Другое Место. Рассказы

ТАКСИ И ЗВЕЗДА Перевод В. Азова

Мистер Хебблсуэйт, агент по закупкам Ладденстальского кооперативного товарищества, отчаянно спешил — так спешил, что даже вознамерился взять такси. Когда житель Ладденсталя или какого другого городка в Западном Рединге решает взять такси, не будучи обременен багажом и не опаздывая на поезд, это значит, что положение у него отчаянное, поскольку в Ладденстале косо смотрят на человека, который разъезжает в такси так, словно это автобус или трамвай. Вслед такому человеку качают головой, а затем, когда его постигает неизбежный крах, говорят, что «в худом кармане деньги не держатся». Но у мистера Хебблсуэйта — это признал бы любой ладденсталец — карман вовсе не был худой. И раз уж ему потребовалось такси, значит, этого настоятельно требовало создавшееся положение. Так оно и было, потому что у мистера Хебблсуэйта оставалось всего восемь минут, чтобы добраться до мистера Гринбаума, главы фирмы «Хаскинс и Гринбаум, оптовая торговля дамскими шляпами», причем мистер Гринбаум находился на Олдерсгейт-стрит, а мистер Хебблсуэйт — на Шафтсбери-авеню.

Был один из тех дождливых и слякотных дней, когда почти все лондонские таксисты (которые в хорошую погоду часами ждут пассажиров) потихоньку удирают домой и неожиданно предстают перед изумленными женами. Прошла минута, другая, а в поле зрения мистера Хебблсуэйта не появилось ни одного свободного такси. Стоя на краю тротуара, он окликнул две-три машины, но все они были заняты, а окликать занятые такси почему-то еще более унизительно, чем заигрывать с девушками, идущими на свидание. Машины проносились мимо, обдавая его водой и словно насмехаясь над ним. Мистер Хебблсуэйт, считавший, что он проявил невероятную предприимчивость, решив взять такси, был очень раздосадован. И куда вдруг исчезли вереницы пустых такси, которые он видел всякий раз, как приезжал в Лондон?

Наконец показалась одна машина; она ехала медленно, явно в поисках пассажира. Мистер Хебблсуэйт закричал и замахал рукой. Шофер заметил и свернул к тротуару. Но когда машина уже останавливалась, какой-то большеголовый коротышка в маленькой шляпе выскочил неизвестно откуда и стал впереди мистера Хебблсуэйта.

— Прекрасно, — сказал он шоферу. — Наконец-то.

— Эй, погодите, — сказал мистер Хебблсуэйт. — Он подъехал ко мне, а не к вам.

— Нет-нет, это мое такси, — ответил тот, властно взмахнув рукой (он, как видно, был очень властным человечком), и обратился к шоферу: — Ведь вы же подъехали ко мне, верно? Вы же меня знаете — я Виктор Крэнтон. Ну конечно, знаете. Я первый махнул вам рукой.

— Так точно, сэр, — ухмыльнулся шофер и открыл ему дверцу. Мистер Хебблсуэйт успел лишь издать протестующий возглас — Виктор Крэнтон проворно забрался в машину, крикнул шоферу адрес и укатил, оставив взбешенного мистера Хебблсуэйта ждать под дождем.

Он считал, что с ним поступили по-свински, и хотя шофер такси тоже не остался в стороне, настоящей свиньей был Виктор Крэнтон, большеголовый коротышка в маленькой шляпе. Имя показалось мистеру Хебблсуэйту знакомым. Уже опоздав теперь к Хаскинсу и Гринбауму, он погрузился в мрачные размышления об этом имени и о его обладателе, который сделал ему такую гадость.

«Пусть только мне представится случай, — сказал он воображаемому мистеру Крэнтону, — уж я с тобой посчитаюсь».

Едва ли можно было ждать такого случая в обозримом будущем, однако — так странно переплетаются дороги этой жизни — он представился мистеру Хебблсуэйту уже в следующий его приезд в Лондон. В первый же вечер он покинул свой маленький скромный отель в Блумсбери и вскоре оказался в роскошной и чудовищно дорогой квартире в Мейфэре. Хозяйкой этой квартиры была большая знаменитость — женщина, чье имя и лицо знала вся Англия и все восточные штаты Америки. И тем не менее едва мистер Хебблсуэйт появился на пороге, это прелестное и знаменитое создание бросилось к нему и запечатлело на его щеке крепчайший поцелуй, который он встретил совершенно спокойно.

