Моё имя Сигюн, и я — жена пламенного Локи. Быть госпожой, принадлежащей темпераментному богу огня, никогда не было просто. Каверзный Локи недаром получил своё прозвище: своенравный, непримиримый и вспыльчивый, он не отличался мягким нравом с первого дня нашего знакомства. И всё же, с того самого дня и по сей миг я любила своего повелителя так преданно и нежно, как только способна женщина любить мужчину. Любовь Локи была другой: жадная, страстная, безудержная — она скорее походила на одержимость.
Иногда к моим ногам ложился весь мир: дорогие ткани, диковинные украшения и драгоценные камни, полные богатства и золота чертоги, покорные и исполнительные слуги и, наконец, он сам — гордый, красивый, сильный и непозволительно пленительный. А порой собственный же дворец безжалостно обрушивался на мою голову, и с замиранием сердца я встречала того другого Локи, которого сильно боялась: он был непредсказуем и жесток. Это был эгоистичный, властный и беспринципный полуас-полувеликан, который всегда добивался своего. Любых целей. Любыми методами. Без жалости. Без сострадания. Без любви.
Несложно догадаться, почему моя переменчивая жизнь не была лёгкой и, тем более, спокойной. Однако ещё труднее, чем быть госпожой, принадлежащей богу огня, оказалось при этом быть богиней, рождённой добрым и благожелательным богом света Бальдром, любимым всеми… Кроме Локи. Что до лукавого бога обмана… Горько признать, что его недолюбливал и сторонился не только мой ласковый к другим отец. Весь Асгард боялся и осуждал хитроумного аса, ради которого я оставила родной дом и последовала в самое жаркое, обжигающее пламя, грозящее поглотить меня и сжечь дотла.
Демон зла, зловредный дух, двуликий бог… Каким он был на самом деле? Это было ведомо лишь мне одной, и, впрочем, едва ли даже я могла знать всю правду до конца. Слишком скрытен, изворотлив и хитёр был мой независимый супруг. Но и того, что открылось мне за долгие месяцы, проведённые подле каверзного Локи, было достаточно, чтобы узнать его совсем с другой стороны, понять неочевидные мотивы его мечущейся души, принять не только лишь его несомненные достоинства, но и самые страшные недостатки. Увы, Асгард оставался слишком непримирим и закостенел, чтобы разглядеть это, увидеть страстного аса моими глазами, а Локи — горд, вспыльчив и упрям, чтобы обнажить свою иную суть.
Что оставалось мне, нежной благодарной дочери и любящей верной жене? Каждый новый рассвет я встречала со смутным беспокойством, затаившемся в самом отдалённом уголке сердца, каждый новый день я ступала босыми ногами по острию клинка в тщетной наивной надежде сохранить то, что мне было так дорого. Я одинаково сильно любила своего светлого отца Бальдра, почитала традиции и устои верховных богов Асгарда и в то же время — своего противоречивого супруга, чьи смелые мысли, ясный зоркий взор и решительность открывали передо мной целый новый мир, непривычный и непокорный, пугающий и манящий. Как я могла удержать две одинаково важные части моей жизни, но и два несоизмеримо разных мира от войны, от погибели? Как хрупкая слабая ранимая асинья могла совладать с волей двух сильных независимых асов и не лишиться рассудка?..
— Я здесь, чтобы забрать Сигюн в свой чертог! — когда громогласные слова, полные гнева и вызова, сорвались с губ моего отца, вторгшегося в золотые палаты бога огня в полном боевом облачении, с лучшими своими воинами, с длинным мечом наперевес, а мой ослабленный тяжёлым ранением супруг, ни минуты не колеблясь, вышел ему навстречу, я была к этому близка. Я не могла поверить, что не ослышалась, и, судя по зловещей тишине, повисшей повсеместно, не только я одна. Я не узнавала Бальдра, как в ту ночь, когда собственный отец едва не запер меня в темнице своего чертога.
Он был жёстким, решительным, сильным, смотрел упрямо, грозно, и впервые за свою недолгую жизнь я увидела в нём сына Одина — величайшего из богов, сотворителя мира. Вся мягкость и нежность его родного облика улетучилась в один миг, и становилось ясно только одно: жар солнца призван не только согревать, но и казнить, уничтожая всё сущее. Подобно ему, мой любящий отец в редкие минуты гнева перевоплощался в непоколебимого и мужественного воина. Какая злая ирония! Бальдр и Локи, свет и пламень, такие близкие, такие схожие, так яро ненавидели друг друга!
Локи ничего не ответил. Я сделала несколько осторожных шагов в сторону, чтобы взглянуть на его бледное лицо. На мгновение на нём можно было уловить немалое удивление, но совсем скоро это искреннее чувство поглотила ядовитая напускная усмешка, холодный презрительный блеск глаз, призванный скрыть гнев, бурливший в его горячей груди. Когда мёртвая тишина и ожидание, наконец, сделались невыносимы, бог огня смело шагнул вперёд и, медленным демонстративным жестом вынув меч из ножен на уровне глаз Бальдра, протянул его к противнику в таком же немом вызове, который читался в глазах моего отца. Остриё его смотрело точно в грудь благодушного аса.
— Попробуй, — насмешливо и надменно вскинув голову, вкрадчиво предложил лукавый Локи, и губы его тронула зловещая демоническая улыбка, глаза алчно сверкнули. Я замерла на месте не в силах поверить в происходящее, как и тем страшным вечером, когда турсы ворвались в наш чертог. Это не могло происходить наяву, это было страшное видение родом из моих ночных кошмаров. Я боялась за отца, ведь по части вероломства никому не сравниться было с находчивым богом обмана — это касалось и боя — но в то же время ужасно переживала за обожаемого мужа, которого только обрела вновь, и который был ещё слишком слаб для серьёзного поединка. Особенно после изматывающего и неудачного боя с Хаканом, в конце которого вновь дала о себе знать незажившая полностью рана.
Губы Бальдра оскорблённо дрогнули и скривились, ожесточая красивое правильное лицо, а затем — сердце моё заметалось с такой силой, что вынудило меня болезненно схватиться за грудь — он выхватил свой меч и скрестил его с клинком Локи. Сталь издала протяжный заунывный звон, приглушённый нарастающим биением в моих висках. Раскрыв искусанные в кровь губы, я тяжело дышала, ощущая, как сильно кружится голова, а тело холодеет и слабеет от мучительного волнения. Ни один из них не отступит. Это только миг безмолвия, затишье перед бурей, во время которого воздух дрожит и трепещет от напряжения, но он не продлится долго. И в центре это страшного и бессмысленного безрассудства я, снова я. Разве так может быть?..
Яростный стон клинков вывел меня из состояния оцепенения. Задохнувшись от ужаса, я бросилась вперёд. Не знаю, на что я рассчитывала в ту минуту, но если бы не ловкие и удивительно сильные руки Варди, поймавшего меня в последний момент, я точно попала бы под удар. Первые несколько шагов, движений казались мигом самолюбования каждого из асов — слишком осторожно и продуманно они действовали, каждый по своим причинам. Выпад, замах, удар — и снова разочарованный лязг меча, отражённого другим мечом. Перестав вырываться из рук предусмотрительного слуги и околдованно наблюдая за размеренными движениями противников, я ощущала, как дурнота подступает к горлу откуда-то из глубин живота, но не могла сосредоточиться на своих ощущениях, поглощённая страшным и в то же время прекрасным зрелищем.
Воины разогревались, их движения становились быстрее, сильнее, резче, а сами боги — всё неосторожнее. Я поняла в тот миг, чем отличается ложный бой с Хаканом от настоящего. Ненавистью. Лютой ненавистью, что рождает ярость, дарующую силу. Я никогда прежде и после не видела любимых мною мужчин такими: они рубились насмерть, в одержимости схватки находя исступлённое наслаждение. Только тяжёлое хриплое дыхание, нарастающий гулкий звон мечей, приглушённые звуки шагов и прыжков — и больше ничего. Казалось, обитатели обоих чертогов перестали дышать, исчезли, растворились, отступили назад. Только отец и муж, двое непримиримых врагов, каждого из которых я бесконечно любила и почитала. Только боль, ненависть, кровь, ярость… И совершенная беспомощность, невозможность что-либо изменить.
