Два рассказа

Гордость была только - в июне съездить принять парад Победы на Красной площади, на белом коне. (Сталин, видно, сам хотел, но не уверен был, усидит ли на лошади. А видно - завидовал: желваки заходили по лицу. А раз, внезапно, небывало признался Жукову: "Я - самый несчастный человек. Я даже тени своей боюсь", - боялся покушения? Жуков поверить не мог такой откровенности.)

Летом потекла церемонная Потсдамская конференция (в Берлине, полностью разбитом нашей артиллерией и авиацией, места для конференции не нашлось). Дальше были заботы, как заставить союзников вернуть советским органам наших советских граждан, опять-таки необъяснимо не желающих возвращаться на родину. (Что это? как это может быть? Или знают за собой тяжёлые преступления, или льстятся на лёгкую западную жизнь.) Приходилось жёстко требовать от союзников, чтобы на встречу с этими людьми допускали наших представителей, профессионалов сыска. (Это оказались очень деловые люди, они в нашей армии состояли и всегда, но Жуков со своей высоты с ними раньше как-то мало соприкасался.)

И - много такого. Жуков всё это исполнял, но как бы с ленью, как бы засыпая: уже никогда не возвращался прежний его орлиный полёт - разгадок противника и постройки своих замыслов.

Что ж, пора была бросать этот почётный и скучный пост в Берлине, возвращаться, и обновлять и укреплять Советскую (теперь уже не Красную) армию для возможных будущих конфликтов - и в рост с новой военной техникой. После войны вряд ли Сталин захочет сохранять за собой пост наркома (теперь - "министра") обороны. А значит - отдаст Жукову. Да и оставаясь бы его первым заместителем - всё равно в руки Жукова попадало всё военное дело.

Но когда в 1946 Жуков вернулся из Берлина, он был поражён неожиданным назначением заместителем министра обороны вовсе не себя - а вполне штатского Булганина. И, как объяснил Сталин, руку с дымящей трубкой отводя с видом своей беспомощности вмешаться: Булганин уже так построил штаты министерства обороны, что в них нет места второму заместителю.

Жукова - как скинули с лошади на скаку.

Ну всё-таки!.. Но я же... ?

И - что Ему возразишь? Да не Сталин это придумал, не мог бы Он так поступить после всего, что связывало их в военных победах! после стольких в Его доме встреч, работы, обедов один на один. Это, конечно, придумал - двуличный Булганин. (Подобное неожиданное хитрое проворство Жукову, бывало, приходилось замечать и у других "членов военного совета", то есть политуправленцев фронтов и армий, - ПОСЛЕ того, как миновали главные бои, а до этого они сидели тихо. Такой же был всегда и Хрущёв, по виду очень простодушный.)

А начальником Генштаба - уже был Василевский, и это совершенно справедливо. Жукову предложили быть Главнокомандующим сухопутными войсками. То есть - не только без авиации и флота, не только без стратегической работы - но ещё и в прямом подчинении лишь Булганину, без права обращения к Сталину (так было указано в новом штатном расписании).

Да: на скаку - и обземь. Больно.

Как когда-то в Тамбовской губернии, когда вышибли из седла.

А наступило тогда Георгию Константиновичу как раз и ровно - 50 лет. Самый расцвет сил и способностей.

Щемило по своему ушедшему боевому прошлому...

Но обречённость его теперь бездействия - оказалась куда затопистей, чем он ожидал. Всей беды своей он ещё не предвидел.

Когда в конце 1945 на одном кремлёвском совещании Сталин упрекнул Жукова, что он приписывает все победы себе, Жуков готовно отказался: ВСЕХ - никогда не приписывал. И когда в апреле 1946 горько пережил лукавый ход Булганина - тоже он беды своей ещё не понял. А пробыть Главнокомандующим сухопутными войсками досталось ему всего месяц: на Главном Военном Совете вдруг стали зачитывать показания бывшего адъютанта Жукова (оказывается, арестованного!) и главного маршала авиации Новикова (оказывается, тоже недавно арестованного!) - и ещё других арестованных офицеров - что Жуков будто бы готовил военный заговор - какой бред!! в какую голову это поместится?? Но Рыбалко, Рокоссовский, Василевский тут подхватились и дружно стали Жукова защищать, спасибо. И убедили Сталина, и Сталин спас его от бериевской расправы - и всего лишь послали маршала на Одесский военный округ.

Крутое падение, болезненное, - но всё ж не тюрьма.

