Пролетает состав мимо спящих полустанков…
…мимо почти не освещенных платформ…
…мимо высоких водокачек, черными силуэтами врезающихся в лунное небо…
Грохочут по рельсам колеса.
Изредка подмигнет зеленый глаз светофора, отразится мгновенным бликом в проносящихся черных вагонных окнах…
…и где-то вдалеке испуганным тенорком вскрикнет встречный товарняк…
А «Красная стрела» вежливо ответит ему своим громким солидным баритоном…
…Могучий, красивый Ангел лежал на своем месте, смотрел в темный потолок купе остановившимися глазами.
В. В. со слабой надеждой вытащил из-под столика пустую бутылку из-под джина, включил настольную лампу, убедился, что в бутылке не осталось и капли джина, сунул ее обратно под стол.
Спросил с нескрываемым интересом:
– А дальше?.. Что было потом?
– Вы не очень устали? – очнувшись, вежливо осведомился Ангел.
– У меня сна – ни в одном глазу. И вообще у меня ощущение, что я не просто слушаю вас, а вижу все, что вы мне рассказываете!..
– Так оно и есть, – подтвердил Ангел.
– Я не знаю – поймете ли вы меня, Ангел, это слишком специфично, вряд ли вы когда-нибудь с этим сталкивались… Но у меня создалось стойкое впечатление, будто я сижу в ленфильмовском или мосфильмовском просмотровом зальчике при монтажной и смотрю еще не озвученный и не смонтированный материал, только без дублей, а я, достаточно опытный сценарист, безумно хочу узнать – что же все-таки было дальше в этой истории! Понимаю: веду себя совершенно непрофессионально, но никак не могу отделаться от вопроса – кто был тот самый «неблагополучный Человек», к которому вас послали на выручку?..
– Видите ли, Владимир Владимирович, если я сразу начну рассказывать вам именно про этого человека – вы не уясните себе всего наворота событий. Ибо это история целой семьи, начавшаяся задолго до моего появления на Земле. Рассказывать же вам всю «семейную историю» этого маленького ленинградского клана – чудовищно утомительно! – сказал Ангел.
– Для вас? – скептически спросил В. В.
– Нет. Для вас, – возразил Ангел.
– Идите вы!.. Я обожаю семейные истории! Мне осточертели наши телевизионные бандиты, братки-депутаты и зоологически завистливая ненависть к олигархам, которых в нашем кинематографе играют самые низкооплачиваемые актеры в мире! С наслаждением бы пересмотрел «Сагу о Форсайтах». Немедленно подавайте свою «семейную историю», Ангел!!!
Ангел отодвинул гофрированную занавеску, посмотрел в оконную черноту ночи и сказал:
– Ну что ж… Гасите настольную лампу, ложитесь и прикройте глаза. Как говорят в Одессе: «Вы просите песен – их есть у меня!» Сейчас вы получите уже озвученный вариант.
В. В. послушно выключил лампу, улегся и закрыл глаза. И уже откуда-то издалека услышал голос Ангела:
– Чуть больше тридцати лет тому назад девятнадцатилетняя Фирочка Лифшиц, по паспорту – Эсфирь Натановна, в миру – Эсфирь Анатольевна, учительница начальных классов средней школы, неожиданно потеряла невинность. Была, так сказать, по обоюдному согласию «дефлорирована» незнакомым ей водопроводчиком Серегой Самошниковым…
– Уже безумно интересно! – с закрытыми глазами ухмыльнулся В. В.
– Забыл спросить вас, Владим Владимыч, вы не боитесь небольшого перемещения во Времени? Примерно лет на тридцать, на сорок назад? – спросил Ангел.
– Я просто мечтаю об этом! В то время я был еще – ого-го!..
– Прекрасно, – сказал Ангел. – Тогда – вперед!
– Эй-эй, Ангел! – всполошился В. В. – Почему вперед?! Вы же говорили – назад… Впереди, кроме встречи с внучкой Катей, мне уже почти ничего не светит…
– Простите, ради всего святого, – виновато проговорил Ангел. – Вперед – в смысле назад – в историю, в Прошлое!
