Глава 2

Солнце, смеясь, плескалось над головами, а затем разливалось мягким золотом по земле у наших ног. Беспечной Соль были неизвестны и неважны далёкие переживания Асгарда и уж тем более его маленькой крупинки по имени Сигюн. Её единственной проблемой было вовремя скрыться от страшного жадного волка, каждый день желавшего поглотить её ясный облик и согревающий свет. Однако тому было не суждено осуществиться до самого конца миров, а потому извечное преследование ничуть не трогало моего сердца, не вызывало сочувствия. Соль и Мани поплатились за себялюбие, за бескрайнюю гордость своего отца, навеки разлучённого с любимыми детьми. Нас же с отцом разделяла не вина и не порок, а глупость и упрямство двух враждующих сторон, не имевшие под собой даже первоосновы. Не сводя глаз с лица Бальдра, я вздохнула.

— Когда закончатся эти нелепые распри, отец? — с горечью в дрогнувшем голосе, произнесла я в ответ на его просьбу покинуть золотые чертоги, уже ставшие мне родными. — Когда Асгард, наконец, сможет вздохнуть спокойно и жить мирно? Мой любимый отец, мой светлый Бальдр, я заклинаю тебя: положи этому конец! Ты знаешь, я не уйду с тобой, потому что этого не желаю. Когда ты поверишь, что я люблю своего господина, люблю дитя, которое ношу под сердцем?.. Зачем тебе бередить зажившие раны, являться с войском в нашу обитель, провоцировать огненного Локи? Тебе — всеми любимому, лучшему из богов? Почему ты, такой добросердечный, понимающий, не желаешь проявить смирение и принять Локи как часть своей семьи?

— Он никогда не станет частью моей семьи! — в голосе Бальдра зазвучала сталь, льдом сковавшая мою душу. Сжав его ладони в порыве отчаяния, я отстранилась и отступила, с непониманием и обидой глядя на непримиримого отца. — Сигюн, — продолжал он уже мягче, снова бессильно протягивая ко мне руки, — мне трудно поверить в такую любовь, но я был бы несправедлив и слеп, если бы не признал, что бог огня хорошо заботится о тебе, — я с удивлением подняла на отца взор. Было ясно, как трудно даются ему слова признания, но всё же Бальдр проявил искренность и честность, и в моём сердце в какой-то миг забрезжила надежда. Так и не дождавшись от меня ответного движения, бог света сложил руки за спиной, взволнованно прошёлся туда-обратно и вполголоса продолжал:

— Ты повзрослела, выросла в красивую и хорошо воспитанную госпожу. Ты прекрасно выглядишь, и глаза твои блестят ярче драгоценных камней на роскошных нарядах, когда ты смотришь на него. И лукавый Локи — я это вижу — смягчается в твоём присутствии, забывает своё безрассудство. Поэтому долгое время я не беспокоил вас, хотя безнадёжно скучал по тебе каждый новый день, — Бальдр остановился подле меня, обнял ладонями мои щёки и долгим трепетным поцелуем коснулся лба. Я вздохнула: так сильно я переживала его отчаянные метания, печальный, полный горечи тон, умоляющий сжалиться взгляд ясных светлых глаз. Отец любил меня больше всего на свете — я это знала. Но что я могла поделать? Я не сумела бы сохранить свою семью, не ранив его чувства, как бы трудно это ни было. Собравшись с мыслями, Бальдр произнёс:

— Я пришёл в ваш чертог сразу, как только узнал о вторжении йотунов. Сигюн, ты могла погибнуть! Могла страдать, униженная и обесчещенная! Только чудо, провидение уберегло тебя! Ты понимаешь это?! Ты осознаешь, как близко ты была к пропасти?.. — я ничего не ответила отцу, только слабо улыбнулась, скрывая боль, сдерживая слёзы. Мой добрый наивный отец. Если бы он только знал, сколько раз я была в шаге от смерти! Смерть впервые улыбнулась мне уже в брачную ночь, зловеще выглядывая из тени новообретённого супруга. Если бы я боялась смерти, она завладела бы мной уже тогда. Но я не сдалась, не покорилась. Да, мы виделись с ней так часто, словно с ближайшей подругой, наречённой сестрой, но, может, именно поэтому она сама хранила меня от своего леденящего объятия? О нет, смерть уже давно не пугала меня. Были в жизни Асгарда явления и страшнее.

