Двойной бренди, я сегодня гуляю

4. КАЗАК

Марс, экспедиция D-12. 30-31 октября 2309 года по земному календарю (56 августа – 1 сентября 189 года по марсианскому).

– Кто такой вообще этот Виктор Лаи? – спросил Мэлори вечером за ужином. – Кто-нибудь о нём что-нибудь знает?

В столовой в этот момент находилась лишь часть состава экспедиции, из барнардцев – только Айена Иху. Презрев станционный этикет, Мэлори говорил по-английски. За Айену он не беспокоился: с её языковыми способностями, близкими к нулевой точке, она вряд ли распознала бы на слух даже имена в английском произношении.

Айена насупилась, но Мэлори сделал вид, что не заметил этого. Ему ответил Джеффри Флендерс.

– Насколько мне известно, это один из ведущих специалистов по инопланетной археологии. Он бывал на Земле, мне встречалось его имя в прессе.

– Имя? – недоверчиво повторил Мэлори. – Или псевдоним?

– Кто бы допустил псевдоним в академическую печать? – возразил Симон Лагранж. – Для барнардцев исключений не делают.

– Но это не барнардское имя, – заупрямился Мэлори. – Виктор! У него что, кто-то из родителей с Земли?

По взглядам, брошенным на него, он догадался, что сморозил что-то не то. На лице Патрика Коннолли промелькнула плохо скрытая жалость. Да они тут считают меня невеждой, подумал Мэлори.

– Артур, – мягко сказал Лагранж, – между нами и барнардцами не бывает метисов. Геном различается на десять процентов.

– Десять процентов – это много?

Мэлори никогда особенно не разбирался в генетике.

– Это колоссальное значение. Между человеком и шимпанзе разница всего полтора процента.

– Проще было бы зачать потомство от гиббона, – хохотнул Коннолли. Айена подозрительно покосилась на него и снова взялась за спагетти.

– Никогда об этом не задумывался, – сказал Мэлори.

То, что по крайней мере часть инопланетной жизни должна быть сходна с земной генетически, было предсказано уже давно. Ещё во второй половине XX века в кометах и космической пыли были обнаружены аминокислоты, уже известные на Земле. Из этого логически вытекало заключение, что механизмы кодирования белков, а значит, и строение ДНК, должны в общих чертах повторяться в разных мирах – просто в силу типологического схождения. Наиболее полно прогностическая теория была разработана Паолой Альварес в 2080-е годы. Впоследствии встреча с обитателями Барнарды подтвердила «закон Альварес». Барнардцы не были родичами Homo Sapiens. Они лишь походили на землян – на девяносто процентов.

Художественная литература, однако, отставала от жизни, подумал Мэлори. Надо же, ведь генетика как научная дисциплина существовала ещё три с половиной столетия назад – а фантасты вплоть до недавнего времени продолжали исправно выдавать лав-стори о счастливых межпланетных семьях с энным количеством красивых (либо страшненьких, но гениальных) детёнышей. И я выставил себя идиотом, сердито подумал он – я-то не фантаст, я учёный, мне бы следовало знать такие вещи.

– Между нами и ними даже браков не бывает, – прибавил Коннолли. – По физиологическим причинам. Ничего не поделаешь. Я знал одного парня, в которого влюбилась барнардка. Это был кошмар для обоих. В конце концов им пришлось расстаться.

– А почему же он всё-таки Виктор? – с недоумением спросил Мэлори. Джеффри Флендерс засмеялся.

– Всё просто. Он не первый археолог в своей семье.

– То есть?

– Его отец получил вторую специальность по истории Земли. Был без ума от наших древних римлян. И ребёнка назвал Виктором. Ему это показалось красиво: Виктор – «победитель»…

– А вы откуда это знаете? – полюбопытствовал Мэлори.

– Пошарил на досуге в локальной сети. В одном из прошлогодних выпусков «Британской археологии» оказалось интервью с ним.

– Ну и осложнил же его папаша всем жизнь, – сказал Коннолли. – Ведь для барнардцев это так же сложно выговорить, как для нас – какой-нибудь «Кржижановский».

– Кржижановский – это фамилия, – сказала Лика Мальцева. Её не слушали.

– Сложно или не сложно его выговорить, – брюзгливо заметил Мэлори, – но он прилетает завтра, и нам нужно его встретить.

– Как – завтра? – изумился Флендерс.

– А вот так. Похоже, он вылетел другим рейсом. Так что завтра после обеда нам нужно быть в космопорту.

Последние слова он произнёс по-маорийски. Напряжённая складка между бровей Айены Иху тут же разгладилась. Речь шла всего-навсего о встрече приезжего специалиста. А не об апельсиновом соке, который она пролила вчера в лаборатории.

Через двадцать часов после этого разговора Мэлори стоял в зале единственного на Марсе межзвёздного космопорта в Ацидалии, сжимая в руках табличку с номером экспедиции. С ним были Джеффри Флендерс и Лика Мальцева, выбранные им в качестве сопровождающих. Все трое пытались высмотреть среди пассажиров, выходящих из контрольного шлюза, ожидаемого гостя. Это было непросто, так как космопорт принимал и земные рейсы, включая транзиты, и народу в этот день оказалось достаточно много.

