Бегу глазами по стройным рядам фамилий счастливчиков, поступивших на бюджет. Моей нет… что и следовало ожидать.
Обидно? Еще бы! Я же так об этом мечтала! Так стремилась, и увы… не поступила! Так бездарно прощелкала последние часы перед тестом, да еще и здоровье свое немного подорвала. Ужас, в общем. Самый плохой сценарий, что я могла себе представить. Вернее, я такого вообще не представляла! И что теперь делать? Платить за учебу мне нечем. Возвращаться домой не солоно хлебавши? Нет, не мой вариант.
Фамилии счастливчиков размазываются у меня перед глазами. Слезы дурацкие. Хотя тут только я сама виновата! Запорола себе жизнь на ближайший год, поздравляю, Настена, сердобольная ты наша! Зато Катька с новым виниром. Ну почему я такая дура?!
Разворачиваюсь, прикрывая красные, полные слез глаза и… врезаюсь в твердокаменное что-то. Горячее и вкуснопахнущее. Это что-то неспеша обхватывает меня руками, но не отталкивает, а наоборот, сильнее сжимает меня.
– Ты? – голос. Хриплый. Низкий. – Что ты тут делаешь?
И смотрит так… проницательно в мои полные слез глаза. А губы его совершенные, чувственные трогает улыбка. Словно искренне рад меня видеть.
– Ничего. Пустите. – требую я, в опустевшем в этот час фойе.
– А ну, пошли! – Громов решительно берет меня за руку и тащит куда-то вперед по коридору.
А я… иду. Как на заклание за ним иду. Понимаю, что все абсурдно, тщетно, но не подчиниться его тону, его энергетике, его харизме не могу.
Заходим в приемную. Секретарша, молодящаяся взрослая тетя, смотрит на меня как на муху в сиропе, с призрением, поджимая губы. Мигом оценивает мой зареванный вид, дешманскую одежду и полное отсутствие косметики.
– Ко мне никого не пускать! – Роняет Демид Александрович, и затягивает меня к себе.
Дверь плотно прикрывает. Наверно, чтобы крыса уши не грела, но не на ключ. Видимо она уж точно нос свой не сунет после приказа начальства.
А Громов закрывает дверь и меня к себе за плечи разворачивает. Возвышается надо мной, как скала или айсберг, глазами своими синими прожигает. Слегка наклонился ко мне, ноздри его раздуваются, будто он мой запах учуял.
– Не ожидал тебя здесь увидеть… – вдруг говорит он, – меня искала?
– Нет… – вот совсем нет. Наоборот боялась встретить его и его подельника, и надо же! Первым делом нарвалась!
А я тебя искал. Всю неделю в шалмане том проторчал. П*дор сначала долго морозился, цену набивал, а когда я заплатил ему, сказал, что ты не из гоу-гоу, а залетная. Сестра стриптизерши, и вообще приболела.
– Все так.
– А что приболела? – прищуривается ректор, сильнее сжимая мои предплечья.
– То и приболела! После всего, что вы со мной сделали!
Руки ректора сжимаются сильнее. Снова синяки будут. Даже тонкий хлопок футболки не поможет.
– А что мы сделали? – недобро сверкают его глаза.
Его лицо так близко ко мне, что я могу разглядеть как расширились и потемнели его зрачки в синей радужке. Что они сделали? Трахнули меня так, что я получила гормональный сбой и похеренный ближайший год! Видимо на моем лице это отразилось уж очень красноречиво, потому что Демид поддел мой подбородок к себе и озабоченно пробормотал:
– Больно сделали?
Вообще-то нет, не больно. Хотя большие, оба. Гиганты прям. Но мне было хорошо. Так хорошо, что на целый год вперед хватит.
Молча я опускаю глаза, теряя с ним зрительный контакт, хочу отстраниться, но в последний момент мне не позволяют этого сделать. Властная рука ложиться мне на затылок. Длинные мужские пальцы сцепляются на шее, и притягивают меня ближе к мужчине.
– Что ты тут делаешь? – повторяет вопрос Демид.
Он что дурак? Неужели не понимает? Или думает, я к нему притащилась? Повторить акт страсти недельной давности?
– В универ я ваш поступала! – выкрикиваю с обидой в голосе, будто это ректорова вина, что не прошла. Хотя, по сути, так оно и есть.
– Поступила? – прищуривается Демид.
И хотя я не могу опустить голову, но глаза прикрыть, чтобы не видеть этого бешенного взгляда, это у меня получается
– Как фамилия? – слышу я.
– Не важно.
– Почему сразу ко мне не пришла!? – в голосе столько возмущения, будто он каждую студентку с которой переспал, лично зачисляет в ВУЗ.
– Не хочу потом все ближайшие четыре года вас обслуживать… – говорю чистую правду, открываю глаза, и отринув страх смотрю в его распахнутые от удивления очи.
А потом он вдруг пережимает мое горло так остро, что почти удушает и бормоча хрипло:
– Все, капец, больше не могу сдерживаться! – впивается в мои губы властно и требовательно, отвоевывая пространство миллиметр за миллиметром.
Если бы я знала, что в этот момент ко двору университета подъезжает черный гелик с еще одним знакомым мне любителем танцев неопытных девушек, покусала бы сладкие губы властного ректора и убежала сверкая пятками! Но, увы.