Есть одна любовь — та что здесь и сейчас,
Есть другая — та что всегда.
Есть вода, которую пьют чтобы жить,
Есть живая вода.
Только белый снег стал весь белый свет.
Не разлиться льду, да живой водой.
Говорил мне друг, говорил сосед —
Аль забыл тебя ясный сокол твой?
— Сигнал был со стороны порта, — уверенно заявил волшебник. — Точнее я сказать сейчас не могу… Как ты думаешь, Алена, почему Змей, едва откликнувшись, прервал разговор?
— Не знаю, — пожала плечами девушка. — По моему, с ним что-то случилось. Может, он в плену?! — она стремительно вскочила с кресла. — Надо скорее идти в порт, искать его!
— Да, конечно! — глаза Филиппа азартно засверкали. — Пойдемте, господа.
Они отправились в путь всей компанией — впереди Алена с Филиппом, за ними богатыри, а за богатырями оба черных кота, ради любопытства увязавшихся следом. Порт был защищен от вражеского вторжения башнями по обе стороны фарватера и натянутой над самой водой железной цепью. У причалов, по причине зеленой четверти, было совершенно безлюдно. Чернопарусные военные корабли морейцев еще не покинули внешнего рейда, и никто пока не решался выйти из бухты.
У самого причала, почти над водой стояло странное сооружение — перевернутый вверх дном корабль с прорезанными в бортах небольшими окошками. В корме корабля зияла крупная пробоина, к которой вел с земли уверенных размеров дощатый трап. Над пробоиной разноцветными яркими буквами было намалевано «Трактир Баракуда».
— Может, сигнал был отсюда? — предположил Филипп.
— Возможно, — согласилась Алена. — Хотя я с трудом могу представить себе, чтобы Горыныч все это время пьянствовал в одном из местных трактиров… Впрочем, его всегда привлекала экзотика, так что он вполне мог зайти сюда.
Коты остались снаружи.
— Шуму там много, — дернул ушами Баюн. — И народ какой-то несознательный шляется, того гляди на хвост наступят.
Вошедших в «Баракуду» друзей оглушил звук литавр и барабанов. По пояс голый, лоснящийся от пота крепыш самозабвенно отбивал на барабане нехитрый ритм, а тощий парень с козлиной бородкой и порванной на груди матроской, не попадая в ритм, дудел что-то нервное в охрипший тромбон. Рядом с ним, закатив в экстазе глаза, бренчал на расстроенной гитаре лысый малый в распахнутом халате на голое тело, с серьгой в носу и с лихой татуировкой во весь лоб. А на сцене, около них, издавая визгливые звуки дергалось нечто неопределенного пола, взмахивая спутанными зелеными волосами и издавая хриплый, местами булькающий вой.
— Скоморохи тут, похоже, сумасшедшие, — покачал головой Алеша Попович. — И поют они, кажись, все песни разные. Аж в ушах засвербело от грохота.
— И почто же они так русалку мучают, — жалостно вздохнул Добрыня, кивнув на поющее «нечто». — Отпустили бы в воду, болезную. Вон, ужо, она вся бьется в конвульсиях.
— Не обращайте на них внимания, — махнул рукой Филипп. — Это местный оркестр. Музыка нового поколения, — он болезненно скривился. — Пойдем лучше к стойке, расспросим бармена.
— Как же, был тут такой. В позапрошлый час, — закивал бармен, выслушав словесное описание Горыныча. — Посидел немного, музыку послушал, — бармен кивнул на дергающуюся на сцене «русалку», — да и ушел.
— Ничего не пил? — поинтересовалась Алена.
— Как же, как же, — закивал бармен, тщетно ища Алену глазами. Впрочем, не найдя ее он не сильно расстроился и принялся излагать далее пустому пространству прямо перед собой. — Он попросил чего-нибудь местного, экзотического… Ну, я налил ему фэньки двойную дозу.
— Что за фэнька? — переспросила Алена и бармен снова стал рыскать глазами в поисках источника звука.
— Коктейль местный, — разъяснил Филипп. — Они туда какой-то наркотик добавляют, чтобы задуреть. Я сам-то не пробовал… и вам не советую.
— А как эта фэнька действует? — насторожилась Алена.
— Как-как… Да обычно. — охотно объяснил бармен. — Сперва с духами разговариваешь, потом начинаешь по тучкам прыгать. А потом тучки по тебе прыгают… Навести? Всего полтора золотых финиста, и ты полчаса в отрубе!
«Полчаса — это ж, по нашему, полдня!» — ужаснулась Алена и поспешила отказаться.
— А этот парень, про которого мы расспрашивали, он что же, двойную дозу выпил? — с тревогой переспросил Добрыня.
— Двойную, — кивнул бармен и стал забивать в курительную трубку какую-то сухую траву. — Да только его не зацепило что-то совсем. Только так, повело немного… Оно и не мудрено, такой амбал. У него тут прикурить трое спросили, так он об них столик сломал. Это уже потом, после фэньки… Ну и пошел, — бармен чиркнул огнивом и закурил. — Пошел, понимаешь, к выходу… Пробоину видели? Так там нормальная дверь раньше была… Ну ниче. Так еще более клево. Пиплы балдеют. Так что я на вашего кореша не в обиде… Ну так что, по фэньке, да?
— Нет, нет, спасибо, уважаемый, некогда нам, — заторопился Филипп, и, взяв за руку Алену, направился к выходу, точнее к пролому.
Следом за ними поспешили и богатыри. У самого выхода Алена услышала, как бармен хрипло обращается к кому-то:
— Вот, попробуй, красотка. Хорошую мне Бубель траву привез. С одного косяка так зацепило, что невидимых духов стал слышать…
— Отсюда Горыныч ушел, будучи не в себе, — вздохнула Алена, оказавшись на свежем воздухе. — Но куда он мог направиться потом?
— Да куда угодно, — пожал плечами Филипп, окинув взглядом порт. — Нам следует снова вызвать его. Попробуем? Даже если он откажется говорить, область поиска еще более уменьшится.
— Давай попробуем, — Алена присела на обмотанную швартовочным канатом причальную тумбу и закрыла глаза, а Филипп снова взял ее за руку.
«Змеюшка, откликнись пожалуйста, милый!»
«Кто это? Кого ты ищешь?..»
«Это я! Алена! Где ты?»
«Дома», — в тоне Змея появилось удивленное недоумение.
«А адрес, адрес какой? Как найти тебя?»
«Да просто. Третий причал от правой башни. Там от синего баркаса вверх по улице будет красный дом. А следом за ним мой… А зачем я тебе нужен?..»
Алена разорвала связь. Ее душили слезы и она ничего не могла с собой поделать. «Что же это? Что они с ним сделали?!»
— Я все слышал, Алена, — Филипп под руку поднял ее с тумбы. — Похоже, у него частичная потеря памяти. С такими вещами как фэнька играть опасно… Пошли. Ориентиры довольно четкие. Сейчас мы найдем его.
Они отыскали дом довольно быстро. Обычный бревенчатый дом. Не очень-то справный. Забор покосился, один из углов дома заметно просел. Филипп решительно вошел в калитку, подошел к входной двери и постучался.
— Кто там? — спросил женский голос из-за двери.
«Я так и думала», — Алена всхлипнула.
— Охрана порядка, — казенным голосом произнес Филипп. — Именем Кречета откройте.
— Конечно, конечно… — засуетились за дверью. — Я сейчас.
Дверь со скрипом распахнулась. За дверью стояла худая женщина в сереньком платьице. Увидев грозные фигуры богатырей у Филиппа за спиной женщина испуганно попятилась.
— Кто там, Саманта? Что им надо? — в сени вышел незнакомый коренастый мужчина с загорелым, обветренным лицом. — Кто вы такие и по какому праву вторгаетесь в мое жилище? — глаза его гневно сверкнули знакомым зеленым светом.
— Змей? — чуть слышно спросила Алена, но моряк лишь скользнул мимо нее взглядом и нахмурившись посмотрел на волшебника и богатырей.
— Горыныч, это ты? — надвинулся на него, внимательно вглядываясь Добрыня.
— Какой к рыбам Горыныч? — отмахнулся от него моряк, отступив на шаг.
— Не верь им, Джеф! Они пришли, чтобы забрать тебя! Я чувствую! — истошно завизжала Саманта.
— Да ты что, совсем, что ли, память потерял? — возмущенно всплеснул руками Добрыня… и едва увернулся от кулака Змея. — Что с тобой, Змей? — схватив Горыныча за руки, Добрыня прижал его к стенке. — Друзей своих позабыл? Нашел себе вдовушку, и решил бросить нас на полдороги, да?
— Совесть он потерял, — укоризненно покачал головой Алеша Попович, благоразумно держась за спиной Добрыни.
— Не верь им, Джеф! — снова закатилась в истерике Саманта, но Филипп уже подхватил ее и поволок в одну из комнат. — Отпусти, отпусти, окаянный! — не унималась женщина. — Это муж мой, Джеф! Он только вчера вернулся! Не смейте отнимать его у меня!..
Алена поколебалась, но побежала за ними.
— Это не твой муж. Это демон. А я уполномочен Кречетом отлавливать подобных существ, чтобы они не причиняли горожанам вреда, — прошипел Филипп, вытащив Саману на кухню и силой усадив на стул. — И если ты не заткнешься, то я предъявлю тебе обвинение в колдовстве и вызове демонов, женщина… Вот так. Сиди тут тихо, и ничего тебе не будет, — отпустив обмякшую Саманту, Филипп обратился к Алене. — Ты побудь пока с ней. А я посмотрю, как там они. Похоже, у вашего Змея обширная амнезия…
Дверь за волшебником захлопнулась. Саманта, тут же вскочив со стула, бросилась к двери и принялась барабанить по ней кулаками.
— Не надо, — Алена положила руку ей на плечо. — Это бесполезно.
— Вы его заберете, я знаю… — женщина зарыдала, уткнувшись Алене в плечо. Невидимость девушки почему-то ее не пугала.
— Это не твой муж. Это… демон. Он все равно не остался бы надолго.
— Неправда! Это Джеф!.. Он… Он уплыл три года назад. У Змеиных островов их барка разбилась. Спаслись только трое. А мой муж не вернулся. Но я знала, я верила, что он жив, что он где-то там, на островах… только домой добраться не может.
— А глаза у твоего мужа были зеленые?
— Нет, карие, — Саманта зарыдала еще горше. — Но это неважно. От солнца это у него. От солнца. Выгорели они!..
— Так не бывает, милая, — Алена погладила ее по голове. — Ты просила о помощи какого-то колдуна?
— А что же мне, всю жизнь мучиться?! Попросила, и Джеф сразу вернулся… Вернулся ведь?
— Когда он вернулся?
— В самом начале прошлого часа. В зеленую четверть, — всхлипнула Саманта. — Его подобрал баркас с друзьями… Они только вчера приплыли, в зеленую четверть.
— Город был в осаде, — Алена говорила с Самантой мягко, как с ребенком. — Ни один корабль не мог в прошлом часу приплыть в порт. А у меня пропал друг. Это его ты вызвала…
— Но ведь он же все помнит! Он помнит все-все, — горячо зашептала Саманта. — И то, как ухаживал за мной, и как мы поженились три года назад, и как он обещал мне…
— Он помнит только то, что помнишь о нем ты. Ты не пробовала спрашивать его, как он прожил все это время на острове, а?
— Он говорил, — Саманта утерла нос. — Тяжело. Голодно было.
— А какая была погода? Какой ветер был? Были там, на острове деревья? — не уступала Алена.
— Не знаю. Не знаю я ничего… — Саманта бессильно опустилась на скамью. — Не забирайте его, пожалуйста.
Алена сама едва не заплакала. Сердце болело невыносимо.
— Но это не твой муж. Даже если он останется, он не заменит тебе Джефа. Он не человек, и очень скоро поймет это… Что ты с ним сделала? Почему он не узнает никого из нас?
— Я все делала, как колдун сказал.
— Расскажи мне о нем. Что за колдун?
— Соседка мне посоветовала. Говорит, появился какой-то новый волшебник, любого найти может. Ну я и пошла.
— И что ты делала?
— Ворожила. Взяла его вещи, свечу. Траву жгла, которую колдун дал мне. А потом, когда Джеф пришел, дала ему воды напиться. Специальной, завороженной воды, чтобы наутро он не исчез.
— У тебя еще осталась эта вода? — встрепенулась Алена.
— Да, вот в бутылочке. Колдун говорил, верное средство. Дай хлебнуть ему сразу, как придет. А сама не пей…
Дверь на кухню распахнулась и в ней появился разъяренный Филипп.
— Чем ты его поила, женщина? Ты хоть понимаешь, что ты наделала?
— Не трогай ее, — заслонила Саманту Алена. — Она не знала, что делает.
Волшебник только раздраженно махнул рукой.
— Где бутылка? Вот это? — он откупорил пробку и понюхал. Потом капнул на палец и растер каплю в руке. — Надо же… Похоже, это какая-то травяная настойка на основе мертвой воды. Вот, смотри, — обратился он к Алене. — Трещинка на пальце моментально затянулась. Тут еще какое-то заклятие черной школы, — и он снова обернулся к потерянно сидящей за столом Саманте. — Как выглядел тот колдун, что подучил тебя?
— Большой такой, черный… одежда черная. Глаза холодные, а сам пахнет, как мертвец.
— Господи, неужели Кощей? — Алена стиснула пальцы. Филипп испуганно глянул на нее и снова повернулся к Саманте.
— Раньше когда-нибудь видела его?
— Нет.
— Где он живет?
— Не знаю, — Саманта снова всхлипнула, — Мы встречались с ним на пустыре у кладбища…
Филипп покивал головой и вздохнул.
— Хорошо следы заметает, скотина. Ну, ничего, главное, Змей жив…
— Не забирайте у меня мужа! — Саманта бросилась к ногам волшебника. — У меня же тогда ничего не останется. Совсем ничего!..
Филипп отшатнулся от женщины и молча вышел. Саманта вслепую пошарила рукой в воздухе. Алена поймала ее руку и сжала в ладонях.
— У тебя будет ребенок, поверь мне, я точно знаю.
— От демонов не бывает детей, — безнадежно простонала Саманта.
— Он… не демон, — Алена бережно подняла женщину с пола и усадила на скамью. — Он не человек, но и не демон. А у тебя будет сын. Вот возьми, — девушка сняла с шеи шнурок с серебряной монеткой — подарок Добрыни. — Носи пока сама, а потом оденешь сыну. И… не проклинай меня.
Саманта сжала в руке амулет. Вытерла слезы и вдруг порывисто обняла Алену.
— Ты береги его. Он хороший.
Когда Алена вышла из кухни, в прихожей ее ждал один Филипп. Волшебник критически осмотрел девушку и негромко сказал:
— Надеюсь, у тебя есть средство подновлять невидимось? Слезы — это тоже вода.
Алена кивнула и достала платочек, торопливо провела по щекам.
— А где все?
— На улице… беседуют.
«Беседа» была в полном разгаре. Протекала она довольно бурно, с применением подручных средств, включая каменные стены соседних домов. Алеша Попович, охая, поднимался из дорожной пыли, держась за бок. Котов и след простыл. А у каменного причала, в клубах пыли боролись Джеф и Добрыня.
— Ну, держись, парень, тебе конец, — прорычал Джеф, вырвавшись из богатырских лап, и с размаху ударил по Добрыне кулаком. Но богатырь умело увернулся, и удар пришелся по каменному быку, на котором держался причальный настил. Во все стороны брызнула каменная крошка, а в кладке образовалась уверенная пробоина. — Убью поганца! — прорычал моряк и снова занес руку для удара.
«Да что же он? Неужели ничегошеньки не помнит? — от волнения у Алены подкосились ноги и она поспешила присесть на канатную бухту. — Ведь убьет же сейчас Добрыню…»
— Алеша, хоть ты-то не лезь! — Алеша послушно отошел к крыльцу.
— Брось, — махнул рукой сидящий, оказывается, на этой же бухте Филипп. — Не убьются. Они парни крепкие, и, надеюсь, знают, что делают. А вот за причал я уже опасаюсь.
Причалу, действительно, грозила серьезная опасность. Добрыня, перехватив у кисти руку Джефа, принялся лупить моряка то оземь, то о каменного быка. Моряк трехэтажно ругался на местном наречии, но все никак не мог вырваться из цепких лап рассвирепевшего Добрыни. Наконец, Джеф неестественным образом изогнулся, рука его вытянулась и со змеиной гибкостью обвилась вокруг причальной тумбы. После чего Горыныч оторвал Добрыню от земли и швырнул в море, чуть не пробив им стоящую у соседнего причала барку.
Алена схватилась за сердце. Алеша, не удержавшись на ставших вдруг ватными ногах, сел на землю.
— Вау! — восторженно воскликнул Филипп и, вскочив, бросился к грозно озиравшему окрестности встрепанному Змею. — И после этого ты еще будешь утверждать, что ты не Змей Горыныч?!
Горыныч привычно замахнулся для удара, но был совершенно обезоружен по детски искренним восторгом волшебника, с восхищением глядевшего на него снизу вверх.
— А еще раз ты можешь такое сделать?
— Какое? — Змей удивленно огляделся, увидел свою левую, змееподобную руку и стеснительно спрятал ее за спину. — Да что вы все ко мне привязались?
— И после всего этого, — прохрипел, вылезая на берег Добрыня, — ты еще будешь уверять меня, что ты обычный моряк? Вон, посмотри, как я тобой каменный причал покорежил. Другой бы от такого помер, а ты только злее стал, да еще и свои змеиные прихватки вспомнил. Вон, как руку себе удлинил.
— Да показалось вам! — Змей продемонстрировал совершенно нормальную левую руку.
Добрыня плюнул с досады, стянул с себя мокрую рубаху и принялся яростно ее выжимать. Алеша беспомощно переглянулся с Филиппом.
— Ну хорошо, пусть так, — успокаивающе произнесла Алена, подойдя поближе к Змею. — Но ты помнишь, когда приплыл в город?
Горыныч внимательно посмотрел на нее и нахмурился.
— Час назад… кажется.
— А мы уже два дня, то есть, два часа в осаде! — торжествующе воскликнул Добрыня. — На чем же ты приплыл? На летающем корабле, что ли?
— На синем баркасе, — менее уверенно ответил Змей. — Не верите, пошли покажу.
— Покажи, — согласился Добрыня, натягивая рубаху.
Синий баркас был поблизости. Он лежал у самой воды на боку со снятой мачтой. В днище зияла внушительная пробоина.
— И на этом дырявом корыте ты приплыл вчера, да? — насмешливо спросил Добрыня, стягивая с ноги сапог, и выливая из него воду.
— Но я же помню!.. — Горыныч потер лоб ладонью.
— Помнишь, как ты плыл на нем? — уточнила Алена.
— Помню… То есть, как плыл, не очень. А как приплыл помню… — Горыныч посмотрел на Алену подозрительно сощурив глаза. — Почему это я тебя вижу по-другому, чем остальных?
— Да потому, что ты сам другой, Змеюшка… — вздохнула Алена.
Взгляд Горыныча стал рассеянным.
«Ты боишься, что я тебя забыл?» — услышала Алена его голос у себя в голове.
«Ты всех нас забыл».
«Но тебя как-то особенно…»
Горыныч сел на швартовочную тумбу и с тоской посмотрел на бухту.
— Это что же, по всему выходит, что я не Джеф? Не моряк?..
— Да мы уже битый час тебе об этом толкуем! — всплеснул руками Алеша.
— Вот именно, что битый, — проворчал Добрыня, почесываясь и выливая воду из второго сапога. Вместе с водой на мостовую шмякнулся небольшой краб.
— А кто же я тогда? — растерянно оглянулся Змей.
— Ты — восьмое чудо света! Великий летающий Змей из Верхнего ми… — с пафосом начал было Филипп, но Добрыня бесцеремонно прервал его, наступив на ногу.
— Короче, ты наш боевой товарищ, Змей Горыныч. Ты в поход опасный с нами отправился, по незнаемому миру Подземному, чтоб добыть… ну, я потом тебе объясню, для чего, — покосился он на Филиппа. — А какая-то тварь подколодная подучила бедную женщину, и, тебя заманили, болезного, опоили лютым зельем беспамятным…
— Точно, — кивнул Алеша. — Так все оно и было.
— Да пойдемте, наконец, в корчму. Что мы торчим здесь на виду у всех? — беспокойно огляделась Алена. На причале было пустынно, но ей все же было не по себе.
— Вам нужна еще моя помощь? — с легкой обидой поинтересовался Филипп.
— Может, какое противоядие можно придумать, чтобы он все вспомнил? — с надеждой спросила его Алена.
— Попробую, — кивнул волшебник. — Я ведь прихватил бутылочку с беспамятным зельем, исследую ее. Может что и придумаю. Но пока ничего обещать не могу… А вы, когда он малость в себя придет, приходите ко мне в гости. Обязательно приходите!
— Помню, горы… такие больши-ие. Красные. И еще пещеру в горах… — Змей внимательно оглядел корчму «Карасики». — А это еще что за лачуга?
— Живем мы здесь… временно, — объяснил Добрыня. — Помнишь, тебе еще харчи местные понравились?
Змей только неопределенно пожал плечами. Феликс Горыныча, естественно, не узнал. Только покачал головой, глядя как Добрыня с Алешей под руки ведут к себе какого-то морячка. Даже поинтересовался вежливо:
— А товарищ ваш что же, все еще не нашелся?
Алеша Попович буркнул в ответ что-то невразумительное про божью волю, и они поскорее провели Горыныча наверх.
— Что-то вы, похоже, дурите меня, братцы, — заявил Змей, оказавшись на втором этаже. — Вот и корчмарь не узнал меня.
— И не удивительно — в таком-то облике! — вздохнула Алена.
— Нормальный облик, — пожал плечами Горыныч.
— Да кто же спорит, нормальный, — поспешил согласиться с ним Алеша. — Да только не твой. Ты припомни, как выглядел, когда с нами в поход отправился.
Змей нахмурился, припоминая. И моментально обрел внешность, уже ставшую для друзей привычной за время похода.
— Вот! Совсем другое дело! — разулыбались богатыри, и стали радостно хлопать Змея по плечам. — Теперь хоть на себя похож…
— Ну, пошли в нашу комнату, — поторопила Алена и первой открыла дверь. — Привет, ребята! — поздоровалась она с сидящими в комнате рыцарями.
— Приветствуем тебя, фея озера, — галантно поднялись, приветствуя ее, рыцари.
— О! Ивейна отпустили?! — обрадовалась Алена, заметив старого рыцаря.
— Прекрасная королева Марья-Моревна была столь любезна, что… — начал было свой рассказ Ивейн, но тут в комнату вошел Змей.
— О! Горыня нашелся! — радостно подскочил Персиваль.
— Оп-па, — Горыныч, обведя рыцарей взглядом, недобро ощерился и потянулся за табуреткой. — А этих я, кажется, помню…
— Ты, брат, только не нервничай, — прохрипел, пытаясь удержать руку Змея, Добрыня и они с Алешей, вцепившись с двух сторон в Горыныча, поспешно вытолкнули его в коридор.
— Что это с ним? — испуганно спросил Алену Гавейн.
— Память он потерял, — честно ответила девушка. — Опоили его колдовским зельем. Потому он и вернуться не мог и не узнает никого. Ну, я пойду, посмотрю, как он… А вы на глаза ему лучше не попадайтесь пока. А то, не ровен час…
— Мы будем молиться за него, — заявил Ивейн, и остальные рыцари торопливо закивали.
«Я уж и сама любым богам молиться готова, лишь бы он все вспомнил», — вздохнула Алена и вышла в коридор.
Там Добрыня с Алешей уговаривали Змея, крепко держа его под руки.
— Да пойми ты! Рыцари сейчас за нас, не трогай их. Они нам еще пригодятся.
— Но я точно помню! Когда еще в той пещере жил, они ехали ко мне, убить меня собирались, как будто я какое-то страшное чудовище… А теперь сидят, улыбаются, сволочи! — Змей снова рванулся к двери. — Пустите меня!
— Не надо! — Алена кинулась Горынычу на шею. — Они хорошие. Просто, один злодей их натравил на тебя. А теперь это наши друзья. Правда, братцы?
Братцы неохотно закивали.
— А куда они меч дели? Каким-то специальным мечом они меня хотели убить — это я точно помню, — Горыныч вдруг замер, и лицо его озарилось догадкой. — А обычное оружие меня что же, совсем не берет?
— Ну, можно и так сказать, — уклончиво ответил Добрыня.
— Ну-ка, ну-ка, — Змей, выдернув правую руку из Алешиной хватки, осторожно отстранил от себя Алену и вытащил у Добрыни из-за пояса нож.
— Ты это, — отшатнулся от него Добрыня. — Ты не балуй!
— Да я только попробовать, — Змей торопливо резанул себя ножом по ладони. На порезе сперва выступила кровь, но тут же запеклась, а через несколько секунд и вовсе исчезла, словно бы впитавшись в ладонь. Шрама от ножа на коже не было.
— Одуреть можно… Я, наверное, этот… бог? — восхищенно прошептал Змей.
— Ну, ты того, — Добрыня отнял у него нож. — Давай не зазнавайся. Тоже мне, бог нашелся…
Попытка не пытка, а спрос не беда.
Зеленая четверть подошла к концу, но Алене вовсе не хотелось спать. Она, пригорюнившись, наблюдала, как богатыри «просвещают» Змея, напоминая ему все, что он забыл. Потом, не выдержав этого душераздирающего зрелища, ушла в комнату, где Ивейн восторженно рассказывал о том, как благородно относятся к военнопленным морейцы, и какая обходительная дама и приятная собеседница Марья-Моревна. Персиваль, слушая Ивейна, только вздыхал и покусывал губу.
«Пожалуй, он жалеет, что сам не попал в плен к царице. Интересно, он виделся с ней, когда они ездили к морейцам забирать Ивейна?» — подумала Алена.
— Так вы все к Марье ездили, чтобы Ивейна вызволить?
— Нет, нет, — замотал головой Ивейн и довольно пригладил усы. — Королева была столь любезна, что сама отпустила меня, как только наместник прилюдно поклялся, и морейские войска начали сворачивать лагерь… Мне, право, даже жаль, что я сражался со столь радушной хозяйкой. Просто мороз по коже бежит, когда я представляю, что мог разрубить эту благородную даму мечом. По здравом размышлении я даже пришел к выводу, что это всеблагой Господь не позволил мне совершить величайшую несправедливость и лишь поэтому я оказался у нее в плену. Мало того, я считаю теперь своим долгом приложить все старания к тому, чтобы найти ее пропавшего сына.
«Нет, долго выносить высокопарную болтовню этих рыцарей просто невозможно. Схожу-ка я лучше, проведаю Баюна».
Алена тихонько поднялась с кровати и вышла из комнаты. В коридоре богатыри все еще делились воспоминаниями с медленно припоминающим подробности своей жизни Змеем.
— Помню, были в этой пещере какие-то котлы, — напрягал память Горыныч. — Если мне отчего-то было плохо, я брал, да и зачерпывал из одного котелка. То-ли из правого, то ли из левого… И все проходило… Эх, кабы мне сейчас такой котел!
— Живая вода ему, похоже, нужна, — покачал головой Добрыня. — Да где ж ее тут, в Подземном мире возьмешь?
«А ведь Черномор что-то такое говорил про озеро живой воды, — вспомнила Алена. — Надо Баюна спросить, он, наверное, знает».
Баюна Алена застала все там же, на заднем дворе корчмы «У бочки». Кот сладко спал, распластавшись на тесовой крыше пристроенного к корчме сарая.
— А-а… — приоткрыл он один глаз, услышав шаги Алены. — Это ты… Ну что, пришел в себя Горыныч, али нет?
— Не совсем, — вздохнула девушка. — Живая вода ему нужна для лечения. Не знаешь, где ее добыть можно?
— Зна-аю, — потянулся Баюн. — Источник живой воды на Змеиных островах где-то прячется. А мертвую воду берут там, где в дале-екой древности текла река Стикс. Теперь там не река, а ручеек. Опоили вашего Горыныча настойкой из Шандарах-травы, что растет на берегах ручья с мертвой водой.
— Точно? — напряглась Алена. — Это тебе Филипп сказал?
— Не-ет. Это я сам придумал. А что? Может, оно и в самом деле так.
Алена присела на колоду для рубки дров и задумалась. Баюн спрыгнул с крыши и уселся рядом с ней.
— Только вы живой воды не найдете.
— Почему это?
— Я же говорю, источник этот секре-етный. Дорогу к нему не многие знают. Здесь живая вода дорога-ая… Ты Филиппа поспрашивай, он на эту воду уже столько денег извел, что ни в ска-азке сказать, ни пером описать. Алхимик несчастный, — кот недовольно фыркнул. — Все пытается какой-то философский камень найти. Из живой воды… Из воды — камень. Ну не дурачок ли? Впрочем, все алхимики, по моему, такие…
— Философский камень, говоришь? — мысли Алены потекли в неожиданном направлении. — Слушай, а ведь философский камень — это вечная жизнь, так?
Кот кивнул.
— То есть, жизнь без смерти и зимы. А смерть и зима у нас — это Кощей, так?
— Так, так. И что из этого следует? — заинтересовался Баюн.
— А из этого следует, что философский камень — это то самое яйцо, в котором смерть кощеева спрятана! — с торжеством закончила свою мысль Алена.
Кот вскочил и в волнении заходил вокруг колоды.
— Интере-есная сказка получается… Про кощееву-то смерть, что на Море-окияне, на острове Буяне спрятана, я слыхал. Говорят, в давние времена кто-то смерть эту нашел. Три года зимы не было. А потом Кощей вернулся.
— Пошли к Филиппу, — вскочила Алена. — Да если мы правы, всем алхимикам надо собираться в поход за кощеевой смертью!
— Очень интересно! — выслушав от Алены сбивчивое изложение ее теории, Филипп нервно заходил по комнате.
— На море Окияне, на острове Буяне стоит Бел-горюч камень-Алатырь… — распевно продекламировал Баюн. — И у кощеевой смерти тот же адрес. Уж не про один ли предмет сказки сказывают?
Филипп вдруг побледнел, остановился и вытер со лба холодный пот.
— Да вы хоть понимаете, что говорите?! Если вы правы, и если об этом узнает Отморозок, он так устроит, что всех алхимиков и ученых преследовать начнут. На кострах сжигать! Наверху уже было так… Оттого-то все колдуны в Подземный мир и перебрались.
«Только инквизиции кощеевой тут и не хватает, — опечалилась Алена. — А ведь так все складно получалось…»
— Нет уж, — продолжал Филипп. — Лучше не проводить таких параллелей. Я хочу получить философский камень из доступных минералов химическим путем, описать методику. Даже если это очень сложно, камень даст людям возможность обрести бессмертие — хотя бы тем, кто этого очень захочет. А с Кощеем я не свяжусь. К тому же, я больше верю, что в основе философского камня должна быть живая вода.
— Кстати, о живой воде! — встрепенулась Алена. — Змей говорит, ему чтобы все вспомнить, нужна живая вода. У тебя ее нет, случайно?
— Случайно есть, — неохотно признался Филипп. — Могу продать вам пузырек живой воды за фунт золота.
— Пузырек — это мало, — вздохнула Алена. — Ему не хватит. Говорят, где-то на Змеиных островах есть большой источник…
— Это легенды, — покачал головой Филипп. — Нет там источника. Я сам искал. Там есть похожая минеральная вода. Наверное, ее какие-то маги дорабатывают, а потом втридорога перепродают, как живую.
— Ну ладно, — Алена встала. — Спасибо за консультацию. Мы к тебе еще зайдем.
Баюн вышел ее проводить.
— Ты к нам приходи, — пригласила кота Алена. — С Горынычем познакомишься, поговорим…
— Пр-риду, непр-ременно, — промурчал Баюн. — Давно я хотел на Змея посмотреть, да все недосуг как-то было.
В корчме было невесело. Алеша валялся на кровати. Гавейн с Ивейном спали, а Персиваль, прислонив обнаженный меч к стене, молился подле него.
Добрыни с Горынычем не было.
— И где они? — нервно спросила Алена.
— А бес их знает, — обиженно отозвался Алеша. — Куда ушли, не докладывались.
— Пошли искать, — затормошила его Алена. — Про колдуна забыли? А он, может, все еще в городе!
Алеша, поразмыслив, согласился. Но поиски ни к чему не привели. Алеша с Аленой бес толку прошатались по городу, но друзей так и не встретили. Усталые и встревоженные они вернулись в корчму и обнаружили там вернувшихся Добрыню со Змеем, целых и невредимых.
— Ну прогулялись немного, — пожал плечами Змей в ответ на причитания Алены. — Да не волнуйся ты так, что нам сделается?
— С тобой уже сделалось! — Алена повысила голос. — Я ко всем обращаюсь, господа богатыри и рыцари! Отныне никаких одиноких прогулок. Колдун, который опоил Змея, может напасть на любого из нас.
Добрыня неохотно кивнул.
— Не по нраву мне спасаться да прятаться, но однако же, права ты, Аленушка. Надо будет нам ходить большой компанией, да друг другу все время рассказывать — кто куда пошел, что за надобность…
— Да и вообще, застряли мы что-то в этом городе. Змей, может поговоришь с Ильей? Наверняка морейцы уже сняли магическую блокаду с города, так что сейчас у тебя получится.
— Что получится? — непонимающе посмотрел на Алену Горыныч.
— Да с Ильей поговорить!
— А я что, могу вот так, на расстоянии?.. — Горыныч вопросительно оглянулся на Алешу и Добрыню. Те утвердительно закивали.
— Ну хорошо, — Горыныч вздохнул, нахмурил брови и замер в напряженной позе. Потом сел на кровать. Потом лег и закрыл глаза. Снова встал. — Я точно могу, да?
— Конечно. Со мной же ты разговаривал, — подбодрила его Алена.
— С тобой… — Горыныч вздохнул. — С тобой — это другое дело… А вашего Илью я совершенно не помню.
— Не помнишь? — ошарашено переспросил его Добрыня.
Горыныч виновато потупился.
— Эх. Мне бы живой воды пару ведер…
Баюн пришел на обед к белой четверти. Рыцари теперь воспринимали его спокойно, только Ивейн с непривычки подозрительно косился на устроившегося за столом, рядом с людьми кота. А Горыныч от общения с Баюном пришел в восторг. Сытно подкрепившись, Баюн даже позволил Змею взять себя на колени и погладить.
— А вот есть еще в местном море такие острова, Змеиные… — промурчал Баюн, растянувшись на коленях Горыныча. — Остр-рова-то эти волшебные. Очень часто там море неспокойное, и туман клубится над водами.
— А отчего это они — Змеиные? — поднял бровь Горыныч.
— Да змей там много. Ну и вообще, ковар-рное это место. А среди островов этих, есть один, незаметненький. Незаметненький, да неприметненький. Весь волшебный, заколдованный. Не растут на нем деревья высокие, не растет на нем трава зеленая, только камни одни, да лишайники. Сам-то остров этот малюсенький. С одного конца острова другой видать…
— Ох, и болтун ты, как я погляжу, — Горыныч потрепал Баюна по шее. — Не томи душу. Говори, что на том острове эдакого, что ты разговор о нем затеял?
— Говорят, на этом самом острове есть источник неиссякаемый. Сей источник бьет в чаше каменной. Чаша эта большая, широкая. А водица в этой чаше волшебная…
Змей, приподнявший руку, чтобы почесать кота за ухом, так и замер в неподвижности.
— В чаше той вода живая, настоящая, — продолжал Баюн, наслаждаясь всеобщим вниманием. — Кто испьет из этой чаши, исцеляется. Все болести из него удаляются…
— Та-ак. А где этот остров ты можешь нам показать? — вкрадчивым голосом спросил Горыныч, нежно обхватив при этом Баюна за шею.
— Да я… И не знаю я ничего. Да отпусти ты, что ты в самом деле, Змеюшка-а!..
— А ты не царапайся, не царапайся, а всю правду мне рассказывай. Как расскажешь все, что знаешь об этом острове, так я и отпущу. А когтями своими кого другого пугай.
Баюн жалобно посмотрел на Алену, но та только развела руками.
— Да не зна-аю я толком ничегошеньки. Знаю, есть островок, камни голые. Чаша каменная, в ней вода волшебная… Да не каждому тот остров откроется. Если кто со злобным помышлением, замышляет на людей недоброе, али там котов пытает, мучает, тому остров вовек не откроется, — замяукал Баюн противным голосом.
— Да ладно тебе, — усмехнулся Горыныч, но хватку ослабил. — Обиделся что ли?
— А вот если у кого сердце чистое, если кто для других водицу черпает, тот найдет в тумане остров заколдованный и возьмет водицы столько, сколько надобно.
— Да это же Грааль! — взволнованно вскочил с места Персиваль. — Это что же, выходит, Грааль находится на Змеиных островах? — рыцарь растерянно оглянулся. — А как же тогда Монсальват? Ведь я был там! Я же своими глазами чашу Грааля видел. Только остаться там не смог. Все исчезло наутро из замка, и Страдалец-король, и его благородные рыцари, и Чаша. Проснулся я, а замок пуст. А как сел на коня, да выехал из ворот, так замок прямо в воздухе и растаял.
— Чудеса-то какие расчудесные, — довольно заерзал на коленях у Горыныча кот. — Ты давай-ка рыцарь, дальше рассказывай, — и он снова обратился к Горынычу. — Ну а ты отпусти меня, Змеюшка. Я уж рассказал все до капельки. Больше и не знаю ничегошеньки.
— А кто знает?
— Филипп знает! — радостно мяукнул Баюн. — Он этот остров много лет искал. Правда, не нашел, — Горыныч снова сжал пальцы. — Да его никто не находит! — взвыл кот. — А кто находит, так не рассказывает об этом каждому встречному. Потому как живая вода штука дорогущая… Ну, давай, отпускай меня скорее. Теперь точно все.
— Верю, — вздохнул Горыныч. — Иди уж, — он разжал пальцы и кот, соскочив с его коленей, тут же влез на руки Алене.
— Так что там про Грааль-то? — повернулся Горыныч к Персивалю. — Может, это еще один источник живой воды? Ведь замок этот был в Верхнем мире? Или в Нижнем, на острове?
— Наверху был замок, — подтвердил Персиваль. — Только… призрачный он. Прозрачный совсем. Только для тех, кого они захотят пустить туда Монсальват становится настоящим. Меня вот пустили, — Персиваль гордо расправил плечи. — Сочли достойным. Видел я Короля-Страдальца…
— А почему страдальца? — поинтересовался Добрыня.
— У него все тело в язвах. А сам он лежит на королевском ложе, и так слаб, что не может подняться. А вокруг рыцари, рыцари. Один благороднее другого. И каждый день священник проводит службу и выносит на общее обозрение чашу Грааля. Тот, кто выпьет из этой чаши, моментально исцеляется ото всех своих болезней. А от одного только созерцания этой чаши такая благодать по всему телу разливается… — Персиваль мечтательно закатил глаза. — А потом был пир, и все пили вино, пели песни, рассказывали всякие занимательные истории. После пира слуги проводили меня в опочивальню, и я заснул там так сладко, что… А наутро обнаружил, что замок пустой.
— Да… — Горыныч понимающе закивал и похлопал Персиваля по плечу. — Впечатлительный ты парень, ничего не скажешь. Сам-то пил из этой чаши Грааля?
— Нет, не довелось.
— А кто-нибудь при тебе пил?
— Ну… — замялся Персиваль.
— Так откуда же ты знаешь, что любой, кто из этой чаши выпьет, ото всех болезней исцеляется?
Персиваль этим вопросом был явно сбит с толку.
— Ну-у… Все так говорят.
— А отчего же тогда Король-Страдалец не испьет из этой чаши, да не излечится?
— А вот это для меня самое таинственное. Никак я понять не могу, отчего принужден король страдать, и отчего они все сочли меня недостойным среди них находится?
— Тоже мне, вопросы, — ухмыльнулся Алеша Попович. — Почему это вдруг ты решил, что они сочли тебя недостойным? Что-ли напился ты там допьяна и стал стекла бить?
— Да нет же! Там никто допьяна не напивался. Все так благочестиво было, так… — рыцарь замолк, не сумев подобрать нужных слов.
— Ну так с чего же ты на себя напраслину возводишь?..
— Но ведь наутро все-все пропало! — всплеснул руками Персиваль.
— Так может, это не потому, что ты недостойный, — улыбнулся Баюн. — Может, ты просто не совершил еще какое-нибудь важное дело?.. У них, у колдунов да волшебников этих всегда так. Замутят голову, запутают. А потом бац, и пропали.
— И вот еще что я думаю, — вставил Змей. — Похоже, эта чаша сама по себе не дает исцеления. А живая вода, которую в нее наливали, попросту кончилась.
Персиваль посмотрел на Горыныча приоткрыв рот, да так и сел на кровать ничего не ответив.
— Ты, Горыня, не смей оскорблять христианских святынь! — взвился Ивейн. — Испивший из чаши Грааля исцеляется ото всех болезней! Это любой знает. А сомневаться в этом, все равно, что сомневаться в божественной сущности Христа!
— Так отчего же тогда сам король Мон… саль… короче, замка этого, первый не исцелится? — язвительно склонив голову набок, спросил Добрыня.
— А этого вам понять не дано по невежеству вашему! А всякое иное суждение есть грех и ересь… — отрезал Ивейн и, окинув всю компанию торжествующим взором с чувством выполненного долга уселся на свое место.
Добрыня уже хотел было ответить Ивейну что-то резкое, но Алена поспешила перевести разговор в конструктивное русло.
— А не сходить ли нам снова к Филиппу? Уж он-то, наверное, точно знает и про Грааль, и про Змеиные острова.
Увидев Змея Горыныча, Филипп расцвел от радости.
— Заходите, гости дорогие. Садитесь… Фрау Марта! Принеси нам чего-нибудь вкусненького!
— Мы, собственно, по делу пришли, — начал Горыныч.
— Какие там дела, дорогой мой! Все твои дела я моментально улажу. Только скажи, и я в лепешку расшибусь… Какая честь, какая честь для скромного волшебника принимать у себя в башне… Фрау Марта! Что ты там копаешься, как черепаха?
Горыныч присел в предложенное ему кресло. Алена и богатыри уселись на диван.
«Слава богу, что мы рыцарей с собой не взяли, — подумала Алена. — Разговор, похоже, будет откровенный».
— Ну, во первых, мне хотелось бы узнать, — начал Горыныч, — не нашел ли ты какого-нибудь противоядия, либо эликсира, для скорейшего восстановления моей памяти?
— Эликсира? — Филипп растеряно оглянулся, но потом, хлопнув себя по лбу, рассмеялся. — Ах ты об этом?.. Сейчас, сейчас, — и волшебник принялся рыться в груде своих склянок. — Вот она! — он поднял вверх ту самую бутылку, из которой Саманта напоила Змея. — Я провел подробнейший анализ жидкости и магических компонентов этого зелья. И пришел к следующим выводам… Где они?.. Я же записывал, — он растерянно огляделся.
— Ты, случаем, сам из этой бутылочки не пил? — насмешливо прищурился Горыныч.
— Спаси Создатель! — замахал руками волшебник. — О! А вот и бумажка, — он водрузил запечатанную бутыль на стол и принялся читать. — Состав жидкости: Мертвая вода, яблочный уксус в малых дозах, липовый мед, органические жиры и мелкая взвесь из сушеных трав неизвестного происхождения.
— И о чем это говорит? — озадаченно переспросил Змей.
— Это действительно колдовское зелье. Мед и уксус для лучшей усвояемости и придания устойчивого привкуса. А на органических остатках и всей бутыли в целом были обнаружены заклятия, дающие мне основание предположить, что во первых… — Филипп замер и растерянно огляделся. — А где второй листок?
— Ты точно это зелье не пробовал? — нахмурился Змей.
— Да нет, я… Хотя, не помню, — волшебник в ужасе схватился за голову. — Неужели?.. — посмотрелся в зеркало, внимательно вглядываясь в свое отражение. — Нет, нет, точно не пробовал. Разве что надышался, пока анализировал жидкость.
— Ну, так своими словами говори, к каким выводам ты пришел?
— Да какие к рыбам выводы? Черное колдовство. Скорее всего, колдовал мужчина. Заклятье отъема памяти и заклятье лишения воли, в сочетании с еще какими-то…
— А какое противоядие мне применять?
— Противоядие?.. — Филипп задумался на секунду. — Ну, больше свежего воздуха, овощей там всяких, фруктов. Хорошо бы посетить те места, которые наведут на мысли, воспоминания…
— Тьфу ты, — Горыныч вскочил с кресла и зашагал из стороны в сторону. — Противоядия, короче, нет? Мне теперь что же, по ложечке себя вспоминать?..
— Хорошее тонизирующее средство, которое восстановило бы твои жизненные силы, наверняка приведет к восстановлению если не всей, то большей части памяти…
— Живой воды мне надо, как я и говорил, — подвел Змей черту.
— Возможно, — кивнул Филипп. А потом, просветлев взглядом, воскликнул: — И верно! Если предположить, что Змей Горыныч является сущностным элементом филосовского камня, а живая вода его необходимым компонентом, то ее применение непременно…
— Ты не мудри, — прервал его Змей. — Давай скорее живую воду. А уж потом, когда мне полегчает, можешь сколько угодно разводить свою философию.
Волшебник замер, внимательно посмотрел на Горыныча и, вздохнув, двинулся в угол комнаты, к сейфу. Потом, поколебавшись, он оглянулся на гостей и с надеждой в голосе переспросил:
— А может, я вам какой иной эликсир составлю?
— Живая вода — это единственное, что наверняка может мне помочь.
— Ну хорошо, — отворив сейф, Филипп достал из него резную шкатулку моржовой кости. Выставил ее на стол. Шкатулку он, немного повозившись с ключом, открыл и с трепетом достал оттуда маленький флакончик. — Вот она. Живая вода. Сейчас я разведу ее в…
Он не успел договорить. Змей стремительно подошел к столу, выхватил флакон и, откупорив пробку, понюхал, а потом отхлебнул.
— Да ты что?!. Разве можно концентрированной дозой?.. — в ужасе отшатнулся от него волшебник.
— Не она, — Змей поморщился. — Если это Живая вода, то я Кощей Бессмертный.
— Как ты мог? — Филипп, отступив от Змея на пару шагов, сел в кресло. — Это же был мой годовой запас Живой воды, для опытов. Тебе надо было всего чуть-чуть…
— Да ты не волнуйся так. Для опытов я там на донышке оставил… А мне живой воды ведра два надо, чтобы пролечиться основательно.
— Это точно не Живая вода? — переспросила у Горыныча Алена.
Змей кивнул.
— Да нет же! Она это! — возмущенно всплеснул руками Филипп. — Да вы проверьте! Федя! — он оглянулся в поисках кота. — Феденька, принеси мне пару мышей из погреба.
Черный кот Федя тут же метнулся по лестнице вниз, чуть не сбив при этом фрау Марту, собравшую, наконец, дорогим гостям поднос с угощением.
— Пойду и я в погреб, — промурчал пришедший к Филиппу вместе с друзьями Баюн. — А то он там без меня тако-ого наловит, что ни в сказке сказать, ни пером, понимаешь…
— Неужели они подсунули мне в последней партии фальшивку? — прошептал Филипп. — Пол фунта золота отдал. Не может быть, чтобы она была ненастоящая…
— Ты, парень, не расстраивайся понапрасну, — Горыныч похлопал волшебника по плечу. — Я вон, вообще ни черта не помню, и ничего, хожу, улыбаюсь. Расскажи-ка нам лучше, где у вас эту живую воду берут, и как нам добыть ее в больших количествах.
Знание — сила.
— Вообще-то я Философский камень ищу. То есть, пытаюсь добыть его химическим путем, — Филипп в расстроенных чувствах повертел в руках почти пустой пузырек и тяжело вздохнул. — Для облегчения работы я составил таблицу всех минералов Подземного мира. Живая вода тоже входит в эту таблицу. Я долго ее искал, можно сказать, все Змеиные острова облазил. Даже карту составил, — Филипп достал из-за шкафа большой свиток и развернул его прямо на полу. — Вот, здесь нанесены двести пять из ста двадцати существующих островов.
— Как это? — озадаченно повертел головой Алеша.
— Понимаете, острова эти покрыты вечным туманом. Поэтому их точное количество не установлено. Говорят даже, что они перемещаются в пространстве и времени. Но я в это не верю.
Горыныч опустился на колени рядом с волшебником и принялся внимательно изучать карту.
— Полезная штука… Не одолжишь нам на время? — Змей свернул свиток и взял его подмышку.
— Ну… — замялся Филипп. — При условии, что вы сообщите мне результаты своих поисков и постараетесь вернуть карту.
— Мы постараемся! — с жаром заверила его Алена.
— И еще… — волшебник смущенно улыбнулся. — Я бы хотел… только ты, Горыныч, пожалуйста, не обижайся! Я исключительно в научных целях…
— И водицы живой тебе доставим. Если добудем ее, конечно — Змей похлопал его по плечу.
— И воды Живой, конечно хорошо бы. Но я не об этом… Понимаешь, Горыныч. Я, как только узнал, что ты не сказка, что ты существуешь… Мне очень хочется исследовать тебя, — волшебник умоляюще сложил руки.
— В каком смысле исследовать? — оглядел себя Змей. — Я те не горы какие-нибудь, чтобы исследовать меня. Вот, смотри. Весь, как есть перед тобой.
— Для хорошего научного исследования этого мало… Мне бы анализ крови взять. Изучить устройство внутренних органов…
Змей подозрительно покосился на ученого.
— Внутренние органы — это как? Кишки, что ли хочешь мне выпустить?
— Нет, нет, я не это имел в виду! — волшебник с досады, что его не понимают, даже топнул ногой. — Хотя бы прядь волос для исследования дай!
Алеша напрягся и резко поднялся с дивана.
— Не давай ему ничего, Горыныч! Еще порчу наведет. Мне Лебедь рассказывала, как это делается. Любой волшебник эдак умеет — берешь прядь волос, и…
— Как ты подумать-то такое мог? — Филипп даже подпрыгнул от возмущения. — Да я с чистым сердцем! Исключительно ради поисков философского камня! Клянусь, что даже в мыслях не собирался причинить зло такому уникальному созданию! Неужели вы мне не верите?
Змей переглянулся с друзьями, шагнул к волшебнику и несколько секунд испытующе вглядывался в его глаза. Филипп побледнел, но взгляд не отвел.
— Ну, хорошо, — кивнул Горыныч. — Бери, пока я добрый, — и он небрежно вырвал с головы несколько волос.
Алена невольно ойкнула. Добрыня одобрительно хмыкнул. Только Алеша недовольно надулся, что его не послушались. Филипп осторожно, как величайшую драгоценность, взял пинцетом локон Змея и поместил его на стеклышко микроскопа. Последующие пятнадцать минут друзья слышали от него лишь нечленораздельные восторженные восклицания.
— Ну что, теперь твоя душенька довольна? — не вытерпел Добрыня.
— Что? А… да, да… Вы не представляете, какое это чудо! Живой философский камень! — Филипп с трудом оторвался от микроскопа и жадно уставился на Горыныча. — А ты не мог бы… э-э… пожертвовать для науки еще частичкой себя? Ну хотя бы ногти остриги, а?
— Это не ногти! — нервно сжал пальцы в кулаки Горыныч. А Алеша ехидно усмехнулся:
— У нас на Руси про таких говорят: дай ему палец, он всю руку откусит.
Филипп покраснел и хотел что-то сказать, но тут дверь скрипнула и в комнату вошел Баюн. В зубах он нес за хвосты двух мышей.
— Вот, — он с довольным видом положил добычу на ковер и облизнулся. — Одна спит, другая дохлая. Ее Федя поймал.
— Отлично! — оживился Филипп. — Сейчас мы все и проверим… — он поднял спящую мышь и положил ее мусорную корзину. А дохлую поместил на стол для опытов. — Так… отрезаем ей хвост… прикладываем обратно… — комментировал свои действия волшебник. — сбрызнем мышь из той бутыли с зельем… Прирос! — восторженно воскликнул он. — Анализ был проведен верно. Зелье действительно настояно на мертвой воде!
Все, кроме Алены, которая не захотела смотреть на расчленение мыши, сгрудились у стола.
— Теперь капнем на мышку живой воды… — с увлечением продолжал Филипп. — Не оживает почему-то…
— Потому что эта живая вода — не настоящая! — назидательно произнес Горыныч.
Расстроенный волшебник сбросил дохлую мышь со стола с мусорную корзину. Оттуда вскочила проснувшаяся вторая мышка и моментально скрылась в углу комнаты.
— Ну вот! — окончательно расстроился Филипп. — У меня теперь в лаборатории мышь. Спасибочки!
— А ты скажи Федьке — он поймает, — посоветовал Баюн, перестав на минуту вылизываться.
— Ну да! И все мне тут разобьет заодно! Кстати, а где он?
— Да дрыхнет он в подвале, — неохотно ответил Баюн. — Перестарался я малость, когда мышей убаюкивал. Ну хочешь, я сам ее поймаю?… Да не бойся, бегать за ней я не буду. Уболтаю до сна… Только выйдите все из лаборатории, а то как с Федькой получится.
— Подожди, вот уйдут гости — потом поймаешь, — махнул рукой Филипп. — Только вы не торопитесь, а? — Филипп умоляюще поглядел на Горыныча. — Я ничего отрезать не буду. Честное слово! Только… Сунь пальчик во-от сюда — протянул он Горынычу какой-то замысловатый агрегат, похожий на мясорубку, совмещенную с амперметром. — Это трандуктор. Я сам его изобрел.
— Да? — Змей с любопытством посмотрел на сложный механизм. — И как оно работает?
— А вот, — Филипп радостно сверкнул глазами и закрутил блестящую ручку. Внутри что-то грозно заурчало. — Сунь сюда палец, и смотри на вот эти индикаторы. Сам все увидишь.
Горыныч поколебался секунду, но потом любопытство взяло верх и он сунул палец в жужжащую машинку. Синие и красные индикаторы замигали попеременно, а стрелка на приборе медленно поползла в сторону.
— Трандуктор измеряет внутримышечную дивиргенцию жизненных токов путем сравнительного анализа когурентных полей, — пустился в объяснения Филипп, не переставая крутить ручку. — Сейчас мы точно узнаем потенциальное поле твоей дивиргенции…
— Ох, не нравится мне эта хреновина, — опасливо отодвинулся от стола Добрыня. — Смотри, Горыныч, пальчик-то оттяпает.
При этих словах в трандукторе что-то подозрительно громко заскрежетало. Змей, нервно дернул рукой, и палец застрял.
— Не дергайся! — испуганно взвизгнул волшебник. — Я сейчас разомкну контакты и оно отпустит…
Но Горыныч уже вытащил палец из прибора. Трандуктор пронзительно заскрипел, испустил клуб едкого дыма и безжизненно затих. Филипп тоже замер, нервно переводя взгляд с индикаторов трандуктора на неестественно длинный и тонкий палец Горыныча и обратно.
— Все. Хватит опытов, — Горыныч вернул пальцу нормальный вид. — И так уже вонища стоит. Да и приборчик твой, похоже, слабоват оказался.
— Ты не понимаешь, Змей, — прошептал алхимик. — Это же открытие! Я еще никогда не измерял дивиргенцию жизненных токов в момент трансмутации! На приборе датчик зашкалил! Тут такая силища прошла!..
— Ну прошла. И что дальше? — вздохнул Змей. — Ты бы нам лучше еще что-нибудь про источник Живой воды рассказал.
— А ты потом дашь измерить себя депривизором?
— Ох, угробит он тебя, Горыныч, своими приборами, — неодобрительно покачал головой Добрыня Никитич.
— Ты давай, рассказывай, — поддержал товарища Алеша. — А приборы свои потом… Если тебе их, конечно, не жалко.
Алена сидела в уголке дивана и молча наслаждалась зрелищем. Филипп измерил Змея сперва депивизором, потом дуплексатором, а потом еще одним своим могучим изобретением — ассинхронным феноскопом Егермейера. После чего терпение облепленного со всех сторон датчиками Змея иссякло. Он аккуратно отцепил от себя все проводки и смотав их в большой клубок, вручил Филиппу.
— Да, наука твоя — вещь, конечно, интересная, но пора нам и делом заняться. Пошли, ребята.
Распрощавшись с волшебником и прихватив карту, друзья вышли на улицу. Баюн проводил их до угла башни и отправился куда-то по своим кошачьим делам.
— Да-а… наука — дело темное, — глубокомысленно протянул Добрыня. — Ты бы, Горыныч, этим делом не увлекался, а то последний ум за разум зайдет… Горыныч, ты чего это? Что с тобой?!
Алена оглянулась на отставшего Змея. Тот стоял как вкопанный и пристально смотрел себе под ноги, мучительно что-то вспоминая.
— Тень… Что с моей тенью? — Змей затравленно оглянулся вокруг. — Я же помню — у меня была тень!
Друзья невольно посмотрели вниз. Теней действительно не было. Не только у них, но и у всех окружающих предметов. «Как же мы раньше-то этого не замечали!» — поразилась Алена.
— Ну правильно! — первым сообразил Добрыня. — Откуда бы здесь теням взяться, коли солнышка нет.
Змей посмотрел в небо и сморщился, словно от боли.
— И верно, Солнышка нет. И свет какой-то весь мутный, как на дне болота… Неправильно здесь все… Не по настоящему.
Добрыня с Алешей тоже посмотрели на безоблачно-ясное небо и разом пригорюнились. Путь до корчмы они продолжили в подавленном молчании. Алена попыталась как-то развлечь Змея.
«А что, если Филипп прав, и философский камень, как минерал, действительно существует? Тогда ты — воплощенное твердое состояние философского камня».
«И что это меняет? — пожал плечами Горыныч. — Ну, назвал Филипп философским камнем то вещество, из которого я состою. Кстати, если точно следовать его терминологии, то я не твердый, а полузастывший».
«А Живая вода, получается, жидкое состояние философского камня?»
«Ну, допустим».
«В школе меня учили, что у любого вещества бывает три состояния. Твердое, жидкое и газообразное… Ну, то есть пар, — уточнила Алена. — А что будет газообразным состоянием философского камня?»
Змей хмыкнул и с проснувшимся интересом посмотрел на Алену.
«Газообразным?.. Может, ифриты? Надо будет рассказать об этой теории Гасану. Он ведь еще раньше меня появился из паров не застывшей лавы. Пусть порадуется, что какой-то алхимик записал его в свою таблицу минералов».
Опасаясь кощеевых происков, друзья не решились ужинать в общем зале корчмы.
— Еще подсыплют нам какой-нибудь отравы, — выразил общую мысль Алеша Попович.
Запершись у себя в комнате и положив серебряные монетки под окно и под дверь, они расстелили скатерть самобранку.
— Значит так, — Добрыня почесал затылок. — Щей нам понаваристей…
— И поросенка печеного, — подхватил Ивейн.
— И пива темного, пинты по две на брата, — добавил Гавейн.
— И жареную баранью ногу, — продолжил Горыныч.
— И живой воды ведра два! — неожиданно для самой себя скомандовала Алена.
Все удивленно оглянулись на ее голос.
— А что? — у Добрыни загорелись глаза. — Вдруг и вправду получится? — и он постучал пальцем по свернутой в рулон самобранке. — Выполняй, что заказано. Развернись!
Скатерть развернулась. Пахнуло озоном и на ней возникли семь тарелок с дымящимися щами, семь кружек с пивом, печеный поросенок на большом подносе, еще один поднос с жареной бараньей ногой и два небольших деревянных ведра с водой.
— Ух ты! — дружно выдохнули все.
А Змей немедленно кинулся к ведрам, схватил одно из них и принялся пить жадными глубокими глотками.
— Неужели получилось? — восхищенно прошептал Алеша Попович. — Ну, Аленушка! Ну, голова!
Змей, тем временем, утолив жажду, отставил в сторону наполовину опустошенное ведро.
— Ну как? — хором спросили его Алена, Персиваль и Добрыня.
— Хорошая вода, вкусная — Горыныч глубоко вздохнул. — Ключевая, туды ее. Холодная, аж зубы ломит. Но не та, — и он, укоризненно склонив голову, постучал пальцем по самобранке. — Не то ты мне подсунула, милая. Не ключевая вода мне нужна, а Живая. Понимаешь ты?
— Да… Мать-природу не обманешь, — вздохнул Добрыня. — А скатерка моя — тварь бессловесная. Но однако понимает все, старается. Хорошо ты, Аленушка, придумала. Только мне сдается, скатерть самобранная о живой воде не знает, не ведает…
— А если ей дать эту воду… попробовать? — предложила Алена.
— Это как? — удивился Добрыня. — Пролить на нее, что ли пузырек с живой водой?
