Глава 30

Глава 30

Елена сидела на крепко сколоченном табурете и молча смотрела в окошко, затянутое промасленной бумагой. Снизу доносился типичный шум более-менее пристойного заведения, где не возбраняется гулять и пить, однако пресекаются непотребства и скандалы. Звучали голоса, время от времени слышался громкий возглас, здравница или стук разбитой керамики. Шуршал веник, жестко тяпал мясницкий тесак на кухне. Гремел сланец для печи, отгружаемый с тележки развозчика. Марьядек дрова не шибко любил, считая, что местный уголь обходится дешевле, а если блюда вроде как горчат – кому горько, тот пусть и не ест. В общем, тянулся рядовой и не примечательный день в кабаке «Под сломанной стрелой», где Елена вчера «заселилась» на льготных условиях, словно мастеровой или купец чуть выше среднего – в отдельную комнату с чуланом, каморкой для слуги, умывальником и ночным горшком.

Витора тут же начала помогать по хозяйству и на кухне, отрабатывая питание. Елена проспала оставшийся день и всю ночь, продолжила это занятие до полудня, затем, отдохнув и пообедав миской каши со шкварками, стала думать, как жить дальше.

Судя по всему деньги таки победили, а семья Сибуайенн решилась встать в открытую оппозицию новому императору и его жутковатым сподвижникам. Формально в городе был объявлен праздник, ползли слухи о торжественном приеме, который тетрарх устроил делегации Сальтолучарда. Прием включал в себя охоты, пиры, а также иные развлечения, достойные знатных людей. У городских настроение было не праздничное, а скорее надрывно-веселое, на грани истерического срыва. Что-то подобное лекарка уже видела, перед тем как рванул Мильвесс, и опыт наводил на размышления.

Договор Сальтолучарда с тетрархией сулил много интересных возможностей, в том числе для Артиго, но Елене было недосуг, да и лень просчитывать, что из этого следует. Сейчас все ее помыслы сосредоточились на бегстве из столицы, а в перспективе – из королевства. Чем дальше, тем больше в голове оформлялась безыскусная идея – не двинуть ли обратно, туда, где все началось? Да, там просто и жестко: вот ты, а вот смерть, разбирайтесь между собой, однако, судя по всему, на остальном континенте скоро будет примерно то же самое, только хуже. Начинать новую жизнь имеет смысл на фронтире. Опять же хороший шанс повстречать старых знакомых, например Шарлея-Венсана.

Не вернуться ли на Пустоши?..

Колокола отзвонили середину дневной стражи, то есть часа два-три после полудня, если на земной манер. Елена заложила руки за спину, вытянулась до звона в позвоночнике и громко, четко вымолвила:

- Пантин, ты нужен мне.

И ничего не произошло. Елена подождала немного, глянула на стену, как будто чудо могло произойти, если не видеть момент его осуществления. Снова подождала. Опять ничего.

- Значит не судьба, - вздохнула она и шарахнулась с возгласом:

- Да чтоб тебя!

- И тебя тем же хвостом по тому же месту, - иронично ответил наставник, сидя на топчане. Пантин прислонился к стенке и вальяжно закинул ногу на ногу, чего Елена за ним прежде не замечала. И вообще старый маг выглядел очень расслабленно, чуть ли не умиротворенно.

- А можно было не так… - она заколебалась, подбирая местный аналог слову «театрально». – Ярко? А если бы я что-нибудь кинула в тебя от неожиданности?

- Ты бы промахнулась, - подсказал мастер.

- Эх… - Елена протащила второй табурет и села напротив, положив ладони на колени. – С тобой всегда непросто… Но интересно.

Пантин красноречиво развел руки, дескать, чистая правда, Скупо улыбнулся и спросил:

- Что ты хотела от меня?

Елена подумала с полминуты, еще раз проговаривая в уме итог долгих размышлений. Фехтмейстер терпеливо ждал.

- Городу конец, верно? – спросила она.

- Нет, - поморщился маг. – И мне даже неловко слышать такие глупости от того, кто стал читать умные книги.

Елена бросила косой взгляд на угол кровати, где лежали «Духовные Упражнения».

- Хорошо, город останется, - поправилась она. – Ну да, что камням сделается… Но столицу ждут хаос и анархия? Притом очень скоро.

- Да, - кивнул Пантин. – Я полагаю, остались считанные дни.

- Скажи, почему они такие идиоты? – неожиданно спросила женщина. - Они же сами, собственными руками толкают телегу к пропасти.

- Они не идиоты, - вздохнул Пантин. Маг чуть понурился и теперь выглядел скорее как мудрый старец, познавший всю скорбь мира. – Они просто щепки, которые подхватила река истории. Каждый из них в отдельности понимает, что это путь к страшным бедствиям. Но тут ведь как… Если ты не сделаешь очередной шаг подлости, всегда найдется тот, кто сделает его за тебя и вырвется чуть вперед. А в марше власти нужно очень быстро бежать, чтобы всего лишь остаться на месте.

Елена вспомнила, что уже слышала нечто подобное в прежней, земной жизни, однако никак не могла понять, где и когда именно… Кажется, это было что-то из мировой классики.

- Короли, прочая аристократия, дворянство крупное и мелкое, родовитое и ничтожное, все уже понимают, что грядет. И все понимают, что спасется далеко не каждый, - закончил мысль Пантин.

- Поэтому они ломают все вокруг?.. Общественное благо ничто, личное выживание – все?

Звучало как вопрос, но скорее то было печальное утверждение, во всяком случае именно так его понял волшебник.