Однако, вот, написать своей рукой в воспоминаниях, что за все свои мировые победы четырежды Герой Советского Союза - единственный такой в стране! - был сброшен в командующего военным округом, - перо не берёт, перед историей стыдно, об этом надо как-то промолчать.

Но и это ещё был не край беды. Не прошло двух лет, как арестовали генерала Телегина, члена военного совета при Жукове в конце войны (и как много позже узналось, ему выбили все зубы, он терял рассудок, да и Новикова пытали также, а потом - выпустили), - вот тогда Жуков понял, что идёт Берия - на него. И тогда-то был у него первый инфаркт.

А Берия с Абакумовым вдруг нагрянули на подмосковную дачу Жукова (подаренную Сталиным за спасение Москвы, вот где он сейчас писал мемуары) - якобы проверять хранение документации, рылись в ящиках, вскрыли сейф, нашли старые оперативные карты, которые полагалось сдавать, - это Главнокомандующему! И состряпали строгий выговор.

Нет, не арестовали пока: Сталин - спас, заступился! Но сослали - на Уральский военный округ, уже и не приграничный. Как это походило на ссылку Тухачевского в 1937 в Средневолжский округ - только того арестовали сразу в поезде. Так - и ждал себе теперь. И держал наготове малый чемоданчик - с бельём, с вещицами.

Славы - как не бывало. Власти - как не бывало. И отброшен - в бездействие, в мучительное бездействие, при всех сохранённых силах, воле, уме, таланте, накопленных стратегических знаниях.

Иногда думал: да неужели - это замысел самого Сталина? (Не простил того белого коня на параде Победы?..) Да нет, это Берия заморочил ему голову, оклеветал.

А с другой стороны - нашлись в мире антинародные силы, которым выгодно было создать обстановку "холодной войны". Но в Холодной - Жуков был совсем бесполезен, это правда.

Однако в те годы ему бы и в голову не пришло сидеть писать воспоминания: ведь это, как бы, признать конец своей жизни?

А Сталин - не забыл своего оклеветанного, но верного полководца и героя, нет. В 1952 допустил его на съезд партии, и кандидатом в ЦК. И перевёл опять в Москву, и готовил ему какую-то важную должность в новой сложной обстановке.

Но - внезапно скончался...

Вечная память Ему! А обстановка стала - ещё и ещё более сложная. Берия ходил в главарях, но не он один. И Жуков снова стал Главнокомандующим сухопутных войск и первым заместителем министра обороны.

И прошло ещё два месяца - сильно пригодился Жуков! Вызвали его Хрущёв и Маленков: завтра на Политбюро (теперь его переназвали потише, в Президиум) в повестке дня будет стоять военный вопрос, ты будешь вызван туда - и нужно там же сразу арестовать Берию! Это пока будем знать только мы трое. А ты возьми с собой двух-трёх надёжных генералов, и конечно адъютантов, и оружие.

И в назначенный час сидели в приёмной, ждали вызова (генералы гадали, зачем их позвали, - объяснил им только уже перед входом на заседание, и кому - стоять на дверях с пистолетами). Вошёл, прошагал немного и бегом на Берию! - и за локти его, рывком, медвежьей силой, оторвать от стола: может у него там кнопка, вызвать свою охрану? И гаркнул на него: "Ты - арестован!!" Доигрался, сволочь, Гад из гадов! (Политбюро сидит, не шелохнется, из них никто б не осмелился.) Тут вспомнил тамбовский приём, как брали в плен "языков": адъютанту - вынуть у арестованного брючный ремень, тут же отрезать, оторвать пуговицы с брюк, - пусть штаны двумя руками держит. И - увели. В просторном автомобиле положили на пол, закутанного плотно в ковёр, и кляп во рту, а то ведь охрана ещё остановит машину на выезде из Кремля. Сели четыре генерала в ту же машину - на вахте их только поприветствовали. И отвезли гада в штаб Военного округа, в бункер внутреннего двора - и ещё подогнали танки с пушками, наведенными на бункер. (А трибунал вести досталось Коневу.)

Только: и этого сладкого мига - в мемуары не вставишь. Не целесообразно. Не помогает коммунистическому партийному делу. А мы прежде всего коммунисты.

После этой операции Коллективное руководство снова призвало Жукова к реальному делу. Вот только когда - стал он министром обороны, во всю силу и власть, Хозяин Армии. И в какой ответственный момент: развитие атомного оружия! (Вместе с Хрущёвым дружески летали в Тоцкие лагеря на Урал, проводили опыт на выживаемость наших войск, 40 тысяч на поле, сразу после атомного взрыва: отработка упреждающего тактического удара против НАТО.) Готовил Армию на великие задачи, хоть и против Америки бы.

