военнослужащих, несли службу на основе повинности, известной как илку. Вероятно, она была связана в определенной мере с правом пользования земельным участком, однако несли ее также лица, не обладавшие земельными наделами. Государственная воинская обязанность начала складываться уже в среднеассирийскую эпоху. Из Кар-Тукульти-Нинурты известны таблички с упоминанием термина «цаб шарри». Далее, в документах IX века из Телль-Билы, мы сталкиваемся со свидетельствами о несении службы по обязанности илку в провинциальных центрах. Постепенно, с падением роли ассирийской общины и общинного ополчения, увеличивается значение мобилизации в армию по той же повинности илку, но уже на рекрутской основе и увеличивается срок службы.
Повинность илку могли отбывать в форме несения солдатской службы (цаб шарри), в рядах резерва (ша куталли), а также через работы на разного рода стройках (дуллу). Наиболее пригодных при смотре и переписи определяли в солдаты (в пехоту, кавалерию и даже в колесничные войска); приблизительно такое же количество, как набранные солдаты, составляли служащие резерва; наконец, оставшаяся масса попадала в ряды дуллу. Тот, кто имел возможность, мог официально отделаться от повинности, понеся материальные расходы на содержание и обмундирование любого другого рекрута цаб шарри. Или например, сын мог отправиться в поход вместо занемогшего отца.
Повинность илку осуществлялась ежегодно в установленные сроки, хотя иногда рекрутские наборы могли проводиться экстренно и не по плану — под ту или иную военную акцию.
За мобилизацию цаб шарри в рамках провинции был ответственен ее губернатор либо его заместитель шаниу. Вся масса военнослужащих провинции разделялась на подразделения кицру (см. далее), и во главе каждого из них ставился командир раб кицри. К каждому раб кицри царь прикреплял селение или даже несколько селений, из военнообязанного населения которых тот и формировал свою боевую единицу. Войска той или иной провинции зачастую обязаны были выдвинуться из родных мест, чтобы пополнить армию во время очередной кампании или нести службу в другой провинции. Поэтому по завершении комплектования контингента областеначальник передавал войска офицеру ша курбути, который отвечал за их дальнейшее перемещение. Во времена Саргона одним из мушаркису — вельмож на службе, ответственных за поставку в центр рекрутов-новобранцев, — был Шарру-эмуррани. Одно из писем упоминает, что ему вменялось в обязанность набрать рекрутов в четырех селениях — Дурр-Ладини, Дурр-Билихаи, Ларак и Бит-Авукани[113].
Центральные сборочные пункты располагались в Кальху, Ниневии и Дур-Шаррукине. Здесь находились писцы, офицеры обучали новобранцев, осуществлялись периодические смотры, которые проводил как сам царь, так и его подчиненные. В одном письме вельможа рапортует об одном из таких войсковых смотров:
«Что касается всадников, по поводу которых царь, мой владыка, дал поручение, то я провел им смотр: 106 всадников в наличии, 94 отсутствуют...»[114]
Из этого документа, кстати, следует, что количественно кавалерийское подразделение должно было состоять из 200 человек. Вместе с кавалеристами смотру подверглись и колесничие (хотя царь об этом не просил, но чиновник по каким-то своим соображениям решил проявить инициативу):
«Царь, мой владыка, не давал мне поручения относительно владельцев колесниц, но я все же проинспектировал и их наравне со всадниками: предо мной предстали 10 владельцев колесниц и 21 из царских людей, всего 31 владелец колесниц, 69 отсутствуют. Находятся под начальством рекрут-офицера Тути».
Надо полагать, речь идет о подразделении, в которое входило 100 колесниц.
В общем, верхушку «царского войска» составляли профессиональные военные, для которых военная служба была и хлебом и призванием, однако большинство контингента цаб шарри отбывало службу в зачет илку.
Нечто среднее между этими двумя категориями представляли собой арамейские подразделения из куррейцев, итуэйцев и некоторых прочих арамейских племен. Судя по всему, они также должны быть отнесены к цаб шарри, однако долгое время им удавалось выговаривать по договорам союзной службы освобождение от повинностей.
Сколько же составлял срок службы в «царском войске»? Точных данных на этот счет нет, но исследователи полагают, что это был ограниченный период времени, по крайней мере, не на всю оставшуюся жизнь. Имеются тому и некоторые косвенные свидетельства. Так, в одном из писем царской переписки (СТЫ II, 185) говорится о необходимости обеспечить всех воинов цаб шарри во время кампании по три суту провизии, а их семьи — по семь суту. Оставим в стороне самого служивого, который, как, вероятно, предполагалось, мог добавить к трем своим суту съестное, добытое у врага, и возьмем его семью, остававшуюся на какое-то время без основного кормильца. Семь суту еды — это объем в 35—60 литров, его хватало где-то на 70 дней[115]. Таков и мог быть конкретно взятый срок службы.
Тем не менее воины, будь то служащие кицир шаррути или цаб шарри, не покидали службу иногда значительно дольше — согласно одному из свидетельств, некое кавалерийское подразделение не получало отпуск в течение трех лет[116].
Сами ассирийцы составляли большую часть колесничных войск и кавалерии «царского войска», в то время как зависимые народности, например арамеи, комплектовали большую часть пехоты цаб шарри.
Ячейкой армии, ее базовой единицей, было уже упомянутое кицру — «когорта» или «полк». Аккадское слово kisru (в его военном значении), в англоязычной литературе переводимое как «когорта» (cohort), на русский привычно интерпретируется как «полк». Думается, такой перевод вполне отражает существовавшую в древности картину. Действительно, термин kisru не несет за собой определенного числового значения — это просто контингент, тактическая и административно-хозяйственная часть армии, иногда просто войскá. Кицру набирались наместниками и поименовались по месту их формирования; сохранились даже названия ассирийских полков. Тексты из Нимруда (716—710 годы) упоминают о пяти полках: наиболее значимый, крупный и старейший — «Ассирийский», затем шли полк «города (из) Аррапхи», «Арамейский», «города Арцухина» и «города Арбелы»; в 709 году был добавлен «Халдейский» полк[117].
Само название полка (кицру), известное по крайней мере со времен III династии Ура, переводится еще и как «узел». Таким образом, вероятно, подчеркивалось сплоченное единство земляков-сослуживцев[118].
Кицир шаррути — «царский полк»
Особняком от ассирийского «царского войска» стоит kisir šarruti — так называемый «царский полк» (англ. the royal cohort). Отмечается, что слово kisru использовалось для обозначения как самогó постоянного контингента при царе, так и для включавшихся в него частей. Понятно, что тут полк полку рознь, и в данном случае многотысячный «царский полк» состоял из «полков», а точнее — подразделений, меньшей численности. Русским аналогом новоассирийскому «царскому полку» послужит, пожалуй, княжеская дружина. «Царский полк» был особым, личным полком царя, выступавшим потенциальным противовесом полкам наместников провинций.
Кицир шаррути состоял из регулярных профессиональных воинов на казенном обеспечении. Находясь в прямом подчинении царю, войска кицир шаррути, по крайней мере большая их часть, расквартировывались в стольных городах: сначала в Кальху, позже в Дур-Шаррукине, а со времени правления Синаххериба — в Ниневии. Можно назвать и более точное место их сосредоточения — это экал машарти — столичные казармы, или «Дворец смотров». Отдельные подразделения кицир шаррути были раскиданы по всей территории империи, чтобы выступать организующей силой и поддержкой набранным на локальном уровне рекрутам массовой армии.
Понятно, что царь хоть и опирался на «царский полк», однако чисто физически не мог постоянно держать руку на пульсе его повседневной жизни. В силу этого требовалось начальствующее лицо, которое осуществляло бы постоянный административно-хозяйственный контроль над кицир шаррути. Такой фигурой, очевидно, являлся главный евнух — раб ша реши.
Царский полк располагал всеми родами войск: из документов времени Саргонидов известно о существовании гвардейской конницы (питхаллу) в 1000 человек; имелись соответственно колесницы (наркабту); существовала также и гвардейская пехота (зуку), порядка 10 000 человек. Пехота подразделялась на лучников (наш касти), копейщиков (наш азмару), щитоносцев и пращников. В «царский полк» периодически включались военные контингенты побежденных противников. Так, Саргон усилил кицир шаррути 50 колесницами из Самарии (Израиля), 200 колесницами и 600 кавалеристами из Хамата, 200 кавалеристами и 3000 пехотинцев из Каркемиша. Профессиональное войско в разные годы пополнялось пехотой из Иудеи, большими количествами арамейских, халдейских и эламитских лучников. Все эти иноэтничные бойцы, попадая в «царский полк», получали единое обмундирование и вооружение, так что теперь их было не отличить от ассирийских военных[119]. Предполагается, что кадровые ассирийские войска отличались от цаб шарри обязательным наличием военной униформы.
Напряженная военно-политическая обстановка и необходимость поддержания господства империи привели к тому, что где-то к VII веку до н. э. появляется еще один «царский полк», фигурирующий в документах как «Новый полк». Надо полагать, численно и качественно он был равен старому кицир шаррути; у этого нового формирования имелась и своя администрация.
Отдельно взятый полк, то есть тактическая часть кицир шаррути, мог состоять из 50—300 колесниц, 200—600 всадников и 500—3000 пехотинцев.
Кроме непосредственно бойцов в кицир шаррути времен Асархаддона и Ашшурбанипала входил и обслуживающий персонал: одно из свидетельств повествует о когорте кузнецов, другое — о включенных Ашшурбанипалом в состав «царского полка» эламских специалистах и ремесленниках[120].
В кицир шаррути входило еще более элитное подразделение — ша-курбути (куррубту), что-то вроде лейб-гвардии при царственной особе. Гвардейские части сопровождали не только царя, но и царевну, и царевича-наследника. Имелись гвардейцы-кавалеристы (курубуте ша питхалли), гвардейцы-колесничие (наркабту шепе), гвардейцы-пехотинцы (зук шепе). Самой приближенной к телу царя была такая часть ша-курбути, как ша шепе, — их можно назвать современным словом «телохранители». Этот своего рода «спецназ» ассирийской армии выделялся из общей массы своими боевыми качествами и навыками. Бойцы были обучены приемам рукопашного боя и взятия противника живьем. Им поручались самые сложные миссии.
Иноплеменные контингенты
Ассирия никогда не могла похвастаться многочисленным титульным населением и всегда привлекала в состав своих вооруженных сил иноземцев, но теперь их становится гораздо больше. При этом для ассирийской армии было нехарактерно наемничество, из наемников упоминаются разве что таковые из числа киммерийцев при Асархадцоне. Дело, возможно, обстояло так: наемников в прямом смысле слова — оплачиваемых драгметаллом — было не столь уж и много, но некоторые контингенты, те же «воины лука», могли за свою добровольную службу получать земельные наделы, часть военной добычи и т.д. Использовались и иностранные контингенты из союзных, зависимых государств и народов. К примеру, войска государства Кумме служили своему правителю, но при этом находились под стратегическим руководством ассирийских командующих; вассальным правителям вменялось в обязанность принимать участие в военных походах ассирийцев[121]. На последнем этапе количество иноэтничного компонента — оплачиваемого и союзно-вассального — в армии возросло. Объясняется это естественной убылью ассирийцев из рядов армии во время многочисленных, чуть ли не ежегодных походов.
Ну и конечно же, большую часть иноэтничного компонента армии составляли военнопленные, попадавшие, как правило, в «царский полк», и депортанты, пополнявшие цаб шарри в провинциях. Они обычно сражались в первых рядах, о них разбивались вражеские атаки[122]. И именно они, а не ассирийцы несли основные потери. Но других вариантов у этих «бойцов поневоле», как правило, не было, так как за спинами у них стояли шеренги проверенных ассирийских воинов, готовых пресечь любые проявления слабости.
Обозначим здесь наиболее известные нам иноэтничные соединения ассирийской армии:
— итуэйцы (лучники) и куррейцы (копейщики),
— киммерийские всадники,
— колесничные войска израильтян и урартов,
— мидийские воины, входившие в гвардию,
— финикийские и греческие кораблестроители и матросы.
Войско становится действительно интернациональным начиная с правления Тиглатпаласара III, и позже, когда держава активно расширяется, инородные вспомогательные контингенты — ауксилиарии — в большом количестве вливаются в ассирийскую армию, из них создаются все новые подразделения. Саргон II, например, пишет следующее:
«Людей области Муцацира я причислил к людям Ассирии, повинность воинскую и строительную я наложил на них, как на ассирийцев...»
В большинстве случаев инородцев включали в пехоту, а служба в кавалерии и колесничных войсках оставалась привилегией коренных ассирийцев.
Особенно ценились лучники-итуэйцы, которых набирали из одноименного арамейского племени на реке Тигр. Воины-итуэйцы зачастую служили на границе с арамейцами и являлись для своих единоплеменников живой пропагандой преимуществ лояльности Ассирийскому государству[123]. В качестве копейщиков со времен правления Тиглатпаласара III использовались куррейцы, которых отличала своеобразная племенная экипировка — короткая туника, крестообразная перевязь с зерцалом на груди, небольшой круглый щит и шлем с гребнем.
Боевое деление
Любому военачальнику надо знать, какими силами он обладает, сколько войск ему необходимо, чтобы эффективно воевать и победить противника. Для этого существовала система периодических переписей военнослужащих в соответствии с четким стратегическим и тактическим делением войска.
