Пожалуйста, кто-нибудь,
Подарите мне время!
Приносите его в белых пакетах и складывайте у двери…
Я б его выпускала кругом облаками,
Я бы даже к нему прикасалась руками,
Как туман невесомо б его разводила,
Возникали б и гасли в квартире светила…
Чтоб в руках потерявши обычную плотность,
При нагреве утратило бесповоротность…
При нагреве в ладонях, на сердце, у тела
Время всё расширялось, но, всё же, летело…
Затвердевшее время не тает при свете,
Оно плотно спрессовано в белом пакете.
И написано сбоку: «Подарок. От Бога.»
Так обычно стоит на полу у порога.
Не назначайте мне встречу
завтра в четыре или
на пятницу, в полседьмого, —
не расставляйте сети.
Возможно, я завтра в четыре
буду в своей квартире…
Или же я не останусь
там ни за что на свете…
Время само – безвредно,
само по себе – свободно,
как, ненароком, к обеду
шагнувшая в кухню кошка.
Как оно может меняться,
если всегда – сегодня?!
Если за ним не гоняться,
оно навредить не сможет.
На мелкие-мелкие клочья
порву я листочки с планом.
Уже смеётся мгновенье,
вечностью всё заполнив.
Меня вам не заморочить
часами. Ведь это странно
живое и вечное время
резать на мёртвые комья.
Вернусь, может быть, под вечер,
а, может быть, и пораньше…
Не назначайте мне встречу,
облавой меня не гоните!
Не назначайте мне встречу,
не принуждайте к фальши.
Меня окружает вечность…
А вы «к трём часам» хотите…
Башня из камешков и песка…
Только всё бережно сложится —
Снова волною смывает тоска
Со стен безмятежные рожицы.
Снова рушатся корабли
Кренятся мачты бумажные.
Крылья, оказывается, не смогли
Доставить послания важные…
И – снова – заново! Только уже
С меньшей надеждой и силою,
Строишь, на том же, что был, этаже,
Пишешь по озеру вилами.
Кажется, всё, что ты делаешь – прах…
Лишь воплотится – рассыплется…
Прибой, разрушающий башенку прав,
Жаль, что никак не насытится.
Но правы и те, кто наутро опять
В игры играют песочные,
Копают канавки, от волн охранять
Пытаются стены непрочные.
И снова слизывает прибой
Цветы и окурки, и прочее.
И снова в душе наступает покой…
Но заново строить не хочется.
Хочется просто смотреть в облака,
Есть бутерброд подтаявший,
Следить, как легко проплывают века,
Как светится день наступающий.
Бывает, ты даже не помнишь мечту свою давнюю,
Но старой кареты колёса скрипят, и стараются лошади…
И вот, через тысячи лет, замечаешь вдруг Даму Печальную,
Что, как чужая, стоит сиротливо на площади…
Вдруг озаряет; о, да! Это то, что однажды привиделось
В самых безумных мечтах загадалось, пропелось, придумалось…
Только теперь это просто всего лишь обыденность.
Эх, загадала б я лучше действительно что-то безумное!
Мелочи вздорные были томленьем и жаждою.
Были когда-то оплаканы, были Мечтою Несбывшейся…
И – через годы! – к тебе добирается каждая…
Десятилетия может стремиться к тебе, изменившейся.
Было так странно… Однажды в обычных событиях
Я разглядела черты миражей из далёкого прошлого…
Вся моя жизнь – вот такое случилось открытие! —
Это старинных желаний и чаяний щедрое крошево.
Ах, этот сдвиг на века! Это не совпаденье во времени!
Что за насмешка, когда исполняется детское?!
И сожалеешь, о старом безумном стремлении…
Что-то уже не мечта для тебя, а реальное бедствие!
Смейся сквозь слёзы! Ты знаешь, что ВСЁ исполняется?!
Сказочной Золушке даже не снились твои приключения!
В памяти Мира – всё действует, всё сохраняется…
Всё исполняется. Всё! Вот такое с мечтами мучение.
В мае, когда ещё снег не растаял
В тёмных овражках под старыми елями,
Нас, как щенят, погулять выпускали
В лес у костра, с беготнёй и с качелями.