- Да. Верно, - согласился он. – Только не личное, а семейное. Но, по сути, верно. Если, скажем, графы не ограбят Пайт сейчас, это сделает кто-нибудь другой и потом. То есть золото и серебро и так соберутся в чьих-то сундуках, обратятся в армию. Но графы проиграют важный… как бы сказать по-твоему… ресурс. И потому их действия предопределены.

- Это то, о чем ты говорил? Все уже было?

- Да, - опять согласился Пантин. – И нет ничего нового ни под солнцем, ни под луной…

Снова Елене показалось, что это она уже слышала. И снова не смогла припомнить источник.

- Император и его… спутники… «четверка», кажется… у них есть шансы на победу? – спросила Елена.

- Это возможно. Борьба сильного против богатого. У императорской власти хорошие шансы, но исход не предопределен. Особенно если Сальтолучард сможет захватить Артиго, и двоевластие укрепится. Однако ты все время говоришь не о том.

- Что?

- Не глупи. Ты позвала меня не для того, чтобы я повторял очевидное.

- Да, действительно… - Елена почувствовала себя неловко и даже глупо.

Она снова помолчала, собираясь с силами и решительностью. А затем, в конце концов, решилась и выпалила краткое:

- Пойдем со мной!

- Что? – изогнул седую кустистую бровь наставник. На лице Пантина отобразилась непередаваемая добродушная ирония.

- Идем со мной, - повторила Елена. – Прочь отсюда.

Пантин явно ждал продолжения и молчал, внимательно слушая.

- Я не хочу больше здесь… жить… и быть. Скверный город, скверные воспоминания, скверные события. И опять враги кругом. Уеду. И хочу… мне хотелось бы, чтобы ты отправился со мной.

- В качестве кого? – деловито осведомился Пантин.

- Как наставник. Как спутник.

- Здесь напрашивается «как друг», - проворчал маг-воин.

- Я трезво смотрю на вещи, - пожала плечами Елена. – Друзьями мы точно не станем. Пропасть слишком велика, во всем. Но добрыми спутниками, отчего бы и нет? - она с доброжелательной улыбкой пошутила. – Глядишь, когда-нибудь ты все же расскажешь мне что-нибудь загадочное. Таинственное.

- Хорошее предложение, - очень серьезно, теперь уже без тени усмешки, и тем более иронии вымолвил Пантин. – Увы, я его отклоняю.

Елена потерла ладони, будто согревая их, посмотрела в окно, за которым нельзя было ничего разглядеть из-за бумаги. Лишь после этого сказала одно краткое слово:

- Почему?

- Всему на свете положены зачин и конец. Нашей встрече в том числе. Время расстаться.

- Мне есть еще чему научиться, - сделала безнадежную попытку женщина. – А скрытые враги никуда не исчезли.

- Ты знаешь достаточно, - безапелляционно отрезал Пантин. – Теперь достаточно.

- Чтобы бежать.

- Да. Но ты ведь прекрасно понимаешь, сколь велика пропасть между тобой и ней, - с прямой жестокостью сообщил Пантин. – И всегда понимала, даже если не хотела в том признаваться самой себе. Мы, я и Чертежник, научили тебя достаточно хорошо, чтобы управляться с обычными неприятностями. От прочего же можно только бежать. Так что... беги. Как и намеревалась, собственно.

- А знаешь, - хмыкнула Елена. – По-моему ты врешь.

- О, какие дерзкие слова для ученицы. Тем более для ученицы, которая уговаривает мастера присоединиться к ней.

- По-моему ты врешь, - повторила женщина, будто не обратив внимания на ремарку фехтмейстера. – Вернее крепко не договариваешь. Я думаю, что на самом деле ты боишься вмешиваться в события жизни. Поэтому и отдаляешься от меня. Хочешь вернуться обратно к наблюдению. Как рыбак, будешь сидеть с удочкой на берегу и дальше смотреть, как протекает жизнь мимо тебя. А люди – щепки в потоке.

Пантин промолчал.

- Может, все-таки передумаешь? – попросила Елена. – Я думаю, мои попутчики здесь останутся. Они устроились, дальше в бездомные странствия не пустятся. Кто-то прижился, кого-то держит долг. Насильника я сама не хочу дергать, он при Храме, ему там хорошо и спокойно. А одной… - она заколебалась, но все-таки закончила честным признанием. – Страшновато. Ну, хоть на какое-то время?

- Узрите, вот чаша, что была пуста и жаждет вновь обрести пустоту, - нараспев проговорил фехтмейстер. – Вот Искра, что вновь захотела стать человеком. И так начался закат ее…

Звучало как цитата, но эта короткая речь Елене уже ничего не говорила.

- Понятно, - она решила, что пора заканчивать. – Значит, нет. Ну…

Женщина встала, опустила руки по швам, глядя в серые глаза мага.

- Жаль. Грустно… и обидно. Но я понимаю, что обида, она глупая и бесполезная, это душевное. А разумом, - Елена постучала себя по виску. – Разумом я понимаю, что мне не в чем тебя винить. Наоборот, ты поделился со мной удивительным знанием и ничего не требовал взамен. Может, это знание и не полно… но уж всяко больше чем я могла бы надеяться. Поэтому…

Она поклонилась в японском стиле, церемонно и в то же время со всей искренностью.

- Поэтому я прошу простить мою обиду. И дурные слова, которые я говорила в твой адрес… иногда. Я прошу принять мою благодарность, как ученик наставника. И как просто человек другого… человека, который пришел на помощь в трудное время.

Она поклонилась еще раз, и Пантин встал, очень мягким, текучим движением, словно жидкий робот из второго «Терминатора».

- Принимаю твою благодарность, - ответил мастер. – И отвечу на нее скромным даром.

