Дядя Фёдор, пёс и кот. Полное собрание

История первая Как мама воспитывала дядю Фёдора с помощью почтальона Печкина

Если посмотреть на деревню Простоквашино с высоты вертолётного полёта, то можно увидеть бревенчатые однокомнатные избушки с трубами. Около них дрова сложенные, огороды с картошкой, яблони.

Немного вдалеке сверкает золочёной верхушкой церковь. Это большое село Троицкое. Там уже есть школа, медпункт, магазин с продуктами и поселковая администрация с флагом наперевес.

А совсем вдалеке виден районный город Простоквашинск. Там уже есть совсем всё. Простоквашинск — это уже Москва.

Однажды в деревню Простоквашино телефон провели. Один на всю деревню, на почту к почтальону Печкину.

Слух об этом прокатился по всей простоквашинской земле. И достиг он ушей мамы дяди Фёдора.

Как только мама узнала, что у Печкина есть телефон, она сразу же ему позвонила:

— Милый мой Печкин! Дорогой Игорь Иванович! Скоро осень на дворе, а как там мой мальчик? Мой дядя Фёдор? Вы не проведаете его? Может, у него на дворе дождик идёт, а он босиком бегает.

Делать было нечего, Печкин плащ свой почтальонский надел и к дому дяди Фёдора направился. Через полчаса вернулся он снова домой, и как раз ему мама дяди Фёдора звонит:

— Ну, как там дела, Игорь Иванович?

Печкин отвечает:

— У него на дворе дождь идёт, а он босиком бегает.

Мама сразу испугалась и велела:

— Игорь Иванович, сходите немедленно к нему и скажите, чтобы он резиновые сапоги надел.

Печкин вздохнул, снова свой плащ почтальонский накинул и к дяде Фёдору пошёл. Пришёл к дяде Фёдору и говорит:

— Дядя Фёдор, мне твоя мама звонила. Велела немедленно резиновые сапоги надеть.

Приказал он это дяде Фёдору, а сам опять на почту потопал.

Дядя Фёдор привык маму слушать. Он немедленно сапоги резиновые надел. В это время яркое солнце вышло, тёплое, как весной, всю влагу высушило. А дядя Фёдор в сапогах бегает.

Тут мама снова Печкину звонит:

— Ну, как у вас дела, Игорь Иванович, надел дядя Фёдор сапоги?

— Надел, — отвечает Печкин, — да только зря. У нас сейчас солнце вышло жаркое, как в Африке.

— Ой! — кричит мама. — Надо, чтобы он их немедленно снял. У него же пальцы сопреют, и ноги кривыми сделаются. Да он же мозоли натрёт! Надо, чтобы он снял сапоги.

Пока почтальон Печкин ходил для снятия сапог, снова дождик начался. Да такой холодный, как осенний!

— Ну, чего? — спрашивает мама. — Снял он сапоги?

— Снял, — говорит Печкин. — Да только зря. У нас опять дождик пошёл.

— Караул! — кричит мама. — Он же простудится.

Печкин подумал, подумал и сказал:

— И хрен с ним! Ну, и хорошо!

— Как так, ну и хорошо? Как так хрен?

— А так, — ответил Печкин. — Умнее будет.

Мама так растерялась, что не знала, что и сказать. Она только молча глазами хлопала.

А Печкин подумал, подумал и объявил:

— Вот что, Римма Трофимовна, давайте мы с вами так договоримся. Я не буду туда бегать каждую минуту. Я раз в день буду туда заходить к вечеру, и если что не так, я буду вам сообщать. Я буду вас информировать.

— Хорошо, — обрадовалась мама, — вы каждый день мне будете про него рассказывать. Как он там.

Они твёрдо об этом договорились.

На следующий день Печкин пришёл к дяде Фёдору, чтобы сделать военные наблюдения. Посмотрел, посмотрел и пошёл на почту звонить маме Римме.

Мама Римма уже с обеда у телефона сидела, ждала известий из Простоквашино. Пока в деревне телефона не было, она о дяде Фёдоре раз в неделю беспокоилась, а с телефоном каждый день беспокоиться начала. А то и каждый час.

— Ну, и чего там? — спрашивает она Печкина. — Всё в порядке?

— Какое там в порядке, — отвечает почтальон, — да не в порядке вовсе.

Мама за сердце схватилась.

— Ваш сыночек, вместо того чтобы делом заниматься, книги читает целый день.

— Какие книги? Про плохих женщин?

— При чём тут женщины? Он какого-то Брема читает, про зверей.

— Он что же, совсем ничего не делает?

— Нет, делает. Он траву сегодня косил, штакетник с Матроскиным красил.

— Наверное, он так отдыхает.

— Если бы он лежал и отдыхал, то хорошо бы было. А он вместо этого книгу читает. Это же трата времени.

Мама немного успокоилась. Но тут же у неё новые опасения возникли:

— Скажите мне, Игорь Иванович, а он там не голодает?

Печкин даже удивился:

— А мы с вами про «голодает» не договаривались. Мы про «как он там» договаривались.

Мама тоже удивилась:

— В это «как он там» всё входит: и питание, и режим дня, и погода, и как он одет.

Печкин даже сердиться начал:

— Мама Римма, я ведь почтальон тутошний, а не директор пионерского лагеря. Я буду вам только то сообщать, что видно без захождения в дом. То, что через калитку видно, и то не каждый день. Потому что у них петух клевачий завёлся.

— А много видно-то через калитку? — спрашивает мама.

— Много видно, — говорит Печкин. — Всё видно. У них калитка дырчатая.

Пришлось маме согласиться на этот дырчатый обзор.

Иметь дело с хитрым почтальоном Печкиным было непросто. Но и мама не простая была. Она вот что придумала. Она решила дяде Фёдору по одному письму в день писать.

Почтальон Печкин будет каждый день письмо её мальчику приносить и всё про него маме будет рассказывать.

И вот что получилось. Пишет мама письмо дяде Фёдору:

Через неделю от дяди Фёдора ответ приходит:

Мама тут же пугается и снова пишет сыну:

Снова она получает ответ:

К тому времени, когда это письмо к маме пришло, Печкин уже пять раз позвонил маме и пожаловался:

— Я к ним с добром, а они зонтиками кидаются.

Мама испугалась:

— Ой, Игорь Иванович, не сердитесь. Выбрасывать зонтики — это такой народный обычай хороший, чтобы дождей поменьше было.

Печкин немного успокоился, но всё-таки сердито сказал маме:

— Когда ваш мальчик мимо меня в следующий раз проходить будет, я в него табуреткой брошусь.

— Зачем?

— Это такой обычай народный. Чтобы гостей поменьше было.

И неизвестно, сколько бы эта переписка продолжалась, если бы не новое событие: изобретение почтальона Печкина.

История вторая Изобретение почтальона Печкина

Почта почтальона Печкина работала очень плохо. Не потому, что это была почта почтальона Печкина, а потому что вся почта в стране работала плохо.

В старину письмо из Простоквашинска до Москвы на лошадях добиралось за пять дней. А в последнее время — за пять недель. И это при наличии самолётов, автобусов, мотоциклов и лозунгов «Повысим доставляемость писем на десять процентов».

И все ругали почтальона Печкина за расхлябанность в почтовом деле.

Однажды дядя Фёдор ему посоветовал:

— А ты, дядя Печкин, купи сотовый телефон, и пусть все в Простоквашино вместо писем тебе эсемески шлют. А ты будешь ходить по деревне и всем их показывать.

Печкин в последнее время усиленно читал журналы с блестящими обложками, они бесплатно на почту приходили, и кое-что про сотовые телефоны прочёл. Он говорит:

— А что, мысль неплохая. Только мне с моей почтальонной зарплатой надо деньги на такой телефон два года копить.

Тогда пошли дядя Фёдор с Матроскиным по дворам, деньги для Печкина на телефон собирать. Больше всех те люди деньги давали, кто в таких телефонах не нуждался, у кого они уже имелись. Это были дачники.

А все местные, деревенские, деньги зажимали, правда, может быть, потому, что у них этих денег отродясь не было.

— Чем меньше человек в деревне живёт, — говорил Матроскин, — тем больше он о деревне заботится.

