Двойники идут на дело

ГЛАВА 14

К нашему с Анькой (вернее, Анькиному) сожалению, Настя не видела всего, что происходило в квартире Ларисы. Вернее, ничего не видела, а только слышала или знала по рассказам своего Леньки.

Под действием «сыворотки правды» она поведала о том, что ее сожитель Ленька неоднократно наведывался в Анькину «берлогу». Открыть балконную дверь труда не составило, а в дальнейшем он ее никогда и не закрывал. Анька этого не замечала. Правда, этот вид обогащения он освоил не так давно, в первый раз забравшись к соседям на майские праздники.

Когда у Леньки возникли подозрения, что в квартире за стеной никто постоянно не живет, они с Настей провели разведмероприятия – смогли в достаточной степени мобилизоваться для этого. Вначале слушали через банку, приложив ее к стене – но никаких звуков не доносилось ни в дневное, ни в вечернее, ни в ночное время. Потом пару раз Ленька заходил в соседнюю парадную и звонил в дверь – никто не открывал. Наконец он решился на дело.

Лез по цветочным ящикам – как мы с Анькой. Настя его подстраховывала. Они в первый раз обвязали его вокруг талии крепкой веревкой, а веревку закрепили за ножку старого, еще довоенного шкафа, оставшегося от бабушки, – даже если Ленька и сорвется, шкаф с собой он уж никак не утянет. А Настя приложит усилия и поможет милому другу взобраться на лоджию. Но все прошло нормально – как в первый раз, так и в последующие. Ящики были сделаны надежно, в чем мы с Анькой убедились на собственном опыте.

Но, к великому сожалению взломщиков, в квартире не нашлось ни рубля, ни доллара, вообще не было никаких денег и драгоценностей. Ленька действовал осторожно – чтобы хозяева не заметили вторжения чужака. Ленька с Настей рассчитывали регулярно посещать соседскую квартиру – мало ли что появится.

Они забрали оттуда один комплект постельного белья – единственный новый – и продали его. Для себя постельное не брали – давно уже обходились без него. Затем исчезли хрустальная ваза, подсвечники и какие-то недорогие статуэтки. Но пристраивать это добро с каждым днем становилось все труднее и труднее. Народу было не до покупок хрусталя, тем более у молодого человека, не внушающего особого доверия.

Сама Настя в соседскую квартиру не забиралась ни разу – ей было страшно встать на ящики. Ей вообще было страшно даже смотреть с лоджии вниз. Сразу же начинала кружиться голова, и она боялась упасть, так что старалась даже не высовывать на лоджию нос.

Большую часть жизни Настя проводила в квартире. Ей не хотелось никуда ходить, а на солнце в последнее время она вообще не могла находиться. В общем, сидела дома. Выходил Ленька. И добывал средства на пропитание и зелье, и приносил и то, и другое.

Несколько дней назад Ленька в очередной раз полез к соседям. Они с Настей слышали через банку, что в квартире днем были какие-то люди, потом уехали. Вечером наркоманы решили, что надо бы посмотреть, не осталось ли чего от посетителей – хотя бы какой-нибудь еды. У них дома было хоть шаром покати.

Они дождались одиннадцати вечера. Как раз над домом сгустились тучи, уже накрапывал дождичек, так что было маловероятно, что кто-то увидит, как Ленька перебирается с лоджии на лоджию, тем более он научился делать это довольно быстро, а зевак, идущих по улице, подняв голову, тем более в одиннадцать вечера под начинающимся дождем, быть не должно. Прямо напротив, как я упоминала раньше, окон других домов не было, только в некотором отдалении.

Но не успел Ленька влезть в квартиру, как в коридоре раздались голоса… Двое мужчин вошли (или проникли?) в квартиру практически одновременно с ним. Неужели услышали его?

Ленька метнулся к лоджии, выскочил на нее и притаился там, присев на корточки. А мужчины уже входили в большую комнату, из которой при открытой двери в маленькую можно было заметить, что делается на лоджии, идущей вдоль стены. Но пойдут ли они сюда? В общем, Ленька решил там пересидеть, надеясь на лучшее. А если выйдут покурить… Ну, тогда или сигать к себе, наверное, предварительно врезав мужикам, не ожидающим нападения, или… О других возможных вариантах думать не хотелось.

