Двойной Киндер для Блудного Санты (СИ) - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Габриэлла Риччи (Габриэлла Риччи Двойной Киндер для Блудного Санты) #1

Габриэлла Риччи Двойной Киндер для Блудного Санты

Дорогие читатели! Обратите внимание, это история про Лидку из «Мужа заказывали?», но книга легко ЧИТАЕТСЯ ОТДЕЛЬНО! ОДНОТОМНИК!

Спустя девять месяцев после описанных в «Муже» событий

Первым, что услышала, войдя в собственную квартиру, стала музыка.

Бархатная, льющаяся по всей жилплощади и, скорее всего, за пределы стен тоже. Она царапала слух игривыми нотками, затем убыстрялась и — внезапно — обрывалась, оставляя сердце тревожно стучать в груди.

Продрогшие пальцы скользнули по запотелой ручке двери. Благо, последнюю я сменила не так давно, и будучи еще новой, она не издала ни звука. Лишь мягко закрылась.

Погруженная во мрак прихожая (от удивления я совсем забыла включить свет), как и остальные комнаты, вкупе с музыкой нагоняли чувственный флер. Едва ли значимая полоска света проступала на полу, на всю высоту дверного проема спальни. Из чего я сделала вывод, что скрытая сейчас от глаз шкафом в прихожей, дверь пригласительно приоткрыта.

Хм… Меня ждут? А я грешным делом решила, что Костя позволил себе вопиющее — нагло забыть про собственную невесту. Как и о том, что ее же, невесту, требовалось встретить сегодня в аэропорту. Впрочем, последнюю мою просьбу он все равно успешно провалил.

Хорошо, что существует такая опция как университетский автобус, иначе до сих пор дрогла бы на морозе или слонялась по аэропорту — как назло, мелочи в кошельке на такси не хватало, а дробить круглую сумму на кредитке не хотелось. Жаба душила.

Спокойно доехавшая со своими ребятами до места работы, и все-таки еще час — от универа до дома — в вонючей холодной маршрутке я Костику так просто забыть не могла.

Пока решила промолчать. Женишок играть изволит? Что ж, я вовсе не прочь. Только вот где сказано, что играть можно лишь по его правилам?

Расстегнув шубу, я собиралась было повесить ее в шкаф. Но только и успела отодвинуть зеркальную дверцу, когда музыку перекрыл стон.

Глубокий, откровенный, грязный и отвязный.

Женский… стон.

Догадка родилась быстрее, чем я успела моргнуть. Кровь ударила в голову, и в шубе, в помещении, мгновенно стало горячо. Хотя, готова поспорить — в моей собственной спальне сейчас было куда как жарче.

Чувствуя себя чертовым Шерлоком и молясь неизвестно о чем, я по-мышиному тихо скинула ботинки на основательном каблуке. Хотя каучук практически не издавал звука при ходьбе. Не дыша и не помня себя от напряжения и набирающей обороты ярости, я бесшумно подпорхнула ко входу в спальню.

Соберись, Лида! Не будь тряпкой.

Даже если все подтвердится — я не дам благоверному удовольствия наблюдать за предательскими слезами. Он их не стоит, и пусть даже не пытается тешить себя надеждами об обратном!

Три… два…

Выдох.

Не знаю, что потрясло меня больше: то, что призрачная догадка подтвердилась, или то, что в подсвеченной гирляндами спальне их оказалось трое. Костя и две «шалавы», как сказала бы с придыханием соседка тетя Рая, и, с чем я спорить совершенно отказывалась. Сейчас так точно, как минимум из-за накрывшего с головой шока.

М-да… Такого порно-фитнеса я еще в жизни не видела!

В центре семейного, как предполагалось изначально, ложа лежала первая адептка Эроса. С распростертыми ногами, между которых мастерски орудовали пальцы моего благоверного, и с широко открытым ртом, она старательно вбирала в себя его напряженный член. Тот проникал до самой глотки, грузно ударяя мошонкой по тонкой переносице, и девушка захлебывалась при каждой тяжелой фрикции нависшего сверху Кости.

Сам он… даже не знаю, как точнее охарактеризовать представшее моему, как оказалось, абсолютно неискушенному взгляду действо.

Движения Костика походили на отжимание. Разве что перед лицом его лежала вторая самка «бражника», с не менее широко разведенными бедрами, а «отжиматься» приходилось на одной руке. Вколачиваясь членом в глотку первой девушки, он опускался на тренированной руке и широко лизал клитор другой, успевая подразнить тот языком. И вот она-то, вторая прости-господи, как раз и стонала…

Вернее, делала это громче товарки, поскольку ее рот был свободен. А еще хохотала и между делом не забывала вести счет… Явно получая от происходящего… удовольствие.

Какое-то совершенно нездоровое, больное удовольствие.

«Вот же ж… Вот же…! Ар-р-р!!!» — слов не нашлось описать весь охвативший меня спектр эмоций!

Мозг натурально вскипел и норовил выплеснуться из ушей плавленым металлом, черепная коробка готова была лопнуть от скакнувшего давления, что немедленно прострелило виски.

Ай да Костик! Ай да сукин сын! Фетишист, блять, недоделанный!!!

Сказать, что я выпала в осадок — пожалуй, не то, что не сказать ничего, а откровенно потоптаться на моих чувствах, во главе с гордостью, и от души вытереть о них грязные ноги.

Короткий шок, однако, быстро отпустил, уступая разум накрывшей вдвойне ярости. Алая пелена застлала взор. И противиться разрушающим чувствам не осталось во мне, уставшей с дороги, ни сил, ни желания, ни уж тем более терпения!

Это что же получается? Я, значит, по командировкам маюсь, места себе не нахожу, лишь бы лишнюю копейку в дом принести, а этот кусок дерьма преспокойно себе развлекается! Гребаный поручитель по ипотеке. И ладно бы делал это на стороне, так нет же! В моей собственной квартире, в спальне. На моей, мать ее, кровати!

Нервно сглотнув, я краем сознания отметила засуху в горле.

В голове вспышкой молнии промелькнула мысль по-тихому намочить полотенце в ванной. Дабы немедленно выжать, скрутить в тугой жгут и отходить нехристей как следует!

Ух-х! Кукурузы в углу на них нет! И дедушки моего, для комплекта! Он у меня человек военной закалки, мигом бы показал, где раки зимуют.

Дикий поросячий визг и первые крики вернули умом на землю, и только после я поняла, что, гневно сопящая, стою посреди спальни с ремнем в руках. Из натуральной телячьей кожи. Прочным, не в пример жалкой Костечкиной любви. Точно знаю, потому что лично выбирала для благоневерного сей аксессуар.

Тьфу ж ты, еб твою мать!

— Лида! Погоди! Погоди, ты все не так поняла!

Костя вскочил с постели и спешно нашарил трусы на полу. Мерзко было наблюдать его такого: растерянного, раскрасневшегося от утех и волнения, и все еще возбужденного.

Судорожно перебираемые в руках трусы так и не определились, где у них север, а где юг, и ни в какую не желали натягиваться на стоящий колом, разноцветный в свете гирлянд, член. Даже через пустую голову. Поэтому Костик принял единственно верное за сегодня решение: приложить их к гладко выбритому лобку.

Трижды «ха»! Можно подумать, сдался он мне после такого, вместе со своим никудышным хозяйством.

— Костя, это что за сумасшедшая?! — взвизгнула меж тем любительница нетрадиционного куниллингуса.

— Ты говорил, что втроем будем! — подхватила профессиональная минетщица. — Я на такое не подписывалась! Или убирай ненормальную, или мы уходим!

А вот от подобного хамства подумывавший было вернуться дар речи развернулся ко мне задницей и помахал ручкой. Окончательно, если не считать рвущиеся с языка многоэтажные маты.

От злобы меня натурально потряхивало и уберечься от скорого извержения не представлялось возможным.

Подскочив к любительнице чужих помолвленных членов, я рывком забрала прижатую к пышной груди простыню.

— Это. Моя. Простыня. — Отчеканила, игнорируя пляшущее нижнее веко и не сводя прожигающего взгляда сверху вниз. — Это мой дом.

И это был мой жених! — пронеслась горькая мысль, которую я таковой и оставила. Разбора полетов не избежать, но ни к чему делать это на публику. Тем более на такую низкосортную.

Тьфу!

— Пошли вон отсюда. Обе!

— Костя?! — вскинулись эти клуши разом, ожидая немедленных объяснений.

Видимо, не одну меня водили за нос, но на данный момент сей факт волновал меня меньше всего.

— Собирайте шмотки и проваливайте! — на ходу переобулся женишок и со всей искренностью попытался заверить: — Лида, я сейчас все объясню! Клянусь!

Ага, да. Не виноватый я, нимбом клянусь!

Короткого смешка я не сдержала: объяснит, как же. Он и трусы-то до сих пор надеть не сподобился!

— Ну естественно, объяснишь. Куда ты денешься с подводной лодки, — почти безразлично отозвалась я.

Впившиеся в ремень пальцы стремительно немели. Несмотря на показное спокойствие, голос выдавал с потрохами: звенел и рокотал, проносясь по спальне близким громом. При иной ситуации можно было бы ставки делать на то, что пронырливые соседи уже полным ходом греют уши на чужой Санта-Барбаре, приложившись к стенам через стаканы.

Мигающий свет гирлянд бил по нервам, как оголенный провод. И если обычно акты членовредительства мне были не свойственны, то сейчас я с агрессивным упоением вдолбила выключатель кулаком. С размаху. От души. И плевать, что восстанавливать потом за мой же счет.

Ни одна из финансовых затрат не сравнится с тем, что сегодня мне самым неблагодарным образом нагадили в душу.

Хотелось разбить вообще все, что не так лежало, и финальным аккордом сломать скалку на голове Быкова, — подарок его мамочки «нерадивой хозяйке», как полу в шутку называла меня она. А лучше одну из двух — непочатую — бутылку шампанского, что приютилась в ведерке со льдом у изголовья кровати. И сразу после схватить опасливо прошмыгнувших мимо девиц и придушить, одну за другой.

Во мне бушевала буря.

С одной стороны, тошно было настолько, что хотелось как можно скорее со всем разобраться и покончить. А с другой — я потеряла контроль над собственными демонами, и гады внутри меня требовали перебить тут все к чертям. Желательно, об одного отдельно взятого и завравшегося до неприличия донжуана.

Шалав и след простыл. Да и кому они нужны? Сегодня с одним развлекаются, завтра клиент другой. Зарабатывают как могут, по крайней мере, не лезут ни в чей карман, не убивают, не насилуют. Как и не прыгают насильно на чужой член.

Я не знала, как быть дальше. Тело и мысли плавились в огне, и я машинально, довольно грубым и резким движением, сняла шубу. Швырнула ее на диван в зале и, сама не зная, почему, сердито протопала на кухню.

Костик наконец справился с одеждой и бежал за мной, точно собачий хвост.

— Лид, послушай… Лидусь… Лида!

— Лапы прочь!!! — резко обернулась я и со всей дури оттолкнула бывшего.

Хотя не мешало бы и леща отвесить. Смачного! Такого, чтоб зубы по полу ползал собирал. Ишь ты, чего удумал, лапищи свои грязные распускать.

И уж не знаю, от неожиданности ли, или от того, что подстегиваемый яростью мой толчок оказался сильным, но на ногах Костик не устоял. Плюхнулся на мягкую табуретку и если бы не стена в полуметре за спиной, выписал бы кульбит вместе с ней. С табуреткой, то бишь.

К мойке я больше не отвернулась. Поэтому отчетливо видела, как медленно но верно меняется в лице Костя.

Он встал с пресловутой табуретки и, как бы никуда не спеша, подошел ко мне. Почти вплотную. Гордо распрямив плечи, заложил руки в карманы спортивок.

Хочет подчеркнуть свою значимость? Поздно.

Знакомый до боли, а сейчас смешанный с запахом секса и лишь усиливающий раздражение его собственный запах я уловила непроизвольно. Пальцы за спиной сжались мертвой хваткой на краешке столешницы.

— Да ты никак охренела, мать, — нарочито спокойно и тихо проговорил он. — Один раз с бабами застукала — и не растерялась. Хотя, знаешь, очень удачный повод забыть все хорошее, что для тебя сделал. Хах!.. А соображалка-то варит. Уважаю.

— Мне почти жаль тебя разочаровывать, но взаимностью ответить не могу. — Я нервно усмехнулась и после слабо закивала: — Ну и свинья же ты, Быков.

Слово и вправду не воробей. Оно вылетело гораздо быстрее, чем успела сообразить. Стоило только поднять голову и встретиться с ненавистными карими глазами.

На скулах Костика заходили желваки. А я вдруг осознала, что если до сих пор при любой ссоре бросала все силы на то, чтобы унять свой характер и огибать острые углы широкой дугой, то сейчас внутренне подначивала себя. Настраивала на диаметрально противоположное поведение.

— Ты забавно сопишь, — как-то недобро и невпопад усмехнулся он. Повергая меня этой своей репликой в еще большее изумление. Хотя миг назад казалось, что дальше уже некуда.

Я моргнула несколько раз кряду.

— Это все, что тебя волнует сейчас? Ты правда считаешь, что ничего особенного не произошло, или меня за круглую идиотку принимаешь?

Он помолчал, выдерживая тяжелый взгляд. Недовыдержал. С неохотой разлепил плотно сомкнутые губы.

— Перефразирую с твоего позволения. Получилось некрасиво, согласен. Но я не вижу резона поднимать истерику.

«Некрасиво»?! Он серьезно? Нет, кто-то в данной ситуации точно потерял всякие берега!

— А как еще, черт возьми, на это реагировать?! — вспылила я. — По головке погладить?! Леденец вручить?! Или, может, подсобить? Резинку по члену раскатать? Умница, милый, продолжай в том же духе?! Считаешь, что раз когда-то помог со средствами для отца, так теперь тебе все дозволено? Как бы не так. Не знаю и знать не желаю, как долго это продолжалось, но — все. Конец. Баста, нахуй!

Во-первых, я вернула ему все, до копейки. Всю ту сумму, на которую он раскошелился для отца. Для проведения операции и поддержания достойного уровня реабилитации.

А во-вторых, я не девочка с улицы, и унижать себя не позволю. Неважно, по какой причине. Слава богу, живу в собственной квартире, способна себя обеспечить и не смотрю на всяких там бабников с протянутой ладошкой, не заглядываю им в рот. А ипотека…

Справлюсь. И не такое переживала.

Кстати, за все три месяца ипотеки Костя лишь единожды сподобился разделить сумму напополам. Да и то в первый месяц, дабы пыль в глаза пустить, мол: видишь, я тоже в договоре не для одной полноты комплекта значусь.

А пока пыль, или, вернее, песок оседал, он успешно зарылся в бархан, обезопасив тем самым себя от будущих излишних телодвижений.

Знаете, самый опасный момент для принятия важных решений — состояние счастья. Я же как чувствовала, что не стоит соглашаться на его условия о том, что я буду выплачивать ипотеку, а он — обеспечивать семью и откладывать на лучшее будущее! По крайней мере, пока не поутихла радость от получки премии.

А я согласилась. Дура. И не только с ипотекой — я много где шла ему на уступки, порой откровенно наступая на горло собственным принципам. Семьи хотела. Нормальной. Но кто бы знал, что градаций у этой самой «нормы» ничуть не меньше, чем у того же «денег нет», а желание мое отнюдь не обоюдно.

Да что уже локти кусать о собственной слепоте. Теперь я все одно вынуждена расхлебывать последствия.

— Тебе не идет роль стервы, — поморщился Костик.

— А тебе не идет главная роль в ЖМЖ, — мгновенно парировала я. — Выглядишь наинелепейшим образом. Это ж надо было додуматься совместить куни, минет и отжимание! «Тирлим-бом-бом», ёпрст, — фыркнула и со злостью постучала я по столешнице. — Только с поправочкой на то, что в голове вместо мозгов у тебя явно нечто иное.

Понятия не имею, что именно поумерило его пыл, но произошло это буквально на глазах.

— Сама виновата, — уже более нормальным тоном сказал Быков. — Какого черта было заявляться без предупреждения?

Пф! Можно подумать, это в корне бы поменяло положение дел. Максимум, отсрочило бы неизбежное, и это было ясно как божий день. Но я решила собрать всю волю в кулак и — раз уж пошла такая пьянка — говорить до конца.

— А ничего, что я писала тебе? И что ты как бы ответил?

— Когда? — натурально удивился Костя, а я не выдержала:

— Ты издеваешься? Хотя, чего я спрашиваю.

Благоневерный сбегал в спальню за мобильником, и, принеся его, открыл чат в мессенджере. Принялся едва ли не тыкать экраном мне в лицо, доказывая, что ничего я, коварная плутовка, ему не писала. Я в ответ показала свой телефон. Ошарашенный взгляд растерянного Костика надо было видеть! Как бальзамом на душу плеснули, честное слово, и я не сдержала злорадства:

— Так что, Быков, скажи спасибо своим подстилкам, сколько их там у тебя было… И я тоже скажу. Иначе и дальше ходила бы… гм… рогатой, — хохотнула я, а потом выдохнула и серьезно добавила: — Собирай манатки и оревуар. Как хочешь, но чтобы через полчаса духу твоего здесь не было.

А дальше меня как будто занесло в параллельное измерение. Потому что события происходили, как в замедленной съемке, и пока на меня, больно ударившуюся спиной о стену, выливали тонну помоев, время будто тянулось вечность.

Столько претензий и обидных эпитетов разом, да к тому же от мужчины, я в свой адрес не получала еще никогда. И поняла, что — да, действительно во всем виновата я сама. Хотя бы уже тем, что пустила это быдло в свою жизнь.

— Лохудра пергидрольная! — рыкнул Костик, когда мне удалось вырваться из стальной хватки.

Критическая отметка терпения осталась далеко позади. Меня натурально бомбануло.

Не разбирая происходящего вокруг, я, словно в бреду, кинулась к шкафчикам. Распахивала все подряд и, так же, без разбору, принялась швырять найденным в женишка.

— Я попросила бы! Пергидрольная — твоя мать, а я в салонах осветляюсь, дерьмо ты мамонтово! Пшел вон из моего дома!!!

Новый сервиз на двенадцать персон пал жертвой произвола. Радовало то, что частично он таки цели достиг.

— Ненормальная! — рявкнул Костик, прижимая кухонным полотенцем рассеченную бровь.

— И кто меня такой сделал, м?!

— Успокойся! Да успокойся ты! — поднял он свободную руку в предупреждающем жесте. — Дай мне выйти. Я не трону, обещаю.

— Только попробуй, — угрожающе процедила я, поудобнее перехватив рукоять вилки для мяса. И когда только взять ее успела?!

Костик с опаской и чуть ли не по стеночке, скача через диван, точно горный баран, прошмыгнул к выходу и пулей вылетел из кухни.

— Шмотки свои завтра заберешь! — крикнула я вслед. — У помойки!

Входная дверь хлопнула так, что заложило в ушах. Я от души выругалась, рухнула на диван, все с той же гребаной вилкой в ходящих ходуном руках.

И только после дала волю чувствам — разрыдалась.

Нюни я распускала, впрочем, недолго. Быстро смекнула, что слезами горю не поможешь, о, нет. Зато хорошим алкоголем и приятной компанией — вполне! И если не проблемы решить, то хотя бы расслабиться и свыкнуться с новым положением дел оно вполне может помочь.

Должно помочь.

Схватив со стола телефон, я быстро набрала одну из подруг и коллег по совместительству — Ваську Беду.

— О, Деева! А я как раз звонить собиралась, — вместо приветствия затараторила подругайка, после недолгих гудков. — Ну рассказывай, как поездка? Интересно было? Вернулись нормально, надеюсь? А то я звонила, а ты трубку не берешь!

Я закатила глаза: олимпиада как олимпиада. Ничего нового и сверхъестественного, хотя организаторы и постарались на совесть. Об этом-то я Ваське и сообщила, бегло обрисовав поездку и пояснив: не отвечала ей только потому, что была очень занята.

Не зная, с какой стороны зайти, я невпопад начала плести что-то о том, что при желании Васька могла бы поспрашивать и Лапину. Помнится, у подруги с ней случился конфликт, на фоне тайного служебного романа Васьки с математиком. Ну, теперь-то уже не тайного, но и дело было не намедни. И хотя сам конфликт разрешился, но, сдается мне, холодная война между девушками продолжалась до сих пор.

— Ой, да ну эту выпендрежницу! — отмахнулась Беда, чем только подтвердила мою догадку.

Лапина — наша коллега, преподаватель английского языка, и на олимпиаду мы везли ребят вместе с ней и информатиком. Только все это волновало Ваську сейчас меньше прочего. Видимо, мой пессимистичный настрой слишком отчетливо проступал в голосе, потому что она немедленно принялась допытываться:

— Ты лучше выкладывай, давай, что там у тебя стряслось?

Решимость в голосе Васьки пошатнула мою. Я машинально приготовилась отмахнуться, но тут же передумала — не в этот раз. Имела уже однажды опыт с самой собой, оставшейся без поддержки и в состоянии аффекта. Ни к чему хорошему это не привело тогда. И вряд ли приведет сейчас.

— Вась, а я… я Костика выставила, — выпалила я на выдохе.

Молчание с секунд пять, а потом полный противоречивых чувств вопрос:

— То есть как это, «выставила»?!

— Да вот так! — гневясь на свою же доверчивость, сказала я.

Порывисто встав, я отошла к окну. Слушала недолгое молчание на том конце провода, в то время как запотелое стекло приятно холодило лоб.

— Слушай, Лид, — сказала наконец Васька. — Мы с Вадиком в кино собирались, но ты погоди, я сейчас позвоню ему. Предупрежу, чтобы с сеструхой шел, и сразу к тебе. Ты только дождись, ладно? И, пожалуйста, не делай глупостей!

И мне бы отговорить подругу слать собственные планы к черту, но… Спорить не осталось никаких сил — ни моральных, ни физических, — да и это было бессмысленно, когда речь шла о Беде. Поэтому на том мы и порешили, и я осталась дожидаться подругу.

В идеале бы прибраться к ее приходу, конечно, но пустота в душе словно завербовала меня всю.

Пофиг. Абсолютно пофиг.

***

Я знала подругу как облупленную. Наверное, только потому-то и не шибко удивилась, увидев на пороге вместо одной Василисы всю нашу коллективно-сплоченную шайку в составе из трех холеных мордашек — Люську, Маруську и Ваську собственной персоной.

Практически всю.

Ну, Беда, ну, удружила! — ошарашено обняла я подруг и поцеловала воздух у их щек. Может я не хотела вот так сразу и с бухты-барахты докладываться девчонкам? А, впрочем, поздняк метаться, как говорит племяшка. Да и где наша не пропадала!

— А Нату чего не позвали? — спросила я, хотя догадывалась, что Васька обзвонила всех подруг. Как и представляла примерно, по какой причине Ната не смогла приехать к подруге в ночь, поддержать в трудную минуту.

— У нее свекруха как с цепи сорвалась, — поморщилась Беда, второй раз за вечер подтверждая мои догадки.

М-да, не повезло все-таки подруге со свекровью. Утешало то, что скверный характер родственницы с лихвой компенсировали забота и любовь мужа. И частенько я белоснежно завидовала Наташке — вот бы и мне так. Не со свекровью, конечно, чур меня! Но как же хотелось встретить заботливого и уважающего не одного лишь себя мужчину.

Вот только не в этой жизни, скорее всего. Так что периодически я старательно закатывала губу и продолжала жить реалиями в виде эгоцентричного Костика.

— Ну что, Лидка-краса белобрысая коса. Выкладывай, — потребовала Маруська, когда руки с улицы были вымыты и мы засели на кухоньке.

Девчонки затаились, а я оказалась под прицелом сразу трех пар глаз. Даже Люська замерла с откупоренной бутылкой вина в руках.

Захлопнув дверцу холодильника, я обернулась к девушкам. И рассказала. Помолчав, правда, дабы ради приличия выдержать томительную паузу, но — рассказала. Вывалила все как есть, ничего не утаила.

Помирать, так с музыкой, что называется!

А следующие часа два мы только и занимались, что обильными возлияниями и — это уже больше касалось Васьки — в перерывах между планами на мое светлое, несомненно, будущее, я выслушивала нотации о том, что так жить нельзя. Любить себя надо, а не позволять каким-то левым козлам вытирать об себя ноги.

Слова же том, что, собственно, по той же самой причине я и выгнала Костика, успешно пропускались мимо ушей. Первое время. Потому что очень скоро из-за количества влитого в кровь горячительного не то что говорить или спорить — думать было лень. Да и подруги чихвостили мою благоговейную слепоту уже без былого запала.

Уснуть если не лицом в салате, то как минимум в полупустой коробке шоколадных пралине у нас были все шансы. Но в тот момент, когда я на полном серьезе готовилась отдаться в ласковые руки Морфея, меня самым бесцеремонным образом ткнули в плечо:

— Пошли на балкон.

Продрав глаза, в приглушенном свете свечей увидела Ваську. Странно, подумала я. Зачем сидеть в полумраке, когда есть электричество и лампы дневного света?

Но вместо этого спросила другое:

— Зачем?

— Покурить.

— Ты разве куришь? — удивилась я. — Чего еще я о тебе не знаю, женщина?

Подруга в ответ пьяно хихикнула:

— Ну, я ж не всегда. Изредка, под настроеньице. Просто у Вадика такие сигареты классные, с ароматом ни то яблока, ни то меда. Только смотри у меня, ему об этом ни слова!

— Все с тобой ясно, — хмыкнула я и не без помощи поднялась.

Мы вышли на крошечный балкон, наполовину заставленный якобы нужным хламом Костика. Свежий воздух отрезвлял сознание, пока морозец, живо пробравшись под вязаный свитер, пощипывал спину и бока.

Васька затянулась.

— У тебя есть мечта? — спросила она вдруг, глядя перед собой, в сияющий огоньками ночной город. — Я не имею в виду оторванные от реальности планы в далекой перспективе, которые порождают в нас жажда лучшей жизни и банальная зависть. Есть у тебя какая-нибудь мечта из детства? Такая, чтоб с запахом нереальности или даже волшебства и мандаринок?

Я задумалась. Понимала где-то в глубине души, что не все так просто в датском королевстве, но пары алкоголя все еще диктовали свое. Так что я пробормотала в воротник-кишку:

— Знаешь, а я ведь еще под стол ползала, когда впервые заподозрила ненатуральность деда Мороза.

Мы с Васькой переглянулись и рассмеялись.

— Нет, правда! — заверила я. — Отец таинственным образом терялся всякий раз перед визитом красноносого старика с мешком подарков. И вообще говоря, сложить простые числа было несложно.

Васька хмыкнула, сделала очередную затяжку.

— Это, несомненно, чудесно. То, что ты баба неглупая, я знала всегда. Но что там с мечтой?

— Увидеть настоящего деда Мороза? Чтоб пришел и поправил мне все, что не так лежит. А лучше огрел посохом по тыковке! Авось заработает и перестану наконец на мудаков западать…

— Это можно устроить.

— Смеешься? — скептически прыснула я.

— Нисколько, — масляно улыбнулась подруга и икнула: — Организуем на раз-два! По лучшему разряду! Ик!

— Опасно тебе пить, Беда, — хмыкнула я, крепче прижимая скрещенные на груди руки и поежилась: — Тебя заносит в параллельное измерение и — уж прости — ты начинаешь нести… ахинею. Вот.

А дальше разговор круто свернул в совершенно иное русло. Вот ведь всегда диву давалась, как люди умудряются вывернуть чужие слова, а порой откровенно путают жопу с пальцем, уж простите. Это талант надо иметь, не иначе!

Не помню, как едва не поцапавшиеся, мы с Васькой оказались на кухне. Посидели еще немного, пока не осушили все запасы алкоголя, подобрели на этой почве, а время меж тем не перевалило далеко за детское.

Что поделать, в отличие от меня подруг дома ждали, — кого дети, кого мужья. Ничего удивительного, что на мое предложение остаться они ответили вежливым отказом. Пожелали, правда, не киснуть, заверили, что все у меня наладится и встречу еще своего прынца. Признаться честно, в это слабо верилось, но и заработать репутацию нытика в глазах подруг хотелось еще меньше. Поэтому я покивала и нарочито бодро согласилась.

Вышла в прихожую, проводить подруг. И аккурат в этот же момент в дверь позвонили.

У меня случилось дежавю. В столь поздний час я не имела привычки открывать дверь кому бы то ни было в принципе, а после гадких мурашек, что табуном пробежали по спине, перехотела вовсе.

Зато за меня это сделала Васька. Тьфу ж ты, голова садовая!

— Доброй ночи, сударыня. Санту заказывали? — расплылся визитер в жеманной улыбке. А потом окинул нашу подвыпившую компанию шальным взглядом и растерялся: — Предупреждаю сразу: я со всеми не справлюсь. И вообще, это не входит в базовый набор.

— Послушайте, молодой человек, — раздраженно затараторила Васька, под руку выводя его на лестничную клетку, — нам ваше «это» и не нужно. Как вы сказали? Базовый набор? Его вполне хватит, скажите мне номер карты…

Что это за чувак и о каком таком «этом» шла речь, мне оставалось лишь гадать. Ну, то есть, учитывая габариты мужчины и то, что чисто теоретически могло скрываться под красной шубой, ответ был очевиден. Настолько очевиден, что я отмела эту мысль, не дав ей до конца сформироваться.

Ну не могла Васька учудить такое, точно знаю! Это ж кому сказать — не поверят.

Внезапно в какой-то момент я поняла, что в прихожей мы с мужчиной остались наедине. И что странно, меня сей факт не покоробил от слова «совсем». Прислонившись к стене, я в излюбленной манере скрестила руки на груди. И окинула мужчину внимательным взглядом с головы до пят. Насколько внимательным, на сколько вообще могла фокусировать взгляд в состоянии тотального нестояния.

— Вы не дед Мороз, — заплетающимся языком, отчего-то серьезно постановила я, а потом сама же от своей серьезности рассмеялась.

— Все верно, — улыбнулся он и многозначительно поиграл широкими темными, как смоль, бровями. — Я Санта-Клаус, это намного круче.

Мужчина игриво подмигнул. И этот простой жест вкупе с его богатым на оттенки, глубоким и сочным баритоном без труда сбили с толку поддатую меня.

— Чего-о? — протянула проморгавшись, сама не зная, что конкретно имею в виду.

Мужчина меж тем разулся, ловко скинул лоснящуюся бархатом шубу и, оставив ту на лавочке у трюмо, осмотрелся и пошел прямиком на кухню. А заодно забрал с собой меня, крепко ухватив за руку.

— Не споткнись, — только и попросил из-за плеча.

Происходящее напоминало мне сюр чем дальше, тем отчетливее.

Ну почему? Почему вместо того, чтобы потребовать представиться и объясниться человека, хозяйничающего в моей квартире и уже мне «тыкающего», я думаю о том, какие у него длинные, теплые, чуть шершавые пальцы и до одури классная задница, очертания которой так явственно проступают через сидящие точно влитые красные штаны?

Боже, неужели я отупела настолько за жалкие несколько месяцев с Костей?

— Ничего себе, — изумленно присвистнул мой гость, едва мы зашли на кухню. — Вы, русские, всегда так… развлекаетесь?

Кажется, мне наконец удалось идентифицировать ту единственную деталь, которая меня действительно смущала на данный момент. Неопределенный легкий акцент незнакомца.

Ну да, что есть, то есть. Девчонки помогли мне прибраться — смести битое стекло, то бишь. Но, как ни странно, более выдающихся талантов среди них не отыскалось. Так что парочка сорванных с петель дверей шкафчиков так и остались сиротливо стоять на полу, прислоненными к стене.

— Это еще что! — гордо заверила я, соображая потихоньку, чем дело пахнет. — А вот как мы с Бедой отмечали проводы Антошика-а… Эх! Повторить бы как-нибудь снова… Как в старые добрые времена. Ик!

Если вдруг мой гость — маньяк-иностранец — пусть трепещет в благоговейном страхе перед сумасшедшей русской. Бу-га-га! Медведи, балалайки, матрешки, ага-ага. А у меня ведь к прочему и подруги есть — ведьмы еще те! Так что в случае чего ему точно не поздоровится…

— Выпить есть? — спросил мужчина, уложив меня на диван.

Хотя «уложив» — мягко сказано! Я буквально плюхнулась ставшей невероятно тяжелой пятой точкой.

— Пить нет, есть есть, — ответила, честно позабыв о шампанском в спальне.

— А если найду? — хмыкнул Санта, наглейшим образом копошась в моем холодильнике.

— Значит, найдется… — нахмурилась я, стремительно проваливаясь в сон.

Краем сознания отметила, что неправильно это все. Не должно так быть. Я не могу расслабляться в присутствии совершенно незнакомого человека, которого вижу впервые в жизни! Но тем не менее, чувствовала я себя аморфным овощем или раскисшим хлебушком — кому как больше нравится. А единственной насущной мечтой настырно маячило желание выспаться. Лет этак на десять вперед.

Да что ж такое-то, а! Стоило подумать, как мои планы снова нарушают! Эх, не судьба мне, видно, поспать сегодня…

Сильные руки подхватили под мышки и честно попытались поставить меня на ноги. Но после нескольких безуспешных попыток Санта подхватил меня и вынес на балкон. Судорожно глотнув морозного воздуха, я лишь потом поняла, как сильно меня разморило в душной кухне.

Санта

Поежившись, малышка машинально прижалась к моей груди. Заерзала на моих руках и засопела так сладко, что по позвоночнику — от копчика и вверх, до самого затылка — пробежало стадо мурашек. Которое тут же отозвалось вставшими дыбом волосами. Соски напряглись ни то от холода, ни то от заявившего вдруг о себе желания. В районе паха сделалось невыносимо тесно, горячо.

Непроизвольно вдохнул запах ее волос и — готовый взвыть — неслышно выругался.

Дьявол!

Я, конечно, подозревал, что визит на родину, к старому университетскому другу, скучным не будет. Но кто бы сказал мне еще две недели назад, что вместо празднования в узком кругу семьи, на Рождество я буду чертовым «Сантой»! Ни за что бы не поверил. Скорее посмеялся бы и благополучно забыл, не удостоив внимания.

Нарушить традицию? Нонсенс.

Однако сегодня на календаре четверг, двадцать пятое декабря. Католическое Рождество. И как вообще позволил приятелю взять себя на слабо — ума не приложу. Но ничего, с Максом у меня еще будет обстоятельный разговор на эту тему. Наутро. Только…

Только что? Клиентку обслужу?

При последней мысли мне сделалось особенно забавно, хотя, в сущности, поводов для веселья не наблюдалось.

— Мне х-холодно, — пролепетала принцесса, уткнувшись замерзшим носиком мне в грудь. От ее голоска по телу пробежали тонкие волны вибрации.

Твою ж дивизию!

Я стиснул зубы, всеми силами стараясь унять взбунтовавшееся внезапно мужское начало во мне, которое буквально вопило и требовало взять девчонку прямо здесь, усадив голой упругой попкой на покрытые изморозью перила. И пусть она хоть примерзнет к чертовой железяке! Оттрахал бы так, чтоб от жара ее тела растаял лед…

Господь! Ты вздумал поиздеваться надо мной? Это твой мне подарок? За то, что оставил близких в столь важный праздник? Что ж, снимаю шляпу. И не удивлюсь, если окажется именно так.

За тридцать четыре года я усвоил множество жизненных уроков. В том числе и тот, что у судьбы имеется весьма специфическое чувство юмора. Иронией называется. Может быть, слышали.

— Уже лучше? — кашлянул, лишь бы прервать затянувшееся молчание.

Аккуратно опустил это нежное создание на пол, после чего смекнул, что она без тапочек. Я тоже, если по справедливости, но для меня сейчас холод был спасением, чего не скажешь о девчонке. Мысленно плюнув под ноги своей внимательности, я обратно сгреб принцессу в охапку.

— У тебя сердце стучит, — по-детски наивно хихикнула она, выводя непонятные узоры на красной рубашке.

Ага, а еще у меня жопа в долгах и стоит на тебя вотпрямщас, — ответил ей мысленно. Вслух же не произнес ничего, потому что не нашелся с достойным ответом. Мысли занимало иное.

Откровенно говоря, для меня это было дикостью. Что за подруги такие? Нет, понятно, двадцать первый век на дворе, люди живут так, как им угодно. Рабство, равно как и крепостное право, давно отменили. Дипломатия рулит, так что спокойно можно распоряжаться собственной жизнью на собственное же усмотрение. Например, можно от души залить за воротник и вызвать ночью на дом стриптизера под прикрытием.

Но что меня потрясло до основания — как они могли оставить ее наедине с незнакомым мужиком? Подруги, блин, называется. Да лучше десять злопыхателей иметь, чем одну такую «подругу»…

Нет. Не помогает. Не работает, якорь мне в зад!

Гребаная эрекция и не думает утихать, как ни стараюсь отвлечься. И с каждой минутой я все отчетливее понимаю, что на постоянной основе в такой атмосфере работать бы вряд ли смог. Либо обзавелся бы репутацией злостного нарушителя этического кодекса (читай — безнадежного ловеласа). Если последний в принципе существует и уместен в отношении профессии стриптизера.

Вдоволь надышавшись морозным воздухом, от греха подальше занес принцессу обратно. Усадил все на тот же диван и постарался незаметно улизнуть в санузел. Ну, право слово! Не с каменным же стояком мне стриптиз танцевать! Она, скорее всего, уснет уже на прелюдии, но важно не это. Важен сам факт. Я не могу просто взять и отыметь понравившуюся мне девушку, пользуясь ее неспособностью возразить или дать отпор.

Наверное, одному богу и было известно, как мне не хотелось травмировать женскую психику. Только напомнил бы мне кто, когда это все шло четко по плану.

Лелея надежду, что в приглушенном свете… гм… церковных свечей девушка не разглядела моего пикантного положения, я, стараясь не вызывать подозрений, предпринял попытку ретироваться.

Шаг, второй…

— Эй, Санта, ты куда? — возмущенное восклицание за спиной. — А как же подарочек?

Девушка вдруг вскочила и бросилась следом. Не рассчитала расстояние, с разгону врезалась в обернувшегося от неожиданности меня и по инерции повалила нас обоих.

Боги! Выражение лица ее, спалившей мужскую эрекцию, надо было видеть! Потому что словами не обозвать всю ту смесь из удивления, алчности и восхищения, которая немедленно отразилась на женском личике. Язычок до ужаса сексуально обвел приоткрытые полноватые губы, а в глазах напротив сверкнул дьявольский огонек.

Стон от ощущения ее ладошки на своем члене я издал уже ей в губы.

Это просто… отвал башки. Невозможно целоваться так, будто хочешь проглотить партнера. Кроме того, я никогда не целовал пьяную женщину — из банальной брезгливости. По той же причине не связывался с курящими — мало удовольствия в том, чтобы целовать пепельницу.

Тогда какого хрена?..

Ловкие пальцы намеревались нырнуть под резинку боксеров. Но довершить начатое я им не дал. Решительно убрал в сторону руки девушки, хотя сбросить ее с себя она не позволила.

Сильно подозреваю, что веду себя как мальчишка. Ведь знаю наверняка: будь на моем месте другой, — давно бы оттрахал красавицу во все дыхательные и пихательные. Причем значительно раньше, еще на балконе. А что? Не Санте же здесь дальше жить и краснеть всякий раз при встрече с соседями из дома напротив.

Зеленые глаза — я успел разглядеть их цвет еще в прихожей — насмешливо сверкнули в полутьме. Она продолжила… А я позволил. Всего одно нажатие колена и слетевший с тела свитер — этого оказалось достаточно, чтобы окончательно потерять над собой контроль.

— Защита, — вспомнил вовремя. При себе презерватива не имел. Да что там презерватив, я ведь и понятия не имел, чем закончится сегодняшний вечер.

Впрочем, а закончится ли?..

— Не бойся, я пью таблетки, — отозвалась принцесса, спешно стягивая джинсы и отбрасывая их в сторону. Кружевные трусы и лифчик полетели тем же нехитрым маршрутом.

Я неотрывно смотрел, как медленно, миллиметр за миллиметром оказываюсь в ней, и мысли о том, когда в последний раз позволял себе случайный секс с незнакомками, тонули где-то на задворках сознания…

Блаженство… В чистом виде блаженство.

Мы как будто слились воедино. Впали в транс — точно шаман у пляшущей отсветами костра стены пещеры, задвигались в безумном танце. Навстречу друг другу. И обратно, — но затем лишь, чтобы, не затягивая, вернуться снова.