В конце концов общими усилиями купили почтальону Печкину общественный телефон. Тогда дядя Фёдор стал всех деревенских жителей обходить и говорить им:

— По всей стране люди уже давно обзавелись сотовыми телефонами. И ваши родственники, дед Андрей (бабка Пелагея… сторож Шуряйка), имеют такие телефоны. Напишите им, чтобы они вам не длинные письма писали по почте, а короткие эсемески слали по телефону. А Игорь Иванович будет их вам показывать. Это будет почтовая революция.

Дед Сергей с горушки, тётка Пелагея, соседка Печкина, и сторож Шуряйка были не самыми «светлыми лучами в тёмном царстве» и долго ничего в разум взять не могли. Наконец и они поняли, что от них требуется. И они стали разъяснительные письма своим родственникам отправлять. Первой Пелагея Капустина такое письмо написала:

И стала она ждать от тёти «сымысисек».

Бабушка Евсевна с горушки написала своё письмо троюродному брату Симеону, который жил в Симеизе:

Она написала на конверте: «Город Симеон, ул. Пролетарская, Симеизу Евсееву».

Хорошо, что на почте в районном центре Простоквашинске люди грамотные работали. Они быстро догадались ошибки исправить. И пошло письмо в город Симеиз Симеону Евсееву.

Дед Сергей с горушки долго думал: кому бы ему написать письмо и сообщить телефонный номер. Потом решил, что будет переписываться с внуком-суворовцем.

Он написал письмо в суворовскую школу:

И другие жители Простоквашино своим родственникам написали такие же письма.

И скоро на сотовый телефон почтальона Печкина посыпались ответы. Первой письмо получила тётка Пелагея. Почтальон Печкин пришёл к ней в дом, достал сотовый телефон, надел очки и стал читать:

— Ишь, размахалась, — сказал Печкин. — Кому нужна эта погода?

— Мне нужна, — ответила Пелагея.

— Зачем?

— За людей порадоваться. Дальше читай.

— «Солнце сияет, а радости нет, — стал читать Печкин. — Спина у меня ноет, и пенсия маленькая. Если у тебя есть лишние деньги, пришли мне. Я куплю поросёнка и что останется верну».

— Ну, всё, — сказал Печкин, — я пошёл.

— Как пошёл! — закричала Пелагея Капустина. — Она мне завсегда про Ваську своего пишет. Читай мне про Ваську.

Печкин понял, что не получилось, стал читать про Ваську.

— «А Васька мой пошёл на курсы шофёров, старый дурень. А платить приходится мне. Приходит домой поздно, весь в саже. Как будто он не шофёр, а кочегар».

— Всё, — сказал Печкин, — дальше ничего нет. Телефон кончился.

В самом деле, телефон не кончился, там ещё много чего было. И про внучку Варьку, которая в школу пошла, а школьную форму носить не хочет. И про то, что соседский петух «клювается». Просто Печкин считал, что всё это лирика, детали, а главное он уже прочитал.

Пошёл Печкин к бабушке Евсевне с горушки. К той, которая к брату Симеизу писала в город Симеон. И стал ей письмо из Симеиза читать:

— «Дорогая ты моя Любочка!»…

«Ничего себе, — подумал Печкин, — а я и не знал, что она Любочка. Я думал, что она Евсевна». И стал дальше читать:

— «…свет ты мой в окошке, розочка моя!..» — Печкин на Евсевну посмотрел и подумал: «Она скорее на одуванчик похожа». — «Птичка моя, соловей…»

Печкин снова взглянул на Евсевну: «Скорее уж курочка…»

— «Как ты хорошо пела «Помню, я ещё молодушкой была…»

«Она уже и тогда вспоминала свою молодость, — подумал Печкин. — Сколько же ей лет? Не меньше двухсот. Такую старость надо уважать».

— В общем, он тебя в гости приглашает в город Симеиз, — закончил Печкин.

Он пока к бабушке Евсевне шёл, всю почту прочитал и сообщил ей самое главное.

Если всем читать, что «… у нас курей двадцать штук, а несётся только десять…» и «…что у нас крыша в сарае прохудилась, хотя совсем ещё новая…», — это ж никаких сил не хватит и времени.

Но даже в коротком варианте Печкин читал с утра до вечера. Он так и мотался целыми днями.

К бабушке Евсевне он нёс «симимески». Потом деду Сергею с горушки тащил «сымысики». А Пелагее Капустиной приносил «сымысиськи». Он даже к дяде Фёдору бегал, «эсемески» носил.

Печкин был вынужден ему читать:

— «Ты, дядя Фёдор, ботинки новые носи, не экономь. Ботинки нечего жалеть, надо жалеть своё здоровье».

Он говорил:

— Ты, дядя Фёдор, маму не слушай. Чем босее, тем здоровее. Кто босиком гуляет, тот больной не бывает. Это народ придумал.

В самом деле, народ ничего такого не придумывал, просто Печкину понравилось, как он складно сказал. И он решил это народу приписать.

А бабка Евсевна вообще надумала своим деревенским «сымысиськи» посылать. Особенно Пелагее Капустиной. Чуть что, сразу пишет:

Печкин как прочитал, так за голову схватился:

— Слушай, Евсевна, не буду я такие письма носить. Если бы что важное в письме было, например про лекарства или про пожар, или «срочно вылетай ко мне самолётом», я бы такие письма стал носить. А про подсолнечное масло не буду.

Тогда бабка Евсевна письмо исправила:

— Не буду, — говорит Печкин. — Несерьёзная причина.

Тогда бабка Евсевна по-другому написала:

Печкин плюнул и понёс эту «сымысиську» Пелагее.

Пелагея всё прочитала и говорит:

— Некогда мне самолётом летать, у меня корова не доена. Вот тебе бутылка подсолнечного масла, пойди, отнеси её Евсевне. Заодно и блинов поешь.

Тогда почтальон Печкин взял бутылку, повернулся и прямым ходом пошёл к дяде Фёдору.

— Всё, больше сил моих нет. Забирай свой революционный телефон. Одно беспокойство от него. Я хочу, как прежде, бумажные письма разносить.

Дядя Фёдор телефон взял, Печкина успокоил, и они вместе пошли к бабушке Евсевне с подсолнечным маслом блины есть.

Между прочим, почтальона Печкина за это время начальники хотели сократить. Потому что на почту перестали приходить обычные письма. Все родственники в деревню «сымысики» присылали. А если письма не приходят, для чего тогда почтальон?

Хорошо, что письменное дело вскоре снова наладилось. Обычные письма снова пошли, и всё в большем и большем количестве. Потому что Печкин Игорь Иванович очень много семейных связей наладил своими «сымысиками».

И его на почте оставили, ещё и с повышением — ему вместо табуретки стул на колёсиках из города привезли.

История третья Хлопоты с Шариком

Дело было летом, в самый туристический, огородный и дачный сезон. У кота Матроскина всё в огороде росло и зеленело. Особенно капуста.

Но тут неприятности начались. С Шариком.

Шарик и всегда-то копать любил, а в последнее время на него какая-то копательная болезнь напала. Он целыми днями в огороде ямы рыл. Да такие, что с головой под землю уходил.

Так и летела из-под его лап земля во все стороны, причём вместе с редиской молодой и с огурцами.

Был бы хоть какой толк от его копания: что ли бы он яму для мусора выкопал или берёзку в яму посадил — так нет! Копал Шарик просто из любви к чистому искусству.

Правда, один раз он из земли старую-престарую зелёную монету выкопал. Но о ней пойдёт рассказ позже.

Дядя Фёдор забеспокоился:

— Слушай, Шарик, прекрати свою подрывную деятельность. Смотри, в огороде живого места не осталось.

— Скоро мы все туда попадаем, — поддержал его Матроскин.

А Шарик оправдывается:

— Да я и сам не рад. Думаете, я хочу копать? Да ни капельки! Ничуть, просто у меня само собой копается. Без моего разрешения.

— Вот что, Шарик, — сказал однажды Матроскин. — Если тебе копать так хочется, ты хотя бы погреб выкопай.

И стал Шарик погреб копать. Копал, копал, выкопал. Хороший большой погреб. В нём можно и огурцы, и капусту хранить.

Все думали, он успокоится. Так нет, он новый погреб копать начал.

