Две жизни Алессы Коэн

Пролог

Сколько можно заставлять себя ждать! Эриний Савери, епископ Церкви Святого Источника и надзиратель всех магических и немагических учебных заведений Таверии, нетерпеливо постукивал пальцами по столу и то и дело поглядывал в окно. Солнце уже высоко стояло над бухтой, утро было в самом разгаре, вот-вот — и толпы зевак, торговцев и праздношатающихся запрудят узкие улицы. Не проедешь, да и в карете в зной не продохнешь...

Как будто происшествие в школе Жемчужной розы касается его одного, а Верховному архимагу королевства нет до подобной ерунды ни малейшего дела! Неужто спит? Или беседует с демонами, стоя посреди пентаграммы? Тьфу ты, стыдобища даже думать про подобное — Эриний покаянно поднес ладонь ко лбу, мысленно прося прощения у Сотворившего Источник.

— Экипаж ожидает во дворе, Ваше Преосвященство, — Аристох, юный секретарь епископа, сдержанно поклонился. — Если мне будет позволено...

Вот ведь занятный паршивец! Знатен, хорош собой — этот уж точно мог рассчитывать на карьеру при дворе, а не состоять при престарелом Эринии.

— Вам не позволено! — резко одернул его епископ. Не хватало ему еще нравоучений от молокососа. — Если архимаг не явится в течение ближайших десяти минут, я решу дело по своему усмотрению. И пусть тогда...

Cо двора послышался конский топот: высокий черноволосый мужчина, за спиной которого были приторочены меч и жезл, легко спрыгнул с коня и небрежно бросил поводья одному из слуг. Он заметил, нет, скорее, почувствовал, что за ним наблюдают — демоны бы сожрали этих магов с их предвидениями, предсказаниями и гаданиями по птичьим потрохам! — резко поднял голову и теперь смотрел на епископа прямо и дерзко.

— Да будет светлым ваше утро, а день принесет благодать и умиротворение, Ваше Преосвященство! Я не опоздал? — казалось, его зычный низкий голос заполнил весь двор, изгоняя прочие звуки.

Почти не опоздал, а вот ждать себя заставил. Что ж, пока эта "нечисть" в силе, с их причудами приходится мириться...

— Нет-нет, вы как раз вовремя, владыка Гвеллан, — отчего-то Эринию враз расхотелось высказывать припозднившемуся архимагу свое неудовольствие, — я уже спускаюсь.

— Могу ли я сопровождать вас, Ваше Преосвященство? — настырный Аристох не унимался, вот, опять тряхнул русыми кудрями. И глядит так подобострастно и смиренно, а вот покорности в нем и в помине нет.

— Это совершенно излишне, сын мой. Полагаю, я и владыка Гвеллан справимся сами.

Слуга распахнул дверцы кареты, Его Преосвященство оттолкнул протянутую ему руку и проворно взобрался внутрь экипажа. Как же славно откинуться на мягкую спинку! Да, слаб человек... Проклятые ноги уже начали подводить, а ведь он еще не так стар, едва шестой десяток разменял.

Архимаг, высокий и широкоплечий, казалось, занимал собой все пространство кареты. Но — вот удивительно! — в его присутствии и в голове прояснилось, и негодные суставы прекратили свое унылое нытье.

— Рад, что вы так быстро прибыли, Гвеллан, — отец Эриний ограничился коротким кивком: с архимагом вражды у них не было, но для церкви колдуны и ворожеи оставались чужаками. Причем чужаками опасными. — Надеюсь, я не оторвал вас от чего-то важного?

— Нет, Ваше Преосвященство. Разве вникать в дела столичной школы магии — не моя обязанность?

— Полно вам, Гвеллан! — ни единая черта не дрогнула на осунувшемся мучнистом лице епископа. — Архимаг не всегда может найти время для каких-то там школяров и их проделок. Но я рад, очень рад, что вы откликнулись.

Теперь, когда они остались вдвоем, а за окнами кареты мелькали фасады утопающих в зелени дворцов, епископ Эриний смотрел на Верховного мага королевства Каридад едва ли не с отеческой улыбкой. Мол, знаю я о твоих грехах, сын мой, но молчу до времени...

— Просветите меня, Ваше Преосвященство, — голос архимага звучал вкрадчиво и мягко. Однако, в этом Эриний Савери был абсолютно уверен, впечатление было обманчивым. — Отчего директриса школы Жемчужной Розы написала вам и не обратилась напрямую ко мне?

— Вероятно, оттого, что больше уповала на милосердие и всепрощение, которые могут даровать только служители Дома Божьего. Благодать Святого Источника безгранична, она изливается на больших и малых, великих и убогих...

— Стало быть, от меня директриса Миринна ожидает только скорой расправы? — осведомился архимаг.

Да, Гвеллана боялись — и тому это было прекрасно известно. Епископ мог бы сказать, что архимагу нравится наводить страх, но он решил оставить проповеди и нравоучения при себе.

— Вы не можете не понимать... — дипломатично заметил Эриний, — дело щекотливое. И напрямую затрагивает семью, очень близко стоящую к трону. Случись это где-то еще, не в этой школе... Директрисе Миринне есть чего опасаться, мастер Гвеллан, Хотя, на мой взгляд, ее вины в произошедшем нет. Разве что недосмотр, излишняя мягкость по отношению к воспитанницам. Девочкам слишком многое позволено... Вот, взгляните сами.

Написанные ровным убористым почерком строчки покрывали почти весь лист, из-за тряски буквы сливались, и в первый момент Гвеллан разобрал только то, что было в самом конце: "Прошу Ваше Преосвященство извинить мое промедление, но я до последнего момента не теряла надежду, что мы справимся сами. Но, несмотря на все приложенные усилия, состояние Алессы Коэн внушает мне все большие опасения. Как только об этом станет известно за пределами школы, скандала избежать не удастся".

— Алесса Коэн? — брови архимага удивленно поползли вверх. — Дочь барона Коэна?

— Приемная дочь барона Коэна, — уточнил Эриний. — Однако принимая во внимание положение ее отца при дворе... Впрочем — читайте!

Казалось, архимагу больше не мешали ни тряска, ни солнце, настырно светившее в окно экипажа. Его глаза быстро пробегали строчку за строчкой, и — в этом епископ не усомнился ни на секунду — по губам верховного мага королевства скользила недобрая презрительная усмешка. Неужто ему не жаль девочку? Или ненависть магов к таким, как она — родившимся с Даром, но воспитанным в обычных семьях — и впрямь не досужий домысел?

Глава 1. Я - Алесса, но другая

Глава 1

(Школа Жемчужной розы за день до описанных в прологе событий)

— Осторожнее! Вот так, голову ей поддержите! За целительницей послали?

— Да, госпожа директриса, Латона сразу побежала, как только...

— Не болтай!

Перед моими глазами только колышущийся светлый силуэт и огоньки. Как будто зимний праздник и я украсила стены и окна гирляндами... Красиво, как же красиво тогда получилось! Только холодно. Да, тогда на улице был мороз, впервые за столько лет...

— Ее надо немедленно перенести в лазарет. Ей холодно лежать на каменном полу. Вы же слышите, что она говорит!

Все тот же незнакомый женский голос: распоряжается, приказывает и... дрожит, как будто от страха. Я пытаюсь чуть-чуть приподняться, чтобы рассмотреть стоящих возле меня. Но вижу только башмаки и подолы длинных юбок и сорочек — похоже, ради меня кого-то подняли с постели. Да нет, ерунда, мне просто мерещится. Это же врачи, а на них халаты. Иначе и быть не может: я провожу рукой по лицу и вижу кровь на ладони. И по бровям стекает что-то липкое, щекочет уголок губ. А в волосах... осколок стекла, еще один. Они со звяканьем падают на пол. Кто-то осторожно поддерживает меня, не позволяя заваливаться на камни.

Стены тут какие-то странные — грубая шероховатая кладка, как будто я в подвале. Шаги... гулкие, торопливые, все ближе и ближе... И вот уже чьи-то пальцы ощупывают мои плечи, шею, поднимаются к затылку.

— Все хорошо, деточка, все хорошо. Просто поранилась, — светлые волосы обрамляют доброе широкое лицо, похожее на сдобную булочку. — Ну-ка, выпей. Вот так, умница. Сейчас все пройдёт. К утру все и забудется.

— Как она здесь оказалась? — холодный властный голос директрисы дрожит от гнева. — Что примолкли? Языки проглотили?

Молчание длится. Секунду, другую. Я чувствую обволакивающий горьковатый вкус лекарства во рту, мне хочется спать. Спать, спать, завернуться в одеяло, прижать к себе плюшевого мишку. Пусть сегодня это будет Тоби. Боб же не обидится, я его рядом положу...

— Она сама сюда полезла! — запальчиво выкрикивает какая-то девица. — Она сама все затеяла, говорила, полнолуние сегодня. Уже поздно было, мы с Латоной ей сказали, чтоб не ходила!

Не ходила? Наверное, мне и вправду не стоило туда ходить. Я припарковала машину у кафе, потом пошла в торговый центр, и вот там... Но ласковая бархатистая тьма уже зовет меня к себе, уговаривает не тревожиться, поет мне колыбельную. А серебристая луна заглядывает в окно, подмигивает и тоже уверяет, что все будет хорошо. Ведь сегодня полнолуние...

***

Я просыпаюсь с первыми лучами солнца и в первую минуту выдыхаю от облегчения — это просто больница. Светлые стены, кровать у стены, напротив еще одна. Только... да, кровати слишком широкие для клиники, и они из дерева. А в больнице, где я лежала три года назад, точно были железные. И окно такое странное — как будто удлиненная арка. Но, быть может, меня привезли в какую-то старую больницу? В Таверии ведь и такие остались. При монастырях уж точно.

Я пытаюсь ощупать свое лицо, но оно покрыто слоем жирной пахучей мази — и я тут же отдергиваю руку. А голова... да, перевязана. Конечно, а как же еще? Я упала и точно сильно разбилась. Ну а те женщины, которые говорили ночью в подвале про полнолуние, — померещилось. Просто бред. Я же головой ударилась. Еще легко отделалась, раз хоть помню, кто я.

Да, надо поднапрячься и попробовать восстановить картину. У меня травма головы, скорее всего, сотрясение мозга. Значит, ко мне скоро придет психиатр или кто-то еще в этом роде, станет проверять, не растеряла ли я последние мозги. И отвечать надо четко, я же не планирую здесь задерживаться: на работе точно убьют. Вчера... что я делала вчера?

...Подушка приятно холодит щеку, одеяло такое тонкое и мягкое, в высокое стрельчатое окно струился ласковый свет раннего утра — я глубоко вздыхаю и говорю себе: "Все, успокойся. Давай. С самого начала".

Какой обыденной кажется нам наша жизнь! Вот ты встаешь, принимаешь душ, спускаешься на лифте во двор, заводишь машину... Телефон начинает разрываться от звонков, когда до офиса остается еще пара кварталов. Где документы Аврелия Беоли? А копия метрики его племянника? И не могла бы я на секунду забежать в бухгалтерию, а потом тут же в кадры, чтобы все подписать? Да-да, конечно. На зеркале заднего вида болтается желтая фигурка лягушки, и я в который раз обещаю себе ее убрать, чтобы не мельтешила перед глазами. Ну а дальше... встретилась с тем самым Беоли, убедилась, что он — зануда, скряга и вообще индюк. Но свое мнение мне стоило оставить при себе.

Человек моей профессии всегда должен оставаться над схваткой — иначе зачем мы вообще нужны? Однако несговорчивость клиента зачастую означала, что шанс решить дело в досудебном порядке практически равен нулю. И намаявшись с Аврелием Беоли, я решила себя порадовать: в кафе напротив были превосходные пирожные, я неспешно листала меню, даже заказала какой-то салат. Нет, не какой-то, а мой самый любимый — с крупными обжаренными креветками. Любовалась бухтой, маленькими белыми корабликами, заходившими в порт, кофе потягивала...

...Когда врач спросит меня, как меня зовут и где я работаю, я отвечу ему без запинки: "Алесса Лиатрис, специалист по досудебному урегулированию конфликтов. Мне двадцать шесть. Осенью исполнится двадцать семь".

А еще я рылась в телефоне: искала, где подешевле выйдет поменять тормозные колодки. Да-да, доктор, видите, я все прекрасно помню! Рассказывать дальше? Я закончила с перекусом, а так как в офисе я обещала быть примерно через час, то решила зайти в торговый центр. Это прямо напротив, на той стороне Приморского бульвара. Передо мной разъехались стеклянные двери, какая-то тетка в пестром платье задела меня огромной полотняной сумкой... Я чуть задержалась на входе — все никак не могла решить, стоит ли забежать за босоножками или я все же успею примерить платье. Или джинсы. Или и джинсы, и платье. А потом... потом что-то грохнуло. Не могу сказать, впереди или сзади — и мне в лицо полетели осколки стекла. Длинные, острые, похожие на кинжалы....

Глава 2. Сон или явь?

Следовать логике сна и не сопротивляться? Когда-то давно я читала, будто человек может управлять своими действиями даже в сновидениях. Чтобы такому научиться, нужно для начала осознать свое тело. Да, вот они, мои руки — только пальцы чуть длиннее и тоньше, и на них несколько колец, которых у меня отродясь не было. А еще в лазарете мне пришлось напялить какую-то странную одежду: белую длинную рубашку с вышивкой и нечто, напоминающее синий сарафан с тонким поясом, украшенным золотой пряжкой. И раз уж просыпаться я решительно не желала (да, и за запястье себя щипала: больно, но не помогает), придется досмотреть мой удивительный сон до конца.

А в моих бредовых грезах я явно находилась в каком-то замке, и от меня ожидали, что сейчас я отправлюсь в свою комнату, переоденусь, выйду к завтраку, а потом поспешу на занятия. Но коридоры были пустынны, да и спрашивать кого-то из местных обитателей, где я, собственно, тут проживаю, казалось невероятно глупым. Я подошла к окну, чтобы хоть как-то сориентироваться: сад, дорожка, ведущая к беседке. Что ж, уже хорошо: жилые комнаты в замках обычно расположены на верхних этажах — втором или третьем — значит, надо отыскать лестницу.

Она обнаружилась за поворотом галереи — узкая, витая, так что даже голова закружилась, — и я поспешно ухватилась за перила, чтобы не сверзиться вниз. И тут же чуть не столкнулась с одной из местных девиц. Невысокая, широколицая, со вздернутым носиком, — она презрительно смотрела на меня и даже не пыталась скрыть насмешку.

— Что, заблудилась? Жаль, что тебе вообще голову тем шаром не снесло! То-то твой батюшка порадуется, когда узнает, что его дочь ума лишилась! Ничего тебе нельзя доверить, вечно ты все портишь!

Я рассматривала ее, не торопясь с ответом. Кто мешает мне поиграть в сумасшедшую? Задавать абсурдные вопросы, странно себя вести? Так проще отыскать "поводыря", а заодно и выяснить, куда меня занесло. И я решила, что буду игнорировать неприкрытое оскорбление. Притвориться дурочкой уж точно безопаснее.