Низовой боевой единицей была, судя по всему, команда из десяти человек под начальством раб эширте, «командира десятка», проще говоря, десятника[124]. Пятьдесят человек, составлявшие взвод, находились под командой офицера раб хашше. Военный чин раб кицри возглавлял боевую единицу кицру — полк из двух (а может, и более) взводов, собранный с подконтрольной данному офицеру территории. Если за термином «кицру» номинально и подразумевалось определенное количество человек, то в действительности далеко не всегда этот комплект выдерживался, поэтому в документах чиновники предпочитали оперировать более конкретными мерами — пятидесятками, сотнями. Несколько кицру организовывались под начальством военного чина шакну в крупные тактические объединения. Шакну подчинялся царю либо высшим царедворцам и областеначальникам, замещавшим его в походе. Войско в общем плане называлось «эмуку».
Соблюдались и определенные оптимальные пропорции в соотношении родов войск, к которым пришли в результате долгой боевой практики. Пехота составляла порядка 90 процентов от численности армии, кавалерия — 9—9,5 процента, колесничные подразделения — 0,09—0,1 процента[125].
Рода войск
Предваряя обзор основных родов войск, можно сказать, что в новоассирийский период произошло своего рода дальнейшее «разделение труда» в рамках армии — выделились такие рода войск, как конница и инженерные части. Численное расширение древнеассирийской армии и ее укрепление после реформ Тиглатпаласара III сделали возможным традиционные рода войск (пехота, колесницы) поддерживать на уровне должной эффективности, а недавно созданные (кавалерия, инженерные части) — вывести на масштабный уровень. Ресурсы Новоассирийской империи позволяли содержать кавалерию и инженеров в таком количестве, что это положительно сказывалось на качестве армии в целом. Преимуществом создания инженерных войск было то, что боевые части освобождались от тяжелой «черной» работы и могли всецело заниматься своим прямым делом — воевать. Кавалерия взяла на себя часть функций колесницы, да к тому же могла действовать в недоступных для колесниц ландшафтах. Проходили периодические учения по отработке совместных действий между родами войск. В итоге ассирийская армия в целом повысила эффективность своих действий.
Место конкретного человека в ассирийской армии определялось социально-экономическим положением. Например, люди полурабского и крепостного состояния становились саперами, обозниками и прочей армейской обслугой. Крестьяне-рекруты и колонисты включались в легкую пехоту и вспомогательные войска. Тяжелую пехоту, кавалерию и колесничих составляли представители более высоких социальных прослоек.
Пехота (zūku, zakkû)
Пехотинцы составляли основные боевые порядки — зуку (zūku), но могли выступать и в качестве специальных вспомогательных сил — закку (zakkû). Функции закку в сражении заключались в поддержке колесничих, охране их от внезапных атак с тыла и флангов, добивании раненых противников.
В легкую пехоту входили инородческие подразделения лучников и пращников. Ассирийцы, как и до них египтяне, а после — римляне, первыми пускали в дело легкую пехоту, целью которой было ослабить и по возможности расстроить пешие порядки врага; после этого в бой вступали колесницы и кавалерия, и последнее слово оставалось за тяжелой пехотой.
Средневооруженная пехота состояла из обычных ассирийских копейщиков (nāš asmarē) и лучников, как правило в шлеме, стандартной военной тунике и обуви. Из защитного вооружения на них было, пожалуй, лишь нагрудное зерцало.
Тяжелая пехота была представлена копейщиками-щитоносцами (sāb arīti), носившими часто ламеллярную, то есть чешуйчатую, броню. В некоторых случаях, например еще во время походов Салманасара III, чешуйчатыми доспехами снабжались плотные порядки пехотинцев-лучников, не имевших при себе щитоносцев.
Судя по изображениям, тяжеловооруженный щитоносец-копейщик и лучник нередко составляли тактическую единицу — боевую двойку. Лучник вел обстрел противника, а щитоносец-копейщик обеспечивал прикрытие, при этом они не прекращали методичного движения вперед и делали все очень слаженно — сказывались бесконечные учения, опыт и чувство плеча. Согласно приказам командиров, пара могла остановиться либо, наоборот, ускорить движение вперед. Приказы передавались звуковыми сигналами; для ориентировки во время боя использовались также боевые штандарты. Применение боевых двоек в конечном счете позволяло ассирийцам держать врага на довольно приличной дистанции выстрела лука, сохранять при этом мобильность и владеть инициативой. В комбинации со щитоносцами и лучниками выступали синхронно и ассирийские пращники.
Колесницы
Все большее внедрение в начале I тысячелетия до н. э. конницы заставило иначе использовать колесницы. Уже с середины II тысячелетия до н. э. колесницы, как было замечено, снабжаются не только традиционными луком и парой колчанов, но и тяжелым колющим копьем; с IX века на коней стали надевать налобник, нагрудник и защитную попону. Царские боевые колесницы Салманасара III, помимо традиционных колесничего (mukil appāte) и «первого» в колесничной команде (mār damqi), получают третьего члена экипажа — щитоносца (tašlišu) и становятся таким образом лучше защищены и способны на более плотное соприкосновение с пехотой противника. Против пехоты врага ассирийские колесницы продолжают действовать при содействии легких щитоносцев и лучников. Преследуют сломленного врага совместно с колесничными упряжками конные пары. Не исключено, что миссию добить врага отдавали полностью на откуп конникам.
Ко временам Саргона II конструкция колесниц стала массивнее. Колесничные упряжки все больше действуют в сражении не с пехотинцами, а вместе с всадниками. Позже колесницы еще были увеличены в размерах и стали нести экипаж из четырех человек, что еще больше усилило их пробивную мощь. Рельефы времени правления Ашшурбанипала показывают квадриги с основательно защищенными конями, в колеснице стоят четыре человека: лучник, возница и два щитоносца. То есть, по сути, пехотная подмога пересела в кузов. Понятно, что такая мощная колесница уже может действовать на поле брани самостоятельно. Тем не менее основную роль начинает играть кавалерия, и Саргониды все меньше интересуются колесницами в качестве военных трофеев[126].
Колесничные кони в походе шли шагом. Перед битвой колесницы разворачивались и образовывали длинный фронт в одну или две шеренги с интервалами 40—60 метров, что необходимо было для эффективной стрельбы. Сначала кони шли шагом, затем переходили на рысь; сближаясь с врагом, возничие переводили их в галоп; при приближении противоборствующих строев друг к другу начиналась перестрелка, после чего колесницы разъезжались в противоположных направлениях, чтобы развернуться и начать новую атаку. В результате встречной атаки та из сторон, у которой быстрее сдавали нервы, поворачивала назад. Как считают исследователи, сражение могло включать несколько (порядка двух-трех) встречных колесничных атак, в течение которых отдельно взятый колесничный лучник мог истратить весь запас стрел (воин со средней подготовкой выпускал 6-7 стрел в минуту, хорошо подготовленный — 10—12 стрел).
Конница
Стоит, пожалуй, присоединиться к мнению, что кавалерия ассирийцев являлась первой массовой искусственно созданной конницей. Увеличение территории и протяженности границ Ассирийской империи проходило параллельно с нарастанием экономического потенциала. С одной стороны, необходимо было найти эффективное средство контроля огромной разноландшафтной территории. Таким средством и оказалась конница. С другой — ресурсы и технологии уже позволяли комплектовать целые подразделения кавалеристов, защищенных железными чешуйчатыми доспехами, вооруженных копьями и стрелами с железными наконечниками. Всадник сидел уже на крупной лошади — давал себя знать процесс селекции и отменное питание животных. Такой кавалерист представлял собой серьезную силу, по пробивным возможностям равную, к примеру, легкой колеснице, но значительно более дешевую. Влияли и внешние факторы: расширяя свои пределы, империя неумолимо сталкивалась с кавалерией номадов, будь то на севере или на востоке, и должна была противопоставить ей равную по возможностям мощь — то есть все ту же кавалерию.
Ассирийцы делили лошадей по функциональной принадлежности — под колесничную запряжку и верховых. Вторые ценились больше. Лошади были государственным имуществом, но в мирное время содержались — хотя и с помощью государства — самими кавалеристами и колесничими в местах их проживания. Подобно людскому контингенту, лошади также проходили процедуру смотра. Происходило это, как правило, в течение марта—мая, чтобы к июню — сезону походов — была достигнута полная готовность. В каждую провинцию для проведения сбора лошадей центр высылал двух служащих вместе с заведующим конюшнями[127]. Пункты сбора, называвшиеся «пиррани», располагались в Ниневии, Дур-Шаррукине, а также на территории казарм в Кальху.
Как мы уже знаем, с сочинением, посвященным митаннийской подготовке лошадей, ассирийцы ознакомились еще во II тысячелетии до н. э., а к началу I тысячелетия местные коневоды составили свои комментарии к нему, касающиеся, в частности, снаряжения верхового коня[128].
Большое значение ассирийцы придавали дрессировке лошадей. Их акклиматизировали и готовили к движению различным аллюром. Тренинг начинался осенью. Происходил он как на свободном поле, так и на специальных площадках — ипподромах со скаковой дорожкой, ограниченной барьером и имевшей по длинной прямой 300 метров, по короткой — 150 (или 240) метров. На одном и том же ипподроме готовили как верховых, так и колесничных лошадей.
Архивы из Ниневии повествуют, что царские конюшни получали в среднем 100 новых лошадей ежедневно. Все, что связано было с кавалерией и обеспечением армии лошадьми, замыкалось при Саргоне II на вельможе Набу-шуму-иддине, который постоянно рапортовал царю о том, сколько, откуда и каких лошадей прибыло, и спрашивал, как ими распорядиться далее[129]. Через него проходило и снабжение кавалеристов всем необходимым.
Территория Урарту и прилежащих областей была одной из главных целей походов ассирийских царей-военачальников не в последнюю очередь потому, что здесь обитали племена, разводившие табуны. Славились лошади из области Суби (восточное побережье озера Урмия). И кстати, именно применение кавалерии помогло Саргону II нанести решающее поражение урартскому царю Русе в 714 году.
Первые конные подразделения Ассирии — всадники-копейщики и всадники-лучники, появились в IX веке до н. э., в правление Тукульти-Нинурты II или чуть ранее. По крайней мере, судя по рельефам на Балаватских воротах, уже в середине IX века в сражении вкупе с колесницами действуют конные пары, очевидно представлявшие собой вспомогательный род войск (поддержка колесниц, преследование разбитого противника и т.д.). Каждая такая пара верховых воинов состояла из копьеносца и лучника, первый держал при этом повод и своего коня, и коня стрелка. Таким образом, кавалерийская команда строилась подобно колесничной: возница преобразился в копейщика со щитом, который защищал лучника и управлял своим конем и конем напарника; что до лучника, то можно сказать, что он лишь пересел с колесницы на лошадь. Упряжь при этом поначалу сохранялась колесничная. Поэтому исследователи видят в такой кавалерийской паре переходный этап развития от колесницы к всаднику. В ряде случаев копьеносец спешивался и выступал в качестве пехотинца. Эти всадники использовали довольно неудобную посадку, из-за чего во время галопа наездник соскальзывал на круп.
Однако кавалерийское дело не стояло на месте, и вторая половина VIII — первая четверть VII века ознаменовались рядом продуктивных новшеств. Уздечка стала плотнее прилегать к голове лошади, для защиты которой чаще стали использоваться кожаные ошейники; в употребление вошли тяжелые кисти-наузы, с помощью которых повод фиксировался на шее лошади и руки освобождались для стрельбы[130].
В целом при Тиглатпаласаре III кавалерия окончательно оформилась в самостоятельный род войск. Сначала она нуждалась в поддержке легкой пехоты, но затем довольно быстро обрела самостоятельность — особенно после того, как поменялась посадка конника. Он уже мог одновременно управлять животным и сражаться — часто всадник вооружался сразу копьем и луком. Кавалеристы действовали врассыпную и в сомкнутом строю.
Можно задаться вопросом: а могла ли ассирийская конница разомкнуть ряды пехоты противника? Чтобы ответить на него, посмотрим на свидетельства — рельефы и письменные источники.
На рельефах кавалеристы копьями до двух метров в длину поражают поверженных вражеских воинов. Однако в то время у ассирийских кавалеристов не было ни стремян, ни седел, что ставит под сомнение эффективность фронтальной кавалерийской атаки. Не было у ассирийских кавалеристов и рубящего оружия, необходимого в ближнем бою. Находки ассирийских мечей редки, и они составляют в длину порядка 35—45 сантиметров — это не намного больше, чем у кинжалов. Эти мечи явно не могли прорубать сверху вражеские доспехи.
Таким образом, ассирийскую конницу тяжелой не назовешь. Но была ли необходимость в тяжелой коннице? Ведь такого явления, как классическая античная фаланга, на Востоке не было. Ближневосточные войска были экипированы легче гоплитов, и у дисциплинированной ассирийской конницы все-таки, наверное, была возможность рассеять передовые ряды противника. Возможно, в каких-то случаях во время битв имели место таранные удары, но это происходило нечасто. Ассирийские кавалеристы не таранили фронт противника длинными копьями, но им было по силам «взрезать» его, стремительно приблизившись на минимальное расстояние, обстреляв из луков, а затем метнув дротики или применив длинные копья. Собственно, и на рельефах часто можно видеть ассирийских всадников с небольшими копьями и луком со стрелами за спиной. Но скорее всего, ассирийская кавалерия в большинстве случаев обрушивалась не на фронт, а на фланги противника. Можно предположить, что, прорвав защиту и при этом израсходовав метательное оружие, всадники спешивались и пускали в ход мечи.
