Глава 11 В ДЖУНГЛЯХ

«Марианна» была меньше каждого из бригов, имела меньший экипаж и, учитывая все это, действительно дешево отделалась.

Несмотря на яростный обстрел вражеских пушек ущерб был невелик, и отправляться на верфь для починки нужды не было. Обшивка корпуса почти не пострадала. Достаточно было починить фальшборт и заменить изорванные снасти. Однако семь человек экипажа были убиты выстрелами из карабинов, еще столько же ранены.

Но зато победа была полная. Один из двух бригов перевернулся и затонул; другой был изрешечен снарядами и сел на мель. Пробоины в его трюме оказались так велики, что заделать их тугам не удалось, и когда «Марианна», ведомая Самбильонгом, достигнув северной оконечности острова, вошла в реку, второй их корабль исчез под водой.

Пожар на «Марианне» был полностью потушен, и никакое преследование ей не грозило. Подозревая, однако, что туги, которые нашли прибежище на острове, могут устроить засаду, Сандокан велел вести судно к противоположному берегу.

— Где мы высадимся? — спросил Янес у Сандокана, внимательно осматривавшего берег.

— Спустимся еще на десяток миль, — ответил тот. — Я не хочу, чтобы туги видели, где мы высаживаемся.

— Это далеко от деревни?

— Несколько километров, как сказал Тремаль-Найк. Придется, правда, пересечь джунгли.

— Это не труднее, чем пройти по нашим девственным лесам на Борнео.

— В этих бамбуковых зарослях полно тигров.

— Ну, с тиграми мы давно на «ты». И потом, разве не для охоты на них мы явились сюда, в Сундарбан?

— Твоя правда, — улыбаясь, сказал Сандокан.

— Ты думаешь, туги знают о наших намерениях?

— Возможно. Но вряд ли они сообразят, что мы можем высадиться здесь.

— Может быть, они ждут, что мы нападем на них со стороны Мангала, и попытаются взять реванш?

— Возможно, Янес, но они придут туда слишком поздно. Я уже дал Самбильонгу инструкции, чтобы не вызвать подозрений в Сундарбане. Он спрячет «Марианну» в бухте Райматла и разберет мачты, прикрыв корпус травой и тростником.

— А как мы будем держать с ними связь? Возможно, понадобится их помощь.

— Каммамури будет у нас связным.

— Он останется с Самбильонгом?

— Да, по крайней мере пока они не достигнут бухты. Он знает эти места и сможет найти отличное укрытие для нашего судна. Туги уже доказали, что с ними нельзя шутить. Мы должны быть хитрее. Только в этом случае мы сможем утопить их в подземельях Раймангала.

— Посоветуй Самбильонгу хорошенько стеречь манти. Если старик сбежит, мы не сможем захватить их врасплох.

— Не бойся, Янес, — сказал Сандокан. — Часовые стерегут его днем и ночью.

— Пора высаживаться, — сказал подошедший Тремаль-Найк. — Не стоит слишком удаляться от дороги, ведущей в Кхари. Джунгли опасны.

— Хорошо, — согласился Сандокан. — Вели приготовить шлюпку. Будем разбивать лагерь на берегу.

— У нас есть отличное убежище, чтобы провести ночь, -сказал Тремаль-Найк. — Рядом одна из башен для потерпевших крушение. Мы прекрасно устроимся в ней.

— Сколько людей возьмем с собой? — спросил Янес.

— Хватит шестерых. Они уже отобраны, — ответил Сандокан. — Большой отряд может вызвать подозрения у тугов Раймангала.

— А Сурама?

— Пойдет с нами: она может нам пригодиться.

«Марианна» бросила якорь недалеко от берега, шлюпка была спущена на воду.

Сандокан отдал Каммамури и Самбильонгу последние приказания, напомнив, что надо быть максимально осторожными, затем спустился в шлюпку, где уже находились шестеро малайцев, Сурама и вдова туга, которую рассчитывали оставить в поместье Тремаль-Найка.

В две минуты они достигли берега и высадились на краю диких джунглей, в нескольких шагах от башни-убежища, одиноко возвышавшейся среди колючего тростника и густых тропических зарослей.

