Дядя Тумба Магазин

ВСЕ видели, как однажды к дяде Тумбе пришел мужчина с ребенком. На самом же деле было как раз наоборот. Это пришел наш знакомый малыш по имени Сандрик и привел за руку своего папу. Зуб у Сандрика, как мы знаем, давно вырос, и все было бы хорошо, только с папой у Сандрика не все было хорошо. А если честно, то было плохо. В чем дело, мы скоро узнаем.

Но даже сейчас, взглянув на папу Сандрика, можно было догадаться, что он совсем не такой, как другие папы в нашем городе. Да посудите сами. В середине лета, когда солнце печет изо всех сил и стоит жарища, да такая, что люди, проходя по улицам, пригибаются от нее, будто их придавили тяжелым мешком, папа оделся в темный двубортный, очень новый и очень дорогой шерстяной костюм, обул ноги в блестящие, тоже черные лакированные туфли, а на белую сверкающую как снег сорочку, повязал толстым узлом темный галстук, а поверху еще накинул на всякий случай плащ и шляпу, горло обмотал шарфом.

Я знаю, что вы сейчас подумали: вы подумали, что, конечно, у папы Сандрика разболелось горло, и что он страдает от хронической ангины, от насморка и от кашля. Ничего подобного. Хочу вас заверить, что в этот день у папы Сандрика не было ни ангины, ни насморка, ни кашля и никакой вообще простуды. Просто он так скроен, что с каких-то давних времен, о которых он уже и сам забыл, папа изо дня в день одевается лишь так, и более того, он очень этим нарядом доволен, никак не замечая, что другие папы носят шорты, носят спортивные со всякими яркими надписями майки, а на ноги нацепляют шлепанцы или даже каучуковые пляжные тапочки. Сандрик даже подумал, глядя однажды на других пап у других детей, что от такой легкой одежды они, возможно, и сами так легки и беззаботны, и детям с ними (их детям). тоже нет никаких проблем.

Итак, однажды, поразмыслив, Сандрик решил свести своего папу к дяде Тумбе, который его поймет, а может, и предложит какую другую папе одежду, и тогда папа станет совсем другим.

Но тут и выяснилось, что папа Сандрика вовсе не желает, чтобы его показывали или, что хуже, переодевали, а если он согласился пойти, то лишь потому, что Сандрик пригрозил сбежать вторично к дяде Тумбе в карман и больше оттуда не возвращаться. Да, в общем, папа Сандрика не верил в существование какой-то тумбы (это он так произносил), и что никаких таких тумб не бывает. Но если даже и бывает, он их тоже не признает.

А между тем они ступили за железные воротца на просторный дворик, заросший цветущей сиренью и китайской розой, звякнул призывно колокольчик, и в тот же момент перед ними, словно из-под земли, возник сам дядя Тумба. Он же дядя Шкаф, он же дядя Сейф, он же дядя Дом, дядя Гора и тому подобное.

Малыш, вовсе не оробев, поздоровался и произнес, вздыхая:

— Вот, привел, — указывая на папу.

— Кого вы привели, сударь? — спросил дядя Тумба с живейшим участием, но очень учтиво. Где-то на самом верху блеснули его очки, а зайчики от них поскакали по краснокирпичной стене большого дома, что находился на противоположной стороне улицы, и ослепили кота, который грелся на солнце на открытом балконе четвертого этажа. Кот, как утверждают, не терпел солнечных зайчиков, которых любят запускать при помощи зеркальца маленькие озорники, и, сердито фыркнув, ушел додремывать в ванную комнату, где окон нет совсем, а значит, нет и солнечных зайчиков от всяких озорников.

— Знаете, я вовсе не собирался сюда идти, — вступил в разговор папа Сандрика, поджимая губы, и уставясь в пространство. Дяди Тумбы он как бы не замечал, для этого надо было хотя бы приподнять полы его темной шляпы.

Но дядя Тумба тотчас его перебил:

— Простите, — произнес вежливо, чуть наклонив голову, — я вас конечно выслушаю. Но сейчас очередь малыша. Так кого, сударь, вы изволили привести? — просил он. — И отчего, сударь, вы так взволнованны?

— Да папу я привел! — произнес Сандрик и тяжело вздохнул.

— Папу? Он что-то натворил? — поинтересовался озабоченно дядя Тумба.

