Дым

Глава 1

Sam Tinnesz – Play with Fire (feat. Yacht Money)

UNSECRET – Can You Hear Me (feat. Young Summer)

pavluchenko – погасни

City and Colour – Rain

Sia – Breathe Me

Глава 1

Юна

Говорят, когда умираешь, вся жизнь проносится перед глазами. А у меня лишь плотный серый дым, где не видно ни зги, и запах гари, пропитавший, кажется, до костей. Балкон, к которому я с трудом доползаю, заволокло дымом. Я больше не могу. Не могу кашлять, не могу шевелиться. Я сдаюсь, потому что не осталось даже намека на силы, я…

– Мамочка, – слышу едва уловимое.

Накрываю Лису собой, прижимая к полу. Моя храбрая малышка. Я спала после субботней смены убийственно крепко, и, если бы она не разбудила меня несколько минут назад, у нас не было бы ни шанса.

Стиснув зубы, я собираюсь с силами, каким-то невероятным образом делаю рывок в сторону и захлопываю дверь на балкон, чтобы спрятаться от тучи дыма. Снова легкие сокращаются, надрываюсь от кашля. Снова кашляю, но тянусь к тяжелой статуэтке слона – та осталась от прошлых хозяев – и с жутким звуком, похожим на истошное рычание раненого зверя, швыряю ее в стекло, только бы не задохнуться.

Это все. Теперь я все, пуста. Вдох, спазм и тяжелый выдох. Вдох…

– Пожарная охрана, здесь есть кто-нибудь?

Вдох, и меня уже обнимает густая темнота. Она усыпляет, ведет за собой.

На поверхность выталкивает резкий свет. Я жмурюсь, сопротивляюсь, пока поток свежего воздуха щекочет нос, заставляя дышать. Я чувствую прикосновения – лицо от них пылает – и распахиваю в ужасе глаза.

– Тише, тише.

Ангел смерти, большой, закованный в какую-то страшную штуку на голове и со светящимся глазом, протягивает ко мне руку. Он пришел за мной?

– На восьмом есть пострадавшая. Палыч, с подъемником что?

Треск устройства, напоминающего рацию, какие-то непонятные слова, туман.

– Лиса… Лиса… – бормочу, притягивая ту к себе.

– Здесь ребенок еще. У меня двое, да.

Секунда, как бесконечность в кубе. Плотная пустота, точно вакуум. Ветер завывает, громыхает, стучит. А затем вспышка, и я вижу светлые глаза. Почему я так отчетливо вижу серые глаза?

– Палыч, где чертов подъемник? Он нужен на восьмом. Срочно.

Рядом говорят что-то про открытый огонь, и лишь тогда я замечаю яркие языки пламени, которые лижут стекло в метре от нас. Так близко. Вмиг становится жарко. Ангел смерти распахивает окно, но ночная прохлада не остужает. Уже не помогает. Нам ничего не поможет.

Так думаю я, только со мной не согласны. Меня трясут за плечи, заставляют сесть. Между нашими лицами всего мгновение.

– Эй, слышишь? Мне нужно, чтобы ты была сильной. Соберись. – Почему он смотрит на меня? – Отдай ее, – тянет руки, а я крепче прижимаю малышку к себе.

– Лиса…

– Отдай мне Лису. За ней пришли, смотри!

Я не могу повернуть голову, а он уже вырывает мою девочку в одной пижаме с разноцветными крокодилами, которых та боготворит. И едва руки пустеют, едва проясняется в мыслях, я начинаю биться в агонии, но запястья сдавливают до боли.

– Ты молодец, ты справилась. А теперь, – он возвращает внимание на себя и подмигивает мне, – валим отсюда, а? Становится жарковато.

Не дождавшись моего кивка, он подбрасывает меня на руки, точно я ничего не вешу с ростом метр семьдесят, и что-то происходит. Не знаю что, но я парю.

Я не ощущаю убегающих секунд, высоты восьми этажей. Я где-то за чертой. Из всех чувств только осязание скользкого материала под пальцами. Вдох-выдох.

– Южный-одиннадцать сто двенадцатому, передавайте, – с помехами раздается над ухом, пока меня куда-то укладывают.

Я слышу о том, что огонь распространился из-за сильного ветра, об эвакуированных людях и тушении. Слышу, как монотонный женский голос повторяет все, обещает помощь, как другие рядом не сдерживаются в высказываниях. Но когда чувствую, что меня отпускают, изо всех сил цепляюсь за защитную одежду человека, пожарного. Теперь я вижу, знаю, что это он, а не тот, кто привиделся мне. Теперь я чувствую, что жива.

Звуки, цвета разом обрушиваются на голову, сбивают с толку. Следом появляется боль в теле, жар в легких.

– Лиса… где…

– Ну, крошка, отпусти меня. Лиса в надежных руках. – Пожарный снимает противогаз, но лицо все равно спрятано чем-то вроде лыжной маски. Я вижу в разрезе только глаза, серые глаза.

– Что у нас? – кто-то новый вклинивается между нами.

– Надышалась, там ее дочка. Палыч, давайте сверху! Макс, Дэн – со мной. Где, твою мать, остальные?

Глава 2

Юна

Эти три дня были до жути долгими и изматывающими. Нескончаемой чередой каких-то капельниц, кислородных подушек и анализов. Не моих, меня врачи после осмотра в тот же день отправили восвояси, Лисы. Поэтому, когда на утреннем обходе дежурный педиатр, прослушав легкие малышки, обещает отпустить нас уже к выходным, я так сильно удивляюсь. И радуюсь – нужно скорее выходить на работу. Аська согласилась подменить меня на две смены в баре, но она тоже нежелезная. И даже постоянные клиенты, которые в прошедшие дни остались без уборки, могут в следующий раз не позвонить. Надеюсь, это не коснется хотя бы семьи Вознесенских с их огромным, похожим на дворец, загородным домом – столько, сколько платят они, не платит никто.

– На! – Лиса протягивает мне альбомный лист с разукрашенным пожарным.

С тех пор как я рассказала ей сказку про огнедышащего дракона, что напал на нас, и принца-пожарного, который вызволил из пылающей башни, Лиса не перестает говорить о нем и постоянно просит нарисовать. Это хорошо, что она почти ничего не помнит. Я смотрю на ее кукольное лицо, и сердце кровью обливается. Я ведь могла потерять дочь – это было так близко к правде! Я могла потерять ее, а больше у меня никого попросту нет. Весь мой мир заключен в Лизе, которая съедает звонкие звуки, когда говорит, поэтому зовется Лисицей.

Отбросив дурные мысли, я снова делаю набросок для трехлетней художницы, которая орудует желто-красными фломастерами. Все что угодно, лишь бы ей было хорошо. Но малышка еще слабая, поэтому не проходит и десяти минут, как она засыпает. Примерно тогда же прибегает Асия, чтобы подменить меня на пару часов: нужно в срочном порядке разобраться и понять, куда нам возвращаться в понедельник – боюсь даже представить, как выглядит квартира. А еще нужно сделать то, что назойливой мухой зудит на подкорке и не дает покоя, но об этом потом.

– Не знаю, что бы я без тебя делала, – уже обувая ботинки, я целую сестру в щеку.

Аська – моя двоюродная сестра. Правда, мы всегда росли как родные и особенно сильно сблизились в последние годы. Нет, ее родители живы и здоровы, но она не общается с ними лет с восемнадцати, когда те поставили ультиматум: юридический институт или свободный полет на все четыре стороны, правда, без их помощи. Ася, которая с малых лет мечтала стать певицей, выбрала второй вариант и по сей день придерживается его. Она пашет на двух работах – официанткой в баре «Квадрат», как и я, плюс вокалисткой в караоке. А я вместе с ней верю, что все получится. У такой неунывающей оптимистки не может быть по-другому, тем более поет она точно ангел.

– Лети давай, – шепчет мне, аккуратно усаживаясь на кровать, чтобы не потревожить сон Лисы. – У тебя три часа, иначе Скелетина меня порвет. – Это она об управляющем нашего бара. Очень противном управляющем.

И я взлетаю. Кутаясь в джинсовую куртку, которую одолжила Ася, потому что наша одежда с пожара вся в копоти и воняет, спешу выйти на улицу. Мне еще предстоит встретиться с этой реальностью, но пока я стараюсь радоваться самому главному: что могу ходить, дышать. После шоковой терапии жизнь хочется лопать большими ложками – я забываю про долги и просроченные счета за коммуналку. Только очень скоро о них придется вспомнить.

