КНИГА ВТОРАЯ МУАДДИБ

Глава 1

Когда мой отец, падишах-император, узнал о смерти герцога Лето и о том, как это произошло, он пришел в такую ярость, в какой мы никогда его еще не видели. Он обвинил в соучастии мою мать, дьявольский Союз и старого барона. Он обвинял каждого, кто попадал в поле его зрения, не сделав исключения даже для меня, сказав, что я такая же ведьма, как и все остальные. А когда я попыталась его успокоить, говоря, что даже древние правители находились в вассальной зависимости, он фыркнул и спросил, не считаю ли я его слабовольным Тогда я поняла, что его заботила не столько смерть герцога, сколько ее последствия, которых он опасался. Сейчас, когда я оглядываюсь назад, я думаю, что, возможно, мой отец тоже в какой-то степени обладал даром предвидения, ибо точно установлено, что линия его и линия Муаддиба имеет общего предка.

Принцесса Ирулэн.

В доме моего отца.

— Теперь Харконнен должен убить Харконнена, — сказал вполголоса Пол. Он проснулся перед тем, как начало темнеть. Заговорив, он услышал в ответ слабые звуки, доносившиеся от противоположной стенки стилтента, где спала его мать.

Пол посмотрел на стоящий возле него детектор, изучая светящуюся в темноте панель.

— Скоро ночь, — сказала Джессика. — Почему ты не поставил защитные экраны?

Тогда только до сознания Пола дошло, что ему трудно дышать и что мать молча лежала в темноте, пока не убедилась, что он проснулся.

— Защитные экраны не помогли бы, — сказал он. — Был шторм, и нас засыпало песком. Сейчас я откопаю тент.

— О Дункане ничего не слышно?

— Нет.

Пол рассеянно потер надетый на большой палец перстень с герцогской печатью и внезапно ощутил приступ гнева против этой планеты, которая помогла убить его отца, лишив его воли.

— Я слышала, как начался шторм, — произнесла Джессика неестественно ровным голосом.

Безжизненность ее интонаций помогла ему вновь обрести спокойствие. Его разум сконцентрировался на шторме. Сквозь прозрачные края их стилтента Пол видел, как он начинался: холодные струйки песчинок, потом ручейки, потом вихри. Он посмотрел на вершину скалы под завесой воздушных струй ее очертания странно изменились Песок крутился в низине, закрывая небо, а потом, когда занесло весь тент, вообще ничего не стало видно.

Один раз опоры тента затрещали, приспосабливаясь к новому давлению, потом снова наступила тишина, нарушаемая только шорохом песчинок.

— Попытайтесь еще раз включить приемник, — попросила Джессика.

— Бесполезно, — отозвался он.

Он нащупал у шеи водную трубку своего стилсьюта, открыл зажим и сделал один глоток Только теперь он начал свое по-настоящему арракинское существование — жизнь на влаге, регенерированной из его тела и дыхания. Вода была безвкусной и теплой, но смягчила воспаленное горло.

Джессика услышала, что Пол пьет, и почувствовала, как прильнул к ее телу ее собственный стилсьют, однако подавила чувство жажды. Утолить ее означало согласиться с ужасной необходимостью сохранять даже отходы собственного организма, жалеть о тех каплях, которые расходуются при дыхании на открытом воздухе. Она предпочла снова погрузиться в сон.

Но этот дневной сон подарил ей сновидение, воспоминание о котором заставило ее вздрогнуть: ее руки во сне обнимали то место под слоем песка, где было написано: «Герцог Лето Атридес» Надпись была засыпана песком, и она все время пыталась его сгрести, но когда она доходила до последней буквы, первая снова оказывалась засыпанной.

Буря не унималась.

Она слышала монотонный звук, становившийся все громче и громче Какой смешной звук! Частицей сознания она поняла, что это ее собственный голос в пору младенчества И тогда женщина, едва различимая в памяти, исчезла. "Это моя неизвестная мать, Бене Гессерит, — подумала Джессика. — Она родила меня и отдала сестрам, потому что ей так приказали. Была ли она рада отделаться от ребенка Харконненов??

— Спайс — вот их уязвимое место, куда им можно нанести удар, проговорил вдруг Пол.

«Как он может думать о нападении в такое время?» — изумилась она про себя, а вслух сказала:

— Вся планета полна спайсом Как же ты собираешься нанести им удар?

— У нас на Каладане была морская сила и сила воздушная, — сказал он. — Здесь же властвует сила пустыни, и Свободные — ключ к ней!

Его голос будто пришел откуда-то извне. Изощренный слух Бене Гессерит помог ей уловить в его тоне скрытую горечь.

«Всю свою жизнь он воспитывался в ненависти к Харконненам, — подумала она. — А теперь узнал, что он и сам — Харконнен. И это из-за меня Как мало я о себе знаю! Я была единственной женщиной у моего герцога. Я принимала его жизнь и его ценности, даже не заботясь о тех обязанностях, которые существуют у Бене Гессерит».

Нить накаливания сделалась ярче под рукой Пола, залив зеленым светом те уголки, которые прятались до этого в полутьме. Капюшон Пола был надвинут, как перед выходом в открытое пространство, лицо закрыто, ротовой фильтр на месте, зажимы вставлены в нос. Видны были лишь его темные глаза. Он повернул к ней узкую полоску лица и сразу же отвернулся.

— Приготовься к выходу, — сказал он, и голос его, приглушенный фильтром, прозвучал глухо.

Джессика закрыла рот фильтром и начала прилаживать капюшон, наблюдая за тем, как ее сын раскрывает герметически закрытый тент.

Едва Пол открыл его, как песок завихрился, и струя его влетела под тент раньше, чем Пол успел остановить его, включив статический уплотнитель. Отверстие в стене песка становилось все больше по мере того, как прибор перестраивал его частицы. Пол выполз наружу, но острый слух Джессики позволял следить ей за его работой снаружи.

"Что ждет нас впереди? — спрашивала она себя — Мы опасаемся Харконненов и сардукаров, но сколько неведомых опасностей подкарауливает нас.

Она подумала о статическом уплотнителе и о других странных приборах, лежащих в мешке. Каждый из них был для нее знаком таинственной опасности. Она почувствовала, как горячий ветер с поверхности песка тронул ее щеки в том месте, где они выступали над фильтром.

— Передай мне мешок. — Голос Пола прозвучал негромко и повелительно. Она повиновалась ему и, подтаскивая тяжелый мешок, услышала в нем бульканье воды. Силуэт Пола теперь четко вырисовывался на фоне звездного неба.

— Вылезай, — сказал он и подтянул к себе мешок.

Теперь она видела звезды, походившие на дула нацеленных на нес орудий.

Ночное небо пересек метеоритный ливень. Это показалось ей грозным предостережением; при мысли о неотвратимой опасности стыла кровь.

— Быстрее! — торопил Пол. — Мне надо сложить палатку.

Целый каскад песка обрушился на ее левую руку. «Какую тяжесть может выдержать рука?» — подумала Джессика.

— Помочь тебе? — спросил Пол.

— Не надо.

Она нырнула в проделанный Полом проход, задев рукой портативный статический прибор. Пол подал ей руку, и она встала рядом с ним на открытой песчаной поверхности, озираясь по сторонам. Песок до краев наполнял служившую им убежищем впадину, оставив на поверхности лишь гребень опоясывающей ее горной породы.

Джессика вслушалась в расстилавшуюся перед ними темноту: различимые лишь для Бене Гессерит голоса птиц и каких-то мелких зверюшек, шорох падающего песка...

Пол вытащил тент из углубления и сложил его.

В неверном свете звезд каждая тень, казалось, таила в себе угрозу. Темнота — слепое напоминание о первобытных временах, подумалось Джессике. В ней живут вопли тех, кто охотился за твоими отдаленными предками. Этот уровень памяти сохраняется лишь в самых примитивных клетках. В темноте видят уши, видят ноздри.

Рядом с ней кто-то голосом Пола произнес:

— Дункан говорил, что, если его схватят, он продержится долго. Нам надо уходить.

Он поправил мешок за плечами, подошел к нижней кромке впадины и вскарабкался на каменный гребень, откуда открывался вид на открытую пустыню. Джессика механически последовала за ним, слепо подчиняясь сто воле.

«Теперь скорбь моя тяжелей, чем море песка, — думала она — Этот мир освободил меня от всего, кроме обязанности жить — жить для моего юного герцога и дочери, которая должна появиться на свет».

Карабкаясь рядом с сыном, Джессика чувствовала, как песок словно цепляется за ноги, не пуская вперед Она взглянула на север, на горную гряду. Далекий силуэт скалы походил на древний морской корабль, ярко очерченный звездным светом Длинное его туловище покоилось на невидимой волне, вздымая вверх остатки мачт, дымовые трубы, прогнувшиеся на концах Над скалами струился оранжевый свет, перемежающийся пурпурными сполохами Джессика содрогнулась "Опять! Опять этот пронзительный цвет! Будто в древней морской битве.?

Она застыла на месте, созерцая картину уничтожения «корабля», над которым поднимались, точно огненные глаза, красные круги света.

— Джетфлеры и ласганы, — сказала Джессика.

Слева от них поднялась грязно-красная луна, первая луна Арраки, и они разглядели облако пыли, сопровождающее чье-то движение через пустыню.

— Должно быть, за нами охотятся топтеры Харконненов, — сказал Пол -Судя по тому, как рьяно они прочесывают пустыню, они уверены, что смогут уничтожить здесь все, как уничтожают гнездо насекомых.

— Или гнездо Атридесов, — добавила Джессика.

— Будем прятаться, — решил Пол. — Пойдем к югу, держась в тени скал. Если нас заметят на открытом пространстве... — Он оглянулся и поправил мешок за плечами — Они уничтожают все, что движется.

В то же мгновение послышался гул орнитоптеров и показались их силуэты, летящие прямо над беглецами.

Глава 2

Однажды мой отец сказал мне, что истинность лежит в основе едва ли не всех критериев. «Нечто не может возникнуть из ничего», — сказал он. Мысль эта очень глубока, если учитывать всю глубину смысла, которая может быть вложена в неоднозначное понятие истины.

Принцесса Ирулэн.

Разговоры с Муаддибом.

— Я всегда гордился своим умением видеть истинную суть вещей, сказал Зуфир Хават — Это основное для ментата В нем никогда не прекращается процесс анализа данных.

По мере того как он говорил, его иссеченное морщинами лицо четче вырисовывалось в предрассветной мгле Его губы с пятнами сафо были плотно сжаты и испещрены поперечными морщинами.

Сидевший напротив него человек в широкой одежде никак не реагировал на слова Хавата Оба они были укрыты скалой, нависшей над мрачной широкой расщелиной Заря лениво разливалась над неровной линией хребтов, трогая своими розовыми пальцами все, что попадалось на ее пути Сухой ночной воздух пронизывал насквозь Обычно перед рассветом начинал дуть теплый ветер, но сейчас было холодно Хават слышал, как стучат зубы у сидящих за его спиной воинов — нескольких человек, оставшихся от его отряда.

Человек, сидящий на корточках перед Хаватом, был Свободный, он пришел в низину с первым светом неверной зари, заигравшим на дюнах и окрасившим песок в розовые тона Движения его были почти неуловимыми.

Свободный, погрузив палец в песок, нарисовал фигуру, напоминающую шар, изнутри пронзенный стрелкой.

— Много патрулей Харконненов, — произнес он и указал рукой в сторону хребтов, с которых спустился Хават с людьми.

Хават кивнул: «Да, много». Но он еще не знал, чего хотели Свободные, и это мучило его. Качества ментата должны были помочь ему увидеть причины. Это была самая страшная ночь в жизни Хавата. Он был в деревне Тсимпо, форпосте бывшей столицы Картага, когда пришло сообщение о нападении. Вначале он подумал: «Харконнены хотят нас испытать». Но сообщение следовало за сообщением с быстротой ветра. "У Картага высадилось два легиона! Пять легионов — пятьдесят бригад — атакуют главную базу герцога на Арраки! Еще один легион высадился у Арсунта! Две боевые бригады у Сплинтеред-рок!?

Потом сообщения стали более подробными: среди нападающих два легиона сардукаров! И становилось все яснее и яснее, что инициаторам нападения совершенно точно было известно, какую армию следовало сюда послать. Превосходная осведомленность!

Ярость Хавата разгорелась до такой степени, что поставила под вопрос сто способности ментата. Масштабы нападения оглушили его, он воспринял их почти физически — как предательский удар неслыханной силы. Теперь, прячась под выступом скалы в пустыне, он зябко кутался в тунику, будто она могла защитить его от ужаса происшедшего.

"Масштабы нападения?

Он ожидал, что враги используют против них один из лихтеров Союза эти лихтеры регулярно прилетали на Арраки за грузом спайса Великие дома нередко нанимали такие псевдолихтеры для набегов на территорию противника Хават мог ожидать нападения самое большее десяти бригад.

Но, согласно последним данным, на Арраки опустилось уже более двух тысяч кораблей — не только лихтеров, но и фрегатов, мониторов, разведчиков, транспортных судов. Они доставили более сотни бригад — десять легионов. Стоимость подобного нападения равнялась доходу от продажи спайса с планеты Арраки за пятьдесят лет.

"Я не разгадал намерений барона, — казнил себя Хават. — Я подвел моего герцога...?

Потом он узнал о факте предательства Он не сомневался в виновности леди Джессики — все известные ему факты подтверждали это.

"И почему я не убил эту ведьму, Бене Гессерит, когда я мог это сделать? — негодовал он. — Я не успокоюсь до тех пор, пока не задушу ее своими руками!?

— Ваш человек, по имени Гурни Хэллек, и его люди нашли убежище у наших друзей — контрабандистов, — сообщил Хавату Свободный.

?Значит, Гурни сможет покинуть планету Арраки. Но спасутся не все..." Хават оглянулся на группу людей, сидящих у него за спиной. Эту ночь он начал с тремя сотнями лучших своих людей. Сейчас их осталось ровно двадцать, и половина была ранена. Многие из них спали, растянувшись на песке, под прикрытием скалы. Их последний топтер, который они использовали для перевозки раненых, отказал перед самым рассветом. Они разрезали топтер на куски, закопали части в песок, а потом спустились в это укромное место на краю равнины.

Хават высчитал, что они находятся примерно в двухстах километрах к югу от столицы планеты — города Арракина. Главный путь между общинными сьетчами и Защитной стеной проходил где-то южнее.

Сидящий против Хавата Свободный откинул капюшон и верхнюю часть стилсьюта, открыв бороду и волосы песочного цвета, убегавшие назад от высокого лба. Борода и усы были перепачканы и примяты зажимом носовой трубки. Глаза были густо-синего цвета, как у всех, кто употребляет в пищу спайс.

Свободный поправил зажимы и потер шрам у носа:

— Если пойдете этой ночью через ущелье, защитными полями лучше не пользоваться. В стене есть пролом... — Повернувшись на каблуках к югу, он показал на него рукой. — Вон там! За стеной начинаются открытые пески. Поля могут привлечь... — Поколебавшись, он докончил: — ...червя. Они здесь не часто появляются, но поле обязательно привлечет одного из них.

«Он сказал „червя“, — подумал Хават, — а собирался сказать что-то другое. Что? И чего он хочет от нас?» Хават вздохнул. Он не помнил, чтобы чувствовал себя когда-нибудь таким усталым: даже возбудительные таблетки не помогали. Будь они прокляты, эти сардукары!

От самобичевания он перешел к размышлениям о вероломстве солдат-фанатиков и империи. Его опыт ментата говорил ему, как ничтожны шансы на то, что ему удастся доказать что-либо Высшему совету ландсраата и добиться судебного разбирательства.

— Вы хотите пойти к контрабандистам? — спросил Свободный.

— А это возможно?

— Путь долог, — уклончиво ответил тот.

?Свободные не любят говорить «нет», — сказал ему однажды Айдахо.

