Два шага по дороге в ад

Владимир Шуля-Табиб

ДВА ШАГА ПО ДОРОГЕ В АД

День Победы по семейной традиции мы с отцом встречали вместе. Впрочем, так

было не всегда.

Батя - инвалид Второй Мировой и раньше всегда праздновал в компании таких же

ветеранов, как и он сам. Чаще всего - в Минске. Тогда, ещѐ до эмиграции. Там у него была

компания друзей - журналисты, актеры, писатели, но в прошлом все они были вояки: Петр

горел в танке, остался без ноги, Гриша - артиллерист, Борис - сапѐр, покалеченный при

наведении понтонной переправы где-то в Белоруссии, то ли на Соже, то ли на Проне. Ну и

он, батя, десантник. Как он сам шутил: “ Широкий специалист одноразового пользования”.

Как-то раз он взял с собой меня, я только что прилетел в отпуск из Афгана. Служил

я в десантно-штурмовой бригаде командиром роты, имел медаль “ За отвагу” и лѐгкое

ранение, даже не ранение, а так, царапину. В отцовской компании о такой и говорить-то

неловко.

Зато по званию я был старше всех: старший лейтенант. Гриша был лейтенантом, командиром взвода. Командовал и батареей, аж целый день! Комбат погиб, Гриша взял

командование на себя -больше в батарее живых офицеров не было. Но утвердить на новой

должности не успели: в тот же день был он тяжело ранен и назад уже не вернулся -

списали подчистую. Остальные остались сержантами или рядовыми.

- Привет честной компании! Вот, привѐл вам своего отпрыска, знакомьтесь. Этогo вьюноша зовут Яша, - батя преувеличенно церемонно раскланялся и ткнул пальцем в мою

сторону .

- Ветеран? - весело вскинул брови Пѐтр.

- Мой пацан только из Афгана, мы прямо из аэропорта.

- Пацан? - Гриша с укоризной поглядел на старого, ещѐ довоенного дружка. - Что-то

ты, Сашок, напутал. На войну часто посылают пацанов, это правда. Но с войны пацанами

не возвращаются! Не бывает такого. Тебе , когда ты пришкандыбал на костылях в сорок

третьем, было двадцать, так ведь? Но ты был старше сегодняшних сорокалетних! А ему

сколько? Двадцать семь? Он, говоришь, провоевал полтора года? Ротным в десанте? Саша, он - старик, такой же, как и мы. Садись, мужик, не слушай этого старпера!

С тех пор мы всегда праздновали вместе. Там, дома, в компании батиных друзей. И с

каждым годом их, друзей, становилось все меньще и меньше.

А здесь, в Америке, праздник этот мы отмечали почти всегда вдвоѐм. Батя с местными

ветеранами не сошѐлся, а я ни одного афганца не встретил.

В этот день стол накрывался так, как любил отец: варѐная картошка, селедка, огурцы, сало, колбаса. Никаких сациви - кучмачи, никакого плова, то есть ничего из того, что любил

и умел готовить я. И, конечно же водка, а не шотландское виски, не джин или текила. И

пить - до дна. Половинить или прихлѐбывать отец не любил. Я морщился, но терпел: этот

праздник - батин, это - его победа, ему и сдавать.

В моей войне победы не было.

После второй язык развязывался, начинались воспоминания, обсуждения.

.

...-.Нет, ты погоди, батя! Я тоже не поклонник трибуналов, это не суд, это - судилище!

Законом там и не пахнет! Но у войны свои законы. И нет времени и возможностей

приглашать судей, адвокатов, отбирать присяжных и т.д. А судить - надо! Ну, в моей войне

отправляли в Союз и там уж... Но даже это плохо: РЕЗУЛЬТАТ НЕИЗВЕСТЕН, просто исчез

человек - и всѐ. А так - на месте, показательным судом, чтобы все видели!

- Да уж! Наши трибуналы насудили... Не дай тебе бог даже знать про всѐ это

- Да ладно, пап, знаю я, читал! Но я имею в виду не тех, кто из окружения там или из

плена бежал, а их свои - к стенке. Но были же и мародѐры, и насильники, и предатели, и

трусы! Да что тебе говорить - мало ли дерьма на войне... Таких и самому приговорить бы не

грех!

- Не грех, говоришь? - Отец задумался, налил по стопке. - Давай помянем тех, кто

погиб не героем. Не просто помер, а именно погиб. – Выпил и продолжил.