Каллабу
Черты пехоты и кавалерии соединяла в себе часть цаб шарри — вспомогательные войска каллабу (kallābu). По степени вооруженности они соотносились со средней или легкой пехотой. В круг их полномочий входили прикрытие тыла и обоза, разведка, сопровождение гонцов или доставка депеш; они могли задействоваться и на какое-нибудь экстренное строительство[131]. В силу того, что ряд функций (разведка, отправление сообщений и т. д.) требовал мобильности, воины каллабу часто передвигались верхом. В древнеассирийских текстах имеются упоминания должности раб каллаби — командующего подразделением легкой пехоты.
Предваряя обзор основных родов войск, можно сказать, что в новоассирийский период произошло своего рода дальнейшее «разделение труда» в рамках армии — выделились такие рода войск, как конница и инженерные части. Численное расширение древнеассирийской армии и ее укрепление после реформ Тиглатпаласара III сделали возможным традиционные рода войск (пехота, колесницы) поддерживать на уровне должной эффективности, а недавно созданные (кавалерия, инженерные части) — вывести на масштабный уровень. Ресурсы Новоассирийской империи позволяли содержать кавалерию и инженеров в таком количестве, что это положительно сказывалось на качестве армии в целом. Преимуществом создания инженерных войск было то, что боевые части освобождались от тяжелой «черной» работы и могли всецело заниматься своим прямым делом — воевать. Кавалерия взяла на себя часть функций колесницы, да к тому же могла действовать в недоступных для колесниц ландшафтах. Проходили периодические учения по отработке совместных действий между родами войск. В итоге ассирийская армия в целом повысила эффективность своих действий.
Место конкретного человека в ассирийской армии определялось социально-экономическим положением. Например, люди полурабского и крепостного состояния становились саперами, обозниками и прочей армейской обслугой. Крестьяне-рекруты и колонисты включались в легкую пехоту и вспомогательные войска. Тяжелую пехоту, кавалерию и колесничих составляли представители более высоких социальных прослоек.
Пехота (zūku, zakkû)
Пехотинцы составляли основные боевые порядки — зуку (zūku), но могли выступать и в качестве специальных вспомогательных сил — закку (zakkû). Функции закку в сражении заключались в поддержке колесничих, охране их от внезапных атак с тыла и флангов, добивании раненых противников.
В легкую пехоту входили инородческие подразделения лучников и пращников. Ассирийцы, как и до них египтяне, а после — римляне, первыми пускали в дело легкую пехоту, целью которой было ослабить и по возможности расстроить пешие порядки врага; после этого в бой вступали колесницы и кавалерия, и последнее слово оставалось за тяжелой пехотой.
Средневооруженная пехота состояла из обычных ассирийских копейщиков (nāš asmarē) и лучников, как правило в шлеме, стандартной военной тунике и обуви. Из защитного вооружения на них было, пожалуй, лишь нагрудное зерцало.
Тяжелая пехота была представлена копейщиками-щитоносцами (sāb arīti), носившими часто ламеллярную, то есть чешуйчатую, броню. В некоторых случаях, например еще во время походов Салманасара III, чешуйчатыми доспехами снабжались плотные порядки пехотинцев-лучников, не имевших при себе щитоносцев.
Судя по изображениям, тяжеловооруженный щитоносец-копейщик и лучник нередко составляли тактическую единицу — боевую двойку. Лучник вел обстрел противника, а щитоносец-копейщик обеспечивал прикрытие, при этом они не прекращали методичного движения вперед и делали все очень слаженно — сказывались бесконечные учения, опыт и чувство плеча. Согласно приказам командиров, пара могла остановиться либо, наоборот, ускорить движение вперед. Приказы передавались звуковыми сигналами; для ориентировки во время боя использовались также боевые штандарты. Применение боевых двоек в конечном счете позволяло ассирийцам держать врага на довольно приличной дистанции выстрела лука, сохранять при этом мобильность и владеть инициативой. В комбинации со щитоносцами и лучниками выступали синхронно и ассирийские пращники.
Колесницы
Все большее внедрение в начале I тысячелетия до н. э. конницы заставило иначе использовать колесницы. Уже с середины II тысячелетия до н. э. колесницы, как было замечено, снабжаются не только традиционными луком и парой колчанов, но и тяжелым колющим копьем; с IX века на коней стали надевать налобник, нагрудник и защитную попону. Царские боевые колесницы Салманасара III, помимо традиционных колесничего (mukil appāte) и «первого» в колесничной команде (mār damqi), получают третьего члена экипажа — щитоносца (tašlišu) и становятся таким образом лучше защищены и способны на более плотное соприкосновение с пехотой противника. Против пехоты врага ассирийские колесницы продолжают действовать при содействии легких щитоносцев и лучников. Преследуют сломленного врага совместно с колесничными упряжками конные пары. Не исключено, что миссию добить врага отдавали полностью на откуп конникам.
Ко временам Саргона II конструкция колесниц стала массивнее. Колесничные упряжки все больше действуют в сражении не с пехотинцами, а вместе с всадниками. Позже колесницы еще были увеличены в размерах и стали нести экипаж из четырех человек, что еще больше усилило их пробивную мощь. Рельефы времени правления Ашшурбанипала показывают квадриги с основательно защищенными конями, в колеснице стоят четыре человека: лучник, возница и два щитоносца. То есть, по сути, пехотная подмога пересела в кузов. Понятно, что такая мощная колесница уже может действовать на поле брани самостоятельно. Тем не менее основную роль начинает играть кавалерия, и Саргониды все меньше интересуются колесницами в качестве военных трофеев[126].
Колесничные кони в походе шли шагом. Перед битвой колесницы разворачивались и образовывали длинный фронт в одну или две шеренги с интервалами 40—60 метров, что необходимо было для эффективной стрельбы. Сначала кони шли шагом, затем переходили на рысь; сближаясь с врагом, возничие переводили их в галоп; при приближении противоборствующих строев друг к другу начиналась перестрелка, после чего колесницы разъезжались в противоположных направлениях, чтобы развернуться и начать новую атаку. В результате встречной атаки та из сторон, у которой быстрее сдавали нервы, поворачивала назад. Как считают исследователи, сражение могло включать несколько (порядка двух-трех) встречных колесничных атак, в течение которых отдельно взятый колесничный лучник мог истратить весь запас стрел (воин со средней подготовкой выпускал 6-7 стрел в минуту, хорошо подготовленный — 10—12 стрел).
Конница
Стоит, пожалуй, присоединиться к мнению, что кавалерия ассирийцев являлась первой массовой искусственно созданной конницей. Увеличение территории и протяженности границ Ассирийской империи проходило параллельно с нарастанием экономического потенциала. С одной стороны, необходимо было найти эффективное средство контроля огромной разноландшафтной территории. Таким средством и оказалась конница. С другой — ресурсы и технологии уже позволяли комплектовать целые подразделения кавалеристов, защищенных железными чешуйчатыми доспехами, вооруженных копьями и стрелами с железными наконечниками. Всадник сидел уже на крупной лошади — давал себя знать процесс селекции и отменное питание животных. Такой кавалерист представлял собой серьезную силу, по пробивным возможностям равную, к примеру, легкой колеснице, но значительно более дешевую. Влияли и внешние факторы: расширяя свои пределы, империя неумолимо сталкивалась с кавалерией номадов, будь то на севере или на востоке, и должна была противопоставить ей равную по возможностям мощь — то есть все ту же кавалерию.
Ассирийцы делили лошадей по функциональной принадлежности — под колесничную запряжку и верховых. Вторые ценились больше. Лошади были государственным имуществом, но в мирное время содержались — хотя и с помощью государства — самими кавалеристами и колесничими в местах их проживания. Подобно людскому контингенту, лошади также проходили процедуру смотра. Происходило это, как правило, в течение марта—мая, чтобы к июню — сезону походов — была достигнута полная готовность. В каждую провинцию для проведения сбора лошадей центр высылал двух служащих вместе с заведующим конюшнями[127]. Пункты сбора, называвшиеся «пиррани», располагались в Ниневии, Дур-Шаррукине, а также на территории казарм в Кальху.
Как мы уже знаем, с сочинением, посвященным митаннийской подготовке лошадей, ассирийцы ознакомились еще во II тысячелетии до н. э., а к началу I тысячелетия местные коневоды составили свои комментарии к нему, касающиеся, в частности, снаряжения верхового коня[128].
Большое значение ассирийцы придавали дрессировке лошадей. Их акклиматизировали и готовили к движению различным аллюром. Тренинг начинался осенью. Происходил он как на свободном поле, так и на специальных площадках — ипподромах со скаковой дорожкой, ограниченной барьером и имевшей по длинной прямой 300 метров, по короткой — 150 (или 240) метров. На одном и том же ипподроме готовили как верховых, так и колесничных лошадей.
Архивы из Ниневии повествуют, что царские конюшни получали в среднем 100 новых лошадей ежедневно. Все, что связано было с кавалерией и обеспечением армии лошадьми, замыкалось при Саргоне II на вельможе Набу-шуму-иддине, который постоянно рапортовал царю о том, сколько, откуда и каких лошадей прибыло, и спрашивал, как ими распорядиться далее[129]. Через него проходило и снабжение кавалеристов всем необходимым.
Территория Урарту и прилежащих областей была одной из главных целей походов ассирийских царей-военачальников не в последнюю очередь потому, что здесь обитали племена, разводившие табуны. Славились лошади из области Суби (восточное побережье озера Урмия). И кстати, именно применение кавалерии помогло Саргону II нанести решающее поражение урартскому царю Русе в 714 году.
Первые конные подразделения Ассирии — всадники-копейщики и всадники-лучники, появились в IX веке до н. э., в правление Тукульти-Нинурты II или чуть ранее. По крайней мере, судя по рельефам на Балаватских воротах, уже в середине IX века в сражении вкупе с колесницами действуют конные пары, очевидно представлявшие собой вспомогательный род войск (поддержка колесниц, преследование разбитого противника и т.д.). Каждая такая пара верховых воинов состояла из копьеносца и лучника, первый держал при этом повод и своего коня, и коня стрелка. Таким образом, кавалерийская команда строилась подобно колесничной: возница преобразился в копейщика со щитом, который защищал лучника и управлял своим конем и конем напарника; что до лучника, то можно сказать, что он лишь пересел с колесницы на лошадь. Упряжь при этом поначалу сохранялась колесничная. Поэтому исследователи видят в такой кавалерийской паре переходный этап развития от колесницы к всаднику. В ряде случаев копьеносец спешивался и выступал в качестве пехотинца. Эти всадники использовали довольно неудобную посадку, из-за чего во время галопа наездник соскальзывал на круп.
Однако кавалерийское дело не стояло на месте, и вторая половина VIII — первая четверть VII века ознаменовались рядом продуктивных новшеств. Уздечка стала плотнее прилегать к голове лошади, для защиты которой чаще стали использоваться кожаные ошейники; в употребление вошли тяжелые кисти-наузы, с помощью которых повод фиксировался на шее лошади и руки освобождались для стрельбы[130].
В целом при Тиглатпаласаре III кавалерия окончательно оформилась в самостоятельный род войск. Сначала она нуждалась в поддержке легкой пехоты, но затем довольно быстро обрела самостоятельность — особенно после того, как поменялась посадка конника. Он уже мог одновременно управлять животным и сражаться — часто всадник вооружался сразу копьем и луком. Кавалеристы действовали врассыпную и в сомкнутом строю.
Можно задаться вопросом: а могла ли ассирийская конница разомкнуть ряды пехоты противника? Чтобы ответить на него, посмотрим на свидетельства — рельефы и письменные источники.
На рельефах кавалеристы копьями до двух метров в длину поражают поверженных вражеских воинов. Однако в то время у ассирийских кавалеристов не было ни стремян, ни седел, что ставит под сомнение эффективность фронтальной кавалерийской атаки. Не было у ассирийских кавалеристов и рубящего оружия, необходимого в ближнем бою. Находки ассирийских мечей редки, и они составляют в длину порядка 35—45 сантиметров — это не намного больше, чем у кинжалов. Эти мечи явно не могли прорубать сверху вражеские доспехи.
Таким образом, ассирийскую конницу тяжелой не назовешь. Но была ли необходимость в тяжелой коннице? Ведь такого явления, как классическая античная фаланга, на Востоке не было. Ближневосточные войска были экипированы легче гоплитов, и у дисциплинированной ассирийской конницы все-таки, наверное, была возможность рассеять передовые ряды противника. Возможно, в каких-то случаях во время битв имели место таранные удары, но это происходило нечасто. Ассирийские кавалеристы не таранили фронт противника длинными копьями, но им было по силам «взрезать» его, стремительно приблизившись на минимальное расстояние, обстреляв из луков, а затем метнув дротики или применив длинные копья. Собственно, и на рельефах часто можно видеть ассирийских всадников с небольшими копьями и луком со стрелами за спиной. Но скорее всего, ассирийская кавалерия в большинстве случаев обрушивалась не на фронт, а на фланги противника. Можно предположить, что, прорвав защиту и при этом израсходовав метательное оружие, всадники спешивались и пускали в ход мечи.
Каллабу
Черты пехоты и кавалерии соединяла в себе часть цаб шарри — вспомогательные войска каллабу (kallābu). По степени вооруженности они соотносились со средней или легкой пехотой. В круг их полномочий входили прикрытие тыла и обоза, разведка, сопровождение гонцов или доставка депеш; они могли задействоваться и на какое-нибудь экстренное строительство[131]. В силу того, что ряд функций (разведка, отправление сообщений и т. д.) требовал мобильности, воины каллабу часто передвигались верхом. В древнеассирийских текстах имеются упоминания должности раб каллаби — командующего подразделением легкой пехоты.