Пока Елена боролась с растерянностью и взрывом любопытства, воин-маг достал и-за пазухи сложенный вчетверо лист пергамента. Он выглядел как самостоятельный рисунок, а не выдранный из книги отрывок. На серо-белом фоне было изображено что-то вроде одной из граней игральной кости – четыре круга, соединенные широкими линиями между собой в квадрат и по диагонали. Каждый кружок был подписан, также отдельная надпись венчала одну из косых линий. Елена напрягла память и глаза, продираясь через сложную вязь архаичного шрифта (при том, что лист не выглядел очень древним, краски казались свежими, материал не выцвел).

«Сильный»

«Слабый»

«Опережая»

«Опаздывая»

«В соединении»

Приглядевшись, Елена поняла, что на рисунке есть еще две пары стрелочек, изогнутых причудливыми зигзагами. Одна пара - обычные, просто очень тонкие, вторая - пунктирные, все четыре шли от круга «опережая» к надписи «опаздывая».

- Владей, - Пантин разжал пальцы, буквально вынудив ученицу подхватить лист.

Елена сразу отметила, что пергамент не только хорошо выделан, но и явно чем-то пропитан для убережения от влаги. Опыт писца подсказал - рисунок в три цвета изображен лучшими чернилами.

- Я в любом случае принимаю дар с благодарностью, - Елена прижала лист к сердцу обеими руками, однако не удержалась от укола. – Еще бы понять, что он символизирует.

- Здесь, - улыбнулся Пантин не без издевки, хоть и добродушной. – Все секреты Высокого Искусства.

- Э-э-э… - вырвалось у Елены. – Все-все?

- Да, - с предельной серьезностью кивнул воин-маг.

- Боюсь… я не понимаю.

Елена снова пригляделась к рисунку.

- Используй то, что находится рядом для преодоления того, что напротив, - посоветовал Пантин. - И этого хватит для победы над любым противником.

- Но я все равно не…

Мастер приложил палец к губам, призывая к молчанию, и женщина осеклась.

- Когда поймешь, считай, что познала истину боя. Проникла в сердцевину искусства причинения смерти, - так же серьезно промолвил Пантин. – В точку опоры, ступицу, вокруг которой оборачивается все остальное. После этого для тебя останется лишь практика. Очень много практики. Увы… - он покачал головой. – Больше мне нечего дать тебе. Распорядись этим даром, как пожелаешь и сочтешь нужным.

Елена бережно сложила пергамент вдвое и поместила в тубус из вощеной кожи, туда где хранилась грамота лекаря.

- Спасибо, - ответила она. – Я буду думать над этим знанием.

- Хорошо, - согласился Пантин. – А теперь… удачи.

- Постой! – воззвала Елена уже в спину мастера. – Мне попрощаться за тебя с Раньяном?

- Как сочтешь нужным, - Пантин так и не оглянулся, выходя. – Доброго пути, Искра…

И все-таки он оглянулся, в тот момент, когда Елена уже и не ждала

Женщина не раз видела мастера улыбающимся, ведь Пантин был избавлен от злобной мизантропии Фигуэредо. В основном это были усмешки, полные едкого сарказма или около того, хотя случались и более добрые варианты. Сейчас же… старик глядел на молодую женщину с печальной мудростью и будто хотел ободрить ее, но в то же время понимал, что это бесполезно. Так мог бы смотреть пришелец из грядущего на детей раннего Советского Союза, грезящих коммунизмом. Или участник Первой мировой на людей из середины девятнадцатого века, беспредельно верящих в доброе торжество науки.

- Помни, Yr un wnaeth wagio'r llu, что судьбы нет, - очень мягко произнес он, и каждое слово древнего мага казалось наполненным бездной смыслов. – Есть лишь выбор человека. Нет судьбы и нет будущего, мы создаем их сами нашими поступками.

Елена моргнула, и в краткий миг, пока ее веки сомкнулись, фехтмейстер прикрыл за собой дверь, исчез, будто его и не было здесь.

Женщина открыла рот, словно желая что-то вымолвить в пустоту. Закрыла, повторила еще несколько раз как рыба на берегу.

- Черт возьми, сказала она, в конце концов, и попробовала вспомнить загадочное обращение мастера. Странный диалект, возможно, язык, каким он был четыреста лет назад. Первое слово явно отсылает к отъему чего-либо, другое имеет общий корень с «силой», но слишком много возможных значений. «Забравший полноту»? «Вор настойчивости»?

- Тьфу, - энергично выразилась она, так и не разгадав тайну.

Что ж, следовало признать, мастер не изменил себе до последнего, оставшись загадкой всех загадок.

Елена вздохнула и решила, что коль один вопрос сам собой упразднился, пора закрывать второй. Время идти к Раньяну.

* * *

- Говори, - мрачно и недружелюбно сказал бретер, и у Елены сразу пропало все желание с ним общаться.

В комнатах, которые мечник снимал в гостином дворе средней руки, пахло чем-то кислым и перебродившим, как на следующий день после хорошей гулянки. В углу сидел Грималь и меланхолично точил красивую саблю бретера на камне в тазу с водой.

Женщина внимательно посмотрела на бледную физиономию Раньяна, отмечая признаки неблагополучия и дурного образа жизни – мешки под глазами, красные прожилки на белках и чуть расфокусированный взгляд. Бородка казалась неухоженной, длинным волосам требовался хотя бы гребень, а лучше кадка горячей воды и мыло, потом уже гребень.

Кажется, в последние дни бретер злоупотреблял не только вином. Очень дурной знак, особенно для того, кто не может позволить себе роскошь быть слабым и медленным.

- «Глотал дым»? – напрямую спросила женщина.

