Два писателя, или Ключи от чердака

12

Перед сном мне позвонил Чмутов.

– Иринушка, я тебя снова поздравляю. Я вспомнил, ты же математик, ты окончила МГУ! – он наверняка спросил у Майорова. – Математик – это хорошо… У меня про числа есть текст в «Урале». Славный текст, на него был отзыв в «Новом мире».

– Дашь почитать? – я тут же сделала стойку.

– Конечно, дам. Правда, для математика столь высокого ранга… – он сразу признал мои козыри. – А сколько тебе исполнилось?

– Не скажу. Очень много, – мне не хотелось его отпугивать.

– Сколько все-таки?

– Сорок.

– Подумаешь. И жене моей сорок. Значит, ты Водолей. А по году…

– Я соврала. Сорок два на самом деле.

– Господи, Иринушка, кто знат, о чем женщина думат! А я со всякими женщинами дружу. И пятидесяти, и шестидесяти лет…

Я вспомнила, как впервые увидела его – в свите немолодой поэтессы. Хорошо, что он сказал дружу, а не у меня были женщины.

Назавтра он передал мне текст про числа. Допустим, у меня было тринадцать женщин, тут же вычитала я, столько-то блондинок, столько-то брюнеток, шатенок и одна рыжая (с рыжей, его первой женой, я была знакома). Через остальной текст пришлось продираться. Это была затянувшаяся медитация над числами, рефлексия по поводу ощущений, понятных всякому, кто погружался в мир формул. Кто рвался вперед – так, что трещали извилины, кто чувствовал, как нарастает сопротивление, и замедлялся, подтягивал снаряжение, осторожно двигался наугад, покрасневшими глазами замечая потайные приметы: сочетания крючков на бумаге и загадочные знаки повседневной, повсенощной жизни. Когда уже и отсвет лампы, и партнер в постели кажутся символами, когда голова гудит, словно болит, словно думает, а не больно, и мыслей нет, и ни на минуту нет расслабления, и, кажется, уже сходишь с ума, но вдруг всплываешь, хватаешь зрачками солнце, а в руке бьет хвостом золотая рыбка. Чмутов был заворожен числами, он набрел на кольцо вычетов по модулю девять, но не знал этого, и кружил, кружил, приписывая девятке мистические свойства, обнаруживая скрытый смысл то в сроках вынашивания младенца, то в экстремальных штормовых баллах. Поначалу текст был упругим и сильным, искрил энергией, но к концу стал аморфным и вялым, растекся медузой на песке.

Когда-то я и сама попала в девятку. Мучаясь с Зойкой над таблицей умножения, вдруг увидела, что на девять можно умножать на пальцах. Я даже подпрыгнула, когда это увидела! Я просто гений! Мне захотелось просветить весь мир. Но, еще радуясь, начала осознавать, что мой метод должен быть давно известен – за тыщи-то лет существования математики! Он почему-то не встречался мне в детстве… Через полгода он мне встретился – в Зойкиной «Развивающей тетради».

Я подошла в школе к Чмутову, чтоб объяснить про кольцо вычетов. Он отмахнулся, мол, числа – пройденный этап, но девятка, конечно, девятка да! девятка – мистический символ.

– Игорь, хочешь, покажу свое открытие?

– Как не хотеть, ласточка.

Мы стояли с ним у окна. Я растопырила пальцы на подоконнике, элитный ногтевой дизайн в честь дня рождения. Вдруг застеснялась:

– Лак яркий, мешает.

– Да я к ногтям равнодушен, Иринушка. Валяй, показывай, не стесняйся.

– Лучше давай на твоих. Загибай любой палец. Номер пальца – это число, на которое ты хочешь умножить.

Но он не хотел умножать, он боялся.

Через день я улетела в Москву.