— А что? У Филиппа, вроде, еще оставалось на донышке… — подхватил Алеша.
— Да не настоящая у Филиппа вода, — махнул рукой Змей. — Но попробовать можно. Только надо найти где-нибудь хоть самый маленький пузырек с Живой водой, и капнуть на самобранку.
О том, где достать живой воды думали долго. И по всему выходило, что надо дождаться Илью, а потом, по дороге, заехать за водой на Змеиные острова. Но тут Алену опять осенило. Девушка взяла полотенце, намочила его и, вытерев лицо, посмотрелась в зеркало. Зрелище было совершенно душераздирающее. Полустершееся лицо висело перед ней, прямо в воздухе, печально моргая.
— Ты чего это творишь с собой, Аленушка? — обеспокоено посмотрел на нее Добрыня. — Никак, невидимость свою смыть задумала?
— Вызывай Черномора! — скомандовала девушка. — Наверняка он знает, где в Мореграде добыть живой воды. Так пусть и поможет нам!
— Верно! — подхватили рыцари. — Блэкмор поможет! Он знает!
— Не будет он нам помогать, — покачал головой Добрыня. — Вот хотите, поспорю с любым из вас? Он узнает, что Горыня без памяти, и не даст Живой воды нам не капельки. Только радостно потрет свои рученочки… У него с Горыней счеты старые.
— Так я для того и умылась, Добрынюшка! Скажи ему, мол, Алена умирает, заколдовал ее Кощей… Я и в зеркальце ему покажусь. Может, тогда он на живую воду раскошелится?
— Ай да умница! — радостно хлопнул в ладони Алеша. — Не глупей моей Лебедушки!.. Давайте и правда попробуем.
Черномор откликнулся на вызов почти моментально. Похоже, он действительно везде ходил теперь со своим тазиком.
— Привет! Ну как там у вас дела? Осаду сняли?
— От осады спасла нас Аленушка. Да вот только беда с ней приключилася, — Добрыня вздохнул, да так натурально, словно и впрямь случилось что-то непоправимое. — Колдовство на ней наложено ужасное. Умирает Алена, истончается. На глазах она тает, словно льдиночка…
— Ну вот, — Черномор скорбно всплеснул руками изо всех сил изображая сожаление. — А говорили, у нее медовый месяц с Горынычем. Как же это Алену угораздило?..
— Живая вода нам нужна, — вмешался в разговор Змей. — Пропадет Алена без живой воды. А ты наверняка знаешь, где в Мореграде можно эту воду достать.
— А с чего это вы взяли, что именно живая вода ей поможет? — подозрительно сощурился Черномор. — Докторам ее показывали? Поверните-ка поднос, я сам на нее посмотреть хочу…
— Это мы сейчас, — с готовностью откликнулся Алеша Попович и повернул поднос так, чтобы в зону видимости попала Алена.
Девушка, тем временем, легла на кровать и прикрылась одеялом так, что видны были только несколько пальцев и растворяющееся в воздухе лицо.
Черномор сдавленно охнул.
— Это что же, с-сам Кощ-щей тебя так? — сбиваясь от волнения спросил он Алену.
Она в ответ лишь печально и светло улыбнулась.
— Говорить не может, — просипел Алеша, давя в себе смех.
Рыцари в разговор не вмешивались, хмуро поглядывая на разыгрываемый спектакль.
— Ты давай, Черномор, не рассусоливай, — натурально нахмурился Горыныч. — Если ты не спасешь сейчас Аленушку, то мы все вернемся назад, и вот тогда-то я покажу тебе, где раки зимуют! Я тебе все припомню…
— П-постойте! Я же… Откуда я з-знаю, где там эта вода?..
— Знаешь, пакостник. Все ты знаешь, — Змей пригрозил Черномору кулаком. — Слушай сюда. Мое слово твердое. Я ведь прямо сейчас и огнем своим поклясться могу, что, коли умрет она, немедля вернусь к тебе поквитаться!
— Н-ну ты того… Ты поаккуратней там с клятвами! — задергался Черномор. — Есть у меня одно место. Наверняка обещать не могу, что там живая вода будет. Но попробовать можно… Таверну «Баракуда» знаете?
— Это где скоморохи сумасшедшие? — уточнил Добрыня.
— Ну, можно и так сказать, — усмехнулся Черномор. — Так вот. Подойдите к бармену и спросите рыжую Эльзу. Ты, Горыныч, подойди к ней и скажи: «Привет от папочки». Она спросит: «От какого папочки?» А ты ей в ответ: «От короткого папочки». Понял?
— И она даст нам живой воды?
— Даст, коли я ей велю. На меня эта Эльза работает… Только поднос с собой прихвати. А то девка на слово тебе не поверит. Наверняка захочет еще и со мной пообщаться.
Через некоторое время Горыныч и Добрыня принесли из «Баракуды» небольшой флакон с живой водой.
— Не могу поверить, — Змей откупорил флакон и с наслаждением понюхал. — Неужели у нее действительно больше не было?
Алена поторопилась удержать руку Змея, собравшегося уже выпить живую воду.
— Погоди! На самобранку сначала нужно капнуть!
Добрыня развернул на кровати скатерть, Змей аккуратно капнул из склянки в самый центр самобранки. Живая вода моментально впиталась в льняные волокна ткани.
— Вот такой водицы можешь ты нам доставить, самобраночка? Такой, какую на тебя только что капнули? — поинтересовался Горыныч, осторожно поставив флакон на столик.
— Да побольше налить на скатерть надобно, а то вовсе ничего не получится, — Добрыня схватил флакон и щедро плеснул на самобранку.
— К-куда же ты столько, Добрынюшка? — Змей попытался было, перехватить у богатыря флакон, но было поздно. Последняя капля живой воды упала на плотную льняную скатерть и, удивительно быстро, без остатка, впиталась.
— Да тебе все равно не хватило бы, — махнул рукой Добрыня. — А мы сейчас наверняка прове… — договорить богатырь не смог, так как его перебил испуганный женский голос.
— Ой-ой-ой! Да что ж такое дееться?! — голос был негромкий, чуть надтреснутый, но довольно приятный. — Это кто же надо мной изголяется? На меня чегой-то странное капает? — по самобранке пробежала легкая рябь.
— Ух ты! — восхищенно воскликнул Персиваль и осторожно потрогал шевелящуюся скатерть.
— Это кто с нами говорит? — испуганно огляделся Ивейн.
— Вот это! Оно шевелится! — взвизгнул, указав пальцем на самобранку Гавейн и потянул меч из ножен.
— Та-ак… — Горыныч, заметив что Гавейн достает меч, двинулся на него, по дороге прихватив в правую руку табурет.
— Стойте! Да что же ты делаешь! — Алена бросилась к Змею и повисла на его шее.
— Вы это бросьте, ссоры тут затевать, да за мечи хвататься! — Добрыня, нахмурившись, погрозил рыцарям и Змею кулаком и погладил самобранку ладошкой. — Ты у нас, выходит, стала говорящая?
— Завсегда была я говорящая, только вы-то все меня не слышали. А теперича мне силушки прибавилось. Чем таким ты напоил меня, Добрынюшка?
— Это живая вода. Та самая, которую мы просили тебя доставить недавно, — принялась объяснять Алена. — Мы добыли ее немножко и капнули на тебя, Чтобы ты, самобраночка, поняла, чего именно мы хотим.
— Эхе-хе. Какие ж вы хитрые! Ишь, чего, понимаешь, удумали. Для того я была соткана Бабушкой, чтоб еду доставлять разновсякую…
— Верно. Еду и питье, — подхватил Добрыня. — А живая вода, это самое, что ни есть, питье! Так что давай, исполняй заказ. Нам живой воды, да побольше! Понятно ли я говорю?! — и он требовательно постучал по скатерти пальцем.
— Понятно… Чего уж тут непонятного, — недовольно прокряхтела скатерть и замолкла.
— Ну, так отчего же не доставляешь? — возмутился Добрыня через несколько секунд.
— Так команды не было. «Свернись», да «развернись» мне что, тоже за вас теперь говорить? — проворчала самобранка.
— Свернись, — скомандовал Добрыня. И скатерть сама свернулась в аккуратный рулон. — Два ведра живой воды. Развер-нись!
Самобранка развернулась. Друзья, затаив дыхание, замерли, ожидая появления ведер с живой водой. Но на скатерти было все также пусто. Наконец, пахнуло озоном, и в центре льняного полотнища появились два небольших пузырька.
— Что это ты снова своевольничаешь? — недовольно похлопал ладонью по самобранке Добрыня Никитич.
— Уж прости, хозяин, я ить не железная. Что сумела, то и доставила. Вот, хоть расшибись ты в лепешечку, больше нет живой воды поблизости.
Змей откупорил один из пузырьков, принюхался и одним махом выпил все содержимое. Точно также он поступил и со вторым пузырьком.
— Ну вот. На пару часов хватит. А там, милая, еще добудь мне немного, — довольно улыбнулся Горыныч и погладил самобранку.
— Да откуда ж я вам добуду? Кабы я точно знала, да ведала, где воды этой многое множество, так добыла бы вам сколько надобно, — вздохнула скатерть.
— А эти пузырьки ты где взяла? — Алена с ужасом посмотрела на два пустых флакона. На одном из них был отчетливо виден герб Мореграда — две портовые башенки с натянутой между ними цепью. — Уж не у Кречета ли?!
— Где взяла, там его уже нетути, — самодовольно ответила самобранка.
— Ты что же, и еду-питье все время у кого-то брала? — Алеша Попович ошарашено посмотрел на скатерть. — Ежели у нас тут, на столе, что-то появляется, то где-то оно исчезает? Тот печеный поросенок, он что же, прямо со стола у кого-то исчез?!
— Ты, Алеша, зря про энто убиваешься! — «успокоила» скатерть. — Там еще другой такой же рядом стоял…
«Может, год назад, с Дунаевой бочкой вина, мы зря на Черномора грешили? Может, это не он бочку у Дуная утащил, а самобранка, для богатырей? — пришло вдруг в голову Алене. — Но ведь Черномор, вроде, сознался?.. Ну да, сознался, что мог бы… А как там на самом деле было?»
— Выходит, прав был Микула, — не унимался Алеша. — Он все жаловался нам, что пиво у него из бочек пропадает, а то и из-за стола.
— Я нечасто брала у Микулушки, — заверила их самобранка. — А все больше у бояр, что поблизости, или прямо из стольного Киева. Чай Владимир князь беднее не сделался. Я не зря ведь самобранкой прозываюся. Все сама беру, без спросу-разрешения, чтоб кормить-поить хозяина голодного.
Алеша вздохнул. Рыцари непонимающе переглянулись, видимо не уловив всего смысла разговора. Добрыня было нахмурился, но затем философски махнул рукой.
— А-а, ладно. Не голодать же нам.
Алена, тем временем, рассматривала второй флакончик, маленький, сделанный из темно-синего стекла. На флаконе не было никаких надписей. Только буква М на золотой крышечке.
— Интересно, а откуда второй флакон взялся? — спросила она у самобранки.
— Я уж, милая, не стала разглядывать. Больно много колдовства там наворочено. Просто хвать, и утащила потихонечку.
— И больше нигде живой воды нет? — умоляюще посмотрел на скатерть Горыныч.
— Отчего же! Где-то, может, и есть. Но поблизости нету. А то бы я почуяла.
— Ну, вот что, — Добрыня довольно потер руки. — Я, придумал, кажется… Как Илья добудет нам корабль летающий, поплывем на нем на острова змеиные. И в дороге скатерку будем спрашивать. Как она живую воду почувствует, так ее нам и доставит из источника!
Денежки счет любят.
В Мореграде, тем временем, наступила зеленая четверть, седьмой день середы. Небо моргнуло, намекая всем жителям Подземного мира, что пора спать, и на колокольне напротив корчмы часовой спустил белый флаг и поднял зеленый. Устало зевая рыцари и богатыри один за другим повалились на кровати. Алена, припудрив платочком лицо, снова стала полностью невидимой и принялась раздеваться.
«Так никогда и не помоешься, с невидимостью этой… — с досадой подумала девушка. — Скорее бы уж Илья пригнал летучий корабль. В море-то моя невидимость ненужной окажется».
«А что это там Черномор про медовый месяц говорил?» — мысленно поинтересовался вдруг у Алены Горыныч, приподнявшись на своей кровати.
«Да ерунда это, — покраснела Алена. — Рыцари пошутили, а Черномор за чистую монету все принял».
«Ой ли? Черномор, хоть и дурак, а иногда интересные вещи замечает… — Змей мечтательно улыбнулся, окинул взглядом спящих богатырей, и перебрался на кровать Алены. — Жаль, что ты прошлый раз быстро исчезла. Может, тебе про меня каких гадостей наговорили?»
«Ну, что-то вроде того», — уклончиво ответила Алена, поплотнее закутываясь в одеяло.
«Да ты не слушай их, про меня вечно сплетни распускают. Мол бабник я и так далее. А на самом деле я очень нежный и ранимый», — Змей обворожительно улыбнулся и положил свою ладонь на руку Алены.
«У нас говорят: это я сверху зеленый и чешуйчатый, а внутри я белый и пушистый», — улыбнулась девушка.
«У вас? В смысле, в твоем мире? — Горыныч вздохнул и погладил руку Алены. — Вот найдем мы смерть Кощееву, и ты что же, опять от меня сбежишь обратно в свой мир?»
«Не знаю, — честно ответила Алена. — До этого еще дожить надо… И вообще, посмотрим на твое поведение».
«Ну ладно, — Змей наклонился и поцеловал Алену в ладошку. — Спи, а то совсем ты со мной измучилась…»
Алена уснула, улыбаясь.
Наутро, а точнее, когда кончилась зеленая четверть, друзья, проснувшись, пошли смотреть, как отплывают корабли Марьи-Моревны. Осадное положение было уже отменено и гражданским лицам снова разрешили влезать на стены.
Осадный лагерь был уже почти полностью свернут, и даже от огромной метательной машины, которой пугал горожан морейский парламентер, остался лишь каркас, вокруг которого копошились, разбирая его, два десятка инженеров в темно-синих куртках. Грузовые корабли, отходя от берега, разворачивали черные паруса и, подхваченные ветром, вереницей тянулись на юго-запад. А большая часть морейского войска толпилась у берега, загружая армейское имущество в отплывающие корабли. Боевые галеры уже отплыли, и только большой флагманский корабль с полосатым сине-белым матерчатым пологом над узорчатой кормой, все еще стоял на внешнем рейде. Персиваль, увидев этот корабль, замер и, затаив дыхание принялся всматриваться в стоящих на палубе людей.
— Скоро, наверное, уже откроют ворота, — Алена умоляюще посмотрела на товарищей. — Может, на берегу Илью дождемся? Надоел мне этот город, силы нет.
— С руки ли нам покидать Мореград? — опасливо огляделся Алеша. — Кощеев волшебник, небось, только того и дожидается. Тут-то он не решается в открытую напасть — Кречет рядом, два его мага, да еще толпа волшебников… а за городом ему никто не помешает. А у нас против него только Горыныч, который половину, а то и больше не помнит.
— Чего зря бояться? — пожал плечами Гавейн. — От злой магии у нас амулеты есть, а силой нас никто не возьмет.
— А я вот стал побаиваться, — как-то очень по-взрослому вздохнул Алеша. — Пожил годик с Лебедью… Она долгими зимними вечерами такие пасьянсы раскладывает! Такие ходы рассчитывает… Всего потом начинаешь бояться. Лучше нам вместе держаться. А то как бы чего не вышло.
— Точно, — подхватил Добрыня. — Я вот, только сейчас сбегаю в одно место, а потом вместе держаться будем… — и он, не дожидаясь ни от кого ответа, сбежал со стены.
— Может, мне с ним сходить? На всякий случай, — предложил Змей. — А то вдруг его там кощеевы слуги того…
— Да не пропадет Добрыня никуда, — махнул рукой Алеша. — И ходить за ним хвостом не надо, а то все дело сорвется.
— Ну ладно, — пожал плечами Горыныч. — Пойдемте-ка все вниз. Мне в корчме пару бутылок местной ядреной перцовочки купить надо.
«Ты не перебираешь ли с этой перцовочкой? — подозрительно посмотрела на Змея Алена. — Ох, смотри, сопьешься еще».
«Я, помнится, хотел как-то спиться, — вздохнул Горыныч. — В давние времена. Не помню только, из-за чего… Но точно помню, что не удалась затея. Не в прок мне спиртное, почти совсем не цепляет. А перцовочка эта пока что единственный для меня способ вызвать из себя огонь… Буду с собой ее возить. Вдруг война? А я не в полной силе. А тут — глотнул — дыхнул и дело в шляпе».
— Ну, вот что, — заявил Алеша, после того, как Горыныч закупил два увесистых пузыря с «огненной водой». — Когда Илья появится, мыться нам будет некогда. Так что сегодня я предлагаю всем в баньке попариться, — и он выразительно посмотрел на рыцарей.
— Мы еще не грязные, — отмахнулся Гавейн. Остальные рыцари согласно закивали.
— Ох, смотрите, — недобро прищурился Горыныч. — Не помоетесь сами, так я силой вас в море искупаю.
«Ну чего ты опять к рыцарям придираешься?» — сжала его руку Алена.
«А зачем они с мечом-кладенцом ко мне ехали?»
«Так ты сам виноват! Ты же похитил их королеву!»
«Да? — удивился Змей. — Ну, может и похитил… Так и приехали бы драться со мной по честному, как другие приезжали…»
«Да они и ехали по честному! Это Черномор кладенец им подсунул».
«Ах вот оно что…» — Горыныч смерил рыцарей оценивающим взглядом и покивал каким-то своим мыслям. А потом вновь обратился к Алене, теперь уже вслух:
— Но это не может служить извинением тому, что они за время похода еще ни разу не мылись.
«А с Черномором я потом, отдельно побеседую… — мысленно добавил Змей. — Ты вот еще что скажи… У меня там, в горах правда стоят два котла с живой и мертвой водой?»
Алена в ответ только кивнула.
«Это хорошо, — Горыныч довольно погладил живот. — Хоть дома проблем не будет… Слушай! А когда у меня живая вода в котлах кончалась, то где я ее набирал?»
«Я-то откуда знаю?» — Алена с жалостью посмотрела на Змея.
«Ну, мало ли?.. Вдруг я тебе когда-нибудь говорил?»
Алеша, тем временем, договорился с Феликсом, и тот пообещал протопить баньку к следующей четверти. Добрыни все не было, и Алена начала нервничать.
— Змеюшка, ты бы посмотрел, как там Добрыня? Не случилось ли с ним чего?
— И правда. Я же могу! — вспомнил Горыныч и радостно улыбнулся. — А то и я уже волноваться начал… Так, он в темной комнате. Дом какой-то заброшенный, стены облуплены, плесень повсюду… Там, рядом с ним три каких-то подозрительных типа. У них ножи у каждого за поясами. А старший на кошелек Добрынин что-то слишком внимательно смотрит… Ох, не нравиться мне все это, братцы…
— Похоже, на него какие-то разбойники напали, — нахмурился Ивейн и положил руку на перекрестье меча. — Где все это происходит?
— На северной окраине. У самой стены… — Горыныч быстрым шагом двинулся из корчмы. Следом за ним бросились рыцари и Алена.
— Стойте! Да куда же вы! Я сейчас все объясню! — попытался остановить их Алеша, но друзья уже мчались по улице.
Двухэтажный заброшенный дом стоял почти возле самой крепостной стены. Одна из его стен давно обрушилась, а по остальным шли глубокие трещины. Почти все окна дома были наглухо закрыты ставнями. От самого здания шел запах плесени и разрухи.
— Он где-то там, на втором этаже — прошептал Горыныч запыхавшимся рыцарям, когда они остановились поблизости от дома.
— Там Алеша вам что-то кричал, — выдохнула Алена, подбегая к товарищам.
— Тихо! — прошипел подоспевший Алеша Попович. — Не вздумайте нападать. Добрыня хотел сходить обменять свое серебро на золото…
— Ой, не нравятся мне рожи тех, кому он серебро меняет, — покачал головой Горыныч. — Как бы не решили они прирезать его, и даром себе все забрать. Ведь деньжата при Добрынюшке немалые. Они на втором этаже. Кажется, во-он в той комнате, — показал пальцем Змей. — Ты, Алена, подберись к ним тихонечко, да подай мне сигнал. А я попробую прямо так в окно заскочить.
— А мы? Нам что делать? — занервничали рыцари.
— Сидеть тихо! — прошипел Горыныч. — Считайте, что вы в засаде.
На второй этаж вела лестница с весьма скрипучими ступенями. Алена быстро преодолела ее, шагая через ступеньку, и замерла в коридоре. Одна из дверей отворилась, и оттуда появился здоровенный небритый детина с огромным ножом в руках. Ростом он был не меньше любого из богатырей. Окинув коридор свирепым взглядом, верзила почесал нос и спрятал нож за пояс. Алена медленно, стараясь не скрипеть, шагнула к нему, и заглянула внутрь комнаты.
«Ну, как там? — мысленно спросил ее Змей. — Тут ребятки извелись уже, дожидаясь сигнала».
Алена увидела широкую спину Добрыни, и силуэты еще двух сомнительных типов. Верзила в коридоре обернулся, глянул на спину Добрыни и положил ладонь на рукоять ножа.
«Горыныч! Надо вмешаться. Тут, за дверью один с ножом…»
«Понял».
Стена дома затряслась, ставни с треском распахнулись и в комнату влетел Змей Горыныч в человеческом облике. Добрыня отскочил к стене. Один из бандитов, выхватив нож, вжался в угол, а другой с криком «сдаемся!» плашмя упал на пол. Верзила, выхватив свой тесак, бросился в комнату и тут же вылетел обратно, уже без тесака.
— Легавых на нас навел, купец? — прохрипел из угла подозрительный тип с ножом.
— Спокойно, Хмырь, — поднял руку Добрыня. — Это моя охрана… Опоздал он немного на дело, оттого и нервный.
— Я оттого нервный, что твой кореш, Хмырь, сейчас чуть не пришил моего братана, — хриплым голосом ответил Горыныч. — Со спины с ножом стоять не надо, да?
Небритый верзила в коридоре в ответ только охнул и попытался подняться с пола.
— Так это сы-свои? — тихо осведомился с пола знакомый старичок в синем камзоле.
— Свои, свои, — успокоил его Добрыня, помогая подняться.
Хмырь, спрятав за поясом нож, облегченно вздохнул и выйдя из угла похлопал старичка по плечу.
— Все путем, Нумизмат. Все, как в аптеке… А ты, Бубель, будь другой раз поаккуратней с клиентами. Не заходи со спины. Видишь, у купца охрана нервничает. А теперь давайте продолжим расчет.
Алена вздохнула было облегченно, но тут до нее донесся визг ступеней и топот. Через секунду в коридор с мечами наголо ворвались рыцари круглого стола и Алеша. Алене только и оставалось, что посильнее вжаться в стену, чтобы не быть растоптанной в коридоре.
— Атас! Легавые! — прохрипел Бубель, резво вскочив с пола и метнувшись в комнату.
Пропустив Бубеля, навстречу рыцарям вышел Горыня. Не успели они открыть рта, как Змей приложил палец к губам, а затем выдал хриплым, бандитским голосом:
— Какие проблемы, начальник?
Рыцари остолбенели. Алена расслышала, как Добрыня в комнате успокаивает своих торговых партнеров.
— Не волнуйтесь! Сейчас он все уладит.
— Все в ажуре, парни, — продолжил тем временем Змей, сигналя товарищам руками, чтобы они убирались обратно на улицу. — Все в порядке. Деловая встреча…
— Точно? — уточнил Ивэйн.
— А то, может нам того… — предложил, неопределенно качнув мечом Гавейн.
— Обижаешь, начальник, — Горыныч оттеснил рыцарей к лестнице и, удостоверившись, что они спускаются вниз, спокойно вернулся в комнату к Добрыне.
Хмырь, глянув на Горыныча, завистливо просипел:
— Хорошая у тебя крыша, купец. Вон, как легавых отвадил…
Считали они долго, и наконец сбились. Принялись считать снова. Алена, чувствуя, что не в силах уже смотреть на это, вздохнув, пошла на улицу. Где-то через полчаса земного времени из дома вышли Горыныч с Добрыней. Добрыня нес с собой увесистый мешок.
— Почти четыре фунта золота, — довольно потряс он кошелем.
«Это что же, — принялась вспоминать Алена. — Полтора-два килограмма выходит?!»
— Зря ты, Добрыня все свое серебро поменял, — покачал головой Змей. — Теперь с собой эдакую тяжесть всю дорогу таскать будешь?
— Буду, — кивнул Добрыня. — Зато, как приедем мы в стольный Киев-град, то такую там закатим гуляночку! — он мечтательно сощурился.
— Ты что же, совсем серебра себе не оставил? — испугалась Алена.
— Ну, отчего же совсем, — усмехнулся Добрыня. — Есть еще по паре монет на брата… Ну что, теперь в баньку, да?
За разговором они и не заметили, как дошли до «Карасиков». На заднем дворе корчмы, по приказу Феликса уже топилась баня.
— Сперва я пойду помоюсь, — заявила Алена.
— Верно, — кивнул Алеша. — А то мы уже скоро забудем, как ты выглядишь.
— Постой-ка! — остановил ее Горыныч. — Если ты сама отмоешься, то с тебя невидимость сойдет. А с одежи твоей?
— Да… Одежду, похоже, тоже стирать надо, — вздохнула Алена. — Ну да и постираю заодно, — и она уже открыла дверь бани, но вдруг остановилась. — Как постираю, так оно ведь долго сохнуть будет!.. А в чем же я ходить стану?.. Вот что, ребятушки. Вы узнайте, пожалуйста, нельзя ли тут готовую одежду купить?
— Так вы мыться будете или как? — поинтересовался у них подскочивший Феликс. — Дверь открыта, баня стынет. А после вас у меня еще одни постояльцы просили помыться.
Алена захлопнула дверь бани. Феликс испуганно оглянулся на своих постояльцев.
— Это кто сейчас туда вошел? Уж не банный ли дух?
— Он самый, — с серьезным видом заверил его Горыныч. — Щас он сперва помоется, а там ужо и мы. А я пока пойду, одежку куплю духу нашему, банному, — и друзья, переглянувшись, расхохотались.
Через некоторое время Горыныч зашел в баню со свертком одежды. Деликатно постучался в дверь.
— Оставь все там, в предбаннике — отозвалась Алена, чуть приоткрыв дверь из парной.
— Да что ты так стесняешься? — улыбнулся Змей. — Я ведь тебя и через стену вижу.
Густо покраснев, Алена захлопнула дверь у него перед носом. Горыныч только пожал плечами и аккуратно положил сверток с одеждой на скамью.
Через несколько минут Алена вышла из бани, румяная, раздосадованная, в вечернем платье и туфельках на высоком каблуке. Алеша с Добрыней сперва восхищенно ахнули, но всмотревшись в сестру, нахмурились. Горыныч обошел Алену кругом с видом художника.
— Так и думал, что тебе это пойдет… Но куда ты косу свою дела?
— Отрезала. Еще по дороге в Мореград, — пожала плечами Алена. — Ты мне лучше скажи, как я в этаком наряде на корабле ходить буду?
— Что же ты наделала, Аленушка, — не слушая девушку, сокрушенно покачал головой Добрыня. — Честь да красоту свою девичью сгубила…
— Что отрезано, того обратно не прилепишь, — пожала плечами Алена. — Отрастет еще… — девушка махнула рукой. — Показывайте, где этот магазинчик. Схожу, куплю себе что-нибудь походное.
— Да у тебя же есть походное? — удивился Алеша. — Высохнет, и оденешь.
— Я ничего не стирала. Все эти вещи теперь — невидимки. Кроме меня их никто не видит. То есть, если в такую вещь завернуть что-нибудь…
— Ишь ты! — хмыкнул Добрыня. — Ну, придумала… Ладно. Мы пока пойдем, попаримся. А ты, Горыныч, покажи Алене тот магазинчик, а потом загоняй в баню рыцарей. А то дух от них такой, что враг за версту нас почует.
В лавке готовой одежды Алена выбрала себе мальчишеский наряд — штаны, рубаху, берет и переоделась за ширмой.
— Красоту трудно испортить, — прокомментировал Горыныч новый наряд Алены. — Ну, пошли. Наверное, пора уже загонять рыцарей в баню… Может, мне и самому попариться? Не знаю, надо ли мне это. Не знаешь, я раньше парился в бане?
— А сам ты не помнишь?
Змей замер в задумчивости. Потом вздохнул и пожал плечами.
— Я не все еще вспомнил. Не знаю, смогу ли вообще здесь вспомнить все… Если бы ты не позвала меня тогда, никто бы меня не нашел, — он скривился. — Я так бы и жил в том домике у моря еще несколько дней, сам себя не помня. А потом Кощей в свой день пришел бы с мечем-кладенцом и зарезал меня, а я так ничего бы и не понял.
— Не надо, чтобы Черномор и Кощей узнали, что это я тебя нашла. Пусть лучше все думают, что ты сам справился, — Алена прижалась к плечу Змея. — Тогда они по прежнему будут тебя боятся. А то, что мы к Змеиным островам сейчас поплывем, убедит Кощея, что мы действительно за живой и мертвой водой сюда приехали.
— Я мало что помню об этом самом Кощее, — покачал головой Горыныч. — В одном только уверен — этот тип всегда был мне неприятен.
— Странно, что ты не помнишь Заморыша.
— Заморыша-то я помню, — хмыкнул Горыныч. — А вот Кощея…
— Так это он и есть Заморыш! — всплеснула она руками.
— Что, серьезно? — Змей даже остановился.
— А здесь его называют еще Отморозком.
— Ну да, ну да… — закивал Горыныч. — Теперь мне хоть что-то становится понятно. А почему же тогда Добрыня говорил мне?.. — Змей неожиданно замолк, и пошел дальше молча, загибая пальцы и шевеля губами.
«Ну и каша у него в голове, — вздохнула Алена. — Не дай бог нам сейчас столкнуться с Кощеем или еще каким-нибудь сильным колдуном».
Синяя четверть подходила к концу, когда путешественники вышли из Мореграда оглядеть окрестности. Последние корабли Морейцев только что отчалили от берега. Пустынным истоптанным пляжем друзья двинулись вдоль берега моря на восток, к реке. За рекой, на большом острове шумел листьями лес. Тут и там вдоль берега речки плавали полузатонувшие бревна. Несколько дюжих мужичков, видимо, выехавших из Мореграда чуть раньше, уже грузили эти бревна на дровни. Горыныч окинул берег взглядом и поежился.
— Мы тут, на песочке, как на ладони. Нас все видят, а мы — никого.
— Ну и что? — подбоченился Ивейн. — Нам бояться нечего. Встанем станом, и будем дожидаться Илью. Ему и плыть тут недалеко.
— Прямо вот тут встанем? — Добрыня критически оглядел местность. — Нет, конечно, отсюда море видно здорово…
— Только что-то мне совсем не хочется жить тут на виду у всего города, — покачал головой Алеша. — Колдовство — такая штука тонкая… Важно тут, чтобы тебя не видели, в чем-нибудь дурном не заподозрили. Ну, а коли попадешь под подозрение, шаг не ступишь без догляда вражьего… Может, лучше в город воротимся? В многолюдстве нам сейчас надежнее.
— Но тогда придется кому-то все время на стене дежурить, чтобы Илью не прозевать, — возразила Алена. — А это тоже вызовет подозрения.
— А если не ходить на стену? — предложил Персиваль. — Снимем лучше комнатку в мансарде, чтобы из окон все море было видно. И спокойно будем ждать, пока Илья появится.
И у стен бывают уши.
Они сняли не одну, а две комнатки на мансарде доходного дома. Из окон обоих комнат открывался замечательный вид на море. В одной комнате сложили свои вещи рыцари, а в другой — богатыри, Горыныч и Алена.
— Как на ладони… — довольно улыбнулся Ивейн, приподняв оконную раму.
— Мог бы и не открывать окна, — пробурчал Гавейн. — Через стекло прекрасно все видно. Стекла-то тут все прозрачные, как у нас, в Британии, в дядином замке, — и он мечтательно вздохнул.
За спиной у Гавейна еще более мечтательно вздохнул, глядя на море, Персиваль.
— А уверены вы в том, что слежки не было? — Алеша Попович, высунувшись из окна, внимательно оглядел окрестности. — Что-то чувство у меня нехорошее. И вон тот оборванец мне не нравится. Уж не он ли шел за нами от «Карасиков»? Может, он следить за нами приставленный?
— Который? — поинтересовался Добрыня, тоже высунувшись в окно.
— Да вон, в шляпе, — показал пальцем Алеша.
Оборванец, заметив, что на него показывают пальцем, торопливо скрылся в толпе.
— Точно! Он следил за нами, говяжий сын!
— Может, зря ты так, Алешенька, волнуешься? — Добрыня посмотрел на него сочувственно. — Что же нам, от каждой тени шарахаться?
Но упоминание о тенях привело всю компанию в еще большее уныние. Все тут же вспомнили недавнее открытие Горыныча об отсутствии в этом мире теней.
— И ветер тут дует почти всегда в одну сторону. И где север, где юг не поймешь. Солнца-то нет, — заметил Змей. — А наверху ведь, я помню, ветер по разному дул. То так, то эдак, — Горыныч тоскливо посмотрел на море и вздохнул. — Приливов и отливов здесь, похоже, тоже не бывает. И ночь что-то никак не настанет… Здесь что, ночи совсем нет?
— Не совсем, — хмуро буркнул Добрыня. — Хорошо бы нам до ночи успеть со своим делом. А то потом холодный Кощеев день наступит…
— Ну нельзя так, в самом деле! — всплеснула руками Алена. — Надо начать что-то делать, а то мы тут совсем закиснем!
— Да как же мы начнем, если они теперь всего бояться, — криво усмехнулся Гавейн, глянув на богатырей.
— А ты что же, черного колдовства не боишься? — неожиданно вступился за богатырей Ивейн. — По мне, так лучше десять раз сразиться на турнире, чем один раз с колдуном… Слышал ты балладу про колдунью Элисон Гросс? Благородного рыцаря она превратила в шелковичного червя, только из-за того, что он отказался с ней…
— Ты про ведьм хоть не рассказывай, — скривился как от боли Добрыня. — Не трави мою больную душеньку. Тут и без того уже тошнехонько. Колдуны вокруг, шпионы ходят всякие. Ну а мы сидим, как привязаны. Илью Муромца дожидаемся. Как он там, не посмотришь ли, Горынюшка?
— Да я рад бы, — вздохнул Змей, — но не могу пока вспомнить, как он выглядит.
— Ну вот что, — Алеша решительно хлопнул себя ладонью по колену и встал. — Хватит нам тут сидеть, да дурью маяться. На врага нападать самим нам надобно. А то эдак вот, беды дожидаючись, проиграть немудрено и без сражения. А пойдем-ка мы к давешнему волшебнику. Может, он нам чего присоветует.
Оставив рыцарей следить за морем, друзья направились в башню к Филиппу. Он встретил их радостно и с ходу предложил Горынычу поучаствовать еще в одном научном эксперименте по измерению внутримышечной дивиргенции.
— Не сейчас, — отрезал Змей. А Добрыня при слове «дивиргенция» вздрогнул и покосился на стоящий у Филиппа на столе разобранный трандуктор. — У нас к тебе другое дело.
— Нам твой совет нужен, — подхватила Алена. — За нами, похоже, следит кто-то. Тот колдун, что чуть Горыныча не угробил, вряд ли успокоился.
— А уж мы бы его успокоили, — Алеша Попович недобро прищурился. — Нам узнать бы только, где он скрывается.
Филипп хмыкнул, уселся в свое кресло и задумался. На колени ему тут же прыгнул и замурчал черный кот Федька. Баюн, спавший все это время на диване, приоткрыл глаз и, увидев присевшую на диван Алену, тут же, приветственно мурча, запрыгнул ей на колени.
— Ох, не хочется мне воевать с Отморозком, — покачал головой чародей. — А ведь тут, наверняка, без него не обошлось.
— Ну Филипп Егорыч, ну пожа-алуйста, — обратился к нему Баюн с колен Алены. — Ты же видишь, люди-то ха-рошие. А Заморыш, он сволочь последняя. Насолить ему — это дело добр-рое.
— Мы заплатим, — тряхнул тяжелым кошельком Добрыня, — серебром ли, золотом…
— Нет, искать этого колдуна и вступать с ним в борьбу я не намерен, — Филипп решительно встал, скинув Федю с колен. — Но платную консультацию оказать могу.
— Ну, давай, говори свою сультацию, — подступил к Филиппу Алеша. — Как сыскать нам нашего ворога?
— Заклинания на мертвой воде явно черные. Тот, кто их составил, приносит Отморозку жертвы, возможно даже человеческие.
— И какой же смысл в этих жертвах? — заинтересовалась Алена. — Убивший что, забирает у них жизненную силу?
— Ну, вроде того, — кивнул Филипп.
— Это что же, все, кто убивает, Кощею служат?
— Вот еще, — недовольно фыркнул Баюн. — Я тоже иногда… Мышей там, птичек, — он плотоядно облизнулся. — Так что же мне, Кощею служить?!
— Ты — это другое. Ты для еды, — махнула на него рукой Алена.
— Отчего же, — не согласился с ней Филипп. — Он кое-чему научился у прежнего хозяина. Да и вообще, любой хищник охотится не только для еды… А за убийство приходится потом отвечать. Иногда перед мирским законом, и всегда — перед законом космическим. По колдуну это очень сильно может ударить. И очень не вовремя, особенно, если он убил разумное существо без крайней на то необходимости.
— Карма? — вспомнила Алена.
— Да, — кивнул Филипп. — Некоторые это так называют… Поэтому мы, колдуны, стремимся убивать как можно реже. Но есть способ, которым пользуются многие из начинающих. Если не просто убить, если принести жертву Чернобогу — так черные колдуны называют Отморозка, то немедленного воздаяния за убийство не будет. Часть сил убитой жертвы перейдет Чернобогу, а часть останется у того, кто убивал. И Отморозок отсрочит воздаяние убийце, он это умеет. Ему, гаду, это раз плюнуть, — Филипп нервно дернул щекой. — Скольких дурачков это сгубило. Не думают, что расплата все равно наступит. Чернобог властен над душой отдавшегося под его покровительство человека лишь пока этот человек не умер. А после смерти отсроченные грехи вцепляются в душу, как изголодавшиеся псы в кусок мяса. Так что, все справедливо. Любой, кто приносит жертвы Чернобогу, сам себе готовит ад после смерти.
— Понятно, — кивнула Алена. — И много таких, служащих Чернобогу, у вас, в Мореграде?
— Не так уж и много. Хотя в юности некоторые из здешних колдунов баловались подобным. У того, кто приносит жертвы, лучше получаются некромантские заклинания — оживление мертвецов и все такое прочее. Почти все некроманты приносят Чернобогу жертвы. Но долго такие жрецы не живут. Когда груз, взваленный на него, становится слишком тяжел, Отморозок просто перестает сдерживать жаждущих расплаты духов. Зачем ему из-за каких-то дурачков лишний раз утруждаться?..
«Так вот почему в сказках злодеи часто погибают совершенно нелепо, из-за пустяка», — подумалось Алене.
— Те, кто это вовремя понял, — продолжил Филипп, — стараются завязать с кровавыми жертвоприношениями. Да и некромантия как таковая не может удовлетворить настоящего мастера. По-моему, ни один из серьезных Мореградских колдунов сейчас Чернобогу не служит. Ну, а всякая мелочь приносит Чернобогу в жертву, кого поймает…
— А эта «мелочь» могла изготовить такое вот?.. — указал на пузырь с беспамятным зельем Горыныч.
— Изготовить вряд ли. Но задурить голову Саманте и подсунуть ей зелье — вполне. Стекло бутылки, кстати, не местное. Такого хорошего стекла в Мореграде не делают.
— Так беспамятное зелье делал не местный колдун? — уточнил Горыныч.
— Скорее всего не местный. Слишком много черноты в заклинаниях, к тому же они чересчур изощренны и сильны. Это делал какой-то опытный некромант, что вообще очень редкое явление… — Филипп еще раз задумчиво посмотрел на бутыль с зельем, словно пытаясь там что-то увидеть. — Поселись такой колдун в Мореграде, я бы сразу заметил.
— Ты давай, не темни, не запутывай, — Добрыня погрозил Филиппу пальцем. — Говори как есть, все что ведаешь! Знаешь ли колдуна того черного? Где живет он, в чем сила его сказывай…
— В Мореграде его нет, — покачал головой волшебник. — По крайней мере сейчас.
— Ну а кто подсунул зелье лютое? — продолжил расспросы Алеша Попович. — Не само ж оно Саманте в руки прыгнуло?
— У того, кто изготовил зелье, в городе должен быть помощник, — вздохнул Филипп.
— Хорошо же, — потер руки Добрыня. — Начнем тогда с помощника. Кто он? Где живет? Рассказывай.
— Не знаю… Честно не знаю, — пожал плечами Филипп.
Горыныч обиженно надул губы.
— Ты с кем дружишь, я не пойму? Со мной или с Кощеем?
Филипп затравленно огляделся.
— Да что вы, в самом деле! Да я же к вам со всей душой! — богатыри, нахмурившись, подступили к нему с двух сторон. — Горыныч! Да я же для тебя все, что угодно!..
— Ну так давай, — Змей приобнял Филиппа за плечи и усадил на стул. — Рассказывай.
— Да что рассказывать-то, — колдун опустил взгляд. — Я же ничего достоверно сказать не могу… Ну, можно предположить, что с этим черным колдуном связан кто-нибудь из приносящих Чернобогу жертвы. Это логично. Кощей с таких и службой оплаты требует…
— Ну, — подбодрил его Змей. — Что ты опять замолчал-то? Много ли в городе таких? Где живут?
— Я могу, конечно, рассказать тебе, — Филипп поднял на Змея страдальческий взгляд. — Но это будет разглашение секретной информации. Государственное преступление, понимаешь? Если об этом хоть кто-то узнает, то я, как минимум, потеряю свою работу и в гильдии магов и в магической канцелярии Финиста. Возможно, мне даже придется уехать из города.
Внимательно посмотрев в лицо Филиппа Горыныч кивнул.
— Он не врет. Если узнают, действительно выгонят.
— Ну а коли мы предложим тебе взяточку? — Добрыня хитро подмигнул Филиппу и положил на стол свой тяжелый кошелек. — Не расскажешь даже за два фунта золота?
— Все это, естественно, останется между нами, — подхватил Змей — Нет? А может, четыре фунта золота?
— Да пропади оно, это золото, пропадом! — махнул рукой Филипп. — Не могу я так рисковать. Если Финист узнает… А он узнает, уж будьте уверены!
— Ну хорошо, — Горыныч покусал губу и вздохнул. — А за это вот расскажешь? — и он протянул Филиппу руку, с отросшим на указательном пальце когтем. — Ты ведь хотел мой ноготь для своих опытов… Подойдет тебе такая взятка?
— Но это же не ноготь, Змеюшка! — ахнула Алена. — Тебе же больно будет.
Горыныч в ответ только дернул щекой и испытующе посмотрел на колдуна.
— Да что ж ты, Горыныч, со мной делаешь? — испуганно прошептал Филипп. — Ведь ты же знаешь, как это для меня важно…
— А для меня очень важно найти этих подонков, — прошипел Горыныч, не отводя взгляда. — Так ты расскажешь нам?.. — коготь Змея еще немного вырос.
— Хорошо, — выдохнул Филипп. — Ради этого можно рискнуть. Только если кто-нибудь узнает…
— Никто не узнает, — утешил его Змей. — А коли узнает, то не успеет уже никому рассказать.
Из башни Филиппа друзья вышли с данными на четырех Мореградских некромантов. А Горыныч взамен оставил волшебнику часть себя в форме драконьего когтя.
— Это что же, брат Алеша, получается? Хоть бросай свое дело богатырское! — горестно покачал головой Добрыня. — Мы-то сколько в жизни пролили кровушки? Чернобогу, правда, не кланялись. Все сражались с ним, с Кощеевыми ратями…
— Мы сражаемся всегда за дело правое. За друзей, за правду, за родину, — возразил Алеша. — Мне давно говаривал батюшка, в те поры, когда давал благословение. Чтобы я все в душе своей взвешивал. Чтоб не шел я за дело неправое.
— Правое, неправое, — пожал плечами Горыныч. — Тоже мне, придумали.
— Вер-рно, Гор-рынушка, — промурчал увязавшийся с ними Баюн. — Это все от дури человеческой… Коли голоден, так значит дело пр-равое. А не голоден, так это дело левое…
— Так, — Алена остановилась в одном из узких переулков и развернула список Филиппа. — Первый в списке — Захир. Заклинатель змей из Педжента… Помню, он стоял на регистрации перед нами… Живет он, кстати, в «Карасиках». Следующий подозреваемый — студент Якоб Михельс. Учится он у коллеги Филиппа, у мастера Гримильсгаузена.
— Он это, точно он, — недовольно мяукнул Баюн. — Сам Гримильсгаузен некромант, и студента своего, Якова, дурному учит. Как котов током бить, как жертвы приносить Чернобогу…
— Если бы сам Гримильсгаузен служил Кощею, Филипп бы сказал нам, — покачал головой Горыныч. — Он совершенно искренно с нами говорил. Может, я чего и не помню пока, но вранье чую.
— Следующий, — продолжила чтение Алена, — Отто Птицелов. Живет он сейчас в корчме «Берлога». Большую часть времени проводит, ловя птичек, а в Мореград приезжает улов продавать… И последний — Ганс Фицхольпер — колдун и одновременно торговец. Живет у восточного причала. Восточная набережная, дом пять. Он продал Филу последнюю партию живой воды.
— Понятно, почему Филипп его в черный список включил, — усмехнулся Горыныч. — Вода-то оказалась липовая… Ну ладно. Начнем с того, кто ближе. Этот самый Захир в «Карасиках» живет? Вот и пойдем сперва в «Карасики».
— О! Старые знакомые! — корчмарь Феликс обрадовался им, как родным. — А я-то думал, вы уже уехали. А то, может, опять у меня остановитесь? В вашу комнату пока никто еще не вселился. Больно велика она. А большие компании тут дело нечастое.
— Нет, спасибо, нам есть где жить, — вежливо отказался Горыныч. — Ты скажи-ка лучше, трактирщик, нет ли у тебя сейчас жильца по имени Захир.
— Такой старичок в чалме, с камнем на лбу, — уточнила Алена. — А имя у него длиннющее. Захир Самария ибн Арабия и тому подобное.
— Как же, как же! — радостно всплеснул руками Феликс. — Живет. На втором этаже, в другом крыле, чем вы он поселился, — трактирщик принялся перелистывать большую амбарную книгу, исписанную мелким почерком и, найдя нужную запись ткнул в нее пальцем. — Вот. Комната номер три… Только он расплатился и съехал сегодня, в начале синей четверти.
— Понятно, — разочарованно вздохнули друзья.
— Ну а что, это вполне логично, — сказала Алена, когда они вышли из «Карасиков» на улицу. — Сделал свое черное дело и сбежал.
— Я так думаю, не он это, Аленушка, — не согласился с ней Алеша Попович. — За собою мы слежку заметили. Было это уже в красной четверти. Ох, я чувствую, следят за нами вороги. Затаились и ждут, как мы разделимся, чтобы всех нас потихоньку, как Горыныча…
— Нытье прекратить, — прервал Алешу Змей. — Кто там у нас следующий в списке?
В «Берлогу», памятуя о том, что Алена встретила там в прошлый раз волшебника Гримильсгаузена, решили всей толпой не идти, чтобы не вызывать подозрений. Богатыри остались снаружи, а Алена, Горыныч и Баюн, войдя в дверь двинулись к стойке.
— Нам узнать надо, — скучающим тоном спросил корчмаря Горыныч, — живет ли здесь еще некий Отто Птицелов? Или уже съехал?
— Как же, здесь он! — оживился корчмарь — здоровенный небритый детина, внешностью весьма смахивающий на медведя. — А вы, небось, покупатели да?..
Горыныч и Алена неуверенно кивнули.
— Ну, так я пошлю сейчас мальчишку, доложить ему, чтобы спустился.
— Не стоит так хлопотать, — доброжелательно улыбнулся Горыныч. — Ты, парень, объясни лучше нам, куда идти. Мы сами…
— Ну, как вам угодно, как угодно, — расплылся в ответной улыбке корчмарь. — Это наверх по лестнице и направо. Крайняя с правой стороны комната. Он всегда ее снимает, когда…
Друзья, не дослушав его, двинулись к лестнице.
— Я сейчас ворвусь, тюкну его тихонечко, а потом свяжем и начнем расспрашивать, — предложил Горыныч. — А вы пока за дверью постойте.
— А вдруг это не он? — прошептала Алена. Образ ловца птичек как-то не очень вязался в ее сознании с черным колдовством. — Разве можно так накидываться на невиновного, глушить, вязать…
— И то верно, — промурчал поднявшийся следом Баюн. — Лучше сперва я к нему зайду, побеседую. А как Птицелов заснет, так вы его и свяжете… Только сами-то не слушайте меня. А то, боюсь, вас тоже в сон потянет.
Змей хмыкнул.
— Верно, а я и забыл, что ты усыплять можешь, киса… Только ты ори погромче, если захочешь нас на помощь позвать.
Дверь в комнату Птицелова была не заперта. Баюн надавил на нее лапкой, и просочился в образовавшуюся щель. Алена с Горынычем от греха подальше отошли к лестнице. Через четверть часа (земного, естественно) Баюн вернулся.
— Не он это, — кот присел на ступеньку и принялся умываться. — Я ему усами подборо-одок пощекотал, и все-все вызнал. Птиц он ловит да убивает — в жер-ртву Кощею. А из их частей магические ингр-редиенты изготавливает да пр-родает.
— Это он тебе во сне все рассказал? — удивилась Алена.
— Вер-рно… Во сне я щекочу усами под подбородком, и все выспрашиваю… Вы только Филиппу Егорычу не говорите.
Следующим пошли проверять студента. По дороге Баюн отстал, сказав, что нагонит друзей после их визита к магу. Дверь башни открыл сам мастер Гримильсгаузен.
— Нету его дома, — раздраженно буркнул он в ответ на вежливую просьбу Алены позвать Якова. — А что, он натворил что-то?
— Нет, нет, просто нам нужен некромант, чтобы найти клад, который закопал мой дедушка, — нашелся Горыныч. — Я хотел бы вызвать его дух и спросить…
— Тебе, дружок, некромант не нужен, — приглядевшись к Змею оборвал его мастер. — И дедушки у тебя нет. Так что у вас за дело к моему ученику?
— Нам действительно нужен некромант, — подкупающе улыбнулась Алена. — Нам описали человека, который может помочь, и мы подумали, что это Яков…
— Ну заходите, — Гримильсгаузен посторонился, пропуская их в прихожую. — Располагайтесь.
Друзья нерешительно присели на стулья. Колдун оглядел колючим взглядом всю компанию и неожиданно весело улыбнулся.
— Вообще-то Яков перестал заниматься этой пакостью… Ладно, парень, убедил ты меня. Чисто сработано, достоверно, добротно… Покажись теперь гостям.
Стул под Добрыней крякнул и зашевелился. Богатырь резво вскочил и схватился за меч. А на месте стула уже стоял невысокий крепкий паренек и морщась, потирал поясницу.
— У тебя никаких дел с этими господами раньше не было, Яков? — поинтересовался мастер.
Белобрысый парень, оглядев гостей, молча покачал головой.
— Да… ошибочка вышла, — хмыкнул Горыныч, вглядевшись в Якова. — Это, похоже не тот человек, которого мы искали. Извините за беспокойство, господа… Пошли, ребята.
У Ганса Фицхольпера, последнего в списке некромантов, друзей также ожидала неудача. Мага-бизнесмена не оказалось дома, а его домохозяйка не смогла сообщить им ничего интересного, даже после того, как Баюн пощекотал ее усами под подбородком. Несолоно хлебавши друзья вернулась в мансарду. Кот увязался за ними.
— Вот не знал, не ведал, что так устану, по городу шатаясь, — простонал Алеша, усаживаясь на кушетку.
— Ты ж от каждого шороха шарахался, да от взглядов косых все время вздрагивал, — ехидно улыбнулся Добрыня. — Не мудрено утомиться.
— Хор-рошую вы комнатку сняли. Только маленькую. Или рыцари отдельно живут? — Кот, войдя в комнату принялся бродить из стороны в сторону, с интересом оглядывая новое жилище друзей.
— Там они, в соседней комнатке, — поморщившись махнул рукой Добрыня, и присел на стул возле двери.
— Хоть здесь отдохнем… — Алена тоже присела на постель но тут же вскочила. — Ты что это, Баюн? Что с тобой?!
Баюн проходя мимо кушетки, на которой устроился отдыхать Алеша, вдруг остановился и нервно фыркнул. Потом, выгнув дугой спину, зашипел. Шерсть на коте поднялась дыбом и стала потрескивать, словно наэлектризованная. Глаза Баюна загорелись злым зеленым огнем и он, пристально глядя на стену, издал такой душераздирающий вопль, что в окне зазвенели стекла. Висевший над кушеткой узорчатый ворсистый ковер стремительно начал менять форму. На глазах изумленных товарищей у коврика отросли волчья пасть и четыре лапы с когтями.
— Окно держи, уйдет гад, — шепотом скомандовал Добрыня. Левой рукой он задвинул щеколду на двери, а правой потянул меч из ножен.
Алеша, испуганно вскочив с кушетки, метнулся к окну, на ходу выхватив из лежащего рядом колчана пару посеребренных стрел и выставив их в направлении висящей на стене когтистой твари.
— Я сейчас! — донеслось из-за двери. — Я уже иду! — Могучий удар снаружи с корнем вырвал щеколду, дверь распахнулась, и в комнату ворвался, сверкая обнаженным клинком, Персиваль. Не заметив тварь на стене он грозно шагнул в направлении истошно орущего Баюна и замахнулся мечом.
Вой кота тут же превратился в испуганный визг и Баюн стремительно сиганул прочь от рыцаря, прямо с пола заскочив на плечи стоящего в углу комнаты Горыныча.
— Не выдай сумасшедшим рыцарям, Змеюшка! — жалобно замяукал кот.
— Когти! Когти убери, дурень! — зашипел на него Змей.
Воспользовавшись суматохой серая тварь как-то странно истончилась, сделавшись похожей на тень и просочилась прямо сквозь стену из комнаты. Друзья замерли, потрясенно уставившись на пустую стену. Добрыня, первым опомнившись, бросился из комнаты вон, но в коридоре, который был по ту сторону стены, никаких следов твари не обнаружилось.
— Так вот оно что, — прошептал потрясенный Персиваль. — А я-то думал, у вас тут кот озверел.
— Это ты у нас тут озверел, — пробурчал Баюн и, спрыгнув с шеи Горыныча, уселся на кушетке. — Видали, как оно меня испугалось?! — Кот самодовольно распушил шерсть и принялся вылизываться. — А если б не я, никто бы из вас его не почуял… А ночью оно, небось, кого-нибудь из вас придушило бы. Этих тварей хлебом не корми, дай только среди ночи кого-нибудь придушить.
— Слышь, Баюн, — Персиваль неожиданно побледнел. — А ты точно их чуешь?
— А что? — кот настороженно посмотрел на рыцаря.
— Да у нас там тоже коврик на стене висит.
Все, мгновенно сорвавшись с места, бросились в комнату рыцарей.
Неописуемый урод
Пред ним стоял, разинув рот.
И как натура сотворила
Такое пакостное рыло?!
— Да нормальный у вас коврик, нормальный, — успокоил Баюн Персиваля. — Не надо его мечом рубить… Но что-то нехорошее все-таки в комнате есть… — кот снова принялся ходить из угла в угол, прислушиваясь к своим ощущениям.
Друзья молча наблюдали за его перемещениями. Наконец Баюн замер, прислушался и злобно урча запрыгнул на один из трех стоящих в комнате стульев. Из дыры в стуле с писком выскочила огромная рыжая крыса. Она попыталась шмыгнуть в дырку между плинтусами, но кот, грозно мяукнув, настиг ее и, хищно рыча, сжал в когтях. Крыса забилась к конвульсиях и издохла.
— Все. Придушил гаду, — довольно ощерил клыки Баюн. — Шпионила небось, сволочь. Еды-то в стуле нет. Наверняка незаметно хотела спрятаться.
— Да разве крыса может шпионить? — удивился Персиваль.
— Это самая что ни есть ее работа. Птицы всякие, да крысы с мышами — самые вредные шпионы. Вон, на подоконник гляньте. Весь птичками изгажен. Наверняка ведь сидели и слушали.
Персиваль внимательно осмотрел подоконник.
— Вроде, помнится, тут, действительно, какая-то птичка раньше сидела, — почесал он подбородок. — А теперь нет никого.
— Но раньше точно была? — Горыныч прислушался. — Я сейчас, — он метнулся в другую комнату и через секунду вернулся.
На Алену мимоходом пахнуло перцовой настойкой. Змей подскочил к стоящему в углу камину и дыхнул в него огнем. Из камина раздалось душераздирающее «Кар!» и суматошное хлопанье крыльев. Вниз посыпались обожженные перья. Змей распахнул окно и высунулся по пояс наружу. Из-за его спины Алена заметила, как над улицей пролетела, оставляя дымный след и хромая на оба крыла крупная черная ворона.
— В дымоходе прятаться?! — Горыныч погрозил ей кулаком и лихо поставил на подоконник ногу, примеряясь выпрыгнуть из окна.
— Куда?! — Алена вцепилась в его руку.
— А! — он вырвал руку, но с подоконника слез. — Я ведь мог бы за ней полететь, да? — он, ища подтверждения своей догадке, глянул на Алену и богатырей.
— Ну… да, — кивнула Алена. — Только тут ты летать ни разу не пробовал.
— И не пробуй! — подхватил Добрыня. — Ты же нас выдашь сразу. Весь город тогда узнает, что ты того… этого… — он осекся, покосившись на Персиваля.
— А он что, правда может летать? Как птица? — ошарашено уставился на Горыныча рыцарь.
— Только я пока не вспомнил, как это делается, — недовольно пробурчал Горыныч и закрыл окно.
— Так ты, Алеша, думаешь, что все эти твари были шпионами разных волшебников? — с сомнением переспросил товарища Добрыня, приколачивая обратно к дверному косяку щеколду.
— Да я просто уверен. Ворону эту точно Черномор к нам приставил. А крыса и коврик — кто-то из них был Кощеевым шпионом… О! А вот и остальные рыцари пожаловали!
После того, как британцы узнали о геройском поведении Баюна, спасшего их от шпионов, мнение рыцарей о нем резко улучшилось. Каждый норовил погладить гордо распушившего шерсть кота, сказать ему что-то лестное. А Алена принялась уговаривать Баюна отправиться дальше путешествовать с ними.
— Кабы вы по суше, да еще не торопясь… Тогда конечно. Но вам же быстрее надо. А я на коне не могу, и пешком, если долго идти, устаю. Мне бы сладко пое-есть, да подольше поспа-ать, — он лениво потянулся.
— Ну, а если мы на корабле поплывем? — поинтересовалась Алена.
— А корабль большой? — встрепенулся Баюн.
— Не очень большой, но, думаю, очень удобный…
— Тсс! — прервал их беседу Горыныч, который все это время к чему-то напряженно прислушивался. — Я, кажется, нашего шпиона из коврика поймал! Это Ганс Фицхольпер, которого мы дома не застали. Потому и не застали, что он тут у нас ковриком висел. А сейчас он по тазику, почти такому же, как наш, рассказывает кому-то, как его огромный кот заметил, а рыцарь чуть в клочья не порубил. Через стену, говорит, пришлось удирать… Скорее к нему, пока не сбежал!
Рыцарей, не смотря на их возражения, опять оставили сторожить комнаты, а Змей, богатыри и Алена побежали к дому Фицхольпера. На набережной Змей замер, вытянувшись в струнку, прислушиваясь.
— Говорит, мол расторгает он сделку. Боится, что убьем его, — Змей нехорошо улыбнулся. — Правильно, сволочь, боится…
Змей вдруг выразительно замахал руками, и друзья отпрянули от двери, прижавшись к стене дома по обе ее стороны. Через несколько секунд дверь распахнулась и на порог выскочил долговязый усатый горожанин в скромного вида сюртуке и надвинутой почти на самые глаза широкополой кожаной шляпе. Горыныч коротко и сильно ударил его ногой в живот и Фицхольпер, сложившись пополам, рухнул внутрь дома. Через пару секунд он уже лежал на собственной кровати, связанный и с кляпом во рту. Домохозяйки, видимо, не было дома и этот факт весьма порадовал Алену. Вдруг снаружи в дверь кто-то поскребся. Сердце девушки испуганно екнуло. Алеша с Добрыней положили руки на рукояти мечей. Горыныч, глянув на них, приложил палец к губам и скомандовал, неслышным шагом подскочив к двери.