В ожидании этого прыжка из одного Времени в другое В. В. напрягся, зажмурился, и… ничего не произошло!
Только стены и потолок двухместного купе спального вагона «Красной стрелы» вдруг стали как-то странно таять, растворяться в воздухе…
…заполняться нормальным дневным светом и превращаться в…
– И пожалуйста, никаких сухомяток! Обязательно доешь бульон с клецками, – говорила Фирочкина мама Любовь Абрамовна.
– И чтоб в доме никаких посиделок! – грозно сказал папа Натан Моисеевич. – Ты меня слышишь?! Тетя Нюра будет заходить и проверять тебя. А через две недели, когда мы вернемся, она нам все расскажет.
По страдальческому лицу Фирочки было видно, как она жаждет отъезда родителей.
– Хорошо, хорошо, мамочка! Папа! Не нервничай… Отдыхайте и ни о чем не думайте, умоляю вас!
– Глядя на тебя, можно подумать, что тебе не терпится спровадить нас из дому, – грустно сказала Любовь Абрамовна.
– Мамуля, прости меня, но я просто жутко хочу в уборную!
– Ну, хорошо уже, хорошо! Идем, Люба, – говорит Натан Моисеевич.
Он поднимает большой фибровый чемодан с никелированными металлическими уголками и выносит его на лестничную площадку.
Любовь Абрамовна целует Фирочку и выходит из прихожей за ним.
Фирочка облегченно поднимает глаза в потолок, словно благодарит Всевышнего за освобождение, закрывает дверь на все замки и засовы и мчится в уборную, на ходу расстегивая халатик…
ГОЛОС АНГЕЛА:
– До потери невинности у Фирочки оставались всего один час и двадцать шесть минут…
Натан Моисеевич тащит тяжелый чемодан по внутренним дворам старого петербургского дома.
Любовь Абрамовна несет дорожную сумку и сетчатую авоську.
– Ты же сумасшедший! – говорит она мужу. – Ты же абсолютный мишугинэ!.. Кого ты попросил следить за Фирочкой, за твоей дочерью?!
– Как кого? Свою младшую сестру Нюру! Что, она за две недели не сможет пару раз зайти к своей племяннице?
– Если бы я знала, что оберегать нашу Фирочку ты попросишь эту блядь Нюрку, на которой пробы ставить негде, я бы тебе голову оторвала! И все остальное.
– Ай, не крути мне бейцы!.. – спокойно говорит Натан Моисеевич.
И тут они выходят из полутемной подворотни своего дома прямо на солнечный свет улицы Ракова.
Натан Моисеевич ставит чемодан на мостовую и лихо предлагает:
– Берем такси?
– Обойдемся автобусом, – говорит Любовь Абрамовна.
Натан Моисеевич безропотно поднимает чемодан, и они оба уходят в сторону Манежной площади…
Раздался звук спускаемой воды в уборной, и оттуда, на ходу застегивая халатик, выскочила развеселая Фирочка…
ГОЛОС АНГЕЛА:
– Так выглядело начало двухнедельного счастья Фирочкиной свободы. Фирочка даже не подозревала, что до утраты невинности, о чем она тайно и трусливо мечтала лет с тринадцати, у нее оставалось совсем немного времени – всего один час девятнадцать минут.
Но шум спускаемой воды в туалете подозрительно не прекращался.
Фирочка насторожилась, прислушалась – там, в уборной, вода склочно забулькала и отвратительно захрюкала!!!
В испуге Фирочка бросилась обратно в туалет и заглянула в горшок: уровень воды в унитазе не уходил в слив, а, наоборот, угрожающе поднимался!..
Фирочка рванула в комнату, лихорадочно стала рыться в отцовских бумагах…
…наконец отыскала затрепанную телефонную книжку, панически листая страницы, обнаружила нужный номер и стала названивать в домоуправление…
Типичная домовая контора шестидесятых. Два стола, на стенках графики, социалистические обязательства, какие-то таинственные списки…
За одним столом – невзрачный, тусклый мужчина в бывшем офицерском кителе…
…за другим столом – суровая, булыжного вида женщина в крепдешине. Она и подняла трубку звонящего телефона: