Два полцарства

Глава 2

Я очень напрягалась в первые два дня. Так и казалось, что вот-вот заявится какой-нибудь друг Виктора Петровича и положит начало апокалипсису. Дергалась от каждого звука с улицы, включала музыку с плейлиста Ангелины даже громче, чем это делала она. Подходила к зеркалу и тренировалась говорить в нос, немного растягивая гласные и с легким придыханием: «Простите, я не могу открыть. Папуля вернется и позвонит вам». И только на третий день я успокоилась – как-то мгновенно и окончательно. Вдруг вспомнилось, что и раньше к ним кто-то приходил редко, пару раз за все время не насчитаешь. А уж бизнес-партнеры Виктора точно знают, что тот в отъезде. Друзья Ангелины здесь вообще никогда не показывались, боясь привлечь к себе слишком пристальное внимание ревнивого родителя. По сути, она была полностью права, а это я поддавалась паранойе, – нет ни единого шанса быть раскрытой, если я только сама не начну творить глупости. Я ей звонила каждый вечер и нервно спрашивала, когда вернется. Но в действительности обеспокоить ее мне было ровным счетом нечем.

Разумеется, неприятность случилась ровно тогда, когда уже и не ожидалось. Я жила здесь неделю, почти привыкла плескаться в джакузи и к еде из японского ресторана. И даже поймала себя на мысли, что буду скучать по кровати Ангелины – сложно вообразить более комфортное место в мире. В очередной раз упав спиной с разбега на эту золотую середину между жесткостью и мягкостью, я услышала звонок. Даже не сразу сообразила, что трещит домофон. Сердце забилось от страха, я зачем-то схватила огромные, круглые темные очки, которые держала на всякий случай на тумбе и надевала, прежде чем подойти к окну, и полетела вниз, задыхаясь от паники.

Остановилась перед домофоном, ощущая себя идиоткой в пижаме и очках, но попыталась обуздать дыхание, прежде чем нажать кнопку.

– Ангелина Викторовна! – раздался голос Романа с охраны. – Здесь спрашивают…

Я не слушала – было безразлично, кто и кого именно спрашивает. Все-таки не зря Ангелина сильно убавила звук: я кое-как слышала голос охранника, но и он мой должен слышать так же. Тем не менее все равно прижала марлю к динамику, прежде чем ответить:

– Ну Ро-о-ома, – я растянула «о» в нос. – Пусть позвонят папуле.

– Ангелина… – мне показалось, что его голос с самого начала звучал встревоженно. – Что за черт…

И вдруг я явственно услышала какие-то крики и оглушительно громкие хлопки. Даже не через домофон, а с улицы. Выстрелы? Я отшатнулась от двери и едва не упала, но вовремя развернулась и побежала на лестницу. Остановилась через две ступеньки и бросилась вниз – на кухню, там подвалы для хранения продуктов и запасной выход. От страха соображать не получалось вовсе, но и мне было понятно: снаружи происходит нечто ужасное. И, по всей видимости, не зря Виктор Каменский установил усиленную охрану… которую мы с Ангелиной свели до одного, самого непрофессионального и молодого, сотрудника.

Дверь оказалась заперта, я глупо рвала на себя ручки, но наконец-то заставила себя замереть и выдохнуть. Шагнула к стойке со всеми ключами. Вдох-выдох, вдох-выдох. Снова вернулась к двери, уже спокойнее наклонилась, однако сразу попасть в скважину трясущиеся руки не позволили. Позади громыхнуло. Дверь вынесло каким-то ударом, впуская людей – много, много людей, судя по шуму и голосам.

Я просто упала на пол и откатилась в сторону под полку с банками, зажала рот ладонью, но всё равно дышала так громко, что и за километр слышно. И воздуха не хватало. Нужно добраться до двери и все-таки попытаться вставить ключ. А потом что? Там весь двор освещен фонарями, добраться до ворот не успею. Или успею – но только в том случае, если останусь незамеченной. Значит, надо сидеть и надеяться, что они пойдут в другом направлении, а я смогу выскочить, когда сюда никто не смотрит.

И разговоры – совсем не приглушенные, открытые – вгоняли в ужас еще сильнее:

– Здесь может быть кто-то из обслуги, Егор.

– Было бы здорово, если кто-то сообщит Камелину о нашем визите. Не придется тратить время на телефонный звонок. Где эта сучка? – он крикнул куда-то вверх. – Ребят, все шкафы осматривайте, она точно в доме.

Голос его собеседника звучал как-то совсем ненормально мягко для такой ситуации:

– Найдется. Странно, я думал, тут и ночью все забито слугами – как в лучших традициях графских поместий.