Как бы ни влекла нас лаконичная и эффектная манера повествования, здесь нам, по-видимому, придется отступить от нее, поскольку и сам визит, и поцелуй требуют немедленного объяснения. Дело в том, что встреча с Элли Мэрсден, звездой мюзик-холла и ревю, была лишь несущественной частью этого визита. Мистер Хебблсуэйт пришел в гости вовсе не к ней, а к Элис Мэрсден, уроженке Ладденсталя и двоюродной сестре миссис Хебблсуэйт. Элис Мэрсден пошла на сцену, превратилась в Элли Мэрсден и после нескольких лет тяжелой работы и маленьких заработков внезапно пленила публику Вест-Энда теми самыми интонациями и жестами, которые прежде заставляли покатываться со смеху жителей Ладденсталя. Вскоре Элли сделала головокружительную карьеру в мюзик-холле, ревю и кино. Ее никто не назвал бы красавицей, а ее коренастую, довольно плотную фигуру идеальной, но на сцене она сверкала, как молния, была полна обаяния и юмора, а иногда трогала до слез. Ей никогда не платили меньше четырехсот фунтов в неделю, и любой театральный кассир в Лондоне и Нью-Йорке поручился бы, что она стоит всех этих денег до последнего пенни. Кстати, теперь она была уже не Элис Мэрсден из Ладденсталя и не мисс Элли Мэрсден с афиш, а миссис Ричард Хэйкрофт, супруга преуспевающего биржевого маклера и славного человека.

— Привет, Том, — воскликнула знаменитость, — наконец-то встретились. Выпить хочешь? Дик сейчас явится. Как Роза? — Это была ее двоюродная сестра, ныне миссис Хебблсуэйт.

— Она молодцом, — сказал мистер Хебблсуэйт. И все остальные тоже.

— Ну, отлично. Как бы хотелось с ними повидаться! Почему ты не привезешь их сюда, Том?

— А почему ты сама не приедешь к нам? — парировал мистер Хебблсуэйт. — Это проще. Вас только двое, да и кошелек у вас потолще.

В Ладденстале принято говорить откровенно, и великая Элли нисколько не обиделась.

— Я думала об этом, — сказала она серьезно, — так хочется снова поглядеть на старую лавку… Только когда это у меня получится? Я ведь только что вернулась из Америки — специально для нового шоу «Утки-селезни».

— Знаем, знаем, — сказал мистер Хебблсуэйт, — читали в газете. Теперь ведь нельзя развернуть газету, чтобы не наткнуться на твою фамилию. Мы уже слышать ее не можем. Я вот на днях встретил старого Джо Холмса… ты его помнишь?

— Еще бы! — воскликнула знаменитость, и лицо ее просияло. — Он однажды выставил меня из своей лавки.

— Ну, держу пари, что за дело. Ты была нахальным ребенком. Так вот, встречаю я на днях старого Джо, и он мне говорит: «Видать, в газете совсем уже нечего стало печатать, ежели они там находят место для всех этих глупостей про девчонку Джека Мэрсдена. И такое пишут — ну прямо английская королева, и все тут». Вот оно как, Элли.

Она расхохоталась.

— Непременно надо повидать старика Джо. Интересно, а если я покажу ему язык, он снова выставит меня из лавки? Знаешь, Том, мне приходится очень много работать, и спрашивают с меня будь здоров, но мне это нравится… я жизнью довольна…

— Еще бы. Если уж ты не довольна, тогда кто же?..