Пробовали Шарика привязывать. Он выть начинает. А как его отпустят, он сразу в огород и снова начинает землю рыть.

Пошли дядя Фёдор и Матроскин к профессору Сёмину. И всё ему рассказали.

— Эрик Трофимович, что нам с собакой делать?

— Тяжёлый случай, — говорит профессор Сёмин. — Это, наверное, мания у него такая. Болезнь копательная. Придётся психолога или гипнотизёра звать.

— Придётся, — согласился дядя Фёдор.

А дело было летом, в самый туристический и дачный сезон. Кого хочешь можно было в Простоквашино найти.

— По-моему, — говорит профессор, — у Пелагеи Капустиной какой-то учёный дачу снимает. То ли он зоопсихолог, то ли гипнотизёр, то ли фокусник. Он родственник великого манипулятора Кио. И фамилия у него похожая — Ио.

Нашли этого психолога-гипнотизёра. Это был очень редкий специалист. Он своим суровым взглядом кур усыплял. Сидит, сидит курица или петух на насесте, он как на неё бросит взор… Всё, курица шлёпается, как подкошенная. И имя у него было редкостное: Ион Ионович Ио.

Пелагея его визитку Матроскину дала. На визитке было с сокращением написано:

Шарик, как прочёл, сразу сказал:

— Если «о» на «а» поменять, сразу ослик получится.

Этот трижды Ио, инженер человеческих душ, за работу много денег брал. Он сначала брал, а потом к сеансу приступал. Потому что сам никогда не знал — получится у него или не получится. Но вид он имел уверенный, гипнотический. И у него иногда получалось.

Наконец учёный Ио к дому дяди Фёдора пришёл. На Шарика посмотрел и говорит:

— А если ему лапы связать?

— Мы его на цепь сажали, — говорит Матроскин. — Всё без толку.

Гипнотизёр говорит:

— Случай сложный. Поэтому сразу денег брать не буду. Посмотрим, как получится.

— Вы уж нам помогите, — просит дядя Фёдор. — Собаку просто жалко.

— Ладно, — говорит гипнотизёр, — приступим. Мне нужен блестящий полированный предмет в виде кости.

Хорошо, что у дяди Фёдора такой предмет был. Это была гантеля полированная.

И гипнотизёр Ио стал с Шариком работать. Он сел на стул, Шарика перед собой посадил, упёрся в него взглядом и стал крутить гантелей. Он говорит:

— Спи, спи, спи, спи, спи, спи, спи!

А когда он говорил быстро, получалось: пис-пис-пис-пис-пис.

— Смотри, — шепчет Матроскин дяде Фёдору, — сейчас он Шарика уговорит. Он лужу сделает.

Но Шарик и лужу не делал, и всё равно не засыпал. Тогда гипнотизёр стал ему внушать строгим голосом:

— Я не хочу, не хочу копать. Я не хочу, не хочу копать. К чёрту эти ямы. К чёрту эти ямы. Я лучше пойду на охоту, белок стрелять.

И вдруг Шарик говорит:

— Я не хочу, не хочу, не хочу белок стрелять. К чёрту эту охоту. Лучше я пойду ямы копать.

Гипнотизёр даже разозлился и приказывает:

— Спи!

А Шарик не спит.

— Спи.

А Шарик не спит.

— Спи!

А Шарик не спит. Тогда гипнотизёр как закричит:

— Спи, а не то как трахну гантелей!

И Шарик сразу заснул. Гипнотизёр к Матроскину обратился:

— Он теперь будет спать пять суток. Давайте мне мой гонорар — сто рублей или двести.

Но Шарик через полчаса проснулся и немедленно побежал в огород яму копать в матроскинской капусте.

Бывает капуста морская, а бывает матроскинская. Матроскин её очень любил и всё время выращивал для своей коровы Мурки.

Наши друзья совсем расстроились. А тут Печкин подошёл.

— Я, — говорит, — знаю лучшее лекарство против копания.

— Какое? — закричали все.

— Забор.

И действительно, этот забор сразу Шарика вылечил. Как забор поставили, Шарик сразу прекратил копание в огороде.

История четвёртая Монета

Монета, которую Шарик выкопал, много интересных событий в Простоквашино привела.

Монета была старинная, вся зелёная, и на ней можно было рассмотреть круглое лицо с усами. Великий фотограф Шарик её сфотографировал и в своём журнале «Собаки и жизнь» напечатал.

Оказывается, этот журнал многие учёные читали. Они очень этой монетой заинтересовались.

Учёный Юрий Игоревич Бадал из Сыктывкарского университета первым написал письмо:

Дядя Фёдор сразу в учебник истории зарылся и стал исторические карты смотреть.

Из учебника он узнал: что Сыктывкар — это город на востоке от Простоквашинска. Что Ассирия — это такая древняя страна южнее Простоквашинска. И что Сарданапал был жестокий царь, который всё время хотел завоевать Грецию. Короче, дядя Фёдор много нового узнал.

Не успел дядя Фёдор всё это узнать, как пришло другое письмо — от Михаила Петровича Зарипова.

Дядя Фёдор снова к книге потянулся. Он снова энциклопедию достал и много узнал интересного. Что Швеция — страна, которая находится на севере от Простоквашинска. Что Густав Красивый всюду посылал Эрика Сурового в военные походы, а сам всё время делал разные причёски и маникюры. И что это именно он впервые придумал маникюр на ногах.

И как только дядя Фёдор со шведским вариантом разобрался, всё про Эрика Сурового узнал, пришло письмо из далёкой Башкирии от учёного Кириенко Петра Павловича. Он писал:

Дядя Фёдор опять принялся за энциклопедию. И узнал, что город Караван-Сарай — это город Казань. А хан Чульпен — это третий сын хана Батыя от пятнадцатой жены Ульчи-Чу.

У дяди Фёдора от таких писем ум за разум зашёл, и он папу с мамой по телефону вызвал. Он им эсемеску послал:

— Опять клад, — сказала мама.

Но всё-таки твёрдо решила ехать:

— Может быть, там украшения будут.

А вообще-то папа и мама давно собирались приехать. Только у них сил не было, так они на работе уставали. Еле-еле им сил хватало телевизор включить.

Как только папа с мамой приехали, мама сразу говорит:

— Ой, как тут у вас хорошо — цветочки, бабочки! Показывай, дядя Фёдор, клад.

Дядя Фёдор достал спичечный коробок и монету вынул.

Мама сказала:

— Это всё? И из-за этого мы ехали?..

Кот Матроскин говорит:

— Вы ехали, чтобы сына воспитывать. От дурного влияния улицы спасать.

— Ах да, — сказала мама. — Только как дядю Фёдора воспитывать, когда он в пять раз воспитанней всех нас вместе взятых? И никаких тут улиц нет.

Папа, когда монету из коробка вынул, очень долго её рассматривал:

— Где-то я её видел.

Потом он взял флакон с нашатырным спиртом, вылил спирт в стакан и монету туда положил.

— Завтра всё узнаем.

И пошли они все вместе по полям и берегам гулять. Когда все вместе, то всем очень весело.

На другой день, когда все проснулись, первым делом побежали монету смотреть.

Папа достал её, протёр тряпочкой и на обозрение выставил. Это оказался последний пятак советского времени. А усы Сарданапала — это пучки колосьев вокруг советского герба — земного шара, перевитого лентами.

Папа, мама, дядя Фёдор, пёс и кот — все успокоились и сели завтракать.

Только-только сели завтракать, как звонок в дверь.

— Здравствуйте, я — Юрий Игоревич, специалист по ассирийскому царству. Я пришёл на Сарданапала смотреть.

Ему показали «Сарданапала», он и расстроился.

— Эх, какая неудача.

Еле-еле его варениками успокоили.

Тут и второй учёный подоспел, Зарипов М.П., специалист по Швеции.

— Давайте мне, — говорит, — моего Густава Красивого.

Ему дали «Густава», он чуть не расплакался.

— Как я ошибся, и как я наказан! Это ж надо, дэнгу Густава с советским пятаком перепутать!

Слава Богу, что и для него нашлись вареники.

А тут третий учёный приехал. Видно, все они очень увлечёнными учёными были. Зря время не теряли.

— Давайте мне монету Золотой Орды!

