Двойной удар Слепого

Глава 13

Мерцалов шел по улице, разглядывая вывески, засматриваясь на витрины. Новая Москва ему определенно не нравилась. Она еще не дошла по насыщенности всеобщим богатством до уровня западных столиц, но уже возомнила о себе бог весть что.

«Ресторан „У Константина“» – прочел Мерцалов довольно скромную вывеску и толкнул ладонью металлическую, облитую белым пластиком дверь. Та мягко поддалась, и он попал в полутемное фойе. За перегородкой скучал гардеробщик, бравого вида мужчина лет сорока-пятидесяти.

«Ну вот, – отметил Мерцалов, – и здесь сидит отставной военный. Такая же участь была уготована и мне. С моими знаниями, с моим опытом принимать пальто у разжиревших жуликов и ждать, пока они, расщедрившись, положат тебе в ладонь доллар-другой. Наверняка этот мужик раньше был полковником, для майора он имеет слишком холеное лицо».

И Мерцалов ощутил приятное злорадство, охватившее его душу, когда бывший военный с поклоном принял от него пальто и шляпу, а затем расплылся в подобострастной улыбке при виде того, как Мерцалов вытаскивает из портмоне деньги – те самые, которые получил от, разговорчивого валютчика в Смоленске.

– Держи, отец, – буркнул Мерцалов, хотя по возрасту в сыновья гардеробщику никак не годился.

Но люди после тридцати словно попадают в разные измерения, в каждом из которых время течет по-своему. Одни стремительно стареют, обзаводятся сединой, отращивают животы, другие же, такие, как Мерцалов, будто консервируются. Лишь только глаза выдают их, да кожа рук становится жестче и грубее.

В зале ресторана, обставленного без показной роскоши, было довольно уютно. Повсюду зеленели искусственные деревья в кадках, столики были отгорожены один от другого невысокими стеночками. Заведение, похоже, большой популярностью не пользовалось. Посетителей в это время сидело в нем мало. Из шестнадцати столиков, имеющихся в зале, занятыми оказалось всего лишь шесть. Да и то три из них были сдвинуты вместе, и за ними расположилась довольно неприятная компания – то ли грузины, то ли армяне – короче, лица кавказской национальности, наверняка уже давно обитающие в Москве. Они, отчаянно жестикулируя, громко, в полный голос, разговаривали, почти кричали, то и дело из бурного потока иноязычной речи вырывался разухабистый русский мат, и можно было подумать, что кавказцы ссорятся. Но едва ли, скорее всего, они вели деловой разговор. Языка, на котором они беседовали, Мерцалов не знал.

Распорядителя в зале не наблюдалось.

Мерцалов сел там, где ему понравилось – возле самого окна, – и стал смотреть сквозь полупрозрачную тюлевую занавеску на улицу. Он все еще находил для себя новые впечатления, и теперь его очередным открытием было то, что московские женщины за время его отсутствия стали куда привлекательнее, чем раньше.

То ли косметика сделала свое дело, то ли новые фирменные шмотки, а может, это дыхание свободы придает людям красоту.

Мерцалов перехватил взглядом официанта, идущего по залу.

«Ну вот я и дома, – с иронией поздравил себя Мерцалов, – смотрю на халдея, а он ноль внимания. Хоть бы кивнул, сказал бы, что подождите минутку, сейчас обслужу клиентов… Да если даже деньги не в состоянии изменить бывших моих соотечественников, значит, их уже ничто не изменит. Здесь можно жить».

На обратном пути официант все-таки удосужился сделать несколько шагов в сторону и положил на стол Мерцалову меню в толстой фирменной кожаной папке.

Меню на двух страницах, довольно скромное. Большую часть в нем занимало перечисление тех продуктов, которые можно найти в каждом коммерческом киоске даже в самой глухой провинции. Всякие батончики, сомнительных сортов сигареты, шоколад, жевательная резинка. Экзотические названия Мерцалова не интересовали вовсе.

Пробежав глазами названия холодных закусок, он облизнулся: «Есть-таки! Вот она – сельдь с луком. Теперь присмотрим себе первое блюдо».