— Я тебе скажу: Роза. Да, я знаю, что ты мне ответишь. Но Роза получила все, чего хотела: у нее есть ты и трое славных ребятишек… и она счастлива. Я это знаю. И я рада. Но я вот что начала говорить: я, конечно, довольна жизнью, хотя и работа трудная, и ответственность, и нервотрепка, и суета… а все же я частенько думаю: хорошо бы снова стать маленькой девочкой и идти по Мур-Лейн в грязном шотландском беретике на затылке и с большой дыркой в чулке. Вот когда жилось весело! Что ни говори, а у взрослых такой жизни не бывает. Правда, может, все было бы иначе, будь у меня дети… Знаешь, когда они перед глазами…

— Да, тогда совсем другое дело, — неуверенно сказал мистер Хебблсуэйт, несколько растерявшись от этого неожиданного для Элли прилива сентиментальности.

— Но на север мне сейчас никак не вырваться, — продолжала она более оживленно. — Только вернулась, сразу начались репетиции, и без передыха. Я прямо оттуда. Час назад сказала: «На сегодня с меня хватит», — и ушла, а они еще потеют. Знаешь, Том, я устала. А ты ругаешь Ладденстальское кооперативное товарищество. Да по сравнению с моей работой это просто пикник.

— Зато и платят соответственно, — сухо сказал мистер Хебблсуэйт. — А вот и Дик! Привет!

— Привет, Том! Не выпить ли нам понемногу? А ты, Элли? — Дик Хэйкрофт налил себе и с широкой улыбкой посмотрел на жену и мистера Хебблсуэйта. — Что нового в Ладденстале, Том? Как торгуется?

— Пожалуй, лучше, чем год назад ответил мистер Хебблсуэйт, и минут пять они с Диком говорили о торговле.

— Ну, а как сегодня «Утки-селезни»? — спросил Дик у Элли. — Я сейчас видел в клубе вашего дирижера… забыл его фамилию, Эйкли, кажется… и он мне сказал, что сегодня все крякали просто замечательно.

— А я ушла с репетиции час назад… Я Тому только что говорила. Хватит с меня на один день!

— Ну и правильно сделала.

— И Виктор у меня в печенках сидит, — продолжала Элли. — Задавака несчастный! Решил, что я буду послушна, как овечка, а почему? Да потому, что я понимаю, как все это трудно, и тоже выкладываюсь, и не строю из себя «звезду с характером». Дела у него идут отлично, но он уж так раздулся от важности, что скоро придется расширять Шафтсбери-Авеню, а то застрянет.

— А кто он такой, этот Виктор? — поинтересовался мистер Хебблсуэйт. Его знакомство с театральным миром ограничивалось одной Элли.

— Вот это здорово, Элли! — воскликнул Дик. — Надо будет рассказать Виктору, пусть посмеется. Кто он такой? Ха-ха-ха!

— Спорим, что он сегодня к нам явится, сказала Элли, состроив гримаску, так хорошо знакомую тысячам зрителей. — «Только на две минуты, дорогая, только на две-е-е минуты. Самый занятой человек в Лондоне, дорогая».

— Виктор как живой! — И Дик зааплодировал.

— «Убегаю через две-е-е минуты. С июля некогда было присесть, дорогая. Великий Виктор Крэнтон».

— Его зовут Виктор Крэнтон? — вскричал мистер Хебблсуэйт.

— Ну да. И не притворяйся, будто ты никогда о нем не слышал. Если встретишься с ним, тогда — пожалуйста, ему это пойдет на пользу, но мне-то не втирай очки. Виктор Крэнтон сейчас в театре большой человек, и недавно он принял мудрое решение — пригласил меня в свое новое шоу «Утки-селезни».

— Она будет главной уткой, — вставил Дик.

— Слышать я о нем слышал, — мрачно произнес мистер Хебблсуэйт. — Только я не знал, кто он такой. Как он выглядит — большеголовый, а шляпа еле держится?

— Похоже, — ответила Элли. — У него теперь от важности голова стала еще больше, ясно, что он не нашел себе шляпы впору — таких размеров и в продаже-то нет. Но хватит о Викторе, я устала. Поговорим о чем-нибудь другом. Что нынче делается в конгрегационалистской церкви на Мур-Лейн?

Дик рассмеялся.

