Двенадцатый день Рождества

Глава шестая

Увидев, что Майлса нет среди присутствующих в часовне, Жизель почувствовала, как сердце сжалось от разочарования. Сегодня она специально надела новую, подаренную им шаль, чтобы показать Майлсу, что больше не сердится за вчерашнюю выходку.

Ранним утром Майлс доставил подарок не лично, а передал через Мэри, а это доказывало, что рыцарь не только ощущал теперь смирение и покорность, но и понимал, что она не одобряет его участия в представлении.

Без сомнения, так и было бы, если бы не тот робкий взгляд, который сэр Майлс устремил на нее, завершив пантомиму. Прошла целая ночь, и теперь настало время сменить гнев на милость и заверить рыцаря, что пьеса позабавила ее.

Голос отца Павла звонко отдавался под сводом часовни, но, как ни старалась Жизель внимать словам проповеди, она постоянно оглядывалась на дверь: вдруг появятся опоздавшие гости — вернее, один из них, тот, который сейчас интересовал ее больше всего.

И вот наконец она увидела сэра Майлса — тот остановился у входа и с улыбкой смотрел на нее. Только на нее, в этом не было никаких сомнений.

Какая удача, что я надела сегодня новую шаль! — подумала Жизель.

Сердце ее неистово заколотилось в груди, надежда сосредоточиться на проповеди священника растаяла, как снег на весеннем солнце. Девушка не могла дождаться завершения мессы и, когда отец Павел прочитал последние слова молитвы, сразу же подошла к сэру Майлсу, не обращая внимания на любопытные взгляды Елизаветы Коутон и Алиции Дерозье. Она прекрасно понимала, что на лице ее блуждает глупая улыбка, но ничего не могла с собой поделать.

Взяв Жизель за руку, Бакстон вывел ее из часовни и остановился подальше от выходивших гостей.

— Должна поблагодарить вас за подарок, — проговорила Жизель, едва они остались наедине. — О нет, простите! — торопливо добавила она, заметив, как блеснули его карие глаза, и дотронулась до шелковой шали небесно-голубого цвета. — Я неправильно выразилась — я хочу поблагодарить вас, сэр Майлс, искренне хочу! — Как ни странно, девушка начала задыхаться.

— Надеюсь, этот цвет вам более по душе, — мягко отозвался Майлс. — Не сочтите за дерзость, но не могу не сказать, что он вам необыкновенно идет, миледи.

Девушка вспыхнула. Стоя на холодном ветру, она почувствовала, как тепло ей вдруг стало от взгляда рыцаря.

— Верю вам на слово. Не сочтите за дерзость, но он и вам очень шел прошлым вечером, милорд, — не удержалась она от озорного ответа.

Он снова улыбнулся, сверкнув безупречно белыми зубами, глаза его радостно вспыхнули.

— Значит, я прощен за все обиды, что невольно нанес вам вчера? Вы больше не сердитесь?

— Да я еще вчера обо всем забыла. Как я могла сердиться, если у вас был такой глупый вид?

— Так почему же вы хотя бы один разок не улыбнулись? Ведь я на самом деле испугался, что теперь вы никогда не простите меня.

— Мне казалось, что вы совсем не обращаете на меня внимания и вам неинтересно знать, что я думаю.

— Интересно, миледи, — тихо проговорил Майлс, не сводя с нее потемневших глаз, — очень интересно.

Горло Жизель судорожно сжалось: она вдруг ясно вспомнила тепло его губ на своих губах.

А Майлс, не замечая ее смущения, продолжал:

— Признаю, я вел себя как последний эгоист. Меня чрезвычайно увлекло представление, и лишь в середине пантомимы я понял, что невольно оскорбляю вас.

— Не отказывайте мне в чувстве юмора, сэр Майлс, — сказала Жизель. — Я тоже от души повеселилась, тем более что жертвой коварных лицедеев я оказалась не одна.

— Поверьте, леди Жизель, я понятия не имел, что партнер станет изображать меня.

Девушка лукаво посмотрела на него.

— В противном случае вы отговорили бы его от этой затеи? По-моему, это не совсем честно.

— Напротив. Будь я уверен, что вам понравится концовка пантомимы, то попросил бы изменить сценарий и сделать героем всей пьесы чванливого и самовлюбленного сэра Майлса, который пытается облагодетельствовать женитьбой юную девицу.

