ГРАМОТНОСТЬ И ОБРАЗОВАНИЕ
Христианская вера стала источником нашего образования, источником единственным, в противоположность с западными народами, которые, кроме христианской веры, получили в наследство себе, еще прежде ее введения, греческое и римское образование, сильное и многостороннее. Они пропитались этим образованием, и оно дало их новым верованиям свой особый характер, что и было причиной отличий первоначального римского католичества от греческого, и еще более от русского православия.
Второе отличие в образовании русского народа от западных народов состоит в том, что мы получили с самого начала Священное писание и все богослужение на родном, понятном языке.
Священное писание и богослужение на родном, понятном языке — вот что было краеугольным камнем нашего образования. Еще современник Св. Феодосия, мних Иаков, глубокомысленно заметил: «Прияша святое крещение, готово имуще святое писание, и книги переведены с Греческаго языка на Русский».
Вот великое благодеяние, которое Богу угодно было ниспослать России в самом начале ее истории и которое сторицей вознаграждает другие наши невыгоды, неудобства или недостатки.
Бессмертные славянские первоучители, Кирилл и Мефодий, и их преемники, обогатили славянский язык сокровищами Слова Божия. Все книги Ветхого и Нового Завета исполнь были переведены ими.
Константин, в монашестве Кирилл (827–869), вместе с братом своим Мефодием, перевел сначала избранные места из Евангелия (или так называемое Евангелие апракос, расположенное по церковным праздникам, начиная с Пасхи), и Апостола, потом все книги, необходимые для церковного богослужения: Псалтирь, Служебник, Требник, Часослов, Октоих, или осмогласник, Минею общую, содержащую в себе восследования праздникам Богородицы, Предтечи и общие целым чинам святых, Паремейник или собрание чтений из Ветхого и Нового Завета, и, наконец, Устав или общий чин православного богослужения.
Кириллу же приписывают: дошедшее до нас Написание о праве вере, в котором он, согласно с православной церковью, исповедует учение о Пресвятой Троице, также догматы о воплощении Сына Божия и иконопочитании; «Слово о злых дусех», с именем Св. Кирилла, обращено к славянам язычникам и нападает на их суеверия; «Сказание об обретении мощей Св. Климента», составленное очевидцем, и молитву о покаянии, исходе души и за всех христиан.
«Осмь частей граматикия переложи» с еврейского на греческий язык, свидетельствует биограф его, Св. Климент. Этот перевод ныне неизвестен, как и сочинение его: «Спор с раввинами», переведенный Св. Мефодием на славянский язык.
Св. Мефодий (ум. 885) участвовал с младшим братом своим в переводе чтений из Евангелия с Апостолом, Псалтири и книг богослужебных, а по смерти брата перевел шестьдесят уставных или канонических книг Св. Писания, кроме Маккавеев. До нас, к сожалению, полностью великое дело Мефодия не дошло.
Биограф Мефодия ему же приписывает перевод Номоканона, древнейшего собрания церковных законов, и отеческих книг, содержащих в себе жития святых Вселенской церкви.
Первоначальный перевод Библии был сделан со списков Константинопольской церкви, которые, как известно, отличались от текста библейских списков, распространенных в западной церкви и в Александрии.
Разнообразные чтения в дошедших до нас списках служат доказательством, что переводы священных книг у нас издревле рассматривались, изучались и исправлялись по подлинникам. Следовательно, у нас уже были люди, способные к такому делу.
Св. Климент, ученик Кирилла и Мефодия, епископ величский, в земле дреговичей и сакулатов, родом болгарин, скончавшийся в 916 году, по словам биографа ученика его, писал «языком простым и ясным» поучения; похвальные слова Богоматери «на все Ея торжественныя дни» и похвалы Крестителю; жития святых; перевел Цветную Триодь. Доныне найдены у нас по рукописям следующие сочинения Св. Климента епископа: поучения на воскресный день, на день апостола или мученика, на день святого, на Преображение Господне, похвальные слова: на Успение Богоматери, Иоанну Крестителю, на день Св. Захарии, отца Крестителя, Св. Лазарю, великому Дмитрию, архистратигам, Св. Клименту папе Римскому, Св. Кириллу Славянскому, «славным учителям Славян, переложившим Новый и Ветхий закон на Славянский язык, блаженному Кириллу и Мефодию»; два жития — одно Св. Кирилла, первого учителя славянского, другое Св. Мефодия, архиепископа моравского.
Симеон, первый царь болгарский, «книголюбец», знаменитый покровитель просвещения (ум. 927 г.), составил выбор из слов Златоуста на славянском языке, назвав его Златоструем; в его выборе 136 слов Златоуста.
Иоанн, Экзарх Болгарский, или, иначе, «строитель церковный Болгарския земли» при князе Симеоне. Он составил Шестоднев из сочинений Василия Великого, Севериана Гевальского и Иоанна Златоуста, с добавлением своих размышлений о создании мира. Перевел Богословие Дамаскина, или книгу Небеса, Диалектику его, Грамматику. Последнюю переводил он так, что не только объяснял правила славянскими примерами, но и сами правила иногда изменял по духу славянского языка. Он же, без сомнения, перевел мелкие статьи Дамаскина. Известны четыре слова Иоанна Экзарха.
Константин, епископ болгарский, один из учеников Св. Мефодия и сотрудник Экзарха. Он составил недельные поучения, выбрав их из Златоуста (37 слов) и Исидора Пелусианского (5 слов), с прибавлением своих вступлений и заключений, при чем поместил одно свое слово. Преложил четыре слова Св. Афанасия против ариан, «ученик сый Мефодиев, архиепископа моравского», по свидетельству черноризца Тудора, написавшего книги Афанасия в 907 году.
Тому же переводчику трудов Афанасия следует приписать перевод Афанасиевой жизни, Св. Антония и Св. Панкратия. «Не собою дерзнухом на дело сие, толь велико суще, но принуждени от строителя церковнаго Иоанна Болгарския земли».
Наконец, едва ли не тому же трудолюбивому пастырю и ревнителю к званию народного наставника принадлежит и перевод оглашений Св. Кирилла.
Григорий, «пресвитер и мних, всех церковник Болгарских церквей», т. е. старший иеромонах и судья, «повелением книголюбца князя Семиона, истинее же рещи боголюбца», перевел хронику Иоанна Малалы. Хронику Малалы Григорий дополнял событиями церковно-библейской истории, поместил в ней историю Александра Македонского, вставку из Флавия и проч.
Черноризец Храбр известен исследованием «о писменех» или о славянской азбуке, изображенной Кириллом и Мефодием. Он пишет: «Святый Константин Философ, нарицаемый Кирилл, те письмена сътвори и книги преложи, и Мефодий брат его. Суть бо еще живи, иже суть видели их». Следовательно, Храбр был их современником.
Козма, пресвитер болгарский, написал книгу на новоявившуюся ересь богомилов.
Некоторые митрополиты, приезжавшие из Греции, были люди ученые и любознательные, которые привозили с собой книги, имели, по необходимости, переводчиков, и старались о распространении образования между своей паствой, например, Георгий, Иоанн II, Никифор и др.
Вероятно, были между ними болгары (напр. Иоанн II),[24] которые были еще полезнее в этом отношении для Руси, знакомые с творениями греческих отцов, беспрерывно переводившихся в Болгарии.
Посредством их все труды славянских первоучителей и их преемников дошли к нам очень рано, распространялись в народе и были продолжаемы.
Связь с Грецией и Болгарией поддерживалась путешествиями к святым местам и на Афон, слава которого тогда начиналась, со времени основания великой Лавры преподобным Афанасием (961). Эти путешествия начались уже рано: новые христиане, умиленные учением Спасителя, горели желанием видеть места, где Он родился, учил, творил чудеса, пострадал и принял крестную смерть, искупая грехи человеческие. Несмотря ни на какие препятствия и затруднения, они стремились туда во множестве, получали там благие впечатления, знакомились с жизнью других народов, преимущественно со славянами, умножали свои сведения и приносили их в отечество.
Первое известие мы имеем о преподобном Антонии, которому Афон подал мысль об учреждении монашества на Руси.
В житии Св. Феодосия упоминаются странники, возвращавшиеся из Палестины, которые рассказами своими о чудесах, там виденных, возбудили в нем святой огонь.
Св. Ефрему поручал печерский игумен Св. Феодосий достать в Константинополе Студийский устав для своей обители.
Св. Варлаам (около 1060 года) ходил в Иерусалим, потом в Константинополь, где купил нужные для своего монастыря вещи.
Игумен Даниил обошел (ок. 1115 г.) все святые места и оставил их описание, которое, разумеется, содействовало в свое время возбуждению желания у читателей последовать его примеру. Он встретил там многих своих соотечественников: «Мне же, худому, Бог послух есть. Св. Гроб Господень и вся дружина, Рустии сынове, приключивыйсь в тот день Новогородстии, Киане: Изяслав Иванович, Городислав Михайлович, Кашкича два, и инии мнозии».
Назовем Янку, дочь великого князя Всеволода, которая ходила в Константинополь в 1093 г. и привела оттуда митрополита Иоанна III.
Евфросинию, княжну полоцкую. Она ходила к святым местам около 1173 г.
Из вопросов Кирика видно, что число богомольцев иерусалимских в его время (около 1136 года) увеличилось до такой степени, что нужно было духовному начальству их останавливать.
Некоторые русские оставались на Афоне, где им был предоставлен особый монастырь Св. Пантелеймона, существовавший, несомненно, по крайней мере, с XII столетия, а предание относит его даже ко времени Св. Владимира.[25]
Первые русские христиане, устремившиеся читать Священное писание, не довольны были одним его текстом, но искали толкования, и уже на первых порах имели важнейшие сочинения этого рода, которые дошли до нас в значительном количестве списков, что доказывает их значительное распространение в народе.
О толкованиях пророчеств мы имеем подлинное свидетельство, что они уже были в Новгороде в первой половине XI столетия (1046) из следующей приписки, повторенной во всех новейших списках: «Слава тебе Господи, Царю небесный, яко сподоби мя написати книги си, ис Куриловице, князю Володимеру, Новегороде княжащю, сынови Ярославлю болшему. Почах е писати в лето 6335, месяця мая в 14, а кончах того же лета, месяца Декабря в 19, аз поп Упир Лихый. Тем же молю всех прочитати пророчество се: велика бо чюдеса написаша нам сии пророци в сих книгах. Здоров же, княже, буди, в век живи».
Толковые псалтири принадлежат также к глубокой древности: известен отрывок XI века (сохранилось 16 листов: 14 в Публ. библиотеке, а 2 в Академии наук).
Беседы (13) Св. Григория, папы римского (377 л.), остались в списке XI в., в Петерб. публ. библиотеке.
Из XII века есть полный список с толкованиями Св. Афанасия Александрийского и такой же с толкованиями Феодорита (270 л.). Там же.
Шестоднев Иоанна, Экзарха Болгарского, заключающий толкование важнейшей части пятикнижия Моисеева, повествования о сотворении мира, имеем в списке XII века.
Толкования на все четыре Евангелия Феофилакта, архиепископа болгарского, стали известными вскоре по их сочинении в XII веке.
Из первой четверти XIII века (1220 г.) дошел до нас толковый Апостол (240 л. в Синодал. библиотеке).
Были известны даже и некоторые апокрифические книги, например: хождение Богородицы по мукам.
Кроме этих толкований были у нас в обращении сочинения отцов церкви: Василия Великого (правила, слова), Григория Богослова, Иоанна Лествичника, Кирилла Александрийского, Анастасия Синаита, Мефодия Тирского, Ефрема Сирина, Кирилла Иерусалимского. Особенно предки наши любили Златоуста.
Преподобный Феодосий, если сам не поучал братию в церкви, то поручал великому Никону или Стефану доместику. «От книг почитающе, поучение творити братии». В числе этих книг были, без сомнения, огласительные поучения монахам преп. Феодора Студита, устав которого был правилом в Печерской обители.
Черноризец Иаков упоминает о книгах Св. Иоанна Дамаскина, «рекомых Уверие», т. е. о православной вере, переведенных в Х веке Иоанном Экзархом (сохранились в списке XII века).
Напомним о сборниках великого князя Святослава Ярославича: первый — 1073 года (написал дьяк Иоанн). Сборник составлен греком и потом переведен на славянский язык для болгарского князя Симеона. В нем заключаются разные рассуждения богословского, нравоучительного, философского и частью церковно-исторического содержания, извлеченные из творений Василия Великого, Иоанна Златоуста, Григория Богослова и других. Большую часть книги занимают Анастасиевы ответы с приложениями (в Синод. библиотеке).
Второй Сборник 1076 года («кончашася книгы сия рукою грешьнаго Иоанна, избьрано из мъног книг княжьих»). По содержанию сходен отчасти со Сборником 1073 г., но богат более статьями нравоучительного содержания (хранится в Петерб. библиотеке).
1095. Диоптра Филиппа пустынника, написанная по-гречески для смоленского инока Каллиника и тогда же переведенная на славянский язык (сохран. в списке 1306 года, в Чудове монастыре).
Еще из XII столетия дошли до нас следующие сочинения:
До 1100 года: Пандекты Антиоха.
До 1142 г. Слово о Халкидонском соборе и епистолия ко Льву, папе Римскому, о божественности Иисуса Христа.
До 1199. Пчела, сборник извлечений из Священного писания, отцов церкви и древних греческих писателей.
До 1200. Сборник воскресных поучений, извлеченных Константином, пресвитером болгарским, из творений Св. Иоанна Златоуста (264 л. в Синод. библиотеке).
Златоструй, собрание учительных слов из творений Св. Иоанна Златоуста (в Петерб. публ. библиотеке, л. 128).
Сборник поучений из произведений Иоанна Златоуста, Василия Великого, Ефрема Сирина, Исидора Пилусиота, Антиоха (в Троицкой лавре).
1219. Житие Нифонта (175 л. в Синод. библиотеке).
До 1240 г. «Книгы бытийскыя, рекомыя Палея. Обозрение событий от сотворения мира до Христианства и до погибели Жидовьства».
Были известны жития святых, переведенные, вероятно, с греческого языка.
Все эти сочинения были в общем употреблении, и у писателей того времени мы находим беспрерывные ссылки на них.
Св. Иларион говорил: «Мы пишем не для незнающих, а для насыщающихся с избытком книжною мудростью». В его слове приводятся места из Ветхого Завета: из книг бытия, судей, псалмов, пророков, Иисуса, сына Сирахова.
Св. Никита знал все книги Ветхого Завета наизусть: «бытие, исход, левити, числа, судии, царства, и все пророчества по чину и вся книги жидовския».
Иаков мних упоминает о житии чешского князя Вячеслава, которое читал Св. Борис перед кончиной, о страданиях Св. Никиты, мученицы Варвары.
Преп. Нестор ссылается в житии Св. Бориса и Глеба на жития Св. Плакиды и Романа Сладкопевца, в житии Св. Феодосия на Патерик скитский, и делает намеки на жития великих подвижников древней церкви: Антония, Феодосия, Саввы, Евфимия; в летописи приводит места из многих книг Священного писания, из слова Мефодия Патарского.
Владимиру Мономаху известны были сочинения Василия Великого.
Кирик доместик ссылается на правила Тимофея Александрийского, Василия Великого и Иоанна Постника.
Св. Симон ссылается на Лествицу Иоанна Лествичника, на творения Ефрема Сирина.
Даниил Заточник говорит: «Аз, бо, княже господине, ни за море ходил, ни от философ поучался, но был яко падая пчела по различным цветам, и совокупляя, яко медвенный сот, так и аз по многим книгам собирая сладость словесную».
О Кирилле, епископе ростовском, в Суздальской летописи сказано, по поводу его посвящения (1231):
«Все приходящая удивлеся, князи же и велможе, всяк возраст града Ростова, нетокмо же простьця, но и попы, и игумены, и весь черноризьскый чин, и вся приходящая из окрестных град в святую соборную церковь, ово послушающе ученья его, еже от святых книг, ово же хотяще видети украшенья святыя церкви».
Авраамий Смоленский любил читать отеческие писания, и в особенности Златоуста и Ефрема Сирина.
Книжное учение ставилось высоко и почиталось одним из главных средств для спасения души. Наши отцы учили, согласно со словом великого первоучителя славянского, Св. Кирилла, который сказал в предисловии к переводу Св. Евангелия, по одному сербскому списку:
«Проглас Св. Евангелия, как прорекли о нем пророки: Христос грядет собрать языки — свет бо есть всему миру. Они сказали: слепые прозрят, глухие услышат слово буковное, и Бога познают, как должно. И так услышьте Славяне все: дар сей дан от Бога… Внушите ныне от своего ума, слышите Славянский народ весь, слышите: слово от Бога пришло, слово, которое питает души человеческия, слово, которое крепит сердца и умы, слово, уготовляющее к богопознанию. Без света не будет радости оку видеть творение Божие: так и всякой душе безсловесной, не видящей Божия закона… Душа безбуковная мертва является в человеках».
Св. Феодосий завещал братии читать книги и поручал это чтение своим приближенным.
Приведем драгоценные слова Нестора летописца о пользе книжного учения:
«Велика бывает польза от учения книжнаго; книгами бо кажеми и учими есмы пути покаянью, мудрость бо обретаем и воздержанье от словес книжных; се бо суть реки, напаяющие вселенную, се суть исходяща мудрости; книгам бо есть неисчетная глубина; сими бо в печали утешаеми есмы, си суть узда воздержанью… Аще бо поищеши в книгах мудрости прилежно, то обрящеши великую пользу души своей; иже бо книги часто чтет, то беседует с Богом, или святыми мужи; почитая пророческыя беседы, и Евангельская ученья, жития святых отец, восприемлет душа великую пользу».
В Пчеле (1199), одном из древних наших сборников, сказано о книгах:
«Ум без книг, аки птица спешена. Якож она възлетати не может, такоже и ум недомыслится съвершена разума без книг. Свет дневной есть слово книжное, его ж лишився безумный, акы во тьме ходит и погибнет во веки».
