Две жизни в одной. Книга 3

Сказание про Ваньку Тверского и его дружка Шуршалу-Шебаршалу

(Тверская сказка)

Не в некотором царстве, не в сказочном государстве, а в княжестве Тверском, в Загородном Торговом посаде жил да был Иван простой, не женатый, холостой, не богатый, не бедный, не злой, не вредный. Лежал на печи, ел калачи, меж делом траву косил, воду носил, лён трепал, кожу мял, дрова колол, зерно молол, тесто замешивал, бельишко развешивал, бочки да кадушки мастерил возле своей избушки, в реке Тьмаке вымачивал. Доходы были верные, кабы подати на всё не безмерные! А потому перебивался, сирота круглая, неприкаянная, с воды на квас. Одиноко бы ему жилось, если бы не Шишок запечный, друг сердечный, дух домовой по имени Шуршала-Шебаршала.

Наработается, бывало, Ваня, балалайку в руки и давай припевки разные сочинять. Поёт да еще и приплясывает вместе с Шишком:

«Как в губернии Тверской ходят куры по Ямской! А за Тьмакой, возле кузни, собирают девки грузди!»

«Как за Волгой, за Тверцой, люд посадский не с ленцой! Избы деревянные, девки все румяные!»

«Широка ты, Волга-матка, тянут баржи бурлаки! А на празднике, ох, сладко! Чешут парни кулаки!» - распевает Ваня, а Шуршала-Шебаршала помогает:

«Вёдра, плошки и кадушки мастерить Ванёк не прочь!» - А Ваня добавляет:

«Да проквакали лягушки: «Эй, запечный! Скоро ночь!»

«Хочешь верь али не верь, на Тверце гуляет Тверь! А за Волгой бублики прячут в дырки рублики!»

Вот так и балуются. А припозднится, Шуршала ужо с печи кличет Ванятку:

- Ванятка, хватит глотку-то драть! На печь полезай! Пошуршим, пошебаршим лучком да чесночком, пошушукаемся?

- Эва надумал! - отвечает Ваня. - Шуршала ты Шебаршала. Мне погорланить охота, надобность есть. Посумерничаем и тута. «Не кукуй, кукушечка! Не кукуй, горбатая! Моя милка хороша, хоть и не богатая!»

А Шуршала знай свое выспрашивает:

- Бочку-то на десять пудов купцу Кулагину смастерил? Все тверичи ужо капустой захрумкали. А у Прокопа Михеича, затьмацкого кузнеца, обручи-то для кадушек взял?

- Эко диво - бочки! - отвечает Ванятка. - Это дело сделано. И с обручами порешено, и берёзовые оглобли к телеге готовы. Хоть ты и мозговатый мужик, Шуршала, но опять не в своё дело встреваешь!

- Домовой, да с головой, - ворчит в ответ Шишок, перебирая на печи лук с чесноком.

- Усё дело не твоё - шебаршиное. Эвто дело личное моё - бондарёвское.

- Твоё, твоё... Я что... говорю, - не унимается Шишок.

- Ах, Шуршала-Шебаршала, друг ты мой сердечный! - опять замурлыкал Ванька, а чей-то голос продолжил:

- Быть потише б не мешало, таракан запечный!

Разозлился Шишок, подумал, что Ванька ему так отвечает:

- Совсем не уважаешь! Мал ещё так отвечать. Тринадцатый годок стукнул, сирота ты круглая. Я же тебе вместо мамки и тятьки! В избе, почитай, не первый век живу, кажись... Избёнка, правда, маненько завалилась. Дед твой Иван Тверской еще ставил. Мудрёный был. Сочинять уж такой мастак! И ты весь в него. Сколько сказок да небылиц я от деда твоего слыхивал! И про войны всякие в Твери и на Руси. Чаво только не было? Хошь, про шведов, хошь, про поляков, аль про Ивана Исаевича Болотникова, хлопца из Зубцовского уезда, расскажу?

- Ужо сказывал. Скучно на печи.

- Ну дак! Жить - скучно, а спать вить хорошо? Русская печь. Тяпло. Глянь-ка, что я тут уголёчком давеча начиркал! - Шишок отодвинул холщовую занавесочку. На стенке была нарисована карта старой Твери:

- Вот, вишь, наша Тверь. Эдак - река Тверца. Вона - Волга. А тута - Тьмака. Эва наша изба в торговом Загородном посаде. Смолоду здеся и живём.

- А энтово чо? - заинтересовался Ванька.

- Чо, чо! Огороды Затьмацкие. Славна у нас репа, горох, огурцы.

- А энтова, энтова чо?!

- Здеся - капустники, церковь Николы в капустниках, тута золочёны купола белокаменного Кремля. Здеся - палаты княжески, ране крепость была с башеньками. Красна Тверь, хоть и деревянна.

- А откудова, Шебаршалушка, энти реки взялись? Откудова тякут-то? И, знать, давно. Вона сколько воды да рыбицы накопили?!

- Знамо, давно. Сказывают, от братьев, что жили на дальнем Севере - Ильмена да Селигера. Всё от них и пошло. Отправились они однажды в путь. Старший брат Ильмен за непослушание проклял младшего Селигера, да во гневе тяжкие слова произнёс: «Пусть на спине, за измену клятве, у тебя сто горбов вырастет!» Вот и выросло у Селигера сто горбов - сто островов. Потом-то братья помирились, да дело сделано. Заплакали они горючими слезами. Долго плакали братья, так долго, что кругом всё затопило. И растеклись слёзы братьев реками в разные стороны. Из Ильмень озера - Волховым в Балтийское море. А от Селигера - озёрами да болотами, ручьями да речками чистыми - в могучую Волгу, что течёт к дальнему Каспию.

- Дивна сказка, красна сказка, - задумчиво молвил Ванятка. - Наша Волга- матушка от родников да ключей светлых воду набирает. А сколько ещё впереди всякого, неувиденного, не воспетого в былинах и сказаниях?! Заглянуть бы! Посмотреть охота. Чаво там, в будущем? Говорят, живёт где-то Златосолнце, как и наше, только живёт оно в радости. Вот бы дал Бог свидеться? Эдак не сходно на печке-то жить? Пошли, Шуршала-Шебаршала, испытаемся? Може, и увидим чаво?.. Нековды только.

- Нековды, нековды... Нековды всегда было и будет! - заворчал Домовой. - Пойти-то что! Пойти-то можно, только боязно мне из дома уходить. Дом без хозяина пропадёт. Я ведь - Шишок. Мне положено в доме жить, хозяев поманеньку попугивать да дух избы стеречь, оберегать от опасностей. Только ты, Ванечка, всё равно меня не боишься. Никакого понятия о домовых! Я вот чо ещё слыхивал. Один мой приятель старый, вертляк такой, домовой из каменного купеческого дома. Не первый век трётся возле купцов. Самого Афанасия Никитина, что за три моря в энту Индию хаживал, видел. Так вот, тот Шишок от купцов наслухался всякого. Сказывал, что есть где-то большуща изба, шатёр не шатёр, дворец вроде необычный. В нём Земля время своё пересчитывает. Если ту большущу избу отыскать и войти в нея, можно в будущее попасть. Там и Златосолнце в радости увидать. У этого Шишка-Вертляка, взамен нашего старого самовара, что под клетью валялся, я колечко выменял. Глянь-ка! Как три раза потрёшь об ухо, об энтово вот место, да скажешь закличку: «Дух железный, народися, с огнём-молнией явися!» - колечко и сверкнёт огнем.

- Чудно колечко, - Ваня стал рассматривать, - знать, заморска штука. Дай спробую! «Дух железный, народися, с...».

- Что ты, Ваня! - испугался Шишок. - Избу спалишь! А ещё, глянь... яичко.

- Тяжко яичко, большуще. Знать, каменно?! - удивился Ванятка.

- Каменно, каменно. Тяжёлая штука. Холстину в кармане тянет, того гляди, порвёт холстину-то. Яйцо от заморской птицы, что за Мраморным морем живёт. И со знаками, со знаменьями. Вот гляди, крутанешь, оно и покажет, где хорошо, где худо. Тута, гляди, крест обозначен - знак, знамо, хорошо, не зло. А тута не крест - палочка нарисована, значит, тама, куда яйцо повернулось, будет худо. Энтих штук заморских у Шишка-Вертляка целый короб!

Пока приятели разговаривали, из-за печки выглянула Три-худа. Подскочила Три-худа, схватила яйцо, быстренько подрисовала на нем крестов видимо-невидимо, положила на место, а сама спряталась, слушает. Уж очень разговор её заинтересовал.

- Шуршалушка, Шебаршалушка, пошли испытаемся! - стал уговаривать Шишка Ваня, - можь, избу ту большущу отыщем? Златосолнышко в радости увидим? Давай трахтом или рекой.

- Не трахтом надо и не рекой, - отвечал Домовой, - идтить надобно туды Оршинскими болотами. Где болота, там и нечисть. А где нечисть, там и указ, где правда. Где правда, туды не пущают. Только бы Три-худа не увязалась. От неё и здеся житья нету. Как прослухает про чаво, живо ухватится, чтоб дело шпортить. А привяжется, не отвяжется, прилипала поганая.

А Три-худа из-за угла отвечает:

- Грубиян... привяжется... не отвяжется... Шишок босоногий... А что как надумают идтить? Златосолнце в радости увидят? - забеспокоилась тверская поганка. - Не иметь мне тогда прежней силы над людьми. Нет уж! Не позволю! Помешаю!

- А чо за Три-худа така? - спросил у Шишка Ванятка. - Не ведаю!

- Как, не ведаешь? - удивился Шишок. - Ведаешь. Все напасти от неё. И войны, и болезни, и невежества всякие. Батюшку твово кто в бранном поле мечом усыпил? Матушку-то да братцев твоих в младенчестве кто извёл? Голодом всю родню выморил? А сколько невежества на Руси? А засух, наводнений, пожаров, войн? Сколько горя людского? Три-худа тверичей одолевает, проклятая!

А Три-худа из-за печки знай своё:

- Проклятая, заклятая! Тебя, комара, только вот достать, уморить не могу. Не подвластен ты мне, дух запечный! - Сама быстро накинула платочек и к Ванятке: - Кажись, звали? Не ведаешь, Ваня? Три-худа я. Сразу целых три: войны, болезни, невежества всякие. Но... Со мной и поладить можно. Стороной обойду. Ты только совесть заложи да поучаствуй в поганых делах.

- Сгинь, нечиста сила! Провались в подпол! - закричал Шишок, швырнув в неё огромной луковицей. - «На одно солнце глядим, да не одно ядим!».

- Фу, таракан запечный, - зло молвила Три-худа, прячась в тёмный угол. - Завалиться бы тебе вместе с избёнкой не мешало! Не сгину!

