* * *

Пятый день они уходили от преследования, останавливаясь лишь затем, чтобы дать отдых лошадям. Франк был зол: им не удалось прорваться к очередному пункту, вынудили отступить и пойти другой дорогой, а миновать точку нельзя, так или иначе придется возвращаться. Их загоняли в горы. Так уверял Ори, да и Кай не возражал. Гнались всего лишь люди, не чудовища, но было их многовато и к разговорам они склонны не были, только завидев их издали, принялись натягивать тетивы на луки, так что пришлось пришпоривать коней. Скачка длилась уже несколько дней, но погоня не отставала. Франк, на взгляд Диля, вел себя странно. Казалось бы, надо скрываться, но он не сворачивал с дороги, на постоялых дворах закупал провизию и, если удавалось, лошадей. Так что в горы их, возможно, загонял именно Франк. Как только потом возвращаться в необходимую точку…

Коней пришлось бросить, потому что тропа для них никак не годилась, а дальше могло стать еще хуже. Вещей было немного, но палатки все равно пришлось оставить, Франк уверял, что всегда найдет пещеру или хотя бы грот. Диль с ним был согласен: здесь было уже довольно тепло, а если вдруг дождь, можно и шалаш соорудить, он в таких вещах был мастер. Горы не вздымали к небесам заснеженные пики, склоны их поросли лесом, местами очень густым, и как Франк находил направление, для Диля оставалось загадкой. Проводник знал, что делает.

Оставалось в это верить.

Он действительно находил укрытие на ночь. Бывал в здешних краях, наверное. За день все уставали так, что просто валились на землю. Франк непременно дежурил первым, давая им отдохнуть. Диль отобрал у Лири большую часть вещей, а когда она запротестовала, на нее прикрикнул Франк. Дорога вообще была мало подходящей для девушки. Ее маленькое личико посерело, губы перестали быть розовыми. Она чувствовала себя плохо, и все мужчины догадывались, что это женское недомогание. Даже Илем на время прекратил свои подколы.

Когда шедший впереди Франк многокрасочно выругался, Диль вздрогнул. Проводник был довольно сдержан на язык, и Диль подозревал, что дело в присутствии не Лири, а Кая, очень щепетильного в выражениях.

– Приплыли, – засмеялся Илем. – А дать бой на этом пятачке – самоубийство. Возвращаемся? Или уже поздно?

Франк сумрачно смотрел на трещину, рассекающую гору. Шириной шагов в тридцать, она была непреодолимой. Была бы, если б не переброшенное через нее дерево тили, отличавшееся очень прочной древесиной и стволом толщиной в женскую руку, Ветки дерева росли только с одной стороны, и сейчас густой бахромой свешивались в пропасть.

Проводник думал несколько минут, а потом спросил, глядя перед собой:

– Ты умеешь ходить по канату, Диль?

– Немного.

– Перебраться на тот край сможешь?

Диль кивнул. Если неожиданный порыв ветра не сбросит его вниз. И то есть возможность ухватиться за ветки. Франк вытащил из своего рюкзака моток веревки, очень тонкой. Диль узнал кабетирское плетение. Эта веревочка лошадь выдержит, не то что человека. Натянуть ее над деревом вроде перил, прицепить страховочный ремень – и тогда перейти будет можно всем. А потом Ори скинет дерево в ущелье и преследователям придется помучиться с переправой.

Диль снял рюкзак и куртку и разулся. Трава холодила ноги. Все же не лето. Заглянул вниз. Ого. Там, очень далеко, клубился туман. В случае чего лететь придется долго. Он улыбнулся, прикрепил конец кабетирской веревки к ремню и ступил на ствол. Ага, следует учитывать небольшой ветерок слева. Дерево покачивалось. Ничего. Диль просчитал ритм, постоял секунду, раскинув руки – он не был настолько искушенным канатоходцем, чтобы пренебрегать балансом, да и делал это последний раз несколько лет назад, когда, развлекая жителей небольшого городка, бегал по канату, натянутому между двумя сараями.

Ровный скользящий шаг. Кора колола подошвы. А это неплохо, ноги скользить не будут, а занозы можно вытащить, от этого никто еще не умирал, кора тили не ядовитая, ее как раз лекари используют, правда, не для обработки ран, а как средство от поноса…

Веревки хватило, чтобы дважды обмотать ствол дерева на противоположной стороне. Франк уже смастерил страховку из двух ремней и отправил первым Илема. Диль вспомнил рассказ вора о том, как он ходил по перилам галереи в храме. И он бы перебрался через эту пропасть. Франк изо всех сил укреплял уверенность Диля в себе.

Илем прошел легко, Лири дважды срывалась со слабым взвизгиванием, но страховка выдержала – еще бы крепкие ремни не выдержали легкого девичьего тела. Кай перебрался тоже с приключениями, повис на руках, кое-как взобрался на ствол и едва не уронил свой лук, а Ори шел аккуратно и ровно, но лицо его было белее снега. Диль его понимал: под немалым весом дерево прогибалось и пружинило, но орк держался крепко, а вот на твердой земле силы его оставили и он опустился на траву и спрятал лицо в колени.

– Обмочился? – сочувственно поинтересовался Илем. – Чтобы тили сломалось, нужно десяток таких бугаев, как ты.

Кай в изысканных выражениях попросил его заткнуться и протянул Ори фляжку.

– Боги, как же мне было страшно, – прошептала Лири. – Я вообще высоты боюсь. С детства. А Диль шел, словно по бальному залу после уборки.

– Почему после уборки? – не понял Илем.

– Потому что там пол полируют и он какое-то время очень скользкий. Мы с братом там катались… разбегались в коридоре – и ехали. Кто дальше. А Диль…

– Я же акробат, – напомнил Диль, – я цирковой, умею всего понемногу. Тут нет ничего удивительного. Илем бы тоже перешел.

– Нет, – категорически отказался вор. – Не надо мне льстить. Я понимаю, о чем ты думаешь, но нет. Я бы не смог, потому что оно качается. Эй, Ори, я тебя не дразнил, потому что сам чуть не обмочился.

Франк уже сматывал веревку.

– Ори, – скомандовал он, – хватит трястись, сбрось-ка дерево вниз.