Моя радость сходит на нет, когда лестничная клетка нашей девятиэтажки на Седова встречает неприятным запахом – тот не выветрился даже с открытыми окнами. Мне вообще дым будто въелся под кожу: чувствую там, где его нет, а здесь особенно явно. Перекошенная дверь с вырванной щеколдой открывается со скрипом. Страх сдавливает горло, но я шагаю через порог.

Что могу сказать, пострадавшая от огня квартира – это грязь, сажа, копоть и запах гари. Все довольно грустно: пластиковые окна в единственной жилой комнате «поплыли», диван и шкаф сгорели, на стенах черный налет. Пол был затоплен, вещи испорчены. Я беру из-под ног черного, перепачканного крокодила Лисы с одной-единственной лапой и понимаю, что другие игрушки не выжили. Почему-то от этого особенно больно. Нет, безусловно я пытаюсь искать плюсы, ведь до кухни и коридора огонь не добрался. Вот только что со всем этим делать, за что браться, понятия не имею.

Слезы наворачиваются на глаза, но я крепко жмурюсь, чтобы не дать им свободу. Нельзя забывать – Лиса жива и почти здорова, все могло быть хуже. Правда, эта мысль несильно помогает мне. Я слишком хорошо понимаю, что денег на ремонт нет, папино наследство я потратила на покупку квартиры, а с зарплаты едва ли сумею раздать долги. Я тихо плачу для себя – всего пару минут на слабость. Нужно выплакать эти дурацкие слезы, чтобы не показывать их никому.

Забрав из корзины для белья кое-что из одежды – пусть и не самой свежей, зато целой, я выхожу из квартиры, а соседка напротив, женщина глубоко за шестьдесят, быстро берет меня в оборот. Она подробно рассказывает, что тут без нас происходило, как она перепугалась, как полыхало все и во дворе собралось с десяток пожарных машин. У Степановых из соседнего подъезда старая электропроводка не выдержала новомодную технику. Говорит, нам всем повезло. Только кому – нам?

– Ты-то справки собрала? Собирай давай! И в суд. Марья Ивановна так целых сто тысяч высудила. Государство должно платить по закону!

Только кому должно?

Представляю цифры, в которые обойдется ремонт, и мне становится дурно.

– Ох, а какие мальчики-то молодцы!

– Мальчики?

– Пожарники! И Степановых вытащили, и вас! Правильно считают, что район у нас хороший. Вот у сестры моей дача горела, так ехали сорок минут! Еще и без воды приехали, скоты такие! Пока они шланги эти раскидали, все спалило к чертям собачьим.

Глава 3

Дым

– Ну он правда придурок, – Дэн ржет в трубку. – Так и до пожара не дойдет, убьется по дороге. Споткнуться о рукав и голову разбить – это еще умудриться нужно!

Да, наш стажер Леонид или Леон, как он просит себя называть, заставил понервничать. Спасибо, все случилось без камер, при смене расчетов, когда этот дурак скатывал рукава – он оступился и приложился затылком об асфальт.

– Сотрясение не подтвердилось. Он отделался переломом руки, но с протоколами Арс нас теперь затаскает.

Больше, чем ложные вызовы, пожарные не любят только служебные расследования, а с производственной травмой у стажера такого не избежать.

– Самый настоящий шланг, блин, – Дэн не устает возмущаться, но он ко всем новеньким так. Ревностно оберегает наш караул от недостойных, как он считает.

Ни один пока не выдержал прессинга, правда, ни один и не показался достойным кандидатом. И ведь ничего особенного от них не требовалось. Просто тот, с кем несешь службу, должен внушать доверие, но даже это часто оказывается непосильной задачей для многих, если не для всех.

Один из последних малых, например, украл у погорельцев золото. Мужики узнали, во главе с Дэном устроили парню темную, объяснили, как умеют. Тот вещи вернул, вроде бы все понял, но в коллектив уже не влился. Пришлось организовать его перевод в другую часть. Жизнь ему я портить не стал, сделали все по-тихому. И только я выдохнул, как появился новый экземпляр.

Не уверен пока, как комментировать настойчивые уговоры Арса приглядеть за Леоном, блин, киллером, ибо тот беспробудно косячил. Я уже сам начал верить в байки о том, что место стажера в нашей части проклято.

– Ты отлипнешь сегодня от телефона или нет? Суп стынет, сам греть будешь! – слышу через динамик истеричный крик, и Дэн обреченно вздыхает.

Ему тридцать, он мужик нормальный, хотя с манерами проблемы и правда есть, а точнее, с их полным отсутствием. Снимал у меня комнату, пока я выплачивал ипотеку, потом съехал к девчонке. Я не лезу в его жизнь, но собачатся они не по-детски, Дэн иногда даже с синяками на работу приходит. А на прошлой неделе я дважды ловил его ночующим в части не в нашу смену – пытался прятаться от меня.

Я не лезу в его жизнь, но эмоциональное состояние караула – моя забота. Мне нужно быть уверенным в человеке, с которым иду в пекло.

– У тебя все в порядке? – спрашиваю его.

– Да. Ладно, Дым, до связи, – быстро сворачивает разговор, но я обещаю себе нормально обсудить с ним то, что происходит.

Мы прощаемся, как раз когда я захожу в полупустой бар, где договорился встретиться с Арсением. Упав за стол, сразу заказываю комплексный обед – таких вкусных баварских колбасок во всем городе не сыщешь.

– Как всегда, ноль пять лагера? – спрашивает бармен, который знает меня в лицо.

– Да, давай.

Я не на работе, но от звука сирены на телефоне у парня за соседним столом, напрягается каждая мышца. Это, наверное, уже профдеформация. Я привык существовать в состоянии постоянного напряжения и тревоги, в ожидании сигнала, по зову которого обязан сорваться, бежать и рисковать, чтобы… что? Не знаю, есть поставленная задача, и она должна быть выполнена. Называйте это долгом или призванием, но жить по-другому я не умею и не пробовал. Да в нашей профессии иначе и не получится. Те, кто приходит геройствовать, мир спасти или заработать денег, в части не задерживаются.

Без лишней скромности скажу, что мне неплохо удается выполнять работу. Когда чувства выжжены подчистую, легче сохранять разум холодным и действовать грамотно.

– Ты же знаешь, что алкоголизм не лечится, да? – раздается знакомый голос над головой.

– Не включай большого босса хотя бы здесь, а? – отвечаю я Арсу с претензией, но уже в следующую секунду мы на пару смеемся.

За десять лет совместной службы мы с ним прошли огонь, воду и медные трубы, вот и общаемся в старой манере даже после того, как он согласился занять место начальника пожарной части. К слову, мне повышение тоже предлагали, майора обещали дать, если соглашусь, но я отказался. Уверен, что перекладывать бумажки – это не мое. Я выживу только на передовой.

Арс заказывает себе такой же жирный обед, но вместо пива берет кофе – слабак! А после бессодержательного обмена репликами наконец переходит к вопросу, из-за которого мы и пересеклись.

– Слушай, насчет этого парня, Лёни…

Я ожидал чего-то подобного, поэтому мне есть что сказать.

– Знаю, о чем ты подумал, но мои парни не трогали его. Этот позер сам себе сотрясение организовал. С камерой же не расстается, внимание рассеяно.

Арс хмурит брови, серьезным пытается быть, но девчонки не зря его сладким прозвали.

– Фед, я прошу тебя как друг – вытащи парня. Ты сможешь, если захочешь. Тебя послушают.

Отпиваю холодного пива и, распробовав горечь, с удовольствием выдыхаю.

– Что в нем особенного такого? Сынок чей-то? Папка из местной власти?

– Нет, парень простой.

– Ага, чудо-блогер с миллионом подписчиков. – Я соцсетями не пользуюсь, так мужики в части говорят. – Мне оно надо? Чтобы дурень собственную смерть снял? Ты этого хочешь?

Глава 4

Юна

– Дядя пожарник! – не выговаривая половины букв, голосит Лиса и уже летит быстрее ветра.

Я не успеваю остановить ее, окликнуть – будто дар речи теряю. Сердце пропускает удар, когда она оступается. Она же вот-вот распластается на полу! От бессилия и жутких мыслей хочется выть, но он подхватывает ее. Дым. Подхватывает и сажает на руки.