— Вы еще не сказали мне, могут ли ваши люди помочь моим раненым, напомнил Хават.

— Они ранены?

Снова треклятые увертки.

— Вы же знаете!

— Спокойно, друг! — предостерег его Свободный. — Что говорят твои раненые? Есть ли среди них такие, кто может дать нужную вам воду?

— Мы говорили не о воде, — сказал Хават. — Мы...

— Ты можешь меня понять, хотя и не очень хочешь, — сказал Свободный. — Раненые — твои друзья, твои соратники. У тебя есть вода?

— Немного.

Свободный указал на тунику Хавата, сквозь которую проглядывало тело. — Вас захватили без стилсьютов. Ты должен решить насчет воды, Друг. — Вы можете помочь нам в этом?

Свободный пожал плечами.

— У вас нет воды. — Он посмотрел на людей Хавата. — Скольких своих раненых ты можешь потратить?

Хават молча смотрел на своего собеседника: их общение было непоследовательным. Слова не связывались в логическую цепь, как это бывает в нормальных условиях.

— Я — Зуфир Хават, уполномоченный от имени герцога. Мне нужна ваша помощь. Я прошу, чтобы вы сохранили моих людей до тех пор, пока я не убью предателя, считающего, что он находится вне пределов досягаемости.

— Ты хочешь, чтобы мы приняли участие в вендетте?

— Вендеттой займусь я сам. Я хочу освободиться от ответственности за моих раненых на какое-то время.

Свободный нахмурился:

— Как ты можешь отвечать за своих раненых? Они отвечают сами за себя. Беда рождает споры, Зуфир Хават. Ты позволишь мне принять решение без тебя?

И он вытащил из-под плаща оружие. Хават насторожился: уж не предательство ли это?

— Чего ты боишься? — спросил Свободный.

Ох уж эти Свободные с их обескураживающей прямотой! Хават осторожно проговорил:

— За мою голову назначена награда.

Свободный убрал оружие:

— Вы думаете, что мы продажные. Вы плохо нас знаете: всей воды Харконненов не хватило бы, чтобы купить даже малого ребенка.

«Но Харконнены заплатили Союзу за проход две с лишним тысячи боевых кораблей!» — подумал Хават. Сколько заплатили — этого он еще не знал.

— Мы оба боремся против Харконненов — сказал Хават. — Стоит ли нам действовать врозь, если есть возможность договориться?

— Вы — хорошие люди, — ответил Свободный. — Я видел, как вы дрались с Харконненами. В былые времена я бы с радостью почувствовал твою руку рядом со своей.

— Скажи, где моя рука может оказать тебе помощь?

— Кто может это знать? Войска Харконненов повсюду. Но ты еще не принял решения о воде и не сообщил о нем своим раненым.

«Нам надо соблюдать осторожность, — подумал Хават. — Есть вещи, которых здесь не понимают».

И он сказал:

— Покажи мне свой путь, принятый у вас, на Арраки.

— Странно думающий! — сказал Свободный, и в тоне его голоса прозвучала насмешка. Он указал на северо-запад, за скалы, — Мы следили за тем, как вы этой ночью шли через пески. — Он опустил руку. — Ты вел своих людей по скользкой стороне дюн, — это плохо. У вас нет стилсьютов, нет воды. Вы долго не продержитесь.

— Дороги Арраки даются нелегко.

— Верно! Но ведь вы убивали Харконненов...

— А что вы делаете со своими ранеными?

— Разве человек не знает, когда его стоит спасать? Твои раненые знают, что у вас нет воды.

Хават наклонил голову и исподлобья взглянул на Свободного.

— Сейчас самое время решить насчет воды. И раненых и нераненых должно заботить будущее общины.

«Будущее общины, — подумал Хават. — Общины Арраки... В этом есть смысл». Он заставил себя думать о том, чего старательно избегал раньше.

— Вы имеете сведения о герцоге и его сыне?

Взгляд неправдоподобно синих глаз устремился на Хавата.

— Какие сведения?

— О их судьбе? — рявкнул Хават, еле сдерживая себя.

— Судьба одинакова у всех людей, — сказал Свободный. — Говорят, что твой герцог встретился со своей судьбой. Что же касается Лизана ал-Гиаба, его сына, то он в руках Льета. Льет ничего о нем не говорил.

«Я знал ответ до того, как задал этот вопрос», — подумал Хават. Он оглянулся на своих людей, которые уже проснулись и слушали их разговор. Они смотрели в песок, и их лица говорили: для них потерян Каладан и нет места на Арраки. Хават снова повернулся к Свободному.

— Вы слышали о Дункане Айдахо?

— Он был в главном доме, когда опустилось поле, — сказал Свободный -Это я слышал... но не более того.

«Она выключила поле и впустила Харконненов. Я сидел у самой двери. Как она смогла это сделать? Ведь она рисковала жизнью своего сына! Но... кто их поймет, этих ведьм, Бене Гессерит...» Хават с усилием проглотил комок, вставший в горле.

— Когда вы услышите о мальчике?

— Мы знаем очень мало о том, что случилось на Арраки, — сказал Свободный, пожав плечами.

— У вас есть возможность узнать?

— Вероятно. — Свободный потер шрам возле носа. — Скажи мне, Зуфир Хават, ты умеешь обращаться с теми большими орудиями, которыми пользуются Харконнены?

"Артиллерия, — с горечью подумал Хават — И кому могло прийти в голову, что они пустят в ход артиллерию в наши дни защитных полей!?

— Вы имеете в виду артиллерию, которой они воспользовались, чтобы загнать наших людей в пещеры? — спросил он. — Я располагаю теоретическими знаниями о подобном оружии.

— Любой человек, отступивший в пещеру, у которой один выход, обречен на смерть, — сказал Свободный.

— Почему вы спрашиваете об этом оружии?

— Таково желание Льета.

«Может, это то самое, чего он от нас хочет?» — подумал Хават Он сказал:

— Вы пришли сюда в поисках сведений о больших орудиях?

— Льет желает видеть одно из них у себя.

— Тогда вам нужно всего лишь пойти и забрать одно из них, усмехнулся Хават.

— Мы забрали одно, — невозмутимо сказал Свободный — Мы спрятали его там, где Стилгар сможет изучить его для Льета и где Льет сможет увидеть его сам, если пожелает. Но я сомневаюсь, что он этого захочет: орудие не очень хорошее, его конструкция не годится для Арраки.

— Вы... захватили орудие? — переспросил Хават, не веря своим ушам.

— Это был хороший бой Мы потеряли только двоих, а выплеснули воду из сотни с лишком их воинов. "При каждом орудии были сардукары, — подумал Хават. — Этот безумный пустынник лишь между прочим упоминает о потере двоих в битве с сардукарами!?

— Мы бы не потеряли и двоих, — продолжал Свободный, — если бы не те, другие, что воюют вместе с Харконненами Среди них есть хорошие бойцы.

Один из людей Хавата подался вперед, впившись взглядом в сидевшего на корточках Свободного.

— Вы говорите о сардукарах?

— Он говорит о сардукарах, — ответил за него Хават.

— Сардукары! — сказал Свободный, и в его голосе послышалось оживление. — Так вот оно что! Хорошая это была ночь. Сардукары, говорите... А какой легион? Вы не знаете?

— Мы не знаем, — сказал Хават.

— Сардукары, — повторил Свободный. — И все же на них была форма Харконненов. Разве это не странно?

— Император не желает, чтобы стало известно, что он борется с Великим домом, — сказал Хават.

— Но вот вы же знаете, что они сардукары?

— Кто я такой? — с горечью проговорил Хават.

— Ты — Зуфир Хават, — ответил Свободный, строго придерживаясь фактов. — Да и мы все равно узнали бы это со временем. Троих из них мы взяли в плен и отправили на допрос к людям Льета.

С расстановкой выговаривая каждое слово, помощник Хавата недоверчиво переспросил:

— Вы... захватили в плен сардукара?

— Только троих, — ответил Свободный. — Они здорово дерутся.

"Если бы только мы успели в свое время заключить союз с этими Свободными! — подумал Хават, и эта мысль наполнила его горьким сожалением. — Если бы мы успели обучить их и вооружить! Великая Мать, какую бы я сейчас имел силу!?

— Может быть, вы беспокоитесь о Лизане ал-Гаибе? — спросил Свободный. — Если он действительно Лизан ал-Гаиб, то позор его не коснется. Не ломай голову над тем, что не доказано.

— Я служу Лизану ал-Гаибу, — сказал Хават. — Его благо — моя забота. Я дал клятву.

— Ты дал клятву его воде?

Хават взглянул на своего помощника, не сводившего взгляда с Хавата, и снова отвернулся к сидящему на корточках человеку.

— Да, его воде.

— Ты хочешь вернуться на Арраки, в место его воды?

— Гм... да, вместо его воды.

— Так почему же ты сразу не сказал, что речь идет о воде? — Свободный встал и поправил зажимы на трубке.

Хават знаком велел своему помощнику отойти к остальным. Тот нехотя повиновался. Хават услышал, как его люди начали тихонько переговариваться между собой.

Свободный сказал:

— Всегда есть путь к воде!

Человек за спиной Хавата выругался. Помощник Хавата позвал:

— Зуфир! Только что умер Арки.

Свободный приложил палец к уху.

— Клад воды — это добрый знак! — Он посмотрел на Хавата. — Поблизости есть место для принятия воды. Надо ли мне позвать моих людей?

Помощник подошел к Хавату.

— Зуфир, двое из нас оставили на Арраки жен. Они... ну ты понимаешь сам...

Свободный продолжал держать палец на ушной раковине.

— Это клад воды, Зуфир Хават? — требовательно переспросил он.

Хават лихорадочно соображал. Теперь он понял смысл слов Свободного, но боялся реакции сидящих под скалой людей, когда и они поймут его.

— Да, клад воды, — подтвердил Хават.

— Пусть наши племена соединятся! — сказал Свободный и опустил палец. И, будто по сигналу, четверо людей появились на скале и скользнули вниз. Они наклонились над распростертым на песке телом, подняли его и побежали вправо, огибая скалу. Их окутало пыльным облаком.

Все это произошло раньше, чем усталые люди Хавата успели прийти в себя. Группа людей в похожих на мешки одеяниях скрылась за скалой, унося за собой мертвое тело. Один из людей Хавата крикнул:

— Куда, черт возьми, они потащили Арки?

— Они его похоронят, — ответил ему Хават.

— Свободные не хоронят своих мертвецов! — разъярился тот. — Ты нам голову-то не морочь, Зуфир! Мы знаем, что они делают с мертвецами. Арки был одним из...

— Для человека, который умер, служа Лизану ал-Гаибу, рай обеспечен, сказал Свободный. — Если вы служите ему, как вы сейчас сказали, то к чему знаки скорби? Воспоминание о том, кто умер такой смертью, будет сохраняться до тех пор, пока будет существовать человеческая память.

Но люди Хавата продолжали медленно продвигаться вперед, сердито глядя на Свободного. Один из них начал вытаскивать ласган.

— Оставайтесь на своих местах! — приказал им Хават. Он изо всех сил боролся со сковывающей мускулы усталостью. — Эти люди уважают наших мертвых! Обычаи у нас разные, но смысл один.

— Они собираются перегнать Арки на воду, — фыркнул человек с ласганом.

— Может быть, твои люди хотят присутствовать на церемонии? — спросил Свободный.

«Он даже не понимает, о чем идет речь», — подумал Хават. Наивность Свободного была пугающей.

— Они говорят об оказании почестей своему товарищу, — сказал Хават.

— Мы отнесемся к вашему товарищу с тем же уважением, с каким относимся к своим умершим. Это — клад воды. Мы знаем обычаи: плоть человека принадлежит ему, вода человека принадлежит племени.

Видя, что человек с ласганом сделал еще шаг вперед, Хават быстро проговорил:

— А теперь вы поможете моим раненым.

— Нас не надо просить об этом, — сказал Свободный. — Мы сделаем для вас все, что племя делает для себя. Прежде всего нам нужно знать, в чем вы нуждаетесь.

Человек с ласганом заколебался. Помощник Хавата спросил:

— Мы покупаем их помощь ценой воды Арки?

— Не покупаем, — возразил Хават. — Мы заключаем с ними союз.

— Обычаи могут быть разные, — пробормотал один из его людей, и Хават почувствовал себя немного уверенней.

— А они помогут нам снова отвоевать Арраки? — спросил помощник.

— Мы убьем Харконненов, — с усмешкой сказал Свободный. — И сардукаров. — Отступив назад, он чашечками приложил руки к ушам и прислушался. Потом, опустив руки, сказал: — Приближается воздушное судно. Спрячьтесь под скалой и не двигайтесь.

Хават жестом приказал своим людям повиноваться. Свободный взял Хавата за руку и подтолкнул к остальным.

— Когда придет время драки, мы будем драться, — сказал он. Из складок своей одежды он достал маленькую клетку и вытащил оттуда какое-то живое существо — Хават узнал в нем крошечную летучую мышь. Когда животное повернуло голову, Хават увидел его глаза: синее в синем. Свободный погладил мышь, успокаивая ее и что-то негромко напевая. Потом он наклонился над ее головой и уронил с кончика языка каплю слюны прямо в задранный кверху рот летучей мыши. Она расправила крылья, но осталась сидеть на ладони Свободного. Человек вытащил тоненькую трубочку, прижал ее к голове летучей мыши и постучал по трубочке. После этого он высоко поднял мышь и подбросил ее вверх. Она полетела вдоль хребта и скоро пропала из виду. Свободный сложил клетку, убрал ее под тунику и снова наклонил голову, прислушиваясь.

— Они обыскивают высокую страну. Странно, кого же они там ищут?

— Им известно, что мы рассыпались по всем направлениям, — сказал Хават.

— Никогда не следует считать кого-то единственным предметом охоты, сказал Свободный. — Понаблюдайте за другой стороной низины и вы кое-что увидите.

Время шло. Некоторые из людей Хавата забеспокоились и стали перешептываться.

— Сидите тихо! — шикнул на них Свободный. — Чисто испуганные животные!

Хават уловил какое-то движение у противоположной стороны скалы и различил чуть заметное коричневое пятнышко.

— Мой маленький друг несет нам сообщение, — сказал Свободный. — Он хорошо работает и днем и ночью. Мне было бы жаль потерять его.

Движение на той стороне впадины прекратилось, и теперь на протяжении четырех-пяти километров все замерло, если не считать поднимающиеся вверх звенящие потоки раскаленного воздуха.

Из проема в противоположной скале возник ряд фигур, направляющихся прямо через впадину. Хавату они показались Свободными, но какой-то удивительно нелепой их группой. Он насчитал шестерых человек, тяжелой поступью бредущих по дюнам.

Справа от людей Хавата, высоко в небе, послышался шум летящего орнитоптера. Из-за скалы, возвышающейся над ними, в воздухе появилось воздушное судно — топтер Атридесов, разукрашенный в боевые цвета Харконненов. Шестеро людей остановились и замахали руками. Топтер описал над ними круг и опустился на песчаную площадку. Из топтера вылезли пятеро, и Хават увидел тусклое мерцание защитных полей. По уверенным движениям он узнал сардукаров, одетых в голубую форму Харконненов. — Они пользуются своими глупыми полями! — прошипел Свободный, бросив многозначительный взгляд на отверстие в южной стене впадины.

— Это — сардукары, — прошептал Хават.

Образовав сомкнутую цепь в виде полукруга, сардукары приблизились к ожидающим их Свободным. Солнце играло на их обнаженных клинках. Свободные, с виду безразличные ко всему, стояли тесной кучкой. Внезапно все пространство между двумя группами заполнилось Свободными. Они залезли на орнитоптер, потом проникли в его кабину. Там, где на гребне дюны столкнулись две группы, поднялся столб пыли. Когда пыль улеглась, на очистившемся месте стояли только Свободные.

— К счастью, они оставили в своем топтере только троих, — сказал Свободный, стоящий рядом с Хаватом. — Это большая удача! Надеюсь, что судно не пострадало во время атаки.