Мужчины ругались. Это услышала и Настя – в этой Анькиной «берлоге» никакой звукоизоляции не было, а в блочных домах прекрасно можно узнать, что происходит у соседей – в особенности, если такое желание имеется.

Настя выскользнула на лоджию и заглянула на соседнюю. Ленька сидел, пригнувшись. Он прижал палец к губам. Настя ни жива ни мертва осталась на своей.

Ленька жалел, что не прикрыл дверь из маленькой комнаты в большую: тогда бы он смог незаметно перемахнуть к себе. А так мужчины, обосновавшиеся в гостиной, могут его заметить. Но задним умом мы все сильны.

Он отлично слышал, о чем они говорили. Слышала и Настя, а потом они еще и обсудили, что произошло у соседей…

Один из мужчин обвинял другого в том, что он завел себе нового любовника. Первый оправдывался, поясняя, что он встречался с тем мужчиной по делу. Только по делу. И в любом случае этих встреч больше не будет. Та, свидетелем которой стал друг, – последняя. От его услуг отказались.

Потом обвиняемый вынужден был признаться, что ему пришлось вступить с тем мужчиной и в более тесные отношения – но только потому, что его шантажировали начальники того мужчины… Второй, обвинитель, хотел знать чем.

– Да тобой! Тобой! – заорал обвиняемый. – Ведь если мой отец или брат узнают про нас с тобой – мне конец! Как нас могли заснять?! Можешь мне ответить?

Обвинитель заявил, что обвиняемый должен был ему сразу же об этом рассказать, – и они бы вместе что-нибудь придумали.

– Что тут можно придумать?! – воскликнул первый, а потом его вдруг осенила мысль: – А ведь нас могли заснять только в одном месте! У тебя на даче! Больше негде. Мы поехали туда, когда Аньке была нужна эта квартира. Это ты…

Первый вскочил со своего места и схватил обвинителя за грудки. Тот что-то орал, оправдываясь и уверяя, что он не участвовал ни в каких съемках. Через некоторое время они успокоились и стали конструктивно обсуждать случившееся.

Обвиняемый подробно рассказал, как его завербовали враги его отца, чтобы он сливал им информацию. Они точно рассчитали, на чем можно взять Степана. Тому ничего не оставалось делать, как начать работать на них.

Обвинитель признал, что обвиняемого взяли крепко, но умолял больше не вступать ни в какие отношения с теми, кому он сливает информацию. А взявшие его на крючок специально подобрали тоже «голубого», с которым опять же засняли Степана.

В общем, Анькин брат оказался в совершенно незавидном положении.

После того, как обвинитель и обвиняемый выяснили отношения, Анькин брат еще раз повторил, что от его услуг вроде бы отказались, они быстро помирились, чуть не слезу пустили – и удалились в одну из маленьких комнат для совместного проведения ночи.

Ленька быстро перемахнул к себе на лоджию, понимая, что в ту ночь ему в соседскую квартиру заходить больше не следует. Может, следующим вечером. Вдруг теперь что-то останется уже от этих двоих?

Он подробно рассказал об услышанном Насте, до которой, хотя она и не слушала в тот раз через банку, тоже доносились обрывки фраз – ведь любовники в какой-то момент выяснения отношений кричали довольно громко.

Настя с Ленькой тут же легли спать, чтобы хоть как-то притупить чувство голода, но проснулись рано. Очень хотелось уколоться. Но денег не было.

Настя предложила Леньке залезть к соседям днем. Ну кто же смотрит наверх с улицы? Не заметят, как он перемахивает с лоджии на лоджию.

– Вот уедут – и давай, – сказала она.

Вскоре в квартире за стеной послышались голоса. Настя приставила банку. Потом хлопнула входная дверь. Но кто-то в квартире все равно оставался.

– Ну скорей бы он ушел! – стонала она.

Потом у соседей раздался звонок в дверь. Пришел еще какой-то гость, но не тот, что был ночью. Настя была абсолютно уверена, что теперь слышала другой голос, потом прозвучал какой-то тихий шлепок – и что-то с грохотом упало. Затем хлопнула входная дверь.

Настя подробно описала Леньке все, что слышала через банку.

И он решил быстро слазать к соседям, посмотреть, что там…

Представившееся ему зрелище заставило его на несколько секунд застыть на месте. Один из вчерашних собеседников лежал на полу с дыркой в голове, под ним по паласу растекалась лужа крови. Больше в квартире никого не было. Мертвец явно готовился к выходу – он уже был одет в летний костюм и ботинки.