– Только не пожарник, а пожарный, – объясняет, кинув на асфальт рабочую куртку с желтыми вставками, из-за которой Лиса и бросилась к нему. – Правильно говорить по-жар-ный.

Он щелкает малышку по носу, а я выдыхаю, только сейчас выдыхаю, и в груди растекается тепло. Глядя на счастливую Лису с улыбкой от уха до уха, я радуюсь сама. На фоне высокого и крупного мужчины, как этот Дым, она кажется особенно хрупкой, маленькой и забавной. И с каждым новым днем все больше напоминает родного отца. Мы ведь совсем не похожи, Лиса – копия Матвея, такая же светловолосая и голубоглазая.

Суханов был моей первой любовью. Я втрескалась в него на первом курсе, можно даже сказать – на первой паре. Он же заметил меня только на третий год учебы. Я случайно – правда, не без помощи Аси – оказалась на вечеринке, где гуляла вся университетская аристократия с ударением на предпоследний слог. Кто-то пригласил нас с Аськой за общий стол, потом кто-то пошутил, что мы с Сухановым предназначены друг для друга: я – Матвеева, он – Матвей. Затем помню череду вкусных коктейлей, а на следующее утро я проснулась у него в квартире. Одна.

Отец Матвея был каким-то важным депутатом, по всему городу были развешены плакаты с его лицом и лозунгами. Суханов тоже засветился в предвыборном видеоролике с папой. И хотя я влюбилась в него совсем не поэтому, не могла отрицать – я ему не ровня. Я очень боялась, что совершила самую большую ошибку в жизни, что он просто посмеется надо мной и запишет в очередные победы, но, к моему безмерному счастью, оказалась не права: Матвей вернулся домой с горячими круассанами из кондитерской и предложил позавтракать вместе.

В итоге мы провстречались весь семестр и целое лето. А потом он, не сказав ни слова, улетел жить во Францию, куда после скандала с денежными махинациями сбежал его отец.

Я пыталась связаться с Сухановым, когда узнала о Лисе. Даже ходила к матери Матвея, которая подала на развод и осталась в родном городе, но он так и не объявился.

– А у тебя есь басая класная масина? – коверкая и растягивая слова, малышка возвращает меня в настоящий момент, сверкая голубыми глазищами.

Она умеет смотреть пронзительнее кота из «Шрека», все тают. Дым не исключение. Он улыбается и на покрытых серой щетиной щеках появляются знакомые ямочки.

– Есть, – его тон меняется, Дым звучит мягче, добрее. Дружелюбнее, что ли.

– Покасись? Посалуста, посалуста! – Она складывает вместе ладошки и трясет перед его лицом в умоляющем жесте.

Все, ему конец, Лиса пошла в наступление. Я моргаю, придя в себя, и спешу к чудо-парочке.

– Здравствуйте, – делаю последние несколько шагов к ним, – извините за…

– Не извиняйтесь, – обращается ко мне совсем иначе – холодно и надменно.

Ясно, это он только к Лисе благосклонен.

Ну и ладно. Я протягиваю руки и забираю ее, не обращая внимания на капризы. Опускаю на пол, и та сразу обнимает, а у меня в голове мысли в воронку закручиваются. Я не рассчитывала его еще раз встретить, но теперь мне выпал второй шанс. Можно попробовать исправить положение, до сих пор ведь стыдно за тот визит.

– Послушайте, – судорожно вспоминаю, как его зовут, – Федор.

– Можно просто Фед.

– Хорошо. Фед, – жмурюсь сильнее, а потом выдаю на одном дыхании: – Я хотела бы объясниться.

Он что-то собирается сказать, но я настроена решительно.

– Нет, я настаиваю. Мне неудобно от мысли, что я могла показаться вам легкомысленной. Я ведь… я вовсе не собиралась звать вас на свидание, как вы могли подумать. Точно не за этим приходила, исключено. Просто, – ловлю странное выражение лица напротив, вздернутую бровь и заново проговариваю свои слова в голове. – О! Я не это хотела сказать! Вы конечно привлекательный, и вас можно позвать на свидание. Я думаю, вас довольно часто зовут на свидания и…

Господи, закройте мне рот.

– Ага, – Дым вдруг подхватывает, я поднимаю глаза и отчетливо вижу, что ему смешно. А меня это неожиданно злит.

– Лиза после моих рассказов очень хотела посмотреть на пожарных, и я посчитала хорошей идеей попросить вас об одолжении. Ну, приехать в вашей форме и…

– Почему нет?

Стоп. Что? Я ведь произнесла это с интонацией «знаю, какой говорю бред, просто не осуждайте меня».

– Что вы имеете в виду?

– Приехать не обещаю, но вы можете привести Лизу в часть. – Так просто? – Моя смена в четверг, приходите, все покажу, если не будет вызовов. А даже если будут, попрошу друга экскурсию организовать.

– О, – только и произношу, когда малышка, словно почувствовав что-то, прилипает к ноге и дергает за шнурок кофты. Настырно, как умеет. – И вас это не затруднит?

– А должно? – Что за манера такая отвечать вопросами на вопрос? – Дайте номер, я наберу, скажу точно.

Глава 5

Дым

UNSECRET – Heroes Never Die (feat. Krigarè)

От выходных у пожарных одно название. Вот, к слову, в первый же свободный день нас задействовали как резервное отделение. Пока я говорил с Юной и ее дочкой в больнице, начался крупный пожар в частном секторе, а когда горит город, пожарные не отдыхают.

– Южный-одиннадцать сто двенадцатому, ускорьте прибытие.

– Южный-одиннадцать, я сто двенадцатый. Подъезжаю к месту вызова, вижу черный густой дым.

Еще с телефонного звонка где-то внутри у меня поселилось предчувствие, что вызов в коттеджный поселок будет не из легких, но только сейчас, глядя на пылающую линию горизонта, я вспоминаю, что чертовски плохо спал. А работы предстоит много.

– Сто двенадцатый южному-одиннадцать, прибыли к месту. По внешним признакам горение нескольких частных домов, площадь около двухсот квадратов. Есть угроза распространения, повышаю ранг.

Пожарных гидрантов по близости не находим, поэтому я даю команду готовить цистерну и тянуть рукава к ближайшему водоему. А пламя гипнотизирует, его магия завораживает. Каждый раз цепенею перед такой мощью, но, к счастью, руки молча делают свое дело.

Мы коротко и по существу опрашиваем пожилую пару: они стоят в стороне и плачут, обнимая друг друга. Полезная информация – в пристройке к дому осталась маленькая внучка. Мы идем за ней, пока другие сдерживают огонь. Сейчас это самое важное – не дать ему сожрать весь квартал.

В летнюю кухню, где предположительно остался ребенок, можно попасть только изнутри. Мы продвигаемся звеном по задымленному дому, и я невольно вспоминаю первый вызов: похожий случай – тоже искали девчонку. Тогда горел весь этаж, кроме спальни, стоял треск, жарило, как в жерле вулкана. Мне казалось, любой в подобной обстановке будет плакать, паниковать. Но кроха, которую я нашел в родительской комнате под кроватью, плакать не собиралась. Она увидела меня и заулыбалась беззубо. А когда я взял ее на руки, потянулась и погладила через маску. Наверное, уже в тот миг я понял, что из профессии не уйду.

– Южный-одиннадцать, говорит сто двенадцатый. Локализация и ликвидация открытого огня.

– Сто двенадцатый, принято. Локализация и ликвидация открытого огня в шестнадцать тридцать.

Оглядев периметр, взятый под контроль, я нахожу глазами ту самую внучку, вокруг которой суетятся дедушка с бабушкой. Девчонка, завернутая в плед, напевает под нос какую-то детскую песенку. Она напоминает Лису, только старше. Совсем не к месту думаю об этих двоих, и что-то подсказывает: Юна не приведет ее в часть и не позвонит мне. А может, и не стоит.

– Проливаем? – выдергивают из мыслей насущным вопросом.

Кивнув, я возвращаюсь к рутине: свертывание сил, стандартные доклады, бумажная отчетность. Нравится ли мне эта работа? Другой я не представляю.

Я всегда знал, что буду пожарным. В пожарной охране работало не одно поколение Дымовых – мой дед, отец и дядя. Все они не кабинетные работники, а настоящие тушилы, и меня воспитывали в уважении к этой профессии. В момент истины, когда нужно было выбирать будущее, сомнений я не испытывал.

