Рэй Дуглас Брэдбери Дух скорости

Тогда на дворе стоял 1853 год, в деревне только и было разговоров, что о помешанном, который жил на пригорке в глинобитной лачуге посреди запущенного двора; жена от него сбежала, никому не рассказав про мужнины выходки, и больше ее не видели. А деревенским даже во хмелю недоставало храбрости, чтобы сходить да разузнать, в чем проявляется его безумие и почему жена его бросила, выплакав все глаза, и оставила после себя пустоту, открытую ветрам и грозам.

И все же…

Как-то летом, в палящий зной, когда на небе не было ни облаков, что дают желанную тень, ни туч, сулящих людям и зверью благодатный дождь, в деревне появился Естествоиспытатель. То бишь доктор Мортимер Гофф, господин весьма необычной наружности, у которого все части тела двигались как будто сами по себе, что не мешало ему путешествовать по миру в поисках невиданных чудес и божественных откровений.

Почтенный доктор карабкался по склону, рискуя оступиться на булыжниках, которыми был скорее усыпан, нежели вымощен весь путь, а пару лошадей, запряженных в коляску, оставил внизу, дабы не подвергать их такому испытанию.

Доктор Гофф, как стало известно, прибыл не откуда-нибудь, а из Лондона, устав дышать туманом и терпеть вечное ненастье; сейчас, ошеломленный лавиной света и жары, этот добродушный, хотя и не в меру любопытный эскулап остановился у чужого забора перевести дух, прикинул на глазок высоту подъема и спросил:

— К умалишенному — в эту сторону?

Фермер, больше похожий на огородное пугало, недоуменно поднял брови и хмыкнул:

— Вам, поди, нужен Элайджа Уэзерби.

— Он самый — если умалишенных величают полным именем.

— В здешних краях его кличут придурком или чокнутым, а «умалишенный» — так только в книжках пишут, но это один черт. Сами-то вы из каких будете?

— Да вот, читаю, что в книжках пишут, это верно подмечено, к тому же у меня дома есть реторты для опытов, есть скелет, который во время оно был человеком, есть постоянный пропуск в Лондонскиймузей истории и науки…

— Знатно, знатно, — не выдержал фермер, — только какой от этого прок, коли земля не родит, а жена отдала Богу душу. Идите напрямик, не промахнетесь. А найдете этого придурка, или как там вы его зовете, — увезите куда подальше, век вас не забудем. Мочи нет слушать, как он вопит ночи на пролет, да еще бьет по наковальне у себя в кузнице. Поговаривают, будто он кует чудище, которое не сегодня-завтра вырвется на волю, и тогда нам всем несдобровать.

— Нельзя ли поподробнее? — заинтересовался доктор Гофф.

— Да это я так, к слову. Ступайте своей дорогой, господин хороший. Там, наверху, сутки на пролет молнии беснуются — ну, Бог милует.

С этими словами фермер вогнал в землю заступ — как отрубил.

Любознательный доктор, не вняв предостережению, стал карабкаться дальше, а между тем у него над головой собирались тучи, которые, впрочем, не спасали от солнца.

Наконец его взору открылась лачуга, больше похожая на могильный курган, чем на пристанище живых; да и земельный надел скорее смахивал на погост, нежели на двор.

От убогого жилища отделилась тень, шагнула навстречу гостю, выбрав удобный момент, и обернулась древним стариком.

— Ну, наконец-то! — вскричал хозяин.

— Доктор Гофф отпрянул:

— Можно подумать, сэр, вы меня ждали!

— Ждал, — подтвердил старик. — Уж сколько лет! А вы не спешили!

— От Лондона путь не близок, сэр.

— И то верно, — согласился старик, а потом добавил: — Уэзерби, с вашего позволения. Изобретатель.