Св. Кирилл Туровский: «Того ради молю вы — потщитеся прилежно почитати святыя книги, да ся Божиих насытивши словес, и будущаго века неизреченных благ значение стяжете…»
«Аще бо мира сего властели иже в житейских вещах труждаются, прилежно требуют книжнаго почитания: кольми паче нам подобает учитися в них, и всем сердцем взыскати сведения словес Божиих о спасении душ наших писанных».
«Книги Священного писания стали, по верному замечанию Сокольского, силою умственно и нравственно воссозидающей и возрождающей древнерусский народ. В них искали своего утешения и укрепления своей вере люди, принимавшие христианскую веру; по ним воспитывались люди, просвещенные крещением и преданные вере; с них должны были начинать свое образование люди, желавшие учиться грамоте… Самое высшее образование состояло в изучении книг Священного писания, книг церковно-богослужебных и нравоучительных. Вследствие чего, в устах современников заслуживал особенную похвалу тот, кто изучал книги Св. писания и знал их на память. Самое служение книжному делу, — списание и распространение священных книг, — считалось делом богоугодным, святым, приличным монашескому служению, и достойным занятий каждого человека, ревновавшего о распространении и пользе просвещения и образования. Древние сказатели с особенной любовью останавливаются на рассказе о том, как князья, иноки и просвещенные иерархи трудились в списывании и делании книг. Такое значение книги Священного писания имели в деле воспитания и образования древнерусского народа».
Монастыри, будучи училищами благочестия и основами духовной жизни, заключали в себе и источники образования. Печерский и в этом отношении занимал первое место.
Мы видели, что сам преп. Феодосий, оставивший несколько поучений, был охотником до книг: инок Иларион, по свидетельству Нестора, день и ночь переписывал у него книги. Друг его Никон переплетал их иногда, между тем как Феодосий пел псалмы или прял волну. Умирая, он заповедовал братии «бодру быти на пенье церковное и на предания отеческия и почитанья книжная».
Книги греческих мастеров, строивших и расписывавших церковь, целы были еще в Симоново время. Точно то же говорится и о Святошиных книгах. Святоша поручил какому-то Феодосию, знакомому с Омировыми и риторскими речами, перевести для него знаменитое сочинение папы Леонтия о божественности Иисуса Христа, против ереси Евтихия.
У преподобного Григория все богатство состояло во множестве книг.
Св. Никита знал почти наизусть весь Ветхий Завет.
Св. Дамиан не спал по целым ночам, прилежно читая книги и опять учащая молитву.
Иаков мних, нареченный от Св. Феодосия преемником его, прославился своими сочинениями.
Нестор летописец еще более.
После Нестора упомянем о печерских епископах Нифонте и Симоне, черноризце Поликарпе, известных своей ученостью.
Из Печерского монастыря разносилось образование по областям русским с епископами, назначаемыми из иноков, и всякая новая епархия становилась новым учебным округом, новый монастырь гимназией, и новая церковь народным училищем. Вот почему строительство церквей, учреждение монастырей, столь тщательно записанное нашими летописцами, должно занимать место и в истории.
В богослужебных книгах, в том, что из них пелось и читалось в церкви, начиная с «Господи помилуй», было для народа много нового, любопытного, назидательного, а язык их был для него тогда гораздо ближе и понятнее, чем теперь.
Епископы везде должны были заводить училища, чтобы иметь достаточное число священнослужителей, невозможных без грамоты, — по примеру Св. Владимира, который «поимал у нарочитое чади дети и даяти нача на ученье книжное», — и Ярослава, который приказывал попам учить людей и собрал от пресвитеров и старост в Новгороде триста детей.
В житии Феодосиевом мы видели Курское училище: «Датися веле на учение божественных книг единому от учителей… и вскоры извыче вся граматикия, покорение же и повиновение кто исповесть».
В Новгороде упоминается под 1026 г. Ефрем, ученик епископа Иоакима. который «ны учаше, говорил тамошний летописец. Сей, поучив люди лет 5, святительству же несподобися».
В житии Св. Авраамия Смоленского говорится, что когда он пришел в возраст, родители его «даста и книгам учити», и что он «неунываше, яко же прочие дети, но скорым прилежанием извыче, сему же на игры со инеми не исхождаше».
О преподобной Евфросинии, княжне Полоцкой, говорит предание: «Случижеся девице сей учене быти книжному писанию, еще недостигши ей в совершен возраст».
Многие князья покровительствовали учению, уважали книжную мудрость и любили беседовать с духовными лицами о спасении души, что в особенности с чувством отмечается летописцами. Назовем Святослава, который высоко чтил преп. Феодосия и для которого написаны были два сборника: 1073 и 1076 года. Хотя послесловие, в котором говорится о его клетях, наполненных книгами, есть перевод с послесловия, обращенного к болгарскому царю Симеону, однако оно, видно, могло быть прилагаемо хоть сколько-нибудь и к нему.
Из князей назовем еще Всеволода, знавшего пять языков, Давыда Святославича, Святошу, Мономаха, Андрея Боголюбского, который «божественному учению зело прилежаше», Ростислава Мстиславича, Константина Всеволодовича, Янку, дочь великого князя Всеволода Ярославича, Евфросинию Полоцкую, Марию, супругу великого князя Всеволода суздальского, Верхуславу, дочь его.
Благодаря всем этим благоприятным обстоятельствам, духовное и нравственное образование стало на высокую степень, и мы имеем из этого периода (1054–1240) множество письменных произведений, принадлежащих лицам всех званий и санов: князьям, митрополитам и епископам, архимандритам и монахам, боярам и простолюдинам, — о предметах самых разнообразных, обнимающих жизнь почти во всех ее проявлениях. Мы имеем летописи, сказания, законы, церковные уставы, грамоты княжеские, монашеские, мирные, торговые договоры, поучительные слова, рассуждения, жития, послания, описания странствий, вопросы и ответы о церковных предметах, правила, притчи, молитвы, письма, похвалы, даже автобиографии. Мы должны присоединить к произведениям духовной и церковной словесности и светские произведения: былины, песни, пословицы, поговорки, Слово о полку Игореве, Слово Даниила Заточника.
Это такое обилие сокровищ, которому нельзя не удивляться, за которое нельзя довольно благодарить судьбу. Никакая история не представляет ничего подобного. Мы так счастливы, что можем рассматривать своих предков в картинах, ими самими написанных, верно, живо и обстоятельно.
Начнем с обозрения духовных сочинений.
Поучительные слова
Поучение архиепископа новгородского Луки Жидяты (1036–1058) к братии.
Слова Илариона, первого из русских киевского митрополита.
Слова Феодосия, игумена печерского, после многих разноречий, догадок, сомнений и вопросов, поступают, наконец, в число источников нашей истории, как памятники языка и образа мыслей.
Слова Кирилла Туровского, епископа, современника великого князя Андрея Боголюбского, драгоценные по своим мыслям, языку и красноречию.
Рассуждения
Илариона, митрополита киевского (посвящен в 1051 г.), О законе, Моисеем даннеем ему, и О благодати и истине Иисусом Христом бывшим, к которому присовокуплена.
Похвала (похвальное слово) кагану нашему Владимиру, от него же крещени быхом, и молитва к Богу от всеа земля нашея.
Рассуждения Кирилла Туровского, под заглавием притчей, сказаний и повестей, помещенные при его словах, например: О душе и теле, О преступлении Божиих заповедей, О премудрости и проч.
Молитвы
Митрополита Илариона.
Кирилла Туровского.
Вопросы и ответы
Иоанна, митрополита русского (1080–1089), нареченного пророком Христа, написавшего правило от святых книг вкратце Иакову черноризцу.
Вопросы черноризца Кирика новгородского с ответами «о разных недоумениях», встречавшихся при богослужении (1136).
В вопросах и ответах заключаются любопытные известия о многих обычаях, остатках язычества и признаках суеверия, вообще о духе времени и личности совопросников.
Жития
Летописца Нестора житие Св. князей Бориса и Глеба.
Его же, житие игумена печерского Феодосия.
Важнейшие сочинения, особенно последнее, даже в литературном отношении, не только в историческом, представляющее черты древней жизни почти во всех ее проявлениях, с драгоценными подробностями о великих князьях, Изяславе и Святославе, о Св. Антонии и о многих их современниках, также об иноках печерских.
Мниха Иакова, житие великого князя Владимира.
Его же, житие Св. Бориса и Глеба, заключают несколько любопытных известий, которых нет у Нестора, и также несколько разноречий.
Многие жития пропали, из которых особенно жаль жития Антония печерского, о котором часто упоминают Нестор и Симон. Нельзя иначе объяснить себе этой удивительной утраты, при таком множестве рукописных патериков, любимого чтения в древности, как предположением, что все они происходят из одного источника, то есть одной рукописи, принесенной с юга на север и не заключавшей по какой-нибудь случайной причине жития Антония. Но как не сохранилась она на юге? Разве вследствие совершенного опустошения татарского.
Были древние жития Св. Леонтия Ростовского, Ефрема Новоторжского, Авраамия Смоленского, кн. Константина Муромского, Антония Римлянина, Варлаама Хутынского, Евфросинии Полоцкой, которые дошли до нас уже в новейших переделках, сокращенных или распространенных.
Послания
Два послания печерского игумена Феодосия к великому князю Изяславу: О латинех и Об употреблении мясной пищи.
Послание митрополита Иоанна к римскому папе Клименту III (1080–1100) Об опресноцех, написанное первоначально по-гречески и переведенное в то же время на славянский язык.
Иакова мниха к великому князю Изяславу Ярославичу (1054–1073) с увещаниями против запоя и блуда.
Два послания митрополита Никифора, к великому князю Владимиру Мономаху: 1) Об отступлении латин от православной церкви, 2) О посте и вообще о нравственности, с похвалой добродетелям Мономаха.
Послание инока Феодосия (знакомого с Омирскими и риторскими книгами) к князю Святоше, при переведенном им послании папы Леонтия к Флавиану, архиепископу константинопольскому на Евтихия суемудрого и единомышленников его.
Симона, епископа владимирского (1213–1226), к Поликарпу, черноризцу печерскому, Послание, исполненное высоких нравственных правил и чистых понятий о достоинстве епископского звания, с примерами из жизни печерских угодников. Оно вошло в состав Печерского патерика, равно как и следующее:
Послание Поликарпа к печерскому архимандриту Акиндину. Здесь автор описывает жития других печерских угодников, как слышал их от того же преосв. Симона, со включением многих исторических подробностей.
Есть еще множество произведений древней русской словесности, которые скрываются без имени авторов, и даже под чужими именами, в разных наших сборниках, например, слово неизвестного автора, произнесенное до татар в день Св. Бориса и Глеба, и несколько слов, помещенных в так называемой Златой цепи, древнем сборнике. Это — слова, дышущие простотой, искренностью, кротостью, и живо изображающие характер древней церкви и духовенства, равно как и патриархальность их отношений между собой.
Укажем на описание жизни и чудес Св. Николая, мирликийского чудотворца, разделенное на 40 глав. В главе 33-й автор описывает одно чудо Св. Николая, совершившееся в Царьграде при патриархе Керулларии (1043–1059), когда сам автор находился в Царьграде; в главе 34-й рассказывает о другом чуде того же угодника, бывшем при императоре Константине или Мономахе (1042–1055), или Дуке (1059–1067); наконец, в 40-й главе повествует о событии киевском, — о спасении Св. Николаем младенца, упавшего в Днепр, — которое случилось к концу XI века.
Таково же слово на перенесение честных мощей Св. Николая из Мир Ликийских в город Бар. Здесь автор прямо говорит, что это чудесное перенесение последовало «в нынешняя времена, в нашу память, в наши дни — лета, в тысящное лето и 95-е от воплощения Самаго Бога, при цари Гречестем и Самодръци Констянтина града Алексее Комнине и патриарсе его Николы, а в лето Рускых наших князей, христолюбиваго и Великаго князя нашего Всеволода в Киеве, и благороднаго сына его Володимера в Чернигове». Потом излагает саму историю перенесения мощей Святого Николая, подробно перечисляет совершенные им при перенесении чудеса, повествует о новой церкви, в честь его устроенной, куда поставлены были его Св. мощи, и о новом в честь его празднестве. Это русское сочинение, несомненно, относится к концу XI или к самому началу XII столетия.
Климент Смолятич, митрополит киевский (1147–1155), по отзыву Киевской летописи был «книжник и философ», по другим летописям: «зело книжен и учителен и философ велий, и многа писания написав предаде». Ему приписывает арх. Филарет красноречивое слово в неделю всех святых.
Мы рассматривали духовное образование и произведения духовной письменности.
Все они без исключения представляют такое сердечное участие, и вместе такое глубокое убеждение в истинах христианской религии, соединенное с таким искренним чувством человеколюбия, что дают высокое понятие о нравственном состоянии того народа, который мог иметь подобных представителей, и в таком множестве.
Перейдем теперь к памятникам мирского содержания.
Летописи
Преподобный Нестор написал житие Св. Бориса и Глеба, житие Св. Феодосия и летопись.
Вот свидетельства и доказательства — в заключении Феодосиева жития он сам себя называет так: «Се бо елико же выше о блаженем и велицем отци нашем Феодосии, оспытовая, слышах от древних мене отец, бывших в то время, тоже вписах аз грешьный Нестор, мьний вьсех в манастыри блаженаго и отца всех Феодосия…»
А в начале: «Се бо исперва писавшю ми о житии и убиении и о чюдесех святою и блаженною страстотерпцю, Бориса и Глеба, понудихся и на другое исповедание приити…»
Летопись приписывается ему на основании слов Поликарпа, инока печерского, в послании к архимандриту Акиндину, который в житии Агапита ставит себе пример Нестора: «Яко же блаженный Нестор в летописце написа о преподобнех отцех, о Дамияне, Иеремии, и Матфеи, и Исаакии», — и эти жития, в этом же порядке, находим мы в дошедшей до нас летописи.
Поликарп и в другом месте, в житии святого Никиты, называет Нестора летописцем.
На некоторых списках летописи стоит имя Нестора, на других — черноризца печерского Феодосиева монастыря.
В пещерах покоятся мощи Нестора некнижного, в противоположность Нестору летописцу.[26]
К числу доказательств о тождестве сочинителя летописи с сочинителем жития Феодосия, Нестором, можно причислить и то, что в летописи не упоминаются те события из жизни Феодосия, которые описаны в житии, и, наоборот, что есть в летописи, того уже нет в житии, например, о погребении, об открытии мощей.
Сомнение может происходить из следующего разночтения в житии и летописи: в житии Нестор говорит, что он был принят в монастырь Св. Феодосия преп. игуменом Стефаном, «и яко же от того острижен быв, и мнишескыя одежа сподоблен, пакы же и на дияконьскый сан от него изведен сый», а в летописи: «Феодосьеви же, живущю в монастыри, и правящю добродетельное житье и чернечьское правило, и приимающю всякаго приходящего к нему, к нему же и аз придет, худый и недостойный раб, и прият мя лет ми сущю 17 от роженья моего». Может быть, это только обмолвка, неточность, очень извинительная, какая встречается часто и у новых авторов в сочинениях, между которыми прошло много лет: Нестор был принят Феодосием и пострижен Стефаном, который после стал игуменом. Во всяком случае, это сомнение, недостаточно еще объясненное, должно уступить количеству и важности вышеприведенных доказательств.
Расположенный от природы к авторству, познакомясь, вероятно, с летописями греческими в болгарских переводах, которые привозимы были к нам болгарскими и греческими монахами, Нестор написал два жития и потом вознамерился написать русскую летопись. Примером ему служили греческие летописи, из которых он предлагает много выписок. Может быть, он достал записки, веденные на княжеском дворе о происшествиях, может быть, монастырь получил их с поручением княжеским об их обработке. Как бы то ни было, Нестор распространил и дополнил эти записки сведениями, от того или другого лица услышанными (на боярина Яна он сам указывает), и самим, по врожденной любознательности, собранными из преданий, песен, пословиц; наконец, он вставил целые сказания, которые уже тогда находились в обороте, например, о путешествии Св. Андрея Первозванного, о принятии Св. Владимиром христианской веры, и проч. В житии Св. Бориса и Глеба он сам на это намекает: «Се аз Нестор грешный о житии и о погублении, и о чюдесех… опасне ведущих исписая, другая сам сведя, от многих мало вписах», и др.
Летопись Нестора доведена до 1111 г., впрочем, он был жив еще в 1113 году, ибо этот год успел ввести в свою хронологическую таблицу.
Летопись его отличается правдивостью, беспристрастием, любовью к отечеству, искренним благочестием и во многих местах естественным красноречием. Это есть наше народное сокровище, без которого мы не знали бы ничего ни о нашем происхождении, ни о первых судьбах нашего государства.
Главных списков Нестора было шесть: харатейный Лаврентьевский или Пушкинский (1380 г.) до 1305 г., Ипатьевский (конца XIV или начала XV в.), с которого списаны Хлебниковский (XVI в.) и Ермолаевский, Радзивилловский (XV или начала XVI в.), Троицкий харатейный (сгорел при французах), Троицкий до 1319 г. на бумаге XV века. К ним присоединился в последнее время седьмой, также из XV века, Погодинский.
Нестор нашел любознательных подражателей, которые стали его продолжателями, и мы имеем, благодаря его примеру, летописи: Киевскую, Новгородскую-Суздальскую, Волынскую.
Кроме этих продолжателей, явились особые сочинители, которые описывали те или другие события. Из них самый примечательный был некто Василий, современник Нестора, человек значительный, близкий к князьям: находясь в 1096 году во Владимире Волынском, он был привлечен тамошним князем, Давыдом Игоревичем, для переговоров с тестем своим, князем Васильком Ростиславичем, который находился там в плену, и описал подробно всю историю их отношений между собой и свое посредничество. Описание его вставлено кем-то в Несторову летопись еще в первое время после ее сочинения. Оно представляет такие драгоценные черты, которых не находим мы и у Нестора при всех его достоинствах. Василий в этом отношении имеет преимущество перед всеми русскими летописцами, которые обыкновенно опускали частности и подробности, живо изображающие время. Если бы мы имели летописцев, подобных Василию, то история наша приняла бы другой вид. Василию принадлежат, без сомнения, и еще несколько мест в летописи, начиная с кончины Всеволода.