После армии поступил на заочное отделение по профилю и в девятнадцать лет пришел в пожарную часть. Через год стал старшим пожарным, еще через год – командиром отделения. Можно было, конечно, проще: отучиться спокойно, познать все прелести студенческой жизни и прийти в пожарные уже лейтенантом. Можно. Только еще в детстве слова отца запали мне в душу. Слова о том, что хороший начальник всегда начинает с самой нижней ступени, на собственной шкуре испытывает все, прежде чем начнет командовать. Да и потом в то время я был уверен, что сумею тушить пожары, а вот смогу ли руководить людьми – этого я не знал. Решил, чем быть плохим начальником караула, стану для начала хотя бы хорошим пожарным. Это ведь, как оказалось, целое искусство.

Когда я только начал работать в части, мне очень повезло. Я попал в слаженный коллектив с опытным начкаром, который знал свое дело. Это была настоящая семья, настоящее пожарное братство. Начальник всегда отстаивал своих до потери пульса, а мы ради него по горящим углям готовы были идти. Тогда я по глупости считал – повезло, что в одном карауле компания классная собралась. И только позже осознал, что это была его личная заслуга, нашего начкара, его огромная работа. Я, если не всем, то очень многим обязан ему, его опыту.

– Дым, ты будешь Палычу конверт вручать? – после вызова спрашивает Чайковский. – Я докинуть хотел, а то денег не было совсем.

Я киваю ему, чтобы шел вперед.

– В части все вместе и вручим.

Парни уже караулят именинника, включают мигалки, орут громко. Палыч смущается, говорит, не надо ему поздравлений. Снова бормочет, что это последний год в пожарке, что пора на покой, но он так уже семь лет на пенсию уходит – еще нас всех переслужит.

После оваций, торжественной части и праздничных подзатыльников Макс объявляет, что ждет народ в десять вечера в «Кроличьей норе».

– Сегодня пятница, сам Бог велел гульнуть! Отмазки не принимаются!

– Иди уже! – Толкаю вещателя в плечо. У него дети дома одни, а он о стриптизершах не замолкает.

Сам собираюсь хотя бы помыться нормально, поспать явно не удастся – нужно еще машину из ремонта забрать. В итоге, придя домой, после холодного душа я долго лежу, смотрю в потолок и игнорирую звонки Арса. Он, как всегда, ознакомился с отчетами и будет напоминать, что моя задача – руководить на пожаре, а не соваться в пекло. Только я не могу стоять в стороне, когда точно знаю, где нужнее.

Глава 6

Юна

ELMAN & Orxan – С неба до земли

Что он здесь делает? Мысль только простреливает висок, а нервные импульсы уже бегут от мозга по всему телу. На полпути в зал я резко торможу и даю задний ход. Бросаю подносы с заказами на баре и ныряю в узкий коридор – мимо бэка, прямиком в туалетную комнату.

Первым делом я запираюсь в кабинке, после думаю о том, что в уборную зашла в фартуке. Если Скелетина увидит, припишет нарушение санитарных норм и с удовольствием оштрафует еще на пару тысяч. Знаю, понимаю, но ничего не могу с собой поделать. Сейчас мной руководит панический ужас, я вижу его в отражении: зрачки расширены, щеки покраснели.

Я пытаюсь пригладить закрутившиеся, как у пуделя, волосы, которые выбились из косы, но бесполезно – влажность на улице диктует свои условия. Я пытаюсь улыбнуться зеркалу, но ощущаю, как спину под кофтой покрывает испарина, и сдаюсь. Себя мне не победить.

Умывшись холодной водой, я промакиваю бумажным полотенцем лицо и стираю и без того блеклые румяна. Хорошо, что ресницы не накрашены, от природы густые, было бы еще хуже. Делаю глубокий вдох – грудная клетка вибрирует. Убеждаю себя, нет, даже приказываю собраться и выйти уже в конце концов в зал, там жаркóе стынет для вредных клиентов, которые не забывают отпускать сальные шуточки уже несколько часов подряд.

Выдох, и через минуту заказы приземляются на столики. Оглянувшись вокруг, я намеренно игнорируя дальний угол, там за мной без сомнения – чувствую – наблюдают. Помощи ждать неоткуда, в баре полная посадка. За меня никто не обслужит новую компанию: Таня все еще пропадает где-то, а Чип и Дейл и без того зашиваются – это наши близнецы-официанты, которых я довольно легко различаю по улыбке. Вот без нее сложнее дело обстоит.

С нервным смешком я хватаю пачку меню и делаю шаг, второй. Я здесь работаю, это моя территория – должно быть проще от подобной установки, но не помогает. Знаю, наша встреча неизбежна, как столкновение «Титаника» с айсбергом, и все равно сопротивляюсь, пока с каждым движением вперед воздух электризуется сильнее, густеет. Его глаза, Дыма, находят мои и удерживают магнитом. Сердце разгоняется, стук отдает в виски. Я будто погружаюсь под воду: слышу свое дыхание и ничего кроме.

– Добрый вечер, – обращаюсь я ко всем, трусливо пряча взгляд в столе, когда раскладываю меню. – Меня зовут Юна, сегодня я буду вашим официантом. Что-нибудь желаете заказать сразу?

И лишь теперь, достав из фартука блокнот, я смелею настолько, что поднимаю глаза. Все-таки на работе общаться с мужчинами у меня выходит лучше. Ася говорит, если бы я вела себя так в повседневной жизни, уже давно бы кого-нибудь подцепила. Только зачем мне «кто-то»?

– Юна – это как «Юнона и Авось»? – спрашивает темноволосый парень, ощупывая меня без рук.

– Юна – это как Юна, – отвечаю почти спокойно, но все равно мурашки расползаются по спине, а левая щека пожаром горит.

– Красавица, что посоветуешь старикам? У нас поход в «Кроличью нору» сорвался, хотим горе залить, – говорит самый старший на вид. Его обнимает со спины тот, кто представился Максом и нахально облизывается.

– У Палыча день рождения, – поясняет, точно это должно мне что-то сказать, – а они затеяли воду отключать!

Не буду расстраивать их, что в «Норе» сегодня закрытая вечеринка. Меня именно поэтому и вызвали – ожидали наплыв посетителей.

– Если у вас день рождения, на весь заказ будет распространяться скидка пятнадцать процентов при предъявлении документов, – произношу я заученные фразы.

Именинник расплывается в улыбке, хохочет в голос, а затем вдруг теряется и хлопает себя по карманам.

– Я паспорт в части оставил! Египетская сила! – ругается так забавно, что я сама едва сдерживаю смех.

– Тогда представим, что я их видела.

– Мне нравится сервис!

– Юна, подскажете, что выбрать? Глаза разбегаются.

– А к ракам сколько пива бесплатно идет?

Мужчины галдят наперебой, но совсем не пугают меня, в отличие от того, кто молчит и на кого я по-прежнему боюсь взглянуть.

– Попробуйте наши фирменные ребрышки. Вообще все блюда из свинины пользуются популярностью.

– Алан у нас осетин, – делают мне замечание, но я не теряюсь.

– Тогда говяжий стейк или шашлык из баранины.

Я вхожу в раж и уже скоро, предвосхищая вопросы, сыплю ответами.

– Итак, три фирменных, два темных эля и…

– Безалкогольное, – под недовольный гул, судя по всему, коллег, заказывает Дым.

Я быстро делаю пометки в блокноте, все еще глядя куда угодно, только не на него. Из колонок начинают доноситься громкие звуки гитары и барабанов – местные музыканты настраивают инструменты, и я решаю, что самое время бежать и бежать как можно дальше. Тянусь забрать меню, и на короткий миг мне кажется, что снова чувствую запах дыма. Да, среди мясных блюд и сотни других ароматов. Я чувствую тот же запах, что почудился мне в больнице. Ерунда какая-то!

– Это детский шампунь? – слышу я, когда наклоняюсь над столом. Дым говорит негромко, но парни рядом определенно заинтересовались тем, что происходит.

Глава 7

Дым

Hurts – Redemption

– А Дэн-то почему не пришел? Опять его баба парадом рулит? – возмущается Палыч, когда я сажусь обратно за стол.