Не меньше трогающих душу слов отца меня взволновало другое: откуда ему было известно о йотунах? Ведь я сделала всё, что было в моих силах, чтобы об этом постыдном происшествии не узнал никто, кроме Всеотца. Неужели Один так разгневался на меня, что мог втянуть в эту скорбь любимого сына и любящего отца? Нет, этого просто не могло быть. Если представление мудрого аса о справедливости мне было неясно, спорно, то в его доблести я ещё не сомневалась. Значит, дело было в ком-то другом. Но и Скади едва ли явилась бы в чертог бога света, в особенности, после столь продолжительного молчания. Даже нахальная валькирия не посмела бы предстать перед всеми почитаемым верховным богом. Значит, в нашей страшной тайне был замешан кто-то ещё…

— Послушай меня, моя цветущая дочь, — прикосновение отца к плечу заставило меня вздрогнуть и рассеянно улыбнуться, как я делала всегда, когда теряла нить беседы. — У бога огня слишком много врагов. Так было всегда, но с каждым годом их будет становиться всё больше. И ты, как самая к нему приближённая, всегда будешь в опасности, всегда будешь неотъемлемой частью чужих злокозненных интриг. Ты уязвима, особенно теперь, когда тебе есть, что терять, — ладонь отца бережно легла на ткань моего платья в области живота, призвав меня склонить голову и крепко задуматься. — Локи не сумеет тебя защитить. Он не всегда будет рядом, таков уж его нрав. Но я буду.

— Я не хочу этого слышать, отец, — сбиваясь на горестный шёпот, произнесла я, вновь поднимая на бога света полный боли взор. — Ты просишь меня оставить горячо любимого повелителя, отца моего ребёнка, одного перед лицом врагов, разбив ему сердце? Ты понимаешь, что ты говоришь, к чему призываешь? Как ты можешь быть так жесток?.. — на мгновение голос предательски исчез, горло сдавило зарождающимися слезами. Положив ладонь на верх груди, я глубоко вздохнула, стараясь успокоиться, унять сердцебиение. Склонив голову в бок и сомкнув губы, Бальдр с сочувствием и сожалением глядел на меня, сокрушённо качал головой.

— Бесполезно, — в свою очередь прошептал он. — Проклятый чужак пророс сквозь твоё сердце ядовитым цветком, ни капли разума не оставил. Он подчинил тебя полностью, Сигюн, ты свою жизнь к его ногам бросить готова, забыв родной дом, себя саму отвергнув… — бог света сделал широкий шаг, тесно ко мне приблизившись, приподнял подбородок, устремил взор в глубину моих блестящих от слёз глаз. Он всё искал чего-то, чего во мне давно не было. Я больше не принадлежала ему безраздельно. Но и Локи слепо не была покорна, как считал отец. Я старалась слушать лишь себя, своё сердце, свою совесть. Подчас мне это очень дорогого стоило.

Отец по-прежнему жарко желал подчинить меня, хоть и старался сдержать свою пагубную страсть — я это ценила. Локи требовал от меня полного повиновения и приходил в неистовство, когда я осмеливалась ему перечить. Но, остыв, зачастую признавал мою правоту. Выходит, я родилась неверной асиньей. Смела идти наперекор асам, своим господам. Я усмехнулась. Какими же они были одинаковыми. Я действительно выбрала своего отца в другом его воплощении: более страстном, молодом и горячем. Только я, увы, была совсем не Нанна. Дитя не своего времени, характер и образ мысли, противоречащий устоям Асгарда. Может, за это судьба казнила меня, рвала на части? За никому не подвластную своенравную Сигюн?..

