Лев Николаевич Толстой Два старика

Иоан. IV, 19. — Женщина говорит ему: господи! вижу, что ты пророк.

20. Отцы наши поклонялись на этой горе, а вы говорите, что место, где должно поклоняться, находится в Иерусалиме.

21. Иисус говорит ей: поверь мне, что наступает время, когда и не на горе сей, и не в Иерусалиме будете поклоняться отцу.

22. Вы не знаете, чему кланяетесь, а мы знаем, чему кланяемся, ибо спасение от иудеев.

23. Но настанет время, и настало уже, когда истинные поклонники будут поклоняться отцу в духе и истине; ибо таких поклонников отец ищет себе.

I

Собрались два старика богу молиться в старый Иерусалим. Один был богатый мужик, звали его Ефим Тарасыч Шевелев. Другой был небогатый человек Елисей Бодров.

Ефим был мужик степенный, водки не пил, табаку не курил и не нюхал, черным словом весь век не ругался, и человек был строгий и твердый. Два срока проходил Ефим Тарасыч в старостах и высадился без начета. Семья у него была большая: два сына и внук женатый, и все жили вместе. Из себя он был мужик здоровый, бородастый и прямой, и на седьмом десятке только стала седина в бороде пробивать. Елисей был старичок ни богатый, ни бедный, хаживал прежде по плотничной работе, а под старость стал дома жить и водил пчел. Один сын в добычу ходил, другой – дома. Человек был Елисей добрвдушный и веселый. Пивал и водку, и табак нюхал, и любил песни петь, но человек был смирный, с домашними и с соседями жил дружно. Из себя Елисей был мужичок невысокий, черноватенький, с курчавой бородкой и, по своему святому – Елисею-пророку, с лысиной во всю голову.

Давно пообещались старики и сговорились вместе идти, да все Тарасычу недосуг было: не перемежались у него дела. Только одно кончается, другое затевается: то внука женит, то из солдатства сына меньшого поджидает, а то избу затеял новую класть.

Сошлись раз старики праздником, сели на бревнах.

– Что ж, – говорит Елисей, – когда оброк отбывать пойдем?

Поморщился Ефим.

– Да погодить, – говорит, – надо, год нынче мне трудный вышел. Затеял я эту избу класть, думал, что-нибудь на сотню накину, а она уж в третью лезет. И то все не довел. Видно, уж до лета. На лето, коли бог даст, беспременно пойдем.

– На мой разум, – говорит Елисей, – откладывать нечего, идти надо нынче. Самое время – весна.

– Время-то время, да дело расчато, как его бросить?

– Разве у тебя некому? Сын дела поделает.

– Как поделает-то! Большак-то у меня не надежен – зашибает.

– Помрем, кум, будут жить и без нас. Надо и сыну поучиться.

– Так-то так, да все хочется при своем глазе дело свершить.

– Эх, милый человек! Дел всех никогда не перевершишь. Вот намеднись у меня бабы к празднику моют, убираются. И то надо и другое, всех дел не захватят. Старшая сноха, баба умная, и говорит: «Спасибо, говорит, праздник приходит, нас не дожидается, а то, говорит, сколько б ни делали, всего бы не переделали».

Задумался Тарасыч.

– Денег, – говорит, – много извел я в эту постройку; а в поход тоже не с пустыми руками идти. Деньги немалые – 100 рублей.

Засмеялся Елисей.

– Не греши, – говорит, – кум. Твой достаток против моего в десять раз, а ты про деньги толкуешь. Только скажи, когда выходить – у меня и нет, да будут.

Ухмыльнулся и Тарасыч.

– Вишь, богач какой объявился, – говорит, – где же возьмешь-то?

– Да дома поскребу – наберу сколько-нибудь; а чего не хватит – ульев с десяток с выставки соседу отдам. Давно уж просит.

– Роевщина хорошая будет, тужить будешь.

– Тужить?! Нет, кум! В жизнь ни о чем, кроме о грехах, не тужил. Дороже души ничего нет.

– Оно так, да все неладно, как по дому неуправка.

– А как у нас по душе-то неуправка будет, тогда хуже. А обреклись – пойдем! Право, пойдем.

Загрузка...