У Палыча свое видение мира. Он считает, что каждый мужик достоин еженедельного загула, а женщине место дома с детьми. До шовиниста ему далеко, он в чужой огород обычно не лезет, но иногда от обиды случается.

– Макс, ты ж его друг, может, вправишь мозги парню? – никак не уймется. – А то ж лица на нем нет, одна вселенская скорбь в глазах.

– Любите вы загнуть, Палыч, поэт в вас дохнет, – посмеивается Чайковский и спрашивает про горе-стажера, пока Алан с Мишаней новый объект для ремонтных работ обсуждают.

Это обычное явление, у нас все вертятся, как могут. Дима с Султаном, водилы из караула, например, гоняют на такси в свободное время, чтобы прокормить семьи. А они у них большие: у одного Султана четыре дочери и две кошки с женой – целый гарем.

– Глаза сломаешь. – Макс толкает меня локтем в бок, а я несколько раз моргаю, прежде чем сообразить, что говорит он мне. – Что за девчонка?

Внимание разом переключается на меня, мужикам только повод дай языки почесать.

– Это же та девушка, которая приходила в часть? – лезет Алан не в свое дело.

– А зачем это она приходила? – пыхтит Макс.

– Я уже где-то видел ее, – бормочет Палыч, пока его не осеняет, к моему глубочайшему сожалению: – Точно, пожар! Она же была на том выезде? Девятиэтажка!

– И ничему жизнь не учит? – намекают они на дурные приметы и неудачные знакомства в прошлом.

Есть у пожарных нерушимые заповеди, о которых знает каждый. Например, «только прибыл – думай о воде», или «туши по огню, а не по дыму». И смысл одной из них не привязываться к тем, кого спас, не переносить работу в жизнь – плохо заканчивается.

– Заткнись, – не без улыбки отвечаю я Максу, имея в виду то, что говорю.

– Значит, понравилась.

И понеслась. Я отпиваю из бокала и, пока парни обсуждают мою личную жизнь, возвращаю взгляд к бару, рядом с которым видел Юну недавно. Сейчас ее там нет, впрочем, как и по периметру. Только через несколько минут она появляется в зале с тем самым официантом, который должен сменить ее, и я, засмотревшись, откидываюсь на спинку стула.

Понравилась? Определенно. Что-то в ней есть. С первого взгляда понравилась, но так часто случалось. Я привык не идти на поводу у инстинктов – секса хватает, на голодном пайке не сижу. И все равно стоило признать – понравилась. Сильно. Своей непосредственностью, искренним «спасибо», которого не дождешься при нашей-то работе, тем, как цеплялась за маленькую дочь – не хуже львицы в дикой природе.

Ее появление в части смешало представление о девчонке: она пришла с рисунком этим несуразным, глаза бегали растерянно. Я подумал, ерунду несет, ребенка использует, чтобы познакомиться ближе, разозлился – она отвлекала от работы. Только после случайной встречи в больнице сопоставил части картины и… захотелось ей чем-то помочь.

Но пожарные не рыцари. Они мчат на вызовы к тем, кто засыпает с сигаретой и включенным электронагревателем, а не подвозят симпатичных девушек до дома. Поэтому забил, забыл, но позже, черт возьми, увидел этот бар. И ее – опять другую, теперь краснеющую от любого моего слова, хоть и все равно бойкую. Сбежала – я пошел за ней. Мне интересно, почему нет? Я люблю ошибаться в догадках, а тут уже дважды промазал.

Сейчас Юна стоит метрах в пяти, делая вид, что меня не существует и у нас не было того разговора на веранде. Я уже знаю: не позову – не подойдет. Высокая, тонкая, с темными густыми волосами, завязанными в плотную косу, и большими, будто перманентно испуганными глазами. От девчонки веет сладостями и чем-то легким. Гораздо более приятным, чем дым и машинное масло, которые не перебивал ни один существующий одеколон.

– Эй, Юна! – кричу я громко, заставив замолкнуть и наш стол, и пару соседних.

Девчонка вздрагивает, замирает, но в мою сторону не оборачивается, зарабатывая себе новые и новые очки. Я люблю кошки-мышки, особенно когда мышки такие гордые. Правда, официант рядом все равно смело подталкивает ее к нам.

– Освободи, – толкаю я Макса, чтобы двигался по дивану и прижал Палыча к стене. Юне уступаю место во главе стола. Макс только успевает открыть рот, чтобы возмутиться, а я уже падаю рядом с ним. – Тебе взять что-нибудь?

Мой вопрос Юне звучит под смешок в ухо. Максу не жить на отработке нормативов, и он это прекрасно понимает лишь по одному моему взгляду.

– Нет, спасибо, – тихо, поджав губы, она вешает на спинку кресла ветровку и садится сама.

– Малыш, – врезается в разговор тонкий голос официанта, – лови момент. Может, апероль? Или «Секс на пляже»?

Шея и щеки девчонки покрываются красными пятнами. Она сжимается вся, но стойко выдавливает улыбку.

– Ничего не нужно, я выпила воды.

– Скука, малыш, – бросает ей блондин перед тем, как заменить тарелки и уйти.

– Может, познакомишь с подружкой? – Макс уже лезет через плечо, улыбается во весь рот, будто зубов не жалко. Нет, ему точно конец. И тот факт, что он навеселе, не смягчит моей мести.

Глава 8

Юна

Ramil’ – Ангелом

Я отсчитываю время сорвавшимися с неба каплями. Вот одна, вторая, третья падают и стекают по лицу Феда. Сейчас он не Дым, другой. Таким я его еще не видела: без привычной брони, улыбающимся, с искрящимся взглядом, который устремлен вверх. Теплым таким.

Я ведь патологически сторонюсь мужчин, уже много лет не подпускаю никого близко к себе, потому что мне было очень больно. Да и вообще зачем? Но сейчас пожарный стоит так близко. Я могу в темноте различить серебряный блеск его глаз.

На моих губах остается привкус дождя. Он шпарит без остановки, а я касаюсь холодной ладонью пылающей щеки и, не сдерживая себя, смеюсь. Наверное, это погода на меня так действует, других объяснений не вижу.

– Пойдем, – слышу я едва ли не затерявшееся в стуке дождевых капель, которые нападают все яростнее, жалят, затекают за шиворот.

Фед на мгновение сжимает мои пальцы сильнее, будто бы увлекая за собой.

– Мы испортим твою машину, – я упираюсь, – мы же мокрые, как…

– Это не твои проблемы. Пойдем, – говорит, но не двигается. Смотрит и не моргает.

Я тоже стою. Лоб и глаза заливает, отчего их начинает нещадно щипать.

Он первый выходит из транса, тянет меня за руку. После пары шагов мы ускоряемся вместе, несемся по лужам, а льет все сильнее. Я, кажется, промокла до нитки, замерзаю под порывами холодного осеннего ветра.

В машину, которая стоит на парковке у «Норы», мы прыгаем одновременно. Под громкий стук моих зубов Фед включает печку и радио, где Александр Маршал поет ливню, мол, лей и не жалей, еще ветром окна бей. Наши взгляды пересекаются, и мы одновременно прыскаем от смеха – это разряжает обстановку. Потому, когда выруливаем и меня спрашивают адрес, где оставила Лису, я так спокойно называю улицу, дом, а после расплываюсь по сиденью с подогревом.

Мы едем довольно быстро, дорога почти пуста. Не мудрено, в это время все отдыхают или по домам, или по заведениям. Только такси иногда мелькают на встречной полосе, да заблудившиеся в ночи пешеходы неспешно вышагивают по зебре. Тишину в салоне нарушает лишь приятная мелодия без слов. Казалось бы, мне следует расслабиться и получать удовольствие, но меня то и дело бросает из жара в холод и обратно.

Все потому, что Дым снова в образе – молчалив, задумчив, даже хмур. Все потому, что дождь больше не успокаивает, а нервы натянуты, как гитарные струны, по которым бренчат что-то на разрыв аорты. Все потому, что крайний раз, когда меня подвозил мужчина, это был Матвей. И у нас был секс.

Я напрягаюсь каждой клеточкой, пока секунды растягиваются в бесконечность. Все раздражает, пугает и сводит с ума. Я борюсь с собственными мыслями, нервно ерзая на сиденье. Уже готовлюсь сгруппироваться и выскочить на улицу при первой же остановке. С трудом дотягиваю до нужного дома и, едва мы заезжаем во двор, бросив безликое «спасибо», я почти катапультируюсь из машины – иначе мое сальто-мортале на землю не назовешь.