Теперь и ездил в Женеву на встречу союзных стран "в верхах". (И встретил там коллегу-Эйзенхауэра: ишь ведь, уже Президент!)

Как бывает в жизни - беда к беде, а счастье к счастью, - тут и женился второй раз, Галина на 31 год моложе. И - ещё одна дочка родилась, уже третья, - да тем дороже, что малышка. Как внучка...

А на Сталина - не осталось зла, нет. Всё перенесенное за последние годы - просто вычеркнул из памяти. Сталин был - великий человек. И - как сработались с ним к концу войны, сколько вместе передумано, решено.

Только - XX съезд партии потряс сознание: сколько же открылось злоупотреблений! сколько! И подумать было немыслимо.

На XX съезде стал - кандидатом в Политбюро.

А вослед Съезду - стали подступать, подступать ко всесильному военному министру некоторые генералы - поодиночке, по два: "Георгий Констиныч, да не нужны нам теперь в армии политотделы, комиссары, они нам только руки связывают. Освободите вы нас от них, сейчас вам никто не посмеет помешать". - "Да и от смершевцев подковырчивых, от Особотделов тоже! Вполне будет - в духе Съезда".

Так подступали не один раз - и по-тихому, и в малом застольи (только Жуков никогда не распивался): мол, победила-то Гитлера РУССКАЯ армия, а что из нас опять дураков выворачивают? Так не пришла ли пора, Георгий Констиныч... ? И даже прямо: мол, сейчас министр Вооружённых Сил посильней всего Политбюро, вместе взятого. Так что - и... ? может быть... ?

Жуков даже и задумывался: может, и правда? Сила - вся была у него, и смётка боевая сохранялась, и свалить ЭТИХ всех было, в оперативном смысле, не трудно.

Но - если ты коммунист? Но как можно так настраиваться, если мы в своей Победе обязаны - да, также и политическому аппарату, и смершевскому?

Нет, ребята. Это - не дело.

Но - потекло, и распространилось по Москве, если и не по Армии. И уже на Политбюро Жукова спросили тревожно.

Заверил товарищей:

- Да что вы! Да никогда я не был против института политотделов в Армии. Мы - коммунисты, и останемся ими навсегда.

На том и пережили кризис в умах 1956 года.

Исполнилось Жукову 60 лет - в полном соку, и опять он понадобился, в раздорах самого Коллективного Руководства. Там чуть не все до одного стали против Хрущёва: что он сильно раскомандовался, лезет вместо Сталина - и надо его едва ли не снять. Хрущёв кинулся к Жукову: "Спаси!"

А чтобы спасти - надо было собрать голоса ЦК, потому что в Политбюро Хрущёв был совсем в меньшинстве, а его враги собирать ЦК отказались.

Так это легче лёгкого! Семь десятков военных самолётов послал Жуков и всех членов ЦК доставил мигом в Москву. Ими - Хрущёв и взял перевес. И объявил и проклял антипартийную группировку Молотова - Маленкова Кагановича и примкнувших, и примкнувших. (И Булганин, и Ворошилов тоже перекинулись к тем.)

Спасши Родину от германского фашизма, и спасши от перерожденца Берии, и спасши от антипартийной группировки - этими одолениями был теперь Георгий Жуков трижды увенчан, достойный, любимый сын Отечества.

И - никак не пришла б ему в голову такая пустячная забава, как писать ВОСПОМИНАНИЯ.

Тут как раз надо было ехать с визитом в Югославию и Албанию. Поехал с флотилией в несколько военных кораблей по Чёрному, по Средиземному, по Адриатическому - славно прокатиться с непривычки.

А в Белграде узнал, что в Москве снят с поста министра Вооружённых Сил??!

Что это??? Какое-то недоразумение? переназвание, переформировка? будет какой-то иной пост - равноценный или даже поважней?

Защемило сердце. Опустело в груди - и вокруг всё, в этих визитах. Поспешно возвращался с надеждой - объясниться же с Хрущёвым: не может же он настолько не помнить добра - ДВАЖДЫ спасённый Жуковым?!

А не только не помнил - уже, оказывается, на ЦК и в кремлёвских кругах заявлял: Жуков - опасная личность! Бонапартист! Жуков хочет свергнуть нашу родную советскую власть! Да в Москве прямо с аэроплана кто же? Конев! сопроводил Жукова в Кремль, и тут же исключили его и из Политбюро и из ЦК.