— Добрый день, мистер Уэзерби, Изобретатель. Ваш покорный слуга, доктор Гофф, по прозванию Естествоиспытатель, ибо по приказу нашей мило стивой королевы я собираю образцы горных пород, выкапываю из-под земли трюфели, ищу всяческие диковинки, которые могут порадовать ее королевское величество или украсить собою музеи, лавки и улицы величайшего города в мире. Я не ошибся, приехав в эти края?

— Никак нет. И успели вовремя, потому что я разменял девятый десяток; срок мой на исходе. Объявись вы годом позже — нашли бы меня, может статься, на кладбище. Прошу вас, входите!

В это время доктор Гофф услышал за спиной негодующий ропот толпы и счел за лучшее принять приглашение мистера Уэзерби. Каково же было его удивление, когда хозяин усадил его за стол и сразу достал бутылку редкого, едва ли не лучшего виски. Отдав должное содержимому своего стакана, доктор Гофф обвел глазами лачугу.

— Итак, где же оно?

— Вы о чем, сэр?

— Изобретение воспаленного разума, бешеное создание, которое покамест не выходит на свет божий, но, когда пробьет его час, не пощадит ни ребенка, ни ягненка, ни пастора, ни монахиню, ни старого слепого пса. Где оно?

— Чего только люди не выдумают! — Из беззубого старческого рта посыпались крупицы смеха. — Ну, так и быть, слушайте, сэр. Эта штука живет вместе с козами, под замком, в овине — там у меня механическая мастерская. Допивайте, прошу вас, чтобы не лишиться рассудка при виде плодов моего радостного и скорбного изобретательского труда. Вот и отлично!

Доктор опустошил свой стакан, который без промедленья был наполнен вновь, и вскоре уже шагал по заросшему травой округлому дворику в направлении сарая, охраняемого множеством замков самой причудливой формы. Переступив чрез порог, старик Уэзерби зажег несколько свечей и жестом пригласил любезного доктора следовать за ним.

В углу стояли ясли. Естествоиспытатель ожидал увидеть чуть ли не богородицу с младенцем, потому что Уэзерби, тыча пальцем в угол, благоговейно вымолвил:

— А вот и она!

— Существо женского рода?

— Если глубоко вдуматься, так и есть.

В мерцании свечей красовалось механическое детище Уэзерби.

Доктор Гофф покашлял, чтобы скрыть разочарование.

— Это же просто металлическая рама, сэр, и ничего больше!

— Но как она держит скорость, а? Сейчас увидите!

С молодецким задором старик схватил изрядной величины колесо, прислоненное к стене, перетащил его в угол и приспособил к передней части рамы, а вслед за тем принес еще одно и пригнал к другому концу.

— Ну, каково? — гордо спросил он.

— Я вижу здесь два колеса и половину телеги, только без лошади.

— Всех лошадей — на скотобойню! — провозгласил Уэзерби. — Мое изобретение, повторенное десятки тысяч раз, сделает лошадей ненужными и очистит города от навоза! Известно ли вам, что с лондонских улиц приходится ежедневно вывозить конские кучи, тысячи тонн! Эти нечистоты могли бы удобрить землю, но их безжалостно сбрасывают в Темзу. Ох, что-то я разговорился!

— Нет-нет, продолжайте, сэр. Если не ошибаюсь, вы используете колеса от прялок, позаимствованные в окрестных деревнях?

— Так и есть, только они соединены по несколько штук и укреплены железом, чтоб выдерживали… — Уэзерби коснулся своего торса, — груз в сто двадцать фунтов. А вот и седло для того груза. — С этими словами он водрузил седло в середину рамы. — А вот стремена и ремень для вращения заднего колеса, — приговаривал старик, закрепляя длинный кожаный ремень и перебрасывая его через катушку в задней части рамы. — Схватываете суть, доктор?

— Пока пребываю в неведении, сэр.

— Тогда смотрите в оба: сейчас я взойду на трон.

И старик с обезьяньей ловкостью одним прыжком вскочил на кожаное сиденье между неподвижными колесами от прялок.

— И все же, сэр, куда впрягать коня?