Сильвестр, игумен Михайловского монастыря в Киеве, переписал в 1116 г. летопись со вставкой Василия (а по одному позднейшему свидетельству продолжил ее), и его список стал прародителем всех последующих, повторяющих его приписку.
Продолжателей было иногда одновременно по два и по три — в Киеве, Новгороде, Владимире, отчего позднейшие редакторы и переписчики (а они только и дошли до нас), еще легче могли сбиваться и повторять. По этой же причине летописи уходят одни перед другими годом и двумя.
Киевская летопись. Она есть непосредственное продолжение Несторовой. Предмет ее по преимуществу Киевское великое княжество. Продолжатели Нестора писали сплошь, без разделения, и имен своих никогда не открывали. Только по некоторым приметам можно определить, что до 1200 года в Киеве их было трое: первый от 1111 до 1132 или 1140, второй от 1140 до 1170 годов, третий до 1200.
Волынская летопись, сколько ее дошло до нас, имела двух авторов: один жил около 1226 г., начав описывать с 1200 годов. Другой принадлежит уже к следующему периоду, описывая 1289 год, как современник. Списки ее соединяются с Киевской летописью. Изложение имеет особый характер и отличается любопытными подробностями.
В Суздале было, кажется, два летописца: один описывал княжение Боголюбского и видел его погребение, другой жил около 1220 г. Начало Суздальской летописи есть плохое сокращение Киевской. Она имеет предметом в особенности историю Суздальского великого княжества и началась, вероятно, при великом князе Всеволоде (об Андрее Боголюбском должно быть особое сказание).
Новгородская летопись, начинаясь сокращением Нестора, описывает подробно происшествия Новгорода с 1120 годов, заключая в себе признаки древнейших записок, например, о 1067 годе. Первый летописец, начав с 1120 г. окончил около 1161, когда явился другой, писавший до 1200 года. Третьему принадлежит следующее время. Летопись велась, вероятно, при соборной церкви Св. Софии. Она заключает любопытные черты о внутреннем быте, о торговле, ценах, отношениях к чуди и др.
Ростовский летописец, о котором упоминает епископ Симон, пропал.
Так называемый Переяславский есть только список с летописи Нестора и Суздальской с местными дополнениями о последнем времени.
В таком виде наши летописи, с Нестором в основании, переписывались в продолжение XII, XIII, XIV веков. В следующие века явились новые сочинители, которые брали Несторову летопись с продолжениями, как материал, и заимствовали из нее начало своих сочинений, перерабатывая ее по-своему, изменяя более или менее, повторяя ее слова или употребляя собственные, распространяя ее в одних местах и сокращая в других.
Все эти летописцы были современниками описываемых событий и писали из года в год, иногда даже изо дня в день, приводя не только месяцы, но и числа, дни, часы событий, которые как будто записывались немедленно по своем совершении.
Они были лицами почти служебными, которые в исполнение обязанности делали свое дело, по повелению князей. «Первии наши властодержцы без гнева повелевающи вся добрая и недобрая прилучившаяся написовати», говорит один летописец (под 1409 г.). В монастырях же производилась, может быть, окончательная редакция. Описать, например, период 1146–1152 гг., состоявший из сотни происшествий, нельзя было иначе, как не на месте, при князе.
Летописи наши отличаются верностью. Что записывалось, то записывалось, как было, кратко, просто, ясно, без украшений, без всяких посторонних целей, без рассуждений, разве благочестивых, принадлежащих уже к редакторам. До самого XVI века вы не найдете пяти показаний, неверных или умышленных, и в этом отношении они представляют единственное явление в европейской литературе. Шлецер уже отдавал преимущество им перед западными, слишком хорошо ему известными, перед всеми прочими, а он знал наши летописи и не полные, и в худых списках! Что сказал бы он, увидев все источники, открытые в последнее время?
Они искренны, беспристрастны, и совершенно одинаковым тоном показывают как похвальные действия своих князей, так и «поносные», не стараясь никогда ни оправдать, ни обвинить: рассмотрите сказания их об Изяславе, или Всеволоде, или Боголюбском — чистая правда, одни дела!
С одинаковым беспристрастием судят они дела полезные для своих князей, как и вредные. Давыдовичи, например (1146 г.), изменили своим родственникам, Игорю и Святославу, Ольговичам, в пользу киевского Изяслава, и, однако же, киевский летописец выражается так: «Лукавый бо пронырливый дьявол, не хотяй добра межи братьею, хотяй приложити зло к злу, и вложи има мысль не взыскати брата Игоря, ни помянути отецьства и о Хресте утвержения, ни божественныя любве, яко же бе лето жити братьи единомысленно укупе, блюдучи отецьства своего; но переступиша крестьное утвержение, и забыша страха Божия, и посластася к Изяславу: Игорь како то тобе зол был, тако и нама, а держи твердо. А к Святославу посласта, рекоша: пойди из Новагорода Путивлю, а брата ся лиши».
Точно то же должно сказать о них и в отношении к иностранцам: как передают они, например, похвалы крестоносцам, положившим живот свой для освобождения гроба Господня!
Они нелицеприятны, и учат князей наравне с простолюдинами:
1174 г. «Андрей князь толик умник сы… и погуби смысл свой невоздержанием, располевся гневом, такова убо слова похвална испусти (об изгнании Ростиславичей из Русской земли и о приведении к нему Мстислава). Яже Богови студна и мерьзка хвала и гордость, си бо вся быша от дьявола на ны, иже всевает в сердце наше хвалу и гордость».
Вот как случается говорить им и об архиереях:
1160. «Чюдо сотвори Бог и святая Богородица Володимерьская: изгна злаго и пронырливаго и гордаго льстеца, лжаго Владыку Феодорца, из Володимеря, от Святыя Богородиця церкве Златоверхыя и ото вся земля Ростовская… Сеже списахом, да не наскакают неции на святительский сан, но его же позовет Бог».
Благочестивы: все успехи, по их мнению, зависят от помощи Божией и принадлежат молитвам угодников.
1111 г. «Ангел вложи Володимеру в сердце (звать князей на половцев)… падаху Половци… невидимо бьеми ангелом… с Божьею помощью, молитвами святыя Богородица и святых ангел възратишася Русьстии князи».
Все несчастья приписывают они грехам людским, действиям злого духа, и беспрестанно повторяют: «Сиже вся содеявшася грех ради наших».
Ни одного случая не пропускают они, чтобы не присоединить наставления на пользу души. «Виждь-те, братие, коль благ Бог и милостив, говорят они, описав неожиданное избавление Мономаха от опасности, на смиреныя и на праведныя призирая и мьщая их, а гордым Господь Бог противится силою своею, а смиренным же дает благодать».
Или о жизни епископа Феодорца: «И сбышася слово Евангельское на нем глаголющее: ею же мерою мерите, возмерится вам; им же судом судите, судится вам; суд бо без милости не сотворшему милости».
Любят отечество. При всяком удобном случае напоминают о Русской земле и от души прославляют тех князей, которые делали ей добро. Например:
1125. «Преставися благоверный… христолюбивый Великый князь всея Руси, Володимер Мономах, иже просвети Русскую землю, акы солнце луча пущая; его же слух произиде по всим странам, наипаче же бе страшен поганым, братолюбець и нищелюбець и доброй страдалець за Русскую землю… Святители же жаляще си плакахуся по святе и добром князи, весь народ и вси людие… яко же дети по отцю или по матери, плакахуся по нем вси людие и сынове его».
1173. Летописец, описывая убийство великого князя Андрея Боголюбского, обращается к нему и говорит: «Ты же, страстотерпче, молися ко Всемогущему Богу о племени своем, и о сродницех, и о земле Руськой, дати мирови мир».
Они имеют образование: очень хорошо знакомы со Священным писанием и часто приводят места из него, имеют общие исторические и богословские сведения.
Говоря о внушении Мономаху ангелом мысли идти на половцев, летописец приводит примеры знамений из истории Иерусалима, делает выписки из хронографов: «Аще кто сему веры не имать, да потчет хронографа».
Знают свою историю, что видно из того, что припоминают иногда события прежние.
В особенных случаях заботятся об украшении своей речи; прочтите, например, наставление великого князя суздальского Всеволода сыну Константину, когда тот отправлялся княжить в Новгород в 1206 г., или заключение Киевской летописи 1199 года.
Описывая преемство князей, рождение и смерть, междоусобные войны, набеги иноплеменников, походы, строение церквей, посвящение епископов и кончины их, знамения небесные, — не вникая никогда в причины действий, не предлагая никаких известий о частной жизни, — летописцы наши вообще сухи и однообразны. Но опытный, тщательный и проницательный исследователь найдет в них многие драгоценные черты, нечаянно приведенные или намеченные, по которым может, хотя и с большим трудом, составить очерк времени.
К сожалению, все эти летописи дошли до нас не в первоначальном своем виде, а в сокращениях, более или менее полных, о чем мы с уверенностью можем судить по тому, что, например, в Киевской летописи встречаем многие события суздальские и новгородские, каких нет в местных летописях, и, наоборот, в Суздальской и Новгородской есть известия киевские, какие опущены в Киевской летописи. Наконец, надо заметить, что многие ошибки принадлежат переписчикам.
Сведения бытовые (исторические), сохранявшиеся в летописях и сказаниях, велись и преданием, между князьями, духовными лицами и вообще людьми любознательными.
Например, под 1128 годом летопись вспоминает о происхождении вражды между Ярославичами и Рогволодовичами.
1139. «Лепше ми, говорит сын Мономаха, Андрей, съдумав с дружиною своею смерть на своей отчине и на дедине взяти, нежели Курьское княжение: отец мой Курьске не седел, но в Переяславли; хочю на своей отчине смерть прияти. Оже ти, брат, не досити волости, всю землю Рускую держачи, а хощеши сея волости, а убив мене, а тобе волость, а жив не иду из своей волости; обаче не дивно нашему роду, такоже и переже было: Святополк про волость ни не уби Бориса и Глеба? а сам чи долго поживе? но и зде живота лишен, а тамо мучим есть вечно».
Под 1140 г. летопись вспоминает о походах Мстислава на половцев и о заточении полоцких князей.
1145. О пленении Володаря: «Той же зиме Владислав, Лядьский князь, ем мужа своего Петрока, и слепи, а языка ему уреза, и дом его разграби, токмо с женою и с детьми выгна из земли своея, и иде в Русь. Яко же евангельское слово глаголет: ею же мерою мерит, възмерит ти ся — ты ем Руского князя лестью Володаря, и умучивы и, и имение его усхыти все, его же Бог по неколице днев не призре о нем же бе в задних летех писано».
1147. «Рече един человек (из киевлян, при известии об измене черниговских князей) по князи своем, ради, идем; но первое о сем промыслимы, якоже и преже створиша при Изяславе Ярославиче, высекше Всеслава из поруба злии они, и поставиша князя собе, и много зла бысть про то граду нашему. А се Игорь ворог нашего князя и наш, не в порубе, но в святем Федоре, а убивше того к Чернигову поидем по своем князи; кончаимы же ся с ними».
1148. «Ты наш князь, ты наш Володимер, ты наш Мстислав», восклицают новгородцы, встречая приехавшего к ним Изяслава Мстиславича.
1149. «Се ми хощет быти Ярославча смерть Изяславича», говорит Андрей Боголюбский, подвергаясь опасности в сражении под Луцком.
1152. «Поиде Изяслав от Володимеря, с полкы своими, по королеви дорозе, ею же бяшеть приехал на Андрея на Володимерича с Ярославом Святополчичем, его же и убиша ту у Володимеря».
1154. «Положиша (великого князя Вячеслава) у Св. София, идеже лежит Ярослав прадед его, и Володимер отец его».
1159. «Преставися Борис князь Дюргевич, месяца мая в 2 день, и положиша и братья в церкви святою мученику, юже бе създал отец его Дюрги на Нерли, в Кидекши, идеже бе становище святою мученику Бориса и Глеба».
1170. «Не глаголем же: прави суть Новгородци, яко издавна суть свобожени Новгородци прадеды князь наших; но аще бо тако было, то велели ли им преднии князи крест преступати, или внукы, или правнукы соромляти», и др.
1172. «Богородица церковь десятинная в Киеве, юже бе создал Володимер, иже крестил землю, и дал бе десятину церкви той по всей Руськой земли».
1175. «Горе вам, нечестивии (летописец влагает в уста Андрею Боголюбскому, на которого напали убийцы), что уподобистеся Горясеру».
1178. Мстислав Ростиславич пошел войной на полоцкого князя: «Ходил бо бяше дед его на Новгород, и взял ерусалим церковный и сосуды служебные, и погост один завел за Полтеск».
1178. «Преставися князь Мстислав… и положиша тело его в той же гробнице, идеже лежит Володимер, сын Великаго князя Ярослава Володимерича».
1216. «Мы не хочем изъмрети на конех (говорят новгородцы предводителю своему Мстиславу в Липецкой битве), но яко отци наши билися на Колакше пеши».
1218. При описании убийств рязанских князей воспоминаются злодеяния Святополка.
О Ярославовых грамотах упоминает новгородский летописец, Даниил Заточник о речи Святослава, Поликарп о варягах Феодоре и Иоанне, умерщвленных язычниками при великом князе Владимире, о свойствах князя Святополка Изяславича и сына его Мстислава, о Святославе и Всеволоде Ярославичах, о Мономахе, о дерзости Ростислава Всеволодовича.
Певец о полку Игореве вспоминает и Владимира, и Ярослава, и Мстислава, и Олега, и Всеслава, и Святослава Всеволодовича, и Ростиславичей.
Особые сказания, вошедшие в состав летописей и попадающиеся в сборниках отдельно:
Об ослеплении теребовльского князя, Василька Ростиславича, и его последствиях, — драгоценное сочинение какого-то Василия, переносящее в древность, представляющее черты личные и живые. Сочинитель принимал участие во многих действиях. Ему принадлежат, кажется, и другие известия в Несторовой летописи, начиная с княжения великого князя Всеволода.
Сказание о нападении владимирского князя Андрея Боголюбского на Новгород.
Об убиении Андрея Боголюбского, которое внесено в летописи, Суздальскую и Киевскую, с разными подробностями, обличающими современника.
Повесть о взятии Царьграда крестоносцами помещена в Новгородской летописи, вероятно, по известиям очевидцев, под годом 1204.
Сказания о битве на Калке и о Батыевом нашествии, написанные очевидцами.
(Так точно и древнейшие сказания: о пришествии в Русь Св. апостола Андрея, о принятии великим князем Владимиром христианской веры, написаны были сначала отдельно, и после внесены Нестором в летопись).
Другие сказания не вошли в летописи, и встречаются в разных сборниках, например, сказание о построении великим князем Ярославом в Киеве на Златых вратах церкви во имя своего ангела, Св. Георгия, встречается в прологах.
Сказание о кончине черниговского князя Давыда Святославича сохранилось в Степенной книге, но попадается особо в сборниках.
Сказание об основании церкви Печерской, исполненное поэзии, сочинение Симона, епископа владимирского.
Законы
Русская Правда Ярослава (1019–1054).
Русская Правда сыновей его (1054–1125).
Устав Мономаха (1113–1125).
Русская Правда, распространенная впоследствии, впрочем, до татар.
Эти подлинные законы представляют живо и ясно быт нашего древнего общества и народа, отношения его к князьям, различные сословия, судебные обязанности, обычаи, признаки нравов.
Участие же церкви в судопроизводстве объясняется греческими Кормчими книгами, переведенными у нас издревле, и их русскими дополнениями.
Грамоты княжеские
Грамота новгородского князя Мстислава Владимировича Юрьеву монастырю, около 1128–1132 г. с разными примечательными указаниями.
Грамота новгородского князя Всеволода Мстиславича, около 1133 года, данная созданной им церкви Св. Иоанна Предтечи, с важными подробностями о вощаной торговле в Новгороде, о купеческом обществе, о разных сборах, о церковных доходах.
Устав новгородского князя Святослава Ольговича, 1137 г., Софийскому собору, о доходах, принадлежащих новгородскому епископу, со множеством драгоценных географических данных.
Грамоты смоленского князя Ростислава Мстиславича, 1150 г., - наиважнейшие из найденных в последнее время. Из них мы получаем верные сведения о доходах княжеских и епископских, со всеми их составными частями, о разных судах и обычаях, о смоленских владениях, о многих юридических древних терминах.
Монашеские грамоты
Две грамоты пр. Антония Римлянина (ум. 1147 г.) одна — вроде купчей, другая — вроде завещания.
Грамоты вкладные преп. Варлаама (ум. 1243 г.) Хутынскому монастырю на земли и рыбные ловли.
Две грамоты арх. Иоанна: к игумену Луке Архангельского монастыря и к двинским посадникам (1110 или 1165).
Грамот было много, но они пропали. Укажем на некоторые следы: например, под 1156 г. говорится о грамоте патриарха к новгородскому архиепископу Нифонту, о рукописании или жалобе митрополиту Константину на предшественника его Клима, и пр.
1185. Митрополит Никифор (вследствие неудовольствия в Ростове) велел епископу Николе «отписатися земле Ростовьской».
Крестные или договорные грамоты князей между собой из этого периода все пропали.
Торговые договоры
Торговый договор смоленского князя Мстислава Давыдовича, 1228 года, с Ригой, Готским берегом и немецкими городами, в котором сохранились многие любопытные подробности о законах, правах, обычаях, занятиях, товарах русских.
Предположенный договор новгородцев с Любеком, около 1206 года, также богатый разнообразными сведениями о торговле и внутреннем состоянии Новгорода, равно как и об отношениях к иностранным купцам.