Бесстрашный орк не обиделся. Поднялся на ноги и принялся высматривать, как половчее ухватиться за ствол. При этом он оправдывался: вам хорошо, вы мелкие, а я большой и тяжелый, а тут такая жердочка… Вовсе не мелкий Кай и не подумал улыбнуться.

– Ты так красиво шел, – тихонько сказала Лири. – Скользил, словно на коньках. Так… изящно и гармонично. Удивительное зрелище. Будто не гонятся за нами вооруженные люди…

– Кстати о вооруженных, – оживился Илем. – А если среди них есть маг, способный летать?

Надо было видеть усмешку Франка. Похоже, он собирался ответить Илему в его же духе, но сдержался и сказал только:

– Маги не умеют летать.

– Среди них нет мага, – добавил Кай и показал всем свое кольцо. – Оно показывает не только применение магии, но и близость сильного мага.

– А с несильным мы справимся, – сообщил приободрившийся Ори и наконец скинул дерево в пропасть. – Это нам поможет?

Франк неопределенно пожал плечами. Диль вздохнул. Не думать. Лучше не думать. Никогда не задумывался о том, что впереди, так и начинать не стоит. Неизбежная смерть? Илем в этом убежден. Ну так и что? Смерть всегда неизбежна, вечно не живут даже маги, даже демоны. Разве что драконы бессмертны, и это заслуживает сочувствия. Кому же захочется терять в течение тысячелетий? Или они не чувствуют так, как люди?

Они оторвались. Пришлось делать приличных размеров крюк и идти очень быстро. Диль-то ничего, привычный, Ори тоже шагал, бесконечно насвистывая, но Лири было труднее. Девушке не по силам мужские нагрузки.

Очень уставал Илем. Пусть такой образ жизни не был ему привычен, хотя пора бы уже, ведь уже пятый месяц пошел, к тому же он молодой и сильный, Диль имел удовольствие налюбоваться в бане на его жилистое крепкое, несмотря на худобу, тело. Дилю казалось, что парень не совсем здоров, только никогда в этом не признается. Или Бирам, напившись его крови, наградил его какой-то болезнью? Этой вот постоянной слабостью? Малокровием?

Диль осторожно спросил об этом Франка, и тот неохотно кивнул. Диль, несмотря на свое обычное добродушие, помянул покойного недобрым словом. Не хочешь помогать, так хоть старайся не мешать, достал тебя вор – дай ему в глаз, но так, подленько, ночью, да еще с тяжелыми последствиями… Нельзя же думать только о себе

Похоже, что Бирам не верил в миссию. Или не верил в полезность Илема.

В городе они остановились в большой и шумной гостинице, битком набитой постояльцами, но Франк, наверное, знал волшебное слово, потому что для них нашлись три комнаты: одна большая и два чуланчика. Один уступили Лири, другой заняли Илем и Диль. Ори там просто не поместился бы.

Диль ничего не имел против соседа. Конечно, Илем и его задирал, только вот Диль и не помнил, когда кому-то удавалось вывести его из себя. Илема это веселило.

Он раздобыл бутылку вина, отмахнулся от предупреждений Диля: да ну, ерунда, компот, что это для двух мужчин, и Диль, попробовав, согласился. Вино было совсем легкое, женское. Франк заглянул проверить, как они устроились, обратил внимание на бутылку, сделал несколько глотков и одобрительно кивнул: расслабляйтесь.

Илем развалился на узкой кровати, оперся на изувеченную руку и неожиданно серьезно спросил:

– Диль, есть вопрос. Скажи, есть в твоей жизни что-то, за что ты испытываешь чувство вины?

– Есть. Я думал, ты знаешь… ну, то есть Франк говорил

– Ни черта он не говорит о других… и о себе тоже. Но на правильно сформулированные вопросы отвечает. Диль, кто-то умер по твоей вине?

Диль рассказал. Илем интересовался его жизнью не из праздного любопытства. А зачем?

Вор долго молчал, отпивая понемножку из стакана. Вино было очень темное, почти черное, Диль привык к тому, что подобные напитки крепкие, а это – нет, не пьянило вовсе. Но после повторения своей истории пить он уже не хотел. Все свое он выпил еще тогда.

– Похоже… – начал задумчиво Илем и оборвал сам себя, снова надолго замолчав. Диль лег на спину, закинув руки за голову. На потолке не было ровным счетом ничего интересного, но оторвать от него взгляд не получалось. Эх, Аури, что ты наделал, зачем обрек меня на такую жизнь… Чтобы тебя она миновала?

– У меня тоже, – сказал наконец Илем. – Я жил с одной девушкой… Славная такая девчонка, бойкая, шустрая. И работали мы вместе, смело работали, удачливо. Весело было. Пока однажды мы не попали в засаду. Я кое-как вырвался, ушел по крышам, а ей не повезло. Поймали. Что с ней делали, лучше не рассказывать на ночь. Насиловали всей толпой, по-всякому, ты, наверное, и не вообразишь, что так можно. И сами, и всем, что под руку подвернется. Потом груди отрезали… хотя там и отрезать-то почти нечего было, глаза выкололи и повесили на лобном месте.

– Не может быть, – не поверил Диль. – Я слышал много страшилок о стражниках…

– А причем тут стражники? – поморщился Илем. – Не надо верить в страшилки. Стражники бы, может, тоже ее трахнули, но тихонько, аккуратно, один, от силы двое. Это не стражники. Я, как ты заметил, человек не самый приятный и вообще конфликтный. Всегда такой был. Друзей отродясь не имел, а врагов хватало. В общем, хватило у меня ума… Нет, я лучше по порядку, не возражаешь? Я очень неплохо устроился после храма. Прижился. Днище меня опекал до самой своей смерти, научил многому, в наставники отличного специалиста дал, и я его превзошел кое в чем. Потом, когда он умер, причем своей смертью, на его место пришел другой. В общем, мне было все равно, я уже достиг определенного положения, правила всегда соблюдал, в общак отстегивал даже больше положенного, так что по той части ко мне претензий ни у кого не было. Когда новый Днище меня вызвал, я ничего не заподозрил. Подумал, что есть заказ. А все оказалось проще. Я на свою беду хорошенький, как девушка, переоденусь – никто парня и не заподозрит. Так что захотелось старому козлу отведать моей юной задницы. Я ему для начала объяснил, что не по этой части, что желающих найдется и без меня, причем и покрасивее, только ему пофигу было. Он меня хотел. А я вот не хотел. Здоров он был – ну чисто орк. Заломал бы меня как пить дать. Оружие у тех, кто приходит к Днищу, отбирают всегда, обыскивают тщательно, так что у меня ничегошеньки в карманах не было, кроме нескольких ардигов. Но ты ж понимаешь, что оружием может быть любой предмет, если руки умелые… Я убил его чайной ложечкой. Вогнал в глаз. Он даже не крикнул.