— Нет, нет. Он не хулиганит и не дерется, — отвечал Сандрик. — Но он, как бы объяснить…

— Объясняйте, не спешите. Я весь внимание, — сказал дядя Тумба и склонился чуть ниже, чтобы все услышать.

— Он у меня ни во что не верит.

— Как это — ни во что?

— Да, ни во что, — повторил с отчаянием Сандрик. — Он даже не верит, про-стите, что вы, это вы! Он говорит… — выпалил Сандрик и покраснел до самой шеи, так неудобно было ему произносить всякие глупости. — Он говорит, что вас будто бы нет, а я все придумал.

— В самом деле? — дядя Тумба даже крякнул от удивления, у него заколыхалась борода и с нее посыпалась цветочная пыльца, а Сандрик и папа по нескольку раз чихнули. — Но я как бы здесь? — спросил дядя Тумба. — Или я не здесь? — Он для верности оглядел себя с ног до головы и убедился, что он здесь и с ним все в порядке.

— Ну, конечно, вы здесь! — воскликнул громко Сандрик, глядя на папу, а не на дядю Тумбу. — Это он у меня такой странный, что не видит, что вы здесь. Но вы, пожалуйста, на него не обижайтесь!

— Что вы! Что вы! — произнес дядя Тумба, огорчаясь уже от того, что кто-то мог подумать, что дядя Тумба умеет обижаться. Он попытался заглянуть папе Сандрика в лицо, наклоняясь к нему, и даже на корточки присел для наглядности, чтобы папа Сандрика мог его получше рассмотреть. Робко предложил: — Ну, хотите, сударь, я дам вам честное благородное слово, что — я, как бы поточней сказать… Ну, что я вот тут, перед вами, и… Как бы, понимаете, существую…

Папа Сандрика на это ничего не ответил, лишь отвернулся.

— Ну, посмотрите, взгляните, ну, пожалуйста, — попросил дядя Тумба. — Что вы можете обо мне сказать?

— Ничего, — так ответил папа Сандрика, поджимая губы.

— Совсем ничего? — жалобно переспросил дядя Тумба.

— Ничего. Совсем.

— Ну, то есть вы хотите намекнуть, что вы меня как бы, простите, и не замечаете? Нет, нет, — воскликнул он, — я вовсе не навязываюсь, но вы поймите, что меня, как утверждают вокруг, не заметить трудно, а вы первый человек! Да, да! Вы — первый, который меня совсем не видит! Я так огорчен! Так огорчен!

— Конечно, я вас не вижу, — сказал папа Сандрика, а сам Сандрик потупился, ему вдруг стало очень стыдно. За папу, а значит, и за себя: нужно ли приводить таких пап к дяде Тумбе, чтобы огорчать его!

Но, правда, папа Сандрика на самом деле мог не видеть дядю Тумбу, он собирался уходить, и теперь стоял к нему спиной. Да к тому же ему мешала его широкополая шляпа, из-за этой шляпы он многого не видел вокруг, а теперь не видел и дяди Тумбы. А видна ему была, наверное, дорожка, пересекающая дворик, теплая, плотная, из прессованного мелкобитого красного кирпича, да цветочный газончик, где весело росли анютины глазки и ноготки.

На эту яркую дорожку, покряхтывая и вздыхая, решил опуститься дядя Тумба, подстелив предварительно носовой платок, который был размером с пляжное полотенце. Ему очень все-таки хотелось, чтобы папа Сандрика его увидел.

— Ну, как? — спросил он с надеждой.

— Никак. — Ответил папа Сандрика.

— Но хоть что-то вы видите? Может, вы видите мою бороду или — очки?

Папа Сандрика очень нервно произнес, выделяя каждое слово:

— Я. Ничего. Тут. Не вижу. — Потом он добавил. — И. Не увижу.

— Но, возможно, у вас запотели очки? — предложил дядя Тумба. — Или вам необходимы другие очки, а эти ослабли? Так я, знаете ли…

— Не нужно мне ваших очков! И ничего мне, вообще, не нужно! — произнес высоким, ненатуральным голосом папа Сандрика. Он даже шляпу поглубже нахлобучил в знак своей такой независимости. — Я вас не вижу, потому что я не верю, — сказал убежденно он. — А не верю, потому что… — Он задумался и замолчал, подыскивая слово. Но так его и не нашел.

— Так, простите, почему, сударь, вы не верите? Я не расслышал?

— Не верю, потому что я ни во что не верю.