Свой выбор Мерцалов остановил на борще, при этом, правда, подумал: «Наверняка свекла окажется консервированной. Но для начала сойдет. Это потом я сделаюсь более разборчивым, а пока дело даже не во вкусе, а в самих названиях: „Сельдь с луком“, „Борщ“, „Щи“… А вот шницель в панировочных сухарях и моя любимая жареная картошка с консервированным зеленым горошком».

Картина оказалась бы завершенной, если бы Мерцалов заказал еще и компот из сухофруктов. Но этого «яства» советских времен в ресторане «У Константина» уже не водилось. Пришлось довольствоваться кофе, минеральной водой и ста пятьюдесятью граммами водки.

Официант принял заказ и удалился на кухню. Мерцалов огляделся.

Как и всякий профессионал, он смотрел на окружающий мир в своем особом ракурсе. Автомеханик не видит на улице просто машины – он замечает, какая из них побывала в ремонте, где новая покраска, а где еще заводская. Гаишник, даже возвращаясь со службы, невольно отмечает все нарушения правил дорожного движения. Мерцалов же не мог видеть перед собой просто зал ресторана. Он непроизвольно оценивал помещение с точки зрения удобства совершить покушение и обеспечить себе безопасный отход.

«Дверь у них со стороны улицы одна, – рассуждал Мерцалов, – значит, продукты с этой стороны они не подвозят и наверняка существует другой вход, черный, для персонала и грузчиков – тот, через который сюда вносят ящики с продуктами и напитками. Зальчик небольшой, значит, кухня еще меньше. Если нужно исчезнуть, больших проблем с этим не возникнет. Достаточно воспользоваться выходом на кухню – и проблема решена сама собой».

Официант поставил перед Мерцаловым заветную сельдь с луком, обильно политую подсолнечным маслом – не рафинированным, не безвкусным, а чуть мутноватым, отчетливо пахнущим подсолнечными семечками. И Мерцалов взялся за еду. Он отламывал небольшие кусочки черного хлеба, корка которого была усыпана шариками кориандра, и макал этот хлеб в чуть солоноватый, пахнущий рыбой рассол, смешанный с растительным маслом.

Давно он уже не испытывал такого удовольствия, особенно если учесть, что впереди его ждало свидание с жареным картофелем, шницелем и консервированным зеленым горошком. Мерцалова уже не раздражал мат, доносящийся от столика, занятого кавказцами, наоборот, он согревал душу. И если раньше Олег брезгливо кривился, заслышав русскую нецензурщину на улицах Рима или Лондона, то теперь она звучала для него вполне естественно.

«Да, – подумал Мерцалов, – слышать мат здесь, в России, это то же самое, что наблюдать жизнь хищных зверей в естественных условиях их обитания. Что на Западе понимают в свободе? – он усмехнулся. – Свобода – это возможность расслабиться, чего они не умеют делать напрочь», – и он с удвоенной энергией набросился на жирную атлантическую сельдь, из которой на кухне удалили далеко не все кости.

В этот момент дверь ресторанчика отворилась, и в нее вошел неприметный мужчина, крепко сложенный, с внимательным цепким взглядом. Он приехал на скромных «жигулях», которые, правда, были не его собственностью, а казенными. В кармане у него лежало удостоверение ФСБ на имя капитана Сергачева. Начиная с десяти часов утра капитан наведывался в небольшие московские ресторанчики, кафе. Такое задание получил не только он, а еще семь сотрудников управления, возглавляемого генералом Потапчуком. Каждому из них была выдана фотография Мерцалова и установка: наемного убийцу не задерживать, при его обнаружении тут же сообщить руководству и начинать слежку.

Капитана Сергачева уже мутило от выпитого за это время кофе. Нужно же было что-то заказывать, приходя в ресторан или в кафе. В первых двух заведениях капитан Сергачев с аппетитом позавтракал, не забывая прихватывать счета для оплаты их бухгалтерией, но потом, ощутив тяжесть в животе, переключился исключительно на кофе. Повсюду он делал вид, что у него с кем-то назначена встреча. Сидя за столиком, то и дело поглядывал на часы, сокрушенно качал головой. А потом доставал из кармана трубку радиотелефона, набирал свой домашний номер, заведомо зная, что ему никто не ответит, и бросал в трубку пару многозначительных фраз. После чего быстро расплачивался и уезжал, но недалеко, до следующего квартала, где вновь заходил в ресторан и заказывал чашечку ненавистного ему теперь черного кофе и пол-литровую бутылочку минералки.