Папа сиденья готовил из лапника,
Мама шуршала кульком с бутербродами.
Я из коры запускала кораблики
В луже лесной над тенями подводными.
Пахло «железкой» и шпалами сонными,
Дымом, корой, прошлогодними листьями.
Сверху, сквозь кроны, смотрело бездонное
Синее небо окошками чистыми.
И на проталинках, нежно-пушистая,
Ярко цвела Сон-Трава фиолетовым,
Шерстка светилась её серебристая,
Было тепло ей и ночью поэтому.
Мы осторожно цветочных детёнышей
Гладили, трогали лапки их мягкие.
Спящие, были они – как зверёныши,
Те, что постарше – как звёздочки яркие…
В город с собой увозили бесценные
Запахи, солнце, отсутствие времени…
Чтоб вспоминать за бетонными стенами
Взгляд Сон-Травы и костёр под деревьями.
Исчезло свободное время. Остались кусочки, обрывки.
И нет энергичной идеи, чтоб склеить из времени вечность…
Роскошной, бессовестной лени разлились бесценные сливки…
И только усталость осталась. Усталость осталась, конечно.
А лень – драгоценнейший кокон для нежных несбывшихся крыльев,
Прохлада живительной ночи для вновь расцветающей тайны…
Пушистая нежность пространства в тончайшей нетронутой пыли…
А лень постепенно пропала: усталость уснула печально.
Могла бы, могла бы Идея, в сверкании протуберанцев
Взорвать все привычные рамки, раздвинуть немые границы!
Но как же Идея окрепнет без времени и без пространства?
При полном отсутствии места, как сможет она воплотиться?..
Ну, разве что, только рожденье Сверхновой космическим взрывом
Сметёт, наконец, все преграды для яркой и лёгкой свободы.
И – новое время родится, и будет шальным и игривым,
И время поскачет по звёздам, как дикие вешние воды.
Лето, лето – скорый поезд,
Теплый ветер у щеки…
Но не чувствуется скорость
У полуденной реки.
В воздухе висят стрекозы,
Сонно шелестит трава…
И в обещанные грозы
Вера теплится едва…
Остановка. Сон нескучный.
Роскошь солнечной жары.
Зонт с собой – на всякий случай…
Вечер… Птицы. Комары.
Лето, лето! Зверь зелёный,
Росчерк лёгкого стрижа…
Наблюдаем удивлённо,
Вслед пытаемся бежать.
Ловим в рамки фотографий,
Ищем в камушках следы,
Чертим бесполезный график
Острой щепкой у воды…
Останавливаем время —
Чертим щепочкой черту.
Отцвели давно сирени,
Но в календаре – цветут.
На песке напишем даты,
Сверим с нынешним числом.
Ну а лето… Стой! Куда ты?!
Лето ветром унесло.
Время не возвращается, правда – не возвращается!
Даже если вращаются в нём гироскопы чёртовы,
Что-то там в них меняется, но всё равно ощущается:
Время не возвращается, не воскресают мёртвые.
Бывает, причина со следствием местами у нас меняются,
Не знаю, как получается такое шатанье беспечное…
Но время – не возвращается! Пускай хоть сто раз искривляется
Пространство со всеми дырами, с ухмылкой своею вечною.
Чтобы вернуться – вдумайтесь! – нужно секунду каждую,
Каждый процесс межклеточный вспять, наизнанку вывернуть.
Что может быть отвратительней? И киноленту страшную
Лучше подальше выбросить, и мысли об этом выдернуть.
Можно, конечно, попробовать кругом обойти Вселенную,
Чтобы сквозь время вязкое, векторное, ужасное
Не проползать секундами, не натыкаться на тленное,
А поискать туннели в нём, лифты и лестницы разные…
Только – увы! – Вселенная вновь перед носом окажется!
Не обойти её побоку, не обмануть, как бабушку.
Время не возвращается. И то, что вареньем намажется,
Один только раз предложится Вселенной на вашу оладушку.
Юность не беззащитна…
Нервы обнажены…
Но Юность на боль рассчитана,
Как борт на удар волны.
Мачты пускай поломаны,
Пусть в клочьях дрожат паруса —
Светло, огромными волнами
Плещутся небеса.