— Вы двое — по бокам. Ты, Алена, открывай и улыбайся. А дальше я уж сам…
Алена, глубоко вздохнув, изобразила на лице улыбку и распахнула дверь. В комнату неторопливо вошел кот Баюн. Важно оглядел присутствующих и устало улегся прямо на дощатый пол.
— Ну вы бегать горазды! За вами и не угонишься… А чего это вы такие нервные?
Друзья в ответ лишь облегченно вздохнули.
— Ну давай, киса, раз уж пришел сюда, расспрашивай теперь по своим методам этого, — махнул на волшебника Змей.
Фицхольпер, увидев подбирающегося к нему черного кота, нервно задергался и попытался, невзирая на кляп, издать какие-то звуки.
— Это зр-ря ты, батенька елозишься. Все равно все расскажешь, как миленький, — нараспев произнес Баюн и вскочил забившемуся в конвульсиях колдуну прямо на грудь. — Вы пока в соседнюю комнатку идите, да не слушайте меня, а то сами заснете.
— Ох, плохо ваше дело, плохо, — покачал головой Баюн, в скором времени вышедший в комнату, где друзья ждали результатов допроса. — Все-то он про вас вызнал, и все уже доложил Кощею… Или не Кощею. Леший разберет, кому он там докладывал. Шефом он его называет и очень боится этого шефа.
— Да не мог он вызнать всего! — всплеснул руками Добрыня. — Коврик же висел в нашей комнате. Мы туда только зашли, вещи бросили, поговорили немного, да и отправились на поиски…
— Вот этого «немного» ему в самый раз и хватило, — укоризненно склонил голову кот. — Доложил он, что ждете вы Илью Муромца, который должен откуда-то пригнать волшебный корабль. И о том доложил, что за живой водой вы на Змеиные острова ехать собрались. Так что все ваши секреты теперь ку-ку…
Алеша облегченно вздохнул, а Добрыня довольно улыбнулся.
— Это ведь еще не все секреты, кисонька. Главное-то ворогу не ведомо…
— А что главное? — навострил уши Баюн.
— Тсс! — Добрыня приложил палец к губам. — Нам о главном говорить не надобно. Вдруг еще какой колдун сейчас нас слушает.
Алена, заглянув в соседнюю комнату, залюбовалась работой Баюна. Там, на маленьком диванчике, прямо в шляпе и сюртуке, связанный по рукам и ногам спал сладким сном Ганс Фицхольпер.
— И что нам теперь с этим делать? — кивнула она на храпящего колдуна.
— А так оставьте, — беспечно махнул лапкой Баюн.
— Врагов жалеть, себя не беречь, — нахмурился Алеша. — Камень к ногам ему, да и в воду. Водяному, небось, тоже слуги надобны.
— Ох, не дело убивать беззащитного, — вздохнул Добрыня Никитич. — Кабы он на нас с оружием кинулся, мы бы сразу дух из него вышибли… А теперь выходит, мы злодействуем.
— Но ведь он, как очухается, выдаст нас! — возразил Алеша. — Колдуна убить — дело правое.
— Филипп вон, тоже колдун, — возразила Алена. — Так его что, тоже — дело правое?
Алеша не нашелся с ответом и только плюнул с досады.
— Ну вот что. Пора мне кувыркаться, по моему, — муркнул Баюн.
Подойдя к мирно храпящему колдуну, кот утробно замурчал, переминаясь, словно бы пританцовывая на лапках, а потом, прямо с места прыгнул и перекувыркнувшись через себя, в полете ударил Фицхольпера по носу кончиком своего хвоста. В воздухе пахнуло озоном и мятой, а Баюн, приземлившись на все четыре лапки, встряхнулся всем телом.
— Все. Теперь он последние десять-пятнадцать минут, что были у него перед сном, и не вспомнит. Так что убивать его не обязательно.
Добрыня, подойдя к спящему, разрезал веревки, снял у него с головы шляпу и расстегнул походный сюртук.
— Вот так. Теперь он и сам не догадается, что был усыплен. Так просто, прилег вздремнуть перед дорогой.
— А вот и тарелочка, по которой он переговаривался с шефом, — Горыныч достал из валявшейся на полу дорожной сумки Фицхольпера небольшую латунную тарелку, с дном, натертым до зеркального блеска. — Спрячь пока, Аленушка. Ну что, пошли домой?
По дороге они решили заскочить к Филиппу и купить у него какой-нибудь защитный амулет.
— Вот, — Филипп вынул из-под стола хитроумное устройство, напоминающее одновременно флюгер и ветряную мельницу. — Последнее слово криптотехники. Ассинхронный помехогенератор. Он создает вокруг себя дивиргентные вихри смешанной структуры, вносящие помехи в любой проходящий мимо энергопоток. Внутрь заложен оригинальный генератор псевдослучайных чисел, при помощи которого…
— Ты словами непонятными нас не путай, — замахал руками Добрыня. — Скажи по простому. Поможет оно нам, чтобы никакой колдун подглядеть да подслушать за нами не мог?
— Поможет, — уверенно кивнул Филипп. — Только его надо поместить наверх и включить. Делается это так: ставится помехогенератор на крышу дома. Или там на центральную мачту корабля. Потом надо надавить вот на этот рычажок и произнести «ветер, вой!», — Филипп крутанул ручку и аппарат, негромко застрекотав, принялся вращать всеми своими колесиками и лопастями.
— Вот! — торжествующе простер над ним руку волшебник. — Теперь отсюда и вниз, до самой земли создан эдакий энергетический вихрь полусферической формы, искажающий любые энергопотоки. Тот, кто попытается теперь магическим путем подсмотреть, подслушать что же происходит внутри этого купола, увидит лишь серую муть, и услышит бессвязный шум.
— Хороший хренератор! — довольно улыбнулся Добрыня. — И жужжит, стукочет, как живой… А кто ж его крутит?
— Самоиндукция.
— Понятно, — Добрыня изобразил умное выражение на лице.
— Только учтите, что и вы внутри этого купола никакое колдовство вершить не сможете, — продолжил инструктаж Филипп. — Когда захотите его отключить, скажите «Ветер, молчи». Вся эта радость стоит всего лишь тридцать золотых. Ну что, берете?
— Берем! — кивнул Добрыня и полез в кошелек.
Потом Алена с Гавейном остались у окон сторожить, не придет ли корабль Ильи, а остальные отправились в ювелирную лавку — серебрить кинжалы. Но корабль с плащом Ильи Муромца на мачте все не появлялся.
— Ну вот что, — Алена достала из своей заплечной сумы прихваченное из дома Фицхольпера латунное блюдо. — Попробую-ка я связаться с этим Шефом. Может, это сам Кощей?
Она постучала по блюду точно так, как прежде по медному тазику Черномора. И в центре блюда немедленно появилось изображение.
— Ну что там еще у тебя, Фицхольпер? Опять что-то случи… — голос осекся. На Алену удивленно смотрел рыцарь в черных латах, с узким, бледным лицом, похожим, скорее, на череп, обтянутый кожей.
— Понятно… — процедил бледный рыцарь, смерив Алену взглядом.
— Кто ты, и что тебе от нас надо? На кого ты работаешь?
Бледный рыцарь скривился в недоброй улыбке.
— Не твое дело, девка, кому я служу… А дергаться вам бесполезно. Ваши шкурки уже оплачены. И рано или поздно мне их добудут, — он рассмеялся, показав ряд желтоватых зубов, и изображение в блюдце исчезло.
— Вот такие дела, — вздохнула Алена и оглянулась на Гавейна. — Наши шкурки оплачены… Похоже, это Кощей нанял его.
— Лица рыцаря я не разглядел, но, судя по голосу это был мой родственник, сэр Мордред… Он сын злой колдуньи Морганы, один из самых сильных черных магов Запада.
— Странно, откуда он здесь-то появился? Может его Кощей сюда командировал, — Алена с сожалением поглядела на блюдо. — Хорошая штука. Но, похоже, с Мордредом нам не договориться, — и она положила блюдо на стол. — Выбросим его в море как-нибудь по дороге. Нам от этого тазика никакой пользы нет.
На ужин самобранка доставила Баюну пятьдесят грамм валерьянки в награду за разоблачение шпионов. Настроение у всех было приподнятое. Кинжалы рыцарей и ножи богатырей покрывались в ювелирной лавке серебрением или серебряной насечкой. «Хренератор», упакованный в плотный мешок, ждал своего часа в углу комнаты. Все были готовы в любой момент пуститься в новые опасные приключения. И даже Баюн, вылизав из блюдца все свои пятьдесят грамм, расхрабрился, и заявил, что готов поехать с ними, чтобы насолить Кощею и посмотреть на Змеиные острова. Рыцари и богатыри, попивая вино, вспоминали былые сражения, а Баюн принялся было рассказывать сказки, но совершенно запутался в сюжете и затянул песню. Мужчины принялись нестройно подпевать. И все было прекрасно, только Горыныч, глядя на веселую кампанию, хмурил брови.
«Ну никак не могу вспомнить внешность Ильи Муромца, — пожаловался он, наконец, Алене. — А ведь он мне был, среди богатырей первый друг. Добрыня так говорит…»
«Так и есть», — подтвердила Алена.
— А если Илья там, у разбойников пропал? — задал Змей, наконец, терзавший его, похоже, весь этот вечер вопрос.
— Не может Илья так-то вот взять и пропасть! — уверенно хлопнул кулаком по столу уже изрядно захмелевший Алеша.
— Вам лучше знать, — пожал плечами Ивейн.
— Торчим тут, в этом городе, как в тюрьме, — разочарованно махнул рукой Гавейн. — Ни тебе сражений, ни подвигов!.. Вместо этого мы вон, с котами песни поем…
Баюн обиженно глянул на рыцаря, но спорить или препираться с ним поленился.
— Мы бы, небось на обычном корабле уже доплыли, — вздохнул Персиваль. — Может, не надо нам было Илью посылать к этим разбойникам? Может, теперь пора уже нам его самого от пиратов вызволять?
— Верно, — поддержал Персиваля Добрыня. — Нам самим надо к разбойничкам наведаться.
— Не получится, — Баюн потянулся и зевнул. — Разбойников на острове нет. Там просто дыра колдовская. И попасть через дыру эту волшебную можно только зная слово заветное… Вы это слово знаете?
Рыцари и богатыри только отрицательно замотали головами в ответ.
— Вот и я не зна-аю, не ведаю, — продолжил Баюн. — Знает только Фэн, глава разбойничий. Через ту дыру туда-сюда он и плавает.
— Но ведь должен быть в городе кто-то, кто служил у этого Фэна и остался в живых! — воскликнула Алена. — Если бы не было таких, то никто бы к Фэну служить не нанимался.
— Ве-ерно. Есть такие, — согласился с ней кот.
— Ну так надо пойти, поговорить с ними, — вскочил с места Горыныч. — Может, эти люди знают что-то важное? Может получится нам с их помощью Илью вызволить?.. Давай, киса, рассказывай, где такие счастливчики проживают?
— Да я про одного только точно знаю… У северной стены он живет. Стоит там домик один, двухэтажный, с тремя флюгерами.
— Вот и замечательно! — Горыныч довольно потер руки. — Пойдем скорее туда.
— Что, прямо сейчас? — удивленно огляделся Алеша и икнул. — Может, с утра лучше?
— Нет уж. Нынче сходить нам надобно. Как бы завтра поздно уже не было — Добрыня решительно встал из-за стола вслед за Горынычем. — Ты, конечно, оставайся, Алешенька. Мы вдвоем с Горынычем управимся…
— Кто напился? Я напился?! — Алеша вскочил и возмущенно всплеснул руками. — Или что, мне не друг Илья Муромец? Да заради Ильи я… Пошли, — он потверже встал на ноги и решительно тряхнул головой.
— Может, и мне с вами за компанию сходить? — предложил вдруг Персиваль.
— А что, пошли, — радостно махнул рукой Алеша Попович.
Через несколько минут после их ухода Ивейн и Гавейн тоже куда-то засобирались.
— Мы тут прогуляемся малость по набережной… — расплывчато объяснил Ивейн Алене и Баюну. — А вы пока поглядывайте на порт, ладно?..
Баюн в ответ только мурлыкнул что-то сам себе под нос и перевернулся на другой бок. А Алена, сложив на самобранку остатки ужина, скомандовала «свернись», и села у окошка, разглядывать входящие и выходящие из мореградского порта корабли. Впрочем, новых кораблей на море не появлялось, и от скуки девушка принялась наводить порядок в своих вещах. Вздохнув, погладила свою отрезанную косу, и тут на глаза ей попалась книжка «Клинок чародея».
«А я про тебя и забыла, — Алена любовно погладила поистрепавшийся за время похода томик. — А ведь именно с этого все началось… Интересно, все события так и отражаются в книге?»
Девушка принялась листать страницы. Там действительно были описаны все приключения, которые произошли за это время, но только с точки зрения рыцарей. Алене захотелось узнать, не догадались ли рыцари, что с ними едет дракон? Но стиль книги девушке не нравился, поэтому она читала урывками, тем более, что все приключения героев ей были известны, намного лучше, чем автору книги. Текст все также обрывался не доходя до конца книги. Дальше следовали пустые страницы. Девушка уже хотела захлопнуть книгу, как вдруг, на пустующей странице проступила новая фраза:
… и Гавейн уже замахнулся, чтобы выбросить медное блюдо с причала в море, но словно незримая рука удержала его.
«Выкинуть его никогда не поздно. Но ведь это единственный способ поговорить с кузеном и вызнать у него все планы. Быть может он проболтается мне о том, что не захотел рассказать фее Елене?»
Рыцарь уселся на причальную тумбу и постучал по медному блюду…
— Ах вот как! Самодеятельность развели, за нашими спинами с врагом разговаривают! — возмущенно вскочила Алена.
— Это с кем ты там бесе-едуешь? — поинтересовался проснувшийся от ее восклицания Баюн.
— Сама с собой… Ты спи, спи… — успокоила его Алена и снова впилась глазами в книгу.
«Из центра блюда на него внимательно смотрел сэр Мордред.
— Я так и знал, что один из вас не удержится и решит поговорить со мной, — рассмеялся чернокнижник и глаза его сверкнули красным огнем. — Ну, что тебе надо Гавейн?.. Не надоело ли тебе, да и твоим друзьям прятаться от меня за женской юбкой этой колдуньи и ее безродных приятелей?
— Не смей обижать прекрасную фею, а не то я… — вскипел сэр Гавейн.
— А не то что? — рассмеялся чернокнижник. — Ученого кота на меня натравишь? Или Змея? Самому-то слабо сразиться со мной в честном бою?
— От честного боя я никогда еще не отказывался, — гневно сжал кулаки Гавейн. — Это ты, бесчестный колдун, скрываешься от нас и позоришь свой благородный род, подсылая к нам отравителей и убийц, вместо того, чтобы выйти на честный поединок, как подобает рыцарю и племяннику короля Артура… Но ты похоже, давно уже отрекся и от рыцарской чести и от своего происхождения ради служения силам Зла!
— Поменьше слов, воин, — сэр Мордред скривил в усмешке свои мертвенно бледные губы. — Если уж ты сам завел речь о поединке, то слушай… — и чернокнижник подробно описал место и время для поединка. — Согласен ли ты на мои условия?
— Согласен, — решительно кивнул сэр Гавейн, — Но помня о твоем коварстве, я приду не один.»
— Сволочь! — чуть не подскочила от досады Алена. — «Назначил место и время…» Да за такое автора повесить надо! Он что, подробно написать не мог?
— Ась?! — снова встрепенулся Баюн. Глянув на Алену, он обиженно вздохнул и снова свернулся клубочком. — Опять ты сама с собой… Хоть ори потише. Мне такой сон сейчас снился, — и он снова прикрыл глаза.
«— Приводи кого хочешь, если одному тебе идти на бой страшно, — пожал Мордред плечами. — Но я надеюсь, это будут благородные рыцари, а не колдуны или безродные мужланы? Я собираюсь оказать тебе честь и сразиться с тобой на мечах, согласно рыцарским законам и без применения колдовства… Но знай, если ты приведешь на место поединка колдунов, чтобы заманить меня в какую-нибудь магическую ловушку, то я немедленно почувствую это и просто сочту, что ты струсил и боишься честного боя.
— Не бойся, я приду в сопровождении своих друзей рыцарей, — заверил его сэр Гавейн. — Они не будут вмешиваться в битву, покуда ты будешь вести ее честно. А если ты сам первый применишь бесчестный прием, то горе тебе!»
В бою неистовствуют оба,
Как будто бы взыскуя гроба.
Нет, не вслепую рубит меч,
А чтобы вражий шлем рассечь.
На этом печатный текст книги обрывался. Алена заметалась по комнате, не находя себе места от волнения.
«Когда и где состоится поединок рыцарей с Мордредом?! Что же мне делать? Может попытаться с помощью Филиппа найти рыцарей? Если Мордред придет на встречу с ними, то можно будет потом за ним проследить… Вот! Это, кажется, платок одного из рыцарей. По крайней мере, об эту тряпочку они вытирали руки после ужина. Для Филиппа этого должно быть достаточно».
— Баю-ун! Проснись скорее, кисонька! — Алена потрепала кота по шее.
— Да что ж это тако-ое? — недовольно прошипел он. — Накорми-или, валерьянкой напоили, а теперь проспаться не дают!
— Ты, кисонька, смотри пока на море. Не появиться ли в море корабль с плащом Ильи Муромца на мачте. А мне срочно надо к Филиппу. Я только что узнала — Мордред, ну, тот черный колдун, что на Горыныча покушался, вызвал одного из рыцарей на поединок.
— Ну вызвал и вызвал, — проворчал Баюн поднимаясь и потягиваясь. — Что тебе все неймется, Аленушка. Мужики дерутся, а ты стой в сторонке. Они и сами как-нибудь спра…
— Да не справятся они! — всплеснула руками Алена. — Я про этого Мордреда читала. Такого в обычном поединке не убьешь. Скорее уж он кого-нибудь из рыцарей, а то и всех их положит…
— Ну и пес с ними, с рыцарями, — фыркнул Баюн. — Не нравятся они мне что-то. И на меня смотрят косо, и вообще…
— Да не в них дело. Это же такой шанс Мордреда поймать!.. Ну, ты пока поглядывай на море, а я побежала.
Алена критически посмотрела на не вполне еще пришедшего в себя кота и вздохнула.
«Ох, опасно на него все тут оставлять. Приходи, кто хочешь, бери, что хочешь».
Девушка сложила в свою сумку лежавшую на столе самобранку и медный поднос по которому они держали связь с Черномором.
— Со мной надежнее будет, — пояснила она удивленному коту. — Ты тут только, смотри, корабль не проспи.
До башни Филиппа Алена почти что бежала.
— Выручай! — выпалила она с порога. — Рыцарей наших убивают.
Филипп с кем-то разговаривал по своему зеркалу. С зеркальной доски на Алену удивленно глянул одноглазый седобородый старик в серой мантии и синем плаще.
— Ну, тут дела у меня образовались срочные. Так что прости. Потом договорим, Копьеносец, — Филипп махнул рукой, и старик пропал с зеркального экрана.
— Опять убивают? Война же закончилась. Где они снова драку нашли?
— Они найдут, они талантливые, — Алена отдышалась и достала из сумки промасленную тряпочку. — Вот вещь одного из рыцарей. Я заплачу сколько скажешь… Надо их срочно найти.
Филипп взял платочек пинцетом и прицепил его снизу к зеркальной доске с помощью специального зажима.
— Та-ак, — он, сощурившись, принялся всматриваться в платочек, одной рукой расправляя пинцетом складки на нем и крутя другой рукой тумблеры. В зеркале замелькали какие-то изображения, но Филипп, кажется, даже не смотрел на них. Потом он удовлетворенно хмыкнул и, чуть отстранившись от доски принялся крутить самый крайний справа тумблер.
— Смотри, нет ли где твоих рыцарей…
Алена подалась к экрану. На нем мелькали, то появляясь, то пропадая, точно в видеоклипе, разрозненные картинки. Базар, причал, темная комната, смотровая башня… Вдруг появились два одетых в кольчуги и горшкообразные шлемы воина, лупцующих друг друга мечами. Кольчуга и шлем одного из них были черного, как воронье крыло, цвета. В другом Алена тут же узнала Гавейна. Рядом стоял, внимательно наблюдая за поединком полностью одоспешенный Ивейн.
«И как это они умудрились уйти в доспехах, а мы и не заметили?» — удивилась Алена.
Бой тем, временем, становился все жарче. Гавейн яростно наседал на противника и уже пару раз зацепил его кончиком меча, но Мордреду, похоже, эти удары не причинили никакого вреда. Мечи несколько раз скрещивались, высекая сноп искр. Вдруг меч Мордреда сверкнул багровым пламенем и чернокнижник, ударив, разрубил клинок рыцаря надвое, словно тот был из дерева, а не из железа. Алена успела лишь ахнуть. Гавейн отпрянул назад, но Мордред обрушил на него новый удар. Рыцарь попытался блокировать выпад обломком меча, но багрово сияющий клинок Мордреда рассек этот обрубок и разрубил Гавейна от правого плеча до левого бока.
— Это колдовство! Бесчестный бой! — закричал Ивейн и, выхватив меч, бросился на убийцу. Гавейн, истекая кровью, рухнул наземь, а Мордред обратился в бегство. Он, опередив всего на секунду разъяренного Ивэйна, открыл небольшую дверь в одном из домов и заскочил в образовавшийся темный вход. Дверь резко захлопнулась. В ту же секунду Ивэйн, распахнув дверь, вбежал в здание.
— Убийца! Трус! Остановись и прими честный бой, как подобает мужчине!.. — это было последнее, что Алене и Филиппу удалось расслышать. Потом послышался лязг мечей и какой-то грохот.
Филипп вдруг истерически хихикнул.
— Это же здание городского казначейства, я был там не раз… Они устроили поединок на заднем дворе городского казначейства. А сейчас один из них ворвался с мечом внутрь, — он осуждающе покачал головой. — В этом здании хранится наличность всего Мореграда и оно охраняется гвардейцами Финиста… Кстати, Мордреда уже нет ни в здании казначейства, ни в Мореграде. Он вошел в ту же дверь, что и рыцарь, но вышел в совершенно другом месте… Интересно, как часто он пользовался этим порталом? Неужели эта тварь проникала несколько раз прямо в центр Мореграда, чтобы тут совершать свои черные пакости?.. А я-то понять не мог, откуда такой всплеск черноты в самом центре города. Все грешил на Гримильсгаузена.
— Так ты проследить за ним не можешь?
— У тебя есть какая-нибудь вещь Мордреда?.. А если даже и есть, — он безнадежно махнул рукой — это еще не гарантирует результата. Он наверняка уже далеко отсюда…
Из окон мореградского казначейства тем временем, доносились возмущенные крики и грохот. Филипп забарабанил пальцами по зеркальной доске.
— Ох, и наломают там сейчас дров!.. Кстати, у меня еще осталась в той бутылке с беспамятным зельем мертвая вода… Так что этот труп, — он кивнул на лежащее в луже собственной крови тело Гавейна, — можно склеить… А того дурня, который ворвался с обнаженным мечом в казначейство, наверняка арестуют.
— Но он же не виноват! — Алена возмущенно посмотрела на колдуна. — Ты же все видел, помоги ему! Между прочим, наблюдая за дуэлью, ты узнал о портале, по которому в город проникали темные силы!
— Спасибо за помощь в охране безопасности города! — скривился в усмешке Филипп. — Ладно, я сейчас пойду и немедленно доложу обо всем Кречету. Примем против этого Мордреда меры… Но ваш рыцарь, если он еще жив, все же отправится в тюрьму. Нарушение закона, вооруженный налет на казначейство, налицо… Да ты не расстраивайся, верховный судья Мореграда — Кречет. Он, наверняка примет к сведению мой рассказ и смягчит наказание… Правда, суд дело нескорое.
— И он что же, все это время будут в тюрьме сидеть?
— Нет, вы можете, конечно, выкупить его под залог, — пожал плечами Филипп. — Я даже могу поручится за вас. Сумму, правда, придется выложить немалую. Ну, держи бутылку. Если хочешь, иди, склеивай своего товарища. А я побежал к Кречету!
— Подожди! — остановила его Алена. — А вместе с Кречетом вы сможете узнать, где скрывается Мордред?
— Одно знаю наверняка — не в Мореграде. Там, в двери, дальний портал. Причем, активируется он по какому-то слову, или по амулету, или еще по какой-нибудь хитрой штуковине. А без нее это обычная дверь… Нет, можно, конечно, попытаться найти Мордреда. А ты что, очень хочешь поговорить с ним?
— Говорила уже, — Алена нервно дернула уголком рта. — Бесполезно с ним разговаривать. Уничтожить его надо… Слушай, Филипп, а ты можешь убить Мордреда? Ведь ты тоже колдун. Ты же наверняка с ним справишься. А мы заплатим сколько скажешь.
Филипп изучающе посмотрел на Алену.
— Ох, с огнем ты играешь, девушка. Мордред — птица крупная… Очень дорого будет стоить.
— Ты цену назови, а мы заплатим! Хочешь, живой воды привезем тебе бочку?
— Нет, — покачал головой Филипп. — Не возьмусь я… Все-то ты стремишься стравить меня с Кощеем! Ведь Мордред сейчас ему служит. Ну, подстрою я какую-нибудь пакость Мордреду. Может даже убью его, если повезет. А Кощей примет это на свой счет и… — волшебник зябко поежился. — Нет. Не возьмусь.
Алена разочарованно вздохнула. Но потом вспомнила еще кое что:
— А где сейчас Ганс? Ну, который продал тебе фальшивую живую воду?
— А это интересный вопрос, — Филипп вернулся к своей зеркальной доске, отцепил от нее платочек рыцаря, на его место поместил какую-то небольшую щепочку и принялся крутить тумблеры. — Вот он. Уплывает он из города на своей яхте. Небось за новой партией воды поехал.
— Нет, — покачала головой Алена. — Это он от нас ноги уносит, — и она в подробностях рассказала Филиппу историю с ковриком на стене.
— Так вот оно что… А я-то все не пойму, как вы на Мордреда вышли… Ганс, выходит, умеет эдак вот превращаться?!.. — глаза Филиппа недобро сощурились. — Ах он сволочь! Так вот в чем дело… Подарил он мне не так давно картину для медитации, как постоянному клиенту, в знак нашего доброго партнерства… А я-то, дурак, купился на такой дешевый трюк.
— А в чем трюк-то? — не поняла Алена.
— Хорошая такая была картина, большая. Кружочки, пятнышки цветные. Всматриваться начнешь, и правда ум за разум заходит. Ну, я ее в своей лаборатории повесил. Повисела она у меня денек, и не понравилось мне что-то. Ощущение такое, будто кто-то на меня с этой картины все время смотрит. Ну, я и отнес ее в чулан. Эх, и тяжелая она была, сволочь!.. Потом, дай думаю, Гримильсгаузену ее подарю. А картина пропала. Я так расстраивался, чуть фрау Марту не уволил. Думал, она картину продала, или, того хуже, выкинула. А потом узнаю, что Ганс стал пользоваться одним моим новым заклинанием, а я ведь никому еще про него не рассказывал… Так он, сволочь, выходит и был этой самой картиной! Повисел тут у меня в лаборатории, вызнал, что смог, а потом и смылся.
Филипп покрутил еще немного тумблеры на зеркальной доске. Яхта Ганса приблизилась и повернулась боком, заняв собой почти всю поверхность доски. Два матроса суетились, расправляя парус, а сам Ганс Фицхольпер стоял у румпеля, напряженно вглядываясь вперед. Филипп достал из своего стола шило и шепча какие то заклинания принялся обводить им вокруг фигуры Фицхольпера сложные геометрические фигуры. Потом он начертил над головой Ганса перевернутый треугольник и трижды зло ткнул саму фигуру шилом.
— Ну вот… Теперь плыви, гусь лапчатый. Другой раз будешь знать, как красть чужие заклятия, — Филипп положил шило обратно в стол, отряхнул руки и взмахом руки стер изображение яхты с зеркальной доски.
— Ганс теперь потонет вместе со своим кораблем? — осторожно спросила Алена.
Колдун в ответ чуть улыбнулся.
— Что ты, я же не зверь, чтобы убивать его… Просто он не сможет защититься от первых трех заклинаний, направленных против него. А уж какие заклинания и кто на него направит, зависит только от него самого.
— Вот бы ты и против Мордреда так, — мечтательно произнесла Алена.
— Я его так, а он меня шмяк… И останется от меня мокрое место. Нет уж, пойду, доложу обо всем Кречету, а уж он пусть решает. Ты бутылку-то не забудь…
Добравшись до заднего двора казначейства, Алена обнаружила, что там, несмотря на время сна — зеленую четверть, собралась большая толпа зевак, глазеющих на разрубленное тело Гавейна.
— Вы куда, сударыня? — поинтересовался дюжий гвардеец с алебардой, когда она шагнула к трупу.
— Я его… знакомая. Путешествовали мы вместе.
— Отпутешествовался твой герой. А тот, что в казначейство ворвался, что, тоже из вашей банды?
«Ох, заметут сейчас меня за компанию с ним», — испугалась Алена.
— Не знаю. Но этот точно наш. Пустите, я ему первую помощь окажу.
— Поздно помощь оказывать. Он уже того, окочурился, — криво усмехнулся гвардеец.
— Не важно. У меня с собой специальное средство есть, — Алена обошла гвардейца и решительно подошла к трупу Гавейна.
Вся грудь рыцаря была рассечена поперек, справа налево. Крови на земле было, однако, не так уж и много. Алена осторожно присела рядом с трупом.
«Горыныч говорил, главное — правильно раздеть оживляемого. О господи, здесь еще кольчуга оплавилась и поддоспешник обгорел…»
Рассеченные края кожаного поддоспешника и рубахи склеились запекшейся кровью. В открытой ране местами белели ровно рассеченные кости грудной клетки. Алену при виде всего этого передернуло и чуть не стошнило. Упрямо сжав губы, девушка достала из сумки бутыль с мертвой водой, отвела от раны края одежды и принялась лить мертвую воду тонкой струйкой прямо на огромную рану. Вода, соприкасаясь с мертвой плотью, словно бы вскипала с шипением и бульканьем и тут же испарялась. Кости и мясо прямо на глазах срастались, а потом срасталась и кожа. Через полминуты перед Аленой лежал совершенно невредимый труп. От раны не осталось даже зарубцевавшихся следов. Только разорванная кольчуга и окровавленные поддоспешник и рубаха напоминали теперь о том страшном ударе, который нанес Гавейну сэр Мордред.
Толпа, наблюдавшая за этой процедурой, увидев результат, удивленно загалдела. А Алена с сожалением посмотрела на совершенно пустую бутылку.
— Нет, девица. Все равно твой милый не встанет, — сочувственно поглядел на нее с другой стороны склонившийся над трупом гвардеец. — Столько добра на него извела понапрасну. Такой водицей на живых раны залечивать надо. А мертвых поднимать — тут другое зелье нужно… А ты куда лезешь, парень? Ты тоже что ли из товарищей убитого? — обратился гвардеец к кому-то за спиной Алены.
Девушка оглянулась, но ничего не успела сделать. Стоящий рядом черный рыцарь подхватил ее поперек туловища и прижал к себе. Алена попыталась позвать на помощь, но грудь ее оказалась сдавлена и из нее вырвался лишь еле слышный хрип.
«Мордред вернулся! — Алена зажмурилась и со всей силой мысленно позвала, — Змей! Где ты? Спаси меня, Змеюшка!!!»
«Что с тобой? — немедленно откликнулся Горыныч. — Ты где?»
«Меня Мордред схватил и уволочь хочет!» — Алена извивалась, пытаясь вырваться из цепких объятий врага.
«Я уже бегу… Точное место ты можешь назвать?»
«Задний двор Мореградского казначейства».
«Держись! Я сейчас…»
Мордред уже шел к той самой двери, за которой он совсем недавно скрылся от преследования Ивейна.
— Эй, парень! — снова окликнул Мордреда гвардеец. — Куда это ты девку поволок? Может она не желает идти с тобой? Вон, как вырывается.
Мордред продолжал идти, не оглядываясь и не замедляя шага.
— А ну стой! — бросился ему наперерез гвардеец, размахивая алебардой.
Сбив направленное ему в грудь оружие, Мордред, не выпуская Алену, стремительно подшагнул к стражнику и с размаху заехал ему кольчужной рукавицей в челюсть. Нокаутированный стражник рухнул, раскинув руки, на землю, а Мордред снова двинулся к двери.
«Горыныч! Он меня сейчас уже в портал затащит и все, тогда вы меня не найдете!»
«Не успеваю я, милая! Держись, сопротивляйся ему!»
«Как?!» — Алена изо всех сил извивалась под рукой Мордреда, но он в ответ лишь еще крепче сжимал ее. И тут сумка, висящая на плече девушки, сползла и упала прямо под ноги Мордреда. Рыцарь споткнулся о нее, пнул с силой ногой, сумка отлетела к стене и заверещала высоким женским голосом.
— Не сметь пинаться, я хозяину пожалуюсь!!!
Толпа зевак дрогнула и попятилась.
«Господи, там же самобранка», — мелькнуло в голове Алены.
Мордред на секунду замер, затем решительно шагнул к сумке и нагнулся, чтобы ее поднять. Алена почувствовала на своей щеке его тяжелое дыхание и дернувшись, вцепилась давно не стриженными ногтями обеих рук туда, где должно было быть его лицо. Ногти впились в что-то холодное и мягкое. Мордред взвыл и с силой швырнул девушку на землю. Алена упала на спину, от удара у нее перехватило дыхание. Мордред одним движением выхватил меч из ножен и замахнулся на девушку.
— Зме-ей! — из последних сил заорала Алена, пытаясь уползти в сторону и понимая уже, что не успевает.
И в этот миг Мордред просто исчез из поля зрения Алены. Она услышала лязг, ругань и звуки ударов об землю. Алена с трудом приподнялась и увидела, как по двору катаются, вцепившись друг в друга, Мордред и Горыныч. Меч черного рыцаря валялся неподалеку от Алены. Оказавшись поверх противника, Змей вскочил, поднял Мордреда за грудки и с размаху въехал ему кулаком в лицо. Рыцарь отлетел шага на три и оказался у самой двери. Пытаясь подняться, он ухватился за ручку, приоткрыл дверь и спиной вперед рухнул в открывшуюся черноту. Дверь тут же захлопнулась.
— Врешь, не уйдешь! — зарычал Змей, направляясь к двери.
— Стой! — закричала Алена. — Там его уже нет!
Змей оглянулся.
«Почему?»
«Это портал. Он открывается по какому-то знаку. Только Мордред через эту дверь может уйти. А для всех остальных это черный ход в мореградское казначейство».
Горыныч открыл дверь, несколько секунд смотрел внутрь, и, разочарованно хмыкнув, закрыл ее.
«Ах ты, зараза… Как же его теперь достать?»
«Никак…» — Алена со стоном поднялась с земли и подобрала свою сумку.
Горыныч, спохватившись, шагнул к Алене и торопливо отряхнул ее от пыли. Потом снова кинулся к злосчастной двери, на секунду задумался и вдруг озорно улыбнулся.
— А ну-ка… — он, приоткрыв дверь и аккуратно отломал дверные ручки по обе стороны.
— Магия — это, конечно, хорошо. Порталы там всякие, и прочая муть… — Змей плотно прикрыл дверь. — Посмотрим, откроет ли он теперь дверь оттуда, и, главное, как долго он будет открывать ее, когда снова соберется удрать через этот ход. Тем более, что вся его магия была, кажется, прилеплена именно к дверным ручкам.
Положив отломанные ручки наземь, Горыныч достал из-за пазухи бутыль с перцовой настойкой и сделал уверенный глоток. Потом, зажмурившись от удовольствия, полыхнул на ручки сине-красным огнем. Деревянные ручки, ярко вспыхнув, превратились в горсть пепла, а украшавшее их бронзовое литье — в медленно остывающую лужицу желтоватого металла. Публика хором ахнула. Почти все зеваки тут же вспомнили, что время позднее и пора бы, наконец, пойти поспать, а гвардеец, пришедший в себя после удара Мордреда и уже собравшийся завязать со Змеем официальный разговор, предпочел сделать вид, что ничего не заметил и молча отошел в сторонку.
— Ну вот, все и улажено… О! А вот и вы, быстроногие мои! — радостно заулыбался Горыныч, заметив ворвавшихся на стремительно пустеющий двор богатырей и Персиваля.
— Алена, как ты? — метнулся к девушке Добрыня.
— Как видишь, жива здорова, — недовольно глянул на богатыря Змей.
Алена молча скрипнула зубами. Только сейчас она почувствовала, как болит от удара спина. Сжав задрожавшие вдруг руки, девушка обнаружила, что два ногтя на правой руке сломаны. «Да уж, жива-здорова, точнее не скажешь».
— А это кто тут валяется? — ткнул пальцем на труп Гавейна Алеша.
— Да это же сэр Гавейн! — Персиваль, упав перед телом товарища на колени, принялся стягивать с мертвеца шлем. — Так и есть. Погиб… А я ведь говорил им! — он чуть не плакал с досады. — Говорил же я им, что надо сказать всем!..
— Что сказать? — Добрыня с интересом уставился на Персиваля.
Но тот словно не слышал его. Он повернулся к Алене и встревожено спросил:
— А где Ивейн Он что, тоже?..
— С ним все в порядке… Надеюсь. Впрочем, мы сейчас узнаем обо всем вот у этого господина… Эй, любезный! Не разъясните ли вы нам один вопрос?! — обратилась Алена к мореградскому гвардейцу — единственному кроме них, кто теперь находился на заднем дворе казначейства.
По тому, как нервно вздрогнул гвардеец, было видно, что он рад бы уйти сейчас куда-нибудь подальше от столь странной компании. Но покинуть свой пост бедолага не решался.
— Поди сюда, — поманил его пальцем Горыныч.
Нервно сглотнув, гвардеец подошел к друзьям на пару шагов.
— Скажи-ка нам, любезный. Тот рыцарь, что ворвался недавно внутрь казначейства… Что с ними?
— Он… Вы не смотрите на меня так. Я на службе. Охр-раняем мы этот объект!
— Так что с ним? — Персиваль грозно глянул на гвардейца и подступил к нему на шаг.
— Он доставлен в тюрьму, за вооруженное нападение на Мореградское казначейство! — магическая казенная формулировка словно бы придала стражнику сил, и он при последних словах даже как-то приосанился, снова почувствовав себя на этом пустыре представителем власти.
— С ним все в порядке? — Персиваль подступил к стражнику еще на шаг.
— Почти… Побили мы его, а может и ранили, — с вызовом ответил ему гвардеец. — Потому как нападать на стражей порядка при исполнении ими обязанностей есть прямое нарушение закона…
— Стоять, — скомандовал Персивалю Горыныч и положил юноше руку на плечо. — Давай-ка, блюститель порядка, ты нам расскажешь, где находится эта самая тюрьма?
По морю, морю синему,
По синему по Хвалынскому,
Ходил-гулял Сокол-корабль…
На якорях Сокол-корабль не стаивал,
Ко крутым берегам не приваливал,
Желтых песков не хватывал.
— Надо нам выручать его, — вздохнул Персиваль, выслушав стражника.
— А все ты виноват! — Алена сорвала на юноше все свое раздражение и страх. — Ведь знал же, что они собираются вызвать Мордреда на поединок! Так почему нам не сказал?!. Или может вы с Мордредом о чем-то еще за нашей спиной договаривались?.. Это предательство! Если еще хоть раз такое повториться…
— Хватит! — оборвал ее Персиваль. — Я вам, сударыня, не слуга, чтобы мной помыкать! Сам решаю, что и как мне следует делать! — юноша тяжело вздохнул. — Надо было с ними пойти.
— И был бы тогда еще один мертвец или еще один заключенный в тюрьме, — буркнул Добрыня. — Ладно, с этим-то что нам делать? Можно ли его еще оживить, а Змей?
— Я мертвой водой из бутыли полила его. Рана на груди затянулась, а он все лежит, — бессильно развела руками Алена.
— Вот и еще одному из нас живая вода нужна, — нахмурился Горыныч. — А тело, между прочим, разлагаться скоро начнет. Лучше всего, конечно, в мертвой воде было бы его замариновать, — он с тоской посмотрел на валяющуюся на земле пустую бутыль. — Но в отсутствии оной… Может, на лед его поместить? Недельку-то продержится… А там, глядишь, и живую воду найдем.
Персиваль бережно поднял мертвого рыцаря на руки и понес его в сторону корчмы «Карасики».
— Да вы что, сдурели? — ошарашено уставился на них Феликс, когда сообразил, что они ему предлагают.
— А что тут такого? — пожал плечами Горыныч. — Мы же не даром хотим его всучить тебе. Хорошие деньги предлагаем. Полежит у тебя в погребе, на льду пару деньков… часов то есть, по местному. Да он и вонять-то еще не начнет, как мы уже с живой водой вернемся и поднимем его!
— Тише ты, — Феликс прижал палец к губам. — Да если постояльцы узнают, что вместе с их едой в леднике чей-то труп хранится…
— Если не согласишься, то мы прямо сейчас побежим, да и расскажем всем и каждому, — ехидно ухмыльнулся Добрыня, — что лежит он у тебя, весь зелененький, посреди сыров, да мяса соленого…
— Вон отсюда! — вскипел Феликс.
— Охолонь, трактирщик, — Горыныч проникновенно заглянул Феликсу в глаза. — Сам подумай, не станешь ведь ты всем и каждому свой ледник демонстрировать… А коли согласишься, то все будет шито-крыто. Положим его там под рогожей тихонечко, никто ничего дурного даже и не подумает. А пять золотых финистов на земле не валяются.
— Десять… — Феликс упер руки в боки. — И если вы кому хоть слово сболтнете, то я его в тот же момент в море выброшу… Деньги вперед.
Когда они пришли домой, на мансарду, Баюн выглядел так встрепано, словно он только что по стенам и по потолку от волнения бегал.
— Быстро, быстро! Корабль приближается! Вон, плывет. На другие корабли совсем не похож, и вместо флага драный плащ на мачте… — кот нервно приплясывал на месте. — Где ж вы пропадали?! Я уже думал, Кощей вас сожрал…
— Типун тебе на язык, — буркнул Добрыня и кинулся к окну.
Следом за ним к окну прильнули и остальные. По гавани плыл, медленно приближаясь к причалам странного вида корабль. Размером он был с небольшую яхту, а формой корпуса напомнил Алене быстроходный плоскодонный катер. Над палубой кораблика возвышалась тонкая мачта без реи, над которой развевался серый, весь залатанный, дорожный плащ Ильи Муромца. Сам богатырь, голый по пояс, стоя на носу корабля, греб огромным веслом то справа от себя, то слева, что, собственно, и приближало кораблик к одному из пустых портовых причалов.
— Вот он! Это Илья Муромец! Я его вспомнил! — Горыныч чуть не подпрыгнул от радости. — Привет, дружище! — Змей помахал ему рукой.
Богатырь посмотрел в сторону их дома и неопределенно помахал в пространство рукой.
— Да здесь мы! Прямо напротив!.. Понял. Уже бежим! — Горыныч обернулся к товарищам. — Грузимся скорее. Он говорит, мол, Фэн, наверное, уже обнаружил пропажу, так что поторапливаться нам надо.
— А как же Ивейн? — растеряно оглянулся на товарищей Персиваль.
— Ладно уж, — махнул рукой Горыныч. — Пошли, Алена, пока они на корабль загружаются, сбегаем, выручим рыцаря из тюрьмы… Дай-ка свой мешочек с деньгами, Добрыня.
Уже выйдя в коридор они услышали голос Персиваля.
— А я пока за Гавейном сбегаю. Лучше нам с собой везти его, чтобы, как найдем живую воду, сразу оживить…
Мореградская судебная канцелярия располагалась в двухэтажном здании тюрьмы, занимая весь второй этаж. Половину этажа занимал огромный зал с дюжиной хаотически расставленных столов, за каждым из которых сидели, заполняя какие-то формуляры, чиновники. Залог за рыцарей составил сто двадцать золотых. Мореградские бюрократы, в отличие от Горыныча и Алены никуда не торопились, поэтому друзьям пришлось сперва написать заявление, потом заполнить положение, а потом, ознакомившись с дюжиной предписаний, подписать два счета на выплату залога. После чего они были препровождены в соседнюю, еще более обширную залу, с надписью «Бухгалтерия» над входом. Там два подписанных счета отправились путешествовать между дюжиной столов, порождая по пути еще целый ворох бумаг. Горыныч шел от стола к столу и молча, злобно сверкая глазами, нависал над каждым счетоводом, поэтому ни один из них не решился положить счета в стопку долгих бумаг. Быстро сделав какие-то пометки, служащие торопились передать счета дальше по цепочке, и Змей, злобно сощурясь, устремлялся к следующему столу. Последний стол, к которому подошли Горыныч с Аленой был со всех сторон окружен железной решеткой. Над маленьким окошком белела табличка с надписью «Касса».
— Изволите сейчас оплатить оба счета? — любезно поинтересовались из окошка.
— А зачем же еще, по твоему, я сюда пришел? — зло просипел Горыныч и высыпал сто двадцать золотых финистов горкой на подоконнике зарешеченного окна.
Пока кассир кропотливо пересчитывал и проверяли на зуб каждую монетку, Змей нервно барабанил пальцами по железной решетке.
«Почему это кассир за решеткой, Аленушка? Его что, уже посадили за растрату?»
«Это чтобы деньги не украли».
«Жаль, не взял я с собой перцовочки. Ка-ак спалил бы разом всю эту братию со всеми их бумагами… — мысленно прошипел Горыныч. — Нас уже дожидаются, а мы тут, словно по рукам и ногам привязаны. Устроить рыцарям побег из тюрьмы было бы проще. Да и обошлось бы дешевле».
«Ничего. Вот там, откуда я родом, подобные болваны сидят каждый в отдельном кабинете. И в каждый кабинет очередь…»
Пересчитав, наконец, деньги, кассир поставил на оба счета печать «оплачено» и торопливо заполнив, вручил им справку об оплате счетов.
— Теперь с этой бумагой вам надо подойти к главе канцелярии. Дверь в его кабинет ведет из соседнего зала.
«Да чтоб им треснуть! — Горыныч сжал в кулак справку и решительно зашагал в указанном направлении. — Если этот начальник канцелярии немедленно не выпустит рыцарей, я его прямо тут задушу!»
Но в кабинете главы канцелярии их встретили на удивление тепло.
— Все оформлено, поздравляю, — благожелательно улыбнулся им, забрав справку, лысеющий толстячек с бегающими глазками. — Теперь пройдите с этой бумагой на первый этаж. От входа третья дверь налево, — он подмахнул какую-то гербовую бумагу и протянул ее Алене. — Да не смотрите на меня так. Первый этаж — это уже тюрьма. Там, в третьей камере и держат вашего товарища. Это постановление об освобождении до суда. Отдадите его стражнику.
Стражник, стоящий на входе, бессмысленно глянул на бумагу и позвал капрала. Капрал, повертел листок в руках и отнес его к капитану. А тот, внимательно изучив все печати, понимающе хмыкнул и двинулся с бумагой наверх, видимо, в канцелярию, из которой только что пришли Алена с Горынычем.
— Да сколько же можно! Они, поди, на корабле нас заждались уже, — простонала Алена.
— Елена! Добрая фея озера! — послышалось по ту сторону железной двери и в решетчатом окошке появилось изрядно помятое лицо Ивэйна.
— Вызволи меня отсюда, о фея, и я совершу в твою честь столько подвигов, сколько…
— Хватит! Насовершались уже! — сорвалась на крик Алена. Но, увидев растерянное, обескураженное лицо Ивейна, сбавила тон. — Подожди, еще немного. Мы внесли залог и сейчас тебя отпустят.
Не прошло и нескольких минут, как капитан вернулся, звеня ключами, и, отворив дверь скомандовал рыцарю:
— На выход.
В большой светлой комнате напротив выхода Ивэйна ждал еще один клерк. Он держал в руках длинную опись конфискованных при задержании рыцарских вещей. Увидев свои доспехи в целости и сохранности рыцарь просиял и принялся немедленно в них облачаться.
— Все в порядке? — любезно осведомился клерк.
— А блюдо?! — спохватился Ивэйн. — У меня было большое такое блюдо…
— Вы имеете ввиду вот это? — клерк указал на маленькую, размером с ладонь, латунную розетку для бритья.
Ивейн удивленно посмотрел на него.
— Да нет же. Вы, верно, перепутали. Оно не такое было.
Рыцарь попытался было описать тюремщику, какое именно блюдо он имел ввиду. Но тот оборвал его на полуслове и сунул под нос рыцарям исписанную бумагу.
— Все строго по описи. Получите и распишитесь.
— Да, но блюдо же было…
Клерк, глянув на Ивейна, как на докучливую муху, устало вздохнул и ткнул пальцем в одну из трех дюжин строк на бумаге.
— Тут же человеческим языком написано. Блюдо латунное. Одна шт., - и он ткнул в розетку для бритья. — Вот, это оно и есть. Блюдо? — Ивейн растерянно кивнул. — Латунное? — рыцарь нервно сглотнул, почуяв подвох. — Одна штука, так?
— Да что же это делается, господа? Среди бела дня украли мою вещь… Да я вас тут всех!.. — Ивейн резко замолк, поскольку Горыныч подхватил его за раненное плечо и поволок вон из комнаты.
— Плевать на твой тазик! Скажи спасибо, что сам выбрался.
На корабле Алена и Горыныч бросились обнимать похудевшего и осунувшегося Илью. Но тот вырвался из их рук и побежал куда-то вниз, в трюм.
— Потом, потом, — прокричал он на бегу. — Вот заведем сперва эту хреновину…
Баюн, усевшись посреди палубы на канатной бухте недовольно подергивал усами.
— Ох, втравили вы меня в приключение. Ни разу еще по морю не плавал… Да еще с покойником в трюме. Хорошо у Персиваля ума хватило ящик льда для него прихватить… Так ведь лед скоро таять начнет.
— Будем надеяться на лучшее, — Алена погладила кота. И тут же вздрогнула от неожиданности. Внизу что-то затарахтело, зафыркало, как мотор мотоцикла. На палубу выскочил довольный Илья.
— Ну вот. Сейчас Соколик еще эту, тубину запустит…
— Соколик?! — подпрыгнула от радости Алена. — Сын Марьи-Моревны?
— Он самый.
Внизу что-то взвыло и палуба вздрогнула. Потом гул стал тише и ровнее. Корабль медленно двинулся прочь от причала.
— От ведь какую бесовщину удумали, — радостно ухмыльнулся Илья, становясь за штурвал. — Толкаешь со всей дури бурбулятор. А он, как раскрутится, запускает тубину. А уж эта тубина тащит кораблик безо всяких там парусов, своим ходом.
Рыцари, услышав от Ильи Муромца про бесовщину, испуганно переглянулись и поспешили осенить себя крестным знамением. Корабль, тем временем, издавая ровный таинственный гул двинулся вон из гавани.
— А мы, с этой вашей тубиной прямо среди моря ко дну не пойдем? — поинтересовался Баюн, всеми когтями вцепившись в свернутый канат. — А то ведь я плавать совсем не умею…
— Не тубина, а турбина, сколько можно вам говорить! — перебил Баюна выскочивший из трюма худенький оборванный мальчишка. Лицо его, удивительно красивое даже под слоем копоти, сияло счастьем.
— Дядя Илья! Ты слышал? У меня получилось! Говорил я тебе, что зелененький вентиль надо подкрутить!
Богатырь одобрительно улыбнулся ему от штурвала, и мальчишка тут же снова нырнул в трюм. Следом за ним полез сгорающий от любопытства Алеша Попович. Корабль медленно выходил из порта. Илья дернул за веревочку и в трюме зазвенел колокольчик.
— Понял! Сейчас прибавлю! — донесся из трюма голос Соколика. И через секунду турбина завыла чуть громче, а корабль рванулся вперед со страшной скоростью, буквально выскакивая из воды.
Добрыня слез с мачты, на которую ставил магическую вертушку, и озабоченно прошептал Алене:
— Надо бы нам исхитриться Марье-Моревне сообщить, где ее сынок. А то как бы она на нас не ополчилась.
— Да. Она, наверное, беспокоиться.
Алена спустилась в трюм и обнаружила там Соколика, с упоением объясняющего Алеше секреты управления кораблем.
— Ты бы порадовал маму, что с тобой все в порядке. А то она тебя со всем флотом ищет.
— Ух ты! Со всем флотом!.. — у мальчишки радостно заблестели глаза. — Ну ты тут сам теперь, а я пойду…
Пожав Алеше руку, Соколик следом за Аленой выбрался на палубу.
— Ой, а вот, наверное, и они, — мальчик указал на три корабля, внезапно появившиеся у них прямо по курсу. Шли корабли необыкновенно быстро и всем своим видом походили на корабль Ильи. А на мачтах у них развевались морейские флаги.
Соколик дотронулся до среднего пальца своей правой руки. На пальце появилось колечко, мальчик покрутил его и поморщился от появившегося треска. Потом треск пропал и Алена услышала знакомый женский голос:
— Марья на связи. Кто меня вызывает?
— Мама! Это я! Ты не волнуйся….
— Чем я могу вас отблагодарить? — Марья-Моревна улыбалась сквозь слезы, прижимая к себе Соколика и гладя его по голове.
— Нам нужна живая вода, чтобы вылечить нашего друга, — Алена огляделась, но Горыныча на палубе не обнаружила. При появлении Марьи он куда-то исчез. Зато неподалеку стоял Персиваль, зачарованно глядя на царицу.
— У меня есть с собой немного живой воды, — отстранив сына, царица развязала бархатный кошель на поясе и принялась рыться в нем. — Странно, ведь я же брала с собой пузырек…
— Нам надо намного больше, — Алена, припомнив, что на одном из добытых самобранкой пузырьков была монограмма «М», поторопилась отвлечь Марью от поисков. — А может, ты знаешь что-нибудь про источник с живой водой? Нам к самому источнику бы добраться.
Марья испытующе посмотрела на Алену и махнула рукой.
— Пошли ко мне. Разговор это долгий и секретный.
На столе в своей каюте царица развернула большую карту.
— Запоминай. Вот Черный пик, вот Двурогая скала рядом с длинной бухтой. От нее на юг должен быть маленький остров. Там источник. Вода бьет тонкой струйкой и скапливается в каменной чаше.
Алена растерянно следила за указующим пальцем Марьи.
— Да там же, к югу от бухты, этих островов пять. Который из них?
— На самом деле, настоящий остров только один. Но он не каждому открывается. Плыть к нему надо с чистым сердцем, без дурных помыслов. Для себя, для своих корыстных целей, живую воду брать нельзя. Только для того, чтобы спасти кого-нибудь, помочь… Секретом этого источника владеют сейчас только королевские дома Подземного мира. Но вы спасли моего сына, а это дорогого стоит… И все же поклянись мне, что никто из вас не расскажет, где находится остров с источником. Все, кто плывет с тобой, пусть поклянутся, что сохранят эту тайну. А если клятва будет неискренней…
— То с нами что-то плохое случится?
— Нет, — Марья усмехнулась. — Вы просто не сможете тогда найти этот островок.
— Понятно, — кивнула Алена. — И еще, у меня одна просьба есть. Этот пират, Фэн… Он, наверное, погонится за нами…
— Плывите спокойно, и пусть Фэн вас больше не волнует. Им теперь займутся мои люди. И я не успокоюсь, пока этого негодяя не вздернут на рее.
Корабли морейцев стремительно уходили в синюю даль. Илья, глядя им вслед, благодушно улыбался и махал рукой. Персиваль с тоской смотрел на постепенно уменьшающиеся корабли Марьи-Моревны. Вдруг с палубы одного из них взлетела белая птица. В мгновенье ока она достигла корабля Ильи и упала на палубу, обернувшись Марьей Моревной. Друзья удивленно застыли.
— Я, кажется, кое-что здесь забыла, — колдунья шагнула к Персивалю. — Похоже, во время поединка, я ослепила тебя, мальчик… Прости.
— Если это ослепление, то я хочу остаться слепым, государыня, — горячо прошептал Персиваль и опустился перед ней на колени.
Марья улыбнулась и, взяв в ладони его лицо, заглянула юноше в глаза. Так они стояли несколько секунд. Он — трепеща от восторга и не спуская с нее влюбленного взгляда, она — внимательно и немного печально глядя на него сверху вниз.
— Нет, воин, твоего служения я не приму, — Марья опустила руки и отступила на шаг. — У меня и без того достаточно слуг, готовых умереть ради одного моего благосклонного взгляда… Ты предназначен для большего. И никогда не будешь принадлежать мне полностью. То, что ты считаешь своим долгом, зовет тебя слишком сильно… — она простерла руку над головой Персиваля. — Пусть тебе сопутствует удача.
В лице Марьи-Моревны что-то неуловимо изменилось. И без того совершенные черты лица ее стали оточенными, словно бы высеченными из мрамора. Взгляд из теплого и нежного превратился в холодный и властный, а голос зазвенел сталью:
— Ныне освобождаю тебя от ослепления.
Марья Моревна резко повернулась к Персивалю спиной, и ее развевающийся плащ хлестнул по лицу все еще стоящего на коленях рыцаря. Резкий порыв ветра подхватил Марью, и она взмыла в небо, обернувшись большой морской чайкой.
— Да… Царю Ивану, пожалуй, живется еще веселее чем мне, — покачал головой Алеша, глядя вслед колдунье.
Персиваль, поднявшись с колен, подошел к борту и задумчиво посмотрел на бескрайнее синее море. Он так и стоял молча у борта, пока Алена не позвала всех обедать. Марья-Моревна на радостях подарила путешественникам три корзины с заморскими деликатесами, так что обед получился поистине царским.
После обеда Илья подошел к штурвалу, задумчиво похлопал по нему ладонью и стал внимательно оглядывать окрестности. Собственно, горизонта в подземном мире не было. Даже на море. Воду от неба отделяла неширокая полоска белого тумана. Вот в нее то и вглядывался Илья, привычным движением вытряхивая крошки из бороды.
— Ну что, кого ждем-то? — Горыныч похлопал Илью по плечу. — Заводи свою турбину.
— Завести-то дело нехитрое, — пожал плечами Илья. — Да куда нам путь держать не ведомо.
— Как это не ведомо? Вот у меня и карта есть. Небось, разберемся. — Горыныч достал карту Филиппа Егермейера.
Илья развернул карту и принялся сосредоточенно водить по ней пальцем. Потом глянул на небо. Снова на карту. Поскреб затылок и неуверенно перевернул карту вверх ногами.
— Ну? — нетерпеливо притопнул ногой Горыныч.
— Баранки гну! — рявкнул Илья. — Ты хоть помнишь, в какой стороне был берег?
— Вон там — указал пальцем Горыныч.
Вокруг них постепенно начали собираться остальные путешественники.
— Хорошо. Стало быть я помню правильно… А где юг, подскажи мне, Горынушка.
Змей озадаченно повертел головой. Глянул на небо. Сморщился, как от зубной боли, и досадливо топнул ногой:
— Но ведь у нас же есть карта! — он вырвал карту у Ильи и принялся вертеть ее в руках. — Вот. Тут же ясно видно. Змеиные острова строго на юг от Мореграда. Мореград там, — он ткнул пальцем в чуть заметную в тумане береговую линию. — Правильно?
Собравшиеся вокруг товарищи дружно закивали.
— На карте-то все правильно, — раскрасневшийся Илья вырвал у Горыныча из рук карту и потряс ей у него перед носом. — а здесь, здесь-то где у них юг?!
Путешественники дружно посмотрели в небо, не обнаружили там солнца и принялись затравленно оглядываться.
— Как же тут они по морю плавают, к растакой сякой ягой ядреной бабушке? — вскипел Добрыня.
— Так давайте у Марьи-Моревны спросим, — хлопнул себя по лбу Алеша.
— Ага. Вот сейчас догоним и спросим, — криво усмехнулся Горыныч. — Кто-нибудь запомнил, в какую сторону она полетела?
— Нет, ну можно же как-то, вдоль берега, наверное. По карте, — подала голос Алена.
— А Змеиные острова? — испепеляюще посмотрел на нее Горыныч.