Ему дали монету. А она вся блестит, как солнечный зайчик.

— Да она у вас в отличной сохранности!

Но потом он очки надел и всё понял:

— Какой артефакт загубили!

Еле-еле и этого варениками успокоили.

Благо кот Матроскин с поварёшкой под рукой был.

А дядя Фёдор сразу за энциклопедию схватился, чтобы узнать, что такое «артефакт». Это что-то очень старинное, редкое, интересное. Примерно как картина, статуэтка или как бабушка профессора Сёмина.

История пятая Тату дяди Фёдора

В последние годы в село Троицкое много людей стало приезжать. Особенно летом. И на реке много всяких ребят городских появилось. И девочек.

Шум стоял и визг, и брызги летели во все стороны. А иногда ребята целыми отрядами приходили из пионерских лагерей и детских садов.

И очень любил дядя Фёдор с котом Матроскиным туда ходить. Потому что там весело было, и много интересного дядя Фёдор от детей узнавал.

Дядя Фёдор заметил, что у многих ребят на пузах, на руках и на плечах картинки нарисованы очень красивые. У кого — змея, у кого — паук, у кого и того лучше — череп.

Эти ужасы дядю Фёдора не трогали, а вот всякие птицы и тигры заинтересовали.

Дядя Фёдор спросил у одного мальчика:

— Кто тебе такого красивого орла нарисовал?

Мальчик так гордо ответил:

— Там, в будке на берегу, сидит дядя художник. Он тебе что хочешь нарисует, хоть орла, хоть трёх богатырей Васнецова. Хоть бабочку.

Ни богатыри, ни бабочка дядю Фёдора не волновали. А вот насчёт орла он задумался. Подошли они к художнику из будки, поздоровались, и дядя Фёдор спрашивает:

— А сколько стоит бабочку на щеке нарисовать?

Художник отвечает:

— Пятьдесят рублей.

— А орла на плече?

— Сто рублей.

— А трёх богатырей на конях?

— Тысячу.

Тут Матроскин дядю Фёдора в сторону отвёл и говорит:

— Может, на бабочке остановимся?

Но дядя Фёдор упёрся на орле:

— Я орла хочу.

И кот тоже упёрся:

— Да за такие деньги, дядя Фёдор, я тебе сам орла на спине нарисую. И денег не возьму.

Матроскин был очень хозяйственный кот. По хозяйству он всё умел делать, а в искусстве — в музыке, в рисовании — ничего не понимал. Ему казалось, стоит ему взять кисточку, он сразу «Девочку с персиками» создаст. Стоит взять скрипку, как он песню крокодила Гены заиграет с ходу. А дай ему пишущую машинку, он сразу «Красную Шапочку» сочинит.

Короче, он убедил дядю Фёдора деньги не тратить. Решили, что Матроскин сам рисунок сделает.

Идут они дальше по берегу реки, всякие ларьки с сувенирами рассматривают.

Дядя Фёдор увидел хорошую шкатулку деревянную, с крышкой на петельках, с рисунком по бокам и с орденом на крышке.

— Хорошая шкатулка. Вот бы папе подарить.

Он тётю в ларьке спрашивает:

— Сколько такая шкатулка стоит?

Продавщица отвечает:

— Двести рублей. И за пакет два рубля.

Матроскин забеспокоился:

— Ты что, собираешься эту шкатулку покупать?

— Ну, да.

Матроскин дядю Фёдора оттащил:

— И не вздумай, дядя Фёдор. Я тебе за эти деньги две таких шкатулки сделаю. И пакет за два рубля не понадобится.

Тогда они дальше проследовали. В следующем ларьке всякие плетёные вещи продавались: сумки женские, кошельки и лапти цветные.

Дяде Фёдору лапти сильно понравились:

— Сколько они стоят?

— Четыреста рублей. И пакет два рубля.

Дядя Фёдор говорит Матроскину:

— Матроскин, Матроскин, давай купим.

Матроскин отвечает:

— Ты что, дядя Фёдор, с ума сошёл? Да я тебе к твоему дню рождения ещё красивее лапти сплету. Вот увидишь.

И дядя Фёдор стал ждать.

И вот приблизился день рождения дяди Фёдора.

За три дня до этого Матроскин и Шарик стали для дяди Фёдора подарки готовить. Лапти, шкатулку и тату.

Лапти у них с грехом пополам получились. Потому что им почтальон Печкин помог. Он был известный мастер по лаптям и плетению. Его лапти даже на выставки народного промысла брали. Плохо, что материала у него подходящего не было — лыка. Лыко надо с липы драть, а это трудно и неправильно, потому что липы жалеть надо.

Поэтому Печкин взял пластмассовые полоски, которыми ящики с мебелью обкручивают, и начал с ними работать.

Лапти получились красивые, разноцветные, с бантиками на носках.

Со шкатулкой труднее получилось — не было ни дощечек красивых, ни инструмента тонкого. Хорошо, что профессор Сёмин выручил. Он Матроскину коробку из-под сигар подарил.

— Всё, — говорит Матроскин, — со шкатулкой покончено.

— Нет, не покончено, — отвечает Шарик. — На той шкатулке был орден привинчен.

— А где ж нам орден взять?

Тут Шарик вспомнил, что папа дяди Фёдора когда-то давно ему подарил ошейник с медалями. На том ошейнике ещё значки были красивые и жетоны с эмалью.

Немедленно они выбрали самый красивый жетон, просверлили дырочку в крышке сигарной коробки и завинтили закрепляющую гайку.

Осталось с тату разобраться.

— Что мы, Шарик, на дяде Фёдоре нарисуем? Может, «Грачи прилетели»? Он же птиц любит.

— Ты, Матроскин, совсем обезумел. Какие грачи, давай попробуем сначала простого сокола нарисовать.

Залезли они на чердак, взяли Брема — любимую книжку дяди Фёдора — и стали всех хищных птиц рассматривать. Увидели красивую голову орла (1/5 натуральной величины) и стали пытаться её нарисовать. И карандашами рисовали, и акварельными красками, и даже масляными — ничего не выходит.

Мимо профессор Сёмин проходил. Матроскин и Шарик его позвали. Он к ним на чердак залез.

— Над чем трудимся?

— Над дядей Фёдором, Эрик Трофимович. Хотим ему красивое тату сделать. Вот этого орла хотим на плече нарисовать. А у нас не получается, всё вкривь и вкось идёт.

— Нет ничего проще, — говорит Сёмин. — Вы по клеточкам рисуйте.

— Как так по клеточкам? — спрашивает Матроскин.

— А так. Как раньше вождей на плакаты рисовали. Расчертят маленькую фотографию на клеточки. Потом клетки на большом полотне нарисуют. И все линии, которые есть в маленьких клеточках, на большие клетки переносят.

— Что же это мы должны дядю Фёдора всего разлиновать, а потом по клеточкам орла переносить?

— Правильно.

— Нет, — говорит Шарик, — дядя Фёдор не тетрадка. С ним такой номер не пройдёт.

— Ну, хорошо, — говорит профессор Сёмин, — я вам контур орла нарисую. Вы его на плечо или на спину дяди Фёдора приложите и пульверизатором пройдитесь.

— Откуда у нас пульверизатор? — говорит кот. — У нас и пилы бензиновой «Партнёр» нет. Даже дрели путёвой электрической не найдёшь.

— Пульверизатора нет, можете кисточкой на контур краску брызгать или зубной щёткой. Отличный орёл получится.

На том и остановились.

Профессор Сёмин им красивый контур орла нарисовал и из бумаги вырезал. В бумаге дырка орла осталась. Вот эту дырку надо было приложить к дяде Фёдору, и на неё полагалось краску кидать. Только надо было ещё потом глаз пририсовать.

Матроскин решил вырезанного из дырки орла на другое плечо дяди Фёдора положить и чёрной краской обрызгать, чтобы было два орла. На одном плече белый орёл на чёрном фоне, на втором — чёрный орёл на белом.

Им осталось только чёрную краску акварельную приготовить и ждать, когда дядя Фёдор проснётся.

Когда дядя Фёдор проснулся, ему торжественно лапти преподнесли. Дядя Фёдор надел их, а ходить в них нельзя, лапти не гнутся.