— Конь мне без надобности, доктор! Я сам себе конь на полном скаку!

Старик просунул ноги в стремена, и его ступни пошли описывать круги: вверх-вниз, вверх-вниз; от этого заднее колесо пришло в движение и тоже закрутилось под удерживающими раму дощатыми козлами, издавая приятное слуху жужжание.

— Вот оно что! — просиял доктор. — Это машина для получения электрического тока? Изготовленная по чертежам Бенджамина Франклина?![1]

— Да нет же! Разумеется, с ее помощью можно высекать молнии. Но это, милостивый государь, самый настоящий конь, а я — ночной всадник! Вот так-то!

И Уэзерби с удвоенной силой заработал ногами, невзирая на одышку, а задние колеса, не сходя с места, вращались все быстрее и уже не жужжали, а завывали, как сирена.

— Похвально, — бросил доктор, — вот только конь (если эта штука сойдет за коня) и всадник (если вы сойдете за всадника), похоже, далеко не уедут! Кстати, как вы наречете свое детище?

— Об этом я размышляю ночи напролет, год за годом. — Уэзерби, отдуваясь, вращал шпоры. — Может, «быстроход». — Он пыхтел, ноги ходили кругами. — Или «скорокат». Нет, не звучит: похоже на каракатицу. Лучше «скорошаг». Или вот, к примеру… у-ф-ф… «убыстряй». Неплохо, а? А можно еще… у-ф-ф… «легкоступ», «сократитель», потому что… у-ф-ф… он сокращает расстояние и время. Доктор, вы, должно быть, сведущи в латыни? Как там будет… «скорость», «ноги», «колесо», что-нибудь этакое — придумайте название!

— Это же ваше изобретение, вот и дайте ему свое имя - либо «Элайджа», либо, как в Священном писании, «Илия».

— Но пророк Илия летал по небу на огненной колеснице, так ведь?

— Когда я захаживал в церковь, меня учили именно так. Вы, понятное дело, собираетесь передвигаться по земле. Тогда, может быть, «велосипед»? Тут вам и скорость, и ноги.

— В самую точку, доктор Гофф, в самую точку. А что вы на меня так пристально смотрите?

— Мне подумалось, что великие изобретения всегда рождаются в великую эпоху. Изобретатель — дитя своего времени. Однако сейчас еще не время для таких, как вы. Неужели вас призвал этот век, неужели он отметил вас печатью гения?

Старик Уэзерби дал колесам передышку и широко улыбнулся.

— Нет, совсем наоборот, мы с моей Тильдой — так я ее зову — сами станем центром притяжения, который поманит к себе эпоху. Наша победа увековечит собою нынешний год, век, тысячелетие!

— С трудом верится, — сказал ученый муж, — что вы сможете построить дорогу от забора до города, чтобы претворить в жизнь свои честолюбивые помыслы.

— Бог с вами, доктор, я и не подумаю этим заниматься. Пусть обо мне услышит весь город, а вслед за ним и весь мир — тогда к моему дому сама собой протянется широкая дорога, по которой я совершу восхождение к славе.

— Мистер Уэзерби, вы стремитесь в заоблачные выси, — назидательно произнес доктор, — а между тем ваши корни — на земле, им необходимы минералы, вода, воздух. Вы тратите массу усилий, однако не двигаетесь с места. Сейчас вас поддерживают деревянные козлы, но стоит только от них отказаться, как вы завалитесь набок и переломаете себе кости.

— Скажете тоже. — Уэзерби с новой силой приналег на педали. — Я открыл несколько законов природы, покамест безымянных. Чем большую скорость развивает такое устройство, тем меньше вероятность завалиться вправо или влево — оно будет сохранять прямолинейное движение, если на пути не окажется препятствий.

— На двух-то колесах? Докажите. Сейчас ваше изобретение стоит на козлах. Снимите его, и тогда мы посмотрим, можно ли на нем сохранять прямо линейное движение, не отбив себе задницу.