Пришлось мне крепко подумать. Никто б меня живым не выпустил. Убить Днище – преступление пострашнее покушения на королевскую семью. Я открыл окно и заорал, что требую суда. Тут уж никто меня не рискнул тронуть. У Днища врагов всегда больше, чем друзей, так что нашлись желающие поучаствовать в расследовании. Мне повезло: Днище успел меня основательно полапать, и задница в синяках, и шея в засосах, и рубаха в клочья, и штаны на честном слове держатся… А Днище и вовсе без штанов и в полной боеготовности. Суд меня оправдал вчистую, только вот врагов у меня стало больше ровно на количество сторонников покойника. Сам понимаешь, с приходом нового сторонники старого многое потеряли. Я счел за благо уехать в другой город, где и познакомился с Силли. Так что на ее месте должен был быть я. А я благополучно сбежал.

Диль не нашел ничего лучше, чем спросить:

– Ты ее любил?

Илем покачал головой.

– Нет. Я на это неспособен. Нравилась, понятно, но ничего серьезного. Она была из наших. Не шлюха, хотя ты понимаешь, чем девчонки платят за защиту, кров, еду… да за все. Больше-то нечем. Мы года полтора вместе прожили. Так что как Аури умер вместо тебя, так Силли – вместо меня. И вот что я думаю, Диль. Похоже, мы тут все такие. Ты на Кая посмотри. Много ты вообще видел эльфов? Я – только однажды, и то это было какое-то посольство или еще чего официального, ходили мы с Силли поглазеть. Кстати, женщины у них не такие красотки, как мужчины.

Диль исподтишка посмотрел на него. Голос у Илема был легкомысленный, и вид вроде бы тоже, только Диль знал, что ему так же больно, как больно Дилю.

– Ты думаешь, все? – спросил он.

– Покойнички – точно, – хихикнул вор. – Говорю же: Франк отвечает на правильно сформулированные конкретные вопросы. Насчет Ори я завтра узнаю.

– А Лири? – улыбнулся Диль. – Она не то что совершить что-то непоправимое, она и пожить-то не успела, девочка совсем.

Илем резко сел. Вино выплеснулось на рубашку, но он не обратил внимания, а Диль не долго мог отвести взгляда от красного пятна, так напоминающего кровь.

– Силли было семнадцать, – без выражения сказал Илем. – Но дело не в этом. Твой милый ангел успел кое-что… совершить. Сбежать из-под венца.

– Ну и что? Я бы сказал, поступок хоть и необдуманный, но смелый.

– Думаешь, это смелость? Это глупость. Безответственность. Потому что, в отличие от тебя, ее с младенчества готовили к тому, что свободы выбора у нее нет никакой, что единственной ее целью должно быть не личное счастье, а благополучие государства, что ей придется выходить замуж по выбору отца, и, уверяю тебя, выбор был далеко не самым плохим. Даже наоборот.

– Это неправильно. Отец должен думать о будущем дочери.

– А король должен думать о будущем королевства, – отрезал Илем. – И принцесса тоже должна. Вот ты – не должен. И мы с Франком тоже не должны. А особы королевской крови – обязаны.

– Но…

– Король Райгун, – словно не слыша Диля, продолжил Илем, – прибыл за два дня до церемонии и обнаружил, что невеста дала деру. Он был великодушен: дал еще два дня на ее поиски и только потом вернулся домой. Он был оскорблен. А короли имеют дурную привычку смывать оскорбление кровью. Чужой кровью. Вернувшись к себе, он немедленно объявил войну Канди. В результате погибло двадцать тысяч человек. На самом деле больше, но кто считает жертвы с точностью до сотен. Не только воины, но и старухи, и дети… Ты догадываешься, Диль, что происходит с городом или деревней, когда туда врывается вражеская армия? Сколько было изнасиловано и убито женщин, как ты думаешь? Эти жертвы вообще никто никогда не считает. Вроде как даже плюс: после войн рождается очень много ублюдков, восполняя потери. А совершенно кабальный мирный договор – это вообще мелочи. Канди фактически стала протекторатом Райгуна, что, впрочем, тоже не страшно. Оба принца содержатся во дворце Райгуна. Как почетные гости – заложники, если по-простому. И король Канди ведет себя паинькой. Что, принцесса, каково иметь на своей совести двадцать тысяч жертв?

Диль резко обернулся. В дверях стояла Лири с распахнутыми глазами, приоткрытым ртом и совершенно белым лицом. Она прижала руки к груди, судорожно вздохнула и упала в обморок. Илем хохотнул, и в этот момент Диль чуть не впервые в жизни ощутил сильнейшее желание ударить человека. Он, конечно, сдержался, были дела и поважнее. Он перенес Лири на свою кровать, осторожно похлопал по щекам и начал растирать руки.

– Очухается, – безжалостно бросил Илем. – О кандийской войне, наверное, только ты не слыхал, святая твоя душа.

– Она тоже, – сухо ответил Диль, не поворачиваясь.

– А что это меняет? Ты тоже не знал, что Аури вешают в то время, когда ты тошнишься над ведром.

– А ты? – резко спросил Диль и тут же о своей резкости пожалел.

– А я догадывался, – безжизненно сказал Илем. – Нет, я не предполагал, что с ней поступят именно так, потому что думал, что засаду устроила стража… Успокоил себя тем, что ей в самом страшном случае руку отрубят, а я о ней позабочусь, нуждаться не будет. И что это меняет? Ее смерть на мне. Смерть Аури – на тебе. А на нашей крошке – двадцать тысяч человек и унижение ее семьи.

– Кто ей сказал?

Голос Франка был усталый.

– Впрочем, зачем я спрашиваю… Диль и не знал. Тянули тебя за язык?

– А я не ей сказал, а ему. Вольно было принцесске подслушивать.

– Она мне нужна вменяемой, – объяснил Франк. – И что теперь, постоянно следить, чтоб она в петлю не полезла?