- Ну вот, - вздохнул Домовой, - теперича прилипла. И зачем только её вспомнил?!

- Не девка, не баба, а ряба. Знать, оспой маялась, - сказал удивлённо хозяин дома. - А косы-то трёхцветные, и из спины растут? То одной, то другой, а то сразу и двумя, и тремя вертит?! То заплетает их, то расплетает!

- Это она козни плетёт! Извечно я с нею воюю. Мы - шишки, хранители домов. А она, хоть и живёт рядом, разорительница. Берегись её, Ваня! «Стережёного Бог стережёт». Да ну её, - продолжал Шишок, немного помолчав. - Лучше, как в младости, на печку влезай, сказку хорошу расскажу, Ванюша. Хошь, про Винерку, хошь, про Ню-ню али Зю-зю? Али про Ертоха? Опять ты, Три-худа, подслушиваешь?! Да козни, сидя на поленнице, плетёшь? Сгинь, чёрная твоя душа!

А Три-худа в ответ:

- Бес не бес, а лаешь как пес. Вот и не сгину. Я теперича ваша. Помалкивай, мышь запечная!

- Сама ты мышь! - возмутился ещё больше Шишок. - Как коса лезешь в глаза!

А Три-худа не унимается, дразнит домового:

- Шишок, шишок, сам с вершок, голова с горшок! А ты, Ванька, глуп да туп, раз помалкиваешь, душу не закладываешь. Дурак!

- Я шо... - растерялся Ваня, - лаяться не приучен. У меня дела. Много говорить - голова болить.

- Не тот глуп, кто на слово скуп, не слыхивала такой поговорки, - заерепенился опять домовой, - так послухай!

- Не слыхивала. А мы теперь, раз покликали, вроде родственнички. В одной избёнке живём. Можа, подружимся?

- Называется другом, а обирает кругом.

- Пошто кругом? Будет от меня ужо подарочек! - хихикнула в ответ Три-худа, - и не один. Я постараюсь. А пока... подремлю в уголочке. А ты, муха-сонюха, рассказывай сказочки-то. Приятно послухать.

- Не бойся, Ванюша, кто поёт. А бойся того, кто дремлет. Так вот я и говорю: не в некотором царстве, не в некотором государстве, а именно в том, в котором мы живём, хо-хо-хо! И дожили до того, что нету у нас ничаво... всё у купцов, у бояр, у княжеских приказчиков, у святых монастырей да у царских обдирал. Так и быть, пойдём, Ваня, искать большущу избу, где Земля время считает, а Солнце в радости живет.

Положил Ванятка хлеба горбушку в свою торбушку, в карман армяка сунул головки лука да чеснока, быстро с одёжкою справился, в путь-дорогу с Шишком отправился. Идёт Ваня, лаптями метёт, языком плетёт, из коры берёзовой скрутил поясок, смастерил туесок, из прутьев ивовых - корзиночку. А Три-худа тоже не дремлет, впереди бежит, за кустами да кочками болотными прячется, беду на путников кличет:

- Эй, поганки лесные! Нечисть болотная! Поднимайтесь из трясин, из торфяников вязких! Веду в гости тверитянина Ивана, неслуха. Заманите к себе, опоите! Я, Три-худа, в долгу не останусь! Душу да совесть загубленную подарю! - кличет Три-худа беду, а сама, чтоб не узнали, платком повязалась, старушкой прикинулась. Увидел Ваня старуху-лесовуху да и спрашивает:

- Никак, баба Яга, дубовая нога, пёстрый платок, платье в лоскуток?

- Она самая, она самая! - отвечает, шамкая, Три-худа. — Лёгкого пути, добрый молодец. Куда идёшь? Кого ведёшь?

- Иду Златосолнце искать да избу большущу, - отвечает Ваня, - где Земля счёт времени ведёт! Со мной дружок сердечный, Шишок запечный. Ужо не знаешь ли, куда путь держать?

- Как не знать, - отвечает старуха, - мы, болотные жители, всё знаем. В ту сторону надобно, в ту. Только не ходи туды, Иван! Всё то сказки, всё - обман! На здешнем болоте, у озера, русалки живут, песни поют, в омута заманят, тебя, дурак, обманут!

- А мне чо, я ведь дурак? Поглазею просто так. Мне хвостатые ни к чему! Ни к городу! Ни к селу! Песни русалочьи послухаю, может, покричу, ломоть хлеба смолочу. А русалок сколько хошь в Твери. Иди и бери.

- Ну, как знаешь, гляди... Да смотри, не пропади. Твоё дело молодое! - Сама за кустами прячется. А в озере русалки нежными голосами поют, путников заманивают. Ванька идёт, слушает, хлеб с лучком да чесночком кушает. Русалки от запаха:

- Ах, ах! На дно озера - бах, бах. Лежат, не шевелятся. Даже не верится.

А навстречу опять карга, дубовая нога, нос крючком, зуб торчком:

- Не ходи туды, Иван! У Кикиморы гости! Наживёшься на погосте, на кладбище, значит! Если косточки оставят. На тот свет живо отправят!

- А мне что, - отвечает опять Ваня, - ты говоришь, я - дурень. А потому мне -что печь, что курень! Чо Кикимора! Чо мне её дочки? Чо её зятья? Чо сыночки? А этот Упырь, болотный пузырь, тьфу! Веточкой ткнёшь, кафтан разорвёшь. И нет Упыря. Болтаешь зазря!

- Ну, Ваня, как знаешь!

- Ты, бабка-колдунья, напрасно пугаешь! Хочешь лучку аль зубок чесночку?

- Фу ты, нечистый, смелый, речистый! Ишь, разговорился! От чесночного духа дохнет и муха! Ладно уж, только мне подсоби. Тяжко жить, Вань, без ноги. Соли замучили, подагра. Век милости не забуду. - А сама в платок бурчит:

- Есть дураки среди люду.

- Всё ворчит да ворчит, беззубая, - говорит Шишок. - Такая старушка грубая. Уж больно она на кого-то, Ваня, похожа, голос знакомый? Ей доверяться, однако, негоже!

А Три-худа знай своё:

- На той вон лохматой опушке мой домик куриный - избушка. А лес? Всё коряги. Ах, виды. Поможешь мне, Вань, без обиды! Эй, ну и конь! Оставайся, Ванюша, в старом времени. Здесь сказкам верят. Пошто тебе солнце в златости да радости? Сходишь на войну, богат будешь! Князем сделаю!

- Ужо показалась в корягах опушка, - говорит Ваня Шишку, - а вона на лапах куриных избушка! Куда забрели? Всё корявей дорожка. Гляди-ко, Шишок, будто чёрная кошка! Глазища по блюдцу, как будто смеются, а когти на лапах с тропинкой дерутся.

Три-худа в образе старухи знай своё:

- Но-но! Оседлала я всё же Ивана. Давай, торопись, оплачу без обмана! - А сама платком как махнёт! Потемнело всё кругом, замерцали болотные огни. Обступают путников, приплясывают, того гляди, в трясину утянут!

- Ах ты, нечисть болотная! - рассердился Шуршала-Шебаршала и выхватил из уха кольцо, потёр то место, которое надо, зашептал: - Дух железный, народися, с огнём-молнией явися! - Испугались огни, исчезли, да и старуха присмирела.

- Ванюша, любезный, ты в дом заходи, на бабье житьё да бытьё погляди. Большуща изба! Ох и большуща. Земля тута время и считает.

- Неужто среди болотины? - удивился Ваня. - Уж больно копчёна изба. Однако, любопытно взглянуть.

- Здеся, Ваня, здеся!

- Что ты, Ванятка, - стал удерживать Ванюшу Шишок. - Гляди-ка, народища смрадного сколько? В кадке купается змей семиглавый! А вона змеёныш на лавке вертлявый. А тута противные толстые жабы плюют на зелёные скользкие лапы?! Чёрт на метёлке у огненной печки. А дьявол глазастый, что конь! Аж в уздечке.

- Цыц, клоп запечный! - рассердилась старуха. - Не бойся, Ванюша, на лавку садись, разденься, разуйся, а хошь, - растянись.

- Житьё как житьё, - говорит Иван, - всё, как в сказке, как надо.

- А это тебе за работу награда.

- Смотри-ка, - шепчет Шишок, - старуха уселась на чёрный шесток и развязала дырявый платок.

- Связочка жирненьких серых мышат. А-а! - зевнула ведьма. - Как ходики нынче, Ванюша, спешат! Мышаток, хоть жаль, но тебе отдаю. А хочешь, поджарю? Аль в шкурке сварю?

- Водицы дала бы, бабуся, испить!

- Хватит тебе про водицу-то ныть! Наелся лука да чеснока... А квасу не хочешь? Вчерашнего... право. - А сама ворчит:

— Вот напою. Злое зелье - приправа. Уснёт навечно, и все проблемы.

- Квасок-то зелёный, чай, из лягушек?

- Что ты, родимый! Не обижай старушек! Пей же скорее! Годится, годится! Та ж болотна водица! Завсегда зелена. Така она. - Иван уж было хотел отпить из ковша, да Шишок не дал - под ковш поддал, зелье плеснулось, зелёным туманом под печь поползло. - Ну что за народ! Хоть я ведьма, карга... Болит у старухи дубова нога. Болота, всё сырость, лягушки да жабы. А мы вот - старушки, убоги и слабы...

- Ишь ты! - крикнул Шишок. - Старуха то так, то эдак дело поворачивает. Нечистое тут место, пошли, Ванюха!

Старуха смолчала, прикинула что-то и снова сначала:

- Ох, Вань, и работа?.. Присядь на лопату, как царь на крылечко, маненько погрею тебя в русской печке. Да заодно и духа твово избушного. Небось, в болоте озябли!

А Ванька в ответ:

- Сказка мне эта, бабуля, знакома. Шишок мне рассказывал давеча дома.

- Нету терпенья мне больше общаться! Пора нам с тобою навеки прощаться! Горыныч, Кикимора, Дьявол и Леший! Хватайте Ивана! Топи его, вешай! - рассердилась болотная старуха, да так рассердилась, что свалился платок, косы трёхцветные и рассыпались.

- Опять ты, Три-худа! - вскричал Шишок, - вот достану сейчас колечко, будет тебе крылечко!

- Не надо! Сдаюсь! - в страхе взмолилась трёхцветная пакостница. - В болоте остаюсь! - кричала Три-худа, убегая вслед за куриной избой.

- Да ну их! - махнул рукою Ваня. - Прескучили старые сказки, русалки озёрные, ведьмины пляски, избушки куриные, страхи животные, кошки да мышки, да жабы болотные.