Комплекс вооружения
Доспех
Доспех ассирийского воина состоял из связанных между собой или нашитых на кожу пластинок. Специалистами отмечена еще одна интересная деталь:
«...на ассирийских рельефах часть верхней половины доспеха, особенно облегающая руки, представляется составленной из более мелких пластин, что обеспечивало большую подвижность и гибкость»[132].
Чешуйки ламеллярного доспеха производились из бронзы и железа. Железные пластины имели лучшие защитные характеристики и легче чинились, однако железный доспех был тяжелее, к тому же в нем было жарче, чем в бронзовом. Большое количество чешуйчатых доспехов, практичных и дешевых, хотя и с невысокими защитными свойствами, производилось из кожи — кожаные чешуйки в них нашивались одна на другую.
Если в правление Ашшур-нацир-апала и Салманасара в чешуйчатые доспехи были одеты преимущественно члены колесничных команд и лучники при штурме крепостей, то со времен Тиглатпаласара их носили представители всех родов войск — пехотинцы, колесничие, всадники. Судя по всему, ламеллярный доспех, в комплекте с остроконечным (так называемым «ассирийским») шлемом носили военные регулярных соединений — у союзников ассирийцев такого типа экипировки не наблюдается.
Ассирийские военные, в отличие, например, от древних греков, носили не металлические поножи, а гетры и высокие сапоги на шнуровке. Преимущество прочных чулков над поножами было особенно ощутимо для всадников — они были легки и не ранили лошадь.
Доспехи для ассирийской армии изготавливались не только в самой Ассирии, но и в других местах — например, на территории современного Ливана[133].
Судя по рельефам времени Ашшурбанипала, лошадей также покрывали броней, состоявшей из нескольких полос наборных пластин и охватывавшей грудь и бока.
Шлемы ассирийских воинов, являясь производным от древнемесопотамских образцов, послужили, в свою очередь, примером для урартских и ахеменидских шлемов. Специалисты приводят разные классификации шлемов, мы же, не вдаваясь в детали, отметим, что существовали два основных типа — конические островерхие и шлемы с гребнем. Первыми были экипированы воины регулярной армии, вторыми — ауксилиарии (куррейцы, итуэйцы, фригийцы, урарты). Естественно, бывали и разные «гибриды». Железные шлемы носили элитные отряды, прочие служивые обходились бронзовыми. Часть шлемов, судя по рельефам, снабжалась нащечниками, которые применяются со времени Тиглатпаласара III и были позаимствованы, скорее всего, у урартов[134]. Имелся и подшлемник из кожи или тканой материи. Применявшиеся ассирийскими воинами шлемы (в большей части их фрагменты) в наши дни можно увидеть в Британском музее, музее Метрополитен, некоторых музеях Германии.
Оружие
Позднеассирийские копья снабжались бронзовыми или железными наконечниками, которые могли быть разной формы. Археологами таких плохо сохранившихся наконечников найдено несколько десятков. Они втульчатые и сделаны из железа (в отличие от образцов бронзового века — произведенных из бронзы и крепившихся к древку посредством «язычка»). Многие наконечники не имеют на втулке ни кольца, ни заклепки для закрепления на древке. Видимо, ассирийские оружейники насаживали накаленный наконечник на древко, и втулка, остывая и сжимаясь, крепко его охватывала.
Воины-копейщики (sāb arīti, nāš asmarē) имели при себе, кроме копья, меч и щит. Применяли копья и конные воины. Поначалу были распространены сравнительно короткие копья, однако где-то со времени Саргона II большинство конных воинов были вооружены длинными копьями — для более плотного соприкосновения с противником.
С начала I тысячелетия до н. э. на Ближнем Востоке наблюдается массовое распространение меча. В арамейско-позднехеттских государствах Северной Сирии приобретают популярность мечи длиной 70-90 сантиметров. Но находки ассирийских мечей редки, и, как уже говорилось, они незначительно превышают длиной кинжалы. Большинство найденных ассирийских мечей — из железа.
Самым массовым клинковым оружием, одним из главных видов оружия ближнего боя в Ассирии, как и на всем Древнем Востоке того времени, был кинжал. Кинжал использовали для добивания врага и отрезания какой-либо части его тела — в качестве трофея. Длинные кинжалы-мечи в начале I тысячелетия до н. э. носили, как правило, на широкой портупейной перевязи через плечо, бронированной металлическими бляшками, служившими и защитой и украшением. Оружие также затыкали за пояс.
Лук стрелял в среднем на расстояние в 250 метров. Было два типа луков: менее хлопотные в изготовлении большие простые луки, применявшиеся пехотой (наравне, впрочем, с композитными) и малые сложносоставные, используемые колесничими и кавалерией. Использовали изготовляемые в государственных мастерских стрелы с железными наконечниками.
Пращники пользовались специальными ядрами, а также, вероятно, заостренными снарядами, посылая их на расстояние более 200 метров. Как пользовались пращой, хорошо видно на рельефе, посвященном взятию Лахиша.
Булава являлась неотъемлемой частью паноплии офицера — это был символ его властных полномочий. Это оглушающее оружие было весьма кстати, когда требовалось взять врага живым.
Щиты
Щиты существовалили разных типов, что видно по многочисленным рельефам. Эллиптический щит применялся уже при Тукульти-Нинурте II. На рельефах Ашшур-нацир-апала II встречаются небольшие легкие в обращении щиты прямоугольной и круглой формы. Последние довольно оригинальны — с выгнутыми краями и усеянные, как еж, мелкими умбонами. Видимо, происхождение свое такой экзотический вид ведет от щитов «народов моря» XIII века до н. э.[135] Пехотинцы VIII—VII веков отдавали предпочтение уже не этим маленьким «фехтовальным», а среднего размера (60—70 сантиметров в диаметре) и крупным щитам. Массово использовались большие коническо-выпуклые щиты, прикрывавшие бойца от шеи до середины голени. Изготовлялись они не из металла, а скорее из прутяной плетенки, обтянутой толстой твердой кожей. Подобным же образом (каркас из досок) производился и другой вид больших щитов — прямоугольные снизу и закругленные сверху. Видимо, подобную форму ассирийские оружейники позаимствовали у подданных фараона во время походов в Египет в VII веке.
Изготовлялись плетеные щиты разных модификаций — в рост человека и с отогнутым верхом, а также небольшие круглые. Большой плетеный щит имел загнутый верх в целях защиты лучника от навесного огня. Для перемещения палисадных щитов к лучнику придавался дополнительный пехотинец — щитоносец (sāb arīti), а в некоторых случаях — даже два. На реках отводились специальные участки под выращивание тростника для плетения щитов[136].
В заключение стоит сказать об уже отмечавшейся исследователями «интернационализации вооружения» на Ближнем Востоке во время ассирийского господства. Ассирийцы, с одной стороны, заимствовали многое у своих противников (шлем с гребнем и нащечники у урартов, фригийский шлем с гребнем и т.д.), а с другой, они определяли развитие вооружения всего ближневосточного региона, что приводило к унификации. Схожая техника производства, форма, мотивы украшений лишают нас возможности проследить происхождение того или иного предмета вооружения — был ли он произведен ассирийскими мастерами в самой Ассирии или ремесленниками где-нибудь в Сирии.
Кстати сказать, интересен сам по себе вопрос о ремесленниках-оружейниках в Ассирийской державе — ведь во многом благодаря их стараниям ассирийская армия главенствовала так долго на Ближнем Востоке. Любопытно было бы познакомиться с социально-этническими особенностями этой прослойки общества, с деталями их жизни и быта...
Доспех
Доспех ассирийского воина состоял из связанных между собой или нашитых на кожу пластинок. Специалистами отмечена еще одна интересная деталь:
«...на ассирийских рельефах часть верхней половины доспеха, особенно облегающая руки, представляется составленной из более мелких пластин, что обеспечивало большую подвижность и гибкость»[132].
Чешуйки ламеллярного доспеха производились из бронзы и железа. Железные пластины имели лучшие защитные характеристики и легче чинились, однако железный доспех был тяжелее, к тому же в нем было жарче, чем в бронзовом. Большое количество чешуйчатых доспехов, практичных и дешевых, хотя и с невысокими защитными свойствами, производилось из кожи — кожаные чешуйки в них нашивались одна на другую.
Если в правление Ашшур-нацир-апала и Салманасара в чешуйчатые доспехи были одеты преимущественно члены колесничных команд и лучники при штурме крепостей, то со времен Тиглатпаласара их носили представители всех родов войск — пехотинцы, колесничие, всадники. Судя по всему, ламеллярный доспех, в комплекте с остроконечным (так называемым «ассирийским») шлемом носили военные регулярных соединений — у союзников ассирийцев такого типа экипировки не наблюдается.
Ассирийские военные, в отличие, например, от древних греков, носили не металлические поножи, а гетры и высокие сапоги на шнуровке. Преимущество прочных чулков над поножами было особенно ощутимо для всадников — они были легки и не ранили лошадь.
Доспехи для ассирийской армии изготавливались не только в самой Ассирии, но и в других местах — например, на территории современного Ливана[133].
Судя по рельефам времени Ашшурбанипала, лошадей также покрывали броней, состоявшей из нескольких полос наборных пластин и охватывавшей грудь и бока.
Шлемы ассирийских воинов, являясь производным от древнемесопотамских образцов, послужили, в свою очередь, примером для урартских и ахеменидских шлемов. Специалисты приводят разные классификации шлемов, мы же, не вдаваясь в детали, отметим, что существовали два основных типа — конические островерхие и шлемы с гребнем. Первыми были экипированы воины регулярной армии, вторыми — ауксилиарии (куррейцы, итуэйцы, фригийцы, урарты). Естественно, бывали и разные «гибриды». Железные шлемы носили элитные отряды, прочие служивые обходились бронзовыми. Часть шлемов, судя по рельефам, снабжалась нащечниками, которые применяются со времени Тиглатпаласара III и были позаимствованы, скорее всего, у урартов[134]. Имелся и подшлемник из кожи или тканой материи. Применявшиеся ассирийскими воинами шлемы (в большей части их фрагменты) в наши дни можно увидеть в Британском музее, музее Метрополитен, некоторых музеях Германии.
Оружие
Позднеассирийские копья снабжались бронзовыми или железными наконечниками, которые могли быть разной формы. Археологами таких плохо сохранившихся наконечников найдено несколько десятков. Они втульчатые и сделаны из железа (в отличие от образцов бронзового века — произведенных из бронзы и крепившихся к древку посредством «язычка»). Многие наконечники не имеют на втулке ни кольца, ни заклепки для закрепления на древке. Видимо, ассирийские оружейники насаживали накаленный наконечник на древко, и втулка, остывая и сжимаясь, крепко его охватывала.
Воины-копейщики (sāb arīti, nāš asmarē) имели при себе, кроме копья, меч и щит. Применяли копья и конные воины. Поначалу были распространены сравнительно короткие копья, однако где-то со времени Саргона II большинство конных воинов были вооружены длинными копьями — для более плотного соприкосновения с противником.
С начала I тысячелетия до н. э. на Ближнем Востоке наблюдается массовое распространение меча. В арамейско-позднехеттских государствах Северной Сирии приобретают популярность мечи длиной 70-90 сантиметров. Но находки ассирийских мечей редки, и, как уже говорилось, они незначительно превышают длиной кинжалы. Большинство найденных ассирийских мечей — из железа.
Самым массовым клинковым оружием, одним из главных видов оружия ближнего боя в Ассирии, как и на всем Древнем Востоке того времени, был кинжал. Кинжал использовали для добивания врага и отрезания какой-либо части его тела — в качестве трофея. Длинные кинжалы-мечи в начале I тысячелетия до н. э. носили, как правило, на широкой портупейной перевязи через плечо, бронированной металлическими бляшками, служившими и защитой и украшением. Оружие также затыкали за пояс.
Лук стрелял в среднем на расстояние в 250 метров. Было два типа луков: менее хлопотные в изготовлении большие простые луки, применявшиеся пехотой (наравне, впрочем, с композитными) и малые сложносоставные, используемые колесничими и кавалерией. Использовали изготовляемые в государственных мастерских стрелы с железными наконечниками.
Пращники пользовались специальными ядрами, а также, вероятно, заостренными снарядами, посылая их на расстояние более 200 метров. Как пользовались пращой, хорошо видно на рельефе, посвященном взятию Лахиша.
Булава являлась неотъемлемой частью паноплии офицера — это был символ его властных полномочий. Это оглушающее оружие было весьма кстати, когда требовалось взять врага живым.
Щиты
Щиты существовалили разных типов, что видно по многочисленным рельефам. Эллиптический щит применялся уже при Тукульти-Нинурте II. На рельефах Ашшур-нацир-апала II встречаются небольшие легкие в обращении щиты прямоугольной и круглой формы. Последние довольно оригинальны — с выгнутыми краями и усеянные, как еж, мелкими умбонами. Видимо, происхождение свое такой экзотический вид ведет от щитов «народов моря» XIII века до н. э.[135] Пехотинцы VIII—VII веков отдавали предпочтение уже не этим маленьким «фехтовальным», а среднего размера (60—70 сантиметров в диаметре) и крупным щитам. Массово использовались большие коническо-выпуклые щиты, прикрывавшие бойца от шеи до середины голени. Изготовлялись они не из металла, а скорее из прутяной плетенки, обтянутой толстой твердой кожей. Подобным же образом (каркас из досок) производился и другой вид больших щитов — прямоугольные снизу и закругленные сверху. Видимо, подобную форму ассирийские оружейники позаимствовали у подданных фараона во время походов в Египет в VII веке.
Изготовлялись плетеные щиты разных модификаций — в рост человека и с отогнутым верхом, а также небольшие круглые. Большой плетеный щит имел загнутый верх в целях защиты лучника от навесного огня. Для перемещения палисадных щитов к лучнику придавался дополнительный пехотинец — щитоносец (sāb arīti), а в некоторых случаях — даже два. На реках отводились специальные участки под выращивание тростника для плетения щитов[136].
В заключение стоит сказать об уже отмечавшейся исследователями «интернационализации вооружения» на Ближнем Востоке во время ассирийского господства. Ассирийцы, с одной стороны, заимствовали многое у своих противников (шлем с гребнем и нащечники у урартов, фригийский шлем с гребнем и т.д.), а с другой, они определяли развитие вооружения всего ближневосточного региона, что приводило к унификации. Схожая техника производства, форма, мотивы украшений лишают нас возможности проследить происхождение того или иного предмета вооружения — был ли он произведен ассирийскими мастерами в самой Ассирии или ремесленниками где-нибудь в Сирии.
Кстати сказать, интересен сам по себе вопрос о ремесленниках-оружейниках в Ассирийской державе — ведь во многом благодаря их стараниям ассирийская армия главенствовала так долго на Ближнем Востоке. Любопытно было бы познакомиться с социально-этническими особенностями этой прослойки общества, с деталями их жизни и быта...
Железная армия
Затрагивая вопрос о вооружении ассирийских войск, отметим, что это была, прямо скажем, «железная армия». В том числе и потому, что широкое распространение в ней получили предметы из железа.
В IX веке до н. э. железо в Ассирии становится вполне обыденным металлом, оно импортируется в крицах и широко используется для производства оружия. В правление Ашшур-нацир-апала II и Салманасара III железо поступало в качестве военной добычи и дани из районов, прилегающих к Верхнему Евфрату. При Салманасаре III железо начинает числиться среди металлов, получаемых державой в
«бесчисленных количествах»;
этому же владыке принадлежат слова:
«Острите железные мечи, покоряющие врага»[137].
В центрах ассирийских столиц и царских резиденций следов выплавки и обработки железа не обнаружено. Видимо, «промышленные центры» располагались за их пределами.
Ассирийское войско было, пожалуй, первой армией, использовавшей железное оружие в массовом порядке. В Хорсабаде при раскопках одна из комнат-хранилищ явила собой огромный железный массив из 160 тонн (5600 талантов) металла, и это была лишь часть железопроизводства. Однако археологические находки железа в ассирийских городах (Ашшур, Ниневия, Нимруд, Хорсабад) относятся в основном ко времени не ранее VII века до н. э.
Из железа, следуя бронзовым образцам, производился целый ряд личного оружия, кинжалы, мечи, наконечники копий и стрел. Кое-что из этого оружия было в наше время подвергнуто металлографическому исследованию. Как оказалось, окончание одного из кинжалов было науглерожено, а наконечник одной стрелы произведен из кованого, малоуглеродистого железа. Разнообразные приемы применялись при производстве окончаний булав, доспехов и шлемов. Описана находка железного чешуйчатого доспеха в Нимруде[138]. Из раскопок в том же Нимруде исследованию подверглись две ламеллярные чешуйки из малоуглеродистого железа, прокованного при температуре около 600°С в каменной матрице для образования центрального ребра[139]. Такой метод, видимо, экономил время и достигал единообразия чешуек. Железные шлемы, более тяжелые, но в то же время лучше защищавшие, постепенно во второй половине VIII века до н. э. вытеснили бронзовые, по крайней мере в элитных ассирийских подразделениях; большее распространение получил и железный чешуйчатый доспех. Элитные ассирийские войска носили отменные железные шлемы, сделанные из цельного куска металла, с бронзовыми инкрустациями, тогда как основная масса армии располагала более простыми в изготовлении шлемами, из нескольких кусков железа. Наконечники копий и стрел, мечи, щиты и элементы доспеха также были из железа; железными для пущей эффективности зачастую делали и ударные части таранов.
Напомним интересный факт. Когда при раскопках в Хорсабаде обнаружили комнату с железными предметами (запасы цепей, гвоздей, кранов, крюков и т.д.), то оказалось, что
«железо настолько хорошо сохранилось, что при ударе звучало как колокол».
Многие из находок взяли для своего употребления арабы-работники[140].
При всех своих достоинствах (большая твердость и упругость, более широкое распространение руд) железо имело и недостатки. Во-первых, технические «минусы» — большой вес, высокая теплопроводность, коррозия. Во-вторых, технология железодобычи и железообработки не позволяла еще реализовывать все выигрышные качества этого металла. Как следствие, многие предметы вооружения ассирийцы продолжали производить из бронзы. К таковым можно отнести щиты и шлемы. Ассирийский железный шлем весил более трех килограммов, тогда как бронзовый — 850—700 граммов[141].
Войско в походе
Летний месяц думузи, примерно соответствующий июлю, был неслучайно выбран мудрым богом Ниншику в качестве начала сезона военных походов. Как раз заканчивался в Ассирии сбор урожая, и многочисленные земледельцы освобождались для несения военной повинности. В это время, между маем—июнем и октябрем, ассирийские цари предпочитали проводить полномасштабные кампании с привлечением цаб шарри. Например, Ашшур-нацир-апал II ходил в походы именно в мае—июне.
Наличие кицир шаррути значило, что царю не надо было ждать полного завершения мобилизации цаб шарри, чтобы выступить в поход. Войско Тиглатпаласара III могло отправиться в путь в любое время. Асархаддон, к примеру, упоминает случай, когда он, не тратя драгоценного времени на полномасштабные сборы, выступил в поход в зимний месяц шабат. Но даже царский полк, подобно остальной части армии, был уязвим, так как в конечном счете зависел от системы снабжения. Пока необходимые продовольственные ресурсы и фураж стекались в центральные склады, пока были полны амбары в провинциях, кицир шаррути в прямом смысле на ходу снабжался всем необходимым, был полон сил и энергии. Однако стоило подорвать ресурсную базу, и даже царский полк начинал «пробуксовывать». Такой убийственный для Ассирии сценарий, осуществленный вавилонским царем Набопаласаром, впоследствии и будет одной из причин краха великой империи.
В отличие от экстренных случаев (мятежей, вражеских рейдов), требовавших моментальной реакции, операции вторжения, запланированные самими ассирийскими монархами, подготавливались тщательно и проводились именно в «сезон походов», как и было рекомендовано богами.
Костяк армии во главе с царем выступал из Ассирии и затем пополнялся войсками тех провинций, что лежали по выбранному маршруту и прилегали к нему. Часто войско возглавлял не царь, а туртану или главный евнух, однако благодаря отличной системе коммуникаций ассирийский владыка все равно всегда оставался на связи с армией.
При подготовке к выступлению в поход царь рассылал губернаторам и вельможам приказ немедленно собрать военно-административный состав и подготовить лошадей, имеющихся в наличии на пунктах сбора, а затем не откладывая явиться к нему. Один из документов содержит повеление подчиненному вельможе собрать войско:
«...Что касается тебя, то будь наготове вместе с армией и колесницами, собери куррейцев и итуэйцев... отборных пехотинцев, соединения каллабу...»
А вот другое письмо, рапорт царю от вельможи:
«Царь, мой владыка... все мои войска расположены неподалеку от города; их можно собрать за три дня».
Очевидно, отправитель письма — губернатор; далее он пишет, что заниматься сбором войск назначил своего управляющего.
Губернаторам провинций, находившихся близко к театру военных действий, вменялось в обязанности делать запасы на случай расквартирования царского войска. Это зафиксировано в одной из табличек Ашшурбанипаловой библиотеки[142]. Автор отчета, написанного во время подготовки кампании 713 года, сообщает, что в городе Кар-Ашшур, как и запланировано, сосредотачиваются войска главных вельмож (туртану, раб шаке) и губернаторов западных провинций (Нацибины, Лаке, Сиимме, Тилле, Гузаны, Исаны). Чтобы обеспечить армию пропитанием, с окрестных земель, да и со всей провинции Лахиру, собран фураж для лошадей и припасы для людей. Запасы оказались немалые: месячное довольствие для военнослужащих составило 2 115 000 литров зерна, то есть людским контингентом потреблялось по 70 500 литров зерна в день[143]. Для животных (лошадей, мулов и т.п.) требовалось 1 734 000 литров корма в месяц. Помимо зерна в провизию воинов обычно входили масло и вино.
Марш совершался, видимо, в прохладную часть дня, поскольку передвижение по страшной жаре изматывало людей и уменьшало их шансы в бою (температура июля-августа в районе Мосула составляет 34°С, в районе Басры — 34—50°С). А идти приходилось на порядочные расстояния, при том что, не будем забывать, в ассирийской армии преобладала пехота. Возьмем, к примеру, Вавилон, находящийся в 450 километрах от Ниневии. У армии, покрывавшей 25 километров в день, уходило на дорогу туда около восемнадцати дней, хотя есть предположение, что иногда ассирийское войско могло передвигаться и быстрее, преодолевая до 40 километров в день[144]. Думается, не зря рельефы изображают ассирийских воинов столь мускулистыми. Огромные расстояния им приходилось преодолевать со значительным утяжелением. Только вес доспехов составлял от 9,6 до 26,7 килограмма. Согласно экспериментальным данным, полная экипировка ассирийского пехотинца (включая доспех, шлем, сапоги с железными усилениями, меч, щит и копье) весила, как минимум, около 25 килограммов[145].
Как же конкретно проходила военная кампания? Какие тактические приемы и построения использовались в походе и в сражении? Сразу скажем, что наши знания здесь неполны: есть немного упоминаний о походном построении, достаточно источников по штурму крепостей и практически нет информации о боевых порядках и ходе сражения в чистом поле.
Сначала обратимся к источникам касательно походного строя. Судя по данным о восьмой кампании Саргона II (714 год), походный порядок войска был таков: впереди армии двигались саперы, расчищавшие дорогу; затем ехал царь в окружении колесниц и всадников; далее шли пехотинцы, а замыкал строй обоз, который везли верблюды и ослы.
Пока войско таким образом продвигалось к намеченной цели, часть кавалерии и специальные подразделения пехоты устремлялись вперед для проведения рекогносцировки. Кроме того, авангард, смотря по обстоятельствам, мог взять под контроль те или иные опорные точки на местности (мосты, верхушки холмов). Наконец, эти воины в случае необходимости, чтобы задержать врага и выиграть время, устраивали засады и вступали в стычки с авангардом противника.
Во время дальних многодневных бросков армии нельзя было обойтись без передышек. Чтоб обезопасить себя, ассирийское войско строило укрепленные походные лагеря — круглой либо прямоугольной формы, окруженные валом и рвом. Внутри лагеря основная часть военнослужащих располагалась в палатках, а высший военный состав и сам царь — в более комфортабельных шатрах. Место для лагеря выбирали с учетом выгодной диспозиции и ряда других факторов. Строились укрепленные лагеря и во время долгих осад. Ночью, дабы исключить внезапное нападение, вокруг лагеря выставлялось охранение. Столетиями позже практику обязательного устройства укрепленных походных лагерей введут в своей армии римляне.
Получив от передовых разъездов информацию о приближающемся противнике, ассирийское командование выстраивало войска в боевой порядок. Как минимум два первых ряда состояли из щитоносцев-копейщиков. Они в случае противостояния с колесницами и первыми рядами копейщиков противника должны были сдерживать вражеский натиск. На одном из рельефов Ашшурбанипала в Ниневии за каждым копейщиком расположен лучник. Как правило, копейщики всегда изображаются впереди, и не случайно — ведь они первые выстраивали линию фронта, прикрывая подходивших лучников и других воинов.
За копейщиками располагались в несколько рядов легковооруженные и средневооруженные лучники. Их задачей был массированный обстрел противника в начале боя, современными словами — «артподготовка». За массивом лучников располагались ряды пращников, посылавших тяжелые глиняные снаряды на расстояние 200—400 метров. Успешные действия лучников и пращников могли серьезно проредить живую силу противника и даже не допустить его до непосредственного столкновения. Залпы метательных снарядов служили хорошим прикрытием для действий своих колесниц, кавалерии и копейщиков. На худой конец они могли выявить слабые места во вражеском построении, чем потом можно было воспользоваться. Как и позже персы, ассирийцы использовали большое количество дистанционного оружия. Думается, по огневой мощи в большинстве сражений имперские войска превосходили своих недругов, что и было одним из ключевых элементов их успеха. Отметим, что массовое использование лучников совпало и, лучше даже сказать, стало следствием активной военной экспансии Тиглатпаласара III.
В глубине боевых порядков, за рядами ауксилиариев, располагались опытные профессиональные воины кицир шаррути и ша курбути. Тут сосредотачивались элитная тяжеловооруженная пехота, кавалерия, колесницы — и именно здесь находились собственно ассирийские воины. Новоассирийские цари и военачальники выигрывали битвы еще и потому, что располагали большим, чем у противника, резервом профессиональных войск, который задействовали в переломные, критические моменты.
Если вести речь о колесницах и кавалерии, то стоит вспомнить внезапную атаку Синаххериба в битве при Халуле[146]. Дабы предотвратить аналогичные действия врага, ассирийцы весьма тщательно подходили к защите флангов и тыла. Эту функцию, как считается, брали на себя колесницы, которые во многих фазах битвы располагались позади — в пятом ряду имперских боевых порядков[147].