— Но во что-то вы верите? Хоть, во что-нибудь?

— Я сказал: Ни. Во. Что.

— И в Сандрика? — спросил участливо дядя Тумба.

— Сандрик и есть Сандрик. Он тут, и этим все сказано.

— Да. Да. Это правда, — подтвердил с готовностью дядя Тумба. — Он, конечно, с вами и он, наверное, любит вас. Но вы попробуйте ему и мне поверить. Вы ведь просто не знаете, что это совсем не трудно. Вы любите какие-нибудь цветы?

— Цветы, они и есть цветы, — ответствовал папа Сандрика, пожимая плечами.

— А деревья? Вы их знаете?

— Конечно, знаю. Они в лесу растут.

— А как они называются?

— Они? — удивился папа Сандрика. — Они так и называются: деревья.

— А дети — называются… дети! — воскликнул, сообразив, дядя Тумба.

— Конечно. Только от них голова болит, — пояснил папа Сандрика совсем другим, почти натуральным голосом, и стало видно, что он тоже страдает. Страдает от всего, и от детей особенно, потому что их много и они повсюду, и очень, даже очень, громки.

— Но ведь и вы были ребенком? — напомнил дядя Тумба.

— Нет. — Уверенно произнес папа Сандрика. И добавил, чтобы было до конца ясно: — Я. Никогда. Не был. Ребенком. Вот.

— Вы серьезно? — поинтересовался участливо дядя Тумба и очки снял, протер концом носового платка, чтобы получше рассмотреть человека, который никогда не был ребенком.

— Вполне, — отвечал папа Сандрика и решительно взял за руку сына, собираясь уходить. Он считал, что разговор у них закончен.

— Но подождите, — попросил дядя Тумба. — Вы присядьте, пожалуйста. Я задам вам всего один вопрос. Один!

— Ну, если один, — произнес сухо папа Сандрика и, оглядевшись, присел на краешек скамеечки, одной из многих деревянных, некрашеных, с удобной, наискось, спинкой, стоявших у дяди Тумбы там и сям во дворике.

Впрочем, папа Сандрика сидел прямо, будто проглотил палку, хотя сидеть так было, наверное, не очень удобно. Но такой он уж был, этот папа, что все делал так, чтобы ему было неудобно. Сандрик-то это знал.

— Скажите, сударь, а кем вы работаете? — спросил дядя Тумба совсем негромко и попытался заглянуть под широкую полу шляпы, которой папа Сандрика прикрыл свои глаза.

— Чиновником, — отвечал с готовностью папа Сандрика.

— Просто — чиновником?

— Нет. Не просто. Я главный чиновник среди всех других чиновников. Потому что я руковожу.

— А чем, простите, сударь, вы руководите?

— Этого я не знаю. Руковожу, и все.

— Но чем же? — настаивал, но вовсе не сильно, дядя Тумба, и голос его с каждым вопросом, хотя, если подумать, то окажется, что это был всего один, но очень большой вопрос, делался все тише, все мягче и становился похож на шелест листьев в лесу, а к нему будто бы примешалось невзначай легкое птичье пенье, ну, как бы в роще, распеваясь, защелкал соловей.

Но откуда, спросите вы, откуда в голосе громоподобного дяди Тумбы могли возникнуть соловьиные трели? Право, не знаю, это ведь могло и показаться! Хотя Сандрик утверждал, а он врать не станет, что сам слышал, как среди шума листвы возникли птицы, и так они запели, что он заслушался и забыл про голос дяди Тумбы. Очнулся наш малыш, лишь когда заговорил его папа.

— Я сам не знаю, чем я руковожу, — сознался тот, и голос его почему-то дрогнул. — Может, я всем руковожу, а может…

— Ничем? — подсказал осторожно дядя Тумба.

— Да. То есть нет. Этого не может быть, — произнес, удивляясь сам себе, папа Сандрика. И добавил, чтобы не посрамиться: — Если человек руководит, то он руководит чем-то.

Так путанно он произнес и махнул рукой, потому что по-другому и ясней у него не получалось. И он сам это понимал.

— Ну ладно. Ладно. — Дядя Тумба попытался его утешить. — Ведь вас, наверное, часто обманывали? Не правда ли?

— Да. Меня. Часто. Обманывали, — со вздохом согласился папа Сандрика.

— Ах, как вам не повезло! — воскликнул дядя Тумба, огорчаясь.