– Камелин же в отъезде, – мужчина, которого назвали Егором, говорил громче и более глубоким голосом. – А его дочери на кой хуй здесь с целой толпой жить? Ей же лет двадцать, уж наверняка хочется хоть глотка свежего воздуха. Дим, глянь сам наверху, а то мы ее сейчас будем по всем шкафам до утра гонять.

Голоса удалялись, похоже, бандиты разошлись в разных направлениях. Я выдохнула и метнулась к двери, от стресса или прилива адреналина даже страх отступил, руки дрожать перестали, но ключ в замке не провернулся. Я выдохнула, повела его в скважине, чтобы встал на место. И как раз в этот момент позади раздалось смешливое:

– Опаньки. Нашлась. Куда собралась, царская дочка?

– Я не… – мне хронически не хватало воздуха для полного вдоха. Развернулась и не сдержала нервного вскрика: – Я не Ангелина!

Передо мной стоял мужчина лет тридцати на вид, максимум. Светлоглазый, худощавый блондин, он улыбался, лишь слегка раздвинув уголки сомкнутых губ – в такой обстановке от его улыбки мороз по коже бежал. Таких, с высокими скулами и тяжелым взглядом исподлобья, сложно назвать красавцами на любой вкус, но определенно запоминающимися. Он, склонив голову к плечу, рассматривал меня с иронией. Я тоже спонтанно глянула вниз…

Я в пижаме Ангелины – изумительный шелк. Ни за что не надела бы ее пижаму, если бы у меня была возможность сгонять в съемную квартиру и прихватить свои вещи. Ангелина же только смеялась от подобных мелочей. Теперь попробуй объяснить, откуда на уборщице такая вещица. Кое-как вспомнила, что на носу и темные очки, стоимостью в целое состояние. Понятия не имею, зачем они там. Но выглядеть должно совершенно по-идиотски. И обесценивать все мои оправдания.

К светловолосому присоединился еще один – старше и в солидном деловом костюме, что бросалось в глаза по сравнению с обычной футболкой и джинсами первого. Смуглый шатен с заметной щетиной на тяжелом, почти квадратном подбородке. Грубости его лицо лишалось лишь за счет прямого, тонкого носа и мягкого изгиба рта. Породистый в каждой детали: от костюма с иголочки до белоснежной, очень широкой улыбки.

– Егор, – первый даже не обернулся, обратившись к подошедшему. – Кажется, я ее нашел.

– Не кажется, Дим, – отозвался шатен. – Камелин пылинки с нее сдувал, ни в одном таблоиде ее рожи не высветилось, но по описанию она. Ничего такая, хорошенькая. Я ее себе немного иначе представлял.

Они обсуждали меня – или Ангелину – так, будто на каком-нибудь пляже в перерыве между коктейлями. И Дима поддакнул:

– Угу. Выглядит съедобной. Хорошо, что не в папашу физиономией пошла. Ну, – это он уже ко мне, – чего трясешься? Идем, погостишь у доброго дяденьки Егора Саныча, которого обокрал твой родственник. Где твоя обувь? Не будешь сопротивляться – нос останется целым. Ничего такой нос, ты его береги.

Он сам схватил меня за руку и потащил, на стойке в прихожей подхватил первые попавшиеся кеды, по случайности именно мои. А второй мужчина – вероятно, его начальник и «добрый дяденька Егор Саныч» – смотрел на меня с брезгливой усмешкой. Старший и крикнул остальным своим людям, чтобы дальше не искали – они ничего не взяли из ценных вещей, даже не подошли к сейфу в гостиной, им нужна была только Ангелина.

Со мной не церемонились: грубо толкнули вперед, стянули руки веревкой за спиной, выкручивая до боли, на голову нацепили мешок. Темные очки полетели на пол и хрустнули под чьим-то ботинком. Меня потащили волоком. Я все еще пыталась сказать об ошибке, но среди шума на мой скулеж не обратили внимания, а потом меня швырнули в машину и зажали с двух сторон.

Это был как раз тот момент, когда я получила возможность высказаться и быть услышанной – и я промолчала. Вдруг со всей очевидностью дошло, что если они так обращаются с Ангелиной Камелиной, которая им нужна, например, для выкупа, то меня просто пристрелят, как ненужного свидетеля. Шансов выжить куда больше, если они будут считать меня хоть сколь-нибудь ценной персоной. Тогда пристрелят меня чуть позже, когда свяжутся с Виктором Петровичем и услышат его издевательский смех… Но позже – это намного лучше, чем прямо сейчас.