– Не полезет, – хмыкнул вор. – Не переживай. Она скорее осознает значимость момента и со всей старательностью кинется исполнять свое предназначение. Я о миссии, если ты вдруг не догадался. А ты на этом сыграешь. Можно еще Кая привлечь со всей этой его белибердой насчет чести, долга и ответственности.

Франк долго на него смотрел, но так ничего и не сказал, отодвинул Диля и взял на руки Лири.

– Ладно, ее я возьму на себя. Только попрошу: Диль, впредь старайся держать ее в поле зрения. Она импульсивная девочка, мало ли чего натворит.

– Вы знали? – не выдержал Диль.

– Об этом знал всякий слепой и глухой, – сухо ответил Франк, – все, кроме бродячего акробата, завернувшегося в кокон собственных воспоминаний и решительно не желающий знать, что в мире есть кое-что кроме.

Диль дернулся, как от удара, но смолчал. Не из почтительности. Франк был прав. Когда он унес Лири к себе, заглянул Ори:

– Чего это? Ты, трепло, ей про войну проболтался?

– Я Дилю говорил, – лениво ответил Илем, – а принцессу во дворце стучать не научили, вот и услышала то, от чего ее все так старательно оберегали. Стой, Ори. Ты мне в камни продул на желание, помнишь?

– Ага, – насторожился орк. – И чего тебе надо?

– Просто ответь на вопрос. Честно. Да или нет.

– Орки не врут, – оскорбился гигант. – Кого хочешь спроси. Ну чего тебе надо?

– По твоей вине кто-то умер? – как выстрелил Илем. Ори помрачнел, посмотрел на Диля и буркнул:

– Да. Только я не хочу…

– И не надо, – успокоил его Илем. – Мне не надо деталей. Иди. Можешь помочь Франку в процессе утешения.

– Какая ты все-таки скотина, – с чувством произнес Ори, аккуратно прикрывая за собой дверь. Илем не обратил внимания. Он задумчиво протянул:

– И на нем, значит, тоже… Спрошу завтра нашего белого рыцаря. И на принцессе…

– Не надо ее винить, – тихо попросил Диль. – Разве могло ей это прийти в голову, принцесса она или нет.

– Ты не понял! – воскликнул Илем. – Я иногда поражаюсь, какой ты тупой. Совершенно неважно, виню ее я или нет. Я, кстати, не виню. А твоей вины вообще не вижу, Аури сделал что хотел, не поинтересовавшись, как ты будешь с этим жить, просто сбежал, бросив тебя в полном одиночестве… Что он с тобой сделал, у меня слов нет. Ты пойми: важно, что мы сами себя виним. Это наша вина. Мы с этим живем.

– Ты считаешь, что нас отобрали именно по этому чувству вины?

Илем опустил голову, подумал, вдруг увидел пятно на рубашке, выругался, снял ее и подошел к низкому столику, на котором стоял таз с водой.

– Как для многого нужны две руки, – досадливо пробормотал он, прижимая рубашку обрубком правой и пытаясь оттереть пятно левой. – А ты видишь хоть что-то еще общее между нами?

Диль отстранил его и быстро замыл пятно, насколько это получилось. Впрочем, пятно стало бледно-розовым, или отстирается со временем, или Франк наплюет и купит новую рубашку. Он был почти расточителен.

– Не знаю, – глухо проговорил он. – Тогда что же это – кара?

– Или искупление.

– Разве можно искупить смерть?

– То-то и оно, – тяжело вздохнул Илем. – Неважно, одна девчонка с дна или двадцать тысяч человек. Важно, что мы сами не можем себе этого простить. И ладно ты, но ведь и я тоже. А я совести лишен по рождению.

– Тогда что у тебя болит?

Илем молча покачал головой и не ответил.

Больше они не разговаривали, легли спать, но заснуть не получилось у обоих. Илем, наверное, тоже видит кошмары. Те же, что Диль. Видит то, что осталось от девушки. И не помочь ему, и не утешить его, и ничего не изменить. Вот уж это Диль знал точно.

Организм человека всегда берет свое, нуждается в еде, сне и отдыхе, и Диль был уверен, что они уснут хотя бы к рассвету, но не получилось. Еще было темно, когда в их комнату вдруг быстро и почти бесшумно вошли все остальные, одетые, с вещами. Франк быстрой скороговоркой объяснил, что они покидают гостиницу немедленно и не через парадную дверь, и дал им пять минут на сборы. Диль был готов через три и успел помочь Илему. Тот был в ярости из-за своей вынужденной нерасторопности, и Диль с грустью подумал, что в грядущий день он отравит настроение всем остальным. И все остальные его поймут. Даже Лири.

Маленькая принцесса была молчалива и бледна, выглядела отрешенной, но когда Диль, первым спрыгнув с крыши, протянул ей навстречу руки, не колебалась. Диль с трудом подавил желание ее обнять и погладить по голове, закрыть от окружающего мира, защитить от ужаса понимания последствий своего поступка. Но это было так же бессмысленно, как попытка утешить Илема. Или его самого.

Показалось ему или нет, но Лири вроде на мгновение прижалась к нему, словно ища этой бесполезной защиты. Когда они пробирались по пустым переулкам и чужим дворам, Лири держала его за руку: она совсем плохо видела в предрассветных сумерках. Почему-то собаки на них не лаяли, хотя были почти в каждом дворе, а одна здоровенная псина даже деловито обнюхала застывшего не месте Илема и тут же потеряла к нему интерес. «Спасибо, что лапу не задрала», – досадливо пробормотал вор.

В один из домов они вошли и тут же спустились в подвал. Ясно, чтобы никто не понял, что дом не пустует, а в подвале и свечу зажечь можно.

– В общем, так, – начал Франк. – За нами совершенно очевидно следят. И если мы не хотим иметь проблемы сразу же после того, как покинем город, надо что-то придумать. К тому же на ворота поставили дополнительную стражу, расспрашивают и осматривают всех.

– Надо покинуть город не одновременно, – тут же придумал Илем, – и через разные ворота. Можно еще замаскироваться. Правда, ты говорил, что мы не должны расходиться далеко.

– Десяток лиг – не страшно. Сразу говорю – это рискованно…

– Потому что ты не сможешь нас защитить? – невинно поинтересовался вор. – Тогда самые беспомощные должны быть с тобой. Принцесса и я.