И чайки, по небу плавая,
Покажут дорогу к острову,
Где пахнет цветами и травами,
Где скалы вздымаются острые.
Где за камнями кинжальными
Откроется бухта нежная.
Растает с улыбкой прощальною
Смерть неизбежная.
Команда Корабль заплаканный
Почистит и мачты новые
Украсит цветными флагами
И мечтами рисковыми.
И, не дожидаясь вечера,
Сверкнув парусами снежными,
Корабль поплывёт доверчиво
По зыбкому, по безбрежному…
Расцветает, сияет беспечный рассвет
И вино молодое играет в крови,
Соколёнок скорее взлететь норовит,
Солнце только встаёт… Невозможного – нет!
Полдень тень растворит у седых пирамид.
Время трещиной в камне проложит свой след.
И песок прошуршит струйкой прожитых лет…
Но светило могучее жарко горит!
И пускай меня насмерть загложет тоска,
Если он не прекрасней – роскошный закат!
И старинный коньяк в ожерелье из звёзд
Под беседу, которую юный дурак,
Даже если поймёт, то – ей-богу – не так…
Не увидит парящий над вечностью мост.
Невозможно вернуться. На чистом снегу
Остаётся цепочка неровных следов.
Шаг – и ты уж иной на ином берегу,
И твой день, словно холст, будет девственно нов.
Утром заново будешь картину писать,
Создавая себя и свой будущий путь,
И по-новому ляжет на листья роса,
Ты изменишься вновь до того, как уснуть.
Повторением кажется взгляд и «Пока!»,
Повторением мниться пустой разговор,
Но, меняясь, бесцельно плывут облака —
Вечно новый, обманно-привычный узор.
Снова книгу «впервые» нельзя прочитать.
И двухсотое «Здравствуй!» иначе звучит.
Выцветает, когда-то живая, мечта,
Ценность приобретают иные ключи…
В неизбежности этой измены всего,
Где иллюзия – клятвы, гарантии – сон,
Остаётся гореть и костра своего
Самому не пугаться, когда в унисон
Чьё-то сердце ответным огнём полыхнёт,
И изменчивый танец, нежнее цветка,
Прикоснётся, закружит, сожжёт, унесёт…
Может быть – на века… Может быть – на века…
Утром только-только
Лепестки упали,
А на сердце горько,
И душа в печали.
Помнишь, яблок зелень
Вечность обещала?
Глянуть не успели —
Первый снег… Начало…
Только что был месяц,
Словно лучик, тонок,
По ступенькам лестниц —
Вверх да вниз – котёнок…
Смотришь: кот ленивый
С тусклыми глазами…
И созрели сливы…
И в руках вязанье…
…И внутри всё звенело! Как новенький мяч —
От тропинок упругих отскакивал шаг!
Не боялась упасть, не ждала неудач,
И, как ласточка в небе, летела душа!
И немыслимо было спокойно пройти —
Только бег! Только птичий крылатый вираж!
По заборам и крышам лежали пути,
Через лужу – на дуб, с гаража на гараж…
В теле птицы и зверя, не зная забот,
Убегала, смеялась, ревела, жила.
Прожигалась бездонная вечность за год.
Утром – целая жизнь на пороге ждала.
И в ушах до сих пор сохраняется звук —
Этот круглый, резиновый, звонкий удар!
Словно сердце летит, вырываясь из рук,
И стучит по асфальту весеннему шар.
Нет никакого времени. Нет никакого завтра.
Просто лишь изменения, тени, движения стрелок.
Мысли в цепочки выстраивает умный наивный автор…
Четвёртое измерение – лучшая из подделок!
Мгновение – это вечность, вечность без перерыва…
Вечное настоящее – только оно реально.
Текучее, изменяющееся, падающее с обрыва,
Тасующее события каскадами карт игральных…
Движения света и тени нам предлагают видимость
Вектора, продолжения, длительности полёта…
Иллюзию принимаем мы, видимо, за действительность…
Боимся остаться без времени, не можем без точки отсчёта.
Сейчас – никогда не исчезнет, не сдвинется, не растает.
Но скажем кому-то: «Полпятого», «Пятнадцатого апреля»…
Нет никакого времени. И не было. И не станет.
Насколько бы ни менялись мы, насколько бы ни старели.