— Разве это не есть любовь, отец? — дрожащим голосом отвечала я, когда молчание мучительно затянулось. — Разве Нанна не столь же тебе покорна? Разве она не пойдёт за тобой прямиком в Хель, если придётся? Так в чём же, скажи, разница?

— Разница в том, что я никогда не подвергал твою мать опасности. Я любил её и вас так сильно, что никогда не решился бы пойти против воли Асгарда, если бы это могло грозить моей семье! Но Локи не таков. Он сумасброден, пойми же наконец! Он всегда будет любить себя много больше всех остальных! Если он вообще способен любить кого-то, кроме себя, — я с трудом сдержала судорожное желание отвесить Бальдру пощёчину. Однако быстро опомнившись и сообразив, кто, в конце концов, стоит передо мной, я лишь сложила руки впереди себя и обиженно поджала дрогнувшие губы.

Слова отца ранили тем больнее, чем больше он сам, того не замечая, соответствовал им. О да, Бальдр никогда бы не осмелился нарушить устои Асгарда, но вовсе не потому, что так оберегал свою семью: больше всего на свете он дорожил расположением своего прародителя Одина и всех окружающих. Любовь их, ради которой он готов был пойти против собственной воли, была для Бальдра высшей ценностью. Не искренняя привязанность Нанны или страстное обожание детей — только снисхождение и одобрение Асгарда. Но собственного самолюбия и тщеславия он, конечно, не замечал. И это было досадно вдвойне.

— Ты огорчаешь меня, отец. Ты не должен произносить таких слов, но ты никогда меня не послушаешь и не поймёшь. Для тебя я навсегда буду дитя — непокорное и несмышлёное. Однако пути назад нет. Я никогда не отвернусь от своего повелителя. И его враг — мой враг тоже. Поэтому я прошу тебя со всей своей искренностью и любовью: не становись врагом бога огня. Прислушайся к его словам и больше не приходи в этот чертог ни один, ни с верной стражей: в следующий раз Локи не пощадит нас, твои воины будут перебиты, и прольётся много ненужной крови, — Бальдр глубоко вздохнул, выслушав мои речи. Некоторое время он оставался неподвижен, а бледное лицо его подрагивало, губы кривились, и он не мог сдержать их презрительного и гневного выражения, как и тогда, когда Локи унёс меня из его сияющего чертога. Наивные мидгардцы верили, что в Брейдаблике не могло быть порока и зла, ведь чистый струящийся свет Бальдра отгонял их прочь. Какая поэтичная ложь. Тьма жила в каждом из нас. Как бы глубоко беспечные радостные асы ни прятали её, мы все приближались к концу нашего мира — прогнившего до основ и испорченного. В который раз я убеждалась в этом.

Отец ничего не ответил мне. Наконец совладав с собой, он медленно повернулся и, не говоря ни слова, даже не попрощавшись, направился прочь, побелев, словно снега горной гряды — я замечала это даже сквозь его сияние. Я устало закрыла глаза. Беседа с прародителем не принесла мне ни радости, ни облегчения, но я знала, что сделала всё, что могла, чтобы смягчить его, чтобы отвести от острого меча Локи, уберечь, сохранить. На остальное была его воля. Несколько минут я простояла, прислонившись спиной к опоре, поддерживающей лёгкие своды, потирая кончиками пальцев лоб и отдыхая от всего пережитого за этот напряжённый день. Когда беседа была окончена, двое стражников предусмотрительно приблизились ко мне, предложили помощь. Варди неизменно был одним из них. Сдавалось мне, что Хакан окончательно приставил исполнительного и ловкого юношу ко мне в качестве личного слуги и защитника. Что ж, это было кстати.