И тут уже загалдели все разом. Из трюма, облизываясь, вылез Баюн. Он с удивлением оглядел спорящих товарищей и поинтересовался:
— А что это мы никуда не плывем?
Все резко замолчали и уставились на кота. Баюн насторожился:
— Случилось что-нибудь?
— Слушай, Баюн. А как вы тут стороны света определяете, без солнышка? — присела на корточки перед котом Алена.
— А чего тут определять-то? — удивленно посмотрел на нее кот.
— Где юг?! — хором спросили Илья и Горыныч.
— Юг? — кот принюхался и уверенно махнул лапой. — Там юг.
— А откуда ты знаешь? — подозрительно сощурился Ивейн.
Кот посмотрел на него озадаченно. Почесал лапой за ухом.
— Ну как тебе объяснить-то попроще… Юг, он как раз напротив севера. А север там, — кот махнул лапой в направлении Мореграда.
Богатыри переглянулись и громко захохотали. Следом начал хихикать Персиваль, и даже нахмурившийся, было, Ивейн не удержал улыбку.
— А откуда ты знаешь, что север именно там? — тихо спросила Алена у Баюна.
— Так это любая животина чует. Откуда кощеевым холодом пахнет, там и север.
— А люди местные тоже чуют?
— Некоторые чуют. Волшебники уж точно… А для совсем толстокожих недавно компас придумали.
Путь от Мореграда до Змеиных островов занял часа три, по верхнему времени, Илья без Соколика вел корабль не слишком уверенно, к тому же, когда они добрались до самих островов, туман стал таким густым, что сквозь него почти ничего не было видно.
— Куда плыть-то? — оглянулся Илья. — Где у вас карта?
Горыныч и Алена подойдя к нему развернули пергамен и девушка принялась повторять объяснения Марьи-Моревны.
— Понятно, — кивнул Муромец и чуть изменил курс.
Откуда-то сверху раздался жалобный вой Баюна.
— Але-ена! Аленушка!.. Снимите меня отсюда пожа-алуйста… — кот висел, всеми когтями вцепившись в мачту, с ужасом глядя то на шумящий у него над головой «хренератор», то на плещущие о борта кораблика волны.
— Ты как там оказался? — удивилась Алена.
— Чайка на мачту села, да такая на вид жирная, вку-усная, — провыл несчастный кот. — И понесла же меня нелегкая… уж лучше бы я ваши фрукты ел…
— А ты прыгай вниз.
— Да уж больно палуба внизу ма-аленькая, — с дрожью в голосе проныл Баюн. — Да и мачта под ветром качается. Я боюсь с нее в воду шарахнуться.
— Ну я-то точно снимать тебя не полезу, — Алена поежилась.
— Горы-ыня! Горы-ынюшка!.. Добрыня!.. Ми-иленький!.. Але-ешенька… Илья! Илью-ушенька!.. Да снимет меня отсюда хоть кто-нибудь?!
Пятнадцать человек на сундук мертвеца
Йо-хо-хо, и бутылка рома.
— Вот он, ваш остров, — Илья утер со лба пот и направил нос корабля к песчаному пляжу очередного появившегося перед ними островка. — А может и не тот… Давненько мне корабли водить не приходилось.
Корабль мягко ткнулся носом в грунт и в этот самый момент турбина заглохла.
— Все, приехали, — Алеша с тоскливой миной вылез из трюма. — Взяла и вырубилась вдруг. Мы что, куда-то врезались?
Горыныч, никого не дожидаясь, соскочил с корабля на берег и направился вглубь заваленного каменными глыбами островка. Следом за ним на землю спрыгнули Добрыня, Персиваль и Алена.
— Какая разница, на каком острове источник? — резонно рассудил Горыныч, окинув берег взглядом и не найдя никаких следов родника. — Главное, близко подойти, а там Самобранка почует.
— Огромная разница, сударь, — Персиваль жадно оглядывался вокруг, словно надеясь увидеть среди покрытых мхом камней святой Грааль.
— А ну-ка, Самобранка доставь нам живую воду, — скомандовал Добрыня, расстелив скатерть на плоском камне.
— Ишь, раскомандовалси, — ворчливо отозвалась скатерть. — А в чем я ее вам доставлю? Посуду какую-никакую дайте.
— Так ты нашла источник живой воды? — с трепетом в голосе спросил ее Персиваль.
— А как же, — проскрипела скатерть.
— Ну а где он? В какой стороне? Сколько до него идти? — не отставал рыцарь.
— А бог его знает, милок… Мне ить все равно, в какой стороне, в каком расстоянии… Нашла и ладно. А исчислить, сколько вам идти до него… Давайте лучше посуду. Я ее прямо в источник поставлю. Водица в чашку нальется, а потом оттуда я вам ее, полнехонькую и подам…
— Я мигом! — Добрыня кинулся на корабль и вернулся с большой деревянной чашей.
Чашу положили на скатерть.
— Свернись, — скомандовал богатырь.
Пахнуло озоном. Чаша пропала и Самобранка аккуратно свернулась в рулон.
— А теперь, живой воды мне. Раз-вернись! — скомандовал Змей.
Самобранка развернулась и через мгновение на ней появилась мокрая чаша, полная до краев серебристой водой. Персиваль ахнул, упал на колени и принялся истово молиться.
— Золотая ты моя, серебряная! — радостно завопил Горыныч и в порыве чувств поцеловал край скатерти. Самобранка смущенно хихикнула. А Змей жадно, залпом выпил воду.
— Повторить!
В этот раз чаша вернулась неполная.
— Видимо запас воды у источника заканчивается, — Алена удержала руку Горыныча. — Давай сольем эту воду во фляжку Персивалю.
Горыныч неохотно согласился. Еще два раза самобранка доставляла Змею живую воду. Все меньше и меньше, а на третий раз вернулась просто мокрая чаша.
— На меня-то еще хоть капелюшечку живой воды плесните, а? — попросила вдруг скатерть.
— Кончилась водица. Вот, могу об тебя чашку вытереть, — предложил Добрыня.
Скатерть со вздохом согласилась. Потом Добрыня с самобранкой и Персиваль с драгоценной фляжкой двинулись к кораблю. Алена задержалась, внимательно наблюдая за Змеем. Горыныч, сидящий на камне в самоуглубленной задумчивости, поднялся на ноги, расправил плечи и слегка напрягся. За его спиной медленно начали отрастать перепончатые драконьи крылья. Алена вскочила на камень, заслоняя Змея от возможных взглядов с корабля.
— Ты поосторожнее, рыцари увидят!
Проигнорировав ее слова, Змей взмахнул отросшими крыльями, но не смог приподняться над землей. Зашипев с досады, он с разбегу вскочил на высокую нависшую над морем скалу и прыгнул с нее. На миг завис в воздухе, заполошно хлопая крыльями и плюхнулся в воду. С борта корабля обернулся Персиваль.
«Неужели увидел?» — екнуло сердце Алены. А Горыныч уже без крыльев, мокрый, печально брел к берегу.
— Это я всего пол ведерка выпил, — он отряхнулся. — Мне б еще раза три по столько…
Вернувшись на корабль Алена и Змей обнаружили Гавейна живым и здоровым.
— Жаль, рубаха и кольчуга тоже не срослись, — рыцарь довольно ухмыльнулся и, усевшись у мачты, принялся чинить порванную кольчугу.
Баюн, во время стоянки решившийся-таки спрыгнуть с мачты, сидел теперь, как ни в чем не бывало на канатной бухте и вылизывался. Илья, навалившись плечом, одним рывком снял кораблик с мели, а потом, запрыгнув на палубу, длинным веслом отпихнул его подальше от берега. Алеша отправился в трюм заводить турбину, а Илья вновь встал у штурвала. Вскоре в трюме затарахтело. Рыцари, вздрогнув перекрестились, но тарахтение тут же перешло в ровный вой турбины. Кораблик тронулся с места, и, набирая скорость, помчался сквозь туман в открытое море.
Когда они выбрались из тумана, то все, как один, ощутили щемящее чувство голода.
— А мы ведь с обеда не ели, — прокряхтел Добрыня и выложил скатерть прямо на палубе. — А ну, милая, доставь нам какой ни есть еды. Развернись!
Самобранка развернулась, но вместо еды на ней забился десяток мелких живых рыбешек.
— Ты что это, милая, своевольничаешь? — укоризненно посмотрел на нее Добрыня.
— Да другого что-то нет вокруг ничего… Одна сплошная муть. Рыбку вам из-под корабля выловила, и на том спасибо скажите.
— Как это ничего вокруг нет? — удивленно уставился на нее Змей. — А раньше ты где брала?.. Во-он там, на севере, должен быть берег. А на берегу Мореград. Наверняка люди еду готовят…
— Может и готовят. Только мне ничего не видать. Словно метель какая вокруг… Уж не околдовал ли нас какой злодей? — заволновалась Самобранка.
Рыцари и богатыри затравленно переглянулись.
— Ох, лучше сидел бы я у Филиппа Егорыча в башне, — вздохнул Баюн. — И что меня потянуло на приключения? Сырой рыбы, что ли, я не едал?..
— Точно! Филипп Егорыч! Это, наверное, его Хренератор чудит! — всплеснул руками Добрыня. — Говорил он мне, да я забыл совсем. Как завертится машинка, как закрутится, вокруг нас встает пурга непроглядная. Непроглядная, да непролазная. От чужого колдовства закрывает нас. Так и нашей Самобранке, видно, ходу нет. Чтоб могла она добыть нам пропитание, надо нам Хренератор этот выключить.
Добрыня быстро вскарабкался на мачту и, добравшись почти до самого верха, шепнул под лопасти машинки:
— Ветер, молчи.
— Вот! Это же совсем другое дело! — радостно прокряхтела Самобранка. Живые рыбки с нее тут же исчезли и на скатерти появились краюха хлеба, соленая рыба, свиной окорок, солидная корчага с пивом и бутылка рома.
Товарищи подкрепились кто окороком, кто рыбой. Пиво радостно выпили рыцари с богатырями. А вот ром вызвал у них подозрение. Персиваль, хлебнув немного из горла, закашлялся и замотал головой. На глазах его выступили слезы.
— Не пейте эту гадость. Отрава какая-то. Глотку жжет, и внутри все огнем горит. Может, мне живой водицы хлебнуть, а то помру ведь?
— Тут же на бутылке написано: «Ром», — Горыныч взял бутыль в руки и понюхал. — Это такой напиток, крепкий очень. Я, правда, ни разу не пил еще, но, помню, где-то слышал. Ну-ка… — отхлебнув немного, Змей расплылся в радостной улыбке. — Помните, перцовую настойку из Карасиков? — рыцари стыдливо переглянулись, а богатыри улыбаясь, закивали. — Так вот, этот ром еще крепче.
Ивейн, взяв бутыль в руки, попробовал ром на язык и поморщился:
— Это не питье, это мазь от ран. Мне Мерлин такой штукой рану лечил. И говорил еще, что пить ее нельзя, а то ум за разум зайдет.
— Самобранка нам еды добыла, правильно? — Илья взял бутыль в руки и принюхался. — Ну, а Мерлина в глаза я не видывал, — Муромец приложился к бутылке и, отхлебнув, довольно крякнул. Сощурился и потряс головой. — Злой яд. Сильно крепче зелена вина.
Добрыня с Алешей тут же потянулись к бутыли, но Илья погрозил им пальцем и отдал бутыль Горынычу:
— Вам, друзья, сейчас такого пить не надобно, — богатырь прислушался к себе и икнул. — Да и мне пока глоточка достаточно.
— Ну, если никто больше не хочет… — Горыныч хорошенько приложился к бутылке рома. Поставив ее, довольно выдохнул. Запахло, почему-то паленым.
«Ты бы пил поменьше, Змеюшка» — мысленно обратилась к нему Алена.
«Да я не пьянею с него, в отличие от вас, людей. А перцовочка у меня кончилась. Так что буду пока этим ромом боеспособность поддерживать» — и Горыныч еще раз с удовольствием отхлебнул из бутылки.
Плотно поужинав, друзья решили, что настало самое время пообщаться с Черномором. Добрыня достал из сумки медное блюдо и уже собрался, было постучать в него, но тут Горыныч поймал его за руку.
— Не спеши… За нами, кажется, следит один наш знакомый.
Змей «приветливо» улыбнулся в пространство:
— Ну, здравствуй, Филипп Егорыч. Как там у вас, в Мореграде дела?.. Да вижу я. Все вижу… Нет, не надо… У нас?.. У нас все в порядке. Плывем вот… А Мордреда что, не поймали? Ловите-ловите, а то он еще натворит вам дел… Обязательно передам… От Баюна тебе привет. Только сейчас вспоминал тебя добрым словом… Ну все, счастливо! — Горыныч помахал ручкой пространству перед собой, кивнул и стер с лица приветливую улыбку.
— Все? Больше не смотрит? — поинтересовался у Змея Добрыня, занося руку, чтобы постучать по медному блюду.
— Не смотрит и не посмотрит, пока я сам ему не позволю… И ведь хороший, вроде, человек, но до того любопытный… — Горыныч утомленно вздохнул. — Вот ведь, рассказали ему про меня, не подумали…
— О чем рассказали? — живо заинтересовался Персиваль.
— И ты туда же? — Змей посмотрел на рыцаря и криво ухмыльнулся. — Ох уж эти мне любопытные… Давай, Добрыня, стучи. Сейчас еще одному любопытному будем докладываться.
Выслушав отчет Ильи Муромца о похищении летучего корабля, Черномор укоризненно покачал головой:
— Ох, нарвешься ты, Илья, когда-нибудь. Я же говорил тебе — ничего не трогай, возьми только летучий корабль. А ты и заложников всех из каземата выпустил, и корабли все из пиратской гавани… — Черномор тяжело вздохнул. — Фэн тебе никогда этого не простит.
— Ну а пусть он нападет на меня теперь, — глаза Ильи гневно сверкнули. — Ишь ты, моду взял, на море пиратствовать, да держать в плену годами заложников. Я его повадки все повыучил. Пусть теперь передо мной появится. Я ж его поймаю, да в бараний рог согну!
— Вы не горячитесь понапрасну, — покачал головой Черномор. — Сейчас держите курс все время на запад. А скорость турбины поставьте самую большую. Там красненький вентиль есть. Так его покрутите по солнышку, до упора…
— Да знаем уже, — махнул рукой Алеша. — Подкрутили…
— Как? Кто научил? — всполошился волшебник.
— Неважно, — отрезал Горыныч. — Ты давай, рассказывай, куда нам дальше плыть?
— Так я и рассказываю… Если все время держаться далеко от берега, но не терять его из виду, то можно не опасаться — ни во что не врежетесь… Сперва к югу от вас будут Змеиные острова. Туда соваться не надо. Места опасные. Скалы, туман… Не дай Род еще утопите там кораблик. Потом будет большой, выдающийся в море мыс. Потом вдоль берега пойдут горы, потом равнины… А потом прямо по курсу появятся острова. За островами уже будет большая земля, а в ней бухта. У этой бухты стоит Равен-Порт. Большой город. Это уже царство Ворона Вороновича. Самому Ворону и его прислужникам лучше на глаза не попадаться. Оставьте кораблик где-нибудь в укромном месте, или сдайте кому на хранение. Дальше морского пути все равно нет. От Равен-Порта пойдете дальше на запад. Там по дороге Золотое царство. Оно небольшое. Правит там любимая дочь Ворона Вороновича. Ей тоже на глаза не лезьте… Ну, а оттуда вам прямая дорога на северо-запад, к Соленому Озеру… — друзьям показалось, что за спиной у Черномора появился какой-то человек. Он нетерпеливо кашлянул. Волшебник, оглянувшись, нервно дернул куцей бородкой и поспешил завершить инструктаж. — Ну, некогда мне. Вы хоть до Равен-Порта сперва доберитесь. А остальное потом…
Как только изображение Черномора в блюде пропало, Добрыня полез на мачту, чтобы завести генератор помех.
— А то что-то не по себе мне немного, — пробурчал он, спускаясь. — И Филипп за нами подглядывает, и Фэн ищет, наверное.
— Эх, мне бы врагов, хоть сотню, но нормальных, а не колдунов, — вздохнул Гавейн и почесал грудь в том месте, где она была разрублена черным мечом Мордреда.
— А мне бы на зе-емлю, — простонал Баюн. — Сколько можно? Качается и качается, — он с ненавистью посмотрел на поскрипывающую палубу. — Никогда не думал, что морское путешествие такая отвратительная штука… Ну ничего. У меня в Равен-Порте один знакомый кот есть, — он мечтательно сощурился. — Живет на ферме у местной ведьмы… Молочка там попью, сметанки поем. А то с вашим походом и отощать недолго.
— Да ты ж ничего не делаешь! И в походе всего только день. А жрешь вон, за двух рыцарей, — хохотнул Ивейн, глянув на кота. — И куда столько лезет, не знаю…
— А нервы?! — взвизгнул кот и поежился. — Я, кажется, за этот час так похудел, что меня того и гляди унесет ветром в море.
Небо вдруг потемнело на миг, а затем снова зажглось ярким светом.
— Ну вот. Спать пора, — Ивейн зевнул, чуть не вывихнув челюсть. — В прошлую ночь совсем не спали… Какой сейчас, кстати день?
Добрыня принялся загибать пальцы.
— Вчера был восьмой день, то есть час. Значит сейчас — девятый, последний час середы… Слышь, Илья, ты как устанешь, буди кого-нибудь, а то, я смотрю, тут все по два дня не спавши, — и Добрыня, сладко зевнув, улегся, завернувшись в плащ, прямо на палубе.
Однако поспать им не удалось. Не успели друзья улечься, как всех поднял встревоженный крик Персиваля:
— Тревога!
На перерез их кораблику на всех веслах, подняв к тому же косые паруса, шли две галеры. На обеих реял черный пиратский флаг с белым одноглазым черепом.
— Я их знаю, это Фэна кораблики. Вот ведь, принесла же нелегкая! — Илья разглядывал галеры, недовольно сощурившись.
— Надо бы ходу прибавить, — пробурчал Алеша и полез в трюм.
— У них там, на галерах, что же, все колдуны? — озабоченно спросил Горыныча Ивейн.
— Не все, — буркнул Змей, сосредоточенно вглядываясь в приближающиеся корабли.
— Только пир-ратов нам еще не хватало, — Баюн нервно дернул хвостом.
Но тут турбина завыла чуть громче и протяжнее. Кораблик дернулся и рванул вперед с удвоенной скоростью.
— Уходим! Мы от них уходим! — Баюн радостно запрыгал по палубе.
— Так нам надевать доспехи или нет? — спросил Гавейн у Ильи. Ивейн с Персивалем, только что надевшие кольчужные чулки, вопросительно посмотрели на рулевого.
— Ну, теперь-то мы точно от них оторвемся, — Алеша Попович, выбравшись из трюма, довольно глянул на стремительно отстающие галеры и вытер руки ветошью.
— Вот спасибо, — пробурчал Добрыня, поигрывая шелковой тетивой своего лука. — Удружил ты нам, Алешенька.
— Да я что? — Алеша растерянно огляделся. — Я же как лучше хотел… — и он вопросительно уставился на Илью Муромца.
Старший богатырь, нахмурившись, стоял за штурвалом и переводил глаза с лиц товарищей на пиратские галеры и обратно. Поразмыслив с минуту, богатырь приналег на штурвал и заложил крутой поворот — на 180 градусов. Алена только ахнула. Богатыри одобрительно крякнули, а рыцари принялись торопливо натягивать на себя кольчуги.
— Ты не круто берешь ли, Ильюшенька? — спросил кормчего Горыныч, и принялся еще более внимательно разглядывать галеры, которые теперь стремительно приближались.
— Отродясь мы от ворогов не бегали. Нешто мы сейчас переменимся? Нешто мы колдунов испугаемся? В этом ли повадка богатырская? — ответил ему Муромец, направляя корабль в прогал между галерами.
— Ты скажи-ка лучше нам, Горынюшка, которые колдуны тут, на этих корабликах? — поинтересовался Алеша Попович, натягивая на свой лук тетиву.
— Сомнения меня берут — там на многих амулеты сильные. Вот, как они начнут колдовать, так я сразу их укажу…
— Ты только не мешкай, Горынушка, — поддержал Алешу Добрыня, накладывая стрелу с серебряным наконечником на тетиву.
Кораблик, тем временем, оказался как раз между двух галер. И в этот момент генератор помех вдруг взвизгнул и с треском разлетелся на части, а держащая его мачта, надломившись посередине, обрушилась на палубу, рухнув на Персиваля с Ивейном. Рыцари едва успели, подняв щиты, закрыть головы и свалить падающую мачту в сторону. В следующий миг турбина, жалобно всхлипнув, заглохла, а еще через секунду корабль словно бы ткнулся носом во что-то мягкое и резко замедлил движение.
— Вижу колдунов, — радостно замахал руками Змей. — Во-он тот, на верхушке мачты, и во-он тот, в шляпе, на носу, справа. Красная шапка с багром. А еще во-он тот в синем халате… Да не тот, а лысый, правее. Ага… Вроде все.
За каждым указанием Горыныча моментально следовал щелчок тетивы и указанный колдун падал навзничь, подстреленный Добрыней или Алешей. Пираты тем временем, закинули кошки на борта кораблика и, зацепив его, принялись тянуть за канаты. Рыцари надели шлемы, вынули мечи и изготовились к бою. Добрыня с Алешей, отбросив луки, кинулись в бой, не дожидаясь пока борта кораблей сблизятся. Богатыри перепрыгнули каждый на свою галеру — Добрыня на правую, а Алеша — на левую. Алена с Баюном, прижавшись к обломку мачты, не успевали вертеть головами, чтобы увидеть все происходившее сейчас на пиратских судах.
Лязг оружия, яростные вопли. Треск ломающихся переборок. Алеша, схвативший кого-то за ногу и раскидывающий им остальных. Добрыня, вырвавший из корабельной оснастки какое-то бревно и теперь крушащий им пиратов направо и налево. Рыцари, застывшие на палубе в ожидании атаки пиратов так ничего и не дождались. Даже Илья, который, бросив штурвал, кинулся, было, на помощь Алеше, застал на левой галере лишь нескольких удирающих от богатыря пиратов. Еще через минуту все было кончено. Последние пираты были выброшены за борт. Некоторые из них, убитые, тяжело раненые или просто не умеющие плавать тут же тонули. Однако очень многие все еще держались на плаву.
— Может, их выловить? — сердобольно предложила Алена. — Ведь потонут же все.
— Ничего, — махнул рукой Илья. — Тут берег близко. Во-он большой мыс отсюда видать. Кто выплывет, тот и спасется, — он принялся сбрасывать за борт пустые бочки, доски и прочие плавучие обломки. — Ну а кого грехи на дно утянут, туда и дорога.
Богатыри, выкинув за борт все, по их мнению, лишнее, прицепили галеры одну за другой, к корме летучего корабля. Алеша полез в трюм, и, немного повозившись там, снова завел турбину. Горыныч сменил у штурвала Илью и направил кораблик вдоль берега на запад. Летучий корабль, тащивший за собой изрядный груз, надрывно гудел турбиной, однако шел не так скоро как прежде. Однако, двигались они все же, гораздо быстрее, чем обычное судно.
— Ну вот, теперь можно и поспать, — Алеша, выбравшись из трюма, широко зевнул. — Ты, Горыныч, если вдруг надо будет остановиться, дерни за тот рычаг, который я тебе показывал. Турбина сразу заглохнет. Ну, а если что — буди меня, — и Алеша, завернувшись в плащ, улегся на палубу, рядом с Ильей, который уже сладко спал, издавая богатырский храп.
— Вы, господа богатыри, не по товарищески поступаете, — пробурчал Ивейн, снимая кольчугу.
— Точно, — кивнул Гавейн, стаскивая кольчужные чулки. — Всех врагов перебили, нам никого не оставили.
— Уж простите, братцы, — Добрыня, устало потягиваясь, примостился рядом с Алешей. — Мы о вас сгоряча, и не подумали. Спать была охота смертная, ну а тут они с галерами. Да еще мы колдунов опасаемся, потому-то и убили всех по быстрому.
— А который из этих колдунов был Фэн? — поинтересовался Персиваль.
— Вот не знаю, того Илья не сказывал, — чуть слышно пробубнил Добрыня и тоже захрапел.
— Колдуна, пожалуй, и из лука застрелить вполне благородное дело, как вы считаете? — поинтересовался у рыцарей Ивейн, укладывая себе под голову свернутую в рулон кольчугу.
— Пожалуй, — согласился, позевывая, Гавейн. — Однако богатырям повезло, что у этих негодяев не было своих луков. А то бы пристрелили их морские разбойники. Ведь богатыри-то без доспехов в бой кинулись. Нельзя так рисковать собой. Война полна превратностей.
— Верно, — подхватил Ивейн. — Один случайно пропущенный удар, или стрела в спину и ты уже ранен, уже не можешь сражаться в полную силу. Им просто повезло, что отделались только царапинами.
— Да зачем же этим морским разбойникам лучники? — удивился Персиваль. — У них такие колдуны были: я и глазом моргнуть не успел, а они уже корабль остановили, мачту сломали. Минута-другая и они утопили бы нас вместе с кораблем, как котят. Хорошо, что Горыныч чует, в ком колдовская сила. А то бы мы сейчас рыб кормили.
Сквозь сон Алена слышала, как рыцари еще о чем-то заспорили, но вслушиваться ей было лень.
К Равен-Порту их кораблик подошел, ведя за собой на буксире две пиратских галеры. Правда, без весел, с обломанными мачтами и покореженными кое-где бортами галеры выглядели уже не так нарядно, как прежде. Но в целом зрелище все равно было внушительное. Судя по флагу на маяке Равен-порта, была уже синяя четверть — подземное утро. Пока плыли до Равен-Порта, друзья хорошенько выспались, и теперь, один за другим, потягиваясь, вставали. Рыцари принялись дружно молиться святым мощам, вложенным в перекрестья рыцарских мечей. Богатыри и Алена отправились умываться.
Нашла коса на камень.
Вход в Равен-порт с востока был загорожен широким насыпным молом почти в полкилометра длинны, на котором возвышалась каменная стена с зубцами. Такие же стены окружали город с суши. На северной оконечности мола стоял маяк — широкая и высокая каменная башня под отливающей золотом крышей. Эта золотая крыша и была маяком, видимым за многие мили вокруг.
Алеша полез в трюм, убавил скорость и теперь корабль сделав небольшой крюк, двинулся с северо-востока на юго-запад, по фарватеру, неторопливо огибая мол с маяком. Хвостом за кораблем тянулись две призовые галеры. Если бы они не были плоскодонными, то вся эта сложная конструкция непременно села бы на мель. Но Горыныч, похлебывая пиратский ром и крутя румпель одной рукой, как-то умудрился невредимыми завести в порт все три корабля. Вся набережная порта была заставлена деревянными причалами. И все они были заняты. Разного калибра корабли теснились один к другому. Когда они проплывали мимо маяка, Алена заметила пришвартованный у самого основания маяка кораблик, выглядевший точно так же, как их летучий корабль.
«Очень интересно, — подумала Алена. — Но, самое интересное, почему ни на набережной, ни на причалах, не видно ни единого человека?.. А Змей, похоже, и правда совсем не пьянеет от рома. Только улыбаться стал жизнерадостней».
Горыныч аккуратно подвел летучий корабль к единственному на весь порт пустому причалу. Небольшой причал находился в южной части порта, прямо под крепостной стеной, там, где начинался мол. Горыныч завел корабль между причалом и молом, и принялся швартоваться правым бортом к причалу. Выкинув за борт пустую бутылку от рома, он скомандовал:
— Стоп машина!
Алеша заглушил турбину. Проплыв еще несколько метров по инерции, кораблик соприкоснулся с причалом. Крайние бревна причала были предусмотрительно обмотаны канатами, поэтому удар вышел мягким. Корабль почти остановился. И в тот же миг от крепостной стены отделилась группа из дюжины разномастно вооруженных молодцев и по причальному настилу направилась прямо к летучему кораблю. Словно по сигналу на палубу двухмачтового парусного корабля, пришвартованного по соседству, выскочило два десятка таких же пестро одетых воинов, вооруженных баграми и кривыми абордажными саблями:
— Ага!
— Попались!
— Сдавайтесь, если вам жизнь дорога!
— Караул! Опять пира-аты! — Баюн заполошно заметался по палубе, ища, где бы укрыться.
Рыцари торопливо перепоясались мечами и похватали свои щиты. Алеша с Добрыней удивленно переглянулись и достали луки.
— Всех гостей тут встречают так приветливо? — Илья Муромец недовольно поднял бровь и тоже потянул из налуча лук, — Или только нам так посчастливилось?
Ответить ему никто не успел. Идущая за корабликом на буксире тяжелая галера, двигаясь по инерции следом, наконец, достигла причала и обрушилась на него всем своим весом. Легкий причал, явно не был приспособлен для того, чтобы останавливать такие таранные удары. Дощатый настил, расколотый врубившимся в него галерным носом, вспучился. В обе стороны полетели доски и щепа. Обломились или треснули несколько опорных свай. Вбежавшие уже на причал пираты, сбитые ударом с ног, полетели в воду или на доски настила. Носом галера вскользь зацепила корму летучего корабля. Рыцари и богатыри тоже не удержались на ногах, а кораблик отбросило от причала. Алена не упала только потому, что сидела на свернутом канате, обеими руками вцепившись в борт. Баюн, почувствовав, что палуба уходит у него из-под ног, заорал:
— Катастрофа! Тонем! — и сиганул с борта прямо в воду. После чего, действительно стал тонуть.
На ногах удержался только Горыныч. Стоя у штурвала, он глядел на происходящее вокруг, замысловато ругаясь.
— Чтоб эти чертовы галеры якорем в дышло, в пекло, в адский холод… на сорок дохлых русалок… тройным узлом… — на этом его тирада прервалась, так как летучий корабль, отплыв, до предела натянул трос, скрепляющий его корму с носом галеры, и их снова дернуло. Только что поднявшиеся богатыри и рыцари чуть снова не упали. Подскочив к корме, Змей обрубил связывающий корабли трос.
— Помогите! Тону-у! — истошно орал, барахтаясь за бортом Баюн.
Алена кинула ему канат, и кот, уцепившись в него когтями, в мгновение ока вскарабкался на борт.
— Кораблик еще не тонет? — осведомился он у Алены, оглядываясь, и, не дождавшись ответа, принялся отряхивать с себя воду, нещадно забрызгивая при этом окружающих.
Разбойники, пришедшие в себя после удара по причалу, поднялись на ноги. Пираты с соседнего корабля метнули несколько стрел и камней. К счастью все вражеские снаряды пролетели мимо. Вдруг Горыныч пошатнулся как от удара:
— Добрыня! Там на мачте — колдун, — он указал на бородатого детину в желтой рубахе, висящего на вантах соседнего корабля.
В этом момент пиратский корабль и воткнувшуюся в причал галеру сотряс еще один удар. Это подплыла, наконец, вторая из буксируемых галер. Носом она ударила в правый борт первой галеры, а кормой заехала по корме стоящего рядом пиратского корабля. Пираты снова посыпались в воду. Теперь уже и с корабля, и с причала.
— Где колдун-то? — уточнил Добрыня.
На вантах уже никто не висел.
— Видать, тебя испугался, — ухмыльнулся Горыныч. — Чую, нечего нам тут задерживаться. Похоже, это пираты Фэна. Им наш кораблик нужен. Верно, Илья?
— Так и есть, — хмуро буркнул Муромец.
— Ох, говорил же вам Черномор, — не на-адо в Равен-порт идти. Говорил — обойти его стороночкой, — заныл Баюн.
— Илья! — громкий голос раздался, словно бы с неба. — Все равно тебе, Илья, от меня не спрятаться. Я-то думал, нашел, наконец, себе по душе работника. Проверял и силу, и смелость, и правдивость, и порядочность. В кои то веки случайно нанятый человек все мои испытания выдержал. Я уж решил, было, проработает он у меня год, так и выполню его желание. А оказалось, ты, Илья, обыкновенный вор. Корабли мои украл, всех пленников выпустил. Думал, хитрее меня? Думал, можно обмануть меня безнаказанно? — над бухтой раскатился злобный смех.
— Это Фэн? — уточнила у Ильи Алена.
— Он самый, — вздохнул Илья.
— Интересно, откуда он говорит? — закрутил головой Добрыня, положив на тетиву стрелу с серебряным наконечником.
— Не достанешь, — покачал головой Горыныч. — Сидит он, похоже, во-он там, в башне, — Змей указал на маяк с золотой крышей. — Но голос раздается прямо над нами. Знаю я такое колдовство.
— Ну, так что? Я заведу турбину, подойдем к этому маяку и… — предложил Алеша.
В ответ с неба снова раздался злобный хохот:
— Что ж, попробуйте сразиться со мной, если вам голов своих не жалко. Если отдадите летучий корабль, отпущу вас, а уж если нападете — не помилую.
— Нам твоя милость не нужна! — крикнул в небо Ивейн. — Давай, Алеша! Заводи свою турбину! А то мы еще ни одного пирата не убили!
— Да запомните еще вот что, — продолжал голос с неба. — Всех местных жителей я взял в заложники. Согнал всех в подвалы крепостных башен. Я видел, как вы расправились с двумя моими галерами, и не хочу больше рисковать своими людьми. Если станете сопротивляться, за каждого моего убитого воина я убью десяток местных жителей. Детей, женщин. Они мне все равно не нужны. Хотите, чтобы все живы остались? Тогда пусть Илья сам придет ко мне, без оружия. А кораблик украденный, оставьте тут, в порту. И сами ступайте куда пожелаете. Тогда и я никого из местных жителей убивать не буду, да и вас не трону.
— Что-то слабо в это верится, — оскалился Горыныч. — Хотя местных жителей он действительно захватил. Ну, положим, не весь город, но в припортовых зданиях я ни одной живой души не чую…
— А ведь прав он, сволочь пиратская, — Илья плюнул на палубу и принялся снимать с себя пояс с мечом.
— Да ты что? — всплеснул руками Алеша. — Да мы его сейчас…
— Верно, мало ли что этот Фэн потребует, — подхватил Добрыня. — Что же нам, самим нести под нож буйны головы?
— Пойду я, — вздохнул Муромец, — Надо с Фэном мне побеседовать…
— Не ходи, Илья, — взял его за плечо Горыныч. — Чую я, не отпустит он никого. Такие не отпускают… Он ведь просто убить тебя хочет, Илья.
— Я про то, Горыныч, знаю, ведаю. Только я ведь слово дал ему, проклятому. Я, ты помнишь ли, к нему на службу нанялся. Я ведь взял кораблик не по честному. Виноват я перед ним, люди добрые.
— Перед кем, Илья, ты вздумал каяться? — возмущено взмахнул руками Добрыня. — Он же душегубец, дрянь последняя! Ты, нарушив слово, сделал дело доброе!
— Мы то ведь не воры, не разбойники! В том ли, брат, повадка богатырская, чтобы слово не держать самим же данное? Вы отдайте им кораблик летающий. Больше он уже нам не надобен. Я же сам пойду к Фэну проклятому. Вы уж, братцы, никого тут не трогайте. Пожалейте жен, да малых детушек.
Илья стряхнул с плеча руку Змея и шагнул к борту.
— Эй там! — крикнул он столпившимся на причале пиратам. — Швартуйте нас!
Илья кинул пиратам конец швартовочного троса. Разбойники, схватив его, принялись дружно тянуть. Через полминуты летучий корабль был накрепко пришвартован к причалу. Сложив в одну заплечную котомку все свое имущество: доспехи, лук и меч, Илья отдал котомку Добрыне, обнялся с ним, с Алешей и Аленой, поясно поклонился остальным.
— Ну, не поминайте лихом, — он сошел с корабля и пошел к пиратам. Морские разбойники опасливо расступились перед ним, несколько человек пошли следом за богатырем, но большинство осталось на причале.
— Нет, негоже выдавать нам Ильюшеньку. Уж пойдемте вместе с ним, товарищи, — Алеша тряхнул головой и двинулся следом за Муромцем. Тут же в его грудь, так и не прикрытую кольчугой, уперлись пиратские клинки.
— Стой!
— Велено больше никого не пускать!
— Да я вас сейчас, племя басурманское, — богатырь замахнулся рукой на разбойников, и те испуганно отпрянули на шаг, готовясь к бою.
— Не надо, Алешенька, — Илья обернулся и покачал головой. — Я тебя очень прошу. Не надо. И кораблик пиратам отдайте.
Алеша растеряно глянул на Илью, оглянулся на стоявших за спиной товарищей и, опустив руки, отступил назад. Муромец, видя, что его послушались, развернулся и неторопливым шагом направился к крепостной стене. Пиратский конвой, не опуская обнаженных мечей и сабель, двинулся следом за ним. По каменной лестнице поднявшись на стену, Илья и его конвой двинулись вдоль мола, к маяку.
Не глядя друг на друга, друзья принялись собирать вещи. Алена украдкой утирала слезы. Горыныч стоял у борта, склонив голову, и словно внимательно прислушивался к чему-то. Алеша с Добрыней, наконец, одели доспехи. Увязав котомки, друзья сошли с корабля на причал.
— Все, — обратился к пиратам Горыныч, — забирайте свой летучий корабль.
Осторожно обойдя богатырей и рыцарей по краю причала, двое пиратов запрыгнули на борт. Один из них тут же нырнул в трюм. Выбравшись оттуда, он, глядя на маяк, замахал руками и закричал:
— Все в порядке. Турбина исправна. Течи нигде нет.
Илья, тем временем, пройдя вдоль всего мола по крепостной стене, уже зашел внутрь маяка. Поняв, что войны пока не ожидается, пираты, большей частью, отправились на свой корабль. Друзей на причале никто не задерживал. На всякий случай они подобрались поближе к маяку: забрались на крепостную стену и прошли по молу. Однако, в двухстах метрах от маяка, на крепостной стене, дорогу им преградил отряд из десятка пиратов. Друзья остановились в полусотне шагов от них, на стене, напряженно наблюдая за маяком и открывшейся перед ними, как на ладони, бухтой.
— Да все с ним в порядке… пока, — «утешил» их Горыныч.
— Покажи нам, как он там, — потрясла Змея за руку Алена.
— А я что, могу? — удивился он.
— Конечно, можешь. Помнишь, ты мне показывал…
Девушка глянула на рыцарей и продолжила мысленно:
«Ты мне даже на одежде своей, как на экране все показывал, когда Добрыню искали».
— Сейчас попробую, — Горыныч оглядел себя и, отряхнув от пыли, аккуратно разгладил полу кафтана. — Смотрите.
На поле кафтана, как на экране появилась картинка. Просторный зал, заставленный столами с богатыми кушаньями и питьем. По стенам зала были свалены тюки с явно недавно награбленными богатствами, а за столами, радостно что-то горланя, пили пираты.
— Это зал в башне маяка под самой золотой крышей. Илью, кажется, сюда сейчас приведут, — уточнил Змей.
Добрыня с Алешей удивлено присвистнули, а рыцари, увидев изображение, стали креститься и шептать о чуде. Но тут же все примолкли. В пиршественный зал вошел Илья. Следом за ним вошли и окружили его конвоиры. Теперь их было уже два десятка — все с обнаженными клинками. Они, обступив богатыря со всех сторон, держались от него на почтительном расстоянии.
— Здравствуй, Фэн, собака, разбойная. Вот я. Сам к тебе пришел, без оружия, — богатырь развел пустыми руками. — И друзья мои людей твоих не тронули. Отпускай теперь ты жен, да малых детушек, как ты сам мне обещал да при свидетелях.
Фэн оказался самым заурядным на вид человеком восточной наружности. Невысокий, не толстый. Без особых морщин и шрамов на лице. Даже, в отличие от большинства остальных пиратов, без татуировок на теле, в самой обычной белой рубашке, заправленной в помятые серые штаны. Только на шее у него висела золотая цепь, с подвеской в форме дракона. И пальцы были унизаны золотыми перстнями с каменьями.
Увидев богатыря, Фэн привстал и напрягся, словно готовясь к прыжку.
— Связать его! Ну!
Пираты опасливо подступили к богатырю, но, после повторного окрика главаря, набросились на Илью с цепями и канатами. Илья не сопротивлялся. Связав богатыря по рукам и ногам, пираты почувствовали себя увереннее. Некоторые из них даже спрятали в ножны мечи, ножи и абордажные сабли. Илья все также стоял в центре зала. Только ноги его были теперь накрепко притянуты одна к другой, а руки крепко связаны за спиной и примотаны к телу.
Фэн подошел к Илье поближе. Обошел его со всех сторон, внимательно оглядывая веревки и цепи, и, видимо, остался доволен. Подойдя сбоку, покровительственно похлопал Илью по плечу:
— Думал я, что нанял простого деревенского мужика, а мне говорят, ты великий богатырь. Сильный. И, я вижу, наглый. Собакой меня называешь. Или не понял еще, что твоя жизнь теперь в моих руках? — заглянув снизу вверх богатырю в глаза, Фэн гадко улыбнулся.
— Кабы я вины своей не чувствовал, я бы по-другому разговаривал. Только ты прости меня, старого. Я ведь сам пришел к тебе, покаялся. И корабль отдал тебе, целехонький. Ну а ты отпусти нас по-хорошему, да не трогай жен и малых детушек.
Фэн в ответ только рассмеялся:
— Неужели ты думаешь, что я теперь оставлю тебя в живых?.. Пожалуй, за наглость твою, я тебя еще и помучаю немного.
— Лучше ты отпусти нас по-доброму. Коль убьешь меня, не быть и тебе в живых. Отомстят тебе мои товарищи.
— Вот эти что ли?
Фэн щелкнул пальцами, и к нему подлетело висящее в воздухе большое зеркало. В нем Илья увидел своих друзей, стоящих на крепостной стене над молом. Друзья напряженно глядели то на маяк, то на Горыныча.
— Да я их сейчас на одну ладошку положу, а другой прихлопну. Вот, смотри: — и Фэн, начал делать руками пассы, накручивая какие-то колдовские узлы перед зеркалом. Окружившие их плотным кольцом пираты радостно заржали.
— Ох и прав же ты был, Горынушка. Что-то не выходит по хорошему, — огорченно проворчал себе в бороду Илья.
— Смотри, смотри, как твоих друзей начнет сейчас корчить, — Фэн, нагло улыбаясь, щелкнул пальцами.
На причале Змей резко дернул к себе Алену и вскинул вверх правую руку. Прижавшаяся к нему девушка почувствовала, как Горыныч напрягся, словно сдерживая что-то тяжелое, готовое навалиться на них всех. По картинке на кафтане Горыныча пошла рябь, как по телеизображению во время грозы. Однако Алена и остальные успели увидеть, как Илья, с треском разорвав связывающие его канаты и цепи, ударил Фэна в лицо. От богатырского удара пират полетел вверх тормашками, сбив телом свое волшебное зеркало. Зеркало с треском разлетелось на сотню осколков, а Фэн вдруг исчез. Пираты с ревом набросились на срывающего путы богатыря, но тот подхватил какого-то толстяка за ногу и принялся размахивать им, отгоняя остальных.
— Ну, дальше уже даже не интересно, — Горыныч опустил правую руку и брезгливо стряхнул с нее что-то. — Гораздо интереснее сейчас другое. Куда делся Фэн?
В этот момент что-то мягкое шмякнулось на каменную стену совсем рядом с ними.
— Да вот он, Фэн! — радостно хохотнул Алеша, подхватив за шкирку пирата, пытающегося подняться. — У него же магический фокус был прямо над нами! Вот зеркало его сюда и кинуло.
— Нахватался от своей Лебеди, — пробурчал Добрыня, подхватывая под руку ошарашено озирающегося Фэна.
Не дав ему опомниться, богатыри, крепко ухватили пирата за плечи и выкрутили ему руки за спину:
— Попа-ался, голубчик, — радостно замяукал Баюн. — Отдадим его Марье-Моревне. То-то она обр-радуется!
Услышав о Марье-Моревне, Фэн побледнел, как полотно и принялся, вертясь ужом, вырываться из богатырских рук. Пираты, сторожившие проход по стене, увидев своего вождя в руках у богатырей, растеряно замерли. Рыцари, вынув мечи, грозно двинулись на пиратов и те, выхватив ножи и абордажные сабли, попятились назад.
— Лучше ты не дергайся, а то рука сломается, — Добрыня пригнул пленника к полу.
Однако, как только дракон, висящий на цепи, на шее Фэна, коснулся каменного пола, пират душераздирающе заорал: «И-и-я!» И золотой амулет, ожив, взвился в воздух могучим, все увеличивающимся в размерах чудовищем, легко разбросав в стороны Алешу с Добрыней. В следующий момент стоявший напротив Фэна Горыныч резко дыхнул на пирата и его чудовище ярким пламенем.
Когда дым и пепел развеялись, на обугленных камнях настила лежали какие-то кости, остатки расплавленной золотой цепи и обугленный череп. Змей икнул и виновато огляделся:
— Похоже, я какого-то своего родственника поджарил вместе с этим мерзавцем, — он злобно пнул череп Фэна и тот, полетев вниз со стены, плюхнулся в воду.
— Не бери в голову! — похлопал его по плечу поднявшийся Добрыня. — Он бы, небось, не стал жалеть тебя.
— Ох, ну все не так в этом мире. Я понимаю, в честном поединке дракона убить… Но так, — Змей сокрушенно покачал головой.
В этот момент одно из окон маяка со звоном и треском вылетело наружу. Следом за обломками из башни вывалился какой-то пират в пестром халате. Еще несколько разбойников с криками «караул!» выбежали вон из дверей маяка. Навстречу им с криками «тревога!» и «помогите!» бежали разбойники, преследуемые вошедшими в раж рыцарями.
— А у Ильи, похоже, все в порядке, — хмыкнул Алеша. — Надо бы нам заложников освободить. Знать бы еще, где они?..
— Да я нашел уже. Тут они, в подвалах маяка. Да еще пара сотен в трюмах во-он того пиратского корабля, — Горыныч махнул рукой, указывая направление.
Ивейн, Гавейн и Персиваль, с криком боевым кличем «Аой!» уже ворвались в двери маяка. Несколько пиратов, выскочив откуда-то из-за башни, торопливо запрыгнули в летучий корабль Фэна, стоявший у подножия маяка. Раздалось тарахтение турбины.
— Ох, уйдут, — покачал головой Добрыня и потянул из налуча лук.
В этот момент в окне маяка показался Илья Муромец. Увидев медленно отплывающий от берега летучий корабль с пиратами, он на всю гавань зарычал:
— Вре-ешь! Не уйдешь!
Богатырь высунулся по пояс из окна и запустил в отплывающий кораблик тяжелой дощатой скамейкой. Скамейка, торцом рухнув сверху на корабль, насквозь пробила его палубу и скрылась в трюме. Турбина заглохла, и кораблик стал крениться на бок.
— И правда, этот теперь не уйдет, — кивнул Добрыня.
— А мы чего ждем? Там еще большой пиратский корабль с заложниками, и наш летучий корабль стоят! — и Алеша бросился вдоль по стене к лестнице, а затем к причалам. Следом побежали Горыныч и Добрыня.
Алена растерянно огляделась. Она осталась на стене в компании Баюна. Правда, с этого места открывался прекрасный вид и на маяк, и на причалы, на которых уже закипела жаркая схватка. Хотя схваткой это было только первую минуту. Затем началось избиение деморализованных разбойников.
Вдруг из дверей маяка выскочили два пирата совершенно растрепанного и помятого вида. Очертя голову они бросились бежать вдоль по стене как раз к Баюну и Алене. Не добежав до них метров десять, разбойники остановились и нерешительно посмотрели на девушку.
— И чего-о вы на нее так ус-ставились, — зашипел на них Баюн, выгибая спину и на показ выпуская когти. — Вот мы вам сейчас ка-ак в морду вцепимся! — грозно мяукнув он прыгнул вперед. Оба пирата, развернувшись, с воплями кинулись назад к маяку.
— Вот это др-руго-ое дело, — Баюн, с видом завоевателя, гордо прошелся по стене. — Ты, Алена, не бойся. Я тебя в обиду не дам.
Через час (это по верхнему времени, а по местному, к началу белой четверти) все было кончено. Освобожденные и вооружившиеся чем попало жители города вылавливали и вязали оставшихся в живых пиратов. Друзья собрались на городской стене, у каменной лестницы, там, где кончались причалы, и начинался мол.
— А трофеи все раздал я местным жителям, — закончил свой рассказ Илья.
— Тут местный мэр зовет нас на пиршество, — подошел к ним Ивейн. — Может, останемся? Отдохнем денек?
— Да неплохо бы, — закивали другие рыцари и богатыри, поглядывая на Илью.
— Торопиться нам надо. Успеем ли, если тут пировать сейчас останемся? — с сомнением покачал головой Муромец.
— Точно, — кивнул Горыныч, — все это время поглядывавший то на небо, то на море. — Прямо сейчас пойдем. Нечего нам время терять.
Схватив Алену за руку, Змей решительно потащил ее за собой. Илья закинул за спину свою увесистую котомку и направился за ними. Остальные путешественники со вздохами взвалили на плечи поклажу и двинулись следом.
«А почему ты так торопился уйти из Равен-порта?» — мысленно спросила Алена у сосредоточенно молчащего Горыныча, когда стены города скрылись за поворотом.
«Ворон Воронович только что в город прилетел… Да еще Марья Моревна подплывает. Нечего им глаза мозолить».
«Думаешь, они захотели бы нас задержать? — удивилась Алена. — Как я понимаю, они будут делить сейчас наследство Фэна».
«Вот и пусть делят. А мы пока подальше уйдем».
Под небом голубым
Есть город золотой
С прозрачными воротами
И яркою звездой
Пообедав на лугу, у дороги, товарищи снова нагрузили на себя оружие и доспехи. Добрыня так и нес в своей котомке Самобранку, а Алена — медное блюдо для связи с Черномором. Только Баюн шел налегке. Настроение кота резко улучшилось, и теперь он снова был полон оптимизма.
— Ты, вроде, собирался остаться где-то под Равен-Портом, — удивленно посмотрел на него Горыныч. — Не устанешь идти с нами?
— А чего тут уставать?.. Вы, я чую, направляетесь в Звериное Царство. Иначе какой смысл вам идти к Соленому озеру? Звериное Царство на запад от владений Ворона, за Немым кряжем. А коли так, то мне с вами по пути. Домой заодно загляну…
— А что это за Соленое озеро? — поинтересовалась Алена.
— Просто большое озеро… Но оно в горах. В том месте Немой кряж раздваивается и вот в этой-то долине оно и есть, озеро… С окрестных гор вода в него впадает. Сами ручьи пресные, а озеро солоноватое. Там и купцы останавливаются часто. И люди Ворона туда-сюда шныряют… А вообще-то озеро это довольно необычное. Ну, да вы сами все увидите.
В дороге до Златограда с ними, на удивление, ничего особенного не произошло. На дороге им пару раз попадались мчащиеся куда-то гонцы, с вороньим перышком в шляпе, но на путников представители местной власти никакого внимания не обращали. А местным крестьянам и проезжим купцам, двигавшемся по дороге, похоже, вообще было все равно куда идет отряд груженых доспехами воинов в сопровождении девушки и черного кота.
«Просто удивительно, — подумалось Алене. — Живут себе люди в сказке, и понятия не имеют, что это сказка. Все что-то везут, продают, свою выгоду ищут. И наплевать им на Кощея и на Черномора, на Змея и на меч-кладенец… Может, так и надо? Кто-то совершает подвиги, кто-то ищет и ждет чудесного, а люди просто живут себе. Может, и дома у меня так же? Может, для кого-то наш простой, обыденный мир тоже может оказаться сказкой?»
Издали Златоград казался золоченой игрушкой. Компактный, аккуратненький городок раскинулся вокруг холма с белым дворцом на вершине. Весь город был окружен невысокой стеной из белого мрамора. Стена эта, похоже, вовсе не была предназначена для обороны от врага, а служила исключительно украшением города. Дорога, по которой шли друзья, прямиком упиралась в настежь распахнутые ворота. У ворот этих, на резном стульчике сидел, скучающе оглядывая входящих, страж в черненой кирасе, изукрашенной золотым узором. Золоченый протазан стража был приставлен к стене, каска висела на спинке стула. Сам стражник был чуть лысоват и весьма добродушен на вид. С купцом солидной внешности, который шел впереди друзей, ведя за собой двух груженых тюками мулов, страж поздоровался за руку и, проводив его внутрь ворот, приветливо помахал вслед. Потом он утер со лба выступивший пот и с интересом уставился на приближающихся друзей.
— Хотели обойти Златоград стороной, но теперь, похоже, не получится, — обеспокоено вздохнул Алеша Попович. — И что этот стражник на нас так уставился? Теперь не зайдем в город, так он точно забеспокоится, начальству доложит…
— Да что ты, Альеша, раньше времени боишься? — удивленно глянул на него Ивейн. — Разве здесь, в этом райском уголке нам может грозить хоть какая-нибудь опасность? Может, у этого замка просто очень радушный хозяин?
— Ну, а если нет, так все равно, поздно теперь сворачивать, — махнул рукой Добрыня.
Они уже почти подошли к воротам Златограда. Только тут Алена заметила, что воротами в полной мере это сооружение назвать нельзя. Створки ворот представляли собой ажурную золотую решетку, с узором столь тонким и замысловатым, что, пожалуй, можно было бы провести тут целый час, разглядывая эти хитросплетения.
— Видно люди тут совсем не воинственные, — прошептал Гавейн. — Такие ворота не то что тараном, одним топором за четверть часа выломать можно.
— Выломать… — Персиваль укоризненно посмотрел на Гавейна. — Да как у тебя язык-то повернулся? Такую красоту не то что выламывать, ее даже руками трогать страшно.
Стражник, тем временем, нахлобучил на себя шлем и, взяв в руки протазан, вытянулся перед гостями по стойке «смирно».
— Приветствую доблестных путешественников на гостеприимной земле Златограда! — гаркнул он, радостно улыбаясь, и отсалютовал протазаном. — Позвольте поинтересоваться, уважаемые, из каких стран вы идете и каковы ваши имена?
— А это что, обязательно? — с подозрением спросила Алена.
Стражник смущенно кашлянул.
— Простите, уважаемые гости. Я, наверное, недостаточно понятно выразился…
— Отчего же, весьма понятно, любезнейший, — приветливо улыбнулся ему Горыныч. — Просто ваши порядки вызывают у нас некоторое удивление. Когда мы входили, например, в Мореград, то никакие стражи имен у нас не спрашивали.
— Так то Мореград, — махнул рукой стражник. — Мореград город большой, торговый. Там оно конечно… А у нас городок маленький. Я всех местных знаю в лицо.
— А если мы, к примеру, не захотим называть своих имен, — с вызовом в голосе спросил Гавейн.
— А как же тогда вас будут объявлять на вечернем приеме у госпожи Златеники? — ошарашено уставился на них стражник.
— На каком еще приеме? — спросили хором Алена и Горыныч.
— А как же! — стражник повесил каску на спинку стула и прислонил протазан к мраморной стене. — Вы иноземные гости, а царица наша, госпожа Златеника, всегда приглашает гостей на прием с ужином…
«Похоже, этой царице просто скучно», — подумала Алена. — «Городок-то маленький, вот она и рада каждому гостю».
— Меня зовут Горыня, — первым решился назвать себя Змей. — Богатырь Горыня, к вашим услугам, — учтиво поклонился он стражнику.
— Очень приятно. А меня зовут Иван Тимофеевич. Я тут всю жизнь стражником работаю. И отец мой, Тимофей Иванович тоже сторожил… Сейчас я запишу вас в книжечку, чтоб не забыть…
— Богатырь Илья Муромец, — представился следом Илья. — А это вот Добрыня Никитич и Алеша Попович. Тоже богатыри.
— Сэр Ивейн, рыцарь круглого стола, сын короля Уриена.
— Сэр Гавейн, рыцарь круглого стола, племянник досточтимого короля Артура Пендрагорна.
— Сэр Персиваль, рыцарь круглого стола, сын короля Гамурета.
— Уф, — тяжело выдохнул страж. Он уже давно уселся на стульчик и торопливо строчил пером, занося имена гостей в толстую книгу с золоченым переплетом, лежавшую прежде в небольшом сундучке у его ног. — Как бы всех вас не перепутать… — дописав имена, он принялся делать какие-то пометки. Наконец, взгляд его остановился на Алене. — А вы, сударыня, еще не представились?
— Алена, — девушка улыбнулась стражу.
— А этот кот, стало быть, с вами, — кивнул Иван Тимофеевич, отмечая что-то в книге.
— Нет! Я не с ними! — возмущенно взвизгнул Баюн. — Я сам по себе кот! Никакого стола не рыцарь. Гуляю сам по себе. Путешествую с ними за компанию.
— Ну, хорошо, хорошо, — примирительно заулыбался Иван Тимофеевич. — Сам, так сам. Кто же спорит… Вы пока, дорогие гости, пройдите прямо по дорожке во-он до того двухэтажного дома с зеленой дверцей. Это гостиница, — страж убрал чернильный прибор в сундучок, подул на исписанную страницу книги и, положил книгу на стул сушиться.
На пороге гостиницы путешественников встретила радушная хозяйка — толстенькая тетка Маланья. Для друзей нашлись три комнаты. В одной поселились Горыныч, Илья и Алена, в другой — рыцари, а напротив них — Добрыня с Алешей и Баюн — уж больно ему понравился пушистый персидский ковер лежавший в этой комнате на полу.
— Вот, на нем я спать и буду, — заявил кот, как только зашел внутрь.
— А может, ты к нам сперва зайдешь? — предложил ему Ивейн. — А то у нас тоже коврик… лежит.
— Вы теперь что, всякого коврика бояться будете? — фыркнул кот. Однако старательно обошел все комнаты, прислушиваясь к собственным ощущениям. После чего авторитетно заявил:
— Чисто. Даже клопов и тараканов нет, не говоря уже о мышах… Всех того, — он сделал жест когтем по горлу, — колдовством убило.
— Как колдовством? — уставился на него Гавейн. — Опять колдовство?
— А чего ж ты, милый хочешь? — кот снова уселся на полюбившийся ему коврик и принялся вылизываться. — Тут, в Златограде, сплошное колдовство, аж в носу свербит. И царевна колдует, и придворные ее все приколдовывают. Так что вы тут особо мечиками не машите, а то без рук останетесь…
Речь Баюна прервал мелодичный звон, доносящийся со двора. Товарищи дружно прильнули к окну. Звон доносился с часовни, над которой реял белый флаг вечерней четверти. Под высокой крышей четырехугольной башни с каждой из сторон висел круглый циферблат, разделенный на десять частей. Когда звон прекратился, стрелка немного сместилась в сторону. И, одновременно с этим, белый флаг над часовней опустился и к небу поднялся зеленый. Наступила зеленая четверть, девятый, последний день середы.
— Ой! Часы! — обрадовалась Алена.
— Опять колдовская штуковина, — всплеснул руками Илья Муромец.
— Это как же оно гудит и вращается? Что ли там сидит кто-нибудь и изнутри стрелку крутит? — полюбопытствовал Добрыня у тетки Маланьи, принесшей гостям чистое белье. — Или наоборот, самоиндукция?
— Вот эта самая, как ты, мил человек, сказал. То есть исключительно механически. По простонародному говоря — само собой крутится, — с гордостью заявила она. — Это наша госпожа Златеника такую вот механизму придумала. Для точного счета времени. Одним колдовством такой штуковины не изладить. Специального механикуса из столицы выписывали, чтобы он помогал ее величеству часы строить…
— Кругом одна бесовщина, — осуждающе покачал головой Гавейн, и все рыцари истово перекрестились.
— И давно они у вас работают? — поспешила загладить неловкость рыцарей Алена.
— Часы? Да уж третий год… Страсть какая удобная штука! Стрелка каждую четверть круг дает. И часы боем сами извещают, что четверть сменилась. А эти десять делений — сразу видать, давно ли четверть началась, скоро ли кончится. У нас, в Златограде теперь время не только четвертями, но и десятинками исчисляют. Такой строгий порядок наладился, никто не опаздывает никуда… почти. Правда, придворный часовой, тот, что прежде на часовне время измерял и флаг менял каждую четверть, сперва запил от горя. Работы-то лишился. Но потом механизьма поднятия флагов сломалась. Уж больно он сложная была. И хрупкая. Вот умные люди ее и раскурочили. Без хозяйского-то глазу хош какая механизьма в негодность придет. К тому же флаг поднимать человеку сподручнее. Так что часовой у нас теперь тоже при деле. Сидит себе, слушает, как часы тикают. Маслом на шестереночки капает. А когда механизьма звенит, он, как и в других городах, флаг меняет.
Все, кроме Алены, слушали рассказ с огромным интересом. «Похоже даже Змей никогда не видел часов», — подумала девушка.