- Значит, домой, Ванюша? На печи пошуршим да пошебаршим, пошушукаемся. Ты мне сказку - я тебе две. Со сверчком подымлю я табачком! Охота ведь в избу-то? А? Изба, коли в ней никто не живёт, пропадёт. Мне дак как домовому не положено вообще по свету таскаться. Хотя интерес тоже появился. Вот и кончится скоро болото. Куда теперича? - спросил Шишок. - Совсем запамятовал.

Давай покрутим яичко. Раз болотина не пускала, значит, правильно шли. Чо тако? Светит то с одной стороны, то с другой? Не Златосолнце сигнал подаёт? Али кто зеркальцем вертит?

- Зовёт-то, зовёт. А это кто? Смотри, Шуршала-Шебуршала, девка краса, длинна коса. Откудова на болоте взялась? Не ведаю. Така красива да ласкова. Кто ты, девица, скажись? Да не бойся, покажись!

А девка и отвечает:

- Не смею, матушка не велела с парнями заигрывать. А тебе, Ванечка, от меня подарочек - три серебряных маковки.

- Откудова знаешь, как меня величать? - удивился Ваня.

- Маковки-то - зелье! - заворчал Шишок. - Дурманна в них сила, Ванёк.

- Все тебе, Шуршалушка, зелье да дурман-трава чудятся. Из рук такой девицы-красавицы вряд ли худоба кака приключится, кака непотреба выйдет!

- Как будет тебе, Ванечка, худо, нестерпимо худо, плохо, что глядеть невозможно, - предложила девица, - брось одну маковку о землю. И полегчает. А хошь, женись на мне?

- Жениться? - молвил Ваня. - Можь, и жениться... только рановато и нековды.

- Верно, нет таких трав, чтоб узнать другого нрав, - снова заворчал Шишок. - А девка, вроде, справна. Можь, и впрямь по избам? И то правда, чо жениться тебе скоро будет надобно.

- Нет, не по избам! Тебе бы, Шуршала-Шебуршала, на печку поскорей! - стал Иван корить Домового.

- По избам, Ванечка! По избам! Брось серебряну маковку о землю, чёрный конь примчится, чтобы на нем домой в Тверь воротиться! Дьявол примчится, огонь в ноздрях!

- Э-э! - загремело вдруг. - Лентяй тверской, таракан запечный!

- Это не я, Шуршалушка, ругаюсь. А кто, не ведаю. Верно, Три-худа где-то прячется, беду скликает. Большую избу охота сыскать, солнце златое в радости увидеть. А где девица-то? - А девицы и след простыл.

- Пошли, Ваня, - заторопился Шишок, - чует моё сердце, неспроста всё это. Надо тебе подсобить.

- Ись, Шишок, охота. Была луковка, да, знать, выронил. He-а, тута, на половинку!

- А мы, Шишки, не ядим! Забыл, что ля? У хозяев не нахлебничаем. Духовной пищей сыти. Ну, муху иногда, комара, кузнечика какого изловим. Друго дело. Не переядаем. Потому долго и живём. А с дороги-то, видать, совсем сбились. Давай-ка покрутим яичко.

- Покрутим, - согласился Ваня, - а яичко-то не потерял?

- Яичко - не луковка, терять нельзя. - Положил Шишок яйцо на камень, стал крутить да приговаривать:

- Ты, яичко, покрутися, покрутися, поворотися! Указать крестом нам путь не забудь! Вона куды знак, туды идтить. Али не туды! Что за напасть? Как бы не пропасть! Яичко, знать, шпортилось. А крестов-то, крестов на ём!

- Можь, и шпортилось, - поддакнул Ванюша, - хоть и каменно, а эдак от птицы. Брось ты его, Шебаршалушка. Пошто зря булыжник таскать.

- И то право, - отвечает Шишок, - была не была, у-ух!

- А-а-ааа, - завопил кто-то в кустах голосом Три-худы.

- Знать, в нея угодил, в самый раз попал.

- Попал, да не прибил, - заворчал Шишок, можь, одумается, отстанет.

- Эх, Шуршала-Шебуршала, мы с тобой приятели! - запел Ванька, а ему вторил спутник:

- Ваня, Ваня, друг сердечный, мне бы на полати бы!

Эх, крылечко, ты, крылечко! Э, зелёны ставеньки!

Где изба моя, где печка? Где вы, стары валенки!

Найдём, чего ищем!

- Обязательно найдём! Энти сгодятся? - молвил Ванятка, подкидывая одну из маковок. - Ой! Будто кто под локоть поддал?!

Тут одна маковка о землю ударилась, а как ударилась, потемнело, загремело кругом. И голос Три-худы, словно из-под земли:

- Ага! Будет худо вон оттуда! От невежества погибнете. Прибьют на барщине в крепостничестве! Задушат в подвалах царских!

Вышли тут из чёрного пня два чёрных монаха, таща за собой старую женщину:

- Не ведаю! Не насылала мора, порчу на скотину! Не насыла-ла...ааа! Не была я вороною лошадью! Во истинный крест!

- Топи её в болотине! Топи ведьму! - вскричал один монах. - А то в реку давай, в Оршу!

- Не ведаю! Не виноватая! - причитала старая тверитянка.

- Ах вы, ироды! - возмутился Ваня. - Монахи монастырские, разбойники, чернокнижники!

- Молчи, гунька беспортошный! Крепостной ты ноня. Вона из Твери княжеска грамота!

- За глумление над слугами крестовыми, - закричал другой монах, - святой отец игумен берёт добро, давай торбу! Всё теперь монастырское!

- На дыбу его! Крути ему руки! Вяжи скоморошника! - вторил ему первый монах. - Богоотступника церкви святой!

- Ах, так! Торбу отнимать?! Я вас сейчас огнём спалю! - разъярился Шишок. Но его схватили, потащили к дереву, на шею накинули верёвочную петлю.

- Ванюша, не робей! Круши их дубьём, копьём, каменьями!

- Нестерпимо на такое глядеть! Была не была! - И Ванька, выхватив из-за пазухи вторую серебряную маковку, бросил о землю. - Монахи тут вместе с женщиной словно сквозь землю провалились. Зато голос Три-худы из трясины болотной забулькал, заклокотал:

- Теперь-то уж вас погубят болезни да голод. Не видать вам нового времени! Не видать вам Солнца Злата в радости! - И появился из густого тумана белый старец:

- Беда, голод в мир гонит, люди добрые. Реки обмелели, ручьи пересохли, колодцы иссякли. Голод на Руси. Засуха, болезни. Чума, оспа да холера народ изводит...

И снова из чёрного пня вышли чёрные монахи с огромным чёрным обручем, высоко неся его над головами.

- Держись, Шебаршала! Счас разберёмся и с третьей маковкой! - вскричал Иван. А голос Три-худы из-под серого придорожного камня зловеще молвил:

- Будет ещё хуже, чем было!

- Ой, Ваня! Тишина - громче грома, - прошептал Шишок. - Что это? Никак призрак... войны?! Слышь, оружием бряцают, вздохи, стоны. А вот он и сам в развевающемся обгоревшем чёрно-красном плаще-саване! Гляди, люди падают, саван их накрывает! А крестов-то, крестов, могил... Ванятка, не робей! Судьба победить аль погибнуть!

- Русские никогда не робели! - вскричал Иван. - Победа будет суждена, если победу захочешь!

- Верно, Ваня! Праведные слова исходят из правды. Сейчас подмогну! Мы, Шишки, за хозяев, за дома свои постоим! Дух железный, народися, с огнём- молнией явися! - И домовой, вылетев из державшей его петли, выхватил свое заветное колечко.

- Глянь-ка, Шебаршалушка! Призрак-то свернулся в комок, с дороги в канаву скатился. Никак, Три-худа из-под савана выползает?!

- Три-худушка! Привет от запечного! Спасибо, родненькая, сладенькая, за маковки серебряны. Хоть на лице белила, да не сделалась мила! Просветила, Три-худушка, просветила!

- Одолели, прошли! Но вы ещё вспомните обо мне! - зловеще прошипела Три-худа, сбрасывая обличье девицы-красы. - Когда проснётся Земля, люди ещё будут спать. Их несовершенство порождено гневом, ложью, глупостью! - с этими словами она исчезла. Утренний ветер развеял чёрные пни, клочья обгоревшего савана. Белый молочный туман окутал спящую ещё землю. И тут путники неожиданно увидели крышу необыкновенного дворца. Она походила на спираль, уходящую в небо.

- Вона изба-то кака? Словно Тверской собор! - изумился Ваня.

- Дом на доме стоит. А энтова чо за штука качается?! Пошто висит?

Послышался мелодичный голос:

- Выше облачных сводов не создавалось храмов! Ярче звёзд и луны не светились огни торжества. Ослепительнее и горячее солнца нет ничего во Вселенной. Я - Маятник Земли, веду отсчёт времени.

- Эй, Маятник, - спросил Иван, - кто тебя толкает?

- Меня толкает Земля.

- А Землю кто?

- Вселенная. Солнце ясное.

- Ужо не тут ли Земля счёт годам ведёт? - поинтересовался Шишок.

- Здесь Земля счёт времени ведёт.

- А время где живёт? - снова спросил Шишок.

- Старое время живёт там, откуда вы идёте. Новое время поджидает вас там, куда вы идёте. Каждая прожитая минута делается старой, уходит в прошлое...

- А где сама Земля? - спросил Ваня.

- Всё вокруг нас - Земля.

- Как я сразу не догадался-то! - засуетился Шишок. - А не ведаешь ли ты про Солнце Златое, что в радости живёт? Как его найти?

- Ведаю, ведаю, - молвил голос. - Живёт оно на вершине моего дворца. А зачем искать?! Надо учиться видеть радостное, доброе, красивое. Не всматриваться в ненависть, не разжигать в себе зла. Люди - дети света. Они должны помнить об этом и служить солнцу.

- Как это? - не понял Ваня.

- Радость приходит с ясным утром, с чистым небом и с человеческой добротой. Доб-ро-той, - голос умолк.

- Вот, Шебаршалушка, и большую избу нашли. Войти бы да до Солнышка Златого дойти.

- Входите да помните, - снова молвил голос, - вошедшему нельзя долго оставаться в одном времени. После осени должна наступить зима, после зимы - весна, а за ней - лето. Потом опять осень, зима, весна, лето. Так было и будет вечно. Помните: из осени спешите в зиму! Из зимы - в весну! Из весны - в лето! Нарушивший запрет навсегда останется в том времени! Нав-сег-да! Пом-ни-те!

- Ну и дела! - высказался Шуршала-Шебаршала.