- Я тебе говорил как-то, что летом сорок второго года был Западном фронте. На

нашем участке фронт стоял уже давно, с самой весны никаких действий. А я, напомню, в

дивизионной разведке служил. И вот как-то приказ: срочно "язык" нужен, причем

непременно офицер. А это ж на второй линии обороны, там у них все блиндажи. Мы с

НП, пялясь в стереотрубу с двадцатикратным приближением, давно уже засекли два

офицерских блиндажа: связной там несколько раз нарисовался. Сначала все шло как по

маслу: и маршрут командир рассчитал точно, и в колючке проход сделали без шума, и

группа захвата - трое - сработала четко: дылда-офицер вышел помочиться, тут его легонечко

по темячку, выволокли из траншеи, закатали в плащпалатку и тихо доволокли до нас, группы

поддержки, мы у самого прохода их дожидались. Немцы спокойны, лениво пуляют

осветительные ракеты, но на том кочковатом лужке мы в камуфляже почти незаметны, кочки

и кочки. Помалу ползем, волокем добычу, уже вроде и немного осталось, метров пятьдесят

всего, и тут немцы очухались - ракеты , ракеты, не успеет одна погаснуть, уже две новых, светло, как днем, сразу с двух концов пулеметы перекрестным огнем чешут, пока вроде

неприцельно - лежим, замерли, авось пронесет. Дождались, когда немного поутихло - и

рывком вперед. Двое все же остались лежать. Немца уже в траншее распеленали, а он весь

в кровище, ранен серьезно, сам идти не может. Пока его в штаб дотащили, он и кончился. И

весь толк той ночи: двоих потеряли, а "языка" нет! Значит, завтра-послезавтра снова идти, а

у них уже ушки на макушке, ночные дозоры усилят вдвое...

На улице взревела сирена. Я выглянул в окно: одна за другой проскочили полицейская

машина, за ней - пожарная, потом - “ Скорая”.

- Знаешь, батя, я после Афгана долго не мог привыкнуть, что кто-то может умереть

просто от болезни. Не от пули, не от осколка, не от ножа - от какого-то паршивого инфаркта!

- А у Валюшека Тараса есть такой рассказ - "Необыкновенная смерть"! Не помнишь?

- Кажется, не читал, извини.

- Да ладно, чего там! Да, так вот, доложились мы, майор Фурсов, начальник разведки, умница, выругался с досады и отпустил отдыхать. А особист пристал: кого именно

обнаружили, кто именно не вовремя задницу от земли оторвал, и не специально ли, и не сам

ли тот скрытый вражина под шумок и немца пленного пристрелил. А прицепился он ко мне и

лейтенанту, мы были старшими в той группе, с нас и спрос.

Мы злые. как черти, едва на ногах стоим, а тут еще этот лезет со своими идиотскими

вопросиками, очень уж хочется ему отличиться - найти , изобличить, схватить тайного

шпиѐна. И орденок себе схлопотать.

- Ну, так кто же? Кто? Молчишь, лейтенант?.. Ну, а ты, сержант, тоже не заметил?

- Заметил, товарищ капитан! - не сдержался я. - Коновницын из третьего взвода, он

вроде первым стал подниматься.

- Ну что ж, побеседуем с этим Коновницыным, - пообещал особист. -Твоего взвода

солдат?

- Моего, - ответил лейтенант. - Только беседовать с вами он не станет - убит!

- Убит? - особист повернулся ко мне. - Так чего ж ты мне голову морочишь?

- Никак нет, товарищ капитан! Вы спросили, кто первым обнаружил себя, я ответил.

Его обнаружили, ему же и первая пуля! Заодно и сержанту Самохе, и тому немцу, которого

он же и взял!

Особист хмуро оглядел нас, усмехнулся и кивком отпустил.

И вот после всех этих милых разговоров топаем мы с лейтенантом домой, в нашу

родную земляночку. Вот придем, нальет нам старшина по двойной норме - по 200 грамм, значит, банку американской свиной тушенки выставит, и спать, спать, авось, до вечера не

тронут. Размечтался.

Вдруг слышим: бах! бах!- два одиночных выстрела винтовочных. Потом еще один.

Слева, в лесопосадке. Но здесь же никто не может стрелять, нет же тут ничего, что-то здесь

нечисто. Не сговариваясь, сорвали с плеч автоматы и туда. А там, оказывается, самострелы!

Один в старую воронку залез, сам спрятался, руку выставил, другой в руку палит шагов

примерно с пяти, чтоб ожога на руке не было, а то медики враз разоблачат. А тут мы -

только из боя, только-только сами едва от смерти ушли, двоих хлопцев потеряли, а эти гады

отвертеться хотят!