Ее груди — маленькие, с острым дерзкими сосками, которые я перекатывал между пальцев — подергивались вверх-вниз от более резких движений. А стройное тело, из-за игры светотени, казалось телом сказочной нимфы…

Принцесса взвыла. Закусив губу, запрокинула голову и ускорилась. Я тоже был близок к разрядке, поэтому покрепче перехватив ее бедра, усерднее задвигался навстречу.

Мир перестал существовать где-либо за пределами залитой светом свечей кухни. Да и тот пошатнулся, пошел рябью. А потом обзор закрыли упавшие на лицо светлые волосы и все, что было слышно извне — шелест сбитых дыханий.

— Шикарное окончание вечера, — отдышавшись, еле слышно прошептала она.

А затем сделала то, от чего уверенность в продолжении во мне окрепла окончательно — поцеловала в сосок.

Лидка

Ото сна меня пробудило нечто легкое, неуловимое.

Запах, — чтобы определить это времени потребовалось немного. Вернее даже, целая палитра ароматов, что самым наглым образом били в нос, заставляли желудок скручиваться в спиральку, выписывать тройные тулупы и очень громко ворчать. А саму меня улыбаться сквозь полудрему, предвкушая первый — самый вкусный — глоток крепкого кофе и отличное начало дня.

Ммм… Костик? Он решил меня побаловать?..

Однако до конца мысли сформироваться было не суждено. Меня будто вспышкой молнии прошило и сон как рукой сняло. Широко распахнув глаза, я живо подобралась в постели и испуганно огляделась.

Костик! А еще Васька, девчонки и… Санта…

И…

Кажется, я вчера перебрала. Совсем чуть-чуть, малую толику.

О, боже. Боже… Кого я пытаюсь надуть?! — схватилась я за голову, силясь переварить всю навалившуюся за последние сутки информацию. И по возможности смириться с некоторыми ошибками, исправлять которые уже, очевидно, было поздно. Слишком поздно.

Получалось из рук вон плохо. Сердце забилось как ненормальное, где-то в горле, от одной мысли о том, что я переспала с незнакомцем. Стало тошно от самой себя. И все надежды на яркий сон — всего лишь сон — опали руинами, стоило заглянуть под одеяло и обнаружить там абсолютно нагую себя.

С Костиком я голой не спала совершенно точно. Да и, в общем-то, никогда до сего дня не спала. Зато с легкостью переспала с мужчиной, чьего имени так и не удосужилась узнать. Хотя какое там имя! Я и лицо-то его помнила едва ли, с большой натяжкой.

Но это было еще полбеды. Гораздо больше волновало, как теперь найти в себе силы выйти из спальни. Он ведь наверняка еще в квартире! В самом деле, не полтергейст же, коего у меня никогда не водилось, себе ни в чем не отказывает, гремя прямо сейчас уцелевшей посудой на кухне.

Черт!!!

В отчаянии, я рухнула обратно на подушку и закусила ее уголок. Но даже повыть от души мне было не суждено: я только вошла во вкус, как на весь дом завопил будильник. Будь он трижды неладен!

Делать нечего. Пришлось разлеплять зажмуренные веки и выползать из мнимого укрытия в виде одеяла над головой. И сдаваться на милость собственным косякам, с высоко поднятыми руками…

Обрывочные мысли в голове походили на запутанную новогоднюю гирлянду. Единственное, чего я хотела определенно — провалиться сквозь землю прямо сейчас, потому что лишь в этом видела свое спасение. Но все мои мольбы к небесам разбились о суровую попу реальности. Так что на чистом автопилоте выполнив утренние водные процедуры, я, будто лом проглотившая, прошагала на кухню.

Ну, как на кухню. Изначально предполагалось, что недолго потопчусь на пороге, ради приличия, а заодно постараюсь хоть немного успокоиться, но… В итоге «медведь застыл, на пне постыл». Причем отнюдь не без причины, да… И если еще минуту назад я пребывала в крайней степени возмущения и замешательстве, то сейчас стояла, поверженная в глубочайший шок.

Голый торс, с нарочито низко напяленными алыми брюками, из-под которых проглядывала широкая резинка трусов от Кляйна. Крепкая шея, форменная стрижка с выбритыми под ноль висками и копной темных волос на макушке… Бугрящиеся под загорелой кожей тренированные мышцы. Отточенные и в то же время очень плавные движения, каждое из которых походило на танцевальные па. Широкие плечи, с перекинутым через правое вафельным полотенцем, узкие бедра… Сильные руки и упругий зад, в конце концов!

Секс. Прямо сейчас на моей кухне хозяйничал секс в чистом виде. Причем затрудняюсь с ответом, который из фактов поразил меня больше.

Эй, мироздание? Хочешь сказать, что это вот с этим экземпляром я… кхм?.. Серьезно, что ли? Да ну! Нереально. Где он и где я — небо и земля, в лучшем случае.

Мысли и чувства спутались окончательно. Я готова была взыть в голос! Кто мне скажет, наконец, по какому принципу работает гребаный закон подлости?! И почему обычно ничего после «попоек» не помнящая, на сей раз о самом главном я не забыла!?

Судорожно сглотнув и едва не подавившись воздухом, поняла, что мне нужен лед. Много льда, а лучше — целая ледяная ванна. Срочно! — мысленно взмолилась, тем не менее отчетливо понимая, что бегство в данной ситуации не выход. А потому со вздохом проводила в последний путь чувство стыда, честно собрала себя в кучку и отмерла. Хоть это и стоило мне титанических усилий.

— Знаешь, после всего, что между нами было… кхм!.. ты просто обязан на мне жениться, — пробурчала деланно мрачно, лишь бы обозначить свое присутствие.

— Доброе утро, — обезоруживающе оскалился «Санта» во все тридцать два и с готовностью протянул мне кружку, будто ждал: — Вот, выпей. Работает безотказно, через час будешь бодрой, как огурчик на этикетке банки.

Его радужного настроя я, откровенно говоря, не разделяла. Поджав губы и стараясь не смотреть на мужчину, приняла из его рук кружку с огуречным рассолом. Да тут же и выронила, одернув ладошку точно от каленого железа!

«Доброе утро»?! Определенно! Благодарю, милый «Санта», типун тебе на язык!

Эх… А мне ведь еще целый день на работе торчать. Вот как, спрашивается, после такого не придушить любимых подружек?

Кружка раскололась надвое, едва достигнув пола.

«Вот же дура неуклюжая! Впервые мужчину видишь?!» — выругалась на себя, впиваясь ногтями в ладони и утверждаясь в желании провалиться прямо здесь.

Так обидно вдруг стало, так досадно, а потом — внезапно — жалко себя настолько, что невольно задрожали поджатые губы. Мало того, что выставила себя в некрасивом свете перед незнакомым мужчиной, так еще и недвусмысленно дала понять, что его присутствие вызывает во мне массу мыслей и чувств, помимо основных — рациональных.

Мой незнакомец меж тем схватил полотенце на плече, спешно принимаясь пропитывать им лужу, и попытался утешить:

— Не расстраивайся, говорят, на счастье!

Ага, как же! — съязвила я мысленно, глядя сверху вниз на размывающийся силуэт.

Наверное, эти его слова стали последней каплей. Потому что вытерпеть все то унижение, что организовала себе собственноручно, не хватило выдержки. Я, будто та девчонка с горячей головой, которая так часто ссорилась с мамой и хлопала входной дверью, психанула и пробкой из-под шампанского вылетела из кухни. Понеслась в спальню, а там, с разбегу, упала лицом в постель, не думая вообще ни о чем.

Первые слезы уже оросили подмятую под головой подушку, когда услышала стук в открытую дверь и деликатный кашель:

— Можно?

— Нельзя! — окрысилась я и резко отвернулась, бормоча в подушку: — Уходи.

И почему, скажите на милость, я вот нисколько не удивилась непослушанию?

Матрас за мной ощутимо прогнулся. Что-то горячее, чуть тяжелое коснулось сперва плеча, потом спины, и дернулась я быстрее, чем осознала, что мужчина поглаживает меня своими широкими ладонями. А потом произошло самое абсурдное, что вообще могло произойти между не знакомыми друг с другом и при том переспавшими людьми.

Я невольно зажмурилась и плотнее уткнулась в подушку. Дышать стало тяжелее, но высунуться из «укрытия» не хватало смелости. По спине побежали… приятные мурашки. Целый табун, что мне вот категорически не понравилось!

— Рельсы-рельсы, — протянул «Санта» с легким акцентом, намеренно растягивая слова и словно смакуя каждое движение, — шпалы-шпалы… едет поезд запоздалый…

Я сглотнула. Нахальство некоторых явно не знало границ. Другого объяснения ползущим по спине — все более уверенно — горячим ладоням у меня не было… И что парадоксально: понимала, что по-хорошему мне бы выгнать его — и дело за малым: разобраться с «мировой» подругой в лице Васьки, но с другой стороны, размышлять над происходящим хотелось с каждой минутой все меньше…

Решимости придала вскипятившая кровь злость. Она же и перевесила абсолютно неестественные в сложившейся ситуации ощущения.

— Руки убрал! — рявкнула я, мгновенно сев в постели и отпрянув от мужчины, который только что собирался проникнуть своими наглыми лапищами под рубашку пижамы. Моей, черт возьми, пижамы!

Массовое помешательство какое-то, честное слово! За последние сутки меня норовит облапать уже второй по счету… мужик. И ладно первого я еще знала! Но этот…

— Спокойно. Я не собирался, — оправдался он, примирительно поднимая обе руки. И спрятал в уголках губ улыбку, впрочем, неудачно. Намеренно или нет — мне было сейчас абсолютно до фени. — Я не насильник, — дополнил через короткую паузу, очевидно, для верности.

— Хочешь сказать, вчера все произошло с моего согласия? — съязвила я и вздохнула. Растерла виски, в которых отдало легкой пульсацией: — Слушай, тебе лучше уйти, как тебя там…

— Степан.

— Степан?! — вскинула я голову и заглянула в сине-серые глаза, в которых, как в глубине северных океанов, под маской спокойствия плескалась… страсть. Азарт. Энергия.

А еще — эти же самые глаза смотрели сейчас с напускной серьезностью, что лишь подливало масла в огонь, ибо бесило неимоверно. Бесстыжий изучающий меня взгляд так и нарывался если не на «пасть порву», то как минимум на «моргала выколю».

Я уже говорила, что события последних дней напоминают мне сюрреалистичный сон?.. Боженька милосердный! Да что же мне так на мужиков везет-то а!

Мужчина хмыкнул и коротко улыбнулся:

— Ладно. Штефан, если тебе так угодно. Но проблемы это не решает. Я по-прежнему не могу просто взять и уйти, сделав вид, что ничего не произошло. Надеюсь, ты это понимаешь.

Скажите пожалуйста! Интересно, с чего бы вдруг эта забота о чести дамы?

И если первое имя показалось мне до обиды идиотским — угораздило же с каким-то там «Степаном» переспать! — то второй вариант поверг в натуральный шок. Так вот откуда растут очаровательные ножки у акцента…

Штефан.

— Ты что, немец?! — отчего-то требовательно спросила я и плотнее подобрала ноги.

А про себя заметила: больно уж занимателен тот факт, что за наше короткое… гм… — назовем это — знакомство он успел выдать такое, что мог выдать только человек с исконно русским менталитетом. Стало быть, он очень близко знаком с Россией и нашей культурой в целом. Не исключено, что вырос здесь — иначе при банальном изучении языка акцент был бы сильнее, да и многих вещей он не понимал бы точно так же, как миллионы других иностранцев. Но он понимал. И говорил. С другой стороны, не давало покоя, откуда тогда вообще акцент?

Убиться пластиковой шваброй. Я переспала с человеком, которого не знаю чуть больше, чем совсем. В жизни, конечно, многое стоит попробовать и не меньшее успеть, но секс с незнакомцем навсегда останется моим личным рекордом в категории «по молодости-глупости».

— Это имеет значение? — скривил он четко очерченные губы в однобокой ухмылке.

Я не нашлась с ответом, поэтому вынужденно признала:

— Теперь уже нет. Послушай, кем бы ты ни был, у меня к тебе одна-единственная просьба: забудь меня. Этого будет достаточно. Обо мне не беспокойся, справлюсь. О последствиях тоже — их не может быть, поскольку я ответственно подхожу к вопросу защиты… А теперь извини, я опаздываю на работу. Было бы неплохо, если бы ты не доводил до греха и просто закрыл дверь с той стороны.

Договаривая свою пламенную тираду, я живо поднялась — почти вскочила — с постели и принялась ее заправлять. Мужчина последовал моему примеру, разве что встал чуть в стороне, не мешая и внимая мои словам. А когда договорила, преисполненным непоколебимости голосом припечатал:

— Это все «условия»? Идет. Но только при одном моем.

— Каком? — замерла я с покрывалом в руках и во все глаза уставилась на мужчину.

Вот уж чего не ожидала так точно! Он что, шантажировать меня вздумал? Надеюсь, что нет, иначе последствия не понравятся нам обоим.

— Расскажу по дороге на работу, — ухмыльнулся этот наглец. Поймал полетевшую в него подушку и еще более бесцеремонно указал, пожав широченным плечами: — Сама говорила, что опаздываешь. Кроме того, мне ведь нужно знать, откуда забрать тебя вечером.

Он хохотнул, а я с досадой засопела, и вторая подушка совершила свой короткий полет.

Нахал! Как есть нахал!

После короткой перепалки с метанием ядра на дальность, в смысле, подушек на меткость, я, скрепя сердце, согласилась выслушать условия Санты. Пардон, но прошло еще слишком мало времени для принятия его истинной «ипостаси». Я его быстрее Степой называть начну! Да и гораздо больше волновал тот факт, что выбора этот очаровательный засранец мне не оставил, судя по решимости, с которой говорил.

А условие его оказалось до безобразия простым: он забирает меня сегодня с работы («во сколько бы ни освободилась») и везет ужинать в ресторан, в котором, как поняла из намеков, собирается заодно расставить все точки над «ё». А может, главным образом из-за разговора и затеял всю эту ерунду с рестораном, черт его знает. Да, пожалуй, второй вариант имел больше шансов на жизнь, ибо выглядел правдоподобнее.

Каково же было мое удивление и возмущение, когда на вопрос об отказе и сопутствующих ему последствиях, услышала еще более бесхитростный ответ: от меня грозились не отвязаться до победного. Что именно он принимал за победный я уточнять не стала, решив, что хватит с меня потрясений, как для сегодняшнего утра.

Пока приводила себя в порядок, я заметно успокоилась, поэтому на предложение выпить кофе перед выходом из дома охотно согласилась. Уж пять-десять минут погоду точно не делали. Тем более желудок с утра пустовал и до кучи мучила жажда. Кофе, понятно, не самый лучший ее утолитель, но чем богаты, как говорится. Ну, а на кухне, хоть и не слово за слово, но все же разговор поддерживался. Главным образом… Степой. Так и получилось, что на вопрос об имени я довольно легко отозвалась: «Хорошая девочка Лида». Мужчина хохотнул в кружку и лукаво сверкнув глазами, подмигнул:

— Сложно не согласиться.

В этот момент у покрасневшей меня аж руки зачесались, настолько непреодолимо захотелось стереть пусть и беззлобную, но ухмылку с мужского лица. Взгляд поблуждал по кухне, но, к обоюдному счастью, ничего подходящего рядом не нашлось, так что я с чистой совестью отложила сомнительную затею до иных времен.

На лестничной клетке, пока копошилась в сумочке, в поисках ключей, за спиной открылась соседская дверь. Судя по звуку и тому, что в ближайшей квартире жила молодая пара, которая уходила очень рано и возвращалась слишком поздно — это была соседка напротив. Тетя Рая, — главная сплетница нашего подъезда и, можно сказать, самовыдвиженец на роль внештатного коменданта с замашками профессионального таможенника.

Только этого мне для полного счастья и не хватало! До вечера ведь всем разболтает, что вот, мол, Лида — сучка такая, при живом женихе мужиков в дом водит.

Но я ошиблась, потому что закрыв дверь и уже оборачиваясь со стиснутыми зубами к Степе и соседке, услышала бодрое:

— Деева! Привет! А чего так поздно? На работу не опаздываешь?

Лапина! Черти бы ее побрали. Она — моя коллега по работе и по совместительству дочь этой самой Раисы, причем в последнее время начала подозрительно частить к матери с визитами. И нет, я не параноик, разве что некоторые параллели буквально напрашивались на их проведение…

Но что уже думать, сейчас это не важно. Потому что слишком поздно.

— Здравствуй, Лапина, — ответила в ее же манере. — Я — нет, а вот тебе бы стоило поторопиться, все же в гололед и на шпильках — это время нужно добраться, — улыбнулась я ей.

Поправила сумку на плече и, спустившись полпролета к лифту, нажала на кнопку вызова. Степан встал за спиной и пока благоразумно молчал. Да и в любом случае не мне ему представлять знакомых или друзей — мы сами пока толком не знаем друг друга.

А вот Лапина, которую хлебом не корми, дай только перебрать чью-нибудь корзину с грязным бельем — вот ведь где генетика проявилась! — думала иначе. Впрочем, как всегда.

— С красавчиком нас не познакомишь? — грудным голосом протянула она, как-то похабно разглядывая моего немца и нарочно игнорируя мои же попытки свернуть не начавшийся еще разговор.

— Не познакомишь, — чуть раздраженно отрезала я. Да когда уже эта гробовозка приедет?! Проще было бы самой спуститься! — Уж извини, он очень стеснительный.

— Настолько, что рискнул переночевать в чужой квартире наедине с чужой женщиной? — как наотмашь влепила она пощечину, пустив в ход сразу самый мощный козырь. — Костик-то о застенчивом товарище знает? — спросила еще более насмешливо, снова переводя взгляд на Степу.

Не поняла? Она — вот эта стерва напротив, — за мной следила?! И даже не пытается скрыть этого?! Хотя чему я удивляюсь!

Я готовилась сгореть от стыда, если меньше чем через секунду не найдусь с ответом. Я и не нашлась. Но ситуацию спас Степан, мгновенно завоевав тем самым мое обожание.

— Как ни странно, знает, — улыбнулся он, впрочем, в меру дружелюбной улыбкой и протянул Лапиной руку: — Я Степан, друг детства Кости. Приехал, вот, погостить перед наступающими.

— Ирина, — поплыла та и протянула свою когтистую руку, ожидая, очевидно, поцелуя. Но обломалась, что не могло не радовать. — Подруга вот этой… Лиды, да.

Я фыркнула. Первой вошла в кабину, впрочем, встала у панели управления. Лапина вошла следом, а когда последним заходил Степан, случайно саданул локтем ей куда-то в грудь.

— Извините, Ирина, — не растерялся он. — Могу вам как-то помочь?

Лапина фривольно хохотнула и томно промурлыкала:

— Если у вас все такое же твердое, как локоть… Можете. Сегодня, часиков в девять. Соседний двор, дом номер пять, квартира… пятьдесят первая… Рогатых женихов в наличии ноль штук. Мужей тоже.

От прямоты, сравнимой разве что с прямотой оглобли, я аж обалдела! Честно! Даже от Лапиной такого не ожидала! Настолько неуместно откровенно прозвучали ее слова.

Несколько раз беззвучно открыла и закрыла рот, борясь с охватившим до кончиков волос возмущением. А от вида протискивающегося мимо нее и щедро обтирающегося о пышное вымя Степы у меня задергалось веко.

Что? Он не нарочно? Места в кабине мало? Да какая на фиг разница!

— Снаряжение не забудь, покоритель вершин, — нарочито громко и ядовито выплюнула я и, ударив по кнопке, быстро вышагнула из лифта.

— Лида? Лида, ты куда?! Постой! — чертыхнулся Степа, оставаясь за закрывшимися дверьми.

— Чтоб ты сдох! — пробормотала я в сердцах. Стянула шапку, прислоняясь к стене и проклиная собственные эмоции, с которыми не совладала на радость сплетнице-коллеге и выдала тем самым ложь в наших со Степой словах.

А он… Пусть вообще благодарит, что о защите напомнила! Потому что не приведи господь иметь кому-то с Лапиной связь с последствиями. Это ж врагу не пожелаешь! Хуже банного листа, дешевка, вешающаяся на мужиков — вот кто такая Ира Лапина!..

На сей раз я таки взвыла и от души, ни в чем себе не отказывая. Сжала помпон шапки в руке и впечатала тот в стенку, больно ударившись костяшками пальцев.

Признаться честно, я себя не узнавала. Какого лешего?! Ну, переспала с ним разок — так с кем не бывает? И чего раздувать из этого проблему вселенского масштаба? Хорошо ведь было? Наверняка да. По-крайней мере он мне был симпатичен внешне, а значит, учитывая алкоголь, возможности оргазмов исключать было нельзя.

Но ключевой момент здесь: было. А что было — то, как известно, прошло. Потрахались и разбежались, как в море корабли. Дальше каждый сам по себе, и хоть переспи он с Лапиной или даже женись на ней, меня это не должно трогать никоим образом.

Но, боже, кому я вру?.. Кому. Я. Вру, — простонала в голос и, прикрыв глаза, побилась затылком о стенку.

Так дурно мне еще не было никогда: нутро жгла терпкая ревность, злость на себя по этому поводу, напополам с недоумением, и ненависть к Лапиной, которая после развода, видно, совсем отчаялась и одичала — едва ли не в каждом встречном видит потенциального претендента в мужья и с ходу прикидывает его материальное благосостояние, вместе с финансовыми возможностями; а по длине бороды, ее наличию или отсутствию судит о длине детородного органа. Тьфу ж ты, блин!

Фуф, вроде, ничего не упустила. Но как же бесит эта наглая вертихвостка! Ну ничего, Лапина, погоди! И на твоей улице деревенский ассенизатор перевернется. Потому как ничему-то тебя жизнь не учит: разведенка с ребенком, а все туда же, будто вчера семнадцать стукнуло!

Простояла я так не дольше минуты. Вроде бы, немного полегчало. Хотя по-хорошему хотелось проораться всласть, выйдя на самый оживленный центральный проспект или вообще встав посреди площади. Останавливал здравый смысл, который вполне резонно подсказывал, что с подобными финтами выпишу себе прямую путевку в дурдом.

Только вот нервное утро еще толком не начиналось. И поняла я это, когда на выходе из подъезда увидела не только Степу, но и Костика, чьи пожитки в свете последних событий забыла собрать напрочь.

Штефан

Вот дуреха, — хмыкнул я вслед светлой куртке, что скрылась за почти плавно съехавшимися створками лифта. Нашла на что злиться. Дураку ведь понятно: эта ее развязная соседка, Лапина, кажется, мало того, что играет на публику, так и делает это абсолютно бездарно. Актрисы в низкосортном порно никому не нужную прелюдию лучше играют, честное слово. Да и я не пес. На кость — а тем более обглоданную другими начисто и до кучи потасканную — бросаться не буду. Не в моем вкусе.

Собирался выйти этажом ниже, но вовремя рассудил, что принцессу пока лучше не трогать. Пусть хоть немного побудет одна. Подуется, посопит, перебесится и в конечном итоге все равно из подъезда выйдет, — работу еще никто не отменял.

Подумав о последнем, понял, что не имею ни малейшего представления, где и кем она трудится. Вообще о ней ничего, кроме имени-фамилии и ее адреса, не знаю. Хотя, полноценное знакомство еще впереди, и что мешает начать нам сегодня же? Атмосфера ожидается располагающая, по крайней мере. Да и не весь же вечер нам обсуждать наш единственный пока секс, который так бесит мою малышку, чем вызывает невольную идиотскую улыбку у меня самого.

— Какая взбалмошная, — фыркнула меж тем Ирина, мгновенно используя вспышку Лиды как выгодный фон для того, чтобы продемонстрировать свое, несомненно, превосходство. Мол, погляди, я намного лучше этой психованной изменщицы, я выше ее на голову (если не на все две). А потом, не дождавшись от меня реакции, откровенно подъебала: — И ладно, сама дура набитая. Но ведет себя так, что бросает тень не только на свою, а еще и на чужую репутацию!

И? — так и подмывало зацокать и задать этот нехитрый вопрос вслух. К чему она ведет? Ожидает, что стушуюсь? Замнусь? Или, может, выложу ей все на блюдечке с голубой каемочкой, найдя в ее лице единомышленницу? А ху-ху не хо-хо, часом? Идиотка, блин, недоделанная.

— Ага, — согласился и с почти детской непосредственностью добавил: — Некоторые люди вообще до крайности странные. Позиционируют себя, будто знают себе цену, но по сути тем самым и своим же поведением ее донельзя занижают. Не терплю таких. Да, в принципе, кого когда интересовали дешевки. Вы со мной согласны, Ирина? — непринужденно рассмеялся.

Это был не то что камень, — огромный булыжник в огород Лапиной. Эдакий жирный намек на не менее толстые и нелепые обстоятельства. Слава богу, на сей раз она не взялась корчить из себя непробиваемую тупость. Заткнулась, не рискнув продолжить разговор. Иначе, клянусь, еще немного — и это был бы первый случай в моей жизни, когда я отправил бы женщину в далекое пешее вслух.

Но результат, все же, не мешало закрепить. Чтоб неповадно было в следующий раз задевать Лиду.

— А вы с ней, говорите, подруги?

Растерявшая всю свою спесь, с видом хреном подавленной Лапина несмело кивнула:

— Работаем в одном университете.

Я молча кивнул в ответ. Отлично. Мог бы разузнать об этом у самой принцессы, но уж как вышло. В любом случае, сегодняшней беседы с ней оно не отменяло.

А вот что до «Костика», о котором так настырно пыталась поговорить Ирина, — конечно же, я и сам слепотой не страдал. Не заметить мужской след в квартире Лиды было довольно сложно. И в ресторане я (по первой, по незнанию) хотел не только и не столько разобраться в произошедшем между нами, сколько, по возможности, обсудить вопрос наличия у нее кавалера. И того, насколько у них все серьезно. Потому что мужской след в виде шмотья я хоть и видел, а вот мужскую руку — нет, ибо даже беглый утренний осмотр выявил много чего, что в доме было неисправным либо же сломанным окончательно. Ну и не стоит забывать о том, что сам мужик в доме не ночевал. И что-то мне подсказывало, что это точно не предновогодняя командировка.

Вариантов было немного, и мои догадки оказались верны. Константин, о котором упоминала назойливая соседка, получался всего лишь парнем Лиды. Ну или женихом. По большому счету, тонкости здесь неважны. Главное другое: она свободна — перед богом и перед законом. Иначе меня тут — в этом благоухающем альпийской свежестью и приторными духами лифте — сейчас бы не было. Как и в ее постели вчера.

К тому же факт отсутствия кольца на безымянном пальце принцессы менял ситуацию в корне, ибо разрушить уже созданную ячейку общества — какими бы скелетами она снабжена ни была — означало бы влезть между двумя. А это мне глубоко претило. В конце концов, на жертву, например, домашнего насилия Лида не походила. Так что игра бы не стоила свеч. И зачем лезть третьим и рушить чьи-то отношения без гарантии, что смогу заменить ей бывшего?

А тараканы — ну, в чьей избе их не водится. На самом деле не существует идеальных отношений, существует лишь возможность построить что-то из ничего. При условии, что обе стороны готовы идти на компромиссы, что само по себе является минимальным проявлением уважения. А где есть уважение, там есть диалог — фундамент прочных отношений. Вернее, одна из его составляющих.

Но размышления размышлениями, а реальность оказалась таковой, что мне крупно повезло. Она — девушка, в которую я влюбился по уши — свободна. И теперь я точно знал одно: я хочу ее себе.

Всю — от нежных розовых пяточек, что соблазнительно выглядывают по утрам из-под белоснежного одеяла, и до кончиков темных ресниц, выдающих в хозяйке урожденную брюнетку. И да, тут я чертов эгоист. Потому что готов на все ради искренней улыбки, которая светила бы теплом лишь мне одному. Как и на многое другое, лишь бы видеть в невероятных — цвета молодого чая — глазах желание. Неважно, какое именно, — пусть даже придушить меня за своевольство. Вполне справедливое, между прочим, желание…

Хочу планировать с ней день или место, куда махнем в следующий отпуск, который начинается уже завтра; спорить о кличке собаки или о том, чья очередь мыть посуду, выносить мусор и платить за коммуналку. Громко выяснять отношения, когда обоих допекли сложности на работе, и не менее громко мириться. Устраивать бои с подушками, начинать каждое утро с заспанной принцессы, с блаженной улыбкой на губах, и целовать ее, сладкую ото сна. Хочу видеть как лучи солнца, путаясь вместе с моими пальцами, ласково играют в ее волосах; видеть как вхожу в нее, и как выходят из нее наши дети. Я хочу ее всю. Без остатка.

И я ее добьюсь. В любом случае, — правда, об этой тонкости Лиде знать необязательно.

Думать же о том, как меня угораздило влюбиться вот так — с первого взгляда, стремительно и бесповоротно, — не хотелось совсем. Да и смысла я в том, если честно, не видел никакого. Зато теперь понял: не зря за грудиной тянуло перед отлетом. Можно называть это предчувствием или интуицией — оно, это странное чувство, имело обыкновение проявляться редко, но метко. Вот и сей раз не стал исключением. Чему я был несказанно рад.

Выходя из подъезда машинально приметил подозрительного типа во дворе. Тот стоял у летней беседки, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Щупал периодически заклеенную огромным пластырем бровь и то и дело поглядывал в сторону выхода из Лидкиного подъезда.

Неприятная догадка шевельнулась в груди вспышкой злости. Сжала в плотных тисках черепную коробку. И не успел я напомнить себе, что помимо моей принцессы в этом подъезде обитает еще неполных семь этажей жильцов, как далее произошло крайне занимательное.

Мужик, завидев вышедшую следом за мной Лапину, широко заулыбался и пошел ей навстречу. Попеременно одаривая меня подозрительными взглядами.

Мне же не давали покоя разного рода догадки. Решив совместить необходимое с до чертиков интригующим, быстро заведя одолженный у Макса Поджер и оставив его прогреваться, я позволил себе зайти за соседний автомобиль, дабы подслушать.

— Ирка, отлично выглядишь сегодня!

Лапина фыркнула:

— А в остальное время я, значит, пугало огородное. Что тебе надо, Быков?

— Чего так грубо-то сразу.

— Ну а ты на что рассчитывал? Что заслужил, то и получай. Или думал, я тебя вечно ждать буду? Как выпрут — приму с распростертыми объятьями? Ты ошибся.

Тип растерялся окончательно:

— Да с чего ты взяла-то?

— С того, — победно ухмыльнулась Ирина, — что твоя Лидочка, не успел ты очухаться, уже замену тебе нашла. И о-го-го, какую!.. Прикури мне.

Недолгое молчание, во время которого, под далекий лай дворняг, я осмысливал услышанное, а затем недоуменно-заинтересованное:

— Вот с этого момента поподробней давай.

— Ну, знаешь ли, нет, Костик. Со своими породистыми вшами сами разбирайтесь. Я лишь глаза тебе открыла. По старой дружбе, так сказать. Ладно, некогда мне тут лясы точить, на работу опаздываю. Чао!

— Увидимся!..

Я аккуратно вернулся к Поджеру. Прошедшая мимо Ирина не заметила меня, — с накинутым капюшоном и склонившегося к колесу машины, словно что-то там высматривающего. К слову, с утра пораньше, пока принцесса еще сладко спала, я не поленился спуститься и забрать свою нормальную одежду. Которую надел прямо в машине и не без облегчения закинул пакет с броским костюмом Санты в багажник.

Злость, как ни странно, отступила. Остались крайняя степень охреневания и куча вопросов: зачем? На кой хер принцессе вообще сдался этот мудак? Что она нашла в нем? Зачем с ним связалась? Может, на то были иные причины, не любовь? Если так, — надеюсь, они были достаточно вескими, чтобы впускать эту гниль в свою жизнь.

Не успел додумать мысль, как из подъезда показалась милая мордашка. Увидев меня, принцесса закатила глаза. А потом заметила стоящего ближе Константина и сразу несколько эмоций отобразилось на ее лице. Особенно выделялись среди них настороженность и неприязнь, что автоматически нашло отражение в настроении моем.

— А ты, я смотрю, времени даром не теряешь, — голосом хозяина положения поприветствовал Константин Лиду.

— Скажи спасибо, что не выкинула твои шмотки, как обещала, — к моей гордости быстро вернула себе уверенность принцесса. — За человека тебя посчитала. Но, видно, зря. Что до моей личной жизни — она тебя больше не касается, Быков. Вали отсюда. За вещами приедешь в субботу.

— Ну и кто он? — Тип и не думал так скоро сдаваться. — Не этот ли хмырь, случайно? — вполоборота кивнул он на меня.

— Случайно этот, — хмыкнул я, подходя ближе, и опустил руку на укрытое пальто щуплое плечо: — От девушки отстань. Предлагаю перетереть один на один, как мужик с мужиком.

— Да? А я чет второго мужика здесь не вижу, — сощурился «Костик», вынужденно чуть запрокидывая голову. — Не покажешь, где он?

— Хорош валять дурака. Сам посуди: ну вернешь ты ее насильно. Без любви. Ради галочки. Чего добьешься этим? Вариант с официальной кухаркой-поломойкой, сразу говорю, можешь свернуть трубочкой и затолкать себе глубоко в зад. Ну или поискать другую дурочку.

Константин побагровел. Отбросил щелчком недокуренную сигарету, дернулся, сбрасывая мой выказывающий изначальную нейтральность жест на его плече и, развернувшись окончательно, встал вплотную, лицом ко мне. Я не шевельнулся.

Ну надо же, сколько пафоса. Даже интересно стало: чего он на деле-то стоит?

— А ты кто такой-то, что распиликался?! Ебарь ее новый? Ну так и лизал бы себе пилотку, помалкивая. Хули лезть, куда не просят?!

— Ты, видно, не понял, — шумно выдохнув, стиснул я челюсти и терпеливо начал пояснять, борясь с диким желанием пересчитать ему зубы. Прямо сейчас. На предмет гнилых и здоровых, хотя бы. — Лида — моя невеста. И лишний как раз здесь ты. Повторяю последний раз: уебывай по-хорошему. Пока способен сделать это без посторонней помощи.

Этот фигляр в ответ зашелся в сумасшедшем надрывном хохоте, намеренно привлекая внимание спешащих по делам людей. Да по нему подмостки театральные плачут, как погляжу. Шут, блять, без колпака.

— Ну и чем же эта курица тебе мозги промыла? Классным минетом?

Нервы — они ведь тоже не железобетонные, знаете ли. По крайней мере мои. Посему краш-тест в накаленных до предела условиях благополучно и завалили.

В голове будто тумблер щелкнул. Алая пелена застлала весь обзор.

Апперкот правой и Костечка, коротко подпрыгнув, приземляется задницей в подмороженную за ночь лужу. Мычит, принимается возиться вяло, пытаясь встать, и не знает, за что хвататься в первую очередь — за ушибленный и промокший зад, или, кажется, вывихнутую челюсть.

Да и срать. Сам напросился, нехуя было задевать девушку. Особенно чужую.

Я подошел к выродку и присел рядом с ним, впрочем на небольшом расстоянии. С этой падлы станется напасть исподтишка, потянув за ногу, например. Драки в таком случае не избежать, а мне, вопреки все еще чешущимся кулакам, не улыбалось мараться о дерьмо пуще прежнего и опускаться до его уровня.

— Слушай сюда, ублюдок, — проговорил низким от гнева голосом. — Еще раз приблизишься к моей девушке, — готовься расстаться с жизнью. Я не шучу. И очень надеюсь на твое благоразумие, если таковое тебе знакомо в принципе. Если же нет — что ж, будем решать вопрос иначе. Понял меня? Не слышу.

Безусловно, я понимал, что так просто все не закончится. Ублюдок наверняка еще даст о себе знать, причем, сдавалось мне, сделает это не самым привлекательным образом. И тем не менее попытаться стоило.

— Пошел ты!.. — прошепелявил «Костик», держась за лицо, и сплюнул на грязный снег зуб с кровью.

— Значит, понял, — поднялся я и встретился взглядом с принцессой.

Она так и стояла под козырьком подъезда на протяжение всего короткого разговора, разве что сейчас прикрывала рот ладошками в варежках и хлопала ресницами. Смотрела на меня со смесью страха и недоверия. Только все это было сейчас второстепенно. Поэтому я кивнул ей на Поджер и раздраженно скомандовал:

— В машину. Быстро.

Сам я тоже поспешил к приветливо рычащему авто, утверждаясь по пути в мысли: ну что ж, милая моя, от серьезного разговора ты теперь точно не отвертишься.

Лидка

День прошел просто ужасно.

Сначала я получила втык от самой директрисы — встреченной прямо по пути в аудиторию, — за те жалкие десять минут, на которые все же опоздала. Потом, уже в столовой, на виду у многочисленных любопытных глаз, на повышенных тонах разругалась с Васькой в пух и прах. Вихрем проносясь к выходу, едва не налетела на парня с полным подносом: первое, второе и компот, как полагается. И все это лишь чудом не оказалось на мне.

Весь день не могла сосредоточиться над годовым отчетом, да и в целом была очень рассеянной, а позже, для полного счастья, сломала каблук на новых ботинках, неудачно спустившись по лестнице. Довольно широкий и устойчивый каблук, между прочим, из-за чего вопрос «как, блин, умудрилась?» так и остался для меня открытым. Радовало лишь, что произошло сие безобразие в конце рабочего дня, в течение которого я чувствовала себя, словно на иголках.

Ах, да. Чуть не забыла.

Еще и утром, всю дорогу до работы, Степа недовольно молчал. Мог себе позволить, поскольку загодя — еще дома — уточнил адрес, по которому расположились родные стены альма-матер. Так что не проронил ни слова, будто меня и вовсе рядом не было. Что, на минуточку, ни на грамм не прибавляло оптимизма, учитывая утреннее представление на потеху соседям и грядущий поход в ресторан.

Надо ли говорить, что мужчина, ураганом ворвавшийся в мою жизнь и уже в ней свободно обживающийся меня не радовал, а, скорее, настораживал? Я вообще в некоторых вещах до ужаса консервативна, потому стремительные перемены на меня произвели впечатление, сравнимое разве что с тем, как если бы котенка швырнули в полную воды ванну. Словом, я была в шоке. Не могла сориентироваться в водовороте событий, а отсутствие контроля над ситуацией, в свою очередь, выводило из себя.

Соблазн задержаться в универе подольше был как никогда велик. И все же, как из-под палки, я заставила себя выйти на улицу. Во-первых, у меня сломан каблук, так что на общественном транспорте я вряд ли доберусь без приключений. А во-вторых, не мешало все же объяснить Степану, что так дела не делаются. На дворе не каменный век, чтобы закинуть понравившуюся самку на плечо и утащить в свою пещеру, а если сопротивляться вздумает, рыкнуть разок или огреть дубинкой по голове. Для проформы, так сказать.

Юлить не буду, он мне тоже симпатичен. И даже очень. Но хотелось бы… более плавного погружения, что ли? Ибо с нынешним раскладом мне чертовски не хватало времени притереться к партнеру. Присмотреться. Понять, твой ли это вообще человек. Мимолетная ли интрижка возможна с ним, или же он настроен серьезно.

Слишком много неопределенности и вопросов без ответов. Готова поклясться, — так сильно я не волновалась ни с одним мужчиной. Хотя, не исключено, что о себе напоминает возраст. Двадцать девять — все-таки не девятнадцать. И о собственной семье я подумываю уже довольно давно. Иначе и Костика бы в моей жизни в роли жениха не было.

Слава богу, его истинная сучность проявилась быстрее, чем я оказалась окольцована.

Даже не удивилась, когда выйдя из университета напоролась на знакомый черный Поджер — пользуясь случаем, тот приткнулся прямо напротив входа, наплевав на тот факт, что эта часть парковки отведена для сотрудников учебного заведения.

Несмотря на слякоть — за день распогодилось — машина сияла чистотой вылизанной тарелки. Степа стоял, скрестив обтянутые демисезонкой руки на груди. Увидев меня, отлепился задницей в светлых джинсах от левой фары авто и, кивнув мне на пассажирское сиденье, сам запрыгнул на водительское. Стряхнув предварительно ноги, — чертов чистоплюй.