Письма
Письмо Владимира Мономаха к его двоюродному брату, Олегу Святославичу, с напоминаниями об их взаимных отношениях, и разными историческими данными.
Письма были в общем употреблении:
В житии Феодосия Несторовом упоминается о частых письмах его к великому князю Святославу Ярославичу.
Мономах упрекает Олега Святославича, зачем он не прислал к нему письма утешительного о гибели его сына на сражении (1096).
Симон, епископ владимирский, говорит о письме к нему Верхуславы Рюриковны, касательно посвящения Поликарпова в епископы: «аще ми и тысяща серебра расточати тебе ради, и Поликарпа ради», и проч.
Он же упоминает о письме к нему Поликарпа.
В прологе читается о многих посланиях Кирилла, епископа туровского, к Андрею Боголюбскому.
1164. «Исписав грамоту (черниговский епископ Антоний) и посла к Всеволодичю, река тако: стрый ти умерл, а по Олга ти послали, а дружина ти по городом далече… Святослав же прочте грамоту в борзе и посла сын свой».
Путешествия
Паломник или хождение Даниила, Русской земли игумена. Этот путешественник, по справедливому замечанию Карамзина, мог быть юрьевским епископом Даниилом, посвященным в 1113 году. Даниил поставил лампаду над гробом Спасителя и записал в обители свят. Саввы для поминания на ектениях имена князей русских (своих современников): Святополка-Михаила, Владимира-Василия, Олега-Михаила, Глеба минского и проч. Путешествие его должно относиться к 1112–1115 г. при жизни великого князя Святополка и перед походом короля латинского Балдуина против Дамаска 1114–1115 г.
Путешествие в Царьград Антония, архиепископа новгородского (1200 г.) не издано.
Поучение
Владимира Мономаха (1098 года), или духовная, лучше сказать, его автобиография, в которой живо представляется нам вообще древняя княжеская жизнь и занятия, кроме драгоценных подробностей, относящихся лично до этого примечательнейшего князя в нашей древности.
Чтобы познакомить читателей с авторами и их сочинениями, языком, слогом и образом мыслей, приведем из них отрывки.
Лука Жидята. (Начало слова, по переводу преосв. Филарета).
«Прежде всего должны мы, брат, хранить сию заповедь — веровать во единого Бога, в Троице славимого, в Отца, Сына и Св. Духа, как поучали апостолы, и утвердили Св. отцы. „Верую во единого Бога“ и пр. Веруйте воскресению, жизни вечной, вечной муке грешников. Не ленитесь ходить в церковь, к заутрене, к обедне и к вечерне; и в своей клети, отходя ко сну, поклонись Богу, а потом уже ложись на постель. В церкви стойте со страхом Божиим, не разговаривайте, не думайте ни о чем другом, но молите Бога всей душой, да простит вам Бог грехи. Имейте любовь ко всякому человеку, а больше к братии; не будь у вас на сердце одно, а на устах другое. Не рой брату яму, чтобы тебя не ввергнул Бог в худшую. Люби правду, и за правду, за Божий закон, готов будь умереть, чтобы Бог причел тебя к святым. Переносите друг от друга обиду, не платите злом за зло, друг друга хвалите, и Бог вас похвалит. Не ссорь других, чтобы не назвали тебя сыном дьявола: помири, да будешь сыном Богу. Не осуждай брата и мысленно; помни свои грехи, чтобы и тебя Бог не осудил. Милуйте странных, убогих, заключенных в темницы, и к своим сиротам (рабам) будьте милостивы; тот весьма милостив, кто оберегает от скорби своих домашних. Бесовских игрищ (москолудства) творить не следует, так же как и говорить срамные слова и сердиться ежедневно; не унижай других, не смейся ни над кем; в напасти терпи, имея упование на Бога. Не будьте буйны и горды, а считайте других лучшими себя, — помните, что может быть завтра будете смрад, гной, черви. Будьте смирны, кротки, не многоречивы; чтобы быть и слушателями, и исполнителями закона Божия; у гордого в сердце диавол, и Божие слово не прильнет к нему. Почитайте старого человека и родителей своих. Не клянитесь именем Божиим, и другого не заклинайте и не проклинайте. Судите по правде, взяток не берите. Денег в рост не отдавайте. Бога бойтесь, князя чтите; рабы, повинуйтесь сначала Богу, потом господам своим; чтите иерея Божия, чтите и слуг церковных. Не убивай, не крадь, не лги, лживым свидетелем не будь, не враждуй, не завидуй, не клевещи, блуда не твори ни с рабою, ни с кем-либо другим; не пей не во время, и пей умеренно, а не до пьянства; не будь гневлив, ни дерзок; с радующимися радуйся, с печальными будь печален; не ешьте нечистого; святые дни чтите. Бог же мира со всеми…»
Сочинения преп. Феодосия, которые доныне остаются известными, большей частью, только по имени, и из которых одно сохранились в полном своем составе, а другие в отрывках, можно разделить на четыре класса, говорит преосвященный Макарий.
К первому принадлежат два поучения его, обращенные вообще к народу русскому; ко второму — девять поучений, сказанных собственно киево-печерским инокам; к третьему — два послания к великому князю Изяславу; к четвертому — две молитвы к Богу.
Первое поучение к народу, сохранившееся в полном составе, называется: «Поучение блаженного Феодосия, игумена печерского, о казнях Божиих». Оно написано, вероятно, по случаю нашествия половцев на землю Русскую в 1067 году и поражения Ярославичей, потому что под этим годом летописец делает из него извлечение. В слове можно различать две главные части. В первой проповедник говорит вообще о причинах казней Божиих.
«Бог наводит какую-либо казнь или иноплеменников, по гневу своему, за то, что мы не обращаемся к Нему; а междоусобная брань бывает по наущению от диавола и от злых людей. Бог не хочет зла людям, но добра; а диавол радуется всякому злу, совершаемому между людьми: он издревле враг нам, хочет убийства, кровопролития, воздвигая свары, зависть, братоненавидение, клеветы. Потому если какая-либо страна согрешает, Бог наказывает ее смертью, или голодом, или нашествием иноплеменников, или бездождием и другими различными казнями, чтобы мы, покаявшись, жили так, как Бог велит, вещая нам через Пророка: обратитеся ко Мне всем сердцем вашим в посте и в плачи. Если бы мы пребывали в заповедях Божиих, то и здесь удостоились бы получить блага земными по отшествии из мира в жизнь вечную. Но мы постоянно вращаемся в нечестии, прилагая грехи ко грехам, во всем прогневляя Бога, совершая то пред очами Его. И исполняются на нас слова Его, сказанные через Пророков… Посему-то затворяет Бог небо, не дает дождя, посылает град, погубляет морозом плоды, томит землю зноем за наши беззакония. А если мы покаемся от злоб наших, то, как чадам, Бог подаст нам вся благая, и одождит вам дождь ранний, и поздний, и наполнятся гумна ваша пшеницы. Слыша это, подвигнемся на добро: взыщите суд, избавьте обидимого и приидите на покаяние, не воздавая злом за зло, ни клеветою за клевету; но обратимся любовию к Господу, постом и рыданием и слезами омывая грехи своя, не словом называясь христианами, а живя язычески».
Во второй части поучения проповедник обличает слушателей в некоторых частных заблуждениях и пороках, господствовавших в его время, и преподает свои наставления. Прежде всего указывает на остатки язычества:
«Не по-язычески ли мы поступаем? Если кто встретит чернеца или черницу, или свинью, или лысого коня, то возвращается назад: разве это не по-язычески? Такого суеверия держатся по научению от диавола. Иные верят чиханью, которое часто бывает на здравие главе; но этим обольщает диавол, равно как и другими обычаями и искушениями, удаляющими нас от Бога, волхвованием, чародеянием, блудом, запоем, резоиманием, приклады (ростовщичеством или лихвою), воровством, лжею, завистью, клеветою, зубами (дракою), скоморошеством, гуслями, сопелями и другими играми и непотребными делами».
Потом — укоряет за непристойное стояние в церкви и учит достойно молиться Богу:
«И вот еще, когда стоим в церкви, как смеем мы смеяться или творить шепот? Припадает окаянный диавол и внушает нам творить смех и шепот и другие непотребства, когда мы стоим в церкви пред Царем небесным: какой муки мы за это не достойны!.. Молю вас, брат, да стоим на молитве со страхом и любовию друг ко другу, и, молясь воистину, будем взывать: да исправится молитва моя, яко кадило пред Тобою, воздаяше руку моею. Если руки твои не совершали никакого грабежа, хорошо говорить: воздеяние руку моею. Потому осматривай руки твои, и испытывай, чисты ли они от грабежа и мздоимства. Если же ты грабил и брал лихву и корчемный прикуп, или кого приобидел чем-либо, что запретило Святое писание, то не говори, не воздевай рук твоих, пока не очистишься от всякого зла…»
Далее преподает урок относительно постов и праздников:
«Ведайте и то, возлюбленные чада, что Св. Отцы наши уставили постные дни по научению Господню и по заповеди Св. Апостолов, и заповедали праздновать Св. праздники не телесно, но духовно, чтобы мы не чреву работали неприличным пьянством, но молились Богу о своих согрешениях, кормили с собою немощных, питая тело земным брашном, а душу духовным, которое называется хлебом ангельским, и снесено с неба в священных книгах, и все это творили с любовию, без которой никакая добродетель не приносится Богу, живя в мире не только с друзьями, но и с врагами».
Наконец, с особенной силой восстает против пьянства:
«О горе, и еще скажу, о горе пребывающим в пьянстве! Пьянством отгоняем от себя ангела-хранителя и привлекаем к себе злого беса; через пьянство удаляемся от Св. Духа и приближаемся к аду… Бесы радуются нашему пьянству, и, радуясь, приносят диаволу пьянственную жертву от пьяниц. Диавол, радуясь, говорит: никогда я столько не услаждаюсь жертвами язычников, сколько пьянством христиан, потому что в пьяницах находятся все дела моего хотения. Ангелы же святые, пришедши, поведали Св. Отцам с великою печалью, чтобы они писанием отучили христиан от пьянства, но не от питья: ибо иное — пьянство злое, а иное — питье в меру, и в закон, и в приличное время, и во славу Божию…
Слыша это, братие, подвигнемся работать Господу и творить заповеди Его, и поживем в законе Его вся дни живота нашего о Христе Иисусе, ему же слава со Отцем и Св. Духом ныне и присно».
Поучения к братии обнаруживают и слабые стороны иноческой жизни в Киево-Печерской обители, неизвестные из писаний преп. Нестора, который желал выставить преимущественно светлую сторону родной обители в назидание потомству.
Наконец, послания к великому князю Изяславу ясно обозначают те религиозные вопросы, какие занимали тогда самих наших князей.
«Ты, чадо, непрестанно хвали свою веру и подвизайся в ней добрыми делами. Будь милостив не только к своим христианам, но и к чужим; если увидишь кого-либо нагим или голодным, или подвергшимся бедствию, будет ли то еретик, или латынянин, всякого помилуй и избавь от беды, как можешь: и ты не погрешишь пред Богом, который питает и православных христиан и неправославных, и даже язычников, и о всех печется… Когда ты встретишь, что иноверные состязаются с верными и хотят лестью отвлечь их от правой веры, помоги своими познаниями правоверным против кривоверных, и ты избавишь овча из уст львовых… Если кто скажет тебе: ту и другую веру дал Бог, ты отвечай: разве Бог двоеверен? Не слышишь ли, что написано: един Бог, едина вера, едино крещение? И не сказал ли Ап. Павел: аще и ангел, благовестит вам, паче еже благовестихом вам, анафема да будет».
Отрывок из молитвы:
«Владыко, Господи, человеколюбче! Верных, Господи, утверди, да будут еще более верны; неразумных, Владыко, вразуми; язычников, Господи, обрати к христианству, да будут нашими братиями; находящихся в темницах, или в оковах, или в нужде, избави, Господи, от всякой печали. Пребывающим в затворах, и на столпах, и в пещерах, и в пустыне братиям нашим подаждь, Господи, крепость к подвигу. Помилуй, Господи, князя нашего, и град сей, и всех живущих в нем, помилуй милостию Твоею и мене, раба Твоего грешного: спаси Господи, и помилуй епископа нашего и весь монашеский чин, со иереями, диаконами и всеми православными христианами. Помилуй, Господи, находящимся в бедности, и озлобленным нищетою подаждь богатую милость, ради молитв Св. Богородицы… И упокой, Господи, души рабов Твоих, правоверных князей наших и епископов, и всех сродников наших по плоти, умерших во градах и селах, и в пустынях, и на пути, и в море, упокой их в месте светле, в лике Святых, в ограде благого рая и жизни бесконечной, в неизглаголанном, и немерцаемом свете лица Твоего: Ты еси покой и воскресение усопших рабов Твоих, Христе Боже наш, и Тебя славим со Отцем и Св. Духом и ныне и присно».
Поучения Феодосия, указывая на некоторые недостатки и пороки народные, имеют историческое значение, кроме внутренних достоинств.
Иаков мних, черноризец, написал сказание о Св. мучениках Борисе и Глебе, житие Св. Владимира, похвалу ему, послание к великому князю Изяславу-Димитрию.
Иакову мниху надписано правило церковное митрополита Иоанна.
Судя по тому, что преподобный Феодосий назначил его себе преемником, что митрополит Иоанн надписал ему свое церковное правило, и что он писал смелое назидательное слово великому князю Изяславу, своему духовному сыну, следует считать его известным мужем между современниками, как святой жизнью, так и образованием. Вообще и сказание, говорит преосв. Макарий, о Св. мучениках, и рассказ о чудесах их, составлены довольно искусной рукой, изложены довольно ясно, последовательно и занимательно, проникнуты любовью к Св. мученикам, и по местам одушевлением, особенно там, где автор или представляет мучеников говорящими, или изливает перед ними свои чувства.
Вот, например, какие сетования вкладываются автором в уста Св. Борису, получившему весть о смерти отца своего и о замыслах Святополка.
«Увы мне, свет очий моих, сияние зари моея, бразда юности моея, наставление неразумия моего! Увы мне, отче мой, господине мой! и к кому прибегну, на кого воззрю, или где насыщуся такого благого учения, как прежде от разума твоего? Увы мне, увы мне! Как зашел ты, свете мой, когда я не был там, чтобы, по крайней мере, мог я погребсти честное тело твое, и предать его робу своими руками? Но я не сподобился нести мужественного тела твоего, не сподобился целовать добролепных седин (?) твоих. О блаженниче мой, помяни мя в покои твоем! Сердце мое горит и душа смущается, и не знаю, к кому обратиться, и перед кем излить горькую печаль мою. К брату ли Святополку, которого я имел вместо отца? Но думаю, что он печется о мирском и суетном, и помышляет об убийстве моем… Что же скажу, или что сотворю? Пойду к брату моему и скажу ему: ты будь мне отцом, ты мне брат старейший, — что повелишь мне, господине мой?»
Вот слова святого Глеба перед тем, как убийцы устремились на него, и когда он прощался с жизнью:
«Спасися, милый отче мой и господине Василие! спасися, мати и госпожа моя! спасися, брате Борисе, старейшино юности моея! Спасися брате, — споспешителю Ярославле! Спасися и ты, брате мой и враже Святополче! Спаситесь и вы, братья моя и дружина, спаситесь все! Уже я не увижу вас в житии сем: потому что меня разлучают с вами насильно… Василие, Василие, отче мой! Приклони ухо твое, и услышь глас мой; призри и виждь, что приключилось чаду твоему, как без вины закаляют меня. Увы мне, увы мне! Слыши небо, и внуши земле! И ты, брате мой Борисе, услышь глас мой! Отца моего Василия позвал, и он не послушал меня; ужели и ты не захочешь меня послушать? Взгляни на скорбь сердца моего и язву души моея; посмотри на потоки слез моих, и как никто не внемлет мне: помяни же хоть ты меня, и помолись о мне общему Владыке, имея дерзновение и предстоя у престола Его».
Или вот отрывки из похвалы свят. мученикам, заключающей сказание:
«Как похвалить вас, не знаю, и что сказать, недоумеваю. Назову ли вас ангелами, потому что вы быстро являетесь вблизи скорбящих? Но вы пожили на земле во плоти, как люди. Наименую ли вас царями и князьями? Но вы были просты и смиренны более всякого, и смирением стяжали небесные жилища. Поистине вы цари царям и князи князьям нашим! Ибо вашим пособием и защищением они державно побеждают врагов своих, и вашею помощию хвалятся. Вы им и нам оружие, вы земли Российской забрало и утверждение и меч обоюду острый, которым побеждаем языческую дерзость и попираем диавола. Поистине могу сказать: вы небесные человеки и земные ангелы, столпы и утверждение земли нашей… О, блаженные гробы, приявшие честные тела ваши, как сокровище многоценное! О, блаженная церковь, в которой поставлены Св. раки ваши, угодники Христовы! Блажен, поистине, и высок более всех городов Русских Вышгород, имеющий у себя такое сокровище, которое дороже всего мира! Справедливо он назван Вышгородом, как высший всех городов, имея в себе врачевство безмездное, которое даровано Богом не одному нашему языку, но и всей земле: потому что от всех стран приходят, и туне приемлют там исцеление… О блаженные страстотерпцы Христовы! не забывайте отечества своего, в котором пожили вы во плоти, посещайте его, и в молитвах всегда молитеся о нас: вам дана благодать молиться за нас…. Глад и озлобление отгоните от нас, от всякого бранного меча и междоусобия брани избавьте нас, и заступите нас от всякого грехопадения, уповающих на вас…»
Житие Св. Владимира заключается молитвой писателя:
«О святые цари Константине и Владимире! Помогайте на сопротивных сродникам вашим, избавляйте от всякой беды людей Греческих и Русских, и о мне, грешном, молитесь Богу, как имеющие дерзновение пред Ним, да спасусь вашими молитвами. Молюсь и преклоняю вас на милость писанием сей малой грамоты, которую, похваляя вас, написал я недостойным умом и невежественным моим смыслом. Вы же, Святые, молясь о нас, о людях своих, примите в сомолитвенника к Богу чад ваших Бориса и Глеба, да все вместе возможете умолить Господа, с помощью силы честного Креста, и молитвами Пресвятой Богородицы, Госпожи нашей и со всеми святыми».
