Дым и зеркала

ГРУППА «ХОТСПЕР». ОПЕРА НИЩИХ

– Так ведь он неплохо заработает, не так ли Рори? – поинтересовался Дон, глядя на монитор. – Место бойкое. Я ему немного завидую, Рори. А ты ему завидуешь?

– У меня ревматизм и эмфизема легких, – прокряхтел Рори. – Мне на тротуаре делать нечего. Тем более в такую погоду. И погаси сигарету, Дон. У тебя есть свой офис. А я здесь сплю, и из-за тебя всю ночь мучаюсь от кашля. Даже на улице слышно. Если бы я был лошадью, меня бы уже давно пристрелили.

Дон бросил недокуренную сигарету на пол, придавил подошвой, потом, поймав жалобный взгляд Рори, с трудом нагнулся, поднял окурок, огляделся и наконец засунул его в карман брюк.

– Знаешь, почему тебя еще не пристрелили, Рори?

– Потому что я очень умный?

– Брось! Это как раз лошади обычно бывают умными. А ты старательный. Мешок подготовил?

– Через час будет готов. Шредер паршивый, постоянно забивается. Я туда уже два раза лазил. Еще вот эти три пачки надо обработать.

– Откуда у тебя это? – спросил Дон, поворошив груду бумаги на столе.

– Мэт принес. У него в гараже навалом старых счетов. Осталось еще от прежних владельцев дома. Он их все собирался сжечь, но руки, как он говорит, не доходили. Здорово, когда в команде есть такой лентяй и неряха. Вот у меня в Чичестере все на своем месте, и ничего лишнего. Когда закончим эту историю, заедешь в гости, Дон? Я как раз в прошлом месяце перекрасил гостевую спальню.

– Заеду, – ответил Дон и снова повернулся к монитору. – А этот, вроде как, новенький?

– Я насчитал четверых. Меняются каждые двенадцать часов – в восемь вечера и утром. Один отходит, и через минуту на его место приходит следующий. Одет точно так же, но обувка другая. Я по обувке засек.

– И так уже третий день?

– Третий.

– Хорошая работа у ребят. Ну ладно. Закончишь резать бумагу, сложи все в мешок и отдай Нику. Вчерашний мешок они во сколько забрали?

– Сразу же. Тут у них где-то еще один пост есть. Вчера Ник вынес мешок около девяти, когда все уже расходились. Через пять минут из-за угла вывернул какой-то, забрал мешок и быстренько ушел по Рактон Роуд в сторону подземки. Так что еще один пост – это точно. И сдается мне, что у них рации. А может это все же люди Кроули?

– Нет, – сказал Дон. – Непохоже. Про наши дела Кроули и так все знает, ему ставить топтунов незачем. Тебе как тут спится, Рори? Когда они разберутся, что мы им в мешках подсовываем, могут здорово рассердиться. Знаешь, я попрошу Кроули, чтобы поставили поближе парочку крепких ребят на всякий случай.

– Ты прямо сейчас к нему едешь?

Дон кивнул.

– Должен появиться юный Страут с отчетом по Ирландии. Пусть дождется меня. Закончу с Кроули и сразу обратно. Как я выгляжу?

Рори придирчиво оглядет Дона и хмыкнул.

– Очень неброско. На фоне любой помойки будешь практически незаметен.

– Вот, – провозгласил Дон, – спокойное достоинство пенсионера. Был бы ты на службе, скорее откусил себе язык, чем сказал подобное начальнику. Пенсия – единственно подходящее состояние для подлинного британца. Только на пенсии мы ощущаем себя достойными потомками Оливера Кромвеля и прочих великих.

*****************************

Сообщение о подозрительных нищих на Рактон Роуд не на шутку встревожило Кроули. Пришлось рассказать во всех подробностях, несколько раз возвращаясь к самому началу. В целом, конспиративная квартира была устроена почти идеально: одна наружная стена выходила на непроезжую Рактон Роуд, а вторая – на уставленный лотками рынок, так что припарковать напротив окон начиненный аппаратурой фургон или микроавтобус было просто невозможно. Короткий путь от калитки до зеленой двери находился под прицелом камеры наблюдения, а несанкционированные манипуляции с находящимся за зеленой дверью кодовым замком немедленно приводили к тому, что у красной лампочки в полицейском участке на Лилли Роуд начинался приступ веселого подмигивания, а от Лилли Роуд до Рактон Роуд не более двух минут.

Первое появление нищего в серой балаклаве, мешковатых черных джинсах и грязно-белых кроссовках Рори немедленно зафиксировал, но доложил только вечером, когда кроссовки волшебным образом поменяли цвет и фасон. С этой минуты все внимание уже было обращено на гостя.

– Не удалось проследить, куда понесли мешок? – спросил Кроули.

– Нет. Но есть одна идея. У тебя на смартфоне есть карта этого места? Можешь ее вызвать, а то я не умею с этими модными штуками обращаться? Смотри. Он ушел по Рактон Роуд. Здесь, в конце улицы, не доходя до Т-образного перекрестка, установлен шлагбаум. Перекрывает въезд. Я думаю, что за шлагбаумом они поставили машину. Вряд ли стали бы таскаться по Лондону с черным мешком для мусора – очень уж бросается в глаза. А раз здесь шлагбаум, то где-то совсем рядом должна быть и камера. Запроси вчерашние картинки с этой камеры, так примерно с половины девятого вечера до десяти. Если камера не работала или еще что-то, мы на сегодня приготовили второй мешок. Хорошо бы для верности чтобы вечером в этом месте покрутился кто-нибудь из твоих плоскостопых.

Кроули кивнул и уставился в окно. Через минуту он сказал:

– Я ни черта не понимаю. Про твою группу знают всего три человека. Ну четыре. Сюрприз, прямо скажем. Я бы еще мог предположить, что вы своими расспросами кого-то сильно потревожили, но… И история давняя, тухлая, да и вы ведь еще не приступали толком, если я правильно понимаю. Или есть что-то, про что я не знаю?

– Про все знаешь.

– А ведь я, – сказал Кроули, – хотел с тобой серьезно поговорить. Три недели как группа вроде как занимается этим делом. Но не только результатов никаких не видно, но и ни про какие действия, направленные на их получение, мне неизвестно. И все же кого-то ты зацепил, хотя, черт побери, не понимаю – кого. Дон, что ты знаешь такое, про что не знаю я?

Дон пожал плечами.

– Ты, скорее всего не знаешь, какую часть твоих файлов мои ребята уже прочли. Так этого и я не знаю, потому что брифинг по файлам у нас не каждый день. А с кем встречались и о чем беседовали, знаешь прекрасно. Юный Страут – мальчик старательный и докладывает, ничего не упуская, так?

– Ты считаешь, что это из-за «Примаверы»?

– «Примавера», – ответил Дон, – это просто первая очевидная дыра в полицейском расследовании. Совершенно, как мне казалось, несущественная. И пойми, Боб, я никого не собираюсь упрекать, такие вещи случаются сплошь и рядом. Счет из ресторана был изъят только на третий день, в понедельник, приобщили к делу и забыли. И если бы не статья Баскета, про счет никогда бы и не вспомнили. Ты запись беседы с ним хорошо помнишь? Если речь идет о самоубийстве, то первым делом надо внимательно изучить все, что происходило с жертвой в последние дни и часы перед смертью. Просто Баскет когда-то читал учебник по криминалистике. А твои молодцы взяли показания у этого охранника, Кирша, поломали голову над дверью в ванную и ушли довольными. Я бы тоже ушел довольным, Боб, вместе с ними, но когда расследование открывается заново, тут уж мелочей не бывает. Поэтому я и отправил Ника Сторка и юного Страута сперва поговорить с Баскетом, а потом в «Примаверу». И тут уж всего два объяснения есть, почему нами вдруг так заинтересовались – либо кто-то из твоих начальников почему-то знает про это дело сильно больше, чем положено…

– Исключено, – перебил его Кроули. – Про группу знают только три человека. Ну, четыре, считая человека из казначейства. Про место вашей дислокации – только я и Страут.