— Солнце близится к закату, госпожа. Вернёмся в чертоги? — немного помедлив, деликатно спросил он. Коротко кивнув, я направилась в сторону золотых палат, на пороге которых меня уже встречали Ида и Аста. Я была огорчена и утомлена и ни с кем особенно не желала говорить. В сопровождении длинного и ненужного хвоста я вернулась в свои покои, и только на их пороге, наконец, сумела расстаться со стражей. Некоторое время я провела в тишине и умиротворении наедине с верными прислужницами. Ида бережно расплетала и расчёсывала мои длинные волосы, пока чуткая и понимающая Аста расслабляющими движениями разминала кожу головы, даря облегчение. Теперь мне предстоял долгий и извилистый путь, и в этот раз я должна была быть очень осторожной. Я помнила обещание, которое дала Локи когда-то давно, и не могла больше так подвести его. Поэтому к постоянному сопровождению надо было привыкнуть. Хотя я страстно желала остаться одна, рядом всё время была Ида — Асту в конце концов призвала на помощь очень занятая и уставшая Рагна. Я была этому только рада.

Стоя у распахнутых деревянных дверей, ведущих на веранду, я рассеянно наблюдала за кроваво-красным закатом и обдумывала слова отца. Казалось, это было безнадёжно. Что бы я ни говорила, как бы ни старалась тронуть сердце Бальдра, убедить его взглянуть на происходящее другими глазами, всё было тщетно. Я уже давно не могла всерьёз сердиться на него, я это переросла, но глубокая пропасть, раскинувшаяся между моим отцом и мужем, каждый раз оставляла горький осадок на душе. Бог света верил только в то, к чему привык. Я не могла переубедить его. В его мире Локи был злодей, обманщик, мастер манипуляций и интриг. Я же была глупой и безрассудной асиньей, поддавшейся чужому влиянию, к большому разочарованию моего отца — не его.

Было ли его стремление забрать меня из золотого чертога такой своеобразной заботой или желанием вернуть всё на свои места, вновь обрести власть над дочерью ради своего успокоения? Я не знала. Я не способна была разобраться во всём самостоятельно, но все мои близкие были слишком предвзяты, чтобы помочь мне справедливо рассудить сложившееся затруднение. Оставалось привычно метаться между двух огней и уповать на милость провидения. Едва я пришла к этой невесёлой мысли, как двери в покои распахнулись, и на пороге показался Локи — как всегда решительный и крайне самодовольный. Я торопливо вытерла рукавом платья горящие щёки и обернулась.

— На слёзы уговора не было, — лукаво заметил он, нетерпеливым и пренебрежительным жестом отзывая Иду прочь. Минуту поколебавшись, девушка поклонилась и покинула покои. Опустив выдающие меня заплаканные глаза и слабо улыбнувшись, я плавно присела в знак приветствия. Одного короткого взгляда хватило мне, чтобы отметить, что бог огня в тот вечер был дивно хорош собой. Он предстал передо мной в насыщенно-изумрудных одеждах, расшитых золотой нитью, — я сразу узнала тонкую и кропотливую работу Дьярви, подвластную только его умелым рукам.

— Повелитель, — дрогнувшим от волнения голосом произнесла я и не нашла слов, чтобы продолжить. Как к лицу и огненным волосам ему был этот тёмный цвет, чуть переливающаяся дорогая ткань, свободный крой. Впрочем, не единожды я уже замечала, что не одежда красит Локи, а совсем наоборот: обнажённый или красиво одетый, бог огня нёс себя одинаково уверенно, гордо, с достоинством. Кровь двух разных родов смешалась в нём наилучшим образом: как он был силён, как непозволительно красив! Я пропадала от украдкой брошенного на него взора, от звука его вкрадчивого глубокого мужского голоса, от неизменно точно подобранных слов, выдававших острый ум. Покраснев, словно в первый раз, я прислушивалась к тихому шелесту его приближающихся шагов.