Благо, каблук не отвалился полностью, что позволяло хоть как-то передвигаться. Степан меж тем «незаметно» наблюдал за моими потугами, но помочь так и не вышел. А ну и хрен с тобой, — подумала я и распахнула дверцу автомобиля. Забралась, удостоившись едва заметной ухмылки мужчины, и расселась поудобнее, не беспокоясь о чистоте ковриков.

Ну что ж, «вези меня, олень»! Желательно сперва домой.

— Как день прошел? — все-таки заговорил он первым, притормозив на светофоре. К тому времени мы уже почти доехали до моего двора.

Я обернулась к нему от окна. Язык так и зачесался съязвить, честное слово! Но гораздо больше меня заботила причина внезапной смены настроения мужчины. Слабо верилось в то, что его настолько задел факт наличия у меня кого-то, даром что до нашей с ним встречи.

— Ты все еще злишься?

Вот вроде и аккуратно спросила, мягко. Тем не менее в голосе Степана проступили металлические нотки, а рука сжалась на руле, отчего венки на ней выглянули сильнее. На долю секунды показалось, что ремешок часов не выдержит напряжения и попросту лопнет.

— Кажется, я о чем-то спросил, — припечатал он тяжело.

— Кажется, я тоже, — парировала я, отводя взгляд. Если кто из нас двоих и должен уступать, так это точно не я!

Мое наказание в лице нахального красавчика громко фыркнуло. Причем создалось впечатление, что не только в ответ на мои слова, но и на мысли.

— Ненавижу эту вашу национальную черту — отвечать вопросом на вопрос.

Что-о-о?!

Вот тут уж я не стерпела!!!

— Ой! А я терпеть не могу, когда какие-то левые мужики лезут в мою частную жизнь! Представляешь? — голосом святой простоты изрекла я, о чем тут же пожалела.

Визг тормозов мне показался особенно душераздирающим. Я его запомню еще ой, как надолго… И обрушившиеся с разных сторон сигналы клаксонов тоже.

Едва я мысленно поблагодарила себя за то, что по привычке пристегнулась — иначе как пить дать, поцеловала бы лбом приборную панель, — как в следующий же миг крепкая пятерня зарылась в волосы на моем затылке и рывком притянула к себе.

— Левые? — нехорошо так блеснули потемневшие глаза. — Стесняюсь спросить, и много у тебя таких «левых» было?

Он вообще произносит слова вслух? Почему-то меня не покидало ощущение, что рокочущий близким громом голос звучит прямо в моей голове. Для верности я машинально перевела взгляд на четко очерченные губы. Зацепилась им за ухоженную бородку, что оставляла открытой тяжелую квадратную челюсть; мазнула по выдающимся скулам; не обделила вниманием и сведенные к переносице широкие брови…

— Давай, Лидия, признавайся, — одновременно зло и насмешливо подначили меня. — Когда, если не сейчас.

Я сглотнула, поочередно пристально всматриваясь в его глаза, практически полностью затопленные чернотой зрачка. Нет, страха как такового не было. Отчего-то я была уверена: он не из тех жалких подонков, что способны поднять руку на женщину. Но…

Сколько себя помню, никогда не терпела тотальной опеки или контроля над собой.

— Прямо сейчас я тебя ненавижу, — прохрипела, с трудом шевеля губами и не разрывая зрительного контакта.

— А ты меня бесишь, — резюмировал он с чувством, и, не дав мне опомниться, впился в губы поцелуем.

Жадным, диким, злым.

И полным недовольства властным поцелуем.

Он все еще был достаточно холоден. Не знаю, насколько правильно то, что меня вообще как-то волнуют чувства и настроение малознакомого мужчины. С другой стороны, может, это временное ослабление осады — возможность отвязаться от него?

Хотя на что я надеюсь после поцелуя, от которого до сих пор горят губы, будто их натерли мелкой наждачкой и присыпали солью? Кажется, мне недвусмысленно — причем и словами, и действиями — дали понять, что в покое не оставят.

А еще мне кажется, что мне не кажется…

Я уже битых двадцать минут стояла перед открытым шкафом. Судорожно соображала обо всем подряд и не могла определиться, что следует выбрать. Вещей, как всегда, ворох, но подходящих случаю — нет.

Мне нечего надеть, — пришла я к неутешительному выводу и аккурат в этот момент приоткрылась дверь.

— Ты готова? — ну очень не вовремя заглянул в спальню объект моих недавних мыслей.

Я взвизгнула от неожиданности и, в чем была — а была я в одном нижнем белье — отпрыгнула к туалетному столику, на котором лежал мой халат. Схватила тот и рефлекторно прижала к груди, прикрывая заодно остальные стратегически важные места.

— Как видишь!

— Извини, что вторгся. Хотел извиниться за выходку в машине. Не желал тебя пугать.

— Очень вовремя! Слушай, тебя стучаться не учили?! — окрысилась я, придерживая норовящее соскользнуть с волос полотенце.

Только нагибаться за ним мне не хватало, как же!

Стон разочарования вырвался из груди сам собой, стоило Штефану проскользнуть в спальню и легкой, плавной походкой приблизиться ко мне. Мы оказались непозволительно близко. Я макушкой ощутила его дыхание. На автомате попыталась увеличить дистанцию, отступила, насколько это было возможно. Однако очень скоро попы коснулась прохладная столешница.

Мой искуситель, совершенно не заботясь о моем душевном комфорте, подхватил меня под филейную часть и без труда усадил на столик. Свести ноги я попросту не успела — мужчина в мгновение ока оказался между них. Непозволительно близко.

Везде.

Настолько, что предательский румянец не заставил себя ждать.

Жар его тела и горячее дыхание лишь усугубляли мое положение, но вырваться не представлялось возможным: мне предусмотрительно заблокировали пути к отступлению внушительным торсом и крепкими руками, что опустились монолитами по бокам, у самых бедер.

— Милая, не забывайся, — проговорил он тихо мне в губы. — Мы не на лекции. Я не отпетый прогульщик, на которого можно прикрикнуть, а ты — не сексуальная преподша. Ты… просто сексуальная… — наградили меня голодным взглядом, под которым захотелось поежиться, таким он был откровенным.

— А говорил, не насильник… — нервно выдохнула я, борясь с хлещущими через край эмоциями, которым, казалось, только повод дай.

По большей части они были противоречивы. Рассудок бился в конвульсиях, требовал немедленной сатисфакции и умолял отходить наглеца тем, что под руку попадется. Но ни в коем случае не идти на поводу у примитивных инстинктов, сохранить лицо. В то время как другая часть меня желала продолжения. И не абы с кем. Именно с ним — редкостным нахалом, из всех, что я когда-либо встречала.

Пожалуй, последнее злило сильнее всего.

— Ты так вкусно пахнешь, — обжег он обреченным шепотом плечо и потерся носом о шею. Кольнул невидимой щетиной нежную кожу, прихватил губами пылающую мочку уха и нехотя ее выпустил.

Я замерла. Прикрыла глаза, даже дышать перестала. Только сердце предательски громко стучало в груди.

Правильно. Как говорится, «вы привлекательны, я чертовски привлекателен. Чего зря время терять?»

Близко не представляла, сколько бы еще протянула, но, к неописуемой моей радости, мои нервы решили оставить в покое. По крайней мере на сей раз.

— Я в душ. У тебя есть пятнадцать минут, — хрипло произнес он, отстраняясь.

— Пятнадцать?!

— Ладно, полчаса, — быстро сдался он, целуя меня в лоб. Выпрямился и даже не потрудился как-то скрыть взбугренную область брюк. — Время пошло.

Вот как знала, что нельзя было его впускать! Нет, нам кофе попить зачесалось. Да и разве могла я действовать так же нагло? Оставить человека дожидаться в машине все то время, пока буду собираться? Не могла, за что и поплатилась.

Оставшись наедине с растрепанными чувствами, я на ватных ногах прошла к шкафу. Окинула содержимое беглым взглядом и, так ничего нового и не найдя, плюнула на все и достала кремового оттенка брючный костюм. Пожалуй, он как нельзя лучше подходил случаю из всего доступного. В конце концов, ужин в ресторане можно считать дружеской встречей, но никак не рандеву. Так что и выряжаться особо было бессмысленно.

«Дружба сексу не помеха», — не к месту вспомнилась цитата из давно просмотренного сериала.

Я нервно усмехнулась, закусив губу. Зависла, впрочем, ненадолго.

Костюм сел как влитой, даром что покупала его больше полугода назад и одела всего раз, уже не помню, по какому случаю. Не то чтобы он мне не нравился, просто, видимо, ждал своего «особого» случая.

Дождался, — выдохнула я, придирчиво осматривая свое отражение. Одернула пиджачок-блузку и полезла в шкатулку, за крупными бусами цвета малахит, которые чудесным образом оживляли цвет моих глаз, делая его еще ярче.

Учитывая, что на полноценные укладку и макияж времени мне не оставили, пришлось ограничиться феном, круглой расческой, лаком для волос и всеми доступными мне парикмахерскими навыками. Одновременно с тем, как я закончила, в ванной стих плеск воды. Макияж я накладывала легкий и уже практически на бегу. В отведенные полчаса уложилась, что хоть и было мерой вынужденной, но все равно приятно грело внутри.

— Так-то, Лида, — улыбнулась я зеркалу.

Пора брать себя в руки и мало-помалу возвращать утерянный контроль.

Не сказать, что заведение, куда привел меня Степа, было прям уж вычурным. Вполне себе скромный уютный ресторанчик в туристическом квартале города. Самое главное — помимо приятного интерьера здесь был хороший сервис. Остальные же сопутствующие опции меня, признаться, волновали меньше всего. Сейчас так точно.

Впрочем, как и то, что внешне мы со Степаном не слишком гармонировали друг с другом. Он сменил куртку на модный пиджак в клетку с заплатками кожи на локтях, что сочеталось с моим образом ничуть не лучше полного кэжуала. С другой стороны, больше бы меня удивило, вырядись мужчина в деловой костюм.

Официант принял заказ и, в очередной раз вежливо улыбнувшись, удалился.

— Рассказывай, — велел Степан, откладывая меню и сосредоточенно всматриваясь в мое лицо.

Пронзительный синий взгляд немыслимым образом трогал кожу, заставляя ту гореть. Нет, он не был тяжелым. Но отчего-то под ним затруднялось дыхание и на язык просилось беспомощное: «туше»…

Странно… Не припомню, чтобы страдала астмой.

— Что конкретно ты хочешь знать? — прохрипела я, не без труда разрывая зрительный контакт, и тихо прочистила горло. Мне не шибко нравилась собственная реакция на мужчину напротив. А если по справедливости, порядком настораживала.

Ну… да, хорош — чертовски собой хорош, — зараза.

Да, у нас с ним что-то было, чего я толком вспомнить не могу.

Да, я в каких-то сиюминутных мечтах была бы не прочь повторить это. Но на трезвую голову. Понять, правда ли с ним может быть так хорошо, как это нашептывают мои демоны на сон грядущий…

Да, мне не хватало мужского внимания, как поняла сравнительно недавно — два дня назад.

И да, в любви со стороны мужчин я, прямо скажем… разуверилась (что шло вразрез с предыдущим фактом). Слишком часто обжигалась.

Но разве есть среди перечисленного хоть один веский повод желать случайного знакомого?

Господь! Когда только успела в нимфоманку превратиться?.. Это одержимость. Просто нездоровая реакция моего организма. Уж не знаю, по каким причинам это происходит, но… так быть не должно!

— Все, Лид. Я хочу знать о тебе все, — спокойно отозвался он.

— Не слишком ли много? — Я сглотнула вибрацию его голоса, что волнами прокатилась по телу — встопорщила и заколола соски под кружевным лифчиком, заструилась по венам огнем, упала обжигающим сгустком лавы в низ живота, встала в пересохшем горле комом… И плеснула в лицо краской, выдавая меня с головой.

Штефан или всего этого безобразия не замечал — что очень вряд ли, — или успешно делал вид. Характерно поджав губы, он качнул головой и широкий разворот плеч, с грацией набежавшей волны, подпрыгнул:

— Что мешает нам начать с главного, — пропустил он мимо ушей мою попытку свести все к шутке.

«Нам»? — напряглась я мысленно, но на деле усмехнулась, будто икнула:

— Боюсь, рассказ может затянуться.

Отвела взгляд, прекрасно понимая, что именно мой визави имеет в виду. Кроме того, прошло неполных два дня, и гадкий осадок все еще чувствовался на душе. И я не то что не горела желанием поделиться наболевшим, скорее мне претил сам факт. Я не желала думать о Косте — не в нынешней обстановке точно, — а тут…

— У нас впереди полно времени.

Опять это его «мы»! Да что же он заладил! Неужели не понимает, что напор танка скорее отпугнет девушку, нежели заставит ее…

— Вернее, оно будет. Если ты того пожелаешь, — договорил он, а я выдохнула без явного облегчения.

Ну хоть в чем-то мне любезно соизволили предоставить выбор! Хотя с обаянием Штефана, о котором он, по всей видимости, был отлично осведомлен, и которым беззастенчиво пользовался, сдается мне, выбора, как такового, и не было. Была лишь его иллюзия, призванная ввести в заблуждение заведомо побежденную сторону. Своего рода утешительный приз.

Штефан

— Я согласна, — неохотно сдалась она и подняла смущенный взгляд: — Но для начала хотелось бы прояснить один момент…

— Я весь внимание, — ответил вполне серьезно, без неуместного пафоса.

Наверное, помогало то, что на данный момент я был способен и видел в ней собеседника, у которого помимо красивых ног и того потаенного, что находилось в месте их соединения, имелось еще кое-что. Выше. И кое-что глубже, куда я старательно вел наступление в данный момент. Встречали меня без особого энтузиазма, правда, но я мог гарантировать уже сейчас: позитивные перемены — дело времени и подхода.

— Ты сказал Быкову, что я… твоя девушка. Хотелось бы прояснить этот момент. Неловко будет, если возникнут недопонимания из-за этой мелочи.

Вопрос не то чтобы неожиданный, но в конкретно взятый момент он застал меня врасплох. Я улыбнулся и шумно выдохнул:

— Ну какая же она мелочь, Лид. Как по-твоему, адекватные люди такими вещами шутят? Думаешь, я не смог бы отвадить героя иначе?

Если секунду назад я думал, что краснеть дальше некуда, то после простых, казалось бы, слов, получил тому достаточно материальное опровержение. Принцесса зарделась пуще прежнего. И мне вдруг остро захотелось коснуться губами ее щеки, чтоб ощутить тот плавящий ее жар; поймать ими бьющуюся в исступлении голубую жилку на тонкой шее…

Нет. Не сейчас, — стряхнул наваждение.

— Давай все-таки вернемся к основному, — проговорил это вслух, но скорее напоминая себе где мы и зачем.

Лида изменилась в лице. Помрачнела едва заметно.

Мы помолчали, пока не отошел принесший заказ официант.

— Он мой поручитель по ипотеке, — с места в карьер начала принцесса. — Мы стали близко общаться после того, как он помог с операцией для отца. Полностью взвалил на себя финансовую сторону вопроса. По доброй воле. Тогда я считала его поступок крайне благородным — протянуть руку помощи абсолютно чужому человеку. Да и сейчас в этом плане ничего не изменилось… Почти. Незаметно мы стали все чаще созваниваться по вопросам, не касающимся здоровья отца. Начали встречаться, а потом… Решили съехаться. Все было неплохо и дело шло к свадьбе. Ну, может быть не так радужно, как мне казалось, зато позавчера все встало на свои места. Он, будучи человеком увлекающимся, изменял мне, что, в общем-то, должно было произойти. Рано или поздно. А я в упор не замечала. Не желала замечать. Вот и вся история. Прости, что без хэппи-энда, — усмехнулась невесело.

Руку даю на отсечение — в лучшем случае мне открыли лишь половину всей истории. Только давить на нее дальше вот так, с первого раза, совесть не позволяла. Вместо прямых расспросов я решил действовать аккуратнее. И начинать стоило с главного. Ну не могу я смотреть на женские слезы, катятся они градом или жгут сильную хозяйку изнутри.

Накрыл ладонью тонкую кисть, сжал ее слегка. Лида вздрогнула от неожиданности, но руки не забрала, что радовало. Подсознательно она готова идти на контакт, а это уже полдела. В сущности, у каждого в жизни бывают моменты, когда чужим людям довериться проще, чем самым близким. По всей видимости, это был как раз тот случай. С родными она делиться проблемами или не хотела, или не могла, или не успела (что выглядело неправдоподобно). Но в поддержке оттого нуждалась ничуть не меньше.

— Знаешь, как сказал Фрай? Если все закончилось плохо — значит, это еще не конец. Цитата неточная, но ведь важен посыл. Не унывай, принцесса, все еще обязательно наладится. Вот увидишь.

— Как? — наградили меня влажным взглядом. — Мы связаны одним джутом на ближайшие десять лет. Ты мне, что ли, поможешь?

Джутом? Занимательно…

Не стану лукавить, меня задели ее слова и здорово. Ее неверие в мои силы беспощадно и больно ударило по мужскому самолюбию, отбивая то к чертям. Неужели нужно прямым текстом и в лоб, что я ее не брошу? Как бы ни было трудно и через что бы ни пришлось пройти.

Но во-первых, я всегда предпочитал словам действия, а во-вторых, всему свое время. Поэтому, невзирая на твердое намерение разобраться с кабальным во всех смыслах кредитом принцессы, тем не менее решил пока ей об этом не сообщать.

Пусть помучается. Потомится. Ей это полезно. В конце концов ей надоест вечно думать о проблемах — уж я ей это обеспечу — и захочется отдохнуть. Мыслями, душой… телом.

— Если я скажу тебе одну вещь, ты послушаешь?

Она улыбнулась скептически, а я продолжил:

— Не думай о бывшем. О кредите. О неоправданных надеждах. Ни о чем не думай, просто живи настоящим моментом. Знаю, это нелегко. Но обещай мне хотя бы постараться.

— Это так странно, — хмыкнула она через паузу. — Я сижу с совершенно чужим человеком, которого знаю без году неделю, делюсь личным, получаю разного рода ЦУ и при этом еще должна что-то обещать… Знаешь, со мной всякое бывало. И с многодетной мамашей в очереди в паспортный стол за жизнь говорили, и с бабушкой в автобусе о Второй Мировой… Как-то в разгар вполне себе дружеской переписки мне даже фото члена прислали, мол, зацени. И знаешь, в чем проблема? Двумя днями ранее я продолжала считать это полным безумием. А теперь я сама нахожусь по иную сторону баррикады. Как здорово жизнь порой жизнь меняет ракурс, правда?

— Согласен, — кивнул предельно честно. — Но давай не будем отклоняться от темы.

— Ладно… Хорошо. Твоя взяла, — чуть живее улыбнулась мне Лида. — Я постараюсь, но ничего…

— Давай без «но», ладно? — прервал ее, не позволяя вернуться к истокам. — На самом деле, ты большая молодец, что решилась. И я уже тобой горжусь. Главное не задумываться о «правильности» и не оглядываться больше на прошлое.

— Да, наверное, ты прав, — выдохнула она.

— Мне не нравится скепсис в твоих словах. Хотя с другой стороны я отлично понимаю, как было бы глупо, доверься ты мне безоговорочно.

— Рада, что ты это понимаешь.

— Это будет сильно по-идиотски?

— Что ты имеешь в виду?

Я помолчал в кулак. И все же озвучил мысль, которая весь день не давала мне покоя:

— Полетели со мной? В Германию.

Рука, остававшаяся до сих пор в моей ладони, дрогнула.

Лидка

Штефан придержал мне стеклянную дверь, пропуская вперед.

Из ресторана я вышла в помятых чувствах. И хотя более-менее привела себя в порядок в дамской комнате, пока дожидалась прогревания Поджера, морозный воздух дал понять, что я все еще горю. И наверняка сияю, как новогодняя иллюминация.

Сказать, что его предложение было крайне неожиданным — не сказать ничего. Но это полбеды, потому что помимо прочего, оно показалось мне… заманчивым. Именно так. Необязательно ведь искать во всем скрытые подтексты, правильно? Даже когда очень хочется. Вот и я, рассудив, что хватит с меня излишней рефлексии, подумала так же.

Остановились мы на том, что я попросила дать мне время на принятие решения. До вечера. Выпалила на одном дыхании и подумала: что если он продолжит гнуть свою линию? Однако этого не произошло, за что я была крайне благодарна мужчине.

Мы уже подошли к машине, когда я по привычке достала телефон. Проверить на предмет пропущенных вызовов, как делала это каждый раз, выходя из универа. К тому же, в ресторане мне и вовсе показалось неприличным отвлекаться от беседы — все-таки меня пригласили для вроде как серьезного разговора, — так что на время я вынужденно выпала из реальности.

Пропущенные были, — уведомления посыпались, стоило выключить режим полета. Но не успела я просмотреть, от кого, как мобильник в руке зашелся натужной вибрацией. Штефан не упустил этого из виду, но промолчал. Открыл мне дверцу автомобиля, и, дождавшись, пока я усядусь, занял свое место.

— Да, мам, — поморщилась я. Холодный корпус телефона резко контрастировал с горячим ухом, стремительно запотевал в ладони.

— Лидуся, привет, — заискивающе начала она, что вот категорически мне не понравилось. — А ты чего недоступна? Как дела? Ты дома уже?

Я чертыхнулась про себя. Дочь, называется! Последний раз я выходила на связь с мамой до отлета, собственно, дабы сообщить об оном. А потом все завертелось настолько стремительно, что звякнуть, будучи дома, я вовсе позабыла. И так за последние два дня и не вспомнила.

М-да…

— Прости, мамуль, — потерла я переносицу и быстро отчиталась: — замоталась так, что забыла тебе сказать. Предновогодний аврал на работе. Не переживай, долетела благополучно. Без приключений.

О, да! Все самые увлекательные приключения начались как раз дома! Но об этом, я, понятно, умолчала.

— Да совести у тебя нет! — с напускной обидой в голосе постановила она. — Совсем там зятек за будущей женой не приглядывает?

И если мне откровенно не понравилось начало беседы, то вектор, который она поменяла столь резко, мне нравился еще меньше.

— Ну, и я вроде не маленькая, мам, — заметила я и попыталась увести разговор в иное русло: — Слушай, как там бабуля? Давление не шалит?

— Бабуля любой космонавтке фору даст! — отрезала она. — Ты вот что, подъезжай-ка к нам.

— Прямо сейчас?

Только этого мне не хватало! Да я же если заявлюсь к родителям в таком виде, расспросов будет не избежать! Вернее, они и так-то будут, поскольку приеду я без Кости, но мой нынешний прикид их только преумножит.

— Прямее не бывает, — подтвердила мама. — Чем раньше тем лучше.

— Я тут вроде немного занята, — попыталась возразить, за что в награду получила укоризненный синий взгляд. — К чему такая спешка? Что-то случилось?

Спросила, а у самой сердце едва не остановилось. Только бы с отцом все было в порядке! Только бы болезнь не заявила о себе вновь… Умом я понимала, что поводов тому не было, и все равно опасливо затаилась в ожидании ответа.

— Да бог с тобой, Лида! Сплюнь! Сюрприз тебе готовим.

— Какой еще сюрприз? — ничего не понимая, переспросила я.

И можно бы выдыхать, но неприятное предчувствие не оставляло меня. Кроме того, настораживало, что мама попросила приехать меня, а не нас с Костей. Но не соваться же добровольно под обстрел! Ответить было бы нечем — я подумывала рассказать о нашей с Костей размолвке в куда более спокойной обстановке, — посему об этом пока умолчала.

— Именно! — не таясь, ушла она от ответа и засуетилась: — Ой, заболталась я, а стол-то сам себя не накроет! — И прежде чем отключиться, добавила невозмутимо: — В общем, ждем!

— Всем привет! — только и успела бросить в трубку, из которой послышались короткие гудки.

Я непонимающе уставилась на экран, что услужливо высветил пропущенные звонки. От мамы и от Васьки. Моргнула, возвращаясь в реальность, и ткнула в смску (от подруги же), с коротким предупреждением: «Лид, теть Тома звонила, спрашивала, куда ты пропала. Сказала ей, что ты скорее всего на работе. Точно не знаю и вообще лежу дома, с температурой. P.S: люблю. Но еще раз так подставишь — придушу лично».

Эх, Васька, Васька, а я-то тебя как обожаю! Дуреха моя… — вздохнула я, пряча телефон в сумочку. Какой бы авантюристкой она ни была, но с подругой мне однозначно повезло. Надо бы помириться с ней и, если получится, встретить новый год вместе.

А еще я отчетливо поняла, насколько тяжелой на подъем задницей наградила меня природа. Где мое «болотце»? Я не хочу ничего менять… Тьфу ты! Вернее, хочу, конечно, но не очертя же голову! Не за два гребаных дня!

— Все в порядке? — участливо осведомился Степа. Сжал широкой ладонью мое плечо и доверительно заглянул в глаза.

Я вздрогнула от неожиданности и кивнула:

— Спасибо. Планы немного изменились.

— Сейчас домой? — Я снова кивнула, а он уточнил: — А потом?

— Сама, — улыбнулась в ответ.

— Не «сама», а адрес называй, говорю.

Его невозмутимость, вкупе с пляшущими в глазах смешинками, странным образом вгоняли в краску.

— Ты не обязан, — выпалила на выдохе, путаясь в словах, — да и неудобно это…

— Неудобно шубу в трусы заправлять, принцесса, — в привычной манере нагловато улыбнулся он и вырулил с парковки. — Все остальное, что не перечит законодательству, очень даже.

Я не нашлась с ответом. Сознание, будто опьяненное его голосом, выцепило одно-единственное слово. Который раз за вечер он назвал меня… гм… принцессой? Второй? Третий? Такими темпами я ведь и привыкнуть могу… И вроде бы взрослый мужчина, а порой ведет себя, как мальчик, — в который раз подивилась сидящему рядом мужчине и спрятала улыбку.

Говорить, о чем бы то ни было, совершенно не горела желанием. Степа быстро уловил мой настрой, потому что больше ничего не спрашивал до самого дома, а чтобы не так неуютно было, сделал музыку чуть громче. Его чуткости и чувству такта (которое имелось, но не всегда хозяином использовалось) я, к слову, тоже не переставала удивляться. Интересно, сколько еще граней его характера я могу узнать?.. Разгадать?.. Сколько их он откроет мне, если соглашусь полететь с ним?

Абсурд. Я не могу бросить все и просто взять и уехать, пусть всего на неделю. Ну вот. Возвращаемся к началу. Замкнутый круг какой-то, когда и хочется, и колется.

Ладно — как говаривала Скарлетт О'Хара, — я подумаю об этом… ну, если не завтра, то как минимум позже, после визита к родителям.

***

Кроссовер мягко притормозил в знакомом дворе. Шум двигателя стих.

— Значит, здесь живут твои родители? — спросил Степан.

Зимой, по обыкновению, темнело рано. Ночные часы хоть и шли на убыль, тем не менее, сумерки застали нас на выходе из ресторана, а прежде чем мы добрались на другой конец города, стемнело окончательно.

— Больше тридцати лет уже, — улыбнулась я, всматриваясь в подсвеченное уличным фонарем лицо. — Спасибо, что довез. На чай не приглашаю, ты уж извини. Родители не поймут.

— Ты не сказала им о разрыве?

Я поморщилась:

— Пока нет. Да и что это меняет? Не говорить же мне: «Мама, папа, я поменяла жениха на нового. Знакомьтесь, Штефан. Немец. Навскидку тридцать три года. Судя по всему, не женат. Переспали по ошибке. Напорист и непрошибаем, что тот танк, идущий на Берлин».

Ляпнула, как на скользкую дорожку ступила, честное слово. Замолчала, поняв, что сморозила глупость. Не знаю, чего я ждала с большей долей вероятности — бурной реакции радеющего за отчизну патриота или просто обиженной физиономии, — но мужчина лишь довольно фыркнул:

— Говори-говори, да не заговаривайся… невеста.

— Да ну тебя! — ткнула его кулачком под бок, не в силах определиться, подбешивает меня его наглось, или больше веселит. Пока не поздно, открыла дверцу авто: — До свидания, мой Плохой Санта.

— Я подожду, — невозмутимо припечатал он и подмигнул напоследок.

О, боже. Что. Это. Было, — выпучила я глаза в темноту, на негнущихся ногах подходя к нужному подъезду. Кончик языка горел от частых прикусываний. О, да, Лида, глупости — это прямо по твоей части, тут не поспоришь.

Я зажала кнопку звонка и сделала глубокий вдох-выдох.

— Открыто! — донесся из глубины квартиры мамин голос.

Чувство неладного окрепло, стоило оказаться в знакомых стенах. Опустив взгляд, наткнулась на обувь… Кости, конечно же.

Злость во мне вспыхнула мгновенно. А я-то по наивности думала, что удалось наконец расслабиться после длительной напряженки! Ага, как же. Хрен там плавал.

— Это ваш сюрприз мне, да мама? — не раздеваясь и прямо в обуви промчалась на кухню с прихваченной с вешалки курткой. — А где сам хозяин? Чего любимую невесту не встречает, а?!

— Лида, ты чего? — округлила глаза мама, вытирая руки о фартук. — С дубу рухнула, или тебя Васька заразила? Бредишь, вон. Костя сам вот недавно пришел. И что за претензии с лету? — нахмурилась она.

Я запнулась, понимая с опозданием, что бывший вполне мог навешать лапши родителям, как это нередко бывало. Иначе зная ситуацию в целом, мама бы ни за что не согласилась на этот цирк с конями.

— Мам, — рухнула я на табуретку. Запрокинула голову и закрыла глаза. Кажется, или сейчас, или позднее — с подачи Костика, который напоследок может оболгать меня с головы до пят и унизить в глазах собственных родителей так, что стыдно будет с ними на улице пересекаться. — Твой идеальный Костя мне изменил. Мы больше не вместе. Я его застукала и выгнала, и после этого у него хватает наглости заявляться сюда. Понимаешь?

— Ну и лгунья же ты, дорогая! — натурально оскорбился Костя. Протиснулся в кухню и занял оборонительную позицию у окна, скрестив руки на груди.

— Это я-то лгунья?! — натурально опешила я, не ожидая столь неприкрытой шкурочности. — А бровь рассеченную ты как объяснишь? И выбитый зуб? М? Жалко, что челюсть тебе не сломали!

Гримасу сожаления, которую так мастерски изобразил Костя, надо было видеть воочию.

— Что ж… Не хотел я сора из избы выносить, но раз ты настаиваешь… Да, мама, я вам соврал. На самом деле я не поскользнулся, а подрался с новым хахалем вашей дочери, — кивнул он в мою сторону.

— Чего-о?! — взревела взбешенная до предела я и на попытки Костика продолжить поливать мое имя помоями, рявкнула: — Заткнись!!! Мама, я так понимаю, у вас все равно отдельный разговор будет, за моей спиной. Вы же с Костиком как чашка с ложкой! Так что хотя бы выслушай меня!

И не дожидаясь одобрения, вывалила все. От а до я, не упустив ни одну мелочь. А в заключение, на возражения матери, не выдержала:

— Разуй глаза, мама! Взгляни уже на мир вокруг, хватит пялиться на своего Костечку! Прекрати наконец возносить его лживую задницу! Я твоя дочь, не он!

— А ты не указывай матери! — в унисон прокричали мама и благоверный. — Одни нервы от тебя, — горячо прошептала мать. — Не дочь, а прямо горе луковое.

Я нервно хохотнула.

— Спелись, как погляжу?! Молодец, Костечка!!! Только чья бы мычала, манипулятор недоделанный! Думал, я всю жизнь тебе во всем потакать буду, чувствуя себя должной? Усажу на шею и ножки свесить позволю? И пискнуть не посмею, да? А вот шиш тебе с маслом! Пошел! Ты! К черту! Балабол.

— Ой, что за времена пошли, что за времена… — запричитала нарисовавшаяся непонятно когда в дверном проеме бабушка, цокая языком и качая головой. — Видно, близок Антихрист, уж дух его по земле стелется, слабым верой в сердцах смуту сеет… Дочь на мать кричит — где это видано-то?

— Ба! — закатила я глаза, готовая или порвать кого-то конкретного, или разрыдаться в три ручья. — Ну и ты туда же! Да главный Антихрист тут — Константин, чтоб ему бабы семь лет не давали, Георгиевич! Прелюбодей несчастный!

— Но он не мог! Костя порядочный мальчик! — не желала отступаться мама.

И тут уже чайнику окончательно снесло крышечку.

— Знаете что? Пошли вы все к черту, во главе с Костиком! Дурдом на выезде! Хоть на ушах тут стойте, а меня не трогайте!

Не слушая вопли вслед, я развернулась и понеслась прочь. В коридоре едва не сбила с ног папу.

— Прости, папуль, — придержала его за руку.

— Лидочка, что случилось? — проговорил он с трудом.

— Костя случился, пап, — шмыгнула я носом и закачала головой: — Прости за шум. Ты не нервничай только, ладно? Я в другой раз к тебе зайду. Люблю тебя… пока!

Гори оно все синим пламенем! — та единственная мысль, что набатом билась в моей голове, пока не разбирая дороги я неслась к машине. Теперь я точно знала: новый год мне здесь встречать не с кем. И созревшее быстро решение показалось единственно верным.

Знаю: решения, принятые на эмоциях — зачастую именно те решения, о которых мы вскорости горько жалеем. Только кто бы еще признавал это на горячую голову!

Штефан

Я стоял на пороге ее спальни, наблюдая, с каким остервенением принцесса складывает вещи в чемодан. Что-то явно произошло при ее визите к родителям, о чем она не обмолвилась и словом по пути домой. А я не стал давить. Зачем? И так форсирую события, что не проходит даром для нас обоих.

Лида чертыхнулась себе под носик, тщетно обыскивая все полки и на находя искомое. Пнула от души шкаф, тут же взвыла от боли, схватилась за пострадавшую конечность и принялась скакать одноногим кузнечиком.

— Сильно ушибла?

Подскочив к ней, помог опуститься на край кровати и ощупал маленькую стопу. Она шмыгнула носом. Неопределенно качнула головой, а я самую малость успокоился: вроде, кости целы, в наличии лишь локальное повышение температуры.

— Принцесса… — со вздохом уткнулся лбом в узкое колено и после поднял взгляд: — Ты доконать меня вздумала? Не выйдет. Ну все, все, не плачь, малыш, — стер мокрые дорожки с ее щек, — я сейчас.

Метнувшись на кухню, быстро обыскал морозилку и выудил оттуда кусок фарша. На бегу прихватил первое попавшееся полотенце и, обернув им ледяную глыбу, приложил к чуть припухшему месту.

— Терпи, — велел ей, в ответ на скривившуюся от боли и холода рожицу, не позволяя убрать руку.

Мужественно собрав силу в кулак, принцесса успокоилась. А потом и вовсе заговорила, чего я от нее совершенно не ждал. Тем более по доброй воле, — чувствовал и видел, что еще не в достаточной степени она доверяет мне. И по мере того, как далеко уводил ее рассказ, удивление сменялось во мне праведным гневом.

Твою налево! — едва удержался, чтобы не ругнуться вслух.

Этот олень мало того, что дважды обидел мою принцессу, так к прочему выставил ее вруньей перед ее же родителями. И сделал это не где-то еще, а у них же дома. Уму непостижимо! Интересно еще, что при всем «благородии» несостоявшегося зятя, мама Лиды продолжает возносить его с почестями небожителя.

Хотя… осуждать ее у меня нет морального права. Мне приходилось терять близких, но никогда их жизни не зависели от чьих бы то ни было финансовых возможностей. Так что я был просто неспособен понять ее поведение в полной мере. Со своей колокольни.

Впрочем, мать матерью, а с горе-зятьком я ещё разберусь. Раз уж сам никак не угомонится.

Но самое главное во всем рассказе — Лида согласилась лететь со мной. Настораживало, правда, что она решилась на это, будучи на эмоциях. На краткий миг даже мелькнула мысль: что, если передумает? Отменит все в последний момент? Но переполнявшая душу эйфория не позволила обдумать эту возможность как следует.

Даже если и так. Я ее уже не отпущу, — знал это наверняка.

— Иди ко мне.

Прилег на край постели и увлек свою девочку за собой. Прижал к себе крепче, чем следовало бы, и улыбнулся ей в волосы, когда она в ответ не отстранилась, а своей рукой обвила поперек груди и сладко засопела в мой свитер.

— Не бойся, принцесса, — прошептал в щекочущие шелковистые волосы и поцеловал в макушку. А после добавил мысль вслух: — Больше тебя не обидят.

***

Лидка

Удивительно, насколько защищенной я чувствовала себя в надежных объятиях. Мы со Степой так и уснули в обнимку, рядом с раззявившим голодную пасть чемоданом и ворохом одежды.

Я проснулась рано и, на удивление, чувствовала себя бодрой и выспавшейся. Выключила будильник, до которого оставалось не больше получаса, — ни к чему тревожить чужой сон. Осторожно высвободившись из крепкого кольца рук, одернула одежду, приводя ту в божеский вид. Умылась, ликвидировала творческий беспорядок на голове и принялась хлопотать с завтраком.

Мой наглец появился на пороге как нельзя вовремя: я уже почти закончила.

— Доброе утро, — так по-домашнему тепло произнес он заспанным голосом, отчего екнуло в груди. Почти неразличимо, и все же сердце ускорило бег.

Я обернулась из-за плеча на миг.

— Как спалось? — осведомилась больше из вежливости, на правах хозяйки у гостя. И тут же прикусила язык.

— О том же хотел спросить, — улыбнулся, он садясь за стол и чуть помедлил с ответом: — Отлично. Мне в целом все равно, где спать, если ты всегда будешь под боком. Другой вопрос, что мне бы не хотелось, чтобы некоторые принцессы спали где попало и испытывали разного рода дискомфорт.

Я закусила губу, силясь совладать с охватившей тело дрожью.

Нет, этот немец совершенно точно неправильный! — трясущимися руками разложила я омлет по тарелкам. Иначе где хваленые тактичность и вежливость, присущие им едва ли не с рождения и впитываемые с молоком матери? Ну, ладно, если насчет последнего еще можно было поспорить, то в отношении первого пункта Штефан безбожно проигрывал… И я честно не представляла, как к этой его особенности следует отнестись. Пока получалось волнительно и настороженно.

Благо, он не стал развивать разговор и дальше в подобном направлении, и нам удалось позавтракать в относительном спокойствии. Штефан, к приятному удивлению, помог убрать со стола, и только потом засобирался — во время завтрака ему активно названивал Макс, который потерял больше суток назад одного друга и свою машину. Я же, проводив обещающего вернуться мужчину, засела с чаем в гостиной и принялась звонить на работу.

Кто почти все лето проработал в приемной комиссии? У кого скопились опускные? Отгулы? То-то же. Сейчас самое время задействовать их по максимуму. Вопросы же с билетами и гостиницей решим вместе.

Спешные сборы, заказ билетов — на котором поездка едва не накрылась, — такси до аэропорта.

Регистрация, посадка, взлет…

Нервы.

Одна пересадка в Шереметьево. Еще два с половиной часа в воздухе — и вот наконец мы в аэропорту Берлин-Тегель. Благо, со сроками шенгена, страховки и прочими документами затруднений не возникло. Я довольно часто летала за границу, причем как по рабочим вопросам, так и по личным. Навестить теток в Латвии, например, одна из которых удачно вышла замуж, сразу после школы, и следом за собой потянула сестру-близняшку.

Штефан, приобняв меня свободной рукой, другой тащил мой чемодан на колесиках. Не считая висящей на плече спортивной сумки с его вещами. Мы уже прошли нудный паспортный контроль, забрали багаж и двигались к выходу.

— Устала? — улыбнулся он и потрепал куртку на моем плече.

Ну, что сказать. Даже с учетом «натренированности» работой в плане длительного сидения, задница моя была квадратной и слезно молила прилечь уже где-нибудь. Голова так вообще шла кругом, как обычно после перелетов, а в желудке было шаром покати.

Я устало улыбнулась в ответ. Положила голову ему на плечо и, не успев прикрыть глаз, спохватилась: Костя! Чтобы следом выдохнуть: уж на сей раз я не забыла собрать в рекордные сроки вещи бывшего. Поручила их соседской чете и, настрочив короткое «вещи у соседей», с чистой совестью пропала из зоны доступа.

Это я еще молчу о том, с какой неохотой мне подписали на работе заявление о недельном отпуске без содержания. Кстати, я вполне могла воспользоваться скопившимися отгулами, взяв несколько кряду. Но подумав, рассудила, что они мне еще могут пригодиться.