— Типун вам на язык! — Под тощими ногами старика педали крутились, как бешеные, а сам он нагнулся вперед, пряча лицо от воображаемого ветра. — Неужели вы не слышите? Этот стон, гул, шепот. С нами говорит дух скорости, он возвещает незнаемое, невиданное, небывалое — сегодня это мечта, а завтра — боже мой, неужели вы к нему глухи? Да если я выеду на укатанную дорогу, мой конь побежит резвее газели, быстрее растревоженного оленя! Куда там пешеходам! Все экипажи — на свалку! Я буду делать не двадцать миль в день, а тридцать-сорок в час, в один-единственный славный час. Посторонись, Время! Прочь с дороги, живые твари! Это мчится Уэзерби, и нет такой силы, которая его остановит!

— И все же, — настойчиво повторил Естествоиспытатель, — машина у вас закреплена на козлах. Если ее высвободить, можно ли будет удерживать равновесие на двух колесах?

— Проще простого! — воскликнул Уэзерби и, ухватив машину за раму, приподнял ее над козлами. В считанные мгновения его «путник», «землепроходец», «конь-огонь», выпущенный на свободу, понесся к дверям и вылетел наружу, а доктор Гофф, выскочив следом, закричал:

— Что вы делаете? Не ровен час, разобьетесь насмерть!

— Нет, я порадую душу и разгоню кровь! — прокричал в ответ Уэзерби, и вот он уже ворвался наптичий двор с наезженными дорожками и стал нарезать круг за кругом на своей железной кобыле, обдирая ступни, лодыжки и голени, жадно втягивая воздух и оглашая окрестности громоподобным хохотом. — Ну, что я говорил? Кто тут разобьется насмерть?! Пара ног, пара колес — что еще нужно?

— Силы небесные! — Доктор Гофф вытаращил глаза. — Боже праведный! Как же так?

— Я лечу вперед быстрее, чем падаю. Необъяснимый закон природы. Да-да, почти лечу. Лечу! Бойтесь, лошади, скоро придет ваша смерть!

При слове «смерть» он окончательно вошел в раж и разразился нечленораздельными воплями; со лба ручьями катился пот. Машина вильнула в сторону и сбросила лихого наездника, который вылетел из седла, как из катапульты, перекувырнулся и приземлился в курятнике, откуда полетели пух и перья. Куры в исступлении заметались по клетке и подняли неописуемый гвалт. Железная кобылка, предоставленная самой себе, все еще крутила колесами и, елозя на боку, подбиралась к доктору Гоффу, который в ужасе отпрыгнул в сторону, чтобы не быть раздавленным.

Невзирая на внушительную траекторию полета, Уэзерби, хотя и не без помощи доктора, сумел подняться на ноги.

— Это ничего не значит! Теперь-то вы понимаете, какие возможности таит в себе мое изобретение?

— Понимаю: переломы, ссадины и сотрясения мозга.

— Нет! Я сжимаю ногами скорость, приближаю прекрасное будущее. Вы проделали долгий путь, доктор. Так примите же у меня эту машину, чтобы ее усовершенствовать.

— Я, так сказать… — забормотал доктор, торопливо покидая птичий двор. Не помня себя, он приковылял в лачугу и растерянно потоптался у выхода. — Одним словом…

— Пообещайте это сделать, доктор. Иначе мое изобретение погибнет, и я вместе с ним.

— А… гм… — промямлил доктор, отворил дверь на улицу, но тут же в испуге попятился назад. — Что я наделал! — воскликнул он.

Выглянув из-за его спины, Уэзерби еще больше обескуражил гостя:

— Вся округа уже прослышала о вашем посещении, доктор. Здесь молва разносится быстро. Блаженный приехал к блаженному.

И в самом деле, на дороге и прямо у крыльца стояло десятка полтора-два местных жителей — кто с булыжником, кто с дубиной. Глаза горели злобой и неприкрытой враждебностью.