На ресторан «У Константина» капитан особых надежд не возлагал. Это заведение не славилось ни хорошей репутацией, ни хорошей кухней, и более-менее сведущие в Москве люди обходили его стороной. Но в обязанности Сергачева входило посещать все заведения, расположенные в обведенных красным фломастером квадратах на карте. Вся центральная часть Москвы и прилегающие к ней районы были поделены заместителем генерала Потапчука между оперативными сотрудниками управления.

Капитан Сергачев скинул пальто на руки гардеробщику и машинально провел ладонью по борту пиджака, чтобы убедиться, на месте ли пистолет. Затем шагнул в зал, сразу же обратив внимание на компанию кавказцев.

Мерцалов сидел к нему спиной – так, что сразу узнать его капитан Сергачев не мог. Да и выглядел он теперь немного иначе, чем на фотографии, сделанной полгода тому назад. Осмотревшись, капитан ФСБ шагнул вперед – ему не терпелось взглянуть в лицо широкоплечему мужчине, сидевшему перед тарелкой, в которой дымился жареный картофель и лежал большой, как подошва ботинка, шницель, обжаренный в сухарях.

Мерцалов настолько расслабился, что даже не обернулся, чтобы посмотреть на вошедшего, хотя и услышал шаги. Он был уверен, что ничего ему не угрожает.

Пройдя в самый конец зала, капитан Сергачев уселся за пустой столик и положил перед собой сложенную в узкую полоску газету. Скользнул взглядом по лицу посетителя, отрезающего от шницеля кусочек за кусочком.

Сергачев за время своей службы в ФСБ научился разбираться в лицах. Его не могли ввести в заблуждение ни строщенные усы, ни накладная борода, ни очки, ни измененная прическа. Он научился, глядя на человека, отбрасывать эти детали и замечать только лицо – форму носа, разрез глаз, линию рта – то, что изменить невозможно.

Сердце Сергачева забилось учащенно.

"Не может быть! – подумал он. – Такой удачи не бывает! Не волнуйся, сосредоточься, посмотри на него еще раз, только уже не так внимательно, улучи момент, когда он посмотрит в тарелку, и подними глаза, не поворачивая головы. Ты же знаешь, бывает много людей с одинаковыми чертами лица, может, тебе показалось?

Семь раз отмерь!"

Теперь Сергачеву было сподручнее смотреть на Мерцалова: подошел официант и встал как раз на линии, соединяющей их столики. Сергачев то и дело поднимал глаза от меню, переспрашивая названия блюд, лишь бы только подольше смотреть. Он заказал полный комплект того, что можно назвать обедом, – салат, суп, второе и чашку кофе.

– Все? – спросил официант.

– Да. И счет, пожалуйста, принесите сразу. Я спешу. Оплачу, и не будем зависеть друг от друга.

– Будет сделано.

– И побыстрее.

Официант подхватил меню, прямо-таки вырвав его из рук растерявшегося капитана – тот-то рассчитывал еще им попользоваться, чтобы не так явно разглядывать Мерцалова. Пришлось вооружиться газетой, которую капитан прочел уже, наверное, раза три. Другую он покупать не стал: новости везде одинаковые, а всякие бредовые сенсации в бульварной прессе его не интересовали.

«Все-таки это он», – решил Сергачев, откладывая газету в сторону и прикидывая, как ему сейчас следует поступить.

Вынимать радиотелефон прямо здесь, в зале ресторана, было небезопасно. Мерцалов, если судить по ориентировке, выданной генералом Потапчуком, очень осторожен и наблюдателен, знает, что за ним может быть установлена слежка.

"Вот если бы в ресторане было побольше народа…

А то я заметен, как плевок на лысине, – подумал капитан Сергачев, вновь прикасаясь к борту пиджака и незаметно расстегивая пуговицу, чтобы в случае чего было удобнее выхватить оружие. – Точно он! Загар у него не такой, как после отдыха. Это уже и не загар, а скорее цвет кожи. Наверняка этот тип жарился на солнце не пару недель, а несколько лет. Выгоревшие волосы… – капитан Сергачев заставил себя отвести взгляд от Мерцалова и занялся изучением конфигурации пятен на скатерти. – Лучше всего поступить сейчас так, – рассудил он, – выхожу в туалет, оттуда связываюсь по радиотелефону с управлением и снова возвращаюсь в зал. Вряд ли Мерцалов будет сидеть здесь долго. Кажется, он никого не ждет, а просто зашел пообедать.