— Не смейся, глупый, — закричала Элли. — Я всегда ходила в эту церковь. Том не даст соврать. А когда мне было шестнадцать лет, я хотела поступить в хор, в группу сопрано, но старик Холстед меня не взял. А Том пел там в басовой группе. Он тогда был уже взрослый, с усами. И собой недурен… не красней, Том, это было давно… и мы строили ему глазки и толпились вокруг него на благотворительных базарах, но ваша Роза всех опередила, потому что она была самая милая и хорошенькая. Помнишь, Том? Да помолчи ты, Дик. Два ладденстальца хотят спокойно потолковать. Правда, Том? Слушай, Дик, если ты не замолчишь, я завтра утром уеду в Ладденсталь.

Виктор Крэнтон и в самом деле зашел к ним в тот вечер. Он появился час спустя и, как предсказывала Элли, сразу же сообщил, что может пробыть только две минуты. Будучи представлен мистеру Хебблсуэйту, он кивнул ему и больше его не замечал. Он немного поболтал и выпил с Диком, а затем обратился к Элли:

— Дорогая, я не могу больше у вас сидеть. Заглянул всего на две минуты. Оставил Робертсона работать с хором и с Джимми Дадли. Но почему вы вдруг ушли? Да нет, ничего страшного не случилось. Но я люблю, чтоб у меня спрашивались. Дисциплина и еще раз дисциплина. С репетиции никто не уходит без моего разрешения — никто, включая звезд и даже вас, дорогая. Только так и можно чего-то добиться. Помните, я пригласил в свое последнее шоу «Золотая подвязка» Стеллу Фрегерсон, но она в нем так и не выступила. И знаете почему, дорогая Элли? Между нами, разумеется. Она стала все делать по-своему, как будто меня вообще нет или я обращаюсь к кому-то другому. Пришлось с ней серьезно поговорить. Она сказала: «Я — Стелла Фрегерсон», я ответил: «А я — Виктор Крэнтон, и это мое шоу. Ну, так как, Стелла?» Она пригрозила уйти. Я сказал, что это блеф. И она ушла. Ну, конечно, дорогая, вы не Стелла Фрегерсон…

— Слава богу! — пробормотал Дик.

— …Но такой уж у меня метод. Публика не может жить без большого шоу Виктора Крэнтона, она изголодалась по нему, и единственный способ утолить ее голод — это заставить всех — всех! — работать так, как я считаю нужным. И знаете, какие это дает результаты? Удивительные, дорогая, просто удивительные… вам это известно. Ну, я побежал. Нет-нет, старина, мне больше не наливайте… я ведь только заскочил на две минуты переброситься словечком с Элли. Увидимся завтра в одиннадцать, дорогая.

— Может быть, — сказала Элли, загадочно улыбаясь.

Он погрозил ей пальцем.

— Ну-ну, Элли. Не дразните меня. И запомните: я бываю иногда деспотичным, но я добиваюсь результатов. Никакой путаницы, никакого беспорядка. Все, убегаю.

— Ну, что вы скажете? — спросила Элли, когда он ушел.

— Это он, — уверенно объявил мистер Хебблсуэйт. — Совершенно точно. Это он.

— Погоди, Том, — воскликнула Элли. — Ты так говоришь, будто вы с Виктором уже встречались. А он тебя, кажется, не узнал.

— Он меня — нет. Зато я его хорошо узнал. Когда я был прошлый раз в Лондоне, он мне сделал большую гадость — во всяком случае, я бы назвал это именно так. Сейчас я вам все расскажу. — И он рассказал им историю с такси.

— Очень на него похоже, — заметила Элли, когда рассказ был окончен. — Хорошо бы ему тоже что-нибудь устроить.

— Я сам одно время об этом думал, — сказал мистер Хебблсуэйт.

— Послушайте… — Элли положила руки мужчинам на плечи, и все трое сразу стали похоже на заговорщиков. — Что тут можно сделать? Стойте, стойте! А что, если…

Теперь представьте себе мистера Виктора Крэнтона на следующий день у телефона.