— Голодна? — спросил Степа, открывая мне дверь такси. Простой жест, казавшийся поначалу излишне галантным, вскоре перестал бросаться в глаза.

Да, все-таки, к хорошему привыкаешь быстро, подумала я и призналась с улыбкой:

— Еще как!

— Тогда в ресторан?

— Нет уж, давай с этим повременим, — виновато поджала я губы. — С ног валюсь, сил моих нет.

Он хохотнул в ответ на мою скривившуюся рожицу, обошел машину и сел рядом.

Ехали молча, под работающее фоном радио. Степа перекинулся парой фраз с таксистом, и всю дорогу, от самого аэропорта, мы не сказали друг другу ни слова. Не знаю, почему молчал он, но у меня на то была довольно веская причина. Если с билетами нам еще повезло (даже выиграли, отхватив по скидке!), то с гостиницей все было сложнее. Как итог — ехала я сейчас не куда-нибудь, а… сразу домой. Домой к едва знакомому мужчине.

Не иначе, как я сошла с ума, — хихикнула про себя.

Но думать об этом хотелось меньше всего сейчас, когда чуткие пальцы, незаметно перестав перебирать мои волосы, легко массировали затылок. Так и подмывало разлечься поудобнее! Останавливали остатки совести и здравого смысла. Поэтому я лишь уютнее прильнула щекой к груди, в которой размеренно билось сердце. Слушая его, я задавала себе один и тот же вопрос: зачем я здесь, если не для…?

Это было так… странно. Я покусывала губу, наблюдая в окна по-зимнему нарядный город. Не знала, что ждет меня там — в стенах чужой квартиры, но отчего-то тревоги за свою жизнь не испытывала. Только волнение перед непривычным. Неизведанным.

Ехали мы недолго, максимум минут двадцать. Даже жаль было расцеплять объятия, когда вскоре таксист притормозил у скромного с виду дома. Я насчитала пять этажей, с интересом склонившись к окну и чуть ли не прилепившись к тому пятачком, совсем как ребенок. Фыркнула и улыбнулась, рассматривая здание. Фасад и торцевые стороны — насколько успела заметить при приближении, — были выкрашены в оттенок слоновой кости, как и соседние строения. Может быть, чуть теплее. И уж не знаю, почему, но с виду мне местные дома современного типа напоминали плотно сдвинутые спичечные коробки. Не самое удачное сравние.

Штефан расплатился и помог приросшей мягким местом к сиденью мне выбраться наружу.

После освежившей холодком улицы, ухоженный подъезд встретил нас несколько тяжелым воздухом. Здесь пахло ни то известью, ни то чем-то еще. Не то чтобы это было важно, но когда оказываешься в незнакомом месте, хочешь, не хочешь, а подмечаешь все.

До нужной двери мы добрались быстро. Квартира Штефана располагалась на втором этаже.

— Добро пожаловать в холостяцкие хоромы, — улыбнулся мой немец, жестом пропуская вперед.

В прихожей мягко зажглись бра. Я вошла, озираясь, словно варвар, цепляясь взглядом за каждую мелочь и подмечая детали, которые бы с ходу успокоили: он один. По крайней мере сейчас один. Беспокоиться не о чем… ну, почти.

Не сказать, что я ждала чего-то особенного в плане интерьера, но и не предполагала, что Штефан настолько аскет по натуре. Обо всей квартире судить было рановато, но по прихожей сложилось впечатление: минималистично… зато уютно. В который раз мелькнула мысль, что, наверное, стоит отвыкать удивляться чему-то, что хоть мало-мальски связано с этим мужчиной.

За спиной щелкнул дверной замок. Талию обвили две крепкие руки, и бархатистый голос прозвучал волнующе близко. Предательское сердце зашлось в безумном ритме и едва не споткнулось.

— Восемьдесят пять честноотвоеванных квадратов… — гордо сообщили мне, щекоча шею теплым дыханием. А потом об нее же потерлись чьим-то наглым носом, который руки зачесались ущипнуть как следует. А лучше укусить. — Это нейтральная территория. А знаешь, что я предпочитаю делать на нейтральной территории? Наедине с красивыми девушками… — и так лениво это протянул, что воображение мигом нарисовало сыто лизнувшего лапу тигра.

Честное пионерское, не собиралась я вестись на провокации! Тем более столь откровенные. Но сказались нервы — черти бы их побрали, — и легкий укус в плечо возымел эффект, явно противоположный предполагаемому изначально.

Дернувшись, я резко развернулась на сто восемьдесят градусов, но вырваться мне не позволили.

— Тебе не вырваться, принцесса. Ты на вражеской территории. И выход теперь лишь один…

Он явно поддевал меня. Но моя внутренняя язва даже не думала возмущаться. Да что говорить! Я сама будто только что осознала в полной мере, где оказалась по собственному желанию. И примешанная к остальным чувствам малая толика беспомощности лишь обостряла ощущения.

Какие ощущения? Чего? Нереальности происходящего. Нет. Вернее да, но не только…

Подняв взгляд и молясь о том, чтобы дурное сердце не выскочило из ушей, напоролась на снисходительную рожу Чеширского кота. Ну точно кот! В глазах бесенята под тамтам отплясывают. Смотрит с прищуром, а на губах улыбка такая, что удивительно, как еще чья-то физиономия не треснула. Ну право слово! Было бы наукой, как порядочных девушек смущать!

От последней мысли я прикрыла глаза и прислонилась лбом о чужой лоб. Невольно простонала в голос. На полпути очухалась, закашлялась и поперхнулась воздухом. За что в награду получила еще более насмешливый взгляд.

Который… внезапно чуть помутнел. Устремился на мои отчего-то пересохшие губы. Захотелось облизать их, и сделала я это быстрее, чем сообразила. Штефан ненавязчиво подался вперед. Мои пальцы сжали… его плечи?

О, господи. Еще немного, и он меня поцелует. А учитывая, что я сейчас на его территории…

Как одурманенная, я сама готова была сократить то ничтожное расстояние, что еще нас разделяло. И я бы сделала это. Если бы в самый «подходящий» момент не зазвонили сразу два телефона, один из которых лежал на комоде. Прямо за моей спиной.

От неожиданности я шарахнулась, и мы со Штефаном поцеловались. Правда, не так как планировалось, а лбами. Ощутимо так, от души. Я ойкнула и прижала лоб ладошкой. А когда мы с мужчиной пересеклись взглядами, — захохотали в унисон. От нелепой ситуации и — я так уж точно! — от стыда.

Я собиралась было отойти на пару шагов, от греха подальше, но Штефан потянулся и, одной рукой сгребая меня в охапку, снял трубку телефона. Поздоровался отрывисто, а я меж тем подивилась: надо же, у кого-то еще в домах остался пережиток прошлого в виде стационарного телефона.

Мобильник меж тем разрывался в заднем кармане чужих джинсов. Куда я без зазрения совести потянулась и, честно не глядя на экран, обеззвучила аппарат. Да так и оставила руки в карманах чужих брюк, борясь с искушением сжать упругие ягодицы.

Хихикнула про себя и прикусила язык.

— Да, мама, — внезапно перешел на русский Штефан и со смесью благодарности и муки посмотрел на меня.

Это что же получается, все-таки я была права? Выходит, он и правда имеет прямое отношение к русским. Через мать.

— Нет, мам, — едва не простонал он. — Давай завтра, устал, как собака… Не надо «сама». Мам? Ма-ам. Супер! Тогда договорились. Обними отца. Люблю тебя, до завтра!

Осоловело выпучив глаза, я попыталась поймать взгляд немца, но он внезапно сделался больно уж юрким. Так что мне оставалось молча и как можно более незаметно глотать ртом воздух и судорожно соображать, пока мой Санта говорил уже по мобильному.

Ну ладно, мама — еще куда ни шло. Но… завтра? Серьезно?!

Да нет! Мне точно показалось. Он же не мог пригласить родителей, пока дома находится случайная знакомая для «one-night stand*»? Ну, ладно… Хорошо! Не уан найт, а все файв. Только дела это не меняло.

Так, Лида, не паникуй раньше времени. Сейчас договорит, устроим ему допрос с пристрастием. А если что — и кузькину мать покажем, чтоб жизнь медом не казалась. Ишь ты, распоясался!

Отчаянно кусая губу и слушая отрывистые реплики над собственным ухом, я размышляла, что буду делать в случае, если дурацкая теория все же подтвердится. Мест в гостиницах нет, знакомых у меня здесь отродясь не было, а обратный билет на самолет аж второго января. Вариант в виде вокзала не улыбался от слова совсем, да и экстремальная ночевка для чужеземки может быть чревата последствиями. Из которых ночь в участке а, возможно, и обобранные карманы вкупе с ушибленной головой — наименее неприятные.

Додумать мне было не суждено. Где-то за спиной, в подъезде, послышался стук каблуков. Он был очень близко. А через секунду дверь с грохотом распахнулась и на пороге нарисовалась…

— Фройляйн София, — недовольно обернулся Штефан, откладывая телефон и даже не думая выпускать меня из рук. Напротив, его хватка на моем плече сделалась еще крепче.

Очень надеюсь, что вот эта жгучая длинноволосая брюнетка с ногами от ушей, от которой разит лоском за километр, — не его бывшая. И не настоящая уж тем более. Как-то не планировала я ехать развлекаться в чужую страну, чтобы вернуться оттуда на костылях.

— Эм… Hallo, — не придумала я ничего лучше, кроме как лучезарно улыбнуться незнакомке и неуверенно поднять руку.

«А мы тут, так сказать, плюшками… балуемся», — добавила мысленно и едва не прыснула вслух, глядя на дрожащие от негодования алые губы. Черные глаза метали молнии и, если бы это представлялось возможным, испепелили бы нас тот час же. Без раздумий и сожалений.

Лопатообразный айфон вывалился из тонких пальчиков. Секундная заминка — и на нас посыпалась отборная ругань. А для осознания того, что это именно ругань извергается резко резонирующим с внешностью визгливым голоском, не требовалось быть семи пядей во лбу. Немецкий сам по себе непривычному слуху резок, а тут еще столько эмоций, чувств, экспрессии! Ух! Правда, судя по всему, по витиеватости он на порядок уступал великому и могучему.

Красотка подскочила к нам в один шаг и замахнулась клатчем на тяжелой цепочке, который бы непременно цели достиг, если бы Штефан не принял удар на себя. Живо задвинув меня за спину, он лег грудью на амбразуру.

Происходящее чертовски напоминало дешевый спектакль, или как минимум мексиканский сериал, — настолько ненатуральной мне казалась беспардонная незнакомка. И оттого страшно не было. Было смешно.

Очень скоро мне наскучило прятаться за широкой и надежной мужской спиной. Все-таки, если это мое появление так взбеленило даму, стоит разобраться самой. Так будет честнее и как-то… правильнее, что ли, — пожала я мысленно плечами.

— София? — начала неуверенно и прокашлялась, когда она замолчала. Стала соображать, как бы объяснить девушке ситуацию популярным языком. И тут же отвесила себе мысленную затрещину, по все еще горячей шишке, и проговорила на английском (ну препод я по «инязу», или где, в конце-то концов!): — Послушайте, это чистое недоразумение. Штефан — друг моего молодого человека.

— Друг? — со смесью насмешки и удивления посмотрела на меня красавица. Фигурно выщипанные брови взметнулись вверх, и она изрекла с характерным акцентом: — Поэтому он вместо того, чтобы ответить на звонок невесты, обжимается тут с чужой девушкой?

О да-а! Еще какой друг! Ты бы видела их фееричное знакомство!

— Мне казалось, мы уже достаточно обсудили этот вопрос, — все на том же английском встрял в беседу Степа. Намеревался снова закрыть меня собой, но я не позволила.

Мог бы и не оправдываться. Невестой тут и не пахло, и понятно это стало уже при беглом осмотре одной только прихожей. Хотя… может быть, они просто еще не успели съехаться? И произойти это должно было как раз к новому году? Ну да, как же. А Штефан позвал меня в гости, дабы всего-навсего устроить шоковую терапию возлюбленной. И забыл предупредить об этом меня.

Верилось в это слабо, поэтому я продолжила гнуть свою линию, пока еще надеясь разрулить ситуацию и разойтись полюбовно:

— Понимаете…

— Не понимает, — жестко оборвал меня Штефан и взглядом затолкал кляп поглубже, мол, не вмешивайся. Выдохнул протяжно и шумно. — София. Я не хотел выносить это на люди, поэтому промолчал на семейном ужине. Не хотел расстраивать и вовлекать твоих родителей. Сказал тебе наедине. И что в итоге? Окей, раз на то пошло — да, ты все правильно поняла. Эта девушка, Лида, она действительно никакая не подруга моего приятеля. Не вижу смысла скрывать это, поскольку я свободный человек. С тобой мы расстались полтора месяца назад. Рас-ста-лись, понимаешь? Нас больше ничего не связывает, — развел он руками. — И это нормально, что у нас могут быть отношения. Порознь.

Понимала ли она? Очень и очень вряд ли. Глаза девушки горели безумным огнем, а голос задрожал, теперь уже от явной обиды:

— А как же прошлое? — осторожно так уточнила она.

Что удивительно, они продолжали говорить на английском, несмотря на слишком личную тему. Не могла быть уверена, но скорее всего, это было лишь проявлением минимального базового уважения к собеседнику. Даже если в конкретно взятый момент ты этого самого собеседника готов придушить голыми руками.

— Оно в прошлом, — мягко, и в то же время отрезал немец. — Прости, Софи, но после того, что ты сделала, я не могу быть с тобой. Предавший и подставивший однажды…

— Я любила тебя! И люблю! Я была дурой, но я ведь раскаялась! Слышишь?!

— Неважно.

— А что тебе важно? Скажи! Может… я пойму тебя? Дай мне шанс, прошу!..

Он снова вздохнул и покачал головой.

— Важно то, что тут вакуум, — постучал себе по груди. — Пустота. Я к тебе ничего не чувствую. Просто ответь себе на вопрос: оно тебе надо? Гробить жизнь, проживая ее с человеком, который — ты знаешь — тебя не любит? Не принимает как женщину и тем более как свою спутницу.

one-night stand — случайный секс — разовый сексуальный контакт двух только что познакомившихся или малознакомых людей без намерения повторить встречу или завести отношения.

— Да пошло оно все! Хренов моралист! — взвизгнула София и бросилась в атаку.

Клачт все же достиг своей цели, шлепнув после недолгого полета меня по лицу. Ух! Тяжелый, зараза! Как утюгом огрели. А с виду и не скажешь. И что она там носит?! Кирпичи, что ли?

Однако, атмосфера к мыслительным процессам не располагала. Требовалось как-то спасать ситуацию. Срочно! Пока вцепившаяся в мужчину и совершенно обезумевшая кошка не выцарапала парочку симпатичных синих глаз. С которых я еще обязательно спрошу!

Я поднырнула под мышкой мужчины, намереваясь встать между ними и растолкать, как рефери на ринге. Да так и сама едва не отхватила по первое число! Вот же ж… Крейзи герл!

— Угомонись! — рыкнул Штефан, впервые повышая голос. Ему наконец удалось перехватить девушку за запястья. Сжав их покрепче и не позволяя вновь повернуться лицом, он подвел несостоявшуюся невесту к двери.

Не то чтобы я лезла между ними… Никаких «их» не было и в помине, если на то пошло. Так что подавая мужчине чужой телефон и клатч, я скорее… гм… расчищала поле для… предстоящих боевых действий. Каких именно — сама пока точно не знала, но ощущение, во всяком случае, было именно таким. А еще, что стало неожиданностью и неприятно царапнуло, я вдруг обнаружила, что нутро жжет… ревность. Да, именно. Пусть пока робкая, ненавязчивая, едва уловимая, — но это была она.

Степа вытолкал бывшую, всучил ей ее вещи, дополнил все жесткой фразой на немецком и захлопнул дверь прямо перед полной ненависти и обещающей непременную расплату моськой.

Я сморгнула, трепля себя по ушам — истошные вопли все еще звенели в тех, продолжая давить на барабанные перепонки. Похлопала ресницами и ошалело уставилась на мужчину.

— Ты как? — виновато спросил он.

Я едва видно передернула плечами и нахмурилась:

— И что это было?

— Бывшая, — коротко отозвался он, приваливаясь к двери. Устало потер лицо и, взъерошив волосы на макушке, пояснил: — Во всех смыслах. Мы были коллегами, пока она не подставила меня. Подвинула на работе, ради брата. А я в ответ попер ее. Из своей квартиры, жизни… Прости, нелепо вышло. Софи, конечно, на многое способна, но такого я точно не ожидал.

Мужчина приблизился. Осторожно, как бы ожидая непринятия, обвил мою талию, заключая в надежные объятия, и, доверительно заглянув в глаза, костяшками пальцев провел по щеке. Поймал подбородок и потянул тот вверх, не позволяя отвести взгляд.

И что я должна ответить? Что все в порядке? Так оно и близко не было в порядке. Слукавить, что мне параллельно? Вопрос еще, перед кем. Или, может, устроить допрос на тему личной жизни? Так мы знакомы без году неделю. Любопытство разрывало на части, так и подмывало задать хоть парочку наводящих вопросов, но… Умом я понимала, что это будет неправильно и поспешно с моей стороны. Он не обязан отчитываться перед пока что никем. К тому же, ежу понятно, что как и любой здоровый мужчина его лет, он точно не соблюдал целибат, ожидая встречи со мной…

Стоп. Что? «Пока что»? Это я так себе сказала?

О-о-о, дьявол! — едва сдержалась, чтоб не уронить голову на чужое плечо, а лучше побиться ей, пока не выскочит еще одна шишка.

— Ерунда, — проговорила вместо всего и сглотнула, касаясь его щеки: — У тебя кровь… Она всегда такая… дикая? — хмыкнула и закусила губу, лишь на секунду отрываясь от осмотра ран.

Солидной длины полосы багровели на чуть загорелой коже, проступая все более явно. Штефан тихо прошипел что-то вроде «шайсэ», осторожно касаясь их. А потом, без особой надежды, правда, спросил:

— Сильно?

— Нормально, — поджала я губы. — Надо обработать раны, а то еще инфекция в кровь попадет, чего доброго. Под такими внушительными когтями какой только гадости не водится, будешь потом с опухшим лицом ходить. В лучшем случае.

— Принцесса… Извини, что так получилось. Я само собой рассчитывал тебя удивить, но начинать с мордобоя в первый же день…

— Слушай, еще одно слово — и я правда обижусь! — искренне возмутилась я.

Почему-то в сложившейся ситуации мне было неловко. Этакий испанский стыд. За поведение Софии. За то, что мне прилетело от нее на глазах мужчины, который мне вроде бы не безразличен. За то, что прилетело ему, и, должно быть, ему сейчас не менее неприятно… За тему разговора и поднятые вопросы, которые в цивилизованном обществе принято решать в обстановке гораздо более спокойной, но никак не превращать это в цирк с конями…

Словом, мне было неловко за все. Как и в случае с Костиком и Лапиной, впрочем. И неуместные извинения Штефана, от которых приходилось отбиваться банальными фразочками, лишь укрепляли во мне чувство, будто нахожусь не на своем месте. Не в своей тарелке.

Кто знает, может, придет время и нам еще доведется поболтать на тему личного. Но это время — точно не сейчас.

— Показывай давай, где там у тебя аптечка? — улыбнулась поджав губы, больше из желания сменить тему. А потом щелкнула мужчину по носу и добавила для пущей уверенности: — Будем лечиться, больной!

Штефан

София!

Черти бы побрали эту взбалмошную особу! Даже после нашего официального расставания она умудряется портить мне кровь. Мало ей, что ли, работы было? Как бы через близких наступление не продолжила. Но ничего, на завтрашнем ужине подниму этот вопрос и предупрежу своих. Особенно маму. И Аньку — уж кто-кто, а мелкая может и повестись на сладкие речи обиженной негодяем Софи.

— Ч-черт! — поморщившись, зашипел я, когда смоченный перекисью ватный диск прижался к щеке плотнее.

Твою-то дивизию, а. Совсем из головы вылетело. Ужин отменяется. Ну куда, спрашивается, я с такой физиономией пойду? Мать же сразу всех на уши поставит! И слушать что-либо откажется наотрез.

Так что ближайшее время никуда. Только причину «уважительную» придумать бы.

— Терпи, казак, — с нажимом произнесла принцесса и наставительно добавила, помолчав: — Может, впредь станешь более разборчивым в выборе спутниц жизни.

— Уже, — ухмыльнулся я, притягивая за талию свое сокровище. За что немедленно получил ватным диском по морде, вкупе с ответной злорадной ухмылкой.

Поморщился от всего и сразу.

Жаль, конечно, что придется повременить с визитом к родителям, как и с прогулками по городу. Хотя…

С другой стороны, мы с принцессой останемся на пару дней одни. Практически отрезанные от мира. Только она и я — это ли не рай? — подумал я, усаживая свою девочку на колени.

Лидка

Мы сидели в кухне-столовой. Он — на табурете за столом, а я, до недавних пор стоявшая, — в мгновение ока оказалась сидящей у него на коленях. Ноги мои притом нагло расставили по обе стороны от крепкого тела, а злосчастный ватный диск отобрали и выкинули на стол.

К лицу прилила горячая кровь, в низу живота сразу сладко потянуло.

Я незаметно закусила губу, прикрывая глаза.

Его дыхание согревало кожу, в то время как губы невесомо порхали в жалком миллиметре, щекоча шею. Дразня предвкушением продолжения. Мои руки сами потянулись навстречу, зарываясь в ежик волос на затылке. И я не стала пресекать свой порыв. Понимала, что врать, в первую очередь самой себе, смысла нет. Мужчина, в чьих руках я плавилась и расслаблялась удивительно незаметно, легко; и чьи пальцы сейчас ласкали мою спину, разгоняя стада мурашек по позвоночнику…

Увы или к счастью, но этот мужчина был мне совершенно точно небезразличен.

Он прихватил губами мочку уха, и, словно бы в подтверждение, что чувства взаимны, крупные ладони легки на мои бедра. Притянули плотнее, резко вжимая в мужской пах и беззастенчиво выдавая всю степень его желания.

Я едва не застонала в голос.

— Лида… — опалил он дыханием за ухом, но договорить я не позволила. Заключив его лицо в ладони, накрыла губами его.

Невидимые, зыбкие, едва выстроенные барьеры рухнули.

Мы целовались с таким упоением, как будто встретились после долгих лет разлуки, каждый день которой провели в предвкушении этой встречи. Наши языки сцепились в диком танце жгучего нетерпения. Руки, будто зажив своей жизнью, блуждали под одеждой, исследуя горячую кожу сантиметр за сантиметром.

Он оторвался с неохотой, оставляя пылать мои искусанные губы. Какие-то секунды мы сидели вот так: прислонившись лбами, деля одно дыхание на двоих. Унимая колотящиеся сердца и дрожь в телах. А потом Штефан, потянувшись, коротко коснулся моего носа губами. И этот простой, но полный нежности жест, лишь подлил масла в огонь.

Я поддела края его вязаной кофты, легко стянула через голову и послушно поднятые руки. Дыхание сперло от восхищения, ничуть не меньшего, чем когда я видела его в первый раз, в своей кухне. Не удержалась от искушения: провела ладошками по рельефным плечам, прихватила губами кожу под ключицей.

Он простонал на выдохе.

Проделал то же самое с моей водолазкой, оставляя меня практически обнаженной по пояс. Кадык дрогнул. Синий взгляд потемнел еще больше, словно северное море перед штормом. Штефан мягко приспустил лямки бюстгальтера. Грудь легла в его ладони идеально, будто там ей было самое место. Он потянулся к моим губам, в то время как большие пальцы безошибочно нашли соски и принялись обводить их, массируя и обозначая ореолы.

В промежности собирался тугой ком желания. В трусиках было влажно. Жарко. Сама я была на пределе, с языка так и рвались мольбы о большем. Сдерживаться стоило больших усилий. И мужчина все понял безошибочно. Подхватив меня на руки, понес в спальню. Как была, с болтающимся на поясе лифчиком.

Наспех сдернув покрывало, опустил меня на прохладную постель и принялся освобождать от одежды. Справившись, быстро выпрыгнул из джинсов. Ступил коленом на постель, другим развел мои ноги. Я повиновалась. Поддалась, легко открываясь ему навстречу и любуясь им, не в силах оторвать взгляда. Притянула его к себе, обнимая за плечи и скрещивая лодыжки на узкой талии.

Он двинул бедрами, прижимаясь горячей твердой плотью к средоточию женственности. Мы застонали в унисон, и Штефан углубил поцелуй, прижимаясь до боли. Чтобы прервать его не менее резко и начать осыпать мою шею легкими, едва осязаемыми, но оттого не менее откровенными поцелуями.

Я стонала уже не скрываясь. Извивалась в желанных объятиях, подавалась навстречу его ласкам, а когда он дошел до груди, с всхлипом нетерпения зарылась пальцами в длинные волосы на макушке. Даже не подозревала, что это только начало моей сладкой пытки.

Его пальцы терзали клитор, в то время как губы и язык умело ласкали соски: то покусывали до легкой боли и оттягивали, то сразу после зализывали и задували. И так до бесконечности. До сжатых в руке простыней, стонов в голос и призывно, до предела разведенных бедер.

Растирая пальцем смазку по головке члена, я готовилась кончить вот так: от простого петтинга. Но тут мой палач решил, что хватит с меня пыток. Потянувшись к прикроватному комоду, из верхней шуфлядки вынул ленту презервативов. Быстро вскрыл шуршащую упаковку и, раскатав резиновое изделие по члену, вошел. Одним резким толчком.

Боже! Как долго я, оказывается, грезила об этом. Как много раз представляла себе этот момент. Предвкушала, строила догадки, надеялась, — сама не знала на что.

Естественно, на деле все вышло иначе. Но ощущения и чувства — захлестнувшие с головой и грозящие утопить в своей глубине, — не сделались от этого хуже, скуднее. Напротив. Хотелось, чтобы это длилось вечно. И вдыхая аромат моего мужчины — его собственный, будоражащий запах вкупе с нотками кофе, — я понимала, что с ним я готова на все.

Прелюдия изрядно вымотала обоих, поэтому первый «трезвый» секс был недолгим. Мы кончили практически одновременно. Мир треснул. Рассыпался мириадами витражных осколков, оставляя в вакууме лишь нас двоих. Штефан грузно толкнулся в последний раз и замер. Застонал протяжно, дыша мне в шею.

Какое-то время мы не шевелились. Потом он с неохотой чуть отстранился. Провел костяшками пальцев по скуле, лаская взглядом мое лицо. Склонился за поцелуем, и я немедля ответила. Теперь касание его губ напоминало дотлевающие угольки на месте былого кострища — такое же мягкое, почти ласковое. Ни к чему не обязывающее.

Он скатился с меня. Лег на бок и без лишних слов сгреб меня в охапку. Укрыв нас, заботливо подоткнул мне одеяло и поцеловал в висок. Я засопела в широкую грудь. Обняла в ответ, умиротворенно прикрыла глаза. И хотя на дворе стоял белый день, утомленные с дороги, мы вскоре задремали.

Проснувшись под вечер, испытала чувство дежавю. Снова смятая постель, раскиданные подушки, и я — одна в белоснежном ворохе одеял. Только обстановка мало чем напоминала родные пенаты.

Я зевнула, сладко потягиваясь. Похрустела косточками. Улыбнулась в пространство, а потом решительно свесила ноги с кровати.

И снова, как и несколько дней назад, при нашем знакомстве, Штефана я застала за готовкой. Разве что на сей раз он не решился вводить меня в искушение голым торсом, а вполне скромно облачился в серую футболку и такие же серые спортивные штаны.

— Такими темпами я ведь и привыкнуть могу, — нахально заявила я, вваливаясь в кухню.

Господь! Что со мной делает этот мужчина? Едва удержалась, чтобы не ответить на теплую улыбку зубастым оскалом. Учитывая мой встрепанный внешний вид, впечатление оно произвело бы не самое лучшее. М-да…

— Выспалась? — осведомился он как бы между прочим, мастерски управляясь с аппетитно пахнущим ужином. От одного запаха во рту собралось уже озеро слюней и требовательно заворчал желудок. Благо, не слишком громко.

Я кивнула, отчего-то вмиг заливаясь краской. Воспоминания последних часов мгновенно всплыли в памяти в самых мельчайших подробностях. Да так, что заколотилось сердце, пересохло во рту и… захотелось продолжения.

Нет! Не сейчас, — отогнала я лишние мысли. Должны же мы и пообщаться успеть. Не кролики ведь какие, в конце концов, трахаться до потери пульса. Прости господи!

Тем временем меня усадили за стол.

— Вообще, в Германии традиционные ужины состоят из холодных блюд, — как-то невпопад улыбнулся Штефан, осекаясь на полуслове. Оглянулся из-за плеча на стол, достал вилки и сел напротив.

— Тем не менее, на ужин у нас макароны по-флотски, — договорила я, и через паузу задала волновавший с самого начала вопрос: — Скажи, а ты ведь не чистокровный немец?

И так осторожно он прозвучал, что скрип вилки по тарелке показался чуть ли не раскатом грома. Самой сделалось неловко: может, и правда не туда лезу? Никогда не угадаешь, на какой теме у человека стоит табу. Тем более у малознакомого. У меня самой, к слову, таких тем предостаточно.

Но к величайшему облегчению, обошлось. И ответили мне довольно спокойно, даже миролюбиво.

— Все верно, — улыбнулся мужчина, — моя мать русская, а отец — немец силезского происхождения. Они познакомились на выставке современного искусства, в Москве. Матери тогда едва стукнуло двадцать четыре, отцу было уже хорошо за тридцать.

Определенно, я не ожидала так сразу развернутого ответа, вплоть до рассказов о развитии их отношений, но и этой части мне оказалось недостаточно.

— И что? — вырвалось у меня слегка ошеломленное.

— Что? — не понял Штефан. Так и замер на секунду, перестав жевать.

— Она согласилась?

— После тщательных и степенных обхаживаний отца, разумеется, — прыснул он, улыбаясь, очевидно, всплывшим в памяти рассказам. Таким, по которым невольно проецируешь картинку в своем воображении, и спустя время начинаешь воспринимать как свои собственные воспоминания. — Купилась на сладкие речи, а отец, сколько его помню, всегда умел вовремя вставить красивое слово… Нет, все-таки, правду говорят, что вы, женщины, любите ушами, — улыбнулся он уже мне.

А как же мать с отцом?

Ведь они наверняка помнили войну, если не сами, то из рассказов родителей. Неужели все оказалось так просто? Если да, то для меня, как для внучки ветерана войны, всю сознательную жизнь бывшего ярым ненавистником Гитлера, нацистов и иже с ними, это было несколько непривычно. Впрочем, вслух я ничего подобного не произнесла. Не тот случай, не та ситуация. Ничего серьезного между нами все равно не предвидится, так стоит ли омрачать этот короткий роман без обязательств?

— М-да, — неопределенно вздохнула я, одновременно с этим понимая, что на этом можно и закончить. Делиться со мной тем, откуда в нем превосходное владение русским, он либо не хочет, либо не настроен в конкретно взятый момент. Как и чем-либо еще. Хотя тут уже и так ясно: видать, прожил в России немалую часть жизни. Скорее всего, детства.

— Почему не ешь? Не вкусно?

— Что? — не сразу поняла я вопроса и после спохватилась: — Нет, все отлично. И очень вкусно, правда. Просто… Слушай, я, может быть, не права, и если лезу не в свое дело — ты если что так и скажи…

— Внимательно тебя слушаю, — нетерпеливо перебил он, отставляя пустую тарелку и откидываясь на спинку стула. На плите тем временем шумел чайник.

— Эта Софи… Что между вами? Ты говорил, она подставила тебя.

О, да. Вот он! Тот неловкий момент, который обычно стремятся чем-то заполнить. И почти нетронутая тарелка ужина мне в этом ну очень подсобила. Я уткнулась взглядом перед собой и принялась жевать с такой сосредоточенностью, словно важнее еды сейчас не было ничего.

— Она слила конкурентам конфиденциальную инфу. Понимаешь, наша профессия в большинстве случаев подразумевает удаленную работу…

— А кто ты по профессии? Если не секрет, конечно, — поспешила дополнить я, на миг встречаясь с мужчиной взглядами.

— Программист.

Он чуть помедлил, словно решая, стоит ли говорить об этом дальше. С шумом втянул воздух и, медленно выдохнув, все-таки добавил:

— В тот день она осталась с ночевкой. Мы мило провели время, все было как всегда. Я не сразу понял, что что-то нечисто. Слишком ей доверял… А потом уже было поздно. Сначала намеревались уволить по статье. Благо, у меня хватило знакомств и мозгов вовремя привлечь адвоката. Позднее были более вялые угрозы-напоминания в стиле «так просто не слезем». Очевидно, чтобы не расслаблялся.

Он помолчал, и подстегиваемая любопытством я не выдержала:

— И что в итоге?

— Мою непричастность удалось доказать. Начальство сейчас брызжет слюной, фирма на грани краха. Софи хотела сместить меня одного, а получилось, что развалила все. Вот пусть и рыщут теперь, выискивая улики. И так рыщут. Да и хрен с ними, все мозги уже повыносили. Хорошо хоть я имел подработку у знакомых, и они не отвернулись после того случая.

— А почему было сразу не устроиться к знакомым? — вполне логичный вопрос вырвался быстрее, чем я успела его осмыслить.

— Слишком рискованно засиживаться на одном месте. Сегодня фирма процветает, завтра она банкрот. А кушать хочется всегда, — чуть шутливо произнес он.

И все-таки оставался главный вопрос.

— Ничего не понимаю… — призналась я. — Она же говорит, что любит тебя?

— Это уже не ко мне, — пожал он плечами. — Не имею ни малейшего желания разбираться, какие там у нее тараканы сидят в голове. Не исключено, что замышляет что-то еще. А может, человек просто «ку-ку».

Он изобразил жест у головы, и мы рассмеялись. Напряжение чуть спало, не успев сцепить костлявые пальцы на горле. Даже задышалось легче.

— В любом случае, она задушила мои попытки расстаться полюбовно на корню.

Я не нашлась с ответом. Сочувственно поджала губы, и, подергав кота за фаберже, решилась уточнить:

— А мама?..

Мужчина не сразу понял, что конкретно подразумевалось под нехитрым вопросом. Слегка насупился и внимательно на меня посмотрел.

— Ну, — смущенно промямлила я, — вы с ней говорили что-то о завтрашнем дне… Ты пригласил ее сюда, так ведь?

И ведь не просто так любопытствовала. Необходимо было прикинуть заранее, куда бы слинять в случае чего. Потому что ну не готова я к таким потрясениям! Хватит пока с меня и Софи.

— Ах, вот ты о чем, — широко улыбнулся этот гад, и я прямо спиной почувствовала неладное. — Нет, — сказал он, и я неуверенно выдохнула. Но, как оказалось, поторопилась, потому что уже через секунду он добавил: — Я отговорил ее, но взамен пришлось пообещать, что заеду завтра сам.

Осторожно вставляем чеку обратно. Сам. Ключевое слово здесь — «сам». Отставить панику, Лида!

— Отлично, — кивнула я, заметно успокаиваясь. — Спасибо тебе. Некрасиво могло получиться.

— Ты не поняла, — мягко, и в то же время словно припечатал он, глядя на меня с довольным прищуром. — Мы едем вместе.

— Что?!

Я едва не взвыла!

Нет! Стоп! Мне, должно быть, послышалось?

— Ты это серьезно?! — вперилась я в наглеца испытующим взглядом.

— Серьезней только Ленин в Мавзолее.

Штефан спрятал улыбку, и я не выдержала:

— Ты хоть понимаешь, что…? Господи! Да о чем вообще речь? Что может быть между нами, если нас связывает лишь пара дней и отличный секс? Зачем приплетать сюда семьи?! Родственников?

Меня натурально бомбило от такой наглости! Поняв, что ляпнула, поздно прикусила язык. Пауза повисла короткая, но уж очень напряженная. После чего Штефан подался вперед и, упершись локтями в стол, хитро так протянул:

— То есть ты только что, будучи в здравом уме и трезвой памяти, признала, что в постели я тебя устраиваю. Поправь меня, если не то имелось в виду.

От степени охватившего меня возмущения, аж дар речи потеряла. Только и смогла, что скрестить руки на груди, лихорадочно перебирая в уме варианты для колкого ответа. Время, увы, текло быстрее.

— Молчание — знак согласия, — удовлетворенный эффектом хмыкнул этот гад.

— Три дня, — процедила я наконец, глядя прямо в бесстыжие глаза.

— Не понял, — почти растерялся он. — Ты о чем?

— У нас впереди еще целых. Три. Дня. Впрочем, мой тебе совет: можешь начинать молиться богу уже сейчас, как бы не придушила за это время. Потому что компенсация страховки тебе не поможет, даже не надейся.

Договорив свою гневную тираду, не расцепляя рук, встала из-за стола и сердито протопала в спальню. Нет, вы посмотрите, каков нахал! А мое мнение знать, значит, необязательно. И так сойдет! Думал, поставит меня перед фактом, так я поартачусь и соглашусь?! А вот фигушки!

— Так это «да» или «нет»? — крикнул он вслед.

— Нет!!! — рыкнула я.

— Капризуля! — весело фыркнул этот балбес.

— А ты — зазнавшийся инфантильный мальчик!

Еле сдержалась, чтоб не хлопнуть дверью. Совсем берега потерял! А чего я ждала, собственно? Как себя изначально поставила, такое отношение и получила. Элементарно, Ватсон!

Постояв у двери, я со вздохом опустилась на край кровати. Вот тебе и беззаботный отпуск, Деева.

Дверь в спальню распахнулась неожиданно. Штефан подскочил в мгновение ока. Просто с разбегу завалился на кровать, сгребая меня в охапку, и принялся щекотать.

— Это я-то инфантильный мальчик?! — со злорадством процедил он. — Ну, держи-ись!

— Пусти, идиот!.. — пискнула я сквозь хохот, тщетно пытаясь вырваться и сбежать от пронырливых пальцев. — Пусти… Мне дышать нечем!!!

Да кто бы еще послушал! Меня щекотали до икоты, но и этого Штефану показалось мало! Остановился он, лишь когда я начала действительно задыхаться.

— Дурак! — резюмировала я, откашлявшись до боли в легких. Как их еще не выплюнула, ума не приложу! — А если бы задохнулась? Эй! Отвали! Кыш! Кыш, кому говорю, иначе…

— Тсс!

— Совсем обалдел?!

— Молчи, принцесса.

Гневно фыркнув, я оставила вялые попытки брыкаться — сил не было совсем, вымотал, говнюк. Да и сейчас сжал в медвежьих объятиях так, что я снова почти задыхалась. Но злиться, тем не менее, не перестала. Ну, ничего. Кое-как переведу дыхание, и пусть потом молит о пощаде. Гад, как есть гад! Ррр! Так бы и задушила.

Только вся спесь куда-то улетучилась, стоило Штефану поцеловать меня в оголившееся в «бою» плечо.

— Может, десерт? — вдруг спросил он.

— М? — искренне не поняла я. Откуда мне знать, что он не о продолжении моей пытки?

— Сливочный пломбир с клубничным джемом, посыпанный вафельной крошкой…

Вот же… А главное проговорил это так, что любой змей-искуситель от зависти удавится. Я фыркнула, на сей раз забавляясь:

— Как название на упаковке зачел, честное слово. Ладно, хрен с тобой, — вздохнула с трудом, недолго подумав. — Давай, что ли, свой десерт. А я, так и быть, решу, что с тобой делать дальше.

Он воодушевленно поднялся на локте и, подцепив пальцем вырез кофты, сдвинул его ниже. Поцеловал ложбинку между грудей и заговорщицки шепнул, подмигивая:

— А мне нравится… Долой белье. — Длинные теплые пальцы пролезли под мои джинсы и по-хозяйски так надавили на лобок. — Трусики тоже можешь не надевать. Зачем? Только мешают.

На краткий миг вернулась мысль о том, что все это неправильно. Мои щеки вдруг (да-да! после всего, что между нами было!) налились пунцовым цветом. Захотелось оттолкнуть мужчину, но вместо этого я огрела его подвернувшейся под руку подушкой и обреченно простонала:

— Когда-нибудь я точно тебя убью. Не удивляйся потом.

Штефан фыркнул. Вместо ответа одним неуловимым движением развел мои колени и, протиснувшись между ними, навалился всем телом.

— Целуй.

— Что? — обалдело прыснула я.