Все-таки варит котелок у Потапчука, если он принял решение направить людей по ресторанам. Мужики не любят готовить и, если у них есть деньги, предпочитают ходить в ресторан. Вот тут-то ты, Мерцалов, и попался. На мелочи, на ерунде".

Сейчас Мерцалов ел без прежнего аппетита. Во-первых, насытился, а во-вторых, не понравился ему новый посетитель. Посидев здесь совсем немного, он уже разобрался в обстановке.

"Случайные люди здесь оказываются очень редко, – понял он. – По всей видимости, здесь что-то вроде диспетчерской кавказской группировки. Значит, этот парень не из завсегдатаев. Он несколько раз посмотрел на меня, в то время как других почти не удостоил вниманием. Конечно, это еще ни о чем не говорит. Возможно, пришел переодетый мент, которому дали задание разузнать, что творится в ресторане, и этим объясняется его повышенное внимание ко мне – все-таки свежий человек. Но выправка у него не ментовская, это уж точно.

Бери повыше – спецслужба. А чернозадые, расположившиеся за тремя сдвинутыми столиками, птицы не такого уж высокого полета, чтобы ими занимались спецслужбы. Наверняка дальше мелкооптовой контрабанды сигаретами и спиртным они не идут, может, девочками по мелочи приторговывают… Но и портить себе обед тоже не хочется. Доем, поднимусь и пойду.

Посмотрим, что он предпримет. Если и впрямь фээсбэшник – двинется за мной или попытается связаться с начальством по рации. Не переживай и не спеши, возможно, ты ошибаешься".

Мерцалов допил кофе и с показной непринужденностью закурил.

«Значит, у меня в распоряжении есть минут пять, – подумал капитан Сергачев. – По-моему, он ничего не заподозрил и вряд ли поднимется раньше, чем выкурит сигарету».

Оставив на столе сложенную газету, он поднялся из-за стола и вышел из зала. Туалет располагался рядом с гардеробом. И тут Сергачеву не повезло: отставник, работавший в гардеробе, очень не ко времени решил воспользоваться унитазом. И капитан, примостившись в узком облицованном кафелем проходе, не рисковал доставать телефон, в то время как за дверцей кабикки пыхтел от натуги гардеробщик. Капитан не собирался вести секретный разговор государственной важности, пока не останется в туалете один…

«Отлично, самое время», – решил Мерцалов, лишь только капитан исчез из зала.

Олег подозвал официанта, быстро расплатился и торопливо пошел к гардеробу.

«Черт, куда же подевался этот гардеробщик?» – Мерцалов несколько раз постучал номерком по стойке, затем перегнулся через нее и заглянул за простенок.

Там, на небольшом ободранном журнальном столике, лежала кипа газет, придавленная сверху очками в массивной оправе с толстыми стеклами.

«Значит, не далеко ушел, – подумал Мерцалов. – Дождусь его. Самое главное – успеть заметить выражение лица этого не то мента, не то фээсбэшника, когда он увидит, что я собрался уходить. Рванет за мной или останется здесь? Дождусь его появления».

Взгляд наемного убийцы стал ленивым, но внутренне Мерцалов собрался и даже расстегнул пиджак, чтобы можно было быстро выхватить висевший под мышкой в желтой кожаной кобуре тяжелый армейский пистолет, заряженный бронебойными пулями. Он прислушивался к каждому звуку, доносившемуся из туалета, жалея о том, что не заглянул туда раньше. Ему было жизненно необходимо знать, сколько там кабинок – одна или две – и находится ли там кто-то еще, кроме незнакомца.

Но и даром терять времени Мерцалов не стал. Он продолжал изучать обстановку. И сделал приятное и полезное открытие. Дверь в противоположной стене гардероба, которую он заприметил раньше, сейчас была приотворена, и выяснилось, что она ведет не в какую-нибудь глухую подсобку, как он предположил первоначально, а в длинный коридор с парой дверей.

«Наверное, кабинет директора и бухгалтерия».

В конце коридора виднелось окно, выходившее во двор.