- Дяла у них, - послышался голос Три-худы. - Кабы следом не ползла, не узнала бы, где большуща изба стоит. Где Земля счёт времени ведёт. Силой не взяла, так хитростью одолею упрямого тверича да дружка его запечного-поперечного. Останутся в старом времени! Не видать им нового времени. Не видать Златосолнца и радости. - И Три-худа приоткрыла дверь дворца, ведущую в осень, прикинулась Дедом Урожаем.

- Заходите, гости дорогие, - запричитала Три-худа, положив на голову копёнку из жёлтой соломы, - в осень угодили, погостите. Праздники урожая начинаются, Ванечка. Свадебки на Руси играют. Ты ведь страсть как на балалайке играть любишь! Оставайся, закрома полны. Живи - не тужи!

- Нековды, идтить надобно.

- И то верно, - заторопился Шишок, открывая соседнюю дверь, идущую вверх. А уж Три-худа там, в Зиму Зимовну превратилась, Деда Мороза кличет:

- Эй, Мороз Морозович! Старый, ты что, совсем в детство впал? Сидишь себе на подоконнике, стёкла разрисовываешь? Не слышишь? И дела нет до гостей! Дед, приморозь-ка их, чтобы Зимушку лютую помнили! Вьюга, Метель, Пурга, подсобите! - И закружились холоднющие силы вокруг Ивана и Шишка, и заморозили, и усыпили.

- Поменяю-ка я свой перстенёк с ледяным бриллиантиком на колечко вон у того дружка запечного, - молвила Три-худа в образе Зимы Зимовны, - ни к чему оно этому лохматому, нечёсаному. Ухо, чай, смёрзлось, не чувствует!

- Ты чего за шиворот воду льёшь? - очнулся Шишок, - Не крути, не отдам колечка. Ваня! Да никак умёрз? Вот бы на печку погреться. Чем топите-то? Сосульками, небось?

- А чем же? - отвечает Зима, играя градинками и грызя леденцы.

- Ванюша, пора из зимы выбираться! Нельзя нам тута долго оставаться. Пора в весну идтить. Маятник-то что вещал? Забыл, что ля?

- Ну, Шуршалушка-Шебуршалушка, сна не дал доглядеть. Видал туманы сказочные, солнышко златое улыбчивое, ласковое.

- Пошли, пошли, - стал выталкивать Шишок Ивана за дверь, где тихо скрипели льдины, журчали ручьи, падали капли и слышались раскаты грома. - И здесь нечего задерживаться долго. Но без весны в лето не попадёшь!

- Грох-грох-грох! Трах-трах-трах! - приветственно переливалось крутом.

- И холод, и тепло! Снег и гроза с ливнем! Всё сразу?! - удивился Ваня.

- Так это ж весна! Она така. В ней всё перемешано, - рассуждал Шишок, шагая с Ванькой в лето.

- Прошу, заходите! - на пороге лета стоял солидный рыжий гриб, из-за плеча которого выглядывала взъерошенная ворона. - Разрешите представиться: Лето, Июнь Июльевич Августович, псевдоним - Жаворонков. Глафира, распорядись! Это - Суховей Водопеевич. Его приятель - Смерч. Вместе с Глафирой прилетели, живут вот... Суховейчик, предложи гостям чая с малиновым вареньем, с баранками да с сушками, али черничного пирога.

- Ох, ох! - стал крутиться возле веника Смерч.

- Вертится да охает. Зубы болят. От сладкого, - продолжал Жаворонков. - Вчера, представляете, один целый сад со спелыми яблоками и грушами проглотил. Глафира! Ты чего там возишься?

- Да ещё в Армении персиковые плантации скушал, - добавила ворона, появившись с большим подносом, на котором лежала гора угощений. - Суховейчик, дружок, развлекай гостей! - ворона Глафира подожгла на блюде дурман-траву, стала обносить гостей сладостями, окуривая и одурманивая пришельцев. - Угощайтесь, угощайтесь!

- Пахнет-то как душисто, вкусно, - разомлел Шишок. - Не хуже, чем на печке.

- Хорошо, - вторил ему Ваня.

- Отведайте, гости дорогие, гости долгожданные, - продолжала Глафира. - Суховей, я что сказала?! Развлекай гостей!

- Очень даже охота отведать. Аж за ушами затрещало, рот слюной свело, - говорил, зевая, Ванюша. - Эва, как крутится приятель-то твой...

- Давай, Смертушка, давай! Суши их, высушивай! Эх! - вдруг злобно завопила ворона.

- Что с тобой, Глафирушка? - удивился гриб. - Смертушка-Суховейчик, ну-ка, за водицей волжской слетай! Самоварчик-то, поди, давно пустой? Али выкипел?

- Чаёк да чаёк, - заворчал Суховей, - сейчас слетаю. Будет вам по глотку. Тоже водохлёбы?

- А как же? Водохлёбы. Тверские. Можем с одной баранкой на спор сорок чашек выпить, - подхватил Шишок.

- У нас все водохлёбы: затверецкие, затьмацкие, заволжские, посадские. Спать-то как охота... Пахнет чем-то, не пойму? Вроде, сеном...

- Запахи лугов, садов, полей, рощ. Запахи лета, - поддакивал Жаворонков, - прекрасная пора!

- А что там? - спросил Ваня, показав рукой на стену, уходящую вверх.

- Известно что. Осень. За ней - зима, опять весна, лето, снова осень, и так бесконечно, как сама Земля. От января до января даёт виток наша Земля вокруг солнца. Считает время Земля, считает...

- Хорошо-то как... А ты, Шебуршалушка, ужо спишь и колечко выронил. Как скажу: «Дух железный народися, с...», - и Ванятка заснул.

- А дальше как? Как дальше? Нечиста сила, не успела! - скинув обличье вороны, запрыгала вокруг спящих Три-худа. - Может быть, так: «Дух железный, народися, с новой гадостью явися»? Да ладно, кончилась их жизнь. В старом времени остались, лежать будут возле загородного посада. А ты чего с пустым ведром болтаешься? - накинулась на Суховея ворона. - Опять дорогой выпил?! Вот что, Суховейчик, родненький! Ты всё равно по свету носишься, отнеси-ка этих в старую Тверь!

- А иде та Тверь? На Волге, что ли? - закрутился горячий ветер.

- И на Волге, и на Тверце. Да не перепутай, в каку сторону! Туда - в сторону весны - старое время. Туда, в сторону осени - новое время. Аж чтоб тебя подкинуло да подбросило!

И так подкинуло, и так подбросило от этих слов Суховея, что вылетел он в космическое пространство, неся путников. А в космосе время не ровня земному. Решив, что приятели не баре, не князья, что сами до печи доберутся, вытряхнул Суховей Ванятку да Шишка прямо на мостовую.

Умчался сухой ветер от города Твери в сторону Каспийского моря, оставив Ваньку Тверского и домового духа Шуршалу-Шебуршалу в новом времени. А так как оказались они возле здания школы из красного кирпича, то и ввалились, не думая, в помещение. За столом сидел учитель Ложкарёв, перед ним стоял ученик Крестаковский.

- Однако, невежливы, без стука, - сказал учитель, обращаясь к гостям.

- Мы из города Твери, без копейки, на мели. В гости пожаловали не сами. Низко кланяемся.

- Уж и низко.

- Вона, до полу.

- Иван, что ли?

- Ага, Иван. Как догадался? По батюшке - Иванович. Кличут - Тверским.

- Калининский, значит, - уточнил Ложкарёв.

- He-а! Калинински в другом посаде живут.

- А я - Крестаковский, - представился подросток, - ребята Простаком зовут.

- Знамо дело, - проворчал Шишок, - значит просто так живёшь.

- Почему просто так? Не просто, сложности есть, свои проблемы.

- Будем знакомиться, - заулыбался учитель. - Ложкарёв.

- Знать, из Затверецкого посаду? Там завсегда жили Ложкарёвы, Митюрёвы, Коровицыны.

- Коровицыны от слова кровь? - спросил Крестаковский.

- He-а! От слова корова. У нас коров да коз в Твери - пропасть! Аль не знаешь? Из козлиных шкур кожа, знаешь, кака хороша? Сапоги, сапожки сафьянные в Ордынском ханстве и в других заморских странах славятся. Можь, потому и величают тверичей «тверскими козлами», - добродушно добавил Ваня.

- А я слышал, что герб тверской в средние века имел изображения разных животных, вроде, и козла. На первом-то гербе - Георгий Победоносец на фоне Волги. А с семнадцатого-восемнадцатого века стали изображать кресло, обтянутое зелёным бархатом, и корону на нём.

- Можа, и были на гербах козлы, Георгии, кресла. Мы - люди неграмотные. По мастерству - друго дело, - замялся Ваня.

- Ничего-то мы с тобой, Ванюша, не знаем. Лежим на печи, как тёмные бутылки, - вздохнул Шишок. - А ты, знать, здеся самый учёный, коль про. гербы толкуешь. На волю тебя барин отпускает? Оброку-то сколько платишь?

- ...учёный... мочёный, - заулыбался Крестаковский. - Пашу, пашу с восьми до тринадцати тридцати, а всё равно две тройки. По воскресеньям в основном гуляю.

- А я работаю кажинный день, с рассвета до лучины. По воскресеньям только в церковь и хожу. А оброку много: в долгах как в шелках! А ты, видать, богач, раз тройки, ездишь...

- Ага, на них... богач! Ха-ха! - засмеялся подросток.

- Троек-то, говоришь, две? - продолжал Ванятка.

- По двум предметам. Физкультура и рисование. Не все же рисовать умеют?! И с силушкой у меня плоховато. Зато в компьютерах, дисплеях, АСУ - разбираюсь!

- Осу я видел, и пчёл. Каких два предмета, не пойму. Телег али саней?

- При чём тут телеги, сани, осы, пчёлы?! - удивился Крестаковский. - Тройки, понимаешь? Трой-ки! Умственно отсталый, что ли? Дурак? Говорим по- русски, а как будто на разных языках разговариваем!

- Три-худа дураком обзывала. Но я - нормальный. У нас все таки, - обиделся Ваня.

- Неграмотный ведь, а смекалистый, - вступился за Ваню Шишок. - Мастерство ух как знает. Давай твой, как это, карбютор, живо разберёт.

- Говорите-то вы по-русски, только в выражениях разных времён, - вступился в разговор Ложкарёв. - С Полиграфа они, Крестаковский, разве не видишь, шутят. Приехали к нам с концертом.

- С каким концертом? С какого полиграфу? - опять удивился Ваня.

- Уж и не знаю, с какого. С детского или со взрослого. У вас там фольклор, - сказал Ложкарёв.

- He ведаю.

- He знаем, - добавил Шишок.

- Недавно в городе живете?

- Я - домовой, Шишок. Ваня Шуршалой-Шебаршалой кличет. Живу в Твери, почитай, четыреста годков. А Ванина родня живёт здеся испокон веку в Загородном посаде.