— А мы тебе их не для хождения плели, — говорит кот, — а для удовольствия. Чтобы ты их на стенку повесил и ими любовался.

— Вот ты, Матроскин, повесь их у себя на стенку и любуйся ими, а я себе лучше в ларьке удобные лапти куплю, для ходьбы, за четыреста рублей.

— А сейчас, дядя Фёдор, мы на тебе будем орла рисовать.

— На мне? Давайте сначала на газете попробуем.

Положили Матроскин с Шариком дырчатого орла и орла вырезанного на газету и стали чёрную краску распылять зубными щётками.

— Класс, — говорит Матроскин, — если на них ещё короны подрисовать, сразу герб России получатся.

— Если на них короны нарисовать, это два поссорившихся петуха с гребешками получится.

— Почему поссорившихся?

— Потому что они в разные стороны смотрят.

— Нет, — говорит дядя Фёдор, — до орлов им ещё расти и расти. Лучше я себе у того художника настоящих орлов нарисую за сто рублей.

А вот шкатулка дяде Фёдору очень понравилась. Он сказал:

— Хорошая работа. Папе очень понравится.

И когда дядя Фёдор папе шкатулку с орденом подарил, папа очень обрадовался, а потом удивился:

— Спасибо, сынок, за хороший подарок. Только вот значок на нём какой-то странный. Ты прочти, что на нём написано.

Дядя Фёдор прочитал: «Лучшей собаке Нижегородской области».

— А я, — говорит папа, — никогда в Нижегородской области и не был. Так что давай мы эту шкатулку Шарику подарим. Пусть он в неё косточки и хрящики складывает.

Так что Шарику в этот день больше всех повезло. А дяде Фёдору папа привёз «Лего» на тысячу деталей. Так что целый месяц дядю Фёдора не видно и не слышно было. И все без него скучали.

Но скоро новое веселье пришло. У Шарика объявились друзья.

История шестая Новые друзья Шарика

Хорошее лето было в этом году. И погода была прекрасная, и работа была интересная, урожайная, и книги читались одна лучше другой.

В Простоквашино никто время даром не терял. Все с утра до вечера что-нибудь нужное делали. Пасли коров, кололи дрова, запасали сено.

Правда, был один день в году религиозный — день святого Фотия. В простонародье он назывался «Фотий — нельзя работать». В этот день всем полагалось отдыхать с утра до вечера.

Так простоквашинцы и в этот день ухитрялись что-нибудь делать. Они говорили:

— Вот сейчас схожу, сено поворошу, а потом буду весь день лежать.

Но тут же вскакивали:

— Ой, чуть не забыл. Воды-то надо принесть. Вот принесу и до самого вечера не встану.

И снова хватались за голову:

— Батюшки, я тут отдыхаю, а у меня тесто убегает.

И так они отдыхали и отдыхали весь этот религиозный праздник. Жаль, что он быстро кончался.

Так что и дядя Фёдор, и кот Матроскин, и Шарик всё время в Простоквашино были делами заняты.

Шарик в это лето научными экспериментами очень интересовался. Как узнает, что где-то что-то научное происходит, хвать своё фоторужьё и туда. Потому что он своими фотоснимками немного подрабатывал в журнале «Собаки и жизнь».

А как раз в это лето профессор Сёмин настольный инкубатор купил и стал на дачной веранде для своей бабушки гусят выводить.

Вообще-то это была легенда, что «для бабушки». Это чтобы соседи не удивлялись. На самом деле он хотел проверить одну теорию — теорию профессора Лоренца, своего коллеги — специалиста по языку и поведению животных.

Профессор Лоренц утверждал, что первый предмет, который увидит выведенный гусёнок, он будет принимать за свою мать. Ну, если не за свою мать, так за своего начальника. Если первым предметом окажется подушка, то за этой подушкой гусята и будут следовать, как за мамой.

Поэтому профессор Сёмин целыми днями сидел с подушкой около инкубатора — проверял температуру, влажность и выводимость гусиных яиц. Он всё время просматривал эти яйца через картонку с дыркой, наводя их на яркую лампочку.

А Шарик с фотоаппаратом рядом крутился, хотел момент вылупления на плёнку сфотографировать.

Так они с профессором Сёминым два дня дежурили.

И конечно, без дяди Фёдора, почтальона Печкина и Шарика дело не обходилось. Они тоже всё время у инкубатора крутились.

Наконец яйца в инкубаторе стали покрываться трещинами и распадаться на части.

Профессор вынул лоток, и на глазах у всех из яиц стали гусята выбираться. Получилась интересная картина: профессор Сёмин им всё подушку подсовывает, а Шарик со своим аппаратом всё время впереди профессора вертится. Гусят щёлкает.

Скоро все гусята из яиц вылезли, пищать стали. И всех их Шарик сфотографировал.

— Отлично, друзья, — говорит профессор Сёмин всем зрителям, — завтра, как только они на ноги встанут, я буду им подушку показывать. Я этой подушкой их на речку поведу.

И все стали ждать утра.

Утром, ни свет ни заря, все члены худсовета к профессору Сёмину на дачу подтянулись. Начался эксперимент. И Шарик пришёл, и Матроскин, и дядя Фёдор, и почтальон Печкин даже.

Профессор Сёмин вышел на улицу с подушкой, а бабушка профессора ящик с гусятами вынесла. Она высыпала гусят на землю, и они стали траву щипать.

Профессор Сёмин им подушку показывает:

— Цып, цып, цып! Гусь, гусь, гусь!

Они ноль внимания.

Вокруг них Шарик с фотоаппаратом крутится, то привстанет, то присядет, то приляжет даже. И вот, как только он приляжет, все гусята к нему бегом. Так и стараются на фотоаппарат влезть.

Он им:

— Кыш, кыш!

А они не убегают, только пищат вокруг.

Профессор Сёмин совсем расстроился:

— Этот эксперимент неправильный. Профессор Лоренц что-то здесь не додумал.

Тут дядя Фёдор решил своё слово сказать:

— Эрик Трофимович, профессор Лоренц всё додумал, мне кажется. Это Шарик со своим фотоаппаратом что-то недодумал. Ведь первый предмет, который гусята увидели, был его аппарат. Так что это не вы, а Шарик должен гусят на речку вести.

Почтальон Печкин тоже слово вставил:

— Придётся тебе, Шарик, своим фотообрезом цыплятами управлять.

Почему он сказал «обрезом»? Да потому, что Шарик своё фоторужьё укоротил, он на нём приклад отвинтил.

И в самом деле, гусята за «обрезом» Шарика спокойно к речке пошли. Когда фотоаппарат на земле лежал, они вокруг него травку щипали. Но стоило фотоаппарату удалиться, они травку бросали и с писком за Шариком неслись на своих перепончатых лапках.

И в самую воду гусята за Шариком вошли и поплыли сразу же. Хорошо, что Шарик свой аппарат вовремя из воды вынул и не вымочил, а ведь мог бы его испортить.

Но всё это весной было, самой ранней. А сейчас уже осень наступила, правда, тоже ранняя. Гусята выросли, большие стали и начали даже подлётывать.

Однажды Шарик со своим фотоаппаратом направился журавлиный перелёт фотографировать. И шёл он мимо дачи профессора Сёмина как раз тогда, когда бабушка профессора (помните, которая с веником) гусей пасла.

Идёт себе Шарик, в ус не дует, и вдруг из гусиной стаи несколько гусей поднимаются и за ним бегом.

Шарик бежать. Гуси за ним.

Шарик быстрее. Гуси быстрее.

Шарик во всю мочь побежал. Гуси на крыло поднялись и рядом полетели.

На полкилометра Шарика хватило, дальше он упал на землю — еле дышит. Гуси приземлились рядом, травку щиплют.

Шарик дальше побежал, гуси снова за ним. Летят на уровне головы, крыльями его обветривают.

Шарик кричит:

— Кыш! Кыш!

А они своё:

— Га-га! Га-га!

Он им:

— Кыш! Кыш!

Они своё:

— Га-га! Га-га!

И ни фига! Тогда Шарик вспомнил, что это те самые гуси сёминские, которые его фотоаппарат видели, когда из яиц вылезали.

— Здравствуйте, парни, — говорит Шарик. — Идите домой. Дальше я один доберусь.