Кай посмотрел на него с уважением, и до Диля дошло почему: Илем впервые признал, что слаб. Ори похлопал глазами:

– А нас в лицо знают?

– Не думаю. Разве что общие приметы.

– Общие приметы, – задумался Илем. – Общие приметы у нас – эльф и орк. Но в городе ярмарка, потому орков полным-полно, а Ори в их толпе ничем не выделяется. Так что главная наша проблема – ты, Кай.

– За меня не беспокойся, – улыбнулся эльф. – Я сумею… не спрашивай как.

– Не буду, – усмехнулся Илем, – потому что догадываюсь, что ты обвешан магическими амулетами, как шлюха стеклянными бусами. Вторая примета – моя рука. То есть ее отсутствие. Франк, способен ты сыграть роль папаши, обремененного двумя девицами на выданье? Причем одна хорошенькая, а вторая так себе… это я о тебе, кукла. Достань для нас платья и плащи пококетливее, еще хорошо бы косметику, и ни меня, ни ее даже родные не узнают. Диль вообще неприметный…

– Диль не пойдет один, – отрезал Франк. Диль улыбнулся.

– За нами следят те, кто знает о миссии? – Франк кивнул, и Диль продолжил: – Значит, знают, что есть бродяга… но знают ли, что он акробат? В городе ярмарка, много народу, много бродячих артистов. Так почему мы с Ори не можем ими быть?

– А заставят показать мастерство? К тому же в разгар ярмарки артисты не уходят.

– Я и покажу, – удивился Диль, – только трико бы надо достать, мое совсем никуда не годно. А Ори не сможет. Он руку сломал, потому мы и уходим.

– Погоди, – удивился Франк, – разве орки бывают акробатами?

– Редко, – признал Диль, – чаще силачами. Знаете, цепи рвут, подковы разгибают, гирями жонглируют. Но орк может быть нижним…

– Чего это? – заворчал Ори.

– Ты видел акробатов в цирке? Когда они в паре? Нижний всегда сильный, верхний всегда легкий. Ты ведь легко сможешь поднять меня на одной руке, верно? И у нижних нередко бывают травмы… особенно если верхний неловок. Вот и мы можем быть такими неудачниками.

– Да, – одобрительно произнес Илем, – роль неудачника тебе особенно удается. Отличная идея, Франк. Осталось придумать, куда девать его топор.

– Я вывезу, – сказал Кай. – А свои метательные ножи Диль может и на виду держать, ведь есть же такой аттракцион, верно?

– Еще бы надо какой-нибудь набор для жонглирования…. мячи, кольца… И мы будем парой универсалов.

– И заподозрят в вас парочку любовников, – хмыкнул Илем. – Сумеешь сыграть, Ори? Пара нежных взглядов, трогательные прикосновения…

Началось, подумал Диль. Рано или поздно вспыльчивый орк выйдет из себя и ненароком его пристукнет. Лучше бы ему не руку отрубили, а язык отрезали. Ори побагровел. Диль торопливо сказал:

– Это неплохая идея. И не так уж редко бывает. Ори, это только игра. Илему и в голову не приходило, что ты можешь быть мужеложцем. Мы сыграем цирковых, а ему придется играть капризную дочку купца, засидевшуюся в девках… уж прости, но на шестнадцатилетнюю ты не тянешь.

Вор засмеялся. Несколько неестественно.

– Может сработать, – протянул Франк. – Я куплю все необходимое, а вам сидеть здесь и не высовывать даже кончика носа. Я понимаю, здесь неуютно…

– Я в выгребной яме однажды почти сутки отсиживался, – хмыкнул Илем. – Вот там действительно было неуютно.

Однако, когда ушел Франк, они почувствовали себя очень… неуютно. Дилю даже показалось, что стало холоднее. Неужели не только он так полагается на проводника, что в его отсутствие чувствует себя совершенно беспомощным? Лири забилась в угол и не обращала внимания ни на сочувственные взгляды Ори, ни на язвительные улыбочки Илема, хорошо еще хоть вор помалкивал, видно, поверил в красочные обещания орка оторвать все, за что удастся зацепиться.

Через несколько долгих часов Лири спросила всех сразу и никого:

– Почему вы не сказали мне раньше?

– Франк не велел, – простодушно признался Ори. – Ты… это… я, знаешь… ну…

– Мы все такие, – внезапно сказал Кай. – Я думаю, вы должны знать и обо мне.

– Не нужно, если невмоготу, – пожал плечами Илем. – Значит, и ты виноват в чьей-то смерти. Мне достаточно.

– Я думаю, вы должны знать, – повторил Кай.

Диль снова невольно залюбовался его совершенной красотой. Даже, пожалуй, неестественной. Кай больше был похож на иллюстрацию к книге сказаний, чем на живого.

– Меня зовут Ракайен Тиэррел. Точнее Ра Кайен. Или Кайен из дома Ра. Это имя принимает правящий дом королевства эльфов. Я был надеждой короны. Это не метафора, а титул. У людей меня называли бы наследником трона. Старший сын. Ра должен быть безупречен. Честь и справедливость превыше всего – девиз короны. И приближенный короны, то есть Ра, должен соответствовать этому девизу. Мой отец именно таков. Братья тоже. И я… был. Наши законы и традиции отличаются от ваших главным образом тем, что соблюдаются. Так, например, кровь Ра священна, и тот, кто ее прольет, навлекает позор и презрение не только на себя, но и на свой клан. Клан прекращает существовать, теряет имя, а те, кого не приняли другие дома, становятся лишенными имени. В основном только они и выходят за Сиккильские горы, становясь странствующими рыцарями. Впрочем, последний раз кровь Ра была пролита неумышленно и личным указанием носящего корону позор не лег на клан и даже преступник был не казнен, как того требовал закон, и лишь изгнан. Было это задолго до моего рождения, но за прошедшие годы наши кланы так и не стали друзьями.

Кай замолчал, и этим воспользовался любознательный Илем:

– И что, у вас не бывает бунтов да мятежей?

Кай покачал головой.

– Не бывает. Ра действительно справедливы. Если же кланы недовольны Ра, созывают круг камней и общим решением корона может быть передана другому дому. Подобного не случалось более полутысячи лет. Так вот, наши дома не стали близки. Я влюбился в дочь главы клана Миа, просил ее руки и получил отказ, хотя как раз надеялся, что именно так кланы могут примириться. Наша вражда никогда не была открытой, Миа ставили палки в колеса, оспаривали некоторые решения, искали, к чему бы придраться, но находили очень редко, и поддержкой не пользовались. Собственно, это была не вражда, но неприязнь.