— Ясное дело. Ваня живёт в центре города. А Шебаршала, Домовой - украинская фамилия? - спросил Ложкарёв. - Весело, славно разыгрываете нас!

- А вот Фольклора не знаю, - продолжал Шишок, не обращая внимания на слова Ложкарёва. - Немец Фольклор-то твой? Али швед?

- Шутники, однако. Из художественной самодеятельности? - уточнил Ложкарёв.

- Из какой такой са-мо-де-я-тель-нос-ти? - переспросил Ваня.

- Из само-дея-тель-ной, - пояснил Крестаковский.

- Верно, сам всё делаю, - догадался Ваня, - бочки, вёдра, деревянны ушата. К бондарёвскому мастерству пристрастился. Затьмацкие - те больше по кузнечному делу: замки там замысловатые мастерят, серпы, обручи для бочек. Это ихнее дело. Затверецкие - больше на барках, чёлнах да парусниках по рекам ходят, суда в дальние земли водят, зимой гвозди делают. Ух, и гвозди кованы! Работать надо, а то с голоду опухнешь, помрёшь раньше сроку.

- Хорошо, Вань, играешь, - Ложкарёв отодвинул в сторону тетрадки.

- Нековды нам играть. С восьми лет, как тятьку на войне шведы убили, работаю.

- Какие ещё шведы? Немцы? В Великую Отечественную?

- Можа и немцы. Кто их разберёт. Я тама не был.

- На Тверь недруги не раз наваливались. Но тверичи их тово - турнули всех, - вставил словечко Шишок, - нечаво на чужо добро зариться. А Ваня бочки мастерит большущи под капусту, под огурцы.

- Полногабаритные, стало быть? - хмыкнул Крестаковский.

- Оне. Полные, здоровые. Десять пудов влезает. А ты чаво делаешь? Не пойму. Берестяные грамотки рисуешь? Али нову грамоту князю великому пишешь? Челобитню бьёшь? А книг-то, книг! Монастырски, церковны? Али каки? Заморски... с картинками... А про чо?

- Рисую, пишу, читаю. Весело с вами в старинку играть! - опять засмеялся Ложкарёв. - В-х-алера!

- Поп, значит, али игумен, - продолжал Ваня. - Отроков сколько привалило? Эва, семья-то многодетна, знать? И парни, и девки справны. Все без дела, с грамотками.

- А ты, мужик, пошто холеру кличешь? - возмутился Шишок. - Смотри, придёт, как Три-худа. Ишь, неслух, вертун! Ты энтова на горох коленками, - указал Шишок на пятиклассника.

- Садитесь, гости дорогие, раз пожаловали на занятия кружка. Михаил, Миша! Карту давай!

- Михаилом-то в честь князя тверского Михаила Ярославича назвали?

- Какого князя? - удивился Крестаковский.

- Как какого? - возмутился Шишок. - Первого-то тверского князя в тринадцатом веке Ярославом Ярославичем величали. Он был братом Ляксандра Невского. Ляксандр - значит победоносный! Так вот, сына Ярослава звали Михаилом, Михаилом Ярославичем! Загубил хан татарской орды Узбек его душу. Соху тяжку на спину взвалил. Двадцать шесть дней и ночей маялся князь, а пощады не просил. Убили Михаила Ярославича татары. А ще пуще лютовал в Твери двоюродный брат Узбека - Голхан, по прозвищу Щелкан: «... брал он, млад Щелкан, дани невыходы, царски невыплаты, у кого денег нет - у того дитя возьмёт, у кого дитяти нет - у того жену возьмёт, а у кого жены нет - того самого головой возьмёт». А тверской дьякон Дюдько, что кобылу на водопой к Волге повёл, вот тута, - тряхнул головой Шишок в сторону Волги, - так он...

- Здесь же старый волжский мост стоит! - удивился Крестаковский.

- Тута было, тута! Моста тогда не было. Так вот, когда стали ордынцы кобылу отнимать, завопил дьяк дьяковским басом что было мочи:

- Братья, тверячи! Не выдавайте! Бей их, насильников окаянных! - Из-за Волги, из Затверечья, из-за Тьмаки и Загородного посаду сбежался народ. Ударили в колокола, и давай крушить. Сожгли княжеский терем, где закрылся Голхан, перебили всех татар, освободили Тверь.

- Кабы, сказывали, не московский князь Иван Калита, враждовавший с Тверским княжеством, - добавил Ваня. - С поклоном пошел Калита к татарам. Спас Москву от ханского гнева. А Тверь и другие города пожгли.

- Всё правильно, - кивнул Ложкарёв. - Тут поднялся народ. Встал под знамёна великого Московского князя Дмитрия. Собрались бойцы на Куликовом поле. Разгромили Золотую Орду. Порушили их власть над русскими землями.

- И потом было много всяких битв за Тверскую Русь! - добавил Шуршала- Шебуршала.

- А говорите, неграмотные! - засмеялся Крестаковский. - Интересно, что было там, где я сейчас живу? Мало мы знаем о своей земле. А что будет потом? В другом веке?

В помещение ввалилась группа подростков:

- А в другом веке будем мы. Ваше время истекло. По расписанию наступило наше время.

- А ты пошто так разоделся? - спросил Ваня. - На войну идёшь?

- Ты чего, какая война? Я - металлист, тяжёлый рок-металл. Хэви-металл! Не слышал?

- Рог? Что за рог? Коровий? Али козий? Кузнец, что ли? По кузнечному делу? А руки-то белы?! Господски! - усомнился Иван.

- Я тебе дам козий! Сам козёл вонючий! Тоже мне, воспитатель в лаптях нашёлся. Отстань. Я в седьмом учусь.

- Ты же в седьмом в прошлом году учился? - уточнил Крестаковский.

- В прошлом году я учился в седьмом «А». А в этом году в седьмом «Д»! «Д-д-д»! Понятно?

- Нашёл, чем хвастаться: «Д-д-д», - усмехнулся Шуршала-Шебуршала. - Глупый хвастается молодой женой, безумный - золотой казной, сильный - силой, а умный - старой матерью. А он: «Д-д-д!»

- У меня мать не старая, и отец не старый, инженерами работают.

- Работают, стало быть. А в кого же такой - прошлогодний? - спросил Шишок.

- Какой прошлогодний? Сам хорош! Лаптёжника из себя строишь. Жил и живу, не на твои. Пусть умные занимаются умными делами. Нам это ни к чему. Нам этого не надо.

- Знать, Ваня, его Три-худа пестовала, - вздохнул Шуршала. - Вишь, какой огрызок, невежа. А ты, эва какой разрисованный? Из половцев али раньше жил? - спросил Шишок у другого подростка. - Может, ряженые? Али свихнувшиеся от плохого питания, - стал вслух рассуждать Домовой. - У нас усе у церкви такие уродивые. Но теж по одному. А энтих - целая охапка. Глянь, а лохмат-то?! Словно солома в копне. Нечёсан. Чай, насекомые в голове? Гребешок вона. Поцарапай.

- Сам ты, дядя, нечёсаный! Отвяжись! Мода у нас. Выпендриваемся, понимаешь? Личность свою показываем. Ну и что? Нельзя? А вы откуда на нашу голову свалились? «Лапти вы, а лапти, вы лапти мои, лапти новенькие, трехрублёвенькие», - запел паренёк.

- Откудова, откудова, - проворчал Шишок, - оттудова. Из православной Твери. Здеся живём. Я и Ваня. Ещё Три-худа с нами, да и с вами, видать!

- На Пролетарке, что ли? - спросил второй подросток. - В самодеятельности играете? Мы тоже балуемся, - и стал настраивать гитару. - Эй, Наташка, давай!

- Разлука ты, разлука, у дома не крутись. Мы больше друг без друга не можем обойтись! - запела девушка.

- Три-худа ты, Три-худа, у дома не крутись, мы больше друг без друга не можем обойтись, - стала подпевать невесть откуда появившаяся тверская поганка. - Вона куда занёс тверичей небесный-легковесный, стручок сухой, бродяга сушёный Суховейчик! Знать, не туды дунул. Не туды! Потише нельзя? Совсем оглушили, окаянные, бренчалками! Заткнитеся!

- Не нравится, тётка, проваливай, не держим! - сказала девица.

- Ты чего подсовываешь? Свои сигареты есть. А ладно, давай!

- Я тебе ещё маковку дам. Зелье что надо. Дурман, забалдеешь!

- Ты чего, тётка, сдурела? А почему мне предлагаешь? - спросил подросток, засовывая маковку в карман.

- Личность подходящая. Личность, говорю, нестойкая! Давай порезвимся?! Бомбочку махонькую-махонькую под Маятник Земли подсунем? Весело будет! Их как весело!

- Ты чего, тётка? Да за это сведу, куда следует!

- Ай-ай! Какой необходительный. Я же пошутила. Разве не видишь, не в себе! Не в себе! Из дурдома, из дур... Но-но!.. Надеюсь... Подкараулю... Глядитя у меня, - зашипела тверская пакостница, прячась за углом.

- Явилась, не запылилась! - крикнул ей вдогонку Шишок. - Далеко не ходь! Домой пора! Надо, Ванюша, её заманить, а то натворит чаво. Знать, и вправду в ново время попали. Всё одолели. Большущу избу нашли, где Земля время считает.

- А Златосолнышко, что в радости живёт, где? - спросил Ванюша.

- Чтобы увидеть Златосолнце в радости, - послышался голос Маятника Земли, - надо учиться видеть светлое, не разжигать в себе зла. Радость приходит с ясным утром, с чистым небом, с человеческой добротой. Доб-ро-той.

- Вот так-то, родненькие мои, - услышали приятели голос Три-худы, - рассказывайте сказочки, рассказывайте, а я послухаю:

- Не в некотором царстве, не в некотором государстве, а в княжестве Тверском, в Загородном Торговом посаде, жил да был Ванька да дружок его Шишок запечный, друг сердечный, дух домовой - Шуршала-Шебаршала.

А из глубины веков, из темноты времени следят зелёные глаза ТРИ-ХУДЫ, поджидающей людей Земли и с войнами, и с болезнями. Но самое большое худо, от которого все напасти, это - НЕВЕЖЕСТВО!

Присказка да семейная!

Поучительна, не елейная!

Молодушка

По дороженьке шла молодушка. Пролегла от мельницы та дороженька. А навстречу мужичок шагал неторопко так, нога за ногу! Мужичок как мужичок, бороденка окладиста, кудрявенькая такая. А что нечесаный, так от природы закрученным уродился.

- Откудаво, молодушка, идешь-то? - спрашивает кудрявенький.

- Да вот мучку с мельницы несу. Пироги затеваю, - отвечает молодица.