— Вот они! — выкрикнул чей-то голос.

— Упечете его или нет? — потребовал ответа кто-то другой.

— Да или нет? — эхом вторила толпа, подступая ближе.

Не долго думая, доктор Гофф ответил:

— Упеку. — И повернулся лицом к хозяину.

— Куда вы хотите меня упечь, доктор? — зашептал Уэзерби, вцепившись ему в рукав.

— Тихо! — Доктор попытался урезонить толпу. — Дайте подумать.

Он сделал шаг назад, погладил лысину, потом потер лоб, призывая на помощь свои незаурядные мыслительные способности, и наконец издал победный возглас.

— Придумал. Богом клянусь, гениальная мысль: она придется по нраву не только соседям, которые вас больше не увидят, но и вам, сэр, — вы тоже их больше не увидите.

— Как это, доктор?

— Слушайте внимательно: вы приедете в Лондон под покровом ночи, я проведу вас в музей через служебный подъезд, вместе с вашей сатанинской игрушкой…

— Для чего?

— Для того, сэр, чтобы предоставить вам дорогу с гладким покрытием, такую дорогу, о какой вы и мечтать не смели!

— Откуда там дорога? Да еще с покрытием?

— Музейные полы: мраморные плиты, прекрасные, дивные, безупречно гладкие; да-да, они как раз подойдут для ваших нужд.

— Это для каких же?

— Не задавайте дурацких вопросов! Каждую ночь вы сможете седлать своего демона и колесить на нем, сколько душе угодно, мимо полотен Рембрандта, Тернера и Фра Анжелико, лавировать среди греческих статуй и римских бюстов, аккуратно объезжая фарфоровые и хрустальные вазы. Будете являться по ночам, словно Люцифер.

— Господи, — выдохнул Уэзерби. — Как же я сам-то не додумался?

— Да вы бы не отважились спросить разрешения!

— А ведь это единственное место в мире, где полы — как дороги будущего, пути в завтрашний день, мостовые без булыжников, чистые, как лик Афродиты! Гладкие, как зад Аполлона!

Уэзерби часто заморгал и не сдержал слез, которые накопились у него за долгие годы, прожитые в убогой лачуге.

— Не плачьте, — сказал доктор Гофф.

— Это слезы радости. Надо дать им излиться, иначе я просто лопну. Вы меня не обманете?

— Вот вам моя рука, любезнейший!

Они пожали друг другу руки, и по щеке славного доктора тоже скатилась непрошеная капля влаги — правда, только одна.

— Не умереть бы от радости, — выговорил Уэзерби, утирая слезы кулаком.

— Это лучшая смерть! Итак, завтра к ночи, договорились?

— Но что скажут люди, когда я поведу свою машину по улицам?

— Если кто-нибудь спросит, скажем, что вы — цыган, укравший реликвию из будущего. Ладно, Элайджа Уэзерби, мне пора.

— На спуске смотрите под ноги.

— Разумеется.

Едва протиснувшись в дверь, доктор споткнулся о камень и чуть не упал, а из толпы его спросили:

— Ну, что, видели этого придурка?

— Видел.

— Сможете его упечь в лечебницу для буйных?

— Пожалуй. Надо вверить его заботам врачей. — Доктор Гофф поправил манжеты. — Старик выжил из ума. Толку от него не добиться. Больше вы его не увидите!

— Слава богу, избавимся, — повторяли сельчане, провожая глазами доктора.

— К обоюдной радости, — сказал Гофф и, прислушиваясь, направился вниз по каменистой тропе.

Почудилось ему или нет, но издали донесся прощальный ликующий вопль наездника, гарцующего по двору на вершине холма.

Доктор Гофф хмыкнул.

— Вот ведь как, — произнес он вслух, — из городов исчезнут лошади, на улицах не будет навоза! Подумать только!

Предавшись этим размышлениям, он оступился на камнях и полетел вниз головой в сторону Лондона, в сторону будущего.

Загрузка...