Но парни не уходят.

Понял Шарик, что фотоохота сорвана, и домой отправился. Он думал, что гуси по дороге к профессорской бабушке вернутся.

Какое там! Гуси, как почётная охрана, его до крыльца проводили и остались во дворе. Мало того что остались, они ещё всю кашу из миски Шарика съели.

С тех пор Шарик влип. Куда бы он ни направился, где бы он ни появился, рядом с ним два телохранителя перепонками шлёпали.

Ну, ладно, пока дело было в деревне, можно было этот почётный караул терпеть.

Но вот Шарик в город отправился, фотографии в журнал «Собаки и жизнь» отвозить. Выкатил он из сарая тр-тр Митю, влил в бензобак борщ вчерашний и в город отправился.

Как только он на пороге зашевелился, два гуся встали по стойке смирно, шеи вытянули и стали на него преданно смотреть.

Шарик думал, что их шум мотора испугает или они отстанут в дороге. Но не тут-то было.

Два гуся поднялись на крыло и, равномерно махая крыльями, полетели рядом.

А что Шарику делать? Фотографии в журнал сдавать надо же!

И он до самого Простоквашинска так и ехал с фотовинтовкой за спиной и с почётным караулом с двух сторон.

Вот въехал он на главную площадь города, трактор оставил и быстро шмыгнул в подъезд, где его редакция была.

Он думал, что гуси охранять его трактор останутся. Но нет.

Гуси, как увидели, что он исчез, сразу на крыло поднялись и кругами стали летать в поисках своей «мамы» — фотоаппарата с прикладом. Уже несколько кругов над главной площадью сделали.

Когда они мимо окна редакции пролетали, Шарик их в окно увидел и сказал главному редактору Журналистову:

— Сергей Автандилович, я на секунду выскочу. Я боюсь, мои гуси с ума сойдут, потому что меня не видят.

Он спустился вниз, свой фотоаппарат гусям показал и на седло тр-тр Мити положил.

— Всё, теперь гуси успокоятся, а я пока с Сергеем Автандиловичем побеседую. Я ему всё про эксперимент профессора Сёмина-Лоренца расскажу.

Гуси и в самом деле успокоились и опять принялись на газоне пастись.

Шарик снова поднялся на второй этаж и стал рассказывать главному редактору о гусятах, которые фотоаппарат за маму приняли.

Сергей Автандилович расцвёл и говорит:

— Хорошая история, воспитательная. Правда, к собакам она никакого отношения не имеет.

И тут он придумал:

— Ура! А давай мы её на собак переделаем.

— Как так на собак?

— Просто. Мы напечатаем, что это не гусята родились, а щенки. И что это они за аппаратом бегали.

— Но это же будет неправда.

— Но зато это будет интереснее.

Они стали долго спорить. Шарик никак не хотел неправильный эксперимент в журнале печатать. А Журналистов упирался:

— Ведь гуси никакого отношения к нашему журналу не имеют.

— А мы приблизим, — говорит Шарик.

— А как?

— А мы дадим гусям собачьи клички. Допустим, Тузик и Бобик.

Они спорили всё сильнее и всё сильнее горячились. Между тем Тузик и Бобик мирно на газоне паслись около фотоаппарата.

А в городе Простоквашинске жил-был вороватый дедушка Кадушкин. Он очень много времени в местах дальнего следования проводил, потому что всё чужое любил утаскивать. То есть он был воришкой. Вообще-то он уже не хотел воровать, он решил бросить. Он каждый раз говорил: «Всё. Это в последний раз». Но у него это как-то само собой получалось. Как увидит что-нибудь, что плохо лежит, так сразу хвать и бежать куда-нибудь. Чтобы потом чужую вещь продать.

И в этот раз дедушка Кадушкин увидел фоторужьё на тракторе. Он тут же себе сказал:

— Всё. Это в последний раз. — Схватил ружьё и побежал.

Тузик и Бобик сразу загоготали, на крыло поднялись и за ним. Кадушкин направо, гуси направо. Кадушкин влево, гуси влево.

Шарик, как услышал хлопанье крыльев, сразу в окошко высунулся. Видит — нет ни гусей, ни фоторужья. Он всё понял и на улицу выскочил.

— Что делать?

На его счастье, на главной площади в этот раз милиционер Люськин дежурил. Шарик к нему подбежал:

— Товарищ Люськин, товарищ Люськин, не видали, куда гуси полетели?

— Видел, — говорит Люськин. — Они за одним таким товарищем хромоногиньким полетели. Я ещё подумал, что он дрессировщик, что ли, из цирка, почему за ним гуси летят.

— Это не дрессировщик из цирка. Он мой фотоаппарат украл. Это жулик какой-то.

— Тогда я его знаю, — говорит Люськин. — У нас на весь город один жулик и есть. Это — дедушка Кадушкин. Он недавно освободился. И живёт в вагончике бесхозном у оврага. Мусор охраняет.

Инспектор Люськин посадил Шарика в мотоцикл с коляской и помчался к бесхозному вагончику у оврага.

И точно. Видят они, около мусора гуси пасутся, а рядом дедушка Кадушкин аппарат рассматривает.

На этом краткосрочный отпуск дедушки закончился. Его инспектор Люськин в коляске увёз.

А Шарик взял фотоаппарат и Тузика с Бобиком к трактору повёл. Сел он на трактор и быстро в деревню Простоквашино вернулся. Гуси за ним. Очень хлопотная поездка с ними получилась.

А через неделю в журнале «Собаки и жизнь» появился фоторепортаж Шарика о гусях с названием:

Всем жителям города этот фоторепортаж очень понравился.

История седьмая Печкин и зонтики

Однажды в жаркий летний день, когда солнце просто выжигало ему затылок, почтальон Печкин задумался:

— А почему на велосипеде не ездят под зонтиком?

Он так серьёзно задумался, что к дяде Фёдору пришёл:

— А почему почтальоны не ездят с зонтиком?

Дядя Фёдор не знал, что сказать. Но Матроскин нашёлся:

— Да потому, что у них зонтиков нет. При их зарплате.

Тут Печкин обиделся:

— Вот как раз на зонтики нам, почтальонам, денег хватит. И на летние зонтики, и на осенние.

— Ну, тогда я не знаю, — сказал Матроскин.

— Может быть, потому, — говорит дядя Фёдор, — что нельзя одной рукой зонтик держать, а другой велосипедом рулить.

Тут Шарик вмешался:

— Значит, можно зонтик к рулю привязать, и пусть он сам собой на руле едет.

Задумчивый, ушёл Печкин от дяди Фёдора.

А жара не спадала.

Между прочим, почтальон Печкин был человек вредноватый, но умелистый. Что он задумывал, то выполнял.

И скоро вся деревня Простоквашино с удивлением увидела, как почтальон Печкин едет себе на велосипеде, а над ним большой солнечный зонтик раскрыт.

Причём зонтик так устроен, что его можно в любую сторону поворачивать. Если солнце спереди, зонтик вперёд наклоняется. Если солнце сбоку, и зонтик вбок.

Первым делом Игорь Иванович к дому дяди Фёдора подрулил и даже объехал вокруг дома, чтобы все увидели, какой он изобретатель.

Из дома дяди Фёдора все жильцы высыпали на почтальона Печкина смотреть.

Шарик стал Печкина фотографировать:

— Замечательное фото получится. Деревня на подъёме.

— Почему на подъёме? — спросил Матроскин.

— Не знаю, — ответил Шарик. — Но если почтальоны под зонтиками стали ездить, в этом есть что-то курортное.

— И мне так кажется, — сказал дядя Фёдор, — что в этом есть что-то курортное.

— А я хотел бы посмотреть, как он под горку поедет, — сказал Матроскин.

— И как он поедет? — спросил Шарик.

— Полетит.

— Никуда он не полетит, — сказал дядя Фёдор.

— Почему?

— Потому что у нас в Простоквашино нет горок. У нас все тропинки ровные.

И верно, почтальон Печкин спокойно катался на своём велосипеде под зонтиком и никуда не улетал. Если дождик шёл, он другой зонтик приделывал, дождевой, и никакого дождя не боялся.

Профессор Сёмин, когда встретил Печкина, сказал ему:

— Вот вы какой изобретатель! Вы сами это придумали?