- А чаво еще для пирогов-то надобно?

- Чаво, чаво. Да ничаво, почитай, ничаво! Лишь яичек из-под курочки, да сахарку черпачок, да дрожжец с маковый кулачок. Маслица от коровушки припасено. Ах, забыла! Головушка ты моя сиротливая, надобно мучки добавить. Все перемешать, в теплое - местечко, да чтоб без сквозняков, корытце поставить. Тесто пока пухнет, поднимается, начиночка затевается. Ходи, тестушко, поднимаючись, с пузыречками заиграючись. На досочке-то деревянненькой в распластавшийся в тот блинок вложу то капусточки, то картошечки, аль морковинки свежеваренной. Печку русскую затоплю сейчас и в нутро горячее пироги-сыры испекать пошлю.

- Ой ли! - молвил мужичок. - Поглядеть охота, как таки пироги ты стряпаешь!

- Поглядеть-то что, коли время есть, заходи в избу, но не дам присесть! Печь скорей топи, все дела бери.

Вот и печь тепла, горяча уже, пироги-сыры да на протвине все рядком, ладком в ряд уложены. Лишь один комок без начиночки на столе лежит пригорюнившись.

- Дай-ка я его меж ладонями на досочке-то, да по мученьке, покручу его, поверчу его, на чугунную сковородочку в печь горячую испекать пошлю, - говорит тут гость, по избе ходок. Сразу видненько, что не за так едок.

На столе горой пироги лежат, полотенчиком да прикрытые. А комок-то тот, без начиночки, пышный, розовый, до того духмян, до того румян, словно толстый пан восседает сам! Корка тонкая, от тепла дрожит. А мужик-то тот? На печи лежит, думу думает, пирогов поев: «Засылать пора, и не мешкая, аж пяток сватов мне к молодушке.

P.S. Мужичок-то тот на печи

Ест с мясцом, яйцом калачи!

А вокруг него - много деточек,

Розовощекиньких малолеточек.

На печи сидят, пироги едят!

Погулять хотят вместе с матушкой,

С родным татушкой!

А почему бы и нет? Коль те венчаны?

Лысый пряник в стране Сладкоендии

Лысому прянику с самого мгновенного появления не лежалось. Надо же было такому случиться, как он считал, что всех его приятелей покрыли блестящей искрящейся вкуснейшей глазурью, а его, самого толстого, самого крупного, медового, обошли? И он остался лысым. Повздыхав под душистой коричневой одежкой, лысый пряник решил сам себя как-то привести в соответствующий вид.

В сахарно-кондитерском краю было много интересного. Представьте себе заснеженный лес с пушистыми зелеными елочками. Представили? Но лес этот необычный. И не снег искрится повсюду, а кристаллики белоснежного сахара. И елочки здесь тоже необычные. Они из плотного зеленого крема. А на лапочках-веточках этих елочек - пушистый белый снежок. Но и снег этот не настоящий. Он - сахарная пудра.

Лысый пряник неторопливо катился по сладкому лесу. На лужайке, украшенной большими и маленькими грибами и грибочками, прыгала изюмина. Изюмина была круглая, но такая крупная, что пряник невольно подумал:

- Какой же была виноградная ягода, если после усыхания стала такой изюминой? Он хотел было спросить об этом у самой, в прошлом виноградины, но та, прыгая через веревочку, покинула лужайку.

- Вот это да! Наверное, без косточки? - размышлял пряник, рассматривая следы, оставленные изюминой на мягкой светло-зеленой поверхности лужайки.

- Корица! Корица! Где корица? - неожиданно громко проговорил кто-то за кустиками сладкого зелено-белого леса.

- Да вот же она! - пропищал в ответ тоненьким голоском невидимый собеседник. - А имбиря не надо?

- Нет, нет! - захлопал непонятно кто то ли крыльями, то ли ладошками. И все стихло.

За сладким лесом перед медовым лысым пряником открылась любопытнейшая картина. Толстая девчонка в накрахмаленной фирменной шапочке и в белой одежде разбивала яйца, отделяя белки от желтков. Она делала это так усердно, что не заметила появления лысого пряника, когда же заметила, то громко, но вежливо воскликнула:

- Ну чего разинул рот? Угощать не буду! Я - кондитерша, пока учусь. Возьми- ка шумовку! - повелительным голосом продолжала маленькая кондитерша.

- И взбивай белки. Нет! Не так! Надо в них сахарной пудры добавить. Вот теперь так!

Лысый пряник очень старался крутить шумовкой. Вскоре в посудине, где он взбивал белки, образовалась белая пена. Пены делалось все больше и больше.

- Вот это да! - пыхтел лысый пряник, продолжая крутить лопатками взбивалки. - Вот это я понимаю! Белая пышная масса! Ух! Белый пух! Ух! А ты не скажешь, где мне взять глазури? Для облицовки своей внешности.

- Достаточно! - неожиданно высказалась кондитерша. - Про глазурь не знаю! К тому же у меня закончилась практика. - Сказав это, кондитерша поспешно растворилась среди белых халатов.

Лысый пряник, вернувшись к краю сладкого леса, обнаружил необычную речку. Это была не солнечная и не молочная река с кисельными берегами, о которых ему рассказывал маленький пекарь по имени Пекарик с хлебного завода. Это была цветная речка. Она неторопливо текла между розовыми вафельными берегами и, по рассказам Пекарика, была солнечного цвета.

- Я никогда не видел ни солнца, ни солнечной реки! - воскликнул лысый пряник и попробовал возле орехового камушка лизнуть речку. Но он никак не мог широким ртом ухватить блестящей лакированной поверхности речки. Одна лишь капелька все-таки попала в рот. И была не только сладкой, но и ароматной.

- Да она же с запахом лимона! - воскликнул пряник. А запах и вкус лимона лысому прянику был известен. - Вот поэтому речка и лимонного солнечного цвета. Это лимонный сироп.

Неожиданно рядом с лимонной пряник увидел речку другого цвета и с другим ароматом.

- Ты тоже сироп?

- Нет, - неторопливо молвила густотекущая река, - я - малиновое варенье.

С вареньем лысый был также не знаком. Пряник уже хотел попробовать на

вкус и малиновое варенье, но тут появилась ромовая баба. На коромысле она несла в ведрах клубничный и апельсиновый сиропы. Сиропы в посудине болтались от стенки к стенке. Это мешало бабе быстро идти.

- Позвольте помочь! - предложил свою услугу лысый пряник, на что ромовая баба, пахнув ароматной пышной щечкой, прибавила шагу, успев высказаться:

- Не трудитесь, любезный! Вам нужны не сироп и не глазурь! И баба скрылась за пушистой, белоснежной горой белковой пены.

- А что мне нужно? - крикнул вдогонку ромовой лысый пряник.

- Пожалуй, мне надо последовать за этой дамой. Не все потеряно! - запел лысый пряник на всю Тверскую губернию. - Главное, следует добиваться, чего хочется, а не оставаться лысым! А я хочу стать не только ароматно-медовым, но и блестящим в этой стране под названием «Сладкоендия»!

- До, ре, ми, фа! - неожиданно услышал пряник чей-то сильный, но просоленный голос. Перед ним на широкой полке, облокотившись на лезвие ножа, на красивой цветной тарелке, восседал зеленый, удлиненной формы «фрукт», о котором лысый пряник не имел ни малейшего представления.

- Кто вы? И о чем поете? - спросил у незнакомца улыбчивый широкоротый пряник.

- Я? Ты что, только из бочки или из вскрытой банки вывалился?

- Из какой бочки и банки? - оторопело, уставившись на длинного, молвил путешествующий, ищущий глазурь пряник.

- Я - совхозный огурец! Причем не соленый, а маринованный, со специями! По желанию местных особ прибыл с консервного завода. Сладкое им прискучило. Солененького пожелали!

- Каждому свое, - хихикнула вернувшаяся ромовая баба, выливая сиропы из разных ведер в соответствующие емкости. - А тебе, лысый, не положена глазурь. Ты же медовый! На что маринованный огурец, хрустнув промаринованной одежкой, пропел прощальное:

- Соль, соль, соль...

- Не положено? А что положено? - спросил лысый пряник у шоколадного зайца, сидящего на краю сладкого леса.

- Не знаю. Я лично доволен годом зайца. А ты, возможно, дождешься года лысого пряника!

Приключения толстого пирожка по имени Пончик

Встреча пирожка со слоеной булочкой

Пирожки с разными начинками бежали вперегонки.

- Я - первый! - кричал пирожок с капустой.

- Нет, я! - кричал с картошкой.

- Не пропустим! Обгоним! - на разные голоса выкрикивали пирожки с морковной и луковой начинкой, пытаясь обогнать местных с начинкой из грибов и сыра.

- Мы - первые! Мы - первые! - то же самое повторяли пирожки с вареньем, повидлом, мармеладом, со сладкими лесными ягодами.

- Нет, мы! - выкрикивали «итальянские», начиненные ветчиной и сыром.

Позади всех трусцой бежал неведомо откуда взявшийся пирожок с мясом.

Всем известно, что мясная начинка увесистее, чем капустная или ягодная.

- Куда это вы спешите? - спросила у пирожков белая слоеная булочка по имени Анюта. Она была ближней родственницей пирожным по имени «Наполеон». Но не такой воздушной, как они. Поэтому говорила немного медленнее.

- Куда, куда! - пропыхтел пирожок с мясной начинкой. - На бал-презентацию. Нынче у королевы прием. Хочется побывать и тоже покрасоваться на выставочном паркете.

- А меня почему-то на бал не пригласили! - удивилась Слоеная булочка. - Везде самой нужно узнавать, самой все успевать. Уж эти королевские гонцы - молодцы! - вздохнула булочка, продолжая: - А в тронном королевском зале сегодня было очень много гостей. Я узнала такое, о чем вы, уважаемые пирожки, и не догадаетесь!

- Подумаешь! И без тебя узнаем! - высказались пирожки с начинкой из овощей и ягод. Лысый пряник все расскажет. - И пирожки помчались дальше.

- А что вы такое узнали, белая леди? - с любопытством спросил пирожок с начинкой из мясного фарша по имени Толстый Пончик. - Я могу и не спешить. Что значит присутствовать в выставочном зале? В лучшем случае после презентации затвердеть. В худшем - быть съеденным. Если гость аппетитный - проглотит, не успеешь и покрасоваться. Лучше уж засохнуть.

- Совершенно с вами согласна! - опять вздохнула белая Слоеная булочка. - Быть сухариком, осыпанным душистой корицей куда более престижно. Но нам с вами сухариками не бывать! У нас начинка: у вас - мясная, у меня - фруктовая.

- Так где мы с вами расположимся для беседы? - вежливо прервал рассуждения Слоеной булочки Толстый Пирожок.