Взгляд бретера дрогнул, чуть поплыл, как будто мужчина испытал укол стыда и неловкости. Впрочем, боец тут же собрался и замкнулся в броне холодной отстраненности.

- Не твоя забота.

- Как скажешь, - пожала плечами Елена и решила, что коли ей тут не слишком рады, лучше обойтись без предварительных куртуазностей. – Я уезжаю из столицы. Поедешь со мной?

- Чего? – искренне поразился мужчина.

- Я видела купца с семьей, что бежали из города под охраной. Хорошие кавалеры, хорошие кони, достойное снаряжение. И ни одного герба. Ни висюлек, ни флажков. Совсем ничего, словно голые.

- Хм… - Раньян поморщился, ухватив мысль на лету. – Скверно. Надеюсь, там не было твоих знакомых?

- Значит, угадала, - тихо вымолвила женщина, которой до последнего хотелось ошибиться. - Их убьют? Ограбят и убьют?

- Угадала, - подтвердил Раньян. – Благородных и наемников узнают по гербам и знакам. Если их нет, затеялось недоброе дело. И кто-то хочет оставить поменьше следов. Когда видела кортеж?

- Позавчера.

- Значит, их уже нет в живых, - с философским спокойствием решил бретер.

- А так часто бывает?

- Редко, - покачал головой Раньян. - Убивать нанимателей не принято, это плохо для репутации, да и последствия догонят. Но, видимо, Пайт ждет большое веселье. В общем крике легче спрятать одинокий вопль.

- А ты так поступал? – неожиданно и напрямик спросила Елена.

Раньян снова поморщился, более чем красноречиво, с выражением того же брезгливого неодобрения, которое показал ранее Гигехайм.

- Спроси это кто иной, прозвучало бы как оскорбление, - холодно заверил мужчина.

- Понимаю. Ну, так что, поедешь со мной? Мы уже видели город, захлебнувшийся в насилии. Думаю, здесь все будет страшнее. И кровавее. Не хочу видеть это по второму разу. И тем более участвовать. Барон больше меня не защищает, думаю и ты не в фаворе. Чего нам ждать?

Раньян молча глядел на нее, и в его мутных глазах разрасталась… обида? Странный букет эмоций, которые женщина не могла оценить. Непонимание, обида, разочарование. И наконец, все заслонило безразличие.

- Он здесь тебя держит, понимаю, - Елена избегала имен, больше по привычке, нежели опасаясь подслухов. – Но подумай! Тебя никогда к нему не допустят. Больше никогда. В прошлый раз получилось только по удивительному везению. Второй - не получится. И рано или поздно тебя убьют, не одни так другие. Скорее рано. Просто, чтобы не путал расклад в игре. Или приложат твою голову как довесок в торговле за власть. Ты же сам говорил про приметную саблю для убийц. Может и не убьют, а выкрадут, будут держать на цепи и пытать, выбивая признания, бог знает в чем. И выбьют, я же тюремный лекарь, я знаю…

Он осеклась. Бретер по-прежнему стоял, как молчаливая статуя. Елена испытала укол не наигранной злости. Она сделала шаг ближе и ударила мужчину кулаком в грудь. Ну, как ударила, скорее толкнула.

Размеренный скрежет оборвался, Грималь в углу перестал точить клинок, замер, прислушиваясь и присматриваясь.

- Они же тебя убьют, глупец! – повторила женщина. – Или искалечат, но потом все равно убьют! Говорят, островные все же выкупили его у тетрарха. Это хорошо, значит, будет жить! Подумай теперь о себе. За судьбой мальчишки лучше пока следить издалека. А потом… кто знает, как все пойдет. Но сейчас надо держаться от этого подальше.

Она сделала паузу.

- Поедем со мной, - вновь попросила Елена. – Давай, а? Куда-нибудь подальше, на морской берег. Там, где нас никто не знает и никто не найдет. Ты меня подучишь еще Искусству. Я тебя подлечу… да и себя тоже, мы уже не те, что раньше. Каждого… побило. У меня есть деньги, будем тратить бережливо, хватит надолго. Тебе драться не надо, ты слишком приметный. Если что, буду потихоньку лекарствовать, а ты станешь меня охранять.

- Как сутенер? – уточнил бретер.

- Да, - сквозь зубы ответила женщина уже на последних каплях гордости и здравомыслия. - Потом вернемся, когда станет понятно, куда этот бардак покатился. А может, отправимся на Остров. Там последим за… ним. Из тени.

Раньян тяжело вздохнул, отступил на шаг, скрестив руки на груди. Он по-прежнему молчал и глядел на женщину как на ребенка, захлебывающегося собственной капризностью. Елену захлестнул гнев.

- Знаешь, это все круто выглядело, когда я была слабой и жалкой, - выпалила она. – Суровость, многозначительный взгляд, слова по одному за раз, каменная физиономия. Очень круто. Очень стильно. Но сейчас уже не вставляет! Без меня ты бы здесь не стоял. Я спасла вас обоих! Я лечила вас обоих. Я не дала тебе устроить побоище и умереть, когда появились рыцари тетрарха. Так может, послушаешь меня еще раз?! Ты мне…

Она замолчала с приоткрытым ртом, пытаясь понять, а кто ей, собственно, этот драматический Атос? И чего ради она тратит столько сил, времени, гордости, наконец, чтобы уговорить его спасти себя самого?

Елена закрыла рот, перевела дух. Грималь сверкал глазами из угла, не выпуская саблю.

- Хель, - сумрачно проговорил Раньян, не размыкая сложенных на груди рук, словно отгораживался от собеседницы. – Есть вещи, которые человек или понимает, или нет. Если не понимаешь, объяснять бессмысленно. Иди своей дорогой. Иди куда хочешь.