– А девушка тебя любила?

– Да, – без колебаний ответил Кай.

– М-да, – удивился Илем. – Это какой же должна быть неприязнь, чтобы не захотеть увидеть собственную дочь королевой? Ради того чтоб только уязвить?

– Среди людей таких предложений не отклоняют, это верно… Но эльфы более свободны, и любой клан может отказать дому Ра. И дом Ра должен снести это с достоинством. Но нам с Диени было невмотогу… и мы решили добраться до храма Великого и пожениться там. Брак, заключенный в древнейшем храме, святыне всех эльфов, нерушим. Он считается освященным небесами. Служители храма умеют видеть истинные чувства и соединяют только любящих. Мы не сомневались, что у нас получится.

Он снова замолчал, погружаясь в свои печальные воспоминания.

– Случалось, что глава клана женился на дочери служанки, а легкомысленная девица выходила замуж за Ра – но лишь в храме Великого. Этот брак признается всеми безоговорочно. Но мы не доехали. Воины клана Миа нагнали нас в одном лишь переходе до храма. Со мной было семеро моих приближенных… друзей, с Диени – две ее подруги, против нас – почти полсотни отборных бойцов. Нет, кровь Ра они не пролили, хотя я дрался наравне со всеми. Силы были слишком неравны. Девушек, троих моих друзей и меня захватили живыми. И доблестных воинов, благороднейших эльфов казнили у меня на глазах. Их зарезали, как баранов на бойне. Миа имели на это право. А я на это смотрел и не мог остановить. На мне их кровь.

– А девушки? – тихонько спросила Лири. – Неужели их тоже убили или…

– Эльфы не убивают женщин. Женщина – олицетворение жизни, нельзя убивать жизнь. Даже преступниц не казнят, лишь пожизненно запирают в крепости. Их просто выдали замуж. Диени – за бывшего каторжника, одну ее подругу – за крестьянина, вторую – за золотаря. Я узнавал потом… муж обращался с Диени хорошо, против ожидания ее отца. Одна девушка умерла в родах, вторая похоронила мужа. А Диени живет со своим, воспитывает детей. Последний раз я видел ее там, на месте боя, забрызганную чужой кровью. Ее увезли, а меня оставили хоронить убитых. Вернувшись в столицу, я передал свое право надежды младшему брату и… и с тех пор я только однажды пересекал Сиккильские горы, чтобы присутствовать на похоронах своей матери.

– Я не понял, – почесал в затылке Илем, – твоя-то вина в чем? В том, что куча горделивых недоумков поубивала твоих людей?

– А твоя в чем? – вздохнул Диль. – В том, что ты ее чувствуешь.

Кай не мигая смотрел на огонек свечи. Ори, набычившись, полировал свой топор. Нахмурившийся Илем все решал, почему выбор пал именно на них.

– Что это? – хмуро спросил он. – Давайте попробуем порассуждать. Традиционно считается, что когда в мире набирается слишком много зла, происходит… ну вот как раз то, что происходит с нами. Истончается какая-то стена, в довесок в местному приходит еще и чуждое зло и отыскивается кучка избранных… всегда, кстати, считал, что избранный – это либо некто весьма достойный, либо просто большая шишка, которой можно все.

– Быть избранным не всегда награда, порой это кара, – грустно заметил Кай.

– Кара. Пусть кара. Пусть выбрали нас, потому что мы виновны, потому что это понимаем и так далее. Но какое отношение накопившееся зло имеет к Дилю? Да он, наверное, даже комаров не убивает, а деликатно сгоняет, чтоб лапки им не переломать. Сделал глупость в юности и теперь себя клянет. Да все здесь, я смотрю, по глупости, что Лири, что ты, Кай… Ори, ты тоже? – «Угу», – буркнул орк. – Один я по трусости.

Даже Ори изумленно уставился на Илема, даже Лири приоткрыла рот.

– Да ты кто угодно, но не трус, – возразил Кай. Кривая усмешка Илема Дилю не понравилась.

– Давай договоримся, что я лучше знаю, кто я. Ладно. Кара. Только какая ж кара, когда нам дается вполне конкретное задание, выполнив которое мы считаемся чуть не героями?

– Искупление, – сказал Кай. – Возможно, жертва. Разве ты не готов умереть во имя спасения мира?

– Нет, – искренне удивился Илем. – Я не готов умирать ни ради какой цели.

Эльф растерялся.

– Не стоит мерить всех по себе, Кай, – устало и очень по-взрослому проговорила Лири. – Ты разве не видишь, что высшая ценность для нашего вора – его драгоценная персона.

– Ну да, – не смутился Илем, – а ты, надо понимать, готова? Не смеши. Кай наверняка готов, но чтоб ты… Диль, ты готов?

– Я не знаю. Наверное, нет, – со стыдом ответил Диль. – Разве можно сказать, к чему ты готов, пока это что-то не наступит?

– Легко, – хмыкнул Илем, – достаточно просто хорошо знать себя самого.

Диль с минуту размышлял, стоит ли говорить, и все же решился:

– Ты знаешь себя самого, но не понимаешь, почему не можешь себе простить смерть Силли. Значит, не так уж хорошо…

Он умолк, увидев посветлевшие от бешенства голубые глаза Илема. Забавно, но у всех тут глаза разной степени голубизны. Кроме самого Диля

– Не сердись, – попросил он, – но разве я неправ?

– А что может быть обиднее правды? – раздраженно фыркнул Илем. – Ладно. Проехали. Я действительно не понимаю. Я всегда все охотно себе прощал, и даже тогда, пусть я и был потрясен, все равно понимал, что забуду и это. Но не забыл.

– Все еще впереди, – утешающее заметила Лири. – Ты забудешь, потому что хочешь, потому что тебе плевать на всех и все, кроме тебя самого.

Илем прищурился.

– А ты? Ты забудешь? Всех оптом или по частям: три тысячи сегодня, пять завтра и так далее?

– Мы отвлеклись, – напомнил Кай. – Илем, ты на самом деле хочешь знать, почему избраны именно мы? Почему именно мы должны ответить за все зло мира?