— Я и вправду не очень хорошо все помню после вчерашнего, — миролюбиво начала я. — Ты не подскажешь, куда мне идти?

— Идиотку из себя строишь, Алесса? — прошипела моя собеседница, а потом всмотрелась в мои глаза, снисходительно рассмеялась и все же добавила: — Пошли, я тебя провожу. Но если вздумаешь вдруг "вспомнить" про вчерашнее — так и знай, директриса тебе все равно не поверит!

Так, выходит, девочки накануне и впрямь что-то затеяли, а я, то есть не я, а та Алесса, что здесь обитает, тоже в этом поучаствовала...

— Вот твоя комната, — небрежно бросила моя провожатая, когда мы остановились напротив ничем не примечательной двери. — И переоденься, у тебя ворот рваный. Шкафы открыть сможешь? Отпирающие заклятия помнишь?

Видимо, у меня был настолько дурашливый вид, что девушка решила удостоить меня еще одной милости. Буквально втолкнула меня внутрь, совершила какие-то пассы руками — и дверцы шкафов распахнулись сами собой.

— Кстати, завтрак ты уже проспала, — злорадно сообщила моя собеседница. — Урок через пятнадцать минут. Если ты вдруг запамятовала: мастер Андриетти терпеть не может, когда опаздывают. И... Алесса, если ты вдруг на меня думаешь... я на тебя шар точно не роняла! Но все равно — про вчерашнее молчи!

Я кивнула, пытаясь осмыслить все, что только что узнала от незнакомой девицы. Вот уж кто вряд ли был подругой неведомой здешней Алессы. И она боялась, что я выдам некую тайну. Посчитала мое беспамятство спектаклем? Но самое удивительное, что почти заставило меня забыть о ее неприкрытой враждебности и презрении, было внезапное осознание: в мире, который мне снится, есть магия! Рана на голове и порезы заживают за считанные часы, обычный шкаф не открыть, если не знаешь заклятия! Нет, такое только пригрезиться может!

И я ужасно захотела проснуться! Потому что... это только в детстве мечтаешь, как бы попасть в сказку. А вот когда вырастаешь, уже как-то не тянет спасаться от налетевшего с ясного неба дракона или старухи, бросившей на тебя недобрый взгляд исподлобья. "Нет-нет, — уверяла я себя, перебирая сложенные аккуратной стопкой в шкафу старинные одеяния, — вот-вот прозвонит будильник, я не глядя нажму на кнопку, чтобы поспать еще чуть-чуть, а потом понесусь в ванную и буду сломя голову собираться в офис. Боже, да я сейчас бы на час — да что там! — я бы на три часа раньше вскочила, чтобы попасть на ту самую работу. И ни разу в жизни больше бы не вякнула, как она мне надоела: ходила бы туда и каждый день благодарила бы всех известных и неизвестных мне богов, что я живу именно там, где живу. За то, что моим самочувствием не интересуются женщины в средневековых платьях!"

А вдруг это не сон? Я попыталась вздохнуть, но воздух словно застывал в легких холодным комом. Это как в книжках, да? Когда герой умирает в своем мире, чтобы прийти в себя в каком-то ином, не менее реальном, чем он только что оставил. В чужом теле и с чужой судьбой... Но такого же не бывает на самом деле, правда? Но если в торговом центре произошел какой-то взрыв, или здание просто обвалилось — такое порой случается, и тогда об этом еще пару недель кричат на всех углах... Тогда, выходит, я и вправду мертва? Нет, я не стану об этом думать: я в больнице, возможно, в тяжелом состоянии. Поэтому меня держат под какими-то препаратами, вызывающими галлюцинации. И никакой магии, директрисы и колдовского замка попросту не существует.

Я решительно достала из шкафа бордовое платье с серебристым шитьем и отправилась искать классную комнату. Чтобы досмотреть наконец свои абсурдные грезы.

***

Попасть на урок оказалось проще, чем я полагала: я просто присоединилась к стайке девушек в темно-зеленых платьях, торопящихся к лестнице. Они сжимали под мышкой тетрадки и посматривали на меня с нескрываемым удивлением. Некоторые с жалостью, некоторые с недовольством, как и та, которую я повстречала раньше.

— Алесса, ты точно поправилась? — худенькая белокурая девушка взяла меня под руку. — Мы так переживали! Ты только не вздумай выгораживать Латону и Тею! Это они все затеяли, а теперь валят на тебя. И зачем ты нацепила на урок выходное платье? И волосы, ты даже косу не заплела. Не успела, да?

Глава 3. Уроки истории

— Итак, адептки... — мастер Андриетти явно наслаждался каждым сказанным им словом, — так как до экзаменов остается всего ничего, а на последнем испытании будет присутствовать сам епископ, считаю полезным начать с повторения азов. Некоторым, — и тут он недвусмысленно бросил взгляд в мою сторону, — это точно пойдет на пользу. Что вы сидите с закрытой тетрадкой, Алесса? Уверены, что мне не сообщить вам ничего нового?

Я торопливо раскрыла чужую тетрадь, потянулась... к перу, лежавшему возле бронзового писчего прибора! Гусиное? Или выдрано из оперения еще какой-то неведомой птички? Да, мой сон оказался изобретательным: он подкидывал мне все новые детали, словно уверял, что этот миг, этот урок, эти странные одеяния — явь, а все остальное мне и впрямь привиделось. На одной из первых страниц чужой тетрадки довольно искусно были изображены две девушки, сидящие в обнимку на садовой скамейке. И подпись: "Моей дорогой Марене от Лессы. И пусть никто никогда нас не разлучит!". Значит, рисовала "я", то есть местная Алесса, а девушка, которая помогла мне добраться в класс — та самая Марена. Трогательно... наверное, они и вправду дружили. И немного горько: я забрела в этот мир случайно, я чужая. Кому я тут нужна? Какое у меня право претендовать на дружбу той же Марены?

— Кто скажет мне: что нам известно о Великом Источнике?

По рядам девочек пронесся недоуменный ропот — похоже, Андриетти собирался говорить о вполне очевидных вещах. Вот удивительно! По меркам моего мира, да и здешнего, наверное, молодой мастер мог считаться красавцем. Русоволосый, розовощекий, рослый. Немного странной смотрелась его светлая бороденка: тщательно расчесанная, она была разделена на две части и заплетена в косички. Козлик декоративный какой-то! Красавчик, в которого не хочется влюбиться.

— И мне не важно, что вам твердили об этом с детства! — повысил голос Андриетти, надменно встряхивая головой. — Имеет значение только то, что услышат от вас экзаменаторы. Прошу вас, адептка Тея!

Мне очень хотелось обернуться, но даже по своему школьному опыту я прекрасно помнила, что тем самым нарушу некие правила. А уж если ты ничего не соображаешь, лучше и вправду сидеть тихо и помалкивать.

Девушка, названная Теей, поднялась со своего места и заговорила неожиданно низким грудным голосом. Вот все же любопытно, какая она? Толстая или стройная, симпатичная или дурнушка? Я все же ухитрилась скосить глаза чуть влево и сесть вполоборота — и тут же удостоилась окрика мастера Андриетти. Зато теперь я знала: Тея, которая тоже участвовала во вчерашней истории, была высокой худой брюнеткой. И держалась она с таким достоинством, будто ее вот-вот коронуют на царство.

— Мне начать с того, что говорят церковники, мастер Андриетти? — с притворным смирением осведомилась Тея.

— В комиссии будет епископ Эриний, поэтому будет разумным упомянуть и отцов церкви, — кивнул мастер.

При этом у него на лице было недвусмысленно написано: "Мы-то с вами знаем и понимаем, что все измышления святых отцов — вымыслы и ложь. Но деваться нам некуда".

— Первое упоминание об Источнике Силы...

— Святом Источнике, Источнике благодати, — нетерпеливо поправил ее Андриетти. — Думайте, для кого предназначены ваши слова!

— Да, мастер. Первые упоминания об Источнике благодати мы находим в жизнеописании святого Влахерна. Однажды ему было видение: старец оказался в цветущей благоухающей долине. По склонам гор сбегали два водопада, их струи стекали в озеро. Вода в нем беспрестанно бурлила, переливаясь серебром и золотом. Был ясный день, но в водах озера отражались звезды. И тогда Святой Влахерн услышал глас, будто исходящий с небес: "Покуда не иссякнут воды Источника, миру стоять. И будет в нем всего вдоволь — благодать и радость будут изливаться на каждого. И на короля, и на землепашца".

— Все верно, адептка Тея. Почему никто ничего не пишет?

Андриетти грозно обвел взглядом класс, девочки тут же склонились над тетрадями. Я тоже обмакнула перо в чернильницу, но у меня не вышло вывести ни единой буквы: проклятое перо только царапало страницу.

— Разучились писать, Алесса? — он наклонился низко ко мне, и я почувствовала приторный аромат благовоний, исходящий от его заплетенной бородки.

— Мое перо... — я же не могла объяснить ему, что мне ни разу в жизни не приходилось пользоваться писчими перьями. — Оно...

Он проворно выхватил у меня несчастное перо и сделал лихой росчерк на пустой странице.

— Пишите! Я не собираюсь краснеть за вас на экзамене! — приказал он. — Кто может продолжить?

— Позвольте мне, — мне показалось, что вызвалась Марена. — Святая Рогирда противоречит Влахерну. В видении ей предстал остров посреди моря. Она спустилась в пещеру и увидела широкую каменную чашу на высоком постаменте. В ней словно кипела вода. По стенам пещеры двигались тени. И голос молвил ей: "Зло, проникшее в наш мир, будет стремиться осквернить и подчинить себе Источник. Запомни: имена демонам — Тарим и Бельфер. Береги то, что питает тебя и всех живущих".

Перо по-прежнему не желало подчиняться: стоило мне нажать посильнее — и по странице тут же расплывалась клякса. Если же я ослабляла нажим, получались только черточки и закорючки. Что, перья тоже зачарованы? Мастер Андриетти уже начал поглядывать на меня, как на безумную. И накручивал одну из косичек себе на палец. Вот далась же я ему! В классе учениц пятнадцать, не меньше — ему что, нет до них дела?

— Садитесь, Марена, — равнодушно бросил он, не удостоив девушку похвалы. — Разумеется, вы понимаете, что все это — не более чем измышления и бред распаленного постами и молитвами воображения отшельников. Водопады, чаши, демоны, покушающиеся на Источник... Что же известно об Источнике магам? Адептка Алесса!

Я ловлю воздух ртом, медленно поднимаюсь со своего места, но понимаю, что меня уже ничего не спасет. То, о чем только что рассказывали Тея и Марена, я воспринимала какими-то обрывками — об этом нам в школе говорили на факультативе по истории религии. Но вот о магах...

Глава 4. Магии больше нет?

Я прихожу в себя уже под вечер: я снова в той же палате, только лицо целительницы больше не кажется мне таким уж добрым. Она наклоняется ко мне, кладет руку на лоб, качает головой. А в ее глазах страх и непонимание. Ей влетело от директрисы? Но та же сама выпустила меня на занятия, посчитав вполне здоровой. Впрочем, какая теперь разница? Я сморозила какую-то глупость на лекции, я не ориентируюсь в замке... Похоже, даже писать разучилась.

Почему-то у меня больше не получается убедить себя, будто все, что меня окружает, — просто сон. Сон? Где я теряю сознание, вновь прихожу в себя, просыпаюсь и засыпаю, ощущаю боль, обиду и страх? И это теперь насовсем: я живу за тысячу лет до своего рождения, я ношу это проклятое имя, моя судьба записана много веков назад. Сколько мне осталось? Все зависит от того, какой тут сейчас год, — но я же не буду спрашивать? И все же пока еще у меня получается не поддаваться страху. Как будто между моим миром и миром Алессы Коэн — стеклянная стена. И она меня защищает.

Целительница куда-то выходит, я оглядываю стены, и только тут до меня доходит: здесь нет никаких свечей или факелов. Комнату освещают небольшие светящиеся сферы — то, что я накануне ночью приняла за праздничную гирлянду. И их слишком много, они словно заметили, что я не сплю, и сами по себе наливаются ярким теплым светом. Слишком ярким. И когда целительница возвращается, я прошу ее приглушить свет.

— Но... — на ее лице недоумение, — ты же... Ты же можешь сделать это сама, Алесса.

Она не понимает. Как не понимал и мастер Андриетти, отчего я не могу создать иллюзию в стеклянном шаре, отчего гусиное перо не желает меня слушаться... Я пожимаю плечами: я даже не знаю жеста, которым могла бы имитировать колдовство, подходящее для данного случая.

— И воды мне дайте. Пожалуйста.

Кувшин стоит на столе у противоположного окна. И кружка на глиняном подносе. Взгляд магиссы становится недоверчивым, напряженным.

— Призови сама, — сухо предлагает она, а сама не отрывает глаз от моих рук и лица.

— Я... я не могу. Я ничего не могу. Разве вы сами не видите?

Им понадобился целый день, чтобы понять: у Алессы Коэн больше нет магии.

— Деточка... — шепчет целительница. — Как же так... моя девочка? Ты... ты только не бойся. Все образуется. Отлежаться тебе нужно. Недельку или чуть больше. Отдохнуть.

Объяснять бесполезно. Я могу год здесь проваляться — но даже пушинка не поднимется в воздух по одному мановению моих пальцев. Я прошу принести мне снотворного. У меня только одно желание: завернуться в одеяло и не видеть больше никого и ничего. Я не хочу жить там, где мне не место. А раз я и вправду погибла при взрыве в торговом центре, среди живых мне больше делать нечего. Но горьковатое питье приносит покой. Пусть и временный, но я сейчас рада и такому. Передышка. Просто спать.

***

А в моем сне я снова в подвале. Только на этот раз я не лежу на полу. Я стою, опираясь на высокую деревянную полку рядом с еще несколькими девочками. И я вовсе не напугана, не дрожу от страха и не опускаю глаза. Мы держимся плечом к плечу: впереди приземистая полненькая Латона, рядом со мной Тея и еще несколько адепток, и я почему-то знаю их имена. Эланор, Гвида, Инерис... И чуть поодаль — Марена, комкает в руках платок, кажется, плачет. Но мне ее сейчас вовсе не жаль — это она нас выдала.

Рядом с Мареной — директриса, и она так на нас смотрит, что я опасаюсь, как бы деревянный шкаф за моей спиной не задымился от ее взгляда. Впереди, там, где ряды полок обрываются, на нас снисходительно взирает "высокая комиссия". Пожилой человек в рясе с усталыми больными глазами расположился в кресле. А еще высокий черноволосый мужчина. Он небрежно привалился к стене, скрестив руки на груди, и посматривает, скорее, насмешливо, чем осуждающе.

— Вы понимаете, что натворили? — директриса словно через силу выталкивает из себя слова, ее так и трясет от негодования. — Если на то будет воля Его Преосвященства епископа Эриния и Верховного мага королевства Каридад владыки Гвеллана, вы сегодня же отправитесь домой. Без права когда-либо применять магию. Вы даже не посмеете о ней заикнуться.

— Полно, магисса Миринна, — прелат поднимает слабую ладонь в примиряющем жесте. — Ваши адептки вряд ли поверят, что вы готовы отчислить треть выпускного курса. Несомненно, проступок их весьма значителен. Уверен, каждая из них понесет наказание.