Щеки пылают от стыда, но я просто иду напролом по намеченному маршруту, который подсвечивают фары. Лицо горит до тех пор, пока я не захожу в подъезд, пока не поднимаюсь на третий. Я выдыхаю, лишь когда, спрятавшись у окна, замечаю, как черный автомобиль сдает назад и медленно выезжает на дорогу.

Боже, что это вообще было?

По щелчку из ступора разом выходят все чувства – обрушиваются, обостряются, потому что я слышу шум и поворачиваюсь на крик: вдруг показалось? Но нет, все повторяется – ругаются на третьем, орут благим матом. И прямо из девятой квартиры, где живет Ася.

Мороз прокатывается по коже, пока я колочу в дверь, а не получив ответа, открываю своим ключом. Руки трясутся, потому что я узнаю второй голос. Мужской грубый голос, который надеялась больше никогда не слышать.

Моя сестра ведь почти идеальная девушка, но у нее есть один жирный минус. Семён. Парень, с которым она расстается и сходится на протяжении шести лет. Из-за которого она когда-то давно испортила отношения с родителями, из-за которого сотни раз ссорилась со мной. А еще влезала в долги и разбиралась с коллекторами – и это далеко не весь список проблем, которые приносит своим появлением Семён. Именно из-за него я не оставалась ночевать у Аси, мне хватило и одного раза, когда он завалился с пьяными друзьями.

Этот неудачник всегда ищет легкой наживы, вечно влезает в денежные пирамиды, закупает никому не нужные товары. В тридцать лет он до сих пор не понимает или не хочет понимать, что бесплатный сыр только в мышеловках. Его полностью устраивает, что по итогу все проблемы расхлебывает Асия. Которая клятвенно обещала мне полгода назад, что окончательно рассталась с Сёмочкой и лучше убьется, чем снова вернется к нему. Ага, как бы ни так.

Звон бьющейся посуды стирает мою ухмылку, мне больше не до шуток. Особенно когда сквозь поток нецензурной брани я различаю детский плач.

Это Лиса плачет, я узнаю ее плач из миллиона других. Столько раз слышала его, пока пыталась одна после роддома в двадцать один год понять, что делаю не так.

Я прохожу мимо кухни, где двое так увлечены руганью, что не замечают меня, и бегу прямиком в дальнюю комнату, где оставляла Лису. Сердце рвет каждый шаг, приближающий к ней.

– Малыш, ты где? – зову я в панике, оглядывая кровать, пол и все углы. Потому что не вижу ее, потому что она притихает, как только слышит мой голос. – Лисенок?

Глава 9

Юна

Bebe Rexha – Sabotage

– Храбрый принц-пожарный не отступил перед лицом опасности, – поглаживая по голове, рассказываю я Лисе полюбившуюся сказку. – Он должен был спасти принцессу из лап огнедышащего дракона, поэтому потушил драконье пламя из волшебного шланга. Пожарный взобрался на башню, вызволил принцессу из плена, и жили они долго и счастливо!

Глаза у малышки слипаются, а она просит еще и еще. Готова слушать про принца-пожарного бесконечно.

Когда Лиса наконец засыпает в обнимку с любимым крокодилом, я прикрываю глаза от усталости и чуть было не отключаюсь рядом. Очнувшись, резко сажусь на кровати и в первые пару секунд даже не понимаю, где нахожусь: серые стены, пустая напольная вешалка в углу, шторы, которые не пропускают свет, и диодная лента под потолком. Я хотела такую, когда делала ремонт, но ценник, который озвучил прораб, оказался заоблачным для моей скромной квартиры. Зато сейчас я могу любоваться мягкой полосой рассеянного света над головой. Правда, недолго.

Я проверяю Лису рядом, та причмокивает во сне, и заставляю себя встать: как минимум мне нужно умыться, как максимум – спуститься и поблагодарить Дыма. Отчего-то я знаю, что он ждет. Я ведь когда уносила Лису, он так и сказал: «Жду тебя внизу».

В свете ярких ламп ванной комнаты, куда я захожу, чтобы хоть немного привести себя в божеский вид, отчетливо видны последствия тяжелого дня и приключений под дождем. В зеркале отражается чудо со спутанными волосами и в мятой одежде, которое делает жалкую попытку улыбнуться. Я и правда выгляжу жалко. Без волшебной палочки и пары магических заклинаний это не исправить.

Освежив лицо, я распускаю влажные волосы из косы, пытаюсь прочесать их пальцами. И замираю, пропустив вдох, когда слышу стук ящиков снизу. Черт, нужно спуститься и «закрыть гештальт», а после спокойно лечь спать, потому что завтра рано вставать. Только спокойно спать в чужом доме вряд ли получится.

Я, стараясь не шуметь, спускаюсь по лестнице и оглядываюсь по сторонам. У Дыма двухъярусная квартира – небольшая, но очень стильная, вдоль и поперек пронизанная духом минимализма. Здесь и правда ничего лишнего: никаких деталей, ни одного живого цветка или картины, только модное встроенное оборудование и тумба с зеркалом в прихожей, на которой стоит четыре разноцветных пузырька с парфюмом.

Я как раз подхожу туда и проверяю телефон на зарядке. Ничего нового: десяток сообщений от Аси, в том числе голосовых, и смс-подтверждение от Вознесенских, что завтра их дворец ждет меня для уборки. Я блокирую телефон и кладу экраном вниз. Немного отпускает, потому как появляется определенность – завтра мы с Лисой весь день будем в тепле и уюте, а к вечеру я что-нибудь придумаю. Вознесенские не возражают, что я приезжаю к ним с ребенком. Пытались возразить поначалу, но, перебрав с десяток других «мастеров чистоты», как они благородно зовут уборщиц, все-таки вернули меня на моих условиях. Точнее, на условии, потому что оно одно – Лиса.

Я вдруг ловлю боковым зрением тень и резко оборачиваюсь на инстинктах. Дым стоит у барной стойки в центре кухни, объединенной с залом, держит стакан воды в руке и ухмыляется уголком губ.

– Эй, – не придумываю ничего умнее. Я чертов мастер красноречия.

– Уснула принцесса? – Он дает понять, что слышал через открытую дверь весь мой рассказ. – Волшебный шланг, серьезно? – улыбается по-доброму. – Для достоверности: у пожарных – рукава, шланги – на дачи.

И почему эта информация так смущает меня? Сам Дым в простой домашней футболке и серых пижамных штанах смущает меня.

– Что-нибудь хочешь? Вода, чай? Кофе не предлагаю. Ты ужинала? – заполняет он паузу и пространство заботой, которая мягко обволакивает со всех сторон. Только вот мне от нее неуютно.

Может, для кого-то такое внимание – сущий пустяк, но я слишком давно не слышала подобных вопросов. Даже придя к Асе, я получала что-то вроде «чувствуй себя как дома».

– Нет, спасибо, – чуть охрипшим от волнения голосом отвечаю я.

– Ты не переоделась, забыл. Минуту.

Договорив, он исчезает, а я остаюсь нервно оглядывать себя сверху вниз. Правда, Дым быстро возвращается из комнаты под лестницей. Он протягивает мне свежую майку, от которой пахнет морским кондиционером для белья, и такое же приятное на ощупь полотенце.

– Штаны не по размеру будут, но могу одолжить.

– Нет, спасибо, все хорошо.

Я просто надеюсь, что футболка будет длинной. Не вынесу, если он сделает для меня хоть что-то еще, особенно учитывая тот факт, что я ничего не могу дать взамен.

– Ты недавно здесь живешь? – перевожу я тему, приметив из мебели только еще два стула да телевизор.

– Лет пять уже, – удивляет ответом. – Ты, кстати, не замерзла? Холодно было, давай сделаю горячий чай.

– Нет, спа…

– Еще раз скажешь спасибо, получишь по заднице.

Я вспыхиваю от его слов. Слишком резкий переход от общения, которое мы более-менее выстроили, к чересчур интимному для меня. И вроде бы головой я понимаю, что Дым ничего такого не сказал. Это ведь только моя проблема, что в двадцать четыре года я краснею от слова «задница» в моем присутствии.

– Что ты собираешься делать с квартирой? – Дымов, как назвал его один из друзей, обходит барную стойку и протягивает стакан с газировкой. – Я бы, конечно, посоветовал продать ее, но это не мне решать.

