Тело лежало в пролеске, на обочине извилистой дороги, ведущей в оживленный исторический центр города. Оно было хорошо скрыто от глаз: спрятано под сосновыми ветками и толстым слоем природного мусора. Синтетическая одежда так сильно прилипла к коже, что с первого взгляда трудно определить расу или пол погибшего. При ближайшем рассмотрении можно было увидеть длинные волосы странного оттенка: не то светло-русые, не то рыжие, возможно, крашеные. На левой руке нашли кольца, обручальное и помолвочное, и в конце концов тело определили как женское.
Покров из веток и наносов не остановил разложения. Личинки и мухи, которых становилось все больше, с удовольствием лакомились найденным угощением; двукрылые и жесткокрылые насекомые появились уже через три дня – они уверенно прокладывали путь для грядущей колонии синих мясных мух. Насекомых, похоже, не тревожило, что тело обожжено до неузнаваемости: для них это было что-то вроде барбекю.
Ничто, кроме естественных процессов, не тревожило тело. Над ним неторопливо кружили хищные птицы. Менее чем в пятидесяти ярдах проезжали машины, и водители не подозревали, что рядом гниет человек.
Три дня спустя сильная гроза смела несколько «погребальных» ветвей, обнажив труп, и сквозь полог листьев его побил град. От ливней земля раскисла, тело погрузилось в грязь и перевернулось на бок.
Четыре дня спустя труп растерзал голодный койот: сорок два бритвенно-острых зуба с легкостью раскромсали мягкую плоть.
Пять дней спустя тело распалось на части; огонь, тепло, влага, насекомые, койот и естественные природные процессы быстро расправлялись с ним, не думая о чувствах близких покойной. Люди редко могут вынести мысли о происходящем с трупом.
Шесть дней спустя ее нашли.