Не зная, как ответить на подобное заявление, Жизель уставилась на скованную льдом землю. Сейчас она не была уверена во многих вещах — и в своих чувствах к Бакстону в том числе.

— У меня есть для вас еще один подарок — я хочу загладить вину за те два, что не пришлись вам по сердцу, — продолжал сэр Майлс. — Он ожидает вас в конюшне.

— Где?!

— Вы непокорны, горды, не привыкли идти на уступки или давать пустые обещания. Из всего этого я сделал вывод, что вы любите верховую езду, и взял на себя смелость…

Вот опять! «Взял на себя смелость»!.. Но как же действуют на нее его улыбки, его очарование, почтительные манеры — все то, что непременно исчезнет в ту же минуту, как их обвенчают.

Дурное предчувствие подсказывало девушке, что Майлс, как и все мужчины, будет властным мужем и станет держать ее взаперти. Однако она не высказала свои мысли вслух, а присела в реверансе и произнесла:

— Очень благодарна вам за подарок, сэр Майлс!

— После обеда я собирался пригласить вас проехаться со мной верхом, миледи. Сегодня немного ветрено, но в основном погода отличная. Просто надо потеплее одеться.

Нет, она не должна ему доверять, помрачнев, подумала Жизель. Сейчас он ведет себя так любезно лишь потому, что стремится ее покорить. Тон ее был прохладным, когда она ответила:

— Простите, но я не могу принять ваше приглашение, даже если бы и очень хотела.

Майлс устремил на нее проницательный взгляд.

— Ах да, обязанности хозяйки дома. Но разве в эти обязанности не входит развлечение гостей? На верховую прогулку собирается большая группа дворян, и я уверен, что ваш дядюшка не будет ругать вас, если вы присоединитесь к нам, чтобы удостовериться, что мы весело проводим время.

Слова рыцаря заставили Жизель задуматься. Предложение было таким соблазнительным! Ей нестерпимо хотелось выбраться наконец-то на свежий воздух, проехаться верхом, хоть ненадолго забыть о хлопотах, которые она по собственной воле взвалила на свои плечи.

К тому же Бакстон прав: хорошая хозяйка обязательно должна следить за тем, достаточно ли весело развлекаются гости. Что ж, пожалуй, она поедет вместе со всеми, но при этом постарается как можно дальше держаться от сэра Майлса.

Если отправиться сразу после обеда, то она успеет вернуться как раз вовремя, чтобы проверить, как идут приготовления к ужину.

— Хорошо, сэр Майлс, — сказала Жизель, — только сперва я спрошу разрешения у дяди.

— Договорились. А теперь позвольте сопроводить вас в замок. — Майлс бережно взял ладонь Жизель и положил ее на свою руку. Какая мощная рука! — метнулась в голове у девушки непрошеная мысль. Взглянув на нее сверху вниз, Майлс улыбнулся. — А знаете, вы оказались правы — первая шаль была… как бы выразиться помягче… отвратительна.

Закусив губу, Жизель кивнула, изо всех сил стараясь не думать о его руках, глазах или каких-либо еще частях тела.

Жизель скакала на своей новой кобыле в самом центре веселой и шумной кавалькады всадников и с радостью вдыхала морозный воздух. До чего же хорошо хотя бы на короткое время отвлечься от всех забот по дому! Правда, беспокоило то, что не так далеко находится Бакстон, замыслы которого она так и не смогла до конца раскусить и в присутствии которого, как ни прискорбно, совершенно терялась.

Сэр Майлс кружил ей голову, лишал самообладания — особенно с тех пор, как осознал свою ошибку, резко сменил линию поведения и стал относиться к ней с подчеркнутой учтивостью. Сейчас он делал все, чтобы доставить ей удовольствие, и даже, выбирая подарок, учел ее вкусы.

В каком-то смысле у Бакстона можно кое-чему поучиться. Например, он гораздо легче переносит подшучивания над собой, чем она.

Если сэр Майлс будет продолжать действовать в таком же духе, ее намерение уклониться от свадьбы рассыплется в прах, просто-напросто развалится, как старый коровник, мимо которого они только что проехали. Жизель невесело усмехнулась. Для того чтобы не расслабляться, нужно помнить, как надменно Бакстон заявлял, что заставит ее полюбить себя.