Печкин ответил:

— Вот я какой изобретатель! Я сам это придумал.

— Вам надо это изобретение запатентовать.

— А как это? — спросил Печкин.

И тогда профессор Сёмин ему объяснил, что есть такое специальное бюро изобретений Роспатент. И что все изобретения там регистрируются. И не только изобретения, но и названия удачные.

Про названия Печкин выспрашивать не стал, а изобретениями заинтересовался: что будет, если он свой зонтик зарегистрирует?

— Тогда другие люди этими зонтиками заинтересуются. И если какой-нибудь завод начнёт выпускать такие зонтики на продажу, то Печкину будут платить часть денег. Допустим, пять рублей от каждого велозонтика.

Печкину такое развитие событий очень понравилось.

— Но, Игорь Иванович, — сказал профессор Сёмин, — вам надо обязательно сделать чертёж вашего зонтика и описать его.

Печкин немедленно засел за рисование чертежа. Он два дня рисовал зонтик. И ещё четыре дня делал описание:

Почтальон Печкин приложил фотографию, потому что рисовать велосипеды не умел. Он и зонтик-то с трудом начертил. И всё.

Сложил он чертежи в свою почтовую сумку, сел на велосипед и поехал в сторону Простоквашинска.

Тут-то, перед самым пригородом, и была на пути длинная-длинная горка, про которую кот Матроскин говорил. Она была асфальтированная.

Почтальон Печкин стал разгоняться всё сильнее и сильнее. Он не хотел разгоняться, но у него так получалось.

Зонтик напрягся от встречного ветра. А тут ещё тёплый вихрь налетел… И зонтик вместе с велосипедом и Печкиным в воздух поднялся.

Нет, Печкин не полетел высоко в небеса, не парил над облаками вместе с орлами. Он всего несколько метров пролетел и приземлился в кузов грузовика.

Скоро в городской газете «Собаки и жизнь» была помещена фотография «Почтальон на высоте». Там был изображён летающий Печкин.

Это Шарик такую фотографию в газету прислал.

Всё случилось потому, что его кот Матроскин надоумил.

Он сказал:

— Видишь, Шарик, Печкин в город поехал. Догони его и посмотри, как он летать будет. Может, фотографии сделаешь.

Как хорошо, что всё хорошо кончилось. Просто Печкин уехал на триста километров в ненужную сторону и десять дней ехал домой уже без всякого зонтика.

И хорошо, что у него зарплата была с собой и он не страдал от голода. Он даже загорел и поправился.

Но с этих пор почтальон Печкин зонтики видеть не мог. Он везде в плаще почтальонском ходил.

История восьмая Жидкое золото почтальона Печкина

Почтальон Печкин всю жизнь мечтал много денег в лотерею выиграть. Как только он читал: «Беспроигрышная лотерея» или «В нашу лотерею можно выиграть автомобиль ВОЛГА», он немедленно покупал лотерейные билеты.

Всю свою жизнь он их покупал. Он всё хотел выиграть пятьсот тысяч рублей. И ничего не выигрывал. Он эти пятьсот тысяч рублей раза три уже потратил на лотерейные билеты в течение своей жизни. Лучше бы он просто копил эти деньги.

Но ему казалось, что призрачная птица счастья завтра ему принесёт удачу, и он до конца своих дней будет сидеть в тапочках дома и смотреть телевизор. А почту, разные там газеты и конверты, ему будет носить другой почтальон. И Печкин будет говорить ему:

— А что, милый почтальон Кукушкин, где мои разноцветные журналы про яхты и автомобили?

Или:

— Нет ли у тебя чего-нибудь познавательного в смысле: «Покупайте только наши стиральные порошки «Стирай, и сам своё бельё не узнаешь»?

Но ничего почтальон Печкин не выигрывал, а наоборот. Если сложить все деньги, которые он в разные лотереи вложил, то получится, что он истратил именно те пятьсот тысяч рублей, которые так страстно хотел выиграть.

Но вот однажды он точно нашёл путь, на котором можно было быстро и безотказно разбогатеть. Он увидел по телевизору рекламу: «Пиво «Крылатское». Под нашими крышечками таится ваше счастье!»

И полнощёкий диктор, такой полнощёкий, что очки на него с трудом налезали, объяснял:

— Под каждой сотой крышечкой нашего пива таится фотоаппарат. Под каждой тысячной крышкой — холодильник. Под двадцатитысячной крышкой — путешествие в Австралию. А под стотысячной крышкой — миллион рублей.

И Печкин понял: вот оно, вот оно — его лотерейное счастье.

Правда, Печкин пива не пил. Но с тех пор он усиленно стал покупать пиво «Крылатское» и отвинчивать крышечки.

Под первой крышечкой он никакого фотоаппарата не обнаружил. А обнаружил надпись: «Привет, участник, в этот раз тебе не повезло». И так ему не повезло литров на десять пива.

Но на двадцатом литре, то есть на сороковой бутылке, была удача. Ему явно повезло, под крышкой была надпись: «Привет тебе, участник, ты выиграл фотоаппарат. Ещё немного усилий, и ты выиграешь холодильник».

Печкин решил не останавливаться. Он решил добиться холодильника.

Правда, он не знал, что ему делать с пивом, так как он пива не пил. Он просто выливал его в корыто в сарае. А иногда и в огород с капустой.

В результате в огороде выросла ботва невиданной высоты. И козёл Печкина (помните, Печкин думал, что у него козочка растёт, а вырос большущий козёл Нюр) пристрастился эту ботву поедать. Начал он с ботвы, а потом повадился к корыту прикладываться.

И куры приладились пиво из корыта пить.

Как только Печкин выливал очередное пиво в корыто, серенький козлик Нюр всё корыто сразу и выпивал. Наперегонки с курами.

У Печкина между тем столько крышечек накопилось, что ужас. Он из них стал шашки делать. Крышечки железкой вверх — белые, крышечки пробкой вниз — чёрные.

Печкин доски шахматные на фанере рисовал и на сельском рынке понемногу эти шашки продавал, чтобы заработать деньги на пиво.

Только соберётся Печкин в сельпо за крышечками пойти, как козёл Нюр его сзади уже своими рогами в дорогу подталкивает. И приходится Печкину за крышками бегом бежать. У него для этого специальная фанерка была подложена.

Чем ближе Печкин к холодильнику оказывался, тем сердитее его козёл становился.

Но только холодильник у Печкина никак не выходил. Зато он ещё два фотоаппарата выиграл: «Привет тебе, участник, тебе повезло: ты выиграл фотоаппарат. Ещё немного усилий, и ты выиграешь холодильник».

А в чём повезло? В том, что он все свои почтальонские деньги на пиво истратил? Лучше бы он просто эти фотоаппараты в магазине купил.

Да к тому же куры почтальона Печкина из-за пива тоже агрессивными сделались — все ботинки ему обклевали. И козёл Нюр совсем с ума сошёл. Только Печкин выйдет из дома покурить или на почту, козёл своими рогами в Печкина упирается и давай его к магазину толкать.

Вся деревня Простоквашино за этой лотереей следила. И все жалели Печкина.

Однажды его соседка Пелагея Капустина сказала:

— А что ты, Печкин, всё страдаешь? Да в городе у меня сестра двоюродная живёт Маргарита. Она в пристанционном буфете работает. Она тебе этих крышек насобирает — мешок, никакого пива не надо.

И отправился Печкин в город к двоюродной сестре Маргарите.

— Маргарита, Маргарита, дай мне мешок крышек.

— Ишь ты, какой хитрый нашёлся. Да у меня за этими крышками очередь стоит. Хочешь иметь крышки, бери вместе с пивом.

А с пивом Печкин мог и в своей деревне взять. Зачем ему с пивом из города тащиться?

Так что умная идея с Маргаритой лопнула, и Печкин резко загрустил.

Надо было Печкину что-то делать: деньги у него кончились, а холодильник так и не появился.

Пошёл почтальон Печкин к дяде Фёдору, чтобы с ним, с котом Матроскиным и с Шариком посоветоваться. Рассказал он им всю историю. И про крышки, которых у него полсундука набралось, и про козла Нюра, который совсем прохода не даёт, и про кур, которые хищными стали — все ботинки ему насквозь продырявили. Дядя Фёдор спрашивает:

— И много у вас, Игорь Иванович, бутылок за это время накопилось?