Из Белграда - ничего было не сделать. А добрался до Москвы - здесь и обезврежен, тут всё сменено, и не осталось линий связи.

Только теперь! теперь задним умом разобрался Георгий Константинович: был он слишком крупная фигура для Хрущёва. Невмоготу было - такого рядом держать.

Где там объясняться: в "Правде" - опять же Конев!! - напечатал гнусную статью против Жукова. Конев! - спасённый Жуковым от сталинского трибунала - вот так же в октябре, в Сорок Первом году.

Такого оскорбления, такого унижения, такой обиды - никогда за весь век не испытывал. (Сталин - тот был законный Хозяин, тот - выше, тот имел право на Власть, но этот - прыщ кукурузный?!) Так было тяжко - стал глушить себя снотворными: и на ночь снотворное, одно, второе, а утром проснулся - сердце гложет - и опять снотворное. И на ночь - опять. И днём - опять. И так больше недели укачивал себя, чтобы пережить.

Да и на том не кончилось: из Армии выкинули вовсе: в отставку. И на том не кончилось: начальником Политуправления Армии-Флота сделал Хрущёв всё того же Голикова, жуковского врага, - и именно Голиков теперь наблюдал, как пресечь все движения опального маршала и все возможные движения неотшатнувшихся друзей - к нему, на всё ту же подмосковную дачу в лесу, в его дом с обессмыслевшей колоннадой. (Да спасибо - дачу-то не отобрали.)

И вот тут - хватил Жукова второй инфаркт (если что-то не хуже).

И поднялся от него - уже не прежним железным. Как-то всё тело и огрузло, и ослабло необратимо. Разрыхлилась и шея. И смяк - на весь мир знаменитый его беспощадный подбородок. И щёки набрякли, и губами стало двигать как-то трудней, неровно.

Одно время круглосуточно дежурили на даче медсёстры.

Теперь остались с Жуковым жена (она врач, и чаще на работе), маленькая дочурка, тёща да старый, ещё с фронта, проверенный шофёр. С интересом и участием следил за отметками, как Машенька стала обучаться в музыкальной школе. (Он и сам всегда мечтал играть на баяне, и после Сталинграда находил время маленько учиться. И сейчас на досуге поигрывал. Хотелось играть "Коробейников", "Байкал" и фронтовую "Тёмную ночь".) Ездил - только на любимую рыбалку. А то всё - на лесном своём участке, гулял, возился с цветами, в непогоду бродил по столовому залу, от огромного дубового буфета - до своего же бюста, работы Вучетича, и модели танка Т-34.

А внешняя жизнь - текла себе как ни в чём не бывало. Печаталась многотомная история Великой Отечественной Войны - но к Жукову не обратились ни разу ни за единой справкой... И само его имя замалчивали, затирали, сколько могли. И, говорят, - убрали его фотографии из музея Вооружённых Сил. (Кроме Василевского и навещавшего Баграмяна все отвернулись от Жукова. Ну, Рокоссовского послали возглавлять польскую армию.)

И вот тут-то - многие, многие маршалы и генералы кинулись писать свои мемуары и издавать их. И Жуков поражался их взаимной ревности, как они выставляли себя и старались отобрать честь от соседей, а свои неудачи и промахи - валить на них же. Так и Конев теперь строчил (или ему писали?) свои воспоминания - и во всём он чистенький, и бессовестно перехватывал себе славу достижений скромного и талантливого Ватутина (убитого бандеровцами). И уж на Жукова, зная, что он беззащитен, кто только не нарекал. Артиллерийский маршал Воронов дошёл до того, что приписал себе и план операции на Халхин-Голе, и успех её.

И вот тут-то - взялся Жуков и сам воспоминания писать. (Да без секретарей, своей рукой, медленно выводил, потихонечку. А один бывший офицер-порученец, спасибо, помогал проверять даты, факты по военным архивам - самому теперь ехать в архив министерства и неловко, и ещё на отказ напорешься.)

Да вообще-то, военные мемуары - и неизбежная, и нужная вещь. Вон немцы сколько уже накатали! вон, и американцы, хотя, по сравнению с нашей, чтО у них была там за война? Да печатаются воспоминания и наших незатейливых офицеров, даже младших, и сержантов, и лётчиков - это всё пригодится. Но вот когда генерал, маршал садится писать - надо ответственность свою понимать.

