Древо Лазаря

Глава 15

Тело Мишель содрогнулось, она вскрикнула. Обрывки сна еще кружились в ее полусонном сознании, а потом улетучились, словно дым под неожиданным порывом ветра. Смутные видения сплетались с реальностью того, что произошло на церковном дворе. Патрик, живой, целует ее, но его черты превращаются в предательское лицо Милдред. Сладкие каштаны с Древа Лазаря раскалываются, и оттуда течет кровь. В искусственных медмелтонских глазах Тэсс горит осуждение. Мальтрейверс и Сэлли Бейкер поднимаются из-за надгробья… Несколько секунд все казалось и реальным и нереальным одновременно. Она все еще была одета и смутно помнила, как Тэсс провожала ее, когда они возвращались домой, но все, что было после этого, словно стерлось из памяти.

Она резко села, ее пальцы яростно заскребли короткие волосы, будто она хотела заставить себя думать. Теперь она могла все осмыслить. Глупостям с Милдред пришел конец, и стыд разоблачения смешивался с облегчением. Мальтрейверс — беспокойный человек, который теперь много знает и многое держит под контролем. Ей это очень не нравилось, но придется смириться и быть готовой ответить на то, что может произойти, готовой лгать, если это будет необходимо, отрицать или надевать на себя новые маски.

Во время завтрака Стефан бросал случайные реплики, Вероника была энергична и спокойна. Тэсс вела себя как вежливая гостья, и Мальтрейверс как писатель отстраненно наблюдал за всеми остальными. Со стороны можно было бы увидеть за столом четырех взрослых и надутую девочку-подростка, которые вполуха слушают «Радио-4», начиная свой новый день с обычного и привычного. Когда с едой было покончено, Тэсс настояла на том, что вымоет посуду. Стефан и Мишель уехали в школу, а Мальтрейверс отправился в гостиную с утренней газетой в руках. В девять Вероника пошла ловить автобус до Эксетера, а через несколько минут после ее ухода зазвонил телефон, и Мальтрейверс поднял трубку:

— Доброе утро, Сэлли.

— Как Мишель?

— Приходит в себя. Заснула, как ребенок, а утром, кажется, опять взяла себя в руки.

— Это естественно, но я не уверена, владеет ли она собой. Мишель опять замкнулась в себе, и, может быть, было бы лучше, если бы эта броня дала трещину.

— Возможно, так и произойдет! — Мальтрейверс с болью осознавал, что муки девочки еще не закончены, а может, только начинаются. — Послушайте, нам нужно поговорить… хотелось бы в присутствии вашего друга Александра Керра. Вы можете выманить его к себе на чашку кофе из его заповедника?

— Он придет, если я попрошу. Но зачем?

— Во-первых, потому что все мы люди слишком эмоциональные, а чтобы взглянуть на это дело объективно и трезво, нам нужен беспристрастный человек. Я считаю Керра очень… проницательным. — Мальтрейверс помолчал и почувствовал, что на другом конце провода Сэлли почему-то еще в нерешительности колеблется. — Знаете, некоторые вещи меня не касаются. И вы и Алекс оба сказали мне, что он работал в почтовом ведомстве, и я буду придерживаться этой версии, хорошо? — Мальтрейверс ждат, когда она прервет наконец свое молчание.

— Он сказал, что у вас острый ум, Гас.

— И я осмотрителен, — заверил он ее. — Мы с Тэсс зайдем к вам примерно через полчаса.

Когда он повесил трубку, жена взглянула неодобрительно.

— О чем это вы говорили насчет Алекса Керра?

— Мистер Керр человек более значительный, но разрешающий знать о себе гораздо меньше. Конечно, у него свои причины что-то скрывать. Тем не менее мой намек, что я понимаю это, может заставить его высказывать свои предположения чуть более откровенно.

— Ты хочешь, чтобы он выдвинул какие-то собственные объяснения, почему убийцей не могла быть Вероника?

— Мне бы очень этого хотелось. Потому что я все еще не вижу причин, почему бы ей этого не сделать. И мне это не нравится.

Наклонив голову и сжав руками поручни у алтаря, Бернард Квэкс молча стоял на коленях в церкви Святого Леонарда. Все предварительные молитвы были произнесены автоматически, да и будет ли он когда-либо еще думать над тем, что говорит? Он уже помолился во здравие своей паствы, своего прихода и своей церкви, помолился об успокоении Джейн Даусон в ее болезни и Хэрри Кларка в его печали. О душах своих отца и матери и всех усопших, о попечении душ живых, о королеве и ее советниках, дабы они были мудры, о мире во всем мире. Во имя Господа нашего и Его Единородного Спасителя Иисуса Христа. Аминь.

А теперь он должен помолиться за себя. Сутулые плечи поднялись и опустились, когда он сделал очень глубокий вздох, начиная молитву. Господи, чтобы Ты дал мне силу в слабости моей. Чтобы Ты простил грех мой. Чтобы Ты мог оценить, что правильно делал я во имя Твое, в чем — не намеренно грешен. Признай мои страдания. Помоги мне в моем смятении и отпусти мою вину. Мою вину, которая так…

Он тяжело задышал. Образ Урсулы Дин вторгся в его сознание, пронзив жарким, непреодолимым желанием. Не единожды, не дважды, но… слишком часто, в то время как и одного раза было бы чересчур много. И сегодня днем она опять зайдет в его пасторский домик, и они… Он содрогнулся.

— Отец мой, прости меня, — прошептал он. — Ибо знаю, что творю и что уже содеял.

— Что-нибудь случилось, Милдред?

— Что? Нет, конечно, нет. С чего бы? — Милдред Томпсон швырнула на прилавок полфунта копченого окорока и посмотрела вызывающе.

— О… да, конечно. Сколько всего?

— Четыре фунта семнадцать пенсов. Спасибо. — Она выхватила банкноту и быстро извлекла сдачу из ящичка кассы. — Кто следующий? Вы что, собираетесь весь день смотреть на эту капусту или будете покупать?

— Кто-то сегодня встал с левой ноги, — прошептала женщина где-то в глубине магазина.

В поведении Милдред Томпсон сочетались страх и гнев. Страх от опасности, грозившей разрушить ее репутацию, заслуженную всей ее жизнью. Гнев — оттого, что ее обманули и теперь нависла опасность, исходившая от этих чужаков. В Медмелтоне, который она воспринимала как собственный мир, ее безудержные мечты и желания были под защитой ее воли, она знала, что это ее деревня, знала всех, кто живет здесь, знала подробности их жизни. Здесь она могла затевать с ними игры, как бы случайно передавая сплетню, услышанную от одного, так, чтобы подействовать на другого. Она в совершенстве овладела этим мастерством, тонко манипулируя людьми и тайно радуясь мелкой ревности и недоразумениям, которые она сама и сеяла постоянно. Это была бесконечная месть за многие годы обид подлинных и вымышленных. Потому что она оставалась всего-навсего обыкновенной женщиной, на которую можно было не обращать внимания, владелицей деревенского магазина, и все без особых раздумий принимали ее и доверяли ей. Это была компенсация за все, чего у нее не было и не могло быть в жизни, но чего она так отчаянно хотела. И вот неожиданно она потеряла свою власть и…

— Не этот, Милдред. Я никогда не беру этот сорт.

— Что? — Она уставилась на пакетик сухого супа, который взяла с полки. Впервые за сорок лет, выполняя заказ, она допустила ошибку. Странно, как подобная мелочь могла так сильно расстроить, будто ее драгоценная репутация уже была отчасти разрушена.

Эван Дин не поднял от газеты глаз, даже когда звякнул дверной колокольчик магазина. Наверное, всего лишь случайный клиент, который, поглазев, наверняка ничего не купит. Такие визиты только подтверждали, как не важно идут дела, если они в скором времени не поправятся…

— Привет, Эван.

Теперь он поднял глаза от газеты.

— Я думал, ты на работе.

— У меня есть еще полчаса. — Вероника шагнула к прилавку. — Можно чашку кофе?

— Чайник только что вскипел. — Он слез с высокого деревянного табурета, и она последовала за ним в заднюю часть магазина. — Что привело тебя сюда?

— Этой ночью что-то случилось. Мы ужинали не дома вместе с Гасом, и, когда вернулись, Стефан сказал, что услышал в пивной какую-то историю насчет женщины, которая искала наш дом. Мишель призналась, что не видела никакой женщины, потому что уходила из дома, но она лжет.

— Ты уверена?

— Я всегда это чувствую, — просто сказала она. — Меня беспокоит — почему.

Брат протянул ей кружку.

— Кто она, эта женщина?

— Никто не знает, но у нее медмелтонские глаза и на лице родинка. Я совершенно не могу сообразить, кто бы это мог быть. Никто не знает также, что ей нужно. Она просто зашла в пивную и спросила, где коттедж «Сумерки».

— Если она из Медмелтона, она должна это знать.

— Конечно, должна. Мне не нравится это, Эван.

— Волноваться — это на тебя не похоже. Что еще?

Вероника тонко улыбнулась:

— Мы всегда так хорошо друг друга понимали, правда? Конечно, есть кое-что и еще. Стефан не расспрашивал Гаса, но тот что-то предпринимает. Разве ты не слышал? Медмелтон только об этом и гудит.

Дин пожал плечами.

— Я никуда не выходил последние десять дней, а Урсула мне ничего не говорила. Что же он затеял?

— Расспрашивал о Патрике Гэбриеле.

— Что? Все это кончилось уже много месяцев назад. Я даже и забыл об этом уже…

— А я нет.

Дин шагнул к сестре, взял ее за подбородок.

— Почему, Вероника? Это не имеет к тебе никакого отношения.

Вероника опустила его руку и отвернулась.

— Не дави на меня, Эван. Мне нужно поговорить с тобой.

Александр Керр поставил свой стул прямо около бокового окна в гостиной Сэлли Бейкер. Пока он слушал, держа в руках ребристую белую чашку с блюдцем, его голова оставалась неподвижной, а свинцово-черные глаза перебегали по очереди с Мальтрейверса на Сэлли, но, пока они не закончили свой рассказ, на лице его не отразилось ни единой эмоции.

— Итак, после расследования этой полночной драмы на церковном дворе… вам не нравятся результаты, к которым вы пришли, — подвел он итог. — Тогда, возможно, вам не следовало бы этого начинать вообще.

— Мы же не знали, чем все кончится, — протянул недовольно Мальтрейверс.

— А если бы знали, неужели сидели сложа руки?

Мальтрейверс вздохнул:

— Не знаю. Может быть.

— Ну а теперь уже поздно. — Керр сочувственно улыбнулся. — Как бы то ни было, давайте посмотрим, существуют ли другие альтернативы, кроме той, где Вероника покончила собственноручно с соблазнителем своей дочери. Хотя, возможно, мы и клевещем на мертвого: Мишель Дин вовсе не так невинна.

— Вы думаете, этой версии есть какие-то альтернативы? — спросил Мальтрейверс.

— Предлагаю и вам подумать о них. — В интонации Керра прозвучали нотки одобрения.

— Хорошо, — согласился Мальтрейверс. — Но прежде чем обсудить детали, давайте посмотрим на это дело в целом. Единственная причина убийства Патрика Гэбриеля, которую мы установили, состоит в том, что кто-то узнал об отношениях между приезжим поэтом и девочкой. И этот кто-то настолько был озабочен ее судьбой, что не мог не действовать. А это означает…

— Подождите минутку, — прервал ход его рассуждений Керр. — Вы употребили слово «озабочен» в значении «любил». Но и Гилберт Флайт признался, что видел их, и он мог «позаботиться» совсем по другой причине.

— Что вы имеете в виду? — спросил Мальтрейверс.

— Гилберт Флайт — маленький человечек, который искренне уверен, что он велик. Банкир изводит свою жену. Уверен, это тип, под началом которого невыносимо работать, и в довершение он убеждает себя, что в один прекрасный день его признают как великого биографа. Помимо всего этого, у него явно сексуальная неудовлетворенность. Любой видевший его лицо в тот момент, когда в «Ворон» входит привлекательная молодая женщина, понял бы это. — Керр допил кофе и сделал пренебрежительный жест рукой, в которой держал чашку. — Я обычно наблюдаю за поведением людей. Можете назвать это хобби скучающего старика.

— И какие же… выводы вы сделали на основании этого хобби в данном случае?

— Как правило, я не забочусь о выводах, но… — Керр помедлил с ответом. — Думаю, я мог бы представить возможный сценарий. Флайт испытывает вожделение к молодым женщинам, но они це хотят иметь с ним никаких дел. Он шпионит за совсем юной девочкой, которая отдается человеку много старше себя. Его неудовлетворенность принимает маниакальный характер, и ее нужно ублажить любыми способами. Итак, он убивает Патрика Гэбриеля. Потом говорит Мишель о том, что знает все и, если она не согласиться делать с ним то же самое… Но это только гипотеза. — Керр говорил будто извиняющимся тоном.

— И когда, испугавшись ареста, которым я пригрозил, банкир выболтал только часть этой истории, в нем жила надежда, что теперь-то он сумеет избежать некоторых весьма неловких вопросов, — заключил Мальтрейверс. — Да, это вполне возможно.

— Нет, — возразила Сэлли. — Мишель сказала бы нам об этом прошлой ночью.

— Не обольщайтесь, Сэлли. — В замечании Керра проскользнула нотка разочарования. — Мишель Дин — лгунья. Когда вы были с ней на церковном дворе, она призналась только в том, что было очевидно и необходимо, не более. Вы раскрыли ее делишки с Милдред Томпсон и связь с Гэбриелем. То, что она сказала, возможно, и правда, но все ли она открыла?

— Если это был Флайт, не будет никаких проблем, — в раздумье произнес Мальтрейверс. — Он расколется в ту же минуту, как полиция начнет его допрашивать.

— Не цепляйтесь за мою гипотезу только потому, что она более правдоподобна, чем ваша, — предупредил Керр. — У нас и тут нет никаких доказательств.

— Там, где речь идет о загадочном убийстве, люди выбалтывают только самые выгодные для них признания, — заметил Мальтрейверс. — Но в реальности они лишат вас возможности доказать это, что, несомненно, может создать проблему. В любом случае нужны доказательства… Так какая же альтернатива существует еще?

— Конечно, настоящий отец Мишель. Эта версия правдоподобна, но кто он? — Керр повернулся к Сэлли Бейкер: — Вы связаны с Медмелтоном дольше, чем кто-либо и нас. Ваши предположения?

— Я много думала об этом. — Она посмотрела в чашку на остатки своего кофе. — Здесь все еще живут три человека, которые составляли компанию молодой Вероники, когда все они были подростками. Но я не уверена, что кто-либо из них был ее дружком в истинном смысле этого слова. Эван всегда выступал в роли старшего брата-защитника, приглядывающего за младшей сестрой. Честно говоря, я вообще не помню, чтобы у нее были другие ухажеры.

— Ну что ты, Сэлли, она должна была их иметь, — возразила Тэсс. — У меня тоже есть старший брат, и в юности он мог быть до смешного ревнивым ко всякому, кто проявлял ко мне интерес. Но я находила множество способов избежать его опеки. Любая девушка, если она привлекательна, как Вероника, должна была иметь ухажеров.

— Полагаю, это так, — согласилась Сэлли. — Но я ни о ком особо не слышала, а уж в Медмелтоне-то об этом должны были знать.

— Возможно, но не в данном случае, — подчеркнул Мальтрейверс. — Вероника умеет хранить тайны, она передала это по наследству и Мишель. Но, предположим, если она когда-то забеременела от одного из этой компании, почему отказалась назвать его имя? Да и сейчас… Алекс?

— Ну… — Керр несколько секунд глядел в потолок. — Насколько я понимаю, Вероника, Эван и их друзья — все они входили в юношескую группу при церкви, их социальная деятельность на этом и ограничивалась. Такими группами всегда руководил Бернард Квэкс, у которого теперь, как вы полагаете, существует связь с замужней женщиной. Поэтому вполне закономерно мы можем задать себе вопрос, а не начал ли он распутничать раньше.

— Мы уже думали о подобном, — признался Мальтрейверс. — И это обстоятельство объяснило бы, почему Вероника никогда не называла его имени. Но…

— Подождите минуту, — прервала его Тэсс. — Разве Гилберт Флайт не сказал, что в ту ночь видел, как кто-то спускался к Древу Лазаря со стороны церкви? Из-за церкви? Оттуда, где пасторский домик?

— Да, — подтвердил Мальтрейверс. — Но дом, который снимал Патрик Гэбриель, тоже рядом. И вспомни, что после убийства все его записки и черновики кто-то взял. Гэбриель, конечно, говорил Стефану о поэме, над которой работал, и мог бы сказать об этом любому, кто интересовался его творчеством. Любовь — святая, нечестивая, законная и незаконная… А как насчет секса с девочкой? Если убийца защищал Мишель, это снова заставляет нас вернуться прямо к гипотезе об ее родном отце: он должен был украсть записки на случай, если в них содержалось что-то, что могло разоблачить его дочь.

— Это может относиться в равной степени и к Веронике, — печально констатировала Сэлли.

— Боюсь, что да… Так помогите же нам, Алекс.

— Не знаю, много ли от меня пользы… Но ваши доводы отчасти основаны на том, что Вероника могла видеть все происходящее на церковном дворе из коттеджа «Сумерки». Однако не только у нее была такая возможность. Флайт признался, что и он видел, да и любой, кто поздней летней ночью прогуливался перед сном, мог наблюдать потихоньку эти встречи. Мои воспоминания о годах собственной активной жизни подтверждают, что случаются короткие мгновения, когда человек перестает замечать что-либо вокруг.

Он повернулся к Сэлли.

— Вы говорите, что существует три человека, которые выросли вместе с Вероникой и все еще живут в деревне. В Медмелтоне немало домов смотрят на церковный двор. Живут ли они в каком-то из них?

— Один — да, но все остальные разве что могли просто в ту ночь прогуливаться рядом. — Она улыбнулась Мальтрейверсу: — Есть и другие варианты.

— Включая, конечно, Милдред Томпсон. — Наступило молчание, пока он вытаскивал сигарету. — Мне бы только хотелось понять причину.

На Керра словно напал приступ кашля, за которым он пытался скрыть сомнение, обуявшее его.

— Учитывая темные делишки, которыми она занималась, — я могу понять, что вам кажется более вероятным этот вариант. Но сможете ли вы выйти на ее след?

— Возможно. Если у меня хватит воображения.

— О, думаю, хватит. — Керр полузакрыл глаза и слегка улыбнулся. — Но я не ограничивался бы только Милдред… Сэлли, не найдется ли у вас еще чашечки этого великолепного кофе?

— Простите?.. Да, конечно. Я приготовлю.

— Я помогу вам, — вызвался Керр, идя за женщиной на кухню.

Оставшись вдвоем с Тэсс, Мальтрейверс минуту посидел на своем стуле, потом подошел к окну и взглянул на горку, спускающуюся к деревне. Поднявшийся ветер разогнал облака, и позолоченные часы на церкви Святого Леонарда засверкали под солнечными лучами. Он увидел какую-то женщину, вышедшую из медмелтонского универмага, которая прошла через луг, потом в ворота дома Гилберта Флайта. За церковью, над верхушками деревьев, виднелась шиферная крыша домика пастора. Тэсс подошла и встала рядом.

— Что он имеет в виду? — спросила она. — Когда говорит насчет воображения?

— Понятия не имею. Он хитер, словно лиса, и что-то знает или что-то придумал, но хочет, чтобы я сам дошел до всего. Я должен быть польщен, если он считает, что я способен на это.

— Не думаешь ли ты, что он все же стремится натолкнуть тебя на мысль, что это сделал Стефан? Потому-то и не хочет первым сказать об этом. — Она вздохнула. — Но ведь именно Стефан просил тебя приехать сюда.

— Но Стефан предположил, что убийцей могла быть Вероника, и хочет защитить ее. Не так ли? Черт, мы же не хотели, чтобы Алекс предложил что-то другое. Думай же, чучело гороховое!.. Думай! — побуждал он себя.

Опершись о подоконник, смотря вокруг и ничего не замечая, Мальтрейверс, мысленно перебирал в голове снова и снова все, что ему было известно. В этой драме совсем не много участников. Стефан и Вероника, Бернард Квэкс, Милдред Томпсон, Гилберт Флайт… и трое мужчин, о которых упоминала Сэлли. Но жители Медмелтона были тесно сплочены, ревностно относились к поддержанию собственной обособленности, яростно защищая при каждом представившемся случае свою неприкосновенность. Даже полиция после убийства Гэбриеля отступила с пустыми руками. А как насчет самой Мишель? Ее использовал человек, который очень скоро, будь он жив, посмеялся бы над своими обещаниями взять ее с собой в Лондон. Девочка должна была очень разозлиться… Ведь дети тоже способны на убийство. Она наверняка знала, что Гэбриель будет в ту ночь один на церковном дворе и что никому об этом не известно… Когда прошлой ночью она попалась в ловушку, не прибегла ли она, как всегда, к обычной лжи? «Я только нашла тело»… В каком направлении Керр подталкивал мысль Мальтрейверса? Не мать, не отец. Ребенок! Нет, это ужасно. Нужно остановиться на чем-то другом, и не потому, что ты сам хочешь этого или нет, а потому, что в этом есть какой-то смысл. Посмотри на мелкие детали, на вещи, которые кажутся незначительными. Тут что-то может быть…

Когда Керр с Сэлли вернулись в комнату, Мальтрейверс выпрямился.

— Конечно!..

Он едва произнес слово, как Кэрр понял, о чем речь.

— Что — конечно?

— Дайте мне минуту на раздумье!

Сэлли, поставив поднос с кофе на стол, продолжала смотреть на них обоих. Мальтрейверс молча уставился в окно.

— Гас? — Тэсс наконец побудила его ответить. Он повернулся к Керру.

— Если бы вы сказали не просто о воображении, а о «диком воображении», я бы додумался до этого раньше. Но неужели это может быть правдой?

— Что — правдой?

— Вы знаете об этом лучше, чем я, потому что сами первым подали эту мысль. Разве не так?

— Возможно, — спокойно согласился Керр. — Но я надеялся, что и вы поймете. Теперь признайтесь, что в этом есть смысл.

— Мы с Тэсс разве уже не играем с вами с эту игру? — требовательно спросила Сэлли.

— Это не игра, — ответил Мальтрейверс. — Это причина, по которой одно человеческое существо убивает другое. — Он опять взглянул на Керра: — Но можно ли подобное доказать?

— Только если это дело предашь огласке, несмотря на сопротивление… Только тогда появятся доказательства. Пока же их недостаточно, чтобы идти в полицию. И, без сомнений, это не то дело, в которое я хотел бы быть вовлечен. Но, возможно, вы сделать подобное в состоянии. У меня есть некоторые предложения… — Керр, казалось, колебался. — Если они, конечно, необходимы.

— Я уверен, что они необходимы! — подтвердил уверенно Мальтрейверс.