Латона находит мою руку и сжимает мне ладонь. И шепчет одними губами, почти не поворачивая голову: "Я же говорила — все обойдется!". А во мне играет такая злость и ощущение полной безнаказанности! Да пусть бы и выгнали! Что тогда сделал бы мой "папенька" — именно так он велел мне называть себя — барон Коэн? Звал дочерью и не любил, не жалел денег на учителей и наряды, но никогда не забывал напомнить, что и сам ждет от меня многого, очень многого... Возлагает надежды.

— Не подскажут ли мне прекрасные дамы, чем им так досадил мастер Андриетти? — низкий голос черноволосого рокочет под низкими сводами. Как будто дракон пробудился от спячки и решил побеседовать со своими жертвами. — Способ, выбранный вами для мести, был весьма... неожиданным.

— Он не имеет права выставлять нас на посмешище, владыка! — я выступаю вперед, оттесняя Тею с Латоной. — Мы будущие магиссы, а не...

— А не кто? — уточняет архимаг и усмехается.

— Не свинарки, не рыночные торговки, — договаривает за меня Тея. — Мы адептки пятого курса, а не жалкие неумехи. Разве маг не должен уметь постоять за себя?

— Магия не терпит унижения, — подхватываю я.

— Но сила и мудрость учат нас смирению, — предсказуемо откликается епископ.

— И чего же вы добивались, когда подлили мастеру Андриетти приворотное зелье?

— Он должен был понять, что это значит — выглядеть жалким. Зелье было слабым, действие спало бы само через день-два.

— Выходит, влюбленность выглядит жалкой? Занятно... — и опять эта снисходительная усмешка, как будто ему все известно наперед.

Глава 5. Неожиданные встречи и клятвы

— Алесса... — директриса поворачивается ко мне, и я замечаю некрасивые красные пятна на ее щеках, — то, что тебе вздумалось спускаться ночью в хранилище, — исключительно твоя вина. Правила школы предписывают адепткам находиться в своих спальнях после десяти вечера. То, что ты сделала, — это грубейшее нарушение правил. Ты осознаешь это?

Я киваю, что ж тут непонятного? К тому же благодаря своему сну я теперь точно знаю, в чем состояло задуманное преступление. Однако вчера та же самая директриса преспокойно отправила меня на уроки, и ее совершенно не волновало, что Алесса Коэн ночью сверзилась с лестницы и едва держится на ногах. И зачем она вообще оказалась ночью в хранилище? Скорее всего, за прошедший день расследование происшедшего в подвале продвинулось. Но директриса, вероятно, надеялась, что все удастся замять. Зачем выносить сор из избы? Но как только стало очевидным, что я не владею магией, магисса Миринна изменила свое решение.

— Позавчера было полнолуние. Я так понимаю, ты собиралась втайне ото всех сварить приворотное зелье?

Значит, кто-то из девочек и вправду проболтался. И сон был в руку. Директриса так на меня смотрит, что я сразу же смекаю, в чем дело. Мне подсказывают правильный ответ для высокой комиссии. Раз я больше не умею колдовать, зачем со мной возиться? Если я, покидая эту школу, унесу с собой и всю вину — свою ли, чужую ли — это будет только всем на руку, так? Я виновато потупила взор, скрывая горькую усмешку. Почему-то вспомнилось, как в конторе, где некогда трудилась Алесса Лиатрис, валить все косяки на увольнявшихся было обычным делом.

Ко мне приближается целительница и робко осведомляется, не болит ли головка у "деточки". Но после всего, что я только что услышала, мне как-то расхотелось жаловаться на здоровье. Хотя и голова болит, и плывет все, как только я пытаюсь пошевельнуться слишком резко. Шок от осознания того, кем я оказалась в этом мире, перенапряжение от попытки сотворить иллюзию в стеклянном шаре... я всегда неважно реагировала на стресс, хотя и умела это скрывать.

А вот брать на себя чью-то вину я не собираюсь: пусть месть мастеру Андриетти и была задумана, но зелья-то никто в итоге не сварил.

Меня ведут по длинному коридору, и мне отчего-то очень хочется рассмотреть каменную кладку, хотя пока что я вижу ее не очень четко: просто бесконечная серо-коричневая полоса. Но я все же не удерживаюсь и провожу пальцами по шероховатой поверхности. Это в музеях ничего трогать нельзя, а мне можно — я ведь теперь, считай, живу в музее. Приглушенно светятся магические сферы: они парят в простенках между окнами и под потолком. Витражи, украшающие высокие стрельчатые окна, видятся мне сейчас просто россыпью разноцветных леденцов.

Но вот галерея заканчивается, и теперь крутая лестница уводит нас вниз — наверняка в то самое хранилище. Директриса толкает тяжелую створку, а я замираю на пороге, пораженная тем, насколько увиденное напоминает картину из моего сна. И в то же время она совершенно иная. Магисса Миринна складывает руки на груди и низко склоняется перед сидящим в кресле стариком. Я делаю так же, а еще один наш гость, стоящий в углу возле шкафа с какими-то горшками и бутылочками, резко оборачивается и впивается в меня взглядом. Тот самый, который мне привиделся. Пробудившийся дракон... Высоченный, ростом метра под два, широкоплечий, с длинными темными волосами, заплетенными в косу. Вот ты какой, владыка Гвеллан, Верховный маг королевства Каридад. Мощь, исходящая от его фигуры, столь ощутима, что мне невольно хочется отступить обратно за дверь. Он выглядит, как злой колдун из детских сказок, даже страшновато становится. Ну уж нет! Алесса в моем сне не тушевалась перед высокими гостями, вот и я не буду.

— Подойди, дитя мое, — миролюбиво обращается ко мне старик. Наверное, это и есть епископ. — Не бойся. Скажи мне, тебе приходилось бывать здесь раньше?

Точно, директриса успела все ему рассказать. За кого меня держат? За сумасшедшую или преступницу? "Алесса Коэн — святая или грешница?" — кажется, именно так называлась книга, которую я читала еще в школе. Историей увлекалась... А теперь вот она, та самая история, не на шутку увлеклась мной.

— Я... я не помню, — с тщательно разыгранной неуверенностью лепечу я. — Возможно, я тут и бывала...

Епископ удовлетворенно кивает, складывая руки на коленях.

— Будь добра, дитя, зажги сферы поярче, — продолжает он, а я понимаю, что каждая его фраза — часть испытания, которое я вряд ли пройду успешно, — темновато здесь у вас. Не для моих старых глаз.

Я делаю шаг вперед и чувствую, как директриса ощутимо вздрагивает за моей спиной. Неужели они все еще верят, что я сейчас щелкну пальцами или произнесу заклинание — и все получится? Я лишь качаю головой:

— Я больше не могу так делать, Ваше Преосвященство.

Вздох разочарования, дробное постукивание пальцев по подлокотнику кресла...

— Я писала Вашему Преосвященству... — пытается оправдаться магисса Миринна, но "злой колдун" довольно бесцеремонно ее обрывает:

— Все и так ясно. То, что сумеет сделать каждый ребенок, рожденный с Даром, вашей подопечной стало недоступным. Она и сама не отрицает, что утратила магию. Властью, данной мне как Верховному архимагу королевства Каридад, объявляю: Алесса Коэн больше не является воспитанницей школы Жемчужной розы. Она незамедлительно покинет эти стены, а имя ее будет вычеркнуто из списка адепток. Оставьте нас, магисса Миринна. Распорядитесь, чтобы прислуга подготовила ее вещи. Соберите других девушек, свидетельствовавших против нее.

Глава 6. Клятва

Итак, здесь мне больше нет места. Раз "злой колдун", который ведает всем волшебством в королевстве Каридад (страна, где я родилась, носила то же название, но была республикой), только что выгнал меня из школы, будем считать его приговор окончательным. И куда теперь прикажете мне податься? Если верить моему сну, у меня имелась какая-то семья, судя по всему, приемная. Ждут ли меня там? В любом случае, для меня, Алессы Лиатрис, это абсолютно чужие люди.

— Девушка покинет школу сегодня же, — архимаг обращается исключительно к святому отцу, меня в комнате как будто бы и нет. — До экзаменов всего месяц, и жезла волшебницы она, как вы сами понимаете, не получит.

— Но, Гвеллан... — епископ беспокойно ерзает в кресле, — ее семья...

В эту минуту я даже проникаюсь определенной симпатией к престарелому прелату: в его словах проскальзывает явная попытка за меня заступиться.

— Предоставьте это мне! — резко бросает архимаг. Похоже, владыка Гвеллан не испытывает преклонения перед человеком, облеченным духовным саном.

Я сцепляю пальцы в замок и крепко прижимаю их к груди, — в моем мире этот жест мольбы показался бы смешным, но здесь иные времена и иные нравы. В глазах стоят слезы, я действительно готова вот-вот расплакаться. Нет, разумеется, не из-за магии, которой нет и никогда не было. Просто сейчас, стоя перед этими могущественными и влиятельными людьми, я внезапно ощущаю, насколько ужасно я устала и насколько хочу домой. В мою квартиру, где так уютно пахнет кофе, где меня ждут плюшевые мишки, рассевшиеся на диване. Под тяжелым взглядом архимага выдуманная мной стеклянная стена рушится, и я как никогда ясно осознаю: мой кошмар не закончится. Мне больше не проснуться дома. Никогда.

— Прошу простить меня, если я и вправду что-то натворила, — шепчу я, глотая слезы, — но я ничего не помню.

— Не волнуйся, дитя, — прелат выбирается из кресла и приближается ко мне. Даже поднимает ладонь, чтобы погладить меня по щеке, но вовремя одергивает себя: вряд ли подобные жесты совместимы с его саном. — Никто тебя не осудит. Если ты и оступилась, то расплатилась за свою неосмотрительность сполна. Скажи мне: быть может, у тебя были недоброжелатели среди учителей или одноклассниц? Припомни, так нередко случается: кто-то невзлюбил тебя, кто-то позавидовал. И вот уже одна из девочек, искусно прикинувшись подружкой, просит тебя о сущей безделице. Спуститься поздно вечером в хранилище и принести засушенные травы. Совсем немного. Пару щепоток, которых как раз не хватает для зелья. А вторая — тоже добрая и милая девочка — ставит на самую верхнюю полку тяжелый шар из хрусталя так, чтобы при твоем приближении к шкафу он обрушился тебе на голову. Ты не допускаешь подобного? Учитывая, сколь близко к трону стоит твой отец...

Я слишком резко встряхиваю головой — и в виски мне словно впиваются острые раскаленные спицы.

— Я не помню, Ваше Преосвященство. Даже имен девочек, с которыми училась.

Я все же не удерживаюсь и стискиваю лоб обеими ладонями, чтобы хоть как-то унять боль. И в тот же момент «злой колдун» внезапно прекращает изучать содержимое шкафа, быстро подходит ко мне и перехватывает мои запястья.

— Отец Эриний, если я не ошибаюсь, вы собирались проинспектировать хранилище. Позвольте мне сказать пару слов адептке... бывшей адептке Коэн.

Прелат согласно кивает и скрывается между уставленными колбами и ретортами полками. Вероятно, вмешиваться в дела магов он не желает.

— Убери руки, — командует "злой волшебник", едва мы остаемся одни. И мне на лоб и на затылок ложатся широкие теплые ладони. — Не бойся меня, я не причиню тебе вреда.

Его лицо оказывается так близко ко мне, хотя он и выше меня на целую голову, если не больше. Широкие дуги черных бровей, глаза... почти черные, но если присмотреться, можно заметить, что радужка чуть-чуть отливает зеленью. Несколько широкий прямой нос, высокие скулы, впалые щеки... Наверное, он показался бы мне красивым, если бы не жесткая складка у губ, выдающая непростой характер. Такой вряд ли потерпит возражения, и я торопливо опускаю взгляд.

Но от его пальцев струится тепло: в висках больше не пульсирует боль, она уходит, будто его руки и вправду могут забрать ее. Совершенно невероятно.

— Тебе лучше, Алесса? — негромко спрашивает он. — Если да, повторяй за мной.

— Что? Что повторять?

Признаться, я немного растерялась. Мало ли что ему в голову взбредет? Хотя упоминание о моем знатном "отце" все же вселяет некоторую надежду. Не посмеет же архимаг вот так запросто навредить мне.

— Ты уйдешь отсюда со мной.

— С вами? Но разве...

— И спорить со мной ты не будешь, — теперь в его голосе звучат властные нотки. — Если, ты, конечно, согласна стать моей ученицей. Или предпочтешь вернуться домой? Если ты вдруг запамятовала, я тебе напомню: твоя цена для барона Коэна отныне невысока.

— Но... но почему?

Да я ничего не знаю об устройстве их мира! Моя цена невысока... это оттого, что Алесса потеряла магию, да? Но...

— Я освежу твою память, как только мы окажемся у меня в замке. Так как: домой или ученичество у меня?

Он требует ответа, ничего толком не объясняя. И я, как ни странно, почти готова принять его предложение: что-то в его лице и фигуре кажется мне смутно знакомым и вызывает безотчетное желание довериться ему без оглядки. Или это всего лишь последствия сна? Но... почему архимаг собрался сделать меня своей ученицей, раз магии у меня нет и в помине?

— У тебя есть магия, — усмехается он и при этом выглядит отчего-то невероятно довольным. — Я ее чувствую. Но тебе придется заново научиться управляться с ней. Я тебе помогу. Не заставляй себя уговаривать, я ведь могу и передумать.

— Хорошо, — я будто прыгаю в воду с высокой скалы. — Что я должна сказать?

Он удовлетворенно улыбается, мое послушание ему явно по душе.

— Я, Алесса Коэн, обещаю следовать за своим учителем всюду, куда он пожелает. Отныне его слово — закон для меня. Да будут земля и небо свидетели: я не нарушу своего обещания. И порукой тому — моя жизнь.

Глава 7. Дело о приворотном зелье

Едва последние слова моей клятвы затихли, как послышались шаги епископа. Похоже, он недалеко ушел, может быть, прятался за ближайшей полкой с огромными колбами, соединенными гусеницами трубок. Но если архимага ничуть не взволновало скорое появление епископа, то и мне не пристало волноваться. Наверное, не пристало… Кто их знает, какие у них здесь законы и отношения. Вот взять епископа — то ли он недолюбливает Гвеллана, буравит пронзительными серыми глазами, то ли хочет что-то сказать, не произнеся ни слова.

— Я попрошу собрать адепток для допроса в кабинете директрисы, здесь слишком сыро для моих костей, — епископ страдальчески вздохнул и медленно побрел к ступенькам у выхода. — А вы присоединитесь ко мне позже, Гвеллан? Я бы попросил вас проверить этот подвал вашими методами. Кроме того, как я понимаю, вам надлежит подумать о безопасности вашей новой ученицы.

Какой безопасности? Что они оба имеют в виду? И почему епископ так поджал губы, когда сказал «вашими методами»? Не любит магию?

— Этот вопрос мы уладим, — Гвеллан почтительно склонил голову.

— Что он хотел сказать? — спрашиваю я, как только дверь подвала захлопывается за епископом с глухим стуком.

Кажется, мои слова застали архимага врасплох — он резко мотает головой и сжимает губы, а с его пальцев срываются серые искры и недовольно шипят, падая на пол.

— Ты о чем? — архимаг быстро чертит в воздухе какой-то хитрый символ: круг, перечеркнутый крест-накрест, две точки… В воздухе вспыхивает серое кольцо, похожее на змею, кусающую свой хвост. Как будто знак «Змеям запрещено грызть свои хвосты». Смешно.

Полка над дверью тоже на мгновение окутывается серым облаком, архимаг щелкает пальцами — и марево пропадает.

— А, кажется, я догадался, о чем ты. Епископ дал мне понять, что слышал наш договор и на обратном пути задаст мне несколько вопросов. И еще я должен решить, что делать с тобой — брать ли тебя на допрос твоих соучениц. Это теперь целиком и полностью моя ответственность, епископ не собирается вмешиваться.

— А правда можно пойти с вами? — мне внезапно становится интересно, как будет отличаться эта беседа от картин из моего сна.

Одно отличие уже налицо — сцена меняется, время, вероятно, тоже, и вместо кладовки придется еще раз посетить кабинет директрисы.

Но может статься, что сон был почти что вещим, что он — отголоски прошлого, каким-то образом просочившиеся в мою память. Откуда они взялись — лучше не думать, и так голова идет кругом.

— Думаю, да. Если ты будешь молчать, тебя никто не заметит, — он быстро проводит мне по лбу пальцем, снова рисуя круг, но какой-то другой.

— Я теперь невидимка, что ли? — я с сомнением смотрю на свои руки.

Руки как руки, разницы никакой.

— Нет, но на тебя никто не обратит внимания, если ты его не станешь привлекать, — он отворачивается и снова пишет в воздухе какие-то знаки, но я не успеваю даже отследить очертания символов.

Казалось бы — у него крупные руки, должны быть неповоротливыми, как медвежьи лапы, но летают так, словно он играет на видимом только ему фортепьяно. И пылинки в воздухе будто окрашивается в разные цвета, чтобы опасть на пол пестрыми кляксами.

— Сделай шаг в сторону, — командует он.

Я отхожу и вижу цепочку своих следов, они оранжевые и светятся. А остальные — нет, тускло подмигивают. Нет — вот черные отпечатки ног епископа, тоже горят белыми искрами, вот синие — архимага.

Наверное, надо бы проявить любопытство и засыпать моего нового учителя вопросами, но я слишком сильно засматриваюсь на Гвеллана, он удивляет намного больше, чем эти фокусы: сосредоточенный, испытующе рассматривающий цепочки и островки следов, будто пытается отыскать в них ответы на все вопросы.

Мне понятно, что он хочет выяснить, кто был в подвале и в какое время подходил к злосчастной полке, с которой на меня упал шар. Вот под ней мои следы — почти выцвели, рядом вьются гусеницы отпечатков тех, кто топтался вокруг меня и звал на помощь, вот отпечатки рук — на стене, кто-то схватился за нее. Да, вся кладовая полна этих отпечатков — некоторые уже совсем тусклые….

— Но разве шар не могли поставить на полку раньше? — спрашиваю я и вижу, как Гвеллан резко суживает веки, словно готовясь к удару.

Наверное, мне это показалось, потому что отвечает он вполне мирно:

— Могли, вероятно, и поставили — неизвестно когда, заклинание позволяет отследить трое суток до настоящего момента. Если он сполз сам, то это несчастный случай, а если кто-то его подправил незадолго до того, как тебе войти сюда за ингредиентами — это уже покушение. Но тогда злоумышленник должен был бы устранить следы магического воздействия на шар сразу после того, как тебя обнаружили. Без магии невозможно заставить неодушевленный предмет упасть на конкретного человека…

— Значит, несчастный случай, — киваю я ему. Рядом с полкой не вспыхивает никаких искр. — Если никаких следов на полке нет. Их могли стереть магией?

Он опять мимолетно хмурится, как будто я попадаю по больному месту. Надо запомнить на будущее, но вряд ли архимаг кого-то покрывает — в прошлой жизни, если верить моему видению, они с Алессой не были знакомы, он никак не выделял ее среди остальных. Она его тоже видела впервые во время допроса. Да… но в прошлой жизни на голову Алессе не валились ни с того ни с его магические артефакты. Знать бы, могу ли я верить своему сну, хотя бы в чем-то… Очевидно, что из-за моего появления здесь многое пошло не так. Но как я здесь оказалась?

Архимаг как-то недоверчиво смотрит на меня. Кажется, его озадачила моя задумчивость, и, чтобы его отвлечь и развеять его подозрения (хотя почему он меня в чем-то вообще подозревает?), я задаю самый первый вопрос, который мне приходит в голову:

— Откуда здесь вообще полка над ступеньками? С одной-единственной хрустальной сферой?

— Это надо спросить у вашей директрисы, — недовольно фыркает он. — Я не занимаюсь обустройством подвалов в Школе.

Глава 8. Допрос адепток

И почему я решила, что мне все известно? Все совсем не так, как в моем сне, и в то же время есть какие-то неуловимые сходства. Девочек в кабинете собралось больше, наверное, все мои однокурсницы. Директриса отчитывает своих подопечных с теми же самыми интонациями, но смысл ее речей совсем другой:

— Недопустимо, что адептки позволили так низко пасть одной из вас! И вы видите, какой трагедией кончилась простая детская шалость, как вы ее только что назвали, Марена. Удивительно недальновидно, ведь вы должны вразумлять друг друга, не давать свернуть с благословенного пути Источника.

Епископ скучает, сидя за столом, рассматривает корешки книг у меня за спиной, ждет, пока тирада директрисы подойдет к концу, чтобы... в моем сне он остановил ее поток красноречия на угрозе отчисления, интересно, что сделает теперь… Архимаг ехидно улыбается, скрестив руки. Встал почти так же – чуть в стороне. Он очень похож на мальчишку, затеявшего каверзу и уже предвкушающего результат. Похоже, епископ немного опасается — бросил несколько настороженных взглядов на затылок архимага из-под отекших век.

Я ловлю себя на том, что мои губы складываются в улыбку — искреннюю и чуть ли не восхищенную: архимаг кажется мне чуть ли не воплощением всех моих детских грез о том мужчине, быть вместе с которым — счастье. Он умный, сильный, от него будто исходит уверенность в себе… И в то же время он может быть другим, но не таким, как единственная любовь в моей жизни. Он не окажется бездушным сухарем, не будет занудно раскладывать все по полочкам…

Полно, это всего лишь первый человек, предложивший мне помощь, а мои чувства больше похожи на самовнушение. Он напоминает мне кого-то? И поэтому сердце бьется чуть быстрее, когда я смотрю на него? Но почему я не могу вспомнить, чей образ накладывается на архимага подобно едва ли не ослепительно сияющему нимбу?

Может же быть, что я потеряла и часть своей памяти из-за последствий… шока? Перемещения? Ну как можно не вспомнить, кто приходит тебе на ум, когда ты смотришь на архимага и сравниваешь его с этим таинственным некто?

А директриса непреклонно продолжает, вынуждая мои мысли умолкнуть:

— Если на то будет воля Его Преосвященства епископа Эриния и Верховного мага королевства Каридад владыки Гвеллана, вы сегодня же отправитесь домой. Без права когда-либо применять магию. Вы даже не посмеете о ней заикнуться. Преступное небрежение…

Я зажимаю рот рукой — чуть не вскрикнула от удивления. Те же слова, прямо как будто из моего сна. Только похожи они больше на спектакль — директриса притворяется, что сделала все, что могла, что готова строго наказать отступниц. И так отвлечет внимание «высокой комиссии», те должны поразиться строгости наказания и выбросить из головы причины происшествия в подвале.

— Полно, магисса Миринна, — епископ поднимает ладонь в примиряющем жесте. — Ваши адептки вряд ли поверят, что вы готовы отчислить треть выпускного курса. Несомненно, проступок их весьма значителен. Уверен, каждая из них понесет наказание. Но преступное небрежение не такое ужасное преступление, как ложь перед лицом служителя Источника. Не так ли, Гвеллан?

Архимаг склоняется в полупоклоне, скрывая усмешку:

— Безусловно, Ваше Преосвященство. Но, может быть, собравшиеся добровольно покаются и избегут кары?

Мне почему-то кажется, что эту сцену они долго репетировали, потому что понимают друг друга без слов.

— Вряд ли, — епископ одними глазами указывает на директрису, вид которой просто вопиет: «Не смейте рта раскрыть!».

— Тогда придется обнаружить отступниц моими методами, — архимаг взмахивает рукой, и вокруг него, как вокруг фокусника, начинают кружиться цветные шары.

Сферы блестят боками, словно на них светит яркое солнце, и направляются к группе шушукающихся адепток. Только некоторые замерли в напряжении — наверное, им известна подоплека этого немудрящего трюка. Мне — ни капельки неизвестно, а архимаг только отвлекает — я все еще пытаюсь понять, почему из двух коротких разговоров, недолгого наблюдения за ним и одного прикосновения к моей голове в моем сознании возник вдруг идеальный спутник.

Директриса краснеет, когда одна из сфер, темно-синяя, зависает над ней. Подожди, это же… это же их следы, всех, бывших в подвале. Только мне почудилось, что черные отпечатки принадлежат епископу, а оказывается, это директриса была там, зачем-то заходила за полки…

Архимаг ехидно улыбается, оборачивается к директрисе и спрашивает:

— Полагаю, нам следует обсудить инцидент в более узком кругу?

Она заворожено кивает, и я ловлю себя на мысли, что была бы так же заворожена этим гладко льющимся бархатным голосом. Но она-то боится угрозы, скрытой за этим черным занавесом (да, почему-то его голос похож на темный бархат, ласковый, почти шелковый на ощупь).

— Да, — отзывается епископ. — Не следует скорбными знаниями вводить в искушение несведущих.

Все девушки как будто понимают, о ком идет речь — в кабинете остаются только те, над чьими макушками покачиваются цветные сферы.

Покидающим нас, вероятно, известно, в чем дело. Я улавливаю несколько слов от проходящей мимо группы «Из-за такого идиота их отчислят» и «Он всегда различает ложь, разве не дуры?». Вряд все эти реплики относятся к архимагу, «идиот» ему совсем не подходит, да и епископу тоже…

— Итак, не соблаговолят ли мне объяснить благонамеренные адептки и их благочинная наставница, что именно они делали в подвале сразу после инцидента. И каким образом узнали о происшествии? — мягко и участливо интересуется архимаг.

Молчание его не обескураживает, он улыбается почти соблазнительно и вкрадчиво объясняет:

— Вам, вероятно, никто никогда не говорил о приемах инквизиторов и охотников на нечисть. Хотя с первыми вы вполне можете познакомиться, учитывая ваши преступные наклонности.

Девочки вздрагивают, даже директриса, кажется, теряет присутствие духа.

— Гвеллан, — предупреждающе произносит епископ. — Это решение останется за мной.

Глава 9. "Свидание" с прошлым

Нет, я никак не могу разобраться — это болезненный бред и галлюцинации или происходит на самом деле. Во сне можно направиться в место, пути к которому не помнишь, и оказаться там.

Но я не дохожу до своей комнаты, я не могу выбрать, за какой из дверей по правой стороне длинного светлого коридора находится временное обиталище Алессы…То есть это мне не грезится? И надо привыкать к жизни здесь, в непонятном магическом мире, полном заговоров и интриг, со зловещей инквизицией, конфликтом магов и церкви, всеведущим Источником и с… архимагом? И в этом мире я… А кто я? И что от меня нужно?

Никакого однозначного ответа я не получаю — ни от себя самой, ни от проходящих мимо девушек (они обсуждают, что архимаг точно что-то сотворит с Андриетти — и поделом тому). Даже солнечные лучи, напоминающие подвешенные под сводами длинные ленты, не указывают путь… Правда, на них я и не надеялась.

Я растерянно замираю у узкого окна и не хочу привлекать внимания встречающихся мне адепток вопросом «где моя бывшая комната?». Даже если у Алессы были какие-то тайны и дорогие сердцу безделушки в тайнике — они не мои. Зачем пытаться их отыскать? А если она скрыла свои секреты магией — я их не замечу.

Заклинание-невидимка архимага все еще действует, и я следую по единственному возможному маршруту — тому, что указывает мне клубок тьмы — к выходу из школы. Звездочки на моем проводнике вспыхивают ярче, когда я делаю шаг в правильном направлении, переливаются радужным перламутром.

Я миную раскрытую дверь на небольшой балкон, он больше похож на притулившуюся у стены беседку с крышей из множества вьющихся разноцветных побегов. Но заставляет меня замедлить шаг не красота растений, а голос архимага, неожиданно резкий, угрожающий и совершенно бесстрастный. Как будто говорит не тот человек, которого я видела только что, а бездушный автомат по продаже билетов на вокзале:

— Мне не нужны проблемы с инквизицией, Андриетти. Я выторговал вам у них самое легкое наказание, и если они узнают, что вы сбиваете с пути адепток, вызывая у них ярость и гнев…

— Подобных овец ничему не научить, они не для этого... — перебивает его Андриетти и тут же задушенно хрипит.

— Не перебивайте меня. Одна из этих овец — дочь главы Совета инквизиции. Молитесь, чтобы она не рассказала ничего отцу и епископ смог замять этот инцидент. Вам повезло, что он не расположен предавать дело огласке. В противном случае вы отправитесь туда, куда укажет суд инквизиции, а вы знаете их отношение к магам. Я все сказал, повторять не буду.

Андриетти кашляет и лихорадочно кивает, пытаясь выровнять дыхание.

Я отступаю от дверного проема и тороплюсь пройти мимо, пока они меня не заметили. Соседний балкон пуст, наверное, здесь какие-то чары, наложенные архимагом — как будто в коридоре пролегла невидимая граница, за которую никто не смеет зайти.

Оказывается, у архимага есть и такое лицо: жестокая неподвижная маска, которая скрывается под обольстительной или язвительной улыбкой, полным сочувствия взглядом и доверительно-бархатным голосом. Сейчас в его интонациях звучит лишь холодная сталь, безразличная к тому, что ей резать и кромсать. Совсем как…у всех, в кого меня угораздило влюбиться.

Я рассеянно поглаживаю жесткие листья плюща, обвивающие опоры балкона. Беспечные солнечные зайчики затевают свою игру, перебегают с моего лица на руки, на одежду, играют в догонялки на плитах пола. Мне надо... да, мне надо торопиться, ведь на сборы мне дали всего десять минут. А я все медлю, разглядываю пустой дворик через причудливую лиственную вязь и пытаюсь вспомнить... В моей памяти зияет дыра размером со строительный котлован — и все же, глядя на архимага, я думаю про некую любовь всей моей жизни. Не помня ни лиц, ни имен... Или нет? Все же... постой — да, вот оно!

Мне двадцать один, мы сидим с Элейн на открытой террасе кафе, увитого точно такими же побегами плюща, я едва сдерживаю слезы, а моя однокурсница участливо повторяет, что мне нечего оплакивать, раз ничего и не было. Но порой разбившиеся грезы ранят больнее. Как мне ей это объяснить?