За спиной Хавата один из его людей прошептал:

— Это были сардукары!

— Вы заметили, как храбро они сражались? — спросил Свободный.

Хават вобрал в себя воздух. Запах горячей пыли ударил ему в нос. Всем своим существом он ощутил зной и сухость песка. Голосом под стать этой сухости он сказал:

— Да, они и в самом деле хорошо дрались.

Захваченный топтер взмыл в воздух, накренив крыло и круто забирая вверх, помчался к югу.

?Свободные, выходит, умеют обращаться с топтерами!" — подумал Хават. На отдаленной дюне кто-то взмахнул куском зеленой материи: раз... другой...

— Подходят еще, — сказал Свободный за спиной Хавата. — Будьте наготове. Я надеялся, что мы уйдем без лишних хлопот.

Хават увидел два топтера, вынырнувшие с восточной стороны и повисшие над той зоной песков, где только что были Свободные. Теперь они вдруг исчезли, и только восемь голубых пятен на изжелта-сером песке напоминали о недавней схватке.

Еще один топтер показался из-за хребта, и Хават, к своему ужасу, узнал большой десантный транспорт. Он летел медленно, тяжело распластав крылья под тяжестью груза, подобно гигантской птице, спешащей к своему гнезду. С одного из топтеров, висящих в отдалении, сверкнул пурпурный луч ласгана.

— Трусы! — выдохнул Свободный рядом с Хаватом.

Транспортное судно направилось к участку, усеянному пятнами тел Его крылья вытянулись до предела, потом приняли неизбежную при быстрой остановке чашевидную форму.

Внимание Хавата было привлечено вспышкой огня на юге. Появившийся с той стороны топтер камнем устремился вниз. Крылья его были прижаты к бокам, пропеллер казался золотой вспышкой на темном фоне свинцового неба. Он несся, как стрела, — прямо на транспортное судно, незащищенное полем из-за действующих ласганов. Грохот сотряс низину, заставив задрожать скалы. Огненный гейзер рванулся к небу оттуда, где встретились топтер и транспортное судно, — и все потонуло в оранжевом пламени.

"Это были Свободные, захватившие топтер, — подумал Хават. — Они пожертвовали собой, чтобы уничтожить десант. Великая Мать! Кто они, эти Свободные??

— Разумный обмен, — сказал Свободный за спиной Хавата. — В десантном транспорте было человек триста. Мы теперь должны взять их воду и решить, что делать с тем топтером. — Он шагнул к выходу из их убежища в скале. Внезапно целая лавина голубых мундиров обрушилась с уступа скалы, подстрахованная суспензерами. Хават успел различить, что это сардукары, что лица их свирепы и выражают готовность к жестокой битве, что они не защищены полями и каждый из них держит в одной руке нож, а в другой ласган.

Брошенный нож поразил собеседника Хавата, и тот рухнул ничком в песок. Хават успел только вытащить нож, прежде чем его настигла пуля станнера, и он погрузился во тьму.

Глава 3

Муаддиб действительно мог видеть будущее, но надо учитывать, что такая власть имеет границы. Возьмите пример с обычным зрением: у вас есть глаза, но тем не менее вы не можете видеть без света. Если вы находитесь внизу, в долине, то не можете видеть то, что находится за горами. Точно так же и Муаддиб не всегда имел возможность выбирать себе поле зрения в покрытом мраком будущем. Он рассказывал нам, что самый примитивный, самый простой фактор пророчества, например замена одного слова другим, может изменить весь аспект будущего. Он говорил нам:

«Видение времени широко, но когда проходишь по нему, оно становится подобным узкому коридору». И он всегда боролся с искушением выбрать ясное, безопасное направление, предупреждая: «Этот путь неизбежно ведет к косности».

Принцесса Ирулэн.

Пробуждение Арраки.

Едва первый орнитоптер вынырнул из ночной темноты, как Пол схватил мать за руку и крикнул:

— Не двигайся!

Потом он отметил манеру полета, то, каким образом складываются крылья для посадки, и узнал отчаянную руку, направляющую корабль.

— Это Айдахо, — выдохнул он.

Воздушные суда опустились в долину один за другим, как стая птиц на гнездовье. Айдахо выскочил из кабины и кинулся к ним, прежде чем успел улечься песок. За ним последовали два человека в костюмах Свободных. Одного Пол узнал: высокий, с бородой песочного цвета Свободный был не кто иной как Кайнз.

— Сюда! — позвал Кайнз и повернул влево.

За спиной Кайнза другие Свободные начали выбрасывать из орнитоптера матерчатые чехлы и скоро накидали их целую гору. Айдахо резко затормозил свой бег перед Полом и отсалютовал:

— Мой господин, у Свободных есть временное укрытие неподалеку, где вы...

— А что там такое?

Пол указал в сторону главного хребта. Там бушевал огонь, и пурпурные лучи ласгана шарили по пустыне. На плоском безмятежном лице Айдахо промелькнула улыбка:

— Мой господин... сир, я там оставил им кое-что...

Договорить он не успел. Внезапно яркий, как солнце, слепящий белый свет залил пустыню. Айдахо резко дернул одной рукой Пола, другой Джессику и сбросил их с уступа вниз. Они распластались на песке, в то время как до них долетел грохот взрыва. Скала, у подножия которой они лежали, ответила ему гулом. Айдахо сел и отряхнулся.

— Это не атомная бомба Атридесов, — сказала Джессика. — Я думаю, что вы...

— ... поставили там защитное поле, — договорил за нее Пол.

— Большое и действующее на полную мощность, — присовокупил Айдахо. -Луч ласгана коснулся его и... — Он выразительно пожал плечами.

— Субатомная реакция, — сказала Джессика. — Это опасное оружие.

— Не оружие, моя госпожа, а средство защиты. В следующий раз эти подонки дважды подумают, прежде чем хвататься за ласган.

Свободные с орнитоптеров остановились над ними. Один из них негромко сказал:

— Пора в укрытие, друзья.

Пол встал, Айдахо помог Джессике.

— Этот взрыв непременно привлечет к себе внимание, сир, — сказал Айдахо.

«Сир», — подумал Пол. Это слово казалось таким странным в применении к нему — так всегда называли его отца.

Дар предвидения снова дал знать о себе, и он увидел себя зараженным диким чувством расового сознания, которое упорно ведет к хаосу во Вселенной. Видение потрясло его, и он позволил Айдахо провести себя вдоль края низины к выступу скалы. Свободные с помощью портативных инструментов прокладывали путь в песке.

— Можно мне взять вашу сумку, сир? — спросил Айдахо.

— Она не тяжелая, Дункан, — ответил Пол.

— У вас нет защитного поля, — сказал Айдахо. — Не хотите ли мое? — Он бросил взгляд на отдаленные хребты.

— Вряд ли ласганы снова будут пущены в ход.

— Оставь свое защитное поле при себе, Дункан. Твоя правая рука вполне надежная защита для меня.

По тому, как Айдахо еще ближе придвинулся к Полу, Джессика поняла, что похвала возымела действие, и подумала: "Пол умеет обращаться со своими людьми!?

Свободный отодвинул обломок скалы, и за ним открылся вход в естественную пещеру.

— Сюда, — сказал Свободный и повел их по каменистым ступеням в темноту.

За их спинами камень снова лег на место, закрыв вход. В тусклом зеленом свете, идущем откуда-то сбоку, они разглядели ступени у левой стены пещеры. Спустившись по ним, они повернули за угол и оказались в другом коридоре, отлого уходящем вниз. В конце его было что-то похожее на комнату.

Кайнз выступил вперед, откинув на спину капюшон джуббы. Шейная часть его стилсьюта блестела в зеленом свете. Длинные волосы и борода были спутаны. Синие, без белков, глаза походили на два черных провала.

В первую минуту их встречи Кайнз задал себе вопрос: «Почему я помогаю этим людям? Это самое опасное из всего, что я когда-либо делал в своей жизни. Я могу погибнуть вместе с ними». Но, внимательно посмотрев на Пола, он увидел мальчика, взвалившего на себя бремя мужских забот, прячущего скорбь, подавляющего в себе все, что не отвечало высокому положению, которое он отныне должен занимать. И в этот момент Кайнз понял, что герцогство по-прежнему существует и существует единственно благодаря этому юнцу! А понять подобное было непросто.

Джессика оглядела комнату, фиксируя увиденное в своем сознании: лаборатория гражданского назначения, оборудованная на старый манер.

— Это одна из имперских экологических станций, которые мой отец хотел превратить в современные базы, — сказал Пол.

«Его отец хотел!» — подумал Кайнз. И снова удивился себе: не делает ли он глупость, помогая этим беглецам? Почему он вообще это делает? Сейчас было бы так просто захватить их и отдать в руки Харконненов, купив этим доверие последних.

Пол, следуя примеру матери, ощупал взглядом комнату. Он увидел походную постель у стены из бесцветного камня; на скамье были разложены инструменты. Пахло озоном.

Несколько человек Свободных сгрудились в закрытом углу комнаты, и оттуда послышались новые звуки — кашель машины, повизгивание инструмента. Пол посмотрел в конец комнаты и увидел небольшие клетки с животными.

— Вы верно определили назначение этого места, — сказал Кайнз. — В каких целях вы бы его использовали. Пол Атридес?

— Чтобы сделать эту планету пригодной для жизни! — сказал Пол.

«Наверное, поэтому я и помогаю им», — подумал Кайнз.

Шум в машине резко оборвался, и наступила тишина. Стало слышно тонкое попискивание сидящих в клетках животных, но и оно вдруг оборвалось, как будто те чему-то страшно удивились. Приглядевшись, Пол увидел, что в клетках сидят коричневые летучие мыши, а над клетками, от стены до стены, протянута автоматическая кормушка.

Свободный, появившийся из закрытой части комнаты, сказал Кайнзу:

— Льет, оборудование генератора поля не работает. С ближнего расстояния нас могут обнаружить детекторы.

— Ты можешь его починить? — спросил Кайнз.

— Это не просто — у меня нет запасных частей, — человек беспомощно пожал плечами.

— Тогда обойдемся без машинного оборудования, — сказал Кайнз. -Отнеси ручной насос ближе к поверхности.

— Будет сделано, — человек бегом кинулся выполнять распоряжение.

Кайнз повернулся к Полу.

— Вы дали хороший ответ.

Джессика отметила легкую вибрацию в его голосе — это был голос человека, привыкшего повелевать. Имя «Льет» не ускользнуло от ее слуха. «Льет» было вторым "Я" Свободного, еще одной ипостасью послушного императору планетолога.

— Мы так признательны вам за вашу помощь, доктор Кайнз! — сказала она.

— Гм, посмотрим, — сказал Кайнз и кивнул одному из своих людей. -Спайсовый кофе в мою комнату, Шамир.

— Сию минуту. Льет, — ответил тот.

Кайнз указал на сводчатый проход в боковой стене комнаты.

— Прошу вас!

Джессика приняла приглашение, позволив себе царственный кивок. Она увидела, как Пол сделал знак Айдахо, приказывая ему оставить свою охрану здесь.

Проход опускался еще на два шага вниз и заканчивался тяжелой дверью, ведущей в квадратный кабинет, освещаемый золотистыми глоуглобами. Джессика коснулась рукой двери и с изумлением отметила, что та сделана из пластали! Войдя в комнату. Пол услышал, как дверь за ним захлопнулась. Он поставил на пол свою сумку и огляделся. Комната шириной примерно в восемь метров, стены из камня, тщательно обтесанного, в правую из них вделаны металлические шкафы. Центр комнаты занимает низкий письменный стол со столешницей из молочно-белого стекла. Вокруг стоят четыре суспензорных кресла.

Кайнз прошел мимо Пола и предложил кресло Джессике. Она села, а Пол остался стоять, продолжая свои наблюдения. Слабые изменения в воздушном потоке подсказали ему, что в правой стене, за шкафами, есть тайный выход. — Не хотите ли сесть, Пол Атридес? — спросил Кайнз.

«Как старательно он избегает употреблять мой титул», — отметил Пол. Он молча сел на указанное ему место, наблюдая, как усаживается Кайнз.

— Вы почувствовали, что планета Арраки могла бы быть раем, — сказал Кайнз. — И все же наш император посылает сюда только охотников за спайсом! Пол поднял вверх свой палец с герцогской печатью.

— Вы видите это кольцо?

— Да.

— Вам известно, что оно означает?

Джессика бросила на сына быстрый взгляд.

— Ваш отец лежит мертвым в песках Арраки, — сказал Кайнз. -Практически, вы — герцог. — Я — солдат империи Практически, ее слуга.

Лицо Кайнза потемнело.

— Даже если сардукары императора стоят над телом вашего отца?

— Сардукары — это одно, а правовой источник моей власти — это другое, — возразил Пол.

— Арраки сам решает, кому носить мантию правителя, — с достоинством промолвил Кайнз.

И Джессика, обернувшись, чтобы взглянуть на него, подумала, в этом человеке столько стали, что никому не удастся вывести его из равновесия... а нам нужна сталь! Пол встал на опасный путь.

Пол сказал:

— Сардукары на Арраки — это мера того страха, который испытывал император перед моим отцом. Теперь падишах-император будет бояться меня!

— Мальчуган, — сказал Кайнз, — есть вещи, которые...

— Вы будете обращаться ко мне «сир» или «мой господин»! — сказал Пол. «Молчи!» — взмолилась про себя Джессика.

Кайнз пристально посмотрел на Пола, и Джессика отметила, что в глазах его промелькнул огонек восхищения, а лицо осветилось мягкой усмешкой.

— Сир, — сказал Кайнз.

— Император привел меня в недоумение, — сказал Пол. — Меня приводит в недоумение каждый, кто намерен делить Арраки, как свою добычу. Пока я жив, я буду вцепляться им в горло и душить их!

— Слова... — сказал Кайнз.

Пол посмотрел на него долгим взглядом и сказал.

— У вас есть легенда о Голосе из Внешнего Мира, о Лизане ал-Гаибе, который поведет Свободных к райской жизни. У вас есть...

— Суеверия, — докончил за него Кайнз.

— Возможно, — согласился Пол. — А может быть, и нет Иногда суеверия имеют странные корни и дают странные плоды.

— У нас есть план, сир, — сказал Кайнз — Мы.

— Могли бы ваши Свободные снабдить меня доказательствами того, что здесь действуют сардукары, переодетые в форму Харконненов? — прервал его Пол.

— Возможно...

— Император восстановил здесь власть Харконненов. Может быть, даже скотины Раббана. Пусть Если император ставит себя выше закона, пусть он ответит перед ландсраатом, пусть опровергнет билль...

— Пол!.. — перебила его Джессика.

— Допустим, что Высший Совет ландсраата примет ваше дело к рассмотрению, — сказал Кайнз. — Тогда результат будет только один: всеобщая война между империей и Великими домами.

— Хаос, — сказала Джессика.

— Я бы сначала предложил императору одну вещь, — сказал Пол. — И поставил бы его перед альтернативой хаоса.

— Шантаж? — спросила Джессика.

— Один из инструментов управления государством, согласно твоим собственным словам, — парировал Пол, и Джессика уловила горечь в его интонации.

— У императора ведь нет сыновей, только дочери.

— Ты метишь на трон? — спросила Джессика.

— Император не рискнет ввергнуть империю в пучину гражданской войны, — сказал Пол — Взорванные планеты, разруха... Нет, он не рискнет.

— Вы предлагаете отчаянную авантюру, — сказал Кайнз.

— Чего больше всего боятся Великие дома ландсраата? — спросил Пол -Они больше всего боятся того, что сардукары перебьют их поодиночке, одного за другим Вот почему существует ландсраат Вот что лежит в основе Великого соглашения Только сообща они могут добиться контроля над имперскими силами.

— Но они...