Писал - не находил в себе зла и поспешности спорить с ними всеми. (Да Василевский кой-кого недобросовестного и отчитал.) Непримиримость она нужна в боях, не здесь. Не находил в себе злопамятства ни к Коневу, ни к Воронову. Протекли и месяцы, и годы опалы - и сердце отошло, умирилось. Однако несправедливостей - нельзя в истории оставлять. Хоть мягко - но надо товарищей поправить, поставить всё на место. Мягко, чтоб не дать им и дальше стравливаться за делёжкой общего пирога Победы. И в чём сам не дотянул, не доработал - о том в воспоминаниях тоже не скрывать. Ибо только на ошибках и могут учиться будущие генералы. Писать надо - истинную правду.

Хотя и правда - она как-то, с течением истории, неуклонно и необратимо меняется: при Сталине была одна, вот при Хрущёве другая. А о многом - и сейчас говорить преждевременно. Да... Войною - и кончить. Дальше - и не хочется, и нельзя.

И вдруг вот - скинули пустошлёпа! теперь не нашлось Жукова, чтоб его ещё раз выручить.

Но и положение опального маршала не изменилось в неделю или в месяц: так и висела опала, никем вновь не подтверждаемая (Голикова уже не стало), но и никем же не отменённая: кто первый осмелится на разрешающее слово?

Одно только позволил себе: съездил в Калужскую область, в родную деревню, - очень потянуло, не жил там, считай, полвека. И сильно огорчился: повидал тех, с кем когда-то в молодости танцевал, - все теперь старухи какие же нищие, и деревня как обнищала. "Да что ж вы так бедно живёте?" - "А не велят нам богаче..."

Но придвигалось 20-летие Победы - и новые власти не могли же не пригласить Жукова на торжество в Кремлёвский дворец. Первое за 7 лет его появление на людях. А вослед, неожиданно, - банкет в доме литераторов. И горячностью приёма от писателей - маршал был и тронут, и поражён. - И ещё раз, в тот же год, позвали его в дом литераторов снова - на юбилей одного знакомого военного писателя. Пошёл в штатском костюме, посадили в президиуме. А дальше юбилей юбилеем, сторонний гость, но когда в полдюжине речей, без прямой связи, вдруг называли имя Жукова писательский зал, московская интеллигенция - бурно, бурно аплодировала, а дважды и весь зал вставал.

Вот как!..

Теперь - разрешил себе Жуков и съездить в Подольск, в Центральный архив министерства обороны, и полистать кой-какие документы военных лет, и свои собственные приказы. Да теперь - и архивисты нашлись ему в помощь. Теперь - и на его опальную, всеми забытую дачу посочились то корреспонденты, то киношники - и приехала женщина от какого-то издательства АПН заключать договор на его мемуары, и чтоб он кончил за полгода (да он уже и дописал до Берлина). Могла бы выйти книга к его 70 летию, и чтоб отдать им всё распространение за границей? Ну, пожалуйста.

Ещё вот недавно - никто и не спрашивал его об этих листах воспоминаний, никто почти и не знал - а теперь они понадобились, да скорей, да - сразу на весь мир!

Теперь - гнать, к сроку? А эта раздумчивая, перебирательная работа за письменным столом - она совсем не для профессионального воина. Кажется, легче дивизию двинуть на пять километров вперёд, чем пером вытащить иную строчку.

Но зачастила редакторша - одна, другая. Они - и магнитофон предлагают; у них и все слова наготове, и целые фразы, и очень хорошо звучат. Например: "Партийно-политическая работа являлась важнейшим условием роста боеготовности наших рядов". Сперва это вызывает у тебя некоторое сопротивление: ты-то сам составлял боеготовность сколько раз, знаешь, из чего она. А постепенно вдумаешься: политическая работа? Ну, не самым важным, но, конечно, одним из важнейших. Или: "Партийные и комсомольские организации отдали много душевных сил, чтобы поднять боевое состояние войск". Вдуматься - и это тоже правда, и не противоречит оперативным усилиям командования. - А ещё приносят из архивов материалы, которых ты сам никогда не контролировал и не в состоянии проверить теперь. Вот, стоит чёрным по белому в донесениях политотделов: "За 1943 год наши славные партизаны подорвали 11 тысяч немецких поездов". Как это может быть?.. Но в конце концов не исключено: может, частично подорваны, где - отдельные вагоны, где колесо, где тамбур.