Елена добросовестно обдумала предложение, почти не страдая от уязвленной гордости. Ну, хорошо, «почти» в данном случае прозвучало бы с большой натяжкой, но женщина, по крайней мере, надеялась, что со стороны она кажется деловитой и безразличной.

- Хорошо, - согласилась Елена. – Как скажешь.

Она хотела попрощаться, кинуть напоследок что-нибудь резкое и в то же время эффектное, красивую фразу от которой бретер устыдится, осознает свое ничтожество и так далее. Но вспомнила мудрость Деда: «Уходя - уходи» и передумала. Ушла молча, без фраз, драматических взглядов и прочей театральщины.

- Может, стоило показать ей королевское приглашение? – спросил Грималь, подождав немного ивозобновляя процесс заточки.- Попросить коней придержать… погодить малость.

- А зачем? – спросил бретер, ероша волосы.

- Ну-у-у… - задумался боевой слуга. – Ну да. Может и незачем. Я-то просто тут подумал…

- О чем?

Грималь набрал в ладонь воды, плеснул на серо-черную, мелкозернистую гладь точила. Провел стальной полосой, извлекая мягкий, зловещий шорох из металла и камня.

- Не, я так, по дурости, - сказал слуга. – Ляпнул второпях.

- Вот и молчи, - зло посоветовал господин. - Иди к хозяину, прикажи, чтобы нагрел воды. Буду мыться… перед встречей с королем.

* * *

Подкрались сумерки, на улице было еще по-летнему светло, однако через бумагу солнечные лучи уже не проникали. Елена привычно взяла кресало, зажгла «долгую» лампу из свечного огарка, опущенного в плошку с маслом до самого фитиля. Посмотрела на сложенный в углу комнаты «багаж» из нескольких торб и «вьетнамского сундучка»

«Все, что нажито непосильным трудом…»

Как мало, в действительности, нужно для жизни, когда до общества потребления несколько веков. Если оно вообще здесь возникнет.

Витора занималась непонятной вещью. Она принесла с кухни морковку побольше и старательно, аж прикусывая язык от усердия, вырезала из овоща что-то странное. В Ойкумене покойников предпочитали сжигать, но традиционные похороны тоже были в ходу, так что Елена, в конце концов, узнала миниатюрный гробик. Закончив резьбу, служанка поймала таракана побольше, завернула его в клочок старой тряпки и уложила в морковный гроб, накрыв крышечкой из щепки. Гробик девушка поместила в рваный лапоть и привязала к нему бечевку. Все это проделалывалось с абсолютной серьезностью настоящего ритуала.

- А это что? – с недоумением вопросила Елена.

- Летопровожание, - все так же серьезно отозвалась Витора. – И на отогнание дурности.

Пока Елена пыталась расшифровать сельский жаргон, девушка пояснила, что после заката, но до полуночи, лапоть следует волочить за веревочку до ближайшего кладбища и там похоронить в северном углу. Очень действенное средство на удачу в дальнем пути, избавление от сглаза и прочих неприятностей.

- Понятно, - только и выговорила Елена, напоминая себе, что она единственный материалист в этой вселенной. Остальные живут в мире, где нет разделения на тварное и мистическое, все перемешано воедино. И для Виторы обряд на хорошую дорогу или сглаз так же объективны, как хлебная корка в миске.

Елена опять села на табурет и задумалась.

- А когда мы отправимся? – робко спросила из-за спины Витора.

- Через пару дней.

Служанка повеселела, а хозяйка вновь задумалась – стоит ли звать с собой товарищей? И кого именно? Может все-таки уйти по-английски, незаметно и не оставляя следов…

Витора тем временем достала иголку с ниткой и начала штопать одну из трех рубашек хозяйки. При этом девушка тихонько запела что-то нехитрое и мелодичное. Елена порадовалась – психотерапия добротой явно подействовала. Только вот песня оказалась невеселой.

Я дорогою шла, я широкою,

Я пущу голосок через темный лес,

Не заслышал бы мой лютый свекор,

Не сказал бы ен мому мужу,

Мому мужу, своему сыну.

Как и мой муж горький пьяница:

Ен вина, пива не поеть,

Всегда пьян живет.

Ен и боеть жену понапрасницу,

По чужим речом, по моим плечом:

«Не ходи, жена, ты на вулицу,

Не играй, жена, со ребятами,

Со ребятами неженатыми!

Хотя затем последовало более оптимистичное и веселое:

День деньской

Ходил по всем

По заулочкам,

По проулочкам.

Да говаривал:

«Кишку, ножку

Сунь кочережкой

В верхнее окошко».

Да выспрашивал:

«Здравствуй, хозяин

С хозяюшкой!

Где хозяин

С хозяюшкой?»

Да выслушивал:

«Уехали в поле

Пшеничку сеять».

Да напутствовал:

«Дай им Бог

Из полна зерна пирог!»

Витора заметила, что ее слушают, и спохватилась, испуганно умолкла.

- Пой себе, - ободрила ее хозяйка и замерла с полуоткрытым ртом. Служанка уставилась на рыжеволосую, не понимая, что вдруг произошло. На всякий случай подтянула выше чинимую рубашку, словно закрываясь ей от гнева.

- Черт побери, черт побери… - прошептала Елена, не к месту и внезапно вспомнив легендарную фразу в исполнении … она снова забыла фамилию советского актера. Не Папанов, не Миронов, кто-то другой.

- Черт возьми, - повторила она, прибитая внезапной догадкой, словно таракан хлопушкой.

- Что, госпожа? – вскинулась служанка.