Мерцалов еще несколько раз нервно ударил пластиковым номерком по стойке гардероба. Он не видел, что в этот момент неподалеку от входа в ресторан остановился светло-голубой «рафик» с занавесками на окнах.

А если бы и увидел, то рассмотреть, кто сидит внутри, было бы невозможно. Занавески не просто висели на окнах – они надежно прикрывали от посторонних глаз салон микроавтобуса.

К ресторану «У Константина» прибыло шесть омоновцев в полной экипировке: короткие автоматы без прикладов, бронежилеты, на поясах наручники и дубинки – не гладкие, как у милиции, а шипованные, с металлическими стержнями внутри литой резины.

ОМОН действовал по испытанной, уже не раз проверенной схеме, разработанной специально для борьбы с преступными группировками. Эти бойцы прибыли из Твери, в то время как группа московских омоновцев направилась в Тверь, чтобы провести аналогичную операцию. Так сводилась к минимуму возможная утечка информации.

Операция была разработана достаточно грамотно.

Во всяком случае, кавказцы, которых собирался захватить ОМОН, ни о чем не подозревали и продолжали свое совещание в ресторане.

– Все готовы? – спросил лейтенант, кладя руку на рычаг открывания двери.

– Да, – послышались глухие голоса.

Лейтенант отодвинул занавеску, отделявшую салон от места водителя, глянул на окна ресторана сквозь лобовое стекло микроавтобуса. Отсюда можно было рассмотреть, что делается в зале.

Лейтенант усмехнулся:

– Отлично, ребята, они здесь. Вы двое, – он указал на двух рослых бойцов, сидевших поближе к двери, – перекрываете выход на кухню. Первым делом обыскиваем клиентов. Потом забираем с собой и везем на базу. Всем все ясно?

Не дожидаясь ответа, он распахнул дверь и выпрыгнул на засыпанный снегом асфальт. На то, чтобы преодолеть двадцать метров, отделявших «рафик» от двери ресторана, омоновцам потребовалось несколько секунд. Растолкав прохожих на тротуаре, они ворвались в ресторан.

– Стоять! Не двигаться! – гаркнул сержант-омоновец, направляя ствол автомата прямо на Мерцалова.

Двое бойцов остались возле гардероба, остальные вбежали в зал. Тут же послышались шум, крики. Кавказцы сопротивляться не стали. Лейтенант с еще одним бойцом старательно обыскивали темноволосых мужчин, выстроившихся лицом к стене с поднятыми над головой руками. Лейтенант листал паспорта, а сержант разряжал найденное оружие – три газовых пистолета.

«Черт, – подумал Мерцалов, – угораздило же меня попасть на чужую свадьбу!»

Возможно, все и обошлось бы, но Мерцалова подвел смуглый цвет лица – омоновцы заподозрили в нем кавказца.

– Лицом к стене! – скомандовал сержант, поводя стволом автомата.

– Ребята, я здесь ни при чем, посмотрите документы, – миролюбиво проговорил Мерцалов, лихорадочно думая, как выкрутиться.

– Лицом к стене! – бесцветным голосом повторил сержант, и его рука легла на дубинку.

Мерцалов медленно, как бы нехотя, повернулся, встал лицом к зеркалу.

– Руки положи на стену!

Мерцалов выполнил и это приказание.

Капитан Сергачев, потерявший терпение и уже было доставший трубку радиотелефона, вновь спрятал ее, лишь только заслышал переполох в ресторане.

«Черт, что там такое?!» – он переложил пистолет в карман пиджака, осторожна открыл дверь и выглянул наружу.

Первое, что он увидел, так это ствол нацеленного на него автомата. Оружие казалось не настоящим, а игрушечным – таким огромным был омоновец, державший его.

– Кто там еще? – омоновец толкнул дверь ногой и оттеснил Сергачева. Рванул на себя дверь кабинки, за которой сидел гардеробщик.

Сержант ОМОНа и Мерцалов на какое-то время остались один на один. Омоновец опустил автомат и только собирался обыскать Мерцалова, как тот резко присел и, повернувшись к сержанту лицом, выхватил из-под мышки пистолет. Мерцалов никогда не тянул время, прежде чем сделать выстрел. Он поступил так же и на этот раз. Бронебойная пуля, как картонку, прошила бронежилет.

