Дым на солнце

Одержимые ветром и небом

То была ночь магии. Ночь, наполненная тайной, непостижимой энергией, пульсирующей в ее глубинах.

Обещанием и угрозой.

Все началось раньше, когда в воздухе собрался запах металла и мха. Последовавшая за этим летняя буря оживила все, до чего дотянулась, создав пышность облаков, которая сохранялась еще долгое время после того, как солнце окрасило их.

Обещание.

Вслед за первыми каплями дождя в небе сверкнула молния. С далеких гор донесся грохот грома.

Угроза.

Как и последние пять поколений, крепость Акэти Такамори стойко противостояла буре, непоколебимо служа клану Минамото. В конце концов, проливной дождь ничто по сравнению с муссонами, которые непременно нагрянут в ближайшие месяцы. Сегодня ночью гром и молнии странно противоречили безразличию дождя. Как будто угроза, исходящая от облаков, была осуществлена вполсилы.

По мере того как начинался дождь – его стук сливался с эхом стрекота насекомых и звуков роющих существ, – новый звук пронесся сквозь деревья на краю владений Акэти.

Из самых потаенных уголков тени начали выползать фигуры. Их углы и очертания, казалось, были созданы самой ночью. Каждый их шаг опускался на землю, как будто ими руководила чья-то невидимая рука. В старых сказках их назвали бы демонами, выползающими из леса, призванными под темнеющим небом. Эти истории со временем были забыты, точно так же, как и древняя магия являла себя все реже с каждым проходящим годом. Теперь остались только те, кто был рожден для этого искусства, и те, кто был готов рискнуть своей жизнью ради его приобретения. Они жили, чтобы вдохнуть в эти сказки правду.

Но это были не ожившие демоны леса. За исключением одного, это были мужчины. Их было по меньшей мере сорок. Одетые в черное, в масках, спешка гнала их сквозь тьму к подножью логова врага. Они низко пригнулись к земле и пошли через пологое русло ручья прямо к сложенным из камня стенам крепости Акэти, остановившись как один под ее нависающей тенью. Невидимая рука безмолвно разделила группу мужчин на две части. Одна половина присела на корточки, гуськом скользя к камышам у задних ворот, их синхронность была идеальной, их шаги казались непрерывной рябью. Если бы ночной ветер вдруг утих, единственными оставшимися звуками были бы натяжение веревки и шелест вытаскиваемых лезвий.

И короткие выжидательные вздохи.

Вторая половина мужчин двинулась вдоль стены в противоположную сторону. Они прижались спиной к каменной кладке, пока их предводитель – единственный демон в их рядах – изучал кладку наверху: выемки, образовавшиеся на поверхности, пустоты между камнями без раствора. Затем демон в маске издал крик, похожий на скворца, его сигнал четко и отчетливо пронесся сквозь ночь. Этому он научился у своего отца, Асано Наганори. Способности подавать сигнал и не быть обнаруженным.

Из кольца высоких теней на краю леса прицелился опытный лучник, его черный кожаный косодэ и сияющие глаза подчеркивали его движения. Первая стрела пронеслась сквозь тьму, со свистом устремляясь к цели. Ее стальной наконечник вонзился между сложенными камнями на расстоянии вытянутой руки над их головами.

Асано Цунэоки ухватился за стрелу. Проверил, выдерживает ли она вес. Затем грациозным движением взлетел вверх. Прежде чем его другая рука потянулась к следующему захвату, вторая стрела уже пролетела сквозь ночь и вонзилась в кладку как раз над первой. Стрелы продолжали лететь к стене, пока он двигался по крепостным стенам вверх, каждое его движение было неторопливым и выверенным, и сила демона помогала ему в этом, пульсируя в его венах. Того самого демона, который, если его оставить без присмотра в пятне лунного света, поднимался над землей в образе потустороннего существа: наполовину волка, наполовину медведя.

Достигнув вершины, Цунэоки глубоко вздохнул и затаился, подавляя желание восторжествовать. Их задача только началась. Хотя всего за четыре дня Черный клан уже изгнал двух верных подданных императора из своих земель, эта цитадель должна стать крепостью для его людей. Местом, где они смогут безопасно собираться и разрабатывать стратегию, как бы много времени на это ни потребовалось.

Более того, Цунэоки хотел эту крепость. В конце концов, Акэти Такамори был первым даймё, отвернувшимся от отца Цунэоки десятилетие назад. Первым, кто поджег цитадель Асано и с ликованием наблюдал, как она горит.

Теперь, спустя долгих десять лет, Асано Цунэоки вернет часть того, что потеряла его семья. Под ним во тьме сверкнула искра от кремня, ударившегося о камень. Окунутый в смолу наконечник стрелы вспыхнул пламенем, рассыпавшись множеством языков огня и образовав внизу ровный ряд.