Сквозь чёрные ночи и синие ночи
За скрытыми мраком лесами, холмами
Проходят, проходят составы… Грохочут,
Невидимые за ночными домами.
Доносят ветра затихающий рокот
И гул, словно моря далёкого голос.
За полем, за лесом, за небом дорога.
О рельсы Луна пополам раскололась,
И вытекло время из полного круга.
Уходит состав в безвозвратные дали.
Возможно, мы там повстречаем друг друга,
Но только не те, и не как ожидали.
Хранят фотографии память и лица.
И чай на столе, и рябина у дома…
Но поезда нет, чтоб на нём возвратиться.
Ты дальше и дальше, и скорость огромна.
И пусть неподвижны и тихи деревья,
Ночами ты слышишь: грохочут составы.
Бегут огоньками сквозь сны и деревни,
Качаются вслед придорожные травы.
Плацкарт, боковушка, лесная поляна —
Не важно – уходит невидимый поезд.
Колёса стучат и стучат непрестанно,
О прошлом покинутом не беспокоясь.
Любимое время суток, пожалуй, – ночь,
Время, когда никуда не нужно спешить,
Оно почти бесконечно, летящее прочь,
Оно, наконец, безраздельно мне принадлежит.
Все, кто моим временем
Днём завладеть хотят,
Все, кто время меряют,
Завели будильники – спят.
Только очень страшно
Шумят в окне тополя,
В чёрное пространство
Преобразовалась Земля.
Гул идёт по кронам
Чёрным эхом – через щели – в окно,
Тополям огромным
Есть я или нет – всё равно.
Небо опускается
Прямо к самой бывшей Земле,
Звёзды отражаются
Углями в остывшей золе,
Хаос в окнах бесится,
Стёкла в лунных брызгах дрожат,
Огненные месяцы
На лице кошачьем лежат.
Лампочка качается,
Золотой хранит свет.
Пусть хоть что случается,
Но, зато, оков – нет.
Радость моя прорастает из прошлого,
Усики тянет светло и доверчиво…
Если с утра было много хорошего,
Тянется радость до самого вечера…
Миг – это вздор! Этак время не выследить…
Миг не несёт в себе качество времени.
Необратимость смертельного выстрела
В нём как черта рокового решения…
Вдох твой и выдох – по разные стороны
Этого мига, что есть «настоящее»…
Словно минуты на части разорваны —
В клетке бессмысленной – чудо летящее.
Прошлое… Видишь? Оно продолжается!
В памяти, в нервах… Да что там! – в реальности!
Если всю жизнь Музыкант занимается,
Прошлое – в пальцах и в нужной тональности.
Жизнь для дороги – в её продолжении.
В будущем – бездна пространства для этого.
Море идей и фантазий кружение…
И тишина там стоит предрассветная…
Где-то ошиблись мы в нужных понятиях…
Договорное и просто удобное
Стали считать чем-то вроде заклятия,
Мир объясняя застывшими догмами.
Мы с киноплёнкою Жизнь перепутали:
Думаем, можем разрезать, где хочется,
Кадрами делим её и минутами:
Время несчастное в ужасе корчится.
Неуловимое ловим старательно…
Что-то такое, конечно, мы меряем!
Чертим круги, отмечаем внимательно…
Мыслим полёт не полётом, а перьями…
Лай издалека… Синяя река…
И велосипед, пыльный след от шин…
И дорога так весело-легка —
Как по облакам едем да бежим.
До сих пор во сне этот лёгкий бег,
В затяжной прыжок переходит вдруг,
В затяжной полёт над разливом рек —
И взлететь легко сильным взмахом рук.
Лай издалека. И по сердцу – гул.
И в душе – простор, и дорога вдаль…
Словно бы опять в облака шагнул…
Синяя река, лёгкая печаль.
Помнишь наяву, знаешь, как летать…
Облака тебе – тропы, корабли…
Только что-то стал чаще уставать…
Может, реже лай слышится вдали?..
Как-то бы бежать и травы не мять…
Вот ещё чуть-чуть, и смогу понять…
Как-то бы лететь, прыгнуть высоко,
Как-то бы достать светлых облаков…
Заповедный Мир рядом, за углом,
За соседним днём или за стеной.