А Маланья продолжала:
— Вот, как стрелочка на одну десятинку протикает, извольте, гости мои дорогие, пожаловать к госпоже Златенике на званый ужин. Там все гости нашего города будут. И вы, и купцы иноземные… А пока располагайтесь, да извольте в баньке попариться с дороги.
Званый ужин у царевны Златеники начался ровно в срок, в начале второй десятинки. Пока друзья входили, Иван Тимофеевич объявлял их имена, каждый раз стукая об пол золоченым протазаном. А распорядитель усаживал гостей на специально отведенные для них места по левую сторону от царевны. Справа от царевны уселись три иноземных купца и вся небольшая свита Златеники, состоящая из трех придворных фрейлин, и мажордома. Царевна оказалась стройной девицей с удивительно молодым миловидным личиком и ослепительной золотой косой. Она приветливо улыбалась и кивала каждому из гостей. Когда все расселись за столом, Златеника немногословно поприветствовала их и предложила гостям угощаться.
Слуги внесли первую перемену блюд. Полилась милая, непринужденная беседа. Алена не участвовала в разговоре и почти не ела. Настроение девушки испортилось с того момента, как она увидела Златенику. Рядом с ухоженной красавицей-царевной Алена вдруг остро осознала, что ее собственная кожа на лице и руках обветрила в пути, щеки густо усыпали веснушки, а наспех обрезанные волосы отрастают неровными непослушными прядями. Девушка с тревогой покосилась на сидящего рядом Горыныча, но тот на царевну не смотрел, жадно поглощая кушанья со стола. Алена вздохнула. Змей, что-то почувствовав, глянул на девушку, вопросительно приподнял бровь, перевел взгляд на Златенику, потом обратно. Понимающе улыбнувшись, Горыныч под столом погладил колено Алены. «Милая, ты для меня краше всех красавиц и этого мира и нашего». Алена торопливо уткнулась в свой кубок, чтобы скрыть счастливую улыбку.
Купцы принялись рассказывать о том, что нового видели они в дальних и ближних странах. Первым стал говорить о своем путешествии смуглый узколицый торговец совершенно индийской наружности по имени Сагиб. Он говорил о дальнем острове Мандурай, расположенном где-то на далеком юге подземного мира, еще южнее, чем земли царя Ивана и Марьи-Моревны. Потом купец хлопнул в ладоши и в дверях появились два рослых, голых по пояс негра. Сагиб махнул рукой и негры расстелили у ног Златеники роскошный персидский ковер, а на него положили изрядных размеров тюк с чаем.
— Вот дары острова Мандурай. Превосходный ковер, подарок моего государя Мондур-Бея. И, лично от меня, свежий мондурайский чай для стола госпожи царевны, — Сагиб привстал с места и отвесил царевне поклон, приложив руку ко лбу, сердцу и животу.
— Передай мой поклон и мою благодарность государю Мондур-Бею. И тебе за подарок спасибо, — Златеника обворожительно улыбнулась.
Следом свой подарок царевне предложил местный купец, Игнат Валерьянович, тот самый, что въехал в город впереди Алены с ее компанией. Встав из-за стола, купец поясно поклонился государыне, и поставил на стол небольшой резной сундучок.
— От меня, Златеника, подарочек. Не взыщи, что мал сундучок, — Игнат открыл крышку, и в комнате словно стало немного светлее. — В сундучке этом два отделения. Половинка одна красна золота, а другая половина — скатна жемчуга. Что дают мне мои дела торговые, то прими от меня, как подарочек… — Игнат еще раз поясно поклонился и вернулся на свое место.
— Все ли спокойно нынче на твоих торговых путях, Игнат, свет Валерьянович? — любезно поинтересовалась Златеника.
— Вот, хожу, подобру-поздоровьицу. На меня пока звери не бросаются. Но уж больно на людей они обижены. Часто их хватают слуги Ворона. Оттого в зверином царстве нет спокойствия…
Златеника вздохнула.
— Я говорила уже папеньке. Но он что-то никак не найдет управы на этих злодеев… Ну, а третий купец чем меня порадует?
— Может, надо и нам царевне какой-никакой подарок поднести? — шепотом обратился к Добрыне Алеша Попович. — А то как-то неудобно получается, будто мы тут самые бедные.
Добрыня возмущенно фыркнул и, подтянув на колени свой тяжелый кошель с золотом, развязал шнурочки.
— Монетки же ей не подаришь. Разве что какую-нибудь из вот этих вещей… Я тут из пиратских трофеев самое интересное выбрал… Да только как бы беды не вышло. Как оно к пиратам попало — дело темное.
— А можно, я подарю ей вот это колечко? — Алеша подцепил на палец золотую печатку с изящным растительным узором.
— Ну, давай. А я вот это ожерелье и браслеты. Они тут, на вид побогаче всего другого…
Третий купец, господин Рудольф из Равен-Порта, поставил на стол перед Златеникой музыкальную шкатулку. Крышка открылась и из нее полилась приятная музыка, под которую закружились в танце две хрустальные фигурки — женская и мужская.
— Извольте заметить, госпожа — никакой магии кроме механики. И музыка и танец свершаются силой взведенной пружины. А вот и ключ, чтобы ее заводить, — он положил рядом со шкатулкой хитро сделанный позолоченный ключик. — Столичные механикусы Гумберт и Пейцах изготовили специально для вас, зная вашу страсть к подобным вещам.
— Очень мило, — улыбнулась Златеника. — Передайте им мою искреннюю благодарность.
Царевна хлопнула в ладоши, и пятеро поварят внесли на золотых подносах вторую перемену блюд — запеченных целиком молоденьких поросят. Гости радостно загалдели. Поварята принялись прямо на столе разделывать поросят, доливать гостям в кубки белое вино. Похоже, Златеника не ждала от путешественников каких-то даров. Скушав небольшой кусочек поросятины и запив ее вином она обратилась к друзьям с просьбой рассказать что-нибудь о проделанной дороге и о встреченных по пути чудесах.
Добрыня Никитич, поднявшись из-за стола отвесил царевне поясной поклон и произнес:
— Видел я, царевна, страны многие, повидал на свете много разного. Но уже давно того не видывал, чтоб как у тебя встречали путников. Ты прими от нас, из благодарности небольшие скромные подарочки, — он снова поклонился и выложил перед Златеникой два золотых браслета и богатое золотое ожерелье.
— И вот от меня прими подарочек, — поклонился следом за Добрыней Алеша Попович и, не сводя своих ясных глаз с лица Златеники протянул ей перстенек.
«Смотри, Змей, как Алеша на царевну смотрит! Уж не влюбился ли?»
«Ничего удивительного, — Горыныч чуть заметно усмехнулся. — Лебедь-то далеко. А кровь у парня молодая, горячая…»
Златеника, приняв у Алеши из рук перстень, на секунду переменилась в лице и как-то совершенно по иному взглянула на богатыря.
«Ох, чует мое сердце беду», — вздохнула Алена.
Горыныч перехватил инициативу разговора в свои руки и принялся рассказывать всяческие занятные истории. Златеника слушала рассеянно, не отрывая взгляда от Алеши Поповича. Она как будто что-то вспоминала, но не могла вспомнить.
Разговор тем временем зашел о Равен-Порте.
— Кстати, буквально час назад на город был совершен налет, — сообщил Рудольф, после чего значительно надул щеки и замолк на секунду.
— Как налет?! — пришел в ужас Сагиб. — И что с кораблями?..
— Все корабли в порядке, — заверил его Рудольф. — Но сам факт… Известный морской разбойник, некто Фэн, в конце зеленой четверти пробрался в город, колдовством усыпил стражу и, вместе со своей бандой захватил весь Равен-Порт! Он взял в заложники всех жителей города! Да, да! И мужчин, и женщин, и детей и стариков! Всех согнал в подвалы, а самых знатных погрузил в трюм огромного трехмачтового корабля, чтобы потом потребовать за них выкуп.
— Говорят, этот Фэн был сильным колдуном, — заметил Горыныч, грозно глянув на Алешу, попытавшегося, было, открыть рот.
— Верно! У него даже есть колдовской корабль, который плавает быстрее ветра, — подтвердил Рудольф. — Но, позвольте! Почему же был? Ведь его же не поймали!.. Да, конечно, власти утверждают, что пират схвачен и убит. Но почему не было публичной казни? Почему, наконец, напоказ не выставлено тело? Я слышал, общественность Равен-порта негодует. И прежде власти разных городов сообщали, что Фэн убит. Однако потом…
— Это очень интересно! Расскажите нам поподробнее обо всем, — вмешалась Алена, и одновременно положила ладонь на руку Добрыни, собравшегося, было, заспорить. Богатырь, глянув на нее, понимающе ухмыльнулся и промолчал.
— У Фэна было три сотни громил, — взахлеб рассказывал купец. — Ну, или около того. И вот он ночью напал на город. Сперва подплыл на своем летучем корабле и усыпил стражу. А потом в порт зашел его главный корабль, с толпой в две сотни головорезов… Или около того. Так вот, они и захватили весь город. Поставили свою стражу на всех воротах, заняли маяк… А потом подошли еще какие-то их корабли. И на них тоже толпа громил, таких лютых, что даже свои их боялись. Да. Туго пришлось бы жителям Равен-Порта, если бы разбойники на маяке не передрались между собой…
— Как между собой? — хором спросили Персиваль и Ивейн.
— Позвольте! Ведь это не разбойники, а… — попытался было возразить Гавейн, однако Горыныч наступил ему на ногу и выразительно показал из-под стола кулак.
— Удивляет другое, — продолжал, ничего не замечая, Рудольф. — Неужели к береговой охране Равен-Порта не прикреплен хотя бы один сильный волшебник? — купец вопросительно посмотрел на царевну Златенику.
— А?.. Да, конечно… — она рассеянно кивнула. — Папочке, наверное, уже обо всем доложили и он разберется со всеми этими безобразиями.
Вскоре званый ужин закончился — царевна встала из-за стола, поблагодарила гостей и, попрощавшись, удалилась. Следом слуги унесли подарки. Купцы тут же поднялись со скамьи. Следом за ними засобирались и наши друзья. Они уже направлялись к выходу, когда к Алеше Поповичу подошел один из слуг царевны и что-то прошептал ему на ухо. Алеша просиял от счастья.
— Что ему надо? — поинтересовался Добрыня.
— Златеника со мной хочет лично встретиться… Ну да что ты так нахмурился, Добрынюшка?
— Смотри там, поосторожней, — буркнул в ответ богатырь — Лишнего не болтай.
Алеша только кивнул и, довольно потирая руки, направился следом за слугой.
Придя в гостиницу, друзья тут же разошлись по своим комнатам — спать. Вот только Алене что-то было беспокойно. И кровать казалась неудобной, и одеяло кололось…
«А что если Алешу сейчас возьмут и заколдуют?» — обратилась она к Змею.
«Нас тут всех могут заколдовать, — вздохнул Горыныч. — Во дворце столько магии накручено, что просто удивительно, как его еще не разорвало на части… Вряд ли Алеше сейчас грозит большая опасность, чем нам…»
«Ты видишь где он сейчас?»
Змей в ответ завистливо хмыкнул.
«В постели Златеники… Молодец, парень, даром время не теряет, не то, что мы… — Змей резко сел на кровати. — Аленушка, ну сколько можно друг друга мучить? Я же не слепой, вижу, что люб я тебе, и ты мне люба. Я тебя еще там, на верху полюбил, только мне тогда мешало что-то… — Змей досадливо дернул щекой. — Не помню. Да какая разница, это ли важно?»
Алена уткнулась в подушку, сердце колотилось так, что было больно. «Сбылось… Только что же мне теперь делать?»
Змей подсел на диван Алены, наклонился над ней, прошептал на ухо:
— Пойдешь за меня замуж, лада моя?
Алену накрыла волна сладкой истомы. «Ну и пусть, все равно, пусть будет…».
И тут со стороны кровати Ильи раздался громкий богатырский храп. Алена вздрогнула и отодвинулась от Змея. Горыныч чертыхнулся, вскочил, и, подойдя к Илье принялся тормошить его.
— Что? Тревога?! — богатырь встрепенулся и, сев в кровати, нервно огляделся.
— Слушай, Илья, ты мне друг? — вкрадчивым тоном спросил Змей, приобняв его за плечи.
— Ну?.. — кивнул богатырь.
— Я тебя очень прошу, сделай одолжение, иди спать к Добрыне.
— Ты че, сдурел? Там же еще Алеша…
— Алеша в другом месте сейчас… спит. Ну пожалуйста. Мне очень надо.
— Ну, если надо… — Илья Муромец свесил было ноги с кровати, но тут его взгляд наткнулся на притворяющуюся спящей Алену. — Так вот ты в каком смысле… — сообразил богатырь и ошарашено уставился на Горыныча. — Да ты что, Зеленый, совсем охренел? Ты че удумал, охальник?
— Ну что ты разошелся, Илья, я люблю ее, понимаешь? Вернемся на поверхность, сразу свадьбу сыграем. Ну хочешь, поклянусь тебе… огнем своим поклянусь, что женюсь на Алене.
— Да я раньше тебе шею сверну! Не дай Бог, тронешь сестрицу, я тогда тебе!.. — он погрозил Горынычу своим тяжелым кулаком, и снова улегся спать.
Горыныч еще некоторое время задумчиво стоял над кроватью Ильи, потом обернулся к Алене.
«Что-то я не понял… я что, чумной что ли? Слушай, а может нам пойти куда-нибудь? Неужели в целом городе пустой комнаты не найдется?..»
«Не надо, Змеюшка, — Алена горько усмехнулась и прикусила губу. — Не сейчас…»
«Вот, значит, как?.. — Горыныч обиженно надул губы и уселся на свою кровать. Некоторое время он смотрел прямо перед собой, морща лоб и явно пытаясь что-то вспомнить. А потом глубоко вздохнул и лег. — Ну, спать так спать».
Алена невидящим взглядом смотрела в стену. Плакать она себе запретила крепко-накрепко.
«Не помнит… Сам о себе не помнит, что убивает тех, кого любит… А может, так оно и лучше? Может…»
Алеша появился в гостинице только в начале синей четверти. Вид у него был довольный, а на руке сверкало золотое с рубином колечко.
— Ну, что зеваешь, давай, рассказывай, — подступили к нему Илья и Добрыня.
— А что рассказывать, — смущенно потупился Алеша. — Дело известное…
— Дурень ты, — махнул рукой Добрыня. — Я про колечко говорю! Что она вызнавала у тебя? О чем спрашивала?.. Или ты от золотых волос ее так одурел, что уж и не помнишь ничего?
— Отчего же. Помню, — кивнул Алеша сам себе. — Может, всех позовем? Чтобы по десять раз мне не объяснять.
Когда все собрались на военный совет, Алеша продемонстрировал товарищам колечко с рубином и значительно произнес:
— У меня теперича все схвачено. Можем ехать к озеру Соленому даже и через столицу Ворона. Кстати, так быстрее получится… Нам колечко это будет пропуском. С ним не тронут нас слуги Ворона. Будут даже охранять, коль попросите.
— Ты ей рассказал про то, что мы к Соленому озеру идем? — схватилась за голову Алена.
— Ничего я не рассказывал. Просто, говорю, мол, дело важное, тайна не моя и так далее… Отговорился короче.
— Ну-ну, — Горыныч внимательно посмотрел на Алешу. — То-то я смотрю, за нами с утра вон даже птички подслушивают… Раззадорил ты царевну своими тайнами.
— Да не говорил я ей ничего! Ни про Кощея, ни про…
— Стоп! — резко прервал его Горыныч. — Не говорил там, и сейчас помолчи. Мало ли, — и он подозрительно оглядел комнату. — Тут и у стен могут быть уши. Я предлагаю сначала выйти из Златограда, а уж потом устроить настоящий совет и решить, куда и как нам идти. А то мы, боюсь, прямо здесь все и выболтаем.
— Как скажешь, — пожал плечами Алеша. — Но, по моему, ты, Горыныч слишком боязливый стал. Как тебя в Мореграде шарахнуло…
— Заткнись! — рыкнул на Алешу Змей. — Это же просто талант какой-то — все выбалтывать!
— Что, и про память не…
— Ты лучше объясни нам, Алеша, отчего это царевна пригласила именно тебя? — перебила его Алена. — Неужели влюбилась?
Молодой богатырь смущенно потупился.
— Ты, Алена, только Лебеди не сказывай… Дело тут в печатке, которую я подарил царевне за ужином. То колечко оказалось ей известное. Ей и захотелось побеседовать…
— Ох, говорил я, что нельзя такие вещи дарить, — сокрушенно вздохнул Добрыня.
— Брось кручинится! — беспечно махнул рукой Алеша. — Без кольца б она навряд ли позвала меня… То была ее печаточка, прямо с пальца Златеники снятая. В детстве было ей такое предсказание, что за ней явится суженный, что найдет ее, не зная даже где искать. И покажет ей ее колечико… Златеника иногда путешествует, в том числе и у нас по верхнему миру. Приходила она во сне к молодцам. К тем, которые ей чем-то понравились. Одевала им колечко на палец. А потом направлялись добры молодцы, чтоб найти ее, в поход по свету белому. Раз один даже пришел к ней, нашел ее. Ну, она его отправила к Ворону, чтобы парень с тестем познакомился. Ну а Ворон, злодей, погубил его. Не сошлись они, видно, в характерах… Раздарила колец царевна с дюжину. Но другие к ней не приходили молодцы. А колечко одно я вот ей принес. Значит, сгинул где в пути ее суженый.
— Ничего. Суженый ее еще найдется, — успокоила богатыря Алена. — Я сказку такую читала. Про подземное царство, Ворона Вороновича и трех его дочерей-царевен… Так что ты, Алеша, не волнуйся, не пропадет без тебя царевна… Ты свою-то Лебедь за подобными подвигами не прозевай.
— Ладно, — Горыныч встал. — Давайте собираться. А по дороге и обсудим, куда нам идти, чего бояться…
У всякой пташки свои замашки.
Путешественники вышли из Златограда на голодный желудок, поскольку Добрыне не хотелось демонстрировать местным жителям Самобранку. По дороге Алена заметила, что то Илья, то Добрыня непременно оказывались между ней и Змеем. Горыныч хмурился, но молчал. А девушке одновременно хотелось и улыбаться и плакать. Впрочем, насущные дела вскоре отвлекли ее от сердечной кручины. Богатыри с рыцарями нашли наконец-то подходящее пустынное место у дороги для военного совета. Добрыня расстелил на траве Самобранку, а все остальные внимательно оглядели окрестности. Слежки, вроде бы, не было. Только в паре сотен шагов, над деревьями близлежащего сада вились какие-то птички.
Скатерть доставила Горынычу живой воды из источника. Правда воды было немного, меньше, чем половина чаши. Видимо, источник наполнялся очень медленно. Но Горыныч и тому был рад. Он чуть было не выпил все разом, но друзья настояли на том, чтобы сначала пополнить живой водой флягу Персиваля. Так что Змею в результате досталась лишь четверть чаши. Потом Самобранка добыла еды, и товарищи, рассевшись вокруг нее, позавтракали.
Алеша настаивал на том, чтобы идти через столицу королевства — Равенбург. От него до Соленого озера шел торный торговый путь, охраняемый слугами Ворона Вороновича. Путь этот вел к Кощеевым или, по-другому, к Морозным вратам — входу в Кощеево царство. У этих ворот, бил источник с мертвой водой — единственный в этом мире. И воду эту Кощей продавал подземным жителям на вес золота. Вдоль всего торгового тракта, охраняя купцов, разъезжали наемники Ворона. А на перевалах, ведущих в долину Соленого озера, стояли даже небольшие укрепленные замки.
— А нам обязательно идти к этому Соленому озеру? — поинтересовалась Алена. Ей что-то совсем не хотелось связываться с Вороном Вороновичем. В сказках это был персонаж отрицательный, да и то, что она узнала о нем здесь, в подземном мире, особого оптимизма не вселяло.
— Давайте сначала Черномора вызовем, — Алена полезла в сумку за медным блюдом.
Баюн немедленно скрылся в придорожных кустах. Девушка постучала по блюду, и в нем тут же появилось лицо Черномора.
— Приветствую!.. — он принялся внимательно всматриваться в склонившиеся над блюдом лица друзей. — Доплыли до Равен-Порта? Или уже к Соленому озеру идете?
— А зачем нам идти к Соленому озеру? Это что конечный пункт нашего путешествия? — с вызовом спросил Горыныч.
— Нет. Но там… Вы уже миновали Равен-Порт?
— Да, — кивнул Илья, — сейчас недалеко от Златогорада находимся.
— Хорошо, хорошо, — покивал Черномор. — Но мимо Соленого озера пройти у вас никак не получится.
— Может, ты хоть теперь-то расскажешь нам все в подробностях? — не отставал от Черномора Горыныч. — А то я уже начинаю подозревать, что ты и знать не знаешь, где Кощеева смерть и заслал нас сюда, просто, чтобы убрать от себя подальше.
— Вечно ты, Горыныч преувеличиваешь!.. — нервно дернулся Черномор.
— Так расскажи нам все, — усмехнулся Змей. — А то ведь нам не поздно еще повернуть-то.
— Ну, хорошо, — карлик вздохнул и вытер вдруг вспотевшую лысину. — Можно уже и рассказать… Кощеева смерть на острове. На западе от Златограда. Может, даже на юго-западе. За Немым кряжем, в Зверином царстве есть свое внутреннее море. Вот, на нем тот островок и стоит.
— Так какого же лешего ты нас к Соленому озеру гонишь? — всплеснул руками Добрыня.
— Чтоб на тот остров попасть нужно вам будет лодку или плот строить. А строить-то не из чего. Сплошная степь там вокруг и кустарники… Да и время потратите. А Кощей у берега моря вас точно заметит. Там у него и стража есть. Остановить вас та стража, пожалуй, не сможет, но Заморышу доложит. А у меня есть идея получше. В Соленом озере водяные черти живут. Так вы отнимите у них солнечную дорожку. По ней и перейдете от берега моря прямо к тому острову.
— По солнечной дорожке? — рыцари посмотрели на Черномора, как на идиота.
— По ней, по родимой. Я ходил по ней сам не так давно. Выдержит, дорожка-то не простая.
— Да откуда в Соленом озере солнечная дорожка, если тут и солнца нет? — недоверчиво покачал головой Ивейн.
— А черт его знает? — пожал плечами карлик. — Наверное, сперли где-нибудь на поверхности. Вы как солнечную дорожку добудете, держите путь в Звериное царство. Магия там не действует. Никакая. Так что самобранка вам там не поможет. Берите с собой запас еды… И постарайтесь в Зверином царстве не охотиться! Если вы начнете зверушек убивать, ни одна из них помогать вам не будет. От Соленого озера через Немой кряж перейдете западным перевалом. На самом перевале стоит каменная башня. На входе в долину Соленого озера, на восточном перевале, такая же башня. Если там кто будет с вас пошлину спрашивать, заплатите. Деньги-то у вас есть, ведь так, Добрыня?
— Не доверяешь, — укоризненно покачал головой богатырь. — Следил за нами.
— А это уже мое дело, — отрезал Черномор. — Потом торговый тракт поведет на северо-запад, к Морозным вратам. А вы с него сойдите и двигайтесь на юго-запад до Черной горы… Гора эта не то чтобы очень большая, но над лесом возвышается. От этой горы надо идти строго на запад. Там уже местность болотистая, а из болота вытекает речушка. Вот, вдоль этой речушки вам и надо идти. Она впадает в Звериное море. А от устья еще немного пройдете на юг, там мыс увидите, длинный такой. А с него уже остров видно. Расстелите солнечную дорожку от мыса до острова. Должно хватить. Ну, и дело в шляпе. Там, в каком-то из дубов, в железном сундуке она и хранится… Смертушка Кощеева, — карлик злорадно потер руки. — Как найдете сундук, даже и не открывайте его. Все-все, что в нем ни есть надо уничтожить, стереть в порошок. Ну, ты, Горыныч, думаю, сумеешь. Огнем, или еще как… Вот, собственно, я вам все и рассказал. Но вы на связь-то выходите хоть иногда, на всякий случай.
Изображение карлика исчезло. Друзья переглянулись.
— Ох, не нравится мне что-то эта ваша затея, — недовольно промурчал Баюн, выбравшись из-за спины Ильи Муромца. — Кто за худым пойдет, добра не найдет. Смерть Кощеева — дело опасное. В прошлый раз тот дурак, что добыл ее, говорят сам чуть не помер. А Кощей потом, лет через пять, вышел как новенький… Правда, давно это было. Но старые коты рассказывают…
— Да никто и не собирается Кощея убивать. Просто мы в обмен на его смерть хотим получить меч-кладенец, — объяснила коту Алена.
— А с какой тогда радости Черномор взялся вам помогать? — не понял Баюн.
— Да чего же тут непонятного, — развел руками Ивейн. — Заморыш, младший брат сэра Блэкмора. Но он предал его. Разрушил его прекрасный белый замок, а теперь еще и украл его волшебный меч. Мы должны восстановить справедливость. Отнимем у Заморыша меч и вернем его законному владельцу…
— Черномору что-ли? — удивленно фыркнул Баюн.
— Тебе же сказано — ЗАКОННОМУ владельцу, — Алена выразительно посмотрела на кота.
— А сроку у нас, друзья-товарищи, осталось семь дней, то есть, семь часов, по местному, — подытожил Добрыня. — Так что надо бы поторапливаться.
— Вот я и говорю, — подхватил Алеша. — Через Равенбург нам надо отправиться. Там дорога короткая, да ровная…
— Нет! Уж лучше по Звериному царству! — вскинулся Баюн. — Там магия человеческая не работает, там нас поймать сложнее будет. А в царстве Ворона продажных людей полно. Они и меня тогда поймали, да наверх продали ради наживы. И вас поймают. Лучше идти прямо на запад, до Немого кряжа. Он тут невысокий, я и один перелезал его как-то раз. А потом по звериной стороне пойдем на север. Там, где кряж раздваивается, перевалим его еще раз. И вот уже оно, Соленое озеро.
— Но ведь так дольше получится! — прикинул в уме Алеша.
— Но куда спокойнее, — Баюн потянулся. — А главное, колдовские вещи там не работают.
— А почему этот кряж называется Немым? — поинтересовалась Алена.
— А нешто ты не знаешь? — удивленно глянул на нее кот. — Он же как граница. По эту его сторону звери говорить не могут… Ну, в смысле, не все могут.
— А по ту сторону что же, все звери говорящие?
— Да они везде говорящие, — фыркнул Баюн. — Только вы их не понимаете. Ну, и они друг друга тоже не всегда… А за Немым кряжем все всех понимают. Это все потому, что тут, с вашей стороны Немого кряжа какая-то аномалия. Никто никого не понимает. Зато колдовство работает…
— А там совсем никакое колдовство не работает? — уточнил Горыныч.
— Совсем, — категорически качнул Баюн головой. — Так что и Мордред, и Черномор ваш, и Заморыш за Немым кряжем уже не страшные колдуны, а обычные люди. Ну, может, малость посильнее физически.
— Тогда пошли сразу на запад, — решительно махнул рукой Горыныч.
— Но ведь и ты тоже там будешь… не в полной силе?! — напомнил ему Персиваль.
— Да я и сейчас, — Горыныч тяжело вздохнул, — не в полной… А тут такой шанс уровнять силы!
Они свернули с дороги, ведущей в Равенбург, и пошли строго на запад, к возвышающимся вдали горам Немого кряжа. Вскоре деревенские постройки пропали из виду. Потом исчезли и распаханные поля. Ближе к обеду друзья шли уже по совершенно безлюдной, плоской, как стол, степи, покрытой местами лишь невысокой пожухлой травой. Висящие перед ними на западе горы в душном, колышущемся над степью мареве горячего воздуха, казались миражом. Воздух над пустыней был совершенно сухой, а с юга дул чуть заметный жаркий ветерок. Обедать путешественникам пришлось под палящим солнцем, расстелив самобранку на пожелтевшей траве. Потом, когда скатерть уже убрала немытую посуду, Горыныч попросил ее доставить еще хоть немного живой воды. Посреди скатерти возникла полная до краев чаша, с плавающими по поверхности розовыми лепестками.
— Ух ты! — Горыныч радостно потер руки и неторопливо, смакуя, выпил всю воду. Отдышавшись, спросил скатерку: — Другой источник, что ли нашла?..
— Нашла, милый, нашла. Уж не знаю, источник это там или еще что, но стоит он полнехонек.
— Ну, так что ты попусту болтаешь, — постучал по ней пальцем Змей. — Еще одну чашу мне. Свер-нись!
Чаша исчезла. Пахнуло озоном и скатерть послушно свернулась в рулон.
— Развер-нись! — скомандовал Горыныч.
Скатерть развернулась. Но чаша на ней все не появлялась. Вместо этого Самобранка вдруг испуганно взвизгнула.
— Ой! Ой-ой-ой!.. Не пускает!
— Что не пускает? — насторожился Горыныч.
— Ох, замели нас, Горынушка. Ой, зря я на этот котел-то покусилася…
— А что, где-то целый котел живой воды есть? — Змей жадно сверкнул глазами.
— Есть-то он есть. Да в землю врыт. Да прибит заклятьями крепкими. А хозяин сейчас за котел да за чашу крепко держится.
— Пойдемте-ка отсюда поскорее, пока он нас не вычислил, — вскочила на ноги Алена. — Сдается мне, что это Ворон Воронович. И в сказке тоже говорится, мол есть у него котлы, с сильной водой и бессильной. Видимо с живой и мертвой…
Через минуту друзья уже резво шагали по направлению к ставшим значительно ближе горам Немого кряжа.
— Коли там колдовство не работает, ничего уже нам Ворон не сделает, — кивнул на горы Добрыня.
— А вот если бы вы по хорошему, по доброму, — вздохнул Алеша Попович. — Ведь Златеника помочь нам хотела, перстенек дала…
— Ты же сам недавно рассказывал, что Ворон сделал с первым суженым Златеники, — съязвила Алена. — Что, хочешь повторить его судьбу?
Немой кряж в этих местах был действительно не высоким. Друзья взобрались на перевал еще до конца девятого часа середы. Небо моргнуло в тот момент, когда они оглядывали простирающиеся на обе стороны от Немого кряжа просторы. Стало чуть темнее, чем прежде, это все сразу заметили.
— Все, братцы. Начался закат дня подземного, — вздохнул Добрыня. — С каждым часом будет света все менее, пока полная тьма не опуститься. И до тьмы у нас осталось всего семь часов.
— То есть, по нашему, дней, — уточнил Ивейн.
Когда друзья спустились на равнину с другой стороны кряжа, то сразу услышали оживленный птичий разговор:
— Идут, идут, идут… — чирикала какая-то птичка.
— Кто здесь? Кто здесь? — откликнулся другой птичий голос с некоторого отдаления.
Друзья удивленно замерли, прислушиваясь к шуму леса.
— Ходют, и ходют… Нет мне старому покоя, — чуть слышно пробубнил кто-то, неуклюже ворочаясь в соседних кустах.
— Смотри, смотри, смотри! Пенечка, смотри! Как их много, как много! — зачирикала птаха прямо у них над головой.
— Ну и что, ну и что? Молчи уж, Фенечка. Ешь лучше орешки. Тут на ветке орешки созрели…
— Где-где орешки?.. А зачем, зачем они тут, Пенечка? Людей так много зачем?
— Тебя, любопытную дуру ловить! — сердито чирикнула Фенечка.
— Фить-фить! Фьюить-фьюить, — зачирикали, потешаясь пташки на соседних ветвях.
— Ш-ша! Разгалделись, пернатые! — зашипел на них Баюн. — Вот уж-жо я вам перышки повыдергаю. Вот уж-жо я вам клювики повыщипаю… А ну брысь, неугомонные!
Птички, испуганно защебетав, вспорхнули с веток и, отлетев подальше, принялись тихонько перещебетываться между собой.
— Ну зачем ты так? — огорчилась Алена. — Они такие забавные.
— Болтушки бестолковые, — пренебрежительно фыркнул Баюн. — Пользы с них никакой, одни разговоры… Но раз птички говорят, значит колдовство не работает. Так что можно и отдохнуть, — и кот, потянувшись всем телом, сладко зевнул.
Место для ночлега они нашли быстро — небольшую полянку на опушке леса. Попробовали заказать Самобранке еды, и она к радостному удивлению, доставила ужин как ни в чем ни бывало.
— Ишь ты, работает, — подивился Баюн. — Видать, живая-то водица самобранке силы прибавила. Ежели ее подпаивать, глядишь, и до Звериного моря сыты будем.
Друзья, расслабившись, разлеглись поспать на непримятой мягкой траве.
— Крошки-то, крошки вон у них хлебные, да? — послышалось Алене.
— Крошки-то, крошки хлебные где? — переспросил другой голос.
— Вот же, вот же. Что ты, Пенечка, дурная?
— Ты сама дурная, Фенечка! Крошки-то сладкие… А вон, с маковым зернышком!
— Ох, и смелая ты, Пенечка. Кота не боишься?
— Что бояться? Что бояться-то? Спит он. Спит.
— Сам спит, а ухо шевелится. Цап-царап, и слопает Пенечку.
Одна из птичек, испуганно чирикнув, вспорхнула с земли на ветку. Баюн потянулся, выпустив когти на лапах, и перевернулся на другой бок.
Алена, заметив, что рядом с котом валяется целая хлебная корочка, взяла ее и всю искрошила для птичек на открытом месте, подальше от Баюна.
— Вот, клюйте, пожалуйста. А кота не бойтесь. Он хороший…
— Вот спасибо, вот спасибо! — тут же радостно набросилась на крошки одна из птичек.
— Хороших котов не бывает! — чирикнула другая, осторожная птичка. Однако, тоже принялась клевать хлебные крошки. — Добрые вы, Хорошо. А другие нам крошек не дали. Сами все слопали.
— Даже крошечки, даже крошечки, Фенечка. Совсем совести нет…
— Жадные… — лаконично чирикнула Фенечка.
— Что это за другие такие? — тут же заинтересовалась Алена. — Давно ли они были здесь?
— Ой давно!
— Давненько, Пенечка! Полчаса прошло.
— Да больше. Час прошел. Час.
— Полчаса, Пенечка.
— Небо моргнуло, значит час прошел.
— Вы, чем спорить, слетайте-ка лучше, узнайте, где эти жадины сейчас, что делают. А я вам за это еще хлебушка накрошу.
— Что, Фенечка, полетим?
— Полетим. Полетим, Пенечка.
Не успела Алена задремать, как над головой у нее снова раздался птичий гомон.
— Дай, дай еще хлебушка.
— С маковым зернышком.
— Здесь они, рядышком. С маковым зернышком Пенечке.
— Жадины. Вредины. Сеть на тропинке расставили. Ждут-пождут, кто поймается, — затараторили пташки.
— И далеко они отсюда? — поинтересовалась Алена открывая глаза.
— Вон там, вон там.
— Нехорошо это, — укоризненно покачал головой проснувшийся Алеша. — Для забавы, небось, ловят, не от голода.
— Точно так! Точно так!
— Матушка всегда учила меня, что убивать зверей и птиц надо, только если нечего есть, а не ради забавы! — заявил разбуженный птичьим гомоном Персиваль и поднялся на ноги.
— Ну что, ребятушки? Может сходим, посмотрим на этих охотников? — предложил, разминая затекшую руку Добрыня.
Трое воинов, взяв, на всякий случай, оружие, скрылись в лесу. Пичужки вызвались проводить их до жадных охотников.
— Ну и ловкая же ты, Аленушка… — восхищенно промурчал Баюн, приоткрыв глаза. — Дурных птичек, и тех себе на пользу приспособила… Верно ты мыслишь, им ведь кроме хлебных крошек, да доброго слова, да еще кое-какой приятной мелочи ничего и не надобно. А за доброту твою они всегда ответят сторицей, не то что люди, которые тебя за деньги продадут и перепродадут… Одно слово — люди.
«У нас таким тоном сказали бы „звери“», — подумалось Алене.
— Вот, жил я раньше, горя не знал, в своем царстве-царапстве. Бродил, где хотел. Говорила мне мама — не ходи к Немому кряжу… Э-эх, — Баюн потянулся. — Тут меня и поймали в сеть… Был бы я не черный, а какой-нибудь полосатый кот — прибили бы и на шкуру пустили. А за черную мою масть, продали одному колдуну… Черный кот для колдуна, это как горностаевый плащ для монарха. Вроде и толку с него нет никакого, а без него уже и не царь, а так, погулять вышел… Мой колдун добрый был. Копченой рыбкой меня баловал. Разговаривать научил по человечески. Даже читать научил. Интересно ему, наверное было, что же из меня в конце концов выйдет… А потом сгинул хозяин, — Баюн тяжко вздохнул. — Убили его кровного брата. Отправился мой хозяин мстить, да и пропал. Несколько лет жил я один в его доме. Все ждал — вернется. Погладит, на колени возьмет… А потом новые хозяева завелись в доме, — кот недовольно выгнул спину. — Ушел я от них, вернулся домой, а там, — он затряс всем телом, слово отряхивался от воды, — скукотища. И пошел я странствовать. К купцам бродячим прибился. Солидные, вроде, были люди… Помогал я этим купцам, когда советом, когда даром своим, баюкающим. Другом своим меня называли. А потом взяли и продали Черномору. Ну, про это ты уже знаешь… — Баюн сладко зевнул, потянулся и свернулся в клубочек — досыпать.
Алена встала, прошлась по поляне, прислушиваясь. Лес жил своей жизнью, уже не обращая на людей никакого внимания.
«Не спится?» — мысленно спросил ее Змей.
«Как они?» — обернулась к нему Алена.
«В порядке. Возвращаются уже… Расскажи-ка мне полностью сказку про Кощееву смерть. Должна же в ней быть какая-то зацепка».
Алена как помнила, во всех подробностях пересказала Змею сказку про Кощея Бессмертного.
«Странно как-то получается. Пошел Иван-Дурак за Кощеевой смертью, а ему никто вроде бы и не мешал… Неужели Кощей такой дурак?»
«Ну, ты подумай… Путь к смерти Кощеевой лежит через Звериное царство… Помогали Ивану звери говорящие, а мешал ему голод. Три раза Иван Дурак собирался убить кого-нибудь и поесть. Сперва зайца, потом утку, а потом щуку. Но он не ел их, потому что были они говорящие и просили не убивать».
«Тоже мне подвиг — не убить зайца», — усмехнулся Змей.
«Для страдающего от голода человека это очень серьезный поступок. А звери его отблагодарили».
«Стало быть, и нам не надо никого говорящего есть. Всего делов-то! Со скатертью-Самобранкой такой подвиг легко совершить… Но еще одно меня смущает. В сказке Кощея убили, и Баюн это подтвердил. Да и я сейчас вспомнил, пропадал Заморыш как-то на несколько лет. Но потом-то вернулся. И сейчас, боюсь, убьем мы его, а он через пару лет возвратится. Баба Яга ведь сестра ему. При такой родне как не вернуться?»
«Да и не надо его убивать, — Алена удивленно посмотрела на Змея. — Мы же, вроде, обо всем сговорились уже. Будем его смертью шантажировать, чтобы Кладенец нам отдал».
«Договорились, это конечно… Но что-то, после того, как он меня этим зельем беспамятным чуть не угробил, все больше прибить его до-смерти хочется. Чтобы другой раз неповадно было… Да ты не бойся, Аленушка. Не буду я его убивать. Умом-то я все понимаю. Просто руки чешутся».
Тут со стороны лесной чащи раздался шум. — Возвращались Алеша, Добрыня и Персиваль.
— Ну как там? — подскочила к ним Алена.
— Разбежались охотнички, — Алеша самодовольно усмехнулся.
— Птичек всех мы из сети выпустили. Только один вот, дохлый. Запутался, видать, бедолага, — вздохнул Персиваль, держащий за ноги безжизненно висящего фазана. — Разве же это по-людски — говорящих убивать?
— Так у тебя же фляжка на поясе с живой водой, — Алена осторожно взяла у Персиваля птицу.
— И верно! Как это я раньше не догадался?! — радостно улыбнулся рыцарь.
— Что это вы удумали? — разворчался Добрыня. — Был бы фазан нам на завтрак. А так — ни завтрака, ни живой воды…
— Но ведь мы не умираем с голода? — удивленно глянул на него Персиваль. — И живой воды на него мало уйдет. Не такой уж и большой фазан… — рыцарь отвинтил у фляжки крышку и капнул немного влаги фазану на клюв.
Птица тут же встрепенулась, вырвалась из рук Алены и огляделась затравленно.
— Кто, что, где я? — закрутила она головой.
— В сеть тебя поймали. Запутался ты там, да и помер, — объяснил ему Добрыня. — А этот вот блажной тебя оживил… Нашел, тоже мне, на кого живую воду тратить. Фазан — птица глупая.
— И не глупая вовсе. Не глупая, — загукал фазан, взлетев на ветку. — А тебе спасибо, добрый молодец. Я пригожусь тебе еще…
— Да лети уж, — махнул рукой Персиваль.
— Пригожусь еще. Я не глупый! — еще раз гукнул фазан и улетел.
Не хлебом единым жив человек.
Поутру (синяя четверть второго часа вечера, по местному) Горыныч заказал Самобранке живой воды. Та доставила ему полную чашу, с плавающими там розовыми лепесточками, но сразу предупредила, что больше доставлять не будет.
— Ох, боюсь я. Поймают меня, Горынушка.
— Ладно, — добродушно махнул он рукой. — Давай теперь еды нам на всех.
— Ох, тяжко мне, сразу-то… Погодь немного, Горынушка, — проскрипела скатерть.
— Тяжко? — насторожилась Алена.
— Ой, тяжко, милая. Все так и ломит, так и закручиват… Как я чашечку-то доставила, так и сил моих совсем больше нет.
— И неудивительно, — заявил кот Баюн. — Ежели ее живой водой не подпитывать, скоро все ее колдовство кончится, и будете вы голодать, о запасах не позаботившись.
— Чтой-то мне со вчерашнего неможется, — заныла скатерть. — Вы бы правда, мне живой водички плеснули бы.
Змей, смаковавший живую воду, потребляя ее мелкими глоточками, чуть не поперхнулся.
— И Персивалю флягу пополнить надо, — вспомнила Алена.
Горыныч затравлено оглянулся и вздохнул.
— Ну что с вами поделаешь?.. Скатерка, может, ты еще чашечку добудешь, а?
— Ох, милок. Не жадничай… Можа и добуду. Да только, боюсь, опосля я рассыплюсь на ниточки. Водицы-то капни, прямо сюда вот, в середочку…
Змей капнул в центр скатерти несколько капель живой воды. Потом над скатертью же пополнили флягу Персиваля. То немногое, что осталось в чаше, Горыныч выпил одним махом, а саму чашу и флягу Персиваля тоже вытерли о Самобранку.
— Ну как? Теперь можешь еды нам добыть? — поинтересовалась Алена.
— Ох, попробую.
Пахнуло озоном, и вместо чаши на скатерти появились миски с кашей, блюдо с жареной бараньей ногой и несколько кружек пива. Позавтракав, путешественники двинулись на север, в сторону Соленого озера. Баюн уверял, что идти вдоль Немого кряжа, и перевалить через горы там, где кряж начинает раздваиваться, будет намного быстрее. Так они и шли, держа горы все время по правую руку. Горы вскоре стали значительно выше и круче. А через некоторое время заснеженные пики появились не только по правую руку от них, но и на самом пути.
— Нам что, через это идти? — с ужасом окинув взглядом нависающие над ними громады, поинтересовался Ивейн.
— Может, поищем какую тропиночку? — предложила Алена. — Баюн, ты точно уверен, что этот путь короче?
— Ну, не зна-аю. Сам-то я тут не разу не хаживал. Но мне говорили…
Илья, тем временем, обеспокоено огляделся, лег на траву и приложил ухо к земле.
— Вслед за нами, чую, едут всадники. Да не один, а несколько, — изрек он. — Не устроить ли засады им, товарищи? Или лучше скрыться потихонечку?
— Полезли, — решительно махнул рукой Горыныч. — Если Самобранка здесь работает, значит и у врага еще может быть в запасе какое-нибудь колдовство. Так что лучше сейчас уклониться от встречи. Да тут и подъем-то вовсе не сложный.
И друзья ринулись на приступ каменной кручи. Легче всего идти оказалось Горынычу. Он, похоже, прыгая по камням, чувствовал себя, как рыба в воде. Богатыри, покряхтывая, старались не отставать. Рыцари шли следом, сжав зубы. А Алена и Баюн оказались просто не в состоянии двигаться в заданном темпе. Особенно трудно пришлось коту. Сперва он бодро кинулся вперед, но быстро устав, стал отставать, и вскоре плелся уже в хвосте, высунув язык и волоча хвост за собой. Алена карабкалась вперед, стараясь не оглядываться, потому что вниз ей смотреть было страшно. А подъем все не кончался. Горыныч, оказавшийся вдруг рядом, подхватил девушку под руку.
— Давай, опирайся на меня. Так полегче будет.
— А Баюн-то где? Лучше ему помоги. Я пока вроде могу идти, — попыталась, было, возразить Алена. Но Змей в ответ только хмыкнул.
— А я уж-же, — довольно промурчал кот, оказывается, взобравшийся на плечи Горыныча и лежащий теперь там роскошным воротником.
Друзья были уже почти на седловине, между двух пиков, когда Илья Муромец, оглянувшись, охнул и замахал руками, указывая вниз. У подножия гор они увидели трех всадников в темных плащах. На головах их сверкали металлом шлемы. Всадники стояли в том месте, откуда друзья начали свой подъем и внимательно смотрели на скалы.
— И это вся погоня? — разочарованно хмыкнул Горыныч. — Я-то думал, там дюжина всадников и все — колдуны. Интересно другое, они явно ехали по нашему следу. И кто их навел?
Ответ на этот вопрос не заставил себя долго ждать. Вскоре над их головами, в недоступной для стрел вышине закружил большой черный ворон. Всадники, постояв немного, двинулись дальше вдоль горного кряжа и вскоре пропали из виду. Когда друзья забрались на седловину, их взорам, ко всеобщему разочарованию, открылась не широкая долина Соленого озера, а небольшая долинка, за которой их ждал еще один подъем, лишь немного менее крутой.
— Слышь, Баюн, — обратился к коту Добрыня. — А кто тебе говорил, что этот путь к Соленому озеру самый короткий?
— Да я уж не помню сейчас… Кажется, птичка какая-то. Они меж собой переговаривались, а я и подслушал…
— Тьфу ты, пропасть, — возмущенно взмахнул рукой богатырь. — Что ж ты раньше не сказал нам, что птичка? Это, может, птичкам тут путь короткий. Так они ж на горы не карабкаются!
Когда друзья одолели второй подъем, Персиваль стал заметно хромать, а у Алеши развалился правый сапог. Ругаясь сквозь зубы, богатырь кое-как подвязал отвалившуюся подошву веревкой. Алена уже совершенно без сил висела на руках Змея. За вторым перевалом они Соленого озера тоже не увидели. Зато с неба спустился зябкий плотный туман. В полумгле путники спустились в очередную долину. Потом последовал третий, уже значительно более пологий подъем.
— Ну, если мы сейчас не увидим этого озера, — заявил, ежась от промозглого сырого ветра Гавейн, — то я предлагаю остановиться прямо здесь, и приготовить себе обед из кота.
Остальные богатыри и рыцари не высказали никаких возражений. И Баюн, испуганно прижавшись к плечам Горыныча, замурчал, торопливо и жалостно.
— Ох, не выдай меня, Змеюшка… Аленушка… Да что же это они замышляют-то? Что ж они на меня так косятся?..
— Слушай, Баюн. Может, мы вообще не туда идем?
— Да я уже и сам не зна-аю… — жалобно захныкал кот. — Сами видите, туман упал непроглядный. А горы эти, все не кончаются и не кончаются.
Горы не кончились и за третьим подъемом. Но зато путешественники, похоже, поднялись выше туч. Облака расстилались теперь перед ними широким клубящимся полем. Рыцари, как один, недобро глянули в сторону Горыныча и съежившегося у него на плечах кота.
— Ох, сожрут меня, Горынушка, — упавшим голосом прошептал Баюн, и испуганно вжал голову в плечи.
Но тут новый порыв ветра разорвал облачный покров у них под ногами, и в этой щелочке блеснула синяя гладь Соленого озера.
— Ура-а! — заорал кот прямо у Змея над ухом. — Нашлось, озеро! Родненькое!
Вглядевшись, друзья заметили, что поперек озера действительно лежала золотистая солнечная дорожка. Хотя солнца на небе не было и в помине.
— Ну, все, — облегченно выдохнул Баюн. — Теперь только вниз.
— Вот и здорово, — Горыныч, довольно улыбаясь, погладил кота, аккуратно взял его за шкирку и снял со своей шеи. — Гуляй, киса. Вниз, это не вверх. Сам дойдешь.
Через пару часов (по верхнему времени), измотанные и мокрые от пролившегося на них дождя, путники добрались до берега озера. Почти у всех людей были мозоли, а у Персиваля и Алеши ноги были сбиты до крови. Вода в озере действительно оказалась чуть солоноватой, а по вкусу была похожа на минералку. Баюн утверждал, что она прекрасно заживляет стертые ноги. Немного отдохнув и окунув ноги в целебную воду, друзья потребовали от самобранки какой-нибудь еды. Скатерть долго ворчала и скрипела, но все же доставила походный котел, полный только что приготовленной чечевичной каши с бараньими ребрышками. Не успели они толком поесть, как по земле пробежала еле заметная дрожь.
— К нам едут?.. — Илья лег на землю и приложил к почве ухо. — К нам. Много конных.
— Жаль, что все мы пешие, — вздохнул Ивейн.
— Может, вон туда, на холм переберемся? — предложил Добрыня. — Из луков оттуда бить сподручнее, да и отбиваться проще будет.
Друзья торопливо перетащили котел с едой на возвышающийся поблизости холмик. Оказавшись под защитой каменного нагромождения, прикрывавшего вершину холма, они снова расселись вокруг котла и принялись доедать кашу. Через некоторое время цокот копыт стал отчетливо слышен. Алеша Попович влез на лежащий на вершине холма камень и принялся всматриваться в даль.
— Ну, много ли их? — Илья поднялся и не спеша облизал ложку. Вытряхнул хлебные крошки из седой бороды.
— Шесть коней. Сидят на каждом по двое…
— Всего-то?.. — поморщился Добрыня. — Ну-ка Горыня, глянь. Колдунов среди них нет?
— Кажется, нет, — ответил Змей, оглядев приближающихся всадников. — Амулеты на них защитные, малосильные. Да на лошадках еще что-то накручено.
— Ну что, дождемся, пока нападут на нас, или сами налетим? — деловито поинтересовался Гавейн, проверяя, легко ли выходит меч из ножен.
— Может, сперва посмотрим, что они будут делать? — предложил Добрыня. — Вдруг это не про нашу душу?
— С трудом в такое верится, — Горыныч, сощурившись, посмотрел в небо. Там кружил большой черный ворон.
Всадники подъехали поближе, и с лошадей спрыгнули стрелки с луками наизготовку. Оглядев окрестности, они поспешили занять близлежащий холм, находившийся в полете стрелы от убежища друзей. А всадники, погарцевав немного по берегу, развернули коней и помчались прочь.
— Что это они? — удивленно почесал затылок Гавейн. — Заметили нас и испугались?
— А вот мы сейчас узнаем, чего они хотят, — заявил Персиваль и, взобравшись на один из камней замахал руками. — Эге-гей! Кто вы такие, и что вам здесь надо?!
В ответ немедленно полетели стрелы. Рыцарь тут же спрыгнул вниз и укрылся за камнями.
— Мужланы, — проворчал он недовольно. — Мало того, что стрелять сразу начали, даже не представившись, так еще и все промахнулись…
— Ну, во первых, не все промахнулись, — заметил Змей. — Одна стрела, вон, царапнула тебя по кольчужке, когда ты вниз прыгал. Хорошо, что луки у них не сильные, да кольчужка твоя крепкая.
— У нас-то луки, посильней будут, — недобро сощурился Добрыня, натягивая на свой лук тетиву. — Который там попал в него, Горынюшка? Вон тот, в черненом шеломе? — и богатырь, прицелившись, пустил стрелу в одного из вражеских лучников.
Но противник стрелу в последний момент заметил и резко дернулся вниз. Каленый наконечник, тенькнув по черному шлему высек из него искру и отскочил в сторону. А все вражеские лучники немедленно спрятались за камни.
— Вот леший, — ругнулся Алеша Попович, возившийся со своим луком. — У меня тетива, кажись промокшая.
— У меня тоже, — недовольно потряс бородой Илья.
— Да и ладно, делов-то, — беспечно махнул рукой Добрыня Никитич. — И один могу я тут управиться. Постреляю их всех сейчас, как кроликов…
— Эге-гей! Вы какого роду племени?! Вы почто нам дорогу заступаете? Вы почто стреляете в нас стрелами? — зычно прокричал Илья Муромец, чуть высунувшись из-за камня.
Но ответом ему было молчание.
— Ну вот что, — заскрежетал зубами Ивейн. — Я такое хамство дальше терпеть не намерен. Давайте-ка вместе добежим до них, да и порубим.
— А если кого-нибудь из вас застрелят? — всплеснула руками Алена.
— Идите, идите. Да поскорее, — поторопил рыцарей Баюн. Он сидел, вжавшись в щель между двумя самыми крупными камнями, и нервно озирался. — А то стрелы-то их так и свистят вокруг меня… Так по камешку и тренькают.
— Всадники, наверное, поехали за подкреплением… — прикинул что-то в уме Ивэйн. — Я знаю, так валлийцы воюют. Залезут на гору, и ни мимо пройти, ни приступом взять. С близкого расстояния их луки любой доспех пробивают.
— Так уж и любой? — засомневался Гавейн.
— Хочешь попробовать? У местных, луки стреляют подальше, чем у валлийцев. Так что совсем без потерь добежать до них не получится… Ну что, пошли в атаку?
— Ты прикрой нас из лука, Добрынюшка, — скомандовал Илья Муромец.
— Стойте! — воскликнула Алена. — А Самобранка может нам сюда доставить сейчас их луки?
— Луки? — удивленно переспросил Алеша. — Она же, вроде, только еду доставляет.
— Лучше не луки, а тетивы, — уточнил Добрыня. — Тетивы у местных луков не шелковые, как у нас, а из воловьих жил. Вот, я прихватил одну такую из Мореграда, словно чуял, что понадобится. Такая может и за еду сойти.
— Ну, хорошо, — кивнул Алеша. — Попробуем. Авось, так проще получится?
Добрыня отложил в сторону лук, вынул Самобранку из котомки и, сняв с лука тетиву из жилы, положил ее на скатерть.
— Посмотри хорошенько, Самобраночка… Чуешь, что это такое?.. Доставь-ка нам сюда все такие штуки из ближайших окрестностей.
— Чую я, как не чуять-то… Только нешто вы такую гадость кушать будете?
— А как же, милая. Хочу я научить товарищей, как варить похлебку богатырскую, на воловьих жилочках наваренную.
Алеша с Ильей удивленно глянули на Добрыню, но благоразумно промолчали.
— Ох., - вздохнула самобранка. — Водицей покропи меня, милок. А то что-то ломота в правом боку кака-то нехорошая, словно бы ниточки расплетаются.
Добрыня глянул на Персиваля. Тот торопливо отвинтил крышку с фляги и щедро брызнул на скатерть живой водой.
— Ух, хорошо-то как, милаи!.. Аж плясать мне чегой-то захотелось!..
— Ну, теперь давай, дорогуша. Все тетивы от луков сюда нам!.. Развернись! — скомандовал Добрыня.
Самобранка развернулась. Пахнуло озоном, и через мгновение на скатерти грудой возвышались тетивы от луков. Со стороны холма до друзей донеслись испуганные вопли.
— Ну, теперь-то вы попались, ребятушки, — довольно потер руки Добрыня.
И богатыри с рыцарями бросились в атаку.
— Вы уж до смерти-то их не бейте, братцы. Мы и так теперь с ними управимся, — скомандовал Илья Муромец.
Только Горыныч остался стоять на холме. Он все это время внимательно смотрел на реющего высоко над ними большого черного ворона.
— Что это ты, Змеюшка, не поучаствуешь? — поинтересовался Баюн из своей щели.
— Да я все понять не могу, сам Ворон Воронович это или так, подручный его… Боюсь, коли я кинусь в бой, так и он кинется. Помнится, встречались мы уже на поверхности…
Бой закончился, не успев толком начаться. Оставшись, практически, без оружия, противники опешили. К моменту, когда богатыри с рыцарями подскочили к ним вплотную, они хоть и успели достать мечи, но оказать достойное сопротивление были не в силах. Через пару минут их связанных привели на холм, где ждали Горыныч, Баюн и Алена. Девушка тем временем насчитала сорок восемь тетив, нагроможденных на Самобранке небольшой горкой.
«Это сколько же лучников нас дожидались на Соленом озере? Или Самобранка, заодно, утащила тетивы с луков у всех окрестных охотников в радиусе ста километров?»
Стряхнув тетивы со скатерти, Добрыня свернул Самобранку и сложил ее в суму. Алеша бесцеремонно стащил с одного из пленников сапоги и сел переобуваться. Добрыня, оглядев свои сапоги, последовал примеру Алеши. А рыцари посадили плененных стрелков в кружочек и учинили им допрос. Оказалось, что нанял стрелков какой-то черный рыцарь. Имени своего он не назвал, зато сообщил наемникам точные приметы путников, которых они должны были перехватить в горах и уничтожить. В черный список входили, кроме воинов, Алена и Баюн. Баюн, услышав, что и он «заказан», недовольно зашипел и, на всякий случай, снова забился в щель между камнями. Отряд, набранный Мордредом, ждал путешественников у берега Соленого озера, на торговом тракте. Часть всадников они посылали разъездами, а основные силы держали в боевой готовности, чтобы в любой момент наброситься на противника. Вражеские силы были не так уж малы: человек шестьдесят. Большей частью это были охотники или люди из гвардии Ворона Вороновича.
— То есть, Ворон не возражал, когда Мордред вербовал себе людей из его гвардии? — уточнил Горыныч и снова посмотрел на небо. Кружившая над ними птица поднялась повыше и полетела на запад.
— Не возражал, — пожал плечами один из стрелков. — Он позволяет нам иногда наниматься охранять караваны, или еще для какой надобности. У его величества большая гвардия. И в мирное время ему накладно всех нас содержать.
— Тсс!.. — прервал говорившего Илья. — Слышите? — он поднял вверх палец и прислушался. — Снова скачут. С новыми стрелками, небось… — он усмехнулся и поглядел на сваленные в кучу тетивы. — Ну что, братцы, встретим их порадушнее?
Через несколько минут показались те же шестеро всадников. Каждый из них вез по одному стрелку. Богатыри с рыцарями и присоединившийся к ним на этот раз Горыныч притаились в засаде за грудой валунов, у берега.
«Что-то неграмотно они ведут войну, — мысленно обратилась Алена к Горынычу. — Разве не выгоднее наемникам было напасть на нас сразу всем скопом? Неужели они не понимают, что у шестерых лучников против нас нет никаких шансов?»
«Ну, во первых, пока ты не придумала этот фокус с тетивами, шансы у них были… Я, кстати, осмотрел их стрелы. Наконечники у них заколдованные. Если такой стрелой ранить, даже вскользь, легонько, то рана начнет гноиться… Только мертвая вода ту рану вылечит. Каждое столкновение с такими лучниками, грозило нам если не смертью, то тяжелыми ранами. Стрелки, как минимум, сильно замедлили бы наше передвижение… Ты только про отравленные наконечники не говори никому. А то наши еще, чего доброго, разозлятся и прибьют пленных. А лучники, между прочим, понятия не имеют, что за стрелы им всучили».
«Тем более, почему же наймиты не напали на нас все разом?» — не унималась Алена.
«Они, наверное, опасаются, что мы уклонимся от боя. Правильно опасаются… Обстрелять нас из луков, с горки, это единственный способ навязать бой. От остальных мы просто уйдем в горы, как ушли от тех трех всадников… А коней у них мало. Пожалуй, эти шесть лошадок — все, что у них есть. Иначе бы они привозили лучников более крупными партиями… Остальные пешие, наверняка движутся сюда своим ходом».
— Лошадей у них надо отнять, ребятушки, — подал голос Илья.
— Мы уже думали об этом, — кивнул Ивейн. — Я и Гавейн нападем сзади, чтобы не дать им уйти назад. А остальные давайте спереди…
Алена следила за происходящим, притаившись вместе с воинами за грудой камней. Баюна друзья оставили сторожить пленников, и, судя по тому, что он тут же принялся рассказывать им елейным голосом какую-то запутанную историю из жизни своей бабушки, пленники сейчас уже спали глубоким сладким сном.