Постояв какое-то время как вкопанный, Ленька решил быстро сматываться. Но потом у него мелькнула мысль, что надо бы все-таки что-нибудь поискать… К трупу он не мог притронуться, но, перескочив через него, оглядел спальню – однако ни кейса, ни традиционного портфеля там не оказалось. Если у трупа и имелись деньги, то они лежали во внутреннем кармане. Но переворачивать его, запускать руку… Ленька не смог.

Потом его взгляд упал на валявшийся рядом с трупом пистолет с глушителем. Может, взять оружие? И выгодно продать? Но «ствол» паленый… И тогда Леньку посетила мысль снять глушитель, что он и сделал, ногой отшвырнул пистолет под диван и вернулся с трофеем к себе домой.

Они с Настей стали ждать появления милиции в соседней квартире. Но милицию никто не вызывал. Настя постоянно прислушивалась к происходящему за стеной. Кто-то зашел туда на несколько минут – и быстро покинул ее. Потом, через некоторое время, еще кто-то. Но этих людей наркоманы уже не видели и почти не слышали – только колоритные выражения русского языка, произносимые, по всей вероятности, при обнаружении тела. Настя не могла даже с уверенностью сказать, мужчины это или женщины. Произносилось всего несколько слов, не так чтобы уж очень громко, стена и банка искажали звуки…

Вечером Ленька, сумевший кому-то продать глушитель, вернулся с зельем. Настя укололась. А когда проснулась на следующее утро, нашла Леньку спящим в прихожей. Вначале она не обратила на это особого внимания. А потом поняла, что что-то уж больно долго он не встает, и тронула его за плечо. Ленька был уже холодным…

Настя впала в панику. В первую минуту она подумала, что его убили. Может, тот обвинитель вчера все-таки заметил Леньку. И она могла ошибиться с голосом… Вдруг опять приходил он… И что ей теперь делать? Отвечать на вопросы следователя, прокурора, судьи или кого-то там еще ей совсем не хотелось. Но не оставлять же Леньку лежать там…

Она вызвала «Скорую».

Ее допрашивали, но она только ревела. От нее довольно быстро отстали. И врачи, и милиция, и кто еще заходил в квартиру поняли, с кем имеют дело. Про соседнюю квартиру она не обмолвилась ни словом. Потом ей сообщили, что ее милый скончался от передозировки. У него остановилось сердце. Но что теперь станется с Настей?

После того, как мне все это пересказала Анька – со своими комментариями и добавлениями, конечно, – я поинтересовалась у нее, что она намерена делать и кого подозревает?

– Завтра поеду к этому любовничку, – заявила она.

– Но ты уже была у него! – воскликнула я.

Анька пожала плечами.

– Но ведь убивал не он, – заметила я. – Настя же сказала тебе, что слышала другой голос…

– Ты веришь наркоманке? Ей казалось, что она слышала другой голос. А если тот же? Она, кстати, уже не уверена. Я возьму эту сволочь за грудки… И он мог кого-то видеть, когда выходил из квартиры. Из парадной. Заметить какую-то машину с людьми, следящую за домом…

Анька размышляла вслух, припоминая свою встречу с этим Валентином, любовником ее брата. В конце концов она пришла к выводу, что Валентин не мог пристрелить Степана – тот его содержал, а кто же убивает курицу, несущую золотые яйца? Валентин ведь был готов закрыть глаза на еще одну связь Степана и принял его объяснения. Но с ним все равно нужно поговорить. Лучше в деталях услышать от него суть их последнего разговора, чем пересказ от Насти, которая, в свою очередь, слышала далеко не все, а часть информации получила в Ленькином пересказе.

– Он сливал информацию Комиссарову? – спросила я.

– Больше некому, – ответила Анька. – Вот Артем-то сволочь, нашел себе стукача во вражеском лагере! И ведь узнал, на чем его можно подцепить!

– Аня, – устало сказала я, – в таком случае ты навряд ли найдешь убийцу брата…

– Убийца – Артем! – заорала Анька. – Неважно, кто нажимал на курок! Важно – по чьему приказу! Я придушу эту комиссарскую сволочь…

Далее минут десять следовало описание того, что она сделает с Комиссаровым и как, в частности, будет происходить процедура его кастрации, в которой предлагалось принять участие и мне.