- Боже мой, - выдавила хозяйка едва ли не беспомощно. – Боже… мой…

Она повернулась на табурете, медленно, чувствуя, как буквально «плывет» мир. Комната закружилась, пришлось закрыть глаза и заткнуть уши, чтобы не упасть. Витора замерла, глядя на хозяйку с тревогой и в то же время удивительным фатализмом.

- Дура, - прошептала Елена. – Какая же я дура…

- Госпожа… - начала, было, Витора и замолкла, оборванная резким движением старшей.

Елена встала и прошлась по комнате, высоко вскидывая ноги, растягивая мышцы, чтобы вернуть контроль над телом. Взяла со стола меч в ножнах, покрутила в руках, будто не в силах найти ему применение, полностью уйдя в собственные мысли.

Витора беззвучно шевелила губами, боясь нарушить ход размышлений суровой, но справедливой и незлой госпожи.

- Уходите, - сказала Елена. – Он сказал «уходите».

- Я… не п-п-понимаю, - как обычно в непростые моменты Витора начала заикаться.

- Я дура, - уже почти ровно, бесстрастно констатировала женщина, она говорила не столько девочке, сколько самой себе, проговаривая выводы. – Я вчера слишком вымоталась, не поняла. Решила, он высказывает мне уважение. Но барон не уважает чернь. Он не был вежливым… он возвращал долг. Человеку чести не пристало быть должным простолюдину. А Лекюйе задолжал мне сразу три жизни. И расплатился предупреждением. Он предупредил меня. Он предупредил нас. Потому и «бегите». Как можно дальше. Притом еще вчера.

- Ой, - только и пискнула Витора, складывая ладошки на груди. – А ч-ч-то же т-теперь?..

Елена снова задумалась, ненадолго. Очень ненадолго, потому что мгновенное озарение лишь легло на и так многократно обдуманное и перекрученное в голове.

- А теперь мы последуем совету его милости, - решительно сказала она. - И очень быстро побежим. Надеясь, что еще не поздно.

- А тот строгий и боевитый господин?.. Самый пригожий? – Витора опустила взгляд.

Елена сначала не поняла о ком спрашивает служанка.

- Раньян, что ли?

- Да-да.

- В жопу красивого и боевитого, - не колебалась Елена, вспомнив, как унизительно послал ее бретер, выражаясь по-местному, «изблевав горькую желчь в протянутую ладонь». – Он выбрал. Теперь пусть выкручивается сам.

* * *

Когда Раньян получил приглашение, вернее указание, что его снова хочет видеть Его Высочество, то решил - встреча состоится опять во дворце. А где же еще? Однако в письме было оговорено, что гостя доставит на место эскорт, и оный сопроводил бретера отнюдь не за реку, но в городскую резиденцию. За несколько месяцев столичной жизни Раньян не раз проходил мимо четырех мрачного вида домов, которые соединялись галереями на всех этажах, но строения были неизменно темны и пусты (за исключением охраны и обслуги). Сейчас, наоборот, внутри и вокруг кипела жизнь, вплоть до тележек с провизией, которые потянулись по городским улицам к разогретым печам кухонь. Судя по всему, королевская чета (или один тетрарх) прибыла только сегодня и без предупреждения, вызвав ажиотаж и фурор.

В городских домах короли постоянно не жили, используя их больше в представительских целях и как отель для особо почетных гостей, поэтому Раньян не питал надежд на то, что все начали обустраивать специально ради него. В сочетании со слухами о договоре островных и королевской семьи, происходящее наводило на мрачные мысли. Или наоборот, оптимистичные, это с какой стороны глянуть.

Спокойствие, терпение, осторожность, повторял себе Раньян вновь и вновь. Сейчас каждое слово и действие могут повлечь долгие, непредсказуемые последствия. Поэтому - терпение и внимательность…

У него были кое-какие мысли относительно того, как вытащить сына из новой передряги, но все планы так или иначе наталкивались на два препятствия – дорого и требует секретности. Раньян не бедствовал, однако заплатить, как прежде, отряду наемников уже не мог. И к тому же чувствовал постоянное наблюдение, не слишком назойливое, однако неустанное. Так что приходилось крепиться духом и ждать удобный момент для… чего-нибудь. Ну и молиться, разумеется.

Но, кажется «что-нибудь» наконец происходит.

Площадь вокруг домов уже смахивала на военный лагерь, похоже сюда отправили значительную часть горской гвардии короля и многих кавалеров из личной свиты. Люди все прибывали и прибывали малыми группами. На бретера косились, особенно на дареный клинок, одетый Раньяном демонстративно, напоказ. Однако вооруженное сопровождение в цветах королевской фамилии снимало все вопросы.

Внутри дом больше напоминал странный лабиринт, где запутанные и темные покои сменялись длинными анфиладами одинаковых комнат. Всюду царила атмосфера торопливости, экспромта, нездоровой суетливости. Все куда-то торопились, едва ли не вприпрыжку, даже королевские приближенные, не говоря о слугах. Кажется, визит Сибуайеннов был неожиданным и организован без предупреждения. Так, чтобы неизвестные враги не успели к чему-то приготовиться и чему-то воспрепятствовать.

Не к добру все это…

С другой стороны, подумал Раньян, если Артиго, в самом деле, продан по наивысшей цене, все не так уж и плохо. А может с этим и связан вызов здесь и сейчас?.. Может, его хотят отправить на остров вместе с… Раньян прикусил язык, он избегал называть мальчика сыном даже наедине с собой, даже про себя. Слишком легко оговориться и погубить ребенка.