Когда вражеские всадники приблизились к засаде, Илья Муромец первым выскочил из-за камней, и ухватив под уздцы мчавшуюся на него лошадь, сбил ее с ног, аккуратно положив на бок. Персиваль, вскочив на верхушку камня, сиганул с нее на спину одному из всадников и, вырвав его из седла, кувырком полетел на землю. Алеша тоже прыгнул с камней на скачущую мимо лошадь, но более удачно — наземь полетели оба седока, а сам он остался на коне. Еще три всадника остановились и успели ссадить стрелков, прежде, чем до них добрались рыцари и богатыри. Последующие события Алена запомнила отрывочно. Хруст костей, лязг железа… Стрелок, просящий у Ивэйна пощады, дрожащей рукой пытаясь отвести меч от горла… Добрыня, ударом кулака выбивающий всадника из седла… Илья Муромец, хватающий одной рукой врага за шиворот, не выпуская из другой руки лошадиной узды…
— Ну все. Дело сделано, — довольно улыбнулся Горыныч, оглядев поле боя. В обоих руках он держал за узду по лошадке.
Ивейн с Гавейном вязали поверженных противников их же поясами. Добрыня кулаками подавлял любые попытки к сопротивлению. Алеша Попович, свалив все мечи и копья пленников в одну кучу, удовлетворенно оглядывал окрестности.
Пленников усадили на холме рядом с их спящими товарищами. На трофейных лошадок взобрались трое рыцарей и Алена с котом на руках. Богатыри сначала тоже примерялись к лошадям, но умные животные шарахались от дюжих молодцев, не давая сесть на себя. Илья, поймав коня покрупнее, уже положил на его холку руку, собираясь запрыгнуть в седло, но конь под тяжестью богатырской десницы упал на колени, заржав так жалобно, что богатыри решили идти пешком, ведя в поводу двух лишних лошадок. Горыныч сесть на лошадь даже не пытался, он крепко взял под уздцы лошадку Алены, и вся компания двинулась вдоль берега озера на север.
На северном берегу Соленого озера, там, где проходила ведущая в Кощеево царство караванная тропа, друзья увидели укрепленный военный лагерь — дюжину палаток, окруженных рвом и валом, на котором местами был сооружен частокол.
— Вот, теперь-то, будет драка настоящая, — радостно потер руки Илья Муромец. — А то как-то несерьезно получается. Не хватает, понимаешь ли, нам ворогов. Это где еще такое было видано, чтоб не каждому достался супротивничек?..
— Тут на всех хватит, — кивнул сэр Ивейн. — Их больше полусотни… Смотри, как забегали, поняли, небось, что сейчас мы их бить будем…
Враги похватали щиты, мечи, копья, спешно оделись в доспехи и сгрудились плечо к плечу, укрывшись за рвом и частоколом.
— А перемахнут ли ров ваши лошадочки? — Добрыня Никитич оглядел сперва окружавшее палатки земляное укрепление, а затем весьма невзрачного вида трофейных лошадок, на которых сидели рыцари. — А то, может, лучше нам луками… Ведь стрелков-то у них теперь нетути. Тетивы вон все в мешке у меня скручены.
— Нет уж, давайте в рукопашную пойдем! — решительно взмахнул мечом Гавейн и не дожидаясь остальных поскакал ко рву.
За ним кинулись Персиваль и Ивэйн. На удивление, лошадки легко перемахнули ров и трое всадников ворвались во вражеский лагерь. Богатыри и Горыныч, хотя и были пешими, отстали от рыцарей не намного, и вскоре из лагеря, заглушая лязг мечей, донесся шум и треск сурового богатырского мордобоя. Через несколько минут все было кончено. Не выдержавшие богатырского натиска наемники побросали оружие, умоляя о пощаде. Связанных и побитых наймитов собрали в кружок посреди лагеря.
— Слабоваты слуги Мордредовы супротив богатырей с поверхности! — довольно сказал Алене Добрыня, помогая перебраться через ров.
Допросив пленных, друзья узнали, что лошадей у наймитов больше нет, людей тоже. Но сэр Мордред через час (по подземному времени) собирался подойти к ним с существенным, до ста человек, подкреплением. Впереди, на перевале, ведущем через Немой кряж в Звериное царство, стояла каменная башня. Гарнизон этой башни тоже был подкуплен Мордредом, но он был невелик — всего человек пять-шесть.
— Надо перенанять их и пусть все защищают перевал от Мордреда, а то он бросится за нами в погоню и будет преследовать по всему Звериному царству, — предложила Алена.
— Золото у нас, конечно есть, — Змей глянул на Добрыню. — Но нет никакой уверенности, что получив деньги они действительно будут мешать Мордреду, а не присоединятся к нему.
— Это верно, — кивнул Ивейн. — У наемников нет никакого понятия о чести. Вот, если бы мы всех их в бою перебили… А теперь куда их девать? Возьмешь с них слово не воевать против нас больше, так ведь не сдержат.
Алеша Попович, тем временем, занялся весьма странным делом — начал веревками связывать между собой за рукояти трофейные мечи.
— Это ты зачем? — поинтересовалась Алена.
— Так вот же она, солнечная дорожка, — указал он рукой на озеро. — А как нам чертей озерных достать? Вот, мечи веревкой свяжу, привяжу к другой веревке, подлиннее, да и брошу в воду. Глядишь, зацеплю кого-нибудь.
Рыцари, выслушав Алешу, только насмешливо переглянулись между собой, однако, спорить не стали. Илья, пожав плечами, предпочел не вмешиваться, а Добрыня, на удивление, подхватил Алешину идею и принялся ее горячо развивать. Из вражеского лагеря на нависающий над озерным берегом откос были принесены несколько мотков прочной пеньковой веревки, трофейные мечи, доски, колья, пустые бочки и еще целая груда ненужного хлама.
— И что это будет? — заинтересовался Змей Горыныч.
— Тралить озеро будем, — уверенно рубанул рукой воздух Добрыня.
— Зачем?
— А хрен его знает, — пожал Добрыня плечами. — Главное начать, а зачем, по ходу придумаем… Надо же нам как-то этих озерных чертей достать…
— Да вот веревкой хочу море морщить,
Да вас, проклятое племя, корчить…
Добрыня взялся за дело основательно. Он привязал пучок мечей к длинной веревке, другой ее конец прикрепил к вбитому в берег колу и скомандовал:
— Ты бери, Алешенька, мечики, да бросай их, родимые, в озеро.
Алеша легко подхватил связку из дюжины мечей и швырнул их с обрыва в озеро, шагов на двадцать от берега. Мечи плюхнулись в воду и, естественно, потонули.
— Вот и здорово, — довольно потер руки Добрыня. — А теперь, давай, Алеша, их вытягивать.
Под удивленными взглядами товарищей они вытянули на берег пучок мечей, с несколькими запутавшимися в нем водорослями. Не спеша подняли его на нависающий над берегом откос, после чего Алеша, раскрутив мечи посильнее, забросил их уже шагов на сорок.
Через некоторое время недоумевающие рыцари, под командованием Добрыни уже городили на берегу непонятного вида и назначения конструкцию из кольев, бочек, веревок и скользящих блоков. А Илья с Алешей, вытянув пучок мечей и очистив его от налипшей зелени, уже прикидывали, как далеко им удастся запустить снаряд в следующий раз. Алена отошла подальше на берег, села на теплый песочек и приготовилась наблюдать.
— В лагере все пленные спят, — бодро отрапортовал подошедший Баюн и осекся, уставившись на сооружаемую рыцарями и Добрыней конструкцию. — А это что еще за мышеловка?
— Да вот, озеро сейчас тралить будем. Все по науке. Разобьем его на квадраты, и каждый вдоль и поперек мечами прочешем. Чтобы духу чертячьего больше в этом озере не было, — громогласно ответил Добрыня и тут же принялся отдавать рыцарям команды: — Давай, давай, братушки, подтягивай! Правее!.. Так. Хорошо ли бочку привесили? Камней в нее набросаете, пусть противовесом работает…
— Кхм… А позвольте узнать, уважаемая, — обратился кто-то к Алене. — Меня тут прислали поинтересоваться… Это они что собираются делать?
Девушка оглянулась и удивленно заморгала. Перед ней стоял, робко переминаясь с ноги на ногу интеллигентного вида зеленый человечек с рожками, перепонками между пальчиками рук и копытцами на ногах. Росту он был небольшого, едва Алене по пояс, и столь застенчиво теребил лапками кончик своего серо-зеленого хвоста, что девушке стало совестно обманывать это милое существо.
— Да я и не знаю ничего толком, — пожала она плечами. — Вон, спросите лучше у главного, — и она указала на мечущегося по береговому откосу в организаторском угаре Добрыню.
Чертенок взобрался наверх и несколько минут внимательно наблюдал за манипуляциями рыцарей и богатырей. Рыцари обходили чертенка по солидной дуге и старались вообще его не замечать.
— Ничего у вас не получится, — вдруг авторитетно заявил чертенок.
— Это почему же? — косо глянул на него Добрыня Никитич, А проходивший поблизости Ивэйн споткнулся и украдкой перекрестился.
— А вот эта конструкция у вас работать не будет, — ткнул пальчиком озерный житель. — Тут противовес не под тем углом привешен.
— Ну надо же, до чего молодежь ученая пошла! — всплеснул руками Горыныч. — А под каким углом должно быть привешено, чтобы работало?
— Под шестьдесят градусов к оси, — польщено заулыбался чертенок. — А у вас под сорок пять. Размах будет не тот.
— Слыхали, что этот сопляк говорит?! — обратился к остолбеневшим рыцарям Добрыня. — А ведь он прав! Давай, перевешивай! Шестьдесят градусов это как, правее, али левее? — уточнил он у зеленого человечка.
— Вот так, — показал тот рукой. — Еще ниже!
— Слышишь, Ивейн? Так и держи. А вы прибивайте… Да вон там еще примотайте для прочности.
Чертенок критически окинул конструкцию и довольно кивнул:
— Теперь совсем другое дело… А что это вы тут такое строите?
— Метательную машину, — бросил Добрыня через плечо. И тут же обратился к рыцарям. — Ну, что встали-то? Тащите колеса. Сейчас будем наводить эту… самоиндукцию.
— А зачем вам метательная машина? — не отставал любопытный чертенок.
— Да чтобы вон тот трал, который сейчас мои сподручные с откоса в воду руками кидают, кидать механически, до самого центра озера.
Чертенок нервно сглотнул и поежился.
— А зачем его кидать до центра, а?
— Ну до чего ж ты надоедливый, — покачал головой Добрыня. — Ну как, принесли колеса? Теперь нужна тележная ось, ворот, и два передаточных ремня…
— Зачем до центра-то кидать, дяденька?! — зеленый человечек запрыгал у богатыря под носом.
— Да чтоб ваше чертово отродье со дна озера вытравить! — гаркнул на него Добрыня. — Научил нас градусам, и спасибо. А теперь не мешайся под ногами…
— Да как же вы сможете нас вытравить-то? — заливисто рассмеялся чертенок. — Вы и за сто лет все озеро не протралите.
— А мы не торопимся, — пожал плечами Горыныч. — Сто лет, так сто лет. Наше дело телячье. Деньги нам поденно платят, мы и работаем…
Чертенок замолк и озабоченно оглядел деловито снующих по берегу людей. Илья Муромец в этот момент как раз забросил трал шагов на сто от берега, и теперь, с Алешей на пару, они принялись вытягивать его на берег.
— Да у вас и веревки-то не хватит, достать до дна озера…
— Это почему же не хватит? — оглянулся на него Горыныч.
— Да озеро-то наше бездонное. Вот и не хватит! — гордо подбоченился чертенок. — Нет еще такой веревки на свете, чтобы до дна нашего озера достала!
Змей задумчиво сощурился, но Добрыня тут же нашелся с ответом:
— Ай да я! Ай да голова! А ты, Горыня, все говорил мне — выброси ее, да выброси… — Вот и к делу пришлась моя веревочка. Моя длинная веревка, бесконечная, — и он любовно похлопал немалых размеров моток веревок, в беспорядке сваленный у подножия сооружаемого механизма.
— Бесконечная? — упавшим голосом переспросил чертенок.
— Одна такая на свете есть, веревка бесконечная. Ради нее, ради веревочки этой, да за ради ума нашего нездешнего, хитроумного, пригласил нас царь Ворон Воронович с того света, — и Добрыня многозначительно нахмурившись указал пальцем в небо.
— С того света, — шепотом повторил чертенок, опасливо глянул вверх, на синеющий небосвод, и его зеленые коленки затряслись еле заметной дрожью. — А зачем это царь Ворон вас нанял?
— А вот вы живете Ворону соседями. А ему дани-выходы не платите, на поклон к нему не ездите не ходите. Так за что ж ему таких соседей жаловать? За обиду ему стало за великую, что его, царя богатого, могучего, вы, озерные черти, не уважили. И издал он указ-повеление, извести всех чертей в Соленом озере. Все потралить велел в озере, повыломать, а чертей всех сетями повыловить… С того, верхнего свету все мы выходцы, специально для этого наняты. Я тут старший, богатырь Добрынюшка. А вот он, помощник мой, Горынюшка. А вот это все мои сподвижники, — широко махнул рукой богатырь. А потом, указав на военный лагерь добавил. — А вон там всё спят мои работнички, все ребята такие лютые, мы связали специально их до времени, чтоб они тут нам чего не разрушили…
Алена подошла ближе и слушала Добрыню, восхищено приоткрыв рот. Такой наглой и складной лжи ей слышать еще не приходилось.
— А и нас-то, воинов с поверхности, меч не сечет и огонь не печет, — вдохновенно поддержал выдохшегося Добрыню Горыныч. — Вот, гляди, коль не верится.
Змей подхватил валяющийся на земле меч и полоснул себя по руке. Рана моментально затянулась, не оставив и следа. Горыныч подмигнул Добрыне и резко дохнул на него огнем. Алена ахнула, Добрыня побледнел, но не отшатнулся. Огонь обтек богатыря, не причинив ему никакого вреда.
— Ага, — только и кивнул совершенно пришибленный увиденным и услышанным чертенок и, разбежавшись, сиганул в озеро.
Рыцари перевели дух и дружно перекрестились.
— Складно врешь, — я аж заслушался, — поцокал языком Алеша.
— Слышь, Добрыня, — обратился к нему Баюн. — Может, нам на пару сказки складывать?
Добрыня, подбоченился и гордо обвел взглядом товарищей.
— А вы чего приуныли, господа рыцари? — Илья подтолкнул локтем Ивэйна.
— Признаться, я испытываю немалое затруднение. Не должны ли мы, рыцари Христа, взять сейчас мечи и на самом деле очистить озеро от нечистой силы?
— Да зачем же их уничтожать? — удивился Алеша. — Они нам вреда не причинили нисколечко.
Персиваль задумчиво кивнул.
— В этом мире мы чужие, господа, а они здесь хозяева. Так не будем обижать их без надобности. А что вида они дьявольского, так может это их сущность природная.
Все остальные разом изумленно уставились на Персиваля. Гавейн уже собирался заспорить, но вдруг воды озера расступились, и оттуда, в сопровождении давешнего чертенка вышел грузный седой черт с длинными позолоченными рогами и реденькой куцей бородкой. При виде его рыцари снова дружно перекрестились и поторопились вернуться к прерванной работе. Алене подводные жители страшными вовсе не казались, поэтому она осталась на месте.
— Которые тут с того свету выходцы? — грозно гаркнул черт, оглядев подслеповатыми глазами окрестности.
— А ты кто таков будешь, чтобы мы тебе докладывались?! — не менее грозно ответил с высоты откоса Добрыня.
Седой черт выпятил вперед брюхо, надул щеки, грозно вытаращил глаза и, пустив из ноздрей дым, грозно рыкнул: — Я есть главный черт Соленого озера, всей деревне чертовой староста!
— Ну, дымом из ноздрей нас не больно-то напугаешь, дружок, — усмехнулся Добрыня и похлопал по плечу Горыныча. — Мы, выходцы с того свету, — он многозначительно поднял глаза к небу, — не только дым из ноздрей пускать можем. Покажи-ка гостям, Горынушка, а то мне не досуг разговаривать да каждому черту все объяснять. Ладить нам пора самоиндукцию…
Богатырь, повернувшись к опешившему черту спиной, направился к рыцарям.
— Кто это такой грозный, да занятой? — поинтересовался у Алены седой черт, показав на Добрыню пальцем.
— Ты пальцами-то в него не тычь, — ответил за девушку Горыныч, спрыгнув с откоса. — Один тут тыкал в него пальцем, тыкал, да так теперь и ходит без рук. Это сильно могучий богатырь Добрыня. Он тут над всеми поставлен начальником… Ты чего хотел-то? На богатырей с верхнего мира посмотреть? Ну так смотри.
Змей повертел головой, отыскал взглядом поблизости высохшую корягу и резко дохнул на нее огнем. Коряга в считанные секунды обратилась в пепел. Черт икнул и осел на песок, а маленький чертенок упал в обморок.
— Вот то-то же, — довольный произведенным эффектом Горыныч неторопливо направился к откосу.
— Не спеши, мил человек, — взвыл черт. — Может, договоримся мы с вами?
Договаривались они долго, Добрыня торговался до последнего, выжимая из чертей не много ни мало — дань за двенадцать лет. Наконец, сдавшись, озерные жители выволокли на берег заросший илом сундук, полный золота, маленькую шкатулочку серебра и скатанную в рулон солнечную дорожку — в счет погашения издержек. Староста поклялся отныне ежегодно платить Ворону дань в размере ста золотых монет, и только после этого Добрыня с Ильей, поднатужившись, сбросили в озеро непостижимой сложности механизм с колесами, осями и передаточными ремнями. Усталые и довольные друзья вернулись с добычей в лагерь. По дороге Горыныч изложил товарищам пришедший ему в голову план, как лучше поступить с пленниками.
— Итак, повторяю еще раз. Любому, кто доставит мне голову Мордреда, я отдам вот этот сундук, полный золота, — Змей небрежно откинул крышку и золотые монеты призывно заблестели.
Разбуженные наемники жадно сглотнули.
— А я еще от себя добавлю каждому отличившемуся по серебряной монетке, — расщедрился Добрыня.
— Коли согласны, так можете забрать свои мечики, — Илья махнул рукой в сторону озера. — Там они, к дереву привязанные.
Наемники не раздумывая поклялись в верности новым хозяевам, их развязали и отпустили.
— Не победят Мордреда, так хоть задержат его, — вздохнул Илья. — Все польза.
Оставив наемников распутывать богатырские узлы, путешественники направились к башне у выхода из долины. Рыцари уже предвкушали штурм и новые подвиги, но защитников в башне почему-то не оказалось вовсе.
— Может им кто донес о нашем приближении? — Алена огляделась вокруг. — Птицы там, или звери какие. Вот они и сбежали.
— Твоя правда, Аленушка, — кивнул Илья.
— Надо осмотреть всю башню, — Ивэйн обнажил меч и скрылся внутри строения. Остальные рыцари последовали за ним. Змей поставил сундук с золотом наземь, уселся на него, и принялся оглядывать окрестности.
— Надо его тут где-нибудь спрятать, чтобы зря тяжесть с собой не таскать.
— И то верно, — Добрыня достал из сумки шкатулку, пересыпал из нее серебро к себе в кошель, а шкатулку забросил в кусты. — Все облегчение.
Рыцари вернулись довольно быстро.
— Это очень хорошее укрепление, — Ивэйн одобрительно кивнул на башню. — Надо бы нам оставить здесь засаду. Грех упускать такую прекрасную возможность задержать врагов.
— Ну и кто останется в заслоне? — уточнила Алена.
— Я, — Ивэйн гордо расправил плечи и отсалютовал друзьям мечом.
— И я с ним, — Гавейн встал рядом с другом. — А вы поезжайте дальше, да поторопитесь, время не ждет.
— Да как же это?.. — Персиваль растеряно оглянулся. — Тогда и я с вами останусь!
— Ты, сынок, ступай, — похлопал его по плечу Гавейн. — Тебя еще Грааль где-то ждет. Да и сдружился ты с богатырями больше нашего. А у нас с Мордредом старые счеты. Уничтожить это исчадие ада — где найдется для нас более славный подвиг?
Илья, глядя на героически-похоронные лица Ивейна и Гавейна нахмурился:
— Вы решили стоять тут до погибели? Только нам такой помощи не надобно. Задержите ненадолго слуг Мордредовых, а потом за нами следом двигайтесь. Не пойдут они в леса дремучие. Там ведь есть такой ораве нечего. Вы ж охотой как-нибудь прокормитесь. Ну а коли не вернемся мы ко времени, что зовут тут днем Кощеевым, добирайтесь сами как-нибудь до верху. Вы дорогу-то, думаю, запомнили?
— Может, лучше мне остаться тут, Илюшенька? — предложил Добрыня. — Ведь они ж совсем как дети малые. Будут воевать по благородному с Мордредом и этими наймитами. Ну а я как заберусь на башенку, как пущу свои стрелы каленые…
— Нет! — хором прервали Добрыню Ивейн с Гавейном. Глаза их горели решимостью, а руки уже лежали на рукоятях мечей.
Добрыня пожал плечами, пряча в бороде усмешку:
— Коли нет, не стану настаивать.
Расставание вышло неожиданно сердечным. Правда, Персиваль порывался еще остаться, но Ивейн с Гавейном, отойдя с ним в башню, о чем-то поговорили, и юный рыцарь перестал настаивать. Богатыри обнялись с рыцарями и даже Змей похлопал их на прощание по плечам.
— Вот, возьмите сундук с золотом. Может и правда наймиты голову Мордреда вам принесут? А нет, так возьмете его с собой, как отступать придется. Да не жалейте, разбрасывайте побольше золота по дороге. Тогда враги, вместо того, чтобы вас преследовать, кинуться монетки подбирать.
Алена подумала и вытряхнула из сумки свою невидимую одежду.
— Вот возьмите, вам наверняка пригодится. Оденьте ее во время боя. Хотя бы шлема, плечи замотайте. Тогда враги не будут видеть, как вы высовываетесь из-за крепостных зубцов.
— Спасибо, фея Елена, — просиял Ивэйн. — Все подвиги, что удастся совершить нам в бою, мы посвятим тебе!
Кроме невидимой одежды рыцарям оставили еще луки, отнятые недавно у наемников Ворона, стрелы к ним и запас еды. Самобранка опять долго ворчала, но все же доставила мешок сухофруктов и мешок сухарей. Часть провизии отъезжающие распихали по седельным сумкам на случай, если самобранка не сможет дальше доставлять им еду. Пару лошадок оставили у башни, для Ивейна с Гавейном, а на остальных погрузили провизию, доспехи. Верхом поехали Персиваль, Алена и усевшийся впереди нее на седло Баюн. Еще две лошади несли только седельные сумки. Ни Горыныч, ни Илья, ни Добрыня, ни даже Алеша так и не решились ехать верхом, щадя местных тонконогих лошадок.
Спуск с перевала был не долгим. Впереди зеленели бескрайние просторы звериного царства. Горизонта видно не было. Он, как и всегда в этом, подземном мире, тонул в белой дымке, скрывающей границу между землей и небом. И почти у самого края дымки, как клык дикого зверя, возвышалась над лесом высокая черная скала. Никаких дорог и тропинок к Черной Горе не вело. По крайней мере, сверху их не было видно. Так что пришлось путникам довольствоваться уверениями Баюна, что он-то точно чует, где тут юг, а где север, так что мимо горы они не промахнутся.
Против ожидания, им не пришлось продираться сквозь подлесок. Лес был не густым. Хвойные деревья попадались вперемешку с лиственными. Места для ходьбы было достаточно. Персиваль даже попробовал погарцевать на своей буланой лошадке. Но лошадь заупрямилась, а после того, как рыцарь дал ей шпоры, остановилась как вкопанная.
— Слезай, приехали! — произнесла лошадь на чистом человеческом языке.
Персиваль удивленно огляделся:
— Это кто говорит?
— Это я говорю, — нервно фыркнув, продолжила лошадь. — Чего уставился? Слезай давай. Пешком дальше пойдешь.
— Она что, говорящая? — рыцарь ошалело уставился на лошадь. Нагнулся, заглянул ей в рот и подергал за уздечку.
— И прекрати меня дергать! — лошадь нервно скакнула, и Персиваль, чтобы удержаться в седле, еще крепче натянул уздечку.
— Да я таких как ты… — и буланая выдала такую замысловатую трехэтажно-матерную руладу, что Алена покраснела до кончиков ушей, а у богатырей удивленно приоткрылись рты. При этом лошадь не перестала брыкаться, так что Персиваль вынужден был еще крепче вцепиться в уздечку и сжать бока лошади коленями.
— Да ты хоть слезть-то ему с себя дай, истеричка, — недовольно проворчала вороная с белым пятном на лбу кобыла, на которой сидела Алена.
— Вот-вот, — подхватили в один голос пегие близняшки, которых вели в поводу Илья и Добрыня.
Горыныч шагнул к буланой, крепко обнял ее за шею одной рукой, а другой аккуратно вынул из седла и поставил наземь растерявшегося Персиваля.
— Я же объяснял вам. В Зверином царстве все-е звери говорящие. И магия не действует, — подал голос с дерева кот Баюн.
— Ну и что из этого следует? — спросил Горыныч, выпустив Буланую.
— А то, что кончилась ваша власть. Мы здесь свободные. Заклятия ваши теперь разрушены, и ничто не может заставить нас таскать на своих спинах ваши тяжелые туши и ваши тюки, — лошадь гордо прогарцевала перед товарищами. — Ну, а вы что стоите? Разве не чуете, что человеческое колдовство здесь не действует? — обратилась она к остальным лошадям. — Пришла пора сбросить ярмо!
— Да не суетись ты, — фыркнула черная кобыла Алены. — Под ярмом-то, небось, и не ходила не разу, а туда же… Они и сами уже, небось, все поняли.
— Это что же мы должны понять? — Алена слезла с седла и заглянула лошади в глаза.
— Мы дальше не повезем вас, — в один голос заявили пегие близняшки. — Над нами уже вон и птицы смеются.
— Ах ты, волчья сыть, травяной мешок, — замахнулся на свою пегую Илья Муромец. Лошадь испуганно заржала и попыталась вырвать у него уздечку из рук.
— Я ж кормил тебя зерном белояровым. Щеткой мыл тебя, грязь отряхивал. Сам пешком иду, тебя жалеючи. Что ж еще тебе, скотине, надобно? — Илья обиженно махнул рукой и принялся снимать со своей лошади всю поклажу. — Мой то конь со мной в походы хаживал, и под стрелы, и на копья скакивал… Только вы слабы против Чубатого. Мне таких коней и даром не надобно.
Добрыня Никитич, ни слова не говоря тоже принялся разгружать свою лошадку.
— Ты тоже меня дальше не повезешь? — спросила Алена свою лошадь.
— Если все не везут, то и я не повезу, — черная тряхнула ушами. — Хотя ты мне, честно говоря, не в тягость. Мне нести тебя не трудно, но стыдно. В зверином царстве не принято, чтобы звери людям служили. Здесь все звери свободны.
Алена вздохнула и принялась снимать седельные сумки.
— Вы все родились здесь, в зверином царстве?
Черная кивнула.
— А как же попали… на службу людям?
— В рабство, — поправила ее лошадь. — Здесь это называют рабство. Хотя по ту сторону Немого кряжа так говорить не принято… Да по разному попадают. Кого охотники изловят, кто хлебушка поест… заговоренного. На самой-то границе колдовство еще немного действует. А многие из любопытства сами Немой кряж переходят — посмотреть, как там у людей. Ну и попадаются.
Тем временем все лошади были освобождены от поклажи и ото всей конской сбруи.
— Слушай, Буланая. Ты… прости, что я так, шпорами, — выдавил из себя Персиваль. — Я не думал, что это больно…
— Думал щекотно? И-го-го… — заржала Буланая. — Прощайте!
— Спасибо вам, что отпустили нас, — потерлась о плечо Алены Черная. — Мы уж думали, придется от вас бежать на стоянке.
Говорили в зверином царстве не только лошади. Говорили буквально все. Но особенно досаждали птицы. Их было слышно все время, а разговоры их были чаще всего пустой болтовней, про цветы, еду, соседей. Люди вскоре приноровились пропускать эту болтовню мимо ушей, а вот Баюна птицы раздражали не на шутку.
— Отвык, — объяснил он Алене, — от пустой болтовни. Постоянно слушать столько дур одновременно, просто уши вянут.
— А ты не слушай, — посоветовала девушка.
— А вдруг что-то важное услышу? — вздохнул кот. — Уж лучше мучаться, но знать, что ничего не пропустил.
Алена тоже начала прислушиваться.
— Идут, идут…
— Куда идут?
— Да разве ты еще не знаешь, сестрица? Все уже знают, все знают! Сорока мне еще в прошлый час поведала. К морю они идут, к морю! Щуку ловить.
Баюн насторожил уши и остановился.
— А вот и не правда, и не правда! — затрещал сорочий голосок. — И не Щуку, вовсе, не Щуку. А идут они на остров, искать там что-то…
— Вер-рно, вер-но, — каркнул кто-то на вершине дерева.
Тут уже все путешественники начали прислушиваться.
— Это что же, нам теперь совсем не разговаривать что ли? — Алена затравленно огляделась.
— Боюсь, что уже поздно, — вздохнул Персиваль. — О нас уже весь лес знает.
— А что если дезинформацию им подкинуть? — Баюн сел и разгладил лапкой усы.
— Чего подкинуть? — непонимающе оглянулись на него богатыри.
— Ложные сведения, — важно пояснил кот. — Тогда сплетни перепутаются и всех шпионов запутают. Пущай думают, что идем мы… — он на минутку задумался и тут же вдохновенно продолжил. — А идем мы стало быть, на Забытое болото за Карачун травой.
— А трава эта нам нужна, чтобы натереть Черномора, — подхватила Алена. — От этой травы у него борода уже никогда больше не вырастет.
Представив себе эту страшную месть, богатыри и Горыныч дружно захохотали. Персиваль неодобрительно покачал головой, но ничего не сказал. Распространять дезинформацию поручили коту, и тот исчез в кустах, обещав вскоре нагнать путешественников.
Вернулся кот только к ужину — усталый, но довольный. Рассказал, что пообещал одарить того, кто найдет Забытое болото.
— Так его же не существует? — удивился Персиваль.
— А вдру-уг найдут? — потянулся Баюн. — Хорошая ска-азка получится.
Долг платежом красен
Небо моргнуло и стало еще немного темнее. Наступил третий час вечера, по местному, подземному времени. Первая, зеленая четверть — время сна. Путешественники уже валились с ног от усталости. Однако, толком выспаться никому не удалось. Вскоре друзей разбудил вопль дежурившего Персиваля.
— Вставайте! Илья, Добрыня, да проснитесь же! Алеше плохо!
Первой к Алеше подбежала Алена. С молодым богатырем и вправду творилось что-то недоброе. Закатив глаза, он корчился на траве, из перекошенного рта текла пена.
— Падучая что ли? — отстранив Алену, возле Алеши присел Горыныч. — Илья, голову ему держи, а ты, Добрыня, разожми ему зубы, а то как бы язык себе не откусил.
Змей перехватил беспорядочно шарящие по земле руки юноши и вдруг резко напрягся всем телом, словно готовясь к нападению врага.
— Вот оно что, — процедил он сквозь зубы. — Илья, крепче держи его!
Алеша выгнулся дугой, захрипел, и попытался вырваться из рук Горыныча. Совместными усилиями Илья и Добрыня прижали Алешу к земле. Змей крепко держал правую руку юноши и с видимым усилием стягивал с его пальца золотое кольцо. «Подарок Златеники, — вспомнила Алена. — Неужели опять ловушка?»
— Ты ему палец-то не сломай! — прохрипел Добрыня, удерживая левую руку беснующегося Алеши.
Горыныч только невнятно что-то прорычал и рывком сдернул кольцо. Алеша тут же затих и без чувств повалился на траву. Богатыри осторожно отпустили его, но остались рядом — на всякий случай. Змей вертел в пальцах колечко и разглядывал его недобро прищурившись.
— Ну, Ворон, ну встретимся еще…
Змей положил кольцо со слабо мерцающим рубином на ладонь, сжал пальцы и тут же разжал их. Мелкая золотистая пыль слетела с его ладони, и ветерок тут же развеял ее. Горыныч брезгливо отряхнул руки.
— Что… что это было? — слабым голосом спросил Алеша, пытаясь подняться.
— Как ты? — присела рядом с ним Алена.
— Рука болит, — богатырь потер правую руку. — И палец словно онемел. Вот этот… А где кольцо?!
— По этому кольцу на тебя Ворон Воронович порчу наводил, — пояснил Горыныч. — Если бы мы не в Зверином царстве находились, уморил бы он тебя играючи, пикнуть бы ты не успел.
— Говорил я, не дело богатырю с колдуньей знаться, — наставительно потряс пальцем Добрыня.
Алеша мрачно посмотрел на друзей, но ничего не сказал. Спать он так и не лег и до окончания зеленой четверти просидел у костра, горестно подперев голову руками, и время от времени тяжело вздыхая.
Проснувшись, друзья прежде чем двинуться в дорогу, решили вызвать Черномора.
— Вы что это на меня удумали?! — вместо приветствия выкрикнул карлик, нервно тряся жиденькой бородой. — Что за Карачун-трава такая?! Какое забытое болото?!! Да если вы только посмеете…
— Заткнись, — с досадой стукнул по блюду Горыныч. — Это дезинформация для местных… Всем известно, что я тебя не люблю. Историю эту мы придумали, чтобы с толку сбить, сам знаешь кого. Хотя… Сама идея мне понравилась, — Змей гаденько улыбнулся.
— Вы там смотрите!.. — Черномор погрозил им пальцем. — За вами вороны приглядывают, так что я обо всех ваших замыслах знаю.
— Ты бы лучше, что полезное рассказал, чем впустую грозиться, Черноморушка, — примирительно прогудел Илья.
— Волков остерегайтесь, — остывая, буркнул Черномор. — Они Кощею служат.
И взмахом руки прервал связь.
— Вот и поговорили, — вздохнула Алена, убирая блюдо в сумку. — Чем дальше, тем он наглее. А что же будет, когда мы обратно выберемся?
— Зря вы с сэром Блекмором враждуете, — покачал головой Персиваль. — Он ведь, в сущности, несчастный старик. Без дома, без друзей. Никто его не любит. И сам он погряз в этих интригах, — рыцарь печально вздохнул.
Наскоро позавтракав сухарями и изюмом путешественники заторопились дальше. Впереди у них было еще четыре вечерних часа (не считая текущего). Потом, как утверждал Баюн, должна была наступить ночь — семь часов почти непроглядной темени, в которой людям трудно будет хоть что-то найти. А потом ожидался Кощеев день — тридцать часов холода, на протяжении которых Заморыш в подземном мире был в полной силе. Невеселые раздумья путешественников по этому поводу прервали две синички, слетевшие с дерева прямо им под ноги.
— Нашла! Нашла! Я нашла!
— Нет я! Нет я! — зачирикали птички, прыгая вокруг кота.
— Что нашли? — не выспавшийся Баюн хмуро наблюдал за мелькающими перед ним синичками, видимо, пытаясь припомнить, где он их видел и что велел им искать.
— Как что?! Как что?!
— Там, там! Болото! Болото!
— Какое, к лешим, болото? — кот потер голову лапой.
— Ты же сам вчера хвалился, что запустил птичек искать забытое болото и карачун траву! — засмеялась Алена. — Принимай теперь донесения.
— Так вы что, нашли его?!
— Нашли! Нашли! Я нашла!
— Нет я! Нет я!
— Болото! Никто не помнит! Никто! Даже лось забыл!
— Там! Там! Пойдем! Приведем!
Птички взлетели на ветку и завертели головками, указывая куда-то на север. Друзья растеряно переглянулись.
— Может, правда, сходим? Чем черт не шутит? Вдруг найдем там карачун — траву? — лихо тряхнул головой Алеша.
— Какую траву? — зашипел ему на ухо Добрыня. — Кот же сам ее выдумал…
— Ну вот что, — Алена раскрошила на землю сухарь. — Это вам за работу. А болото ваше мы посмотрим на обратном пути. Вы, ежели еще что-то интересное найдете — прилетайте, рассказывайте.
— Хлеб! Хлеб!
— Крошечки!
Синички тут же соскочили с ветки и принялись клевать угощение.
— Сухари, это конечно, хорошо, — хмыкнул Горыныч. — Но чтобы ими наесться, мне надо все ваши запасы проглотить. Да… Без хорошей бараньей ноги на обед чувствуешь себя в этом мире как-то неуютно… Интересно, а листики на деревьях мне можно есть? — и Змей, оторвав от дерева немалых размеров ветку, принялся на ходу сосредоточенно объедать один листик за другим. Через некоторое время он доверительно сказал Алене:
— Теперь я понимаю, почему все травоядные такие тупые. Чтобы этим наесться, надо есть и есть. Ни на что другое времени уже не хватает.
Черная скала возникла над вершинами деревьев неожиданно, и чуть левее, чем ожидали.
— Уф. Едва мимо не прошли, — кот уселся на траву и принялся вылизываться.
— Ну, куда там дальше? На запад? — Илья оглянулся на кота.
— В какой стороне запад, ты чуешь, киса?
— Примерно там — кот неопределенно махнул лапой, продолжая вылизываться.
— Ну вот что, — Змей схватил кота за шкирку, забросил себе на плечи и направился прямо к черной скале. — Полезем-ка на гору. Надо поподробнее путь разглядеть.
Алена вздохнула, заметив, как Горыныч на ходу оторвал еловую веточку и принялся ее задумчиво жевать.
Пока разведчики лазили на гору, остальные достали свои припасы и пообедали. Сухари даже с родниковой водой уже застревали у всех в горле. Богатыри голодными глазами провожали каждую лесную птицу крупнее воробья, еле сдерживаясь, чтобы не схватиться за луки. Полуголодные, толком не отдохнувшие, товарищи двинулись вперед. Лес пошел все больше лиственный. Под ногами вскоре начало хлюпать.
— А обойти эти болота никак нельзя? — с надеждой спросила Алена, отмахиваясь от небольшой но кровожадной стайки комаров.
Горыныч в ответ только покачал головой. Он от комаров совсем не страдал — они его просто не кусали. Баюн, поглядев на махающих руками людей, вздохнул.
— Погодите меня, я сейчас.
Кот пропадал в кустах довольно долго, вернулся весь перепачканный, но довольный.
— Вон там растет одна травка, если ее соком намазаться, комары кусать не будут. Пошли, покажу…
Травка пахла так отвратительно, что Алену едва не вырвало, а Добрыня долго чихал. Потом у него совсем заложило нос, он перестал чуять запахи и повеселел.
— Зато есть теперь совсем не хочется! — порадовался Алеша. — От этого запаха так мутит, что я о еде и думать забыл.
Комары вились от путешественников на почтительном расстоянии и это примиряло с запахом. Вот только чем дальше они шли, тем глубже проваливались ноги в зыбкую почву. Баюн принялся так жалобно мяукать, что Илья не выдержал и посадил его себе на шею. Богатыри и Горыныч шли, как заведенные, Персиваль пыхтел и обливался потом в своей длиннополой и длиннорукавной кольчуге, однако упорно старался не отставать. Алену уже шатало из стороны в сторону.
«Скорее бы небо моргнуло. Сколько можно идти», — сообразив, что отстает, девушка ускорила шаг, и вдруг почувствовала, что правая нога наступила в скользкую жижу и проваливается все глубже и глубже.
— Мамочка! — взвизгнула Алена, судорожно хватаясь за висящую над головой ветку. Но ветка с треском обломилась. Алена оказалась уже по колено в грязной жиже и почувствовала, как влага через край затекает ей в сапоги. Она уже набрала в легкие побольше воздуха, чтобы истошно завизжать, но кто-то вдруг подхватил ее подмышки и выдернул наверх.
— Все. Отдыхай, — Змей взял ее на руки и понес.
Алена с облегчением расслабилась в теплых объятиях Змея. Горыныч нес ее бережно, не делая попыток прижать к себе, как случалось раньше. И глухо молчал. Он молчал так от самого Златограда, и Алена не решалась позвать его мысленно, заговорить первой. Вроде и не ссорились, а вот поди ж ты, словно стена встала между ними после того памятного разговора на постоялом дворе. Вскоре измучившаяся девушка уснула, так и не придумав ничего путного. Проснулась Алена от истошного кошачьего крика. Она лежала на сухом пригорке, закутанная в теплый плащ Добрыни. Промокшие сапоги и носки кто-то заботливо с нее снял, и сейчас они сохли у небольшого костерка. Вставать совершенно не хотелось. Крики повторились. Баюн орал, сидя на вершине высокой сухой сосны.
— Ты зачем ты туда полез? Тебе что, на земле было места мало? — Добрыня из-под руки смотрел наверх.
— Птичку хотел поймать, — честно сознался Баюн. — С ваших сухарей, да с изюма только жрать сильнее охота. А тут ворона спала. Такая больша-ая, то-олстая…
— Поймал?! — заинтересовался Горыныч.
— Удрала-а сволочь! — и кот еще более жалобно заорал.
— А давайте плащ растянем, — предложила Алена. — И пусть он на этот плащ прыгает.
Богатыри натянули штопанный плащ Ильи Муромца и крепко ухватили его за края.
— Ну, прыгай! — скомандовал Алеша. — Долго мы ждать-то будем?
Но Баюн всеми четырьмя лапами вцепившись в ствол раскачивающейся сосны, выл дурным голосом и не решался отцепится.
— И сколько это будет продолжаться? — нетерпеливо притопнул ногой Горыныч, и выплюнул изжеванный кусок березовой коры. — Время идет, спать охота, а мы тут с кошкой возимся.
— Не броса-айте меня! — жалобно взвыл Баюн. — Я вам еще пригожу-усь!
— Ну раз он сам спрыгивать не хочет, то давайте дерево свалим, — Илья решительно хлопнул ладошкой по стволу и дерево со скрипом зашаталось.
Баюн истошно взвыл и вскарабкался еще выше.
Горыныч глубоко вздохнул:
— Так мы здесь весь день проторчим, — и с кошачьей ловкостью полез наверх. Через пару секунд он уже оказался рядом с котом и одной рукой взял его за шкирку. — Отцепляйся. Слезаем.
— Н-не могу. Лапы свело. — заскулил Баюн.
— Это не кот, а наказание какое-то — вскипел Горыныч и, схватив Баюна покрепче, с силой дернул.
Раздался истошный визг, змеиное шипение и треск. Сверху посыпалась кора и ветки. Потом с дерева свалился Горыныч. Кот висел на нем, всеми четырьмя лапами обхватив держащую его руку и впившись в нее когтями. Поднявшись с земли, Змей рывком оторвал от себя кота и отшвырнул подальше.
— Если ты еще раз так в меня когтями вцепишься, киса, я тебе шею сверну, — прошипел Горыныч, разглядывая медленно затягивающиеся у него на руке глубокие следы от кошачьих когтей. — Ну что? Двинемся в путь, или попытаемся все-таки выспаться?
Ответом ему были дружные зевки всех товарищей.
Второй раз они проснулись от волчьего воя. Баюн, с криком «караул!», снова сиганул на дерево. Горыныч проводил его мрачным взглядом.
— Второй раз я тебя снимать не полезу.
Волки выли уже с двух сторон от лагеря, и, судя по мелькающим за деревьями силуэтам, их было десятка два. Богатыри спешно похватали луки, Горыныч достал из костра раскаленную головню и принялся перекидывать ее из одной руки в другую.
Персиваль, с криком «Аой!» бросился на подошедших совсем близко волков, размахивая мечом. Волк, на которого он замахнулся, испуганно отпрянул, но еще двое набросились на рыцаря с боков. Один хищник прыгнул, пытаясь ухватить юношу за ногу в районе колена. Персиваль ударил волка рукоятью меча, и тот, взвизгнув, отлетел в сторону. Но другой волк в прыжке ударил рыцаря лапами в грудь, опрокинул на землю и вцепился зубами ему в горло. Персиваля спас кольчужный капюшон. Сцепившись, человек и зверь покатились по земле.
Богатыри встали спина к спине, заслонив Алену, и обрушили на стаю ливень стрел. Лес огласился визгом и жалобным скулением. Горыныч весьма метко кидал в волков горящими головнями, выхватывая их руками прямо из костра. Через минуту о волках напоминал лишь запах паленой шерсти и жалобное скуление убегающей прочь стаи. Персиваль, поднявшись на ноги, отбросил в сторону задушенного волка. Обойдя вокруг лагеря, богатыри обнаружили еще четыре пробитых стрелами тела.
— Только стрелы тратить на них, — недовольно поморщился Алеша Попович. — Пять стрел пустил, да одну лишь нашел, — он вынул свою стрелу из глазницы убитого волка. — Остальные в себе унесли. Крепкие они здесь, будто не шкуры на них, а доспехи надеты.
Персиваль, сняв кольчужный капюшон, потрогал пальцем горло. На нем красовались две глубоких вмятины от волчьих клыков.
— Ты, Персиваль, не храбрись, другой раз понапрасну, — Илья похлопал рыцаря по плечу. — Не будь у тебя кольчужки этой, так бы и загрызли… Пока стрелы у нас есть, не лезь с мечом в пекло.
Баюн, убедившись, что волки убрались подальше, подвывая от страха, сполз вниз по дереву. Пожевав опостылевшие сухари с курагой, друзья снова двинулись в путь. Под ногами все так же хлюпало. По правую руку от них было непролазное болото, заросшее ряской. В ушах стоял беспрестанный звон от комариного писка. Комары тучей вились у путников над головами, садились на голову, руки, лицо, лезли в уши, отыскивая на теле местечки, не смазанные травяным соком. Алена сперва отмахивалась, потом устала бес толку махать руками и только время от времени заново смазывала лицо пахучим соком. Благо, травы этой вокруг росло в изобилии.
Тут и там виднелись волчьи следы. Впереди то и дело слышался вой и мелькали волчьи силуэты. Богатыри шли, не выпуская луков из рук. Первым шел, с обнаженным мечом в правой руке, Персиваль. В левой он держал выломанную из сухого дерева ветку, прощупывая дорогу перед собой.
— Я ведь все свое детство провел в лесу, — рассказывал он богатырям. — Ягоду собирал, охотился. Так что дорогу в лесу, или в болоте найти мне несложно.
— Отчего же лука с собой в поход не взял? — поинтересовался идущий следом Илья.
— Рыцарю не подобает геройствовать с луком в руках, — покачал головой Персиваль. — С тех пор как меня перепоясали рыцарским поясом я не стреляю из лука в бою.
— Все-то у вас на западе не как у людей, — укоризненно покачал головой Добрыня, поигрывая пальцем по тетиве своего лука.
Алена шла следом за богатырями. Замыкал колонну Горыныч, несший на плечах Баюна. Вдруг, слева от них в кустах зашевелилось и зашуршало что-то огромное. Богатыри одновременно вскинули луки. Из кустов высунулась голова лося, украшенная огромными ветвистыми рогами.
— Опять волки? — испуганно спросил лось сам себя, но, внимательно разглядев замерших с натянутыми луками путников успокоено фыркнул. — Уф… Не волки, — и снова сунул голову в кусты.
— Эх, мяска бы сейчас, жаренного, — мечтательно прошептал Алеша Попович.
Животы богатырей согласно заурчали. Однако Илья, недовольно крякнул и первым опустил свой лук. Алеша с Добрыней, вздохнув, последовали его примеру.
— Что ж вы вольчье-то мясо не пожарили? — недовольно заворчал Баюн. — Сухофруктами разве что Алена наедается. Остальные-то голодают.
— Волчье мясо есть — дело последнее, — покачал головой Илья. — Лучше уж поголодать немножечко.
— Это точно, — сказал Горыныч и сыто икнул.
Алена вспомнила, что именно Змей оттаскивал убитых волков подальше в лес. «Ну хоть он наелся».
Болото справа, тем временем, становилось все больше похоже на озеро. В нем уже не стояло сухих, полусгнивших деревьев. Все чаще попадались открытые пространства, от которых то и дело тянуло ветерком. Да и комары стали есть не так злобно. Хотя, может быть, Алена к ним просто привыкла. Почва под ногами становилась все суше и вскоре дорогу им преградила вытекающая из болота речка.
— Ну, вроде все, как Черномор говорил. Вдоль реки теперь пойдем, так? — Илья Муромец оглянулся на Баюна.
— Пойдем конечно, только, — Баюн поежился. — что-то там волки воют.
— Так что с того? — усмехнулся Добрыня. — Волков бояться, в лес не ходить. Да тут вон, вдоль речки и тропинка протоптана.
Они уверенно двинулись по тропинке вдоль реки, но пройдя метров сто, замерли. У них на пути, шагах в двадцати, стоял огромных размеров белый волк. Персиваль потянул меч из ножен, а богатыри направили на волка стрелы. Волк не шелохнулся. Только чуть пригнулся для прыжка и, показав клыки, зарычал:
— Это наша земля. Уходите.
— Пропустите нас, — Алена вышла из-за спин богатырей. — мы просто пройдем мимо и никого здесь не тронем.
— Уже тронули, — прорычал волк. — Уходите, пока целы. В этом лесу мы охотимся.
— Выходите на честный бой, если желаете сразиться, — вмешался Персиваль. — А нет, так не стойте у нас на дороге. Мы слабых не обижаем и никого здесь не тронем. Ни волков, ни лосей.
— Честный бой? — белый волк широко раскрыл рот и высунул язык, показывая, что смеется. — Сними с себя все железо и с голыми руками выходи со мной сразиться. Вот тогда это будет честный бой.
Персиваль смущенно потупился. Невооруженным глазом было видно, что с голыми руками против этого огромного волка у юного рыцаря не будет никаких шансов.
— Я пойду с тобой на честный бой. Лишь с руками, не возьму даже ножичка. — вызвался Илья Муромец, опуская лук. — Только ты обещай, что пропустят нас, если я одолею супротивничка.
Белый волк снова показал клыки:
— Если хочешь, давай силушкой померимся. Только я не могу дать обещание. Нашей стае пропускать вас не велено.
— Так мы силой пройдем! — и Персиваль первым бросился на белого волка.
— Стой! Куда ты один-то?! — взревел Илья и кинулся следом.
Алеша и Добрыня одновременно выстрелили, однако белый волк успел отпрыгнуть в сторону и моментально скрылся в кустах. Первым добежал до того места, где стоял волк, Персиваль. И тут из кустов раздался щелчок спущенной тетивы. Рыцарь, опрокинутый страшным ударом, отлетел на пару шагов назад и упал навзничь. Илья кинулся к юноше, остальные подбежали через секунду. Персиваль лежал, неестественно запрокинув голову назад. Из его груди торчала сулица. Глаза юноши были закрыты, а из раны и изо рта текла кровь.
— Говорил же я ему — не лезь первым, — заломил руки Илья.
— Кто копьецо-то метнул? — Горыныч, остановившись над телом рыцаря, обеспокоено оглядывал окрестности. Рядом стояли — луки на изготовку — Добрыня с Алешей. Однако поблизости никого видно не было.
— Никто не метал… — Алеша облизал губы и кивнул, показывая, — вон там растяжка была. Дерево согнули, как лук, да зарядили сулицей. Тут, небось, таких растяжек полон лес.
— Он жив? — Алена склонилась над Персивалем. — Надо перевязать, да?
Илья, словно гнилую дерюгу разорвал кольчужку на груди рыцаря. Затем так же поступил с поддоспешником и рубахой. Оглядев торчащее из груди древко и пощупав остывающее уже лицо Персиваля, Муромец глубоко вздохнул.
— Отвоевался наш рыцарь.
— Да у него же, во фляжке, живая вода есть! — вспомнила Алена. — Сейчас польем и он оживет. Ведь так?
— Может быть, — буркнул Горыныч. — Но у парня похоже легкое пробито. Крови в нем полно уже. Ребра переломаны. Сердце и позвоночник, вроде, не задеты, но вот кровеносные артерии… Тут сперва мертвой водой бы надо, да где ж ее взять?… Ладно. Подождем, пока кровь свернется, а потом попробуем.
Когда кровь свернулась, они перевязали Персиваля и влили ему в рот пару глотков живой воды. Лицо рыцаря слегка порозовело. Он открыл глаза, сделал вдох, закашлялся и снова уронил голову. Изо рта опять пошла кровь.
— Опять умер, — констатировал Горыныч. — Мертвая вода нам нужна. На рану вылить, чтобы все легкие ему промыло. Надо чтобы у него там все срослось. А так — только живую воду на него переводить.
— Да где же нам взять-то мертвой воды? — Илья, растеряно оглянулся.
— Ладно. Зря стоять, только время терять, — вмешался Добрыня. — Мы с Алешей тут пока дорогу разведали. Пройти можно. Но растяжек этих везде — пруд пруди. В общем, мы первые пойдем. Остальные потом. И чтобы след в след. Ни шагу в сторону, и ничего не трогать, понятно?
Следом за Алешей и Добрыней шел Илья. Он нес на руках Персиваля. Потом шли Алена и Баюн. Замыкал колонну Горыныч. Алеша и Добрыня внимательно осматривали все вокруг. Иногда стреляли куда-то из луков. Несколько раз после таких выстрелов раздавался звук спущенной тетивы и перед ними со свистом пролетал очередной смертоносный снаряд.
Длилось все это долго. У Алены уже начали дрожать от напряжения колени, а они все шли и шли, то и дело обнаруживая у себя на пути какую-нибудь новую западню. Правда, волки теперь близко не подходили. Только выли издалека.
— Интересно, кто же это все устроил? — вздохнула Алена. — Ведь не волки же?
— Понятно кто, — буркнул у нее за спиной Горыныч. — Сам Кощей, небось, и мастерил. А может, кого из своих слуг заставил.
— Раз кощеем тут ловушки расставлены, значит верно мы к его смерти движемся, — ободрил их Добрыня.
— И растяжки, думаю, не последний его сюрприз на этом пути, — подхватил Алеша. И тут же крикнул — Стоп! Смотри, Добрынюшка. Во-он еще одна натянута. Сбить ее стрелой?
— А ты знаешь, куда полетит тогда во-он то бревно?.. Нет? Вот и я не знаю. Давай-ка лучше обойдем все это справа…
Когда они выбрались из полной ловушек лесной чащи, Алене показалось, что они шли не меньше суток. Поблизости была видна река. На расстоянии трех сотен шагов привычно маячили силуэты пары волков. Дойдя до речного берега друзья остановились, чтобы отдохнуть и немного подкрепиться. Обед вышел невеселым. Горыныч, под предлогом проверить дорогу впереди, исчез в зарослях. Алене показалось, что его шаги сразу за кустами сменились шорохом ползущего змеиного тела. Остальные завистливо посмотрели вслед Змею.
— А, — махнул рукой Алеша. — Однова живем! Чем впроголодь маяться, уж лучше один раз наесться.
И он принялся доедать все оставшиеся запасы пищи из своего мешка. Илья с Добрыней заколебались было, но пример был слишком заразителен. Вскоре все съестные запасы были съедены. Только Алена нашла в себе силы оставить пару пригоршней кураги на запас, переложив бесценные продукты в поясную сумочку-кошелек. Последний свой сухарь она размочила в воде и скормила Баюну. Начни кот охотиться, об этом тут же узнал бы весь лес. Баюн это понимал и с тоской жевал хлеб с изюмом.
Не успели они затянуть полегчавшие заплечные мешки, как послышалось хлопанье крыльев и на поляну с шумом приземлился фазан. В клюве он держал за горлышко маленький стеклянный пузырек.
— Вот, — гукнул он, поставив пузырек на землю.
— Привет, — Алена с интересом посмотрела на птицу. — Что это ты принес?
— Этому, — фазан кивнул клювом на Персиваля, которого Илья положил рядом с собою на травке.
— А кто тебя послал? — Алеша привстал, подозрительно оглядывая птицу.
— И что в пузырьке? — подхватил Горыныч.
— Ему, — снова кивнул на Персиваля фазан. — Другому не дам. Ему дам. Он мне жизнь спас. Просто так…
— А! Я тебя помню, — разулыбалась Алена. — Ты что же, от самых гор сюда летел?
— Угу. Воды принес… На рану.
Горыныч схватил пузырек, откупорил его и осторожно понюхал. Потом сунул в пузырек палец, попробовал на язык, и расплылся в довольной улыбке.
— Мертвая вода… Щас мы нашего рыцаря оживлять будем.
Пока богатыри и Змей колдовали над телом юноши, Алена решила поподробнее расспросить фазана.
— А откуда ты узнал, что с Персивалем беда? — девушка вытряхнула на прибрежный песочек свой заплечный мешок. Наземь высыпалась горсть хлебных крошек и пара завалявшихся изюмин. Фазан тут же заглотнул изюм и принялся не спеша клевать крошки.
— Так весь лес знает… И про болото забытое, и про волков…
Заметив, как жадно смотрит на фазана Баюн, Алена поспешила встать между ними и за спиной погрозила коту кулаком.
— А откуда у тебя мертвая вода?
— Это не моя. У филина взял. Взаймы… — фазан доклевал угощение и, косясь на Баюна, взлетел на ветку. — Полечу потом к источнику, наберу новой и филину обратно отдам… Я не глупый.
Персиваль, тем временем, пришел в себя, встал и нетвердыми еще шагами подошел к Алене.
— Ожил! Ожил! — радостно захлопал крыльями фазан.
— Ожил, — прислушиваясь к себе неуверенно повторил Персиваль, и, прижав руку к сердцу, поклонился фазану. — Спасибо тебе, добрая птица.
Фазан гордо распушив перья загукал. Потом подлетел к Горынычу и взял у него из рук пустой пузырек. Отлетев на несколько шагов он опустился наземь, осторожно поставил пузырек и, гордо посмотрев на Добрыню, сказал:
— Я не глупый, — подхватил пузырек и улетел.
Богатыри проводили фазана глазами.
— Вот так-то, — сказал Илья и похлопал Добрыню по плечу.
Самостоятельно идти Персиваль пока не мог, да и остальные путники изрядно вымотались, пробираясь через ловушки, поэтому, пройдя немного берегом реки и выбрав наиболее открытое место, они остановились на отдых. Караулить вызвался Горыныч. Персиваль и богатыри свалились спать даже раньше, чем небо моргнуло, возвещая что наступила зеленая четверть четвертого часа вечера. Алена спала беспокойно. Ей снились волки, но они почему-то не нападали, а наоборот, пятились, испуганно поджав хвосты. Потом все вокруг словно накрыло огромной тенью, сквозь которую смутно слышались вой, рычание, и, почему-то жадное чавканье. Проснувшись Алена обнаружила у себя под боком Баюна.
— Ты чего это? Замерз, что ли?
В вечернем сумраке в последние часы стало немного прохладнее, но еще не настолько чтобы кутаться в одежду и прижиматься друг к другу во время сна. Так что от кота под боком Алене было жарко. Баюна же била мелкая дрожь, у него стучали зубы.
— Ты не заболел ли часом? — девушка погладила его, пощупала нос.
— Ох, что-то мне стра-ашно, — прошептал Баюн. — Чую холод к нам приближается. Да еще во-олки эти. И Змей…
— Что — Змей? — насторожилась Алена.
— Коситься он на меня все время и облизывается… — кота передернуло.
— Да показалось тебе, переволновался с волками, вот и мерещится невесть что.
— Правду я говорю, неладное с ним творится. Как вы уснули, волки завыли, а он слушал, слу-ушал, да как завоет по волчьи. И на меня все так и зыркает голодными глазищами. Вот я к тебе и перебрался. А потом слышу — опять вой. И он ка-ак кинется в кусты… Ох, не выдай меня, Аленушка.
Алена приподняла голову, ища взглядом Горыныча. У костра его не было. Вокруг лагеря было подозрительно тихо. Даже птички не пели, и ветер не качал кронами деревьев. Только из кустов на опушке доносилось чуть слышное шуршание.
«Змеюшка! Куда ты пропал?» — мысленно позвала Алена.
«Да здесь я. Поблизости… — с какой-то неохотой отозвался Горыныч. — Слышу все и вижу. Волков отгонял».
«Что с тобой происходит? Ты в порядке? Тебя уже кот боится».
«Все со мной в порядке. Сейчас вернусь… Что ж вам все не спится?»