— Вот чего они боятся! — настойчиво повторил Пол. — Арраки могла бы стать настоящим воплем о помощи — ведь каждый из них может представить себя на месте моего отца — вырванным из стада и убитым.

Кайнз обратился к Джессике:

— Как вы думаете, удастся подобный план?

— Я не ментат, — ответила Джессика.

— Но вы — Бене Гессерит.

Она посмотрела на него испытующе:

— У этого плана есть и сильные, и слабые стороны... как у любого плана на начальной стадии. В плане одинаково важны как представление, так и исполнение.

— "Закон — наука ультиматума", — процитировал Пол. — Так написано на дверях тронного зала императора. Я предполагаю продемонстрировать ему закон.

— А я не уверен, что смог бы доверять тому человеку, который примет этот план, — сказал Кайнз — У жителей Арраки есть собственный план, который мы...

— С трона я мог бы создать этой планете рай одним мановением руки Вот плата, которую я вам предлагаю в обмен за вашу поддержку.

Кайнз оцепенел от неожиданности.

— Мое расположение не продается, сир!

Пол посмотрел на него, отмечая холодный взгляд, властное выражение лица Губы Пола тронула жесткая усмешка.

— Хорошо сказано! Приношу вам свои извинения.

Кайнз встретился с ним глазами и сказал:

— Ни один из Харконненов еще не признавал своих ошибок. Вы не похожи на них.

— Возможно, это недостаток их воспитания Вы говорите, что не продаетесь, но я могу предложить вам почетную сделку, которая вас устроит За ваше расположение ко мне я предлагаю мое к вам расположение, полное и безоговорочное. Дружбу за дружбу!

"Мой сын унаследовал искренность Атридесов, — подумала Джессика. -Его представления о чести наивны, но какая это удивительная сила!?

Она видела, что слова Пола потрясли планетолога.

— Глупости!.. — пробормотал Кайнз растроганным тоном. — Вы всего лишь мальчик и...

— Я — герцог, — сказал Пол. — Я — Атридес! Ни один Атридес никогда не нарушал свое слово.

Кайнз с усилием проглотил ком в горле.

— Под словами «полное расположение», — счел нужным уточнить Пол, — я имею в виду безусловную преданность: я отдам за вас свою жизнь.

— Сир! — воскликнул Кайнз. Это слово вырвалось у него непроизвольно, и Джессика видела, что он обращается не к пятнадцатилетнему мальчику, а к мужчине, к человеку, превосходящему его по положению. На этот раз он употребил этот титул на полном серьезе.

"Сейчас он отдал бы жизнь за Пола, — подумала она. — И как это Атридесам удастся так быстро и легко завоевывать сердца??

— Я знаю, что вы именно это имели в виду, — сказал Кайнз. — Но все же Хар...

Дверь за спиной Пола с шумом распахнулась. Он резко обернулся и увидел, что в коридоре идет бой. Оттуда слышались крики, звон стали, мелькали бледные лица.

Сопровождаемый матерью. Пол кинулся к двери и увидел, что Айдахо прикрывает собой коридор. Сквозь защитную завесу мелькнули его налитые кровью глаза и клинки его противников, тщетно пытающихся пробить защитное поле. Оранжевый язык пламени станнера, отталкиваемый полем, дрожал в воздухе. И над всем этим царили удары молниеносного клинка Айдахо.

В одну минуту Кайнз оказался рядом с Полом, и они изо всех сил навалились на дверь. Последний раз мелькнул перед взором Пола Айдахо, окруженный роем людей в харконненской форме. Он вздрагивал и метался, огромным усилием воли удерживая себя от падения, и в гуще его черных жестких волос красным пятном расползалась смерть.

Дверь наконец закрылась, и Кайнз запер ее на болты.

— Я должен был это предугадать, — сказал Кайнз.

— Кто-то обнаружил ваше убежище еще до того, как оно было закрыто, сказал Пол. Он увлек мать от двери. В ее глазах застыло отчаяние.

— Мне следовало бы заподозрить неладное, когда нам не принесли кофе, — сокрушался Кайнз.

— Отсюда есть запасной выход, — напомнил Пол. — Воспользуемся им?

— Эта дверь продержится по крайней мере двадцать минут, если они не пустят в ход ласган, — Кайнз тяжело перевел дух.

— Они побоятся сделать это, опасаясь, что здесь тоже есть защитное поле, — сказал Пол.

— Это — сардукары в форме Харконненов, — прошептала Джессика.

Теперь до их слуха доносились размеренные удары в дверь. Кайнз указал на шкафы в правой стене.

— Сюда!

Он подошел к шкафу, открыл ящик и что-то проделал с рукояткой внутри него Стена шкафа отъехала в сторону, открыв черный зев туннеля.

— Эта дверь тоже сделана из пластали, — сказал Кайнз.

— Вы хорошо подготовились, — заметила Джессика.

— Мы жили под властью Харконненов восемьдесят лет, — ответил Кайнз. Он вывел их в темноту и запер дверь.

В наступившей темноте Джессика заметила на полу светящуюся стрелку. До них донесся голос Кайнза:

— Здесь мы разделимся Я вас прикрою Следуйте указаниям стрелок на полу. Они будут гаснуть по мере того, как вы их минуете Они выведут вас через лабиринт к другому выходу, где я спрятал топтер. Сегодня вечером над пустыней поднимется буря Единственный ваш шанс — бежать под ее прикрытием, нырнуть в ее край и нестись вместе с ней. Мои люди не раз проделывали это на украденных топтерах. Если вы будете держаться в верхней части бури, вы выдержите.

— А как же вы? — спросил Пол.

— Я попытаюсь бежать другим путем. Я еще имперский планетолог, если меня схватят, то я могу сказать, что был вашим пленником.

«Бежать, как трус! — возмущался в душе Пол. — Но как еще выжить, чтобы отомстить за отца?» Он обернулся и посмотрел на дверь Джессика, уловив его движение, сказала.

— Дункан мертв. Пол Ты же видел — его рана смертельна. Мы ничего не можем сделать для него.

— Я отплачу им за этот день сполна! — воскликнул Пол.

— Этого не будет, сир, если вы сейчас не поспешите, — сказал Кайнз.

Пол почувствовал его руку на своем плече.

— Где мы встретимся, Кайнз?

— Я пошлю Свободных на поиски, они найдут вас Дорога бури известна. А теперь вперед! И пусть Великая Мать даст вам скорость и удачу!

Они услышали его осторожные удаляющиеся шаги. Джессика взяла Пола за руку и мягко увлекла за собой.

— Нам нельзя разделяться, — сказала она.

— Ты права...

Он последовал за ней вдоль первой стрелы. Как только они коснулись ее ногой, она потемнела, а впереди замаячила другая Они прошли по ней, увидели, как она исчезает и впереди появляется еще одна Теперь они бежали. "Планы внутри планов, и вновь планы — уже внутри вторых планов, подумала Джессика — Стали ли мы сейчас частью еще одного плана??

Стрелы вели их за повороты, едва заметные в темноте. Иногда проход становился отлогим, иногда круто шел вверх Наконец они поднялись по ступенькам, завернули за угол и увидели блестящую стену с черной ручкой в ее центре Пол нажал на ручку, и стена отошла. Они увидели ярко освещенную пещеру, посредине которой стоял орнитоптер Над воздушным судном нависала серая стена с квадратным отверстием в ней.

— Куда направился Кайнз? — спросила Джессика.

— Он сделал то, что сделал бы любой обезьяний вожак на его месте он разделил нас на две группы Теперь никто не может узнать наше местонахождение, даже если Кайнза поймают он и сам этого не знает.

Пол повел ее к кораблю, отметив, как взметнулась пыль под их ногами. — Здесь очень давно никто не ходил, — сказал он.

— Кайнз, по-видимому, уверен в том, что Свободные смогут найти нас.

— Я тоже.

Пол подошел к левой дверце орнитоптера, открыл ее и положил сумку на сиденье.

— Этот корабль тщательно замаскирован, — сказал он. Инструментальная панель скрывает дистанционное управление дверью и светом. Восемьдесят лет под властью Харконненов научили их осторожности.

Джессика прислонилась к корпусу судна, с трудом переводя дыхание.

— Харконнены будут держать под контролем все воздушное пространство, — сказала она. — Они не дураки.

Прислушавшись к своему чувству ориентации, она сказала:

— Буря, которую мы ищем, в той стороне.

Пол кивнул, борясь с внезапно охватившим его желанием сесть и не двигаться. Он понимал причину своего состояния, но от этого ему было не легче. Этой ночью он узнал еще об одном звене в глубинах неизведанного. Он знал об окружающей их зоне времени, но понятия «здесь» и «теперь» были покрыты мраком неизвестности Это было похоже на то, как если бы он видел себя со стороны спускающимся в долину и исчезающим из виду. Многочисленные тропы, ведущие в долину, могли вывести Пола Атридеса в поле зрения, но многие могли и не вывести.

— Чем дольше мы будем медлить, тем лучше они смогут подготовиться, сказала Джессика.

— Садись и пристегивайся — Он последовал за ней, все еще борясь с мыслью, что это — слепая область даже для того, кто владеет даром предвидения Он вдруг осознал, что все более и более полагается на свой этот дар, и эта вера ослабляет его обычную готовность к неожиданностям. Новое открытие явилось для него настоящим ударом.

«Если полагаешься на свои глаза, то все остальные чувства ослабевают» — такова была аксиома Бене Гессерит Сейчас он применил ее к себе, обещая никогда больше не попадать в эту ловушку если только он выживет.

Пол пристегнул защитные ремни, увидел, что его мать готова, и занялся орнитоптером Его крылья были вытянуты на всю длину, тонкие металлические переплетения натянуты до предела Он нажал на реактор и проследил за тем, как крылья уменьшаются для стремительного взлета, которому научил его Гурни Хэллек Включатель зажигания сработал легко. Циферблаты на приборной доске ожили, едва заработал реактор.

— Готова? — спросил он.

— Да.

Он коснулся переключателя света, и все погрузилось в темноту. Его рука казалась тенью на фоне светящихся приборов, когда он выключал систему управления дверью. Над их головами послышался шум: каскад песка со свистом рассек воздух Пол закрыл дверцу, чувствуя тяжесть внезапно возросшего давления.

В проеме над их головами открывался вид на черный прямоугольник неба с вправленными в него тусклыми звездами. В лунном свете едва угадывался гребень хребта на заднем плане и зыбкие пески.

Пол отжал светящуюся рукоятку последовательности действий, врезанную в панель. Крылья резко дернулись — вверх и вниз, — вырвав топтер из его гнезда. Реактивные двигатели заработали на полную мощность, в то время как крылья сложились для подъема.

Джессика незаметно приложила руку к приборной доске и почувствовала уверенные движения сына. Она была испугана и вместе с тем оживлена. Теперь вся надежда на знания Пола, на быстроту его реакции.

Пол прибавил мощность реактора Топтер накренился, их вдавило в сиденья, и темный квадрат неба сделался ближе. Он удлинил крылья. Еще один взмах крыльев, и вот они уже летят над скалами, серебристо-морозными в лунном свете Пыльный красноватый серп луны показался справа от них, очерчивая своим светом волнистый хвост бури Руки Пола плясали над приборами, крылья топтера разрезали плотный воздух. Судно вошло в крутой вираж, и на них навалилась сила тяжести.

— За нами огни реактивных самолетов, — сказала Джессика.

— Я вижу.

Он потянул на себя рукоять мощности. Топтер вздрогнул, как испуганное животное, и рванулся к юго-западу, в зону шторма.

Впереди, невдалеке от них. Пол видел разбросанные тут и там тени, говорящие о том, что кончается линия скал и начинаются уходящие вниз впадины. Сами дюны казались маленькими рядом со своими тенями. А над горизонтом карабкалась к звездам плоская, точно стена, громада шторма. Что-то вдруг встряхнуло топтер.

— Снаряды! — крикнула Джессика — Они используют какой-то вид метательного оружия? — Она увидела, как на лице Пола промелькнуло свирепое выражение.

— Похоже, они не рискуют пользоваться ласганами.

— У нас нет полей!

— А они об этом знают?

Топтер снова задрожал Пол посмотрел назад.

— Кажется, только один из них может тягаться с нами в скорости.

Он переключил внимание на направление полета, видя, что стена бури становится все выше и выше В ней таилась скрытая угроза.

— Метательные орудия, снаряды, ракеты — все это древнее оборудование мы дадим Свободным, — прошептал Пол.

— Шторм, — сказала Джессика. — Не лучше ли нам повернуть назад?

— А как насчет корабля за нашей спиной?

— Он замедляет ход.

Пол убрал крылья, круто повернул машину влево, в обманчиво-медленное течение бури, и почувствовал, как на его тело наваливается неимоверная тяжесть. Они как будто скользнули в медленное кружение пыли, облако которой становилось все тяжелей и тяжелей до тех пор, пока не поглотило пустыню и луну. Судно превратилось в длинную, горизонтальную, почти бесшумную тень, освещенную лишь зеленоватым светом приборного щита. Джессика припомнила все, что знала о подобных штормах: они разрезают металл, как масло, вытравливают плоть до костей, а потом разрешают и кости. Она чувствовала, как воздух пополам с песком бьется о судно.

Их швыряло, как щепку, и Пол из последних сил сражался с приборами Она видела, как он навалился на рычаг мощности, и почувствовала, как топтер, точно норовистый конь, встал на дыбы. Металл дрожал и стонал.

— Песок! — прокричала Джессика.

В свете приборного щитка она увидела, что Пол кивнул ей в ответ:

— На такой высоте песка немного.

Она почувствовала, что они глубже нырнули в водоворот бури. Пол выпустил крылья на всю их длину, как бы для парения, и Джессика услышала, как они затрещали под напором ветра Он не отрывал взгляда от приборного щита и, помня наказ планетолога, старался вывести машину как можно выше. Рев мотора немного стих, и топтер начал скользить влево Пол сосредоточился на описываемой судном кривой, стараясь вывести его на первоначальный уровень.

Джессика почувствовала ужас при мысли о том, что они застыли на месте, что двигатель судна на пределе. Коричневый поток, смутно видимый за окнами, грохот и свист давали представление о бушующей вокруг них силе. «Скорость ветра — семь-восемь километров в минуту», — подумала она. Страх овладевал ею все больше и больше.

"Я не должна бояться, — сказала она про себя, торжественно выговаривая слова формулы Бене Гессерит — Страх убивает разум!?

Долгие годы учения брали свое — к ней вернулось спокойствие.

— На хвосте у нас враг, — сказал Пол. — Мы не можем опуститься, и я не думаю, что нам удастся подняться над бурей. Мы вынуждены лететь вместе с ней.

Спокойствие снова покинуло Джессику. Услышав, как лязгнули ее зубы, она стиснула их изо всей силы. Потом она услышала голос Пола, тихий и серьезный, произносящий слова молитвы:

— Страх убивает разум. Страх — это малая смерть, несущая забвение Я смотрю в лицо моему страху, я дам ему овладеть мною и пройти сквозь меня. И когда он пройдет сквозь меня, я обернусь и посмотрю на тропу страха. Там, где прошел страх, не остается ничего. Там, где прошел страх, остаюсь только я.

Глава 4

Скажите мне, что вы презираете, и я скажу вам, кто вы.

Принцесса Ирулэн.

Наставления Муаддиба.

— Они мертвы, барон, — сказал Иакин Нефуд, капитан охраны. — И женщина, и ребенок погибли, это не вызывает сомнений.

Барон — Владимир Харконнен — сидел на суспензорной кровати в своих личных апартаментах. Они находились в космическом фрегате. Снаружи корабль напоминал гигантское яйцо, но здесь, внутри, грубый металл был скрыт за драпировками, набивными материями и редкими произведениями искусства.

— Это ясно каждому, — повторил капитан, — они мертвы.