Они быстро прошли по длинному коридору, что заканчивался двустворчатой дверью. Два стража разомкнули протазаны, и Раньян, повинуясь команде, прошел внутрь, оставив сопровождение за порогом. Ни представления, ни обыска, никаких протокольных затей, пропустили как в обычный дом к заказчику, желавшему сохранить анонимность. Воистину, происходит нечто удивительное и значимое.

Его ждали. Почти тот же состав, что в прошлую встречу, то есть королевская чета и охранники, только на сей раз шестеро. И уже знакомый блондин со своим ножом-бритвой – в присутствии короля! Тетрарх выглядел еще более утомленным, его супруга еще более надменной, светловолосый мечник разве что не светился от удовольствия. Раньян присмотрелся к шестерке молчаливых дворян и почувствовал, как заледенело сердце от дурных предчувствий. Кишки в желудке будто зажили собственной жизнью, извиваясь и завязываясь в скользкие узлы. Бретер склонился в поклоне, незаметно присмотрелся внимательнее и понял, что первое впечатление, увы, не обмануло.

Он почувствовал, как снисходит спокойствие. Спазм в животе прошел, душу наполняло… не умиротворение, а скорее сдержанное понимание грядущего и своего места в нем. Воистину, страшнее всего неопределенность, и она терзала бретера последние месяцы, а теперь… закончилась.

Раньян выдохнул, распрямился и с мнимой рассеянностью улыбнулся, гордо положив руку на эфес дареной сабли. Оглянулся, запоминая расположение всего, что имелось в квадратном зале с холодным камином. Очевидно, здесь сначала торопливо пообедали – на длинном столе остатки обильной и неубранной трапезы. Затем решали какие-то вопросы – застывший сургуч, сломанное перо на полу и обрывок пергамента. Рядом с кувшином все еще краснела углями специальная жаровенка, на которой грелось вино со специями. Очевидно, кто-то простудился. В камине горело несколько поленьев, больше для красоты, нежели ради тепла.

Двери снова открылись, поспешно зашел дворянин в дорожном платье, Раньян его узнал, то был Теобальд Лекюйе. Барон склонил голову перед тетрархом, так же быстро подошел к королеве и что-то зашептал ей на ухо, прикрывая губы ладонью. Женщина выслушала и без слов кивнула, будто отдав немой приказ. Лекюйе отступил на два шага, вновь поклонился королевской чете и покинул зал едва ли не бегом, на самой грани приличий. Бретер и дворянин сделали вид, что не знакомы и первый раз встретились. Один из телохранителей запер дверь за бароном, положил ключ в кошель на поясе. Раньян долгим и внимательным взглядом оценил этот пояс, а также перевязь с мечом, крепко задумался.

Король потер нос, который цветом и влажностью сразу показывал, кто здесь болен и лечится горячим вином. Громко чихнул и, наконец, удостоил вниманием гостя. Бретер заложил руки за спину, жест выглядел почти вызывающе, и это не осталось без последствий. Дворяне начали хмуриться и всячески трогать эфесы мечей, демонстрируя, как они готовы покромсать наглого простолюдина, да еще презренного убийцу. Король поморщился, королева наоборот, улыбнулась.

- Оружие, - один из дворян требовательно вытянул руку. – Дай.

- Боюсь, этого я делать не стану, - мягко, однако непреклонно сообщил бретер.

Охрана подобралась, будто по команде, слегка перестроилась, охватывая полумесяцем бесстыдного пришельца. Блондин с интересом наклонил голову, как бы невзначай поправил ножны так, чтобы в случае чего быстрее выхватить свой нож.

- И что все это значит? – с брюзгливым недовольством спросил тетрарх, поджав губы. – Обычно на кол просятся другим способом.

- Сейчас прольется чья-то кровь, – предположил Раньян, вспомнив цитату Хель из пьесы. Он по-прежнему улыбался как человек, абсолютно уверенный в себе и в своем будущем. – Не хотелось бы принять судьбу безоружным. Я все-таки Чума, а не скотина под мясницким ножом.

Король нахмурился и смерил мечника холодным взором. Телохранители начали переглядываться, и эти взгляды окончательно уверили гостя в том, что он все понял верно.

- Объяснись, - потребовал король.

- Мечи, - вновь улыбнулся Раньян.

- Я должен угадывать? – ядовито осведомился тетрарх.

Бретер склонился в изящном поклоне. Ответил:

- Видите ли, Ваше Высочество, современные «городские» мечи под одну руку обычно делают с развитым эфесом. Чтобы обеспечивать достойную защиту кисти, гарде следует быть двусторонней. Однако носить железку приходится ежедневно, а применять ее – намного, намного реже. Поэтому оружие, именуемое «костюмным» или «придворным» обычно делают с защитой лишь на одну сторону, так, что кольца и крюки закрывают ладонь только справа, на внешней стороне. Большой же палец остается открытым. Иначе ножны в перевязи на боку мешают.

- Бездна тайн открывается мне сегодня, - тетрарх изобразил беззвучные аплодисменты, но в глубине королевских глаз плескался тяжелеющий гнев.

- Терпение, мой господин, я уже подхожу к самому главному, - обнадежил Раньян. – Когда Вы оказали мне честь, удостоив своего внимания в прошлый раз, Ваши телохранители были вооружены, как и подобает людям их круга и обязанностей. Очень хорошие клинки, те, что всегда при хозяине, однако нечасто покидают ножны. Односторонние. А сейчас…

Бретер склонил голову, еще раз окинул взглядом дворян из свиты королевской пары.

- А сейчас я вижу шесть человек и пять мечей, которые сам бы взял, если бы знал в точности, что будет жарко. Что пальцы следовало бы поберечь от умелого противника.

Раньян криво усмехнулся половиной рта.