Сержант взмахнул руками и рухнул на пол. Мерцалов перепрыгнул через стойку гардероба, схватил пальто. В этот момент, отталкивая один другого, из туалета вырвались омоновец и капитан Сергачев. Мерцалов хладнокровно выстрелил – дважды.

Первым упал омоновец, следом свалился как сноп Сергачев.

На бегу надевая пальто, Мерцалов захлопнул за собой дверь, ведущую в коридор, повернул ручку замка и рванул к окну.

Первым в гардероб вбежал лейтенант ОМОНа и, ничего не понимая, уставился на три трупа – двух своих бойцов и незнакомца в штатском. Из-под отброшенной полы пиджака-незнакомца выглядывала кобура.

Мерцалов в этот момент уже успел открыть окно, он спрыгнул с подоконника на снег и пересек двор. Арка вывела его на другую сторону квартала. Он торопливым шагом, застегиваясь на ходу, дошел до угла, оказавшись на людной площади, и нырнул в подземный переход.

Затем поднялся из него на другой стороне площади, сел в первый попавшийся двухвагонный троллейбус и через заднее стекло стал смотреть на переулок, из которого он только что вышел. Троллейбус тронулся, а преследователи в переулке так и не появились.

А тем временем лейтенант ОМОНа с одним из бойцов уже выломали дверь и матерясь выбирались из распахнутого окна. Они пробежали вдоль цепочки следов, ведущих к сквозной арке.

Сколько они ни расспрашивали, никто из прохожих не заметил, чтобы кто-то выходил из этой арки. Минут через пять пришлось поворачивать обратно – лейтенант понял: преступнику удалось скрыться.

Когда они вернулись к месту происшествия, лейтенанта ожидал еще один малоприятный сюрприз.

– Товарищ лейтенант, посмотрите, вот что обнаружено у убитого!

Офицер посмотрел на разложенные на стойке гардероба веши: тяжелый пистолет с полной обоймой, удостоверение сотрудника ФСБ на имя капитана Сергачева и отпечатанная с большой степенью разрешения на цветном лазерном принтере фотография какого-то мужчины.

– Кто это? – лейтенант ткнул пальцем в бумажную фотографию.

– Это тот, кто застрелил наших и фээсбэшника, – доложил подчиненный.

«Ну и влипли мы», – подумал лейтенант ОМОНа.

Он еще не был уверен, что фээсбэшника застрелили не омоновцы. Вполне могла получиться накладка: тот выхватил оружие, и бойцы открыли огонь; возможно, убежавший тоже имеет удостоверение спецслужб.

– Точно, что он стрелял?

– Да, товарищ лейтенант, я уже посмотрел – наши не стреляли: гильзы только пистолетные, три штуки.

Всех уложил этот.

– Вы уже сообщили в ФСБ?

– Да, их люди вот-вот будут здесь.

Кавказцы уже и не пытались договориться с ОМОНом полюбовно: дело приняло серьезный оборот.

В то время, когда в ресторане «У Константина» оперативная группа ФСБ собирала отпечатки пальцев, опрашивала свидетелей, Мерцалов уже спускался в метро.

Оказавшись в тесном вагоне, он повернулся правым боком к стене, чтобы в давке никто ненароком не ощутил в его кармане массивный пистолет, и, глядя через стекло на змеившиеся на стене темного тоннеля кабели, пытался разобраться в том, что случилось.

"Вариант первый, – подумал Мерцалов. – ОМОН приехал брать кавказцев, а я попал под руку чисто случайно. Что ж, это выглядит вполне правдоподобно. – Он напряг память:

– Так, нашивки… Какие нашивки были у них на рукавах? Да, ОМОН не московский, тверской. Если бы хотели взять меня, то наверняка захват производил бы не ОМОН, а приехали бы люди из ФСБ. Но этот мужик в штатском, пришедший в ресторан после меня, кто он такой? – Мерцалов попытался представить себе ситуацию в другом свете. – Так, если предположить почти невероятное: меня решили сдать.