— Ну, наверное, двести штук, раз я два фотоаппарата выиграл. Они в сарае у меня лежат.

— Да поймите вы, тёмный человек, — кричит Матроскин, — если бы вы эти деньги просто в коробке собирали, вы бы уже десять фотоаппаратов купили и две стиральные машины.

— Это понятно, — соглашается Печкин. — А что мне сейчас-то делать? У меня козёл бодучий, куры клевачие и денег нет. — И чуть не плачет.

— Ну, с курами вы как-нибудь справитесь, — говорит дядя Фёдор. — Если посуду сдадите, деньги у вас появятся. А вот с козлом посложнее.

— А чего тут сложного, — вмешался Шарик. — Я тут в местной газете «Простоквашинская правда» вот что прочитал… Да я вам сейчас найду.

Шарик в последнее время всё больше и больше читал. В основном он читал журналы и газеты. Ведь он был не просто Шарик — охотничий пёс, а он был Шарик — журналист.

В журнале «Собаки и жизнь» его заметки так подписывали: «Наш знаменитый фотокорреспондент Ш. из деревни П.».

Так вот этот Ш. из деревни П. принёс газету и прочитал:

— «Саратовскому государственному народному цирку, гастролирующему в Простоквашинске, срочно требуется бодучий козёл. Оплата сдельная. Обращаться к Иону Ионовичу Ио».

— Зачем им требуется бодучий козёл? — спрашивает Печкин.

— Откуда я знаю, — отвечает Шарик. — Может, для охраны цирка. Может, для участия в цирковом номере.

— А что значит оплата сдельная?

— Наверное, его напрокат берут. Сколько раз выступил, столько раз и платят. Сколько жуликов задержал, столько и денег.

— Я хочу, чтобы он у них навсегда остался, — сказал Печкин.

Скоро Печкин всю посуду из-под пива сдал. На вырученные деньги купил трос буксировочный, прицепил козла к тр-тр Мите и с помощью кота Матроскина и пса Шарика повёл Нюра в цирк сдавать. Ну и конечно, от бодучести на голову ему мешок из мешковины надели.

История девятая Как почтальон Печкин своего козла Нюра в цирк сдавал

Когда приехали в город Простоквашинск, сразу в цирк направились. Там нашли Иона Ионовича. И стали козла показывать.

— Животное здоровое, — сказал Ион Ионович. — А оно бодается?

— Ну, так… — дипломатично произнёс кот.

— Ещё как! — ответил Печкин. — Может, снять мешок?

— Пока не будем, — сказал Ио, — будем паспорт животного заполнять. Какой породы животное?

— Обычной, — отвечает Печкин, — козлиной.

— Значит, запишем «Козёл домашний, повышенной бодучести».

— Пишите «средней», — вмешался кот. Он всё боялся, что козла не возьмут.

— Возраст?

— Летошний, — объяснил Печкин.

— Что значит «летошний»? — спросил профессор.

— Значит, в прошлом лете родился.

— Запишем «один год». Кличка?

— Нюр. Его Нюром кличут. А ещё Беее-бе-бе.

— Хорошо, а мы его Нюрен-бееергом назовём. Это очень выигрышно для выступлений.

Тут Ион Ионович к вопросу о цене подошёл:

— Вы его напрокат сдаёте или как?

— Мы его «или как» сдаём. Навсегда.

— И что вы хотите за этот мелкий экземпляр?

— За этот мелкий экземпляр мы хотим большой холодильник, — смело сказал Матроскин.

— Или поездку в Австралию, — добавил Печкин.

— Ну, на большой холодильник я вам денег не дам, а дам на маленькую стиральную машину.

— Давайте на среднюю, — попросил кот.

И Ион Ионович согласился. А потом говорит Шарику:

— А вас я где-то видел.

— Да, видели в деревне Простоквашино.

— Точно, помню. Вы там всё на крыши залезали?

— Нет, я там всё ямы копал.

— Ну, это близкое, — сказал психолог. — И как, перестали залезать? Я вас вылечил?

— Это я его вылечил, — сказал Печкин. — Я им забор в огороде поставил.

— Ну, что ж, такой метод тоже хорош. Он называется метод материальных преград.

К этому времени козёл Нюр половину мешка из мешковины сжевал и свою среднюю бодучесть показывать начал. Хорошо, что прибежали служители и козла в стойла к животным увели.

Ион Ионович деньги Печкину выдал, и Печкин спросил:

— А зачем вам козёл нужен?

— Это непростой случай, — объяснил Ио. — У нас есть укротитель Козлов. И мы пишем на афише: «Укротитель КОЗЛОВ» и по радио говорим: «Выступает укротитель КОЗЛОВ». И люди на это идут. А козлов-то у нас нет. А теперь будет хотя бы один.

Когда они вышли из цирка, кот Матроскин с досадой сказал:

— Эх, жаль, что он нам так поздно это рассказал. Я бы при таких условиях большую стиральную машину бы потребовал.

История десятая Прошло несколько лет…

Однажды приехал почтальон Печкин в город Саратов на Сёминар повышения квалификации среди почтальонов. И вдруг он видит афишу: «Цирк приехал».

«А что? — думает Печкин. — Давно не был я в цирке. Надо пойти».

Взял он билет самый дешёвый на боковое место в проходе, на сдачу купил воздушную кукурузу и пива бутылку.

Вообще-то он хотел купить «пепси-колу», но она кончилась, и ему вручили пиво и большой пластмассовый стакан. Он, конечно, по привычке под крышечку заглянул и, как всегда, увидел: «Привет, участник, в этот раз тебе не повезло».

Сидит он с этим пивом в стакане и представление смотрит. Слоны перед ним выступают, табуретками жонглируют. Печкин думает: «Вот бы мне такие табуретки. Как бы они мой дом украсили…»

Медведи на мотоциклах разъезжают. Печкин думает: «Вот бы мне такой мотоцикл почту развозить. Можно без медведя».

Гимнасты летают под куполом, как ласточки перед дождём. Он думает: «Вот бы мне так летать, я бы непременно перелетел к вон той красивой тётеньке в первом ряду. Ой, какая красивая тётя, сильная. Кажется, я видел её на обложке журнала: «Женщинам не место на железной дороге!»

И вдруг шпрехшталмейстер объявляет:

— Выступает заслуженный артист, дрессировщик Козлов. Юмористическая дрессировка.

Тут на арену в страшной панике несколько клоунов вылетели, потому что за ними бежал здоровый козёл. Слава богу, на рогах у него были мячики надеты. Но и этими мячиками он бодался — будь здоров! Клоуны так и летали от него за барьер.

А тут он встал на барьер и уставился глазами на красивую тётеньку в первом ряду. На ту, которая понравилась Печкину. У Печкина аж сердце защемило. И хорошо, что боевого козла клоунам удалось за хвост оттащить.

Потом этот большущий козёл мячиком дирижировал, через кольцо прыгал, по проволоке ходил и даже блеял под баян.

«Странно, — думает Печкин. — Где-то я этого козла видел. Может, на предвыборном плакате?»

И тут он вспомнил — это же его родной козёл Нюр! Это же он такого умного козла своей рукой в цирк продал. Он сам себе сказал: «Печкин, накажи бог, это же мой Нюр!»

И он закричал:

— Нюр! Нюрчик! Беее-беее!

Нюр остановился, поднял глаза на Печкина и через все ступеньки помчался к нему.

«Он любит меня», — подумал Печкин.

Только Нюр выхватил у него большой стакан с пивом и сразу помчался на арену гонять клоунов.

Все люди в зале зааплодировали. Они думали, что это трюк. А это был не трюк, а старые воспоминания.

После выступления Печкин долго скандалил, требовал козла обратно. Он говорил:

— Да я же эту козочку из соски поил! Да я, можно сказать, ей как отец родной.

Но когда ему объяснили, что в самолёт с козлами не пускают, а по железной дороге ехать два дня, он остыл. Поцеловал своего козла в нос и спокойный вернулся на Сёминар почтальонов.

И там он много пользы почтальонам принёс. Потому что он был почтальон-практик, а не теоретик какой-нибудь паршивый.