- А давайте в зале, где заседают Сырьевые Персоны королевства - то есть сырье Хлебного царства. В зале тихо и не жарко. А общество какое? - предложила белая Слоеная булочка по имени Анюта.

Зал королевства Сырьевых Персон

По углам квадратного зала, словно крупные королевские гвардейцы, стояли бочки с медом, патокой, с вареной и не вареной сгущенкой. От холодильных труб, расположенным по стенам, украшенным накладками в виде винтов, ровно и спокойно веяло холодом. В картонных коробках, с яркими русскими и иностранными наклейками, сливочное масло и маргарин из Германии, Финляндии, России - молча слушали рассуждения разных фруктовых паст, джемов, цветных красителей, ароматизаторов с запахами клубники, лимона, апельсина, стабилизаторов и частые, неторопливые пощелкивания грецких орехов, арахиса, орехов с именем Кешью. Тихо перешептывались сливки со сливочным кремом, с ягодами вишни, малины, плодами ананаса со свежими фруктами: яблоками, грушами, киви, апельсинами, манго и другими компонентами общества, а также творогом и сметаной - для приготовления творожных кексов и изделий с творожной начинкой, прислушивались к щебетанию одной из блистательных принцесс королевства сладостей. Глазурь, роль которой заключалась в придании блеска всем компонентам, вела неторопливую беседу с Агар Агарычем, с Белым и Черным Шоколадом, с Корицей, с Какао из Малайзии на языке, понятном только обитателям данного королевства. Мед с патокой, с Вареной и Невареной сгущенкой не принимали участие в обсуждении вопросов. А зачем? Они точно знали, что без них ничего не решается в палатах королевства. Уверенные в себе, помалкивали и куриные яйца. Сахарный песок был также неразговорчив, как и Мука. Не то что белая пушистая Сахарная Пудра. Она то и дело фыркала, видимо, вспоминая что-то очень веселое из своей жизни. Ну что с ней поделаешь? Пудра, хоть и сахарная, есть пудра! А, возможно, она кокетничала, так как рядом находились десертные вина, ром и классический коньяк.

- Мы попали на заседание Королевских Персон Сырья? - вежливо спросил пирожок с мясной начинкой у мелких разноцветных звездочек и шариков.

- Совершенно верно! - ответили те, похрустывая сахаром и мастикой из крахмала. - Мы лично, Персоны мелкие, отделочные. К тому же Импортные. Из других королевств. Поэтому не все понимаем на языке этого государства. Лучше спросите у Желатина. Он - старейший! Все знает.

Но Желатина на месте не оказалось - накануне сняли с должности по возрасту. Исполняющий обязанности Агар Агарович был скуп на слова, к тому же он больше говорил на языке цукатов из Армении.

- Итак, - высказался пирожок, расположившись со Слоеной булочкой в странной металлической карете на белоснежных кружевных бумажных салфеточках, - я кое-что увидел, услышал, узнал, посетив зал Королевских Персон. Теперь слушаю вас, леди!

- Можно на ты? - в свою очередь спросила Слоеная булочка. - Мы же родственники - из одной муки.

- Совершенно верно - из муки! Пшеничной, высшего качества! Только я, заметьте, с мясной начинкой! А поэтому на вы - будет поделикатнее!

- Очень мило! - растерянно продолжала Слоеная булочка. - Вы интересовались тем, что было в тронном зале, куда меня пригласили на прием к королеве?

- Да, да, да! - поспешно заверил булочку пирожок. - Где вы услышали такое, о чем и не догадаешься!

- Итак, уважаемый пирожок, - уже увереннее продолжала Слоеная булочка, - в нашем удивительном Хлебном Королевстве возник необычный дворец, где реки со сгущенным молоком и с кисельно-ягодными берегами, с кремовыми, зефирными и цукатными островами, с воздушными сладкими бизейными вершинами. Там волшебницы творят чудеса - создают разные сладости. На приеме приняли решение: назвать эту королевскую провинцию - «Сладкоендией»!

- Это интересно. Но как же мы? - тупо уставился на булочку пирожок. - Я, в частности, надеялся на здешнее процветание.

- Мы? А что мы? Как были булочками, пирожками, батонами, плюшками, кексами, баранками, сушками, ватрушками, крендельками-завитками, так и останемся ими. Просто Хлебное Королевство расширило свои границы и переделало имеющиеся дворцовые помещения на новый уровень современности.

- Вы меня заинтриговали. Хочется лично и поподробнее узнать обо всем.

- Вот я и говорю, - поспешно продолжала Слоеная булочка, - мне тоже интересно знать, что происходит в нашем королевстве. Вдвоем это сделать проще.

- Я готов! - решительно заявил толстый пирожок, пытаясь незаметно выпрыгнуть из необычного металлического транспорта. Начинка из говяжьего фарша придавала пирожку необдуманную уверенность в своих действиях.

Но выпрыгнуть пирожку удалось только тогда, когда карета выкатилась из зала заседания важных Сырьевых Персон. Булочка по имени Анюта, повернувшись к пирожку, чтобы высказать очередную мысль, обнаружила его отсутствие.

- Куда подевался этот румяный напыщенный франт? - спросила булочка у пролетавшей мимо мучной пушинки. Но пушинка пролетела так быстро, что не поняла вопроса. К тому же сильный вентилятор тут же удалил ее из зала. В королевском экипаже Анюта продолжала свое путешествие. Не успела Анюта посожалеть об отсутствии своего попутчика, как необычный транспорт устремился вперед и вскоре остановился у ворот с вывеской «Выпечка булочных изделий». Как делаются булочки и батоны, Анюта знала не понаслышке.

Как же делаются булки?

По трубам, идущим по потолку, движется поток из муки. В круглые металлические чаши - дежи - подается все, что нужно для получения белого хлеба. Дежи двигаются по кругу, словно катаются на карусели, только с остановками. В первую дежу тестомес отмеряет нужную порцию муки, воды, дрожжей, опускает металлические руки - лопатки-мешалки. Лопатки старательно перемешивают содержимое чаши до получения куска теста. Первая дежа поплыла по кругу, а к тестомесу подъехала вторая, затем третья и так далее. И пока чаши двигаются в карусели, тесто набухает, начинает пузыриться, подниматься. Снова тестомес по очереди добавляет в дежи то, из чего готовят тесто: растворы соли, сахара, жир, молоко и другие составляющие. И опять металлические лопатки начинают месить, выхаживать тесто, а иначе оно не подойдет, не станет «живым». А «живое» оно от многочисленных микроскопических дрожжевых грибков, образующих углекислый газ, стремящийся вырваться на свободу. Тесту теперь нужно постоять - «созреть», тогда оно станет пышным, воздушным. Булки получатся мягкие, душистые.

Из дежи тесто опрокидывают в бункер, похожий на блестящую воронку, а оттуда через делитель в тесторазделочную машину - на округлитель. Затем аккуратные шарики попадают в тестоформующую машину, где их раскатывают в колбаски. Колбаски из теста на ленте конвейера отправляются в расстройный шкаф. Здесь, как в люлечках, лежат будущие батоны. Люлечки поднимаются, опускаются, продвигаясь к электрической печи. Колбаски набирают объем, становятся пышными. Нож-надрезчик рисует на заготовках полоски - «гребешки».

В туннельную электрическую печь с температурой в двести градусов и ныряют булочки-заготовки. А как вынырнет испекшийся батон, его обдадут паром. Потому корочки на булочных изделиях делаются блестящими.

- Здравствуйте! - крикнула Слоеная булочка вновь испеченным батонам.

- Давай к нам на лотки, - улыбнулись «гребешками» батончики. - Поедем к хлебовозкам, а оттуда, после оформления на нас паспортов-накладных, на витрины в магазины!

- Пока воздержусь, - ответила им Слоеная булочка, - мне надо найти толстого Пончика! А также побывать в выставочном зале. - Но Анюта, соскочив с белоснежной салфеточки, упала на сверкающий праздничный поднос, который несла фрейлина в белом костюме.

Пирожок по имени Толстый Пончик

Толстый пирожок с мясной начинкой оказался не таким уж неповоротливым, как вначале показался Слоеной булочке. Все называли его Толстым Пончиком, поскольку он был круглым и пышным. Хотя имя Пончик не совсем соответствовало действительности. Он был просто большим румяным печеным пирогом, а не шариком из теста без начинки, изжаренным в кипящем растительном масле.

- Пончик так Пончик! Неплохое имя! - согласился пирожок, когда его испекли. - Лучше быть Пончиком, чем каким-то Колобком!

Познакомившись со Слоеной булочкой Анютой, Пончик с самого начала решил действовать самостоятельно. А потому и выпрыгнул из кареты. Оказавшись за воротами зала Заседания Сырьевых Персон, помчался туда, откуда пахло ванилью и пряностями.

Знакомство Пончика с мистером Пекарем

В огромном помещении стояли непонятные сооружения с мигающими огоньками. На одном из них было написано: «Рото-Агро», «Компьютерная программа, кекс-бисквит». Рядом прохаживался господин в белом мундире и в белом головном уборе.

- Мистер, вы не знаете, где здесь молочные реки из сгущенки с кисельно-ягодными берегами?

- Вы в Сладкоендию?

- Туда, - поспешно ответил Пирожок. - Меня все называют Пончиком. Хотя это не совсем так.

- Бывает, бывает. Меня вы тоже мистером назвали. А я - Пекарь. Кстати, должность в королевстве довольно-таки высокая. Правильно идете. Но сначала погостите у нас. Посмотрите, как выпекаются песочные коржи и бисквиты.

- А кто такие эти Песочные кожи и Бисквиты, Мистер Пекарь?

- Так познакомьтесь! Сейчас как раз буду их извлекать. Тут заиграли разноцветные огоньки, и из сооружения выехала этажерка с крупными таблетками.

- Это и есть коржи? - усомнился Пончик.

- Они! Из них творят будущие торты. В тесто для коржей берется мука, яйца, патока, сахар, для придания заданного аромата - ароматизаторы клубничные, малиновые и другие. А вот сейчас, - продолжал Пекарь, - выплывут бисквиты. Их используют как основу в бисквитном торте между сладкими прослойками. К примеру, «Сказки». Для приготовления бисквитного теста на один замес надо: 10 кг яйц, 5 кг сахара, 5 кг муки с добавлением ароматизаторов. Тесто разливают в формы - и в печку «Рото-Агро».

Дальше Пончик Пекаря уже не слушал. Что поделаешь? Он же не Слоеная булочка, а толстый пирожок с говяжьим фаршем, пришелец из другого королевства.