— Целуй, — как ни в чем не бывало повторил он и добавил нахально: — Утром деньги, вечером стулья.

— Да иди ты! — попыталась я вырваться, но какое там!

Мужчина вытянул мои руки над головой и с улыбкой наблюдал за моими потугами высвободиться. Когда же я сдалась, насмешливо подначил:

— Вперед, принцесса. Но учти, поцелуй должен идти от души. Сфальшивишь — накажу. Я не шучу, — мотнул он головой в ответ на мой изумленный взгляд.

Воцарилась тишина. Мы, точно два упертых барана, смотрели друг на друга. Не моргая и даже не думая отводить глаз, что значило бы отступить. И продолжалось это до тех пор, пока я с позором не «проиграла»: глаза начало немилосердно щипать, и я не выдержала — моргнула. А следом закрыла глаза.

Штефан скользнул губами от виска к веку, собирая влагу, что ручейками стекала из-под моих ресниц. Мягко поцеловал в кончик носа, как уже делал, и когда завис в миллиметре от моих губ, щекоча их своим дыханием, — я сама сократила то ничтожное расстояние, что еще оставалось между нами.

Дикий лесной пожар — вот кем он был. Он целовал меня настолько развязно, откровенно, а местами и пошло, что я терялась в догадках, кто кого целует. Он будто брал меня изощренным способом. Трахал языком. И от грязных мыслей, на удивление, не становилось мерзко. Напротив — меня захлестнуло волной жара и жгучего желания. Я хотела его до безумия. Хотела ощутить его в себе, хотела смотреть, будто зачарованная, как он, блестящий от наших соков, мягко погружается в мое тело…

Штефан отстранился, и все, что я смогла, — ошеломленно звучно выдохнуть в ответ. Тяжело и часто дыша, я думала лишь о том, что хочу продолжения. Прямо сейчас. И хоть я была готова молить его, чтобы не прекращал; хоть стоны разочарования так и норовили вырваться из груди, но краем сознания я понимала, на что искушаюсь. И мне это не нравилось, ибо казалось унизительным.

Я никогда не просила мужчину заняться со мной сексом. Никогда. И делать исключение, находясь в одной постели с Штефаном, не собираюсь. Каким бы великолепным любовником он ни был.

Открыв наконец глаза, с твердым намерением или продолжить все без слов, или покинуть чужую спальню, я вдруг обнаружила, что не могу пошевелиться. Вернее, не совсем так. Я не могла пошевелить руками. Сжимавший запястья ремень другим концом был надежно пристегнут к кованой спинке кровати, и оставалось лишь гадать, когда мужчина успел провернуть свой коварный трюк.

Сердце забилось в горле, ни то от страха, ни то от предвкушения. Я облизала пересохшие губы и сглотнула.

— Что ты задумал? — Голос прозвучал хрипло, глухо.

Штефан склонился так близко, что я могла рассмотреть узоры в виде звездочек в потемневшей синеве его глаз.

— Тебе понравится, — тихо произнес он, затыкая мне рот пылким поцелуем.

Потом быстро поднялся и вышел из спальни, чтобы вскоре вернуться с креманкой мороженого. Все как и обещалось: пломбир, джем, вафельная крошка…

Уж не собрался ли он кормить меня с ложечки? — подумала я, наблюдая, как осторожно мужчина кладет креманку на край прикроватной тумбочки. Но нет. Штефан принялся раздеваться: ловко стянул через голову футболку, следом спортивные штаны и боксеры. Мой взгляд приковал стоящий колом член: увитый сеткой вздутых вен, с побагровевшей головкой и медленно стекающей капелькой смазки на ней…

До боли закусываю губу.

Красиво. Черт возьми, как же это красиво! Он словно ожившая статуя древнегреческого бога… Такой же поджарый, здоровый. Так и хочется проверить на крепость бицепсы, очертить кончиками пальцев кубики пресса… взять в кулак твердую плоть с бархатистой кожицей…

Член в тот же миг дернулся, а его хозяин, уловив мой интерес, нахально осклабился:

— Нравится, что видишь? Потерпи немного, принцесса.

Он принялся копошиться в комоде. Я не ответила. Закрыла глаза и погрузилась в мучительное ожидание. Думать не хотелось ни о чем. Соски ныли, между ног безумной, болезненной пульсацией отдавалось неудовлетворенное желание. Господи… Да пусть уже отымеет меня, как хочет. Я даже слова поперек не пискну.

Вся эта прелюдия… Связанные руки, чувство беспомощности и понимание, что тебя хотят столь же сильно, как хочешь ты сама — все это так волнительно, сладко и странно… А уж желание подчиняться — это нечто совсем новое. Сколько себя помню, всегда радела за равноправие полов, в постели — в том числе.

А сейчас что?

Наконец его пальцы затрепетали у пупка, — я не видела этого, но отчетливо ощущала тепло его рук. Расстегнув пуговицу и дернув собачку молнии, он стащил с меня джинсы. Полюбовался недолго, и, одним плавным, неспешным движением освободил меня от влажной кружевной тряпицы.

Мгновение — и мои ноги согнуты в районе бедер. Задраны высоко вверх, похабно выставляя напоказ самое сокровенное. Прохладный воздух трогает сочащуюся плоть.

Вот что он искал, — понимаю я, завидев в руках мужчины еще два ремня. Он выпрямляет мои ноги, уже в коленях, и поочередно аккуратно пристегивает за лодыжки, так же, как пристегнул руки. Или правильно сказать «привязывает»?

Я и не думаю перечить, о нет… Все мои мысли и желания занимает лишь одно. В результате я оказываюсь полностью обездвижена и почти полностью обнажена: блузку он просто задирает к подбородку, открывая отяжелевшую грудь навстречу спасительной прохладе. Только без толку: меня бросает то в жар, то в холод, а зуб не попадает на зуб.

Штефан проводил ладонью по внутренней стороне бедра, и я подавляю в себе желание всхлипнуть. Кусаю губы, задираю голову, тяжело дыша, но молчу. По-прежнему молчу. Меня так просто не сломаешь.

— Ты такая красивая, принцесса, — хрипло произносит он. И поправляется: — Моя принцесса.

Да, боже! Скажи это еще раз, с более явным нажимом… Скажи, что я твоя… Я ведь твоя. Я здесь. Я с тобой. Делай со мной все, что пожелаешь! Только делай, мать твою! Не томи…

Словно услышав мои мысленные стенания и мольбы, он начинает действовать. Наклоняется, широко, бесстыдно лижет клитор, а потом переставляет креманку на постель и, как ни в чем не бывало, начинает поедать мороженое.

— Ты что творишь? — чуть не всхлипываю я.

Этот шельмец в ответ хитро улыбается. Зачерпывает подтаявшее мороженое, и нарочито медленно пронося ложку, «случайно» роняет сладость мне на живот.

— Упс… Я такой неловкий. Надо прибраться.

Он возит холодный комок пломбира по моей коже, якобы пытаясь собрать все на ложку, но по факту намеренно размазывает мороженое.

— Упс… Я очень, очень неловкий, — тягучим как мед голосом говорит он, изображая сожаление и неотрывно наблюдая за мной. — Но не волнуйся, сейчас все исправим.

Склоняется и… принимается слизывать мороженое прямо с меня. Аж дыхание перехватывает от ощущений. Тело тут же отзывается болезненно сладкими судорогами.

Изощренная пытка длится, кажется, бесконечно. Штефан поливает, капает, мажет мороженым мой живот, соски, ребра, и следом слизывает эротический десерт, низвергая движениями языка и губ в самую бездну. В мой персональный ад и рай в одном флаконе.

В какой-то момент сил не остается никаких — ни физических, ни моральных, — и я шлю все принципы в задницу.

— Возьми меня! — всхлипываю в отчаянье.

— Не-а. Я буду мучить нас обоих, пока ты не согласишься.

— На что? — понимаю не сразу, разум затуманен, а потом горячо выпаливаю: — Ты спятил!..

— Согласен. — Он медленно погружает в меня два вымазанных в мороженом пальца и принимается массировать переднюю стенку влагалища. — А знаешь, кто тому виной?..

«Точка джи…» Мириады мелких разрядов прокатываются по всему телу и концентрируются в сосках.

— Господи… Плевать, — отвечаю на все сразу, — просто трахни уже меня!

Как же я ненавижу себя за эти слова! Но отмотайте время назад — и я все равно бы их сказала. И хочу повторять их, как мантру, безостановочно. Хоть до потери пульса.

— Надо понимать, это «да»? — усмехается он.

Вынимает пальцы, не позволяя мне кончить, и кладет их себе в рот. Тщательно слизывает мороженое и смазку, глядя при этом мне в глаза. Гребаный фетишист… Еще немного — и я точно его прокляну.

Едва додумываю последнюю мысль, как мужчина убирает полупустую креманку на пол, достает презерватив и, раскатав тот, принимается тереться и постукивать членом о клитор.

Мы оба на пределе. По разгоряченным телам стекают капельки пота. Наконец не выдерживает и он. Одним плотным, тяжелым и чертовски плавным движением он входит в податливую плоть, которая принимает его со смесью благодарности и муки.

— Да-а…

Я стону в голос, принимая его, двигаюсь навстречу. Конечности наверняка затекли, но сейчас боль в них практически не ощущается. Она заявит о себе позднее, а пока…

Кровать, словно самый настоящий траходром, ходит ходуном, металлическая спинка гремит, стукаясь о стену, и густой горячий воздух в спальне разбавляют вздохи, стоны и звуки шлепков плоти о плоть.

Я не знаю, сколько длится эта бешеная скачка. Просто отдаюсь желанному мужчине без остатка, получая еще больше в ответ. А потом вдруг исчезает все. Вообще все, кроме нас двоих и этой долбанной кровати, перестает существовать. Под закрытыми веками вспыхивает фейерверк, в то время как от низа живота по всему телу расходятся теплые волны. Чувствую, как он кончает, и мышцы лона сокращаются в ответ его замедленным тяжелым движениям. Тянут сладко.

Кайф…

Он выходит. Стягивает презерватив, завязывает узлом и молча покидает спальню. Впрочем, вскоре возвращается, для того чтобы развязать мои путы. Все так же молча подхватывает на руки и, обессиленную, относит меня в ванную комнату, где уже весело журчит, наполняя ванну, горячая вода.

Штефан

В который раз за последнее время я просыпаюсь раньше будильника? Я перекатился на бок. Лида еще спала: такая близкая, мягкая, желанная. И сладкая. До одури сладкая в этом образе спящего ангела…

Нет.

При всем желании, но я не могу просто взять и запереть ее в четырех стенах. Это будет кощунственно по отношению к принцессе. В сущности, даже отправляясь в секс-тур люди не торчат круглосуточно в номерах, только и делая, что трахаясь и в перерывах выползая на балкон — позагорать за бокалом мартини. Так что решение не мучило меня томительным ожиданием. Волновало другое — она так и не ответила по существу.

Впрочем, а до того ли нам было этой ночью? И потом, что мешает мне…?

Снова нет. Навязывать принятое в одиночку решение — не по мне. Уж я постараюсь, но любой ценой добьюсь ее добровольного согласия.

Я улыбнулся, глядя на нежное создание. Невесомо очертил впадинку над выразительной ключицей, ощущая под пальцами ее гладкую, как шелк, кожу. Соблазн задержаться и повторить события ночи был как никогда велик. И я позволил себе поддаться ему.

Лидка

Поверить не могу, что согласилась на это. На визит к абсолютно незнакомым людям! И на правах кого?

Знакомой?

Еще бы! Не согласишься тут после изощренных ночных пыток и утренней добавки! Ну да что уже, поздно корить себя за очередную авантюру. Авось, все пройдет нормально. Встретимся, посидим, а потом разойдемся, как в море корабли. Будем надеяться, что именно так и сложится, ибо надежда, как известно, умирает последней.

Трудно было судить, насколько далеко живут родители от Штефана, но то, что их дом находится в другом районе Берлина, — я поняла без труда. На первый взгляд здесь все казалось другим: большей частью это касалось архитектуры местных зданий. Дух современности воплотился в многоэтажные новостройки и бизнес-центры Берлина, каких в районе Штефана наблюдалось значительно меньше, если не сказать: не было вовсе.

— Этот район называется Митте. А я живу в Шарлоттенбурге, — словно читая мысли, уведомил мой немец.

Вообще, он чуть ли не с трепетом гида рассказывал обо всем мало-мальски примечательном, что встречалось на нашем пути, и поначалу я его даже слушала. Однако волнение быстро взяло свое.

— Прямо дух урбанизации в лучшем воплощении. Очень красиво, — ответила я из вежливости, впрочем, чистую правду, а про себя невольно задумалась: интересно, сколько нынче стоит съем квартиры в одном из таких вот уютных районов?

Какое-то время мы ехали молча. Словами не передать весь тот сумбур, что творился в моей душе. И всю ту мешанину из мыслей, что поочередно грызли изнутри, заставляя изнывать от неведения, жуткого волнения и распирающего любопытства.

— Степа? — робко окликнула я наконец, смущаясь, что та школьница. Вслух я так и не привыкла называть его полным настоящим именем. Не покидало смутное чувство дискомфорта, что ли.

— М-м?

— Мне тут подумалось… Чисто теоретически. Ты ведь бываешь в России. Пусть не часто, но… Что если ты там встретишь девушку, с которой захочешь серьезных отношений? Семьи. Она должна будет бросить все и переехать к тебе? Сюда?

Спросила и почти сразу же поняла, что плохая из меня актриса. Я-то по наивности уже было решила, что удалось закинуть удочку осторожно, но… Один взгляд синих глаз — и я поняла: это фиаско. Грандиозный провал с треском.

— Такие вопросы решаются вместе, — чуть помедлив, ответил он тем, что я и так прекрасно знала и разделяла. — Но если «чисто теоретически»… — хитро улыбнулся он и подмигнул мне, — то я склонен считать, что уже ее встретил.

Мое лицо вдруг запылало. Глупое сердце вмиг пустилось в галоп… «Да с чего ты взяла, что он о тебе?!» — взбесился внутренний голос, с каким-то резким и чересчур уж явным скепсисом. Дабы скрыть свое внезапное волнение, брякнула, отвернувшись к окну и как бы ровно, безразлично:

— Познакомился с кем-то, пока гостил у друга?

Сказала, а сама напряглась, почище натянутой струны.

Хотелось ляпнуть: «И на что же тебе тогда я?» Останавливала гордость. Не очень-то хотелось бы унижаться перед чужим мужчиной…

А таким ли уж чужим? Учитывая тот факт, что почти все мои мысли незаметно стали крутиться вокруг его персоны и призрачных «нас».

Будто свет вдруг сошелся клином на нем одном.

Нет, Лида. Забудь, пока не поздно, ибо ничего из этого не выйдет. Любовь ведь как ветрянка — чем ты старше, тем сложнее ее перенести. Так что пожалей свою дурную голову. И сердце заодно. Хватит с тебя и Кости, оставь эти мысли сейчас. А лучше немедленно, — не хватало еще на ужине с кислой миной сидеть.

— Именно так, — склонился меж тем Штефан, стискивая меня в объятиях.

Задала вопрос, а в голове в долю секунды пронесся ураган мыслей, — аж сама удивилась. К реальности вернул влажный шепот на ушко:

— Ты такая сексуальная, когда злишься и ревнуешь… Глупенькая. Моя маленькая глупая принцесса.

Он зарылся носом в волосы на моей макушке, звучно вдыхая их запах, а я не стала возражать. К черту прическу, пусть хоть трижды испортится. И слова его тоже к черту. Вчера он говорил это Софи, а сегодня пересказывает мне. И для него они — слова — наверняка значат не больше, чем…

Черт!.. О чем я думаю?! Мне бы силы найти, сглотнуть душащий ком и… натянуть пластмассовую улыбку. Все в порядке, ведь правда? Так бывает. Просто в жизни так бывает… И точка.

Но господи! Как же хотелось обнять его в ответ и помолчать в унисон о несбыточном, под стук его сердца… Только впервые за наше знакомство нечто неосязаемое не позволяло поддаться порыву эмоций. Непрошенные слезы стояли на пороге, и каждый бесконечно долгий миг мне казалось: вот-вот я не выдержу. Позорно разрыдаюсь на плече у чужого мужчины.

Что со мной происходит?..

— Приехали. — Его полушепот над ухом подействовал как вытрезвитель на пьяницу.

Лицо полыхало. Я постаралась натянуть маску беспечности.

Так уж сложилось, что родилась я вне брака. Более того: отец, мамина университетская любовь, узнал о ребенке, лишь когда мне было шесть лет. И заслуга в том была целиком и полностью матери, и только ее. Переспать в мае, под конец учебного года, на дискотеке! Со старшекурсником, практически выпускником! Да еще по пьяни!

Но удивительно было другое: мама, горячая голова, на дискотеку тогда отправилась впервые. Наивной девственницей, провинциалкой. Хотела пуститься во все тяжкие, отомстив тем самым папе, который накануне, в ответ на ее неуклюжее признание за стенами альма-матер, заявил, будто его сердце принадлежит другой. Вот так-то. И мама решила: пусть видит, что потерял.

Пьяный угар, громкая музыка, темнота туалета. Без защиты. И две полоски, которые заявят о себе позже, но все равно так не вовремя.

«Никогда не забеременею так», — решила я для себя, впервые слушая рассказ мамы и внутренне содрогаясь.

Позднее их свел случай. И то ли отношения с первой любовью не заладились, то ли мама изменилась за время разлуки, но отец посмотрел на нее совсем другими глазами. А уж когда узнал обо мне… Проходу ей не давал. Ухаживал красиво, дарил всякие безделушки, заботился… И не проходило и дня, чтобы не признался в любви. Мама смеялась: «Как о тебе узнал, будто выключателем в мозгу щелкнули».

Ну, а до той поры, до знакомства с отцом и женитьбы родителей, я жила в деревне. С бабушкой и дедом — людьми строгой закалки, и к прочему ветеранами Великой Отечественной, — куда меня сплавила мать, предпочтя продолжить обучение и заняться карьерой.

Дед был контуженным, и малость не в себе. По крайней мере, об этом шептались односельчанки в цветастых платках, выгоняя вечерком попастись гусей и надеясь, видимо, что играющая неподалеку маленькая Лида не вслушивается в старушечьи разговоры. А меня терзало любопытство. То самое, что сгубило не одну кошку. Понимала ли я тогда смысл слов? Вряд ли. Но стоять по полдня коленками на кукурузе за малейшую провинность — очень больно, уж поверьте мне на слово. Крайне не рекомендую.

Наверное, я пошла в мать своей замкнутостью. А может, уже тогда во мне говорила гордость и нежелание ударить в грязь лицом перед похваляющимися и гордящимися своими родителями сверстниками, — не знаю. Но одно оставалось неизменно: на людях я держалась этаким беспечным тепличным цветком, у которого все хорошо. Так что актриса из меня, может, и никудышная, но обязанность играть роль, можно сказать, мне привили с молоком матери. Вернее, буренки Машки.

Я вышла из машины, подав руку открывшему дверцу Штефану. Одернула шубу. Окинула взглядом жилой дом в десять этажей. За спиной послышались звуки отъезжающего такси; мне на спину приятной тяжестью легла мужская ладонь, и мы двинулись ко входу в подъезд.

Пока ехали в лифте, Штефан объяснял, как правильно обращаться к его родителям. К его матери я могу обращаться как к Елене Николаевне, без всяких заморочек, поскольку говорить будем на русском. Но к отцу уместно только обращение «хэр Густав». Сестру зовут Анна. Вроде, несложно. Разве что, есть вероятность ошибиться с непривычки и от волнения.

Ну да ладно, разберемся по ходу парохода. Благо, за собственными мыслями эмоции уже улеглись.

Дверь нужной квартиры, что располагалась на самом верхнем этаже, нам открыли быстро. Видимо, ждали.

— Надеюсь, у тебя была веская причина задержаться, Мистер Зануда, — сморщила веснушчатый носик девушка и осеклась, заметив меня.

На вид ей было не больше двадцати трех. Чуть узковатое лицо с утонченными чертами и остреньким подбородком. Большие, не слишком глубоко посаженные знакомо синие глаза, такой же высокий рост. Приятная фигура, которую не портила даже нелепая голубая пижама с принтом в виде единорожков. Волосы, правда, отливали медовой рыжиной, в то время как мой немец был брюнетом. Но на фоне прочего этого было ничтожно мало, дабы усомниться в родстве Штефана и… Анны, полагаю.

— А это… кто? И где Софи? — уставилась она на брата, комично приоткрыв пухлый ротик. Спесь как рукой сняло. Но своего прикида она, кажется, не стеснялась ни разу: как стояла, перегородив вход, так даже и не думала сдвинуться с места.

А я про себя подметила, что между собой они, скорее всего, всегда говорят по-русски. Так что общение со мной не будет напрягать Циммерманов в плане переключений между языками. На худой конец, есть же еще английский. Волноваться точно не о чем.

Объяснил бы еще кто это взбунтовавшемуся в груди сердцу. Да и мысли как назло крутились вокруг забавных единорожков. Ну разве не милота? Тоже такую хочу! Ну и что, что мне почти тридцатник? Дома ведь никто не увидит. Все, решено! Как вернусь — закажу через интернет что-то в таком же духе.

Уф… Еще немного — и мифические лошадки сделают калейдоскоп…

Стало вдруг нестерпимо душно.

— Моя девушка, — прозвучало как гром среди ясного неба, обрывая сумбурный поток сознания. Я даже в обморок передумала падать, хотя как раз тут-то и надо бы.

Кошмар! Он правда сказал это?! Вслух?!

Ноги моментально стали ватными! В ушах заложило от грохота сердца. Как я только не шмякнулась в этот момент — ума не приложу! Мы с Аней разом уставились на Штефана.

— Что-о-о?! — выпучила она глаза.

Мне, честно, хотелось спросить о том же самом, но я и сообразить-то толком не успела. В этот момент из квартиры послышался женский голос:

— Анют, все хорошо? Кто там?

— Да, мам! Наш программист. Явился не запылился. — И добавила тише, обращаясь уже к брату: — А что Соня? Ты ведь сделал ей предложение и…

Штефан усмехнулся:

— Ань, в квартиру-то пустишь? Или прям здесь допрос проведем?

— Ой! Точно… Проходите, — спохватилась она, отходя подальше. Приветливо мне улыбнулась, здороваясь на немецком, а следом, видя мое замешательство, на английском. И сказала виновато: — Я Анна, сестра этого обалдуя. Вы простите за мою реакцию… Мы с ним немного с разных планет, часто друг друга не понимаем, как это принято в обычных семьях.

— Лидия, — слабо улыбнулась я в ответ на звонкий смех, позволяя Штефану помочь мне снять шубу. Упоминание Софии слегка омрачило мой и без того шаткий настрой.

Аня меж тем шепнула брату, теребя тонкую цепочку на шее и наблюдая за нами:

— А она красивая. С открытым лицом, будто книгу читаешь. И в ней нет той адской перчинки, как во взгляде Софи. Даже сравнивать не хочется, — чуть поморщилась она, рассчитывая, что я не замечу. — Знаешь что? Я таких мало видела. Искренних.

— Можно узнать, на что ты намекаешь? — с деланным непониманием сощурился Штефан.

Я зашла в ванную, куда меня с любезностью проводили, а перед тем только и успела заметить, как Анька закатила глаза:

— На то, что пора бы уже включать мозг, братишка.

— Без сопливых разберемся, — фыркнул он.

— Язвишь и «мыкаешь»? Хороший признак, — со знанием дела съехидничала она. Явно ведь знала брата, как облупленного!

Идиотская улыбка так и распирала. Я не узнавала отражения в зеркале: и вот эта девушка готова была плакать навзрыд жалких пять минут назад? Не верю!

Предложение, София… Да какая разница, если он сам ясно дал понять, что все в прошлом?! А раз так, то не значит ли это, что у меня… есть шанс?

Держите. Мое. Сердце. Пока из ушей не выпрыгнуло!

Уф!.. Вдох, выдох. Я спокойна. Как удав. Желательно — дохлый.

Мытье рук, во время которого я честно не старалась подслушать разговор брата с сестрой, ибо попросту не получалось, не заняло много времени. Как ни хотелось задержаться чуточку дольше — поправить назойливый локон, перевести дыхание, усмирить безумный блеск в глазах, — но… Перед смертью не надышишься.

Всего-то вышла из ванной, а ощущение, будто из огня в полымя нырнула с головой. В прихожей сделалось тесно.

— Итак, мама и папа, Аня. Знакомьтесь: это Лида. Моя девушка, — сказал Штефан. По-русски.

Радушие Циммерманов-старших сменилось маской удивления на их лицах. Анька тоже изменилась в лице. Ткнула брата локтем в бок и тихо прошипела:

— А сразу сказать нельзя было?!

Очевидно, имела в виду язык. Мне же было не до размышлений: снова сделалось дурно. Я стояла напротив чужой семьи, кажется, лишь сейчас осознавая ситуацию до конца. И совершенно не представляя, что делать дальше.

На язык настойчиво просилось «разлучница».

И действительно. Мало того, что сын заявляется на ужин не с невестой, а какой-то посторонней особой, свалившейся подобно снегу на голову, так еще и сообщает, что с ней порвал. С невестой, в смысле. «Удачное» стечение обстоятельств? Вряд ли Циммерманы-старшие подумали так же.

Я сглотнула, стараясь проделать простое движение не слишком уж явно.

Господи. Какая же ты дура, Лида! Словно дитя малое, ей-богу. Когда уже головой начнешь думать?! А не тем, что находится явно пониже.

Мысленно я уже готовилась к чему угодно, но… Родители Штефана, к неописуемой моей радости, оказались людьми намного более порядочными. Нежели я в их глазах. Да уж… Ситуация, конечно, выдалась щекотливая. Но если я ожидала как минимум скрытого порицания во взгляде, а возможно даже откровенной неприязни, то ничего подобного не произошло. И была ли в том заслуга безупречного воспитания — можно было только гадать.

— Какое приятное имя, совсем под стать внешности, — тепло улыбнулась женщина. — Не правда ли, милый?

Она отмерла первой. Протянула мне свою сухонькую ладошку. Теплую, совсем как у мамы в детстве… Меня ожгло воспоминанием. Дурнота мгновенно отошла на второй план и как бы померкла. Отпустила даже.

Мама! Папа!

Черт!.. А я хороша дочь, ничего не скажешь. Да и про подруг тоже ни разу не вспомнила. Как буду потом объясняться? Особенно с мамой: никогда не понимала, как она это делает, но раскусить мою ложь для нее — плевое дело. Но страшно другое: с годами в этом плане у нас мало что поменялось.

— Моя дорогая супруга, как всегда, в своем репертуаре. Прирожденный эстет! Недаром ведь столько лет в искусстве. Но не согласиться с ней сложно, — так по-доброму хохотнул отец Степы.

Мы с супругами обменялись теплыми дружескими рукопожатиями. Хотя напряжение пока никуда не делось. Напротив, поджилки мои тряслись чем дальше тем больше. Оставалось молиться, чтобы никто не заметил степени охватившего меня волнения.

— Очень приятно, — улыбнулась я, поочередно кивая. — Елена Николаевна. Хэр Густав. У вас отличный русский, — не покривила душой.

И правда: уже на первых минутах общения сложилось впечатление, будто говорю с носителем языка.

— О! Благодарю, — Густав улыбнулся шире. — Это все любовь.

— К женщине? — ленно уточнила Елена, улыбаясь. Голубые глаза сверкнули огоньком. Почему-то сейчас она отчетливо напомнила мне сытую тигрицу: вроде спокойна, но не стоит обманываться видимостью. Уж свое она из цепких коготков не выпустит наверняка. И эта мысль заставила проникнуться к ней уважением.

— К языку, культуре, стране… Любовь, вызванная женщиной, — добродушно пробухтел мужчина, обнимая жену за талию. И вернулся ко мне: — Хотя до Штефана и Анечки мне ой как далеко!

В этот момент я перевела взгляд на означенный субъект. Оказывается, все то время, что мы обменивались любезностями, Штефан стоял в двух шагах и молчал, наблюдая за нами с чересчур уж довольной миной. Прямо-таки живое воплощение Чеширского кота.

«Ну, погоди! Я тебе еще задам трепку. Главное, до дома дожить», — подумалось мне.

— Уже знакомы. Та самая Анечка, — как на построении, выдалась чуть вперед девушка в пижаме. И подмигнула: — Можно просто Анна Густавовна.

Все дружно рассмеялись, и напряжение, до тех пор ощущавшееся почти физически, стало быстро спадать.

Хех! Ну и затейница эта Анечка! А она мне тоже начинает нравиться. Определенно!

— Чего же мы стоим в проходной, — Густав пригласительно махнул рукой, — проходите, проходите! Гостям в нашем доме рады всегда, а уж из России!..

Елена Николаевна, засуетившись, убежала на кухню. Все приговаривала, как бы не подгорело «фирменное блюдо». А Анька, наспех переодевшаяся в домашнее платье, вызвалась ей помочь. Так что в гостиной, в компании отца и сына, я временно осталась почти совершенно одна. И это малость напрягало.

— Так где вы, говорите, познакомились? — спросил Густав, едва мы расселись за пышно сервированный стол, за которым свободно могли уместиться персон этак двенадцать.

Акцент в его речи был едва ли заметнее, чем у сына, но именно эта незначительная деталь вернула меня на землю. Вот и первый скользкий момент. К счастью, Штефан ответил быстрее, чем я успела открыть рот:

— В супермаркете.

— В супермаркете? — неподдельно изумился Густав.

Аня меж тем принесла поднос с дымящимися фарфоровыми чашками. Раздала их нам и уселась по правую руку от отца. Следом вошла Елена, она устроилась напротив дочери. А до меня лишь сейчас дошло, что в гости я пришла с пустыми руками.

М-да… Интересно, когда я успела стать настолько рассеянной? Или на меня так влияет общество одного немца? Если так, то он начинает меня откровенно пугать.

— Да, так все и было, — хохотнул Степа. — Представляешь, пап! Я умудрился отвлечься и совершенно не заметил, как наехал тележкой на одну очаровательную ножку.

Раздался громогласный смех. Все мои чувства сменились желанием взвыть в голос. Ну, Штефан! Фантазия у тебя либо чересчур смелая, либо странная. Третьего не дано!

Но, кажется, все присутствующие поверили в эту нелепицу.

— Ай да сын! Настоящий Циммерман! Ведь всем известно, что наш удел — нетривиальные знакомства. Да и ради такого знакомства стоило лететь за границу!

— Теперь-то им можно гордиться, — фыркнула Анька, стрельнув в брата игривым взглядом и невинно похлопала ресницами.

— О, да!

Мы смеялись и пили чай: степенно, разбавляя действо непринужденной болтовней и словно смакуя каждый глоточек. Циммерманы-старшие на поверку оказались людьми весьма приятными, да и собеседниками были интересными. Поочередно они задавали, казалось бы, ничего не значащие вопросы, на которые я охотно отвечала. Но умом я понимала: они стараются разузнать как можно больше о новой пассии сына. Естественно, попутно делают выводы. Только какие именно — я могла лишь предполагать, поскольку внешне ничего не менялось: беседа протекала в прежнем ключе.

Однако с моей стороны было бы несправедливостью не упомянуть тот факт, что родители Штефана рассказывали и о себе тоже. Причем с не меньшим энтузиазмом.

Елена и правда крутилась в сфере искусства: в юности выступала на подмостках, позднее отошла к преподавательству, хотя связи с прежними коллегами поддерживала. Густав имел свой шоколадный бизнес, а также бессчетное количество интересов и хобби, среди которых-то и выискались парочка общих с Еленой. В частности живопись.

Слушая отлично мне известную историю их знакомства, я ничем не выдавала своих познаний и реагировала сдержанно, но искренне. Да и рассказчиком Густав оказался хорошим, такого не грех и послушать. А периодические вставки Елены и Анны — то язвительно-ехидные, то добродушно-шутливые — как нельзя гармонично дополняли рассказы главы семейства. Да так, что я невольно заслушалась. И в один прекрасный момент поймала себя на мысли, что про себя завидую чужой семье белоснежной завистью.

Как же они все-таки подходят друг другу! Утонченная, элегантная даже в мелочах и чертовски тактичная Елена с задорно вздернутым носом и морщинками вокруг мудрых глаз, и Густав — с волевым лицом, благородной сединой в висках, по первому впечатлению балагур, но стоит присмотреться, как немедленно увидишь в нем человека серьезного. Отчего-то при взгляде на него мне казалось, что такие люди не бросают слов на ветер. А еще — непременно добиваются поставленных целей.

Еды было много. Кухня оказалась смешанной — нас угощали как привычными русской душе, так и традиционными немецкими блюдами, среди которых особенно мне запомнился картофельный суп. За ужином и разговорами время пролетело незаметно.

Что самое главное, мне ни словом, ни единым жестом или полунамеком не дали понять, что я здесь лишняя. Ни разу при мне не упомянули Софию, за что я была безмерно благодарна. Единственным поводом для волнений стало приглашение отца семейства, практически под конец:

— Штефан, сынок, пойдем покурим.

Штефан не курил, и мы все это отлично знали. Тем не менее он ничем не выдал отца и выполнил его просьбу беспрекословно. Стало очевидно, что отцу с сыном есть о чем поговорить. И не исключено, что среди прочего разговор предполагался обо мне в том числе.

Однако быстро сообразив, что печься о первом впечатлении поздновато, я позволила себе отбросить все поводы для волнений. А под конец вечера так и вовсе порядком расслабилась, привыкла к новым лицам и чувствовала себя как дома. Совершенно не хотелось лишать себя той атмосферы теплоты и тихого праздника, что вселяли в душу свет. Но, увы или к счастью, а всему надо знать меру.

Циммерманы-старшие, как полагается, предложили задержаться еще. И под их напором мы бы, скорее всего, сдались и посидели еще немного. Если бы не срочный вызов Штефана по работе.

— Прости, принцесса, — виновато сказал он, допивая кофе, — но придется тебе с Аней добираться.

— Все в порядке, — поспешно отозвалась я.

С Анькой так с Анькой. Эта девушка с живым темпераментом явно не даст мне прикорнуть в дороге. Да и в принципе любого зануду на раз встряхнет.

— Только постарайся вернуться поскорее, — попросила я уже в прихожей, подавая моему немцу куртку.

Штефан если и собирался прокомментировать мои слова колкостью, то взглянув на часы явно передумал это делать. Кивнул, поцеловал нас с Еленой, попрощался с отцом и в последнюю очередь потрепал сестру по макушке. Та в ответ зашипела.

— Удачи, сынок!

— Рад был повидаться, — бросил он напоследок, прежде чем захлопнулась входная дверь.

Елена ушла собирать со стола, а перед тем предложила нам чаю, пока дожидаемся такси. Но мы с Аней отказались. И без того наелись от пуза. К тому же выходить с минуты на минуту.

— Мы сейчас еще погуляем, — воодушевилась Аня, легким движением выбрасывая волосы из-под куртки и лениво осматривая себя в зеркало. — Кстати! Ты уже видела наши достопримечательности? Нет? Ла-адно, этим мы займемся завтра. А пока — гулять! Как говорит мама, вечерний Берлин — это почти отдельный вид искусства, — хихикнула девушка.

Сказано было таким тоном, что вариант с возражениями даже в голову не пришел. Я согласно кивнула, понимая, что в уютную постельку немца попаду ой как нескоро. Жаль, конечно, что Штефану пришлось спешно засобираться. Мой странный и в то же время насыщенный, живой уик-энд подходит к концу. Теперь я чувствовала это особенно остро. Всего каких-то парочку дней — и привет, аэропорт.

Понимаю, насколько странно это выглядит со стороны… Да что греха таить, я сама-то не могу до конца разобраться в происходящем, но… Мне бы хотелось провести с ним как можно больше времени. Впитать, будто губкой, в память. Его черты, волнующую синеву глаз, добрую, порой лукавую улыбку, которую он так любит прятать в уголках чувственных губ…

На моих собственных расцвела улыбка, стоило вспомнить наши нелепые перепалки. И процессы примирения… Черт. Наверняка выгляжу, как мечтательница, — так же глупо и легкомысленно.

Успокойся, Лида, — одернула себя мысленно. И как раз вовремя: мы вышли из подъезда.

— А вот и такси, — сказала Аня и подмигнула заговорщически: — Ну что, Лидок, айда гулять!

— Айда! — улыбнулась я в ответ.

Гулять так гулять!

Аня не обманула, вечерняя столица и правда поражала своим великолепием. Весь усыпанный мириадами разноцветных огоньков, живущий даже ночью Берлин поражал. В самом хорошем смысле слова. К тому же, тут было на что посмотреть. Одни только Бранденбургские ворота чего стоили! Правда, любоваться ими пришлось с расстояния. Час уже не тот. Зато завтра мы с сестрой Штефана сможем полюбоваться на них вдоволь! И не только на них — ведь в Берлине, как и в любом городе с богатой историей, всегда есть на что посмотреть!

— Ну что, Лид, — улыбнулась Аня, когда наш вечерний променад подошел к концу. — Хорошего понемножку?

К тому моменту мы успели нагуляться до гудящих ног и поговорить, кажется, обо всем на свете. Начиная искусством, историей, немного даже политикой, и заканчивая какими-то милыми сердцу мелочами вроде рассказов из детства или забавных семейных историй, которые волей-неволей вызывали теплую улыбку.

— Да, пожалуй, — согласилась я, улыбаясь в ответ. Удивительное дело: в обществе этой девушки меня не покидало ощущение, будто мы знаем друг друга сто лет. И так тоскливо вдруг стало, стоило вспомнить о своих подругах, с которыми не выходила на связь уже почти неделю.

Мы прошли еще пару десятков шагов и сейчас стояли у входа в подъезд. Прямо над нами — окна кухни Штефана. Улица, впрочем, как и весь Берлин, была ярко освещена, так что я без труда уловила озорной блеск в глазах девушки.

— Пригласишь на чай? — спросила она, немало меня удивляя.

Хм… Это она таким завуалированным образом выказывает мне свое расположение? Я подняла голову и присмотрелась. В окнах нужной квартиры горел свет. По всей видимости, Штефан уже дома, и мне не нужно переживать о том, что я невольно могу стать заведующей чужим хозяйством.

— Думаю, твой брат был бы не против, — уклончиво ответила я и улыбнулась шире, на что Анька фыркнула и закатила глаза.

— Можно подумать, его кто-то спрашивать собирается!

Нет, все-таки, у Циммерман-младшей тоже порой проскакивает акцент, но эта деталь лишь придает интриги ее образу в моих глазах. Этакая девушка-загадка.

Не успела я и глазом моргнуть, как Анька, хихикнув и мертвой хваткой уцепившись в мою ладонь, потянула меня за собой. Перед глазами с бешеной скоростью замелькали ступеньки. Мы бежали так быстро, что казалось: еще немного и я точно споткнусь! В боку нещадно закололо, а дыхание сперло. Хотя казалось бы: четвертый этаж всего! Стареешь ты что ли, Лида?..

Оказавшись на лестничной клетке, я сразу заподозрила что-то неладное. В груди что-то екнуло, хорошего настроя как не бывало. Едва заметная щель в дверном проеме, смутно знакомый запах женских духов… И меня неуловимо замутило.

— Эге-гей, брательник! Чего дверь открыта?

Анька толкнула дверь, пригласительным жестом пропуская меня вперед. Но не тут-то было! Через долю секунды мы обе замерли, как вкопанные. А точнее сказать — замерли все четверо. Потому что в прихожей, с приспущенной с плеч шубой стояла Софи. В объятиях Штефана. Или точнее сказать — висела на нем? И надо было нам с Анькой прийти в столь пикантный момент — парочка неистово целовалась, явно собираясь продолжить начатое в другом месте.

Софи нехотя, нарочито медленно выпустила губу Штефана, награждая меня взглядом победительницы. А я закусила свою. До отрезвляющей боли, — потому что лишь она была способна удержать меня в пределах реальности. И не дать скатиться позорной влаге по щекам.

Уж не знаю, сколько мы стояли так — в немой тишине. Одну минуту? Может, две? Меня трясло. Эмоции разрывали, буквально требуя освобождения. Но вместе с тем я будто окаменела. Не покидало ощущение, будто меня предали. А может, я просто нафантазировала? Подсунула себе же желаемое подспудно за действительное? И не было с его стороны ничего, кроме потребительского отношения?..

С горем пополам собрав чувства в кучку, я нашла в себе силы заговорить.