– Новая версия! – поаплодировал Илем. – Я еще и за зло отвечать должен. А кто ответит за то зло, которое мне причинили? Когда я был еще невинным ребенком?

– Ты. Или я. Или Диль. Так уж получается. Выбрали нас.

– Несправедливо, – обижено заметил Ори. – Диля-то за что?

– Чувство вины.

– Ага. Мы, стало быть, осознаем, что виновны, а остальные миллионы не осознают. Разве мы можем быть олицетворением этого мирового зла?

То-то и оно, что не можем, подумал Диль. Мы не олицетворение зла, несмотря на то что мы совершили. Мы не олицетворение раскаяния, несмотря на то что искренне сожалеем о том, что совершили. Это всего лишь случайный выбор. Бред сумасшедшего пророка. Выбор циничного мага. Нас не боги избрали. Богам на нас наплевать. Они ведут какую-то свою игру… может, они проверяют, не совсем ли пропащим становится мир, найдутся ли люди, готовые выполнить странную и страшную миссию, пройти этот путь, ограниченный условностями и правилами, которые они зачем-то придумали. И неужели они так плохо знают род людской, что сомневаются в этом? На свете множество хороших, добрых и благородных, готовых жертвовать собой ради других, осознанно и без сожаления. Почему они выбрали нас? Только случайно.

– У нас бытует поверье, – начал Кай, – что выбор неизменно падает на потомков тех, кто прошел этот путь впервые.

– Мой пра-пра и так далее дедушка? – обрадовался Ори. – Здорово! Только вот… какая разница, Илем? Надо идти – мы идем. Почему мы? Так боги решили. Ты готов противиться их воле?

– Морально готов, да смысла не вижу. Ори, мне интересно знать, почему мы. В чем вообще смысл. Почему такие ограничения.

– Этого не знает даже Франк, – невольно сказал Диль, вспомнив все давние разговоры с проводником. – Он говорил, что есть те, кто верит, кто вынужден и кому плевать. Верят Кай, Лири и Ори, вынужден я, плевать тебе. Он не верит, что это дело богов. Слишком мелочно, а боги такими быть не могут.

– А Потерянные? Их никто не знает. И почему не могут? Откуда Франку это знать – пил вместе с ними? Нам еще в храме постоянно вдалбливали мысль о непознаваемости богов – разум, мол, наш скуден, чтоб постичь их планы… А мне кажется, они и сами не могут себя постичь, что они развлекаются от скуки, придумывая маршрут и насылая на нас врагов! – выпалил Илем и, кажется, сам испугался такого кощунства. Взгляд его голубых глаз метнулся в сторону, губы дернулись, но больше он ничего не сказал.

– Врагов, с которыми мы можем справиться, – произнесла Лири. – А если это проверка – можем ли мы быть вместе?

– А какая разница? – не понял Ори. – Ну то есть какая разница, почему именно мы? Вообще глупый вопрос. Надо – вот и идем.

– Болван, – устало сказал Илем. – Мне интересно как раз, кому это надо.

– Дык всем. Людям, оркам, эльфам. И вообще.

– Ори, ты всерьез ощущаешь себя спасителем мира? – прищурился Илем и заметно растерялся, когда орк кивнул. Диль ему позавидовал. Себя спасителем мира он не ощущал. Кому это надо, не интересовался. Хотя бы потому, что это явно желание кого-то свыше, непостижимого. А непостижимы именно боги.

– Франк подозревает, что это может быть игрой магов, – вспомнил он.

– Нет сейчас магов такой мощи, – отрезал Кай. Пришлось поверить.

– А прежде? Он думает, что заклинание страшной силы застряло где-то… ну я не знаю.

– Если маги прежде были такие сильные, то они, наверное, и есть боги, – заключил Ори. – Франк идет. Может, его спросим?

Но они не спросили. Зачем? Он все равно не сказал бы, даже если б знал. Не только Диля несет ветер, словно опавший лист, но столь же безропотно идет могучий воин Ори, просто потому что поверил: надо. Он верит. Диль немного позавидовал.

Франк притащил здоровенный тюк, в котором нашлись два красивых платья и кокетливых плаща, и даже шляпки, и ленты, и всякие прочие женские штучки. Были там и вещи для будущих цирковых – трико, ношеное, но хорошее, крепкое, причем одно огромного размера, кольца и шары для жонглирования. Илем тут же, не стесняясь, разделся до белья и натянул на себя корсаж, соорудил из ваты небольшие груди, надел украшенное оборочками голубое платье, попросил Диля застегнуть крючки на спине и уселся к зеркальцу. Все отвернулись, чтобы дать возможность Лири сделать то же самое, причем Илем посоветовал тоже воспользоваться ватой. Диль объяснял Ори, как следует себя вести, какие слова можно обронить ненароком, чтоб ясно было – цирковой. Орк воспринимал это как игру, и Диль был уверен – у них получится. Не может не получиться. А надо будет, Диль устроит отличное представление.

Руку орка упаковали в лубок и подвесили на перевязи. Лицо Ори приняло страдальческое выражение – очень убедительное. Его веселое настроение передалось и Дилю, они перебрасывались незатейливыми шуточками. Ори очень легко вжился в роль.

Но Илем переплюнул всех. Когда он говорил, что девушка из него выйдет получше, чем из Лири, он не врал. Даже одной рукой он умудрился соорудить из своих волнистых золотистых волос до плеч кокетливую прическу, подвел глаза, подкрасил губы и стал очень хорошенькой девушкой немного старше Лири.

– Папенька, – капризно сказал он нежным девичьим голоском, – а можно я не стану надевать шляпку, а приколю к волосам цветок? Мне не нужно прятать волосы, они красивые, не то что солома на голове у Лири.

– Лии, – поправил с усмешкой Франк. – Неприлично, дорогая Илли, ходить с непокрытой головой. Да и не жарко еще. Потому я и платья купил не особенно открытые. Илем, ты меня поражаешь, у тебя даже кадыка практически нет.

Илем стрельнул глазками, и даже Лири засмеялась.