— Мне было очевидно, что именно так всё и закончится, — ласково коснувшись подбородка и приподняв тем самым лицо, бог огня обратил мой взгляд на себя. Я улыбнулась уголками губ, не сводя с него влюблённых глаз. Разве могла я когда-нибудь предать его, обмануть его хрупкое доверие? Нет, это было решительно невозможно. — Но ты не послушала бы меня в тот миг, так ведь? — смутившись и по-доброму усмехнувшись, я кивнула. Локи знал меня лучше, чем кто-либо. Впрочем, и многих других асов он видел насквозь, пусть и не говорил об этом. Пламенный супруг, между тем, продолжал:

— Должен заметить, твоё недомогание лишило меня знатного удовольствия, — хитрец вздохнул с деланным разочарованием. Я внимательно смотрела на него, гадая, к чему же он клонит. Я не спешила вступать в беседу, уже научившись различать, когда господин ждёт от меня ответа, а когда лучше помолчать. — Впрочем, даровало мне другое. Гляди, что у меня есть для тебя, — и двуликий бог протянул мне ларец из светлого дерева и перламутра. Залюбовавшись искусной работой, я взяла его в руки, неторопливо осмотрела со всех сторон, провела кончиками пальцев по гладкой поверхности.

— Очень красиво, тонкая работа, — с придыханием произнесла я и нежно коснулась носом тёплой щеки мужа, приникнув к нему. Для этого мне пришлось встать на носочки. После всего пережитого, каким бесконечным счастьем было просто находиться с ним рядом, слышать слегка насмешливый тон, ловить на себе любящий взгляд, дышать одним воздухом. Мне не нужны были дары, когда рядом был он. Я уже обрела всё, чего хотела. Задумавшись, я витала в своих мыслях, чем, похоже, немало раздосадовала своего нетерпеливого супруга. Такого невыносимого и родного.

— Спустишься ты с небес на землю, глупая? — вполголоса рассмеялся он. Я смотрела на Локи и не могла им налюбоваться. Мной овладела такая сильная любовь, непреодолимая привязанность, что я только снова и снова раскрывала губы и не находила слов, чтобы выразить свои чувства. Свободной ладонью я провела по его щеке, запустила пальцы в густые непослушные волосы, вдохнула его запах — упоительно сладкий и капельку терпкий. Повелитель удивлённо взглянул на меня, свойственным только ему одному движением изогнул широкую рыжую бровь, выражая своё скрытое смятение. Я улыбнулась — открыто и счастливо, как уже давно не улыбалась. Я и забыла за долгие дни скорби и горя, что так легко может быть на душе. Беспечно ухмыльнувшись, Локи, наконец, потребовал, уже забыв свой немой вопрос:

— Открой же его! — лукаво взглянув на него, я медленно приподняла крышку, дразня мужа ожиданием. Внутри, переливаясь и маня, таилось ожерелье невиданной красоты, превзойти которое могло разве волшебное золотое ожерелье Фрейи, которым она очень гордилась. Я не была подвластна золоту, подобно Ванадис, но свет и загадочная глубина драгоценных камней влекли меня, и противостоять этому соблазну я не могла. Словно предугадывая мою безмолвную страсть, бог обмана дарил мне украшения и платья, усыпанные самоцветами. В этот раз его выбор пал на крупные тёмно-красные яхонты и горный хрусталь, прозрачный, точно воздух ясным летним днём. Искусная работа походила на дивное сплетение капель крови и слёз, на отблески алого закатного солнца в водах тихого мирного ручья — я не сумела сдержать вздоха восхищения.