– А люди из участка на Лилли Роуд?

– Они вообще ничего не знают, только адрес, по которому нужно срочно выезжать, если срабатывает сигнализация. У них этих адресов – несколько десятков. Ваша точка ничем не выделяется.

– Тогда, Боб, у меня для тебя две новости. Первая такая. Мы случайно напали на золотую жилу. В этой «Примавере» что-то сильно неладно. И достаточно оказаться где-то поблизости, чтобы тобой заинтересовались…

– Ты не слишком?…

– Смотри сам. Проходит год после смерти Иглета. Крис Мартин, журналист, приходит в «Примаверу» и долго разговаривает с официантом Паоло Брачини. На следующий же день Брачини бросает свою лондонскую квартиру, работу, и исчезает без объяснения причин. Ходят слухи, что он в Милане, только вот найти его никак не удается. В это же время Мартин отказывается продолжать работу над статьей про Иглета, тоже бросает вполне приличную работу и переезжает в Северную Ирландию. Сторк и Страут посещают «Примаверу» – за нами тут же устанавливают наблюдение.

– Однако Баскет тоже был в «Примавере», но он в Лондоне, и с ним все в порядке.

– Потому что ему ни с кем в «Примавере» поговорить так и не удалось, кроме босса, а тот ничего интересного ему не сообщил. И второй официант, которого раскручивал Страут, – ты видел его показания? Ему Брачини строго-настрого запретил с кем-либо разговаривать про Иглета, припоминаешь? Он в кофейне отсиживался, пока Баскет находился в ресторане.

– Предположим, – согласился Кроули. – Вполне вероятно. А другая новость какая?

– А другая новость вот какая, – объявил Дон. – Никакое это не самоубийство. Вокруг самоубийц такой активности не происходит. Самоубийцы – клиенты тихие. Это, бьюсь об заклад, чистое убийство, хотя я и не представляю себе, как оно могло произойти.

– Я могу доложить наверх о твоих соображениях?

– Не надо пока. Помочь мне оттуда вряд ли смогут.

– Какие у тебя сейчас планы? Что будем делать с Брачини и Мартином?

– Если честно, то понятия не имею, – признался Дон. – Ну с Мартином все более или менее понятно – попроси в Белфасте, чтобы за ним как следует присмотрели, но не в открытую. Нам здесь про него временно придется забыть. А Брачини… Лучше всего будет, если ты просто предупредишь своего итальянского приятеля из прокуратуры, что Брачини нам больше не интересен. Только это надо делать немедленно.

– По-прежнему не веришь итальянцам?

Дон кивнул.

– Не особенно. Очень уж разговорчивы.

*************************************

Вернувшись на Рактон Роуд, Дон остановился около нищего. Тот сидел на расстеленном на тротуаре рваном спальном мешке, поджав ноги и опустив голову на грудь. Перед ним стоял бумажный стакан из Макдональдса с мелочью. Когда брошенный Доном двухпенсовик звякнул об асфальт, нищий поднял голову. Низко надвинутая балаклава продолжала скрывать его лицо, но Дону вдруг стало не по себе. Нищий пристально рассматривал его из-под капюшона.

– Не отморозь задницу, придурок, – посоветовал Дон и направился к калитке, но тут нищий его окликнул:

– Старикан, подойди сюда.

Дон повернул голову.

– Много подаешь, – сказал нищий. – Не скупишься. Возьми сдачу, – и он вытянул ладонь, на которой блестела однопенсовая монета. – Возьми. Тебе пригодится. А то ведь скоро тоже окажешься на тротуаре.