– Уже почти пять, – сказал Мэлори, поглядывая на часы. – Хоть бы нам не пришлось торчать здесь до ночи.

– Погодите, – сказала Лика, – по-моему, это он.

Проследив за её взглядом, начальник экспедиции увидел, как от смешанной толпы землян и барнардцев отделилась невысокая фигурка. Пассажир целенаправленно двигался в их сторону.

Мэлори заготовил дежурную улыбку и не менее дежурное приветствие на маорийском. Но барнардец заговорил первым. Подойдя к ним на расстояние вытянутой руки, он сказал:

– Здравствуйте. Прошу прощения, что заставил вас ждать. Вы, должно быть, Артур?

От неожиданности Мэлори едва не лишился дара речи. Барнардец обращался к нему по-английски!

Лика и Джеффри удивлённо переглянулись. Обычно европейские языки были недоступны для барнардцев – у них было слишком примитивное строение гортани. Неудивительно, ведь эволюция их расы была гораздо короче. На заре эволюционной теории история вида Homo Sapiens оценивалась в сорок тысяч лет, но в 1990-е годы это представление было скорректировано – новые данные говорили о сроках в три-четыре раза дольше. Вид Homo Barnardiensis существовал никак не более тридцати тысяч лет – даже с учётом того, что год на их планете дольше земного, сроки несопоставимые. Благодаря низкой продолжительности жизни и быстрой смене поколений их культура развивалась стремительно, но физическая эволюция оказалась несколько неравномерной – они не успели развить достаточно тонкий речевой аппарат. Одним из немногих земных языков, худо-бедно пригодных для общения с барнардцами, был язык маори, в котором мало согласных – и в качестве такового он официально и выступал. К этому настолько привыкли, что мысль о барнардце, говорящем по-английски, вряд ли могла даже прийти кому-нибудь в голову.

Но этот говорил. С сильным акцентом, коверкая некоторые звуки, но всё же вполне внятно. Грамматика же его и вовсе была безупречна, как в классической литературе старых времён.

– Я – Артур, – заминая неловкую паузу, проговорил Мэлори. – Глава экспедиции D-12.

– Рад познакомиться, – барнардец протянул ему маленькую холодную руку. – Виктор Лаи.

– Вы замёрзли? – спросил Мэлори, к которому наконец вернулась способность нормально вести разговор.

– Немного. Какие-нибудь неполадки с отоплением?

– Здесь со всем неполадки. К сожалению, неотъемлемая часть марсианского быта. Разрешите представить вам моих помощников – Лику и Джеффри.

Разговаривая с приезжим, Мэлори неназойливо изучал его. Роста небольшого, по земным меркам ниже среднего; тёмные глаза на незагорелом лице. Волосы каштановые, стрижен по традиции своей родины – наподобие украинского казака в старину (те двое парней с Барнарды, что работали в экспедиции Мэлори, оба носили самые обычные причёски). Сходства с казаком добавляли небольшие усы, но все черты лица были не земные и уж тем более не славянские – хотя, в общем-то, приятные. На нём было что-то вроде спортивного костюма – серо-голубая блуза навыпуск, перехваченная белым ремнём с непонятной эмблемой, и того же цвета мешковатые брюки с резинками у щиколоток. Ботинки обыкновенные, походные; за плечами стандартный рюкзак со скафандром.

– Вам уже случалось работать в инопланетных условиях? – с любопытством спросила Лика.

– Только на Земле. Я бывал в Египте, Великобритании и Перу. Это будет мой первый марсианский опыт.

Мэлори заметил неподдельное уважение в глазах Джеффри Флендерса. Спокойствие, сказал он себе, начальнику экспедиции смешно ревновать к посторонним, да ещё в первые часы после их приезда.

– Но вы, конечно, понимаете, – в голосе Мэлори появились официальные нотки, – что здесь вам не Египет и даже не Перу. Марсианские условия смертельны для людей, поэтому мы следуем жёстким правилам безопасности.

– Разумеется, – Лаи ослепительно улыбнулся. – Как по-вашему, Артур, похож я на самоубийцу?

– Откуда мне знать, – проворчал Мэлори, – как выглядят самоубийцы на Барнарде.

Все четверо поглядели друг на друга и рассмеялись. Напряжение было сброшено.

– А где ваш багаж? – спросил Флендерс.

– Я уже отправил его беспилотной почтой. Тут как раз был очередной рейс…

– Напрасно вы это сделали. Беспилотники на Марсе часто бьются. Из-за атмосферных условий. От них уже планируют отказаться.

– Я этого не знал. Впредь буду осмотрительнее.

Ты ещё много чего не знаешь, любезный, подумал Мэлори.

– Пойдёмте надевать скафандры, – распорядился он. – Нам придётся лететь на аэро.

– Монорельс обещают проложить на следующий марсианский год, – пояснила Мальцева. – Тогда к станциям пристроят вокзальные шлюзы, и можно будет добраться от космопорта без скафандра. Но пока идёт диспут, не повредит ли вибрация археологические объекты, мы так и летаем на своих машинах.

– В новостях передавали, что в секторе «сигма» песчаная буря, – сказал Лаи.

– Уже почти стихла, – ответил Мэлори. – Завтра мы уберём защитный купол, и можно будет начинать работы.