— Да? Почему?

— Но посудите, если бы вас не обманывали, вы бы мне обязательно поверили!

— Вы так думаете? — спросил озадаченно папа Сандрика.

— Ну конечно!

— К чему этот разговор! — произнес как-то особенно и не похоже на себя папа Сандрика. — Ведь этого не вернуть!

— Но, может быть… Вы хотели бы… Скажем, попробовать? И вернуть? Как, сударь?

Дядя Тумба спросил, но слов этих как бы и не произносилось, даже листвы не слышно было, а лишь звучал соловей, но так заливисто, так роскошно он звучал, выводя свои замысловатые коленца, что от его трелей могла закружиться голова и в миг растопиться любое, даже самое затвердевшее сердце.

Папа Сандрика вдруг замолчал, задумался. Ничего не произнося, он медленно, как во сне, развязал шарф, потом снял шляпу, отложив ее рядом с собой на скамеечку. Потянулся к галстуку, чтобы его ослабить, но раздумал.

Пауза затягивалась, и тут вмешался Сандрик, который знал, что главная ответственность за папу лежит все-таки на нем.

— Он хочет, хочет! Разве вы не видите?! Только он не знает, что хочет, и вообще… Он не знает, с чего ему начать!

— Как с чего? — удивился дядя Тумба. — С самого начала! С детства!

При этих словах папа Сандрика снова полез рукой к горлу, чтобы ослабить узел галстука, который вдруг начал его душить. Но в последний момент постеснялся.

Произнес почему-то шепотом:

— Но его и, правда, не было.

— Значит, будет, — решил дядя Тумба, и поинтересовался: — Вы играли когда-нибудь в лапту?

— Нет.

— А в расшибалочку? В пристенок? В ножички? В перышко на уроке?

— Нет, нет, — отвечал виновато папа Сандрика, не поднимая глаз. — Я никогда ни во что не играл.

— Так играйте, черт возьми! — в сердцах произнес дядя Тумба и спохватился: — Извините, сударь, прорвалось.

— С кем не бывает, — заметил Сандрик.

— Вот именно!

— Вы же хотели сказать: играйте на здоровье.

— Да, да. Это я и хотел сказать, — подхватил дядя Тумба. — Играйте, сударь, на здоровье.

— Но как?

— Как? Вы спрашиваете, как? Вы думаете, Сандрик не знает, как? — удивился дядя Тумба. — Да я бы и сам не прочь, понимаете ли… в разбойников… В жмурки… В прятки… Или — ох как я люблю — в чехарду! — Дядя Тумба глубоко вздохнул, искренне сожалея, и пожаловался на занятость, а дело в том, что вчера знакомая одна девочка Маша потеряла голову, и надо срочно отыскать!

— Как это: потеряла голову? — спросил папа Сандрика недоверчиво. — В каком смысле? В фигуральном, надеюсь?

— Ах, ну какое там фигуральное! — огорченно воскликнул дядя Тумба. — В самом прямом смысле: взяла да потеряла, когда шла по улице, и не помнит — где! Но она известная у нас растеряша, — заметил он, поднимаясь с земли и отряхиваясь, не забыв прихватить и свой платок, размером с пляжное полотенце.

— Однажды она потеряла маму с папой, когда повела их на аттракционы, но чтобы голову! Уж, извините, — произнес, разводя руками, — надо искать! А вы уж тут играйте без меня, как найду голову, непременно вернусь! — И он удалился, да так скоро, словно завернул за угол, в миг исчез и лишь лепестки роз, сорванные нечаянным ветром, еще кружились, падая на дорожку.

А когда объявился снова, так же неожиданно, встав посреди двора, он застал наших героев в странном, скажем так, виде. Особенно же папу Сандрика, который скинул вёрхнюю одежду, неряшливо швырнув плащ на скамейку. Он стоял рядом с сыном, приговаривая азартно:

— Нет, ты не ловчи! Ты бей нормально!

— Я нормально и бью, — отвечал Сандрик, и колотил рукояткой ножичка по деревянному колышку, загоняя его в землю. При этом он громко считал: — Десять, одиннадцать, двенадцать…

Это означало, что папа Сандрика много очков потратил на доигрывание, после того как сам Сандрик игру в ножичек уже закончил.

— Двадцать один, двадцать два… Колышек все глубже уходил в землю.