Тучи, закрывавшие утром небо сплошной пеленой, развеялись, и Жизель разглядела маленькую черную точку — топот копыт вспугнул какую-то птицу с одного из деревьев, с двух сторон обрамлявших заснеженную дорогу. Верхушки сугробов на обочине сверкали в скудных лучах зимнего солнца. Пейзаж оживляли зеленью высокие стройные сосны. В прозрачном воздухе стоял терпкий запах хвои, который чем-то напоминал Жизель аромат ладана в их часовне.

Несколько раз на глаза ей попадались деревья, украшенные ветвями омелы, чьи плоды тускло краснели на темной коре. И Жизель вспомнила рассказы своей подруги Сесилии о том, что друиды[3] при помощи омелы избавляли женщин от бесплодия.

Это воспоминание сразу навеяло мысли о детях. Перед глазами Жизель встало лицо Майлса, когда он во дворе замка говорил ей об их детях…

Девушка повернула голову, чтобы посмотреть, где он сейчас, и сразу же встретилась с его пронзительным взглядом. К ее досаде, рыцарь немедленно направил к ней коня. Жизель смутилась. Получилось так, будто она сама пригласила его подъехать ближе.

— У вас задумчивый вид, миледи, — заметил Майлс, как только оказался рядом.

— Вокруг так красиво. Я загляделась вон на ту птицу.

— Завидуете ее свободе?

— Ну, подобной мысли у меня не было, но теперь, когда вы задали вопрос, должна признать, что вы правы.

— По правде говоря, и я завидую тому же.

Жизель удивленно взглянула на него.

— Но почему? — воскликнула она. — Вы же и так свободны.

— Никто на свете не свободен по-настоящему, миледи. К примеру, я обязан держать ответ перед своим отцом, поскольку он мой господин и повелитель. Кроме того, я должен делать все, что в моих силах, чтобы мои подданные жили в достатке.

— О да, конечно, — согласилась Жизель.

С какой-то странной, загадочной улыбкой Майлс всем корпусом повернулся к своей спутнице.

— Мне очень нравится ваш дядя, миледи, — сказал он. — Думается, он прекрасный человек.

— Так оно и есть, — равнодушно, как само собой разумеющееся, подтвердила Жизель.

— В таком случае я и вам завидую, — произнес Майлс таким же равнодушным тоном, лишенным всякой жалости к себе.

Жизель вспомнила рассказ дяди о родителях сэра Майлса, и новая мысль посетила ее. Возможно ли, что Майлса интересует не только ее приданое, но и то, что у него появится настоящая семья, в которой ему будет тепло и спокойно — не так, как в собственной?

— Дядюшка самого высокого мнения о вас, — заметила она.

— Вот как? И потому согласился по вашему желанию отвергнуть меня в качестве вашего жениха? — осведомился Майлс.

— Не судите его строго, просто дядя очень любит меня и хочет, чтобы мне было хорошо. Однако, я уверена, к вам он расположен всей душой.

— Я бы предпочел услышать из ваших уст, что расположены ко мне вы.

— Мне казалось, что вы это уже решили за меня, — не без лукавства упрекнула его Жизель.

Однако рыцарь не подхватил шутку, и девушка мысленно устыдила себя. В сердце ее шевельнулась жалость к сэру Майлсу. Если то, что дядюшка говорил о семействе Бакстонов, правда — а усомниться в его искренности у нее не было повода, — жизнь этого блистательного рыцаря не так безоблачна, как она предполагала.

На долю Жизель тоже выпали нелегкие испытания, но Майлс, совершенно очевидно, страдал куда сильнее. И возможно, если она рассматривает супружество как потерю независимости, то он — как приобретение чего-то главного, чего всегда был лишен. Неужели Майлс действительно считает, что она одна способна помочь ему в этом? Дядя говорил, что внимание достойного рыцаря Майлса Бакстона должно льстить ее самолюбию, — что ж, очевидно, он не далек от истины.

Они продолжали ехать в молчании. Время от времени Жизель искоса бросала взгляды на сэра Майлса, размышляя, насколько верно ее предположение. Если так, то становилось ясно, почему он столь настойчиво добивается ее руки.

— Вас тоже посетило задумчивое настроение, сэр Майлс? — спросила она наконец.

Словно очнувшись от невеселых мыслей, рыцарь повернулся к ней и улыбнулся.

— Покорнейше прошу извинить меня за некую рассеянность, миледи. Но уверяю, что я не был занят размышлениями о том, как бы поизощреннее расставить сети и против вашей воли склонить вас к браку. Не настолько я самоуверен.