Лейтенант оскалился, полоснул их очередью, я второй, так они навек и остались в той

лесопосадке. Кто были эти двое, откуда, из какой части, мы не стали доискиваться, просто

расстреляли и ушли. Такая была злость на всех, кто от войны хочет увильнуть, мы-то не

увиливали - а вот хрен вам!

Расстреляли и на следующий день забыли о них - хватало и других забот, и других

смертей. А через годы после войны откуда-то выплыло, вспомнилось до мелочей. Ну, конечно, сукины дети они были, эти парни, только вот почему я взял на себя роль высшего

судии, кто мне такое право дал? Никто. Сдали бы их тому же особисту, впаял бы им

трибунал по десятке - авось, и уцелели бы, и жили еще сколько-то. А мы их...И не дает мне

покоя та память. Палачи мне всегда были омерзительны, а чем я лучше, чем?

- Батя! А ведь тебя там тоже запросто могли убить, так? И их - могли. То есть война

предоставляет всем одинаковый шанс сдохнуть. А они хотели - чтобы только тебе. И таким, как ты. В их глазах - честным идиотам. И даже если они так не думали, даже если просто

струсили - бывает. Но почему ты должен был погибнуть вместо них? И не дать жизни мне? И

моим детям? Кстати, в военное время никто бы им “десятку” не дал. Расстрел или

штрафную роту,если повезет. Что, впрочем, есть тот же расстрел, только в рассрочку. Хотя

расстреливать своих... Не знаю, не пробовал. Бог миловал.

Мы выпили ещѐ по одной, после чего батя накрыл рюмку рукой:

- Всѐ, хорош. Мне ведь уже за восемьдесят, это ты ещѐ молодой.

- Да, бать, интересный у нас с тобой разговор получается. Я вот тоже вспомнил... Я

не рассказывал тебе про Имам-Сахиб ?

...Приказ о добровольно - принудительной сдаче оружия в течение недели -

нормальное явление на оккупированной территории. Дураку понятно - не сдадут: мужчина

должен защищать свой дом. Но этот приказ даѐт возможность взять за жабры любого: ведь

оружие есть у всех!

Этот молодой парень появился у нас на третий день после приказа. Сразу заявил:" Я

знаю душмана. Знаю, где у него оружие. Могу показать."

Пошли за ним. Дом как дом. Не бедный, но и не особенно богатый. Прошел бы, не

обратив внимания. Но парень уверенно провел нас на задний двор, в хлев, поднял две доски

на земляном полу. В неглубокой яме лежали два "Бура", патроны, ППШ с двумя дисками.(

Во, блин, ну прямо, как в кино! Вот уж не думал, что кто-то в наши дни может воевать с

ППШ! )

Всѐ ясно, "дух"! Можно брать, судить и расстреливать. Тем более, что судья, прокурор и адвокат - в одном лице. И лицо это - комбат. Можно - но что-то не нравится. Не

сходится что-то. Морда у "духа" - неправильная. Должна быть - с ненавистью, может быть, равнодушная: это, если шибко верующий, мол, наплевать, Аллах поймѐт и наградит. А тут -

нет. Такая жуткая затаенная боль в глазах?! Нет, тут что-то явно не то!

За окном внезапно застучал крупнокалиберный пулемѐт. Ни хрена себе! Здесь, в Нью

Йорке?! Я кинулся на балкон - внизу, на тротуаре, мужик в яркой оранжевой униформе с

черными полосами по бокам долбал асфальт отбойным молотком.

- Тьфу, блин, а так похоже на ДШК! Ладно, проехали... Так вот, слушай дальше. Это

"не так” замечает и Стас Беленко, наш батальонный особист. Кстати, до Афгана особисты

были даже не в каждом полку, а у нас так и в батальоне был. И заинтересовался особист не

из-за жалости (афганцем больше - афганцем меньше, тоже мне проблема!), а просто

интересно: что же не так? Забирает обоих - молодого и старого.

Вечером приходит в роту, глаза - как у раненой утки.

.

- Яша! Налей, если есть! Ну, бля...

- Ну, для тебя всегда есть! Но что случилось, Стас? Тебя, оказывается, еще можно

чем-то потрясти ? Поделись, может, пригодится!

- Не звезди, ротный! - опрокинул в рот стакан спирта, хакнул, покрутил головой, помолчал минуту. - Этот подонок родного отца сдал! И за что?! Он, оказывается, утром

пришел к отцу:" Папа! Купи мне жену, я уже хочу!" А тот ему:" Ты ещѐ сопляк, тебе 15 лет!

Ты ещѐ не заработал ни одного афгани, ты ещѐ не можешь содержать даже самого себя!

Научись зарабатывать - и я куплю тебе жену!"