— Алло, алло! Это квартира миссис Хэйкрофт? Можно ее к телефону? Мистер Крэнтон, мистер Виктор Крэнтон. У меня очень срочное дело. Я сказал: срочное. Мне необходимо поговорить с ней. Да, конечно. Я подожду. Только поскорее. Я сказал: поскорее. Алло! Алло!! Нет, я не кончил. Оставьте нас в покое. Алло! Это вы, Элли? Послушайте, дорогая, что случилось? Вы собираетесь… что?! Но это невозможно. Дорогая, вы сошли с ума. Ну хорошо, отдохните сегодня и завтра. Я понимаю, вы устали, в этом все дело. Вы хотите отдохнуть. Я вас замучил. Что? Элли, вы не можете сделать этого. О, вы же понимаете, что я хочу сказать. Конечно, вы можете, если захотите, но смотрите, к каким последствиям это приведет. Все шоу развалится. Нет, Элли, вы не сделаете этого. Вы шутите, дорогая. У вас нет такого намерения. Послушайте, сейчас я к вам приеду. Всего на две-е-е минуты. Я должен вас видеть.

Следующая сцена, очень короткая, но полная драматизма: расстроенный мистер Виктор Крэнтов является к мисс Элли Мэрсден и узнает, что мисс Мэрсден не может его принять. Горничной приходится повторить это раз десять; мистер Крэнтон уходит, изрыгая дым и пламя.

Теперь мы снова видим мистера Виктора Крэнтона у телефона. Действие происходит на следующий день после его неудачной попытки увидеться со своей ведущей актрисой. На этот раз он звонит ее мужу.

— Хэйкрофт, старина, я вынужден звонить вам. Насчет Элли. Да, насчет Элли. Я не могу добиться от нее ни слова, не могу встретиться с ней, не могу поговорить с ней. Что все это значит? Что-о-о? Куда? В Ладденсталь? Зачем ей понадобилось туда ехать? Нет, она сошла с ума. У нас премьера на следующей неделе. Я говорю: у нас премьера. Она меня погубит. И себя! И всех нас! Это самоубийство. Это убийство. Послушайте, надо что-то сделать. Вы не можете ее уговорить? Да ну, я уверен, что можете. Не можете? Кто? Кто он такой? Ее кузен? Понятно. Она собирается там остановиться. Фамилия? По буквам. Х-е-б-б-л-с-у-э-й-т. Да, понял. Где он остановился? Ясно. Хорошо, я попробую его убедить. О, боже, уж как-нибудь я это сделаю. Спасибо за совет!

Ничем не примечательный провинциал по фамилии Хебблсуэйт, остановившийся в довольно дешевом отеле в Блумсбери, неожиданно стал для великого Виктора Крэнтона самым важным в Лондоне человеком. Этому Хебблсуэйту звонили по телефону, но не могли его застать. Ему послали письмо по почте, потом другое письмо с курьером. Наконец сам мистер Крэнтон прибыл в отель и потребовал встречи с мистером Хебблсуэйтом. По просьбе последнего встреча состоялась в его маленьком и холодном номере, каких мистер Крэнтон не видывал уже много лет. Мистер Хебблсуэйт оказался невероятно трудным человеком: он не пожелал ни пообедать, ни даже выпить с мистером Крэнтоном. Он вообще никуда не хотел выходить из своего холодного маленького номера. С таким человеком, да еще в таких апартаментах, Виктору Крэнтону нелегко было проявить свое обаяние, но он старался изо всех сил.

— Мне кажется, вы не вполне понимаете, мистер Хебблсуэйт, — сказал он серьезно, — что это значит для меня и для тех, кто меня финансирует. Мисс Элли Мэрсден, как вам известно, наша звезда. Я вовсе не хочу сказать, что она — это всё шоу, нет, но она играет в нем значительную роль, и мы не можем без нее обойтись. Без нее мы даже не можем как следует репетировать. Я уже не говорю о премьере — без Элли она просто немыслима. А если мы будем ее откладывать, каждый потерянный вечер означает несколько сотен фунтов убытка. Вы сами деловой человек, вам не надо объяснять, что это такое.

Мистер Хебблсуэйт молча кивнул. Он не признался бы ни за что на свете, но эта смесь обаяния и серьезности начала на него действовать.