Взяв карабины и съестные припасы, они покинули шлюпку и направились к башне, к стене которой была прислонена легкая бамбуковая лестница.

Это была башня, подобная тем, которые Сандокан и Янес уже видели в устье реки, деревянная, высотою метров в шесть. На стене ее висела дощечка с надписями на английском, немецком, французском и хинди, предупреждавшая о том, что судно с продовольствием приходит раз в месяц и съестные припасы надо беречь.

Сандокан прислонил лестницу к окну и влез в башню первым; за ним Сурама и вдова.

Наверху была всего одна комната, способная вместить дюжину людей, с несколькими гамаками, подвешенными на балках, и грубым сундуком, где лежали сухари и солонина. Не слишком роскошно для тех несчастных, которых злая судьба забросила бы на эти необитаемые берега; однако голодной смерти они могли не опасаться.

Когда все забрались внутрь, Тремаль-Найк велел втащить лестницу, чтобы тигры, которых здесь было достаточно, не смогли проникнуть в убежище.

Две женщины и командиры отряда устроились в гамаках; малайцы растянулись на полу, положив рядом оружие, хотя пока что опасности не было никакой.

Ночь прошла спокойно, нарушаемая лишь жалобным воем какого-то голодного шакала да криками ночных птиц. Когда проснулись, «Марианны» уже не было видно. В это время она, наверное, уже достигла устья Хугли. Лишь какая-то лодка с кормовым навесом и с четырьмя полуобнаженными гребцами поднималась вверх по реке. Со стороны же джунглей вообще никого не было видно. Только стаи птиц поминутно взлетали в воздух и кружили над берегом.

— Точно в пустыне, — сказал Сандокан, с высоты башни оглядывая реку и прибрежные джунгли.

— Здесь дельта Ганга, — ответил Тремаль-Найк. — Скоро ты увидишь все это вблизи и составишь себе представление об этом огромном болоте, которое простирается между двумя главными рукавами священной реки.

— Не понимаю, зачем туги выбрали для своего пребывания такое неуютное место. Тут наверняка круглый год лихорадка.

— И не только. Еще и холера, которая производит огромные опустошения среди молангов. Но здесь туги чувствуют себя в безопасности, ибо никто не отважится сунуться в эти дебри, в эти болота, выделяющие смертельные миазмы.

— К нам это не относится, — сказал Сандокан. — Мы лихорадки не боимся, мы к ней привыкли.

— А где же они находят жертвы для своей богини, если земли эти почти необитаемы? — спросил Янес.

— Они ловят какого-нибудь моланга, забредшего далеко от деревни. К тому же они орудуют не только в самом Сундарбане; туги имеют своих эмиссаров по всей Индии. Они подстерегают людей в местах паломничества, и многие паломники никогда уже не возвращаются домой. В Раймангале я знал одного, который орудовал среди паломников, направлявшихся на большие религиозные церемонии в Бенарес; он задушил семьсот девятнадцать человек; и этот негодяй сожалел только об одном: что ему не удалось довести число своих жертв до тысячи 1.

— Ну и зверь! — воскликнул Янес.

— А почему они душат свои жертвы арканами, а не убивают, скажем, из карабина? — спросил Сандокан. — Странная привязанность к этим арканам!

— Их религия требует этого, — отвечал Тремаль-Найк. — В жертву Кали можно принести только человека, умерщвленного без пролития крови.

— К счастью, это ограничивает их возможности.

— Тем не менее бойни, которые туги устраивали еще несколько лет назад, невозможно вообразить. Некоторые районы Центральной Индии буквально обезлюдели из-за этих свирепых убийц.

— Но какое удовольствие находят они в том, чтобы передушить так много людей?

— Какое удовольствие? Я слушал однажды туга, который говорил так: «Вы испытываете ни с чем не сравнимое чувство, когда настигаете дикого зверя в его норе, когда побеждаете тигра или пантеру в жестокой схватке. Но насколько же сильнее оно, когда борьба ведется с человеком, с человеком, которого нужно уничтожить! Тут требуется не только смелость, но и хитрость, осторожность, тут надо быть и дипломатом. Играть на его страстях, заставить дрожать в его душе струны любви и дружбы, чтобы в конце концов завлечь жертву в свои сети и уничтожить, — это ни с чем не сравнимое, это неописуемое наслаждение».