- У всех кольчуги под платьем. Толстые перчатки, красивые, однако не парадные. Пояса широкие, с накладками, чтобы прикрывать живот. Ваша охрана точно знает, что сегодня, быть может, придется кого-то убить. Я так понимаю, островитяне приплатили за мою голову?

Никто не спешил с ответом.

Бретер внимательно посмотрел на блондина с бритвой, затем на королеву и на то, как расположились телохранители, пятеро из шестерых. Подумал, что, в чем-то ошибся, чего-то не предусмотрел. Раньян сглотнул и уставился на тетрарха, а тот, в свою очередь, искоса глядел на супругу, да еще неприятно, подозрительно косился на собственную охрану. Вместо развивающегося диалога наступила немая сцена с переглядыванием в мрачной тишине, будто все (или почти все) участники готовы были к чему-то и каждый опасался начинать первым.

- Да. За такую сумму, которой ты не стоишь ни живой, ни мертвый, - согласился тетрарх. Он в свою очередь ухмыльнулся, желчно, без тени сострадания, однако Раньян видел печать неуверенности, что легла на одутловатое лицо короля.

- Но ты можешь избежать печальной участи.

- Что мне следует для этого сделать? – осведомился Раньян. Он старался продемонстрировать спокойную уверенность, а в мыслях торопливо переоценивал обстановку.

- Мой дорогой муж, - с надменным высокомерием процедила королева. – Вы слишком терпеливы и внимательны к этому отбросу. Ваша прихоть – спрашивать, его же обязанность – отвечать.

- Да, моя дорогая, - согласился тетрарх. – Да. Да… действительно. Так вот, убийца…. ты можешь спастись… можешь… Если без утайки ответишь на вопросы. Свободу не обещаю. Жизнь – возможно.

И вновь странный косой взгляд тетрарха, брошенный на супругу. Как будто наблюдения бретера относительно снаряжения охраны внезапно навели монарха на некую думу, крайне опасную и неприятную.

- Черт побери, - пробормотал Раньян. – А ведь ошибся я…

Он вспомнил предыдущий визит, странную игру эмоций на бледном и злом лице королевы, как будто ей подсказали красивое решение сложной проблемы. Сделал шаг в сторону, заставив охранников снова дернуться, и поклонился Ее Высочеству, вполне искренне, без наигранности.

- Обычно я смотрю на заговоры… с особенного угла, - сказал он, обращаясь только к женщине в траурно-черном платье с огромными буфами на плечах. – Снизу, как наемный клинок. Редко удается видеть все, так сказать, в соединении. Браво. Отличная задумка.

- Благодарю, - едва заметно двинула подбородком Ее Высочество, и рубиновые серьги качнулись, отражая свет будто капли свежепролитой крови. Признание королевы было вполне искренним, без ее обычного высокомерия.

- Меня подкупили? – уточнил Раньян, игнорируя тетрарха, который пучил глаза и нервно тискал унизанные золотом пальцы. – Или это буйное проявление преступной натуры человека без врожденной чести?

Блондин встал рядом с покровительницей, готовясь в любое мгновение выхватить бритву.

- Подкуп, разумеется, - снизошла до ответа королева. В эти секунды бретер и дворянка говорили как равные, отдавая должное уму оппонента.

- Подкуп, организованный врагами моего господина мужа, мудрейшего из достойных, достойнейшего из мудрых.

- Понимаю, - одобрительно кивнул Раньян. – Император Оттовио и его приспешники? А в моем доме завтра найдут прельстительные письма и золото?

- Уже нашли, - подсказала королева.

- Мой слуга, - нахмурился бретер. – Могу ли я просить о милости? Отпустите его восвояси, это верный и достойный человек.

- Стоит ли о нем теперь беспокоиться?- легко взмахнула рукой женщина в черном

Тетрарх начал вставать, вытягивая вперед пухлые ладони, открывая рот для приказа или, быть может, для крика. Скорее для крика в надежде доораться до стражи за дверьми. Однако не успел закончить ничего. Один из охранников выхватил меч и без особых изысков ударил повелителя четверти мира по шее, разрубив ее до позвоночника. Тело еще не успело брякнуться, а двое иных телохранителей уже выхватили кинжалы и наперегонки кололи своего товарища, единственного, кто не взял настоящее боевое оружие и, соответственно, не был посвящен в заговор. Убиваемый глухо вскрикивал, булькая кровью из пробитых легких. Судя по шуму за дверьми, там тоже что-то происходило. Оставшиеся телохранители встали перед госпожой, защищая ее от бретера.

Тело убитого тетрарха повалилось, будто мешок. Отдраенный и навощеный до зеркального блеска паркет щедро залило кровью, заколотый дворянин подергивал ногами в агонии. Супруга, точнее уже вдова поджала губы в недовольной, брезгливой гримасе, которая, впрочем, то и дело срывалась в злобную ухмылку очень плохого и очень довольного собой человека.

Раньян посмотрел на того, кто зарубил короля, а чуть ранее требовал сдать саблю.

– По плану его следовало заколоть моим оружием, оставив его в теле? – предположил бретер, зацепив большим пальцем гарду, выдвинув клинок из ножен. - Так, чтобы совсем приметно?

«Хель, все-таки ты была права… Хотя я это и так знал»

Нет, не прорваться к мужеубийце… Слишком много вооруженных на пути. Да и рано, рано! Сначала надо попробовать выудить кое-какие сведения.

- Оставим вопросы, - блондин в свою очередь вытащил из ножен клинок, ловко и красиво, будто продолжая давнишнюю демонстрацию искусства рубки. – Теперь наш черед. Как и договаривались. Не то время, совсем не то место, на которое я рассчитывал. Но и так сгодится.

Загрузка...