А попросил АПН узнать в КГБ: нельзя ли посмотреть, какие доклады подавали Берия и Абакумов на маршала? Узнали: как раз эти папки - все уничтожены как не имеющие исторического значения.

Зато вот что узнал: уже напечатано, и изрядно давно, нашей бывшей в Берлине армейской переводчицей, что она в мае 1945 в имперской канцелярии участвовала в опознании - по зубным протезам - найденного трупа Гитлера. Как? Разве труп Гитлера вообще нашли? Жуков, Главнокомандующий, победитель Берлина - ни тогда, ни потом ничего об этом не знал! Ему тогда сказали, что только труп Геббельса нашли. Он так и объявил в Берлине тогда, а о Гитлере, мол, ничего не известно. И в каких же он теперь дураках? Его подчинённые секретно доложили о находке прямо Сталину, помимо Жукова, - как же смели? А Сталин - не только Жукову не открыл, но в июле 1945 сам же и спрашивал: а не знает ли Жуков, где же Гитлер?..

Ну, такого вероломства - и такого непонятного - Жуков и представить не мог.

А думал, что за годы войны - хорошо, хорошо узнал Сталина...

И - как же теперь об этом признаться в мемуарах?.. Да это будет и политически неправильно.

Ещё этот обман тяжело пережил. (Ещё и эту переводчицу просил достать документы, которых сам не мог.)

А в члены ЦК Жукова так и не вернули. (Говорили: Суслов против.)

Но Конев - приехал как-то. Повиниться.

Через труд душевный - а простил его.

Хорошо ли, плохо, - рукопись сдал издательству в обещанный срок. Ну, куда там до книги! теперь это АПН создало группу консультантов - "для проверки фактов". И они, месяц за месяцем, вносили ПРЕДЛОЖЕНИЯ, новые формулировки, 50 машинописных страниц замечаний.

Куда уж теперь дождаться выхода книги к 70-летию! Работа потянулась - и за, и за... Много пришлось убирать, переделывать. Характеристики Тухачевского, Уборевича, Якира, Блюхера - все убрать. Вот ещё новое: не сам ты пишешь, что на сердце, - а что ПРОЙДЁТ? ПРОПУСТЯТ или не пропустят? Что своевременно - а что несвоевременно? (Да и сам же ты соглашаешься: да, верно. Так.)

Раньше писал просто сам для себя, тихо, покойно. А теперь - уже так загорелось книгу увидеть в печати! И - уступал, и переделывал. И промытарились с этими редакторами два с половиной года - а книги всё нет как нет. Тут стало известно, что почему-то и Политуправление армии и новоявленный маршал Гречко - против этих мемуаров. Но Брежнев пошёл навстречу, положил резолюцию: "создать авторитетную комиссию для контроля содержания".

Между тем на свой месяц декабрь (и родился, и под Москвой победил) поехал Георгий Констиныч в санаторий Архангельское с Галей. А там ударил его тяжёлый инсульт.

Долго отходил. Поднялся - но ещё менее прежний. Сперва - вообще не мог ходить без посторонней помощи. Массажи да лечебная гимнастика стали занимать больше половины дня. Ещё и воспаление тройничного нерва.

И плохо с головой.

Как-то и обезразличела уже будущая книга. А всё-таки хотелось и дожить.

Тем летом - наши вошли в Чехословакию. И правильно сделали: нельзя было такой разгул оставлять.

Тревоги Родины и всегда волновали Жукова больше, чем свои.

А в военном смысле - первоклассно провели операцию. Хорошо-хорошо, школа наша сохраняется.

Кончился и третий год редактуры. И передали откровенно: Леонид Ильич пожелал, чтоб и он был упомянут в воспоминаниях.

Вот тебе так... И что ж о том политруке Брежневе ВСПОМНИТЬ, если в военные годы с ним никогда не встречался, ни на том крохотном плацдармике под Новороссийском.

Но книгу надо спасать. Вставил две-три фразы.

После того Брежнев САМ разрешил книгу.

И в декабре же опять, но в жуковские 72 года, её подписали к печати.

Радоваться? не радоваться?

В глубоком кресле осев, утонув в бессилие - сидел. И вспомнил вспомнил бурные аплодисменты в доме литераторов - всего три года назад? Как зал - вставал, вставал, как впечатывали ладонями его бессмертную славу.

Аплодисменты эти - были как настойчивый повтор тех генеральских закидов и надежд, сразу после XX съезда.

Защемило. Может быть ещё ТОГДА, ещё тогда - надо было решиться?

О-ох, кажется - дурака-а, дурака свалял?..