— Но я так не думаю, милорд…

— Думаете, думаете, — спокойно перебил ее Майлс. — В своей жизни мне доводилось слышать отзывы о себе и похлеще. — Внезапно он криво усмехнулся и добавил: — Честно говоря, сейчас меня занимала тема любви.

Никак не ожидая услышать подобное признание, Жизель вспыхнула.

— Тема любви? Вот как?

— Да. Дело в том, что Елизавета Коутон безнадежно влюблена.

Нахмурившись, Жизель промолчала, стараясь подавить чувство разочарования, которое почему-то охватило ее. В самом деле, с чего бы ей расстраиваться? Во-первых, Бакстона полюбила другая, а значит, надо радоваться, раз она сама… равнодушна к нему. А во-вторых, он откровенен с нею, а такое нужно ценить.

— Не в меня, — выдержав паузу, добавил Майлс.

— Чувства Елизаветы Коутон меня ни в коей мере не интересуют, это не моя печаль, — быстро проговорила Жизель.

Слишком быстро — если судить по пронзительному взгляду, который бросил на нее рыцарь. Он усмехнулся.

— Горе мне! А я надеялся, что вызову в вас ревность.

— Что за глупости! Почему я должна ревновать? Думается, многие женщины находят вас привлекательным…

— Но не вы?

Коварный вопрос. Жизель крепче сжала поводья, но ничего не ответила.

— К несчастью, приданое Елизаветы очень незначительно, — продолжил Майлс, — и потому семья ее избранника не одобряет этот союз.

На лице Жизель появилась гримаса отвращения.

— Какая несправедливость, что счастливое супружество по обоюдному согласию так сильно зависит от наличия денег! — не удержалась она от едкого замечания.

— Без них довольно трудно жить.

Девушка с любопытством посмотрела на него.

— Странно. Вы говорите так, будто судите по собственному опыту, однако, насколько мне известно, ваша семья очень богата.

Майлс снова устремил взгляд вперед, на дорогу.

— Да, мой отец богат, а братья ни в чем не испытывают недостатка. Что же до меня, то тут дела обстоят несколько иначе. Отец подарил мне имение, но поставил условие, что наличные деньги я должен черпать из других источников.

Его серьезный, не лишенный горечи тон тронул сердце девушки. Однако даже в этот момент разум предостерегал ее от опасности. Нельзя, ни в коем случае нельзя поддаваться обаянию Бакстона, иначе ей придется смириться со свадьбой, и тогда она неминуемо утратит свою свободу.

— Из других источников? Таких, как хорошее приданое, например? — ехидно предположила Жизель.

Майлс повернул к ней голову и твердым голосом ответил:

— Да.

— Что ж, после бракосочетания — если таковое состоится — вы получите мои деньги, а я их тут же потеряю, так никогда и не воспользовавшись ими. Сейчас мое состояние контролирует дядя, а потом оно перейдет к моему мужу.

— А вы, конечно, считаете, что будущий супруг не будет прислушиваться к вашему мнению относительно того, как его тратить?

— Полагаю, вы намекаете на то, что намерены предоставить мне такую возможность?

— Именно так, — подтвердил Майлс, и Жизель не услышала в его голосе притворства.

— И все же находите, что дядя поступил… нелепо, разрешив мне право выбора?

— Это другое дело.

— Я так не думаю, — холодно парировала девушка. — Кроме того, я прекрасно знаю, что´ произойдет в дальнейшем. Сейчас вы щедры и галантны, но после свадьбы станете совершенно другим человеком. Муж моей подруги Сесилии давал ей самые торжественные клятвы. Она писала мне восторженные письма о том, насколько добр и благороден ее жених. О Господи! Как я радовалась за нее, как надеялась, что она будет счастлива!

— Надо ли понимать, что подруга ваша несчастна? — вставил Майлс, когда Жизель умолкла, чтобы перевести дыхание.

— Конечно! Иначе и быть не может. С того дня, как Сесилия вышла замуж, она не дает о себе знать. Ни разу не навестила меня, как я ни звала ее к себе. Я уверена, что муж велит ей сидеть дома. Она непременно приехала бы, ведь мы с нею были как сестры!

— Согласен, есть множество мужчин, которые до свадьбы говорят одно, а после — другое, но я не из их числа, — медленно проговорил Майлс. — Обещаю, что после нашего бракосочетания вы сохраните свободу — в разумных пределах, разумеется.

Жизель вопросительно подняла бровь.

— И пределы эти, полагаю, определять станете вы.

— Естественно. Кто же еще?