– А если не Артем? – спросила я.

– То есть как не Артем?! Как…

Я попросила Аньку заткнуться и заметила, что приказ вполне могла отдать ее «любимая» Инесса, напомнив, что Анька и сама так считала вначале. Почему нет? Инесса – или Чапай – узнали, что Степан – «голубой». Произошло как раз то, чего тот боялся. Или – еще хуже – узнали, что он сливает информацию Комиссарову. И решили пулей поставить точку в его деятельности. Вполне возможный вариант.

Анька была вынуждена согласиться, что я права. Но допросить Валентина еще раз все равно требовалось. Например, для того, чтобы выяснить, с кем он видел Степана. А потом уже разбираться с тем связным. Чей он?

– Со связным его вполне могли видеть люди твоего отца, а не только Валентин, – заметила я. – Что тебе даст встреча со связным? По-моему, мы обе согласны с тем, что Степан работал на Комиссарова. Но зачем в таком случае Комиссарову убивать Степана? Ты была права в самом начале, сказав, что Инесса избавляется от конкурентов. А возможно, приказ отдал твой отец, когда она представила ему неопровержимые доказательства «голубизны» и предательства Степана. А то, что убили в твоей «берлоге»… Может, твой отец и не знал, что это твоя «берлога». Просто там Степана застукали.

– Было бы неплохо узнать реакцию моих родственничков, когда Степана найдут у речки…

Анька хмыкнула, а потом вдруг заявила, что меня, наверное, вскоре пригласят изображать ее. На похоронах Степана. Это должно быть грандиозное шоу. А сестра усопшего должна присутствовать обязательно – для всех знакомых. А раз нет Аньки, появлюсь я.

– Обрадовала, – я скривилась.

– Ничего, пообщаешься с моими родственничками, как раз выяснишь и официальную, и неофициальную версии.

– Кто мне выложит неофициальную?

– На похоронах обязательно будет какой-то треп, а потом на поминках. А ты все слушай. Пьяных вообще поспрашиваешь по отдельности. Что у трезвого на уме – у пьяного на языке. Ты же знаешь.

Анька заявила, что на сегодня хватит болтать, мне нужно побыстрее поправляться, чтобы к похоронам быть в форме. Она же завтра с утречка поедет к Валентину. А уж дальше видно будет.

Перед тем как лечь спать, Анька сходила в ванную и притащила в комнату свою вместительную спортивную сумку, вывалила на пол оружие, выбрала один пистолет, надела тонкие перчатки, тщательнейшим образом протерла оружие, затем положила его в мешочек, а мешочек, в свою очередь, – в ту сумку, с которой ходила обычно, тоже по размеру значительно превышающую среднюю дамскую.

– Что ты делаешь? – поинтересовалась я, наблюдая за Анькой из положения лежа.

– Избавляюсь от отпечатков пальцев. Неужели не понятно? – хмыкнула она.

Я уточнила, что это за пистолет. Поликарпова сообщила: тот, который мы нашли рядом с трупом ее брата.

– Но ты же сама говорила, что совсем не разбираешься в марках оружия! – закричала я. – Как ты определяешь, что это тот самый? Вон их у тебя три штуки. Почему этот?

Анька взяла два оставшихся, вытряхнула протертый из мешка и выложила рядком на полу перед моим диваном.

– Смотри! – велела она. – Видишь разницу?

Да, в самом деле пистолеты отличались друг от друга, а Анька тем временем пояснила, что хотя и не может навскидку определить, который как называется, но точно помнит, что именно этот пистолет валялся рядом с трупом ее брата, затем снова убрала его.

– И что ты теперь собираешься с ним делать? – мне было просто любопытно. – Подкинешь кому-нибудь?

– Ты прямо в точку, Лерка, – захохотала Поликарпова. – Растешь! Моя школа!

Да уж, месяц назад у меня голова так не работала и никакого оружия в квартире не валялось.

Анька намеревалась подкинуть пистолет Валентину, бывшему любовнику своего брата. Она была практически на сто процентов уверена, что тот не имел к убийству никакого отношения, но ведь нужен же какой-то козел отпущения? Так пусть придурок расплачивается за полученные блага. Для Аньки главное – отвести от себя все подозрения (мало ли кто кого еще на нее натравит) и избавиться от оружия. Пусть потом Валентин объясняется с интересующимися личностями, а как – его проблемы.