..."Моя великая любовь" приключилась со мной на втором курсе и прожила всего лишь год. В ней не было пылких признаний и сладких ночей, прикосновений, поцелуев — вообще ничего. Просто в один прекрасный день дверь аудитории распахнулась — и вошел ОН. Представился и пояснил, что в этом семестре он будет читать у нас курс международного права. Высокий, широкоплечий, черноволосый. Косу он, разумеется, не носил, и глаза у него были отнюдь не черные. Серые, это я уже потом разглядела. И презрительный равнодушный взгляд, какой бывает только у человека, видящего в жизни только себя — умного, прекрасного, непревзойденного.

Но тогда, в самый первый день, я была уверена, что передо мной человек, которого я искала всю жизнь. Складывала из чужих черт, словно хитроумную мозаику. Я даже приблизиться к нему не осмеливалась: прихорашивалась тайком, а на лекции взгляд поднять не могла, разве что тайком. Остроумный, потрясающий рассказчик — даже перечисление субъектов международного права в его устах превращалось в таинственную сказку. На его руке я не заметила обручального перстня, ужасно обрадовалась и решила, что дам себе время. Себе и ему — роман со студенткой мог стоить моему божеству работы.

А потом я записалась к нему на диплом... "Непревзойденному" было скучно возиться с недоучкой, при этом он оказался на редкость придирчивым, мелочным и педантичным. И не жалел для меня слов — сухих, безразличных, вбивающих в грязь по самые плечи. Боюсь даже представить себе, какую страшную месть изобрели бы для него адептки из школы Жемчужной розы...

После одной из таких "консультаций" я и оказалась с Элейн в том кафе, и она рассудительно посоветовала мне: "Смени руководителя". И у меня хватило ума утереть слезы, на следующий же день отправиться на кафедру и добиться разрешения поменять тему диплома. И я тихо и спокойно доучилась под руководством милого дедушки, который готов был разжевывать мне каждую мелочь до бесконечности и умилялся, когда я цитировала его монографии. Но осколки моей мечты еще долго ранили меня, впившись глубоко в сердце.

Глава 10. Гвеллан, зачем вы взяли в ученицы эту девушку?

Что-то стучит, как будто кто-то топает лапками по крыше кареты, туда словно забралась сороконожка в туфлях на шпильке и танцует там что-то из современных танцев, как мои соседи однажды. Шум не дает спать, я неохотно приоткрываю глаза.

Придется идти и опять ругаться с ними, как тогда, когда они отмечали день рождения… А потом еще попробовать отказаться от торта, который они принесли на следующий вечер в качестве извинения — слишком вкусного, чтобы гордо закрыть дверь у них под носом.

Я едва успеваю смежить веки, чтобы никто не заметил моего пробуждения. Какие соседи и танцы? Я в карете, рядом сидит архимаг, скрестив руки на груди, напротив расположился епископ, задумчиво смотрит то в окно, то на моего новоявленного учителя. По крыше колотит дождь, все быстрее и быстрее, как будто хочет достучаться до меня, зовет выглянуть в окно. Нет, глупости, что там можно разглядеть за серой беспросветной пеленой?

Я припоминаю, сразу, как я села на мягкое и чуть пружинящее сиденье кареты, у меня закружилась голова, и архимаг заявил:

— Тебе надо отдохнуть, путь неблизкий, — не слушая моих возражений, он сделал какой-то жест, и я погрузилась в дремоту.

И вот я проснулась, но мои спутники об этом не подозревают. Пусть так и продолжается некоторое время — я смогу, вероятно, услышать что-то, не предназначенное для моего слуха.

— Гвеллан, — начинает епископ, поправляя темно-синий рукав своей рясы, — не сочтете за труд объяснить мне, зачем вы взяли себе в ученицы эту девушку? Странное решение, если учесть то, что она полностью лишилась магии… И доказательств этого — множество. Начнем хотя бы с письма директрисы, многоуважаемой Миринны, продолжим отсутствием следов Алессы в кабинете во время допроса адепток… Не удивляйтесь так картинно, вам известно, что благодать Источника позволяет мне заглянуть за завесу ваших заклятий. И закончим не вспыхнувшим камнем у ворот.

А епископ не так уж прост, как я думала — он заметил меня в кабинете и сейчас открыто намекнул, что увидел что-то большее. Благодать Источника, наверное, может творить магию… Или это просто блеф?

— Вы пытаетесь уличить меня во лжи? — осведомляется Гвеллан, нахмурившись, и тут же оживляется, как будто его осенила гениальная мысль: — Или вам хочется уличить меня в неблагородных намерениях в отношении бывшей адептки Коэн? Я увидел красивую девицу и тут же решил забрать ее себе для утех…

Это звучит разумнее всех моих предположений и догадок и повергает меня… не то в ужас, не то в какое-то странное волнение. Но епископ качает головой, и мой страх испаряется:

— Я вас знаю пять лет, Гвеллан. И с радостью ухватился бы за это объяснение сейчас, если бы вы были глупы или чрезмерно развратны. Но увы… эта версия не выдерживает никакой критики. Во-первых, девиц вы видали на своем веку немало, намного привлекательнее и обладающих большей силой, чем выпускница Школы. Во-вторых, принимая во внимание, кто ее приемный отец… Барон Коэн может устроить скандал и даже лишить вас статуса и влияния при дворе… Например, обвинит в измене, наймет и подошлет убийц или потребует от вас возмещения всех трат на содержание Алессы Коэн до совершеннолетия. Требовать компенсацию намного разумнее и выгоднее, но он в гневе способен и на более импульсивные решения. Вряд ли вы пошли бы на риск исключительно ради красивых глаз.

Гвеллан сжимает предплечья пальцами, но внешне остается спокоен, хотя предложения, которые он произносит, становятся короче и словно рассекают воздух, резко и тяжело, как плети дождя бьют снаружи по крыше кареты:

— Девушка утратила магию, поэтому для барона ее ценность минимальна. В этом он может винить лишь несчастное стечение обстоятельств или стеклянный шар. Мое решение продиктовано тем, что этот случай уникален. Нигде нет сведений о ком-то, кто внезапно терял дар Источника после удара по голове. Интерес у меня исследовательский — узнать причину этого явления. Устранить ее, если получится. Ну что, натравите на меня вашу инквизицию или барона?

— Инквизиция занимается исключительно преступлениями магов против людей, вам ли не знать… — епископ недовольно пожимает губы, нет, скрывает улыбку. — Хотя… да, формально лишившаяся магии адептка Коэн человек. Нет-нет, Гвеллан, сегодня мне разумнее и выгоднее поверить в вашу историю, поэтому я не задам иных вопросов и прогляжу очевидные лакуны в ваших аргументах. Что до Коэна… думаю, вы сможете с ним договориться.

— Однако, — продолжает он почти угрожающе, и его голос словно сливается со зловещим рокотом дождя. — У меня есть определенные сомнения в вашей искренности, поэтому я не оставлю эту ситуацию без внимания.

— Вы слышали клятву, — безразлично отзывается архимаг. Он смотрит в окно и щурится, как будто от яркого солнечного света. — Я не наврежу девушке.

— Но можете навредить много чему еще, Гвеллан. Впрочем, ладно… — епископ старчески вздыхает, и я не понимаю, чего больше в этом вздохе: усталости или притворства. — Пока что меня удовлетворяют ваши объяснения. Что вы там увидели настолько интересное?

— Сами не чувствуете с вашей Благодатью? — Гвеллан отвечает слишком грубо и весь подбирается, как огромный кот перед прыжком на добычу. Там, за окном, пока ничего не происходит, но он уже готов напасть на нечто, таящееся среди водных струй.

Епископ морщится:

— Гвеллан, я не инквизитор. Только они обладают даром в полной мере. Но если вы настаиваете…

Он прикрывает глаза, достает из рукава ярко-голубые четки и шепчет что-то, очень похожее на молитву или заклинание. Бусинки скользят под его пальцами, а в них как будто переливается вода… Наверное, не ошибусь, если скажу, что это капли из Источника — интересный артефакт. И каждая бусинка чуть отличается от других, если присмотреться.

Слова как будто из другого века или тысячелетия, я понимаю только то, что он упоминает Источник…

Четки окутываются едва заметной дымкой, она поднимается к голове епископа, и он смотрит сквозь эту завесу за окно. Наверное, так он и разглядывал меня в кабинете директрисы или во дворе Школы, перебирая четки под длинным свободным рукавом. Да, я вспоминаю, что ткань там как-то подергивалась… И мне снова стало плохо. Интересно, это от его Благодати или заклинания архимага?

Глава 11. Я же поклялся тебя защищать

Меня окружает светящийся кокон, чуть голубоватый, такой же окутывает сейчас епископа. Похоже, защитные чары, но они не сработают, ведь они такого же цвета, как вода, которая сочится изо всех щелей, течет по стенкам и окну. Откуда я это знаю? Я наверняка ошибаюсь, мне неизвестно ничего об этом мире… Ведь от сутаны епископа отскакивает мельчайшая водная пыль, кружащаяся вокруг нас.

Известно мне лишь одно — я не могу очнуться, как будто нахожусь в кошмаре.

Архимаг выбивает дверь с моей стороны, направив на нее посох. С его наконечника торопливо слетают красные руны, бьются о стену воды, как мотыльки у лампы, взрываются под испуганное ржание лошадей — и в водяной завесе образуется брешь.

Архимаг тут же кидается в этот зазор, бросив епископу:

— Присмотрите за ней. Я обрежу остальные отростки.

Но сможет ли он? Ведь высушенные щупальца вырастают снова, питаясь водой из реки, обхватывают тонкими струйками пол и окно кареты, как будто водяные стебли или тонкие пальцы… Они пытаются обвить мою лодыжку, я чувствую это холодное прикосновение, но пока их отталкивает щит, они рассыпаются колдовским фиолетово-серым туманом.

Мне на плечо падает вода, и я сбрасываю оцепенение, но лучше бы мне это не удалось. Теперь меня захватывает одно желание — бежать из кареты вслед за архимагом. Нет, не за ним, а куда-то, куда меня зовет шум водопада, я ему нужна. Очень нужна, без меня он умрет, я обязана его спасти, во что бы то ни стало.

Но это не мои мысли, жалобный зов исходит от кого-то извне, и я не хочу ему поддаваться. Это благоразумно — сопротивляться неизвестно кому, только что схватившему твою карету, а теперь почему-то решившему позвать тебя. Может быть, я ошибаюсь, и там — мое спасение, но уж слишком агрессивна эта просьба о помощи, этот зов раненого зверя, попавшего в капкан, который изувечит любого, кто к нему подойдет.

Архимаг что-то кричит снаружи, кажется, кучеру, оставшемуся на козлах и не сбежавшему от страха:

— Вперед, надо съехать с моста, — карета дергается, но останавливается, не проехав и метра.

Архимаг снова окружает ее огненными заклинаниями, теперь они уже не такие маленькие, как бабочки, пол кареты греется от лезвия магического пламени, оно выступает за стенки экипажа и ходит туда-сюда.

— Трогай, — кричит он кучеру.

Что толку, силюсь сказать я ему. Это вода, ее запасов хватит на то, чтобы дотянуться до нас где угодно, даже если мы отъедем на расстояние пушечного выстрела.

Опасен туман. Да, тот самый пар, который получается из уничтоженной огнем воды. Он ненормальный, слишком неподвижный, висит у пола плотным слоем, не выветривается даже от гуляющего по карете сквозняка.

Но как это объяснить архимагу и епископу, когда я не могу толком пошевелиться? Стоит мне отмереть — и ноги сами понесут меня в неизвестном направлении. Епископ, кажется, смотрит на меня, я едва различаю его в сером мареве, скашиваю глаза вниз. Да, он понял, приподнимается с сиденья, хочет высунуться в проем и предупредить архимага.

Туман как будто ждет именно этого момента, чтобы распрямиться пружиной, обнять меня за талию и ноги и потащить из кареты, я успеваю схватиться за раму, но он сильнее. Он испаряет мою ненадежную защиту, дергает меня так, что хрустят суставы, и я разжимаю пальцы, отрываясь от раскачивающейся как неваляшка кареты.

— Гвеллан! — кричит епископ, а я наконец раскрываю рот и ору:

— Помогите! — а потом у меня перехватывает дыхание, туман набивается в рот пахнущей водорослями ватой.

Ничего не понимаю, этот туман как будто проникает мне в мозг, успокаивает, но не может достучаться, просит сосредоточиться на шуме воды… А я не могу сосредоточиться, как он просит, ну и как бы я могла, болтаясь на высоте макушек деревьев на берегу? Пытаюсь отбиваться, но только вязну еще сильнее, как в паутине. И меня тащит-тащит-тащит, куда-то в сторону, к полю, на нем растут синие цветы…

И противный визг мешает, пронзает меня до макушки… Это я, оказывается, ору изо всех сил, уже охрипла, теперь сиплю…

Туманный вихрь швыряет меня вниз, Гвеллан перехватывает меня у самой земли, притягивает к себе каким-то огненным заклятием, но искры меня не обжигают.

— Я тебя защищу, — говорит он, задыхаясь, но ни капли не верит в свои слова.

Безобидная для меня вода оказалась к нему немилосердна: везде, куда попадали капли, одежда как будто заледенела и поломалась, а кожа… Наверное, тоже, некоторые прорехи обрамлены узкой багровой каймой.

— Даже ценой своей жизни защитите? — спрашиваю я, глядя, как перед нами взмывает огромная волна.

— Я же поклялся тебя защищать, — говорит он, обреченно вздыхая.

А мне чудится, что за стеной воды едва различимы две фигуры — сейчас они кажутся просто силуэтами в театре теней на мутной глади: девушка и юноша, судя по контурам одежды. И они словно вслушиваются в наш разговор, девушка мотает головой так сильно, что длинная коса взмывает змеей, юноша кивает.

Вода внезапно отступает, не обрушивается на землю, а как будто стекает со стены ручейками в реку, это очень похоже на таяние айсберга.

Я вглядываюсь туда, где стояли двое и решали мою судьбу — но там пусто. Наверное, померещилось, может, я приняла отражение себя с архимагом за неведомых спасителей. У меня вдруг подкашиваются ноги, и я висну на его плече, не в силах сделать ни шагу. А он легко подхватывает меня на руки и бережно несет куда-то, не произнося ни слова.

— Вот теперь вы с епископом можете обсуждать что угодно. Я снова нуждаюсь в вашем заклятии магического сна или что это было, — говорю я ему, он морщится, но отвечает почти беззаботно:

— Подслушивать неприлично в высшем обществе, разве нет?

— Но у меня потеря памяти, и эти правила…

— Ты забыла одними из первых, — заканчивает он за меня и снова чуть морщится.

Ему трудно даже говорить, и я уже хочу потребовать, чтобы меня поставили на землю, но мы добираемся до кареты.

Подслушать мне ничего не удается, всю дорогу назад епископ сетует, что исцеляющая Благодать его не коснулась и при помощи четок он может лишь слегка облегчить страдания архимага. И, конечно, мы обсуждаем инцидент, но моя роль в беседе весьма скромна — я решаю умолчать и о том зове, который слышала, и о двух загадочных силуэтах. Уж слишком они похожи на бред или галлюцинацию. А если и не похожи, то я не уверена, что могу делиться с епископом этой информацией. Архимаг внушает мне доверие, но кто знает, что у него на уме.

Глава 12. Замок архимага

Теперь мне понятно, отчего путь от дворца епископа мы проделали верхом: карета попросту не проехала бы по горным тропам. Широкий тракт оборывается внезапно, переходя в узкую каменистую тропу. По обеим сторонам ее высятся серые валуны, некоторые из них столь велики, что размерами не уступают церковной маковке. Между ними бледнеют клочки выгоревшей травы — странно, ведь еще только самое начало лета. И тут же царапает неприятная мысль: вдруг и сюда добирается тот колдовской туман, что сегодня едва не парализовал меня? Он высасывает соки из земли и деревьев, из цветов и листьев… На миг мне становится зябко, но архимаг крепко держит меня, и от близости его тела отчего-то делается тепло... как будто он и вправду может оградить меня от любой напасти.

"Стихия воды непредсказуема, — вот и все, чего мне удалось добиться, когда я вновь заикнулась о водяных щупальцах, опутавших карету. — Возможно, Его Преосвященство сам спровоцировал нападение. Его четки... он несведущ в магии, а пользуется довольно мощным артефактом. Случайное соединение бусин, даже прикосновение к ним в определенном порядке, могло превратить безобидную речку в гигантскую волну"... "А туман? — не унималась я. — Почему он охотился за мной?". "Тебе не следовало покидать карету", — архимаг произнес это таким тоном, что у меня пропало желание расспрашивать его и дальше. И мы так и молчали всю дорогу: мне было приказано поглубже надвинуть капюшон, чтобы случайные прохожие не таращились на спутницу владыки Гвеллана. Но он же обещал мне разговор в замке?

Прежде мне ни разу не доводилось ездить верхом, хотя друзья часто звали меня с собой на конноспортивную базу, мол, боишься кататься, так хоть лошадок покормишь. А я вот... не собралась, в общем. Теперь сижу как куль, даже стыдно немного, а едва знакомый человек еще и придерживает меня за талию — как чувствует, что свалиться я могу в любой момент.

Тем временем мы въезжаем на мост, мой взгляд скользит по камням ограждения — и я... даже не знаю, как сказать. Или мне просто почудилось? Ограждение моста представляет собой практически единый монолит, камни словно оплавлены...

— Драконий огонь, — небрежно бросает владыка Гвеллан, заметив мое изумление. — Поговаривают, что дедом моего далекого предка был сам король драконов.

Я нервно сглатываю: после того, что я видела в пути, мне только драконов и не хватает.

— Тебе нечего бояться, — немного снисходительно усмехается Гвеллан. — Драконов в наших краях давненько никто не видел.

Угу, думаю я про себя, конечно! Как и речку, вмиг становящуюся водяным спрутом...

— А они... ну, драконы, на самом деле существуют?

— Кто же теперь скажет? Может быть — да, а может быть, и нет.

И вот, я опять ругаю себя: Алесса Коэн выросла в этом мире, она не должна терять голову, встречая неизвестных духов, колдовской туман или слыша о драконьем огне. Ее с рождения окружают волшебные существа, а я... ну да, сказки читала, да и те не особо любила. Я же росла серьезной девочкой и лет после семи предпочитала совсем другие книжки. А вот это все — виверны, драконы, водяные и духи деревьев — это для малышни. Ну а теперь получается, что то, что ты всю свою сознательную жизнь считаешь неимоверной глупостью, оказывается правдой. А вот то, во что веришь и за что цепляешься — обманкой, рассыпающейся легко, как замок из песка. И ты несешься по полю, не помня себя. Идешь на зов колдовского тумана и рокочущей воды...

— Ну, добро пожаловать, Алесса! — наверное, я все себе напридумывала, но в его голосе мне вновь слышится ласковая усмешка, мягкая и обволакивающая, словно бархат.

Архимаг чуть приподнимает меня и легко ссаживает на землю, и я оказываюсь посреди неширокого вытоптанного двора. Под ногами все та же каменистая земля, что и неудивительно: замок, а, вернее, крепость, будто вырастает из скальной породы. Стены выложены из светлого песчаника, что однако нисколько не добавляет зданию приветливости. Приземистый, с темными навершиями четырехугольных башен, замок корнями уходит глубоко под землю. Что там, на невидимых глазу этажах? Маленькие окошки больше смахивают на бойницы. Вряд ли внутри можно рассчитывать на тепло и уют. Пусть владыка Гвеллан и высушил мою мокрую одежду, но меня до си пор пробирает дрожь.

— Иди, Риона тебя проводит, — архимаг слегка подталкивает меня в спину. Мол, не робей!

Передо мной в традиционном поклоне склоняется светловолосая девушка. Быть может, мне только чудится, но в ее взгляде мелькает удивление. Архимаг что, прежде не привозил сюда женщин? И имеются ли у него еще ученики, помимо меня? Трудно сказать: я заметила только пару слуг, снующих во дворе.

— Госпожа магисса изволит следовать за мной? — нежным голоском окликает меня Риона. — Вот сюда. Осторожно, тут темно. И лестница крутая. Если только госпожа магисса сама засветит светильники...

Я отмалчиваюсь, словно последние слова не имеют ко мне никакого отношения. Не признаваться же служанке прямо с порога, что я не хозяйка своей магии. Мне так трудно поверить владыке Гвеллану, да что там — почти невозможно! Какое волшебство он разглядел во мне?

— Вот, — дверь передо мной распахивается, — отныне госпожа магисса будет жить здесь. Я приготовлю все, пока вы будете в купальне.

Ну, хоть что-то! Служанка не собирается помогать мне стаскивать с себя башмаки и раздеваться. Боюсь, я просто не вынесу подобной заботы. Когда тебе лет с трех твердят, что ты уже большая и обязана делать все сама, странно доверять себя в руки прислуги. А еще и порванный подол платья, и ссадины на коленках. Пусть уж лучше этого никто не видит, а если и увидит, тактично сделает вид, что ничего не заметил. Но владыка Гвеллан... вот уж от кого не укрылся мой страх! И я ощущаю, как кровь приливает к щекам.

Прежде чем отправиться в купальню (а вот на теплую воду я очень и очень рассчитываю!), я подхожу к окну, чтобы примерно понять, где расположен замок. Из разговоров в школе и подслушанного в дороге я уяснила, что меня занесло не в какой-то иной мир, а в мой. Королевство Каридад, Таверия, на окраине которой, примерно в тысяче лет отсюда, располагалась моя квартира... Конечно, этот город был младше того, который я любила, на целую тысячу лет, и выглядел почти неузнаваемым. И совсем не похожим на то, каким его описывали в учебниках истории: тесным, застроенным убогими домишками, с вонючими сточными канавами. Охваченным постоянными войнами и грызней за трон. Но все, что я успела разглядеть по дороге, убедило меня в обратном: широкие мощеные улицы, дворцы за высокими коваными оградами. Да и путь до резиденции епископа мы проделали в самой настоящей карете, а не в какой-нибудь тряской повозке. Быть может, все дело в магии, питавший королевство Каридад тысячу лет назад? Тогда куда же она подевалась? Но как бы то ни было, это моя Таверия, и это согревает мою озябшую душу.

Глава 13. Добро пожаловать, Алесса?

Должно быть, моя голова и впрямь изрядно пострадала, потому что в купальне я даже не сразу догадываюсь подойти к зеркалу. Или, быть может, мне попросту страшно. Я или не я? Какими становятся люди, оказавшиеся в чужом теле?

Я вглядываюсь в худенькую фигурку в овальной раме, зеркальная рябь будто подрагивает. Не может быть! Передо мной совсем юная девушка, наверное, ей едва исполнилось восемнадцать или девятнадцать. Темные пряди длинных вьющихся волос выбиваются из наспех заплетенной косы. Большие карие глаза смотрят испуганно и в то же время дерзко. Узкие плечи, впалый живот, высокая маленькая грудь... Если бы не изможденность, впечатавшаяся в каждую черточку ее лица, Алессу Коэн смело можно было бы назвать красавицей. И только одно обстоятельство портит хрупкое совершенство моего нового тела: на правом плече расплывается уродливое родимое пятно.

И в то же время... в то же время это почти я. Такая, какой некогда хотела видеть себя в мечтах. Как будто магия древнего Каридада исправила все то, в чем природа моего мира допустила ошибку. Когда-то, сразу после школы, я очень напоминала Алессу Коэн, сейчас наблюдающую за мной из зазеркалья. Только вот никаких родимых пятен у меня отродясь не водилось.

Почему архимаг привез меня сюда? Неужели просто клюнул на смазливую мордашку? Вполне вероятно, однако слова, которые он произнес в ответ на мою клятву, заставляли меня усомниться во вполне очевидной версии. Он обещал оберегать и защищать меня и тоже клялся в этом своей жизнью. В той клятве было что-то такое... мне трудно объяснить, но когда я ее произносила, мне и вправду почудилось, будто земля и небо содрогнулись. "Ничего удивительного, обычная клятва наставника и ученика первой ступени", — небрежно пояснил он, когда наши обещания отзвучали под сводами магической школы. Вряд ли оберегать и защищать означает тащить к себе в постель? Или в их мире все иначе?

А как он нес меня там, на поле... Поднял на руки как пушинку, шепнул "обхвати меня за шею, ну же, крепче держись!". И пусть голову мне и туманил страх, но отчего-то я запомнила, как он оскальзывался на мокрой траве, как в нос били запахи речной воды и тины, смешиваясь с ароматом его разгоряченной кожи. И как крохотные капли влаги оседали на его лбу и щеках...

Нет, что толку об этом размышлять? Пока что он не проявил ко мне ни малейшего интереса — просто защитил, что было всего лишь обязанностью учителя по отношению к ученице. А мне и без того есть о чем подумать на досуге. Я спускаюсь по мраморным ступеням — удивительно, но внутренние помещения замка гораздо больше похожи на дворец, чем на крепость — и погружаюсь в воду. Теплую, ласковую, словно баюкавшую меня в своих нежных объятиях. Она льется из каменной драконьей пасти на дальней стороне бассейна. И пахнет цветами... едва ощутимо, как это бывает только ранней весной. Как будто в воду что-то добавили. Скорее всего, так и есть: от ссадин на коленках и щиколотках не остается и следа. "Магия, — думаю я, невольно улыбаясь. — Да, иногда страшная. Но порой она оказывается и такой, как сейчас — доброй". Быть может, мне удастся привыкнуть?

Итак, что ты станешь делать, Алесса Лиатрис? Что на самом деле приключилось с тобой? Странный хлопок в торговом центре, потеря памяти, чужое тело... и такой вот прыжок во времени. У меня нет иных объяснений: там, в моем мире, я, скорее всего, уже мертва. Или нет? Просто исчезла? И сейчас мой телефон разрывается от чужих звонков, а на работе все негодуют, куда запропастилась эта нахалка?

Но даже если и представить себе телефон с кучей неотвеченных вызовов, я точно знаю, чьих звонков там не будет. Мои родители вспоминали обо мне примерно дважды в год: в день моего рождения и на праздник середины зимы. И мне в голову не приходило обижаться: когда ты старшая дочь в большой семье, где, кроме тебя, еще два брата и маленькая сестренка, ты не должна требовать к себе ни внимания, ни даже любви — ее и так на всех не хватает. Мы жили на дальней северной окраине Каридада, в крохотном городке, — и после школы я, как послушная дочь, обязана была наняться в местный магазинчик, стоять там у прилавка, обеспечивая приемлемое существование моим родителям и всем, кого они произвели на свет после меня.

А я вот решила иначе: если бы не помощь тетки ("Ты, деточка, должна учиться, обязательно должна!" Странно, она тоже называла меня "деточкой"...), я бы точно до сих пор отиралась в "Мелочах для вашего дома матушки Вудсвер". Слово "состоятельный" или даже "благополучный" к моему семейству уж точно не подходило. Если честно, Лиатрисы едва сводили концы с концами. Но я им помогала. Всем, чем могла. А в благодарность получала две открытки: да-да, на день рождения и зимний праздник. И если мое бездыханное тело действительно нашли под завалами торгового центра, я очень надеюсь, что похороны взяла на себя моя компания. Не о чем жалеть. Разве что о тех мелочах, которыми я научилась окружать себя. О том, что грело мне душу. Кто сказал, что можно умереть только от тоски по близким? Я не верю: сейчас я продолжаю лить слезы по своему мирку, который кропотливо строила год за годом кирпичик по кирпичику. И вот его-то у меня и отняли...

— Госпожа магисса, я положила полотенца на скамью! — я прихожу в себя, услышав голос Рионы и ее удаляющиеся шаги.

Ну, раз мне напоминают о полотенцах, вероятно, мое купание подходит к концу. Мне не хочется выбираться на "сушу", но я не сомневаюсь: за появлением Рионы точно стоит распоряжение моего наставника. И я, стараясь не возиться, проворно обтираюсь полотенцем, больше напоминающим огромную простыню, стряхиваю капли воды со ступней и щиколоток, приглаживаю непослушные волосы, поднимаю голову и... встречаюсь с тяжелым немигающим взглядом господина архимага!

— Да вы что, совсем охренели, что ли!

Слова, такие неуместные, неподходящие, вырываются сами собой, прежде чем я задумываюсь, к кому обращаюсь. От такой бесцеремонности я совсем потеряла голову! Ну, знаете, пусть в моем мире и царят более свободные нравы, чем здесь, но даже у нас не принято пялиться на практически раздетую девушку, только что закончившую омовение!

Глава 14. Скажи мне, девочка, - кто ты?

"Я сказала что-то не то, не то! — корю я себя, проворно сбегая по ступенькам. — Я оказалась за тысячу лет до своего рождения! Верховный маг королевства отчего-то решил стать моим наставником! Разве может девушка того времени — практически никто, недоучившаяся адептка — так разговаривать со своим благодетелем? Отчего он так странно смотрел на меня? Он меня раскусил? Понял, что я подменыш? И если они тут верят в демонов... Вот что мне стоило попридержать язык и просто поплотнее закутаться в полотенце?" Он был шутлив и обходителен, он не ощущал во мне фальши. До того, как я... "Охренели!" Да владыка Гвеллан небось и слов таких не знает! Но теперь уже ничего не исправишь, и я, одернув подол платья, шагаю вперед. Будь что будет!

Столовая в замке оказывается именно такой, как я и ожидала. Вытянутое в длину помещение со множеством каменных арок по стенам, широкий длинный стол, за которым могла бы разместиться дружина какого-нибудь князя. Разве что парящие под потолком и в простенках мерцающие сферы напоминают о том, что мы в жилище волшебника. К обеду все уже сервировано, но, к моему удивлению, я не обнаруживаю в комнате ни одного слуги: похоже, в их услугах архимаг не нуждается. Или отослал всех куда подальше, чтобы разобраться со мной один на один.

— Садись, — он указывает мне на кресло с высокой резной спинкой напротив себя.

После нашего столкновения в купальне он держится подчеркнуто отстраненно, только черные глаза смотрят холодно и цепко. А если он все же был знаком с настоящей Алессой Коэн и их что-то связывало? И теперь понял, что я самозванка?

...Кувшин с вином, повинуясь мановению его руки, зависает над моим бокалом, и из него тонкой струйкой льется багровая ароматная жидкость. И мне вновь приходится напомнить себе, что мне стоит скрывать удивление от соприкосновения с магией.

— Ну, что ж, добро пожаловать в твой новый дом! — и даже эта невинная фраза кажется мне двусмысленной. Что он имеет в виду, говоря о новом доме? Свой замок? Или, быть может, все же свой мир?

Я вымученно улыбаюсь, делаю несколько глотков: вино кажется мне очень терпким и гораздо более крепким, чем то, к чему я привыкла. Архимаг наблюдает за мной, чуть прищурив глаза, да, похоже, мой маскарад стремительно приближается к концу. И когда он отставляет свой бокал в сторону, едва пригубив, я уже понимаю, какой вопрос он сейчас задаст.

— Скажи мне, девочка, — кто ты?

Дурацкая, совершенно неуместная улыбка кривит мои губы.

— Вы связали себя клятвой со мной не на жизнь, а на смерть, а теперь спрашиваете, кто я?

— Я не из тех, с кем тебе позволено играться. Тебе удалось водить за нос директрису Миринну, но любая игра рано или поздно заканчивается. Ну, так кто ты?

— Вырвавшаяся на свободу демоница, пожравшая душу Алессы Коэн, когда та так неудачно подставилась под хрустальный шар? Или водяной дух, способный поднять реку на дыбы?

Я несу невесть что, но никак не могу остановиться. Мне страшно, а я всегда начинаю дерзить, когда сильно пугаюсь. Дома мне ох как за это влетало! Но архимаг вряд ли ограничится тем, что поставит меня в угол или оставит без обеда.

— Не скажешь сама, я найду способ вытрясти из тебя правду иным способом. И не вздумай мне лгать.

Я даже не сомневаюсь, что это не просто угроза. Именно так он и поступит. Даже представлять себе не хочу, что он сделал с несчастным Андриетти. Вот и все, Алесса Лиатрис, мышеловка захлопнулась, прищемив тебе хвост. Как объяснить человеку, живущему за тысячу лет до моего рождения, кто я?

— Вы все равно не поверите. Но... — я с трудом удерживаюсь, чтобы не закрыться, не прижать ладони к губам... — Я не лгу: я никого не убивала и не обманывала. И вода... это не я! Ведь даже вы не знаете, что это было и за кем охотилось! Это все, все, что со мной случилось... это... я не знаю, как это вышло. Как объяснить...

— А ты попробуй, — похоже, он замечает мой испуг: тон становится мягче — он больше не приказывает, а словно... подбадривает? — Знаешь, как это бывает? За первым словом приходит второе, потом третье. И вот позади уже половина истории, потом еще, еще... Я Верховный маг королевства, и мне приходилось видеть всякое. И я многому могу поверить. Итак, начнем с простого. Твое имя?

— Алесса... — он хмурится, наверное, уверен, что я стану притворяться и дальше. — Алесса Лиатрис. Я родилась в Селье, это на окраине Каридада, в 2001 году от Обретения Источника.

— Вот как... Я бывал в Селье. Это ведь...

Что, еще одна проверка? Разве есть что-нибудь проще, чем рассказать о городе, где прошло все мое детство?

— Это далеко на севере. Редкостное захолустье. Три магазинчика, лес и автострада.

Гвеллан трет лоб указательным пальцем, чуть прищурив глаза. Слово "автострада" явно кажется ему незнакомым, но он не торопится обнаружить собственное неведение.

— Неужто за тысячу лет ничего не изменилось? Лет двадцать назад меня отправили туда договориться с древесными духами, которые никому не позволяли войти в лес. Валили деревья, оплетали путников корнями...

Пусть мне сейчас и не до смеха, но я невольно улыбаюсь, представив себе методы его переговоров.

— Мне кажется, есть места, которые не меняются, мастер Гвеллан. Только духов у нас теперь не водится. Должно быть, вы их всех повывели.

Он выглядит задумчивым, удивленным, но я ясно вижу — он не считает меня лгуньей! Подливает мне еще вина, я делаю слишком большой глоток, надеясь, что это придаст мне смелости. И рассказываю, как он и велел: слова цепляются друг за друга, выстраиваются в длинные цепочки. И прокладывают замысловатую дорожку от моего настоящего в прошлое. В то прошлое, которое негаданно стало моей жизнью.

— Я не знаю, как это получилось. Я просто зашла в магазин. Вот представьте себе: вы приходите в лавку, там что-то рушится — и вы оказываетесь за сотни лет от своего замка. И вас называют чужим именем, куда-то ведут, чего-то от вас хотят... Что вы станете делать?

Глава 15. Я видела свою... Нет, я видела мать Алессы!

За окнами сгущается мягкий весенний полумрак, небо приобретает нежно-фиолетовый оттенок. Время, которое я некогда так любила. Время покоя, когда ты знаешь, что впереди еще длинный вечер и можно не торопясь поваляться с книгой на диване или просто покурить на балконе, рассматривая новостройки, сгрудившиеся в северной части столицы. Часы, которые принадлежали только мне. В моей некогда совершенно предсказуемой и, на первый взгляд, такой обыденной жизни...

Я вздыхаю и подхожу к шкафу: Риона уже успела разложить "мои" вещи. Остается только поблагодарить судьбу за то, что настоящая Алесса Коэн не была бедна как церковная мышь. В ее поклаже сыскались и платья, и тонкие батистовые рубашки, и даже кожаные штаны и жилет, предназначенные... я на секунду задумываюсь, припоминая книги. Да, точно, подобная одежда хорошо годится для верховой езды или, учитывая прошлое Алессы Коэн, для занятий боевой магией. Ну, что ж, обшивать меня — точно не забота архимага. И это уже неплохо.

Кровать такая широкая, мягкая — я с наслаждением усаживаюсь в изголовье и обхватываю руками согнутые в коленях ноги. Раздается осторожный стук в дверь — это Риона принесла мне кувшин с водой и еще какое-то питье в высоком бокале. Я инстинктивно хватаюсь за плечо, проверяя, хорошо ли ткань закрывает подозрительные родинки. Но все в порядке — тесемки сорочки туго стягивают ворот, их можно даже ослабить.

— Владыка Гвеллан велел вам выпить перед сном, — служанка указывает на бокал, — это укрепляет силы. Доброй ночи, магисса.

— Доброй ночи.

Темно-бордовая жидкость в бокале больше всего напоминает какой-то кисло-сладкий сок. Значит, он все же беспокоится обо мне. Боится, что встреча со взбесившейся рекой не прошла бесследно. Я делаю глоток, потом еще один, а потом отчего-то начинаю рассматривать свои ладони. Странно... Мастер Гвеллан утверждает, что во мне есть магия. Ну и где она? В моей настоящей жизни со мной не случалось ничего необычного, даже интуиция, о которой частенько заговаривала моя мать, меня подводила. Всегда. Если Алессе Лиатрис нужно было повернуть налево, она неизменно поворачивала направо. А если припомнить все мои дурацкие попытки наладить личную жизнь...

Какая магия? Я свожу ладони вместе, пытаясь ощутить тепло: я где-то читала, что таким образом можно почувствовать собственную энергию. Странно, и вправду тепло. И чуть-чуть покалывает пальцы. Или во всем виноват напиток, присланный мастером Гвелланом? Теперь мне чудится, что я катаю в руках небольшой мячик, как будто снежок, только горячий. И он обретает форму, наливается белым тусклым светом. Получилось! У меня получилось! И... и пусть он станет желтым, это же можно? Шарик покорно меняет цвет, повинуясь моему желанию. "Лети", — говорю я ему, и вот он уже плывет к открытому окну и вскоре истаивает за тонкими занавесками.

Ещё? Я вновь соединяю ладони — и в тот же миг на меня накатывает жуткая усталость. Даже лоб покрывается испариной. Нет, похоже, упражнения с магией придется отложить до лучших времен, раз меня выматывает даже такое пустяковое колдовство. Но... я прикрываю глаза, откидываясь на подушку, — ведьма, колдунья, магисса! Разве это не здорово? И все это можно теперь сказать про меня! Значит, архимаг не ошибся. Тогда зачем забрал меня из школы? Да, точно, он же что-то такое говорил старому епископу: восстановление потребует времени, слишком много времени... Сдается мне, он открыл прелату лишь малую толику правды.

Вздохнуть, еще раз, подумать о чем-нибудь хорошем, ощутить исходящий от подушки аромат полыни. Да, у тебя и вправду был нелегкий день, Алесса Лиатрис. И тебе пора баиньки. Так бабушка говорила. Бабушка... да... бабушка меня любила.

***

— Осторожнее, Алесса, нам лучше спешиться, тропа каменистая, лошади ноги переломают.

— Но, дядя Клаудиус...

Алесса в моем сне морщит нос — ей явно не по душе то место, где она оказалась. Но все же она ловко спрыгивает на землю, вопросительно посматривая на своего провожатого.

— Как они вообще здесь живут? Отсюда же до города два часа езды.

— Гораздо больше, Алесса, — дядя Клаудиус снимает шляпу и утирает платком покрытую бисеринками пота лысину. — Это простые люди, в базарный день они возят свой товар на рынок. Так что выезжать из дома им приходится затемно.

— А почему моя мать живет у каких-то козлопасов? И раз она от меня отказалась, почему я должна...

У дядюшки Клаудиуса такое скорбное лицо, как будто он прибыл на похороны близкого родственника.

— Эта женщина некогда произвела тебя на свет. Теперь, на пороге смерти, она желает прощения и примирения. Ты должна смирить себя, девочка.

Сдается мне, Алесса Коэн вовсе не готова к смирению: передергивает плечами, встряхивает забранными в высокий хвост волосами. Словно норовистая лошадка. Я вижу ее словно со стороны, и в то же время сейчас она — это я. Несколько дней назад она закончила школу Жемчужной розы, став обладательницей золотого жезла — высший знак отличия для юной адептки. Барон Коэн и названные братья и сестры были радушны, и так легко оказалось забыть, что она им чужая... Ее вот-вот представят ко двору, а там... планы, надежды... Юная магисса, красавица! А тут вдруг это письмо на клочке бумаги, которое принес какой-то бродяга, — такого и на порог пускать не следовало. И теперь по такой жаре нужно тащиться в Эмме, а потом еще по разбитой дороге, а потом лезть вверх на какое-то горное пастбище. Потому что там умирает женщина, по нелепой насмешке небес ставшая ей матерью.

— Будь с ней помягче, — напутствует дядя Клаудиус. — Последняя воля умирающей...

— Я знаю, дядя, — обрывает его Алесса.

Он тяжело дышит за ее спиной, ему нелегко взбираться по крутой узкой тропке. Слуга, оставленный присмотреть за лошадьми, насвистывает нехитрую песенку... К скале притулилась крохотная хижина с покосившейся трубой, бревна посерели от дождей и от старости. Женщина в неопрятно повязанном платке вытирает руки о грязный передник, отвешивает поклон, едва завидев гостей.

Глава 16. Дитя Солнца и Звезд

Мы торопливо заглатываем завтрак, а я нет-нет да поглядываю украдкой на человека, сидящего напротив. Вчера он спросил меня: "Кто ты, девочка?". А теперь я бы хотела задать ему такой же вопрос. Кто вы для меня и что скрываете, владыка Гвеллан, Верховный архимаг королевства Каридад? Отчего с такой легкостью взяли в ученицы незнакомую вам девицу? Ведь вам придется повозиться, обучая меня магии практически с нуля. Почему, едва я оказалась в вашем доме, решили подлить мне зелье, стирающее следы магического воздействия? Как будто... знали? Знали заранее? И готовы очертя голову ехать со мной невесть куда, чтобы убедиться в правдивости моего сна... Или вы провидец, которому все ведомо заранее? А знаете ли вы, что Алесса Коэн в будущем поднимет руку на самого короля? И если да — какую роль планируете сыграть в этом?

— Зачем я вам, мастер Гвеллан? — все же спрашиваю я.

— Защитить тебя, — он не колеблется ни секунды.

— А что за пророчество? Что значит Дитя Солнца и Звезд?

— Я попытаюсь объяснить тебе все в дороге.

Разумеется, стоит нам выйти во двор, незамедлительно выясняется, что верхом я ездить не умею. Ко мне подводят прекрасную лошадь — умницу и красавицу, не то что я. Белую, в серых яблоках. И мне хочется погладить ее по бархатистой морде, угощать фруктами или морковкой, а вот оказаться в седле...

— Я не умею, — тихо признаюсь я, сжимая кулаки от досады. — У нас...

— Да-да, в своем мире ты прекрасно управляешься с неразумной повозкой из металла, но боишься доверить себя столь благородному животному, — Гвеллан усмехается, и что-то шепчет на ухо моей лошадке. — Не бойся: даже если всадник не знает, как ему быть, конь не подведет. По крайней мере, на моих лошадей ты точно можешь положиться. Ну а что до тебя...

Он хитро прищуривается и, прежде чем я успеваю сообразить хоть что-то, обхватывает мое лицо ладонями. И пристально всматривается мне в глаза — даже голова кружится.

— Ну вот, — удовлетворенно заключает он, — на один день должно хватить.

— Я что, теперь лихая наездница?

Мне не верится, что можно одним лишь внушением научить человека сносно ездить верхом. А даже если и так — что будет потом, к вечеру, когда чары Гвеллана спадут? От друзей, впервые пробовавших прокатиться на лошади, я не раз слышала, что на следующий день все жутко болит. И что такое чувство, что бочку оседлал — и так с ней и ходишь. Но ведь у моего мастера наверняка есть и зелья, и настои. Если он, конечно, не надумает покуражиться надо мной — бывшей хозяйкой железной повозки.

Архимаг придерживает мне стремя, а я, упрямо поджав губы, взгромождаюсь в седло. Поначалу ужасно неудобно, и я готова запроситься обратно на землю, только гордость не позволяет. "Я продержусь, обязательно", — обещаю я себе. Но, как ни странно, забываю обо всех своих сомнениях уже через несколько минут поездки — волшебство архимага и вправду творит чудеса.

— Эмме... — я рассуждаю вслух, восстанавливая в памяти увиденное во сне. — Я знаю это место. Там сейчас... ну, в том времени, откуда меня к вам занесло, что-то вроде биофермы и базы отдыха.

— Даже так? — мой спутник чуть натягивает поводья, сворачивая к западу. — Через Эмме ведет дорога из города. Неудивительно, что Алесса и ее дядя в твоем сне прибыли именно с той стороны. Мы же с тобой срежем путь. Если ты верно все запомнила, там несколько пастбищ на плоскогорье. Не сказал бы, что место обитаемое. Так что отыскать тех людей, которые приютили Мори у себя, будет несложно.

Каменистая тропа достаточно широкая, лошади идут бок о бок, и я полагаю, что пора начать задавать свои вопросы. И получить ответы. Даже если и не все в них окажется правдой.