Впрочем, боевые схемы ассирийцев не оставались чем-то статичным и не обрастали канонами; военачальники выбирали ту или иную тактику и построение в зависимости от обстоятельств. При этом тактику действий на поле сражения нам приходится во многом домысливать.
Как и в III тысячелетии до н.э., ассирийские войска выходили на поле боя со знаменами и штандартами, обычно с изображением верховного бога Ашшура. Первыми в дело, скорее всего, вступали колесницы, приспособленные как для боя на дистанции, так и для ближней сечи. Мишенью становились вражеские колесничие:
«Колесницы вместе с лошадьми их, у которых в ходе моего мощного натиска были убиты возничие, и те, которые были брошены, все ездили сами по себе».
Если удавалось одержать верх, как в описанном выше эпизоде, колесничие (под прикрытием пехотинцев-лучников и пращников) обрушивались на первые ряды пехоты врага, пытались пробить в них брешь и пригасить огонь вражеских лучников:
«На фланг и фронт, словно порыв стремительного южного урагана, на врага я обрушился... и яростным натиском я повернул их вспять и обратил в бегство. Вражеское войско стрелами и дротиками я приуменьшил, и все тела их пронзал, словно решето»[148].
Дальше успех колесниц (и тяжелой кавалерии) развивала подтянувшаяся пехота.
Если же противник попадался упорный, то после колесничной или кавалерийской стычки начиналась основная фаза битвы и в бой вступала пехота. Лучники и пращники открывали огонь под защитой копейщиков со щитами. Возможно, что в случаях, когда боевой строй ассирийцев прорывал противник, пехотинцы и лучники сбивались уже в ходе сражения в пары, а потом такие пары смыкались в фигуру наподобие окружности или каре. Боевые пары имелись во всех родах войск — в пехоте, колесничных войсках и кавалерии.
Учитывая, что противостоящие армии обычно разделяло пространство метров в 200 (максимальная длина полета стрелы), одна из них, не желая подвергаться дальнейшему обстрелу, начинала движение навстречу противнику. Тот часто делал аналогичный маневр. В итоге через считанные минуты ряды копейщиков-щитоносцев сталкивались, и сражение переходило в рукопашную.
Завершающая фаза — преследование противника — изображена на целом ряде рельефов. Здесь обязательно участвовали кавалерия и боевые упряжки.
Искусство осады
При захвате населенных пунктов ассирийцы использовали все возможные методы. Начинали с мирных переговоров. Если не помогало, переходили к силовому решению проблемы: шли на штурм, делали подкопы и бреши в стенах, строили осадные насыпи, применяли тараны. В ход также шли уловки и хитрости, а иногда в осажденном городе организовывались беспорядки.
Как правило, вокруг осажденной крепости ассирийцы возводили земляной вал и рыли ров. Имеется свидетельство об использовании даже двух колец рвов. В этом случае ассирийские воины расположились в пространстве между рвами[149].
Пожалуй, ассирийцы были первыми, кто соединил осадные башни с таранами. Эти сооружения будут по прошествии веков активно использоваться эллинистическими полководцами и римлянами. Обычно осады городов длились месяцами и годами и далеко не всегда заканчивались успешно. Однако ассирийцы, за некоторыми исключениями, нарушили эту традицию. Новым в их военном искусстве было то, что башни, тараны, лестницы применялись одновременно, причем под защитой лучников и пращников; при этом велись саперные работы. Осадные башни-тараны подкатывались по заранее сооруженным насыпям, доходившим до верха вражеских стен; команда нижнего яруса башни била в стену тараном, а бойцы с верхнего яруса прикрывали их стрельбой из луков и тушили огонь от зажигательных снарядов противника, который обычно пытался поджечь башню. Как правило, к вражеским фортификациям подводилось сразу несколько осадных башен. Кстати, ассирийцы не только строили их сами, но и реквизировали у поверженных врагов, о чем свидетельствуют, например, надписи Ашшур-нацир-апала II[150].
Что касается катапульт и баллист, то их у ассирийцев еще, видимо, не существовало[151], хотя в специальной литературе есть упоминание применения камнеметных механизмов, способных посылать камни весом в 10 килограммов на расстояние в 500—600 метров[152]. Однако прооисхождение этой информации неясно. Думается, обладай ассирийская армия подобным оружием — оно обязательно было бы изображено скрупулезными создателями барельефов, а также отражено в анналах или прочих источниках.
Так или иначе, противостоять напору «железных» ассирийских полчищ было трудно. Асархаддон, как мы увидим позже, взял Мемфис всего за полдня. И такое, заметим, случалось в военной практике ассирийцев довольно часто, несмотря на то что город (даже если не окружен стенами) представляет собой объект весьма неудобный для атаки. Вспомним хотя бы обстоятельства кончины Пирра или бои за Иерусалим в Первую иудейскую войну. Так вот, ассирийские воины не только были в состоянии «взломать» любую городскую оборону, но и, умело действуя компактными группами, одолеть защитников города в уличных боях. Они, судя по некоторым рельефам, могли обучаться приемам безоружного боя, которые потом применяли в сражении (например, чтобы захватить врага живьем)[153].
Дисциплина и боевой дух
Что же все-таки двигало ассирийскими воинами? Только ли прекрасная военная организация, талант военачальников и оснащение помогали им побеждать с завидной регулярностью? Среди немаловажных факторов стоит, пожалуй, отметить как внутреннюю, так и внешнюю дисциплину, боевой этос.
Сохранилось очень мало конкретной информации о том, как наводилась дисциплина в ассирийской армии. Однако логика подсказывает, что в лучшие времена она была образцовой. Коли в римской и монгольской армиях применялись суровые наказания к провинившимся, таковые должны были быть и у не менее обстоятельных ассирийцев. К примеру, в одной из своих депеш царь Саргон требует от воинов срочно явиться в пункты сбора войск, а тех, кто ослушается приказа, грозится посадить на кол посреди их собственных домов[154]. Были, видимо, и методы наведения порядка в критические моменты боевых действий. Судя по описанию Ксенофонта в «Киропедии», персы использовали в сражениях своего рода заградотряды:
«...Воины, поставленные в арьергарде, не позволяли покидать поле боя ни лучникам, ни метателям дротиков; грозно подняв мечи, они заставляли их метать свои стрелы и дротики»[155].
Мы не знаем, переняли ли персы это «ноу-хау» у ассирийцев, но описанный выше порядок построения имперских войск (ауксилиарии, а за ними ассирийские элитные войска) явно устранял возможность колебаний и бегства.
Но если для каких-то категорий воинов и требовались отмеченные выше стимулы, то для настоящих бойцов их внутренним компасом были боевой дух и честь. Так, дошедшее до нас письмо генерала Бел-ибни Ашшурбанипалу повествует, что во время одной из военных операций в болотах Южной Вавилонии 150 ассирийских солдат попали в засаду, устроенную противником. У врага было численное преимущество — 400 человек. Но это обстоятельство не помешало ассирийцам убить 130 пленных солдат противника, захваченных прежде, и изготовиться к рискованной схватке. Перед лицом отчаянной ситуации они сочли нужным сказать следующее:
«Если нам и суждено умереть, то умрем с высочайшим именем на устах!»
В конечном итоге все окончилось для них сравнительно благополучно: сыны Ашшура одержали победу, уничтожив семнадцать, ранив не менее шестидесяти и обратив в бегство остальных врагов. При этом только двадцать ассирийцев получили ранения разной степени тяжести[156].
Болезни и потери
О документальных свидетельствах болезней в рядах ассирийских войск и об их лечении говорить, конечно, не приходится. Но очевидно, что сыны Ашшура, как и воины других государств, страдали от разного рода недугов и травм. И лечить их было кому.
Такие категории врачевателей, как baru и ašipu, относившиеся к священству, диагностировали и исцеляли недуги с помощью гаданий и магии. А та профессиональная категория, которую мы называем врачами, в описываемое время входила скорее в ремесленную прослойку. Именовалась она asu. Врачи при определении болезни проверяли пульс пациента, они могли сделать массаж, промывание, перевязку, применяли тампонирование, мази, в случае необходимости производили хирургические операции, фиксировали кости[157]. Среднеассирийские законы упоминают о враче, накладывающем повязку на яички[158].
Врачи asu входили в ряды царских служащих и в случае необходимости могли быть направлены в любую часть империи. Так, один из дошедших до нас документов содержит просьбу некого начальника форта (или города?) прислать из центра каменщика и врача. А вот что говорится в еще одном из документов:
«...Когда он отправился... на смотр, ступня его разболелась, так что им пришлось перевязать его в присутствии царя».
Под «ними», пожалуй, тоже имеются в виду врачи asu. Обязательным атрибутом врачей были медицинские сумки, содержавшие разнообразные снадобья и инструменты. Под рукой у них всегда имелись специальные справочники по диагностике и лечению.
Пропаганда не оставляла места афишированию боевых потерь ассирийской армии. Единственным исключением были явно символические упоминания в реляциях к богу Ашшуру:
«Один колесничий, 2 конника, 3 сапера были убиты. Я послал доставить донесение к Ашшуру, моему владыке, Таб-шар-Ашшура, великого советника».
Но потери у ассирийцев, конечно же, были[159]. Причем можно предположить, что в новоассирийское время общие потери (пленными плюс убитыми) увеличились. Связано это с общим размахом боевых действий.
Форты и военные базы
Одним из важнейших механизмов роста Ассирийской империи была система ее военных баз и фортов. Недостаточно было завоевать какую-нибудь очередную страну и провозгласить ее провинцией. Нужно было освоить ее, добиться фактического контроля. С этой целью на внешних границах присоединенной земли и внутри ее, в ключевых точках, строились форты с непременными ассирийскими гарнизонами. Форты, образно выражаясь, напоминали «островки» имперской власти на новых территориях. Они помимо точек военного присутствия служили еще и в качестве коммуникационных центров (корреспонденция, секретные донесения, в том числе от шпионов), и как пункты транспортировки необходимых ресурсов из приграничных территорий (лес, железо, кони и т. д.). Подобно узлам кристаллической решетки ассирийские форты, эти «островки» власти, интегрировали новые земли в ассирийскую имперскую структуру.
Чтоб обеспечить автономную жизнедеятельность форта, ему придавалась в сельскохозяйственное пользование прилегающая округа. И тут система фортов вступала во взаимодействие с детищем реформ Тиглатпаласара III — механизмом ротаций завоеванного населения. То есть с подлежащих контролю земель уводилось все или часть коренного населения, а на его место прибывали депортанты-чужаки. Они и становились источником продуктового и ремесленного благополучия ассирийских фортов.
Освоив обретенные земли, интегрировав их с остальной имперской территорией, можно было уже не отвлекаться здесь на кампании замирения и с бóльшей энергией вести наступление на других фронтах огромной державы. При необходимости освоенная таким образом провинция могла стать плацдармом для захвата какой-нибудь близлежащей страны.
Форт, укрепленное военное поселение, назывался бирту (birtu), иногда алу, на письме значился также как хальцу[160]. Поселения-крепости были рассеяны как по всему периметру империи, так и внутри нее. Сообщение между фортами велось с помощью сигнальных огней — ведь расстояние между соседними фортами часто можно было покрыть всего за два часа.
Можно в какой-то мере воссоздать картину типичного ассирийского форта. Постройка крепости и ее первоначальное снабжение вменялись в обязанность местным вельможам во главе с областеначальником. Так, известно письмо Тиглатпаласару III от Дури-Ашшура, губернатора Тушхана[161], в котором он пишет о форте, который строит к востоку от впадения реки Батман в Тигр. Укрепленная точка должна была охранять путь по реке — вероятно, место сплава древесины. Перво-наперво люди Дури-Ашшура построили крепостные стены и главные ворота форта с надежным блокирующим засовом. Ворота во избежание влияния стихий (влажность, перепады жары и холода и т.д.) смазали жидким битумом. Затем в только что построенные казармы (bētnaptarte заселили военных. Помимо казарм внутри крепостных стен помещался гостевой дом (возможно, в несколько этажей) и складские здания. Кирпично-сырцовые постройки с целью защиты от дождей покрыли все тем же битумом, а внутренний двор форта и сеть водостоков — асфальтом. Дури-Ашшур озаботился, чтобы форт был обеспечен внешним резервуаром, собиравшим дождевую воду, а одному из евнухов поручил наладить снабжение водой из близлежащего канала, сообщавшегося с Тигром.
Древняя табличка не сохранила для нас точного числа людей, трудившихся над сооружением форта. В целости остались лишь клинописные знаки, переводимые как 62. Можно сделать вывод, что в работах были задействованы как минимум 1162 человека, выполнявших трудовую повинность. Американский исследователь Паркер полагает, что счет работавших на стройке мог идти на тысячи. Подневольные работяги прибывали из разных областей империи: Рацаппы, Арцухину, Гузаны, Аррапхи, наместничества раб-шаке (то есть из Тур-Абдина). Губернаторы этих областей, как, впрочем, и всех других в империи, должны были поставить рабочих согласно назначенным квотам. Людей они направляли в распоряжение центральной администрации, которая в свою очередь перекидывала нужное количество рабочей силы на тот или иной проект в любом конце державы. Все это тщательнейшим образом фиксировалось в отчетах, подобных письму Дури-Ашшура, разного рода списках и прочих документах. Данная система, как мы видим, была в правление Тиглатпаласара III уже отлажена. Народу хватало даже для крупных проектов. Сооружались большие и маленькие форты, нередко по приказанию ассирийских царей рядом с тем или иным фортом возводился новый город.
Ассирийские форты, несомненно, были частью системы по перекачке ресурсов из периферии в центр. Но одновременно происходил и обратный процесс: «островки» ассирийского влияния получали по распоряжению центра военное оборудование и обмундирование, продукцию ремесленников, необходимые расходные материалы и сырье. Тот же Дури-Ашшур доставил в форт плуги и волов, чтоб те облегчили будущим обитателям крепости вспашку окрестных полей. Ко временам правления другого великого царя Ассирии, Саргона II, относится еще одно из писем касательно постройки и налаживания жизни в форте. В только что построенную крепость Мину (где-то в районе Дур-Куригальзу) облаете-начальник Ил-йяда отправляет 10 имеров[162] соли, 30 кувшинов масла, 18 кувшинов нафты, 30 луков, 20 тысяч стрел, 10 тысяч древков для стрел, 2 таланта шерсти[163] и дргуие припасы. Вельможи, построившие этот форт, направили туда 1000 имеров ячменя.
Сколько же военных населяли обычный ассирийский форт? Обратимся еще раз к письму губернатора Ил-йяды. Во главе форта он поставил одного из своих чиновников, который отправился на новое место службы в сопровождении 100 итуэйцев и куррейцев. Вельможи же отправились организовывать строительство очередного форта. С ними Ил-йяда отправил 10 куррейцев и 20 итуэйцев, которые по завершении строительства должны были остаться в новой крепости. В письме еще одного чиновника, Набу-шуму-иддины, говорится о 50 итуэйцах и 30 куррейцах одного из фортов. Можно из всего этого сделать вывод, что гарнизон форта состоял как минимум из нескольких десятков солдат. Максимальное же из число могло составить несколько сотен. Соответственно этому числу рассчитывался и провиант, и прочие необходимые вещи на первое время.
Как уже сказано, обитатели форта не полагались только на поставки из центра (тот снабжал их преимущественно вооружением и боеприпасами), но и сами возделывали сельскохозяйственные культуры. В случае опасности урожай (как правило, ячмень) тут же собирался дочиста и распределялся среди населения форта.
Города и экая машарти
Что касается ассирийских городов, то они имели зачастую двойную систему укреплений, образованную крепкими стенами с башнями и зубцами. Ашшур, например, окружали стены из сырцового кирпича 15—18 метров высотой и порядка 6 метров толщиной; покоились они на фундаменте из больших каменных глыб. Внешняя сторона стены имела башни-контрфорсы, расположенные с интервалом примерно в 20 метров. Наружные ворота были фланкированы башнями. Мощной стеной с контрфорсами была ограждена резиденция Саргона II — Дур-Шаррукин. Новоассирийские города строились по планам военных лагерей — прямоугольных или круглых, с регулярной планировкой улиц[164].
В ассирийских столицах располагались уже упоминавшиеся экал машарти — что-то вроде современных учебнотренировочных лагерей, арсеналов[165]. Это были сооружения с крупным внутренним двором, где хранилась масса оружия, продуктов, жили воины, располагались обширные конюшни. В начале каждого года сюда наведывался царь и проводил генеральный смотр войск. Экал машарти строились уже во времена Салманасара III. Широко известно такое сооружение из Кальху — так называемый форт Салманасар, относящийся к IX веку до н. э. Имелся подобный комплекс и в Ниневии. Про ниневийский арсенал времен Синаххериба и Асархаддона говорит один из документов:
«...Дворец, в котором все сохраняется [для] вооружения черноголовых, для приема лошадей, мулов, ослов, верблюдов, колесниц, грузовых повозок, телег, колчанов, луков, стрел, всевозможной утвари и упряжи лошадей и мулов».
По мере увеличения ассирийской армии арсеналы наполнялись все больше, и царям приходилось их расширять, перестраивать.
Флот
Ассирия имела флот, но он не играл значительной роли, так как основные войны эта держава вела на суше. В плане своей сухопутности ассирийская армия схожа с римской, хотя, конечно, римляне, когда стало необходимо, освоили искусство морской войны. Но все же отметим, что для своих целей ассирийские войска использовали разного типа суда. Приведем некоторые примеры.
Среди ранних рельефов новоассирийского периода есть сцена форсирования реки войсками Ашшур-нацир-апала. Солдаты плывут на надутых кожах (мехах); показаны также круглые лодки гуффы, в каждой сидит по два лодочника[166]. Позже, в правление Синаххериба, речные суда применялись ассирийцами для войн на болотах и заводях юга — против халдеев. Один из рельефов этого времени изображает сцену сражения на болотах Шахриту воинов Синаххериба с людьми Мардук-апла-иддина. Лодки здесь сделаны из связок тростника; судя по изображениям, такая лодка могла перевозить до шести человек. Сценка интересна также тем, что тут изображены кавалеристы в тростниковых зарослях, это еще раз показывает универсальность конницы в сравнении с колесницей. Попробуй-ка сунься с неуклюжей и тяжелой упряжкой на болото! Схожая иллюстрация имеется и для правления Ашшурбанипала.
Были у ассирийцев и боевые корабли — галеры. На рельефе из Кюль-Тепе времени Тиглатпаласара III изображена галера, под которой плавают тела поверженных врагов. Можно видеть военный корабль на фрагменте стенной росписи из Тиль-Барсипа, также относящейся к правлению Тиглатпалаcapa III. Здесь у галеры есть носовой таран. К корпусу корабля этот, возможно бронзовый, таран крепился скобами или заклепками[167]. Видно также пять прямоугольных весел. На корабле два солдата в шлемах. Судя по морским животным внизу, корабль плывет по морю. Морской флот для Ассирии строили пленные или покоренные и взятые на службу финикийцы и греки. Они же в основном составляли экипажи. Вот что говорит Синаххериб о строительстве в 694 году военного флота:
«Людей хатти, добытых моим оружием, я поселил в Ниневии. Мощные корабли они проворно построили, используя искусство своей страны. Тирским, сидонским и ионийским морякам, захваченным в плен моими руками, я приказал [спуститься вниз по] Тигру на них...»
Упомянутые суда были переправлены волоком, затем спущены по каналам в Евфрат и уже по Евфрату — к Персидскому заливу, для военных действий против Элама.
У финикийцев в начале I тысячелетия до н. э.
«типичными судами были триконтеры — суда с тремя рядами весел, рассчитанные на 30 гребцов, и пентаконтеры — суда с пятью рядами весел и 50 гребцами. В VIII веке, после изобретения приподнятой палубы, появились галеры с двумя чередующимися и взаимно перекрывающимимся рядами гребцов, работавших веслами изнутри судна: верхний ряд работал на планшире, а нижний — через порты (герметически закрывающиеся вырезы) в корпусе судна»[168].
Двухуровневая галера имела очевидное преимущество перед одноуровневой: это было более компактное и ударопрочное судно, в два раза короче своего односкамейного предшественника (20 метров против 38).
О числе крупных кораблей в ассирийском морском флоте данных не так уж и много. Но известно, что однажды Саргон вытребовал у подвластных финикийцев флот в 60 кораблей.
Военные ритуалы. Пропаганда
Большинство ассириологов сходятся во мнении, что ассирийцы не вмешивались в религиозные традиции и ритуалы покоренных народов и не пытались их изменить. Можно было по-разному поступать с людьми, но враждовать с богами, даже чужеземными, никто не собирался.
Жизнь ассирийского царя была обставлена ритуалами различного рода. Например, в надписях Ашшур-нацир-апала II содержится упоминание об омовении царского оружия в Средиземном море после завоевания ряда сирийских городов. Подобный ритуал, если вспомнить, уходит корнями еще в шумеро-аккадские времена.
Походы и прочие военные действия в Ассирии начинались с обращения к оракулам, советов с астрологами и обязательного крупного жертвоприношения основным ассирийским богам. Жертвовались, как правило, овцы и быки. Гадали же по печени и другим внутренним органам, как то позже было в Древнем Риме. Особенно полагался на провидцев Асархаддон[169].
В состав армии входили жрецы barū, прорицатели. На врага могла насылаться порча; в литературе приводится фрагмент одного из ритуалов, который называется «ишкар тахази» и начинается так:
« [...] Когда царь на брань и на битву, ритуал таков. В день, когда враг на царя и на страну его [наступает], царь во фронт своего войска выходит, — землю ты подметешь, освященной водой окропишь, три переносных алтаря перед Иштар, Шамашем и Нергалом установишь, [...] 60 хлебов из полбы разложишь, жидкое блюдо из меда и топленого масла приготовишь, финики (и) муку рассыплешь, трех могучих баранов в жертву принесешь, мясо с лопатки, жир и вареное мясо разложишь, (на) кадильницу с кипарисовым ароматом поджаренную муку просыплешь, мед, топленое масло, вино, выжатое масло в жертву принесешь».
Затем, после принесения жертвы, ритуал продолжается:
«...Образ врага из сала изготовишь, его лицо бечевкой на спину ему повернешь...»[170]
Видимо, заставляя таким образом противника показать спину, символизировали и провоцировали его бегство. В завершение всего изображение врага уничтожалось водой или огнем.
В составе воинского ритуального поведения можно заметить и элементы освятительной, консекративной магии (очищение места жертвоприношения, очищение и освящение оружия), и практику жертвоприношений, и особые действия, связанные с унижением противника.
В целом можно восстановить следующую последовательность ритуалов на войне. Сперва царь обращается с запросом к оракулу (в основном это гадание по печени жертвенного ягненка), потом советуется с астрологами насчет благоприятного месяца и дня для начала войны, приносит жертву богам в главном храме своего города. Затем устраивается вышеупомянутый ритуал, проводимый одним из верховных жрецов храма. Наконец, после успешной войны проводятся ритуалы, свидетельствующие о поражении противника.
Военные кампании ассирийских владык объяснялись выполнением воли бога Ашшура. На поле битвы ассирийское войско выступало под штандартами Ашшура, а также Адада, Нергала, Иштар. Изображениями богов-покровителей сопровождались и детали вооружения. К примеру, на одном из фрагментов шлема, хранящихся в Британском музее, содержится изображение Иштар Арбельской[171]. Скорее всего, шлем носил либо воин «царского полка», либо солдат провинциального набора — уроженец города Арбелы.
Военный поход мог сопровождаться различными божественными знаками. Им, например, уделяется большое внимание в анналах Ашшурбанипала, где среди прочего рассказывается о явлении во сне царю Лидии Гигу бога Ашшура, который велел ему покориться ассирийской мощи, о явлении богини Иштар из Арбелы воинам Ашшурбанипала, которым она обещала помощь в переправе через разбушевавшуюся реку, о явлении той же богини одному из царских прорицателей, который «увидел» ее
«с луком в руке и острым мечом, обнаженным к бою»[172].
Психологическо-пропагандистской обработке служили царские дворцы. Стены их кишели рельефными раскрашенными изображениями сцен войны, напоминавшими вассальным правителям и послам о мощи Ассирии и плачевной судьбе ее врагов. Последние, как правило, изображались убитыми, бегущими прочь и захваченными в плен. И напротив, невозможно найти на рельефах убитых ассирийских воинов. Однако археологам известно, например, захоронение 1500 ассирийских воинов, павших под стенами осажденного Лахиша[173].
Дипломатия и разведка
Во внешней политике ассирийские государственные мужи использовали богатый арсенал.
Заключались многочисленные договоры — как с зависимыми государствами, чтобы закрепить их преданность сюзерену, так и с равноправными партнерами[174]. Второй стороной в ассирийских договорах выступали страны, племена и даже отдельно взятые месопотамские города (Вавилон, Ниппур и т.д.). Заключение договоров сопровождалось разного рода магическими и ритуальными действиями, зачастую — установлением памятных стел. Нарушение договора со стороны зависимого субъекта грозило ему полной потерей независимости, увеличением дани, угоном жителей в плен.
Важным дипломатическим способом были династические браки. Они являлись средством для удержания иноземных правителей в союзе с Ассирией, обеспечения их активной поддержки или, как минимум, нейтралитета. Таков, например, брак дочери Саргона и правителя Табала; позже, видимо, Синаххериб стал тестем египетского номарха Шешонка; наконец, общеизвестен факт выдачи дочери Асархаддона замуж за скифского царя Партатуа. С другой стороны, и чужеземные царевны не раз становились супругами ассирийских царей (знаменитая Шаммурамат, жена Синаххериба Накья, иноземные царевны в гаремах).
Еще одним гарантом верности и мирных отношений являлся институт заложничества. В заложники ассирийцы брали как рядовых граждан, так и представителей царских родов.
Практиковалось и предоставление убежища. Ассирийские монархи обычно с распростертыми объятьями привечали при своем дворе царственных беглецов из других государств. Последние являлись резервом проассирийских марионеток на престолы в зависимые царства. Особенно часто бежали в Ассирию царственные особы из Элама.
Неотъемлемой частью внешней политики были посольства и переговоры. Посольства стран, искавших поддержки Ассирии, являлись с разного рода дарами, подчас довольно богатыми, но если их интересы шли вразрез с ассирийскими планами — они уходили ни с чем. Выступали инициаторами переговоров и сами ассирийцы — часто это происходило во время военных операций. В Ветхом Завете описывается, как Синаххериб во время осады Иерусалима велел своим военачальникам обратиться к вельможам, войску царя иудейского и жителям города на их родном языке. Многими исследователями это рассматривается как первый в истории зафиксированный образец пропаганды среди вражеских войск. Огромное значение и значительный масштаб приобрели мирные переговоры в правление Ашшурбанипала. В принципе, иначе и быть не могло. Дело в том, что Ассирийская империя в его правление достигла максимальных размеров и для удержания в покорности завоеванных территорий требовалась не только военная сила, но и усилия дипломатии. К тому же достижение военного превосходства требовало повышенного напряжения сил, но не всегда приносило полный эффект. Во многом благодаря дипломатическим усилиям Ашшурбанипалу удалось внести разлад в ряды участников грозного восстания Шамашшумукина. Сохранились имена некоторых ассирийских послов, причастных к достижению успеха, — это Шамашбалатсуикби, Кудурру, Набу-ушабши, военачальник Бел-ибни. В начале же правления Ашшурбанипала зарекомендовал себя на дипломатическом поприще раб-реши Набу-шарру-уцур.
Переговоры велись компетентными лицами самых разных рангов. От имени государства их вели цари, царевичи, царевичи-престолонаследники, царские чиновники: абаракку, рабшакку, послы, гонцы (мар шипри), начальники поселений. Послы прибывали по двое, часто со свитой из шести — восьми человек, обычно вооруженной, с караванами ослов, мулов, верблюдов с дарами.
Ассирийские чиновники, связанные с дипломатической службой, знали многие языки. Так, административный аппарат был укомплектован «писцами ассирийскими» и «писцами арамейскими». На первых порах, как и повсюду в Междуречье, использовалась клинопись. Но к 700 году она была вытеснена арамейским алфавитом[175]. В одном из разведдонесений Асархаддону фигурирует писец-манней, снимающий «допрос» с перебежчиков-маннеев и мидян и оформляющий «с их слов протокол».
Неотъемлемыми «глазами и ушами» как ассирийской дипломатии, так и ассирийской армии была разведка. Документы ассирийского царского архива донесли до нас разведданные и корреспонденцию времен Тиглатпаласара III, Салманасара V, Саргона II, Синаххериба, Асархаддона и Ашшурбанипала. Ассирия располагала мощнейшей агентурой в покоренных ею странах и за рубежом, что позволяло ей предупреждать различные волнения и выступления. До и во время военных действий навстречу противнику высылалось множество шпионов (dajālu), которые собирали сведения о численности и местонахождении вражеского войска[176].
Разведку, как правило, возглавлял наследный принц, что видно на примере Синаххериба, рапортовавшего своему отцу Саргону II:
«Царю, моему господину, — твой раб Синаххериб....
Уккийцы писали мне: “Царь урартский как пошел в страну Гамир, так войско его было полностью перебито. Сам он и наместники его с войсками их засели [в......]. Два областеначальника [......] пришел [......], захватил [......], пусть не приходит; [наместни] ки (?) страны его [......], которые установлены (?) [......]” [Тако] ва весть уккийцев.
Ашшуррисуа писал мне: “Весть об урартском [царе]: То, что я писал прежде — это так. У них была большая резня. Теперь страна его успокоилась. Великие его ушли каждый в свою страну. Каккадану, его туртану, схвачен. Царь урартский сам находится в [области] Уазаун”. Такова весть Ашшуррисуи.
Набу-ли, наместник города Хальсу, писал мне: “Я писал гарнизонам крепостей, что на границе, относительно вести об урартском царе. Как он пошел в страну Гамир, (так) войско его было полностью перебито. Перебито трое великих его с войсками их. Сам он бежал и вступил в свою страну. К лагерю его они еще не подошли”. Такова весть Набу-ли.
Мусасирский [правитель], его брат и его сын пошли приветствовать царя урартского. Гонец хубушкийского [правителя] также пошел приветствовать его. Так сообщают мне все гарнизоны крепостей, что на границе.
Письмо, которое принес из Табала Набу-ли, начальник дома Ахат-абиши, я отправил к царю, моему господину».
Как мы видим, информация добывалась из разных источников, как легальными путями (свои гарнизоны на границе), так и окольными, нелегальными (Ашшуррисуа, пребывавший в Кумме, и его люди)[177]. Один из провинциальных наместников, Ашшур-дур-пания, руководил деятельностью разведчиков в горах:
«...Мои разведчики в горах захватили информатора, следовавшего из Аргиштиани в Арийе...»[178]
Сотрудники ассирийской разведки подчинялись строжайшей дисциплине: за малейший промах их выгоняли со службы. В пример этому приводится письмо все того же Ашшуррисуа:
«Я жалуюсь, как пес! Пусть господин мой вернет меня на мою должность... Я бегал, как сын, для твоего отца, и для тебя... я бегал».
Ассирийская разведсеть, несомненно, была мощной, но и ее противники старались на этом поприще. Соглядатаи и двойные агенты пытались выведать информацию и в стольных городах, и в походных лагерях непосредственно во время кампаний. Об одном из таких субъектов предостерегает своих подчиненных Саргон II, указывая ни за что не пускать его в лагерь.
Транспортно-логистическая система
Огромная по территории Ассирийская держава требовала тотального и бесперебойного контроля, постоянного взаимодействия центра и мест. Вот почему ее важной особенностью являлась отлаженная система логистики и поддержка развитой инфраструктуры. Административным, экономическим и военным нуждам империи служили развитые дорожные коммуникации и первая в истории государственная почтово-курьерская служба, а также саперные бригады. Депеши от царя к подчиненным и обратно пересылались с курьерами (мар шипри) по определенным маршрутам. Сеть коммуникаций включала как старые торговые маршруты и местные дороги, так и государственную магистраль хул шарри, так называемую «царскую дорогу», ветви которой пересекали империю с востока на запад и с севера на юг[179].
Царская дорога делилась на дистанции, каждая из которых занимала день пути и составляла порядка 32—48 километров[180]. В конце каждой дистанции располагалась дорожная станция, где можно было найти отдых. Здесь всегда наготове были свежезапряженные мулы плюс колесница с возницей — они сменяли уставший экипаж с прошлой станции.
Как уже сказано, почтово-курьерская служба была частью ассирийского государственного механизма. В царских архивах имеется упоминание о начальнике почтовой службы и подведомственных ему почтовых нарочных; а областеначальники отвечали за поддержание того участка царской дороги, что пролегал по территории их провинции. Курьеры доставляли важную государственную корреспонденцию, поэтому, как правило, сопровождались эскортом кавалеристов. Впрочем, особо важные депеши царь доверял лишь своим гвардейцам ша курбути, как правило, из среды евнухов.
Известно, что на царские письма обязательно накладывалась царская печать, кроме того,
«с писем, которые отправлял Ашшурбанипал, снимались копии. Они хранились в архивном отделе библиотеки. На копиях помечали имя гонца, с которым отправлено письмо. При отправке различных ценностей — скота, оружия... — к ним прилагались глиняные накладные. В них указывали наименование, количество, качество и стоимость груза»[181].
В новоассирийский период держава располагала вполне сложившимися саперными войсками, которые возводили мосты, прокладывали проходы в горах. На важных направлениях инженерами прокладывались мощеные дороги. Ассирийским дорогам посвятил несколько строк своей книги известный востоковед Авдиев:
«В Ассирии впервые появились хорошие, мощенные камнем дороги... Ассирийские дороги хорошо обслуживались. На определенных расстояниях обычно ставились указатели. Каждый час по этим дорогам проходила стража, пользовавшаяся для передачи важных сообщений огневыми сигналами. Дороги, проходившие через пустыню, охранялись особыми укреплениями и снабжались колодцами... Наличие целой сети дорог давало возможность организовать государственную службу связи. Особые царские гонцы развозили царские послания по всей стране. В наиболее крупных населенных пунктах находились специальные чиновники, ведавшие доставкой царских писем. Если эти чиновники в течение трех-четырех дней не отправляли писем и послов, то на них тотчас же поступали жалобы в столицу Ассирии, Ниневию»[182].
Через реки сооружали «лодочные» мосты: связанные друг с другом в ряд лодки, покрытые досками, позволявшие пройти пешим и проехать разного рода транспорту.
Ассирийское войско сопровождали специальные писцы, которые вели запись добычи и пленных. Составлялись карты завоеванных областей[183]. В путеводителях, дошедших среди надписей этого времени, указано расстояние между отдельными населенными пунктами в часах и днях пути. Тиглатпаласар III сообщает:
«60 беру пути по обширной стране Урарту сверху донизу победоносно я прошел и не встретил себе соперника»[184].
Аккадское bêru — это семь-восемь километров, следовательно, 60 беру соответствуют приблизительно 450 километрам. Много ли это? Пожалуй, да, особенно если передвигаться по пересеченной, а тем более горной местности. Встает также вопрос, откуда взялись точные цифры о протяженности похода? Подсчет велся непосредственно во время похода или уже были известны расстояния между населенными пунктами урартов? Если брать во внимание второй вариант, то надо полагать наличие у Тиглатпаласара разведданных, собранных от купцов, беженцев, путешественников и т.д. Возможно, они и легли в основу карты местности.
Армию сопровождали специальные технические подразделения, имевшие как колесницы, так и специальные повозки для транспортировки всего необходимого — запасного оружия, провизии, палаток и прочего скарба, а также специальных осадных устройств и башен-таранов. Едущие в обозе ремесленники чинили и даже производили в походных условиях оружие.
Люди в походе обеспечивались зерном и маслом, лошади — соломой и сеном. Пропитание для войск распределялось в виде дневных рационов. Прокорм живой силы являлся чрезвычайно серьезной задачей, особенно для армии, насчитывавшей около 120 тысяч человек. Подсчитано, что если брать за минимум продовольственного обеспечения 1 литр зерна на человека в день, то объем каждодневно потребляемого такой армией зерна (без учета фуража для кавалерии и транспортных животных) составит не менее 120 кубометров[185]. Транспортировка только недельного запаса продовольствия и фуража осуществлялась обозом, состоявшим как минимум из нескольких тысяч транспортных единиц. Однако зачастую оперативность требовала пожертвовать полнотой обоза... Поэтому провинции, через которые пролегал маршрут войска, обязывались предоставлять ему продовольствие. За родными рубежами ситуация менялась, и часто военнослужащим разрешалось пополнять рацион за счет местного населения. После удачной битвы каждому воину раздавалась часть военной добычи.
Судьба покоренных. Депортации
Переселения покоренного населения практиковались ассирийскими владыками еще в XIII веке до н. э. Однако именно Тиглатпаласар III вошел в историю как организатор грандиозных депортаций народов — люди переселялись десятками тысяч и даже более[186]. Делалось это планомерно, причем решались в комплексе несколько задач.
Во-первых, таким образом наказывались восставшие общины и селения. Во-вторых, депортированные народы и племена отрывались от привычной среды и окружения, от своих богов, оказывались в чуждом окружении. Так ослаблялась их воля к сопротивлению. Чересполосное размещение чуждых друг другу этносов снижало возможность восстаний на окраинах. Это до поры до времени способствовало снижению мобилизационных требований к собственно ассирийцам. В-третьих, депортанты пополняли армейские ряды и разнообразные рабочие бригады на «стройках века» той эпохи. В-четвертых, в новой среде инородцы могли скорее ассимилироваться в более-менее однородную массу ассирийских подданных. Благодаря им увеличивалось население городов и прочих селений, в том числе в стратегически важных областях империи. Депортанты никаким образом не ощущали себя изгоями, хотя бы потому, что подавляющая часть населения империи как раз и состояла из переселенцев. Надо заметить, ассирийцы не были охвачены идеей фикс о своей исключительности (в отличие, например, от сынов Израилевых). Они не страдали шовинизмом и адекватно, с деловым подходом, относились ко всем народам и включали лучших их представителей в свою элиту. Державные власти вполне приветствовали межэтнические браки. Это, пожалуй, еще одна черта, сближающая Ассирию с рядом других великих империй, взять хотя бы современные США — «плавильный котел» народов.
Итак, от политики опустошения завоеванных областей и истребления их жителей Тиглатпаласар III перешел к политике переселений, основанной на сохранении и ротации покоренного населения, на которое возлагалось бремя повинностей, поборов и «налог кровью». Убыль собственно ассирийских земледельцев была приостановлена, воцарилось спокойствие во внутренних землях, и уменьшились угрозы на периферии. Можно было спокойно расширять империю.
Депортации, как и все прочее, проводились организованно. Переселенцы брали с собой свое имущество. Составлялись перечни депортантов, где указывались их имена и состав семей, перечислялись участки будущего расселения, размеры отводимых участков, а также должность того, кому предстояло владеть этими людьми или эксплуатировать их (как правило, это были крупные сановники, иногда — городские общины или храмы)[187].
По некоторым подсчетам, общее число депортированных в новоассирийскую эпоху оценивается в 1,5—4,5 миллиона человек[188].
Покоренное население разделялось на три части. Попавшие в первую служили ассирийскому царю в рядах постоянного войска кицир шаррути. Включенные во вторую вливались в ряды крестьян и впредь несли общие для всех ассирийских земледельцев повинности, в том числе и военные. Оставшихся обращали в рабов и продавали. Если в среднеассирийский период стоимость раба была эквивалентна цене шести гектаров земли, то в новоассирийский, с его непрекращавшимися военными кампаниями, она снизилась. Раба теперь можно было купить за одну мину серебра (рабыню — за 30 сиклей) — это было эквивалентно около пяти гектарам[189]. Бывало, что цена вообще падала и составляла 17 сиклей — при покупке рабов «оптом».
Документы свидетельствуют, что рабы-земледельцы новоассирийского периода были близки к крепостным или колонам. Они жили в одних и тех же селениях со свободными крестьянами и несли с ними одни и те же повинности (воинскую, строительную и т.д.)[190].
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги