Древняя история секса в мифах и легендах

Независимо от всех этих сомнений, однако, очевидно, что подгонка мужчин и женщин под непростые земные условия велась не одновременно. Обыкновенно силы небесные использовали в качестве подопытного существа мужчину и затем уж, добившись кое-каких результатов, способствовали (или хотя бы не мешали) появлению на свет женщины.

Опыты на мужчинах

Чаще всего женщины возникали после того, как мужчины, обустроившись на земле, подавали наверх соответствующее прошение. Но иногда это происходило без всяких просьб с их стороны, исключительно по воле творца.

Индейцам тоба божество спустило женщин с неба в клетке, которая болталась высоко над землей и не ровен час могла быть опять поднята вверх. Божество словно хотело выяснить, как внизу отнесутся к его инициативе. Результат опыта оказался впечатляющ: мужики камнями проломили у клетки дно, женщины горохом посыпались вниз, набрали в свободном падении скорость и, пробив почвенный слой, провалились куда-то очень глубоко. Тогда мужчины вооружились палками-копалками и вырыли всех до единой, хотя и, как сообщает миф, некоторым в ажиотаже выбили глаз, а то и оба.

С неба низошли, хотя и не в клетке, а по лиане, женщины к индейцам чороте; причем распределял их в порядке очереди лично тотемный предок Ястреб: тем чороте, которые пришли за женами первыми, достались самые красивые.

К первочеловеку меланезийского племени ватут, который, бедняга, питался землей, высушивая ее на солнце, явилась, тоже с неба, жена и принесла с собой всякие вкусности и глиняную утварь.

Женщины индейцев мака вышли из озера, причем начали с воровства рыбы у своих будущих соплеменников-муж-чин, а первая женщина араваков (локоно) попалась в рыбачьи сети.

Поэтично выглядит история появления женщин у лепча — тех самых, которых сначала пробовали лепить из сливочного масла. Второй вариант мужчины-лепча был сделан из более подходящего материала: плоть из глины, кости из камня, сосуды из лиан, кровь из воды, — а душу в него вдохнул ветер. Так вот специально для этого чудесного мужчины демиург Таши-такбо поймал в силки женщину, которая до того летала себе в небесах подобно птичке.

Все перебранные мифы, однако, ничего не говорят о процессе создания женщины, а это, пожалуй, и есть самое интересное. Впрочем, описаний процесса тоже хватает. Начнем, как от отправной точки, с библейской истории. Как известно, библейский Бог начал с Адама, но тот недолго оставался в одиночестве. События развивались стремительно, в пределах одного дня творения. Как повествует Книга Бытия,

Господь погрузил Адама в «крепкий сон; и, когда он уснул, взял одно из ребр его, и закрыл то место плотию. И создал Господь Бог из ребра, взятого у человека, жену, и привел ее к человеку» (Быт. 2:21, 22). Отметим гуманность Господа: операция была произведена в «крепком сне», то есть под наркозом, и без каких-либо отрицательных последствий для здоровья библейского первопредка.

Нечто очень похожее проделали высшие силы с ребром первомужчины народа тода, живущего в горах Нильгири на юге Индии (не путать этих, нильгирских, тода с тода тайваньскими — это разные народы!). Изолированность тода от остального мира следует подчеркнуть особо, дабы исключить намеки на заимствование мифа из Библии. Первый нильгирский тода выбрался из-под земли, уцепившись за хвост священного буйвола, которого семья местных божеств перегоняла по какой-то своей надобности с подземного на наземное пастбище. Вообще-то за такое своеволие можно было и схлопотать, но, видимо, божества находились в хорошем расположении духа, коль скоро никак не стали тода наказывать, и даже наоборот — наградили первомужчину женщиной, изготовленной из его ребра.

Любопытно преломилась библейская версия появления женщины в гагаузской легенде. У Адама и Евы было много детей, но почти все мальчики, и только одна дочь, на которой, когда пришел срок, все, как один, сыновья и пожелали жениться. Дабы не случилось на этой почве внутрисемейного конфликта, сообразительный Адам насобирал в поле кости самых разных животных и попросил Бога превратить их в женщин. Милосердный Господь просьбу выполнил. Этим, по мнению гагаузов, и объясняется то, что одни женщины хитры как кошки, другие преданны как собаки, третьи трудолюбивы, как лошади, четвертые упрямы, как ослицы, и т. д.

А у ибанов, которых еще называют морскими даяками, роль ребра сыграла мужская нога. Однажды, когда первомужчина ибанов возлежал у бамбуковой рощи, у него вдруг вспухла икра, и не успел он ничего подумать, как от ноги отпочковалась готовая к соитию женщина. Разумеется, тут не обошлось без патронажа и даже прямого вмешательства местного бога Петары.

Но превращение отдельных частей мужского тела и уж тем более костей животных в женщину — дело нетипичное. Куда чаще демиурги действовали широкими мазками и целиком превращали в женщин одного, а то и сразу нескольких мужчин. Например, первую женщину уже упоминавшегося племени мункан Месяц, выступивший в качестве демиурга, создал из своего младшего брата, отхватив тому мужские причиндалы одним взмахом остро наточенного бумеранга. А чтобы у брата не было сомнения в своем новом статусе, он вручил ему вместо копья, положенного мужчине, женскую палку-копалку.

Мужчин другого австралийского племени — коко-ялу-нью — Месяц поначалу призывал использовать вместо женщин отверстия, проделанные в камне, причем действовал личным примером. Но когда из этого ничего путного не вышло, он обратил свой взор на тотемного предка коко-ялунью Ястреба, чьи темные волосы, когда Ястреб принимал человеческий облик, делали его похожим на женщину. Недолго думая, Месяц проделал с Ястребом то же самое, что и со своим братом, и прорезал ему обсидиановым ножом вагину.

Аналогичную операцию, согласно второму варианту происхождения андаманцев, произвел неназванным инструментом тотемный предок варан Та Петие над островитянином по имени Колотат и сам же совокупился с ним (то есть с ней...), чтобы родить первопредков.

Страшная история случилась за многие тысячи километров от Андаманских островов — в Южной Америке, где первая женщина племени кабияри прежде была мужчиной-ягуаром. Однажды, наевшись рыбьего жира, ягуар к ужасу своему забеременел. «Чем же я буду рожать?!» — возопил он, с ненавистью глядя на свое мужское достоинство и проклиная рыбий жир. Но к счастью для человека-ягуара, местный шаман, в равной степени бывший человеком и дятлом, владел приемами хирургии: сначала он отсек ягуару все для женщины лишнее, а затем соорудил ему боеспособные женские гениталии, и ягуар — впрочем, уже не ягуар и не мужчина, а женщина, получившая имя Ямату, — благополучно родил (или родила — как кому нравится).

Не надо, однако, думать, что орудиями превращения мужчины в женщину были только острые предметы. Ведь возможностям и фантазии высших сил нет предела. Два брата, индейцы чаяуита, единственные из всего племени спасшиеся во время потопа, насмотрелись на обезьяний секс и тоже захотели половой жизни. Сначала пытались они использовать в качестве женщины краба, но им — это были высоконравственные братья — не понравилось, что краб так бесстыдно расставляет ноги. Тогда они обратились с просьбой создать женщину к божеству Кумпанаме, и тот решил вопрос просто, переменив пол младшему брату. Один из вариантов мифа рассказывает, что Кумпанама подсунул братьям горшок, откуда выпрыгнул паук и внедрился в тестикулы юноши, и весь этот ужас закончился превращением мужского твердого начала в мягкое женское. Другой миф, правда, сообщает, что женскую проблему у чаяуита это поначалу все равно не решило и некоторым мужчинам приходилось эмигрировать на небо ради женитьбы на девушках-звездах. Что характерно, никто из них назад не возвратился...

Иногда для превращения хватало одного желания божества. В общем, был мужчина, а потом вдруг — р-раз! — стал женщиной. Демиург африканского народа сонге Мвиди Микулу как-то шел по лесу и ломал сучья, которые, падая на землю, все до единого превращались в мужчин. Будучи рачительным хозяином подотчетных земель, Мвиди Микулу подумал о том, что всех этих мужчин следует обеспечить женщинами, и тут как раз заметил, что за ним подглядывает некто Чампака. Мановением руки — Чампака и ойкнуть не успел — Мвиди Микулу заменил ему пенис и яички влагалищем и прирастил груди. Превращение сопровождалось нотацией, что мужику негоже проявлять чрезмерное любопытство. Позже свежеиспеченная женщина поступила в общее пользование и нарожала множество новых сонге. Конечно, одно импульсивное решение демиурга не могло решить демографическую проблему, но мужчинам, бывшим сучьям, повезло набрести на поле, где в изобилии рос арахис, — целое богатство по древним временам. Весть о находке разнеслась по миру, и тут же невесть откуда набежали женщины...

Сомнительно, чтобы злополучный Чампака сильно обрадовался столь неожиданной перемене в своей судьбе, но, по крайней мере, операция над ним была произведена бескровно и безболезненно. И такое случалось куда чаще, нежели всякие жестокости, уродующие психику будущей женщины и матери. Точно так же, без всякого применения острых предметов, одним добрым словом, Летучая Мышь, тотемный предок австралийского племени вотжобалук, создал первую женщину-вотжобалук из своего спутника, вместе с которым прогуливался по местной полупустыне.

А демиургиня Дух Вселенной даже на слова размениваться не стала — она силой мысли обеспечила равновесие полов в одном из эскимосских племен, превратив в девушку младшего мальчика.Перед этим, чтобы племени было где жить, Дух Вселенной справила большую нужду, и возник остров Нунивак (если кто не верит, может найти его на карте; координаты: 60°04'54" северной широты и 166°22'5Г западной долготы).

Куандра, демиург индейцев урарина, поначалу решил, что его народ вообще обойдется без женщин, а размножаться станет, вводя друг другу пенисы между пальцами ног и вынашивая детей в икрах. Но потом, насмотревшись на такую половую жизнь, он переменил свое мнение, и однажды половина народа урарина, заснув мужчинами, проснулась женщинами. Иную методу применило божество, отвечающее за индейцев квакиутль: оно расщепило местного первомужчину на две части — одна часть так и осталась мужчиной, а другая была наделена женскими гениталиями.

Первая женщина австралийского племени вик-натара появилась в результате плясок, которые затеяли два брата-первочеловека. С последним па у одного из них отвалился половой член, и на его месте образовалось влагалище. Позже братья вступили в брак и породили людей племени вик-натара. Индейцам кофан для обретения женщины даже танцевать не потребовалось. Один из них — на тот момент кофа-нов было трое — взял да и превратился волею высших сил в даму, а двое оставшихся стали ее равноправными мужьями.

Первые женщины у индейцев крахо возникли из юношей, которые угостились ямсом неизвестного современной науке вида. У индейцев племени вийот первой женщиной стал бедолага, у которого все валилось из рук — при всех стараниях он не мог ни лося добыть, ни огня трением развести и очень страдал от своей непригодности. Насмотревшись на потуги этого вийота, демиург погрузил его в сон, и пробудился он уже женщиной, утратив вместе с мужскими гениталиями мужские комплексы. А у мужчин его племени началась нормальная половая жизнь.

Трикстер лис Агуаратунпа, герой мифа индейцев чири-гуано, сам превратился в женщину. Он бережно отсоединил пенис и повесил на дерево, а вместо него пришлепал влагалище, сделанное из первого попавшегося под руку плода; идея была в том, чтобы в случае надобности вернуть пенис обратно. Он так и сделал, но прежде чем опять сделаться мужчиной, успел стать матерью.

Антропоморфный Вакджункага, божество-трикстер индейцев виннебаго, сделав себе влагалище из лосиной печени, а груди из почек, вышел замуж за сына племенного вождя и родил троих сыновей.

Койот, трикстер из мифа индейцев уичита, пообещал первым представителям этого народа, семерым братьям, жену на всех одну, но зато какую — собственную дочь. Все бы хорошо — но у Койота не было дочери! И когда пришел срок свадьбы, Койот недолго думая сам превратился в девушку, а затем и в семимужнюю жену; прежде чем его разоблачили, он тоже успел родить. Братья, огорченные подлогом, поднялись на небо и, превратившись в Большую Медведицу, каждую ночь глядят сверху на землю, недоумевая, как же это их так провели...

Хотя тут, конечно, надо оговориться, что астральная мифология переполнена версиями о происхождении этого созвездия. Тайваньские пайваны, например, утверждают, что Большая Медведица — это их культурные герои, причем четырьмя звездами представлен глава фамилии (мы видим его половой член, тестикулы и шапку), и по одной звездочке досталось двум его сыновьям и дочери.

Божество Такаро, решив населить острова Леперс, входящие в архипелаг Новые Гебриды, вылепило из глины десять мужчин, а потом сообразило, что получилась армия, а не народ, швырнуло в одного из них кокос, и этого оказалось достаточно, чтобы проигравший в игре «На кого бог пошлет!» превратился в женщину. Проконсультировавшись с Такаро, новоявленная женщина выбрала себе суженого из оставшихся девяти мужиков, и от этой пары пошли меланезийцы местного розлива.

Крупный плод нашел применение, когда возникла необходимость в женщине, и у индейцев нивакле. Правда, здесь ситуация в корне отличалась от меланезийской. Поначалу женщина среди первых нивакле была — она вышла из реки, где первоначально пребывала в качестве рыбы, — и даже родила от местного культурного героя двух сыновей, но потом пошла по кривой дорожке и изменила мужу с жеребцом — так, во всяком случае, гласит миф. Насчет жеребца — это анахронизм, поскольку лошади в Америке вымерли давным-давно, задолго до возникновения мифологии нивакле, и вновь появились там благодаря европейцам, но культурный герой, видимо, ничего про анахронизмы не знал и поэтому жену за адюльтер прикончил. Их дети, когда подросли, решили женский вопрос просто: старший бросил некий плод в пах младшему, от чего тот превратился в женщину, а далее — пирком да за свадебку!..

Тыква — тоже плод — сыграла чудесную роль в судьбе индейцев шуар. Так уж вышло, что при полном отсутствии женщин демиург, курирующий шуаров, воспылал страстью к одному юноше, соорудил ему грудь и влагалище из тыквенной мякоти и вступил с ним в законный брак. Все нынешние шуары обязаны своим существованием этому любовному союзу, то есть, если вдуматься, имеют божественное происхождение.

Верхние танана — те самые, чьи первопредки были сделаны из листьев, — поначалу тоже жили строгим мужским коллективом без всякого намека на секс. Но их тотемный предок Ворон пришел к выводу, что это не вполне нормально, и решил самых красивых юношей превратить в женщин. Он отправился в страну, где все было так же, как и в родных для верхних танана местах, — за одним исключением: вместо уток и гусей здесь летали по небу стаями вагины. Настреляв потребное — соответствующее выбранным юношам — количество вагин, Ворон вернулся к верхним танана, надел поплотнее свои охотничьи трофеи на эректированные пенисы юношей, а то лишнее мужское, что после этой процедуры продолжало выпирать вбок и в стороны, поотрывал, и юноши превратились в женщин.

Тотемный предок индейцев кучинов, тоже Ворон, собрал вагины в лесу — в его угодьях они росли на опушках. Затем Ворон явился к кучинам и, притворившись слепым, попросил самого красивого отрока помочь развязать мешок. Как только юноша исполнил его просьбу, Ворон хвать вагину — и прилепил ему между ног. Это вызвало в кучинах, до того момента сплошь мужчинах, радостное оживление. Они набросились на юношу и моментально лишили его невинности. Нашлось ли применение остальным вагинам, бывшим в мешке, миф не говорит. Кстати, другой миф кучинов, о котором мы обязаны сообщить хотя бы для порядка, повествует о том, что поначалу все кучины, наоборот, были женщинами, но у половины из них имелся мужской орган, сделанный из пуповины, — и получше, чем у многих позже появившихся мужчин.

Как бы то ни было, насилие, имевшее место у кучинов, следует осудить и поставить в пример кучинскому Ворону его собратьев Ворона тлинкитов и Ворона хайда, которые, набрав женских гениталий на островах близ Аляски, просто раздали их всем желающим. На добровольных началах состоялось превращение мужчины в первую женщину и у эскимосов нетсилик; здесь просто нашелся герой-первопроходец, который по собственной инициативе — ради размножения племени — превратился в женщину.

Несчастные случаи на производстве

Некоторые народы, если верить их мифологиям, обязаны появлением женщин несчастным случаям и всякого рода трагическим происшествиям.

Культурные герои папуасского племени вирам Сами и Гвами как-то задумали сделать лодку-долбленку. Гва-ми притомился и сел, широко раздвинув ноги, тогда как Сами продолжал работать топором. Одно неверное движение — и топор вылетел у него из рук, попал Гвами между ног и застрял там. Со временем, однако, топор рассосался, а проделанное им отверстие осталось. А чтобы Гвами окончательно стал женщиной, Сами накормил его волшебным кокосом, от которого растет грудь. И стали они жить-пожи-вать, детей наживать, а затем сели в свою долбленку и отбыли на небо, оставив на земле многочисленное потомство.

Аналогичная история зафиксирована в мифе африканцев зарамо. Двое первопредков однажды отправились за медом. Пока один, вырубая соты, орудовал топором на дереве, другой дожидался его внизу, и надо же — первый выронил топор, который, падая, стесал второму между ног все для женщины лишнее. Спустившись вниз с сотами, первый решил — раз уж так случилось — извлечь пользу из происшедшего и завалил товарища на спину. В дальнейшем это вошло у них в привычку, возникла крепкая семья, стали рождаться дети, и даже то, что примерно раз в двадцать восемь дней рана начинала кровоточить, не омрачало идиллии.

Неосторожность предопределила появление женщин у ливов. Как-то ливы, состоящие сплошь из мужчин, косили сено, и один из них прилег отдохнуть, а косу свою оставил лезвием вверх. В это время мимо пробегал другой лив, напоролся на лезвие со всего маху и разом перестал быть мужчиной, но зато благодаря правильному разрезу сделался женщиной. Есть, между прочим, версия (сочиненная, вероятно, ливами-женоненавистниками), что косу в траве бросил не рядовой косарь-разгильдяй, а затесавшийся среди людей черт, давно мечтавший внедрить в ливов женщину и тем самым отравить им жизнь на все времена.

В племени индейцев гуаяберо первая женщина появилась после несчастного случая на рыбной ловле. Рыба — видимо, это была очень большая и сильная рыба — так врезала одному из гуаяберо по гениталиям, что он мигом переменил пол. У него отпал член и появились все женские репродуктивные органы, хотя и без малейшего намека на входное отверстие. Тут, однако, подоспел трикстер Лис, у которого в пенисе была кость, и довершил превращение — если называть вещи своими именами, продырявил бывшего мужчину в соответствующем месте.

Индейцы уфайна добросовестно следовали указаниям своего божества, и, когда поступило предостережение не употреблять в пищу вдруг поперший из земли черный, белый и красный тростник, они не стали включать его в свой рацион. Однако нашлись двое, которые пренебрегли инструкциями и принялись запрещенный тростник сосать. За этим увлекательным занятием они не заметили, как у них образовались вагины и выросли груди, а когда хватились, уже было поздно.

Необъяснимая трагедия случилась с чукотским культурным героем Куйкынеку, у которого однажды вдруг ни с того ни с сего отвалились гениталии. Задумчиво глядел Куйкынеку на свое мужское достоинство, лежащее на полу яранги, но ничего не придумал и зажил нормальной женской жизнью. А из достоинства был сделан игольник с двумя колокольчиками — он висел под потолком яранги и напоминал Куйкынеку о былом. Один из вариантов этого мифа, правда, свидетельствует, что не все в жизни чукотского культурного героя было так мрачно: иногда он прилаживал игольник на прежнее место и на некоторое время вновь становился мужчиной. Но так и до серьезных проблем с гендерной идентичностью недалеко.

Эскимосы иглулик, живущие на берегах залива Фокс, прекрасно обходились без женщин, ибо были склонны к однополым связям. Но затем один мужчина забеременел и пережил то же неприятное удивление, что и оказавшийся в аналогичной ситуации мужчина-ягуар из племени кабияри. Но при эскимосах дятла-хирурга не оказалось, поскольку дятлы до берегов Северного Ледовитого океана не долетают, и, когда пришло время рожать, пенис бедняги расщепился на множество лепестков и в конце концов превратился в вагину. Ужас, конечно, но эскимос-мать остался жив и, надо признать, еще хорошо отделался. Что любопытно, рожденные от этого оборотня девочки не имели вагин, и им их проковыривали вилками.

В любом случае ужас у эскимосов не идет ни в какое сравнение с ужасом, пережитым первым поколением индейцев камса. Все поколение состояло из двух братьев, и вот младший зачем-то стал тереть свои гениталии волокнами местного растения, по свойствам своим напоминающими вату. Эффект получился неожиданный — он тер-тер, тер-тер и протер дыру. Старший брат — отдадим ему должное — в отличие от мифологических героев многих других народов, которые, как правило, тут же начинали использовать появившуюся женщину по ее прямому назначению, переполошился и сделал все, чтобы вернуть брата в прежнее состояние. Какие только средства он не применял и наконец привлек лесных зверей, чтобы они зализали новоявленную вагину или даже слизали на корню. Это было роковое решение, потому что звери, полизав немного и войдя во вкус, сожрали младшенького, оставив от него лишь голову. Эта голова, однако, смогла произнести последнюю просьбу, чтобы ее поместили в барабан и бросили в реку. Когда барабан спустя некоторое время выловили, в нем оказался мальчик, в будущем культурный герой, от которого и пошли индейцы камса. Причем женскую проблему этому мальчику, когда он вырос, решать не пришлось: женщины-камса появились возле него ниоткуда, налетели, словно мухи на мед...

Женщины из подручных материалов

Но если кто-то думает, что для изготовления женщины в качестве материала требовался мужчина или хотя бы его ребро, — он глубоко ошибается. В ход шло все, и некоторые решения демиургов выглядят весьма экзотично.

Четверо братьев, культурных героев индейцев тайно, после всемирного — во всяком случае, с точки зрения тайно — потопа обнаружили полное отсутствие женщин. То ли они утонули, то ли уплыли в неизвестном направлении. Однако, несмотря на это печальное обстоятельство, обязанность продолжения рода никто с мужчин не снимал. И они нашли выход из сложного положения: один брат плюнул в другого и у того — таким ядовитым оказался плевок — немедленно образовался нарыв. Когда гнойник хорошенько созрел, братья его вскрыли, и наружу вышла женщина, которая всем четверым стала доброй женой. От этой дружной семьи и вели свое происхождение тайно, пока их не извели на корню приплывшие по пути Колумба европейцы. Впрочем, есть и другая версия появления женщин у тайно. Она сообщает, что женщины выросли на дереве и посыпались оттуда, как спелые плоды. Одна беда — у них не было вагин. Но тут, к счастью, прилетел дятел и продолбил недостающее. Кстати, такие же отверстия — а в качестве бесплатного приложения и анусы — сделала женщинам индейцев санема птичка зеленая оропендола, имеющая весьма крепкий клюв, похожий в раскрытом виде на остро заточенный пинцет.

А индейцам санти даже плевать не пришлось — нарыв у Хакайкайны, младшего из пяти братьев-первосанти, возник после того, как он наступил на какую-то колючку. Из нарыва он извлек маленькую девочку, и непонятно было, что с ней делать, но потом в течение одного дня изобретательные старшие братья превратили ее в половозрелую девушку — для этого, как показали проведенные ими многочисленные эксперименты, девчонку достаточно было перебросить через крышу. Ту же роль сыграла колючка и в появлении первой женщины у арапахо. Но вообще-то миф арапахо какой-то «бесполый»: появление дамы не вызвало у первомужчин этого племени интереса, а завершилось все тем, что и первая женщина, и первые мужчины вместе вознеслись на небо и стали там Плеядами.

Из нарыва на мужской ноге (миф уточняет, что это была нога вождя, но кто бы сомневался?) явилась на свет, по одной из версий, и первая женщина индейского племени яномами; звали ее Канаболокома. До этого мужчины яно-мами грешили анальным сексом и пробовали совокупляться с деревьями. В конце концов они даже научились рожать себе подобных, но с Канаболокомой, надо признать, дело пошло веселее. Вторая версия сводится к тому, что первую женщину яномами, обрели, собирая плоды какой-то лианы. И один плод — вероятно, это был тот случай, когда желания материализуются и так воплотились мечтания яномам-ских мужиков — превратился вдруг в женщину с очень большим влагалищем. Но есть еще и третья версия — о первой женщине яномами родом из рыб. Это была дама с норовом, чему, вероятно, способствовали пираньи, обосновавшиеся в ее вагине, — чтобы их прогнать оттуда, мужчинам пришлось изрядно потрудиться. Что в первом, что во втором, что в третьем варианте свежеиспеченная женщина не только умудрилась удовлетворить всех яномами так, что никто не остался обиженным, но и родила множество девочек, которые, в свою очередь, от все тех же мужчин произвели на свет кучу детишек обоего пола, чем и обеспечили продолжение жизни яномамского народа.

Сложным путем возникла первая женщина индейцев айорео. Сначала появилась некая птица-женщина, которая соблазнила многих чистых душой и телом индейцев. Когда она умерла, мужчины — нашлись такие умельцы! — соорудили из ее костей сразу двух женщин. Правда, одна тоже умерла, но зато вторая — похожая на птицу-женщину, как сестра-близнец, но без перьев — жила долго и счастливо, со всеми мужиками айорео сразу, и по праву причислена к первопредкам...

У народа вемале, населяющего Молуккские острова, первая особа женского пола — юная девушка по имени Хаину-веле возникла из крови, случайно смешавшейся с молоком кокоса. Кроме, собственно женских качеств, она оказалась полезна еще и тем, что, справляя большую нужду, производила кораллы, гонги и фарфоровые изделия...

Но если кровь, нарывы и женские кости, пусть даже с птичьей составляющей, — все-таки вещи, имеющие прямое отношение к человеку, то о всяких стволах, ветках и прочих деревяшках этого никак не скажешь. Тем не менее первые женщины многих — прежде всего индейских — народов были, в сущности, деревянными изделиями.

Так, демиург индейцев тенетехара Майра, когда ему приспичило, просто вырезал себе жену из цельного ствола. Его тезка-близнец и тоже демиург, но уже племени урубу, обладатель такого большого члена, что за ним, как говорится в мифе, не всегда можно было рассмотреть самого Майру, поленился изготовить себе женщину и просто вступал в половую связь с деревьями, используя для этого любые щели. Но однажды после совокупления дерево обернулось женщиной, причем сразу беременной, и Майра — порядочный оказался демиург! — заключил с ней законный брак. С деревом — по-простому, через расщеп в коре, — прижил двух девочек, первых женщин суруи, и культурный герой этого индейского народа Иапеаб. Впрочем, что касается урубу, то в их мифах есть еще по меньшей мере два варианта появления первой женщины: согласно одному — Майра никаких сношений с деревьями не совершал, а превратил в женщину ветку, которую затем и взял замуж; согласно другому — женщина сама возникла из гнилого плода.