— Если бы мисс Мэрсден заболела, тогда дело другое, — печально продолжал мистер Крэнтон. — Нам пришлось бы огорчить публику. Тут уж ничего не поделаешь. Но она не больна. Это просто каприз. И от Элли Мэрсден я этого совершенно не ожидал. Она славится тем, что никогда не подводит своих импресарио и публику, не то что другие звезды. Она ведь из йоркшира и умеет держать слово. Послушайте, мистер Хебблсуэйт. Дик Хэйкрофт говорит, что она решила уехать, потому что ей захотелось побывать у вас и миссис Хебблсуэйт в… э-э… Ладденстале. Очень хорошо. Все мы любим навещать родные места. Но вы понимаете, что сейчас не время уезжать. Это нечестно. Это значит веселиться за чужой счет. Дик Хэйкрофт думает, что вы могли бы уговорить ее остаться. Что вы на это скажете, мистер Хебблсуэйт?

— Что я на это скажу? — повторил тот с непроницаемым видом.

— Если вы это сделаете, я вам буду бесконечно благодарен, — продолжал убеждать его мистер Крэнтон. — Вот что, мистер Хебблсуэйт, сделайте это для меня, и вы получите целый ряд в партере на премьеру «Уток-селезней». Понятия не имею, где я его возьму… потому что, должен вам сказать, премьера Виктора Крэнтона всегда большое событие… но он у вас будет. Целый ряд кресел, если вы пожелаете.

Услышав в голосе мистера Крэнтона знакомые самодовольные нотки, мистер Хебблсуэйт снова стал мрачен и неумолим.

— Нет, оставьте себе эти кресла. Ваше шоу меня не интересует. Я не стал бы его смотреть, даже если бы мне приплатили — ни на премьере, ни в другой раз.

— Что? — с неподдельным ужасом спросил мистер Крэнтон.

— А зачем мне его смотреть? Элли Мэрсден смешила меня лет двадцать, задолго до того, как вы ее в первый раз увидели, так что это мне не внове, а все прочее, что там у вас есть, можете взять себе.

Мистер Крэнтон в отчаянии уставился на этого варвара.

— Хорошо, — сказал он наконец, силясь улыбнуться, — в таком случае не могу ли я еще чем-нибудь быть вам полезен? Э-э… погодите-ка…

— Сейчас я вам кое-что скажу, — мрачно произнес мистер Хебблсуэйт. — Я приезжаю сюда по делам, и, случается, мне нелегко бывает добраться из одного конца города в другой. Последний раз, когда я был здесь, почти все время шел сильный дождь; как-то вечером я очень спешил и не мог найти такси. Наконец я нашел машину и уже собирался сесть, как вдруг какой-то тип проскочил вперед мимо меня и сказал, что это его такси; а поскольку шофер знал его имя и знал, что он человек состоятельный, этот тип спокойно сел в такси и оставил меня с носом. — Произнеся это, мистер Хебблсуэйт так сурово посмотрел на своего собеседника, что стало совершенно очевидно, кто был похититель такси.

— Друг мой, вы хотите сказать, что это сделал я? Но я вовсе не думал… Мне, право же, очень жаль.

— Мне тогда тоже было очень жаль, — сказал мистер Хебблсуэйт.

— Честное слово, мистер Хебблсуэйт, я понятия не имел, что так вас обидел. Вы не рассказывали об этом Элли? Ах, рассказывали. Вот где зарыта собака. Мистер Хебблсуэйт, я не знаю, сколько вы еще должны пробыть в Лондоне, но даю вам слово, что все это время в вашем распоряжении будет машина.

— Мне не нужна машина, — заявил мистер Хебблсуэйт. — Вы увели у меня такси, так что о нем и будем говорить.

— Пожалуйста, пусть будет такси.

— Нет, не одно такси. Одно тут же могут перехватить. Я сам видел, как это делается. С вашего разрешения, пусть у меня будет пять такси.

— Пять! Но зачем вам столько? Вы же не можете ехать сразу в пяти такси?

Мистер Хебблсуэйт усмехнулся.

— Я поеду в среднем, а спереди и сзади будет еще по два. И если вы, мистер Крэнтон, позаботитесь о том, чтобы утром у меня было пять такси и чтобы я мог ими пользоваться все время, пока я в Лондоне, обещаю вам, что больше у вас не будет никаких волнений из-за мисс Элли Мэрсден.

Мистер Крэнтон захлопал в ладоши.