Глава 10

Дым

Hurts – Somebody To Die For

Меня уже с утра все достало. Точнее, достала. Клиентка, с которой свел Чайковский, родственница его жены через двадцать пять колен. Очень настойчивая и одинокая родственница, которая не давала мне покоя вот уже полгода. Я сделал для ее новой квартиры гардеробную, кухню, ящики в гостиную, а теперь она решила обсудить со мной спальный шкаф. Причем в самой спальне.

Отчаянную попытку встать передо мной на колени я не оценил. Иметь дальше с ней дела отказался, хоть и неслась за мной по коридору, запахивая халат и не переставая извиняться. Она была хорошим клиентом, но деньги все же пахнут. Я поставил точку, потому что не мешаю работу с личной жизнью.

А как же Юна с дочкой?

Я игнорирую противный голос в голове и заезжаю во двор, уже предвкушая, как выпью крепчайшего кофе и положу на паршивое утро, так какая-то дура на «матизе» сдает назад, не глядя в зеркало. Правильно, а зачем? Впечатывается в меня с визгом, бампер цепляет, но там царапина. Я отпускаю ее с богом, а то в крокодиловых слезах утопит. И только мысль о зеленом земноводном мелькает в голове, сразу мелкую заразу вспоминаю, которой, как дурак, в машине рожи строил, чтобы не плакала. И о Юне думаю.

Как итог, бешусь только сильнее, ведь захожу домой с мыслью, что эти двое, возможно, еще у меня в квартире – времени-то всего десять утра. Но вместо них навстречу, лишь открываю дверь, несется Пони. Встает на дыбы да норовит облизать лицо – ее любимое занятие.

– Эй, девочка, ты куда растешь? Мамка откормила тебя, конечно, – потрепав дворняжку за ухом, говорю улыбающейся морде. Вот уж у кого нет никаких проблем.

А Лина, видимо, снова не предупредила, что заезжала. Неисправимая.

Пока я собираю сумку к родителям – давно обещал привезти отцу старые шмотки, в которых тот сможет ездить на любимую рыбалку, жадно поглощаю бодрящий кофе и гружусь дурацкими мыслями. После гружусь с Пони в «паджеро» и через час приезжаю забрать Паулину из фитнес-клуба, где договаривались встретиться. Она машину видит, но садиться не спешит, крутится перед качком-переростком, что меня неожиданно бесит. Сигналю ей, потому как терпение на исходе.

– Он хоть совершеннолетний? – не скрывая сарказма в голосе, спрашиваю подругу, которая через сиденье целуется с Пони, будто век не виделись.

– Ой, кто-то не в духе, – рычит она на меня и машет дружку на прощание, улыбаясь, как пустоголовая Барби. – И когда ты просил предупреждать насчет визитов, мог бы просто сказать, что у тебя появилась девушка, а не мутить воду!

– В смысле? – не сразу въезжаю, о чем говорит. – Ты Юну встретила?

Я представляю в голове, как это могло произойти, и еще больше злюсь.

– Ага, встретила! – Тычет пальцем мне в грудь. – Вот так и знала, что твоя загадочная улыбочка что-то да значит.

– Ничего она не значит, – даю понять, что не хочу продолжать эту тему, – а замки я сменю. Пристегнись.

– У нас с тобой четвероногая дочь. Я стребую с тебя алименты, – бурчит Пуля, но временно замолкает, вроде бы обидевшись.

Правда, выдерживает минут пятнадцать пути.

Как на выезде из города тормозим, чтобы заправиться, так и показывает мне телефон, а в нем дочка Юны льет воду из стакана в стакан с хитрющей улыбкой и хохочет, когда все течет на пол. Прежде чем видео заканчивается, я замечаю Юну, та бежит к дочери с широко распахнутыми глазами и полотенцем в руках.

– Ты же знаешь, я далека от всех этих детишек и мой материнский инстинкт смертельно мертв, но эта зверушка выглядит очень мило. – Лина в своем духе, но такой ее сделала жизнь, и не мне судить.

Я знаю, как тяжело Паулине даются разговоры на подобные темы и что за внешним спокойствием она скрывает очень личные переживания. Потому как лет пять назад она узнала, что не может иметь детей.

Не вдавался в подробности, но подруга была категорична в заявлениях, когда я пытался убедить ее не сдаваться. Ей было непросто, знаю, она рассталась с женихом прямо накануне свадьбы, забив на оплаченный банкет и платье. На самом деле, мне кажется, ей и сейчас нелегко, хоть и старается не подавать вида. Но то, как она сторонится любого рода отношений и при знакомстве с парнями чуть ли не в лоб заявляет о своем статусе, лишь подтверждает мои мысли.

– Выложу в «ТикТок», дети же нравятся людям, да?

– И ты туда.

– Куда, мистер бука?

– Один уже доигрался.

– Кто?

– Стажер наш, Леон.

– Который киллер? – острит, улыбаясь, но через секунду вдруг подпрыгивает. – В смысле Леон? Красавчик Леон? Он ваш стажер?

Я не понимаю, что имеет в виду, пока она не показывает мне позера, который светит голой, забитой портаками спиной на фоне разобранной автоцистерны в части. Дать бы ему леща хорошего.

– Мне срочно нужно записать с ним видео, у него же больше миллиона подписчиков!

– Можешь записывать сколько угодно, пока в гипсе шляется.

Она закатывает глаза, но уже не возмущается. Остальной час пути проходит спокойно, и, когда мы сворачиваем к дому моих родителей, навстречу нам вылетает Бэтмен – черный толстый лабрадор. А на его крик бежит мать.

Глава 11

Юна

Канги — Найти тебя

Charlotte OC – Blackout

Страшно очнуться в незнакомом месте. Особенно страшно проснуться в неотложке. Под капельницей. Без Лисы.

Веки кажутся пудовыми, контуры размыты, звуки приглушены. Я пытаюсь встать, но меня укладывают обратно, просят не делать резких движений, говорят что-то про истощение организма и обморок. Я дергаюсь, когда что-то больно стискивает руку – мне мерят давление. Предлагают пройти в приемное отделение, где в порядке очереди окажут медицинскую помощь и определят необходимость госпитализации.

– Где моя дочь? Я никуда не пойду.

Я сажусь, а мушки снова летают перед глазами. Вспоминаю, что ела в последние дни: батончики, крекеры, кажется, суп во время обеда в баре. Или это было на прошлой неделе?

– Где моя дочь? – настойчиво повторяю вопрос и ощущаю резкую боль в горле. Видимо, прогулки под дождем не прошли бесследно.

Фельдшер снимает манжету тонометра и устало вздыхает, заполняя бумаги.

– Осталась по адресу, где мы вас забрали. Я рекомендую вам…

– Где мой телефон? Черт возьми, сколько я была без сознания?

Не получив внятных ответов, я выдергиваю капельницу, хватаю ветровку с кушетки и, зажав руку, выскакиваю из машины скорой помощи. Их здесь целая колонна на въезде в центральную городскую больницу. Вокруг все как в тумане – темно и холодно, но меня это не останавливает. Зарывшись носом в воротник, я бреду на выход. Моего желания вернуться к Лисе хватит, чтобы выжить.

Оказавшись на перекрестке, я дважды врезаюсь в прохожих. Или это они в меня. Притормозив у столба, я опираюсь на него, жмурюсь от ярких вспышек и громких звуков. Нащупываю в кармане телефон, которые вибрирует, и, взглянув на экран, ловлю глюк. «Федор Дым», – светится надпись на входящем вызове. Это я его так записала, не знаю почему. Будто в бреду нажимаю зеленую трубку и не успеваю сказать даже «алло».

– Стой, где стоишь. Я сейчас подойду, пытаюсь припарковаться.

– Я…

– Ни шагу.

Кажется, и минуты не проходит, когда я слышу знакомый голос снова – над ухом ругаются громко и некультурно.

– Идти сможешь?

Он сбрасывает куртку и накидывает мне на плечи. Под ее весом тело придавливает к полу, но я держусь.

– Да, мне уже лучше. Конечно смогу. – До сих пор с трудом верится, что он настоящий. – Где Лиса?

– С Паулиной в машине.

Дым уводит меня от больницы в сторону дороги, крепко прижимая к себе.

– Как ты здесь оказался? Как снова оказался рядом?