В ответ она лишь гневно поджала губы. Слова Бакстона подтвердили ее опасения: он ведет себя почтительно, но только до тех пор, пока священник не соединит их брачными узами. Едва она станет его законной супругой, как окажется запертой от всего мира. А сэр Майлс настолько красив, что, без сомнения, заведет себе любовниц. Нет! Она ни за что не выйдет замуж — ни за Бакстона, ни за кого-либо другого!

— Не желаете ли пустить вашу кобылу в галоп и посмотреть, на что она способна? — прервал ее размышления Майлс.

— Нет, — раздраженно отрезала Жизель. Сейчас она хотела одного — как можно скорее вернуться в замок.

Внезапно рыцарь протянул руку и сильно хлопнул кобылу по крупу. Животное всхрапнуло и сорвалось в галоп, но не дальше по дороге, а, свернув, помчалось в чистое поле, за которым плотной стеной темнел лес. Жизель изо всех сил вцепилась в поводья.

— Что-то напугало лошадь леди Жизель! — крикнул Майлс остальным всадникам, которые настолько увлеклись беззаботной беседой, что не заметили его выходки. — Я ее догоню!

Пришпорив вороного жеребца, Майлс пустился вслед за стремительно удалявшейся Жизель. Будь что будет! — думал он. Надо наконец выяснить отношения. И к чертям уговор о двенадцати рождественских днях!

Каким-то непостижимым образом Жизель удалось придержать кобылу, и та сперва сбавила ход, а потом и вовсе остановилась. Жизель соскользнула на покрытую снегом землю и, прижав руки к груди, тяжело перевела дыхание. Какое счастье, что все обошлось! Ведь на такой скорости она могла наткнуться на сук или вообще вылететь из седла.

Через минуту появился сэр Майлс. На полном скаку он осадил своего коня и спешился.

— Зачем вы это сделали? — вскричала Жизель; щеки ее пылали от возмущения. — Я же могла убиться насмерть!

— Мне казалось, вы отличная наездница.

— Никакие навыки не пришли бы мне на помощь, если бы на пути попался толстый дуб!

Бакстон накинул поводья гнедого на голые ветки ближайшего куста и подошел к девушке.

— Приношу свои извинения, миледи, я не подумал. Единственным прощением мне может служить непреодолимое желание остаться с вами наедине.

Жизель судорожно сглотнула комок, застрявший в горле от его слов. Они действительно совсем одни в этом лесу — только он и она!

— Надо догнать остальных, — выдохнула Жизель, пятясь к своей кобыле. Однако Бакстон, заметив маневр, подошел вплотную и положил руку на ее запястье.

— Обязательно догоним, только не сейчас, — спокойно сказал он. — Я хочу поговорить с вами так, чтобы никто нам не помешал.

— Для этого вовсе не нужно было рисковать моей жизнью, — сердито отозвалась Жизель, ощущая страшное неудобство от его близости.

— Я правда не думал, что вы могли пострадать.

— Хорошо, сэр Майлс, оставим это. Так что же настолько серьезное вы намерены сказать мне, чего не должны услышать чужие уши?

— Я намерен сказать, что всерьез хочу жениться на вас.

— Тоже мне новость! Об этом вы говорили и в солярии моего дяди. Если не ошибаюсь, тогда же вы утверждали, что заставите меня полюбить вас. Страстно полюбить, — подчеркнула она.

На чело Майлса набежала туча, глаза его потемнели. Он с беспокойством вгляделся в лицо Жизель.

— Безусловно, я совершил ошибку, я…

— Да, совершили! — с вызовом прервала она его. — И постоянно совершаете. Вы вмешиваетесь в мои дела, преследуете меня на каждом шагу как тень, уверяете, что я в вас непременно влюблюсь, — и после всего этого удивляетесь, почему еще не видите меня у своих ног.

Майлс еще больше нахмурился.

— Но я ведь не единожды извинился за свое поведение…

Жизель открыла рот, чтобы сообщить рыцарю, что не нуждается ни в каких извинениях, однако нечто в его глазах остановило ее. Но что? Тревога? Разочарование? Досада?

— Выслушайте меня, сэр Майлс, — более спокойным голосом произнесла Жизель. — Поймите, я не желаю выходить замуж ни за кого. Неужели это до сих пор не ясно? Я дорожу своей независимостью и хочу остаться свободной — по крайней мере еще несколько лет.

— И все потому, что ваша подруга вышла за упрямого мужлана?