Шорох в кустах прекратился. Через некоторое время из леса появился Змей. Он прошел чуть пошатывающейся походкой мимо костра, подошел к реке и, встав на четвереньки, принялся жадно пить. Потом удовлетворенно вздохнул, и, подсев к костру принялся ковыряться в зубах. Алене стало почему-то не по себе, разговаривать со Змеем резко расхотелось. Но Баюн вдруг успокоился, замурлыкал. Девушка обняла кота и заснула под его воркование. Уже сквозь сон Алена слышала, как Горыныч ворчит:
— Ох уж мне эти Алешины стрелы. Вечно попадаются не вовремя…
Утром (то есть в синюю четверть четвертого часа вечера) путешественники вошли в Муравьиное царство. Вокруг — на деревьях, на тропинках, в траве кишмя кишели муравьи. Перед первым же большим муравейником Алена положила подарок — две горсти кураги, последнее, что осталось от запасов провизии.
— Дальше мы не пройдем, — Змей присев на корточки, внимательно вслушивался в неслышимые остальным голоса муравьев. — Пройти здесь и не раздавить ни одного подданного муравьиного короля невозможно. А подарков у нас больше нет. Лучше перебраться на ту сторону реки, там сырая почва и муравьев почти нет. Вот только брода я поблизости не вижу.
— Переправимся и так, чай не широка речка-то, — повел плечами Илья.
— А я плавать не умею, — растерялась Алена.
— А я так и пода-авно, — Баюн осторожно коснулся лапой воды и отскочил, брезгливо отряхивая капли.
Горыныч переглянулся с Ильей.
— Не бойся, Аленушка, сейчас что-нибудь придумаем. А ты, киса, садись Илье на шею. Уж он тебя перевезет в лучшем виде.
Змей был бодрым и даже веселым, чего с ним давно уже не бывало. Баюн от него уже не шарахался, хотя и косился подозрительно. И Алена никому ничего не сказала про Горыныча и волков. Дело прошлое, мало ли кто кого съел. Голод-то не тетка. Но на перед девушка решила внимательно следить, чем или кем питается Горыныч, учитывая его свойство зеркалить тех, с кем плотно общается.
Змей шагнул в воду как был — в одежде. И спокойно перешел по дну под водой на противоположный берег. Мужчины завистливо вздохнули. А Змей уже кричал Илье:
— Вещи мне бросай, а потом ее!
Илья деловито связал все сумки и одежду в один тюк и легко перебросил его Горынычу. Потом Илья подхватил на руки девушку.
— Вы что это?! — завизжала Алена. — Не надо! А-а-а!!!
Илья зашел по колено в реку, раскачал девушку и с размаху кинул Змею. У Алены душа ушла в пятки. Горыныч шагнул навстречу и на лету подхватил ее — обмеревшую от страха. Прижал на минутку к себе и поставил на берег.
«Прости, милая. Перенес бы тебя на крыльях, но боюсь тратить силу. Чую скоро она мне вся понадобится».
Алена только вздохнула и пошла разбирать сваленные в кучу вещи. Откуда-то вдруг подул холодный ветер. Змей тревожно огляделся и прокричал друзьям:
— Давайте, поторапливайтесь, не нравится мне здесь!
Поеживаясь от налетевшего холода, богатыри и Персиваль вошли в реку и поплыли. Алена обняла себя руками за плечи. Холод становился невыносимым. Река стремительно, как в ускоренном кино начала покрываться льдом. Горыныч бросился в воду, помогая выбраться Илье с котом на плечах и Добрыне. Алена подскочила к ним с одеждой. Полотенец ни у кого не было. Богатыри, стуча зубами, кое-как обтерлись плащами и принялись натягивать рубахи и портки. Баюн забрался на руки к Алене и она крепко обняла его, чтобы согреться. Горыныч по прежнему стоял по колено в воде, словно не замечая холода. Змей с тревогой следил, как сильно отставший Алеша медленно приближается к берегу, с трудом взмахивая руками. Персиваля, вошедшего в реку последним, нигде не было видно.
— Ежели ему свело ноги, не выплывет, — Добрыня начал стягивать надетую было рубаху. — Горыныч, родной, дыхни на воду, я нырну за ними, а то ведь потонут!
— И думать не смей!
Горыныч оттолкнул Добрыню от берега, и сам прыгнул в стремительно замерзающую реку. Добрыня ошарашено покрутил головой. Там, где проплывал Змей, лед трескался и таял. Добравшись до тонущего Алеши, Горыныч схватил его за волосы и поволок к берегу. Там Алешу подхватили Добрыня и Илья, а Змей снова нырнул. Баюн спрыгнул с рук Алены и подбежал помогать отогревать Алешу. А девушка, стараясь не смотреть на стремительно нарастающий слой льда на реке, принялась разводить костер. Она собрала охапку веток, выбрала из них наиболее сухие и сложила шалашиком. И только тут поняла, что ни зажигалки, ни спичек у нее с собой нет. Да и не может быть таких привычных ей вещей в этом колдовском мире. До сих пор на привалах костры разводили богатыри.
— Илья! У тебя огниво далеко?
Богатырь, на пару с Добрыней, растиравший посиневшего Алешу, не глядя выхватил из поясной сумки кожаный мешочек и бросил Алене. Девушка, развязав шнурок, вынула пропитанную чем-то сухую тряпочку, кусок кремня и железное кресало. Попробовала ударить кресалом о кремень. Держать кресало оказалось жутко неудобно. Потом посыпались искры, но огня не было и в помине.
— Да как же оно работает-то? — Алена беспомощно оглянулась: — Илья!
— Дай сюда!
Богатырь выхватил у нее из рук кремень и кресало, подложил сухую тряпочку — трут под сложенные шалашиком веточки и принялся споро высекать искры. Через секунду трут затлел. Но даже самые тонкие палочки никак не хотели загораться.
— Эх, бересты бы сюда сухой.
Илья окинул взглядом окрестности и вздохнул — ни одной березы поблизости не было. Только осины и клены, со стволами, на высоту человеческого роста покрытыми сырым мхом. Алена вытащила из своей сумки заветную книгу и не раздумывая выдрала половину страниц. «Теперь уже все равно». Сухая бумага вспыхнула от тлеющего трута, и костер наконец разгорелся. Вокруг огня тут же засуетились, подтаскивая новые дрова, богатыри. В этот момент посередине реки лед с треском вспучился и из трещины вылетел Горыныч с Персивалем на руках. Тяжело взмахивая крыльями, Змей подлетел к костру и бесцеремонно сбросил юношу на землю. Илья сноровисто принялся откачивать рыцаря, а Змей стремительно, в полете оборачиваясь драконом, взмыл над макушками деревьев. И голос его загремел над лесом и замерзшей рекой:
— Эй, Кощей, выходи на бой, со мной силой померяйся! Али ты только на маленьких нападать смеешь, Заморыш?!
Люди, замершие у костра, никакого ответа не услышали, но Змей вдруг резко сорвался с места и полетел куда-то за лес на той стороне реки. Выкашляв попавшую в легкие воду, Персиваль приоткрыл глаза и проводил Горыныча мутным взглядом. Видел ли рыцарь дракона или принял его за галлюцинацию, Алена не решилась уточнять. Холод прекратился так же внезапно, как и налетел… В котелке вскипятили воду, в нее Илья бросил какие-то собранные в лесу травки и листья. Обжигающим терпким настоем напоили дрожащего Персиваля и напились сами. Илья пристально обшаривал глазами землю вокруг себя. Не смотря на сырость, муравьи встречались и здесь.
— А сделаю-ка я круг из золы горячей вокруг лагеря, — богатырь зачерпнул опустевшим котелком золу из костра и очертил широкий круг, отсекая муравьев от места отдыха друзей.
Впрочем, отдых оказался недолгим. С той стороны, куда улетел Змей, потянуло гарью. Потом появились клубы дыма. Баюн, с тревогой принюхивающийся к ветру, вскочил, вздыбив шерсть.
— Уходим поскорее да подале, чую я, лес там горит, а дым-пламень прямо на нас идет!
Похватав вещи, друзья поторопились отойти подальше от берега. Илья подхватил еще слабого Персиваля, Алеша посадил Баюна себе на плечи. Добрыня задержался на берегу, затаптывая и без того уже потухший костер. Алена оглянулась и увидела, что Добрыня стоит, глядя поверх деревьев и сжимает кулаки так, что побелели костяшки пальцев. Клубы дыма уже переползали через реку.
— Пойдем, Добрынюшка, — Алена вернулась и потянула богатыря за рукав.
Он обернулся и посмотрел на нее бешеными глазами.
— Он же там один за нас за всех заступается, — Добрыня погрозил кулаком в направлении лесного пожара. — Ну попадись мне только Кощей, дух вышибу!
И Алена подумала, что когда они отыщут смерть Кощееву, Добрыню придется долго уговаривать не ломать иглу тут же на месте. «Верно говорят, кровь не водица, — вздохнула про себя девушка. — А ведь это Добрыня еще не знает, что Змей его отец».
Вскоре почва под ногами стала посуше. Осины и клены в лесу сменились высокими соснами. Ветер к счастью изменился, и дым стало относить в сторону. Алена все это время пыталась мысленно докричаться до Змея, но тот не отзывался. Только когда они отошли уже на порядочное расстояние от реки, девушка услышала слабый отзыв.
«Жив! Слава Роду!» — Алена обессилено привалилась к стволу дерева.
«Да что мне сделается? — нарочито бодрый тон явно давался Горынычу с трудом. — Заморышу, чай, больше досталось…»
— Ау, Аленушка, очнись, — Добрыня потряс ее за плечи. — Я говорю, с Черномором бы связаться, чего он там мышей не давит?!
Алена непонимающе взглянула на обступивших ее друзей, спохватилась и достала из сумки блюдо. Черномор отозвался мгновенно, словно давно ждал у своего тазика.
— А где Горыныч? — вместо приветствия спросил карлик, пытливо всматриваясь в лицо девушки. — Как его самочувствие?
— Не дождешься, — процедила сквозь зубы Алена.
— Ты нам зубы не заговаривай, — склонился над блюдом Добрыня. — Обещал Кощея отвлекать, так отвлекай, а иначе дальше идти мы не согласные. Тут и другие есть входы-выходы, и про них нам уже все ведомо. Вот поднимемся на поверхность, по-другому будем с тобой разговаривать!
Черномор с ненавистью глянул на богатыря.
— Ладно, ладно, я подумаю, что можно сделать. Поговорим еще, — последние слова его прозвучали почти угрозой. И блюдо погасло.
Добрыня замысловато выругался, и даже Персивль не стал заступаться в этот раз за «доброго волшебника Блэкмора».
«Аленушка, — еле расслышала девушка тихий зов Змея. — Ты живую воду мне добудь, милая, а то что-то хуже мне становится…»
Девушка всполошилась, кинулась к Добрыне.
— Змею плохо, живая вода требуется…
Добрыня понятливо закивал головой, достал самобранку.
— Ой не будите меня, люди добрые, — сонным голосом заговорила скатерка. — Ой, нет у меня никаких силушек добывать вам еду-питье… А живую воду и подавно не добуду здесь.
Только после долгих уговоров, сдобренная пригоршней живой воды из фляжки Персиваля, самобранка, поднатужившись, выдала им большой котел, наполовину налитый живой водой. Котел был выдран, что называется, с корнем. Литые ножки котла были погнуты, из них торчали испачканные в земле кованные гвозди, каждый с полметра длиной. Подвиг этот отнял у самобранки все силы, она вздохнула и заснула накрепко, не откликаясь уже ни на какие просьбы и посулы.
— Не иначе, это тот самый котел Ворона, — вздохнул Илья, вынимая гвозди, мешающие прочно установить котел на земле. — Ох, надеюсь, не придется нам через его царство возвращаться.
Котел аккуратно установили в сторонке, пополнив сперва запас во фляжке Персиваля. Посовещавшись, решили никуда не двигаться с места до возвращения Горыныча. Илья попытался развести костер, но сырость вокруг была такая, что огонь никак не разгорался. Алена со вздохом достала остатки книги и отдала Илье — на разжигу. Спать укладывались вокруг костра на нарубленных еловых ветках. Алеша в обнимку с Баюном сразу же заснул. Персиваль ворочался, кутаясь в плащ. Его похоже знобило. Илья с Добрыней остались у костра дежурить. Алене тоже не лежалось. Горыныч опять не отзывался, и она места себе не находила от тревоги. Разговаривать никому не хотелось. Они молча сидели втроем у костерка, время от времени с надеждой поглядывая в сторону реки. В конце концов Илья, кряхтя, поднялся.
— А пойду-ка я, проведаю, может помощь ему требуется. Уточни-ка, Аленушка, далеко ли отсюда Горынушка?
— Где я был, там меня уже нет, — послышался знакомый голос, и к костру вышел Горыныч. Алена ахнула, Персиваль, приподнявшись, испуганно перекрестился, а богатыри невольно потянулись за оружием. Змей и вправду выглядел устрашающе. Покрытый множеством запекшихся ран, наполовину человек, наполовину дракон, он двигался с трудом, подволакивая правую ногу. Алена кинулась ему навстречу.
— Да что же это он с тобой сделал?!
Горыныч отстранил от себя девушку.
— Погоди, не подходи ко мне пока… все не подходите. Воду нашли?
Добрыня, прикусив губу, указал на котел. Змей пил жадно, и с каждым глотком к нему возвращался человеческий облик.
— Хорошо, да мало, — с сожалением оторвался Горыныч от опустевшего котла. — Давай, Добрыня, доставай самобранку. Еще столько же мне надобно, иначе огнем дышать не смогу.
Однако, самобранка не отзывалась. И даже не разворачивалась сама.
— Говорил я вам, колдовство людское здесь не действует, — пробурчал Баюн. — Совсем скатерку свою заморили… Да и где ей теперь добыть живой воды? В последний раз она весь котел Ворона сюда притащила.
— А скажи честно, Змей Горынович, — шмыгнул носом Персиваль. — Это не тебя ли мы ехали убивать там, на поверхности?
Змей вздрогнул, Илья с Добрыней придвинулись к нему, недобро глядя на рыцаря.
— Догадался? — вздохнула Алена. — Ты чем старое ворошить, отдал бы лучше Змею свою фляжку с живой водой. Если он не поправится, нам всем отсюда не выбраться.
Персиваль молча отцепил от пояса флягу и протянул Горынычу. Змей помедлил, вглядываясь в глаза юноши, потом улыбнулся и взял флягу, пожав при этом руку молодого рыцаря.
Небо моргнуло. Наступил пятый час вечера, зеленая четверть. Спать укладывались почти успокоенные, оставив дежурить Илью. Но вскоре Персиваль начал кашлять. Алена встревожилась, встала и потрогала лоб юноши. У рыцаря явно была высокая температура. Алена растолкала Баюна и попросила его спать на груди Персиваля — прогреть его как следует.
— Я тебе что, горчичник что ли? — проворчал кот, но перебрался к рыцарю и тихонько замурлыкал, свернувшись калачиком на его груди.
Через некоторое время кашель стих и Персиваль заснул. Алена еще подходила, трогала его лоб, но похоже Баюн знал свое дело, и юноша пошел на поправку. Девушка успокоилась и сама собралась заснуть, но тут тревожно заворочался Горыныч. Алена осторожно, чтобы не разбудить остальных, встала и перебралась поближе к Змею. Илья покосился на них от костра, но промолчал.
«Плохо тебе? — Алена тихонько дотронулась до руки Змея. — Может, нужно что-то?»
«Сон дурной мне приснился, милая. Будто бы Черномор украл у Кощея меч-кладенец».
«Ох беда, коли сон в руку, — вздохнула Алена. — Получится, что мы напрасно здесь страдаем».
Змей приподнялся и сел, привалившись к стволу дерева.
«Силы у меня уходят, Аленушка. А пополнять их нечем. Земля тут мне чужая, не моя матушка. Без живой воды еще одной такой драки я не выдержу».
У Алены сжалось сердце.
«Но ведь и Кощей здесь не в полной силе?»
«Мне сейчас и того хватит, — Змей криво усмехнулся уголком рта. — Вот уж не знал, не ведал, что буду бояться Заморыша».
Алена прижалась к нему, обняла обоими руками, словно пытаясь согреть.
«Мы обязательно выберемся отсюда, назло всем, вот увидишь. А когда вернемся на поверхность, ты сразу поправишься, — Алена потянулась и поцеловала Змея в губы. — Я люблю тебя».
Горыныч порывисто обнял девушку.
«Ради этого стоило сюда идти и все вытерпеть. Ну почему ты так долго не признавалась, солнышко мое ясное? Чего боялась-то?»
«Неважно, — Алена замотала головой. — Помнишь, тогда в Златограде, я не ответила тебе? Теперь отвечу. Да, я пойду за тебя замуж».
Змей откинул голову и взглянул прямо в глаза Алены.
«Клянешься?»
Глаза Горыныча были глубокими, как темно-зеленые омуты. У девушки замерло сердце. То, что происходило сейчас между ними, было серьезно и необратимо, это она поняла вдруг всем своим существом. Алена запаниковала: «Что я делаю? Он же не человек!» Вспыхнули предупреждающими знаками слова Бабы-Яги: «Ты бы еще в Солнце влюбилась!». И вдруг бабушка словно бы оказалась рядом с ней. Яга смотрела на девушку, нахмурившись, и качала головой.
«Так ведь когда-то и у Солнца жена была», — сказала ей Алена, вспомнив старинную сказку.
«Ох, девка, сгоришь, с огнем играючись… Да и богам с человеческими женами жизни не было».
Алена упрямо тряхнула головой, разгоняя наваждение.
— Клянусь, — твердо сказала она вслух.
Змей сжал руку Алены, по-прежнему не отпуская ее взгляда.
— И я клянусь. Огнем своим клянусь быть твоим мужем.
В глубине его глаз на миг зажглись всполохи, а ладонь стала невыносимо горячей. Но Алена не выдернула своей руки и не отвела глаз. Змей улыбнулся счастливо и тут же стал казаться ровесником девушки.
«Вот выберемся наверх, я попью живой водицы вволюшку, поправлюсь, и будем мы с тобой жить хорошо-хорошо», — он зарылся лицом в волосы Алены.
Девушка заснула, прижавшись к Змею, в теплом кольце его рук.
Когда они проснулись, стало еще немного темнее. Залив травяным чаем требующие пищи желудки, путники двинулись вперед, берегом реки, к морю. Никаких серьезных препятствий у них на пути не встречалось. Лесной пожар так и не перекинулся на эту сторону реки. Да и по другую сторону лес стоял пока целехонек, хотя все небо на востоке до сих пор было затянуто дымом. Впрочем, возможно, это был не дым, а тучи. По дороге Алена все высматривала, не попадутся ли где орешки или ягоды. Но все съедобное уже растащили лесные жители — на запас на Кощеев день. Изредка попадавшиеся орехи только дразнили голодные желудки. Но даже голод не мог погасить праздника в душе Алены. Они со Змеем шли порознь, лишь иногда переглядываясь, и от этих улыбчивых взглядов становилось легче терпеть все невзгоды.
Через некоторое время хвойный лес кончился. Они вышли на широкий луг. В вечерних сумерках трудно было разглядеть, что происходит хотя бы в километре от них. Вскоре небо над ними потемнело. В спины ударил сырой ветер и из надвинувшихся туч хлынул ливень. Правда, струи дождя оказались, против ожидания, теплыми.
— Ждали Кощея, а тут на тебе, — Добрыня подставил лицо каплям, жадно хватая их ртом.
По небу прокатились раскаты грома. Друзья в ответ радостно рассмеялись.
— Похоже, я хорошую трепку задал Заморышу, раз он боится теперь даже показываться, — довольно улыбнулся Змей.
— Может, дело не в тебе, Горыныч? — с сомнением пробасил Илья. — Может он боится смерть свою? Может быть, она ему опасная? Чую, близко мы уже находимся.
— Может и так, — Змей беззаботно махнул рукой. — Главное, что нет его поблизости. Это я теперь прекрасно чувствую.
— Если он так боится своей смертушки, может нам ее с собой взять, да поместить в стольном Киеве, на маковку церковную? — хитро сощурился Добрыня. — Он тогда на Русь вовек не сунется.
— Я б не стал ту смертушку и в руки брать, — покачал головой Алеша, — да и вам-то братцы, не советую. Лучше нам отдать ее Горынычу. Пусть уж сам он с ней что хочет делает.
— А что?! Я не против.
Змей лихо засмеялся, и, приплясывая, побежал под дождем, вперед по мокрому лугу. Только у Алены, при мысли о том, что кощееву смерть придется носить Змею почему-то неприятно заныло сердце. Дождь вскоре кончился и небо немного посветлело. А еще через некоторое время впереди показалась синяя полоска моря. Дойдя до берега, они на всякий случай решили еще раз вызвать Черномора. Но колдун на связь не вышел. Попытавшись несколько раз, друзья махнули рукой.
— О чем его теперь спрашивать-то? — пожал плечами Горыныч. — Где смерть Кощева мы и так уже знаем. От устья реки идти надо на юг, вдоль берега. Там будет длинный мыс. С края этого мыса должно быть видно остров. Смерть на острове, наверное, в сундуке, на дубе висит. Вряд ли Черномор знает что-то еще.
— А вдруг он каких-то деталей нам не рассказал? — засомневался Алеша.
— Ну, давайте еще раз попробуем, — вздохнула Алена. — Только, боюсь, он больше на связь с нами не выйдет.
— Да не может такого быть, чтобы волшебник Блекмор нас предал! — всплеснул руками Персиваль. Богатыри в ответ на это только кисло усмехнулись.
— Кстати, — Горыныч внимательно смотрел вверх. — Вороны Черноморовой что-то нет нигде. Ох, не нравится мне все это… Похоже, что мы ему уже не нужны.
Алена еще трижды пробовала достучаться до Черномора. Но тщетно.
— Все. Хватит время терять, — Илья схватил блюдо и с размаху забросил его в море. — Пошли дальше.
Друзья поднялись с прибрежного песка и двинулись вдоль полосы прибоя. Через некоторое время впереди показался глубоко выдающийся в море мыс. Богатыри ускорили шаг. Горыныч, вглядываясь в морскую даль, плотоядно улыбался и нетерпеливо потирал руки. Только Персиваль шел хмурый и растерянный.
«Похоже, он никак не может поверить в вероломство Черномора, — вздохнула Алена. — А где, кстати, Баюн?»
Кот скоро догнал их. Бежал он удивительно бодро и вид имел исключительно довольный и сытый. Даже бока Баюна, кажется, стали шелковисто лосниться.
— Ты где это так подкрепился? — спросила Алена.
— Ну-у, — по морде кота расплылась мечтательная улыбка. — Уговорил тут одну антилопу…
— И съел?! — ужаснулась Алена. — Да ведь все же теперь узнают, что мы…
— Ну зачем сразу съе-ел, — замурчал кот. — Усыпил я ее, и молока вдосталь напился. Поголодают полдня ее детки, всего-то навсего. Я вон сколько на одних только фруктах сидел…
— Помолчал бы, не хвастался, — пробурчал Добрыня. — Другие-то голодные идут.
— А я что? Я ведь и целое стадо усыпить могу! У них там многие антилопы детенышей кормят. Котелок-то давайте, и вам молочка надою.
— Да ну?! — хором переспросили Илья и Алеша.
От одной только мысли о теплом молочке у друзей свело желудки.
— Ну-у… Только я доить не умею. Когти у меня. Вот если Алена со мной сходит…
Обедали они парным молоком местных антилоп. Алена дважды надаивала полный котелок, так что всем хватило. Конечно, для богатырей это была не еда, но хоть что-то. А потом они удивительно быстро дошли до оконечности мыса. Оттуда уже был отчетливо виден небольшой островок, поросший густым лесом. Добрыня вынул из своей котомки свернутую рулоном, как половик, солнечную дорожку, положил ее краем на тихую, почти не волнующуюся воду у берега и, направив к острову, катнул валик вперед. Солнечная дорожка, мгновенно раскаталась и легла блестящей золотом лентой прямо на воду, соединив мыс и виднеющийся вдали берег острова.
— Ну что, пошли? — Добрыня снял, на всякий случай, сапоги, и босиком ступил на золотистую поверхность.
Следом на зыбкую дорожку решился ступить Персиваль. Он тоже разулся и взвалив тяжелый тюк с кольчугой и оружием себе на спину, пошел за Добрыней, шепча молитвы. Осознав, что идет по солнечной дорожке, не проваливаясь в воду, рыцарь принялся молиться еще жарче. Лицо его просто лучилось от счастья. Следом зашагали остальные. Тоже, на всякий случай, разувшись. Последней на дорожку ступила Алена. Ноги приятно холодило, как от соприкосновения с водой, дорожка слегка проминалась под ногой. Ощущение было такое, словно она шла по полиэтилену, положенному на воду, только он почему-то не проваливался под ее весом.
— Стойте! Да куда же вы?! — жалобно замяукал оставшийся на берегу Баюн. — Не борса-айте меня!
Друзья, растянувшиеся уже гуськом по солнечной дорожке, остановились, оглядываясь.
— Кто ж тебя бросает? — удивленно поднял брови Илья, шедший предпоследним. — Пошли с нами, коли хочешь.
— Бою-усь, — завыл Баюн. — Не кошачье это дело, по воде ходить.
— Ну, боишься, так не иди, — пожал плечами Илья.
— Да как же я тут один? Ведь Коще-ей, во-олки!.. — жалобно завыл кот. — Возьмите меня. Я еще пригожу-усь!
— Да никто же не гонит тебя! Пойдем, — Алена поманила его рукой.
Кот поставил, было, лапку на солнечную дорожку, но тут же ее отдернул.
— Не могу я по воде-е ходить! На ручки меня возьмите, а-а?
— Ну что с тобой поделаешь? — Алена вернулась и, подхватив кота на руки, снова ступила на прохладную зыбь. Против ожидания, дорожка держала ее с котом на руках так же прочно, как и без кота. Увидев, что девушка несет Баюна на руках, Илья укоризненно покачал головой, но говорить ничего не стал и двинулся вперед.
Все тайное когда-нибудь становится явным.
Солнечная дорожка оказалась удивительно удобной. Правда, Персиваль, замечтавшись, наступил разок на самый край, поскользнулся и плюхнулся в воду. Но шедший следом Горыныч успел его подхватить и вытянуть на дорожку. После чего рыцарь, с ног до головы мокрый, с мокрым же тюком за спиной, перестал бубнить молитвы и стал внимательнее смотреть под ноги.
«Удивительно, как это он до сих пор не потерял своей тяжелой кольчуги. Так и тащит ее на плечах. И ведь не пригодилась она ему толком ни разу…»
Размышления Алены были прерваны самым необыкновенным образом: Рядом с дорожкой из моря выплыла огромная щука. Она немного приоткрыла рот, и в голове обомлевшей Алены раздался старческий женский голос:
— Поздорову вам, люди добрые!
Приветствие, видимо, услышали все. Богатыри принялись поясно кланяться щуке, а Персиваль снова чуть не свалился с дорожки в воду.
— И тебе поздорову! — хором ответили Баюн и Алена.
— Что-то много вас нынче, — Щука, оценивая, оглядела колонну путешественников. — Раньше-то сюда только по одному ходили… Ну, говорите, чего же вам надобно?
— А ты что, исполняешь все желания?
Алена тут же вспомнила и говорящую щуку из сказки о кощеевой смерти, и щуку из сказки про Емелю.
— Исполняю, а как же, — Щука на секунду скрылась под водой и вынырнула уже с другой стороны солнечной дорожки. — Только обычно одно желание исполняю. Ну да вас тут много, могу и три желания исполнить.
— Лебедь мою увидеть, истосковался уже!
— Добудь нам смерть Кощееву!
— Меч-кладенец мне, и во вчерашний день! Порву на части Заморыша!
— Мясца бы жареного, да побольше!
— Чашу Грааля!
— Да помолчите вы! — Алена опустила кота на дорожку и присела на корточки перед щукой. — Не слушайте их, это они не подумав загадывают!
Щука сощурила кожу вокруг глаз и приоткрыла свой огромный рот, словно смеясь.
— Кабы был тут один только путничек, я б тогда уже исполнила желания, не ждала бы, пока он подумает. Ну да вам, уж ладно, будет скидочка. Хорошенько сначала подумайте. Да запомните еще мои условия. Время вспять я не могу поворачивать. Не могу я трогать силы природные мира этого и вашего, верхнего. Ничего забирать у них не буду я. Убивать да калечить не стану я. В остальном — исполню все, что пожелаете.
— А можно мы потом желания загадаем? — спросила Алена. — Когда дойдем до острова и там кое-что сделаем.
— Отчего же нельзя? Можно, — щука плеснула плавниками и нетерпеливо покрутила головой. — Что ж вы встали-то на полдороженьки? Поскорей тогда идите до острова.
— И правда, что это мы встали? А ну вперед! — скомандовал Илья. — Эка невидаль, щука говорящая. Что же нам, стоять теперь тут до ночи? Вот, когда с делами управимся, будем разговоры разговаривать.
Товарищи снова двинулись вперед. Баюн почему-то вдруг успокоившись, пошел сзади Алены, держась поближе к щуке. А та поплыла рядом с дорожкой, то ныряя, то вновь показываясь из воды.
— А раньше кто сюда приходил? — на ходу поинтересовалась Алена у Щуки.
— Да многие. Всех не упомню. Один даже ничего загадывать не стал. Просто так на остров сплавал и все. Вот дурак-то… А я ведь почти все могу.
— А про остров рассказать нам можешь?
— Нет, — вздохнула Щука. — Про весь мир знаю, и про нижний, и про верхний. А про этот островок — ничего.
— Почему?
— А оттуда в мое море ни одного ручейка не впадает. Я ведь все через воду узнаю. Вода, она помнит. А все реки, все ручейки в океан-море впадают. Я по всем-то морям уже плавала. Уж я всякой водицы-то нюхала. И которой царь Горох умывается, и в которую сам Ворон поплевывал. Только остров для меня — место тайное. Из него ни ручейка нет, ни реченьки, ни какого родника, ключа подземного… Может, вы потом мне расскажете, кто живет, что делает на острове?
— Обязательно расскажем, — пообещала Алена. — Только вы не уплывайте никуда. Надеюсь, мы на острове быстро управимся.
Пройдя по солнечной дорожке, друзья оказались у подножия скалистого берега. Вскарабкавшись на берег, цепляясь за кусты и торчащие камни, они очутились в густом дубовом лесу. Лес был довольно странный. Кажется, здесь не было ни одной птицы. Не было и зверей, и звериных следов. Повсюду между дубами была натянута густая сеть паутины, сквозь которую приходилось продираться. Под ногами и по дубовым стволам шуршали мириады насекомых — муравьев, жучков, паучков, гусениц. Там, где в паутине был прогал, густыми колоннами пролетали туда-сюда пчелы, мухи, стрекозы. Не было только комаров.
Настороженно оглядываясь, товарищи двинулись вперед — в глубь острова. Шли недолго. Даже не успели устать, как впереди показалось довольно большое озеро. Горыныч, вскарабкавшись на самый высокий дуб, внимательно оглядел остров, а затем, расправив крылья, взлетел еще чуть повыше и сделал над островом пару широких кругов.
— Этот остров как чаша. Вся вода стекает в центральное озеро, — крикнул он сверху.
— А большого дуба с сундуком ты не видел? — поинтересовался Илья.
— Тут дубов этих… — Змей спустился и убрал крылья. — Весь остров в дубах. Только вон, полянка свободная. Одна такая на весь лес.
Возле берега озера и правда была широкая поляна. Она сплошь была завалена дубовыми стволами, ветками, корой и прочей трухой. Со стороны леса поляну окружали чахлые, наполовину высохшие дубы.
— Что-то мне этот остров не нравится, — поежился Алеша, осторожно выходя на поляну. — Зверушек тут нет. Птиц нет. Одни червяки да мухи.
— А на поляне этой и тех нет, — подхватил Добрыня.
— На этой поляне и земля не родит, и листва не гниет, — растерев сухую почву в ладонях, Горыныч озабоченно покачал головой. — Уж не смерть ли кощеева все тут так испоганила?
— Зато в озере вода чистейшая! — Персиваль, умыв в озере руки и лицо, радостно рассмеялся. — И на вкус она приятная. Почти как родниковая. Только солоноватая немного. Хотя должна быть с болотным привкусом. Никакого стока из озера не видно. Да и Щука говорила, что вода отсюда не вытекает.
Горыныч зачерпнул пригоршню воды, понюхал ее, отпил немного, прислушиваясь к своим ощущениям:
— Обычная вода. Ни живая, ни мертвая. Только жизни в ней нет. Совсем. Она как будто кипяченая…
— Такая прозрачная, что дно видно! — всплеснул руками Персиваль. — Это озеро не подвержено тлению! — рыцарь, встав на берегу на колени, воткнул свой меч в песок и стал истово молиться, глядя то на озеро, то на перекрестье меча.
— Ни водорослей, ни ряски… И по берегу нет ни травиночки. Что-то здесь убивает все живое, — Горыныч решительно резанул рукой воздух. — Смерть кощееву надо искать на этой полянке, либо в озере. Чую, тут сундук в трухе валяется!
— Ох, не нра-авится мне здесь. Не мо-ожется что-то, — промурчал Баюн. — Пойду-ка я лучше на морской бережок посижу.
— Да и у меня что-то голова разболелась, — заметила Алена. — Может, нам лучше уйти с этой поляны, пока не поздно?
— Ерунда! Сейчас мы быстро все найдем! — Горыныч принялся энергично раскидывать во все стороны устилавшие поляну огромные дубовые стволы. Потревоженные стволы с треском разваливались на части, а многие из них от удара друг об друга просто рассыпались в труху, так что работающего Змея быстро окутали клубы трухи и древесной пыли.
— Ну вот что, — изронил молчавший все это время Илья. — Пусть Горыныч тут пока копается, раз ему дубы кидать понравилось. Мы ему в том деле не помощники, он и сам с дубами-то управится. Только чую я, что тут дело хитрое. Надо нам искать везде по острову. Лучше-ка мы подвое разделимся, да пойдем, посмотрим по окрестностям. Может, что еще найдем, высмотрим? Всяк пойдет отсюда в свою сторону, через лес, до самого берега. А потом обратно, не мешкая. Все осмотрим сперва, потом подумаем, как же разыскать нам смерть кощееву.
Учитывая, что пришли они к озеру с востока, друзья решили исследовать лес в остальные три стороны от озера. Алена с Баюном отправилась на север, Алеша с Добрыней — на юг, а Илья с Персивалем — на Запад. Голова у Алены прошла только на берегу моря. Лес к северу от озера был почти такой же, как и к востоку. Только больше попадалось муравьев и стрекоз.
— Удивительно, что тут совсем нет комаров, — поделилась она своим наблюдением с Баюном.
— Вовсе не удивительно, — промурчал он. — В озере все живое дохнет. Где же комарам разводиться?.. Да и есть им тут некого. Ни мышки не видно, ни птички, не говоря уже о крупных животных. Из кого кровь-то пить? Такие гости, как мы тут дело нечастое. До нас, может, лет сто никого с теплой кровью на острове не было.
— Интересно, а Кощея комары кусают? — улыбнулась Алена.
— А ты спроси его, как увидишь, — кот поежился.
И в этот момент небо моргнуло. Сумерки стали еще гуще, а с моря потянуло холодным ветром. Баюн замер, испуганно вжав голову.
— Шестой час настал. Зеленая четверть. Только спать пока совсем не хочется. Всего два часа нам осталось. А потом наступит ночь, а потом…
— Хватит ныть, — прикрикнула на кота Алена. — Пошли обратно на озеро. Нас, поди, заждались уже.
В обратный путь они взяли немного в сторону, чтобы больше высмотреть. Но на пути попадалось все то же самое. Противная многолетняя паутина между деревьев. Огромные муравейники. Мухи и стрекозы. Попалась еще небольшая полянка с цветами, а на ней пчелы и бабочки. Побродив пару минут по полянке, Алена и Баюн поспешили к озеру. Там уже полным ходом шло совещание.
— Мы грибы нашли. Здоровые, красивые. Сыроежки, и рыжики, и белые, — глаза Алеши азартно горели. — Ох, давно грибного супу мы не кушали… Уж грибы-то тут, вестимо, неразумные.
— Сами вы неразумные! — из зарослей с треском выбрался Горыныч. — Не смейте жрать грибы! Они тут не только разумные, они говорящие!
— Как там? На входе? — опешил Алеша.
— Именно так, — Змей, выйдя на песочек перед озером, принялся стряхивать с себя обломанные ветки и древесную труху.
— Ты разговаривал с ними? — уточнила Алена.
— Конечно, — кивнул Змей. — Я тут со всеми уже разговаривал. И с дубами, и с муравьями…
— А ягоды тут тоже говорящие? — вдруг испуганно спросил Персиваль. Губы у него и у Ильи были синими от сока черники.
— Про ягоды не знаю, — махнул рукой Горыныч. — А грибы все разумные. Я, правда, только с одним пока беседовал… Я этому мухомору говорю — привет, старикан. А он мне — не такой уж я и старикан. Триста лет всего…
— Может, знает гриб твой что-нибудь про смерть кощееву? — прервал Змея Илья Муромец.
— Да не знает он ничегошеньки. Триста лет — разве ж это возраст? Тем более что один здешний год — это ведь, как у нас три месяца. Так что надо делить на четыре. Ему всего семьдесят пять лет по нашему, верхнему счету, — пренебрежительно махнул рукой Горыныч.
«Сколько же лет самому Горынычу, если для него даже триста лет — не возраст? — задумалась Алена. — Он же только ведет себя порой, как мальчишка, а родился еще при сотворении мира. Ему же сейчас точно больше тысячи лет… Ох, лучше об этом не думать».
— То есть, мы опять не поедим по-человечески? — вздохнул Добрыня.
— Не хлебом единым, — прервал его Змей. — Лучше думай, как смерть Кощееву отыскать? Всю поляну я обшарил, а ничего не нашел. И ведь чую, главное, что где-то рядом она, а словно кто глаза отводит.
— Глаза отводит, говоришь?! — встрепенулась Алена. — А что если это грибы прячут сундук? Сделали из него клад, как тот гриб из нашей веревки сделал, а потом меня в невидимку превратил?
— Это мысль! — оживился Змей. — Где там ваши грибы, Алеша? Пошли знакомиться.
— Здравствуй, дедушка гриб, — Горыныч вежливо поклонился торчащему из-под трухлявого дубового пня грибу. Столпившиеся за спиной Змея товарищи тоже поклонились.
— Тихо, тихо! Молодежь мне не потопчите! — поддубовик нервно затряс шляпкой, рассыпая по полянке облако сухих пор. — Отродясь столько двуногих я не видывал. Вы откуда, и какого роду племени?
— Путешественники мы с поверхности, — подмигнув остальным, ответил Змей. — Диковины мира этого осматриваем. Слышали, что тут на острове грибы растут хитро-мудрые, горазды загадки загадывать, да клады указывать. Вот решили проверить.
Гриб польщено усмехнулся.
— Это вам все рассказали правильно. Только со времен моего дедушки не видал я двуногих путников. Я тогда еще маленьким грибком был, а с тех пор ни одного двуногого не видывал.
— А загадки ты какие-нибудь знаешь? — присела перед грибом Алена.
— А как же, — заулыбался гриб. — Мне дедушка много загадок рассказал, когда я клады делать учился. Вот отгадайте: есть три коня — Зеленый, Белый и Синий — ходят кругом и никак не остановятся. Что это?
Друзья растерянно переглянулись.
— Это же про здешний, подземный мир, — вздохнул Добрыня. — Нам-то откуда знать?
— Чего тут знать-то, — зевнул Баюн. — Детская загадка. Это три дня — зеленый, холодный и мокрый.
— Верно, — обрадовано закивал шляпкой гриб. — Вот вам куст малины. Я его давно уже запрятал.
Справа от Алены вдруг возник куст, усыпанный спелыми ягодами. Малина оказалась удивительно крупной и вкусной. Когда с ягодами было покончено, друзья снова окружили гриб.
— А если нам конкретную вещь на этом острове найти надо? — осторожно спросила Алена. — Это можно?
— Чего вам найти-то?
— Смерть Кощея, — прямо ответил Илья.
Гриб вздрогнул и, наклонив шляпку, исподлобья глянул на Илью:
— А не побоишься ли ты, человече, такие загадки разгадывать? Смерть Кощееву те ищут, кому уж своя жизнь не мила.
— А не побоюсь, — с вызовом ответил Илья, и смерил гриб взглядом, от которого поддубовик сразу как-то поник и скукожился. — Самого Кощея не боялся, так нешто загадок его испугаюсь?
— Ну, ты того, не злись на меня, мил человек, — гриб примирительно затряс шляпкой. — Вижу я, что вы не пугливые. Да вот только предупредить хотел. Кощеева смерть — штука опасная. Ну, отгадаете вы загадку, найдете смерть. Да и пропадете все понапрасну.
— Ты нам зубы, гриб, не заговаривай, — притопнул ногой Добрыня. — Живо отвечай, что в ней опасного! А не то искрошу тебя на ломтики! — богатырь, выхватив засапожный нож, демонстративно поводил им перед носом у гриба.
— Да не знаю я, что такого в этой смерти страшного! Только мне мой дедушка сказывал, что кто смерть добудет кощееву, тот и сам недолго будет живехонек… Ведь ее и прятал-то мой дедушка. Может, сам Кощей ему рассказывал. Только там загадка больно хитрая…
— Загадывай свою загадку, — подбоченился Алеша. — Нешто мы все вместе не додумаемся?
— Ну хорошо, — гриб обречено вздохнул. — Коли вам собственная жизнь не мила… Я то есть, предупредил, и если что, я не виноват.
— Ну! — взвыл Добрыня.
— Значит, загадка… Ножик-то убери, а? Отвлекает.
Добрыня спрятал нож в ножны, прикрепленные внутри сапога.
— Загадка такая: За что можно любого дурака купить? — гриб торжествующе обвел взглядом путешественников.
— Тоже мне, велика мудрость, — фыркнул Алеша. — За грош!
— Не такой был ответ! — заспорил гриб.
Друзья задумались.
— А может, ему просто другое название монеты сказали? — предположила Алена. — Добрыня, покажи ему грошик.
Богатырь, порывшись в кошельке, вынул и показал грибу маленькую серебряную монетку. Потом показал местную, золотую.
— Вот, эта, вторая похожа на то, что деду показывали, — кивнул гриб на золотую монету. Он ить не поверил тогда, что загадка настоящая, про то, что есть. И ему показывали, но слово было другое.
— Золото! — осенило Змея. — За золото можно любого дурака купить. Только Заморыш мог такую загадку загадать.
— Никакой не заморыш. Сам Кощей ему загадывал. Мне дед говорил…
— Так клад открыт? — уточнил Персиваль.
— Да, его теперь видно.
К полянке с поваленными дубами возвращались бегом. А, подбежав, не поверили своим глазам — прямо посередине поляны из трухи торчал угол сундука.
— Тьфу ты, напасть! — плюнул Горыныч. — Да я ж спотыкался об него дважды, а вот — не видел!
Находку богатыри осторожно вытащили из трухи и вынесли на берег озера. Замок на сундуке висел внушительный, да и оковки выглядели весьма прочными.
— Все отойдите! — скомандовал Горыныч таким голосом, что никто не посмел возразить. Но и Змей не торопился вскрывать сундук, осторожно осматривал его со всех сторон, словно примерялся.
У Алены холодок пробежал по спине. Она посмотрела на остальных. Сейчас, когда они почти достигли цели, вместо радости ей вдруг стало не по себе. Добрыня нерешительно достал из колчана стрелу с серебряным наконечником.
— Может замок стрелой сбить, а, Горыныч?
Змей досадливо отмахнулся.
— Не пойму, что здесь за заклинания. Бессмыслица какая-то…
И тут Илья решительно подошел к сундуку, и прежде чем Змей успел его остановить, размахнулся своей булавой и одним ударом сшиб замок с петель. Раздался хлопок и что-то ослепительно вспыхнуло. Илья и Горыныч отскочили, прикрывая руками глаза. Запахло почему-то перцем так сильно, что все неудержимо начали чихать. А когда прочихались и вытерли слезы, обнаружилось, что сундук пуст.
— Вон она! — Баюн указал куда-то вверх. — Белая уточка! Тяжело летит, видать совсем крылья ослабли.
Тут уже все подняли головы. Действительно, маленькая белая уточка летела над озером невысоко, тяжело взмахивая крыльями. Не говоря ни слова, Змей сорвался с места, взлетел над водой и помчался в погоню.
— Смотрите, какой необычный сундук, — Алеша присел перед открытым сундуком на корточки. — Стенки у него толстенные, и крышка и дно. А внутри очень мало места.
С неба спустился Горыныч с уткой в руках.
— Вот, живая. И что с ней дальше делать?
Он выжидающе посмотрел на Алену. Девушка уже хотела было ответить, но глянула на несчастную утку и проглотила слова. «Ну неужели придется ее разорвать на части ради яйца?»
— А давайте ее спросим, — шагнул вперед Персиваль. — Слушай, милая, ты яичко снести не хочешь?
— Хочу, — встрепенулась уточка. — Я как раз собиралась, Бабушке сказала, а она обрадовалась. Вот, говорит, и хорошо, вот и чудесно. Только я собиралась, собиралась, да уснула почему-то.
— Так давай, сноси, родная, — Добрыня сорвал с себя шапку и усадил в нее уточку. — А вы не стойте у нее над душой!
— Пойдемте-ка мы все к морю, — протянул Змей, хмуро прислушиваясь к чему-то такому, что слышал он один.
Они так и пошли — впереди Добрыня с уточкой в шапке, за ним Змей, а потом остальные, изо всех сил стараясь не шуметь. Уточка возилась в шапке, и что-то смущенно покрякивала. Солнечная дорожка лежала там, где друзья ее и оставили. Змей, глядя на быстро темнеющее небо, принялся бормотать что-то, загибая пальцы. Потом оглянулся на Добрыню.
— Поторопи ее, сынок. Не нравится мне эта туча на горизонте.
— Я тебе кто, нянька утиная? — огрызнулся богатырь.
— Дай сюда! — Алена решительно отобрала у него шапку. Поставила на землю, прикрыла сверху плащом. — Давай, маленькая, сосредоточься. Никто не смотрит.
Уточка благодарно закрякала, поудобнее устроилась в шапке. И тут Баюн, сидевший рядом с Аленой, вдруг вскочил и вздыбил шерсть. Алена оглянулась. Мужчины стояли с оружием наготове, глядя в одну точку на небе. «Кощей!» — оборвалось сердце у Алены. «Ты за уткой следи! — услышала она мысленные слова Змея. — Остальное — моя забота».
— Как он подлетит, стреляйте в него серебряными стрелами, пока он над морем. Авось, в воду упадет. А потом отступайте в лес, — Горыныч вышел вперед, раскинув руки, заслоняя людей от налетевшего с моря ледяного ветра.
За его спиной богатыри вскинули луки. Персиваль, прикрывшись гербовым щитом, заслонил собой Алену с Баюном. Осторожно выглянув, девушка увидела, как стремительно подлетает к острову птеродактиль-Кощей. Илья и Алеша одновременно выстрелили, но стрелы отнес в сторону летящий впереди Заморыша ледяной ветер. И тут выстрелил Добрыня. Серебряный наконечник вспыхнул, отразив свет солнечной дорожки, и стрела вонзилась в грудь Кощею. Раздался пронзительный вопль, и птеродактиль рухнул в море. И в этот миг уточка радостно закудахтала, словно курица, снесшая яйцо. Алена торопливо подняла ее и, забыв про осторожность, схватила в ладони еще теплое, с мягкой скорлупой, пестренькое яичко. Внутри него что-то постукивало.
От моря раздался рев, и Кощей, смерчем взмыв над водой, помчался на остров. Алена конвульсивно сжала яичко в руках.
— Не трожь! — пронзительный вопль Кощея резанул по ушам. — Не трогай, девка! Сама пропадешь, и всех тут погубишь!
— Меч отдай, — Горыныч обнял девушку за плечи. — А не отдашь, так мы яичко раздавим. И все, что там внутри, как ты понимаешь, тоже, — Змей накрыл своей сильной шершавой ладонью ладони Алены.
«Отдай мне его, родная. Да отойди подальше. Может, не врал гриб? Может оно и правда опасное…»
«Нет уж, — Алена покачала головой. — Если пропадать, то вместе».
Друзья столпились вокруг них, держа оружие наизготовку. Но смерч вдруг исчез. Кощей в человеческом обличье стоял по колено в воде, трагически заломив руки.
— Отдай мне меч кладенец, — голос Горыныча был непреклонен, а его ладонь опасно напряглась.
«Сломает ведь сейчас и яйцо, и иголку, — сердце девушки тоскливо заныло. — А если гриб не врал? Ведь сломает же сейчас, не удержится!»
— Да вы что, с ума посходили все?! — завизжал Кощей и затопал ногами, подняв фонтаны брызг. — Нету у меня больше вашего кладенца! Нет, понимаете?! Черномор его украл. Тварь неблагодарная… Когда он с мечем, его мой холод не берет. Я его уже выловил, слугами обложил — а тут вы с иглой!
— Как только отдашь нам меч, получишь свою иглу назад, — Горыныч скривил губы в недоброй усмешке. — Если хочешь, даже вместе с яйцом ее отдам.
— Ну хорошо, хорошо, — Заморыш умоляюще протянул к Змею руки. — Будет вам меч! Только помни, Змеюшка, все запомните! Кто Ее сломает, тот сам не жилец. Помните!.. — и он, смерчем взмыв в воздух, унесся проч.
— Ну вот, — Змей выпустил руки Алены. — Ты, все-таки, отдай ее мне. Долго носить такое человек все равно не сможет. А я уж как-нибудь справлюсь.
Девушка послушно передала яичко Горынычу. И тут же бессильно повисла у него на плече. Голова кружилась, а ладони онемели, словно на них долго лежало что-то тяжелое.
«Это пройдет, — утешил ее Змей, подхватив на руки. — Теперь все будет хорошо. Теперь Заморыш передо мной на цыпочках прыгать будет. Любое мое желание будет вперед меня угадывать… Нам бы только наверх подняться».
Добрыня поднял свою шапку, отряхнул ее. Белая уточка улетела, видимо, еще во время «беседы» с Кощеем. В приподнятом настроении друзья отправились в обратный путь по солнечной дорожке, наперебой делясь впечатлениями и советуя Горынычу, как подольше трепать Кощею нервы.
— Кладенец он, скорее всего, назад не получит, — Алена вздохнула. — Вот помяните мое слово, сейчас в их разборку вмешается Морской царь, и останутся оба младших братца с носом.
— И правильно! — Илья оглянулся на ходу. — Давно пора было вернуть Морскому его полкольца. Все по справедливости.
— А где щука? — спохватился Добрыня — Уж полдорожки нами пройдено, а рыбки нашей и след простыл. Как назад-то возвращаться будем мы, коль она наши желания не выполнит?
И тут («Легка на помине», — подумалось Алене) прямо рядом с Добрыней из воды вынырнула Щука.
— Здравы будьте, люди добрые, — заулыбалась рыба зубастой пастью. — Быстро же вы на острове управились. Ну, рассказывайте, как там да что, уж больно мне любопытственно!
После того, как Добрыня рассказал щуке все, что они вызнали про остров, пришла пора загадывать три желания. Дойдя до берега, друзья еще немного посовещались, а потом Илья резюмировал:
— Вот какое главное желание. Перенеси-ка ты нас всех на поверхность, да не только нас, но еще двоих наших товарищей, что сейчас на перевале задержалися…
— А меня перенеси к Филиппу Егоровичу, в Мореград, — продолжил Баюн. — Мне наверх без надобности. Расскажу ему лучше про наши приключения, а не то ведь с ума сойдет Филипп от любопытства неутоленного.
Щука плеснула по воде хвостом.
— Ну а третье-то желание?
Друзья переглянулись. Признаться, они посчитали перенос рыцарей с перевала за отдельное желание и ничего другого не придумали.
— А пусть Алена загадает, — сказал вдруг Добрыня. Илья пристально глянул на него, но смолчал, только кивнул головой.
— А можно, я потом, на поверхности загадаю? — Алена умоляюще поглядела на Щуку.
— Отчего ж нельзя, можно. Я ведь и наверху плаваю. Еще свидимся, красна девица.
И гигантская рыба нырнула под солнечную дорожку, плеснув на прощанье хвостом так, что всех разом окатило брызгами. Протерев глаза, друзья ошарашенно огляделись. Ни моря, ни солнечной дорожки не было и в помине. Они стояли у какого-то озера, и ласковые солнечные лучи гладили их лица. Алена как стояла, так и опустилась на траву.
— Солнышко…
Богатыри вытирали рукавами глаза.
— Ишь, отвыкли очи от света нашего ясного, — смущенно пробормотал Добрыня. А Илья с Алешей и Персиваль только счастливо улыбались, запрокинув головы.
— А где Горыныч? — Алена вскочила, тревожно оглядываясь. Ни кота, ни Змея, ни Гавейна с Ивейном не было.
Но встревожиться всерьез они не успели. Прямо из ниоткуда на берегу озера появился сначала Змей, а следом за ним Гавейн с Ивэйном. Оба рыцаря явно были выдернуты из горячки боя. У Гавейна в правой руке был сжат сломанный меч, а левый кулак разбит в кровь. Ивэйн был одет в невидимую одежду Алены — виднелись только ноги и кисти рук, еще размахивающие дубинами. Да еще над всем этим парил в воздухе изрядно помятый горшкообразный шлем. Началась суматоха. Богатыри обнимались с рыцарями, наперебой рассказывая про свои приключения. Алена слушала про битву с Мордредом вполуха. Она смотрела на Змея, который отошел подальше от людей и рухнул ничком на землю, обнимая ее руками.
«Здравствуй, матушка…»
Девушка отвернулась, украдкой вытирая навернувшиеся на глаза слезы. От гомонящей толпы отделился Алеша, подошел к воде, коснулся ее рукой.
— Лебедушка! Я вернулся, милая! Мы все вернулись!
Вода в озере всколыхнулась и в глубине ее показалась хрустальная лестница. Алеша обернулся и помахал друзьям рукой.
— Зовет нас к себе моя женушка, встречу готовит! Так что милости прошу! — и он первым шагнул в воду. За ним пошли Илья с Добрыней и продолжавшие хвастливо рассказывать про свои подвиги рыцари. Алена обернулась на Змея и ахнула. Там, где на траве лежал Горыныч в человеческом обличье, уже никого не было. А в небо, прямо к солнцу, летел огромный дракон, раскинув могучие крылья и сверкая золотой чешуей. Со ступеней хрустальной лестницы обернулся Персиваль.
— Смотрите! Да смотрите же — дракон летит! Как красиво…
Но Ивэйн с Гавейном уже скрылись в озере.
— Они и к лучшему, — Алена вздохнула и тихонько подтолкнула юношу вперед. — Они бы не поняли.
Персиваль печально покачал головой и побежал вниз по лестнице, догонять остальных. Алена еще раз оглянулась, но Змей уже растаял в солнечном свете. И только в ее голове словно бы издалека послышался ликующий голос:
«Я скоро вернусь за тобой, любовь моя! Я скоро вернусь!..»
В чужом пиру похмелье.
Во дворце Лебеди суматоха улеглась не скоро. Все разом говорили, смеялись, обнимались и плакали. Лебедь обрадовала богатырей, что их кони сами вернулись на заставу и бродят теперь по окрестностям. Но, как царевна ни убеждала их, что с конями все в порядке, Илья с Добрыней поспешили к себе, утащив и Алешу.
— Надо в баньке нам с дороги попариться, — Илья решительно пресек все возражения младшего богатыря. — Ну, какая тут под водой баня? Видимость одна.
Рыцарей Лебедь быстренько спровадила в сауну — там их уже поджидали русалки. Алене царевна подготовила нечто вроде салона красоты. Ванна, массаж, волшебный косметический зал…
— Нельзя же совсем за собой не следить, — Лебедь укоризненно покачала перед носом подруги ухоженным пальчиком. — И что ты с волосами сотворила? Ну, ничего, я знаю прекрасное средство — через месяц коса опять отрастет…
Уже через час Алена чувствовала себя заново родившейся. Лебедь нарядила подругу в белоснежную рубашку из тончайшего полупрозрачного шелка и в нарядный сарафан. Короткие волосы Алена повязала узорчатым очельем и с удовольствием оглядела себя в зеркало. «Скорей бы уж он прилетел…»
— Ну, рассказывай, пока нет никого, — Лебедь усадила Алену у накрытого праздничного стола.
— Тебе уж все рассказали…
— Да я про тебя со Змеем! Что у вас там было?
Алена счастливо улыбнулась.
— Он мне предложение сделал. И я согласилась.
— Какое предложение? — не поняла Лебедь.
— Как какое? Замуж за него пойти.
У Лебеди выпал из рук хрустальный бокал с вином. Чудом завис над скатертью и аккуратно встал на ножку.
— К-как, замуж?! — резко побледневшая царевна смотрела на Алену так, словно впервые ее видела. — Да что же это? Как он мог такое сотворить — с человеком?!
— Что ты кричишь-то, — поморщилась Алена. — Все уже произошло, назад не воротишь. Он поклялся своим огнем, что будет моим мужем. И не отговаривай меня, не надо. После Подземного мира я уже ничего не боюсь.
— Глупая ты, — печально покачала головой Лебедь. — Да разве от такого можно отговорить? Он же самой сутью своей поклялся, так что даже захоти ты, ничего уже не изменила бы… — она с непонятной тоской посмотрела на подругу. — Один раз всего Змей жену себе брал. Это еще до моего рождения было, мне Яга рассказывала…
— И что? — подалась вперед Алена.
— Ничего хорошего. Прожили вместе три года, а потом Змей убил ее, — Лебедь залпом допила вино из своего кубка.
— Три года?! — задохнулась Алена. — А что же вы мне все врали, что ни одна любовница Змея дольше месяца не жила?!
— Так то все простые девушки были, вроде тебя, — спокойно пояснила Лебедь. — А женой Горыныча в те давние времена была очень сильная колдунья, дочь самого Месяца Месяцовича. Колдуньям природным любовь Змея вреда не приносит. Вот когда он меня унес… — Лебедь мечтательно посмотрела куда-то сквозь хрусталь пустого бокала. — Впрочем, это дело прошлое. Было, да прошло, и быльем поросло. А вот тебе не здесь сидеть надо, а к Яге бежать, пока Змей не вернулся.
— Никуда я не побегу, — Алена сжала задрожавшие пальцы. — Я тоже ему слово дала.
— Дура! — Лебедь стукнула ладонью по столу. — Да кто ты такая, чтобы женой ему быть? Даже я бы не решилась! Пропадешь ведь, девчонка глупая…
Алена вскинулась было, обидевшись, но тут в зал сверху влетел Змей. Ударился об пол и принял человеческий облик. Вид у него был какой-то странный. Весь недавний задор куда-то исчез, на Алену он вообще старался не смотреть. Алена постеснялась при Лебеди подходить к нему, но кинулась всей душой и… словно врезалась в каменную стену.
— Извини, Лебедушка, я у тебя, похоже, всю защиту снес, — Змей отряхнулся и сел за стол, но не рядом с Аленой, как она ждала, а подальше, по правую руку от Лебеди.
— Ладно уж, — вздохнула Лебедь — Папе сейчас все равно не до меня. А у тебя… Оно с собой? — царевна жадно придвинулась к Змею.
— Оно в надежном месте. Ты про Черномора расскажи.
Лебедь изучающе посмотрела на Горыныча, вздохнула и принялась рассказывать.
— Черномор, как вы уехали, время зря не терял. Отстроил себе на Лукоморье подземную виллу, окружил ее тремя линиями обороны, посадил железный шиповник, специально из Франции заказал из какого-то замка, где спящая красавица. Отвел реку, чтобы текла по полуострову, на реке поставил мельницы. Я сумела подкопаться под его кабинет, сделала там маленькое озерце и теперь могу его подслушивать. Черномор подкупил кого-то из кощеевых слуг, вызнал все планы Кощея и подсунул ему свою новую волшебную машину. Машинку эту он любовно так называл — Бычок, смоляной бочок. Страшненький был бычок. Огромная железяка с рогами, шипами и хваталками. Кощей по ней холодом долбил — стоит бычок. Стрелял всякой магией, даже чем-то огненным поливал. Бычок стоит целехонек — не шевелится. Ну, стоит и стоит. Вреда не приносит. Нет же, Кощею обязательно разрушить его надо было. Ну, подлетел. Рубанул по бычку раз мечом-кладенцом. Как раз пополам бычка разрубил. Да меч-то в нем и застрял. И сам Кощей приклеился. Черномор этого и ждал. Пока Кощей искал способ отклеится, подлетел Черномор на своем ковре-самолете, да и сорвал с меча те самые пол колечка из-за которых весь сыр-бор… Эти пол кольца Черномор приладил потом к своей стрелометной машине. И название-то у этой машины какое-то мерзкое, на Б…
— Баллиста что ли? — усмехнулся Змей.
Лебедь только кивнула в ответ и продолжила:
— Кощей сейчас штурмует Лукоморье, а Черномор выкашивает его силы волшебной б-баллистой. Как ему удалось силу амулета передать каждой стреле, ума не приложу. Ведь по всем законам магии это невозможно. А Черномор прицепляет! На целых полторы секунды. Тебе, Змей, обязательно надо это увидеть!
Тем временем в пиршественный зал вошли распаренные, нарядные богатыри. Лебедь мельком глянула на них и продолжила разговор с Горынычем:
— Папа не вмешивается в драку. Только запретил воевать на море и над морем…
Алеша подошел сзади и обнял Лебедь за плечи.
— Не сейчас, — она досадливо поморщилась и стряхнула его руки. — Ты же видишь. Тут серьезный разговор… — и, уже обращаясь к Горынычу. — Так вот, если Черномор установит эту свою баллисту на ковер самолет… Я ведь говорила уже — он ковер-самолет сделал асбестовый. Его огнем теперь не возьмешь.
Алеша несколько секунд тяжелым взглядом смотрел на жену, а потом молча отошел и уселся рядом с Добрыней. Алена посмотрела на него сочувственно.
«Вот и вся любовь… Верно говорил Добрыня — не дело богатырю любить волшебницу. Господи, а со Змеем-то что? Ну откликнись, милый, скажи, что с тобой?!» Змей не отзывался, и от этого отчужденного молчания Алене становилось все более неуютно на пиру. Она потерянно отщипывала крошки от любимого пирога с ягодной начинкой, изо всех сил стараясь сохранять хотя бы внешнее спокойствие.
Скоро в зале появились счастливо улыбающиеся, умытые рыцари. И начался пир горой. Добрыня принес с собой ожившую самобранку, так что подводные яства чередовались на столе с привычными людям земными кушаньями.
— И еще мне вот этого поросеночка ногу. И паштета побольше. И вот этой… Она съедобная? Тогда передай все блюдо, — командовал Ивейн, жадно глотая маринованную селедку и запивая ее сладким вином.
Гавейн сочувственно глядя на товарища, подавал ему все требуемое. Сам он почти ничего не ел. Только отхлебывал то и дело вино из кубка.
Глянув на растущий бастион тарелок вокруг Ивейна, Алеша насмешливо усмехнулся и произнес:
— У моего у света у батюшки, у попа, у Левонтия Ростовского, была стара собачища прожорлива. Обожралась мясом, да и лопнула.
Богатыри дружно хохотнули. Ивейн гневно глянул на них, икнул, и, схватив поданную Гавейном поросячью ногу, жадно впился в нее зубами.
— Зря вы, господа, насмехаетесь, — укоризненно глянул на богатырей Гавейн. — Посмотрел бы я на вас после трехдневной голодовки… Один из врагов так врезал сэру Ивейну алебардой по шлему, что шлем заклинило и он просто не снимался с головы. Ивейн не только есть не мог. Он даже пил все эти три дня только через соломинку.
Ивейн, оторвав зубами изрядный кусок от поросячьей ноги, кивнул и запил поросятину полной чашей вина.
— Ну, стало быть, сейчас наверстает, — понимающе покивал Илья. — Так вы что же, до последнего момента башню держали?
— А как же! — Гавейн гордо взмахнул рукой, чуть не расплескав вино, а Ивейн утвердительно замычал и закивал головой.
— Сначала у нас кончились стрелы. Потом камни. Но мы не только отстреливались. Мы делали вылазки постоянно. Я нападал на кого-нибудь, а сэр Ивейн, скрытый невидимым плащом феи Елены, — рыцарь, хлебнув вина, кивнул на Алену, — похищал у лучников колчаны со стрелами, или собирал камни. Когда камни и стрелы опять иссякали, мы снова шли на вылазку. Сначала он в невидимом плаще, потом я… Трижды враги прорывались внутрь башни. Но, благодарение Богу, наверх там ведет узкая лестница, на которой можно в одиночку удерживать множество врагов. Два раза мы выбивали врагов с первого этажа башни. В третий раз они догадались воздвигнуть на лестнице баррикаду из сундуков и скамеек, и держали на ней все время двух постовых. Так что добраться до первого этажа стало невозможно даже в невидимой одежде. Да и одежда эта к тому времени изорвалась, — откусив немного от зажатой в правой руке куриной ноги, Гавейн жадно припал к кубку с вином и осушил его одним махом.
— Да вот беда, — продолжил он. — На первом этаже были все наши запасы воды. Слава Богу, что произошло это всего сутки назад. Так что целые сутки мы не только не ели, но и не пили. К тому же атака с первого этажа могла начаться в любой момент. Да что там, все время, пока мы держали башню, нам приходилось по очереди есть. Даже спали мы по очереди…
В подтверждение рассказа над столом разнесся уверенный храп наевшегося, наконец, Ивейна.
— А что же Мордред? — поинтересовался Персиваль.
Долив себе еще вина, Гавейн обвел собрание изрядно помутневшим взглядом и ударил кулаком по столу:
— Мордред, подлая собака, вызывал нас на поединок. Но, помня, как он бесчестно сражается, мы не стали выходить для боя из башни. Атаковать нас в башне он не решился. Знал, что его подстерегают наши камни и стрелы! Все слал и слал в атаку простых латников… Эх, сколько мы их там положили! Жаль, не было с нами тебя, брат Персиваль. Задали бы мы им тогда жару! А если бы туда еще сэра Ланселота… Кстати, как он?
— Да, верно! — встрепенулся Персиваль — что с Ланселотом и прекрасной королевой Джиневрой?
— Да в порядке с ними все, — отмахнулась Лебедь. — Спят.
— Ты так и не сумела разрушить чары дракона? — огорченно посмотрел на царевну Персиваль.
— Ну… Я работаю над этим. И думаю, что уже скоро…
— Не время ждать, когда друзья в беде! — вскочив из-за стола, Гавейн театрально взмахнул рукой, разбрызгав вино из кубка. — Вперед! На дракона! Убьем эту тварь, и чары спадут сами собой!
Змей брезгливо стряхнул с рукава пару капель вина и стал медленно подниматься из-за стола. Лебедь тут же повисла у него на плече и принялась что-то горячо шептать на ухо.
— А мне плевать, — Змей, дернув плечом, стряхнул с себя Лебедь и внимательно смерил взглядом слегка пошатывающегося сэра Гавейна.
Илья, сидевший с другой стороны от Змея, тоже привстал.
— Да что ж ты, Змей, как дитя малое! — богатырь положил руку на плечо Горыныча и попытался его усадить.
Не дождавшись от окружающих бурной поддержки, сэр Гавейн обижено надул губы и плюхнулся в кресло. Как его слова задели Горыныча, рыцарь, похоже, не заметил. Зато Персиваль, сидевший по другую сторону от похрапывающего Ивейна, заметил все. Алена увидела, как стремительно побледнело лицо юноши. Персиваль растеряно переводил взгляд со своих товарищей на Змея и на Илью.
— Я не хочу нападать на дракона, — вдруг тихо но твердо произнес юноша. — Но если дракон сам нападет на нас, то я буду сражаться за своих товарищей.
Горыныч резко повернул голову и посмотрел в глаза Персивалю. Рыцарь побледнел еще сильней, но взгляда не опустил.
— Что же ты творишь-то Горынушка, — продолжал примирительно бормотать Илья.
— Ладно, — Змей снял с плеча руку Ильи и тяжело сел обратно в кресло. — Отпущу их… И королеву, и всех рыцарей. Давно пора. Да все некогда было.
Лебедь облегченно вздохнула, повернулась к Гавейну, чтобы сказать что-то примирительное и обнаружила, что рыцарь уже спит, откинувшись на спинку кресла. Инцидент был успешно забыт и пир продолжался. Краски постепенно вернулись на лицо Персиваля, а вскоре его тоже сморил сон. Он задремал, привалившись головой на плечо храпевшего Ивейна. Илья затеял долгую беседу о смысле жизни с Горынычем. Алеша, тем временем, в компании с Добрыней уговаривал третий кувшин дорогого подводного вина.
— Да… Мы теперь на заставе хорошо заживем! — захмелевший Алеша приобнял Добрыню за плечи. — Пол наконец-то починим. Крыша вот, на конюшне прохудилась… Да нам теперь никакие вороги не страшны! Самобранка-то у нас ученая, живую воду вмиг доставит…
Змей Горыныч медленно поставил на стол ведерный кубок, из которого безостановочно пил вино, и нехорошим взглядом уставился на Самобранку.
— А откуда она ее возьмет — живую воду-то?!! — его руки впились в край стола. Скатерка испуганно ойкнула. — Уж не из моих ли запасов — ближе-то не откуда! — глаза Змея засветились алым огнем. В пиршественной зале заметно потеплело.
— Не надо, Горынушка. Ох, не надо, — засуетилась Лебедь. — Мы же под водой. Ты дохнешь, так мы тут все сваримся.
— А живую воду воровать надо? — в пол голоса спросил Горыныч, медленно сминая в кулак скатерть самобранку.
— Ой не трогай ты меня Горынушка-а, — истошно заверещала самобранка. — Для тебя таскала, ты не гневался, уж припомни, сколько было выпита-а…
Змей сдернул самобранку со стола и смял ее в руках. Упав со скатерти, разбился кувшин с вином. Серебряная салатница, с дребезгом разбрызгивая содержимое, укатилась под скамейку.
— А теперь не будешь таскать… Если хоть один раз, хоть глоточек… Сожгу.
Одним взмахом сбросив со стола еще полдюжины приборов, Змей кинул скатерть на освободившееся место:
— Живой воды мне. Живо! Развернись!
Самобранка немедленно развернулась, и на ней тут же появился ковшик с прозрачной водой. Богатыри, Лебедь и Алена смотрели на происходящее в немом оцепенении. Горыныч взял ковшик, глотнул, и, удовлетворенно хмыкнув, поставил его обратно на скатерть. По залу пронеслись струи прохлады, и общий жар стал постепенно спадать.
— Все поняла. Молодчина, — он похлопал по скатерти ладонью. — Свернись.
— Живая? — осторожно спросила Лебедь.
— Нет. Просто минеральная. Причем очень чистая, — и Горыныч улыбнулся. Впервые за весь пир.
Выходка Горыныча заметно изменила к нему отношение богатырей. Добрыня и Алеша словно разом вспомнили, с кем имеют дело. Привычное уже по Подземному миру панибратство в отношениях испарилось начисто. Даже Илья от греха подальше отодвинул свое кресло на пару метров от Змея Никто из них не посмел возразить пышущему жаром Горынычу. Но веселый пир был испорчен. Добрыня поскорее свернул самобранку и обиженные богатыри, пошатываясь, выбрались из-за стола. Добрыня позвал с собой Алену, но девушка покачала головой.
— Я еще здесь побуду. Вы идите, я потом.
Добрыня переглянулся с Ильей, тот глянул на Лебедь. Царевна успокаивающе покивала ему головой.
— Я ее потом провожу, вы не беспокойтесь. Алеша, а ты куда?!
Младший богатырь тоже направлялся к выходу из залы. Лебедь кинулась следом за мужем, но тот отстранил ее одним движением руки:
— Не сейчас… Потом… Может быть…
Лебедь постояла пару секунд, заломив руки, а потом пожала плечами и вернулась за стол, к Горынычу. Змей сидел чернее тучи, и, прислушиваясь к чему-то внутри себя, допивал очередной кубок с вином.
— Да что это с тобой сегодня? — Лебедь осторожно убрала подальше от Змея последний уцелевший кувшин вина. — Никакого задора, одна только злоба… Не смерть ли кощеева на тебя так действует? Так может, я могу помочь? Ты бы хоть показал мне ее, а?
Змей досадливо дернул щекой.
— Говорю же, спрятал я яйцо. В надежном месте. Кстати, совсем забыл. На вот, передашь Персивалю, когда проспится, — он протянул Лебеди бутыль солидных размеров. — Это живая вода, я ему должен. Между прочим, в Лукоморье сейчас битва разгорается. Ты бы организовала наблюдение. Проследить за твоими дядьями не помешает.
Лебедь встрепенулась и, поставив на стол бутылку, кинулась к большому зеркалу, украшавшему одну из стен залы. Алена поторопилась пересесть на ее кресло, рядом со Змеем.
— Что с тобой, в самом деле? — Алена легонько дотронулась до руки Горыныча. — Как вернулись, радовался, а теперь как на похоронах сидишь.
— Вылечился я, Аленушка, — голос Змея звучал печально, словно это выздоровление его совсем не радовало. — И все вспомнил. ВСЕ!
Алена сглотнула возникший вдруг в горле комок.
— Ну и что? Я-то ведь ничего не забывала и все равно люблю тебя. Я ведь в прошлом году сбежала не потому, что испугалась, а из-за твоего зарока перед Родом. Из-за того, что ты всех этих вдов… жалел. Глупая я тогда была. Теперь-то уже не убегу. И не боюсь я ничего…
— А надо бы, — Змей откинулся на спинку кресла и с силой потер лицо ладонями. — Я убиваю тех, кого люблю, понимаешь?! Всегда убиваю. А тебя… Да мне легче самому умереть!
— Ну, где вы там?! Смотрите! — Лебедь отошла на пару шагов от зеркала. — Вот каким оно теперь стало, Лукоморье… Как знать, может, не сожги мы тогда бороду Черномору, иначе бы все обернулось. Замок-то его белокаменный был таким красивым.
Взглянув на полуостров, Алена вспомнила панораму битвы на Курской дуге. Тут и там среди опаленной, изрезанной траншеями земли были разбросаны тела каких-то чудовищ или обломки механизмов. Вместо дубового леса и пышных садов среди гор перелопаченной земли и строительного мусора лишь кое-где виднелись чахлые, пожелтевшие кусты. От материка полуостров теперь был отрезан широким каналом, использовавшимся в оборонительных целях. По обе стороны от канала чернели валы и траншеи, обсаженные железным шиповником, вьющимся, словно колючая проволока. Три водяных мельницы, колеса которых прежде крутила идущая по каналу вода, теперь не работали. Одна мельница горела неестественно ярким пламенем, а две другие уже лежали в руинах. Вода в канале перед ними вышла из берегов и медленно заливала окрестности. На валах и в траншеях внутри полуострова кипела активная деятельность. Десятки людей рыли, что-то куда-то перетаскивали. Спешно возводилась еще одна линия обороны. Посреди полуострова серым неровным пятном возвышался огромный бастион, в центре которого, на ржавой железной турели крутилась конструкция из дерева и железа, на вид похожая на огромный арбалет с оптическим прицелом и дюжиной дополнительных устройств непонятного назначения. Вокруг турели бегал, размахивая руками, лысый карлик с искаженным от волнения лицом — Черномор. По всему полуострову были хаотически разбросаны различные постройки. Некоторые из них уже догорали. В нескольких, еще уцелевших, шла, видимо, упорная работа. Нещадно чадили трубы, крутились колеса. Лоснящиеся от пота люди то и дело вывозили оттуда что-то непонятное на тележках и сваливали в груду недалеко от входа. По ту сторону канала, на материке, земли видно не было. Только клубился черный туман, из которого порой вылетали или выползали новые чудища Кощея.
«Лукоморья больше нет, от кота простыл и след.
Дуб годится на паркет, так ведь нет.
Выходили из избы здоровенные жлобы
Порубили все дубы на гробы»
— вспомнилось Алене.
«Метко подмечено, — Змей положил ей руку на плечо. — Сама придумала?»
«Нет. Это Владимир Высоцкий… Давно написано, но такое ощущение, что он все это видел».
Тем временем одна из тварей Кощея, взмыв из черного тумана полетела над полуостровом. Следом за ней устремились еще три таких же. Черномор тут же подскочил к своей машине и принялся крутить и дергать какие-то рычаги у ее основания. Баллиста, резво повернувшись, стрельнула в первую из тварей. Вылетевшее из баллисты копье, ярко сверкнув на солнце, впилось в перепончатое крыло кощеевой твари, и та, войдя в штопор, рухнула у подножия бастиона. Из ее блестящего брюха повалил густой черный дым. Остальные перепончатокрылые твари тут же бросились в рассыпную и хаотично закружили вокруг бастиона, забрасывая его, и окрестности зажигательными снарядами. В небо взмыли новые клубы дыма и огня. Один из снарядов упал рядом с баллистой, и занявшееся на месте его падения пламя коснулось своими языками нижней части механизма. Десяток черноморовых людей тут же бросился засыпать разливающееся пламя песком. Твари, кружа, подлетали все ближе к баллисте. Черномор, выпустил по ним еще пару сверкающих копий, но промазал.
Тем временем на разливающиеся воды канала пахнуло холодом. Вода моментально покрылась толстым слоем льда, и по этому льду из черного тумана на Лукоморье устремились десятки разнообразных, ходячих, ползучих и колесных, по большей части механических, тварей.
Горыныч за спиной Лебеди украдкой взял за руку Алену и вложил ей в ладонь маленький ларчик.
«Возьми и спрячь. Никому на отдавай, разве только Яге. Там игла». И прежде, чем Алена успела что-то сказать, Горыныч шагнул к волшебному зеркалу.
— А слетаю-ка я туда. Не хочется, чтобы Кощей это кольцо первым брал. И вообще…
— Только ты осторожнее, — Лебедь сделала несколько пассов руками и кивнула Змею. — Лети.
— Не надо! — Алена кинулась к Горынычу, но тот одним прыжком влетел в заколыхавшуюся гладь зеркала.
Когда закончится это сраженье,
И если ты доживешь до рассвета,
Тебе станет ясно, что запах победы
Такой же едкий, как дым пораженья.
А ты один средь остывшей сечи,
И нет врагов у тебя отныне,
И небо давит тебе на плечи,
И что же делать в этой пустыне?
Горыныч взмыл над Лукоморьем, на лету принимая облик дракона. Одна из перепончатокрылых тварей Кощея, сбитая в этот момент Черномором, стала, пылая, разваливаться на части прямо в воздухе, а две других тут же кинулись на Змея, признав в нем враждебную силу.
Алена заметила, что кроме огромной баллисты по Змею, как и по кощеевым тварям, с земли бьют еще несколько метательных машин и два десятка обычных стрелков с луками и арбалетами. Горыныч дернулся от боли после попадания в него одним из снарядов.
«Боже мой! Что ты делаешь? Зачем тебе надо лезть в самое пекло?!» — Алена сжала руки у груди, молясь всем богам за Змея.
Горыныч, тем временем, переломив ударом хвоста одну кощееву тварь, и плюнув огнем в другую, оглушительно зарычал и спикировал к самой земле. Хотя других звуков зеркало Лебеди не передавало, рык Змея был слышен в подземном дворце. Из глотки дракона вырвался поток огня. Черноморовы солдаты, побросав арбалеты и метательные машины в ужасе бросились прочь с позиций или вжались поглубже в свои оборонительные траншеи и щели. Спичкой вспыхнуло какое-то здание и одна из малых метательных машин Черномора. Остановились и растерянно замерли кощеевы твари, атаковавшие Лукоморье по земле.
Затем, в наступившей абсолютной тишине, словно в замедленном кино, Горыныч спикировал на главную баллисту Черномора. На ту самую, что стреляла заколдованными копьями. Спикировал он открыто, подставляясь под удар уже заряженного магической силой копья. Змей ударил огнем раньше, и баллиста, вместе с железной турелью, в одно мгновение вспыхнула ярким белым пламенем. Но, в следующую секунду еще не сгоревшая машина нанесла ответный удар. Сверкнув, ярче драконьего пламени, заряженное разрушительной силой меча-кладенца копье ударило Горыныча в грудь. Змей рухнул на пылающую конструкцию и обрушил турель и баллисту наземь.
Алена даже не смогла закричать. Всю ее скрутила страшная тупая боль. В голове раздавался гул огня и рев Змея — рев смертельно раненого зверя. От рухнувшей баллисты во все стороны с ужасом разбегались черноморовы слуги. Только самого карлика не было видно. Змей забил крыльями, и огонь, охвативший, было, баллисту, бесследно исчез. Горыныч запустил коготь в хитросплетение проводов, железа и сверкающих каменьев и, разрывая сложную конструкцию, как гнилую ткань, извлек из недр баллисты волшебный амулет — половинку кольца сил. Змей взревел, но почему-то не торжествующе, а обречено. Взгляд дракона остановился. Движения стали замедленными. Откуда-то с низу, возможно прямо изнутри распотрошенного механизма, выскочил вдруг обгоревший и исцарапанный Черномор. Он в прыжке вцепился в медленно сжимающуюся лапу Горыныча и принялся вырывать из нее половинку кольца.
— Не-ет!! — Алена отчетливо чувствовала, как все холодеет у Змея внутри, как жизнь утекает из него сквозь пробитую копьем рану на груди.
Черномор вырвал амулет из стремительно каменеющей лапы Змея, и могучие когти осыпались вниз каменной крошкой. Сжав амулет в руке, карлик растерянно огляделся вокруг, словно не веря еще своей удаче. И, подтверждая его опасения, прямо над головой Черномора возник черный птеродактиль, тут же схвативший брата за горло.
— Отдай-й! — зашипел Кощей, взмывая над Лукоморьем.
— Не отдам, — прохрипел Черномор, одной рукой сжимая кольцо, а другой пытаясь оторвать от себя птичьи пальцы.
— Голову оторву! — шипел Кощей, стремительно унося карлика все дальше на север, в свое морозное царство.
Они неслись уже над морем. Еще секунду назад на море была безоблачная погода, но теперь, сгущались тучи, и волны поднимались все выше. Похоже, назревал шторм. Но Черномор и Кощей этого не замечали. Черномор вцепился уже двумя руками, пытаясь освободить свое горло от железной хватки кощеевых пальцев.
— Отдай-й… Хуже будет, — шипел птеродактиль.
— Не отда!.. — посиневший Черномор отчаянно дернувшись, вырвался из кощеевых лап, и полетел вниз, в море. Амулет вылетел у него из руки. Карлик, нимало не заботясь о стремительно приближающейся воде, принялся всеми руками подгребать, планируя к амулету.
— Не уйдеш-шь! — Кощей тоже пикировал сверху на амулет.
И тут в лицо братьям снизу ударил сильный встречный ветер, отбросивший их назад и вверх. Огромная волна, поднявшаяся с поверхности моря, приняв на миг вид человеческой руки, схватила в кулак половинку кольца сил.
— Все, — Лебедь захлопала в ладоши. — Папочка забрал его себе.
Черномор, кувыркнувшись пару раз в воздухе, плюхнулся в море и скрылся под водой. Следом за ним в воду нырнул и черный птеродактиль.
— Я хочу при этом присутствовать, — царевна махнула рукой, меняя изображение, и в следующий миг одним прыжком влетела в зеркало.
— Погоди! — Алена кинулась за царевной, но та уже была во дворце Морского царя.
Алена в отчаянье ударила в зеркало кулаком. Ей хотелось бежать, лететь туда, где терял силы, умирал, может быть, уже умер ее Змей. Умер. Это не укладывалось в сознании. Но Змей больше ей не отвечал. И вдруг в зеркале вновь отразилось Лукоморье. Гладь зеркала пошла кругами, словно приглашая шагнуть внутрь. Алена даже не удивилась этому чуду, просто очень обрадовалась. «Живая вода! Нужно захватить живую воду» — девушка метнулась к столу, схватила бутылку, принесенную Змеем. — «Персиваль простит». Девушка сунула шкатулку с кощеевой смертью за пазуху, прижала к себе драгоценную бутылку и шагнула в зеркало.
У нее закружилась голова, а через секунду она уже упала на что-то жесткое и угловатое. Вокруг плавали клубы дыма, от них першило в горле и щипало глаза. Где-то что-то взорвалось. Грохот, треск пламени и далекие стоны. А прямо перед ней лежал Змей. Полностью окаменевший. Алена дрожащими руками попыталась откупорить бутылку, пробка не поддавалась. Девушка вцепилась в нее зубами, выдернула и вылила всю воду на морду дракону. Там, где стекала живая вода, кожа Змея приобретала теплый зеленый цвет. Веки его дрогнули, и Алена уже обрадовалась было, но стоило воде стечь на землю, как камень вновь стал камнем.
— Это ему уже не поможет, — услышала девушка и резко обернулась.
Сзади нее стояла Баба-Яга, опираясь на метлу. Поодаль виднелась большая ступа.
— Помоги ему! — Алена упала перед Ягой на колени. — Что хочешь для тебя сделаю!
— Да что ты, милая! — бабушка подняла Алену. — Если бы я могла, помогла бы непременно. Да только не в моей это власти. Верно, живая вода ему нужна, да не та… — Яга виновато отвела глаза от умоляющего взгляда Алены.
Послышался хлопок, и сверху на развалины баллисты свалился Кощей — встрепанный, в человеческом обличье.
— Ты! — его костлявый палец указал на девушку. — Все ты виновата! Отдай иглу, а не то в порошок сотру!
Яга шагнула вперед и заслонила собой Алену.
— Ишь, раскомандовалси, — бабушка замахнулась на младшего брата метлой. — Тебе не требовать, а просить надо, да повежливее. Законов не помнишь?
— Не надо ему просить, — тихо сказала Алена и достала шкатулку. Кощей и Яга замерли, с изумлением глядя на девушку. — Я отдам, только пусть он поклянется, что никогда не нападет на Русь и не причинит никакого вреда богатырям.
— Клянусь! — Кощей вскинул руки. — Небо, вода и воздух свидетели. Ну, отдавай! — он жадно протянул руку.
Алена покачала головой.
— Я же не сказала, что отдам иглу тебе, — она невесело усмехнулась при виде вытянувшегося лица Кощея. — Возьми, так будет правильно, — и Алена отдала шкатулку Яге.
Бабушка посмотрела на Алену непонятно — то ли с жалостью, то ли с уважением. Хотела что-то сказать, но передумала, только кивнула. Кощей злобно плюнул.
— Зря ты, сестра, с ней возишься. Это ведь из-за нее произошло, — он театрально обвел рукой руины. — Кто знает, что дальше будет? — и вихрем унесся в небо.
— Эхе-хе, — Яга, разом постаревшая лет на двести, глянув на окаменевшего змея, скорбно покачала головой. Тяжело опираясь на метлу, она молча влезла в ступу и взлетела в небо. Алена осталась одна у камня. Дрожащей рукой она погладила окаменевшего дракона. «Прости меня, я хотела тебя спасти, а вышло наоборот. Это я должна исчезнуть, а вы все живите. Яга говорит, не та живая вода тебе нужна… Кровь — тоже живая. Может хоть это у меня получится. Все равно я без тебя жить не смогу».
Алена внимательно огляделась. Среди развалин валялось немало брошенного оружия. Она подобрала длинный тонкий кинжал. «Кинжал милосердия, — вспомнилось ей названия оружия. — Хорошо, мучиться не буду». Девушка приставила клинок к камню, глянула на небо, закусила губу и упала грудью на острие. Там, где клинок задел по кости было очень больно, и потом изнутри груди словно разлилось что-то жаркое и саднящее. Лицом она упала на шершавую каменную спину Змея, уже забрызганную кровью, и почувствовала, как сползает, падает вниз. Хотелось закричать, не столько от боли, сколько от страха. Но силы кричать уже не было. Потом не стало ни боли, ни света.
Алена пришла в себя на заставе, в своей комнате, на постели. Судя по тому, что солнышко светило прямо в восточное окошко светлицы, было раннее утро. Немного ныло в груди, но в целом девушке было необыкновенно легко. Рядом на стуле сидела царевна Лебедь.
— С возвращением, Аленушка, — Лебедь, державшая ее за руку, наклонилась и поцеловала подругу в щеку. — Ну разве можно так, одной, не подумавши! Хорошо, Яга вовремя на Лукоморье оказалась, унесла тебя к себе, мертвой да живой водой выходила. Потом Добрыня тебя сюда забрал.
— Что с ним?
— С Добрыней? — Лебедь удивленно подняла бровь.
— Со Змеем.
В глазах Алены было столько мольбы и надежды, что Лебедь отвела взгляд и вздохнула.
— Понятно, — голос Алены дрогнул. — А богатыри? Они здесь? — Алена обвела глазами комнату.
— Уехали, — царевна поправила на Алене одеяло. — Отправились к источнику с живой водой. Котел взяли из пещеры Горыныча и поехали. Это Илья придумал. А рыцари вернулись домой, все кроме Персиваля, он с богатырями поехал. Как только они поняли, что ты выздоравливаешь, так сразу и уехали.
Вспомнив о своей попытке уйти из жизни, Алена от стыда спрятала глаза. Но Лебедь смотрела на нее не с сочувствием, а с уважением.
— Ты знаешь, наверное, он прав был, когда тебя в жены выбрал, — Лебедь вздохнула. — Это я дура, ты меня прости. Я бы так не смогла — на нож, ради него.
— Так все же напрасно, — всхлипнула Алена.
— Как знать, — Лебедь покачала головой. — Яга говорит, сердце у Горыныча вроде бы снова бьется. Окаменевает он теперь медленнее. Яга говорит, ему теперь и живой водой помочь можно, если сразу много вылить. Вот только богатыри наберут полный котел только дня через три, может быть уже поздно.
— Почему? — приподнялась на постели Алена. — Что еще ему грозит?
Лебедь поморщилась.
— Да дядюшка мой, Черномор ходит теперь постоянно пьяный — клятву-то он нарушил, вот вода ему теперь и не в прок, пьет вино и пиво. Как бы он там чего с пьяных глаз со Змеем не сотворил.
Алена, вскочив с постели, обнаружила, что совершенно голая и принялась лихорадочно одеваться.
— Что же мы здесь сидим? За ним же приглядеть надо!
— Приглядеть и отсюда можно, — Лебедь достала из поясной сумочки небольшое зеркальце и дунула на него. — Нет, ты полюбуйся, это же сплошная семейная идиллия!
Алена из-за плеча царевны заглянула в зеркальце. Лукоморье уже почти очистили от завалов, на берегу рабочие возводили какие-то стены. Рядом рыли еще один котлован, тащили какие-то камни и сваи. Сам карлик с бутылкой вина в руке и тарелкой полной устриц на коленях сидел на табурете около окаменевшего Змея, а рядом с ним стоял Кощей. Братья о чем-то мирно беседовали. Лебедь провела ладонью над зеркальцем и Алена услышала:
— Слушай, Черномор, продай ты мне эту статую. Даю тысячу золотом.
— Не, не продам, — Черномор, похлопав по каменной морде Змея, отхлебнул из бутыли вина и принялся открывать одну из устричных раковин. — Оно мне душу греет… Ну кто бы мог подумать, что я могу вот так, запросто, Горыныча шмякнуть?
— А жить ты тоже на этой статуе будешь?.. Ты вон дворец строить взялся. Деньги-то, небось, пригодятся. И потом, он ведь когда совсем остынет, может и пополам треснуть, и вообще на камушки рассыпаться.
— Так ведь на тысячу мне все равно дворца не построить… — Черномор снова отхлебнул вина и протянул Кощею тарелку с устрицами. — Хочешь?
Кощей, глянув на устриц, брезгливо поморщился:
— Ну а полторы тысячи?..
— Семь, — Черномор хитро сощурился, и, еще раз отхлебнул вина.
— Ты что ли стены из золота строить собрался? — возмущенно всплеснул руками Кощей.
— Из мрамора. А потолки лепные, с позолотой… А крышу сделаю из чистого серебра, чтоб сверкала — карлик мечтательно оглядел руины Лукоморья. — А вокруг английский сад. Кипарисы…
— Ну хорошо, — скривился Кощей. — Две.
— Да это только на мрамор и лепнину. А я еще фонтаны хотел, статуи… Ну, хотя бы пять тысяч…
— Уж не думаешь ли ты, что я буду оплачивать все твои прихоти ради какого-то куска камня?
— Да ты ж на золоте ешь, по золоту ходишь. Что тебе, убудет от четырех тысяч?
— Я потому и хожу по золоту, что не трачу его направо и налево, — Кощей отошел от статуи Горыныча и отряхнул руки. — Или ты мне отдаешь этот кусок камня за две тысячи золотых, или сиди тут, без дворца, обнимайся со своим Змеем.
— Ну хорошо, — Черномор вздохнул и протянул Кощею руку. — Только деньги вперед.
Они ударили по рукам и Кощей взвившись смерчем тут же скрылся из виду.
— Ты это видела? — Алена вскочила с кровати и заметалась по комнате, переодеваясь в свой старый походный костюм. — Надо торопиться. Есть у меня одна идея. Лебедушка, я сейчас в лес схожу, а ты меня потом на Лукоморье переправишь?
— Ладно уж, — Лебедь вздохнула. — Иди, все равно тебя не удержишь. Ты потом к морю подходи, позови меня.
За то время, пока Алены не было в Заповедном лесу, Буба немного подрос. Почва вокруг него была основательно унавожена, перекопана и полита. А из земли теперь торчали аж три корешка.
— Потерпи еще две недельки, Глумушка, и ужо я отпущу тебя до дому.
— Все то ты обещаешь, — вздохнул Глум (это он привел Алену к Бубе и теперь нетерпеливо мялся у нее за спиной).
— Да не жди ты ее, иди уж, — махнул веткой Буба, видя, что Алена не решается начать разговор при постороннем. — У нас тут беседа, чую, долгая. А дубы-то пропадают от плесени.
— Иди, иди, коли торопишься. Я как-нибудь сама обратно доберусь.
Когда Глум скрылся, Алена подошла к Бубе вплотную и шепотом спросила его:
— У тебя шишечки еще остались?
— Да есть пока. Я, правда, Глуму обещал… А тебе для чего?
— Ты понимаешь, есть у меня подозрение, что может она помочь… Ты лучше расскажи мне сперва про шишечки эти. Что они такое? Откуда взялись?
— Шишечки, — Буба мечтательно улыбнулся. — Есть такое дерево. Кто-то видит его как ясень, кто-то как дуб. Глум вот, видит его, как дерево кедровое… Как знать, какое оно в самом деле? Растет это дерево из самой что ни на есть глубины. Растет сквозь весь этот мир. Да и другие миры, думаю, задевает. Сдается мне, что на дереве этом весь мир и держится…
— Древо жизни? — уточнила Алена.
— Ну, можно и так назвать… Где оно растет я объяснить не могу. Оно везде. Я вот, леший, вижу его. Оттого я и леший. Где жизнь, там и дерево это. Оно и есть — жизнь. А шишечки — того дерева семена. Наш, заповедный лес, особенный. Шишечки тут появляются чаще. Другие, небось, считают, что у меня, в заповедном лесу это дерево и растет. Чем лес заповеднее, тем там жизни больше. Так вот, в этой шишечке жизненная сила. Посадишь ее — кто-нибудь вырастет. Может, леший какой, может, кикимора, а может и неведома зверушка… Только выращивать, дело хлопотное, трудное. Можно шишечкой вылечить кого или омолодить… Всяко можно такую шишечку на дело применить.
— А из каменного, обратно в живого эта шишечка превратить может?
— Да неужто кто-то из твоих диких богатырей окаменел? — удивленно всплеснул ветвями Буба.
— Ну, вроде того, — Алена глубоко вздохнула.
— И, небось, именно тот, по которому ты сохнешь?
— Угу, — девушка присела на траву и шмыгнула носом. — Только ты ведь все равно шишечку Глуму обещал…
— Вот что, — Бубуа заскрипел и зашевелил ветвями. — Ты подними корешки. Вот эти. Тяни, тяни их, не бойся. Все равно мне искореняться скоро. Вот. Видишь, две у меня шишечки, две. Возьми ту, что побольше. Если останется, от нее что — верни. А ту, что поменьше я Глуму за работу отдам. Или половину. Я ж ему шишечку за год обещал, а ходить я стану, похоже, намного раньше.
— Спасибо тебе, Буба, — Алена взяла шишечку и, обняв Бубу, поцеловала его в зеленую, древесную кору. — Если тебе что-нибудь будет нужно, ты только скажи. Век тебя не забуду, все-все сделаю.
Алена шла назад, к заставе, прямо через лес, по памяти, там, где волок ее за руку Глум. Правда, корни и кусты теперь не расступались у нее под ногами, так что быстро идти не получалось. Зато по дороге ей пришла в голову еще одна дельная мысль. Алена заставила себя идти помедленнее и мысленно позвала Бабу Ягу. Та отозвалась сразу, словно ждала этого вызова.
— Бабушка, милая, ты же видишь, я на все готова, — Алена присела на поваленное дерево, прижимая к груди драгоценную шишечку. — Скажи, что Змею надо для выздоровления?
— Нужна воля к жизни, а ее, похоже, нет, — Яга вздохнула. — А ты девка бедовая, молодец. Я тогда даже намекнуть боялась про жертву-то. Кровь твоя его разбудила, а то бы уже давно в камень обратился. А теперь снова он застывает. Попробуй с ним поговорить. Меня он не хочет слышать. А у тебя может получиться, — голос бабушки стал умоляющим. — Верни его, Аленушка, нужен он миру этому. Ты только верни его, а уж я потом расстараюсь, все-все улажу.
Через час ходьбы Алена вышла к берегу моря и позвала Лебедь. А еще через несколько минут она была на Лукоморье. Возле окаменевшего тела Горыныча никого не было. Только валялись скорлупки от устриц, пустые бутылки и какой-то строительный мусор. Солнце поднималось в зенит. На солнышке, рядом со статуей, было жарковато.
— Да что же ты делаешь?! — Алена присела на корточки рядом со Змеем, прижалась лбом к холодному, даже под лучами палящего солнца, каменному плечу. — Все за него переживают, Яга уже все способы колдовские перепробовала, за жизнь твою борется, а ты на беду всем умирать решил! Хоть бы про зарок свой вспомнил, ты же нужен этому миру, понимаешь, очень нужен!
Змей молчал, но молчание это было живое, Алена чувствовала, что он ее слышит.
— Ну почему ты думаешь, что вправе один все решать? Ты ведь даже не поговорил со мной толком…
— О чем нам говорить? — голос Змея звучал глухо и словно бы издалека. — Я их всех убил, понимаешь ты это?! Если бы я в подземном мире память не потерял, то ни за что бы себе не позволил… Ведь сумел же сдержаться год назад… А теперь поздно — не могу я тебя разлюбить. Но и убить мне не судьба тебя, Аленушка. Оно и к лучшему.
— А слово твое? — Алена еще сильнее прижалась к камню. — Ты же огнем клялся, что станешь мне мужем? Неужели слово свое нарушишь?
— Уже нарушил… Огонь мой лавой во мне застывает. Все правильно. Чем без тебя жить, лучше камнем стать…
— Правильно?! — Алена порывисто вытерла рукавом слезы. — Ну так и я без тебя жить не стану. С ножа меня уже снимали. Выходили. Зря выходит. Осталось только камень на шею и в воду.
— Ничего не выйдет, — словно бы улыбнулся Змей. — Слава Роду, в этом мире ты дышать под водой можешь, на тебе заклятия Черномора и Лебеди.
— Я все равно, найду способ, — угрюмо ответила девушка. — Без тебя мне жизнь не мила. А ты… ты просто трус… Обещал жениться, а потом испугался!
— Да я за тебя, дуреху, испугался! — голос Змея вдруг окреп и зазвучал почти как раньше, когда он на что-то сердился.
«Ага, задело!» — обрадовалась она.
— А меня ты спросил?! Хороша же твоя любовь, раз тебе на меня наплевать! Вот пойду сейчас и отравлюсь, а ты умирай себе на здоровье со спокойной совестью.
Алена встала и решительно шагнула прочь от камня.
— Стой! — голос Змея прозвучал с такой силой, что Алена замерла на месте. По камню поползла, опоясывая тело Змея, едва заметная трещинка.
— Ну, раз уж ты такая упрямая, раз уж все равно решила умереть, так хотя бы не лишай меня удовольствия, дождись, пока я оживу.
— А… сколько ждать-то? — боясь поверить в свое счастье, прошептала Алена.
— Через пару дней, пожалуй, верхний каменный слой с меня слезет. Там живой воды поблизости нет?
— Живую воду богатыри только через три дня наберут. Но у меня шишечка есть, та самая. Поможет? — Алена торопливо огляделась, нет ли кого поблизости, и вынула из-за пазухи шишечку.
— Можно попробовать. Отойди-ка…
Трещина на камне увеличилась и из нее медленно, щурясь от дневного света, выполз длинный золотистый полоз.
— Прости, родная, человеком мне пока не быть, силы не те… Давай свое лекарство.
Алена протянула Змею шишечку, изо всех сил стараясь, чтобы ладонь не дрожала. Горыныч взял шишку в пасть и захрумкал ею как леденцом. Постепенно чешуя Змея засветилась золотым светом, и сам он словно бы увеличился в размерах.
— Не боиш-шься, говоришь? — Змей неуловимым движением скользнул к девушке и, выгнув спину, поднял голову. Они замерли — глаза в глаза. Алена словно оказалась на краю бездны, в глубине которой бурлила, поднимаясь наверх, прямо к девушке, раскаленная лава. Алену охватил нестерпимый жар. «Ты бы еще в солнце влюбилась». Но Алена только улыбнулась пересохшими губами. «Все равно. Главное — ты жив. И я люблю тебя, кем бы ты ни был».
Жар разом исчез. Морской ветерок растрепал волосы Алены. Она протерла глаза и ахнула. Перед ней стоял Змей в человеческом обличье — том самом, в котором он являлся ей год назад в свой пещере. Горыныч удивленно оглядел себя, недоверчиво потрогал руками лицо, словно не веря своим глазам.
— Как тебе это удалось, милая? Я же не тратил сил на превращение.
Алена только счастливо улыбнулась и повисла у него на шее. Некоторое время им было не до разговоров. Но приблизившийся шум рабочих, разбирающих завалы, вернул Змея и Алену к реальности.
— Вернусь-ка я пока назад, — Змей, оценивая, оглядел собственную статую. — Еще сутки она, я думаю, не рассыплется. Я слышал, Черномор меня продал уже Кощею? Ну-ну. Давай-ка мы вот что сделаем…
Хорошо тому жить, кому Бабушка ворожит.
Алена медленно шла по берегу моря, любуясь закатом и обдумывая, как бы половчее выполнить наказ Змея. Вдруг ее кто-то окликнул:
— Эй, красна девица! Не видала ли я тебя раньше? — из воды, совсем близко от берега высунулась голова старой знакомой — говорящей Щуки.
— Видала, — Алена заулыбалась. — Ты даже обещала исполнить одно мое желание.
— А ты его придумала, желание это? — Щука хитро сощурилась.
— Ну что бы тебе раньше не появиться! — Алена укоризненно посмотрела на говорящую рыбу.
— Так я Змея твоего все равно бы не смогла оживить, — Щука улыбнулась зубастым ртом. — Только ты могла ему волю к жизни вернуть, так и вышло… Да в курсе я, в курсе… Вода для меня, как раскрытая книга. Что где случится — все на воду ложится. Вода в море впадает, а Щука все-все знает.
— Ну, тогда, — Алена задумалась. — Расскажи мне про Змея. Всю правду про его женитьбу. Чую я, что-то тут непросто.
— Ох, милая, — Щука смущенно зашамкала зубастой пастью. — Знать-то я все знаю. Да вот с памятью у меня плоховато. Бывает, вспомню что-нибудь, а потом снова забуду. Тебе ведь про стародавние времена надо?.. А я вот даже не помню, кого я намедни ела — окуня или карасика? Я и заклинания каждый раз новые придумываю, потому что старых не помню.
— Ты же все можешь. Закажи себе доктора, самого наилучшего, какой только есть в этом мире. Пусть он твое беспамятство вылечит.
— А что, это мысль хорошая! — Щука довольно ощерила пасть, развела плавниками, крутнулась на месте, щелкнула зубами, и прямо перед остолбеневшей Аленой возникла лавка, на которой сидела Баба-Яга с веретеном в одной руке и прялкой в другой.
— Э-то еще что такое? — Яга растеряно оглянулась, а затем гневно вскочила с лавки. — Кто посмел?! — тут она увидела щуку и всплеснула руками. — Михевна, ты что ли?!
— О! — обрадовалась Щука. — Тебя мне и надо. Как же я про тебя раньше не вспомнила? Выходит, ты тут и есть наилучший доктор!.. Будь добра, излечи меня от этого, как его… Название забыла.
— От склероза, — напомнила Алена.
— Излечить-то дело не хитрое, — Яга уселась у края воды, — Только ты сперва объясни, как тебе удалось меня сюда выдернуть? У меня ж в избушке все закрыто от любых заклинаний! Даже царю Морскому меня с места не сдвинуть, да что сдвинуть, подсмотреть за мной ему не под силу.
Щука виновато развела плавниками.
— Сама не помню, как так вышло… Вообще-то я самого лучшего лекаря хотела себе наколдовать. А тут — ты… Но ведь я и про лекаря заклинание уже не вспомню. Говорю — склероз у меня…
— Ну, вот что, — Яга решительно схватила огромную рыбу на руки. — Пошли лечиться. Пока не вспомнишь, не отпущу.
— Подожди, — Алена ухватила Ягу за рукав. — Мы тут со Змеем придумали, как Черномора проучить. Пожалуйста, подтверди Черномору, что Горыныч умер, а то он мне не поверит.
— И правильно сделает, — Бабушка нарочито нахмурилась, но глаза ее под густыми бровями лукаво улыбались. — Нечего тута позорища разыгрывать. Ожил — и слава Роду. Чего это я буду ради ваших проказ в грех входить, родному брату врать? Вот пусть мне тогда Змей ковер-самолет асбестовый пригонит… И пусть поклянется, что никак не тронет моего братца.
«Змей, солнышко! Слышишь ли ты, о чем мы тут с Бабушкой толкуем?»
«Слышу, милая. Сейчас все уладим».
Яга замерла на секунду, со щукой в руках, прислушиваясь к чему-то, а затем удовлетворенно кивнула. Щука, захлопала жабрами и забила хвостом:
— Не томи, Яга. Тащи скорей меня в воду. Задыхаюсь же…
— Ну, считай, договорились. Поехали, Миевна, лечиться, — Яга, со щукой в руках, села на скамейку и исчезла.
— Вот и славно, — улыбнулась Алена. И, повернувшись лицом к морю, мысленно обратилась к Лебеди:
«Лебедь, ты можешь передать богатырям, чтобы бросали котел и возварщались скорее на заставу? Пусть ведут себя так, словно Змей уже умер».
«Опять вы какую-то аферу придумали, — в голосе Лебеди послышалась укоризна. — Ладно, ладно. Через Алешу все передам».
«Да еще вот что. Передай Черномору, мол, умер Горыныч. Там уже и камень поперек треснул. Так что все достоверно получится. Пусть завтра же везет статую Кощею, а то деньги не получит».
Лебедь в ответ рассмеялась: «Плохо ты еще моего дядю знаешь. Деньги он с Кощея уже получил… Ну ладно. Передам. Горыныч что, представление с оживлением собирается устроить?»
«Собирается».
«Ох, не нравится мне это. Как бы он дядю моего не прибил сгоряча».
«Не прибьет. Он обещал».
Богатыри и Персиваль вернулись на заставу уже затемно. Персиваль, оказывается, ездил к источнику на Черной — лошадке Алены. Похоже было, что новый всадник пришелся капризной лошади по нраву. Рыцарь первым делом тихонько уточнил у Алены, правда ли, что со Змеем все в порядке. Погостить на заставе он отказался, и остался только переночевать.
Провожали его на рассвете. Богатыри подарили Персивалю хороший лук со стрелами, булатный меч и трофейную золоченую кольчугу.
Юноша нагрузил подарки на своего боевого коня, поцеловал руку Алены, обнялся с богатырями и ускакал.
— Эх, какой бы из него богатырь вышел, родись он на Руси-матушке, — вздохнул Илья.
А в полдень этого же дня Алена вместе с Ильей Муромцем, Добрыней Никитичем и Алешей Поповичем устроили пикник на берегу моря, не вдалеке от богатырской заставы. Расстелив скатерть-самобранку, они расселись вокруг нее, ожидая обещанного Змеем представления.
— Ох, Аленушка, Аленушка, — вздохнул Илья, обгладывая баранью ногу. — До добра не доведет любовь-то Змиева. И со Змеем-то от любви беда приключилася.
— Людям с людьми знаться надобно. А других всех держать на расстоянии, — подтвердил Добрыня, отхлебывая пиво из жбана.
— Да уж, с колдунами жизнь не сладкая, — вздохнул Алеша, задумчиво глядя на море. — Как-то там сейчас моя Лебедушка? Все играет, никак не наиграется, колдовством своим никак не натешится…
— Так и ты, Алешенька, играешься. Удалью, да силой богатырскою, — заметила Алена, отрывая от грозди виноградину. — В смертный бой пойдешь, ее не спросишься. Думаешь, царевне это нравится?
— Ты, Алена, зря все это путаешь, — покачал головой Добрыня. — Бой — мужское дело, богатырское…
— Смотрите, смотрите! Летят! — Алена указала на небо.
Низко, почти над самой водой по небу летел белый, асбестовый ковер-самолет Черномора. На широком несгораемом ковре громоздилась статуя — окаменевший Змей Горыныч.
Алеша удивленно всплеснул руками:
— Но ведь Лебедь говорила, что он…
— Тсс! — перебила его Алена. — Вам ведь сказано, помалкивать до времени. Вот, поешь-ка лучше виноградика.
— Верно, Алешенька, — сзади к богатырю подошла царевна Лебедь. Обняв его за плечи она поцеловала богатыря в ухо. — Потерпи немного. Думаю, сейчас будет очень весело… Мне, например, хочется увидеть сейчас лицо своего дяди.
Лебедь, не выпуская Алешу из объятий, достала свое зеркальце и принялась водить по нему пальцами. В зеркальце тут же проступило лицо Черномора. Карлик сидел на ковре-самолете, опираясь локтем на каменную морду Горыныча. Заметив внизу, на приближающемся морском берегу, трех богатырей, Алену и Лебедь, Черномор самодовольно ухмыльнулся, помахал им рукой, а затем щелкнул каменного Горыныча по носу.
— А теперь я тебя по носу щелкну, — каменная голова Змея улыбнулась, обнажив огромные, уже не каменные, а вполне живые зубы. Тонкий слой застывшего камня пылью и мелкой крошкой слетел с морды Змея и со всего его тела. Встав на лапы, Змей потянулся, расправил крылья и крутанул хвостом так, что асбестовый ковер-самолет качнуло из стороны в сторону.
— Помогите! — завопил Черномор и бросился с ковра вниз, в воду.
— Странно… Я же ему еще ничего не сделал. И чего это он меня испугался?! — Горыныч радостно захохотал и выпустил дым из ноздрей. — Пугливый он какой-то стал… Лебедь? Ты что ли на меня любуешься? А, во-он вы где! — заметив их на берегу Змей радостно помахал хвостом, а затем, ухватив ковер-самолет в когти, часто замахал крыльями. Полетел Змей к центру Заповедного леса, к избушке Бабы Яги.
— Вот видите! — Алена просто сияла. — Как он Черномора, а?!
— Если ты ради этого колдовала и металась, то прощаю, — улыбнулся Алеша и обнял свою Лебедь.
— А ведь я так и не верил в его смертушку, — тряхнул головой Добрыня Никитич. — Сердцем чуял, что живой еще Горынушка.
— Вот все и к лучшему, — Илья, благостно улыбаясь, пригладил свою бороду. — А котел-то там стоит, набирается. Может, зря мы все же его бросили? Он бы пригодился Горынычу.
— Все вы правильно сделали, — успокоила их Лебедь, — Черномор окончательно поверил, что Горыныч умер только после того, как увидел, что вы поехали обратно, бросив котел с живой водой. Змей-то про котел знает. Сам теперь слетает и заберет.
Алена слышала этот разговор словно в тумане. У нее в голове раздался голос Щуки: «Я ить снова про твое желание забыла. Тебе про Змея узнать было надобно? Так вот слушай. Все, кажись, выясняется».
Алена словно бы видела сон наяву. Она по-прежнему сидела на берегу, рядом с Добрыней, у расстеленной скатерти-самобранки, но одновременно она находилась и в каком-то тесном помещении, залитом водой. «Похоже, это я вижу глазами Щуки, из кадки».
Алене была видна часть избушки Бабы-Яги — входная дверь, стол и скамья. Вот дверь открылась и в избу вошла довольная Яга, а за ней — Змей Горыныч. Выглядел он сейчас очень молодо, очевидно, таким его видела Яга. Они продолжали разговор, начатый еще на улице.
— Сила в Алене есть, это я на себе испытал. Но все равно, боюсь погубить ее… И без нее уже не могу.
Яга присела на лавку и строго глянула на Змея.
— А за остальных, выходит, не боялся?
— С остальными было иначе, — Горыныч присел напротив Яги, спиной к кадушке.
— Помню я времена, когда никто своих дочерей от тебя не прятал. Или я ошибаюсь?
Змей криво усмехнулся:
— Не ошибаешься. Началось все с Мораны. Была у Месяца такая дочь. Сильная ведьма. Хорошо с ней было, интересно… Не думал я, что она такая дрянь, думал любит меня. А она всю мою силу хотела себе забрать. Все выспрашивала — «где, в чем твоя сила». Ну, я ей сперва сказал, что в венике. Так она веник вымыла, в красный угол поставила, лентами перевила. На него чуть не молилась. Я домой прилетел, увидел — рассмеялся. Обманул, говорю, тебя. Тогда она снова выспрашивать принялась. Ну, я опять соврал: мол, вся моя сила в ковше, которым черпаю воду. С ковшом то же самое. Обнимает, целует его, в красный угол ставит. Ну, я опять в смех. Как ей объяснишь, что сила — она как птица, живет в тебе, словно в клетке. Выпустишь на свободу — летит, творит, что пожелает. И уже не понять, кто кем управляет — я силой, или сила мной… Ну, стал я ей про птицу объяснять. Она говорит — «укажи, в какой именно птице твоя сила»… Ладно, думаю. Все равно не поймет. Был у меня во дворе павлин. Так, для красоты завел. Вот, говорю — в нем моя сила. Думал, Морана на этом успокоится.
Змей встал со скамьи и принялся нервно ходить по избе.
— На другой день она павлина целует, обнимает, в ленты обряжает… Не стал я больше смеяться. Зачем думаю, ее расстраивать. Пусть делает, что ей нравится. Я ведь любил ее, понимаешь?! А еще через день, — голос Змея изменился, — она убила птицу, изжарила и съела, — Он остановился и помолчал. Потом махнул рукой и снова уселся на скамью. — Что мне эта птица?! Не в птице дело. Я ведь в женских мыслях, как в книге читаю. Она меня убить хотела, и силу мою всю себе забрать. Я потом и решил, что все женщины таковы…
— Не все, — покачала головой Яга.
— Да знаю я, что не все. Но ведь много таких. Во мне словно надломилось что-то, когда я убил ее. С тех пор и убивал всех, в кого влюблялся. Да еще Морана прокляла меня перед смертью. Сказала — умрешь от любви своей.
— Вот ты на днях и прошел через смерть, — рассмеялась Яга. — Проклятье сбылось, больше тебе бояться нечего… Может, у вас с Аленой все получится?
— Думаешь? — в голосе Змея послышалась надежда.
— Почему бы и нет? — Яга встала и отряхнула свой передник. — А на всякий крайний случай — у тебя живой воды целый котел. Коли убьешь ее насмерть в сердцах, так тут же и исцелишь.
— А ведь ты права, — рассмеялся Змей. — Только ума не приложу, зачем мне ее теперь убивать?.. Ну ладно, Яга. — Горыныч поднялся со скамьи и земно поклонился. — Спасибо тебе, за совет, за слово доброе. Полечу я…
— К ней? — Яга хитро сощурилась.
— Нет. Сначала котел с живой водой домой принесу.
Алена очнулась. Добрыня с Ильей, оказывается, уже выпили за возвращение Змея небольшую бочку вина, а Алеши с Лебедью не было видно.
— Только ты, Алена, не думай даже отсюда уезжать, — продолжал, видимо, давно уже начатые нравоучения Добрыня. — Как жила у нас, так и будешь жить. Мы тебя от любого врага защитим…
— Кто бы ее от себя самой защитил, — насмешливо произнесла Лебедь, появляясь из воды в обнимку с Алешей. — Вот прилетит сейчас Змей, и что вы делать будете, братцы названные? — она многозначительно указала на нарядную Алену, постоянно поглядывающую на небо.
— А что, Змей? — Илья стукнул кулаком по самобранке. Скатерка испуганно пискнула. — Я ему так и скажу, мол, Горыныч, ты мне друг, но…
Договорить Илья не успел. Из леса послышался стук копыт и на пляж из-за деревьев вылетел белоснежный, златогривый конь с необычным всадником. Даже Алена не сразу узнала Змея. Горыныч был одет в алый бархатный кафтан, затканный золотом, шелковые шаровары были заправлены в сафьяновые сапожки, расшитые жемчугом. Ярче солнца сияла сбруя, развевались по ветру золотистые грива и хвост коня, а на плече Змея, распустив крылья, сидел большой черный ворон. Конь летел по полосе прибоя, и фонтан брызг радугой окружал Змея.
«Как в сказке! — ахнула про себя Алена. — Надо же, он запомнил!»
Горыныч остановился неподалеку от пирующих друзей, и спрыгнул на землю, небрежно забросив драгоценную уздечку на спину коня. Конь прощально заржал и ускакал в лес. Ворон снялся с плеча Змея и уселся на ближайший камень, с интересом наблюдая за происходящим. Алеша отстранил от себя Лебедь, Добрыня и Илья медленно встали навстречу гостю.
Змей отвесил всем поясной поклон, чем окончательно ошеломил богатырей.
— Здравы будьте, добры молодцы, и ты, царевна, — он повернулся к Алене и поклонился ей наособицу. — За тобою я приехал, моя милая. Через смерть прошли с тобой мы давеча. От своих я слов не отрекаюся. Ну а ты, пойдешь ли замуж за меня?
Лебедь растерянно смотрела то на необыкновенно серьезного Змея, то на покрасневшую Алену. Богатыри переглядывались, явно не зная, что делать. Алена встала, покачнулась на ослабевших вдруг ногах, отстранила от себя руки Лебеди и отвесила Змею ответный поклон.
— Коли ты при всех меня здесь сватаешь, что ж у братцев-то моих сперва не спросишь? Так ведь по обычаю положено.
Горыныч удивленно поднял бровь, но все же кивнул и повернулся к богатырям.
— Вы отдайте за меня сестру названную, — Змей поклонился хмурым витязям. — Да не бойтесь за нее вы понапрасну-то. Сам ее я не обижу, и другим не дам.
Алеша растерянно глянул на Лебедь, та молча пожала плечами. Добрыня смотрел себе под ноги, кусая кубу. Илья оглянулся на своих товарищей, понял, что ответ держать ему и вздохнул.
— Мы сестру неволить не станем, — старший богатырь обернулся к Алене. — Коли он люб тебе, Аленушка, коль сама хочешь за него пойти, будь по-твоему. Ну а коль не хочешь, так не выдадим.
Теперь уже все смотрели на Алену. А она взглянула на Горыныча, улыбнулась и просто ответила, как тогда, в Подземном мире:
— Да, я пойду за тебя замуж.
Глаза Змея вспыхнули.
— Земля и небо свидетели, что беру я эту девицу себе в жены, и огнем своим клянусь любить и беречь ее, пока свет стоит.
В ясном небе прогрохотал вдруг гром, а земля под ногами чуть заметно дрогнула. Богатыри отступили от Алены, и Змей шагнул к девушке. Он легко подхватил ее на руки и взмыл в небо, распахнув огромные крылья. Глядя вслед Змею, Лебедь вздохнула и прижалась к Алеше, тот крепко обнял жену. Добрыня задумчиво посмотрел в сторону далекого Новгорода, Илья — в сторону стольного Киева. А Змей с Аленой взлетал все выше и выше. Наконец они превратились в еле заметную точку и растаяли в бескрайней синеве чистого летнего неба.
— Вот и сказке конец, а кто слушал — молодец, — костлявая рука остановила наливное яблочко и изображение на блюдечке пропало. Яга, откусив от яблочка кусочек, принялась с удовольствием жевать.
— Ха-рошая сказка получилась, — промурлыкал Баюн, поудобнее устраиваясь на полатях.
— А дальше, дальше-то что с ними было? — вынырнувшая из кадушки говорящая щука нетерпеливо захлопала жабрами.
— Понятное дело, что, — баба Яга охально улыбнулась и еще раз надкусила яблоко. — Жили они долго и счастливо. А эротические подробности пусть каждый сам представляет, в меру своей фантазии.