В похвале святому Владимиру, Иаков, между прочим, говорит:
«О блаженный и треблаженный княже, Владимире, благоверне, и христолюбиве, и страннолюбче! Мзда твоя весьма многа на небесах… Сам Господь сказал: иже сотворит и научит, сей велий наречется в царствии небесном. А ты, о блаженный княже, был апостол из князей, приведший к Богу всю землю Русскую Св. крещением, и научив людей своих кланяться Богу, славить и петь Отца и Сына и Свят. Духа. И все люди земли Русской тобою познали Бога, божественный княже Володимере! Возрадовались тогда ангельские чины, а ныне радуются вернии и воспевают, и восхваляют. Как отроки Еврейские, встретив с ветвями Христа, вопияли: осанна Христу Богу, победителю смерти, так и новоизбранные люди Русской земли вновь восхвалили Владыку Христа с Отцем и Св. Духом, приблизившись к Богу Св. крещением, отвергшись диавола и служения ему… и поют во все дни живота и на всякий час песнь чудную, хвалу архангельскую: Слава в вышних Богу и на земли мир, в человецех благоволение…»
Обращаясь затем к Св. Ольге, автор восклицает:
«О как похвалю блаженную княгиню Ольгу, братие, — не знаю. Телом будучи жена, имея мудрость мужескую, просвещенная Духом Святым, уразумев Бога истинного, Творца неба и земли, пошла она в землю Греческую, в Царьград, где цари христиане, и христианство утвердилось, и пришедши, просила себе крещения, а прияв Св. крещение, возвратилась в землю Русскую, в дом свой, к людям своим, с радостию великою, освященная Духом Святым, неся с собою знамения Честного Креста. И потом требища бесовские сокрушила, и начала жить о Христе Иисусе, возлюбив Бога всем сердцем и всею душою пошла во след Господа Бога, освятившись всеми добрыми делами, украсившись милостынею, нагих одевая, жаждущих напояя, странников упокоевая, нищих, вдовиц и сирот — всех милуя, всем подая потребное с тихостью и любовию сердца, и моля Бога день и ночь о спасении своем. И так поживши и достойно прославив Бога в Троице, Отца и Сына и Святого Духа, почила в благой вере, скончала житие свое с миром о Христе Иисусе, Господе нашем…»
Послание черноризца Иакова к великому князю Димитрию (Изяславу) — полностью нравственного содержания. Сначала Иаков, как духовный отец, извещает князя, что получил его послание — весьма смиренное, хвалит его раскаяние, говоря что все ангелы радуются на небесах о покаянии одного человека, сам Господь хочет обращения, а не смерти грешника, что Он и на землю сходил не для праведников, а для грешников, что жертва Богу дух сокрушен, и разрешает своего духовного сына от всех его грехов, заповедуя ему молиться Богу от сердца. Не довольствуясь преподанием одного разрешения от грехов, Иаков дает далее князю наставления, чтобы исправить его на будущее время.
«Что же, ужели мы сделаемся слабее, когда прежнее миновало (прощено)? Нет, но будь всегда бодрым стражем телу твоему. Блюдись запойства, потому что оно удаляет от нас Свят. Духа, — гордости, потому что гордым Бог противится, — беззаконного смешения, потому что всяк грех, его же аще сотворит человек, кроме тела есть: а блудяй во свое тело согрешает». Против последнего порока писатель вооружается с особенной силой, говорит о том вреде, какой могут причинить человеку жены любодейцы, указывает на примеры падения от них мужей достойных, — на Самсона, Давида, Соломона и других, и убеждает юного князя бороться с плотской похотью, побеждать ее страхом Божиим, довольствоваться своей законной женой и жить в чистоте, как бы в святой церкви.
После этого следуют другие наставления: Иаков советует князю быть благоразумным, чтобы от одного греха не происходило многих, не мстить врагам, быть терпеливым и великодушным, по примеру Господа, столько потерпевшего за нас, любить ближних, — потому что не какими-либо чудесами, а только взаимной любовью друг к другу, как сказал Господь, мы можем доказать, что мы его ученики.
«Впрочем, — продолжает Иаков, — если ты хочешь и чудеса творить по примеру Апостолов и это возможно. Они врачевали хромых, исцеляли сухоруких: а ты храмлющие в вере научи, и ноги текущих на игрища обрати к церкви, руки, иссохшие от скупости, сделай простертыми на подаяние нищим. Можешь, если хочешь, быть подражателем и Святых. Ныне уже нет таких гонений, но время для стяжания таких же венцов не прошло: потому что не прекратилась брань диавола. Не преследуют нас люди, но преследуют бесы; нет мучителей, но есть диавол».
Преподав еще несколько уроков, упомянув о скоротечности жизни и неизвестности последнего часа, о страшном суде, о геенне огненной, автор, наконец, заключает:
«Все это, не лаская, тебе написал я, и не по желанию показать, что я знаю, или что я сам творю доброе; но, Бог свидетель, написал от любви и от печали о душе твоей, чтобы ты преуспевал в добре. А ума моего слабость сам знаешь; разум мой несовершен и исполнен всякого неведения, этого скрыть нельзя. Св. Павел сказал Коринфянам: аще изумехомся то Богови, аще умудрихомся то вам. Не уничижаю силы Божией всемощной, не отметаю дара, туне мне данного. От скверных дел и непотребного сердца, от нечистой души, грубого ума и нестройной мысли, от бесстыдного языка и нищих уст — вот слово богатое и умноженное силой и разумом Св. Троицы; ни на небеси горе, ни на земли долу, нет ничего важнее, как знать Господа, повиноваться деснице Его, творить волю Его, соблюдать заповеди Его. Одно имя великое не введет в царство небесное, и слово, не сопутствуемое делами, не в пользу слышащим, а сопутствуемое делами становится достойным веры».
Нестор. Отрывок из жития святых мучеников Бориса и Глеба, по переводу преосвященного Макария.
«Между тем, как повсюду умножались христиане, и требища идольские были упраздняемы, страна Русская оставалась в прежней прелести идольской: потому что она не слышала ни от кого слова о Господе нашем Иисусе Христе; не приходили к ним (русским) апостолы, и никто не проповедовал им слова Божия… Но когда соблаговолил небесный Владыка, то в последние дни помиловал их, и не дал им до конца погибнуть в прелести идольской. Был в то время обладателем всей земли Русской князь Владимир, муж правдивый, милостивый к нищим, сиротам и вдовицам, но вере язычник… Этому Владимиру было явление от Бога, что он будет христианином, что и исполнилось. И наречено было ему имя Василий. Потом он повелел всем своим вельможам и всем людям креститься во имя Отца и Сына и Св. Духа. Послушайте о чуде, исполненном благодати; как вчера он (Владимир) заповедал приносить идолам требы, а ныне повелевает креститься во Имя Отца и Сына и Св. Духа; вчера не ведал, кто есть Иисус Христос, а ныне проповедником Его явился; вчера назывался язычник Владимир, а ныне зовется — христианин Василий! Он явился на Руси вторым Константином. Но вот еще что чудно: когда дана была заповедь креститься, — все пошли к крещению, и ни один не сопротивлялся, как будто издавна были научены, и с радостью текли на крещение. Радовался и князь Владимир, видя их теплую веру в Господа нашего Иисуса Христа…
Много было сынов у Владимира, но между ними, как две светлые звезды посреди ночи, сияли Борис и Глеб. Благоверный князь отпустил всех своих сыновей, каждого в его удел; но Св. Бориса и Глеба удержал при себе, потому что они были еще юны, особенно Глеб. Блаженный Борис, будучи уже в разуме и исполненный благодати Божией, брал книги и читал: он был научен грамоте. Читал жития и мучения святых, и, молясь со слезами, говорил: Владыко мой Иисусе Христе! Сподоби меня, как одного из сих святых, и даруй мне по стопам их ходить. Господи Боже мой, да не вознесется мысль моя суетою мира сего; но просвети сердце мое на уразумление Твоих заповедей, и даруй мне дар, какой даровал Ты от века угодникам твоим…
Когда он молился таким образом непрестанно, Св. Глеб слушал его, сидя, и не отлучался от блаженного Бориса, но с ним пребывал день и нощь, слушая его. Был же Глеб… юн телом, но стар умом; много подавал милостыни нищим, вдовицам, сиротам… И любил их отец, видя на них благодать Божию…»
Из жития преп. Феодосия начало:
«Благодарю Тебя, Господи Владыко мой, Иисусе Христе, за то, что Ты сподобил меня, недостойного, быть провозвестником твоих угодников. Ибо после того, как сперва написал я о житии, убиении и чудесах, святых и блаженных страстотерпцев Бориса и Глеба, вот я понудил себя и на другое исповедание, превышающее мои силы, которого я, грубый и неразумный, не был достоин, тем более, что я не научен никакой мудрости… Но вспомнил я, Господи, слово Твое: аще имате веру, яко зерно горушно, речете горе сей, прейди отсюду тамо, и прейдет: и ничтоже невозможно будет вам. Вспомнил я это, грешный Нестор, в уме своем, и, оградив себя верою и упованием, что все от Тебя возможно, положил начало слову жития преп. отца нашего Феодосия, бывшего игумена монастыря Печерского… Молился Богу, да сподобит меня написать по порядку о житии угодника своего, отца нашего Феодосия, чтобы и имеющие быть после вас черноризцы, читая жизнеописание его и видя такого доблестного мужа, восхвалили Бога, прославили угодника Его, и укреплялись на дальнейшие подвиги, тем более, что такой муж, такой угодник Божий, явился на земле нашей… Послушайте, братие, со всяким прилежанием: потому что слово исполнено пользы для всех слушающих. Но молю вас, возлюбленные, не зазрите моей грубости: только одержимый любовью к преподобному, я осмелился писать о нем, а с другой стороны — опасаясь, чтобы не сказано было мне: лукавый раб и ленивый, подобаше тебе вдати серебро мое торжником, и пришед аз взял бы свое с лихвою… Владыко мой, Господи Вседержителю! благих подателю, Отче Господа нашего Иисуса Христа! Прииди на помощь мне, и просвети сердце мое на уразумение заповедей Твоих, и отверзи уста мои на исповедание чудес Твоих, и на похваление угодника Твоего, да прославится имя Твое Святое, яко ты еси помощник всех уповающих на тя. Аминь».
Заключение:
«…Таким образом, все что слышал я с испытанием о блаженном и великом отце нашем Феодосии от старейших меня отцев, бывших в его время, все то и написал я, грешный Нестор, меньший из всех в монастыре препод. отца нашего Феодосия… Многократно слыша, братие, о добром и чистом житии богоносного отца нашего, я весьма радовался и благодарил его, что он столько потрудился, и так пожил в наши, последние дни. Но, видя, что оно никем не было описано, глубоко я скорбел душою, а будучи одержим любовию к святому и великому отцу нашему Феодосию, я покусился от грубости сердца моего написать о нем, что слышал, хотя немного из многого, на славу и честь великому Богу и Спасу нашему Иисусу Христу».
Из летописи не приводим отрывков, так как много их находится в нашем повествовании.
Я осмеливаюсь привести здесь заключительные слова одной моей лекции о Несторе, в Московском Университете в 1837 г. по окончании разбора всех доказательств, против него направленных.
«…Так, мм. гг., по всем самым точным исследованиям, по всем самым мелким наблюдениям, по всем усильным соображениям, подвергая строжайшей критике все показания летописи и все свидетельства посторонние, хладнокровно, беспристрастно, добросовестно, в том положении, в каком находится ныне наша история и ее критика, сколько до сих пор известно источников и документов, мы признаем несомненным, что первой нашей летописью мы обязаны Нестору, киево-печерскому монаху XI столетия.
Чем разнообразнейшему допросу подвергается он, тем чище, достовернее, почтеннее является пред глазами всякого неумытного судьи, как старый Иродот, на которого также возводимо было много несправедливых подозрений в продолжение веков. Все клеветы и напраслины сбегают чужой чешуей с нетленных его останков. Да, мм. гг., мы обладаем в Несторовой летописи таким сокровищем, какого не представит нам латинская Европа, какому завидуют наши старшие братья славяне. Нестор, во мраке XI века, в эпоху междоусобных войн, возымел первый мысль предать на память векам деяния наших предков, мучительное рождение государства, бурное его детство. Нестор проложил дорогу, подал пример всем своим преемникам в Новгороде и Волыни, Владимире и Пскове, Киеве и Москве, как продолжать его историческое дело, без которого мы блуждали бы во тьме преданий и вымыслов. Нестор исполнил это дело с примечательным здравым смыслом, искусством, добросовестностью, правдивостью, и, прибавим здесь еще одно прекрасное его свойство, с теплотой душевной, с любовью к отечеству. Любовь к отечеству в эпоху столь отдаленную, в эпоху, когда везде господствовала личность, — выражение о Русской земле, в устах святого отшельника, погребенного заживо в глубокой пещере, обращенного всей душой к Богу и уделявшего, между тем, по несколько минут на размышление о земной своей отчизне, — явление умилительное!
Нестор есть прекрасный характер Русской Истории, характер, которым должен дорожить всякий русский, любящий свое отечество, ревнующий литературной славе его, славе чистой и прекрасной. Нестор, по всем правам, должен занимать почетное место в Пантеоне Русской литературы, Русского просвещения, — там, где блистают имена бессмертных Кирилла и Мефодия, изобретателей славянской грамоты, которые научили наших предков молиться Богу на своем языке, между тем как вся Европа в священных храмах лепетала чуждые, непонятные, варварские звуки; там, где блистает имя Добровского, законодателя славянского языка, обретшего непреложные законы в движениях его коренных элементов, сообщившего филологии ее высокое достоинство; там, где мы благоговеем перед изображением нашего Холмогорского рыбака, Ломоносова, давшего нам услышать новую, чудную гармонию в отечественной речи; где возвышается памятник Карамзина, которого должны мы почитать Нестором нашего времени, идеалом Русского гражданина и писателя; куда перенесли мы недавно со слезами гроб Пушкина, который опустился далее всех в глубину Русской души и извлек из нее самые основные звуки. Туда, туда постановим мы… не портрет, но освященный образ нашего первого летописца, знаменитого инока киево-печерского, Нестора, провозгласим ему вечную память и будем молиться ему, чтобы он послал нам духа Русской Истории: ибо дух только, друзья мои, животворит, а буква, буква одна умерщвляет, по слову Св. Писания; мы будем молиться ему, чтобы он соприсутствовал нам в наших разысканиях о предмете земной его любви, о предмете самом важном в системе гражданского образования, в коем таится все наше настоящее и будущее, об отечественной истории; мы будем молить его, чтоб он подавал нам собою пример трудиться, не для удовлетворения своего бедного самолюбия, не из угождения своим мелким страстям, а в духе того смиренномудрия, которое внушило ему эти прекрасные слова, по замечанию одного из моих товарищей: „Аз грешный Нестор, мний всех в монастыре блаженного отца всех Феодосия“, — трудиться в духе горячей любви к отечеству, с искренним желанием научиться и узнать истину».
Летописец Василий:
«Приде Святополк с Давыдом Кыеву, и ради быша людье вси, но токмо дьявол печален бяше о любви сей, и влезе сотона в сердце некоторым мужем, и почаша глаголати к Давыдови Игоревичу, рекуще сице: „яко Володимер сложился есть с Василком на Святополка и на тя“. Давыд же ем веру лживым словом, нача молвити на Василка, глаголя: „кто есть убил брата твоего Ярополка? а ныне мыслит на мя и на тя, и сложился есть с Володимером; да промышляй о своей голове“. Святополк же смятеся умом, река: „еда се право будет, или лжа“, не веде. И рече Святополк к Давыдови: „да аще право глаголеши, Бог ти буди послух; да аще ли завистью молвишь, Бог будет за тем“. Святополк же сжалиси по брате своем и о собе, нача помышляти, еда се право будет? и я веру Давыдови. И прелсти Давыд Святополка, и начаста думати о Василке, а Василко сего не ведяше и Володимер. И нача Давыд глаголати: „аще не имеве Василка, то ни тобе княженья Кыеве, ни мне в Володимери“, и послуша его Святополк.
И приде Василко в 4 ноямьбря, и перевезеся на Выдобичь, и иде поклонится к святому Михаилу в манастырь, и ужина ту, а товары своя постави на Рудици; вечеру же бывшю приде в товар свой. И наутрия же бывшю, присла Святополк, река: „не ходи от именин моих“. Василко же отпреся, река: „не могу ждати; еда будет рать дома“. И присла к нему Давыд: „не ходи, брате, не ослушайся брата старейшего“; и не всхоте Василко послушати. И рече Давыд Святополку: „видиши ли, не помнить тебе, ходя в твоею руку; аще ти отъидет в свою волость, да узрит, аще ти не заимет град твоих Турова и Пиньска, и прочих град твоих, да помянешь мене; но призвав Кияны и емь, и дажь мне“. И послуша его Святополк, и посла по Василка, глаголя: „да еще не хощешь остати до именин моих, да приди ныне, целуеши мя, и поседим вси с Давыдом“.
Василко же обещася прити, не ведай льти, юже имяше на нь Давыд. Василко же всед на конь поеха, и устрете и детьскый его, и поведа ему, глаголя: „не ходи, княже, хотят ти яти“. И не послуша его, помышляя, „како ми хотят яти? а оно мне целовавше крест, рекуще: аще кто на кого будет, то на того будет крест и мы вси“. И помыслив си прекрестися, рек: „воля Господня да будет“. И приеха в мале дружине на княж двор, и вылазе противу его Святополк, и идоша в истобку, и приде Давыд, и седоша. И нача глаголати Святополк: „останися на святок“. И рече Василко: „не могу остати, брате; уже еси повелел товаром пойти переди“. Давыд же седяше акы нем, и рече Святополк: „да заутрокаи, брате!“ и обещася Василко заутракати. И рече Святополк: „поседита вы сде, а яз лезу наряжю“, и лезе вон, а Давыд с Василком седоста. И нача Василко глаголати к Давыдови, и не бе в Давыде гласа, ни послушанья: бе бо ужаслъся, и лесть имея в сердци. И поседев Давыд мало, рече: „кде есть брат?“ Они же реша ему: „стоит на сенех“. И встав Давыд, рече: „аз иду по нь, а ты, брате, поседи“. И встав иде вон.