- Ну и что? Ему-то, козлу сопливому что с того, что отца шлѐпнем?

- А вот то, что братьев у отца нет. Стало быть, жѐны, их у него аж три, достанутся по

наследству сыну! Как и всѐ остальное имущество...

- Подожди, Стас, но ведь одна из них - его мать!

-Яша! Ты что меня-то пытаешь? Я-то откуда знаю? Может, он и не стал бы мать

трахать, может, только остальных.

- Постой, Стас, что значит "может"?

- А ты думаешь, я ему дал предать отца - и насладиться? Вот хер ему по всей морде!

Я расстрелял отца на его глазах и на глазах его матери! И обьяснил - за что! А потом -

расстрелял его! И ничего никому не объяснял и не буду ! И отвали - мне так тошно, как

будто весь ротный сортир до блеска языком вылизал. Только налей сначала - и отвали...

Батя посмотрел перед собой, подвинул свою рюмку.

- Налей! Ну и сволочь! Если все мусульмане такие...

- Причѐм здесь мусульмане! Можно подумать, у нас

Павлика Морозова не было. И других павликов...Подонки всегда были и будут. Просто на

войне их виднее. Помнишь, у Жванецкого: “ Чтобы разобраться, кто хороший, а кто -

плохой, война нужна. Большая беда нужна! Вот если бы все могли одновременно

подорваться на мине... Но об этом можно только мечтать!” Жуткий юмор, но что поделать, мир наш тоже не очень-то белый и пушистый...

- Однако вот особист твой тоже мучился! Значит, не так это легко

расстрелять, даже если этот... Правда, расстрелял он явную сволочь.

- Конечно, нелегко - если ты ещѐ человек. Но ты-то вопрос по-другому ставил: имеем

ли мы право? Или это - функция Бога? А если я в Бога не верю? А если на ТОЙ земле

работает ИХ бог? Который своих не судит? Что - пусть так и живѐт? Ну уж хер ему по всей

морде!!!

Я вскочил, начал нервно шагать взад - вперед. Батя, поколебавшись, налил еще по

одной.

- Не знаю, сынок, не знаю. Вот только думаю: каждый раз, когда ты берѐшь на себя

функции Бога, ты делаешь шаг по дороге в ад. Ну и

давай, на посошок - да пойду я прилягу. Устал что-то...

Он залпом выпил, поморщился, откусил кусок соленого огурца, встал, пошатнулся, но выровнялся и пошѐл в спальню.

Я заглянул в в соседнюю коинату - там за компьютером сидел Костя - 16-летний мой

племянник. На мониторе мелькала дорога, мчался гоночный автомобиль. Костя нервничал: уже второй день не мог пройти очередной уровень, компьютер, издеваясь, опять писал на

дисплее:” Game over -игра окончена”.

Костя хмуро покосился на меня: ох уж эти старперы!...Порознь с ними ещѐ можно

поговорить, с дядькой, скажем, обсудить очередной проигрыш “ Нью-Йорк Никс”, с дедом

тоже есть две-три темы. Но как соберутся вместе, да ещѐ и выпьют, так начинается: та война, эта война, у нас во Вторую Мировую, да у нас в афганскую....Господи, они бы ещѐ

Гражданскую вспомнили!

Все это буквально было написано на его физиономии. Да мы и не раз спорили с ним

на эти темы. Он и сейчас спорит, глазки вон как посверкивают.

Впрочем, у американцев - те же дела. Взять хотя бы их шоу “ War at home -

Домашние войны” - то же самое. Взрослые - о своѐм, молодежь - о своѐм . И ладно бы, да вот

эти самые взрослые достают: мол, эти тупые шоу, эти идиотские фильмы, как ты можешь

это смотреть! А их разговоры - умные? Спорить до хрипоты о войнах, которые были еще до

его, Кости, рождения и не видеть того, что компьютер давно устарел, что на кабельный

интернет нет денег, игры скачивать приходится часами! А ещѐ эти разговоры: у нас-де в

юности компьютеров не было! Мы-де в юности и не мечтали отдохнуть во Флориде или там

съездить в Канаду! Как будто кто-то виноват, что они родились в идиотской стране, жили

своей идиотской жизнью! А теперь хотят чего-то от нас...И при этом трындят:” Мы сюда

приехали только ради вас, чтобы у вас была счастливая жизнь!” Но при этом хотят, чтобы у

нас была счастливая жизнь по-ихнему, как они это понимают. И наше мнение их не

интересует.

- Костя!- засмеялся я. - Мы с дедом тебе надоели?

- Что? – растерялся он.

- А ничего, смотри в свой ящик!

Февраль 2006г. Нью Йорк