Кто? – тут же задал он себе вопрос. – Заказчик убийства этого сделать не может, я действую через посредника, а того ничего, кроме денег, не интересует. Ладно, допустим, ему предложили деньги за то, что он сдаст меня. Сомнительно, но все-таки возможно. Этот человек следит за мной, приходит в ресторан и в момент, когда я готовлюсь уйти, выходит в туалет, чтобы передать по рации сигнал к моему задержанию. Нет, этот вариант тоже следует отбросить – тогда бы я не сумел уйти, блокировали бы не только выход на улицу, но и служебный вход, ведущий во двор".

Ясности в рассуждениях не прибавилось. Вагон вздрогнул, остановился. Половина пассажиров покинула его, но тут же целая толпа хлынула на их место.

Вновь Мерцалова прижали к стене. Двери закрылись, и вагон, покачиваясь, помчался в черном тоннеле.

«По-моему, я зря разгадываю шарады, – уже начинал злиться на себя Мерцалов. – Появление ОМОНа говорит лишь об одном – о том, что в этом злополучном ресторане охота шла не на меня. А парень в штатском, скорее всего, из милиции, следил за кем-нибудь из кавказцев».

Тут в памяти Мерцалова всплыл момент, когда капитан Сергачев выглянул из-за двери туалета.

"Нет, о том, кто такой этот в штатском, ОМОНу известно не было. Эх, было бы у меня время, хотя бы секунд десять, чтобы заглянуть ему в карманы! Ориентировка, удостоверение… – многое бы прояснилось.

Ненужные вопросы отпали бы сами собой. Может, плюнуть мне на задание, – мелькнула шальная мысль, – и выйти из игры? Нет, слишком уж велика ставка, после этого меня в покое не оставят".

Поезд проехал еще пару станций, и Мерцалов вышел из вагона.

«Все-таки случайность, – наконец-то решил он. – Нелепая, опасная, но случайность, которую невозможно было предусмотреть».

Он прошел мимо небольшого гастронома, затем свернул в универсам.

«Теперь придется обедать, ужинать да и завтракать только дома».

Мерцалов накупил продуктов. В зале самообслуживания ему совсем не приходилось общаться с продавцами, а кассиры, как он знал, никогда не смотрят на лица людей. Значит, его здесь никто не запомнит.

«Я становлюсь слишком осторожным, – думал он, поднимаясь в лифте к своей квартире. – Но это и неплохо. Свидание с родиной расслабило меня, и я чуть было не попался по-глупому. Теперь все контакты и выходы на люди нужно свести к минимуму».

Он загрузил принесенные продукты в холодильник, принял душ. Его пальто неприятно пахло пороховым дымом, ведь он сунул пистолет в карман, не дождавшись, пока дым стечет из ствола. Мерцалов вывернул карман, отыскал в шкафу плечики, повесил на них пальто и вынес его на балкон. Потом плотно задвинул занавески на кухне и за столом принялся разбирать оружие. Тщательно вычистил его, уничтожив запах, после чего некоторое время сидел неподвижно, глядя на пластиковый номерок гардероба, оставшийся у него после побега из ресторана.

Мерцалов нацепил номерок на кончик ножа, щелкнул зажигалкой. Пламя лизнуло блестящую пластмассу.

Черный вонючий дым двумя черными струйками потек по номерку, потянулся к потолку. Пластмасса занялась, стала плавиться. Тяжелые огненные капли срывались в потемневшую алюминиевую пепельницу.

«Как в детстве. Мы называли эти капли зажигательными бомбами».

Со свистом капли ударялись в дно пепельницы, наплавлялись одна на другую, попадали в сигаретный пепел и застывали черными шариками. В огне исчезли цифры, надпись, осталось лишь пластиковое колечко.

Огонь подбирался и к нему.

Последний кусочек номерка – пластмассовую дужку – Мерцалов сжег, зажав ее между двух спичек. И когда последняя огненная капля тяжело плюхнулась на дно пепельницы, а черный дым развеялся в воздухе, Мерцалов твердо заключил, что все произошедшее с ним – чистая случайность и менять свои планы пребывания в Москве не стоит. Нужно лишь быть предельно осторожным и, как всегда, выбирать нетривиальные способы выполнения задания.

"Хорошенько подумай, – сказал себе Мерцалов, – выработай сначала один план, затем отбрось его. Потому что если тебе понадобилось на его разработку пять минут, значит, те, кто станут искать тебя, придут к тем же выводам, что и ты, порассуждав час, два. Затем придумай второй план. И пусть на это уйдут часы, зато ты будешь знать, что твоим противникам, чтобы разгадать его, понадобится день, полтора. И вот тогда, когда тебе покажется, что все возможности исчерпаны, сам собой сложится в голове, придет к тебе третий план, самый невероятный, самый трудный, но, – Мерцалов усмехнулся, – этот-то план не сможет разгадать никто. Ведь если даже тебе он представится невыполнимым, что говорить о тех, кто пытается вычислить ход твоих мыслей.

Я правильно делаю, что никогда не доверяю разработку деталей другим, полагаюсь только на себя. Именно поэтому мне удается выигрывать. А секрет моего успеха чрезвычайно прост. Я думаю один, а они всегда думают коллективно, выдвигают версии, спорят, пытаются проникнуть в мою психологию. Но дело в том, что придуманное одним не в силах повторить несколько людей.

Каждый член оперативной группы тормозит других.

И моя личная логика всегда будет выгодно отличаться от их коллективной логики".

Мерцалов выдвинул обойму из рукоятки пистолета и один за другим вставил туда три недостающих патрона.

Затем погасил в квартире свет и взял в руки винтовку с оптическим прицелом. Он чуть-чуть раздвинул шторы на окне в комнате и, устроившись за столом, принялся методично, одно за другим рассматривать окна в доме напротив.

Перекрестие прицела скользило по перекрестиям рам. На одних окнах Мерцалов совсем не задерживался, другие рассматривал подольше. Сцены, открывающиеся его взору в чужих квартирах, менялись, как в видеоклипе.

Вот мальчик играет на ковре с собакой, а в окне рядом мужчина и женщина сидят на кухне за столом. Семья ли это, или они живут в соседних квартирах, а может, в разных подъездах и, возможно, даже не знают друг друга в лицо?

«Вот так всегда, – думал Мерцалов, – ты видишь разрозненные части жизни. Иногда везет, и удастся связать их правильно, сопоставить. А иногда ты ошибаешься и сводишь воедино несопоставимое. Точно так же произошло сегодня со мной».

Теперь Мерцалов вел прицел от нижних окон к верхним и улыбался. Почти во всех квартирах, расположенных на нижних этажах, можно было рассмотреть только то, что делается на кухне, остальные же окна надежно прикрывали шторы. А чем выше скользил взгляд Мерцалова, тем более открытой становилась жизнь в квартирах.

Наконец он нашел то, что искал.

– Так я и знал, – пробормотал Олег. – Не может быть, чтобы в таком огромном доме никто не занимался любовью!

На седьмом этаже, за большим полукруглым окном, он видел пару, расположившуюся на застланном клетчатым пледом диване. Это были еще совсем юные парень и девушка, наверное, старшеклассники. Девушка стеснялась своей наготы, сидела, плотно сжав ноги, подтянув колени к груди и обхватив их руками. Парень что-то говорил ей на ухо.

Мерцалов, давно и хорошо научившийся разбирать слова по движению губ, ловил каждое слово, чувствуя, как его самого охватывает возбуждение.

– Да что ты ее уговариваешь? – шептал Мерцалов. – Если уже разделась, значит, обязательно будет трахаться. Ты заметь, как она поглядывает на тебя: ей тоже интересно, как и тебе. Ты только заведи ее – и потом не остановишь. Вот, правильно ты ей сказал: «Дай посмотреть на тебя». Ну же, поворачивайся, милая!..

Девушка неловко повернулась, сидя на диване, и раздвинула ноги. Руки школьника скользнули по ее бедрам, и его лицо стало восторженно-напряженным.

Он, краснея, смотрел, быть может, впервые в жизни на то, что прежде доводилось видеть лишь в видеопорнушках.

«Я стесняюсь», – прочел Мерцалов по губам девушки.

Дальнейший разговор его интересовал мало. Он с удовольствием разглядывал обнаженное юное тело.

– Эх, парень, мне бы твои года! – шептал он. – Твои года с моим теперешним опытом. Она бы визжала сейчас от удовольствия и лезла на стены!..

Но мальчишке недоставало не то что опыта Мерцалова – было видно, что у него опыта нет вообще. Его подружка тоже, похоже, не была искушена в сексуальных премудростях, и когда их неумелая любовь завершилась, Мерцалов почувствовал разочарование.