— Оно бесподобно, мой повелитель, — растроганно улыбнувшись, молвила я, вызывая довольную гордую усмешку на тонких губах. Локи неторопливо обошёл меня, и, угадав его намерение, я переложила пышные распущенные локоны на одно плечо, обнажая шею. Подарок бога огня упокоился на моей груди, приятно холодя кожу, я провела по крупному центральному рубину кончиками пальцев, а затем ощутила мягкий чувственный поцелуй на своей шее. Прикрыв глаза от удовольствия, я глубоко вздохнула, сердце забилось с удвоенной силой. — Спасибо…

— Родишь мне сына, и я весь Асгард положу к твоим ногам, — томно пообещал бог огня, опаляя моё ухо горячим дыханием и щекоча шею. Его голос почти подрагивал от удовольствия, и это мне было ценнее и дороже самых редких и богатых украшений. Широкие ладони мягко сомкнулись на моей талии и прижали спиной к мужу. Осторожно откинув голову назад, я положила её на начало его плеча и улыбнулась.

— Уж лучше напротив оставь его в покое, — ласково усмехнувшись, я осторожно повернулась в его руках, коснулась кончиками пальцев лукавых губ, точно это должен был быть наш с ним секрет. Смеющиеся карие глаза смотрели на меня с недоверием и озорством, как и раньше. Время не меняло его. А может, бог обмана становился всё совершеннее в своей превосходной непоколебимости. Я не знала. Мне просто хотелось слушать своё сердце и верить в искренность его намерений.

— Этого обещать не могу, ты знаешь, — хмыкнув, честно признался двуликий бог. Локи действительно старался не обещать того, чего не мог выполнить, да и вообще не слишком любил давать обещания. Я ничего не ответила, только отвела взгляд. Мысли мои неизменно возвращались к жестоким словам отцам. — Ты не рада? — снова обратился ко мне проницательный ас, склонив голову и рассыпав по плечам медно-рыжие волны волос. Я лишь обняла его за шею и глубоко вздохнула. — Дай угадаю, Бальдр опять завёл свою песню? Не отвечай, я всё читаю по твоему печальному лицу. Не стоило отпускать тебя, но ты так этого хотела. Ты такая же наивная, как твой отец, всё ещё надеешься переубедить его… Не трать на это силы и не огорчай себя попусту, Сигюн.

— Ну почему он так упрям? — не сдержавшись, с досадой выпалила я и тут же осеклась, испуганно взглянув на мужа. Впрочем, в тот вечер Локи был так счастлив, что, казалось, ничто не могло смутить или огорчить его. Немного подумав, я решила подойти к волновавшей меня проблеме с другой стороны. — Повелитель, когда это прекратится? Когда мы — мы все — сумеем, наконец, обрести покой? — бог огня обречённо вздохнул — я понимала, ему не слишком хотелось говорить об этом, но я крайне нуждалась в его мудрости, и, взглянув в мои умоляющие глаза, лукавый ас немного смягчился.

— Потому что он боится, Сигюн, — после непродолжительного молчания пояснил супруг и отпустил меня. Вечер становился прохладным, и мы прошли к огню, уютно устроились на широких подушках у камина. — Твоего отца снедает неудержимый ужас, но он ещё не понимает перед чем, и это только сильнее выводит его из себя. А я понимаю. Бальдр боится не меня вовсе, а тех перемен, что я олицетворяю. И все асы боятся их. Они не хотят признать, что их беспечной жизни скоро придёт конец. Асгарду, каким мы его знаем, придёт конец.

— Что ты такое говоришь? — необычайно серьёзный тон мужа и хмурое задумчивое выражение его лица пугали меня. В поисках поддержки и утешения я присела ближе к нему, нерешительно коснулась кончиками пальцев его предплечья. Языки огня бросали зловещие тени на красивое лицо своего повелителя, и глаза его, устремлённые как будто сквозь меня, вновь тронул знакомый изумрудный отблеск. Может, так падал свет, может, мне только показалось, и это было влияние ярких одежд, но у меня дрожь прошла вниз по спине, и дыхание перехватило. Я испугалась ещё сильнее и невольно отстранилась.