— Отлично! По рукам! Вы получите утром пять такси, мистер Хебблсуэйт. Они будут ждать возле отеля в… ну, скажем, часов в десять? Хорошо. А теперь как насчет Элли?

— Пойдемте вниз — я сейчас ей позвоню и все улажу, — покровительственно сказал мистер Хебблсуэйт. Он вышел первым и не увидел улыбки, которая появилась на широком умном лице мистера Крэнтона. Если бы он видел эту улыбку, он, вероятно, торжествовал бы меньше.

Телефонный разговор со звездой быстро дал желаемый результат; мистер Хебблсуэйт и мистер Крэнтон обменялись рукопожатиями.

— Пять такси, а? — посмеиваясь сказал последний. — Забавная мысль. Поздравляю вас. Ну, я побежал. Мне тоже пришла в голову одна мысль. Когда вы завтра утром выглянете в окно, ваши пять такси уже будут на месте.

И они были на месте. Мистер Крэнтон сдержал слово, но, будучи прирожденным мастером эффектных зрелищ, сумел сделать это с большой выгодой для себя. После вышеприведенной непродолжительной беседы между мистерами Хебблсуэйтом и Крэнтоном на рекламного агента «Уток-селезней» свалилась целая куча поручений. Агент, связанный множеством нитей со всеми концами Лондона, энергично принялся за дело, и никому не известный отель в Блумсбери благодаря мистеру Хебблсуэйту неожиданно оказался в центре внимания.

Спустившись вниз, мистер Хебблсуэйт обнаружил пять поджидавших его такси, а вместе с ними и многое другое. В холле сидели шесть репортеров, и все они жаждали услышать его «историю». Тут же были четыре газетных фотографа и два кинооператора, готовые запечатлеть тот момент, когда он проследует к среднему такси и прикажет трогаться. Было и сотни две зевак, привлеченных этим скоплением такси и репортеров, и, наконец, три полицейских и сержант, которые сдерживали толпу у входа в отель. Словом, ладденстальский провинциал получил некоторое представление о том, что значит в Лондоне слово «реклама».

Он вырвался из кольца репортеров, не отвечая на их вопросы, и сердито уставился на множество такси, кинокамер, полицейских и зрителей, стоявших перед центральным подъездом.

— Вы будете мистер Хебблсуэйт? — спросил хриплый голос. Он принадлежал главному из пяти таксистов.

— Да, я, — сказал мистер Хебблсуэйт. — И вы мне не нужны. Кто я такой, по-вашему? Мэри Пикфорд? Я не собираюсь выставлять себя на посмешище. А ну, убирайтесь!

Они ушли, но камеры все-таки щелкнули, и репортеры мысленно сделали несколько заметок. И если мистер Хебблсуэйт воображал, что, не воспользовавшись ни одним из пяти такси, он сумеет остаться в тени, он жестоко ошибался. Машина пришла в движение, и он уже не мог ее остановить. Фотографам было дано задание привезти снимки, и они их привезли. Репортерам было дано задание добыть «историю» мистера Хебблсуэйта, и они добыли ее. Они ничего не сумели выжать из самого мистера Хебблсуэйта, но к их услугам был рекламный агент Виктора Крэнтона, чьей информацией они могли воспользоваться и воспользовались. Мистер Хебблсуэйт фигурировал в тот же день в двух вечерних газетах и на следующий день в трех утренних, да еще с фотографиями. История, рассказанная газетами, была забавной, но героем ее стал Виктор Крэнтон. Мистер Хебблсуэйт, человек, отказавшийся отвечать на вопросы журналистов, играл в ней довольно глупую роль.

— Что-то не похоже, чтобы я свел счеты с вашим Крэнтоном, — сказал мистер Хебблсуэйт мисс Элли Мэрсден. — Пожалуй, он сам надо мной посмеялся.

— Да, Виктор кого хочешь обставит, — заметила звезда. — Конечно, характер у него неважный, зато голова — дай бог каждому. Но ты не волнуйся, Том: если я приеду в Ладденсталь, я буду молчать как рыба.

— Э-э, девочка, какая разница? Держу пари, что им уже сейчас все известно, — сказал мистер Хебблсуэйт. Он знал свой Ладденсталь.