— Зачем? — на негнущихся ногах подошла к нему и спросила так спокойно, так просто, но притом испытующе глядя в его бесстыжие синие глаза. — Зачем ты наврал им, будто я твоя девушка? Чтобы переложить ответственность о вашем «расставании» на чужие плечи? Хорошо. Допустим, это я понимаю. Хотя едва ли. Но потрудись объяснить, какого лешего ты морочил голову мне? Зачем было врать? Зачем ты все это время вливал в мою душу яд? Зачем был нужен этот дешевый спектакль?

И еще тысяча «зачем» вертелась на языке. Сердце стучало в горле, в ушах, — где угодно, только не там, где надо. Во рту вдруг пересохло и отчего-то сделалось горько. Я замолчала на короткий миг, бессильно сжимая кулаки. Затем кивнула на довольную Софию за его плечом и усмехнулась:

— Хотел заставить ее ревновать? А я, значит, всего лишь разменная монета. Средство для достижения цели, — кивнула я и снова посмотрела в упор. — Супер, что тут еще сказать. Разве только: счастливо оставаться? Ну, а что. У вас ведь снова идиллия, как погляжу.

Говорила я по-русски. Штефан не перебивал, слушал молча, избегая смотреть мне в глаза. И несмотря на мои старания не пересекаться взглядом с черноволосой гадиной, я все-таки не могла не заметить, как периодически вытягивается ее наштукатуренное лицо. По всей видимости, она пыталась понять настрой нашего разговора, и в большей степени ей это удалось. Хотя разговором это назвать язык не поворачивается.

— Принцесса… — завел он наконец, одной рукой потирая лицо, будто опоминаясь, а другой почему-то держа Софию за спиной.

«Принцесса»?! Как он смеет?!

— Да пошел ты! — в сердцах рявкнула я и пулей вылетела из злополучной квартиры.

Анька тоже отмерла. Она попятилась, и в последний момент я краем уха уловила ее негодующее шипение:

— Ну и придурок же ты, братишка!

Я выбежала на улицу, по пути едва не подвернув ногу на лестнице. Прохладный воздух остудил горящее лицо. Согнувшись пополам, я постаралась отдышаться, сбросить с груди балласт обиды и неоправданных надежд. Но не разрыдаться. Ни в коем случае не разрыдаться!

Вдох, выдох…

Вот так-то, Лида. Хотела малость развеяться, а по итогу почти влюбилась в донжуана и оказалась втянута в Санта-Барбару местного розлива. Что теперь? Да ничего. С Костей у нас хотя бы были отношения и планы на будущее, а тут что? Имела ли я вообще хоть какое-то право требовать от него объяснений? Не знаю. В любом случае, остается просто жить дальше… без него. Зато с еще одним разочарованием в копилке таковых.

Анька подбежала и крепко обняла меня, буквально заставляя разогнуться. Потом отстранила на расстояние вытянутых рук и, не выпуская моих плеч, тихо-тихо попросила:

— Лид, прости дебила. Дай ему шанс. Пожалуйста. Я уверена, во всем вино…

— Не надо, Ань, — поморщилась я, прерывая. — Я видела то, что видела. Он взрослый человек, в конце концов, если бы был против — ее бы там не было.

Воцарилось тяжелое молчание. Анька сверлила меня взглядом, в котором плескалась надежда.

— И что теперь? Ты же любишь его, — козырнула наконец, очевидно, понимая, что простыми уговорами тут не поможешь. — Вы оба друг друга любите, это видно даже слепому!

— Ничего, — меланхолично изрекла я, хотя при других обстоятельствах обязательно бы поспорила насчет любви. Со стороны ее братца так точно. — Любовь — не опухоль, рассосется. Время лечит многое, так что… Все хорошо. А пока — в аэропорт, в аэропорт…

Анька снова обняла меня, на сей раз без былой горячности, и прошептала:

— Мне жаль, что так вышло.

— Твоей вины тут нет, — заверила я машинально, тут же ловя себя на мысли, что не мне в сложившейся ситуации утешать.

— Напиши, как долетишь.

Говорить становилось труднее. Я молча кивнула, закрыв глаза. И в тот же миг поняла, что проиграла: по щеке скатилась одинокая слезинка.

«Ну, вот и все.

Родная земля под ногами.

Впору вдохнуть поглубже и забыть об очередной глупой затее, обернувшейся, как всегда, ничем», — это были первые мои мысли по прилету, а точнее, по выходу из самолета. Думать же о том, что мне второй раз повезло с билетами (пришлось поменять свой на более ранний рейс) категорически не хотелось. Равно как и о Штефане, Софии…

О тех днях в принципе.

В груди ширилась пустота. Тихая. Тоскливая пустота.

«Казалось, мы достигли дна, — как снизу постучали». Очень к месту, черт возьми.

Ну почему мне так не везет на мужиков? И главное, что один, что другой, — как под копирку. Что со мной не так? Что я делаю не так? Неужели среди семи миллиардов никогда не найдется второго такого же идиота, как я?..

Мысли метались.

Придя домой, первым делом я набрала горячую ванну и, уже нежась в ароматной пенке, набрала подруг. То есть пока только Ваську, на том простом основании, что из всех подруг Беда была мне ближе. Значительно ближе. Как называли это в школьные годы — лучшая подруга. Да, что-то вроде того. За исключением всех этих наивных обетов в духе: «клянусь, что мы никогда-никогда не поссоримся» со скрещенными пальцами и важными минами.

— Какие люди, — нараспев сказала Васька, даже не стараясь скрыть иронии в голосе. — Ты где была, мать? Звоню тебе, говорит, недоступна. Уже весь твой профиль на Фейсбук заспамила, а ты туда даже не заходишь! Дома тебя не найти, на работе не появляешься. Нормально вообще?

Я в изнеможении закатила глаза. Конечно, мне было стыдно за свое поведение, но каяться прямо сейчас не было никакого желания.

— Прости.

Васька если и намеревалась устроить мне бучу (а она явно намеревалась, судя по недовольному тону «мамочки»), то услышав одно короткое слово и мой бесцветный голос — насторожилась.

— Лидок?.. У тебя все хорошо?

— Да, все отлично, — отозвалась я. — Просто устала с дороги. Звоню, кстати, сказать, что я вернулась.

— Не склеилось с тем Сантой? — мигом просекла Васька. В ее голосе послышалось сочувствие.

Мне вдруг подумалось: может, я поспешила заместить потерю? Оттого весь сыр-бор? Но… это мало что меняло. Тем более сейчас. А отпираться, честно говоря, совершенно не было сил.

— Откуда ты знаешь? — промямлила я, не открывая глаз. — Я вроде не сообщала.

— Так Машуня засекла. Видела, как ты приезжала на работу на «незнакомом засратом джипе».

«Да уж, Машуня могла», — мысленно согласилась я, памятуя талант подруги вечно оказываться в нужное время в подходящем месте. Васька меж тем продолжала:

— А потом он же, «сверкающий, как кота яйца», встретил тебя с работы. Это уже видела Натаха. Как и ухажера твоего, в котором узнала «Санту». Ну, я и сложила два плюс два. Подумала, у вас с ним завертелось и… Да что там я, весь универ «подумал». Особенно после того, как ты свалила по-английски на неделю! К тому же сама знаешь: среди наших пернуть опасно, сразу скажут, что обосрался.

Я нахмурилась, поджав губы.

— Да уж, — повторила, уже вслух. — Что есть то есть… Небось Лапина заправляет? Она же за возможность покопаться в чужом белье мать родную продаст.

— Ой, не напоминай! — Судя по голосу, Васька скривилась. — Без нее тошно… Кстати об этом! Лидок. Мне нужно сообщить тебе кое-что мегаважное. Не по телефону. Это правда очень-очень важно.

В распаренной ванной было довольно душно, и, тем не менее, я почувствовала, как лицо начинает пылать.

— Вась, прости свинью, но… это срочно? — закусила я губу.

Подруга на том конце расхохоталась и успокоила:

— Да не дрейфь, не горит. Но не вздумай расслабляться! В воскресенье идем в кафе. А пока отдыхай, так и быть, не буду тебе мешать.

— Идет, — согласилась я и в последний момент сообразила, что кое-что упускаю: — Погоди! Меня мама не искала?

Васька не успела бросить трубку. На секунду задумалась. Всего на секунду, но этого хватило, чтобы я напряглась.

— М-м-м, да вроде нет. Не звонила ни разу.

Я почти выдохнула.

— Я кстати еще подумала, мол, очень странно. Она обычно нет-нет да даст о себе знать, а тут — тишина, — сказала подруга и покаялась: — Я честно собиралась к ней наведаться, но… сама понимаешь: тогда бы она точно у меня все клещами вытянула.

— Нет-нет, все в порядке, Вась, — поспешила заверить я и потерла лоб. — Мы просто очень сильно поругались накануне отъезда.

— Даже спрашивать не буду, что на сей раз, — неодобрительно проворчала Васька.

— И правильно, — поддакнула я, окончательно расслабляясь. Снова откинулась на надувную подушку за спиной и улыбнулась: — Сама все расскажу… Попозже.

— Тоже мне, нашла свободные уши, — притворно фыркнула Беда. Помолчала и добавила задумчиво: — Видимо, она смертельно на тебя обижена. Помириться с ней не хочешь?

Я вздохнула, кладя распаренные пятки на бортик ванны; вода негромко булькнула.

— Да, пожалуй, ты права… Знаешь, мне так жаль, что между нами висит это недопонимание. Все-таки мы не чужие друг другу люди. И…

— Знаю, — глухо отозвалась Беда.

И она не врала. Уж кто-кто, а Василиса и правда знала, о чем говорит. Вопрос отношений «отцы-дети» был для нее больным пунктом — своих родителей подруга потеряла, когда ей было лишь девять. И каждую нашу с матерью ссору воспринимала близко к сердцу, из-за чего я нередко о тех самых ссорах умалчивала.

— Так что, подруга, вперед и с песней, — нарочито непринужденно хохотнула она, хотя хрипота в ее голосе никуда не делась. — Целую. И буду ждать отчета.

— Этим и займусь ближайшее время, — согласилась я, понимая, что разговор зашел в тупик.

Такое случалось, конечно, но не так чтобы часто; необходимость дальнейшей беседы ввергала в ступор, даром что мы с Бедой знали друг друга с песочницы. И да, за столько лет я не придумала ничего лучше, кроме как прекратить разговор, заранее избегая возможных недоразумений. Васька, видимо, придерживалась той же позиции.

Мы еще недолго помолчали в трубку, и затем я сказала то, о чем стоило бы вспоминать чаще:

— Спасибо тебе за все, солнце. Люблю тебя. Не теряй.

***

Под ногами хрустел свежевыпавший снежок. Я поправила сумку на плече, которая то и дело норовила сползти. В тот же миг изо рта вырвалось облачко пара, и мне вспомнилась фраза маленького узника из просмотренного накануне фильма: «Мам, я дракон!»[1]

Бедный ребенок, он ведь ничего в своей жизни не видел; весь мир для него заключался в картинке в старом телевизоре и вечнодепрессирующей мамашке.

[1] Имеется в виду драматический фильм «Комната» (2015 г.)

Я вздохнула. Не хотела бы я, чтобы моих детей постигла та же участь. Да и на месте его матери врагу бы не пожелала оказаться.

Хотя… Разве что Лапиной, стерве еще той, — на ходу переобулась я, едва завидев коллегу, выходящую из подъезда напротив. А что? Как говорится, не виноватая я, что эта кикимора так вовремя на глаза попалась. Видимо, опять у матери куковала. А дома мужик некормленый — если она с ним, конечно, не порвала. С фиг знает, каким по счету. Сама-то наверняка ведет греющий чувство собственной важности списочек.

Хм. И чего это я вдруг злая, как оса? Сама надумала, саму перекосило. Но если уж по строгости — зная Лапину, додумывать особо не пришлось.

Я ускорилась и свернула за угол, прежде чем Ира меня заметила и догнала. Не имею ни малейшего желания всю дорогу слушать отменную брехню о ком только можно, да и чужая личная жизнь меня мало интересует.

Что ж. Тут я рада бы смалодушничать и пафосно заявить, что внезапно приобщилась к ревнителям ЗОЖ, а следом и поведать о всей пользе пеших прогулок, особенно на свежем морозном воздухе, совсем у меня как сейчас, но — увы и ах — все гораздо менее прозаично. Сегодня утром аккумулятор на моей машине приказал долго жить — то бишь разрядился, и машина начисто отказалась заводиться. Так мне и надо, сама виновата. Нечего было весь вечер слушать музыку. И реветь. И запивать это все лимонадом — на удивление, к спиртному меня не тянуло. А если точнее, напротив — я даже видеть его не могла, и это еще мягко сказано.

Я мысленно застонала, стоило вспомнить «подлянку», устроенную Ирой. Прошла уже без малого неделя, но вспоминая о том инциденте мне по-прежнему хотелось провалиться сквозь землю. Причем не столько было стыдно за случившееся, сколько обидно за то, что произошло все на глазах у давней «подруги».

Лапина подловила меня у самого подъезда — мы как раз возвращались с работы. Выудила из бумажного пакета бутылку красного полусладкого и сунула мне ее под нос, при этом оживленно что-то щебеча; но не это важно. Дьявол — он ведь, как известно, кроется в деталях, вот и тот раз исключением не стал. А дело все было в том, что бутылка оказалась початой. И Лапину, к нашему обоюдному несчастью, посетила не очень удачная мысль: она быстро вынула клочок газеты из горлышка бутылки, заменявший пробку, и поднесла то прямо к моему лицу. Надо полагать, чтобы я оценила богатейший букет и от зависти слюнями захлебнулась.

Но она просчиталась. Совсем немного. И вместо восхищенного вздоха имела удовольствие лицезреть мой вчерашний ужин на собственных сапогах — по счастью, завтрака среди снега и рвотных масс не было, тот попросту не влез в меня утром. Так что Ира еще, можно сказать, отделалась легким испугом.

Комично? Может быть, но лично мне в том ничего забавного не виделось — ни тогда, ни тем более сейчас. Лапиной, полагаю, аналогично, судя по истошным визгам и трехэтажному мату, с какими она залетела обратно в подъезд. Переобуваться в чистое.

О-бал-деть!

Прошло всего две недели — две жалкие недели! — со дня прилета домой, да и отсутствовала я не так, чтобы долго, но тем не менее, могу с уверенностью заявить: вокруг что-то происходит. И это не нервишки решили пошалить, и уж тем более не паранойя объявилась — вот уж чем не страдала никогда!

Так, стоп. Обо всем по порядку, Лид, — я сосредоточенно вгляделась в ценник. Постаралась собраться с мыслями и, сделав над собой усилие, отлепила-таки взгляд от витрины с овощами, перед которой залипла на долгих несколько минут. Буквально в ступоре стояла, хоть кожей и чувствовала неодобрительные взгляды покупателей, которым загораживала подход к лотку с картошкой.

Отмерев и быстро добрав недостающих продуктов, направилась к кассе. Встала в очередь, и как-то сразу принялась гипнотизировать стенды с кроссвордами, хотя у самой мысли были как горох — во все стороны разбегались, в то время как я тщетно пыталась ухватиться хоть за одну из них.

Легкий поворот головы — и я снова вижу ее. Соседка. Теть Рая, мама Лапиной, стоит, как и я, в очереди, только у соседней кассы. Я зачем-то слегка сощурилась, втихую глядя на женщину. Господи, я правда не ослышалась? Что она шепнула мне там, в колбасном отделе? Что еще за намеки?..

Да как у нее наглости хватило?!

Твою-то мать! Кажется, после недельного торможения меня решило посетить прозрение, и лучшего места-времени просто было не найти. Супер! От взметнувшейся внутри ярости меня аж мелко затрясло.

Так вот откуда ноги растут! А я все сообразить не могла, с чего вдруг на работе все пялиться начали и шушукаться, едва отойду на пару метров. А как обернусь — сразу все в порядке.

Ну и сучка же эта Лапина!!!

Пиявка самая натуральная, вечно крутит, вертит, тень на плетень наводит и в чужой личной жизни копается. Правильно! Своей-то нет — этой личной жизни, вот баба от скуки уже вконец и взбрендила! Отлично, флаг ей в карман и барабан на шею. Только вот я-то здесь при чем?!

Расплатившись, я едва ли не бегом покинула ставший душным супермаркет. Душным, и очень — очень тесным, как для теть Раи и меня, оказавшихся в нем одновременно. В животе неприятно потянуло — видимо, все-таки от нервов, — и я остановилась невдалеке от маркета, перевести дыхание. Моя малышка была припаркована тут же, метрах в десяти.

Проблему с разряженным аккумулятором я разрулила давно, это было несложно. К тому же сосед, у которого я одолжила «зарядку» вызвался мне помочь, мотивируя свой порыв тем, что мол «не женская это работа». Я, в общем-то, и не возражала особо, просто с улыбкой наблюдала за отточенными движениями Василия, явно разбирающегося во всех этих примочках получше моего. А после угощала его чаем на своей кухне и отвечала шутками на балагурство и легкий флирт парня. Приятно, черт возьми, знать, что не перевелись еще джентльмены на свете, но вдвойне приятнее, когда слова подтверждаются действиями. А тут еще моя уязвленная женская гордость.

О, господи. В тот момент я даже поймала себя на крамольной мыслишке, вроде: не случись в моей жизни задницы (причем два раза кряду!) и не будь Василий отцом-одиночкой — вполне возможно, я бы обратила на него внимание. А там — кто знает, — может, и вышло бы что-то.

М-да! Каких только шальных мыслей не водится в голове отчаявшейся женщины.

Порядком успокоившись, я дошла до машины и принялась сгружать пакеты в багажник. В тот момент на крыльце показалась Раиса, черти бы ее унесли, Семеновна. И, по закону подлости, я не успела управиться раньше, чем, собственно, языкастая соседка и воспользовалась:

— Чего эт ты, Лидк, все сама, да сама, — привычно прокряхтела она, стрельнув в меня коротким взглядом, после чего принялась спускаться по ступенькам — интуитивно, опираясь на перила, ибо живот и бока отъела такие, что видеть перед собой попросту не могла.

Вот честное слово! Язвлю про себя, признаю, но чисто логически и по-человечески: поставила бы я ей вес в упрек, пусть даже мысленно, если бы они с драгоценной дочечкой первые не ополчились против меня?

Вот именно, что и требовалось доказать.

— А шо, хахаль не помогает? — сочувственно цокнула языком Рая и покачала кудрявой головой, соображая, что я ее игнорирую в упор. Ну, право слово, она же не могла просто взять и позволить себе упустить шанс попортить чужую кровь!

Я снова не ответила, хотя признаюсь: дело далеко не в недюжинной выдержке. Просто, пардон, задница подгорала настолько, что от возмущения я дар речи потеряла. Но, кажется, словоохотливой соседке было глубоко плевать, и тишина для нее была навроде мулеты для быка. Так что Рая решила перейти в полное наступление, попутно грузя пакетами свой допотопный, скрипящий на все лады велосипед:

— Кислая-я-я, кошмар! Смотреть на тебя больно, сердце в груди нехорошо так сжимается. Ой!.. Сразу видно, абьюзер попался. Не успела одного спровадить, второй тут как тут нарисовался. Бедная девочка! — полушепотом запричитала она.

Серьезно?! Она б еще перекрестилась, ей-богу, да поплевала через плечо — не дай бог, коснется еще ее Ирочки. Тьфу ж ты, ёпрст!

Я в изумлении подняла на женщину глаза, а рука моя так и замерла на ручке водительской дверцы. Открой я сейчас рот — и ничего цензурного оттуда не вылетит. Рая мигом приметила мое замешательство, правда, истолковала его по-своему, так что далее мне оставалось подбирать челюсть уже от откровенной человеческой наглости. Хотя казалось бы: ну куда, куда, блин, дальше-то??

— А ты таких не терпи, сразу гони взашей!

— Раиса Семеновна, я вам крайне признательна за вашу заботу, но уж со своей личной жизнью я разберусь сама. С вашего позволения.

Отчеканив сию тираду и едва сдержавшись от открытой грубости, я от греха подальше запрыгнула на водительское сидение. И уже развернувшись, дабы покинуть территорию парковки, в зеркало заднего вида увидела, как перегруженная хлипкая конструкция взбрыкнула под весом попытавшейся взлезть на сиденье Раи. Женщина упала навзничь, а совершивший мини-сальто велосипед приземлился ей между пухлых ляжек.

Несмотря на всю антипатию, что испытывала к двум мымрам — матери и дочери, — я притормозила и честно собиралась выйти, чтобы помочь. Но в этом не было нужды: ей поспешили на помощь другие очевидцы.

Да уж. Позлословила — получи мгновенную кару.

Происшествие с Раей немного повысило градус паршивого настроения, и все-таки. Успокоиться как следует я не успела, меж тем как на подъезде к родной многоэтажке меня ждало еще одно потрясение (даже интересно стало, которое за день-то?) Ничего личного но — еще немного и, чувствую, меня уже мало что удивит.

Черт подери. В окнах.

Я пригнулась, всматриваясь повнимательнее.

В окнах моей лождии, что плавно примыкала к кухне и была как бы ее частью, в дальнем углу которой притулился холодильник, — вот в этой самой, моей лождии, горел свет. Прямо сейчас.

Я, конечно, не буду лгать, что всегда отличалась отменной памятью, но уж события сего дня я помнила очень даже отчетливо. В том числе и то, как по старой привычке, перед выходом из дома проверила все, до единой, коммуникации. То бишь розетки-выключатели и прочую дребедень.

Предчувствуя продолжение неприятного вечера, я медленно открыла дверцу авто. Затем тяжело и как бы нехотя вывалилась из машины. Именно так — вывалилась, неотрывно глядя вверх, с открытым ртом, из которого бутафорски валил густой пар.

Первые секунды три я простояла в немом ступоре. Старалась разобраться, удивляет меня тот факт, что мелькнувший за тюлем силуэт орудует на моей кухне, или все же раздражает.

А потом — внезапно! — меня озарило.

Костя. Быков, черти бы его побрали! — больше некому. Дело в том, что за все время свой комплект ключей я лишь раз оставляла соседям. На время недавнего отъезда, да и то — скорее на случай ЧП. И хоть «свои» ключи я давно уже вернула, но вот забрать у бывшего женишка второй комплект, как оказалось, забыла напрочь.

«Чудно», — хлопнула я дверцей, кажется, процедив это слово вслух. Кожей чувствовала назревающий конфликт. Буквально на ощупь достала из кармана пальто телефон. Оторвалась от созерцания окон и нашла в длинном списке имен Беду, не сразу сообразив заглянуть в раздел недавних звонков.

Разговор получился коротким и сумбурным. Подруга посетовала на мою странность и еле отвязалась, заставив пообещать перед тем объяснить все при первой же возможности. А к моменту, когда мобильник тренькнул заветной смской, — меня во всю колотило мелкой дрожью. Я была на взводе. О, господи! Да что там, я была просто в бешенстве!

Мамуля бы точно не возгордилась, застань она меня в таком состоянии, — пришла вдруг неуместная мысль, которая отчего-то меня развеселила. Сколько ее помню, мама вечно была чем-то недовольна, одного любимчика Костечки ни разу не коснулся праведный гнев родительницы. Впрочем, какое мне дело до ее одобрения, в то время как она сама не желает даже выслушивать меня, разбираясь в наших с Костей размолвках.

В квартиру я влетела на приличной скорости (дверь оказалась не заперта), точно меня гнал в спину мощный порыв ветра. Немедля бросилась в кухню, намереваясь высказать бывшему все, что о нем думаю, и выставить к чертовой бабушке. На случай же, если не справлюсь сама, номер Козлова держала наготове. Останется только нажать на кнопку и ждать так рекомендовавшего свои услуги полицейского, с которым познакомились при памятных «проводах» Антошика — экс-жениха Василисы.

— Ты что себе позволяешь?! — взревела я, метая глазами молнии.

Вот урод!!! Он мало того, что ввалился в квартиру без моего ведома, так оказывается еще и ужин приготовить совести хватило!

— Лида, я… — начал было Костя, да кто бы его слушал!

В порыве гнева я уцепилась за край скатерти и дернула тот, безжалостно отправляя красивую сервировку на двоих прямиком псу под хвост. Оба бокала и одна из тарелок разлетелись, разбившись на мелкие кусочки. Благо, хоть свечи он зажечь не успел, ибо даже в противном случае меня бы ничто не остановило. И пусть бы хоть дотла все сгорело.

Осточертело, сил нет!

— Вон отсюда, — процедила я, нарушая короткую паузу и испепеляя Быкова взглядом.

Он ничуть не изменился. Все тот же трус. Беспардонный чурбан-изменник. Разве что обзавелся шрамом в виде розовой полоски, пересекающей левую бровь. И эта маленькая деталь подспудно грела мне душу.

Быков прикрыл рот. Медленно стянул с плеча полотенце, дабы промокнуть им лоб и шею, а после отбросить в сторону. Так же не спеша развязал тесемки фартука с гуськами, в котором когда-то смотрелся презабавно, даже мило, а сейчас — крайне нелепо. Подошел ко мне и, став в двух шагах, неуверенно пролепетал:

— Я вообще-то хотел… Лида, я… н-не собирался портить тебе жизнь, я…

— Ну разумеется, — фыркнула я, подбоченившись, — тебе и собираться не надо. Всегда готов, как говорится.

— Я хотел попросить прощения. И прояснить момент насчет алиментов, — собрался наконец с мыслями Костя, чем поверг меня в чистейшее изумление.

От отхватившего возмущения я чуть дар речи не потеряла. В горле пересохло и до кучи задергался глаз.

— Что, прости? — вкрадчиво уточнила я.

— Знаю, ты все еще сердишься за… тех девочек. Но Ира мне все рассказала, и я решил…

Договорить бедный Костечка не сумел — моя сумка приземлилась прямиком ему на голову. И еще раз. И еще парочку. Ух! Вот, оказывается, что чувствовала София, когда метелила нас с Штефаном, а самой ее достать не могли.

Мысленно понося недоумка и сплетницу, для каждого из которых — уверена — в аду уготована персональная сковорода, я выла сквозь зубы. От раздражения и глухого бессилия. Замахнулась снова, вкладывая в рывок всю будоражившую нервы злость, но Быков лишь сильнее заслонил голову руками. Я опустила сумку, тяжело дыша и чувствуя себя раздавленной морально.

— Значит так, дорогой мой, — отчеканила холодно. — Слушай и мотай на ус. Ты мне никто — это во-первых. Ключи на бочку, кстати. Во-вторых, я без труда могу привлечь тебя за незаконное проникновение на территорию частной собственности. Тебе нужны проблемы? Сильно сомневаюсь. Что до ребенка — его не существует в природе, так что на фиг мне не упали твои алименты. Можешь спать спокойно. И чем дальше от меня, тем лучше. Ипотеку я продолжу выплачивать, как и прежде, — здесь тебе тоже нечего бояться. Я ответила на все твои вопросы? Ты знаешь, где выход.

Костя собирался что-то сказать, но в итоге обошелся сухим кивком и так же молча покинул мою квартиру. Облегчение, что он испытал при словах о возможном ребенке, заметил бы даже слепой.

Моя жизнь словно проходила мимо меня, — минувшую ночь я посвятила бессоннице и рефлексии об этом. Раздражителей становилось чем дальше, тем больше, меня не устраивало буквально все. И я жаждала перемен, но понятия не имела, с чего начать. В конце концов, проваливаясь в неспокойный сон на заре, пришла к выводу, что мне нужно развеяться. Навестить бабулю с дедулей, например, чего не делала уже неприлично долгое время.

Не буду вдаваться в излишние подробности. Сделав пару звонков и выканючив у начальства пятидневный отгул, я наспех покидала вещей в небольшой чемодан — по минимуму — и покатила в деревню, где провела полдетства.

Ностальгия — вот было первое чувство, накрывшее с головой, стоило ступить на местную землю. Я огляделась, с каким-то одобрением подмечая, что за полгода здесь не изменилось ничего. Спроси меня кто, и, наверное, я бы ответила, что в первую очередь ассоциировала со стабильностью именно это место.

Хрустя снежком, я двинулась к резному крылечку, но тут из сарая напротив выглянул дедушка — и я не раздумывая бросилась ему навстречу. На поднятый шум из хаты появилась закутанная в шерстяной платок бабуля.

Приветствия, радость встречи и горячий чай с земляничным вареньем, а между делом — вполне заслуженные нагоняи за то, что совсем про стариков забыла. Вот, пожалуй, все, на чем хорошее и заканчивалось.

День приезда был отведен отдыху, ну а дальше уже было не увильнуть от помощи по хозяйству. Покормить коз, собрать яйца в курятнике, расчистить заметенную за ночь дорожку до туалета. К слову, я и не думала бить баклуши, ибо здесь, в деревне, работа по дому была едва ли не единственным способом отвлечься. Все было как всегда. Прямо бесконечный День Сурка, когда каждый последующий день — дежавю предыдущего.

Пожалуй, это-то мне и наскучило. Постоянство больше не вызывало улыбки умиления, но угнетало, давило со всех сторон. Сложно все время находиться в четырех стенах и заниматься одним и тем же. К несчастью, те из местных подруг, что имелись, частично разъехались, частично повыскакивали замуж и нарожали детей, так что развлекать пришлую им было недосуг. Лишь Даня, друг детства, наведывался каждый день. А накануне моего отъезда пригласил прогуляться до Чертова озера, прозванного так из-за обманчивой, по сравнению с размерами, глубины.

Первой мыслью было отказать парню, но — столько тепла плескалось в его открытом, местами по-прежнему детском, наивном взгляде, что все возражения и аргументы попросту застряли во мне на полпути; сил хватило только рот открыть.

— С тобой — хоть на край света! — выдохнула вместо всего с улыбкой и, дабы как-то компенсировать короткую задержку, сама подхватила друга детства под локоть и повела по заснеженной извилистой тропинке. Одной из многих, что в свое время мы изучили, кажется, вдоль и поперек.

Мы шли бодрым прогулочным шагом, говорили о каких-то пустяках, вспоминали нелепые ситуации из детства и все время смеялись. Про себя я была приятно удивлена: слишком хорошо помнила того застенчивого, робкого мальчонку, в котором уже тогда проглядывали черты будущего ботаника. Тот же Даня, которого я видела перед собой сейчас, был совершенно другим человеком. И пусть он заикался или краснел иногда, как и прежде, в моменты волнения, но при всем этом в нем отчетливо чувствовались перемены. Я знала его — и не знала.

— Ты знаешь, Лид, я д-давно хотел признаться тебе кое в чем, но все тянул, непонятно зачем, — неуверенно зачастил Даня, едва тропинка вывела нас к берегу замерзшего озерца.

— Ммм? — улыбнулась я. — Ты слопал мое мороженое лет этак — надцать назад, но побоялся, что я тебя пристукну? А я ведь могла, — подмигнула заговорщически, припоминая, как часто наша хитрая шайка гостила у Дани, ведь его мама, добрейшей души женщина, не могла не угостить нас чем-нибудь вкусненьким.

Настроение было на высоте, впервые за последнее время меня не беспокоили навязчивые дурацкие мысли. Я ничего не заподозрила вплоть до той поры, пока мы не остановились — почти синхронно. С едва заметной задержкой, какая имеет место, когда люди чувствуют друг друга хорошо, но недостаточно для «идеально».

— Лида, я… тебя люблю. И хочу быть с тобой.

Я сглотнула. Отвернулась зачем-то, переваривая новость. Нет мы, конечно, будучи детьми задирали беднягу, причем особенно старались девчонки — знали, что маленькому «Дане-ботане» нравится их подружка. Всякое было, но… Черт.

Я и подумать не могла, что детская симпатия зайдет так далеко, да еще выдержит проверку временем. На минуту задумалась, понимая: всю жизнь я мечтала о таких же сильных чувствах. Но имелось одно «но» — я не любила Даню. Ни при каком раскладе.

Титанических усилий стоило заставить себя сказать:

— Это невозможно, Дань. Прости.

— Что… н-невозможно? — Он коротко коснулся моего плеча и тут же одернул руку, будто ожегшись. — Я не понимаю. У тебя… у тебя уже есть м-мужчина?

Я медленно покачала головой, стараясь не пересекаться с пытливым взглядом парня — видела это боковым зрением.

— Никого у меня нет, — призналась, тут же ловя себя на сомнениях: а нужен ли кто-то вообще? — Недавно рассталась с женихом.

Парень заметно выдохнул:

— Так это же х-хорошо? — Поняв, что сболтнул лишнего, он спохватился: — В смысле, я не то имел в виду, я… Прости. Прости, — прошептал он, потирая взмокший лоб. — Я как всегда все испортил.

Я откровенно не представляла, как следует вести себя в щекотливой ситуации. Отошла на пару шагов, смахнула пушистый снег с поваленного дерева и, чувствуя непривычную усталость в ногах, уселась на него. Хотя прекрасно понимала, что здоровью оно на пользу не пойдет. Оставалось молиться на шерстяную юбку.

Он подошел следом. Сел рядышком, сжал мою руку в своей так, что я заволновалась, опасаясь плохих последствий. Помолчал и выдохнул что-то нечленораздельное себе под нос. Затем вдруг стиснул меня в неуклюжих объятиях. По спине моей поползли крупные мурашки. Я попыталась вывернуться из захвата, но он будто и не заметил.

— Давай не будем делать того, из-за чего при встрече придется отворачиваться, — взмолилась я и, не придумав ничего лучше, осторожно и слабо улыбнулась.

Но Даня безжалостно и на корню похерил мою попытку свести все к шутке.

— Я тебя обидел?.. Можно я попробую снова? Сначала. Обещаю больше не портить момент.

— Даня, ты хоро…

Все произошло так стремительно, что я не сразу поняла, когда успела оказаться прижатой к чужому телу. Когда холодные губы накрыли мои. Когда, черт возьми, моя согнутая в колене нога забралась на мужское бедро, а слишком тонкие, как для мужчины, пальцы вцепились в мою шею.

«Он не Штефан», — подумалось мне, и эта мысль лишь придала ясности и злости. Что было сил я оттолкнула парня. Он плюхнулся в сугроб, перевалившись через дерево, но быстро поднялся. Я вскочила, точно ошпаренная, оставляя между нами дерево в качестве бестолковой преграды.

— Не трогай, — предупредительно выставила руку вперед. — Прошу, не прикасайся больше.

Мой голос звенел. Мое сердце колотилось загнанным зверем, широко распахнутыми глазами я смотрела на незнакомца перед собой, ожидая самого непредсказуемого. Но спустя долгие секунды он отвел взгляд. Тряхнул головой, будто опоминаясь, и медленно проговорил:

— Я не этого хотел… Извини… Выходит, надежды нет совсем?..

Я промолчала, лишь вздрогнула внезапному карканью над головой. Он мотнул головой каким-то своим мыслям, сминая шапку в руках. Попятился и, наградив меня прощальным взглядом, развернулся и зашагал прочь. Ноги при этом переставлял механически, будто бы лом проглотил.

Дождавшись, когда мутный силуэт окончательно затеряется меж деревьев, лишь затем я снова плюхнулась на дерево и дала волю слезам.

День отъезда выдался погожий: с утра не только светило, но и грело солнышко; а на сельских грунтовых дорогах раззявили свои радужные пасти мириады грязных луж. Одна из таких — особенно габаритная — притулилась аккурат у нашего забора, перед деревянными воротцами. Я прямо видела, с какой завистью соседские свинки поглядывали в том направлении.

Усмехнулась и следом скривилась — в затылке глухой болью отдалась бессонная ночь. Потянувшись, постояла на крыльце еще недолго и, окончательно задубев в одной пижаме, юркнула в дом.

Завтрак, как всегда, был плотным, а вот дальнейшие сборы — совершенно сумбурными. Дедушка с бабушкой то и дело уговаривали остаться «еще на денек», но я была непреклонна: ссылалась на завал на работе (который и правда уже успел образоваться в связи с моими отъездами) и продолжала паковать чемодан. Да-да, чемодан, и это при том, что приезжала я сюда с одной маленькой сумкой. Можно сказать, налегке.

Около полудня я тепло попрощалась с прародителями. Села в свою малолитражку и, опустив стекло наполовину, горячо заверила, что люблю их, и пообещала наведываться чаще. Они помахали в ответ, так и не зайдя в дом (даже дымящий паровозом дед со своим радикулитом!), пока моя машина не скрылась из виду. Все шло в штатном режиме, и это немного успокаивало мои потрепанные нервы.

Однако практически на выезде из деревни из крайнего дома выскочила взбитая молодая девушка. Она махнула рукой, что-то вереща, а поскольку никого поблизости я не заметила, решила притормозить.

— Моя сестра им грезила, — с места в карьер заявила она, стоило мне приоткрыть окно; от девушки так и фонило неприязнью, а еще несло свежим потом и немного коровником. — А ты кто такая? Избалованная городская фифа? Ну и сидела бы в своем городе дальше! Так нет же, заявилась и вверх дном все перевернула!

— Простите? — ничего не понимая, ошалело моргнула я. Не помню этой особы в послужном списке знакомых, не говоря уже о том, когда успела перебежать ей дорожку.

Девушка всплеснула руками и подбоченилась, отлепляясь от авто.

— Галка, бедная, в истерике, на теть Таню смотреть больно, а эта — «простите»! Тьфу! Сволота поганая.

— Я правда не понимаю, о чем вы, — постаралась я достучаться до незнакомки, сохраняя спокойствие. — Что-то стряслось? Может, я могу чем-то помочь?

Тут девушка расхохоталась — от души; так, что звук ее голоса еще долгое время звенел в моих ушах. Затем склонилась к окну, снова повисая одной рукой на крыше авто, и зло прошипела:

— Предать бы все огласке по-хорошему, чтоб люди знали, какая ты гнилая. Но я не ты, я так не смогу. Держи. И проваливай на все четыре стороны, чтоб ноги твоей в нашей деревне больше не было!

С этими словами она буквально всучила мне потрепанный конверт и встала жандармом, ожидая, когда я уеду.

«Странная какая-то», — решила я, в волнении бросая конверт на соседнее сиденье и спешно трогаясь с места.

***

Приняв теплый душ и облачившись в любимый махровый халат, я уселась в кресле. Поджала закоченевшие отчего-то ступни под себя. На кухне разрывался, свистя, чайник, — и это лишь напрягало, заставляя сердце биться чаще. Тревожнее. Наконец я не выдержала: сорвалась с места и, быстро повернув рычаг конфорки, вернулась в гостиную.

Понятия не имею, сколько я просидела под немое тиканье часов. В душе было пусто, в голове — не лучше, ни одной мысли, а для полного счастья еще и желудок смутно возмущался. Но то мелочи. Самое главное — я не знала, чего хочу. Причем не в широком смысле, а прямо сейчас. Это казалось странным, но впервые за долгое время не могла придумать себе занятия, зато чувствовала нарастающий в груди ком негатива. К слову, прошлый такой раз закончился затяжной депрессией, так что перспектива ее возвращения пугала почище таинственных реплик всяких там незнакомок. Хотя одно другого не исключало.

О, господи! Точно, конверт. Я ведь совсем о нем позабыла.

Первым делом я все-таки приготовила крепкий кофе из того, чем делилась Машуня — ее кузина полгода назад слетала в отпуск в Бразилию и привезла оттуда мешочек отменных зерен, которые мы с девчонками потом перемололи, собравшись как-то вечером. Затем, достав из сумочки пресловутый конверт, вернулась в гостиную.

Неловкими пальцами повертев его — уже вскрытый и весь заляпанный, что, кстати, заметила лишь сейчас — и не найдя ни одной подписи, я извлекла содержимое. Обычный лист бумаги, сложенный вдвое. Но стоило его развернуть, как взгляд зацепился за аккуратный каллиграфический почерк, а внутри будто что-то оборвалось. Машинально заглянув в конец записки, я выдохнула, словно получила под дых.

От запаха любимого прежде кофе замутило с новой силой.

Как же… Как же я раньше не догадалась!..

Признание, неловкая ситуация, потом эта девушка с вагоном претензий… Пазл в моей голове начинал складываться в общую картину. И по мере прозрения пришло понимание: я не могла прочитать это письмо. Эту предсмертную записку. Я не могла знать, что он сделал с собой.

О, нет. Вместо этого я просто взвыла от навалившегося разом бессилия. Чувство вины выжирало изнутри, душило безысходностью и поздно пришедшим осознанием: я в ответе за него и безответные чувства.

Была.

И не справилась.