И яко выступи Давыд, и запроша Василка в 5 ноямьбря, и оковаше и в двои оковы, и приставиша к нему стороже на ночь. Наутрия же Святополк созва боляр и Кыян, и поведа им, еже бе ему поведал Давыд, яко „брата ти убил, а на тя свечался с Володимером, и хотят тя убити и грады твоя заяти“. И реша боляре и людье: „тобе, княже, достоит блюсти головы своее; да еще есть право молвил Давыд, да приимет Василко казнь; аще ли неправо глагола Давыд, да приимет месть от Бога, и отвечает пред Богом“. И уведеша игумени, и начаша молитися о Василке Святополку, и рече им Святополк: „ото Давыд“. Уведев же Давыд, нача поущати на ослепленье: „аще ли сего не створишь, а пустишь и, то ни тобе княжити, ни мне“. Святополк же хотяше пустити и, но Давыд не хотяше, блюдася его. И на ту ночь ведоша и Белугороду, иже град мал у Киева, яко 10 верст в дале, и привезоша и на колех, оковина суща, ссадиша и с кол, и ведоша и в истобку малу. И седящу ему, узре Василко Торчина остряща нож, и разуме, яко хотят и слепити, възпи к Богу плачем великим и стенаньем. И се влезоша послании Святополком и Давыдом, Сновид Изечевич, конюх Святополч, и Дьмитр, конюх Давыдов, и почаста простирати ковер, и простерша, яста Василка, и хотяща и поврещи, и боряшется с нима крепко, и не можаста его поврещи. И се влезше друзии повергоша и, и связаша и, и снемше доску с печи, и възложиша на перси его; и седоста обаполы Сновид Изечевич и Дмитр, и не можаста удержат, и приступиста ина два, и сняста другую дску с печи, и седоста, и удавиша и рамяное яко персем троскотати. И приступи Торчин, именем Беренди, овчюг Святополчь, держа нож, и хотя ударити в око, и грешися ока, и перереза ему лице, и есть рана та Василке и ныне; и посем удари и в око, и изя зенищо, и посем в другое око, и изя другую зеницю, и том часе бысть яко и мертв. И вземше и на ковре, взложиша на кола яко мертва, повезоша и Володимерю. И бысть везому ему, сташа с ним перешедше мост Звиженьскый, на торговищи, и сволокоша с него сорочку кроваву сущю, и вдаша попадьи опрати. Попадья же оправши вложи на нь, и онем обедующим, и плакатися нача попадья, яко мертву сущю оному. И очюти плач и рече: „кде се есм?“ Они же рекоша ему: „в Звиждени городе“. И впроси воды, они же даша ему, и испи воды, и вступи в онь душа, и упомянуся, и пощюпа сорочкы и рече: „Чему есте сняли с мене? Да бых в той сорочке кроваве смерть приял и стал пред Богом“. О нем же обедавшим, поидоша с ним вскоре на колех, а по грудну пути, бе бо тогда месяц груден, рекше ноябрь; и приидоша с ним Володимерю в 6 день. Приде же и Давыд с ним, акы некак улов уловив, и посадиша и в дворе Вакееве, и приставиша 30 муж стеречи и 2 отрока княжа, Улан и Колчко…»
Игумен Даниил.
«Я, недостойный игумен Русской земли, Даниил, худший из всех иноков, смиренный по множеству грехов, несовершивый никакого добраго дела, будучи нудим мыслию своею, с нетерпением желал видеть Св. град Иерусалим и землю обетованную, и, благодатию Божиею, достигал я Св. мест с миром, и своими очами видел Св. места, обходил всю обетованную землю, по которой походил ногами своими Христос Бог наш, и где совершил Он многие чудеса. Все то видел я своими грешными очами, и все показал мне Господь видеть в продолжение многих дней, что желал я видеть. Братие и отцы, и господа мнихи! простите мне и не зазрите худоумию моему за то, что я по грубости моей написал о Св. граде Иерусалиме, и о Св. земле той, и о своем путешествии… Я описал путь мой и Св. места, не возносясь и не величаясь, будто бы я сотворил что доброе на пути сем, — да не будет: я не сотворил на пути никакого добра. Но из любви к Св. местам я писал все, что видел грешными очами, чтобы не забыть того, что показал мне Господь, недостойному видеть… Написал я это также и для верных людей, чтобы иной, услышав о Св. местах, поревновал о них душою и мыслию и чрез то удостоился получить мзду, равную с ходившими к Св. местам. Ибо многие добрые люди, и сидя дома, своими милостынями и добрыми делами достигают Св. мест и большую мзду приимут от Бога. А многие, доходив до Св. мест, и увидев Св. град Иерусалим, вознесшися умом, как будто нечто доброе сотворили, погубляют мзду труда своего, каков первый — я. Многие же, достигают Иерусалима, спешат назад, не видев многого — тогда как путь сей нельзя совершить скоро, и нужно не торопиться, чтобы видеть все Св. места». (Даниил пробыл в Иерусалиме 16 месяцев).
Вот как описывает Даниил приближение путников к Иерусалиму и вход в него:
«Св. град Иерусалим находится в долине; вокруг него высокие каминные горы, так, что нужно приблизиться к городу, чтобы его увидеть. Прежде всего виден дом Давидов, потом, через несколько шагов вперед, можно видеть Елеонскую гору и церковь Святая Святых. Наконец открывается и весь город. Есть там близ пути ровная гора, на расстоянии одной версты от Иерусалима, и на той горе путники слезают со своих коней, и издали поклоняются храму Св. Воскресения. Тогда великая бывает радость всякому христианину, узревшему Св. град. Никто не может не прослезиться, увидев землю желанную и Св. места, где Христос Бог походил ради нашего спасения. И идут пешие к Св. граду Иерусалиму с радостию великою…»
Послушаем, как повествует Даниил о том, как поставил он лампаду на гробе Господнем от всей Русской земли:
«В великую пятницу, в первом часу дня, пошел я, худой и недостойный, к князю Балдуину и поклонился ему до земли. Увидев меня, он подозвал меня к себе с любовию и сказал: „чего хочешь, игумене Русский?“ Он знал меня хорошо и очень любил: потому что он был человек добрый и смиренный, и нимало не гордился. Я отвечал ему: „Княже мой и господине! молю тебя ради Бога и ради князей Русских, — я хотел бы поставить лампаду свою на Св. гробе Господнем от всей Русской земли, и за всех князей наших, и за всех христиан Русской земли“. Князь с радостью повелел мне поставить лампаду, и послал со мною своего лучшего слугу к иноку храма Св. Воскресения и к ключарю гроба Господня. Оба они велели мне принести кадило мое с маслом. Поклонившись им, я пошел на торжище с великою радостью, купил большую стеклянную лампаду, налил в нее чистого деревянного масла, без примеси воды, и уже вечером принес к гробу Господню, где застал одного только ключаря. Он отпер мне двери к гробу Господню, велел разуться, и босого ввел меня одного ко гробу Господню. Здесь велел мне поставить лампаду мою моими грешными руками в ногах; а в головах стояла лампада Греческая, а на персях гроба стояла от всех монастырей, а на средний поставил я грешный Русскую лампаду. Благодатию же Божиею все те три лампады зажглись сами собою, а Фряжские лампады, висевшие вверху, не возгорались ни одна. Поставив лампаду мою на святом гробе Господа нашего Иисуса Христа, я поклонился честному гробу тому, и, облобызав любовью и со слезами Св. место, где лежало пречистое тело Господа Иисуса, вышел из гроба с великою радостию».
Нельзя, наконец, не остановиться на послесловии, которым оканчивает Даниил свою книгу — так оно простосердечно и трогательно:
«Я ходил туда (в Иерусалим), говорит он, в княжение Русского великого князя Святополка Изяславича, внука Ярослава Владимировича Киевского. Бог свидетель и Св. гроб Господень, что во всех тех Св. местах я не забыл князей Русских и княгинь их, и детей их, не забыл ни епископов, ни игуменов, ни бояр, ни детей моих духовных, ни всех христиан, но везде поминал их. Благодарю благого Бога за то, что он сподобил меня, худого, записать имена князей Русских в лавре Св. Саввы, где они и ныне поминаются на ектении. Эти имена: Михаил-Святополк, Василий-Владимир, Давыд Всеславич, Михаил-Олег, Панкратий, Ярослав Святославич, Андрей-Мстислав Всеволодович, Борис Всеславич, Глеб Минский. Только я припомнил имен, и все то вписал у гроба Господня, кроме вообще князей и бояр Русских. Во всех Св. местах я отслужил 90 литургий за князей и за бояр, и за детей моих духовных, и за всех христиан, живых и мертвых. Да будет же всякому, кто прочтет это писание мое с верою и любовью, благословение от Бога, и от Св. гроба, и от всех Св. мест, и да приимет таковый мзду от Бога наравне с ходившими до Св. града Иерусалима, и видевшими Св. места сие: блажены не видевшие и веровавшие; верою вошел Авраам в землю обетованную. Поистине вера равна добрым делам. Но Бога ради, братие и отцы, и господие мои, не зазрите моему худоумию и моей грубости, и да не будет в похуление писание сие не ради меня, грубого, но ради Св. мест. Читайте его с любовью, да приимете мзду от Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, и Бог мира да будет со всеми вами».
Симон, епископ владимирский
Послание к Поликарпу, черноризцу печерскому: «Брат! сядь в безмолвии, собери ум свой и скажи в себе: О убогий иноче! Не оставил ли ты мира и по плоти родителей ради Господа? Если же, и пришедши сюда для спасения, ты не духовное творишь: то для чего облекся в иночество? Не избавят тебя от муки черные ризы, если живешь не по-чернецки. Знаешь ты, как величают тебя здесь князья, бояре и все друзья твои, говоря: „блажен он, что возненавидел мир и славу его, уже не печется ни о чем земном, желая небесного“. А живешь не по-монашески. Великий стыд объемлет меня за тебя. Что, если ублажающие нас предварят нас в царствии небесном, и будут в покое, а мы, мучимые горько, будем вопиять? Кто помилует тебя, когда сам ты себя погубил? Воспряни, брат, и попекись мысленно о душе своей; работай Господеви со страхом, и со всяким смиренномудрием. Не будь ныне кроток, а завтра яр и зол; ненадолго молчалив, а потом опять склонен к роптанию на игумена и его служителей. Не будь лжив, а, под предлогом болезни, не отлучайся от собрания церковного. Ибо как дождь растит семя, так и церковь влечет душу на добрые дела. Что ни делаешь в келье, не имеет такой силы, как совершаемое в церкви. Читаешь ли псалтирь, или поешь 12 псалмов, — это не сравняется с одним соборным пением: Господи помилуй. Сам Господь сказал: храм Мой храм молитвы наречется; идеже бо есть два или трие собрани во имя Мое, ту есмь посреди их. А когда собирается такой собор — более ста человек братии, тем более веруй, что посреди их Господь Бог наш. От церковного огня приготовляется и обед их, которого одна крупица для меня вожделеннее всего, что предо мною. Свидетельствуюсь Господом, что не желал бы вкушать иного брашна, кроме укруха хлеба и гороху, приготовленного для святой братии. А ты, брат, не делай так, что ныне хвалишь соучастников трапезы, а завтра ропщешь на повара и служащего брата, и тем оскорбляешь начальствующего. Терпи, брат, и досаждение: претерпевый до конца, той спасется. Если и случится тебе быть оскорбленным; и кто-нибудь придет и скажет тебе: такой-то очень нехорошо говорил о тебе, — скажи вестнику: хотя он и укорил меня, но он мой брат, я достоин этого, и он не сам собою делает, но враг его подучил, чтобы рассорить нас между собою. Господь, да поразит лукавого, а брата да помилует. Скажешь: он в лицо оскорбил меня пред всеми. Не смущайся, чадо, и не предавайся скоро гневу, но падши до земли, поклонись брату, и скажи ему: прости меня. Исправь в себе прегрешение, и победишь всю силу вражию. Если на поношение будешь отвечать грубость, то вдвойне досадишь себе. Разве ты более царя Давида, которого Семей поносил в лицо? А он намеревавшемуся отмстить за него слуге своему сказал: не делай сего, да видит Господь смирение мое, и воздаст ми благая клятвы его ради.
Довольно, брат, и того, что ты сделал по своей гордости: теперь тебе следует оплакивать то, что, оставив святой монастырь и Св. отцов Антония и Феодосия и Св. черноризцев, которые с ними, взялся быть игуменом в монастыре Св. Безмездников. Хорошо ты поступил, когда вскоре оставил это начинание и не дал плещи врагу своему, который хотел погубить тебя. Разве ты не знаешь, что дерево не поливаемое, но часто пересаживаемое, скоро засыхает? И ты, отказавшись от послушания отцу и братии своей, скоро погиб бы: овца в стаде безопасна, а отделившись от стада, скоро гибнет от волков. Тебе бы прежде надлежало размыслить, для чего ты хотел выйти из святой, блаженной и честной обители Печерской, где так удобно всякому желающему спастись. Я думаю, брат, что сам Бог попустил сему быть в наказание твоей гордости, — за то, что ты не захотел служить мужу святому, своему господину, а нашему брату, архимандриту Акиндину, игумену печерскому. Печерский монастырь, как море, не содержит в себе гнилого, но извергает вон.
А что писал ты ко мне о своей досаде, — горе тебе, ибо ты погубил свою душу. Спрашиваю тебя: чем ты хочешь спастись? Будь ты постник, всегда трезвен и нищ, проводи ночи без сна, но если не переносишь оскорблений, не спасешься. Порадовались было о тебе игумен и вся братия, и мы утешились вместе о твоем обретении. Но ты и еще попустил быть твоей воле, а не воле игумена, захотел еще раз быть игуменом у святого Димитрия, хотя никто тебя не принуждал: ни игумен, ни князь, ни я. И вот теперь ты уже испытал…
Пойми же, брат, что Богу не угодно твое старейшинство, и потому Он послал тебе слабость зрения. Но и этим ты не вразумился, чтобы сказать: благо мне, яко смирил мя еси, да научуся оправданием Твоим. Я вижу, что ты самолюбец, и ищешь славы от людей, а не от Бога. Разве я недостоин, говоришь ты, такого сана? чем я хуже, например, эконома или кого другого?.. Пишет ко мне супруга князя Ростислава, Верхуслава, желая видеть тебя епископом в Новгороде на место Антония, или в Смоленске на место Лазаря, или в Юрьеве на место Алексия, и говорит: я готова ради тебя и Поликарпа истратить хотя бы до тысячи серебра. Но я отвечал ей: дочь моя, Анастасия! Дело не богоугодное хочешь ты сделать. Если бы Поликарп остался в монастыре, и с чистою совестью, в послушании игумену и всей братии, в совершенном воздержании проводил жизнь, то не только во святительскую одежду был бы облечен, но удостоился бы и небесного царства. А ты, брат, епископства ли пожелал? Добра дела желаеши, но прочитай, что говорит апостол Павел к Тимофею, и подумай, находишь ли ты в себе те качества, какие должен иметь епископ. Если бы ты был достоин такого сана, я не пустил бы тебя от себя, но своими руками поставил бы тебя наместником в обе епископии: во Владимир и в Суздаль, как хотел князь Георгий; но я не согласился… Брат, не в том совершенство, чтобы быть славимым от всех, но в том, чтобы исправить свое житие и явить себя чистым. Из Печерского монастыря многие поставлены во епископов. Как от самого Христа Бога нашего Апостолы посланы были во всю вселенную, — так от Его Матери Госпожи нашей Богородицы, из монастыря Ее, многие поставлены были во епископов по всей земле Русской. Первый — Ростовский Леонтий, великий святитель, которого Бог прославил нетлением. Это был первый престольник, которого неверные много мучили и били, и он стал третьим гражданином Русского Мира, получив вместе с двумя Варягами венец от Христа, ради которого пострадал. О Иларионе митрополите ты сам читал в житии Св. Антония, что им он пострижен и после того сподобился священства. После них поставлены были епископами: Николай и Ефрем в Переяславль, Исаия в Ростов, Герман в Новгород, Стефан во Владимир, Нифонт в Новгород, Марин в Юрьев, Мина в Полоцк, Николай в Тмуторакань, Феоктист в Чернигов, Лаврентий в Туров, Лука в Белгород, Ефрем в Суздаль. Если хочешь знать обо всех, прочти старую летопись Ростовскую, и найдешь, что всех было более 30, а если считать далее и до нас грешных, то думаю, будет около 50. Пойми ж, брат, какова слава того монастыря, и, утвердившись, покайся и возлюби тихое и безмятежное житие, к которому Господь привел тебя: я бы рад оставить епископство и служить игумену в том святом Печерском монастыре, но знаешь, что удерживает меня… Кто не знает, что у меня, грешного епископа Симона, соборная церковь во Владимире — красота города, а другая в Суздале, которую я сам создал? Сколько они имеют городов и сел? И десятину собирают по всей земле той, и всем этим владеет наша худость. Но пред Богом скажу тебе: всю сию славу, власть, за уметы вменил бы, если бы мне хоть колом торчать за воротами, и сором валяться в Печерском монастыре, и быть попираему людьми. Один день в дому Божией Матери лучше тысячи лет временной чести; в нем хотел бы я жить лучше, нежели в селениях грешничих».
Так оканчивается первая часть послания Св. Симона, нравоучительная.
Инок Поликарп.
Вот начало его послания к игумену Акиндину:
«При содействии Господа к твоему благоумию слово, пречестный архимандрит всей России, отец и господин мой Акиндин! Приклони же благоприятный слух твой, да возглаголю тебе о житии, деяниях и знамениях, дивных и блаженных мужей, живших в святом Печерском монастыре, что слышал я о них от епископа Симона, Владимирского и Суздальского, брата твоего, и бывшего черноризца того же Печерского монастыря. Он рассказал мне грешному о святом и великом Антонии, начальнике Русских монахов, и о Св. Феодосии, и о подвигах других святых и преподобных отцов, скончавшихся в дому Пречистой Божией Матери: да послушает твое благоразумие моего младоумия и несовершенного смысла. Некогда ты спросил меня, и повелел мне поведать тебе о деяниях тех черноризцев, но сам знаешь мою грубость и не добрый нрав, как я всегда со страхом беседую пред тобою о всякой вещи: мог ли же я пересказать тебе ясно о преславных знамениях и чудесах? Кое-что немногое я сказал тебе от тех чудес, но гораздо более я забыл от страха, и исповедал неразумно, стыдясь твоего благочестия. Посему я понудил себя теперь изложить тебе в письмени о святых и блаженных отцах Печерских, чтобы и будущие после нас черноризцы уведали благодать Божию, бывшую в этом святом месте, и прославили Отца небесного, показавшего такие светильники в Русской земле и в Св. Печерском монастыре».
Некоторые рассказы Поликарпа сопровождаются обращениями к Акиндину и нравственными соображениями. Вот, например, приложение в житии пр. Агапита:
«Такие-то и даже большие дела совершены теми священными черноризцами. И я, воспоминая добродетельное житие их, дивлюся, как доселе умолчаны были великие исправления Св. отца нашего Антония. Если такое светило угаснет по нашей небрежности: то как воссияют от него лучи? Разумею препод. отцов наших Печерских. Но, по слову Господа: несть пророк честен во отечестве своем. Я бы готов написать тебе, честный архимандрит, господин Акиндин, об упомянутых Св. отцах и изобразить — одних чудотворения, других исправления, третьих крепкое воздержание, иных послушание, еще иных прозорливость, как слышал я от твоего собрата, а от моего господина, епископа Симона. Но некоторым кажутся невероятными мои сказания по величию самых дел, а вина их неверования та, что они знают меня, Поликарпа, как грешника. Впрочем, если повелит твое преподобие, я напишу, сколько мой ум постигает и память пособит, хотя и неудачно будет, да оставим написанное будущим после нас пользы ради, как и блаженный Нестор написал в летописце о блаженных отцах: Дамиане, Иеремии, Матфие и Исакие, и как в житии Св. Антония вписаны жития их, хотя и кратко. Я скажу о прежде упомянутых черноризцах ясно, а не в тайне, как сказал уже о других: ибо, если я умолчу, то они останутся забвенными навсегда, и имена их не помянутся, как было до сего дня. Вот я сказал об них в 15-е лето твоего игуменства, а в продолжение 160 лет доселе не было им поминовения. Ныне только, по твоей любви, утаенное сделалось известным, и память любивших Бога присно чтится и восхваляется; потому, что они угодники его, и увенчались от него. И я, грешный Поликарп, исполняя твою волю, державный Акиндин, написал тебе это. Но и еще исповем тебе нечто о блаженном и преподобном отце нашем Григории Чудотворце…»
Другие рассказы Поликарпа, не имеющие подобных приложений в конце, имеют их в начале. Например, житие преп. Марка печерника начинается так:
«Мы, грешные, подражаем древним жизнеописателям, но они употребляли много труда, странствовали в пустынях и горах и пропастях земных, и одних из преподобных мужей, о которых писали, видели сами, а о других — об их жизни, чудесах и богоугодных делах слышали от прежде бывших отцов, и таким образом составили патерик, который мы, читая, наслаждаемся теми духовными словами. Я же, недостойный, и разума истины не постиг, и ничего такого не видел, а только последуя мною слышанному от епископа Симона, написал это твоему отчеству. Я никогда не обходил Св. мест, не видел ни Иерусалима, ни Синайской горы, дабы приложить что-нибудь к моей повести, как имеют обычай украшаться хитрословесники. Я же не хочу хвалиться ничем, как только Св. монастырем Печерским, и бывшими в нем Св. черноризцами, их житием и чудесами, которые воспоминаю с радостью: ибо и я, грешный, желаю молитвы тех Св. отцов…»
Св. Кирилл Туровский.
Отрывок из слова в первую неделю по пасхе, по переводу С. П. Шевырева.
«В минувшую неделю (т. е. воскресение) все изменилось: небом стала земля, очищенная Богом; обновилась тварь; не нарицаются уже богами стихии… Отселе ад не приемлет в требы младенцев закалаемых отцами; ни смерть не знает уже почести; престало идолослужение; не только спасен человеческий род, но и освятился Христовою верою. Христос один — жертва за всех. Перестал праздник субботе; царствует во днях неделя, день Воскресения. Увенчаем же, братие, царицу дней; принесем же ей драгоценные дары с верою; дадим по силе всякой что может: кто милостыню, беззлобие и любовь; другие девство чистое, и веру правую, и смиренно нелицемерное; иные пение псалмов, апостольское ученье, и молитву с воздыханием перед Богом… Все ветхое конец прияло, и стало новым: как видимое, так и невидимое. Ныне небеса просветились, совлекли с себя темные облака, как вретища, и светлым воздухом исповедают славу Господню; эти видимые небеса — символ небес разумных, или Сионской горницы, соединившей Апостолов. Солнце восходит красуясь и радуясь, землю согревает; так восстал из гроба праведное солнце Христос и спасает всех верующих. Луна уступила честь высшему светилу: ветхий закон — закону Христову. Зима языческого кумирослужения престола, лед Фомина неверия показанием ребр Христовых растаял. Весна красная — то вера Христова, оживляющая естество человека; бурные ветры — грехотвореные помыслы, покаянием претворенные в добро, возращают плоды душеполезные; земля естества нашего, приняв, как семя, слово Божие, рождает дух спасения. Новорожденные агнцы и юнцы бегут с веселием на поля к матерям своим, и пастухи играют в свирели: кроткие из язычников люди, — агнцы, кумирослужители неверных стран — юнцы, возвращаются к святой церкви и сосут млеко ее учения; пастухи — учители Христова стада: они молятся о всех и славят Христа Бога, собравшего волков и агнцев в единое стадо. Деревья распускаются… так мы были прежде древами дубравными, не приносили плода, а ныне привилася к нам вера Христова. Земледельцы, — ратаи слова, приводят словесных юнцов к духовному ярму, погружают крестное рало в браздах мысли, всыпают семя духовное и веселятся надеждами будущих благ. Реки полны вод, совершаются рыбные ловы: так Апостолы, испытав глубину Божия вочеловечения, обретают церковную мрежу, полную ловитвы. Трудолюбивые пчелы летят на цветы и творят медвяные соты: то иноки, которые в пустынях сами себя питают, удивляют ангелов и человеков, и готовят сладость людям и потребное церкви. Наконец, птицы — веселые лики всей церкви… На этот новый праздник Воскресения приносятся разные дары: от языков вера, от христиан требы, от иереев святые жертвы, от миродержителей боголюбная милостыня, от вельмож церковное попечение, от праведников смиренномудрие, от грешников истинное покаяние, от нечестивых обращение к Богу, от ненавидящихся духовная любовь. Войдем ныне и мы, братие, мысленно в Сионскую горницу, где собрались Апостолы и сам Иисус Христос…»
Отрывок из слова на Вознесение:
«На ту гору сам Христос Бог сегодня пришел, и собралися чины всех святых: соборы Праотцов, Патриархов множество, полки Пророков, лики Апостолов, толпы верных. Тут в небесах и на земле готовится торжество Вознесения. Собрались Ангельские силы и Архангельские воинства: одни приносят облака на крыльях ветряных для взятия от земли Христа Бога нашего; другие готовят престол Херувимский. Бог Отец ожидает Того, Кого в лоне Своем имел еще и прежде с Собою. Небеса веселятся, украшая свои светила, готовя их к тому, чтобы принять благословение от Творца, когда он с плотию Своею через их же врата на облака вознесется. Земля радуется, видя на себе Бога явственно ходящего, и вся тварь красуется, просвещаемая от Елеонской горы, которая святостью превзошла Синайскую. Началось песнословие небесное во славу Вознесения; сначала, как громы, раздаются голоса Пророков: вознесися силою твоею, Боже, поем и воспоем силы Твоя. За ними поют Ангелы; патриархи начинают песнь: се Бог наш возносится! Возглашают преподобные, велегласуют праведные. Давид, как старейшина ликов, уясняя песненные голоса, говорит: все языцы, восплещите руками, воскликнете Богу гласом радости, да взыдет Бог в воскликновении и Господь во гласе трубнем. Все голоса заключает Павел и Апостол, присущий также Вознесению не по времени последования сказаний новозаветных, но по вечной мысли тайны Христовой, так ясно открывшейся ему во всех событиях Спасителевой жизни».
«Иисус, произнеся слово утешения, воздвиг руки, благословил их и начал возноситься на небо; Апостолы поклонились ему, и светлое облако подняло его от очей их, и взошел Он на херувимах, и полетел на крыльях ветряных, и вознося с Собою души человеческие в дар Отцу Своему».
Воззвание к народу в заключении слова в неделю ваий:
«Излием, как миро на главу Его, веру и любовь нашу; изыдем любовью, как народы, в сретение ему; сломим гневодержание, как ветви; постелим ему как ризы добродетели; воскликнем молитвами и беззлобием, как младенцы; предъидем милостынями к нищим; восследуем смирением и постом, бдением и блаженным покаянием, и не погубим труда четырехдесятидневного поста, да и в наш Иерусалим внидет ныне Христос».
Начало слова на 5 неделю по пасхе:
«Я надеялся, друзья и братья, на всякую неделю собирать людей более на послушание божественных словес, а ныне прошло менее: если бы говорил я от себя: вы сделали бы хорошо, не приходя (в храм)… Я же возвещаю вам слово, читаю вам грамоту Христову. Когда кто приносит грамоту царскую или княжескую в город подвластным, не допытываются, каков по жизни принесший, богат ли он или беден, грешник ли или праведник; и со вниманием выслушивают только что читается, и заботятся о том, как бы чего не проронить… и если бесчинный человек произведет при том шум, то прогоняют его побоями, как пакостника. Если же для земного царя столько внимания, еще более вы должны оказывать внимание здесь, где Владыка Господь беседует с ангелами. Потому-то умоляю вас, пришедших сюда, — вразумляйте неприходящих, чтобы ходили в храм…»
Из заключения слова:
«Не понимаете, что поется? Научу вас и большему того, если станете внимать и учиться. Если же не будете внимательны, я умолкну, а вы будете осуждены за то, что имели учителя, да не внимали. Не для меня приходите в церковь, — я грешник, — но для евангельской проповеди и апостольскаго учения. Скажите мне, братия, если при восходе солнца станет кто-нибудь закрывать свои глаза с нежеланием увидеть свет и будет говорить: для меня мрак лучше света, — одобрите вы его, или же осудите? То же и слово учения. Божие слово называется в писании светом, при том таким, который выше всякого видимого света. Видимый свет озаряет плотские очи, а тот — душевные. Если бы раздавал я вам каждый день мед или пиво: не стали ли бы вы ходить даже без зова? Вы перегоняли бы друг друга. Но вот я раздаю слова Божии, лучшие золота и дорогих каменьев, более сладкие, чем мед и сот, и вы лишаетесь их, не приходя в церковь! Я порицаю и осуждаю тех, которые не ходят в церковь слушать слово Божие; но вас, приходящих, хвалю и благословляю» и проч.
Заключение молитвы на день воскресный:
«Надеясь на милость Твою, вопию к Тебе воплем сильным: вспомни, Господи, слова пречистых уст Твоих; Ты сказал: ищите и обрящете, просите и дастся вам. Не пришел Ты, Владыко, звать праведных, а грешников на покаяние, из них я первый. Против себя говорю о грехах моих: но если бы и молчал я, Ты знаешь их. Приими меня, премилостивый, как разбойника, мытаря, блудницу, блудного сына. За тех все отчаялись, а Ты принял их, и сотворил жителями рая. Прими и мое покаяние, недостойного раба Твоего, Господи Иисусе Христе! Очистивший прокаженных! очисти скверны души моей; будь мне помощником, огради меня силою креста твоего, утверди Св. Духом Твоим, прогони борющихся со мною. Пусть уста мои вещают великую милость Твою, что Ты — помощник в скорби моей. Спаси, Господи, раба Своего благоверного князя, и помилуй всех христиан, молитвами Богородицы и всех святых. Ты Бог наш, и тебе с умилением поклоняемся; все небесные силы хвалят Тебя, Отец, Сын и Дух Св., ныне, всегда и во веки веков, аминь».
Слова из Златой цепи, неизвестного проповедника[27]
В поучение всем христианам
Милые дети мои! прежде всего имейте искреннюю веру в Бога, Отца и Сына и Св. Духа; потом послушание Его Св. Апостолам и Св. Отцам, которые за Христа страдали во все дни своей жизни. А ослушания остерегайтесь, чтобы не погибнуть, как погиб первозданный Адам, через Еву, приведенную в непослушание Богу. Любовь имейте ко всем, со всеми пребывайте в мире, как и Христос весь мир возлюбил, без выбора, и подал нам совершенный образец в Себе. Ибо пришел Он, Господь милостивый, с небес, и родился в вертепе от девы — для нас; жил с человеками и принял крещение не имея греха; светло преобразился для нашего уверения; был связан и затворен в темнице, внушая нам не унывать в таком же несчастии; был распят на кресте, все для того, чтобы наше спасение устроить; возлег во гробе не за свои грехи; воскрес, чтоб нас извести на свет; вознесся на небеса, чтобы и нам, по Апостолу, быть восхищенными в сретение Его. Все сие сотвори Он премудро, с любовию и уверенностью, что своим примером нас приведет ко спасению и для того, чтобы нас избавить от муки в будущем веке.
Слово о князьях
Князю земли своей будьте покорны; не желайте ему зла в сердце вашем; но с охотою служите ему головою своею, и мечом своим, и всею мыслью своею; и другие не в состоянии будут противиться вашему князю. Если хорошо будете служить своему князю, то земля ваша будет богата, и сами получите от сего добрый плод. Если же, оставив своего, станете радеть другим князьям, то подобны будете жене распутной, которая от своего мужа готова со всеми распутствовать; будет время, что муж подстережет ее, и накормит ею псов, и весь род ее покроется великим стыдом. Еще скажу вам, дети мои: кто от своего князя отпадет к другому, хотя и пользовался от своего достойной почестью, тот подобен будет тому, который, хотя любим был Господом, но умыслил продать его старейшинам жидовским, и куплены были на деньги предателя с прочими приношениями село крови и гроб. От великой печали он отек; метался туда и сюда по Иерусалиму, но от всех проклинаемый бежал по пути из Иерусалима; от великой скорби и печали сделался болен, отек, и, как полный зла, разселся по полям. Епископство его принял другой, и дети его впали в погибель. И вы, дети мои, не могите радеть чужому князю, чтобы вам не подвергнуться такому же бедствию.
Слово о прислуге
Еще говорю вам, любезные дети мои, прислугу свою кормите досыта, одевайте и обувайте. Если же не будете кормить и обувать, а раба твоего или рабу убьют на воровстве, то тебе придется отвечать за кровь их. Снабдевайте сирот своих во всем и наставляйте их, чтобы они крестились, каялись и исполняли весь закон Божий. Ибо ты в своем доме, как Апостол, вразумляй их грозою и лаской. Если же не будешь учить, то дашь ответ за сие пред Богом. И Авраам наставлял своих 318 домочадцев во всяком добром законе и добрых нравах. Снискав страх Божий, они не причинят тебе скорби в старости твоей. Если же нисколько не будут слушаться тебя, то не жалей на них лозы, как и премудрость Божия говорит — даже до 4, или 6, или 12 ударов. Если раб или раба не слушает тебя и не исполняет твоей воли, то позволительно наказать их от 6 до 12 ударов лозами. Если же велика вина, то можешь дать и 20 ударов. Если весьма велика вина, то 30 ударов лозою. А более 30 ударов давать не велим. Если так будете наказывать, и вместе хорошо одевать и кормить, то получишь от Бога доброе воздаяние.
Слово о рабах
И к рабам мое слово: и вы, добрые слуги, смотрите на то, что не человеку служите, но самому Богу… помыслите, что не господину вы являете милость, но исполняете волю Божию.
Сочинения греческих митрополитов, управлявших нашей церковью, имеют содержание преимущественно полемическое и каноническое. Георгий (ок. 1065–1079), Иоанн II (1080–1088) и Никифор (1104–1121).
Сочинение митрополита Георгия носит заглавие: «Георгия, митрополита киевского, стязанье с Латиною. Вин числом 70».
Особенным поводом к написанию этого сочинения против латинян мог послужить для митрополита Георгия известный случай, когда папа Григорий VII пытался обратить к своему исповеданию нашего великого князя Изяслава и даже написал к нему (1073 г.) послание.
«Стязанье с Латиною» начинается словами:
«Когда великий Константин принял от Христа царство, и вера Христианская с того времени начала более расти и распространяться всюду, и царство ветхого Рима преложилось в Константин-град, — тогда последовали седмь святых вселенских Соборов. На эти седмь Соборов папы старого Рима или приходили сами, или присылали своих епископов, — и Св. церкви имели между собою единство и общение, то же мыслили, то же проповедовали. Потом старым Римом и всей той землей овладели Немцы, и, спустя немного времени, старые мужи правоверные, которые хранили закон Христов и правила Св. Апостолов и Св. Отцов, скончались. По смерти их, люди молодые и неутвержденные, увлекались прелестью Немецкою и впали в вины различные и многие, запрещенные и осужденные Божественным законом, и когда, несмотря на советы многих других церквей, не захотели оставить творимого ими зла, — то и отвержены были от нас. Евангелие их, как доброе и поклоняемое, почитается в великой церкви, но почитается на обличение их и на суд, потому, что не живут, како оно велит».