– Некая Ильда Воснесенская позвонила мне перед тем, как тебя забрала скорая. Нужно было записать в телефоне кого-то кроме меня, чтобы не встречаться так скоро.

– Телефон новый, это сестра одолжила, – бессмысленно оправдываюсь я, он не слушает.

– Ты сбежала, чтобы я искал тебя? – шепчет тихо, а я сразу подбираюсь вся, но Дым продолжает дальше, колит правдой: – Это как надо было пахать, чтобы свалиться в обморок.

Я не отвечаю, потому что ответ его не устроит.

В машине, которая стоит прямо под знаком «Парковка запрещена», оказывается самое настоящее сонное царство. Блондинка с Лисой спят почти в обнимку на заднем сиденье.

– Лина так трудилась усыпить мелкую песнями, что сама отключилась после дежурства.

Я выдавливаю улыбку, усевшись вперед, любуюсь мирно сопящей Лисой, и мне сразу становится лучше. Правда лучше, я не вру. Лиса – мой эликсир. Мышцы расслабляются, накатывает слабость, но при всем в сознании появляется ясность, которой не было. Дым трогает мой лоб теплыми пальцами.

– Что врачи тебе сказали?

– Что я здорова, – вру и не краснею, но он смотрит так серьезно. Кажется, в его взгляде замешана сыворотка правды, иначе как объяснить, что я снова говорю? – Переутомилась, наверное. Может, простыла немного, горло болит, но все хорошо. Мне поставили капельницу и отпустили.

Лишь сейчас я замечаю, что Дым сидит рядом в одной футболке, а мышцы на руках перекатываются каждый раз, когда сжимает руль.

– Врешь же.

– Жарко, – говорю, возвращая одежду хозяину. – Будешь в таком виде щеголять по улице, тоже заболеешь, – наконец улыбаюсь я, но не он.

– По дороге заедем за лекарствами.

И это последняя фраза, которую я слышу, потому что в тепле и безопасности все-таки засыпаю вместе с остальными. Не иначе как в его машине рассыпана сонная пыль.

– Давай, большой мальчик, позаботься о своих девчонках! – возвращаюсь я на землю под задорный голос Павлины, как уже навеки вечные прозвала ее в мыслях. – Еще раз с днем рождения, Федь!

Едва открыв глаза, тут же захлопываю и притворяюсь, что сплю. Черт! Голова тяжелая и мутная, но смысл фразы угадывается слишком легко. По щелчку активизируется совесть и начинает грызть меня изнутри.

Боже, я испортила человеку праздник. Судя по тому, что Дым приехал с блондинкой, кем бы она ему ни была, он, скорее всего, отмечал. Или собирался, если за рулем. А я…

Глава 12

Юна

Natasha Bedingfield – Soulmate

Так как одна юная мадам не хотела долго засыпать, по итогу мы благополучно проспали до полудня. Наверное, и дальше бы не вставали, если бы меня не разбудил без конца трезвонящий телефон. «Аська», – высветилось на экране, когда я с трудом разлепила веки, и приподнятое настроение сразу скатилось до нуля. Сестра звонила по нескольку раз на день, но я не была готова говорить с ней. Пока нет. Знаю, что она найдет убедительные доводы простить ее, поэтому не хочу.

Поднявшись с кровати, я не ежусь от холода, как могло быть, а иду по теплому полу в одной майке вниз и с трудом верю в то, что уже с утра мне не нужно ломать голову над поисками еды – холодильник ломится от продуктов. Вчера я пообещала Феде, что хорошо отдохну и не буду сильно напрягаться, но уже минут через пять моя совесть начинает вопить, чтобы я была хоть чем-то полезна. Не могу я просто лежать и ждать чего-то. Если не займу руки, к вечеру отправлюсь в психушку.

А так как чувствую я себя довольно сносно, позавтракав яичницей и кофе – запомнила, как в прошлый раз его делала Паулина, я начинаю мыть посуду и так увлекаюсь, что до блеска вычищаю стол и плиту. Хотя нужно отметить, у Дыма и так достаточно чисто, но я слишком хочу отблагодарить его, чтобы оставаться безучастной.

Разбудив и накормив Лису, я усаживаю ее смотреть мультфильмы, а сама беру модный пылесос, который нашла на кухне в углу, и собираю крошки с пола. Ну ладно, начинаю с них, затем перемещаюсь в коридор. Правда, Лиса уже через минуту спрыгивает с дивана и требует тряпку – мамина помощница. Протирать пыль – ее любимое занятие, только здесь сильно напрягаться не приходится, поверхностей-то почти нет.

В результате, увлекшись уборкой, из-за шума я не слышу, как возвращается хозяин квартиры. Поэтому удивляюсь, когда пылесос с гулким мычанием вдруг замолкает.

– Это ты так отдыхаешь? – спрашивает он, а я не могу понять его настроение ни по лицу, ни по голосу. – Когда я говорил, что ты можешь помочь, я не имел в виду превращать квартиру в стерильную зону. Уборка окончена.

А вот сейчас он отчитывает меня, как ребенка, и я киваю в ответ, потому что привыкла молчать. Киваю и отхожу к раковине, чтобы промыть стакан после Лизкиного сока, а на самом деле просто прячусь.

Не могу.

Всю мою жизнь меня отчитывали все кому не лень. Я всегда и во всем была не такой: сначала плохая дочь, потом плохая подруга, сейчас плохой работник и хреновая мать. Иногда мне даже не верится, что один человек, то бишь я, может быть настолько плох во всем, но окружающие люди стараются быть убедительными.

Никто, кроме папы, никогда не защищал меня, а сама защищаться я не умела. Научилась только ради Лисы. Я никому не дам ее в обиду, она вырастет другой – той, кто не прикусит язык в ответ на хамство. Она уже растет бойкой малышкой.

– Эй, а кто тут у нас Золушкой подрабатывает?

– Я Солуска! – выдает довольная моська, и я улыбаюсь сквозь слезы.

Дым подсаживает малышку, чтобы та протерла чудо-тряпкой кухонные шкафы, скользит по мне взглядом, но затем резко возвращает его. Ставит Лису на ноги и подходит ближе.

– Все в порядке?

Я быстро-быстро моргаю, чтобы высушить чертовы слезы, и киваю так, что голова может отлететь. Только он не верит мне, я уже заметила: он всегда поджимает нижнюю губу, когда ему не нравится то, что слышит.

– Я бываю резок, работа обязывает, – объясняет мне спокойным голосом. – Я не хотел тебя обидеть. Спасибо за то, что сделала, но лучше направь все силы на себя и свое здоровье. Тебе это нужнее.

Мне никто, кроме папы, никогда не говорил подумать о себе. Наоборот, все твердили, что я слишком мало думаю о них, что я недостаточно для них делаю, не так люблю и все в духе.

– Хорошо, – стараюсь ответить уверенно, хоть и перестала дрожать буквально сейчас. Перед Дымом совсем не хочется выглядеть испуганной овечкой, он не оценит.

А с каких пор мне интересно, что решит?

Пока я ломаю голову, тот уже достает из холодильника сэндвич и кусает его на ходу – и это вместо того, чтобы доесть вчерашнюю бесподобную курицу, я ведь могу и разогреть. От путаных мыслей меня отвлекает очередной звонок Аси, он же возвращает в реальность, где Дым и без меня справится. Кто я вообще такая, чтобы лезть к нему? Он дал мне крышу над головой, душу-то не открывал.

Следом меня зовет Лиса, за что я благодарна ей до луны и обратно. Я предлагаю малышке карандаши, раскраску и стараюсь следить, чтобы та не решила устроить художества на стенах. Не должна, но мало ли.

После того, как мы выбираем рисунок – три всеми любимых кота на прогулке, я решаю-таки набрать Вознесенских, чтобы извиниться и узнать, какой мне вынесли приговор. Долго слушаю гудки, но никто не отвечает. А когда смотрю в экран на списки несохраненных номеров, понимаю, что не хочу восстанавливать старый. Какой смысл? Кому он нужен, кроме рекламы стоматологий? Маме? Ха-ха, мама мне не звонит. Она вообще никому не звонит, только мантры слушает вечно.

Жаль, конечно, что клиенты потеряют меня, но, если понадобится, я многие телефоны знаю наизусть, а самые важные записала в блокноте. Остальные при желании тоже достану. Потом, не сейчас, я все равно несколько дней не смогу работать.