Слез не было, но от того было еще горше. Больнее. Хотелось рвать на себе волосы, кожу, лезть на стенку или хотя бы биться об нее головой. В самом кошмарном сне я не могла допустить, что стану катализатором к самоубийству.

Господи, Даня… Что же ты наделал.

По памяти я достала пепельницу бывшего — большую и увесистую — и, чиркнув зажигалкой, опустила лист бумаги в нее. Почему так часто происходит? Ты к человеку душой, но не нужен ему — или наоборот. Слишком знакомо. И… очень больно.

О, черт!

Черт, черт, черт! Я так устала от всего этого!

Я выла, зажав голову между диванных подушек. Выла, согнувшись пополам и тупо раскачиваясь взад-вперед, будто это могло что-то изменить. Выла, потому что нужно было как-то выместить весь накопившийся негатив. Прерывалась только, чтобы набрать воздуха в легкие и завыть еще громче, протяжнее. И в очередной такой раз, смолкнув и услышав трель, от неожиданности дернулась и замолчала. Далеко не с первой попытки я поняла, что звонит телефон.

Вынув забытый в буфете мобильник я, не глядя, приняла вызов. Звонила Васька — как всегда живая и жизнерадостная. Но скоро смекнув, чем дело пахнет, пообещала зайти и попросила подготовиться, ибо будет не одна. Честно говоря, мне было абсолютно плевать, кто, с кем и зачем изволят пожаловать, так что я просто закрылась на замок и завалилась спать, чувствуя смертельную усталость. И дикую пустоту в груди.

***

Время пролетело быстро. В условленный срок, вечером, мои квартира, телефон и голова разрывались от громкой трели одновременно. А поскольку подругу я знала, как облупленную, пришлось плестись в переднюю и открывать. К моему вялому и запоздалому спросонья удивлению, она была одна. А вот что совершенно неудивительно — она была недовольна, хоть и, видя мое состояние, старательно это недовольство маскировала. Ровно до тех пор, впрочем, пока мы не достигли порога кухни.

— Деева, что происходит? — потребовала Васька ответа. — Я, кажется, просила привести себя в божеский вид. Тебе нелегко, знаю, но пойми, мужик — не повод киснуть и забивать на себя. Даже если их было два.

— За что тебя обожаю, так это за то, что ты всегда умела поддержать в трудную минуту, — проскрипела я, кисло улыбнувшись и салютуя стаканом воды.

Васька нахмурилась.

— Прекрати паясничать. Лучше объясни наконец, что произошло?

— А ты вообще-то говорила, что будешь не одна, — заметила я, не имея и малейшего желания выворачивать душу наизнанку. По крайней мере сейчас. Да проще проклясть себя, чем начать копаться в причинно-следственных связях!

Я вылила недопитое в раковину и принялась полоскать стакан, как ни в чем не бывало. Очень тщательно полоскать. Спиной чувствовала неодобрительный взгляд Васьки. Наконец подруга подошла и закрыла кран, но и отходить она не спешила — пришлось обернуться.

— Лида?

— Уже двадцать девять лет как, — вздохнула я.

— А все мнишь себя девчонкой на выданье, — парировала Васька, и в ее спокойном тоне я уловила сочувственно-снисходительные нотки.

От злости меня бросило в жар. Девчонкой? Как легко людям судится! Чем меньше о человеке знают, тем легче. Но внешне выпад подруги я пропустила мимо ушей.

— Ну так где он? — мазнула я взглядом по выходу, в поисках Вадима. Отчего-то была уверена, что подруга имела в виду мужа, предупреждая о визите.

Беда не ответила, так и стояла, сверля меня взглядом. Теперь уже не выдержала я:

— Ты ж меня мертвую поднимешь, зараза такая…

Я уже полным ходом проклинала и свою глупость, и настойчивость Василисы. Мысленно, разумеется. Эх, надо было отмазаться сразу, даже если бы она в отговорки не поверила. Снова вздохнув и поправив волосы, я, помолчав, заговорила. Рассказ начала неспешно, опуская историю с Даней, и закончила его аккурат к тому моменту, когда в прихожей разлилась птичья трель. Крикнула было, что открыто, но трель просвистела второй раз.

— Я посмотрю, — отмерла Васька, кивая мне на стол, на котором стоял пустой стакан и пузырек валерьянки, — убирай скорее.

На сей раз я и не думала артачиться — выговорилась, как следует выпустив пар на эпизоде с Костей, плюнула желчью — и сразу полегчало.

Знакомый запах мужского геля для душа я ощутила чуть раньше, чем, собственно, увидела его обладателя. Пресловутый стакан выпал из моих рук и с дребезгом разбился о дно раковины. Я обернулась так резко, что на миг потемнело в глазах.

— Привет, — тихо и как бы с сожалением произнес нарисовавшийся на моей кухне Штефан. Помолчал, а потом будто опомнился и протянул букет белых роз без шипов: — Они напомнили мне о тебе и…

— Я положу их в вазу, — перебила его Васька, забирая букет и, разделавшись с ним, почти бесшумно ретировалась по направлению в мою спальню. При всем этом она явно избегала смотреть мне в глаза. Стерва.

На сей раз я мысленно прокляла саму подругу. Трижды. Спелись, не успела я оглянуться. Чтоб им обоим пусто было.

— Чем могу быть полезна… — я сделала небольшую паузу и посмотрела на мужчину в упор, — еще? Мне казалось, свою роль я отыграла на ура.

О, да. А еще я была уверена, что в домашней одежде и потрепанная со сна выгляжу просто жалко.

Он звучно выдохнул — я зачем-то вцепилась в столешницу кухни за спиной.

— Принцесса, зачем ты так…

Штефан запнулся. Потупился. Я, кажется, оглохла от стука собственного сердца, потому что когда одним отточенным до автоматизма движением руки он взъерошил волосы на макушке, едва разобрала шепоток, сорвавшийся с его губ. «Шайсэ». Он шагнул ко мне, намереваясь обнять, но я шарахнулась в сторону. Тогда Штефан мягко опустился на пол у моих ног, глядя снизу-вверх. Видимо, кроме как обаяния, на пару с щенячьим взглядом, крыть больше было нечем.

— Можно коснуться тебя? — почти прошептал он, доверительно глядя мне в глаза.

Казалось бы, вопрос простой, ответ вовсе предполагается предельно простой, но… Я будто обмерла в ту секунду. Все мои внутренности замерли, чтобы сжаться в сладкой судороге.

Не дожидаясь разрешения, он заключил мои ноги в кольцо сильных рук и уткнулся носом в низ живота.

Вдох застрял в горле. Я хотела оттолкнуть его так же, как оттолкнула бедного Даню, — но не посмела. Разум и чувства шли вразрез, и хотя умом я понимала, что танцую чечетку на одних и тех же граблях, но сердце щемило при одной мысли, что мы с этим мужчиной так и останемся чужими друг другу людьми.

— Я виноват перед тобой, — хрипло сказал он.

— Даже не представляешь, как, — прошептала я и закусила губу, силясь прогнать непрошенную влагу перед глазами.

Я сильная. Мне никто не нужен.

«О, правда? Что же тогда твои пальцы делают в его волосах?» — съехидничала мысленно.

— Уверяю тебя, принцесса, между нами ничего не было, — продолжал он покаянно. — Только этот глупый поцелуй, проделка Софии. Черт возьми… выглядит так, будто валю все на несчастную девушку.

— А разве нет?

— Лида, послушай. — Наши взгляды снова встретились. — Понимаю, твое доверие ко мне пошатнулось. Но позволь мне все исправить.

Мы помолчали. Штефан качнул головой и, издав нервный смешок, проговорил:

— Меня же Анька с родителями съедят!

И тут произошло невиданное. То, что впоследствии удивило меня саму. Простую, казалось бы, не лишенную юмора фразочку мое вконец спятившее воображение истолковало превратно. Причем намеренно!

Поднялся крик.

Я вопила, что не хочу его видеть, несла какой-то несусветный бред, абсолютно не узнавая звенящего в ушах голоса — будто чужого, полного истеричных, визгливых ноток. Не узнавая саму себя. Финальным аккордом, уже в прихожей, в спешно обувающегося Штефана полетел его же веник, осыпаясь крупными хлопьями снега.

Дверь за ним не закрылась — он просто сбежал вниз по лестнице. И ни разу не обернулся.

— Лида, твою налево! — выскочила из спальни Вася, на которую я мгновенно переключилась.

— Ну что, довольна, подруженька? А?

— Мне не стыдно, если ты об этом, — нахально заявила она. — А вот в своей истерике сама знаешь, кого благодарить.

Подруга посторонилась, пропуская меня в спальню, и смягчилась:

— Тебе надо выспаться. И успокоиться для начала, иначе не заснешь. Сейчас принесу тебе валерьянки.

— Оставь ее себе, — огрызнулась я и, провернув ручку двери, которую захлопнула прямо перед носом подруги, забралась под одеяло.

Нервы были расшатаны окончательно. Я валилась с ног. Мало того, до кучи еще и с желудком определенно творилось что-то неладное.

«Надо бы сходить завтра к врачу, иначе с работы уже вряд ли отпустят. Разве что, вперед ногами», — эта мысль, среди прочих, промелькнула последней, прежде чем я окончательно погрузилась в тревожный сон.

Я брела по оживленной улице, пребывая в прострации. Казалось, я до сих пор нахожусь в больнице и еще не принюхалась к характерному запаху медикаментов; даже слышу отголоски из той какофонии звуков, которыми живет поликлиника изо дня в день. Десятилетиями.

Несколько очередей, полдня, потерянные в них; скучные, однообразные вопросы врачей и — вот, наконец, мои задубевшие пальцы сжимают снимок УЗИ. По сути первое «фото» уже живущего во мне… человечка. Вернее, двух.

Сразу двух!

О, боже.

Как я могла не заметить задержки? Внушила себе, что токсикоз — следствие временного недомогания, и за мешаниной событий не разглядела главного.

Но самое главное, как это могло произойти? — вопрос, который как мантру я твердила себе уже битый час. Да, я прекратила прием противозачаточных, но ведь их действие остается еще некоторое время после окончания курса. К тому же со Штефаном мы пользовались презервативами. А залетела я от него — уверена на миллион процентов. Да и какие могут быть сомнения, если с Быковым мы были последний раз около трех месяцев назад — он все время находил «уважительные причины», да и я как-то не особо стремилась в его объятия, — а плоду меж тем не больше месяца.

Разве что… наш первый раз. Я не помнила наш первый секс, куда уж тут до «мелочей» вроде контрацепции.

Подводя невеселый итог: вопросов имелась чертова прорва, но ответов на них не было. Единственное, что я знала наверняка, так это то, что нужно сообщить новость маме. Я должна пойти на этот шаг, иначе в одиночку попросту не вытяну ребенка. Ну, а дальше… поживем — увидим.

Да. Иного выхода я не вижу. Вернее, он меня не устраивает.

Сказано — сделано. Прихватив в магазине мамино любимое печенье и сладкий пирог, я добрела до ближайшей остановки и села на нужный автобус. Сегодняшнее утро началось с очередного приступа токсикоза, но что еще хуже — самочувствие было неважным. Собственно, потому-то я и решила не рисковать и не села за руль.

Знакомый с малолетства подъезд встретил слабой вонью нечистот. Бездомные кошки и бомж нашли здесь пристанище, защищавшее от холодных ветров — в той небольшой нише, в которой летом жильцы оставляли свои велосипеды, — ну, а заодно, по-видимому, решили обустроить клозет. Не отходя кассы.

Поднимаясь по бетонным ступеням, я невольно пропустила одну и вспомнила, как маленькой девочкой делала это намеренно. Мама добродушно ворчала, приговаривая, что вот как споткнусь, сломаю себе нос — и ни один принц потом не захочет сделать своей принцессой страшненькую оторву. А я хихикала и бежала дальше…

Эх, мама. Интересно, а она помнит наш ритуал? Каждый раз, возвращаясь из деревни и вновь оказываясь в родном подъезде, я, точно окрыленная, взлетала на нужный этаж — и трижды звонила в дверь. Сначала шли два коротких прерывающихся звонка, следом — один протяжный. Подряд. И мама сразу, даже не глядя в глазок, знала, кто пришел.

Сработает ли сейчас?

Я затаила дыхание. Чтобы не рассмеяться даже прикусила язык. Встала на цыпочки, хотя прекрасно доставала до кнопки звонка, и зажала ту, как того требовал наш с мамой ритуал.

Ничего.

Я повторила, чуть помедлив. Улыбка уже не распирала. Я просто ждала, когда мне откроют. И наконец свершилось. Костеря «малолетних хулиганов», охая и ахая, мама дошаркала до двери. Секундная заминка — ей ведь надо посмотреть в глазок — и…

— Ты чего это, — удивилась она, напоровшись взглядом на меня.

Я улыбнулась.

— Привет, мам.

Обняв мать и пройдя в квартиру, сняла пальто, разулась и нашла на обувной полке тапочки для гостей. Помыла руки в ванной. За всеми моими действиями мама наблюдала молча, хоть и с явным интересом.

— Как папа? — поинтересовалась я. — Хочу его проведать

— Идет на поправку, — поспешила заверить мама, впрочем, такая реакция никак не могла предполагать собой утаивание неприглядной правды. Скорее, мать занимал мой внезапный визит, вот и старалась поскорее перейти к насущному. Нетерпеливая. В этом была она вся.

Папа действительно был хорош. Довольно неплохо себя чувствовал, на аппетит не жаловался; поведал, что лечащий врач разрешил постепенно увеличивать физическую активность. Да и в целом пребывал в благостном расположении духа: много шутил и улыбался. Кроме того, мне нравился живой блеск в глазах отца — он говорил намного лучше всяких слов.

Время шло, и как я ни старалась оттянуть «час Икс», — но он настал. Оставив отца в родительской спальне, наедине с подносом и громко бубнящим телевизором, мы с мамой устроились в кухне. Бабушка решила наведаться к соседке этажом выше, так что нашей идиллии никто не мог помешать.

Идиллия. Задумавшись, я поймала себя на мысли, что давно мы с мамой так не сидели. Как-то постоянно выходило, что мы с ней не могли провести и получаса вместе, притом не поссорившись.

— Я в деревню ездила, — поведала я, лишь бы как-то начать. Пусть даже с абсолютно отвлеченной темы. Мне нужно было уловить ее настрой, и уже исходя из этого решать: сообщать новость сейчас или отложить ненадолго. Скажем, до родов.

— Ммм, — несколько оживилась мама. Отломила вилкой кусочек пирога и, прожевав, спросила: — Как там дед с бабкой?

Человек так устроен, что ко всему адаптируется довольно быстро. И тем не менее, многим из нас до сих пор трудно принять некоторые вещи как данность. Для меня такой «вещью» было обращение матери к собственным родителям, не иначе как «бабка» и «дед». До сих пор слух резало.

— Живут и здравствуют, — задумчиво улыбнулась я. — Привет передавали, звали вас в деревню, как только папа поправится.

— Деревню, — хмыкнула мама, покачав головой. — И что же там? Никогда не понимала городской планктон, рвущийся на дачные грядки. Ой, ладно. Расскажи лучше, что там слышно, в деревне-то. Иначе я с этой рутиной да четырьмя стенами скоро говорить разучусь.

— Дани Серова вчера не стало, — произнесла я. — В остальном все по-старому. Впрочем, ты, наверное, его не знаешь; мы с ним дружили, пока я жила у бабули.

— Хм. Не знаю такого, — недолго подумав, дернула плечом мама. — Жаль парня. Молодой, выходит, ушел.

Отвечать мне не хотелось, благо, мама увела разговор в иное русло. Мы поговорили еще немного о разном, прежде чем воцарилась тишина. Не от того, что нам было скучно вдвоем, просто по всей видимости каждая из нас желала получить ответ на свой вопрос.

— Мам, мне нужно тебе кое-что сказать.

— Ну, не томи уже, выкладывай.

Мы заговорили одновременно — и вместе же смолкли, давая друг другу возможность высказаться первыми. Ясное дело, никто не продолжил, вместо этого мы рассмеялись в унисон. Градус напряжения упал на глазах, а мамина улыбка — добрая, искренняя — воодушевила, мигом развеяв остатки сомнений. И на этой волне, вдохновленная, я раскрыла все карты. О чем впоследствии горько пожалела.

— Мам, только не заводи песню про исключительность Кости. Пожалуйста. У меня уже была возможность самой убедиться, что это за фрукт. Может, для кого-то он триста раз хороший, но нам с ним просто не по пути, вот и все.

Мама тяжело вздохнула, не удостаивая меня ни взглядом, ни криком. Воцарилась гнетущая тишина, в которой мне заранее слышался ответ.

— А иностранец твой что за фрукт? Поразвлекся и бросил, беременную.

— Он не знал, — возразила я.

— Я устала ждать, когда ты наконец повзрослеешь, — удивительно спокойно проговорила мама.

Если бы она знала, а как я устала пытаться объяснять ей свои поступки, слова, поведение. Только самый главный вопрос оставался висеть в воздухе. Который год подряд.

— Почему ты всегда ждешь от меня послушания, будто я маленький ребенок? — тихо спросила я. — Мама, я не продолжение тебя. Я вполне самостоятельный человек, и распоряжаться своей жизнью имею полное право. И пока ты не примешь это как данность, мы так и будем все время ругаться. Из-за Кости или еще какой чепухи — неважно.

— Жизнь, — скривилась мать, вперившись в меня недовольным, холодным взглядом. — Что ты знаешь о жизни? Я свою посвятила тебе. И твоему благополучию. Оберегала, как могла, ждала, когда же ты повзрослеешь, а у тебя один и тот же ветер в голове… А! Поступай, как знаешь.

— Выходит, ты не поможешь, — больше констатировала, чем спросила я.

Мама отвернулась к окну. Помолчала, а затем резко поднялась, направляясь к выходу.

— Мне надо проведать отца.

Я ошеломленно моргнула. Вот так легко и просто меня спустили с небес на землю.

Сегодня у нас день занимательных находок — заявляю официально.

Сначала я обнаружила, что запасы моего любимого зеленого чая безнадежно иссякли.

Позднее была обнаружена беременность.

Полчаса назад звонила бабуля, и из короткой беседы с ней я случайно узнала, что Серов не погиб, а попал в больницу. Его госпитализировали к нам в город тем же утром, когда уехала я. Наглотался, как оказалось, таблеток. Пытался таким образом уйти из жизни, без видимой причины (ну, конечно!), но мать вовремя подняла всех на уши, а медики успели откачать.

У меня от сердца отлегло, честное слово. Все-таки я приняла брехню той незнакомки, вкупе с запиской, за чистую монету. А Серов был старым другом, я не желала ему зла, вот и чувствовала на себе груз вины.

Теоретически, я легко могла навестить Даню в больнице, как только его переведут из реанимации, но… Свежо еще было воспоминание о событиях на озере. И не было никакого желания бередить чужие раны и нарываться вновь.

А сейчас, по идее, должна прозвучать барабанная дробь, ибо мы переходим к последней занимательной находке. Минут этак десять назад я обнаружила сообщение на Фейсбук, — от кого бы вы думали? От самой фройляйн Софии!

Так волнительно было его открывать. Тем более, заранее предвидя примерное содержание. Но я у нас молодец, справилась! И с гордостью подвожу итог: меня почти не трясет, мне вообще почти фиолетово. Пф! Да подумаешь, пригрозили расправой — делов-то. Каждый день такие письма пачками получаю, ага.

Но шутки шутками, а вам, должно быть, интересно, как я отреагировала на угрозу размалеванной фифы. Не самым оригинальным способом, к слову: не придумала ничего лучше, как выслать ей в ответ фото карточки УЗИ и наше с Костей — одно из самых удачных, что оставались еще в телефоне. Постаралась убедить ее в том, что у меня есть жених, с которым мы вскорости собираемся сочетаться браком и жить долго и счастливо (естественно, ложь), и что Штефан ее мне не нужен и даром (двойная ложь). Ответ пришел незамедлительно: на ломаном английском меня уведомили, что «у нас с ним все серьезно» и обещали достать из-под земли и покарать, где бы ни была, если вдруг мне вздумается снова лезть между ними. Я не нашлась с ответом. Зато мой черный список пополнился сразу на два имени — Софии и Быкова. Второй — превентивно.

Выйдя из короткой прострации, я собиралась захлопнуть крышку ноутбука, как прилетело голосовое сообщение от Васьки. Подруга посетовала, что муж оставил ее одну, укатив с утра пораньше по делам, а поскольку, по ее мнению, я была близка к депрессии, Вася посчитала своим долгом прихватить меня с собой на шопинг. Велела быть готовой к двум пополудни. Моим мнением на этот счет, само собой, она поинтересоваться забыла.

Я только закатила глаза и фыркнула: и охота ей куда-то таскаться в такую погоду? Лично я бы предпочла остаться дома. Залезть в кигуруми в виде укуренного лемура, что получила в подарок на прошлый день варенья от наших девчонок; сварить большую кружку кофе и выбрать что-нибудь из Рэя Брэдбери, чтобы скрасить остаток рутинного дня.

Но Васька есть Васька. Вздумалось ей, значит, от своего не отступится.

Что ж. По крайней мере, в кофе я себе не откажу. И в парочке милых пирожных с нежнейшим заварным кремом — тоже. Плевать на фигуру. У меня стресс, а стресс надо заедать. В смысле, снимать!

***

Каких-то два часа спустя мы с Васькой сидели в нашем любимом ресторане. Кухня здесь была азиатская, работники носили униформу с упором на восточную тематику, по зале витали ароматы благовоний и кушаний, перемежаясь с дивной мелодией, а само заведение — как внутри, так и снаружи — было отделано в колоритном японском стиле. Официантка под видом миниатюрной гейши приняла заказ и, согнувшись в полупоклоне, удалилась, густо семеня ножками.

— Ты все еще сердишься? — покаянно спросила Васька и поджала губы.

Я мотнула головой, а потом все же решила дополнить:

— Я не злюсь, просто не вижу смысла в твоем жесте — я, Штефан и никому не нужное примирение. Вернее, не видела.

— А сейчас? Что-то изменилось? — участливо осведомилась подруга. — Нет, погоди. Давай начнем с простого. Ответь себе на вопрос: у тебя есть к нему чувства?

Штефан…

Воображение услужливо оживило осевший в памяти образ. Мое сердце вдруг ускорило бег. В волнении я принялась жевать губу, в то время как в мыслях царил полный хаос. Но одно я знала наверняка. Я знала ответ на вопрос Беды, нравился он мне или нет.

И тем не менее.

— Васька… — выдохнула я, качая головой. — Все так запутано…

— Но мы решили начать с простого, помнишь?

Дождавшись, когда официантка разложит заказ и снова удалится, Васька подалась чуть вперед, понизила голос и, распаковав свои китайские палочки, повела дальше:

— Слушай, я понимаю, что ситуация с Антоном в данном случае равновесна лишь половине твоих проблем, но… Знаешь что, подруга. Я не забыла твоей поддержки в трудную минуту. Так позволь и мне ответить добром на добро.

На последних словах она легонько сжала мое плечо, как бы давая понять, что вся ее речь — не пустые слова. В ответ я благодарно улыбнулась и, Васька, поняв, что движется в верном направлении, с энтузиазмом продолжила:

— Ты только не смейся сейчас, ладно? Я тут начала увлекаться семейной психологией, так вот, там говорится, что…

— Васили-иса-а! — взвыла я, закатив глаза, впрочем, голоса не повышала.

— Ладно, ладно, — пошла она на попятную, сообразив, что мой интерес споро ускользает от ее персоны. — Короче, если без терминологии и прочих чисто профессиональных примочек, тебе, чтобы разобраться со своими демонами, необходимо начать с малого. Попробуй отделять по ниточке от общего клубка. Так намного проще справиться с ситуацией, поверь.

— Правда? — хмыкнула я, иронически изогнув бровь. — Я вот тут думаю, с чего бы лучше начать. Как на твой взгляд, беременность является достаточно веским аргументом, чтобы возглавить первую десятку списка?

Не без удовольствия я пронаблюдала, как поначалу широко распахнувшиеся глаза напротив скоро часто заморгали. Васька осторожно проглотила суши, но все равно умудрилась подавиться. Откашлявшись в салфетку, до слез и красных глаз, она просипела:

— Ты была у врача? Все подтвердилось?

— Угу, — невесело усмехнулась я, нервно дернув плечом. — Можешь не поздравлять.

Васька нахмурилась:

— А как же твой Санта? Ты же не собираешься утаивать от него факт отцовства? И кстати, надеюсь, ребенок от него?

— Двойня. Да, он отец. Боже, Вась, не дави! Без того тошно.

— Ты уходишь от ответа, — неодобрительно заметила она.

— Да не знаю я! Не знаю!

— Лид, не будь эгоисткой, — холодно припечатала Беда, возвращаясь к трапезе. — Ребенку нужен отец. Вспомни себя. Разве ты была счастлива в той глуши? Зная, что родной матери дела до тебя нет?

Засранка отлично ориентировалась в послужном списке моих больных мозолей. Я вздохнула, вынужденно признавая правоту подруги:

— Ребенку отец, может, и нужен… но вот наоборот — очень сомневаюсь.

— А зачем сомневаться? В его голову ты все равно не влезешь. Не проще ли проверить, как оно на самом деле? Мне кажется, не много потеряешь, по сравнению с тактикой глухой обороны.

Повисла пауза. Я обдумывала слова Васьки, а сама она вдруг отложила палочки и, глотнув воды, промокнула губы салфеткой. После чего выдала, тише прежнего и заметно волнуясь:

— Лид… я тоже.

На мой недоуменный взгляд она улыбнулась, пояснив:

— Я о беременности.

— Да ладно, — натурально обалдела я.

Подруга смущенно кивнула:

— Девять недель. Все собиралась тебе сказать, но как-то не было желания лезть со своими радостями. Видела, как маешься со своим Костиком, вот и…

Она сделала неопределенный жест рукой. Я хмыкнула:

— Черныш Интегралович таки созрел для отцовства? Помнится, вы оба радели за планирование ребенка, чтобы родить — и ни в чем не отказывать… А тут на тебе. Хех! Поздравляю, что ли, подруженция.

— Ну, — фыркнула Васька, скромничая, — не совсем так, конечно. Насчет «ни в чем не отказывать» ты здорово загнула. Мы просто не хотели, чтобы наш ребенок познал лишения или еще какие-то трудности. Планировали, но тут уж как вышло. И если совсем откровенно, радости как таковой пока особо и нет, наверное, еще не пришло полное осознание. Один только долбанный токсикоз. Представляешь, вчера вскочила с постели, но добежать не успела, в итоге полночи отстирывала наволочки и матрас. А утром Вадик, сонная тетеря, чуть мимо выхода в кухню не вошел.

Подруга неловко хихикнула, заслонив рот ладошкой и зардевшись так натурально, что я в ответ выдала свой казус с Лапиной. От души насмеявшись, мы с Васей покончили с суши и принялись за чай. Подруга продолжила наступление, а учитывая, что у сытой (впервые по-настоящему сытой за последнее время) меня совершенно не оставалось сил на споры, — к моменту, когда мы покидали ресторан, я готова была согласиться с чем угодно.

И отправляясь на шопинг (или пока что «смотрины»?) по магазинам для беременных, я позволила уболтать себя на некие курсы, в которых шарила не больше, чем в принципах работы адронного коллайдера. Но Васька рассказывала о них едва ли не с пеной у рта, без устали расписывая в самых ярких красках как это круто и необходимо нам, будущим мамам. Деваться было некуда, посему пришлось соглашаться.

Что ж. Во всяком случае, сходив на первое пробное занятие, я получу приблизительное представление о том, что это вообще такое. А дальше решу по ходу парохода.

Вся моя жизнь превратилась в сплошные пеленки-распашонки.

Прошла, кажется, неделя или чуть больше — не знаю, я безнадежно потерялась во времени. Исправно посещала работу, после которой Васька утягивала меня по бутикам с детской одеждой (это стало уже традицией), ну и на тренинг я все-таки записалась, рассудив, что лишним точно не будет. К слову, тренинг мы с Бедой посещали дважды в неделю, и этих шести часов — суммарно — хватало с лихвой, чтобы полностью занять мой досуг.

Но я не жаловалась, напротив. Дискомфортные ощущения в груди и пояснице я почти научилась игнорировать; к меняющимся постепенно вкусовым пристрастиям относилась ровно, как, впрочем, и к растущим на весах циферкам. Две руки, один рот, как говаривала моя бабуля об обжорах, вроде меня. Мне даже удалось взглянуть на ставший привычным утренний токсикоз под другим углом. Во мне развивалась новая жизнь, вернее, сразу две. Это ли не счастье?

Единственное, что здорово его омрачало, так это полное затишье со стороны мамы. Но я надеялась, что став бабушкой, она оттает. Смирится и сменит гнев на милость.

— Так, девочки, не отвлекаемся, — хлопнула в ладоши инструктор, хорошенькая рыжая бестия по имени Вера. — Все расслабились, переходим к следующему упражнению. Сейчас мы с вами научимся правильно дышать. Вы знали, что правильное дыхание при родах, в ряде случаев, способно практически свести на нет болевые ощущения?

— Тебе не кажется, что Верочка любит приукрасить? — скептически сощурилась Васька, расположившаяся в позе лотоса на соседнем, левом от меня коврике.

Я коротко хохотнула, словно булькнула: эх, подруга. Сначала уболтала меня на этот тренинг, а теперь у самой претензии выявляются.

— Есть у меня подозрение, что чудодейственные свойства этого «правильного дыхания» обойдут нас стороной, — со знанием дела кивнула она, выпятив губу. — Вот увидишь.

— Для того она и сделала как минимум две оговорки, — пожала я плечами, улыбаясь.

— А теперь становимся на четвереньки и плавно выгибаемся в спинке, совсем как кошечка.

— Черт возьми, она вообще рожала? — шепотом возмутилась Васька. — С удовольствием бы посмотрела, как она корчится в кресле с раздвинутыми ногами и выполняет идиотские финты.

— Рожала, причем трижды, с ее слов, — ответила наша соседка по коврику.

— Чувствую себя Станиславским, — закатила Васька глаза, предварительно скосив взгляд на нашу инструкторшу с идеальной фигурой а-ля песочные часы.

Дружно хихикнув под взглядом грозящей нам кулачком Веры, мы притихли, сосредотачиваясь на сути упражнений. Остававшийся час пролетел незаметно. В конце занятия мы всей группой с тренером подвели итог и вынесли несколько основных тезисов, сидя в спокойной, «ламповой» обстановке.

С Васькой мы изначально договорились ездить на тренинг вместе, и поскольку сегодня был мой черед везти нас туда и обратно, я, подбросив подругу до дома, позволила себе зайти на чай. За последнее время я была у них с Вадиком только раз, чаще забегала сама Васька.

— Археологи-и-и, ау-у!? — нараспев произнесла Василиса, на ходу сбрасывая сапожки. — Вадька? Чем это у нас так несет?

— Дорогая, я тут хотел тебя порадовать, но видимо, мир кулинарии ничего не потерял в тот момент, когда я отказался от блестящей карьеры шеф-повара, — хохотнул Вадим, появляясь в кухне. — Привет, Лид, давно не виделись.

Расцеловав нас обеих, он помог жене выбраться из шубы.

— Так давно, что страх за тебя берет, — фыркнула я, отвечая иронией на иронию и позволяя помочь мне снять куртку. Закатила рукава и, заходя в ванную, бросила: — Вась, ты за мужа-то своего не боишься? Сегодня за готовку взялся, а завтра глядь — и ты уже живешь с Владленой.

— Какая Владлена? Да я самолично его придушу, — самонадеянно заявила подруга.

Вадим лишь покачал головой, наблюдая за ходом наших мыслей с понимающей улыбкой. Отправил жену мыть руки и позвал нас чаевничать, уверяя, что помимо подгоревшего бисквита есть еще оладьи, и вот они-то ему точно удались!

***

Домой я вернулась достаточно поздно, на город давно опустилась густая темнота. Поднимаясь на свой этаж, остановилась на освещенном лестничном пролете и, покопавшись в сумочке, выудила ключи. Ничего примечательного, я проделывала этот нехитрый алгоритм постоянно. И все же было в воздухе что-то, от чего сердце замедлило ход, почти замирая.

Я резко обернулась. Чисто интуитивно глядя в точности туда, где в полумраке, облокотившись о холодную стену, стоял он.

Больше ни бессмысленных «привет», ни «прости».

— Ты так торопилась покинуть меня, что кое-что забыла.

Мы стояли как вкопанные, не в силах разорвать зрительный контакт. А потом просто рванулись навстречу, почти одновременно — он отмер раньше на долю секунды. Мы замерли в полуметре, слыша, как перемежается шелест дыханий, видя, как безумным огнем блестят глаза, но не смея сократить, стереть из памяти то ничтожно малое, что нас разделяло — глупую размолвку на пустом месте.

Он коснулся моих волос, так, будто я — всего лишь зыбкий мираж.

— Я беременна, — прохрипела я, хватая его за руку и, на миг прикрыв глаза, потерлась щекой о большую ладонь. На задворках сознания прошмыгнула мысль, что невольно играем кино для случайных зрителей.

Он притянул меня ближе, вместо того, чтобы отпрянуть в ужасе. Обнял, второй рукой зарываясь в мои волосы и буквально заставляя уткнуться в его плечо. Было в этом жесте что-то собственническое, но в то же время робкое, осторожное — и для меня он был точно бальзам на душу.

— Знаю, принцесса. Знаю, — прошептал он, касаясь моего лба чуткими губами.

— И не бежишь от меня… Господи, я столько хотела тебе сказать…

— Тш-ш-ш. Не надо слов. У нас еще будет время поговорить. Обязательно будет.

Он прижал меня к себе плотнее, поглаживая по голове, словно обиженного ребенка. И то ли от его слов, то ли от простых вроде бы действий, но — барьеры рухнули окончательно.

И я тихонько, горько, но с облегчением разрыдалась в родных объятиях.

***

Я проснулась на диване в гостиной. Одна, укутанная пледом. Хотя совершенно точно помнила, что уснула на его руках.

Что мы шептали друг другу? Ничего не значащие слова утешения? Извинения? Мольбы? Сложно выделить что-то одно.

Часы на стене известили, что сейчас около часа ночи. А у меня меж тем сна ни в одном глазу, хотя обычно в такой час сплю, как убитая. Недолго думая, я закуталась в плед поплотнее и отправилась на поиски мужчины. Он нашелся очень скоро. В лоджии: стоял у окна, облокотившись локтями о подоконник.

— Избегаешь меня? — тихо и чуть простужено фыркнула я, больше из желания услышать ответ, чем из гложущих сомнений. В конце концов, я хоть и беременная, но память мне не отшибло. Отлично помню, как он пытался помириться еще до известия о скором отцовстве.

Кстати, об этом. Зуб даю, осведомленность Штефана — дело рук Васьки. Это было слишком легко. Да кроме нее особенно и некому. О беременности знали лишь она, мама и наблюдающий меня врач. И вот последние даже при самых фантастических обстоятельствах не могли просто так пересечься с немцем. Как минимум.

Он обернулся и, дождавшись, когда я подойду, сгреб меня в охапку.

— Просто бессонница, — признался, дыша мне в макушку.

— И у меня, — вцепилась пальцами в пересекавшие мою грудь крепкие руки.

Поерзала в надежных объятиях, устраиваясь поудобнее и, положив голову на широкую грудь, прислушалась. Размеренное биение его сердца умиротворяло, делилось спокойствием, как бы обещая, что с этого дня все тревоги развеются навсегда.

И я готова была слушать его вечно. Потому что верила.

— Я забыла у тебя шарф? — зевнув, вспомнила я о пропаже.

— Ja. Хочешь, принесу?

Он с готовностью дернулся, действительно порываясь вернуть мне шарф. Но я не пустила. Только не сейчас.

— Постоим так еще немного, — попросила тихо.

Он едва слышно хмыкнул, но возражать не стал. Мы помолчали, размышляя каждый о своем; макушку мне щекотало его дыхание.

— Прости меня, принцесса, — прозвучало особенно отчетливо в полной тишине.

— Мы оба не подарки, — тут же отозвалась я, будто ждала этих слов. А может, и не «будто» вовсе.

— Это значит «хорошо»?

Повернув к себе лицом, Штефан подцепил двумя пальцами мой подбородок, вынуждая поднять взгляд. Слегка изогнул бровь, меж тем как в уголках его губ притаилась улыбка, а глаза — два синих омута, где на самом дне лежала моя погибель — откровенно смеялись.

— «Хорошо», — кивнула я заторможено и добавила, чуть погодя, дабы не расслаблялся: — Но если вдруг повторится — не сносить тебе головы.

Не знаю, что так рассмешило Степу, но его смех оказался на редкость заразительным. Я как раз нечаянно хрюкнула, когда ничего не понимающую и откровенно ошеломленную меня подхватили на руки и понесли прямиком в спальню.

— Что ты делаешь?

— Ты только что подарила мне второй шанс. И я просто обязан доказать тебе, что ты не ошиблась в выборе, — чуть насмешливо ответил Штефан, изображая притом саму серьезность.

Опустив меня на кровать, он нарочито неспешно стянул свою кофту.

— А может, беременным нельзя, — из чистой вредности выпалила я, лежа со скрещенными на груди руками, хотя внутри все трепетало и с жаром ждало продолжения.

— Принцесса, — усмехнулся он, забираясь на кровать в одних трусах и нависая сверху; костяшками пальцев оглаживая мою скулу. — Есть тысяча и один способ доставить женщине удовольствие. И для этого мне вовсе не обязательно проникать в тебя. Хотя… ничего не обещаю…

На последних словах, вкупе с поцелуем в ключицу, по моему телу прошла крупная дрожь. Не помню, когда именно успела обвить его шею руками. Его слегка шершавая ладонь царапнула кожу на моем животе; задержалась там, оглаживая большим пальцем впадинку пупка, а сам мужчина прикрыл глаза.

— А что же София? — не удержалась от шпильки я. — Сомневаюсь, что она бы это одобрила.

— Мне хватит и твоего молчаливого «да», — спокойно отозвался он и порывисто боднул меня носом в щеку. — Ich liebe dich. Я люблю тебя, принцесса.

Дыхание сперло. Вдох застрял на полпути. Застигнутая врасплох снова, не веря своим ушам, я прошептала:

— Расскажи мне, как сильно. А я расскажу тебе.

Не дожидаясь ответа, я сама сократила разделявшее наши губы расстояние. И он с готовностью ответил.

Той бессонной ночью мне уже мало что казалось реальным.

Шли дни, время бежало своим чередом.

Штефан переехал ко мне, если так можно назвать его перманентное пребывание в моем доме и то, что он забрал у знакомых, которых жил короткое время, небольшую сумку с вещами.

Я все так же ездила на работу, посещала курсы и ходила по магазинам. Единственное, что поменялось в этом плане, — насчет последних двух пунктов: Штефан незаметно взял моду увязываться за нами с Васькой, когда в бессчетный раз мы собирались поглазеть на милые детские вещички, если не прикупить парочку; или сходить на очередную лекцию курса.

В остальное время он был занят либо работой, либо готовкой — о первом судить не возьмусь, ибо попросту не разбираюсь в программировании от слова «совсем», зато второе ему удавалось на отлично.

Немного погодя и подруга «опылилась» — приобщила к курсам своего благоверного, так что скучать нам не приходилось. Мужчины, к слову, очень быстро нашли общий язык и точки пересечения интересов.

Сегодня был выходной и Миша, друг Вадима, отправил чудесную детскую кроватку подмастерьями. Знаю, что не принято до родов покупать кроватку, но мы с Штефаном, увидев нашу прелесть в каталоге, а также очередь заказов в записной книжке Михаила, недолго посовещались и пришли к выводу: мы не суеверны. В конце концов, то была всего лишь примета, и дело не в ней, а в том, верить ли в нее или нет. Намного менее удобно было бы выписаться из роддома и, оказавшись с детьми дома, не найти им места.

Как только кроватка для двойни оказалась в нашей квартире и подмастерья, забрав остававшуюся часть суммы, ушли, — мой мальчик засел за сборку взрослого конструктора. Я наблюдала за ним с умилением, впрочем, не стоя над душой, дабы не смущать, а усердно изображая деятельность. Только перекусить однажды предложила, но он был так поглощен процессом, что даже не услышал вопроса.

Покончив со сборкой, он подозвал меня и приобнял за плечи.