— Может, хватит? — попросил дядя Тумба. Ему стало жалко папу Сандрика, которому придется тащить этот колышек зубами.

— Почему хватит? Он же проиграл!

— Но для начала! Он же еще маленький!

— А я что, большой, да? Мне было легко? В детстве?

Папа Сандрика согласился:

— Я и не думал, что детство это… Не очень…

— Ага! Он не думал! — воскликнул Сандрик. — А за тобой, а за мамой смотреть? А с дядей Тумбой советоваться? А в детский сад ходить! — При этом Сандрик загнал колышек так глубоко в землю, что его не было видно, даже земля на этом месте стала прочной, как камень.

— Теперь тащи! — сурово произнес Сандрик и испытующе посмотрел на своего папу: отступит или не отступит.

— Зубами? — спросил папа, чуть смущаясь.

— Конечно, зубами. Руками и дурак сможет!

— Но его же не видно?

— А ты подуй, — посоветовал Сандрик. — Как обдуешь, так и увидишь.

— А может, я подую, — предложил скромно дядя Тумба. — Я вовсе несильно, я чуть-чуть, а?

Сандрик посмотрел вверх на дядю Тумбу и представил, что будет, если дядя Тумба дунет хоть чуть-чуть… Не то что земля, а сам колышек выскочит из земли наружу.

— Нет, — сказал твердо Сандрик, отклоняя предложение свыше. — Раз проиграл, пусть сам и отыгрывается.

А папа Сандрика тут же добавил:

— Конечно, я сам. Сам!

И тут же в новом своем замечательном костюме он опустился на колени и, приникая лицом к земле, стал дуть, пока выдул самый маленький краешек от деревянного колышка. Но ухватиться за него зубами не получалось. И тогда он подул снова, закрывая глаза, чтобы в них не попал песок, и снова взял зубами, потянул, сдувая носом песчинки, и выдернул, и так, держа победоносно колышек в зубах, поднялся во весь рост, демонстрируя всем — и сыну, и дяде Тумбе — свой маленький подвиг. Был он весь в земле — и пиджак, и брюки, и лицо — от щек до рта.

— Ах, ах! — запричитал дядя Тумба. — А как же ваш замечательный, ваш парадный, ваш драгоценный костюм? Ах-ах! А сорочка! А галстук! А ботинки!

Папа Сандрика громко выплюнул колышек на землю и заявил на все это очень даже вызывающе:

— А мне плевать.

И повторил это несколько раз тем же непоколебимым тоном. Обращаясь к дяде Тумбе, он спросил:

— А вы хотите посмотреть, как я ножичком расписываюсь?

Взяв пальцами за лезвие, он швырнул ножичек так ловко, что тот, проделав несколько оборотов, воткнулся в вершину песочной кучи прямо своим острием: вжик, и готово!

— Еще не класс, но кое-что он умеет, — подтвердил снисходительно Сандрик. — Но со лба у него не очень…

И папа со вздохом подтвердил, что со лба ножичек летит не очень, а вот с зуба, губы и носа даже ничего.

— Вообще-то он у меня способный, — заверил Сандрик. — Когда он не ленится. Но теперь, — решил он, — пора домой.

— У-же, — заканючил папа. — А может, чутуличку… Ну, самую маленькую, в ножичек, а? — попросил он, заглядывая сыну в лицо и пытаясь его разжалобить.

— А мама? Ты подумал, что она нас ждет? — строго спросил Сандрик. И папа сознался, что о маме он не подумал, но он и прежде не думал, когда задерживался на работе, и лишь теперь осознал, как он был перед ней виноват.

— А как я ждал! — сказал Сандрик, оглядывая костюм папы, и произнес с упреком: — Ты на себя посмотри, в каком ты виде! Весь в песке, в земле, а руки-крюки? Такие руки собаки есть не станут! Тьфу!

— Я помою, — пообещал папа и спрятал руки за спину. — Потом.

— Сейчас же, — приказал Сандрик. — У дяди Тумбы есть кран для грязнуль! Иди и приведи себя в порядок, чтобы не стыдно было на улице…

Когда, попрощавшись, они вышли за железные воротца, папа спросил Сандрика:

— Но завтра… Завтра мы сюда придем играть?

— Посмотрим, — отвечал Сандрик неопределенно. — Как будешь себя вести. Он взял папу за руку и повел за собой, а дядя Тумба учтиво кланялся вслед.