— Зачем нам мать Алессы?

— Она знает твою тайну, — неохотно откликается архимаг. И по тому, как дергается краешек его рта, я понимаю, что рассуждать об Источнике он не особо настроен. Задумчиво умолкает, но затем все же продолжает: — Маги привыкли полагаться на сны и знамения. И большинство из нас доверяют пророчествам. Мори должна исчезнуть, прежде чем успеет разболтать о знаках на твоем плече.

— Вы что, собираетесь ее убить?

Гвеллан мгновенно поворачивается ко мне, и в его глазах полыхает гнев.

— Держишь меня за убийцу, девочка?

— А как еще вы можете от нее избавиться?

Пусть пригрезившаяся мне больная старуха для меня абсолютно посторонний человек, вообще никто, но нельзя же так хладнокровно заставить ее замолчать! Сжить умирающую со свету — куда уж проще!

— Я посмотрю, что можно сделать, Алесса. Возможно, мы отыщем средство ей помочь, — смягчается архимаг. Видимо, понимает, что я превратно истолковала его слова. — Но в окрестностях Таверии ей не место. Если твой сон правдив, а я склонен этому верить, Алесса и ее дядя разболтали всем, что девушка — долгожданная Избранная. Поверь, быть Избранной — не самая лучшая участь. Восемнадцатилетняя магисса, напрочь лишенная рассудительности и жизненного опыта, легко может стать игрушкой в чужих руках.

— Мне же не восемнадцать!

— А сколько?

— Знаете, в моем мире женщинам не принято задавать подобные вопросы, — я почему-то улыбаюсь. — Ну, ладно. Скоро будет двадцать семь.

— По меркам нашего мира ты зрелая матрона.

Издевается? То-то он вчера разглядывал меня в купальне...

— А вам? Вам сколько лет?

— Видишь ли, в моем мире магов не спрашивают о подобном, — с улыбкой парирует он. — Сто, двести, сорок — что тебе больше по вкусу.

— Я бы остановилась на сорока.

Тропа жмется к скалам, из-под копыт осыпаются мелкие камешки, с легким стуком исчезая в глубине ущелья. Приходится спешиться и вести лошадок под уздцы, преодолевая узкое место. А потом, перед выездом на широкое плоскогорье, мы устраиваем привал. Гвеллан прислоняется спиной к гигантскому валуну, откупоривает флягу и тут же передает ее мне, предлагая подкрепиться.

— Значит, твой мир начисто лишен магии?

Мне еще вчера показалось, что он не вполне поверил мне. Или... да, отсутствие волшебства в жизни Алессы Лиатрис его даже уязвило.

Глава 17. За что такая честь бедной немощной ведьме?

Мои сны продолжали воплощаться в реальность, но она отличалась от них так сильно, что я готова была усомниться в правдивости видений. Горы были те же, каменистая тропа, кажется, ничуть не изменилась — точнее, она не изменится в будущем через месяц или сколько там должно было пройти с моего выпуска из Школы Жемчужной Розы. Солнце тоже светило так же ярко, как я запомнила из моего сна, и его свет лежал уютной дымкой вокруг.

Но я чувствовала, что все немного по-другому — и почему-то переживала, что мы не найдем мать Алессы в сарае на пастбище. Так и оказалось.

Когда мы появились рядом с подворьем, нас никто не встретил.

— Это естественно, я не предупреждал никого о визите, — успокоил меня архимаг, как будто чувствовал, как я переживаю. — Наверняка у овцеводов есть дела поважнее, чем ждать столь важных гостей.

Но и сарай тоже оказался пуст, как будто здесь никто не жил уже пару недель. Ведь я не могла ошибиться? Я точно слышала во сне, как моему приемному отцу сообщили, что нашли эту ведьму в полях два месяца тому назад. Или три? Или там было несколько недель, а я все перепутала?

Именно эти вопросы задал мне архимаг, привалившись к покосившемуся дверному косяку.

— Но нам надо с ней поговорить! Я ничего не выдумала! — в сердцах воскликнула я. — Может быть… если вы такой умный, укажете мне путь вашими фокусами? Это же очевидно — тот трюк со следами должен сработать.

Он усмехнулся и начертил руну, но я уже махнула рукой и выбежала из сарая — конечно, что делать больному человеку в такую хорошую погоду, если он может ходить? Сидеть в затхлом пыльном сарае с одной скамьей и подстилкой из сена в углу или пойти на берег чистого горного ручья, сесть в тени и дышать свежим воздухом, надеясь на спасение. Картина выглядела так ярко, что я даже зажмурилась от слепящих бликов солнца на воде, пока бежала навстречу звуку.

Вот только никакого ручья за ближайшим склоном не было — только женщина в потрепанном сером платье собирала какие-то травы на склоне. Она подняла на меня взгляд, и я узнала старуху из моего сна. Которая выглядела моложе лет на сорок, темные волосы еще не поседели, светло-зеленые глаза не выцвели, подбородок и высокий лоб не скрылись под паутиной морщин и отеков. И она определенно не бредила и не собиралась вымаливать у меня прощения, хватая меня за руки.

Правда, и гнать меня она не собиралась, даже будто обрадовалась моему визиту, усмехнулась:

— Ты очень вовремя, доченька. Как тебя теперь зовут, я запамятовала только… — она сделала приглашающий жест, и я села рядом с ней на мягкую траву.

— Это Алесса Коэн, приемная дочь барона Коэна, — сообщил ей архимаг, спускаясь по склону. — И, как я понимаю, девица является вашей дочерью?

— О-о-о, — протянула она, — сам господин архимаг с тобой пожаловал? За что такая честь бедной немощной ведьме?

— Компания намного лучше барона Коэна, — отчего-то разозлилась я, а архимаг закашлялся, скрывая смешок. Ну хоть кому-то весело…

Не таким должен быть разговор между ребенком и бросившей его матерью. Хотя… почему, собственно, и нет? Она мне никто, чужая женщина, которую съедает какая-то хворь. До смерти еще долгий месяц, и жертва болезни пока не готова освобождать свою душу от грехов. А чем же она больна?

У меня перед глазами вспыхивает желто-розовый значок — две волнистые линии, больше всего похожие на два вопросительных знака, это ответ на мой вопрос. Значки повернуты друг к другу «спинками», как две кобры, а вместо точек — петельки. Да, я где-то читала, что любознательным людям нравится желтый, а гиацинты символизируют интерес и любопытство… Я представила себе тогда розовые цветы. Интересно, как его нарисовать?

Я поднимаю руку, вижу, как напрягся архимаг и поднес сжатый кулак к плечу, за ним крепится посох… Но он лишь вздыхает при первом появлении символа и не прерывает меня, а обращается к моей матери… нет, матери Алессы Коэн:

— Посмотрим, что покажут диагностические чары.

— Ничего хорошего, — почти беспечно отзывается она, когда ее окутывает желто-розовым облаком, становящимся на глазах фиолетовым занавесом.

На завесе проступают черные символы, и я от досады прикусываю губу. Что толку, что я откуда-то взяла нужную руну (а она точно правильная, ведь архимаг ее опознал!)? Я просто не могу прочитать ответ. Надо было лучше слушать на уроках истории, когда нам показывали алфавит Древних — это буквы из него. Но нам его показывали всего пятнадцать минут, а то и меньше. Откуда мне было знать, что эти завитушки когда-то пригодятся?

— Клятвопреступление, нарушение обета, — суживает глаза архимаг. — Древнее проклятие, старая магия. Что же за клятву вы не смогли выполнить?

— Вас это не касается, — цедит она.

Она говорит с ним не так, как со мной, я уверена. Зачем-то она сказала, что я вовремя пришла… Вряд ли она всю жизнь хотела увидеть меня, какой у нее может быть интерес?

Думай, Алесса, думай. Вспомни про свою работу — ты должна была предлагать людям варианты разрешения конфликта, не доводя дело до суда. Это тоже не всегда легко, но ты же справлялась, тебя хвалили коллеги. Ну как когда ты примирила двух упертых стариков-соседей, которые никак не могли поделить полметра земли и растущую там сливу. Нервов они помотали всем по пустяковому поводу. А теперь посмотри — и архимаг, и твоя мать могли бы договориться. Но ты не знаешь, чего они хотя... В конце концов, мать сказала Алессе о даре лишь перед смертью, хотя могла отыскать ее и раньше. Попробовать их ошарашить?

— У меня есть возможности узнать все и без вашего согласия, — архимаг заносит посох, но я перебиваю его, вскидывая руку:

— Подождите! Мы можем обойтись без угроз. Это с Андриетти они, возможно, сработали, — оборачиваюсь к женщине и спрашиваю ее: — Это из-за того, что я Избранная? Ты не хочешь говорить об этом при нем, чтобы он не узнал?

— Откуда ты… — начинает она.

— Долгая история, — отмахиваюсь я. — Но дело в том, что тут, похоже, ваши интересы, твои и архимага, совпадают. Он меня взял в ученицы и дал мне клятву.

Глава 18. Прогулка в горах

— Пауки, конечно, не очень приятны, даже по вашему скудному описанию, — я загибаю пальцы, припоминая: — Зеленые, покрытые то ли тиной, то ли плесенью, хвостатые, на хвостах иголки, тонкие и смертоносные. Кстати, разве нельзя этот цветок альвендира достать в других местах? Купить в лавке в городе, вырастить?

Наша прогулка по горным тропам очень похожа на неспешное преодоление препятствий и напоминает мне… пожалуй, школьные походы, только без тяжеленного рюкзака. Мне всегда нравилось идти в неизведанные дали с классом, болтать, дурачиться и на мгновение замирать от величественной красоты гор и тянуться за фотоаппаратом. И как-то незаметно это настроение и легкость передаются мне из прошлого.

Наверное, поэтому я так беззаботно спрашиваю о важных вещах — общество архимага будит ассоциации с добрыми друзьями. И горный воздух кружит голову, словно у меня в голове водят хоровод белые пушистые облака. В этом круговороте тонут мысли обо всем неприятном, остается лишь ощущение легкости и счастья. Да, это не может не беспокоить. Алесса, еще немного — и ты в него влюбишься без памяти.

— Достать альвендир в городе? — переспрашивает он меня. Ему, кажется, тоже нравится брести по заросшим тропам, он задумчиво улыбается, когда смотрит на мелкие розовые цветы на обочине или поднимает глаза к бескрайнему синему небу. — Это чревато тем, что тогда ритуал может не сработать, цветок надо сорвать самому прощающему. Чтобы подтвердить серьезность намерений.

— Поэтому альвендиры растут в самых неприятных местах.

— В окрестностях Эмме да, здесь самый опасный маршрут.

— Подождите, объясните мне — источник должен карать всех так, как мать Алессы, за любое преступление? Зачем тогда придумана инквизиция, ведь маги обязаны быть паиньками…

— Не все так просто — Источник часто дарует нам свободу выбора, оставляя наказание за предосудительные поступки другим. Тем, кого он наделил подобной властью. Твой случай, точнее, случай твоей матери — исключение, когда маг поступил вопреки воле Источника и обещал что-то ему.

— То есть мы можем узнать, как найти Источник, если мать Алессы все нам расскажет? Поэтому вы согласились с нею на сделку?

— Я сомневаюсь, что ее слова будут нам полезны, — хмурится он, уставившись на большой валун, перегородивший нам дорогу.

Камень достает мне до пояса, слева обрыв, справа отвесная скала — обойти препятствие невозможно.

— Тогда почему вы… Вряд ли вы захотели побывать в дорогих вашему сердцу местах?

— Вряд ли, — соглашается он и немного краснеет. Задирает голову, разглядывая склон справа от нас. — Лучше не рисковать с магией, любой поток заклинаний вызовет обвал.

Я, кажется, угадала. Или нет. Смутился он тогда почему? И почему так обрадовался, когда вспомнил:

— Я должен осматривать все магические святилища хотя бы раз в год, чтобы проверить, в каком они состоянии. Древнее святилище, в которое мы направляемся, находится в ведении одного из орденов. От них не поступало информации о том, что что-то не в порядке. Но необходимо удостовериться.

— Значит, вы всего лишь решили выполнить часть своих обязанностей, — задумчиво говорю я.

Он отворачивается и обращает все свое внимание на валун. Обычный, серый, ничем не примечательный камень, подпирает склон, как великан.

— Ой, да подсадите меня, — машу я рукой. — Вы же сможете запрыгнуть сами?

Он приподнимает меня за талию. Это даже приятно — тепло, и мурашки бегут по коже, как будто гладят меня так, как он хотел бы: забираются под мышки, перебегают на лопатки...

Я цепляюсь подошвой за край валуна — и мастер Гвеллан останавливает это будоражащее шествие, оторвав свои ладони от моей талии. Да, дело плохо, даже как-то немного страшно… Но Алесса Лиатрис привыкла смотреть в лицо своим страхам и не молчать, когда ее что-то беспокоит. Наверное, это отпугнуло половину моих близких друзей. Но я же не стану сразу вываливать на голову мастеру Гвеллану «Вы мне нравитесь, но кажется, что вы слишком жестоки, поэтому у нас не может быть ничего общего»?

Конечно, нет, я зайду издалека:

— Но знаете, если мимо пауков можно пройти незамеченным, живут они только в пятидесяти пещерах, а альвендир растет в третьей от входа, то это все не так плохо. Плохо другое.

— Что именно? Ритуал кажется мне несложным, — отзывается он, снова подсаживая меня на еще один валун. — Пройти к святилищу, разложить лепестки цветка на воде и произнести формулу прощения. На языке Древних, но ты справишься.

— Справлюсь, конечно, вы же мне поможете, как клялись. Я не сомневаюсь в вашей честности, — он недовольно хмыкает, и я спешу продолжить: — Нет, правда не сомневаюсь, но меня тревожит, что я полностью завишу от вас. Вот видите, даже не могу сама забраться на скалу.

Он чуть улыбается, это хорошо, теперь я могу добавить:

— И дело в том, что меня несколько пугает эта зависимость.

— Чем именно?

Изливать душу я ему не собиралась, но слова сами слетают с моих губ:

— Я верю и симпатизирую человеку, который может быть пугающе жесток. И пусть даже этот человек не причинит мне вреда, но он может навредить кому-то еще, защищая меня.

— Когда я был пугающе жесток? — его брови взмывают вверх, как будто захотели сбежать от его гнева.

— Только что с матерью Алессы, до этого — с Андриетти.

— Ах, вот ты о чем… — он ничуть не сердится, а растерянно оглядывается по сторонам. — Могу тебя успокоить — я не так кровожаден, как тебе показалось. Андриетти… я не могу себе позволить объяснять ему по третьему кругу одно и то же. С матерью Алессы угроза была единственным способом добиться хоть чего-то, я же не знал, что у тебя могут возникнуть разумные мысли.

— О, это комплимент? — я даже приседаю в шуточном реверансе. — Но почему у вас не возникли эти разумные мысли?

— Потому что от меня она бы не восприняла ни одно предложение, даже предложение исцелить ее. Я выбрал более быстрый способ и довел бы начатое до конца, если бы не ты. Мне удалось развеять твои тревоги?