Сама не знаю, почему я не рвалась и не кричала, не сопротивлялась Варди. Всё было, как в тумане, голова кружилась так сильно, что я уже не могла отличить сон от реальности, только взволнованно сжимала тонкими пальчиками верх груди, где раз за разом пропускало удар моё трепещущее сердце. Никто не двигался с места. Ни один из стражников не решался сделать шаг без приказа своего господина, восхищённо или одобрительно наблюдая за мастерством боя своего бога. Им было легче. Каждый воин знал свою сторону от первого вздоха и до последнего. Решимость, определённость, преданность. Но в моём случае не могло быть победителя или проигравшего: при любом исходе я была бы повержена. Одна половина моего сердца должна была быть уничтожена другой. Оттого, верно, оно вырывалось из груди в предсмертной судороге, делая меня совершенно беспомощной. Глаза щипали от зарождавшихся слёз.
Финал жаркой битвы был предрешён: кто чаще держал в руках меч, тот и праздновал победу. В ловком грациозном прыжке Локи ударил противника сапогом в грудь, повалив его на спину, вторым отточенным движением ноги при приземлении он выбил у Бальдра из руки меч, после чего приковал врага к земле, бесцеремонно и жёстко ступив ему на грудь. Я попыталась вскрикнуть, но голос мой пропал, я не могла даже вздохнуть. Встрепенувшись, я оттолкнула Варди прочь, но не сумела ринуться вперёд. Всё в груди сжалось от страха и отчаяния, середину живота пронзило ноющей болью, мир перед глазами смешался и поплыл.
Однако я ещё успела увидеть, как бог огня умело перехватил меч и замахнулся. По выражению его искажённого яростью лица я понимала, что пощады не будет, только не в этот раз. Распахнув светлые ресницы, Бальдр смотрел на него удивлённо и потерянно, как смотрит незадачливый зверёк на ядовитого змея, заворожённый близостью своей кончины. Тот короткий миг растянулся для меня в вечность. Вот и всё: утратив отца, убитого мужем, я теряла их обоих, ибо такой поступок я бы никогда не сумела простить. Сверкнув роковой молнией, с силой рассекая воздух, тяжёлый клинок ринулся к земле, в свирепой и слепой жажде пронзить грудь горячо любимого мной родителя, когда…
— Госпожа! — последним, что я расслышала, был крик Рагны — точь-в-точь такой же, как при злосчастном падении с лестницы — и чьи-то заботливые руки мягко поймали моё вмиг обессилевшее тело. Я лишилась чувств, не сумев выдержать этой невыносимой пытки, не желая видеть, как любимый мной ас безжалостно расправится с другим любимым мной асом. Я медленно проваливалась в нежный желанный мрак забытья, не помня ни себя, ни окружающих. О милостивое проведение, позволь мне больше никогда не вернуться из него!..
Резкий отталкивающий запах вырвал меня из сладостного морока, заставив вздрогнуть и закашляться. В глаза ударил яркий солнечный свет, на мгновение ослепив меня. Голова ещё немного кружилась, и я с трудом разлепила ресницы, оберегавшие взор от жаркого солнца. Я узнала свои покои, рядом на моей постели сидел Локи — цветное пятно его огненных волос сразу цепляло взгляд. Кажется, неподалёку были ещё какие-то слуги, по крайней мере, в стороне то и дело кто-то мелькал. Тяжело вздохнув, я прикрыла глаза ладонью, вспоминая, что произошло и как давно я здесь нахожусь.
— Отец! — встрепенувшись, я села в постели, отчего к горлу немедля подступил противный приступ тошноты, мешая дышать. — Мой отец! Локи, мой отец… — чуть не плача, простонала я, не в силах закончить страшный вопрос. Я всё вспомнила. И судя по бледному лицу Рагны, появившейся из золотых лучей Соль, и по пропитанной потом и кое-где кровью рубашке мужа, прошло совсем немного времени с момента страшной расправы. Глаза мои наполнились слезами, я раскрыла губы, готовая зарыдать.
— Он здесь, — явно без удовольствия и с затаённой злобой вполголоса пояснил Локи, бережно поймав меня за плечо и возвращая на подушки. — Ляг. Ты потеряла сознание и разбилась бы, если бы Рагна не успела подхватить тебя, — я почти не слышала его. Осмотревшись и, наконец, привыкнув к солнечному свету, я увидела Бальдра, стоящего чуть поодаль, ближе к дверям. Он был немного взъерошен, а на светлых одеждах, там, где их не прикрывала кольчуга, остались красноречивые следы крови, но он был цел и без труда держался на ногах. Мой отец был жив, о, милосердные норны, какое счастье, какое облегчение! Слёзы радости всё же заструились по щекам, тотчас заставив Локи раздражённо поморщиться.