— Нет, потому что… потому что я боюсь…

Его изумление было настолько велико, что он отшатнулся.

— Кого? Меня?

— Да нет же! Просто в отличие от леди Елизаветы, мечтающей о замужестве, я думаю… нет, я уверена, что супружеская жизнь станет для меня тюрьмой.

Карие глаза Бакстона мягко смотрели на нее.

— Неужели вы на самом деле не верите, что я буду относиться с должным вниманием к своей жене?

И вновь убежденность девушки в своей правоте была поколеблена. Однако… в свое время она тоже надеялась, что муж Сесилии обеспечит ее подруге прекрасное будущее…

— Я хочу, я жажду, чтобы вы осчастливили меня, став моей обожаемой супругой, Жизель! — От волнения голос рыцаря охрип. На мгновение Майлс умолк, а потом вдруг заключил Жизель в свои объятия. Как тепло, как надежно, невольно подумала девушка. — Я хочу тебя, и только тебя, моя суженая, потому что ты прекрасна, потому что ты добра и умна, потому что я ясно вижу, насколько чудесной будет наша жизнь, и жажду иметь от тебя детей!

Склонив голову к руке Жизель, он поцеловал ее — совсем не так, как прежде, а очень и очень нежно. С любовью. Этим поцелуем он будто подтверждал, что исполнит все данные обещания. Жизель замерла как каменная, не в силах оттолкнуть его. Страхи и предубеждения вновь всколыхнулись в смятенной душе.

Почему она сопротивляется? Почему не отдается великому блаженству просто находиться рядом? И почему, в конце концов, не соглашается на брак с этим красивым и славным рыцарем?

Великий Господь! Что же делать? Жизель чувствовала себя загнанной в ловушку. Великолепный Майлс почти покорил ее сердце, но как быть со стремлением к личной независимости? Голос разума не давал покоя. Подожди, не торопись, подумай хорошенько! — молотом стучало в голове. Можешь ли ты с уверенностью сказать, что он не станет после свадьбы другим?

Очень осторожно девушка отняла свою руку. Когда Майлс поднял голову, она встретилась с его вопрошающим взглядом.

— Сэр Майлс, я…

Нахмурившись, Бакстон кивнул.

— Понятно, миледи, — мрачно проговорил он. — Все еще сомневаетесь в моей искренности? Или находите меня недостойным того, чтобы стать вашим мужем?

— Да! Нет! Я… я не знаю.

— Довольно! — заявил Майлс. Голос его стал холоднее снега у них под ногами. — Я сделал все что мог, из шкуры вон вылезал, чтобы не сорваться, был образцом терпения. Но я не желаю служить всеобщим посмешищем и не позволю, чтобы надо мною издевалась женщина — тем более когда меня заверили, что с брачным контрактом все в порядке и осталось только его подписать!

С этими словами он резко повернулся и пошел к своему коню.

— Сэр Майлс! — вскричала Жизель.

— Нет, с меня хватит. Я устал от пустых разговоров, — бросил Майлс через плечо и взял в руки поводья. Потом все же преодолел себя и посмотрел на Жизель. Взгляд его метал молнии. — Я не мальчик, не игрушка, которой можно забавляться на досуге. — Взявшись за луку, он легко вспрыгнул в седло. — Запомните, я — сэр Майлс Бакстон, и если вы не считаете меня достойным, найдется немало благородных девиц, которые не будут разделять ваше мнение. А теперь, миледи, садитесь на лошадь. Пора присоединиться к остальным гостям. Но знайте — между нами все кончено.

Жизель настолько обомлела, что осталась недвижима. Свою тираду сэр Майлс произнес до того властным и непреклонным голосом, а глаза его горели таким яростным огнем, что сердце девушки, на мгновение затрепетав, замерло в груди.

— Не заставляйте меня повторять дважды, миледи, иначе я буду вынужден уехать один, а вас оставить тут, — глядя в сторону, произнес рыцарь.

Не сомневаясь, что он так и поступит, Жизель повернулась к кобыле. Сэр Майлс даже не шевельнулся, чтобы помочь ей, посему она подобрала юбки и вспрыгнула в седло. Затем, не ожидая дальнейших понуканий, дернула поводья и пустила кобылу рысью.

На обратном пути никто из них не вымолвил ни слова. Жизель изо всех сил сжимала дрожащие губы, боясь разрыдаться. Вскоре они присоединились к остальным всадникам.