В унисон люди Черного клана взметнули огненные стрелы вверх и выпустили их разом. Пылающие стрелы устремились к небу, застыли на жуткое мгновение, а затем перелетели через стену и вонзились в соломенные крыши с другой стороны.

За мгновение, за которое он успел лишь моргнуть, солома вспыхнула. Хриплые голоса и полусонные крики донеслись со двора Акэти. Жуткий вой прорезал тьму, как крик животного, пойманного в железную ловушку и наблюдающего, как его жизнь вместе с кровью медленно вытекает из зажатой конечности. Большинство людей вокруг крепости замерли в ожидании. Две фигуры в черном принялись карабкаться по стене, используя те же вонзившиеся в камень стрелы, чтобы подтянуть свой вес.

По мере того как пламя разгоралось, вой внутри все усиливался, и этот звук терзал темно-синее небо. Вторая группа мужчин, сидящих в камышах у задних ворот, в тревоге замерла, волосы на их затылках встали дыбом.

На вершине стены Цунэоки подал сигнал тем, кто внизу, наблюдая, как слуги Акэти с кувшинами и ведрами поволокли ноги к воротам. Очень скоро ничего не подозревающие люди внутри подняли железную решетку, и со скрипом открылся вход. Мужчины и женщины побрели к воде. Испытывая торжество от предстоящего успеха своего плана, члены Черного клана, притаившиеся поблизости, поднялись на ноги. Предвкушение кипело у них внутри.

Но еще до того как они успели сделать хоть шаг, они замерли, их триумф омрачился чувством тревоги.

Пронзительный вой становился все громче, пока не превратился в визжащее жужжание. В гул. Он влетел в их головы, заставив нескольких мужчин закрыть уши руками. Безмолвные люди, вышедшие из крепости, шаркая, побрели к воде и принялись наполнять свои горшки и кувшины. Фигура верхом на лошади проскакала мимо них, щелкая кнутом.

Обеспокоенный нарастающей странностью, Цунэоки снял петлю прочной веревки со своего левого бедра. Закрепив ее на зубце, он скользнул на землю во двор Акэти, веревка крутилась между его обутых в сандалии ног. В момент, когда он отпустил ее, выхватил катану из ножен и скользнул вперед в поисках солдат. Не найдя никого, Цунэоки схватил за плечо девушку, которая, шатаясь, брела к пожару с треснувшим кувшином в руке. Она повернулась на месте, ее черные глаза подергивались, рот был открыт, словно в немом крике.

Цунэоки резко вдохнул. Чуть не отпрыгнул назад. Голова девушки расплывалась от дрожи. Двигалась во всех направлениях, как сломанная кукла с выбитым шарниром на шее. Ее дрожь перешла в твердую вибрацию. Лицо исказилось от ужасной боли, но она ничего не говорила. Ничего не делала, даже не пытаясь сбросить его руку с плеча.

Сердце Цунэоки застучало в ушах. Низким гулом отдавалось в теле. Дрожь прокатилась по его груди, та же вибрация укоренилась и в нем. Он снова обернулся в поисках солдат, самураев, хоть кого-то, кто мог предложить объяснение болезни, свирепствовавшей в этих владениях.

Эти люди не были целыми. Что-то проникло в их разумы и завладело их мыслями, и его хватка была безжалостна и беспощадна. Цунэоки свистнул своим людям, на этот раз его крик был похож на крик водоплавающей птицы, его страх заострил звук.

«Бегите, – говорил он своим людям. – Немедленно бегите отсюда».

Как только он отпустил плечо молодой женщины, шум в ушах стал стихать.

Но все же его тело не прекращало дрожать. На мгновение Цунэоки поднял глаза на луну и глубоко задышал, пытаясь рассеять дрожь. Полностью сосредоточившись, он попросил ночное небо исполнить его приказ. То резко обрушилось на него. Прохлада лунного света заструилась по его венам. Он завертелся, задвигался, ледяной огонь запульсировал под его кожей, кончики его пальцев превращались в щупальца темного дыма – демон обретал форму.

Вой сорвался с его губ, с каждым мгновением становясь все более диким. Еще одно предупреждение всем тем, кто следовал его приказам. «Уходите, пока еще можете». Он откинул голову назад, заходясь в крике, а затем согнулся вперед, его черные медвежьи когти вонзились в мягкую землю.

Как только Цунэоки открыл глаза зверя, которого он призывал почти десять лет, шатающиеся фигуры вокруг него начали двигаться в его сторону. Он услышал крики своих людей за стеной, услышал, как они зовут Рэна, который, как всегда, проигнорировал приказ. Его звериный взгляд, теперь не обремененный тьмой, охватил шатающиеся формы вокруг него, пока те приближались к нему. Белая луна высветила то, что Цунэоки искал раньше. Фигура всадника замерла посреди извилистого грунтового переулка справа от него, наблюдая за разворачивающейся сценой, как если бы она была частью представления.

Черты лица всадника были скрыты рогатым шлемом, но Цунэоки безошибочно узнал самурая. Когда воин остановил коня, на его груди стал различим герб клана Хаттори – две стрелы, направленные в противоположные стороны.

Между ног лошади одинокого самурая проскользнула призрачная лиса с желтыми глазами, очень похожими на глаза Цунэоки. Звериными и пугающими. Потусторонними. Это было существо магии. Существо, которое продало часть себя, чтобы заполучить эту способность, как и Цунэоки. Так же, как и Оками, когда темной ночью много лет назад месть подпитывала их выбор, как сухие ветки поддерживали огонь.

Лиса подбежала ближе, ухмылка на ее озорной морде стала шире. Без предупреждения ее мысли вторглись в разум Цунэоки, преодолев расстояние с явным намерением, ее голос был хриплым и четким.

«Беги, ночной зверь. Пока еще можешь».

«Нет». Цунэоки оскалил клыки в безмолвном зубастом ответе.

«Беги или оставайся, чтобы посмотреть, как я превращаю твоих людей в тех, кто следует моему приказу. Как я украду у тебя все твои мысли, твои надежды, твои мечты. Пока ты не превратишься в пустую оболочку, двигающуюся по моей прихоти».

Цунэоки встал шире, вонзая тяжелые лапы в землю, прочно прибивая себя к земле. Готовясь к бою. Лиса перестала приближаться к нему. Сверкающий белый дым – противоестественный туман – начал клубиться вокруг ее лап.

«Не будь дураком», – сказала она.

Цунэоки запрокинул голову и издал скорбный вой. Вой, который должен был отогнать его людей обратно в лес. Вой, требующий, чтобы они немедленно бежали. Требующий от Рэна хоть раз прислушаться и подчиниться приказу.

Ухмылка лисы стала шире, когда она наклонила голову.

«Мы оба – существа, одержимые ветром и небом. Уважай меня, и я буду уважать тебя. Брось мне вызов, и я приведу тебя и твоих людей к полной гибели».

Сидящий в тени на коне самурай продолжал наблюдать. Продолжал ждать. Цунэоки устремился в атаку, его когти превратились в темный туман. Лиса ответила тем же, клочья мерцающей белой дымки кружились ленивыми вихрями.

Два клубящихся облака дыма – одно светлое, другое темное – столкнулись посреди извилистого грязного переулка. За их фигурами извивались клубы магического тумана, их тела врезались друг в друга с силой, которая раскалывала ночной воздух. Лиса была меньше, но быстрее. Ее первый удар пришелся чуть ниже морды Цунэоки, явно целясь ему в шею, – удар с целью скорее убить, чем оглушить. В ответ Цунэоки издал поддельный вопль и отступил назад, подманивая ухмыляющуюся лису поближе. Затем он ударил существо сбоку передней лапой, попадая чуть ниже одной из ее передних лап. Лиса взвизгнула, а затем устремила на него свои желтые глаза. В их центре будто вспыхнуло пламя. Зловещая ухмылка изогнула края ее черной морды. Она крутанулась на месте, дым вокруг нее теперь был темным, а не светлым.

Прежде чем Цунэоки успел придумать план, что-то вонзилось в его бок. Вспышка жара прорывалась сквозь ребра, впиваясь в сердце, ее когти были острыми, а укусы безжалостными. Жгучий жар вцепился в его разум, скручивая и распутывая все, что он скрывал. Он вонзил свои клыки, пытаясь заставить его подчиниться, но Цунэоки сопротивлялся. Он оттолкнул демоническую магию подальше от края, и это усилие заставило его зрение помутиться.

Рыча, лиса в знак возмездия ударила снова, похищая у Цунэоки его самые ценные воспоминания, его самые заветные желания.

То, что началось как медвежий болезненный рев, сменилось человеческим криком.

Цунэоки с глухим стуком упал на сырую землю, больше не являясь существом магии. Рана на его животе – полоса кровоточащего огня – уходила в землю. Огненное прикосновение лисы прожгло его череп.

«Глупый, глупый мальчишка». Лиса цокнула языком, кружа вокруг него. Она остановилась, осматривая свою рану. Неторопливо слизнула кровь с нее.

«Ее зовут Юми? – она безмятежно улыбалась. – Когда я найду ее, твоя сестра заплатит за эту рану».