Сделав несколько нерешительных шагов по чужим покоям, Бальдр остановился у моего изголовья и наклонился ко мне. Тёплая ладонь отца любяще коснулась моей щеки, однако лицо его было печально и как будто раздосадованно, глаза смотрели с нескрываемым сожалением, словно произошло нечто ужасное, чего больше нельзя изменить. Неясный взгляд отца вновь заставил меня похолодеть до самых кончиков пальцев. Но в то же время я удивилась, как бог света, которого нетерпимый Локи прежде не пускал даже на порог своего чертога, мог оказаться в моих покоях. Смутные сомнения прервала Хельга, заботливо подавшая лекарство, которое должно было вернуть мне силы. Недоверчиво взглянув на неё, я невольно слабо улыбнулась и приняла сосуд.
— Что случилось? — наконец, обеспокоенно спросила я между глотками ароматного травяного отвара. Локи и Бальдр переглянулись, и по их глазам становилось ясно, что ненависть и вражда между ними никуда не ушла, однако двуликий бог по неясной причине пощадил моего отца, и что-то теперь связывало их, временно примирило друг с другом.
— Госпожа, Вы беременны, — не скрывая волнения и радости в голосе, пояснила Хельга. Раскрыв губы от удивления и ещё не в силах поверить словам лекаря, я перевела взгляд с отца на мужа, точно ища в их облике подтверждения. Любимые асы будто поменялись местами: теперь бог света с негодованием отвернулся, зато лицо Локи просто сияло самодовольством. Ощутив в груди странное чувство, доселе мне незнакомое, я опустила голову и сложила ладони под грудью.
— Беременна… — шёпотом повторила я и вдруг рассмеялась. Эмоции, которые я испытала в тот миг, нельзя было сравнить ни с чём, столько во мне было неуёмной радости, и удивления, и любви, и как бы недоверия к тому, что судьба наконец послала нам огромное счастье, а не горькую скорбь. Я боялась вздохнуть и в то же время хотела кричать, и смеяться, и плакать, и танцевать, и глупая беззаботная улыбка всё не сходила с моего лица. Всеведущие норны не только сохранили мне отца, но и ниспослали ребёнка от любимого аса, возможно, даже сына. Могла ли я быть счастливее?..
— Иди сюда, — ласково улыбнувшись, Локи покровительственно раскрыл мне объятия, в которые, забыв обо всём, я поспешила броситься, словно в единственное пристанище. Нежно обняв меня, лукавый бог положил щёку на мои волосы и вполголоса произнёс — мягкий глубокий тон его плескался, как сладкий мёд: — Ты осчастливила меня, Сигюн. Проси у меня, что хочешь, — я снова тихо рассмеялась и уткнулась носом в его грудь. Я не понимала раньше, как сильно этого хотела, как сильно мы оба этого хотели. Когда я потеряла своего первенца, я была беспечной девчонкой, едва ставшей женщиной, и ещё не понимала, более того — не знала, какое сокровище носила под сердцем. Я узнала о его существовании, только когда лишилась всего, а потому у меня как будто ничего и не было. И хотя я искренне сопереживала скорби и отчаянию Локи, я всё же не могла разделить их в полной мере, потому что ещё многого не осознавала.
За время, проведённое в чертоге бога огня, я сильно повзрослела. Я не только окрепла духом, но и закалила тело. Я многому научилась и стала полноправной госпожой. Теперь я была готова со всей ответственностью подойти к своему вновь обретённому дару. Никакая сила, злой рок, нелепая случайность больше не могла заставить меня расстаться с ребёнком пламенного аса. Я намерена была подарить ему жизнь, даже если это будет стоить мне своей собственной. Просто когда я смотрела в глаза Локи — такие живые, сияющие, счастливые, как никогда прежде, то понимала, что быть госпожой мне отныне недостаточно. Я хочу быть матерью законного наследника и дать богу огня всё, чего он только пожелает. Всё, чего он заслуживает.