Франк объяснил им и даже нарисовал на слое пыли план места, где они должны были встретиться – и тут же стер рисунок, отсыпал немного диггов для бродячих акробатов, десяток ардигов дал Каю. Эльф ушел первым, наутро папа с парой ссорящихся – очень убедительно! – дочек погрузился в карету, а ближе к обеду два акробата отправились к северным воротам. Конечно, Диль немного нервничал, но полгода назад он бы просто умирал от страха, так что на это беспокойство можно было не обращать внимания. У ворот скопилась очередь. Стражники придирчиво проверяли всех. Чуть поодаль стоял мрачный человек в черном, напомнивший Дилю Даера. О боги, только магов нам не хватало. Со стороны богов это нечестно, разве могут обычные люди совладать с магией? Франк же говорил, что противники так или иначе равны им, с ними можно справиться, но как справиться с магом?

Ори морщил нос, укачивал руку и еле слышно постанывал. Не знай Диль, что он совершенно здоров, поверил бы без всякого. Стражники расспрашивали Диля не меньше десяти минут, заставили доказать, что он действительно акробат. Не потому что не поверили. Им было скучно, обидно стоять у ворот, когда весь город веселится на ярмарке, и Диль устроил им на радость небольшое представление: прошелся колесом, сделал несколько сальто, пожонглировал кольцами, тихо радуясь, что не растерял всей сноровки. Мужчина в черном приблизился и раздраженно приказал им с Ори убираться, заметно расстроив стражников.

Они отошли примерно на лигу, когда Ори перестал наконец изображать страдальца и начал радостно спрашивать, как он справился, и искреннее одобрение Диля привело его в восторг. Зря Илем считает его глупым. Он просто большой ребенок, которому ясно, что хорошо, а что плохо. Диль слегка позавидовал. Он забыл, что такое быть ребенком. А Илем и не знал.

Место встречи они нашли без труда, у Ори оказалась замечательная зрительная память. Все уже были там, две «сестрички» развлекались мелкой грызней, а Кай и Франк разговаривали на неизвестном языке. Ори тут же присоединился к беседе. Древняя речь? Диль понятия не имел, один язык у орков и эльфов, или нет. У него самого никаких способностей в изучении чужой речи не было, хорошо хоть, что в Ванрелле использовался тот же язык, что и во многих соседних государствах.

Дальше ехали с комфортом: папенька с дочками в карете, Диль сидел на козлах вместо кучера, а Кай и Ори небезуспешно изображали охранников. Франк не мешал Лири и Илему цапаться, потому что в ссорах они не забывали о своем временном «родстве». Илем искусно прятал покалеченную руку в складках плаща или даже юбки. Остановки на постоялых дворах чередовались с ночевками в поле, чуть в стороне от дороги, когда их заставал дождь, в карете становилось тесновато. Их не преследовали, похоже, что обман удался, однако Франк оставался настороже.

А ведь города, которые они обязаны были посетить, наверняка известны преследователям. Что сработало раз, не сработает другой, не в каждом городе шумные ярмарки, позволяющие проскользнуть незаметно.

Илем несколько раз пытался возобновить беседу о целях и причинах, и Франк его не затыкал. Сказал только, что этот вопрос не могли решить в течение тысячелетий, но рано или поздно у кого-то получится, только ничего не изменится, и через сто, двести или триста лет люди не перестанут творить зло, потому что это в их природе, и со временем зло снова скопится и позволит границе прорваться снова, и снова принцесса, вор, бродяга, торговец и ученый под защитой воина, рыцаря и проводника отправятся в долгий путь к Серым горам, чтобы остановить Сарефское зло.

Вечера они коротали у костра за самыми разными разговорами. Кай рассказывал об эльфах, и не только Диль слушал с открытым ртом. Илем впитывал новые знания, и Лири тоже. Кай начал эти рассказы, когда они остановились в странном месте. Дубовая роща, которую трудно было назвать рощей – могучие деревья росли далеко друг от друга и были столь раскидистыми, что даже сейчас, весной, солнце почти не пробивалось сквозь их густые ветви, а под ними обнаружились обломки камней, явно обработанные человеческой рукой. «Эльфийской», – поправил Кай.

Это было древнее кладбище. Кай уверил, что остановка путников здесь не кощунство, а Илем немедленно добавил, что практически весь мир – кладбище, потому что умерло и похоронено людей так много, что могилы располагаются по всей земле в несколько слоев. Наверное, он был прав.

Когда-то эльфы жили среди людей. Было несколько эльфийских королевств, богатых и процветающих, но с соседями мира не было, людям всегда требовалось то золото, то жизненное пространство, люди не умеют не воевать, хоть с другими расами, хоть между собой. И после очередной победы в очередной войне эльфы ушли. Вот просто так: собрались и ушли за Сиккильские горы, и с тех пор живут обособленно, до тех пор, пока люди не придумают способ преодолеть эти горы с большими армиями. Илем не поверил: как ушли? все бросили и ушли? оставив города побежденным? ушли после победы? Очередной победы в очередной войне, напомнил Кай. Пресекли бесконечную череду смертей. За Сиккильскими горами всем хватило места. Нельзя сказать, что там единое королевство, нельзя сказать, что много разных. Провинции имеют много прав – и много обязанностей, а Ра не абсолютный правитель, а скорее, координатор, и тем сложнее, и тем больше требований предъявляется к нему.

Диль исподтишка поглядывал на Лири. Казалось, что потрясение никак на ней не сказалось, но Диль подозревал, что она вспомнила о своем королевском воспитании и загнала поглубже все свои чувства, не показывая их окружающим. Даже ему.

Ох, ну почему «даже»… Возомнил о себе, бродяга, решил, что принцесса считает тебя своим другом. Мало ли, что относится почти как к отцу, все равно помнит, что она принцесса, а он акробат. Не может не помнить.

Он все равно опекал ее, заботился, чтобы ей было тепло и уютно, подсовывал кусочки поаппетитнее и не обращал внимания на язву Илема. Не показывает боли? Не значит, что не чувствует. Илем тоже не показывает. И никто из них. Свыклись. Диль не хотел бы оказаться на месте Лири и осознавать свою вину за смерть двадцати тысяч человек. Это даже в голове не укладывалось. Короли не знают других способов отвечать на оскорбления, кроме войны. Стало Райгуну легче? Ничего ведь не изменилось, и население обеих стран все равно знает, что у него невеста сбежала из-под венца, и какие бы зверства он ни творил, в памяти народов он все равно останется королем, от которого бежала невеста. Над ним будут смеяться – втихомолку, пока он жив и страшен, и открыто после смерти. Король, которому беглая невеста натянула нос. Посмешище.


Загрузка...