Резные белые спинки с по-детски незамысловатым, но красивым узором и выжженными посередке диснеевскими персонажами; аккуратные перекладины и примыкающие к ним изящные балясинки. Кроватка была великолепна — в реальности еще лучше, чем на картинке. Все-таки не зря мы доверились вкусу Вадима.

— Нравится, принцесса? — Штефан потрепал меня по плечу и поцеловал в висок.

— Очень, — не сдержала я восторга, сложив ладошки лодочкой перед лицом.

Мой мужчина мечтательно улыбнулся:

— Поставить ее у нашей кровати, посадить на изголовье плюшевого Санту — и будет вообще идеально.

— У нас есть один, зачем нам еще? — хихикнула я, отстраняясь. — Лучше обедать идем, фантазер! На плите еда стынет.

В последний момент этот гад успел шлепнуть меня по заднице, за что немедленно огреб подзатыльник.

— Так что ты делал в России на Рождество? Еще и в костюме Санты? — озвучила вопрос, занимавший меня с самого начала, когда с обедом было покончено и даже убрано со стола.

— Это все дурацкие конкурсы, — отмахнулся Штефан и попытался сменить тему: — Не ешь много чипсов, принцесса. Ты вообще знаешь, сколько вреда в этой гадости?

Отобрав у меня полупустую прозрачную миску, он отставил ее на столик, перед этим закинув парочку чипсинок себе в рот. Невооруженным глазом было видно, что ему лень или просто не очень хочется обсуждать означенный эпизод своей жизни. Но я была непреклонна.

— Не больше, чем во мне, — парировала, стараясь дотянуться до чипсов, за что немедля получила по рукам. — Ай! Так не честно!.. Так что за конкурсы? Напяль костюм Санты, переспи со случайной девушкой — и получи возможность выиграть супер-приз?

— Ага. Двойной киндер для Санты, — подхватил Штефан, смеясь.

— Блудного Санты, — поправила я, откровенно вредничая.

Он наградил меня голодным взглядом и дополнил:

— И принцесса в придачу. А неплохо вышло, согласись?

Я не раздумывая запустила в него подушкой, впрочем, нас обоих это только раззадорило. В мгновение ока я оказалась подмята под крепкое, дышащее жаром желания тело. Но поза оказалась неудачной — под головой моей был подлокотник дивана, так что шея как бы «провисала». И что приятно порадовало, от Штефана эта деталь не ускользнула. Склонившись и интимно коснувшись губами моих запястий, которые сдерживал одной рукой, он отстранился и помог мне сесть.

— Свадебные конкурсы, принцесса, — пояснил он наконец. — Уж не знаю, что курила тамада, но когда мне озвучили «наказание» за то, что отказался пить из туфельки невесты, было слишком поздно. В жилах играли азарт и алкоголь; разгоряченная толпа гостей требовала хлеба и зрелищ. Я даже возразить не успел, как от моего имени в сети разместили объявление о «готовом скрасить вечер Санта-Клаусе» (за символическую сумму, разумеется), — последние слова он произнес с неприкрытым сарказмом, активно жестикулируя руками. А потом по-доброму хмыкнул и ткнул меня в кончик носа. — Да, примерно так все и было. А реквизиты, кстати, на которые твоя деятельная подруга перевела кэш, принадлежат моему другу. Виновнику торжества.

Наверное, следовало бы промолчать, но я не сумела. Никогда не отличалась должной выдержкой.

— И сколько же они на тебе заработали, предприниматели хреновы?

Штефан широко улыбнулся, безошибочно уловив в моих интонациях ревность:

— Не много. Уговор был развлекать одиноких дам всю ночь, сколько успею. А ты была первой и единственной «клиенткой».

— Это почему же? — осторожно уточнила я.

— Ты была маленьким пьяненьким ангелочком. Смешная. Я увидел тебя, потрепанную и какую-то домашнюю — и уходить уже не хотелось.

— Вот так просто?

— Тебе мало сложностей в жизни? — игриво парировал он и, расплывшись в однобокой ухмылке, принялся меня щекотать.

Примерно в таком же ключе протекала большая часть нашего общения. Находясь наедине, дома, мы либо ели, либо занимались любовью, либо бесконечно подкалывали друг друга и осторожно строили планы на совместное будущее, в котором нас ожидалось сразу четверо, а в перерывах мало-помалу занимались обустройством детского уголка.

Но не все было гладко настолько, как нам бы того хотелось и как могло показаться на первый взгляд со стороны. Штефан стойко сносил перепады моего настроения, происходившие по сто раз на дню. Не пытался слиться, прикрываясь работой, когда я начинала нудить и выкатывать капризы на почве извращенных предпочтений.

Колбасы с «Нутеллой» в два часа ночи? — конечно, милая.

Бесполезная обновка, которую никогда не надену? — все для тебя, принцесса.

Сходить на фильм, который видела раз триста, вместо того, чтобы потратить время с пользой и поработать пару лишних часов до дедлайна? — если это сделает тебя хоть немного счастливее — я готов. И почти одет!

И даже когда я вскакивала по ночам и мчалась в уборную — он не делал вид, что спит и ничего не слышит, а покорно поднимался и шел за мной, чтобы придержать мне волосы. И много чего еще, что он делал для меня не задумываясь, без тени упрека.

Однако всему приходит конец. В данном случае — терпению. Моему. Очевидно, вконец сбрендивший организм счел, что в моей жизни стало как-то резко и ощутимо меньше экстрима. Тоже, наверное, своего рода стресс, — подумалось мне позднее.

Как-то утром, собирая по привычке меня на работу, мой ненаглядный решил, что мне непременно нужна коса — просто именно так я должна выглядеть сегодня, видите ли. Я уступила без излишнего пафоса, хотя внутренне меня передернуло: с косами я ходила в школьные годы, по прихоти мамы. Все одиннадцать лет. Отправлялась в школу с косой, а едва оказавшись в гардеробной — тут же ее распускала, чтобы после занятий заплести вновь.

Но не это главное (заплел он мне косу — и бог с ним), а сам факт — я проглотила недовольство, дабы не омрачать едва наметившуюся гармонию в наших отношениях. Только вот зло, как известно, не дремлет. И злом этим была София. После всего, что было, у нее хватило наглости позвонить Штефану — это случилось перед самым моим выходом из дома. Она была пьяной в хлам (семь утра по Берлину!) и орала дурным голосом на английском, требуя меня к телефону. Она была уверена, что я где-то рядом, и потому даже не старалась подбирать выражения, кроя меня на все лады.

Этого я стерпеть уже не могла. Меня знатно перемкнуло.

Выхватила мобильник, но Штефан к тому моменту успел отпустить парочку грубых реплик и нажать на отбой. В итоге я сорвалась на нем, хоть умом понимала: он тут не при чем. Наговорила столько всего, что впоследствии промучилась на работе полдня, угрызаемая совестью. На нервах я сгрызла палочку мела, припасенную на крайний случай. Настроение было ни к черту. И лишь ближе к вечеру я набралась смелости войти в гостиную, где он сосредоточенно работал за своим ноутбуком.

— Нам нужна собака, — первое, что он сказал, увидев меня в дверном проеме и моментально вернувшись к работе. — Лабрадор или доберман, например.

— Зачем? — изумилась я.

Штефан вздохнул. Откинулся на спинку дивана, снял очки, чтобы потереть глаза. Затем поставил ноутбук рядом и похлопал себя по коленкам. Я покорно подошла и без зазрения совести устроилась в любимых объятиях.

— Когда между двумя разлад, лучшего повода избежать общества друг друга, чем выгулять собаку, я просто не вижу. Ибо сорри, милая, но я тоже человек, и нервы у меня не железобетонные. Могу и сорваться. А гулять в одиночку или ябедничать общим знакомым — не мое ни разу… Ты опять ела мел, — тяня слова, произнес он. — Скажи, принцесса, неужели так трудно проглотить таблетку кальция?

— Я все время о них забываю, — отмахнулась я, наспех оттирая языком остаток мела с уголка губ. — Пока малышам не исполнится год, — мои пальцы игриво зарылись в его волосы, пропуская их, точно прибрежный песок, — никаких собак. А там хоть алабая заводи. Фигурально, разумеется.

— Как скажешь, — развел он руками, без труда идя на уступку.

Я стыдливо потупилась и призналась:

— Не хочу извиняться. И так косячу двадцать четыре на семь, не хочу доставать тебя еще и постоянными извинениями. Превращать их во что-то незначительное. Это было бы уже слишком.

— Я не жду твоих извинений, — он с легкой полуулыбкой покачал головой. — Но знаешь, если так продлится и после родов, придется учить тебя манерам самому. Налажала — будь добра подставить свою аппетитную попку под мою ладонь.

— Все шуткуешь, — сощурилась я. — А вот твоя бывшая настроена куда как серьезней. Да и бывшей она себя не считает, если совсем придраться.

Я хотела добиться от него существенной реакции? У меня это получилось, хоть и не сказать, что без негативных последствий.

— Значит так, принцесса. — Штефан со вздохом потер лицо, взъерошил волосы и продолжил, легонько потрясая телефоном перед моим лицом: — Давай проясним этот долбанный момент раз и навсегда.

Сказано было таким тоном, что я внутренне содрогнулась: неужели доигралась? Довела мужчину до ручки и теперь вынуждена пожинать плоды. Но очень скоро я благодарно выдохнула, потому что, прикладывая трубку к уху, он пробурчал:

— Софию я отшил при тебе дважды, об остальных разах, так и быть, умолчу. На очереди родители. Тем более, Анька достала мозг выносить. У нее что ни день, то осточертевшая песня: верни Лиду, верни Лиду. «Пока не вернешь ее — можешь мне не писать и не звонить», — передразнил он, подражая девчачьему голосу.

Я хихикнула и, уткнувшись в его шею, обняла покрепче. На губах играла улыбка. Приятно было знать, что Аня выделила меня, как минимум на фоне Софии. И до сих пор обо мне помнила.

— Угу, — словно услышав мои мысли, сказал Штефан. — И это при том, что она пишет сама. Одно и то же, изо дня в день.

А потом наступил момент истины.

Он говорил по телефону столь же спокойно, сколь безумно, неистово колотилось сердце в моей груди. Я буквально не знала, куда себя девать. Дважды сходила на кухню попить, потом убежала в ванную — обдать пылающее лицо пригоршней холодной воды. Но вскоре выяснилось, что волновалась я понапрасну. Родители Штефана, узнав о моей беременности, были вне себя от счастья. Наперебой сыпали поздравлениями и желали мне крепкого здоровья. Сыну так и вовсе наказали держать за моим питанием и благополучием в целом глаз да глаз. А под конец пообещали помогать молодой семье, чем только смогут.

Сказать, что я была рада, — не сказать ничего. Счастье распирало изнутри, и на фоне скачущих гормонов я едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться. Штефан мог решить, что его принцесса или чересчур сентиментальна, или не менее глупа. Но ни того, ни другого, мне не хотелось, так что приходилось себя контролировать.

— Надеюсь, недомолвок не осталось?

Я мотнула головой, отчаянно краснея за утренний инцидент.

— А коса тебе все равно идет, — спокойно сказал Штефан.

Я отстранилась, награждая его пытливым взглядом:

— Как ты догадался?

— Сложно было не заметить недовольство на твоем милом личике, — фыркнул он, словно любую мою эмоцию мог считать так же легко. — Но впредь сообщай мне сразу, если тебе что-то не нравится. Договорились?

Я покорно кивнула, за что в качестве одобрения получила поцелуй.

— Как думаешь, кто?

В раздевалке было пусто — мы сегодня припозднились, — и Штефан, пользуясь случаем, обнял меня сзади, кладя ладонь на пока еще плоский живот и подбородок на плечо. Я пожала плечами, глядя на наше отражение в большом, во всю стену, зеркале:

— Еще только восемь недель, глупенький, — фыркнула. — Потерпи немного.

Обернувшись, я обвила его шею руками, внимательно глядя в любимые глаза.

— Хотя мне уже кажется, что дети будут одного пола.

— Две маленькие очаровательные девочки, — улыбнулся он, выворачиваясь и целуя мне руку. Порывисто, будто собирался ужалить. И тут же, подхватив меня под филейную часть, поднял и закружил в воздухе.

Когда же моим мольбам вняли и соизволили вернуть на твердую поверхность, я, покачиваясь и силясь отдышаться, полушутя уточнила:

— Разве я стала страшной?

Степа не сразу сообразил, в чем дело, а когда все же понял — рассмеялся и уличил:

— А говорила, не суеверная… Не выдумывай, принцесса. Для меня ты прекрасна в любом виде. Просто я как будто чувствую, что должны родиться именно девочки.

Кончиками пальцев я скользнула по любимому лицу, собираясь ответить нежностью. Но аккурат за нашими спинами, словно из воздуха, возникла Вера с двумя девушками из нашей группы. Штефан ослабил объятия, даруя мне больше свободы, впрочем, и далеко отпускать не думал.

— Мы вам не мешаем? — шутливо пожурила нас инструкторша и указала на запястье: — Время не ждет, миловаться будете потом.

При этих словах девушки — Лариса и Полина, кажется — переглянулись и хихикнули. Первая так и вовсе стрельнула хитрыми глазищами в моего немца, почти не скрываясь. Меня внутренне передернуло от злости и отвращения. Заметив мое недовольство, Степа показательно клюнул меня в щечку и потрепал по плечу в успокаивающем жесте, как любил делать.

— Штефан, — вновь обозначилась Вера, сбавляя градус накала, — берите фитбол и бегом в основной зал. И вы, девчнонки. Марш!

Уже у выхода она обернулась из-за плеча и осведомилась, где Василиса.

Подруга была на суде, а поскольку не имела возможности посетить завершающее курс занятие, наказала мне подробно отчитаться, чем мы занимались. Собственно, в ожидании ее мы и припозднились.

Вы спросите, какой еще суд? А дело вот в чем. В тот памятный день, когда мы с Штефаном поссорились (ну, ладно, ладно, это я с ним поссорилась) из-за косы, при нашем примирении и после того, как мы заручились поддержкой его родителей, я так расчувствовалась, что невзначай ляпнула, как же мне с ним повезло. Многим приходится гораздо туже, взять вон Ваську, которую до кучи принялся осаждать бывший. И понеслась! Слово за слово, Штефан вытянул из меня всю информацию, которую подруга даже мужу доверять не желала, зная его вспыльчивый характер. Было ли мне стыдно? Даже не обсуждается! Но и плюс во всем этом однозначно был: Макс, тот самый университетский друг Штефана, на чью свадьбу он приезжал в декабре, как адвокат по второму образованию был привлечен к истории с Антоном и шантажом. Так что одной конкретно взятой сестре еще предстояло отхватить свои серьги, и Макс с Васькой сейчас как раз этим занимались.

Но ничего из этого я, разумеется, Верочке сообщать не стала. Ограничилась сухой отмазкой о внезапных неотложных делах. Что, в общем-то, было правдой.

Сегодня мы занимались лишь час, в то время как остальные два были посвящены подведению итогов. Надо отдать должное Вере: она была внимательна к каждой из нас, ответила на все наши вопросы. С таким подходом она вызывала если не доверие, то хотя бы уважение. Расставалась наша группа, в лице воспрянувших духом будущих мамочек, с инструктором на очень доброй ноте.

По дороге домой Степа сообщил, что завтра прибудут его родители. Знакомиться с новой родней. Я была им только рада, хоть и жутко волновалась. Не скажутся ли напряженные отношения с мамой на знакомстве? И потом, предлог, под каким они собирались нанести визит, казался мне смутно недостоверным.

Штефан

Весь вечер моя малышка посвятила генеральной уборке. И хоть я принимал в ней самое активное участие, наутро Лида была тем еще переваренным пельменем. На ощупь дотянувшись до будильника, выключила тот и укрыла лицо подушкой. Забавная. Моя.

Радовало в ее состоянии еще то, что беспощадный утренний токсикоз на время оставил мою девочку. Нет, все-таки, как же здорово иметь возможность наслаждаться пищей, зная, что не выплюнешь ее уже через полчаса.

Я перекатился на спину, закинув обе руки за голову, и задумался: в какой момент все пошло не так?

Увозя Лиду с собой, я твердо знал, чего хочу. Но некрасивое появление Софии в самом начале, как и ее вызывающее поведение, внесли свои коррективы. Такова, увы, природа человека, что в памяти оседает один негатив. Неудивительно, что застав нас с Софи, принцесса сделала вывод не в нашу с ней пользу.

Черт возьми! все же было отлично. Знакомство прошло в уютной домашней обстановке, Лида понравилась моим родителям; отец недвусмысленно дал понять, что одобряет, и советовал ее не упускать. Да даже у привередливой и во всех моих девушках видевшей недостатки Ани принцесса вызвала симпатию с первой минуты.

К сожалению, я вынужден был отлучиться по работе, причем срочно. Дежурный охранник сообщил о неполадках в серверной боссу, а тот, в свою очередь, попросил заняться проблемой меня. Вернее, ее устранением. Работая в команже с системным администратором, мы довольно быстро нашли и ликвидировали причину сбоя. В тот вечер я вернулся домой за час до принцессы. София заявилась сама, без предупредительных звонков, а тем более осведомлений, дома ли я вообще.

Ну, а Лида… стала невольным свидетелем. И самое обидное — углядела лишь то, чего видеть не хотела; чего подспудно боялась, не отдавая себе в том отчета. Или попросту игнорируя тревогу. В любом случае она сбежала прямо из моих рук. А я не бросился следом, побоявшись сделать хуже.

О том, с какими жестокостью и хладнокровием выставил Софи, не хочу и думать. Первый раз я был настолько груб с женщиной, и несмотря на ее поведение, все равно жалел о своем поступке. И до сих пор чувствую угрызения совести по этому поводу. Но тогда я был зол. Полночи не мог успокоиться, а наутро проснулся с квадратной головой. Зато с зеркально ясным решением. Не было ни тени сомнений насчет правильности затеянного. Я видел цель, знал о препятствиях — и готов был действовать здесь и сейчас.

Прекрасно осознавая, что квартиру в Шарлоттенбурге купят быстро, тем более, с весьма привлекательным ценником по меркам района, да и Берлина в целом, я поручил это дело отцу. Собственно, до того, как отправиться следом за моей принцессой, я занимался как раз таки приготовлением и сбором всей необходимой документации, дабы у отца не возникло сложностей в мое отсутствие.

— Сын, — сказал он, вставая с кресла в своем кабинете, — ты знаешь без этих слов, мы с Хеленой уважаем твой выбор. И всегда уважали. Но как отец я прошу тебя обдумать свое решение дважды. Нет ничего проще, чем сжечь мосты. Гораздо сложнее вернуть утраченное.

— Знаю, отец. — Мой голос, как и мысли, не дрогнул. — Я уже все решил.

Отец посмотрел на меня серьезно, с неприкрытым уважением во взгляде. Принимая из моих рук папку с документами, только и сказал:

— Тогда Бог тебе в помощь.

Но одна эта фраза, в которой крылось одобрение отца, прибавленная к убеждению: назад пути нет, — заставила поверить в собственные силы. Офис отца я покидал с легкой душой. И ночи до отлета делил с ее шарфом на соседней подушке, что еще хранила аромат ее волос.

Что же до беременности — тут я неустанно благодарю наш первый раз. Я мечтал о семье, смутно не разбирая, чего мне не хватало рядом с Софией. Ее просто было много, и оттого быстро приелось. Когда же мы с Лидой встретились — фокус моих мыслей сместился на нее. Окончательно и бесповоротно. Я буквально грезил ей. И пусть все у нас произошло слишком быстро, где-то даже сумбурно, но я ни о чем не жалел.

Осторожно, стараясь не будить свое сокровище, я поднялся с постели и покинул залитую ярким солнечным светом спальню. Выполнив все утренние водные процедуры, приступил к завтраку. Стоя у распахнутой дверцы холодильника, мучимый дилеммой, я не мог придумать, что приготовить сегодня. В итоге остановился на тостах с джемом и кофе без сахара — последнее время Лида пила именно такой, да и с утра предпочитала легкий перекус. По мне так кофе без сахара — гадость, почище заливной рыбы (что, кстати, не шутка ни разу). Зато ей нравится. Это главное.

Я включил один из бессчетных музыкальных каналов, сделав потише, — настроение с утра было не менее дебилистическим, чем игравшая в динамиках попса. Дело быстро заспорилось. Когда все было готово, уложив завтрак на оригинальный поднос в виде плетеного мостика, я торжественно шагнул в нашу спальню.

Принцесса потянулась и так сладко простонала спросонья, что при виде сей картины у меня затвердели соски и натурально поджались яйца. Ширинка начала больно давить, а в голове моей будто торнадо прошелся — ни одной мысли.

Кроме единственной.

— С добрым утром, милая, — хрипло сказал я, ставя поднос пока что на прикроватную тумбу. — Сегодня важный день. Ты ведь помнишь, мы должны встретить моих родителей в аэропорту?

Она снова потянулась. Улыбнулась и, без лишних слов, притянула меня к себе. Мы затерялись в ворохе белых одеял, казавшихся мне облаками над персональным Эдемом.

***

— Как я выгляжу? — спросила она, отчаянно кружась перед зеркалом.

— Великолепна, как всегда, — не покривил я душой. В своем приталенном платье цвета марсала, длиной до середины бедра, и с завитыми в золотые кудри локонами она и вправду была божественна.

Подумать только. Сейчас это платье подчеркивает ее хрупкость, нежность, грацию. Сексуальность, красивую осанку и упругие полукружья пониже поясницы. Намекает на скрытую страсть, коей дышит зеленый взгляд и характер моей хулиганки. Но еще немного — и такой фасон беззастенчиво выдаст чуть округлившийся животик, давая понять окружающим мою принцессу самцам: она занята.

Она моя. И только моя.

— Лида, мы не собираемся шествовать по красной дорожке Голливуда, — усмехнулся я, отвлекая себя от навязчивых мыслей взять ее прямо на комоде в прихожей, и заверил: — Ты слишком хороша для них.

Моя девочка беззлобно фыркнула, мигом просекая, в чем тут дело:

— Так и скажи, что боишься опоздать.

Подтрунивая и подгоняя друг друга, мы вышли из квартиры.

— Ты все проверил? — голосом мамочки осведомилась моя зануда.

Я изобразил нетерпеливого подростка, то бишь закатил глаза и приставил пистолет из пальцев к виску.

— Миллион ра-а-аз!

— Ты какой-то подозрительный, — с улыбкой сощурилась она.

Со всей невозмутимостью я сделал жест, будто закрываю рот на замок. Она хихикнула и шлепнула меня по заду аккурат в тот момент, когда мы вышли из подъезда. Нет уж, милая! Раньше срока я тебе не скажу ни-че-го. Иначе весь мой замысел пойдет псу под хвост.

Всю дорогу до аэропорта мы молчали, предвкушая и представляя встречу — уверен, в ее прекрасной блондинистой головке кипела та же каша. В последний момент, уже подъезжая к пункту назначения, я поймал себя на том, что как-то чересчур крепко сжимаю в руке руль. В желудке словно заворочался ледяной ком, хотя в машине не было холодно. Напротив, учитывая тот факт, что включить кондиционер я так и не разрешил. Только окна открыть, от чего, кстати, толку практически было.

Наверное, встреча, коей я стал свидетелем, запомнится мне надолго. В плане теплоты и позитива, эмоций, от которых дух захватывало. Словами не передать, что творилось в моей душе в тот момент, когда принцесса, завидев родителей с Анькой, сорвалась с места и буквально бросилась им навстречу. А я стоял в паре десятков метров и тупо наблюдал за происходящим с растянутой от уха до уха улыбкой.

Мама с Лидой не могли расцепить объятий, и папа глядел на них со сдержанной смесью радости и понимания на лице. Анька незаметно подмигнула мне, я подмигнул в ответ.

Мои женщины были счастливы — это все, чего я желал. Оставалось лишь покорить неприступную вершину в лице Зинаиды Михайловны. Женщины, подарившей мне моего ангелочка.

Лида

Ничего подобного я не чувствовала со времен окончания университета! Под прицелом сотен пар глаз и на высоких каблуках, путаясь в юбках, я восходила на сцену в актовом зале, чтобы получить долгожданный диплом, и тогда мне казалось, что сделай я лишний шаг или случайно посмотри в сторону — непременно упаду.

Сейчас же под ногами была твердая земля и низкая подошва балеток, однако ощущения были в точности такими же, как много лет назад.

Из аэропорта мы прямиком поехали к моим родителям. К тому моменту мое волнение дошло до критической степени, и пришлось передать управление Штефану. Вести машину в моем состоянии было рискованно.

Заранее позаботившись о гостинцах, нам не было нужны где-либо останавливаться, что лишь приближало пугающий до дрожи в коленках миг. А потом мы просто заехали в знакомый двор. Поднялись на нужный этаж — и Штефан позвонил в дверь.

Мое сердце оборвалось. Остановилось — и резко пустилось вскачь. Руки тряслись, так что я старалась совладать с ними, пряча их за пышным букетом из хризантем. Белых, что так любила мама.

Наконец дверь открылась. «Сейчас или никогда», — сказала я себе и протянула букет.

— Привет, мам.

Мама изумленно посмотрела на Циммерманов за моей спиной, затем перевела взгляд на меня. Глаза ее вдруг увлажнились, а губы мелко задрожали. Не сказав ни слова, она порывисто обняла меня, прижимая к пышной груди. И тихо-тихо всхлипнула мне на ушко. А может, мне это лишь послышалось.

16 недель

Изнемогая от духоты, я ввалилась в отведенную под кабинет комнату — здесь было куда как прохладнее зала или кухни. Все потому, что окна выходили на балкон со стороны заднего фасада, где до полудня царствовала ее величество спасительная тень. А ведь на дворе только конец апреля. Страшно представить, что будет твориться летом.

— Ты звонил им? — спросила я, присаживаясь на колени к любимому.

Не так давно мы приобрели кондиционер хваленой фирмы, но, не проработав и недели, он сломался. Наверное, заводской брак, подумали мы и решили обратиться в магазин, хотя бы уже потому, что имели на это право.

— Угу, — промурлыкал Штефан, не отрываясь от работы. — Обещали мастера не раньше двух.

— О, господи, я не вынесу еще три часа в пекле. Целых три часа! — взялась я нудить и закатывать глаза. Впрочем, безрезультатно: у моего мужчины довольно быстро выработался иммунитет. Поблажки он делал хоть и часто, но, увы, исключительно по собственному усмотрению. — Может, махнем к нашим? Заодно проведаем папу…

Два месяца назад состоялось Большое Знакомство, — как шутливо называем его мы с Штефаном, — на котором, тем не менее, не все прошло гладко. В разгар застолья, когда формальная часть оказывается пройдена, а едва захмелевшие, веселые новые родственники мало-помалу перестают чувствовать дискомфорт в обществе друг друга, — знакомство плавно перетекает в иной формат. А-ля байки из жизни, обсуждение предметов общих интересов, разговоры о политике, в конце концов. Да, мало ли что, тем всегда предостаточно, если мысли и суждения людей резонируют между собой.

Так вот, в разгар нашего застолья в дверь позвонили. Ни мама с папой, ни, тем более, бабуля, никого не ждали. Я вызвалась открыть, желая сохранить ту уютную, идиллическую атмосферу, что витала по гостевой, пока все были в сборе, за одним столом. Однако, как я ни старалась не допустить омрачения нашего тихого праздника, у меня ничего не вышло.

На лестничной клетке стояли…

— Капитан полиции Козлов.

— Младший лейтенант Ослик, — представились мужчины в форме, поочередно предъявив ксивы.

И если второй, что помоложе, показался мне смутно знакомым, то первого я помнила очень даже отчетливо. Именно он, с помощником (быть может, тем же Осликом), наведывались ночью в квартиру Васьки, вызванные возмущенными шумом соседями. Именно он так настойчиво пытался со мной флиртовать тогда. И именно его номер телефона я затребовала у подруги в тот вечер, когда с романтическим ужином в качестве тяжелой артиллерии меня поджидал Быков.

Сейчас же мужчина напротив совершенно меня не узнавал. А я и не стала о себе напоминать. Зачем? Ни для кого не новость, что у подобного типа мужчин каждая встречная женщина — особенная, и уж без нее-то они жить не могут, ага.

— Чем могу помочь? — ровным тоном осведомилась я, хоть внутри уже поднимала голову тревога.

— Скажите, а гражданка, — тут капитан заглянул в исписанный от руки лист бумаги, — гражданка Деева Лидия Денисовна вам знакома? Мы ездили по месту ее жительства, но не застали. Заявитель сказал, что она часто бывает здесь.

— Я… Лидия Денисовна, — выдавила я, непроизвольно душа себя рукой и ничегошеньки не понимая. Какой еще «заявитель»? — Что-то случилось? Я вроде бы законопослушный гражданин…

— Отлично, — непонятно чему кивнул Козлов и снова заглянул в бумажку, под которую вместо планшетки подложил кожаный портфель. — Лидия Денисовна, к нам поступило заявление от некоей Лапиной Ирины Сергеевны. Вам такая знакома?

— Да, но… Я не понимаю, какие могут быть претензии у Иры ко мне. Мы с ней коллеги и в некотором смысле почти соседи. В остальное время не пересекаемся.

Тут в прихожей, очевидно, посчитав мое отсутствие долгим, появились Штефан и мама.

— А вот гражданка Лапина сообщает об обратном, — продолжал капитан Козлов с самым непоколебимым видом. — Она утверждает, что вы украли у нее золотое колье стоимостью в сто пятьдесят тысяч рублей.

Мама ошеломленно выдохнула.

— Погодите, — покачала я головой и на миг крепко зажмурилась. — Что? Но это же бред. Это невозможно. Откуда у Иры такие деньги? Может, она сама его у кого-то скоммуниздила?

— Ну почему же, — прокашлялся Козлов и перекатился с пятки на носок и обратно, меряя меня странным взглядом. — Ирина Сергеевна — женщина видная, вполне возможно, колье ей подарил один из поклонников.

И меня сию же секунду осенило, будто током шандарахнуло. Этот охочий до юбок оборотень в погонах решил приударить на сей раз за Лапиной. Наверняка уже все сфабриковано, а если так, то как же мне быть? О, боже, ведь только-только все начало налаживаться…

— Мне глубоко плевать, что у Ирины и откуда, — выступил Штефан, заслоняя меня собой, — но давайте перейдем к делу. Могу я увидеть заявление? Я муж Лидии, — добавил он в ответ на недоверчивые взгляды капитана и его помощника.

Капитан с заметной неохотой передал потрепанный лист формата А4, на котором неодинаковым, словно скачущим, размашистым почерком были выведены строк двадцать, не больше. Штефан пробежался по содержанию и не сдержал эмоций:

— Вот же с-сволочь, — прошипел он.

— Моя дочь не воровка!!! — вскричала мама, и на поднявшийся шум из гостиной выбежали остальные.

— Воровка не воровка, а обыск провести наша прямая обязанность, — отрезал Козлов, сунув папочку с заявлением под мышку. — Проедемте к вам, Лидия Денисовна. И, ради бога, не вынуждайте меня применять силу против женщины.

Отступая от дальнейших подробностей, изложу вкратце.

При тщательном анализе и разборе деталей, оказалось, что дело действительно сфабриковано. А если точнее, его пытались состряпать Лапина на пару с Константином. Как позднее рассказал в участке Штефан, он был свидетелем их разговора, из которого следовал вывод об их близких отношениях. Но показания любимого или мои тем более не дали бы, ровным счетом, ничего, если бы не счастливый случай.

Служители правопорядка обшмонали каждый уголок, каждый сантиметр нашей квартиры, беспорядочно разбрасывая все — начиная с жестяных банок с крупами на кухне и заканчивая нашим бельем в спальне. А когда нашли искомое, — вежливо пригласили проехаться до участка.

При виде наручников у меня натурально сдали нервы. Брыкающуюся и шипящую меня постарались выволочь на лестничную клетку, в то время как Штефан орал благим матом и силился «отобрать» меня у двух здоровых мужиков. Они даже дверь заблаговременно открыли, облегчая себе задачу, и вот эта-то деталь и стала решающей.

Просто фортуна улыбнулась нам, и меж тем как меня обвиняли в том, чего я не совершала, ничего не подозревающий сосед сверху Вася аккурат собрался встречать дочку из школы. Казалось бы, какая ирония! Раньше я все время недоумевала, почему бы ребенку не ходить самой? Но именно эта причуда Василия спасла мне шкуру.

Сосед, добрая душа, вызвался помочь, услышав мои причитания о том, что скорее всего колье подбросил Костя. А вернее, он не просто помог, он настоял на проверке записей видеорегистратора за нужное число. Благо, наученный горьким опытом на дороге, он имел привычку не выключать регистратор на ночь и все записи загружать в облачное хранилище.

Мои догадки подтвердились. Костя, в последний свой визит, зашел в подъезд с пакетом, а вышел уже без него. Этот пакет впоследствии был обнаружен в мусорном ведре на кухне Лапиной. На допросе они во всем сознались. Они действительно были любовниками, но Быкову было удобно со мной, потому он тянул с расставанием, а Лапина устала ждать. Когда же я порвала с Костей, он подался к Ире. Она поставила ультиматум, на который он согласился.

В общем, прежде чем мы докопались до истины, мы с мамой сорвалась в истерику, а папу вовсе госпитализировали с рецидивом. И все же я отказалась писать встречное заявление. Я слишком устала от Быкова, чтобы думать о нем и его рисковой пассии и дальше. Все, что меня заботило на данном этапе жизни — благополучие моей семьи и будущих детей. Посему я решила сосредоточиться на насущном, и Штефан мое решение поддержал, найдя его мудрым.

Некоторое время — в больнице и после выписки — мы исправно навещали папу. Ему уже намного лучше, практически месяц назад он вернулся к прежней жизни. Так что сейчас, упоминая об отце, я вполне умышленно старалась надавить на больную мозоль и вынудить Степу пойти на поводу. И нет, стыдно мне за это не было! Ну, разве что, самую малость, при допущении, что папа бы случайно узнал о сим безобразии.

— Принцесса, — откинувшись в кресле, Штефан поправил сползшие очки на переносице, в то время как второй рукой придерживал меня за талию. — Денис Александрович здоровее нас с тобой вместе взятых. Ты уверена, что хочешь таскаться по жаре через полгорода?

— В машине есть кондер. В отличие от дома, — нахально фыркнула я, будто в том была заслуга любимого.

— Даже не думай, — сказал, как отрезал этот гад, широко разведя руками. — Я костьми лягу, но не допущу, чтоб ты снова заработала пневмонию. Мне хватило и одного раза, знаешь ли.

Я закатила глаза — нашел, что вспомнить! Еще одно мое недавнее приключение в копилке таковых. Но все обошлось, так как мы обратились в больницу на раннем сроке, когда болезнь не была запущена. После врачи единогласно твердили, что жизни матери и детей ничего не угрожает, но Штефан еще долго не находил себе места, окружая меня гиперопекой и носясь, как с писаной торбой.

Он неодобрительно вздохнул и признался:

— Иногда я так хочу покусать тебя за вредность, даже не представляешь.

Я широко улыбнулась и вскочила на ноги быстрее, чем он договорил мне вслед:

— Собирайся, так и быть. Но чур я еду с компом! Скоро дедлайн, а у меня еще конь не валялся.

***

Вечером к нам наведались Васька с Вадиком и Макс с кроткой женой Ариной. Тортом и шампанским (последнее пили исключительно мужчины) мы отметили удачное завершение судебного процесса в отношении Антона, бывшего жениха Василисы, вознамерившегося оттяпать у подруги полквартиры. Но вместо этого он отхватил по полной программе за установленный факт мошенничества. Губозакаталка в виде нехилого штрафа прилагалась в комплекте.

— Уже слышала, что произошло? — увлеченно спросила Васька, пользуясь моментом: Макс с Ариной собрались уходить, но что-то в их машине сломалось, и теперь мужчины во дворе ковырялись под капотом старой Ренохи, а Арина светила им телефоном.

— Ты о чем? — уточнила я, складывая тарелки в раковину.

Васька облокотилась о столешницу у мойки и, не выпуская пустого стакана из-под сока, задумчиво изрекла:

— Последний Иркин ухажер поматросил ее и бросил. Не знаю, что за кошка между ними пробежала, но сегодня ее фотки в стиле «ню» полдня провисели на сайте универа. На главной странице.

— Вот те раз, — присвистнула я, замирая.

— А по-моему, ей еще маловато будет, — позлорадствовала Васька и воодушевилась: — Ну, хоть так, подруга. Врединам мира сего воздалось. Бумерангом по затылку. Очень жаль, что Костя отделался легким испугом, ну да ладно, не будем о грустном. Предлагаю это дело отметить!

Васька разлила в два стакана натурального сока и подала один мне.

— За справедливость, что ли, — улыбнулась я.

— За нее!

Эпилог

Пять месяцев спустя

Окно палаты чем-то звякнуло.

— Точно к тебе, Лид, — участливо сообщила соседка по палате, Юля, возлежа с дочкой на койке и кормя ее грудью. А потом вздохнула: — Моим-то еще рановато.

Я улыбнулась. Без чьих-либо слов знала: он уже здесь. Сложила распашонку в руках и отправила ее в большую сумку, к прочим вещам — моим и моих девочек. Малышки мирно спали на заправленной идеально койке.

Отодвинув жалюзи ровно настолько, чтобы засечь меня не представлялось возможным, я пересилила себя и посмотрела в окно. Нет. Все-таки не сдержалась! Уронила лицо в ладони, не веря своим глазам.

Во дворе, между багровых аллей, тремя этажами ниже, меня ждали моя семья и верные друзья — все, кроме Васьки, которая родила раньше моего и пока все свое время посвящала сыну. А впереди всех, выступив, как из шеренги, стоял мой мужчина. Он заметил меня, широко улыбнулся, стоя на одном колене. В его руках красовались букет кроваво-красных роз и открытая бархатная коробочка. А на асфальте перед ним белела надпись мелом: «Принцесса, будь моей женой».

Я закусила губу, не в силах сдержать улыбку. Резко «сбежала» за жалюзи, пытаясь совладать со сбитым дыханием, и тут мой взгляд снова привлекли малышки. Две крохотные сладкие девочки.

Штефановны? Степановны?..

Продала родину. Развалила армию!.. Вот дедушка-то обрадуется… словами не передать! Уже представляю эту встречу: мы с ним на пороге родительской квартиры — и по малютке на руках…

Все, это точно конец. Капитуляция. И белый флаг… а точнее — сразу два. Вон, лежат, завернутые в пеленках, недовольно морща носики… Ну, правильно. Сколько там на часах? Почти полдень. Самое время подкрепиться и сменить подгузники. А папка пусть… Ой, да что там папка! Пусть весь мир подождет.

***

Задарив медработников цветами и встретив меня прямо из палаты, Штефан помог вынести сумки и малюток. О всяких нежностях и комплиментах с поздравлениями и говорить нечего — я получала их ежеминутно, не уставая отвечать любезностями, шедшими от чистого сердца. Как итог: со двора больницы я выходила сплошь задаренная цветами и шариками. А провожать нас вышел, кажется, весь медперсонал. На радостях я не сразу узнала нашу «ласточку» среди наряженных машин.

Штефан помог мне усесться на заднее сиденье и, пристроившись рядом, осторожно забрал у меня малышек. За руль села Анька и, во главе «кортежа», мы бодро выехали домой.

Не помня себя от счастья, перемазанная слезами, я ответила согласием еще во дворе роддома. Но Штефан, видно, посчитал, что потрясений недостаточно, так что уверенно продолжал:

— У меня для тебя новость, моя королева.

— Меня повысили? — насмешливо уточнила я.

— Скорее, вознесли, — по-доброму хмыкнула Анька, стрельнув глазками через зеркало заднего вида.

Глаза же любимого блеснули страстью, но вопрос он проигнорировал.

— Я продал квартиру в Берлине.

Моя челюсть пришла в движение немедленно.

— Ты серьезно? Зачем? — изумилась я.

— Решил вернуться на родину, — улыбнулся он, легонько пожав плечами. — Но если серьезно, этот вопрос в любом случае было не избежать, если мы собираемся пожениться. К тому же это отличная возможность покончить с прежней жизнью. Я уже расплатился с адвокатом, который позаботился о моей профрепутации. Остальной суммой мы погасим твою ипотеку и справим свадьбу. Это мой тебе свадебный подарок.

Он склонился и поцеловал меня, а я расплылась в счастливой улыбке, понимая, что могу положиться на сидящего рядом мужчину. И мне нравилось быть простой и слабой. Но в то же время защищенной, как за каменной стеной женщиной.

Конец