— Видишь? И ты боишься, — недобро сузив глаза, продолжал Локи. — Просишь меня открыть тебе правду, к которой ты не готова. Хочешь проникнуть в мои мысли, но не веришь словам, — и вдруг резким точным движением мужчина схватил меня за подбородок и притянул к себе. Сердце взвилось к горлу, я судорожно вздохнула и едва не вскрикнула, но вовремя опомнилась. Бог обмана с сожалением и снисхождением смотрел на меня, словно на неразумное дитя. Вернув самообладание, я сомкнула губы и смело взглянула в таинственные переливы тёмно-зелёных глаз мужа. Давно мне не доводилось видеть их такими. И даже имя, неразрывно связывающее меня с ними, я, казалось, успела позабыть. Однако ничто не исчезало бесследно.

— Разве можно сравнить глупую асинью с хитроумнейшим из богов, повелитель? — стараясь сделать свой голос как можно более ровным и мягким, негромко спросила я. Хищно улыбнувшись, Локи прошёлся ловкими пальцами по овалу моего лица и отпустил меня. — Я могу лишь пытаться познать то, что открыто тебе. Ты прав, когда ты говоришь так вкрадчиво, смотришь так недобро, мне становится страшно. Но я готова переступить через свои слабости, чтобы смотреть на мир твоими глазами. Глазами моего господина, — тонкие губы двуликого бога расплылись в довольной усмешке. Едва заметно улыбаясь в ответ, я почтительно склонила голову. Я должна была быть очень осторожна. Особенно теперь, когда от моего поведения зависела ещё одна жизнь.

— Хитрая стала, Сигюн, — склонившись ко мне, одобрительно заметил Локи, но в то же время его пронзительный взгляд добавлял: «Только меня не проведёшь». — Бальдр надеется всё вернуть назад, но это уже невозможно. Нам с тобой довелось жить на границе времён, мы увидим те первые шаги, которые приведут к падению старого мира и рождению нового. Можно бояться, бежать, отвергать, но это ничего не изменит. Поэтому нам не обрести покой, моя лунноликая госпожа. Даже если захочу его, не смогу изменить свою суть, преодолеть своё предназначение. Недаром проведение повелело Одину привести меня в Асгард, — поражённо раскрыв губы, я с трепетом слушала его речи и не могла поверить, что стала так ему близка, что заслужила подобное откровение. Его тон пугал и одновременно завораживал меня. Ласковая ладонь повелителя укрыла мою щёку, привлекая внимание к себе, и я растерянно взглянула на мужа. Он продолжал:

— Знай об этом где-то глубоко внутри себя, но на грядущие долгие годы постарайся забыть, не придавай моим словам того значения, что будет ранить твоё чуткое сердце. Часть будущего открыта мне подобно Одину, норнам, некоторым провидцам. Больше знает только Фригг. Нас ждут многие годы на перепутье, в которые ты можешь беззаботно упиваться привычным тебе миром. Нет смысла омрачать их пустыми сомнениями.

— А потом? — сбиваясь на взволнованный шёпот, спросила я.

— Судьба рассудит, — отрезал Локи и поднялся со своего места, давая понять, что беседа окончена, после чего протянул мне руку и легко поднял на ноги, когда я подала ему тонкую ладонь. Я не решилась спросить его ещё, тем более что по всему чертогу распространялся сладостный аромат жареной дичи, а я ничего не ела уже добрую половину дня. Сумерки давно поглотили землю, и на неё опустился прохладный вечер. Солнце зашло, и слуги золотого дворца повсюду зажигали свечи. Откинув несобранные волосы назад, я покорно последовала за повелителем, увлекавшим меня прочь из покоев. Покидая их, он обернулся, и колдовские глаза его по-кошачьи сверкнули в полутьме, а затем вновь обратились в золотисто-карие. Становилось ясно, что он ещё очень о многом умалчивает.