— Я прошу дозволения подышать свежим воздухом и побеседовать с отцом… Наедине. Затем Бальдр покинет наш чертог, и никто не будет препятствовать ему в этом, — и всё же… Пользуясь случаем, кое-что я могла пожелать и для себя. Локи усмехнулся и неодобрительно покачал головой, но спорить не стал, лишь побеждённо улыбнулся и сделал рукой широкий жест, мол, иди, твоя воля. К чести бога лукавства надо признать, что у него было принято держать своё слово. Когда Хельга удостоверилась, что со мной всё в порядке, и я могу подняться с постели, Локи действительно оставил нас наедине, но избавиться от сопровождения в виде стражи нам не удалось. Как забавно, неужели бог обмана опасался, что Бальдр может похитить меня подобно ему самому?..
Взяв отца под руку, я уже покидала покои, когда вездесущий бог лукавства ловко поймал незваного гостя за локоть, на миг задержав его. Бальдр остановился, полный достоинства, и медленно повернул красивое молодое лицо к собеседнику. Затаив дыхание, я взволнованно наблюдала за ними. Окинув аса долгим оценивающим взглядом, Локи жестоко улыбнулся, и глаза его сверкнули знакомым недобрым изумрудным отблеском:
— Ещё раз явишься в мой чертог без приглашения, светлый Бальдр, и на своих ногах больше не уйдёшь, помяни моё слово, — зловеще предупредил Локи, не сводя с ненавистного бога весны внимательных пронзительных глаз. Я с укором взглянула на супруга, однако в разговоре двух мужчин асиньям не было места, надменный ас не удостоил меня и взором. Бальдр презрительно сжал губы, но промолчал, только резким точным движением вырвал предплечье из цепких рук своего противника, после чего мы оставили покои золотого чертога и вышли в цветущие галереи. Я, наконец, смогла выдохнуть с облегчением — впервые за этот насыщенный событиями и впечатлениями день.
Мы неторопливо прогуливались с Бальдром, и, положив голову ему на плечо, я испытывала успокоение. Слабость отступила, и голова уже почти не кружилась, но отец всё равно бережно поддерживал меня, а в нескольких шагах позади молчаливой тенью следовала за нами стража огненных чертогов. Верные слуги отца дожидались возвращения своего господина у главных дверей, и только двое ловких незаметных стражников неизменно сопровождали его, смешавшись с воинами золотого дворца. Некоторое время мы молчали, и каждый размышлял о своём. Я сильно скучала по отцу, но мы стали видеться так редко и смотреть на мир настолько различными взорами, что я не знала, как завязать беседу, смущалась и просто тихонько наслаждалась его обществом. Для начала мне этого было достаточно. Бальдр был задумчив и мрачен, смотрел перед собой и вдаль, будто обдумывая какой-то трудный противоречивый вопрос.
Мне было несложно догадаться, в каком направлении текут его мысли, однако меня больше интересовало другое: что подвигло отца на столь решительный, почти отчаянный шаг? Почему сейчас, когда прошло столько времени после неохотно, но всё же принятого замужества? И что было бы, не лишись я так удачно сознания? Неужели Локи и впрямь мог так легко расправиться с верховным богом, более того — любимым сыном Одина и моим отцом? Была ли граница у этой пустой и необъяснимой ненависти? Я боялась узнать ответ. Сегодня судьба послала мне спасение, укрыла от беды, оградила от страшного горя и потери, но что произойдёт в другой раз? Как мне их примирить? Что я могла? Любовь к одному неизменно отравляла и губила другого.
— Сигюн… — ласковый голос отца, его мягкие прикосновения к моему лицу вывели меня из задумчивости. Подняв на Бальдра тоскующий ищущий взгляд, я закусила губу. Он всё знал. Мой милосердный отец способен был понять мои чувства, ведь к каждому он был так ровен, доброжелателен, нежен. Отчего ему, подарившему мне жизнь, было её разрушать?.. Отчего он, вовсе не обладавший крутым и вспыльчивым нравом бога огня, был так же беспощадно упрям? Прикрыв глаза, я остановилась, взяла его светлые руки, раскрыла губы и замолчала, не в силах выразить свою печаль. — Я спрошу единственный раз, последний: ты уверена, что не хочешь покинуть чертоги Локи? Если ты сомневаешься, если на сердце неспокойно, то всё остальное неважно. Я жизнь за тебя отдам. Ввяжусь в войну, обрушу на его голову Асгард, если придётся, пойду на преступление. Я огражу тебя от любой напасти, от любой беды, только одумайся. Пойдём со мной, и ты никогда больше не будешь горевать…