Этот негодяй к тому времени уже принес своей богине несколько сотен жертв. Для тугов убийство разрешено и даже предписано их законом; убивать — для них высшая радость и долг; видеть агонию своей жертвы — несказанное счастье.

— Так, значит, убить безоружного человека, по их понятиям, — это высокое искусство, — пробормотал Янес. — Настоящая апология преступления.

— И много сейчас этих сектантов Кали? — спросил Сандокан.

— Их насчитывается сотни тысяч, большей частью рассеянных в джунглях.

— И все подчиняются Суйод-хану?

— Он их высший глава, всеми признанный, — ответил Тремаль-Найк.

— К счастью, большинство из них далеко, — сказал Янес. — Если бы все они собрались в Сундарбане, нам ничего бы не оставалось, как возвращаться на Момпрачем.

— В Раймангале их, наверное, немного. Я думаю, что Суйод-хан, даже в случае опасности, не вызывает их из других районов. Власти Бенгалии следят за ними и при удобном случае не пощадят.

— Однако власти не помешали им вернуться и снова обосноваться на Раймангале, — сказал Сандокан.

— Властям не до этого сейчас. Как я уже говорил, в Северной Индии разгорается небывалое восстание, и на днях несколько полков сипаев взбунтовались и расстреляли своих офицеров в Мируте и Канпуре. Может, позднее, когда усмирят мятеж, они займутся и тугами Суйод-хана.

— Надеюсь, что к тому времени в Сундарбане их уже не останется, — сказал Сандокан. — Мы не для того приехали сюда, чтобы дать им выскользнуть из наших рук. Не так ли, Янес?

— Поживем — увидим, — ответил португалец. — Пойдем, Сандокан, я уже насиделся в этой клетке, мне не терпится увидеть наших слонов.

Сурама и вдова приготовили чай, найдя глиняный горшок и кое-какую провизию среди припасов в сундуке.

Выпив несколько чашек, наши путники установили лестницу и спустились к подножию башни.

Трое матросов, вооруженных парангами, стали во главе отряда, чтобы расчищать путь среди густых зарослей бамбука, переплетенных лианами, и маленький отряд двинулся в путь под жгучими лучами тропического солнца.

Кто не видел джунглей Сундарбана, тот не сможет даже отдаленно представить себе эту безотрадную картину.

Даже пустыня, лишенная какой-либо зелени, не так уныла, как эти грязные равнины, хоть и покрытые густой растительностью. В ней нет ничего радостного, ничего живописного. Бескрайнее море гигантских тростников и бамбука, имеющее какой-то унылый, неприятный желтовато-бурый цвет. Здесь вы не увидите ни пышных цветов, ни яркой и сочной зелени, поскольку ничто из множества прекрасных цветов и пышных деревьев Бенгалии на этой болотистой почве не растет.

Все растения здесь очень высокие и развиваются с необыкновенной быстротой, но вид у них какой-то болезненный, и вскоре они нагоняют тоску. Не только тяжелый и влажный воздух, но и эта тоска в придачу угнетают каждого, кто отважится углубиться в этот девственный хаос.

Главный враг — сырость, в сочетании с палящим зноем. Здесь идет как бы непрерывная борьба между водой, которая затопляет эти земли, и солнечным жаром, который быстро высушивает их; борьба, которая возобновляется ежедневно из года в год, из века в век, без всякого перевеса в ту или другую сторону. Растения на этой почве быстро развиваются, но тут же заболевают и вскоре гибнут, разлагаются в воде и гниют. А испарения зараженной гниющими остатками воды вызывают лихорадку и азиатскую холеру.

Ужасная болезнь, которая почти каждый год производит опустошения среди населения всей планеты, возникает именно здесь. Микробы размножаются в этих болотах с необыкновенной быстротой, а затем вместе с толпами паломников распространяются по всей Азии и Европе. Холера никогда не уходит из этих бедных деревень, затерянных среди бамбуковых джунглей. Но местные жители приспособились к ней и редко от нее умирают. Когда же появляется европеец, у которого нет иммунитета, она убивает его тотчас, буквально в несколько дней. Холера и лихорадка — союзницы тугов и защищают их лучше всех крепостей.

Но не только болезни подстерегают путника среди этих болот. Змеи, тигры, носороги и огромные прожорливые крокодилы живут и плодятся здесь беспрепятственно.

Если Сундарбан — сущий ад для всех остальных людей, зато он истинный рай для охотников. Множество диких животных живут здесь в полной безопасности, дразня английских офицеров и чиновников, среди которых немало страстных охотников, но которые не рискуют забираться сюда.

Европеец не может здесь жить: смерть подстерегает его за каждой болотной кочкой, за каждым кустом. Если он избежит когтей тигра, ядовитого укуса кобры и зубов гавиала, он все равно умрет от тропической лихорадки или холеры.

Маленький, но дружный отряд, ведомый Тремаль-Найком, медленно, шаг за шагом, продвигался сквозь непроходимые джунгли, прокладывая себе дорогу с помощью острых парангов. Малайцы, привыкшие действовать этими тяжелыми, как топорики, ножами, наделенные к тому же незаурядной силой и выносливостью, работали ими без передышки. Они срубали одним ударом толстые стволы бамбука, валя их направо и налево, расчищая путь двум женщинам и своим предводителям, которые бдительно следили, не появится ли поблизости какой-нибудь тигр.

С каждым шагом растительность становилась все гуще, и это было трудным испытанием для терпения и ловкости малайцев, хотя они и не были новичками в джунглях.

Бамбуки сменялись бамбуками, густыми и очень высокими, прерываясь время от времени нагромождением толстых лиан да лужами с гнилой желтоватой водой, вынуждавшими делать длинные обходы.

Удушающая жара, которая царила среди этих растений, заставляя потеть малайцев и индийцев, но больше всех Янеса, который как европеец больше других страдал от обжигающих лучей тропического солнца.

— Я предпочитаю наши девственные леса Борнео, — ворчал бедный португалец, весь красный и мокрый от пота, точно вышедший из парилки. — Долго это будет продолжаться, черт подери! Я уже сыт по горло бенгальскими джунглями.

— Часов десять-двенадцать, — отвечал Тремаль-Найк, который, напротив, казалось, прекрасно себя чувствовал среди этих тростников и болот.

— Я доберусь до твоего бенгали в весьма жалком виде. Хорошие же места выбрали эти туги! Черт бы побрал их всех! Могли бы найти себе убежище и получше.

— Не уверен, что они предпочли бы другое. Здесь они чувствуют себя в полной безопасности. Звери и холера, болота и лихорадка — вот их лучшие стражи. У них хватает ума, чтобы понимать это.

— И нам придется таскаться по этим джунглям целыми неделями? Хорошенькая перспектива!

— Слоны помогут нам. Когда ты заберешься к ним на спину, в свежем воздухе недостатка не будет. Стоп!

— Что такое? — спросил Янес, снимая с плеча карабин.

Малайцы из авангарда остановились и склонились к земле, внимательно прислушиваясь.

Перед ними было нечто вроде тропинки, довольно широкой, по которой могли пройти три-четыре человека в ряд и которая, казалось, была протоптана недавно — бамбуки, лежащие на земле, еще не успели завянуть.

Сандокан, шедший сзади с Сурамой и вдовой, догнал ушедших вперед.

— Проход? — спросил он.

— Сделанный каким-то огромным животным, которое идет впереди нас, — ответил один из малайцев. — Бамбук повалили минут десять назад.

Тремаль-Найк вышел вперед и осмотрел почву, на которой обозначились широкие следы.

— Перед нами идет носорог, — пояснил он. — Он услышал удары парангов и ушел. У него, должно быть, один из тех редких моментов, когда он в добродушном настроении. Иначе он бы, как сумасшедший, накинулся на нас.

— Куда он направляется? — спросил Сандокан.

— На северо-восток, — ответил один из малайцев, взглянув на свой ручной компас.

— Это и наше направление, — сказал Тремаль-Найк. — Поскольку он расчищает нам дорогу, пойдем за ним: это сэкономит наши силы. Однако держите наготове карабины: с минуты на минуту он может повернуть назад.

— Мы готовы встретить его, — отозвался Сандокан. — Женщины сзади, а мы впереди. Начнем нашу охоту.

Загрузка...