Новые знакомые Толстого Пончика

Прыгнув на тележку, в которой ехали коржи, Пончик покинул Пекарню. Оказавшись в другом зале, он увидел огромное количество куриных яиц. Яйца мыли в растворе соды, извести, несколько раз промывали в проточной воде, прежде чем вылить содержимое из скорлупок. Белок отделяли от желтка. Желток же отправляли для приготовления коржей, бисквитов, в булочную провинцию - для придания блеска сдобным изделиям.

В круглых чанах возвышались горы взбитых белков, сливок, кремов разных цветов и оттенков.

- Вы и есть горы с воздушными сладкими бизейными вершинами, с зефирными и цукатными островами? - спросил Пончик.

- Да! Мы - Бизе из белка, взбитого с сахаром.

- А мы - взбитые сливки с сахаром и со сгущенкой.

- А мы растительного происхождения - низкокалорийные, из молочка кокосовых орехов.

- А мы, а мы! - наперебой, перекрикивая шум взбивальных машин, высказывались отделочные разноцветные крема. - Нас создали из сливочного масла, молочного сиропа, из вареной и невареной сгущенки, из сахарной пудры, с участием ароматизаторов, стабилизаторов, натуральных красителей, с наполнителями из пюре разных фруктов. Мы воздушные! Вкусные! Украшаем, придаем сладость пирожным, тортам и тортикам!

- Разрешите представиться! Зефир сливочный. Из белка, повидла, сахара, уваренного сиропа, в котором Агар, сахар, патока.

- Зефир ванильный! Без Агара, но зато во мне больше ягодно-яблочного и другого фруктового пюре.

- Мы - вафли, родственники зефирам!

- Я - Помадка «Театральная»!

- Печенье «Классическое»! «Карамельное»! «Кофейное» с натуральным кофе и сливочным ароматом!

- Овсяное печенье! - наперебой представлялись Пончику сладости.

- Ой! Сколько информации! - воскликнул пирожок Пончик. - Так можно и лопнуть? А где мастерицы-то, что делают эту сладкоендию?

Тут взбивальные машины в соседнем помещении замолчали, и горы пушистых белков, сливок, кремов в круглых чанах поехали в другое помещение. Заспешил туда и Пончик.

В гостях у «Сказки»

За большими длинными столами мастерицы-умелицы на подставках сооружали торта. Улыбчивые женщины с загадочными лицами создавали не десерты, а славу страны Сладкоендии.

Заглядевшись на то, как бисквитный полуфабрикат промачивали в сахарном сиропе, в котором, кроме жженого сахара, ароматизаторов, было десертное вино и классический коньяк, как мягкое полено, обсыпали шоколадной крошкой и разными цукатами, превращали в будущую «Сказку Шахерезады», Пончик чуть было не свалился в котел. В котле варилась из патоки, сгущенки и масла помадка «Театральная».

- Куда ни глянешь, везде делается вкуснятина! - высказавшись так, Пончик заспешил дальше.

Поточные и фигурные линии привели Пончика в другой зал - в зал титулованных Именитых Персон. На плоских возвышениях в прохладе расположились эклеры, рулеты «Десертные», ромовые бабы, кексы, бисквитные и песочные пирожные, покрытые глазурью из патоки, сахарной пудры и натуральных красителей, медовики, вафельные торта, зефир, пастила, печенье «Овсяное», а также печенье разного вида и разного вкуса. На белых кружевных бумажных салфетках восседали фигурные свадебные торта: «Сладкий сон», «Три желания». Названия Именитых персон говорили о необычном сказочном сотворении: «Маска», «Полет», «Болеро», «Лесная идиллия», «Лебединая песня» и «Лебединая верность», «Орхидея», «Листопад», «Искушение». «Медуница» - из медового бисквита, крема, украшенная сотами, сахарными цветами и с летящей пчелкой. А «Рыжик»? Из медовой лепешки, крема и сгущенки с маслом? Вкуснейший «Йогуртовый торт», в котором бананы, киви, гель с использованием тропических плодов манго, маракуйя. Были тут и облегченные торта, и малые тортики в прозрачных коробочках, к примеру, «Пьяная вишня», и четырехгранные упаковки, наполненные взбитыми сливками, орехами, глазированным белым шоколадом! А «Торт по-киевски» с арахисом, грецкими орехами и кешью? Поразило Пончика и то, что все обилие знаменитостей находилось в специально отведенных для них помещениях: в красивых картонных коробках или, по желанию, в прозрачных, словно сотворенных из стекла, контейнерах, перевязанных тонкими шнурочками и ленточками.

Глядя на все это сказочное изобилие, Пончик заметил пробегающую мимо с подносиком фрейлину королевы.

- Здрасьте! - сказал румяный франт.

- Откуда ты такой взялся? - заулыбалась белоснежная фея.

- Я? Из хлебной провинции соседнего государства, Пончик! Точнее, пирожок с мясной начинкой, - важно представился фрейлине толстый пирожок.

- Не сладкий? - снова спросила придворная блондинка.

- Совершенно! - хихикнул Пончик.

- Он не сладкий! Не сладкий! Это хорошо. Сладкое иногда надоедает.

- Ну, я пошел, - заторопился пирожок, - не хватало, чтобы тебя здесь искусали.

Но проворная фрейлина успела положить его на поднос. Так Толстый Пончик оказался на презентации среди других пирожков, сладостей и хлебобулочных изделий.

Презентация

В светлом зале на троне, сотворенном из кружевных белоснежных салфеточек, восседала королева хлебного государства.

Придворные, пышные и румяные, одинаково одетые в белые накрахмаленные одеяния, двигались по залу быстро и предупредительно. Фрейлины летали от столика к столику, словно белоснежные бабочки.

Важные гости из других хлебных провинций, Сырьевые Персоны, представившись королеве, торопливо осматривали образцы, успевая по мобильным телефонам отдавать приказы и распоряжения за пределы хлебного королевства.

Бал-презентация был в разгаре. Королева, окруженная придворной знатью, оставив трон на попечение охраны, с улыбкой приветствуя всех прибывающих на презентацию гостей, скользила по паркету тронного зала. За королевой тянулся длинный шлейф званий с перечнем наград, новых назначений, поздравлений и пожеланий.

Душистые теплые запахи окружили Пончика со всех сторон. Красивое блюдо, на котором он оказался, располагало к беседе с крендельками, сырными палочками, со сдобой, обсыпанной корицей, маком, с булочками, словно облицованными плотной сладкой белой эмалью. По залу проплывали подносы с пирожными, фигурными тортами. На столах были представлены покрытые белым и черным шоколадом зефир, вафли, печенье разной конфигурации. Рядом с Пирожком оказалась и Слоеная белая булочка.

- Какая красота! Изумительное зрелище! Не правда ли, Пончик? - высказалась булочка по имени Анюта. - Сколько сладостей, хлебобулочных изделий, баранок и сушек в этом необычном хлебном королевстве! Так что можно и сухариком стать, лишь бы увидеть это обилие!

Но Слоеная булочка не успела договорить. Ее положили на разовую тарелочку.

- Смотрите! - воскликнул один из гостей. - Какой замечательный пирог, пышный, румяный! С мясом! - и гость опустил мясной пирожок в прозрачный пакет.

- А презентация?

- А презентация продолжалась.

Мышиный король

(Рассказ)

Мама, прочитав Саньке сказку о Мышином короле, ушла в кухню. Санька, усевшись за маминым туалетным столиком, стал разглядывать всякие флакончики, баночки, кисточки. Его внимание привлекла черного цвета блестящая трубочка, внутри которой двигалась округлая с щетинками щеточка. Не долго раздумывая, Санька с ее помощью на своем лице нарисовал усы, клином бородку, брови в виде треугольных пирамидок. Разная губная помада сделала щеки похожими на розово-красные яблоки.

- Чего-то еще не хватает? - подумал Санька, проводя рукой по короткой стрижке. - Нет кудрей! Заглянул в ящик туалетного столика, где и обнаружил не один, а сразу два парика - произведения парикмахерско-театрального искусства.

- О, ваше величество! - пискнула появившаяся в бархатном камзоле мышка, приблизившись к Саньке настолько близко, что он, если бы был котом, мог бы спокойно ее сцапать. Но Саньке хотелось закончить свое преобразование в короля.

Мышь в бархатном одеянии, подданная короля, все кланялась и кланялась Саньке. - Ваше величество, карета подана! - высказалась подданная короля. После этих слов мышь замерла по стойке смирно.

- Карета? - удивился Санька. - Уже и королевская карета у меня есть?

- Есть, есть! - подтвердила усатая служивая. - Куда желаете доставить?

- Конечно, в королевский замок! - не задумываясь, заявил Санька. - А вы, уважаемая придворная мышь, можете уменьшить мой королевский наряд в размере?

- Конечно, только при условии, что и вы, ваше королевское величество, уменьшитесь.

Красивая коробочка, в которой хранился подаренный маме флакон духов, моментально превратился в изысканную карету. Мышь сидела на облучке, цветные шелковые ленточки служили вожжами. Не хватало только лошадей.

- Вот незадача, - сказала возница в бархатном камзоле, - лошадки где-то запропастились. Может быть, вы пожелаете совершить поездку не в королевском экипаже, кстати, это устаревший вид транспорта, а на современном летающем аппарате? И мышь с легкостью пушинки, взлетев на угол квадратного притуалетного зеркала, сбросила с верхотуры плетеную из тончайших ниточек сеточку для волос, превратив мигом ее в летающий парашют. Парашют летал и садился то на высокий флакон с квадратной широкой пробкой, то порхал между другими предметами с красивыми этикетками, приятно, изыскано, как говорила мама, наполняя комнату утонченными запахами. Полет был настолько увлекательным, что Санька даже не заметил, как исчезла компьютерная мышь в бархатном камзоле, а вместо нее в зеркале отразилась мамина рука с пухлой розовой кухонной прихваткой.

- Сашенька! - всплеснула руками мама. - На кого ты похож? И зачем пооткрывал все флаконы с духами? А моя сетка для волос? Во что она превратилась? И почему импортная тушь для ресниц оказалась на твоем лице? О, боже! Чучело ты заморское!

- Я не чучело, я его величество Мышиный король! - с гордостью высказался Санька, рассматривая себя в зеркале. - Вот только усы и бородка размазались.

- Пошли-ка, Мышиный король, в ванну превращаться в пятилетнего Сашку! - чуть сердито добавила мама. - Ну и король! Мышиный!

Пашаˊ

На даче, надев на голову для тепла пушистый мягкий колпак из-под старой вязаной шапки, взглянула в зеркало. На меня смотрел Пашаˊ.

- Да! - сказала я своему отражению. - Похожа на турецкого султана. Я - ПАША! Почему Пашаˊ? Потому что пашу на даче, хотя... не так яро, как за письменным столом.