Мчишься, как и там, мчишься под уклон —
Только не летишь как орёл степной.
Помнишь, как лететь. Знаешь, как летать…
И в ушах шумит ветром высота.
Вот ещё чуть-чуть… Только – не достать.
Падает листва с желтого куста.
А во сне – июнь, и сирень цветёт,
И зелёный день расправляет лист,
Там обычный бег падает в полёт,
И не трудно вверх и не страшно вниз.
Как-то бы чуть-чуть… Как-то – не во сне,
Вспомнить наяву, отрастить крыло…
И упасть дождём первым по весне,
Чтобы прорасти снова повезло.
Нам лет по десять,
мы легки, как птицы,
наш бег – не бег, наш бег – почти полёт.
Домой – лишь на минуту, чтоб напиться —
нас солнце, речка, нас осока ждёт.
Нас тёти Клавина собака ждёт у будки
и глина на высоких берегах.
Доверчиво сияют незабудки
и часики в тени высоких трав.
У Карагайки дно – в песчаных волнах,
а в ледяной воде снуют мальки…
Ветров и листьев, птиц и солнца полны
вокруг – деревьев замерли полки.
Огромный тополь, проигравший ветру,
лежал в крапиве, покоряясь судьбе.
Могучие вздымались в небо ветви,
притягивая, как магнит, к себе.
Сперва – на четвереньках, понемножку,
Вмиг осмелев, качаясь, – на ногах
прошли по веткам, словно по дорожкам,
с восторгом перемешивая страх.
И тополь стал теперь уже не тополь —
он стал – табун летящих лошадей…
В ушах звучал победный гулкий топот
по древним плитам старых площадей.
Качались ветви – мы взмывали в небо,
и вырастали крылья за спиной…
Но, всё же, день, каким бы долгим не был,
с закатом уводил нас всех домой.
Сон оглушал, сбивал нас с ног и с крыльев
задолго до дивана – за столом…
К постели мы на мягких волнах плыли…
Нас кто-то нёс?.. Не помнили о том…
Во сне ещё бежали и летели,
ныряли в Обву, падали в песок…
Мы жили ровно так, как мы хотели,
не отклоняясь ни на волосок.
Вы думаете, радость прекратится?
Нет! Радость длится, длится, длится… длится… длится…
В детстве – некуда ещё возвращаться,
И каждый день – как праздник, или война.
Всё заново! Нечему повторяться,
И песня каждой травинки слышна.
В юности, от любви нахлынувшей,
Сердце у горла забьётся птицей.
Пробует крылья, с обрыва ринувшись
Юность… Не думает возвратиться.
Но вот уж букет из прекрасно прожитых
Дней в шкатулке хранится, прячется…
В фотоальбоме с обложкой кожаной,
Рядом со старым мячиком.
А жизнь-то! Жизнь! Всё сияет красками,
Пылает солнечными восходами,
И приключениями опасными
Манит, и странами, и походами.
И люди, что внутри – как вселенные
Зовут в миры совсем незнакомые…
Неповторимые мчатся мгновения…
А мы всё дома… С фотоальбомами…
Для Бога везде – храм,
Для Бога везде – дом,
Открыт дождям и ветрам,
Как дерево – каждым листом,
В медовом запахе трав,
В летящем свисте стрижей —
Почти осязаемо – прав,
Почти абсолютен в душе.
Он в воздухе растворён —
Ну как Его не вдохнуть?
Он птицами окрылён,
Он – путник, и Он же – путь.
Огромное небо плывёт,
Раскачивая леса…
Что шаг теперь, что полёт,
Что воздух, что небеса —
Ей-богу, разницы нет…
Цветок до небес достаёт,
И в каждой травинке свет
Осанну поёт…
По весне, всё заново начиная,
Расправляет лист за листом рябина.
Серебрятся инеем ночи мая,
И пригорки травкой топорщат спины.
Всё рябина заново начинает.
Улетевших листьев, опавших ягод
Сказочную роскошь не вспоминает:
Мало ли, что было да сплыло за год!
Всё, что было нажито – потеряла.
Но успела заново отогреться.
Доверяет снова, как доверяла,
Радуется солнцу и тратит сердце.