«Латиняне служат на опресноках и едят их: это по-жидовски. Христос же не предал того и совершил Св. Тайны не на опресноках, а на хлебе совершенном и кислом… На Св. литургии не совершают ни великого, ни малого выхода и службу творят не в алтаре, а во всей церкви, три, четыре и пять раз в один день в той же церкви. В Св. правиле: „верую во единого Бога“ сделали злое и неразумное приложение. Св. Отцы написали: и в Духа Святого, Господа животворящего, иже от Отца исходящего, — а они (латиняне) от себя приложили: „иже от Отца и от Сына“. Это есть великое зловерие и ведет к Савеллиевой ереси. Через такое приложение они извращают веру Св. отцов первого и второго вселенских соборов, и слова Спасителя, который сказал: егда приидет Дух истины, иже от Отца исходит, той свидетельствует о Мне. Не сказал Христос: иже от Нас исходит; значит — это приложение есть зловерие и великая ересь».
Послание от Иоанна, митрополита русского, к Клименту, папе римскому.
Случай к написанию послания подал сам Климент II. Противоборствуя законным папам, не признаваемым в Риме, он хотел сблизиться с восточными иерархами, хвалил православную веру, желал соединения церквей и прислал с такими известиями к нашему митрополиту своего епископа. Отсюда объясняется, почему наш первосвятитель, вопреки духу своего времени, обращается в послании к римскому первосвященнику с любовью, говорит с кротостью, называет его законным пастырем, нимало, однако же, не колеблясь обличать заблуждения латинян. Достойно также замечания, что при изложении этих заблуждений Иоанн II не раз выражается: «якоже слышахом» или «аще тако суть, аще воистину творимая нами, яко же слышахом», и тем показывает, что у нас тогда, как и на всем Востоке, судили о латинских заблуждениях преимущественно по слухам и потому могли говорить о них не всегда верно.
«Я узнал (с любовью), пишет наш первосвятитель к римскому, твою любовь о Господе, воистину человек Божий, достойный кафолического седалища и призвания: потому что находясь далеко от нашей худости и смирения, ты достаешь даже до нас крылами своей любви, и приветствуешь нас законно и любезно, и молишься о нас в духе, и догматы нашей непорочной и православной веры приемлешь и почитаешь, как возвестил и подлинно изъяснил нам всечестный и добродетельный епископ твоего священства. Если же это так, и такой нам дан от Бога архиерей, а не подобный тем, которые немного прежде сего архиерействовали противно истине и извратили благочестие (разумеются, вероятно, предшественники Климента III, папы Лев IX и Григорий VII), то и я, худший из всех, приветствую твою священную главу, и мысленно лобызаю ее, и всегда желаю, да хранит тебя всегда свыше всесильная десница, и да дарует всеблагий милосердый Господь совершиться воссоединению между нами и вами. Но знаю, как возникли соблазны и преграды на Божественном пути, и крайне удивляюсь, как и почему даже и до ныне не последовало исправления. Не знаю, какой лукавый закон, какой завистливый враг истины и противник благочестия произвел все это и расторг нашу братскую любовь и единодушие всего христианского общества. Не вообще я это говорю: ибо мы знаем вас, благодатию Божиею, и во многом совершенно принимаем, как Христиан; но знаем также, что вы не во всем с нами согласны, и в некоторых вещах от нас отделились. Вот смотрите, — я покажу вам…»
«…Прошу тебя, и умоляю, и припадаю к священным стопам твоим, чтобы вы отстали от всех этих заблуждений, особенно же от употребления опресноков и приложения к символу: потому что первое опасно по отношению к таинству Св. Причастия, а последнее по отношению к православной вере. Хотел я написать к тебе еще об удавленных и нечистых животных, и о монахах, вкушающих мясо; но даст Бог, что все это и многое тому подобное вы исправите впоследствии. Ты же прости мне ради Господа, написавшему сие от великой любви. И если истинно, как мы слышали, совершаемое вами, то испытайте писания, и вы увидите, что все такие вещи требуют исправления. Еще молю любовь твою о Господе прежде всего, если пожелаешь, написать к святейшему нашему патриарху Константинополя и к находящимся там святым митрополитам, которые имеют слово жизни, сияя в мире, как светила, и могут благодатию Божиею все таковое наследовать вместе с тобою и исправить: а потом, если будет тебе благоугодно, написать и худшему из всех — мне. Приветствую любовь твою о Господе, я, Иоанн, недостойный митрополит Русский, и весь подвластный тебе клир и народ. Приветствуют вас также вместе с нами и все наши святые и боголюбезнейшие епископы, и игумены, а с ними и весь священный клир и народ».
Другое послание Иоанна II известно только по славянским рукописям под заглавием: «Иоанна, митрополита Русского, нареченного пророком Христа, написавшего правило церковное от Св. книг вкратце, Иакову черноризцу».
Митрополиту Никифору приписываются: три послания против латинян (одно к великому князю Владимиру Мономаху, другое к неизвестному князю, третье к князю муромскому Ярославу Святославичу), и два сочинения о посте церковном, одно в виде послания к великому князю Владимиру Мономаху, другое в виде поучения к духовенству и народу.
«Ты спрашивал нас, благородный княже, — за что отлучены Латыняне от святой, соборной и православной церкви: и вот я, как обещался благородству твоему, поведаю тебе вины их…
Ты же, княже мой, прочитай послание сие не однажды, не дважды, а многократно, прочитай ты, пусть читают и сыны твои. Князьям, от Бога избранным и призванным к православной вере его, должно хорошо знать учение Христово и твердое основание церковное, да послужат сами подпорами для Св. церкви в назидание и наставление порученным им от Бога людям. Один Бог царствует на небесах, а вам с помощью Его определено царствовать здесь — на земле в роды и роды. И так как вы избраны от Бога и возлюблены им, и сами возлюбили Его: то разумейте и испытывайте слова Его, чтобы и по отшествии из сего тленного мира, соцарствовать вам с Ним на небесах, как веруем и надеемся молитвами Св. Богородицы и всех святых».
Лучшее сочинение митрополита Никифора, и вообще одно из лучших произведений нашей древней словесности, говорит пр. Макарий, есть послание его к великому князю Владимиру Мономаху о посте и воздержании чувств. Тут виден и сам достойный первосвятитель с его умом, образованием, с пастырским дерзновением и ревностью к своему долгу; виден и достойнейший князь с его высокими качествами человека-христианина. Послание написано по случаю великого поста, когда, — замечает митрополит, — устав церковный и правило заповедовали говорить нечто полезное и князьям. Почему первое слово в послании, как и естественно было, — слово о посте:
«Благословен Бог, и благословенно Св. имя славы Его, благословенный и прославленный мой княже! По многой благодати своей и человеколюбию Он сподобил нас достигнуть настоящих пречистых дней Св. поста, которые узаконил, как строитель нашего спасения, для очищения наших душ, когда постился и Сам, в показание своего вочеловечения, сорок дней, не потому, чтобы имел нужду в посте, но чтоб явить нам образ поста. Если бы первый Адам, праотец наш, постился от древа разумного и сохранил заповедь Владыки, тогда второй Адам, Христос Бог наш, не требовал бы поста. Но вследствие преступления первого Адама, по соблюдению поста, постился Он, да разрушит преслушание. Принесем же благодарение и поклонение Владыке, постившемуся и узаконившему для нас пост, и даровавшему нам былие душевного здравия! Двойственно наше бытие: разумное и неразумное, духовное и телесное. Разумное и духовное есть нечто божественное и чудное, и подобно бесплотному естеству, а неразумное страстно и сластолюбиво. Оттого в нас постоянная брань; плоть противится духу и дух плоти. И поистине, нужен нам пост; он укрощает телесные страсти, обуздывает противные стремления и покоряет плоть духу… От этого же первого блага происходят в нас все прочие. Видишь ли, княже мой, благоверный и кроткий, как пост есть основание добродетели? Потому-то он, как солнце, сияет во всем мире: все языки совершают пост ради преступления праотца, — одни в то время, другие в другое, — одни более, другие менее, — но силы поста, как неразумные не разумевают, и суетен их пост и непотребен; только люди Христовы, язык святый, царское священие, ведают силу поста, и, живя в правоверии, и благословляют Бога, вразумившего их, да не смутятся и не будут поглощены от древнего врага, не хотящего нашего спасения. И многое еще имел бы я сказать в похвалу поста, если бы писал к кому-либо другому. А так как слово мое к тебе, доблестная слава наша и всей земли христолюбивой, — к тебе, которого Бог издалеча проразумел и предопределил, которого от утробы матерной освятил и помазал, смесив от царской и княжеской крови, которого благочестие воспитало, и пост воздоил, и Св. купель Христова измлада очистила: то излишнее беседовать к себе о посте, а аще более о непитии вина или пива во время поста. Кто не знает, что ты соблюдаешь все это? Знают даже крайние невежды и бесчувственные, и все видят и чудятся. Вместо же научения о посте, чтобы исполнить устав церковный, мы изложим твоему благоверию нечто иное, и скажем о самом источнике, из которого проистекают в людях всякое добро и всякое зло, смотря по тому, как пользуются они источником, правильно или неправильно.
Ведай, благоверный княже, — что душа наша создана дуновением Божиим и по образу Божию. В ней три части или силы; разум выше других: им-то мы отличаемся от животных; им познаем небо и прочие творения; им, при правильном его употреблении, восходим к разумению самого Бога. И вот Авраам, не знакомый с звездословием, познал чрез рассматривание неба Творца и веровал в Него; Енох угодил Богу и преложися, Моисей видел задняя Божия, и чрез то возшел к уразумению Зиждителя. Таково правильное употребление разума! Но есть и неправильное: разумен и денница-ангел, ныне диавол, но, низвратив свой разум, возмечтав быть равным Богу, над с чином своим; разумны и Еллины, но, несоблюдши разума, дошли до идолопоклонства.
Вторая сила — чувство — выражается в ревности по Боге и в неприязни ко врагам Божиим; при неправильном же употреблении обнаруживается злобою, завистью и под. И вот Каин злоупотребил чувством, и по зависти убил брата своего Авеля; а Моисей, Финеес и Илия, ревновали по Боге, когда первый убил Египтянина, второй — иноплеменницу и грешившую с Израильтянином, третий — жрецов Вааловых. Убивают и разбойники, но убивают по злобе и своекорыстию.
Третья сила — воля; при добром употреблении ее человек имеет постоянное желание к Богу, забывая о всем прочем; ждет просвещения от Него; наслаждается веселием в самых злостраданиях ради Бога, — от сего веселия произрастает семя жизни, бывают чудотворения, пророчества и человек мало-помалу приближается к Богу, и еще на земле становится живым образом и подобием Его.
Ты узнал теперь, человеколюбивый и кроткий князь, три силы души. Узнай же и слуг ее, чрез которых она действует. Душа находится в голове, имея ум, как светлое око, в себе, и наполняя своею силою все тело. Как ты, князь, сидя на своем престоле, действуешь чрез воевод и слуг по всей твоей стране, а сам ты господин и князь, так и душа действует по всему телу чрез пять слуг своих, т. е. чрез пять чувств: зрение, слух, обоняние, вкус и осязание. Зрение чувственное верно: что видим мы при здравом уме, то видим верно; но слух иногда передает истину, а иногда ложь. Потому, что сами видим, тому можно верить; а что слышим от других, то надобно принимать с великим испытанием и судом, и тогда давать ответ. Об обонянии, которое должно отвращаться благоухания, что сказать такому князю, который больше спит на земле, мало сидит дома, чуждается светлых одежд и, ходя по лесам, носит убогую одежду, и только по нужде облачается в княжескую ризу во граде — ради властей? Также о вкусе, услаждающемся пищею и питием? Мы знаем, что для других ты приготовляешь светлые обеды по-княжески, а сам служишь, и когда гости пресыщаются за столом, ты ограничиваешься малым вкушением и малою водою. Что касается до осязания, которое обыкновенно простирается на имения: я знаю, что с тех пор, как утвердился в тебе разум, ты постоянно благотворишь всем, не собираешь сокровищ, ни злата, ни серебра, а раздаешь все общими руками, и между тем сокровищница твоя, по благодати Божией, не оскудевает и не истощается…
Зачем же я простер слово свое и так долго говорил? Да разумеешь, княже мой, что я болю о тебе. И как телесные врачи, если любят больного, бодрствуют над ним и стараются найти первую причину недуга; так и я поступил, искал первой причины и, рассмотрев тебя по душевным силам, нашел ее. По разуму я нашел тебя благоверным, благодатию Божиею, и не уклоняющимся от правой веры. По чувству — ревнующим о Боге до сего дня, — и молю Бога, да соблюдет тебя таковым навсегда, если не допустишь войти волку в стадо Христово и не дашь насадить терния в винограде Божием (разумеются, вероятно, покушения латинян), но сохранишь древнее предание своих отцов… По воле — нельзя счесть за малое то, что уже совершил ты в твоем возрасте. Испытав тебя по пяти чувствам, я обретаю тебя по зрению непреткновенным, так же по третьему чувству, — обонянию, по четвертому и пятому. О втором же чувстве, т. е. слухе, не знаю, княже мой, что сказать тебе; а кажется мне, что так как ты сам не можешь все видеть своими очами, то служащю тебе орудиями иногда представляют тебе донесения ко вреду души твоей, и чрез отверстый слух твой входит в тебя стрела. Подумай об этом со вниманием, княже мой, и помысли об изгнанных тобою и осужденных; вспомни о всех, кто на кого донес, и кто кого оклеветал, и сам рассуди о всех и прости, да получишь прощение от Бога… Не огорчись, княже мой, словом моим, и не подумай, чтобы пришел ко мне кто-либо, опечаленный тобою, и потому я написал тебе. Нет, я просто написал тебе в напоминание: ибо великие власти имеют нужду и в частом напоминании! Я осмелился написать тебе потому, что устав церковный и правило требуют в настоящее время говорить нечто полезное и князьям. Знаем, что мы сами грешники и немощны, а думаем врачевать других; но слово Божие, сущее в нас, здраво и цело. Оно-то учит, и учимым должно искушать его, и принимать от него исцеление…»
В заключение митрополит говорит:
«Наконец, скажу тебе еще одно, христолюбивый княже мой, — помни третий псалом первого часа, именно сотый, и со вниманием пой его: Милость и суд воспою тебе Господи, и проч. В нем верное изображение, каков должен быть царь и князь. Если ты будешь испытывать и соблюдать то, о чем говорится в этом псалме, он просветит еще более умные очи твои, отвратит от них всякую суету, освятит твой слух, очистит сердце, исправит стопы, предохранит ноги твои от поползновения и сподобит тебя достигнуть праздника Воскресения Господа в радости телесной, в здравии и веселии духовном, и воссияет тебе свет, сияющий праведникам, на много лет останешься неосужденным и неповинным. А потом от царства дальнего вознесешься в горнее, где истинная пасха и истинный праздник».
«Поучение Митрополита Русского Никифора в неделю сыропустную, в церкви, ко игуменом, и ко всему иерейскому и диаконскому чину, и к мирским людем» прежде всего замечательно по своему началу, которое показывает, что митрополит грек, по незнанию русского языка, не произносил сам поучений своих к народу, а только писал их и, вероятно, в переводе поручал произносить другим.
Вот это начало:
«Много поучений, о любимцы мои и возлюбленные чада о Христе, мне надлежало бы предлагать вам языком моим, чтобы водою его напоить добрую и плодоносную землю, — разумею души ваши. Но не дан мне дар языков, о котором свидетельствует божественный Павел, и посредством которого я мог бы творить порученное мне: оттого я стою посреди вас безгласен и совершенно безмолвен. А так как ныне потребно поучение по случаю наступающих дней Св. великого поста, то я рассудил предложить вам поучение чрез писание…
Приимем наступающие дни с радостью и вместе с пророком возопием: Приидите возрадуемся Господеви, воскликнем Богу Спасителю нашему, предварим лице Его во исповедание. Никто да не будет лишен доброго пения, никто да не будет дряхл, но все будем тихи и светлы: о грехах только будь печален. Пусть никто не думает без сокрушения очистить свои грехи и без поста омыть свои скверны. Очистил тебя Христос крещением и омыл твои скверны: а ты опять осквернился грехами? Про жизнь же восплачи горько, воздохни; потерпи на земле всякое страдание, бдение, неядение; покажи крепкую молитву и милостыню к нищим, отпусти должником долги; а если это невозможно, то отпусти, по крайней мере, большой рост, который, подобно змию, снедает убогих. Если же ты постишься, и между тем с брата берешь рост, нет тебе никакой пользы. Ты считаешь себя постящимся, а вкушаешь мясо, — не мясо овцы или других животных, — но плоть брата твоего, закалая его злым ножем лихомания, исправедной мзды, тяжкого роста. Не устыдимся объявить грехи наши, чтобы не остаться нам неисцеленными, чтобы вместо срама временного, не подвергнуться вечному осуждению и посрамлению пред избранными Ангелами Божиими, и вместе людьми… Умолим Судию прежде, нежели Он осудит нас… Отложим дела тьмы, и облечемся во оружие света, отгоняя всякую злобу от душ наших и насаждая в них всякую добродетель…
Не могу здесь оставить без зазрения некоторых, которые, не внимая божественному ученью Христопроповедника-Апостола, дерзают утверждать, будто не творят никакого зла чрез свое пьянство… Послушание Апостола, называющего пьянство матерью всякой злобы, всякой нечистоты и блуда; а ты говоришь, якобы нимало не согрешаешь, предаваясь пьянству? Пьянство есть вольный бес, пьянство есть дщерь дьявола, пьянство есть смерть уму… Все это сказал я не для того, чтобы посрамить своих, — да не будет. Я их от души люблю; но чтобы отстать от них на постное время такое зло, каково пьянство».
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги