Решившись на крайний шаг, Лилит перестала ощущать угнетение и страх, будто всё уже позади. Собственно, всё и осталось позади. Можно сказать, жизнь уже кончилась, остались лишь последние мелочи. Вылив воду и выбросив пищевые бруски в утилизатор, она ощутила лишь радостный подъём духа: во всяком случае, она умрёт в трезвом уме и ясной памяти, не сойдя с ума, не превратившись в нечто жалкое, пускающее слюни, вызывающее брезгливое отвращение. Несколько мучительных дней без воды – это пустяк по сравнению с тридцатью годами. Это пустяк по сравнению с подступающим безумием.
К последним мелочам относилось также прощальное письмо, которое она напишет той высокой остроухой твари со странно-чуждыми чертами лица и синей кожей. Остаётся надеяться, что та увидит письмо, переведёт на свой странный язык и прочтёт. А если не увидит, не прочтёт… что ж, это будет всего лишь мелочь, сделанная зря. Вместе с ней, с той ненавистной тварью, был ещё такой же, как она, парень. С похожим лицом, с чертами правильными, тонкими, даже красивыми, но пугающе чуждыми. Но не он говорил с Лилит. Говорила та. Лилит даже удалось вспомнить её имя: Бэаэт с какой-то ещё добавкой. Кажется, именно так называл её то ли тот парень, то ли кто-то ещё, кто тоже был там, но кого она не видела.
Эту самую Бэаэт довелось Лилит увидеть мельком и ещё один раз. Это было, когда Лилит доставили сюда. Служащая показывала этой Бэаэт бокс, где будет содержаться Лилит, и что-то ей подобострастно лопотала на непонятном языке. Тогда-то Лилит и успела заметить свежую татуировку на голубой щеке Бэаэт. И это была точно скопированная её любимая татуировка: крошечная чёрная слезинка. Это настолько возмутило Лилит, что ругательства застряли в её горле. Мало того, что волосы Бэаэт теперь были такого же сине-фиолетового цвета, что у Лилит, так ещё и эта нагло скопированная слезинка! Эта гадина своровала её лучшую идею для татуировки! Это Лилит не могла вспоминать спокойно до сих пор. Значит, именно ей, этой самой Бэаэт, и будет адресовано предсмертное письмо.
Взяв любимый пирсинг, Лилит острым концом принялась выцарапывать на стене слова письма:
"Сука Бэаэт, или как там тебя называют! Надеюсь, меня уже не будет, когда эту надпись прочитают твои косые гляделки. Я хочу, чтоб ты знала, что такой уродливой синей образины, как у тебя, больше нигде не найти, кроме этой вашей бредовой конторы. Ты, падла, посмела скопировать мою татуировку! Но даже она тебя не украшает, кобыла ты страхолюдная! Вдобавок ты настолько безмозглая, что всерьёз вообразила, что я буду торчать в этой чёртовой коробке тридцать лет и жрать вот эту гадость! Так получай сюрприз: мой труп, и пусть он тебе снится каждую ночь! А я никому никогда не делала ничего плохого, я не заслуживаю, чтоб так со мной обращались! Поэтому я желаю тебе до конца твоей никому не нужной жизни чувствовать себя так же, как сейчас чувствую себя я! Если есть в мире хоть самая маленькая капля справедливости, то однажды ты сдохнешь так же, как я сейчас буду сдыхать! Сто миллиардов раз будьте прокляты ты и вся твоя пакостная компашка за всё то, что вы со мной сделали!!! Лилит."
Нацарапав на стене прощальное письмо, Лилит сняла тонкий, но тёплый коминезон и переоделась в свою одежду для выступлений. Вставила пирсинги в уши и бровь. Прилегла. Лежала долго, пока не стала утихать злость, бурлившая в ней. Немного отойдя, она почувствовала холод. Что ж, холод только поможет задуманному, надо лишь потерпеть. Дрожа, Лилит свернулась клубком и принялась в мыслях сочинять последнее письмо совсем другого рода. Письмо, которое никогда будет написано, которое никогда не прочтёт тот, кому оно адресовано. Письмо единственному, ставшему ей родным человеку Виктору Галле, композитору и гитаристу со сценическим псевдонимом Бес.