Тотемный предок племени кикапу Кролик соорудил из дерева двух девушек, спасая собственную жизнь. Они предназначались в жены Рыси, который в противном случае грозился употребить на обед самого Кролика. В аналогичную ситуацию угодил культурный герой калапало Кватин-ги. Дабы ублажить кровожадного ягуара Ницуэги, он смастерил целую толпу деревянных женщин, но, поскольку сам не умел делать вагины, то подрядил специалиста по этой части Тапира. Тот взялся за дело столь рьяно, что одну женщину даже расколол своим членом, который использовал в качестве столярного инструмента. Остальные, впрочем, удались на славу и были отправлены к Ницуэги. Либидо в этих деревяшках так и играло — по пути к пункту назначения они устроили оргию с Лаской и Зимородком, во время которой одна умерла, выпив какую-то отраву, другая разбилась, свалившись с пальмы, и еще несколько подевались куда-то без видимых причин... До ягуара добралась самая последняя, но и она вскоре пала от руки (точнее, от когтя) свекрови.

На острове Уналашка, проданном Россией когда-то Соединенным Штатам в одном пакете с Аляской, местные алеуты в мифические времена имели обыкновение, когда в хозяйстве требовался мужчина, приманивать его дочерьми на выданье, а если таковых в семье не было, то их просто вытачивали из дерева. Первые женщины австралийских аборигенов вальбири до превращения были дощечками с сакральными изображениями, которые извлек из своего тела прародитель племени отец-змей. Культурный герой индейцев ваура Квамути первых трех девушек своего народа вырезал из цельных стволов, влагалища им вылепил из воска, а зубы сделал из семян, чем ваура объясняют свои стоматологические проблемы. А к влагалищам у них никаких претензий — видимо, получилось хорошо...

Запутанная история с деревянными девушками запечатлена в мифе индейцев камаюра. Местный демиург Мавуциним, загнанный ягуарами на дерево (оказывается, и с демиургами такое случается!), в опасении быть съеденным пообещал отдать в жены вождю ягуаров своих дочерей, но, когда он явился домой и велел дочерям собираться в дорогу, те заартачились. Тогда Мавуциним магическим пением превратил в девушек восемь деревьев, сделал им пояса из древесных волокон, вырезал из бамбука гениталии и даже провел испытания своих изделий, приказав лиане с каждой из них совокупиться. После того как лиана дала отмашку: «Годятся!», он попросил девушек отправиться к вождю ягуаров вместо своих дочерей — именно попросил, что вообще-то для демиургов нехарактерно, — и пять из восьми девушек ответили согласием. Куда делись три отказницы, не известно; вокруг же остальных развернулись события, чем-то напоминающие сюжет с десятью негритятами. Одна девушка забыла гребень, пошла назад, заблудилась и стала лесным духом. Продолжившие путь четыре девушки встретили Аиста, спросили у него дорогу и отдались ему в качестве платы за информацию. В процессе расплаты у одной из них порвался пояс, она полезла на дерево за материалом для нового, но сорвалась, упала на острый побег и умерла. Три других девушки двинулись по пути, указанному Аистом, дальше и встретили Тапира, который согласился указать им дорогу на тех же условиях, что и Аист. Но условия выполнила только одна девушка, да и то, вероятно, не в полном объеме — потому что у Тапира оказался слишком большой член и во время совокупления бедняжка померла. Две ее подружки бросились бежать и добрались-таки до вождя ягуаров, которого, чтобы не перепутать, чей он вождь, так и звали Ягуаром. Судьба этих девушек сложилась по-разному: одну извела свекровь-ягуариха, и уже после смерти несчастной муравьи вынули из ее чрева мальчиков Кута и Яе, а другая поднялась вместе с Ягуаром на небо, где и проживает в настоящее время. Что же касается мальчиков, то они порешили свою злую бабку и создали индейцев камаюра (по самой распространенной версии, превратив в них побеги бамбука), а затем заступили на вечную службу людям: Кут стал солнцем, а Яе — месяцем.

У индейского племени ояна есть похожий миф, герой которого — правда, уже не демиург, а человек — откупается от Ягуара обещанием выдать за него свою сестру. Но сестра отказалась идти за Ягуара, и человек стал искать ей замену. Он сделал девушку из дерева, но та выпала из гамака и раскололась, к спине девушки, слепленной из воска, прилипла корзина — да так, словно всегда была частью ее позвоночника, а девушка из смолы таяла на солнце быстрее, чем он успевал придавать ей формы. Положение казалось абсолютно безвыходным, но тут человеку пришло в голову сплести девушку из ротанга, и этот материал оказался настолько хорош, что и девушка получилась в высшей степени прочная, и Ягуар подмены не заметил.

А вот миф индейцев варрау рассказывает, как деревянную девушку подсунули самому хозяину солнца Хокохиаро-ту, который держал светило на веревке и отпускал на небо на очень краткое время, а за продление этого срока требовал женщин. Поскольку женщины были в большом дефиците, для Хокохиароту вырезали девушку из ценного дерева уси-ру и дали ей красивое имя Усирумани. А чтобы она совсем походила на настоящую, попросили дятла — может быть, того самого, что посодействовал мужчинам народа тайно, — проштробить ей что-то вроде вагины, и Хокохиароту интимом с Усирумани остался очень даже доволен. Финт с деревянной девушкой попробовали проделать, причем с самим Солнцем, и индейцы макуши — по одной версии, удачно и тоже с помощью дятла, а по другой — миссия была провалена, так как девушку по ошибке отправили к Солнцу без вагины, и он (у макуши «солнце» — мужской персонаж) вынужден был сам мастерить ей вагину из банановой кожуры. Надо заметить, что это был добрый Солнце, другой мог бы за обман и испепелить...

Поучительная история случилась на заре мифического времени в индейском племени кубео. Культурный герой Куваи вырезал из дерева женщину, а его мать прилепила ей все необходимые женские органы — и стал Куваи с этой женщиной жить, намереваясь начать массовое производство первых кубео. Но не тут-то было: жена не только не беременела, но завела любовника Анаконду и стала бегать к нему каждый день. Куваи выследил их и убил Анаконду метким выстрелом из лука. После этого он отрубил у него пенис, разрезал на части и попробовал накормить жену, а когда та от угощения отказалась, вышвырнул ее за дверь. И неверная жена тут же опять превратилась в дерево. В дальнейшем — об этом уже другие мифы — у Куваи было множество жен, с которыми он и породил кубео. Кстати, обратное превра-шение женщины в исходный материал древесного происхождения можно найти и у казахов — в легенде об Ильясе, жена которого стала колючим кустарником караганой.

И на закуску, коль скоро мы говорим о женщинах деревянного происхождения, два слова о простых занозах. Без них не было бы индейских народов айова и омаха. Айова, как мы помним, выбрались на свет из влагалища Ые, но, похоже, это были одни мужчины. А размножаться айова хотелось... И это желание было столь велико, что вызвало превращение занозы, вынутой из ноги индейца, в девушку по имени Тио-гритта. С этой Тиогриттой у айова связано немало мифических событий, но главное сводится к тому, что размножение с ее появлением наладилось.

Как под копирку все случилось у омаха, существование которых на земле началось с четверых братьев. И жить бы им без женской заботы, но как-то младшенькому в подошву воткнулась щепка. Парень ее выдернул, а она возьми и превратись в девчонку. Братья обрадовались, объявили ее сестрой, но потом не удержались, согрешили с названой сестрой — и пошло-поехало...

Но на деревянных женщинах свет клином не сошелся, и даже там, где, казалось бы, древесины в избытке — например, на острове Новая Гвинея, — первые представительницы местного народа айбом, Колиманге и Неменгембо, были сделаны демиургом Меинтубанге из земли. Правда, поначалу они вели жизнь в высшей степени целомудренную (и, может быть, даже не подозревали о существовании мужчин), но при этом активно готовились к материнству, воспитывая как собственных детей глиняные сосуды. И не зря: однажды к Колиманге явился мужчина Юманмли, без долгих предисловий завалил ее на спину, и она тут же зачала. Правда, вос-питуемые сосуды после этого перестали слушаться указаний Колиманге, но уж и ей стало не до сосудов. Колиманге родила, примеру товарки последовала Неменгембо, и народ айбом стал увеличиваться, как на дрожжах...

Из комка земли возникла и первая женщина у тетумов, живущих в Индонезии и на острове Тимор. Причем, если верить мифу, ее появление стало всего лишь звеном в цепочке, вызванной к жизни необходимостью накормить местных мужчин-первопредков. Демиург Усуф Нено, чье имя в переводе на русский означает «господин Солнце», создав мужчин, позабыл, судя по всему, обеспечить их пропитанием, и тогда на небо была отправлена делегация с просьбой поддержать местных сельхозпроизводителей и выделить семена для посева. Однако Усуф Нено вручил делегатам не мешок с зерном, а комок земли и велел возвращаться восвояси. С урчащими от голода животами они вернулись домой и стали ковыряться в этом комке — вероятно, в надежде найти внутри жареного поросенка или хотя бы кусок пирога. Но вместо съестного обнаружили вполне себе ничего девушку, извлекли ее наружу и тут же из-за нее передрались. Потасовка закончилась мирным соглашением — этот вывод можно сделать из того, что девушкой стала общей женой. Вскоре она забеременела и родила девочку. И вот тут, когда, казалось бы, жизнь устроилась даже и без еды, перед полиан-дрической семьей материализовался Усуф Нено и приказал новорожденную убить и закопать. Тетумы покорно все исполнили, и не успели они завершить похоронный ритуал, как из могилки поперли наружу кустики риса и другие культурные растения. То есть демиург с самого начала все предусмотрел, хотя неясно, для чего ему понадобились такие сложности. Между прочим, перед тем, как убраться обратно на небо, Усуф Нено отменил полиандрию, выбрал из мужчин самого достойного и наказал ему соединиться в браке с явившейся из комка земли первоженщиной, которая при виде риса как-то сразу перестала горевать по убиенной дочери. И вот от этой-то пары и пошли в дальнейшем все тетумы.

Хосипе, первопредку народа рай, повезло хотя бы уж в том, что не пришлось делить первоженщину ни с кем из соплеменников, потому как он был рай в единственном числе. Явилась первоженщина из камня, который Хосипа несколько раз вылавливал из реки, но всякий раз выбрасывал обратно. И лишь когда Хосипа сообразил, что камень ловится неспроста, принес его домой и положил на полку, тот вдруг сам зашевелился, сверзся на пол и раскололся, и из него вышла райская (не путать с райской!) красавица.

Мифы азиатских эскимосов сообщают два способа создания женщины. Согласно одному мифу, первоженщину изваял из собственных экскрементов тотемный предок Волк. Но, будучи выдана замуж за Ворона и оказавшись в его теплых объятиях, эта дама превратилась в исходный материал без видимых для эскимосов последствий. Другая версия приписывает создание женщины эскимосскому шаману, который посулил небесному божеству Тынагыргыну в жены несуществующую сестру, а когда тот явился за обещанной девушкой, быстренько слепил девицу из снега. Тынагыргын снежной бабой вполне удовлетворился и отбыл вместе с ней в верхний мир. И теперь, когда она рожает на небесах — а происходит это довольно часто, — на земле идет снег...

К женщинам — изделиям из дерева примыкают женщины, сделанные из древесной тыквы-горлянки, именуемой также посудной тыквой. Индейцы акавайо так и называются на местном наречии «людьми тыквы», поскольку их прародительница завязалась на грядке и лишь затем стала женщиной. А в мифах некоторых народов посудная тыква и вовсе — без всякого обретения человеческого облика — ведет активную половую жизнь и в изобилии рожает детей от местных мужчин.

Различные виды этой тыквы произрастают в Азии, Африке, Америке и Океании, и везде из нее делают сосуды для хранения питья и еды, но женщина проснулась только в американской тыкве. Вероятно, индейские мужики пробудили ее особо нежным обращением. Они, в отличие от, скажем, китайцев или народов банту, которые также весьма уважительно относятся к тыкве-горлянке, использовали ее не только в хозяйственных целях, но и — в тех случаях, когда местный демиург по какой-то причине либо не создал женщин, либо позволил им навсегда покинуть мужчин, — затевали с ней любовные связи и даже заключали брачные союзы.

Если точнее, то интим у индейцев был преимущественно не с самой тыквой, а со сделанным из нее сосудом калебасой (или калебасом — род в русском языке у этого слова не устоялся). Тыквы прямо с грядки популярностью не пользовались. Вот, к примеру, первочеловек племени амауака поначалу совокуплялся со свежихми тыквами, и они исправно от него рожали, но дети получались нездоровые и вскоре умирали. Но как-то он переспал с калебасой, и она родила мальчика и девочку; правда, мальчик и в этом случае не выжил, но зато девочка выросла, стала первочеловеку доброй женой, и от их супружества пошел народ амауака.

Такой же миф есть и у родственных амауака кашинауа. Разница только в том, что первомужчина кашинауа никаких экспериментов со свежей тыквой не проделывал, а сразу подкатил к калебасе, которая и родила дочь, чьи гениталии источали сильный цветочный аромат. Так что нет ничего удивительного в том, что первомужчина обратил на них внимание, а тут еще обезьяны показали ему, как именно их использовать. Как не совершить после этого сакральный инцест?! Первомужчина его и совершил, породив следующее поколение кашинауа. Имеется у кашинауа и другой миф о зачатии в калебасе; если верить ему, то никакого первомужчины не существовало, а была первоженщина, наполнившая четыре калебасы своими выделениями разного рода, чего вполне хватило для зачатия и рождения двух мальчиков и двух девочек; от них и пошли кашинауа.

Двоих близнецов родил на свет, мастурбируя по ночам в калебасу, персонаж мифа шипибо. Когда мальчики выросли, они стали донимать всех вопросами, где их мать. Что им ответил отец, не известно, но, судя по всему, об обстоятельствах их рождения он умолчал — а может быть, даже соврал в том духе, что их мать была героической летчицей и погибла на Севере. Во всяком случае, мальчики отправились на поиски матери, пережили множество приключений и перебили множество безвинных антропоморфных и зооморфных существ, но так толком ничего и не узнали. Между делом они дали начало шипибо, а затем, видимо разочаровавшись в окружающей действительности, забрались на небо по цепочке из стрел, прихватив с собой челюсть гигантского каймана, которую теперь мы наблюдаем с Земли в виде звездного скопления Гиады.

Двумя близнецами, зачатыми аналогичным образом в калебасе, было положено начало еще одному индейскому племени — пилага. Но мать вполне человеческого облика, и даже, по уверению мифа, красавица, у этих мальчиков имелась. Совершив свое дело, отец оставил беременную калебасу на тропинке, она, когда подошел срок рожать, раскололась, мальчики вывались наружу и были усыновлены неизвестно откуда взявшейся случайной прохожей...

Калебаса в сочетании с эротическими сновидениями способствовала возникновению индейцев сикуани с их причудливыми мифами. Началось с того, что у культурного героя сикуани Мацулудани случилась поллюция. Приснившаяся ему голая женщина не растерялась: уж коли такая оказия случилась, обернула сон в явь и слила семя в калебасу, где возник мальчик Мадуедани. Мацулудани встретил малыша неприветливо и даже стер в порошок, но, когда тот воскрес, понял, что никуда от отцовства не деться, и занялся вместе с сыном, который сделался еще большим культурным героем, нежели он сам, сотворением разных животных и предметов. Между прочими делами Мадуедани топнул ногой, и миру из-под земли явились индейцы сикуани. Но это только одна версия. Другой миф приписывает заслугу создания сикуани культурному герою Фурнаминали. Он хотел произвести этот индейский народ половым путем, но у него украли и заразили дурной болезнью жену, из-за чего ей пришлось дать отставку, а новая жена, вырезанная из дерева, оказалась бесплодна. Тогда Фурнаминали попытался сотворить людей, вставляя пенис во все попадавшиеся на пути отверстия, но потерпел неудачу — в отверстиях зачинались только животные. В конце концов он сотворил четыре яйца, и из них вышла великолепная четверка первопредков — Кахува-ли, Тсамани, Ивинаи и Тспараи Дува, которые, сочетаясь друг с другом, и породили сикуани...

Но вернемся к калебасам. Серьезную роль они сыграли в жизни родственных африканских народов — зулусов, коса и суто. Здесь, отметим это особо, сосуды из тыквы были использованы по медицинским показаниям. Дело втом, что жены первых людей этих народов раз за разом рожали воронов и шансы получить нормальное потомство, как ни старались первомужчины, все уменьшались. Но тут прилетели мудрые голуби и посоветовали зачинать детей в калебасах. В процессе выяснилось, что мужчина для такого зачатия не требуется — достаточно капнуть в калебасу две капли женской крови, извлеченной из спины (у зулуски) или из ноги (у коса и суто).

Калебаса помогла пережить трудные времена мужчинам племени мака, чьи женщины, как мы помним, явились из воды. Но до того как это произошло, мужчины зачинали детей именно в калебасах и сами их воспитывали (из калебас мака рождались только мальчики). По тому же пути, ожидая у моря погоды, то есть у озера женщин, могли пойти и индейцы мокови, не обладай их первочеловек магическими способностями. Обрюхатив калебасу и дождавшись, пока она произведет на свет троих мальчишек, он совершил соответствующий ритуал и переменил пол — тут миф имеет варианты — то ли одному сыну, то ли сразу двоим. Второй вариант тоже разветвляется: по одной версии, первочеловек взял в жены обеих девочек, оставив третьего не превращенного сына без пары, а по другой — женился сам и благословил третьего сына на брак с бывшим братом.

Целенаправленно решали женский вопрос мужчины племени хопи, после того как индейцы навахо увели у них всех женщин. Их хитроумный культурный герой Кван проделал отверстие в калебасе и велел всем мужчинам по очереди с ней совокупиться. Общими стараниями калебаса забеременела и родила на радость всем хопи девочку, которую отдали на воспитание бабке Паучихе. Как уж там индейцы, изголодавшиеся по мягкому женскому, делили ее, когда она выросла, миф не сообщает, но будущее племени удалось спасти.

Наконец в калебасе поселил свою полюбовницу На-Кра, поссорившуюся с родителями и бежавшую с неба, культурный герой индейцев каяпо Нгодьюре. По ночам он вытряхивал ее в свою постель, а утром заталкивал в калебасу обратно. К счастью, когда эта история раскрылась, папа девушки демиург Бепкоророти уже смягчился и дал согласие на их брак.

Рассказывать о близких отношениях мужчин и калебас можно еще долго, но, признаться, выглядят они довольно однообразно; посему на этом мы поставим точку. Упомянем лишь, коль скоро столько внимания было уделено тыквам, об их близком родственнике из семейства тыквенных — огурце. Этот овощ сыграл решающую роль в судьбе культурного героя Тумбрегака из племени папуасов аиоме. Этот Тумбре-гак попал в очень непростую ситуацию: однажды он спустился с неба на землю, а кто-то возьми да и обрежь веревку. Жена скинула бедняге сверху огонь и кое-какой еды, в том числе четыре огурца, и более им не интересовалась. Стал Тумбрегак налаживать земной быт, построил хижину и пошел по делам, а когда вернулся, увидел, что огурцы превратились в прехорошеньких девушек. Он их всех взял в жены, и две родили мальчиков, а другие две — девочек. Эти мальчики и девочки переженились, и от них пошел народ аиоме...

И в заключение, коль скоро идет разговор о женщинах из растительных материалов, немного романтики от чжуанов, живущих на юге Китая. Здесь первая женщина появилась из цветка, который принес домой одинокий чжуан.

Рыбы, млекопитающие, птицы, а также моллюски и насекомые...

Ясное дело, что, создавая женщин, высшие силы не могли не использовать как материал животных. В ход шли самые разные твари — плавающие, летающие, ползающие, бегающие и прыгающие.

Для упрощения нашей классификации начнем с тех, кто живет в воде. Разумеется, здесь на первом месте рыбы, но не обошлось и без других водоплавающих. Например, первая женщина индейцев трио происходит из пресмыкающихся. Поначалу она была скорее кайманом, а не женщиной, но затем, когда на ней женился первый трио, стала скорее женщиной, чем кайманом. Эта пресмыкающаяся дама, между прочим, не только произвела на свет первое поколение трио, но и натаскала индейцам из реки семена культурных растений и всякие полезные в хозяйстве предметы: топоры, ножи, корзины... И чтобы людям удобнее было заниматься любовью, уговорила своего отца Каймана, тотема трио, создать ночь.

А у живущих на острове Сулавеси тораджей женская история началась с того, что одна богиня родила семь крабов и бросила их в реку. Те вышли на берег, построили дом и завели хозяйство — и все это, оставаясь в крабовом обличье. Но когда доходило дело до купания, крабы сбрасывали панцири и клешни и становились юными девушками. Об этом узнали куковавшие без женской ласки мужчины, подкараулили момент, когда проказницы плескались в реке, и спрятали все крабовое. Девушкам, голяком вышедшим из воды, ничего более не оставалось, как сдаться на милость хитроумных мужчин.

Тут уместно вспомнить русскую Царевну-лягушку. Нет, конечно, ее, в отличие от девушек-крабов, породивших тора-джей, никак нельзя записать в прародительницы целого — применительно к ней русского — народа, однако нельзя не признать, что кое-что общее с ними у нее имеется. Хотя бы та же способность оказаться в нужный момент в нужном месте, дабы сбросить шкурку и — ква-ква, Иван-царевич! — обернуться красавицей. Ту же способность к превращению продемонстрировали рожденная камнем белая креветка, которая сделалась папуаской из племени меджпрат, и морская черепаха, осчастливившая мужчин папуасского племени тумлео.

Что же до превращения женщин из рыб, то тут наблюдается определенное разнообразие сюжетов: от немудреных (например, демиург индейцев паринтинтин Баира просто превращал в женщин выловленных в реке красивых рыб) до сложных, изрядно запутанных. В ряде случаев, как и в русской сказке, все решает попадание стрелы. Юноша из меланезийского народа канаков как-то подстрелил излука рыбу, но, когда выволок ее из воды, обнаружил, что это не рыба, а женщина. Это оказалось весьма кстати, поскольку перед юношей стояла задача породить канаков, а порождать было не с кем. Обрадованный, он немедленно повел женщину-рыбу под венец. Его радость, надо полагать, удвоилась, когда он узнал, сколь велики возможности новоявленной супруги: ведь стоило ей — в прямом смысле! — моргнуть, как появился дом, затем домашняя утварь и все прочее, что только понадобилось молодоженам. В общем, высшие силы все устроили таким образом, чтобы никакие бытовые трудности не отвлекали сладкую парочку от назначенной роли. И они с честью оправдали доверие — канаки народились на свет и успешно здравствуют поныне. Правда, семейная жизнь первой канак-ской четы сложилась несчастливо: по прошествии времени муж стал изменять супруге с другой женщиной (откуда взялась разлучница, миф не сообщает), и в конце концов бывшая рыба не выдержала и, как сообщает миф, «ушла в море».

Одумавшийся муж прыгнул в пучину следом, но сколько он ни искал ее в волнах — все без толку...

Точный выстрел решил женский вопрос и в другом меланезийском народе — моно. Здесь подстреленная рыба тоже обернулась женщиной, родила местному первочеловеку наследника, а затем не сумела сохранить семью. Правда, виноват в этом оказался не любвеобильный характер мужа, а чрезмерные амбиции жены. Как-то она услышала, как муж назвал их первенца рыбьим сыном, и глубоко оскорбилась. Хотя, если разобраться, что в этом она нашла обидного — тем более что муж сказал правду? Но как бы то ни было, слово за слово — и гордая женщина ушла вместе с мальчиком из дома и воспитала сына в прибрежной пещере. Нельзя не сказать о том, что у моно есть и другая версия появления женщины: некий вождь встретил на берегу даму по имени Китоло, игравшую на струнном инструменте, основу которого составляли челюсти какого-то морского животного, выяснил, что прежде она была рыбой, и взял себе в жены. В отличие от вышеупомянутых меланезийских персонажей их совместная жизнь сложилась удачно, хотя и со многими коллизиями: например, вождю пришлось сжечь вместе с домом всех прочих своих неизвестно откуда взявшихся женщин, которые по бабьей дури пытались разрушить их счастье.

Двое мужчин, принадлежащие к еще одной меланезийской народности — букавак, как-то поймали двух рыб и, поскольку очень хотели есть, тут же попытались одну из них зажарить, но, как они ни старались, рыба почему-то не жарилась, и тогда оголодавшие букаваки слопали ее сырой. А другую рыбу они принесли домой, где она превратилась в женщину, и тот из рыбаков, который успел подсуетиться, взял ее в жены. Интересно, что думал, наблюдая их амуры, рыбак, оставшийся бобылем, и не урчало ли у него каким-то особенным образом в животе?..

Первопредки племени индейцев рикбакца отправились рыбачить в намерении наделать себе из улова женщин и в первый заход поймали карася, но упустили, а во второй — акару. Эта рыбка весьма успешно плодится в аквариумах, но применительно к пойманной рикбакца акаре сама мысль об аквариуме кажется оскорбительной — где вы видели, чтобы аквариумные рыбки превращались в барышень? Женщи-не-акаре суждено было стать прародительницей рикбакца, которые, однако — так они сами о себе думают, — получились неказисты. Дошло до того, что нынешние рикбакца предъявляют счет первопредкам: вот если бы те проявили больше сноровки и не проморгали карася, то были бы все рикбакца писаными красавцами...

Простой способ превращения рыбы в женщину, доступный каждому половозрелому мужчине, сохранил фольклор каяпо. Мифология этого индейского народа рисует весьма непростые взаимоотношения между полами. Однажды женщины каяпо скопом сиганули в реку и стали разными рыбами (те, которые любили мясо, сделались пираньями...), и мужчинам самим пришлось варить обеды и менять пеленки детям. Назревала катастрофа, но нашелся герой, который отловил свою рыбу-жену и посредством орального сношения привел ее в прежнее состояние. Правда, став опять женщиной, эта особа потом еще не раз сбегала в реку, но коль скоро средство против женских капризов нашлось, победа в конце концов осталась за мужчинами.

Иван-царевич, как мы помним, дабы жена навсегда сохранила человечье обличье, спалил ее лягушачью кожу. Примерно так же поступали оказавшиеся в аналогичной ситуации мужчины других народов. Некоему юноше, одиноко жившему на острове Хальмахера, входящем в Молуккский архипелаг, как-то выпало стать свидетелем редкостного явления: две рыбы сбросили на берегу чешую, превратились в прелестных девушек и убежали в глубь острова. Юноша спрятал чешую одной из них и тем самым надолго задержал ее рядом с собой. Прежде чем девушка-рыба отыскала свою рыбью одежду, она успела родить троих детей, которые стали первым поколением народа табару, ныне населяющего Халь-махеру. Но родная стихия звала ее — мать-прародительница табару облеклась в найденную чешую, попрощалась с детьми, напоследок пообещав организовать им обильные уловы, и уплыла навсегда...

Культурный герой микронезийского народа палау Акапе-кемек как-то устроил засаду на вора, опустошающего привязанные к пальмам сосуды, и увидел рыбу, которая, выбравшись из воды, сняла с себя хвост, как какой-нибудь предмет туалета, и полезла, цепляясь плавниками, на пальму. Акапе-кемек этот хвост спрятал и ушел по делам, а когда вернулся, под пальмой сидела обнаженная женщина. Будучи джентльменом, культурный герой палау раздобыл для нее кое-какую одежонку, а потом взял в жены, что, кстати, весьма выгодно отличает его от культурного героя индейцев вийот Гацвок-вира, который, увидев на берегу моря женщину, еще минуту назад бывшую скатом, тут же без сантиментов и обещаний жениться овладел ею. Таким образом, кстати, мы имеем еще одну версию появления женщин у вийотов.

Коль скоро мы условились говорить о животных, обитающих в воде, то никак нельзя обойтись без дельфинов. В народе яп, проживающем на одноименных островах в Микронезии, ходит миф о том, как однажды два дельфина выбрались на берег, отложили в стороны хвосты и отправились на танцы. Надо сказать, что танцы на островах Яп в ту баснословную пору имели исключительно ритуальный смысл и участвовали в них одни мужчины с целью испросить у местных божеств себе подруг. И когда к местной танцплощадке, где устало топтались мужики, подошли два бесхвостых дельфина, мало у кого возникли сомнения, что это и есть вымоленные женщины — тем более что до этого никто из островитян ни одной женщины в глаза не видел. Первым сообразил что к чему культурный герой Тхолоор: он поспешил на берег, отыскал один из спрятанных дельфинами хвостов, принес к себе домой и тем самым застолбил за собой право на одну из «женщин». После танцев один из дельфинов отбыл в море, а другой, точнее, другая — обладательница экспроприированного Тхолоором хвоста явилась к культурному герою, и как уж они договаривались, непонятно, но из хижины дельфиниха вышла женой Тхолоора, вполне пригодной к деторождению. Лишь когда жена-дельфин родила культурному герою двух дочерей, он вернул ей хвост, и она смогла вернуться в родную стихию. Дочурки Тхолоора и дельфини-хи достались двум самым усердным плясунам — от их брачных союзов и пошел народ яп...

У другого микронезийского народа, улити, первая женщина тоже происходила из дельфинов. Но легендарная история улити отличается от мифа яп двумя существенными подробностями: во-первых, дельфиньим хвостом здесь завладел не культурный герой, имеющий на то право по роду занятий, а изготовитель браги, а во-вторых, жена-дельфин родила этому самогонщику не двух дочерей, а дочь и сына, которые затем вступили в сакральный инцест и произвели следующее поколение улити, то есть удовольствия не вышли за пределы семьи и даже самые лучшие танцоры со стороны остались с носом... И еще одна подробность: уплывая в море, улити-ская дельфиниха наказала дочери, чтобы ни она, ни ее брат ни в коем случае не ели дельфинов, и, что характерно, сколько времени прошло, а улити передают этот наказ из поколения в поколение.

От водоплавающих млекопитающих весьма логично перебросить мостик к млекопитающим наземным. Здесь лидируют собаки, которые оказались для изготовления женщин весьма подходящим материалом. Многие индейские народы так бы и вымерли на стадии первомужчины, если бы не лучший друг человека. Вот, скажем, первый миштек однажды возвращается с прогулки и видит, что дом прибран, еда приготовлена, а его собака, скинув шкуру и перевоплотившись в женщину, растирает кукурузу. Миштек тут же с ней совокупился, сжег шкуру и взял бывшую собаку в жены (именно в такой последовательности!).

Похожие чудеса случились в домах майо, варрау и тотона-ков; мужчинам этих народов даже довелось присутствовать при превращении собаки в женщину. Первоженщина майо, предупреждая возможные вопросы, сразу после метаморфозы пояснила, что все произошло по повелению божества, — будь ее собственная воля, она, может быть, так и прожила бы свою жизнь собакой. Первоженщина уичолей ничего такого своему мужу, культурному герою Хаутахаме, не говорила, но вряд ли она подумала что-то хорошее, когда ее будущий муженек, придя домой, слопал приготовленные ею тортильи и лишь затем озаботился их происхождением. Сообразив же, что испекла их собака, ставшая женщиной, он тут же бросил валявшуюся у очага собачью шкуру в огонь, а поскольку у женщины со шкурой все еще оставалась мистическая связь, она получила сильный ожог. Из-за этого ожога, между прочим, кожа уичолей, потомков Хаутахаме и первой женщины, бывшей собаки, отличается смуглостью.

Из вышеприведенного ряда несколько выбиваются истории первомужчин цоцилей и михе, которым пришлось, по прямым указаниям свыше, жениться на непревращенных собаках, и если жена первого цоциля — видимо, вследствие хорошего обращения — приняла в конце концов человеческий вид, то жена первого михе всю жизнь прожила в зооморфном облике, то есть как была, так и осталась собакой.

Создается впечатление, что высшие силы опытным путем пытались выяснить, какое животное лучше подходит для массового производства женщин, и поэтому не скупились на эксперименты. Африканский народ лингала сохранил смутные воспоминания о том, как местные божества пытались приспособить для этой цели собак и крыс, но первые, перевоплотившись в барышень, оказались чересчур сварливы, а вторые — вороваты, и опыт признали неудачным.

Несколько успешнее пошли дела с народом кран: для трех кранов божество создало трех женщин, причем одному. земледельцу, досталась женщина, которая сразу была создана женщиной, а двум другим, охотнику и торговцу, — женщины, переделанные из собаки и лошади. Позже потомки этих трех пар перемешались, и, таким образом, каждый современный кран связан родственными узами с собачьим и лошадиным племенами.

И совсем уж удачно получилось у божества Хра, работающего с народом дан. Он превращал в девиц коров, антилоп, собак и всех прочих животных, которые только попались ему на глаза, и тем самым обеспечил невестами всех местных мужчин. При этом девушки сохранили — прежде всего в свойствах характера — кое-что из прежней своей ипостаси, и эти качества ярко проявляются в их потомках. Поэтому, когда ныне какую-нибудь из женщин дан называют коровой, это, вероятно, не только не должно вызывать обиду, но даже, наоборот, служит комплиментом, коль скоро указывает на близость к первооснове...

Удивителен путь обретения женщины у арикена. Миф рассказывает, как юноша принес с охоты множество трофеев, и среди них обезьяну гуариба из рода ревунов, чье название говорит само за себя: вопли этих обезьян слышны в джунглях на расстоянии до пяти километров (о происхождении ревунов есть миф у мундуруку: якобы они появились после того, как один человек согрешил с обезьяной). Поскольку юноша притомился, он тут же лег спать, а обезьяну насадил на вертел и оставил жариться на костре. Проснувшись утром, он, однако, захотел не еды, а женской ласки и велел обезьяне, которая, заметим, жарилась всю ночь, превратиться в девушку, что та и исполнила, еще даже не соскользнув с вертела. Юноша совокупился с ней, она забеременела, и так было заложено первое звено в цепи поколений этого индейского народа. Гены обезьян-ревунов есть по мифической линии и у индейцев ояна, но это гены обезьяны сырой, а не жареной, что, вероятно, и определяет различие между живущими по соседству родственными ояна и арикена. Любопытно, сохранили ли нынешние женщины этих народов голосовые способности своих далеких обезьяньих прапрапрапрабабушек?..

Между прочим, у варрау, чей слабый пол, как мы уже знаем, произошел от собак, тоже есть миф о превращении обезьяны в женщину. Правда, о том, к какому виду принадлежала эта обезьяна, миф не говорит ничего, ограничиваясь сообщением, что она перед метаморфозой долгое время жила в домашних условиях, — видимо, это намек на очеловечивание под влиянием правильного воспитания.

Под конец разговора о женщинах из млекопитающих нельзя не упомянуть об истории, приключившейся на заре мифических времен с чукчами. Как-то десять братьев поймали лису, и старший на ней женился, а чтобы остальные братья не завидовали, лиса, обладавшая магическими способностями, сделала кукол и вдохнула в них жизнь. Жены из кукол и по хозяйству успевали, и мужей в постели ублажали, но вот незадача: с опозданием мужья заметили, что у них нет ногтей, обвинили лису в том, что она подсунула им бракованный товар, и стали всячески ее высмеивать. И в самом деле: какая может быть чукотская жена без маникюра? Лиса не выдержала позора и убежала обратно в тундру, а жены, которые без ногтей, после этого опять стали бесчувственными куклами...

Разнообразный материал для производства женщин предоставили птицы. Особенно часто в ход шли попугаи, а точнее, попугаихи.

Шестеро культурных героев, спустившиеся с неба и положившие начало папуасам бунак, поделили свои симпатии между женщинами-рыбами и женщинами-попугаями. Таким образом, у бунаков довольно сложная генетика. Двое выживших после очередного конца света мужчин индейцев тапирапе вынуждены были ради продолжения рода довольствоваться в качестве жен дамами, прежде бывшими индейкой и попугаихой неопределенного вида. Каражи почти все погибли в мировом пожаре, однако же возродились в результате брачных союзов уцелевших юношей и переживших метаморфозу попугаев-неразлучников. А вот супружницы двух индейцев каньяри, спасшихся во время потопа, превращение свое, судя по всему, завершить не смогли — они возникли перед будущими мужьями в пернатом теле, но с женскими головами. Впрочем, это не стало помехой интимным отношениям, в результате которых родилось множество детей человеческого облика.

Легенды о метаморфозах попугаих есть также у индейцев брибри и кабекар, чьи первые женщины сохраняли на затылках рудиментарные клювы, и вапишана, женская история которых следует известному сюжету — сброшенные, а потом брошенные мужчиной в огонь перья, любовь-морковь и пир на весь мир.

Этот же сюжет встречается у коми, только — возможно, за неимением на севере России попугаев — в молодуху превращается курица. Кстати, курица, наряду с крысой и собакой, претендовала на то, чтобы стать основой для производства женщин лингала (см. выше); местным демиургом был даже изготовлен опытный образец, но дальше этого дело не пошло.

Логично предположить, что чем крупнее птица, тем объемнее женские формы. И многие народы, надо сказать, предпочитали покрупнее: например, германцы, арабы, монголы и русские, у которых есть сказки о превращении в девушек лебедей, и индейцы шикрины, в чьих легендах нашлось место женщинам-аистам. Мифические представители еще двух индейских народов, лакандонов и таулипангов, сожительствовали с женщинами, бывшими стервятниками; весом эта птица невелика, но зато имеет размах крыльев до двух метров.

Тут поражает культурный герой таулипангов Маиткса-ле, который, когда враги перебили все его племя, затаился между трупами с единственной целью поймать среди слетевшихся стервятников самку. А когда стервятница была изловлена, Маитксале попросил ее стать женщиной и женой, на что она ответила согласием. С нею культурный герой и произвел новых таулипангов. У лакандонов все замешалось еще интереснее: этот немногочисленный народ состоит из перемешавшихся между собой потомков женщины-стервятника и женщины-собаки.

И в завершение разговора о птицах два слова о нескладной судьбе индейцев куиба. Две девушки были в поле зрения первого поколения мужчин куиба — одна в прежней, дочеловеческой, жизни была жабой, а другая — птичкой из отряда журавлеобразных, известной в современной орнитологии как южноамериканский лапчатоног. Лишь одной из них предстояло, по выбору мужчин, стать праматерью всех будущих куиба. Жаба была омерзительна, а лапчатоног прекрасна, и понятно, в чью сторону направлялись мужские взоры. Но когда первопредки решили наконец совокупиться с лапчатоногом (то есть лапчатоногой!), выяснилась маленькая подробность: влагалище ее оказалось столь узким, что и речи быть не могло о серьезном сексе и продолжении рода. И пришлось куиба производить детей от девушки-жабы, у которой влагалище было нужного сечения и даже шире, чем нужно...

Было бы странно обойти вниманием насекомых и моллюсков, морских и сухопутных. Понятно, что дать земным народам многих женщин они в силу своей физиологии не могли, но, согласимся, будь даже такой факт один-един-ственный, он и то был бы достоин упоминания.

Народ кадазан, в основном живущий на острове Борнео, обязан своим происхождением «белым пчелам», чье гнездо одиноко живущий мужчина, первый кадазан, нашел в лесу и принес домой. Здесь одна из пчел стала девушкой; кадазан немедленно предложил ей руку и сердце и получил согласие с необременительным условием, что не будет называть супругу пчелой. Молодые стали жить-поживать в полное свое удовольствие, а пчелиное гнездо, дабы многочисленные родственники не путались под ногами, отнесли обратно в лес. Но однажды кадазан — когда у них уже родился мальчик — напился и условие нарушил. Может быть, он всего лишь и сказал ласково: «Пчелка моя», но жена обиделась, опять превратилась в насекомое и улетела в лес. Осознав ошибку, кадазан взял мальчика за ручку и пошел следом. Уж как он там каялся, одному кадазанскому демиургу известно, но жена его простила, а пчелы, радуясь их примирению, все скопом превратились в людей, заложив тем самым фундамент народа кадазан.

Печальная, но очень жизненная история запечатлена в легенде береговых коряков. Один женатый человек полюбил девушку. Если точнее, то вообще-то она была мухой, но стоило ему ускользнуть от жены и позвать любимую, которая скрывалась на дереве, как она тотчас спускалась к нему, превращалась в девушку, и они занимались любовью. К несчастью, о происходящем узнала жена, выследила мужа, вызвала муху на разговор и безжалостно ее прихлопнула, а потом послала мужа подальше и ушла жить к родителям. Таким образом, коряк лишился в одночасье и жены, и любовницы. И что же он сделал? Нет, этот корякский Ромео не лишил себя жизни рядом с размазанным по стволу телом любимой, а униженно стал просить жену вернуться к остывшему семейному очагу. Та в конце концов дала себя уговорить, и супруги воссоединились. Вот и весь сказ...

Что же касается моллюсков, то тут необходимо обратить взор к Китаю. У китайцев в разных вариациях бытует миф об улитке, которая превратилась в девушку и стала китайцу, в чьем доме это превращение случилось, доброй женой. С трогательным прибавлением эта история рассказывается в провинции Цинхай: будто бы жену-улитку у китайца отобрал сраженный ее красотой богатый чиновник и тогда китаец и бывшая улитка превратились в птичек и улетели на небо. Этот вариант имеет и такую версию: когда чиновник затребовал к себе красавицу, она послала ему сначала вместо себя кофту, потом штаны и только после этого — видимо, исчерпав все возможности склонить его к фетишизму — явилась сама в одном исподнем. Муж после этого от огорчения разбил голову о стену дома чиновника, и душа его отлетела в небеса в виде птички, а жена превратилась в гребень — назидание всем прочим женам, чтобы, причесываясь, они каждый раз думали о сохранении целомудрия.

У народа лису, живущего бок о бок с китайцами, есть миф о морском моллюске женского пола, то ли осьминоге, то ли кальмаре, который днем прятался в сосуде с водой в доме некоего Гуа-цзы, а по ночам превращался в девушку. Хитрый Гуа-цзы девушку выследил и уговорил выйти за себя замуж; в приданое ему досталось множество скота и домашней птицы, которые молодая жена сотворила мановением руки. Оказывается, она была не просто моллюском, но еще и дочерью дракона, который передал ей по наследству кое-какие способности.

Одна на всех

Как можно заметить, женщины у ряда народов появились сначала в единственном экземпляре. Там, где мужское население можно было сосчитать на пальцах, и тем более если мужчина имелся один, существовал шанс, что между полами установится гармония. Но в случаях, когда мужчин было много, а женщина одна, обычно возникали эксцессы. Изголодавшиеся — хотя иногда не знающие, по чему именно, — мужики набрасывались на несчастное, порой толком еще не успевшее материализоваться существо и творили с ним бесчинства. Попутно они увечили друг друга и даже лишали жизни.

Внимательный читатель, конечно, тут же приведет обратные примеры, вспомнив перволюдей, которые, как он узнал из этой книги, мирно делили женщин, дарованных им высшими силами. Но во-первых, эти перволюди немногочисленны; во-вторых, они почти всегда родственники, что, согласитесь, несколько меняет дело — родственникам легче договориться; и, в-третьих, почти у всех народов, словно в противовес благостным историям о мужском братстве, существуют и мифы с совсем иным содержанием. В частности, мы рассказывали, как индейцы айорео коллективно, с всеобщим удовольствием, жили с женщиной-птицей и производили от нее потомство. Но есть и другой миф, который повествует, как те же айорео, однажды увидев женщину-сову на дереве, сорвали с нее юбку и выдрали все перья, а потом толпой, самым диким образом, изнасиловали ее и бросили в лесу. Читатель волен сам выбирать, с каким мифом ассоциировать упомянутый народ, — наше дело лишь сообщить факты.

Впрочем, вряд ли кто станет спорить, что женщины часто служили препятствием на пути к образцовой мужской дружбе. Поэтому по-настоящему сплотить мужчин в предвидении секса — при условии, что женщина в перспективе вырисовывалась только одна, — могло лишь понимание того, что в одиночку достижение цели затруднительно. Тут главным было достичь цели, а уж потом, если договориться не удастся, и потасовку из-за добычи устроить не жалко. Вот, скажем, индейцы коюкон узнали, что в лесу живет дух, когда-то бывший женщиной. Прежде они жили на особицу и удовлетворялись, кто во что горазд, а с этого момента соединились для совместной облавы. Духа отловили и сделали общественной женой.

Такое же единение, вызванное жизненными обстоятельствами, мы видим у арикена. Проснувшись, мужчины арикена обнаружили, что женщины обманули их и, воспользовавшись оказией в виде смерча, унеслись на небо. Из женского пола в племени осталась одна случайно позабытая маленькая девочка, спрятавшаяся под большим горшком. Какие были варианты у арикена? Либо устроить бойню в борьбе за обладание невинным ребенком, либо найти такое решение проблемы, которое устроило бы всех. Разум, к счастью возобладал, и девчонку, по совету божества, разрезали на части по числу наличествующих в племени мужчин и разложили по гамакам. Сделав дело, арикена отбыли в лес, а когда вернулись, в селении уже вовсю хлопотали женщины.

Тем же способом решили женскую проблему индейцы карири. Их миф добавляет только одну подробность: после того как культурный герой Туппарт убил и расчленил единственную каририйскую женщину, индейцы разобрали ее и каждый завернул свой кусочек в вату, без чего, если верить мифу, предприятие не могло увенчаться успехом. А так после возвращения с охоты — полный плезир...

Миф индейцев шаванте свидетельствует в пользу того, что для производства женщин в качестве исходного материала годились не только девочки или девушки в самом соку, но и древние старухи. Как-то мужчины шаванте так долго охотились, что женщины устали их ждать и превратились с тоски кто в свинку пекари, кто в грызуна капи-бару, а кто и в хамелеона. Вернувшись, охотники обнаружили только старушку, которая, вероятно уже предчувствуя свою участь, попыталась спрятаться на дереве. Они велели ей спуститься и стали совокупляться с ней самым извращенным образом; цитирую: «вводя пенисы во все места ее тела». А когда несчастная от такого обращения померла, опять-та-ки разрезали ее на части и разложили по постелям. С возникшими наутро женщинами шаванте уверенно зашагали в светлое будущее, а свинок пекари, бывших своих женщин, они теперь с удовольствием потребляют в жареном виде, поскольку не могут простить им бегства.

Надо отдать должное героическим девчушке арикена, женщине карири и старухе шаванте: они, сознавая свой долг перед историей, не сопротивлялись и даже давали, пока ворочался язык, указания по собственному убиению и расчленению. С другой стороны, сопротивляться все равно не имело смысла.

Эскимосы юпик, живущие на острове Сент-Майкл в Беринговом море, сохранили историю единственной в тех краях женщины, которая вышла замуж за одного юношу. Не успели они слиться в любовном экстазе, как явился сын вождя и стал тянуть новобрачную к себе. Но молодой муж не думал уступать, и они разорвали несчастную на части. Супругу досталась нижняя, а беззаконному супостату соответственно верхняя. Оба доделали своим половинам недостающие органы из дерева, и получилось очень даже хорошо. Правда, невестка вождя, как утверждается, плохо танцевала своими деревянными ногами, а жена юноши не умела рукодельничать, но в отношении деторождения у обеих был полный порядок. Их стараниями и заселился эскимосами остров Сент-Майкл.

Вообще надо сказать, что у эскимосов, в отличие от индейцев, привыкших расчленять своих подруг с чувством, толком, расстановкой, было в обычае раздирать женщин самым варварским образом. На Баффиновой Земле охотник Квала-сек взял себе в жены единственную женщину Путу. До тех пор пока они не начали заниматься сексом, никого это особенно не взволновало, но, понаблюдав за их экзерсисами, жениться захотели и другие эскимосы. Но все помалкивали, и лишь местный вождь, пользуясь служебным положением, попробовал Путу у Кваласека отнять. Результат был тем же, что и на Сент-Майкле: женщину разорвали пополам и каждому пришлось доделывать свою часть — причем в качестве материала здесь применялось не дерево, а моржовая кость. Но это происшествие послужило только прологом к главным событиям. Жену вождя, едва она оказалась в племени, стали делить еще и еще — перепало даже самому плохонькому мужичонке. Но поскольку вождю досталась верхняя часть Путу и делили соответственно ее, то все получившиеся женщины оказались бездетны. А вот жена Кваласека, состоящая почти целиком из влагалища, родила аж шестьсот детей. Ее стараниями и утвердился на Баффиновой Земле народ эскимосов.

А конец счастливый...

Миф индейцев чамакоко содержит столько деталей, что захотелось вынести его в отдельную главку. Из него следует, что хотя мужчины и поступали порой по-скотски, но и женщины тоже бывали хороши... Постараемся изложить его без больших сокращений, и да простит читатель многословие.

Поначалу у чамакоко женщин было много, и племя росло ураганными темпами. Но однажды женщины нашли у дороги тыкву, стали ее ковырять палками-копалками и доковы-рялись до того, что из тыквы полезли духи. Мир в то время был черно-белым, а духи оказались цветными, и на женщин это произвело такое впечатление, что они все, как одна, влюбились в духов, позабыв о мужчинах и детях. Мужчины же, похватав детей, в страхе перед духами разбежались и издали взирали на развернувшуюся в селении оргию. Спустя три дня сладострастные духи, однако, сменили ориентацию, затребовали к себе мужчин, и женщины — так духи заморочили им головы! — сами потащили своих благоверных, как те ни упирались, на сексуальное заклание. И духи принялись развлекаться с мужчинами, а женщины — это уже ни в какие ворота не лезет — начали насмехаться и над теми, и над другими. Это сильно не понравилось вождю духов Айштувенте, которая (это был дух женского пола) предложила мужчинам перебить неверных жен, пообещав взамен новых — таких, как ее собственная дочь. И в качестве образца Айштувенте предъявила изображение дочери.

Мужчины не прочь были решить проблему радикально; им, похоже, не очень нравилось то наблюдать, как жены наставляют им с духами рога, то самим выступать в качестве сексуального объекта. Без угрызений совести они заманили жен в специально построенный загон и там порешили.

Наутро, однако, вместо обещанных новых женщин они обнаружили только одну — это была дочь Айштувенте, которая на глазах у всех приняла облик оленя и ускакала в лес, где уже в виде женщины забралась на дерево и стала звать мужчин, чтобы они лезли к ней совокупляться. Дальше начинается такое, что хочется переложить всю ответственность на первоисточник: «Толпа направилась к дереву. Как подошли, то увидели, что женщина сидит среди ветвей, ноги широко развела и показывает вагину. Мужчины остановились и стали смотреть. '‘Поднимайтесь и начинайте!” — велела женщина. Мужчины полезли, но от возбуждения сразу же так забрызгали спермой ствол, что стали по нему скользить вниз. “Да по лиане же поднимайтесь! — учила женщина. — Спешить некуда, забирайтесь по одному”. Наконец один добрался до женщины и совокупился с ней. Его сменил другой, и так по очереди...»

Когда очередь подошла к концу, женщина спустилась вниз, легла на циновку и позволила перерезать себе горло.

Мужчина, выбранный Айштувенте на роль зятя, «тело стал потрошить, сперва резал внутренности, раздавал кусочки печени», а потом и все остальное, даже голову, разделал на куски-кусочки — точно по числу мужчин. И каждый устроил доставшийся ему кусочек мяса на шесте перед своим домом.

После ряда происшествий, которые не имеют к нашей теме прямого отношения, вся эта расчлененка превратилась в женщин, причем наилучшие женщины получились из мяса, срезанного с бедер и живота. «Все, кто совокупился с дочерью Айштувенте, нашли себе новых жен. Все обзавелись семьями и зажили счастливее, чем когда-либо раньше, — сообщает эта добрая легенда. — В тот вечер люди наелись, затем выспались, а утром вспомнили о духах. Мужчины сходили за ними и привели в деревню, а женщины только молча робели. Ведь эти новые женщины понятия не имели, кто такие духи... Такова история о том, как чамакоко истребили женщин. С той поры женщины поняли, как им надо себя вести, больше не вмешивались в отношения духов с мужчинами. Женщины стали духов бояться и уважать. Когда духи танцевали на поляне, женщин больше и не слышно было. А мужчины хоть и знали, что им разрешается говорить, но произносили они слова шепотом, с уважением».

Одним словом, хеппи-энд...

Опоздавшие мужчины

Коль скоро мы ведем речь о том, как создавалось половое равновесие на земле, то, конечно же, просто обязаны упомянуть о версиях возникновения тех или иных народов, согласно которым сначала появились женщины, а уж потом — мужчины. Иногда мифы лапидарны: вот, скажем, наши познания о происхождении индейцев пауни ограничиваются сведениями о том, что демиург Тирава сделал женщину, а затем послал ей мужчину. То же было и на западе Гренландии, где эскимоски возникли раньше эскимосов и, пока появились мужчины, вынуждены были сожительствовать со столбом густого дыма, который периодически извергал искры. А миф живущих в Индии сора, не размениваясь на частности, информирует о тех временах, когда народ сорй состоял из одних женщин, которые сами «сочетались», беременели и рожали. Как все это происходило, не сообщается; единственная подробность связана с мальчиками, которые рождались без костей и поэтому сразу умирали. Таких же, без скелета, обреченных на скорую смерть мальчиков рожали жившие какое-то время сами по себе женщины байга, которые оплодотворяли друг дружку попарно с помощью деревянных эрзац-членов; впрочем, иногда, если сильно приспичило, они превращались в птичек и летали в места, где мужчины имелись, а потом давали отчет своей правительнице, обладавшей громадной, до пояса бородой.

У некоторых народов подобные мифы содержат полновесные сюжеты. Взять хотя бы одну из версий появления племени арандаи-бинтуни. Возникшие первыми и обжившиеся на земле женщины услышали шум внутри ствола, рубанули по нему каменным топором, и им навстречу повалили мужчины. Каждой перепало по мужу: бойким симпа-тяшкам, которые растолкали всех локтями, достались отборные экземпляры, но и все прочие не были обижены — даже самая захудалая получила мужика, старого и лысого Ином-самху, пусть и не самого лучшего качества, однако ж годного к работам в поле и производству маленьких арандаев. Этот мужчина вылез из ствола без рта, ануса, ушей, а в пенисе не имел отверстия, но женщины нашли способ дать ему путевку в жизнь. Они подсунули Иномсамху в еду живую змею, и у бедняги с перепугу разверзлись рот и все прочее.

Из стволов, а точнее — из стеблей бамбука явились и мужчины еще одного новогвинейского племени — горных ара-пеш. Но в отличие от мужчин арандаи-бинтуни они могли выходить наружу без всякой помощи извне и неоднократно делали это, но затем возвращались обратно в свои убежища — похоже, перспектива жить вместе с женщинами их не вдохновляла. Более того, они проникали в отсутствие женщин в их дома, съедали все, что находили, а потом гадили в опустевшую тару и скрывались в бамбуковых стеблях. Безобразие это продолжалось до тех пор, пока одна женщина не выследила мужчин, а затем ночью, когда они спали, ее старшая сестра расщепила стебли топором. Женщины застали мужчин сонными, не способными к сопротивлению и тут же совокупились с ними. При дележе добычи не обошлось без склок и даже дошло до смертоубийства: младшая сестра отхватила себе самого лучшего мужика и поплатилась за это — старшая позвала ее ловить крабов и, когда та зазевалась, столкнула на нее кусок скалы. Вернувшись домой, она забрала себе ее кратковременного мужа, и, что характерно, он безропотно покорился судьбе...

Мифы урарина сохранили взаимоисключающие варианты возникновения этого индейского племени. Об одном — назовем его «мужским» — мы уже упомянули. Теперь пришло время рассказать о варианте «женском». Канва его вкратце такова: созданные волей демиурга ураринки жили припеваючи, не испытывая ни в чем нужды. Благосостояние их расположенной в перуанской Амазонии первобытной коммуны обеспечивал удав Айкагуйо. Причем, в отличие от мужчин, которые, как известно, мусорят, слоняются без дела и злоупотребляют излишествами, удав не имел вредных привычек и представал пред женские очи исключительно по вызову. Когда женщинам хотелось есть или возникали надобности по сексуальной части, они стучали палками от ткацкого станка, и Айкагуйо являлся как из-под земли, а точнее — из-под воды, поскольку был водоплавающим змеем. Женщины исправно рожали от удава девочек, и так продолжалось до тех пор, пока на горизонте не замаячили мужчины. Айкагуйо это сильно не понравилось, и он сожрал одного, другого, третьего... Но мужчин, видимо, оказалось так много, что удав смирился и более к женщинам не приплывал, а женщины стали жить с мужчинами и соответственно от них рожать.

Полинезийки с острова Тикопиа, входящего в Соломоновы острова, гармонично сожительствовали с летучими мышами. Женщинам была та польза, что от летучих мышей они беременели только девочками (мальчики им были в принципе не нужны), а летучим мышам было то хорошо, что женщины их подкармливали и не требовали алиментов. Но тут невесть откуда приплыл мужчина, летучих мышей перебил, зажарил и съел, а с женщинами беспорядочно совокупился, после чего они нарожали мальчиков. И теперь на Тико-пиа все как у всех.

Не менее экзотичный сожитель — черепаха (или черепах?!) — был у женщин папуасского племени папаратава. И как-то его угораздило проглотить где-то в дальних краях мужчину, который, однако, оказался не робкого десятка и сумел выйти из чрева, зарезав черепаху изнутри острым обломком бамбуковой флейты как раз в тот момент, когда черепаха прибыл к своим полюбовницам. Мужчина выбрался из трупа и направился в женское селение. Женщины при виде его стали разбегаться кто куда: столь ужаснул их мужской детородный орган (судя по всему, совершенно заурядный). «Это что такое? Для чего оно?» — наконец спросила самая смелая из папаратавок. Задав эти глупые вопросы (видимо, достаточные, чтобы ее сочли порядочной девушкой), она тут же отдалась пришлецу. Вдохновленные ее примером, из укрытий повылазили другие женщины, и небо мужчине показалось с овчинку: возможно, он даже проклял тот миг, когда, находясь в желудке черепахи, додумался разломать флейту и превратить ее в нож. Для племени все закончилось замечательно, поскольку все женщины забеременели и их дети положили начало новым поколениям. А вот для отца этих детей исход был прямо противоположный: в бесчисленных совокуплениях он повредил пенис. Больное место пришлось отрезать, и прародитель папаратава умер...

Гибелью завершилось и путешествие на остров женщин меланезийца с архипелага Тробриан. Местные дамы подвергли его страшному насилию. Эти маньячки не успокоились, даже когда несчастный тробрианец умер, и продолжили сексуальные надругательства над бездыханным телом, используя его выступающие части. Все, кто успел с ним совокупиться, родили мальчиков, которых постигла та же участь, что и их отца. Но тробрианцы все равно стремились на страшный остров, словно там было медом намазано, и в конце смягчили жестокий нрав тамошних меланезиек.

Если же складывалось так, что никакой мужчина в поле зрения женщин не оказывался — ни свой доморощенный, ни иноземец, то тогда женщины, случалось, создавали себе сожителя из того, что было под рукой. Например, две сестры-нанайки слепили мужичка из рыбьей икры, и очень приличный получился мужичок. И охотился неплохо, и в постели был боек, но потом сестры рассказали ему, что он икряной, — и мужичок от огорчения рассыпался на икринки. Еще проще подошла к вопросу первая женщина умотина, когда обнаружила, что поблизости нет ни одного мужчины. Она стала посредством совокупления очеловечивать животных, слонявшихся в округе. Но простота, возможно, ее и погубила: женщина погибла, нарвавшись на тапира с гипертрофированным членом. Пришлось высшим силам создавать народ умотина заново, но теперь уже, учитывая печальный опыт, сразу разнополыми парами.

А женщины папуасов баруйя — те и вовсе сожительствовали с деревом яанду, плоды которого были точь-в-точь как головки половых членов. Эти плоды падали в озеро, возле которого загорали голышом местные дамы, и брызги попадали им в вагины. Этого было достаточно, чтобы забеременеть. Ясно, что в этом мире не находилось места мужчинам и поэтому рожденных мальчиков папуаски убивали. Но в конце концов первый мужчина в их общество все-таки внедрился, и отношения женщин и яанду порушились...

С деревом пребывала в связи, согласно мифу мака, женщина из первопредков этого индейского народа. Она оказывала ему всяческие знаки внимания, даже в порыве страсти царапала кору — и добилась своего: дерево начало кровоточить, а потом и вовсе превратилось в мужчину. Откуда взялась эта женщина (что, учитывая сказанное о женщинах мака раньше, знать нам было бы неплохо) — вышла ли она из озера, как все прочие женщины мака, или возникла каким-либо иным путем, — миф ничего не говорит.

С баруйя и мака по части своеобразия половых партнеров могут поспорить полинезийки с островов Туамоту, впервые описанных русскими мореплавателями, и поэтому второе название Туамоту — Острова Россиян. В мифические времена состав этих островов, судя по всему, был шире, чем сейчас. Во всяком случае, часть полинезиек обитала на некоем «женском» острове, которого ныне нет на карте, и грешила с голотуриями, то бишь с морскими огурцами. Другой миф в корне отвергает эту версию, утверждая, что полинезийки занимались сексом не с голотуриями, а с корнями пандануса и прекратило это распутство лишь появление уже известного нам Тангароа, который прибыл на остров в чреве кита.

Яркую картину мира, где жили только женщины, запечатлел миф кетов. Так уж распорядился кетский демиург Есь, что в лесах окрест их проживания росли в изобилии фаллосы, и поэтому некоторых женщин оттуда было просто невозможно вытащить. Наконец одна из них — которая, надо полагать, считала себя самой умной, — чтобы не терять зря времени на хождение туда-сюда, вырвала фаллос из земли и принесла к себе в чум. Однако вот незадача: укорененный в земле фаллос всегда легко выходил наружу после использования, а тут застрял в умной женщине, и никакие уговоры на него не действовали. Тогда Есь послал на помощь страдалице мужика, у которого, кстати, не имелось никаких мужских половых признаков, и тот фаллос выдернул. По этому поводу женщины налили мужику вина и поднесли закусок. Мужик тем временем — видимо, опасаясь новых происшествий — продолжал держать фаллос мертвой хваткой, но, чтобы освободить руки и угоститься вволю, ему пришлось зажать строптивое растение между ног. Когда же он наелся, напился и собрался уходить, то обнаружил, что фаллос прирос и оторвать его можно только с мясом. «Бабы... обрадовались, — записал этнограф рассказ кетского старожила, — и оставили мужика у себя. А фаллосы в лесу захирели, стали грибами, русские их кушают...» Росли фаллосы и в местах, где обитали индейцы хишкарьяна, но в ограниченном количестве — хватило только первопредкам этого народа, нарождавшимся из черепашьих яиц.

Кстати, нивхи считают, что грибы — это фаллосы, которые черти высовывают из-под земли, а малайзийские сенои утверждают, что в их лесах есть тайное место, где можно наткнуться на закамуфлированный под гриб член бога-гро-мовника Энку — хотя бы в те часы, когда он отдыхает на земле в облике некоего антропоморфного существа. Но если Энку никаких особых целей не преследует и даже, как мы видим, прибегает к маскировке, то Старик-Койот, персонаж индейцев кроу, наоборот, забавлялся тем, что при появлении местных девушек зарывался в землю и высовывал свое хозяйство, пытаясь — что взять с трикстера?! — выдать его, правда, не за гриб, а за ягоду. И наивные, но любопытные девчонки целыми толпами попадались на эту приманку, а некоторые, не исключено, попадаются до сих пор...

Мальчики налево, девочки направо...

В мифах многих народов запечатлена ситуация, когда люди обоих полов были созданы одновременно, но демиург счел необходимым поселить их порознь — благо, что места на земле хватало... И вот что из этого вышло.

В одних случаях все складывалось заурядно. Например, миф африканцев тетела сообщает, что мужчины и женщины жили по соседству: первые питались в основном мясом, вторые — продуктами земледелия. Они не проявляли никакого взаимного интереса до тех пор, пока однажды при случайной встрече не попробовали пищу друг друга — и понравилось! Решили поселиться вместе, а там до секса недалеко...

Еда способствовала созданию семей и у бушменов. Первобушмены и первобушменки, вылезшие, как мы уже знаем, из земных глубин, никак не общались между собой. Но мужчины были разгильдяи, не уследили за огнем, и у них погас очаг, а у женщин с огнем (вспомним первоженщину куку-куку!) был полный порядок. И вот один мужчина отправился за огнем, угостился у женщин кашей, и так ему эта каша понравилась, что он остался жить в женском селении, а за ним вскоре перебрались туда и его товарищи...

Прослеживается любопытная тенденция. Обыкновенно первыми шаг в направлении женщин делали мужчины: по случаю или хозяйственной надобности они появлялись в поле зрения своих будущих соплеменниц, а те, как правило, уже не выпускали их из своих цепких рук.

Иногда случались глупейшие казусы. Мужчины и женщины народа ами жили, не подозревая о существовании друг друга, и, когда однажды один мужчина попал к женщинам, они приняли его пенис за хвост, а самого его за свинью и посадили в клетку. И даже то, что скотница, которая ухаживала за мужчиной-свиньей, в конце концов от него родила, не изменило общего к нему отношения. Свинья — она и есть свинья! Хуже того, в свободное от сельскохозяйственных работ время женщины развлекались, дергая квазисвинью за «хвост», и только бегство спасло этого бедолагу от помутнения рассудка.

Удивились, увидев первого мужчину, и женщины народа атаял. Но в, отличие от самонадеянных женщин ами, они полюбопытствовали, что же это такое болтается у него между ног, и мужчина удовлетворил их любопытство — сначала в теории, а потом и на практике. Однако из-за обилия партнерш он быстро утратил эрекцию, а тут, как на грех, припозднившаяся старуха-вождь! Как ни старался несчастный, ничего у него не вышло, и разгневанная предводительница женского племени отсекла ему пенис, посчитав, что такой неумеха недостоин владеть столь шикарной вещичкой.

Пастух из африканцев атуотов забрел к женщинам в поисках пропавшего теленка и долго смеялся, приметив, что у них гениталии находятся между ног. Дело в том, что у атуотов влагалища были обыкновенными принадлежностями и мужчин, но те носили их привязанными к рукам и отвязывали по мере сексуальной надобности. Посему потребности в женщинах атуоты не испытывали. Но пастух, видимо, имел склонность к экспериментам и вместо того, чтобы ограничиться лицезрением диковинки, решил опытным путем выяснить, чем женская вагина отличается от мужской, и... попался. Атуотки, которые до этого удовлетворялись изысканным, но, видимо, не очень эффективным способом — загоняя себе в причинное место морскую пену, — выстроились в очередь, и пастуху пришлось совокупляться до тех пор, пока демиург не забрал его бренную душу. Тут как раз подоспели искавшие его мужчины и тоже были взяты в оборот. В результате на суданских просторах, где живут атуоты, закипела семейная жизнь, а уютные мужские вагины были заброшены за ненадобностью...

Похожая история приключилась с мужчиной из африканского племени саката, который заблудился на охоте и, как кур в ощип, попал в селение женщин. Вождь племени, по словам рассказчика мифа и записывавшего за ним фольклориста, «взяла его себе», и он жил при ней в качестве дорогой игрушки, пока другие женщины тоже не захотели отведать мужской ласки. Поняв, что со всеми ему не совладать, этот саката сдал своих с потрохами, сообщив, что кроме него на земле есть и другие мужчины, и женщины устремились по указанному адресу...

Охотника тайваньского племени тароко на женщин вывели собаки. Бедняга никогда прежде не видел этих странных существ и не понимал, что ему грозит. А когда понял, было поздно: первая же овладела несчастным столь яростно, что у него отломился член. Аналогичный эксцесс отмечен и в мифе эскимосов, живущих на Баффиновой Земле, но у эскимосов дело удалось замять. У тароко же происшедшее послужило прологом к настоящей мужско-женской войне, в которой была перебита тьма народа с обеих сторон. С тех пор много воды утекло, мужчины и женщины тароко давно живут вместе, но последствия тех сражений продолжают ощущаться.

За тысячи километров от мифической Африки и мифического Тайваня, в мифической Южной Америке, другой охотник провалился в яму-ловушку местных амазонок, которые супружничали с ритуальными предметами, оружием и домашней утварью. Вождь воинственных женщин Гии-риномо, коль скоро такой случай представился, быстро от охотника забеременела и приказала ему обрюхатить остальных женщин, но как парень ни старался, ничего не получилось. К счастью, Гиириномо успела его полюбить, и вместе они бежали за реку, где породили индейцев карихона.

Еще один охотник, меланезиец ватут, был унесен водой и попал в место, где жили женщины, предпочитавшие в качестве половых партнеров собак. Некоторое время он прятался и поддерживал свое существование ворованным тростником, но «одна женщина его подстерегла, взяла в мужья и родила ребенка». Затем родить от него пожелали другие женщины, и собаки получили полную отставку. Там же, в Меланезии, птицелов из племени байнинг попал на остров женщин, преследуя вырвавшегося из силков голубя. Он тоже пытался спрятаться — на дереве, но одна из женщин увидела его отражение в воде, отловила беднягу и тайком от всех привела к себе в дом. Стали они жить вместе крепкой полигамной семьей — он, эта женщина и ее младшая сестра, тогда как все прочие женщины на острове сожительствовали с черепахами. Но когда сестры родили чуть ли не одновременно, тайна раскрылась, и другие женщины тоже захотели ощутить, каков он, птицелов, в сравнении с панцирными пресмыкающимися. Один из вариантов мифа даже утверждает, что все мужья-черепахи, едва женщины увидели мужчину, были ими съедены. Пришлось птицелову соответствовать, но это не понравилось его первой жене — она взяла каменной топор и отрубила супругу мужское достоинство: так не доставайся же ты никому!

Но эти горе-охотники, несмотря издержки их подчиненного положения, все-таки пользовались относительной свободой. Меньше повезло первопредку папуасов меджпрат, который попал к женщинам, жившим в «подземном доме». Чтобы он не убежал, женщины пригвоздили ему руки-ноги к койке колючками и день за днем насиловали беднягу. И погиб бы первопредок лютой смертью, если бы не одна полюбившая его старуха. Первопредок сбежал с ее помощью в неизвестном направлении, а старуха родила мальчика и тут же еще раз родила, уже от этого мальчика. Два ее сына перебили жестоких насильниц, оставив в живых только двух — в качестве своих жен; от этих семейных пар и пошли медж-праты.

Еще хуже приходилось мужчинам народа санталы, которые, забредая в страну женщин, заключались тамошни-* ми жительницами в бамбуковые корзины и жили так беспредельную вечность. На бесконечную каторгу обрекались и попавшие в женский плен мужчины народа камар. Все светлое время суток они работали в поле, превращенные в волов и помеченные особым знаком на ягодицах, чтобы не смешались с настоящими волами и не сбежали, а ночью, уже в человеческом облике, их использовали для сексуальных утех, и никакие ссылки на головную боль не принимались.

Или вот еще один миф горных арапеш. Некий папуас по недомыслию засунул в котел свинью, которая принадлежала могущественному духу, и тот в наказание телепортировал его в страну неудовлетворенных папуасок. Мужьями этих женщин были летучие лисицы, которые лишь царапали им вагины, а от тех немногочисленных лисиц, которым все-таки удавалось доцарапаться до какой-то конкретики, папуаски рожали старух. Так что появление здорового, хотя и глупого мужика оказалось весьма кстати. В короткое время он оплодотворил всех местных женщин и тем навлек на себя гнев летучих лисиц: они подстерегли его, уволокли к себе и убили. Остался от бедняги лишь пенис, который лисицы демонстративно бросили на деревенской площади. А женщины этот пенис подобрали и торжественно погребли... У другой части народа арапеш — арапеш нижних, то есть живущих в прибрежных зонах, — тоже есть миф о раздельном проживании мужчин и женщин, и он, кстати, указывает путь, как наставить рога охранителям женского селения, не подвергая себя смертельному риску. Мужчины, нижние арапеш, посылали пенисы в женское селение как бы в командировку, а сами оставались на месте и вели обычную жизнь; пенисы же, как кроты, рыли ходы под землей и, не замеченные никем, добирались до вожделенных вагин. Но свойства такого рода были присущи пенисам, увы, немногих народов...

Горькая судьба была уготована мужчинам, попавшим в страну женщин, о которой сообщает древнеиндийский эпос «Махабхарата». Им отводили краткий срок, чтобы обрюхатить женщину, а в случае неудачи предавали смерти. Герой Арджуна (тот самый, которого бог любви Кама временно лишал эрекции) вступил с этими женщинами в бой, но ничего хорошего из этого не вышло, и Арджуне пришлось спасаться женитьбой на их предводительнице Парамите.

Но у Арджуны имелся хоть какой-то выход, и он им воспользовался. В отличие от него у культурного героя Велеи с острова Пукапука в Полинезии не было на спасение ни малейшего шанса. По преданию, когда-то на Пукапуке жил одноименный народ, состоящий из одних мужчин. Но Велеи возмечтал о женщинах и был перенесен божеством на остров с говорящим названием, которое переводится как Остров Множества Вульв. Население этого замечательного острова было исключительно женским. Велеи и охнуть не успел, как прекрасные дамы, о которых он грезил ночами, лишили его всех иллюзий. Изнасилованный пукапука был брошен на берегу, где и умер — то ли от обиды, то ли от травм, несовместимых с жизнью. А женщины устремились на Пукапу-ку — в поисках других мужчин.

И совсем уж страшное происходило с мужчинами народа ангами. Женщины ангами с начала мифических времен жили обособленно от мужчин и весьма кичились своей самостийностью. Стоило, однако, появиться в поле их зрения мужчине, пусть даже самому завалящему, как они, не в силах совладать с собой, в порыве страсти раздирали его на клочки. Если же кому-то в общей свалке, прежде чем бедолага испускал дух, удавалось сойтись с ним, зачать и родить, то мальчиков бросали в кипяток, а девочек воспитывали как мужененавистниц.

По сравнению с ними женщины из племени шердукпен — воплощение гуманности. Если какой-нибудь мужчина попадал к ним в руки и выдерживал бурные ласки, то его отпускали восвояси, да еще и одаривали в точном соответствии с проявленными достоинствами. Правда, было одно «но» — так поступали только склонные к амурам молодые женщины; старухи же мужчин бросали в узилище, откармливали насильно и, когда они набирали нужный вес, пускали на котлеты.

Убивали без долгих затей мужчин женщины африканского народа льела. Но один хитрец спасся, преподнеся женщинам мед и сказав, что это сок с его пениса. Мед женщинам понравился, и тогда женщина-вождь решила сохранить ему жизнь и даже взяла его в мужья, а соплеменницам, прежде не знавшим секса, велела переловить остальных мужчин всех до единого, чтобы чудесный сок не пропадал зря.

А вот случай с еще одним охотником — на этот раз из племени южноамериканских индейцев сикуани, — который попал в страну женщин, преследуя тапира. Эти женщины, все до единой, состояли в полигамном браке с торчащим из земных недр фаллосом Иррабовато. Они от него бесперебойно беременели и рожали, причем девочек растили, а мальчиков убивали. Можно сказать, что это были родные сестры греческих амазонок — с поправкой, разумеется, на индейскую составляющую. Когда в Иррабовато нужды не было, его просто прикрывали мешком. Юноше стало интересно на фаллос посмотреть, он приподнял мешок, но толком ничего не увидел, потому что в лицо ему ударил мощный фонтан спермы. Обидевшись, он залил Иррабовато кипятком с перцем (по другой версии — засыпал горячими углями), и подземный фаллос никому, в общем, не сделавший зла, скончался в муках. Гневу женщин не было предела, и юноше пришлось спасаться бегством. Демиургиня Томлива, мать уток, доставила его домой, но по дороге, приняв облик мужчины, отдубасила гигантским членом, поскольку юноша нарушил обещание не смотреть на нее и разглядел ее женские гениталии. Женщины сикуани тем временем сумели оживить убиенного Иррабовато и снова зажили с ним счастливой полигамной семьей... И может быть, даже сейчас где-то там, в мифическом времени, продолжается эта полная гармонии жизнь.

Миф австралийцев вальбири — один из немногих, где страдающей стороной при раздельном проживании однозначно выставлены женщины. Рассказ существует в двух вариантах, но в обоих случаях у женщин вальбири (тех самых, что превратились из дощечек) вряд ли остались приятные воспоминания. Согласно одной версии, им попался некий «развратный мужчина», чей пенис без труда отделялся, очеловечивался и бежал впереди хозяина, указывая ему дорогу, а когда хотел, возвращался на свое место. И вот этот мужчина самым циничным образом всех первоженщин вальбири изнасиловал. Ничуть не лучше поступил мужской персонаж Вадаингнгула из второй версии. Он вышел на женщин прямо из дерева и некоторых тут же убил, запустив в них длинный, раздвоенный на конце пенис, который выдвигался у него изо рта и, по желанию хозяина, тоже мог перемещаться автономно — летать, плавать и даже рыть тоннели. И только сплоченность рядов помогла женщинам спастись. Однажды Вадаингнгула сделал попытку овладеть одной из них, когда она сидела на лужайке. Но женщина проявила бдительность и, увидев, как почва расходится трещинами, подняла тревогу. Сбежались остальные, устроили на месте несостоявшего-ся преступления хоровод и затоптали затаившийся под землей пенис, а при этом, как позже оказалось, лишили жизни Вадаингнгулу, у которого в пенисе была вся сила.

Выше упоминался миф хопи о том, как навахо увели у них всех женщин и только смекалка культурного героя помогла хопи продолжить свой род. Но навахо так поступили не от хорошей жизни, — возможно, это случилось как раз тогда, когда они сами жили без женщин. В любом случае справедливость требует, чтобы мифическая история навахо тоже была рассказана. Есть по меньшей мере пять версий, объясняющих, почему мужчины и женщины навахо стали жить раздельно, и мы изложим их по порядку.

Первая сводится к тому, что мужчины — а с ними и все животные-самцы — покинули женщин после того, как «первая девушка» изменила «первому юноше» с чудищем, вылезшим из воды. Поначалу женщины даже обрадовались такому повороту событий и пустились во все тяжкие, но потом одумались и упросили мужчин вернуться обратно. Как ни странно, и тех, и других не очень-то смутило, что за время раздельной жизни женщины успели нарожать от водных монстров всяких страшилищ.

Вторая версия близка к первой. Разница лишь в том, что, согласно ей, в качестве изменщиц выступили все женщины навахо скопом и мужчины отрубили им носы и прогнали куда подальше. Обосновавшись на новом месте, женщины стали сожительствовать с пресмыкающимися, но позже обиды забылись, и племя, распри позабыв, в одну семью соединилось.

Завязка третьей версии лишена сексуального мотива; тем не менее она, возможно, самая обидная для мужчин. Якобы первая женщина сказала первому мужчине, что он не умеет добывать пищу и посему она в его присутствии не нуждается. После этого все мужчины, словно соглашаясь со своей неполноценностью, удалились на другой берег реки.

Четвертая версия, однако, говорит о том, что мужчины ушли, гордо подняв головы, — совсем по иной причине. Будто бы когда однажды первый мужчина принес первой женщине, своей жене, убитого оленя, она, уплетая мясцо за обе щеки, стала нахваливать свою вагину: дескать, только из-за нее мужчина и старается. Сама того не желая, она нанесла тяжкое оскорбление мужу, который, судя по его дальнейшей реакции, был существом высокодуховным и далеким от низменных помыслов. Обиженный муж собрал мужчин и пламенной речью увлек их прочь от женщин. Прошло совсем немного времени, и в селении, где остались одни женщины, начался голод — и сексуальный, и самый натуральный, когда кушать хочется, а нечего. Отощавшие женщины мастурбировали фаллосообразными камнями, костями (предварительно их обглодав — вдруг осталось на них что-то съедобное), перьями и даже кактусами. Правда, и мужчинам, хотя еды у них хватало, приходилось несладко, и в конце концов, устав от онанизма, они решили простить женщин.

Пятая версия отличается от четвертой лишь подробностями. Великий Волк, вождь навахо, устав от сварливого характера жены, уводит всех мужчин на другой берег реки. Женщины худеют и мрут от голода, как мухи, но при этом — из последних сил, прямо-таки пир во время чумы! — развратничают с трикстерами: то с Койотом, то с Голубым Лисом, то с Желтым Лисом, то с Барсуком... А когда и трикстеры разбегаются от сборища похотливых скелетов, в ход идут кукурузные початки. В конце концов мужчины сжалились над ними и разрешили переплыть на свой берег, но прежде чем опять начать совместную жизнь, они — вот очаровательная подробность! — хорошенько отмыли своих подруг...

Но вот, казалось бы, все проблемы продолжения человеческого рода решены: мужчины и женщины повсеместно созданы и поселились вместе — даже там, где на пути к этому им пришлось преодолевать соблазны в виде привязанных к рукам вагин и растущих на грядках пенисов. Тут, однако, выяснилось, что многим народам далеко до полноценного секса как до луны, и до луны даже ближе, поскольку мифические небесные светила частенько принимали антропоморфный облик и общались с людьми запросто.