Барон приподнял с кровати свое грузное тело и сосредоточил внимание на эбонитовой статуэтке, изображающей нагнувшегося мальчика, которая стояла в нише напротив Сон отлетел. Он подложил себе под шею мягкую подушку со скрытым в ней суспензором и в свете единственного глоуглоба посмотрел на двери, возле которых, не пускаемый дальше пента-полем, стоял капитан.

— Их смерть очевидна, барон, — снова проговорил Нефуд.

Барон заметил в глазах капитана слезы, вызванные семутой. Не приходилось сомневаться в том, что, когда ему донесли о побеге, человек этот находился в состоянии глубокого наркотического опьянения и освободился от него, приняв большую дозу антидота, после чего поспешил сюда.

— У меня есть полный отчет, — сказал Нефуд.

«Дадим ему немного попотеть, — подумал барон. — Инструменты управления государством всегда должны быть остро отточены и готовы к употреблению. Власть держится на страхе».

— Ты видел их тела? — загремел голос барона.

Нефуд колебался.

— Ну!

— Мой господин... Их видели, когда они нырнули в шторм. Ветер дул со скоростью восемьсот километров в час... Из такого шторма ничто не может выйти живым, мой господин! Ничто! Один из наших кораблей, преследовавший их, погиб.

Барон пристально смотрел на Нефуда, отмечая подергивание мускулов у рта и судорожные движения его кадыка.

— Ты видел их тела?

— Мой господин...

— Ты зачем сюда явился? Греметь своими доспехами? — взревел барон. -Уверять меня в том, что еще не доказано? И ты думаешь, я похвалю тебя за твою глупость? Дам тебе еще одно повышение?

Лицо Нефуда сделалось землистым.

«Вы только посмотрите на этого цыпленка, — подумал барон. — И вот такими олухами я окружен! Если бы я рассыпал перед таким песок и сказал, что это зерно, он начал бы его клевать».

— Значит, вас вывел на них этот человек — Айдахо? — спросил барон.

— Да, мой господин! — с поспешной угодливостью подтвердил капитан.

— Они пытались спрятаться среди Свободных?

— Да.

— Есть ли у тебя еще какие-нибудь сообщения?

— В дело замешан имперский планетолог Кайнз, мой господин. Айдахо присоединился к Кайнзу при таинственных обстоятельствах, я бы сказал даже, при подозрительных обстоятельствах.

— Каких именно?

— Они... э... вместе прилетели к тому месту в пустыне, где прятались мальчик и его мать. В ходе погони произошел ласганный взрыв...

— Каковы наши потери?

— Я... э... Точно еще не известно, мой господин.

«Он лжет, — подумал барон. — Должно быть, велики».

— Этот имперский лакей, этот Кайнз, — сказал барон, — он что же, ведет двойную игру?

— Готов поручиться своей репутацией, что это так, мой господин!

"Его репутация!?

— Его надо убрать, — сказал барон.

— Но мой господин, Кайнз — имперский планетолог, на службе Его ели... — Тогда представь все как несчастный случай.

— Мой господин, в налете на гнездо Свободных участвовали и сардукары. Сейчас Кайнз находится у них под арестом.

— Забери его у них. Скажи, что я хочу лично с ним поговорить.

— А если они воспротивятся?

— Этого не будет, если ты возьмешься за дело, как надо.

Кадык Нефуда задвигался:

— Да, мой господин.

— Этот человек помогал моим врагам! — рявкнул барон. — Он должен умереть!

Нефуд переминался с ноги на ногу.

— Что еще?

— Мой господин, в заключении у сардукаров находятся еще два человека, которые могут вас заинтересовать. Сардукары захватили мастера по убийствам, который служил у герцога Лето.

— Хавата? Зуфира Хавата? Я не могу в это поверить!

— Я видел его своими глазами, мой господин. Говорят, что его захватили с помощью станнера, в пустыне, где он не мог использовать свое защитное поле. Он не получил серьезных ранений. Если бы мы смогли прибрать его к рукам, он был бы нам полезен.

— Это — ментат, — проворчал барон. — От такой добычи не отказываются. Он что-нибудь говорил? Что он сказал о своем поражении? Знает ли он о... впрочем, едва ли.

— Он сказал достаточно, чтобы можно было понять, что он считает леди Джессику предательницей.

Барон оглянулся назад, подумал и сказал:

— Ты уверен, что именно леди Джессику?

— Он сказал об этом в моем присутствии.

— Тогда пусть он думает, что она жива.

— Но, мой господин...

— Молчи! Я хочу, чтобы с Хаватом хорошо обращались Он не должен знать, что настоящим предателем был доктор Уйе. Пусть думает, что Уйе умер, защищая своего герцога. В некотором смысле это так и есть Надо укреплять в нем подозрения насчет леди Джессики.

— Мой господин, я не...

— Контролировать и направлять разум ментата можно лишь посредством информации, Нефуд. Ложная информация — ложный результат.

— Да, мой господин, но...

— Хават голоден? Испытывает жажду?

— Мой господин, Хават все еще в руках сардукаров!

— Да, да, конечно. Но сардукары так же заинтересованы в получении информации от Хавата, как и я. Я обратил внимание на одно качество наших союзников: они не слишком искушены... в политике. Я уверен, что их намеренно лишили этого качества так было выгодно императору Напомни им о моем умении вытягивать сведения из строптивых пленников. У Нефуда был несчастный вид.

— Да, мой господин.

— Скажешь командиру сардукаров, что я хочу допросить их обоих -Хавата и Кайнза, устроить им очную ставку, стравить их. Думаю, он это поймет.

— Да, мой господин.

— И как только они окажутся в наших руках... — барон сделал выразительный жест.

— Мой господин, сардукары захотят присутствовать при допросе.

— Я уверен, что мы сможем найти веские возражения.

— Понимаю, мой господин. И когда Кайнз попадет в катастрофу?

— В катастрофу попадут они оба — и Кайнз, и Хават. Но настоящей она будет только для Кайнза — Хават мне нужен. Ты все понял?

Нефуд кивнул. Барону казалось, что он хочет что-то спросить, но тот промолчал.

— Хавату принести питье, обращаться почтительно. Ты проследишь за тем, чтобы в его воду постоянно добавляли противоядие — впредь до моего особого распоряжения.

— Противоядие, да... — Нефуд ошалело кивнул. — Но...

— Не будь идиотом, Нефуд. Герцог отправил на тот свет моего лучшего ментата. Мне нужна замена.

— Хават?

— Хават.

— Но...

— Ты хочешь сказать, что Хават предан Атридесам? Верно. Но мы его уговорим. Атридесов нет в живых, он не предаст Атридесов. Его совесть будет чиста. Во всем виновата ведьма Бене Гессерит. У него был плохой хозяин, слишком поддававшийся эмоциям. Ментаты же превыше всего ставят способность к трезвому расчету. Мы уговорим Зуфира Хавата.

— Да, мой господин! Уговорим. — У Хавата, к сожалению, был хозяин, ресурсы которого были ничтожны. Он не мог поднять ментата до величественных вершин мышления, на которые ментат имеет право. Хават увидит в этом долю правды: герцог не смог ему помешать потому, что самые опытные шпионы снабдили ментата необходимой информацией. — Барон посмотрел на Нефуда. — Не будем себя обманывать, Нефуд, правда — мощное оружие. Мы знаем, каким образом мы смогли восторжествовать над Атридесами. И Хават тоже знает. Мы сделали это с помощью богатства.

— С помощью богатства. Да, мой господин!

— Вот увидишь, мы уговорим Хавата, — повторил барон. — Мы выкрадем его у сардукаров. И в запасе у нас будет... отказ от противоядия: принятый яд ведь изъять нельзя. И Хават ни о чем не должен подозревать. Противоядие не выдаст себя под снупером. Хават может изучать свою пищу самым пристальным образом, но следов яда не обнаружит.

Глаза Нефуда зажглись пониманием.

— Отсутствие чего-либо, — наставительно проговорил барон, — может быть таким же непроницаемым, как и присутствие. Отсутствие воздуха, а? Отсутствие воды, отсутствие всего, без чего нельзя обойтись. — Барон посмотрел на капитана в упор. — Ты понимаешь меня, Нефуд?

Нефуд проглотил слюну:

— Да, мой господин.

— Тогда займись делом: найди командира сардукаров и начинай действовать.

— Немедленно, мой господин! — Нефуд поклонился и поспешил прочь. "Хават в моих руках! — подумал барон. — Сардукары отдадут мне его Если они и заподозрят меня в чем-либо, то только в намерении уничтожить ментата, а я не стану их разубеждать. Дураки! Один из самых замечательных ментатов в истории! Ментата, обученного убивать, они швыряют как ненужную поломанную пружину!?

Барон нажал кнопку, вызывая старшего племянника Раббана.

"И все Атридесы мертвы! — улыбнулся он. — Конечно же глупый капитан охраны был прав. Тот, кто попал на Арраки в полосу песчаной бури, уцелеть не может — ни орнитоптер, ни те, кто в нем находится. Женщина и мальчик мертвы. Взятки в нужных местах, немыслимые расходы на переброску военных сил, хитроумные отчеты, состряпанные только для того, чтобы о них узнал император, тщательно продуманные планы — все это, наконец, слилось в единое целое и привело к нужному результату. Власть и страх! Страх и власть!?

Барон смотрел в будущее. Придет день, и Харконнен станет императором. Не он сам, и не его прямой потомок, но Харконнен! Не Раббан, которого он сейчас вызвал, но младший брат Раббана — юный Фейд-Раус. В мальчике была проницательность, которая так понравилась барону, и... жестокость. «Чудесный мальчик, — думал барон. — Через год ему исполнится семнадцать и можно будет видеть, явится ли он тем звеном, которое должно завоевать трон для Харконненов».

— Мой господин, барон...

В дверях спальни стоял коренастый, толстый человек с крупными чертами лица. Близко посаженные глаза и округлые плечи выдавали Харконнена. Его полнота еще не была обрюзгшей, но было очевидно, что недалек тот день, когда ему придется воспользоваться портативным суспензором, чтобы легче было поддерживать свой вес.

"Основательный ум, — подумал барон. — Мой племянничек, конечно, не ментат, не Питер де Вриз, но, возможно, нечто более ценное для моих целей. Если я дам ему свободу в их выполнении, то он все сметет на своем пути. О, как его будут здесь ненавидеть!?

— Дорогой мой Раббан, — сказал барон. Он убрал защитное поле у двери, но намеренно оставил собственное, работающее на полную мощность, зная, что его свечение будет видно под глоуглобом над его кроватью.

— Вы меня звали? — Раббан шагнул в комнату, метнул взгляд на отталкиваемый защитным полем воздух, поискал суспензорный стул и не нашел его. «Проклятый старик намеренно убрал все стулья, чтобы заставить посетителей стоять», — подумал он.

— Встань поближе, чтобы я мог тебя хорошо видеть, — сказал барон.

Раббан сделал несколько шагов вперед.

— Атридесы мертвы, — сказал барон. — Последние из них умерли. Вот почему я вызвал тебя. Планета снова твоя.

Раббан поморгал глазами:

— Но я думал, что вы собираетесь позволить Питеру де Вризу...

— Питер тоже мертв. — Питер?

— Питер.

Барон снова включил защитное поле у двери, сделав его непроницаемым для любого вида энергии.

— В конце концов вы устали от него? — спросил Раббан.

В изолированной от энергии комнате голос Раббана звучал плоско и невыразительно.

— Я кое-что скажу тебе, раз уж ты сам начал, — пробасил барон. — Ты хочешь представить дело так, словно я отмахнулся от Питера, как от пустяка. — Он щелкнул толстыми пальцами. — Вот так, да? Я не настолько глуп, племянничек Если ты еще раз позволишь себе глупые намеки, То пеняй на себя.

В глазах Раббана мелькнул страх Ему было известно, как далеко могут простираться действия барона против семьи Дело редко доходило до насильственной смерти, если только выгода от этого не была достаточно велика. Но наказания были весьма жестокими.

— Простите меня, мой господин, — с показным смирением сказал Раббан, опуская глаза вниз, чтобы скрыть злость.

— Ты искренен со мною, Раббан?

Раббан продолжал смотреть в пол.

— Я никогда не уничтожаю человека опрометчиво, — сказал барон. — И тебе не советую Делай это только ради неведомой другим цели и знай свою цель! На этом пути ты можешь составить себе целое состояние.

Гнев снова заговорил в Раббане.

— Но ведь вы уничтожили Уйе! Я видел, как вчера ночью уносили его труп.

Раббан посмотрел на своего дядю, сам испугавшись собственной смелости. Но барон улыбался.

— С опасным оружием я обращаюсь очень осторожно, — сказал он. — Уйе был предателем Я склонил его к клятвопреступлению, этого доктора из колледжа Сак! Слышишь, малыш? Оружие такого рода ужасно, когда оно начнет действовать Я уничтожил его не случайно.

— Знает ли император, что вы склонили Сак-доктора к клятвопреступлению?

"Вот хитрец, — подумал барон. — Может быть, я недооценивал своего племянника??

— Император еще не знает, — ответил он — Его сардукары конечно же сообщат ему об этом, но раньше, чем это случится, он получит по каналам СНОАМ мой собственный отчет. Я объясню, что благодаря счастливой случайности я обнаружил доктора без диплома. Доктора-самозванца, понимаешь? Поскольку каждый знает, что с Сак Скул спорить нельзя, подобное объяснение будет принято.

— Понятно, — протянул Раббан.

Барон подумал: «Я искренне надеюсь, что ты понимаешь, насколько жизненно важно оставить все это в тайне». Внезапно барон удивился сам себе. Зачем я это сделал? Зачем я посвятил в это своего племянника, этого кретина, племянника, который должен оставаться лишь орудием в моих руках? Барон разозлился на себя: ему казалось, что он сам себя предал.

— Это должно оставаться в тайне, — сказал Раббан. — Я понимаю.

Барон вздохнул.

— На этот раз я дам тебе другие инструкции насчет Арраки, племянник Прошлый раз, когда ты правил здесь, я тебя строго настрого ограничивал. На этот раз я поставлю только одно условие.

— Какое, мой господин?

— Размеры годового дохода.

— Годового дохода?

— Представляешь ли ты, Раббан, сколько мы потратили на переброску войск и подавление Атридесов? Знал ли ты когда-нибудь, как дороги лицензии Союза на переброску военной силы?

— Очень дороги?

— Очень!

Барон ткнул в сторону Раббана толстым пальцем.

— Ты должен выжимать из Арраки все до последней капли. Но даже и тогда нам потребуется более шестидесяти лет, чтобы покрыть расходы.

Раббан открыл рот и снова его закрыл.

— Дороги! — фыркнул барон. — Проклятый Союз, монополизировавший Космическое пространство, наверняка разорил бы нас, если бы я давным-давно не начал беспокоиться об этой статье расходов. Тебе следовало бы знать, Раббан, какие убытки мы понесли Мы заплатили даже за перевозку сардукаров. И уже не в первый раз барон подумал: придет ли когда-нибудь конец власти Союза? Они коварны — они ставят заказчика в такие условия, что он не может возражать и платит, платит! А когда речь заходит о военных авантюрах, их требования переходят всякие границы.

«Цена риска», — объяснял вкрадчивый агент Союза За каждого агента, которого вы вводите в систему банка Союза, они вводят двоих в вашу систему. Невыносимо!

— Значит, годовой доход... — тупо сказал Раббан.

Барон сжал пальцы в кулак.

— Твоя задача выжимать и выжимать!

— И пока я выжимаю, я могу делать все, что захочу?

— Все.

— Артиллерия, которую вы привезли — сказал Раббан — Могу ли я...

— Я вывезу ее.

— Но...

— Такие игрушки тебе не понадобятся, они теперь бесполезны, и нам нужен металл. Они не могут действовать против поля, Раббан Было ясно, что люди герцога будут прятаться в пещерах и среди скал. Где же еще прятаться на этой мерзкой планете? Наши пушки могли их там достать Это был расчет на неожиданность.

— Свободные защитными полями не пользуются.

— Если хочешь, можешь оставить себе несколько ласганов. — Спасибо, мой господин. Так вы говорите, что у меня развязаны руки? — Да, пока ты будешь выжимать.

Раббан зловеще улыбнулся.

— Я все понял, мой господин!

— Ничего ты не понял, — проворчал барон — Давай с самого начала поставим все на свои места Ты должен понимать и помнить одно — как выполнять мои приказы. Приходило когда-нибудь тебе в голову, племянник, что на этой планете живут по крайней мере пять миллионов человек?

— Разве мой господин забыл, что я был здесь раньше наместником? И да простит меня мой господин, его цифры, возможно, чересчур занижены. Трудно подсчитать население, рассыпанное там и здесь, по котловинам и низинам. А когда считаешь Свободных...

— Свободные не стоят того, чтобы их считать!

— Простите меня, мой господин, но сардукары думают иначе.

Барон с сомнением взглянул на племянника:

— Ты что-нибудь знаешь?

— Когда я прилетел сюда вчера вечером, моего господина еще здесь не было. Я... вошел в свободный контакт с некоторыми из офицеров. Они говорят, что где-то на юге группа Свободных напала на сардукаров и уничтожила их.

— Уничтожила сардукаров?

— Да, мой господин.

— Этого не может быть!

Раббан лишь пожал плечами.

— Чтобы Свободные одержали победу над сардукарами! — негодующе фыркнул барон.

— Я повторяю то, что слышал. Говорят, что эти Свободные захватили в плен грозного Зуфира Хавата.

Барон понимающе улыбнулся.

— Я верю этому сообщению. Вы не знаете, какую проблему здесь представляют Свободные.

— Возможно. Но те, кого видели твои лейтенанты, не были Свободными. Это были люди Атридеса, обученные Хаватом и переодетые в форму Свободных. Это единственно возможный ответ.

Раббан снова передернул плечами.

— Но сардукары считают, что это действительно были Свободные. Сардукары уже разрабатывают план уничтожения всех Свободных.

— Это хорошо!

— Но...

— Это займет сардукаров А Хават скоро будет у нас, я это чувствую! О, какой это будет день! Сардукары будут зря рыскать по пустыне, а главный приз будет у нас.

— Мой господин... — Раббан нахмурился — Я и раньше чувствовал, что мы недооцениваем Свободных, как количественно, так и качественно...

— Не думай о них, мой мальчик. Они — чернь. Нас больше интересует население малых и больших городов, деревень. Там живет множество народа, не так ли?

— Так, мой господин.

— Они беспокоят меня, Раббан.

— Беспокоят вас?

— О... девяносто процентов из них не доставляет никаких хлопот. Но остальные Малые дома, самолюбивые люди, которые могут затеять опасные игры. Если один из них удерет с Арраки, захватив донесение о том, что произошло, я буду не доволен. Ты знаешь Раббан, как выражается мое неудовольствие.

Раббан сглотнул слюну.

— Ты должен немедленно взять заложников из каждого Малого дома. Все, кто живет вне Арраки, должны думать, что воина здесь велась только между домами, понятно? Сардукары не принимали в ней участия. Герцогу было предложено изгнание, но он умер в результате несчастного случая раньше, чем успел согласиться. Вот такая версия. И любые слухи насчет пребывания здесь сардукаров должны решительно пресекаться.

— Как того желает император?

— Как того желает император.

— А как быть с контрабандистами?

— Контрабандисты не в счет. Их терпят, но никто им не верит. Во всяком случае, тебе придется кое-кого подмазать и принять другие меры, на которые, я знаю, ты мастер.

— Да, мой господин.

— Итак, запомни две вещи: годовой доход и кулак, не знающий милосердия. Никакой жалости! Думай об этом сброде так, как он того заслуживает: рабы, завидующие своим хозяевам и ожидающие возможности, чтобы восстать.

— Нужно ли истреблять всю планету?

— Истреблять? — лицо барона выразило изумление — Кто говорит об истреблении?

— Я понял так, что вы собираетесь перевозить сюда новое племя и...

— Я сказал «выжимать», племянник, а не «истреблять»! Не стоит зря растрачивать людские резервы, нужно лишь направить их в русло подчинения. Ты должен быть плотоядным животным, мой мальчик, — он улыбнулся, и его лицо приняло почти детское выражение. — Плотоядные животные никогда не останавливаются, они не знают милосердия. Милосердие — это химера. Оно смолкает, когда желудок урчит от голода, когда горло вопиет от жажды Ты должен быть всегда голоден, всегда испытывать жажду! — Барон нежно погладил свой живот. — Как я сам.

— Понимаю, мой господин — Раббан отвел глаза в сторону.

— Теперь все ясно, племянник?

— Кроме одного, мой господин, как быть с планетологом Кайнзом.

— Ах, да, Кайнз.

— Он человек императора. Он может приезжать и уезжать, когда захочет; он близок к Свободным и женат на Свободной.

— До наступления завтрашней ночи Кайнз будет мертв. — Убийство слуги императора — опасное дело, дядя.

— А почему ты думаешь, что я буду действовать сгоряча? — спросил барон. Он говорил тихо и, казалось, с трудом сдерживался — Кроме того, тебе нечего бояться, что Кайнз покинет Арраки Ты забываешь, что он не может существовать без спайса Такие люди ни за что не пойдут на риск лишиться наркотика.

— Вы правы, — согласился Раббан.

Они молча переглянулись.

— Кстати, одной из первых твоих забот будет мой собственный запас спайса, — сказал барон. — После этого безумного налета людей герцога осталась лишь ничтожная часть того, что мы хранили для продажи.

Раббан кивнул, и лицо барона прояснилось.

— Итак, завтра утром ты соберешь все, что осталось от местного самоуправления, и скажешь им: "Наш великий падишах-император повелел мне владеть этой планетой и положить конец всем распрям!?

— Я понимаю, мой господин.

— На сей раз я в этом не сомневаюсь. Завтра мы все обсудим в деталях, а теперь дай мне продолжить свои сон.

Барон убрал защитное поле у двери и проводил глазами племянника. «Ума палата, — подумал барон — Он думает только мускулами. Когда он за них возьмется, кровь будет хлюпать под ногами. Потом, когда я пришлю Фейд-Рауса снять бремя с их плеч, они сочтут его спасителем и воспрянут духом. Возлюбленный Фейд-Раус, спасший их от зверя! Фейд-Раус станет человеком, за которым идут, за которого умирают. К тому времени мальчик узнает, как надо угнетать без риска для себя».

Глава 5

В возрасте пятнадцати лет он уже познал тишину.

Принцесса Ирулэн.

История детства Муаддиба.

По мере того как Пол сражался с бурей, он осознавал, что четко рассортировывает сплоченные в шторме силы природы и мгновенно рассчитывает их, используя свои большие, чем у ментата, способности. Он чувствовал фронты, лавины, пыль, вихри и завихрения. Внутренняя часть кабины походила на нагретый ящик, освещенный зеленоватым светом приборов. Коричневая завеса пыли за ней казалась беспросветной. «Я должен отыскать нужный вихрь», — подумал он. Он уже давно чувствовал, что сила ветра уменьшается, но их трясло все сильнее.

Вихрь налетел так внезапно, что судно затрепетало. Пол был готов к этому: не впадая в панику, он бросил топтер влево. Джессика увидела этот маневр и уцепилась за спинку сиденья.

Вихрь развернул их, крутя и опрокидывая. Он поднял топтер, как гейзер щепу, проглотил его и изрыгнул крылатую пушинку внутри громоздкого песчаного клубка, освещенного месяцем.

Пол посмотрел вниз, увидел столб горячего воздуха, извергнувшего их, столб шторма, становившегося все уже и уже, точно река, исчезающая в песках пустыни. Вот он превратился в серую полоску в свете луны, и она уходит вниз и делается все уже, все тоньше, в то время как топтер взмывает вверх.

— Мы выбрались, — прошептала Джессика, не веря себе.

Пол бросал из стороны в сторону судно, вырывая его из облака рыли до тех пор, пока не увидел звездное небо.

— Мы ушли от них, — сказал он.

Джессика ощутила, как колотится у нее сердце. Заставив себя успокоиться, она посмотрела на исчезающий внизу смерч. Чувство времени говорило ей, что они пробыли внутри этой первобытной бушующей стихии четыре часа, но часть ее разума считала, что полет продолжался целую жизнь. Она почувствовала себя родившейся заново. "Это было как Молитва, от страха подумала она. — Мы смотрели стихии в лицо и не сопротивлялись ей. Шторм прошел сквозь нас и вокруг нас, а мы остались?

— Мне не нравится, как шумят крылья, — сказал Пол. — Должно быть, там поломка.

Его руки дрожали от напряжения. Но как бы там ни было, теперь опасность была позади и он мог вздохнуть с облегчением.

Они выбрались из шторма, но дар предвидения не вернулся к нему. Вола занимал вопрос: что же лежит в основе этого периодически возникающего и исчезающего знания. Он догадывался, что дело отчасти было в спайсовой пище на Арраки, но вместе с тем могли иметь значение и его собственные деяния. Он знал, что слова могли обладать собственной магической силой, снимающей страх.

"Я не буду бояться...?

Как бы то ни было — он был жив, несмотря на усилия злобствующих "Сил, и чувствовал себя балансирующим на краю самопознания, что не могло бы произойти без магии самовнушения.

Слова из Оранжевой Католической Библии зазвучали в его мозгу: "Каких же чувств мы все лишены, если не можем видеть и слышать окружающий нас, другой, мир!?

— На нас надвигаются скалы, — предупредила его Джессика.

Пол тряхнул головой и сфокусировал внимание на управлении топтером, отгоняя посторонние мысли. Он посмотрел в ту сторону, куда показывала мать, и увидел впереди и справа от себя темные силуэты скал. В ноги ему начало дуть, струя песка залетела в кабину: где-то была дыра, которую, наверное, проделал шторм.

— Лучше бы сесть на песок, — высказала свои сомнения Джессика. -Крылья могут не выдержать полного торможения.

Он кивком головы указал туда, где в свете луны поднималась из песка скалистая гряда.

— Сядем возле тех скал. Проверь крепления.

Она повиновалась. «У нас есть вода и стилсьюты. Бели мы найдем воду, то сможем продержаться в пустыне долгое время. Живут же здесь Свободные. Что могут они, сможем сделать и мы», — размышляла она сама с собой.

— Как только мы приземлимся, сразу беги к скалам, а я возьму сумку.

— Но что, если черви... — она запнулась и посмотрела на сына с испугом.

— Черви — наши помощники, — успокоил ее Пол. — Они съедят топтер и уничтожат следы нашей посадки?

«Как ясно он мыслит» — подумала Джессика.

Они спускались все ниже... ниже. Темные гряды скал, поднимающиеся из песка, словно острове из моря, становились все ближе. Топтер мягко коснулся вершины дюны, взметнул струю песка, коснулся другой дюны...

«Он гасит скорость о песок», — подумала Джессика, восхищаясь его мастерством.

— Пристегнись, — предупредил Пол.

Он потянул на себя рычаг тормоза крыльев — сначала мягко, потом ее сильнее и сильнее. Крылья приняли чашевидную форму и начали складываться. В них засвистел ветер. Внезапно без перехода левое крыло завернулось кверху и внутрь, хлестнув по боковой части топтера. Судно занесло на вершину дюны и накренило влево Затем оно взлетело на следующую дюну и зарылось в нее носом, подняв целый фонтан песка. Топтер завалился на сломанное левое крыло, так что правое оказалось торчащим вверх.

Пол рванул защитные ремни и рывком открыл кабину. В нее сейчас же набился песок, принеся с собой запах нагретого камня. Пол схватил сумку с заднего сиденья и увидел, что его мать освободилась от ремней Встав на правое сиденье, она перебралась в боковую часть топтера, обшитую металлом. Пол последовал за ней, таща сумку за тесемки.

— Беги! — приказал он матери, указав на дюну впереди, за которой виднелась высокая скала, иссеченная ветром. Джессика соскочила с топтера и побежала, карабкаясь на дюну, слыша за собой тяжелое дыхание Пола. Они добрались до песчаного гребня, выгибающегося в сторону.

— Держись гребня, — велел ей Пол. — Так будет быстрее.

Увязая в песке, они устремились к скалам. И тут они услышали незнакомые звуки, шипение, шелест осторожного скольжения по песку...

— Червь! — догадался Пол. Звук становился громче.

— Быстрее!

Первый уступ скалы, выступающий из песка, как береговая полоса, лежал не более чем в десяти метрах впереди, когда они услышали за собой звук разламываемого металла. Пол перебросил сумку в левую руку, она била его по бедру; другой рукой он схватил мать за руку. Они вскарабкались на скалу и устремились дальше — по изогнутому, высеченному ветром туннелю. Во рту у них пересохло, воздух с трудом проходил через воспаленное горло.

— Я не могу больше!.. — взмолилась Джессика.

Пол остановился и посмотрел на пустыню. Там, параллельно их скале, двигалась извилистая насыпь, песок вздымался и опадал почти на уровне лица Пола, на расстоянии примерно километра. В одном месте линия сглаженных дюн делала резкую петлю — там, где они оставили сломанный орнитоптер. Там, где побывал червь, не было видно никаких следов их судна! Движущаяся насыпь уходила в пустыню, возвращаясь на прежний путь в поисках пищи.

— Они больше, чем космические корабли Союза, — прошептал Пол. — Мне говорили, что в открытой пустыне черви очень большие, но я не представлял себе их размеров. — Я тоже... — выдохнула Джессика.

Существо направлялось к горизонту. Они стояли и слушали до тех пор, пока звуки его движения не затерялись в окружающих песках.

Пол перевел дух, посмотрел на луну и процитировал слова из Китаб ал-Ибар: «Путешествуй ночью, а днем оставайся в тени». Он посмотрел на мать.

— У нас в запасе есть несколько часов. Ты можешь идти?

— Дай мне перевести дух...

Пол шагнул на уступ, взвалил сумку на плечи и приладил лямки. С минуту он стоял, глядя на паракомпас в руке.

— Пора! — сказал он.

Она оттолкнулась от скалы, чувствуя себя отдохнувшей.

— В каком направлении мы пойдем?

— В том, куда ведет нас гребень, — он указал рукой.

— Дальше в пустыню?

— В пустыню Свободных, — прошептал он и замолчал, потрясенный воспоминаниями о той картине, которую так ясно рисовал на Каладане его разум Он видел уже эту пустыню, но очертание видений было не сколько иным, подобно оптическому изображению, что исчезает в сознании, поглощенное памятью, и не может проявиться полностью, перебиваемое реально видимой картиной Видение появлялось перед ним в различных ракурсах, пока он стоял, потрясенный.

?В видении с нами был Айдахо, но сейчас Лйдахо мертв", — вспомнил он. — Ты видишь путь, по которому нам надо идти? — спросила Джессика, неверно истолковав его молчание.

— Нет, но это не имеет значения — Он поправил сумку за плечами и двинулся по скале Углубление вело к залитому лунным светом подножию скалы, откуда она расходилась отрогами к югу. Пол направился к первому отрогу и вскарабкался на него; Джессика последовала за ним. Теперь она отмечала все, что встречалось на их пути — ложбины, заполненные песком, для прохождения которых им приходилось замедлять шаги, острые выступы хватаясь за которые, они ранили себе руки; преграды, предлагающие им выбор — идти через них или обходить Местность подчиняла их собственному ритму Они заговаривали лишь тогда, когда в этом была необходимость, и тогда хриплый тембр их голосов выдавал их напряжение.

— Осторожней здесь! Гребень скользкий под песком.

— Смотри, не ударься об этот выступ головой.

— Давай переждем за этим уступом луна светит нам в спину, и нас могут увидеть.

Пол остановился в углублении скалы и поставил сумку на камни Джессика прислонилась к скале рядом с ним, довольная передышкой Она слышала, как Пол потянулся к трубке стилсьюта и сделал глоток своей Собственной, регенерированной из его тела воды На вкус вода была солоноватая, и она вспомнила воду Каладана — высокие фонтаны, бьющие струями к небу. А Джессика думала только о том, чтобы остановиться и отдохнуть по-настоящему. Ей пришла в голову мысль, что милосердие — что возможность остановиться даже на мгновение. Без отдыха нет милосердия.

Пол оттолкнулся от скалы и выбрался на ровную поверхность. Вздохнув, Джессика последовала его примеру. Они спустились на широкую площадку, со всех сторон окруженную острыми шпилями скал. И снова они включились в ни на что не похожий ритм движения по этой неприютной земле.

Пыль забивала носовые фильтры, и ее приходилось выдувать. Спекшиеся комочки песка и мелкий гравий катались под обувью на твердой поверхности и на них можно было поскользнуться. Осколки камней ранили ноги, которые вязли в глубоком песке, затруднявшем ходьбу.

Пол резко остановился на одном из уступов и подождал мать. Она подошла и, проследив направление его взгляда, увидела, что они стоят на скале, а внизу, метрах в двухстах, начинается пустыня, похожая на океан. Она лежала перед ними, освещенная луной бескрайние пески, сливавшиеся у линии горизонта в неясную серую массу.

— Так вот что называют Открытой пустыней — подавленно произнесла Джессика.

— Она огромна, — глухо отозвался Пол.

Джессика посмотрела налево и направо: ничего, кроме песка. Пол пристально смотрел вперед на дюны, на отбрасываемые ими тени.

— Нам нужно пройти примерно три-четыре километра, — сказал он.

— А черви...

— Ничего не поделаешь — другого выхода нет.

Она сосредоточилась на своей усталости, на боли в мускулах, притупляющей чувства.

— Может быть, мы отдохнем и подкрепимся?

Пол снял сумку и сел. Джессика оперлась о его плечо и пристроилась на камень рядом с ним. Пол порылся в сумке.

Она ощутила сухость его руки, когда он положил ей на ладонь две капсулы. Она проглотила их и запила глотком воды из своего стилсьюта.

— Выпей всю свою воду, — сказал Пол. — Аксиома: самым лучшим местом для хранения воды является собственное тело. Она увеличит твою энергию, ты станешь сильнее. Доверяй своему стилсьюту.

Она послушалась и, опустошив свой запас, почувствовала, как к ней возвращаются силы. Потом она подумала, какими мирными были эти минуты их отдыха, и вспомнила слова, слышанные от Гурни Хэллека: «Лучше сухой кусок и спокойствие духа, чем дом, полный добра и распрей». Джессика повторила эти слова Полу.

— Гурни, — произнес он.

Она уловила интонацию его голоса — так говорят об умерших — и подумала: «И добрый бедный Гурни, может быть, уже мертв». Люди Атридесов либо погибли, либо попали в плен, либо, подобно им, скитаются по безводной пустыне.

— У Гурни была подходящая цитата на каждый случай жизни, — сказал Пол. — Я как будто слышу его сейчас: «И я осушу реки и отдам землю в руки злых сил, я сделаю землю большой — и все это здесь, руками пришельцев». Джессика закрыла глаза, с трудом сдерживая слезы.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Пол.

Она поняла, что его вопрос относится к ее беременности, и ответила:

— Твоя сестра родится еще не скоро Я чувствую себя нормально.

И она подумала: «До чего же формально я отвечаю собственному сыну!» Поскольку в правилах Бене Гессерит было все объяснять, она поискала причину этой формальности и нашла ее: «Я боюсь собственного сына, я боюсь его способности видеть будущее, я боюсь того, что он может мне сказать». Пол надвинул капюшон на глаза, вслушиваясь в осторожные шорохи ночи.

У него зачесался нос. Он потер его, убрал руку и почувствовал сильный запах циннамона.

— Где-то неподалеку залежи меланжевого спайса, — сказал он.

Легкий ветерок тронул щеки Пола, заиграл складками его бурнуса Но этот ветер не таил в себе угрозы шторма — Пол уже научился распознавать ее.

— Пойдем? — спросил он.

Джессика кивнула.

— Есть способ без риска перебраться через открытые пески, — сказал Пол. — Свободные это делают.

— Как?

— Если бы мы здесь, у этого камня, соорудили тампер из фремкита, это заняло бы червя на некоторое время.

Она взглянула на залитую лунным светом пустыню между ними и другой грядой скал.

— Четыре километра... Сколько это займет времени?

Пол не ответил ей, думая о другом:

— Если мы проделаем этот путь, издавая лишь звуки, которые не привлекут внимание червя...

Пол изучал открытую пустыню, вопрошая свою память предвидения, исследуя туманные намеки на фремкит в руководстве, которое находилось в аварийной сумке. Ему показалось странным, что его единственным чувством при мысли о червях был всепоглощающий страх. Он знал — и это знание лежало на поверхности общих знаний, — что черви должны вызывать чувство уважения, а не страха, если только... если... Он покачал головой, бессильно остановившись перед неким порогом знания.

— Эти звуки не должны быть ритмичными, — сказала Джессика.

— Да, мы должны нарушить правильное чередование наших шагов. Кроме того, сам песок сдвигается время от времени. Черви ведь не могут исследовать каждый малейший звук... Нам с тобой следовало бы хорошенько отдохнуть перед трудной дорогой.

— Где мы проведем день?

Пол указал влево.

— Оттуда к северу тянутся отроги скал. Ветер ясно дует в ту сторону там должны быть глубокие пещеры.

— Тогда пойдем, — предложила она.

Он встал и помог ей подняться.

— Ты готова к спуску? Мне бы хотелось разбить палатку ближе к краю пустыни.

Джессика кивком головы дала понять, что можно начинать спуск.

Он поднял мешок, укрепил его за плечами и повернулся к спуску. «Если бы у нас были суспензоры! — подумала Джессика, — Было бы так просто спрыгнуть вниз. Но, возможно, суспензоры привлекают червей».

Они подошли к уступам, ведущим вниз, и увидели освещенную лунным светом расщелину, которая спускалась к ровной площадке.

Пол начал спуск, двигаясь осторожно, но поспешая, так как лунный свет мог в любой момент исчезнуть. Они спускались в мир все более глубоких теней. Вокруг них силуэты скал тянулись все выше к звездам. Теперь они были на краю серого песчаного склона, который вел вниз, в темноту.

— Будем спускаться? — прошептала Джессика.

— Думаю, да.

Он попробовал грунт ногой.

— Мы можем съехать вниз, — сказал он. — Я пойду первым. Подожди, пока не услышишь мой сигнал снизу.

— Осторожнее.

Пол ступил на склон и заскользил вниз по его мягкой поверхности почти до самого низа.

Позади него послышались звуки осыпающегося песка Он попытался разглядеть что-нибудь в темноте, но его едва не сбила лавина песка Потом наступила тишина.

— Мама! — позвал он.

Ответа не было.

— Мама!!

Он сбросил мешок, кинулся на склон, карабкаясь, копая, разгребая песок словно сумасшедший.

— Мама! — он задыхался — Мама, где же ты?

Тут на него обрушилась новая лавина песка, засыпав его по пояс Он с трудом высвободился.

«Она попала под лавину, — думал он. — Она погребена под ней Я должен взять себя в руки и действовать разумно и осторожно Она не может задохнуться сразу. Она приостановит дыхание по методу пранабинду и сохранит кислород. Она знает, что я отрою ее».

Пользуясь приемом Бене Гессерит, Пол успокоил бешеный стук своего сердца и полностью очистил мозг, в котором теперь можно было писать, как на чистой грифельной доске Все, даже самые маленькие, повороты и изменения собственного скольжения по склону восстановились, медленно проплывая в его памяти, хотя на это потребовалось не больше доли секунды реального времени.

Вскоре Пол уже двигался наискосок по склону, прощупывая песок, пока не добрался до стены уступа Он начал осторожно копать в этом месте, стараясь избежать еще одного оползня Вот он наткнулся на ткань освободил руку, осторожно очистил лицо.

— Ты слышишь меня? — прошептал Пол.

Ответа не было.

Он начал рыть быстрее и освободил плечи Мать лежала на его руках без дыхания, но он ощутил медленные удары сердца.

— Бинду-суспензия, — определил Пол.

Он освободил ее тело до талии. Положив ее руки себе на плечи, Пол начал толкать ее перед собой вниз по склону, сначала медленно, потом все быстрее, чувствуя, что песок пришел в движение. Теперь он толкал ее изо всех сил, с трудом удерживая равновесие. Как только они очутились внизу, он тотчас подхватил тело и, шатаясь, побежал прочь Почти сразу же весь песчаный склон пришел в движение и обрушился вниз с угрожающим гулом, отраженным и усиленным окрестными скалами.

Пол остановился у края расщелины, под которым метрах в тридцати виднелись дюны, осторожно положил безвольное тело матери на песок и произнес то слово, которое должно было вывести ее из состояния каталепсии. Мало-помалу она начала пробуждаться, дыхание ее становилось все глубже.

— Я знала, что ты меня найдешь, — прошептала она.

Он оглянулся назад со словами.

— Может быть, я поступил бы более милосердно, не сделав этого.

— Пол!

— Я потерял мешок Он погребен под сотнями тонн песка.

— Все?

— Запасы воды, стилтент — все! — Он обшарил карманы — Остался паракомпас, нож и бинокль, чтобы мы могли хорошенько рассмотреть то место, которое станет нашей могилой.

В это мгновение солнце поднялось над горизонтом слева от расщелины Пески открытой пустыни заиграли разноцветными огнями. В укромных, прячущихся среди скал уголках защебетали птицы Но Джессика видела застывшее отчаяние на лице Пола Намеренно презрительным тоном она сказала: — Тебя этому учили?

— Неужели ты не понимаешь? — спросил он — Мы потеряли все, без чего не можем выжить.

— Зато ты нашел меня, — теперь ее голос был мягким и рассудительным. Пол сел на корточки и посмотрел на вновь образовавшийся склон, изучая его и отмечая те места, где песок был не таким плотным.

— Если бы мы смогли изолировать небольшое пространство на склоне, то, может быть, нам удалось бы проделать шахту к тому месту, где находится мешок. В этом могла бы помочь вода, но у нас ее так мало... — Он оборвал себя, потом сказал: — Пена...

Джессика боялась шевельнуться, чтобы не нарушить ход его мыслей. Пол посмотрел на дюны, исследуя их не только глазами, но и ноздрями, ища то, что ему нужно. Наконец он сосредоточил свое внимание на темных пятнах на песке.

— Спайс! — сказал он. — Он насыщен щелочью А у меня есть паракомпас, одно из свойств которого — кислотность.

Пол встал и прошел по плотно утрамбованной ветром поверхности расщелины — до самой пустыни Джессика наблюдала за тем, как он идет — шаг, пауза... шаг, пауза... скольжение В его движении не было никакого ритма, который мог бы подсказать мародеру-червю о том, что кто-то движется по пустыне.

Пол дотянулся до спайса, сгреб сто холмик в полу плаща и вернулся к расщелине. Он ссыпал спайс перед Джессикой, сел на корточки и принялся с помощью лезвия ножа разбирать паракомпас. Вскрыв его. Пол сиял с себя пояс, чтобы разложить на нем части компаса: коробку основного устройства, дисковый механизм.

— Тебе понадобится вода, — сказала Джессика.

Пол снял со своего лица трубку-улавливатель влаги, закупорил ее и поставил на место. «Сколько воды будет потеряно, если это не получится! подумала Джессика. — Впрочем, теперь это уже не имеет значения».

С помощью ножа Пол открыл коробку основного устройства и бросил его кристаллы в воду. Они слегка вспенились и осели.

Глаза Джессики уловили движение над ними. Она посмотрела вверх и увидела сидящих на краю расщелины ястребов. Они жадно смотрели на открытый резервуар с водой.

Пол снова закрыл паракомпас крышкой, оставив поднятой вправленную в нее кнопку, что оставило узкий проход для воды. Взяв в одну руку готовый прибор, а в другую горсть спайса. Пол повернулся к расщелине. И принялся тщательно изучать склон. Лишенное пояса, его одеяние мягко колыхалось. Он медленно двинулся вверх по склону, раздвигая плотные скопления песка. Вдруг он резко остановился, прижал спайс к паракомпасу и встряхнул его. В том месте, где находилась вделанная в крышку кнопка, поднялась зеленая пена. Пол дал пене упасть на песок, отчего в месте ее падения образовалось небольшое углубление. Пол начал разгребать — вокруг него песок. Джессика подошла ближе к краю расщелины и спросила.

— Я могу тебе помочь?

— Поднимайся сюда и копай, — ответил он — Нам предстоит проделать отверстие глубиной примерно в три метра — Пока он говорил, пена перестала капать с прибора.

— Быстрее, — торопил ее Пол — Кто знает, как долго эта пена сможет удерживать песок.

Джессика вскарабкалась к Полу, а он в это время насыпал другую порцию спайса и встряхнул паракомпас Из отверстия снова начала падать пена Пол направил струю ясны в песок, а Джессика обеими руками разгребала его и отбрасывала вниз по склону.

— Какая примерно глубина? — спросила она, тяжело дыша.

— Около трех метров Но ведь я лишь приблизительно могу определить направление Может, нам придется расширить дыру — Он подвинулся, споткнувшись на груде отброшенного песка — Старайся захватывать пошире. Джессика послушно копала Дыра медленно углублялась, но никаких следов мешка не было видно «Может, я ошибся в своих вычислениях? — спросил себя Пол. — Ведь именно я поддался панике и допустил эту ошибку. Могло ли это повлиять на мои способности?» Он посмотрел на паракомпас осталось меньше двух унций кислоты.

Джессика стояла в яме и вытирала испачканные пеной щеки Ее глаза встретились с глазами Пола.

— Осторожно! — Он добавил спайса в резервуар и направил струю пены в верхний, твердый край ямы Джессика поспешно начала ее расширять Не прошло и минуты, как она наткнулась на что-то твердое — это была лямка мешка.

— Не трогай больше песок! — предупредил ее Пол — Пена кончилась.

Не выпуская лямки, Джессика подняла к нему лицо Отшвырнув бесполезный теперь паракомпас. Пол сказал.

— Дай мне свою свободную руку! А теперь слушай меня: песок сейчас осыпется. Главное — береги голову и не отпускай лямку Не бойся ничего, я тебя откопаю.

— Я все поняла.

— Ты готова?

— Да — Она изо всех сил вцепилась в лямку мешка.

Одним рывком Пол выдернул ее наполовину из ямы и прижал к себе ее голову В ту же секунду пена отступила и песок хлынул в яму Когда яму засыпало, Джессика оказалась по грудь в песке. Ее опущенное левое плечо, придавленное песком, нестерпимо ныло от напряжения.

— Я держу ее, — сказала она.

— Только бы она не лопнула — Пол осторожно запустил руку в песок и нащупал лямку.

Пока они откапывали мешок, сверху ссыпалась еще порция песка Когда лямка оказалась на поверхности. Пол отпустил ее и освободил мать Вдвоем они вынули мешок и стащили его вниз по склону.

Через несколько минут они уже стояли внизу, мешок лежал между ними. Пол посмотрел на мать: лицо ее было мокрым от пены, к нему прилип песок. Она выглядела так, как будто ее забросали комьями зеленого песка.

— У тебя неважный вид, — посочувствовал он.

— Ты тоже далеко не красавец.

Оба от души рассмеялись.

— Это случилось по моей оплошности, — сказал Пол.

Она лишь повела плечами, чувствуя, как при малейшей движении от ее плаща отлетают комья песка.

— Я поставлю тент, — сказал Пол. — А ты сними плащ и отряхни его. -Ом наклонился и взялся за мешок.

Джессика устало кивнула.

— В камне продолблены дыры, — крикнул ей Пол. — Кто-то уже ставил здесь палатку.

Место было удобное, защищенное скалами. Оно было достаточно высоко над пустыней, чтобы обеспечить защиту от червей, и в то же время достаточно близко от песков, чтобы приютить их перед решающим броском через пустыню.

Она обернулась и увидела, что сын уже установил тент и очень удачно: его пологие края смыкались с каменными стенами расщелины. Пол прошел мимо нее и поднес к глазам бинокль. Быстро настроив его, он поймал в окуляры утес, золотисто-коричневой стеной возвышающийся прямо напротив их стоянки и отделенный от нее четырехкилометровой полосой песков. Джессика наблюдала за тем, как ее сын изучает апокалиптический пейзаж, будто ощупывая взглядом песчаные реки и каньоны.

— Там что-то растет, — сказал он.

Джессика нашла в мешке запасной бинокль и встала рядом с Полом.

— Вон там, — сказал он, держа в одной руке бинокль, а другой указывая вдаль.

Она посмотрела в том направлении.

— Это — сагуаро, — сказала она. — Сухое растение.

— Поблизости от него могут быть люди.

— А может быть, это остатки ботанической исследовательской станции, возразила она.

— Для станции слишком далеко.

Опустив бинокль, он потер место под фильтровой перегородкой, чувствуя, как сухи и воспалены его губы, ощущая пыльный вкус жажды во рту. — Похоже на стоянку Свободных, — сказал он.

— Ты уверен, что Свободные отнесутся к нам дружелюбно?

— Кайнз обещал нам помощь.

«В людях этой пустыни есть отчаяние, — подумала она. — Я почувствовала это сегодня в себе Отчаявшиеся люди могли бы нас убить ради нашей воды». Она закрыла глаза, и, заслоняя собой беспредельные пространства пустыни, в памяти ее возникли картины Каладана. Однажды, еще до рождения Пола, она совершила с герцогом Лето прогулку по Каладану Они пролетали над южными джунглями, над бурыми зарослями сорной травы и рисовыми полями в дельтах И они видели ползущих среди зелени муравьев-рабочих, тащивших свой груз на суспензорных коромыслах. А на воде покачивались белые монетки одномачтовых судов. Все это было — и ушло... Джессика открыла глаза и снова оказалась в тишине пустыни.

Потеплевший воздух указывал на приближение нового дня. Над песком уже начали подниматься струйки нагретого воздуха И тут они услышали звуки, которые, раз услышав, никогда не забудешь.

— Червь, — прошептал Пол.

Он появился справа с тем беззаботным величием, которое не может не привлекать к себе внимание. Извивающаяся лента движущегося песка появилась в поле их зрения. Лента то поднималась, то опадала, как пена на воде. Она постепенно смещалась влево, потом исчезла. Звук стал тише, пока не пропал совсем.

— Мне случалось видеть космические фрегаты меньших размеров, прошептал Пол.

Она кивнула, продолжая смотреть в пустыню. Там, где прошел червь, осталась глубокая колея. Она тянулась справа налево, удручающе бесконечная, похожая на линию горизонта, перенесенную ближе.

— Когда мы отдохнем, — сказала Джессика, — нужно будет продолжить наши занятия.

Сдерживая внезапный приступ гнева, он сказал.

— Мама, не думаешь ли ты, что мы можем обойтись без...

— Сегодня ты поддался панике. Пол. Возможно, что ты знаешь свое сознание лучше, чем я, но о пранамускулатурной организации своего тела тебе предстоит еще кое-что узнать. Иногда тело действует независимо от сознания, само по себе, и здесь я могу тебя кое-чему научить. Ты должен уметь контролировать каждый мускул своего тела. Мы начнем с пальцев. — Она повернулась. — Идем под тент.

— Изучать свои мускулы! — Подумал он и посмотрел на свою руку. Какой жалкой она показалась ему по сравнению с таким существом, как червь!

Глава 6

Мы прилетели с Каладана, райского мира для нашей формы жизни. На Каладане не нужно было строить физического и умственного рая, достаточно было окружающей действительности. И цена, которую мы уплатили за это, была обычной ценой, которую люди платят за создание рая в собственной жизни — мы стали мягкими, мы потеряли свою остроту.

Принцесса Ирулэн.

Разговоры с Муаддибом.

— Так, значит, ты и есть знаменитый Гурни Хэллек? — спросил контрабандист.

Хэллек стоял в круглом помещении внутри пещеры Напротив него за металлическим столом сидел человек в одежде Свободных, но глаза его были лишь подсвечены голубым, и это означало, что в его рацион входит и внепланетная еда.

Комната была устроена по типу рубки командира космического фрегата: коммуникаторы и экраны вдоль изогнутой под углом в 30 градусов стены, дистанционно управляемые приборы и кресла управления, письменный стол в форме настенного прожектора.

— Я — Стабан Туек, сын Эсмера Туека, — сказал контрабандист.

— Значит, вы тот, кого я должен благодарить за оказанную мне помощь, — сказал Хэллек.

— Садись.

Складное сиденье типа корабельного появилось из стены, и Хэллек со вздохом облегчения опустился на него, вдруг поняв, как он измучен. Теперь он мог видеть свое лицо, отражающееся в гладкой темной поверхности за спиной контрабандиста. Морщины усталости на бугристом лице заставили его нахмуриться. Хэллек отвернулся от своего отражения и посмотрел на Туека. Он видел в его лице разительное сходство с отцом — темные, нависшие брови, крупные щеки и нос.

— Ваши люди сказали мне, что ваш отец убит Харконненами, — сказал Хэллек.

— Харконненами или предателями из ваших людей, — возразил Туек.

Гнев заставил Хэллека забыть про усталость. Он весь подобрался:

— Вы можете назвать имя предателя?

— Мы не вполне уверены.

— Зуфир Хават подозревает леди Джессику.

— А, колдунью Бене Гессерит... возможно. Но Хават теперь в плену у Харконненов. — Я слышал, — Хэллек тяжело вздохнул. — Похоже, что самое страшное для нас еще впереди.

— Мы не должны привлекать к себе внимание, — сказал Туек.

Хэллек будто окаменел.

— Ты и твои люди, которых мы спасли, можете найти убежище у нас, сказал Туек. — Ты говоришь о благодарности. Отлично. Отработаете нам свои долги после, мы придумаем, как использовать хороших людей. Но если вы открыто выступите против Харконненов, мы вас уничтожим.

— Но они убили твоего отца, дружище!

— Возможно, но если это и так, то я отвечу словами моего отца: «Камень тяжел, песок тоже весит немало, но ярость глупца тяжелее того и другого».

— Ты хочешь сказать, что оставишь все как есть? — фыркнул Хэллек.

— Разве ты слышал, что я так говорил? Я сказал только, что буду поддерживать наши контакты с Союзом. Союз требует, чтобы мы вели себя осторожно. Есть другие способы уничтожить врага.

— А-а...

— Вот именно: а-а! Если ты хочешь разыскать колдунью, можешь разыскивать. Но я хочу тебя предупредить, что, возможно, ты опоздал... И потом, мы сомневаемся, что она — именно та, кто тебе нужен.

— Хават редко ошибается.

— Хават позволил себе попасть в лапы Харконненов. — Вы думаете, он предатель?

Туек пожал плечами.

— Это только предположение. Мы думаем, что колдунья мертва. По крайней мере так считают Харконнены.

— Похоже на то, что вам много известно о Харконненах.

— Одни только слухи...

— Нас семьдесят четыре человека, — сказал Хэллек. — Если вы серьезно хотите, чтобы мы завербовались к вам, то вы должны верить в то, что герцог мертв. — Его тело видели.

— И мальчика тоже?.. Юного мистера Пола? — В горле у Хэллека встал ком.

— Согласно последнему полученному сообщению, он пропал со своей матерью в пустыне, во время шторма. Вряд ли даже их кости будут когда-нибудь найдены.

— Значит, колдунья мертва... и все остальные тоже?

Туек кивнул.

— И эта тварь, Раббан, как говорят, снова сядет на место правителя Дюны.

— Граф Раббан из Ланки Вейля?

— Да.

Нечеловеческим усилием Хэллек подавил приступ гнева. Тяжело дыша, он проговорил:

— С Раббаном у меня свои счеты. Я задолжал ему за убитых членов моей семьи... — Он тронул шрам на подбородке. — И вот за это...

— Нельзя рисковать всем, чтобы уравнять счет, — сказал Туек Нахмурясь, он наблюдал, как дергаются мускулы на лице Хэллека, и глаза его внезапно стали отчужденными.

— Я это знаю... знаю, — Хэллек глубоко вздохнул.

— Ты и твои люди можете работать на нас за пределами Арраки. Есть много мест...

— Я освобождаю своих людей от каких-либо обязательств передо мной. Они могут выбирать сами. Раз Раббан здесь, я остаюсь.

— Мы не уверены, что захотим этого, раз ты так настроен.

Хэллек пристально посмотрел на контрабандиста.

— Вы сомневаетесь во мне?

— Нет...

— Вы спасли меня от Харконненов Я хранил верность герцогу Лето бескорыстно. Я остаюсь на Арраки с вами... или со Свободными.

— Высказана мысль или нет, она существует и имеет свою власть, сказал Туек. — Ты можешь обнаружить однажды, что грань между жизнью и смертью у Свободных слишком тонка.

Хэллек прикрыл глаза и почувствовал, как его захлестывает теплая волна.

— Где же тот бог, который поведет нас через пустыню? — пробормотал он.

— Двигайся не торопясь, и день твоего мщения придет, — сказал Туек. -Поспешность — это изобретение шайтана. Охлади свою печаль, у нас есть все для этого Три вещи способны вернуть человеку покой вода, зеленая трава и женская красота.

Хэллек открыл глаза.

— Я предпочел бы кровь Раббана Харконнена, струящуюся у моих ног. -Он посмотрел на Туека — Ты думаешь, мой день придет?

— Мне мало известно о том, как ты встретишь свой завтрашний день, Гурни Хэллек. Я могу лишь помочь тебе встретить сегодняшний.

— Тогда я останусь у тебя до того дня, когда ты велишь мне отомстить за своего отца и остальных, которые...

— Послушай меня, воин, — сказал Туек. Он подался вперед, глядя в упор на Хэллека. Лицо контрабандиста внезапно стало похоже на иссеченный ветром камень. — Вода моего отца... Я верну ее сам, своим собственным ножом! Хэллек ответил Туеку таким же пристальным взглядом. Лицо контрабандиста напомнил ему в эту минуту лицо герцога Лето, лицо вождя, смелого человека, уверенного в себе и своих целях. Он был похож на герцога — каким тот был до Ар рак и.

— Ты хочешь, чтобы мой клинок был рядом с твоим? — спросил Хэллек.

Туек сел, молча изучая Хэллека.

— Ты видишь во мне воина? — настаивал Хэллек.

— Ты — единственный из лейтенантов герцога, кому удалось спастись, сказал Туек. — Враг действовал ошеломляюще, и все же ты вырвался из его лап.

— Ты сказал мне, что жизнь у Свободных может показаться мне тяжелой. Они живут в пустыне, в открытых песках?

— Один бог знает, где живут Свободные Мы считаем, что центральное плато — не место для человека Но я бы хотел поговорить подробнее о...

— Говорят, что Союз редко направляет спайсовые лихтеры в пустыню, сказал Хэллек. — Но ходят слухи, что и там можно найти зеленые участки, если только знаешь, где искать.

— Болтовня! — фыркнул Туек. — Ты что, хочешь выбирать между мной и Свободными? Мы располагаем относительной безопасностью. Наш сьетч врезается глубоко в скалы; наши базы спрятаны. Мы живем жизнью цивилизованных людей. Свободные же — это лишь несколько банд, которые мы используем для охоты за спайсом.

— Но они убивают Харконненов!

— И в результате за ними сейчас охотятся, как за дикими животными, с ласганами в руках, потому что у них нет защитных полей. Они истребляются. А все потому, что они убивали Харконненов. — А Харконненов ли они убивали?

— Что ты имеешь в виду?

— Разве ты не слышал, что с Харконненами были сардукары?

— Еще один домысел.

— Но погромы! Это не похоже на Харконненов Погром — напрасная трата времени.

— Я верю только тому, что вижу своими глазами. Ты должен сделать выбор или мы, или Свободные Я обещаю тебе убежище и возможность выпустить ту кровь, которую мы оба хотим выпустить Ты можешь быть в этом уверен. Свободные же предложат тебе только жизнь охотника.

Хэллек колебался. В словах Туека была мудрость и притягательная сила, и все-таки что-то, чего он сам не мог объяснить, вселяло в него тревогу.

— Доверяй своему опыту, — сказал Туек. — Чьи решения помогли твоим людям выстоять в битве? Вот и решай.

— Герцог и его сын действительно мертвы? Это точно?

— Так считают Харконнены. В таких вещах я склонен доверять Харконненам, — губы Туека тронула мрачная усмешка. — Но это единственное, в чем я им доверяю.

— Значит, точно, — повторил Хэллек. Он протянул руку и, согласно обычаю, прижал палец к ладони. — Я вручаю тебе мою шпагу.

— Я принимаю ее.

— Ты хочешь, чтобы я убедил своих людей?

— Стоит ли позволять им принимать самостоятельные решения?

— До сих пор они следовали за мной, но большая их часть — каланданцы. Арраки, по их мнению, совсем не то, что им нужно. Здесь они потеряли все, кроме жизней. Теперь я предпочел бы, чтобы они решали сами.

— Сейчас не время колебаться, — сказал Туск. — Им надо и сейчас следовать за тобой.

— Они нужны тебе?

— Мы всегда нуждались в опытных воинах, а сейчас — больше, чем когда-либо.

— Ты принял мой клинок. Ты хочешь, чтобы я убедил их?

— Я думаю, они пойдут за тобой, Гурни.

— Будем надеяться.

Хэллек с трудом поднялся со своего места — даже это движение отняло у него много сил.

— Пойду посмотрю, как они там устроились.

— Поговори с моим квартирмейстером. Его зовут Дриск. Скажи ему, что я хочу, чтобы вам были оказаны все почести. Я скоро и сам к вам приду. Мне только нужно проследить за отгрузкой спайса.

— Удача ходит повсюду, — сказал Хэллек.

— Да, но промедление в нашем деле удачи не принесет.

Хэллек кивнул и тут же услышал слабое шипение и почувствовал, как в спину ему ударила струя воздуха, когда открылись спрятанные в стене двери. Он повернулся и вышел из комнаты.

Он оказался в коридоре, по которому помощники Туека проводили его людей. Это было длинное и очень узкое помещение, переделанное из естественного углубления в пещере. Ровность стен указывала на применение огневых установок. Потолок служил продолжением изгиба скалы и был достаточно высок для того, чтобы давать достаточно воздуха. Вдоль стен тянулись подставки и шкафы для оружия. Хэллек с гордостью отметил, что те из его людей, которые могли стоять, стояли словно не было усталости и поражения. Среди них мелькали фигуры медиков, занимающихся ранеными. Возле каждого раненого находился человек Атридесов. Девиз Атридесов «Мы заботимся о своих людях!» стал вторым "Я" этих людей.

К Хэллеку подошел один из его лейтенантов с бализетом в руке и отдал салют:

— Сэр, наш Маттаи очень плох. У них здесь нет хирургов, только медицинский пункт. Врачи говорят, что он долго не протянет... У него к вам просьба, сэр.

— Какая?

— Маттам хочет, чтобы мы спели ему песню, сэр. Его любимую... Он говорит, что вы знаете. — Голос у лейтенанта дрогнул. — Песня называется «Моя женщина», сэр. Если вам не трудно...

— Хорошо, — Хэллек взял бализет и провел пальцами по струнам. Кто-то из его людей уже позаботился настроить инструмент.

Семеро воинов и один контрабандист склонились над умирающим. Увидев Хэллека с бализетом в руках, один из них запел, печально и нежно:

Ты стоишь у окна, моя женщина -

Легкий стаи за прозрачным стеклом.

Твои нежные руки повенчаны

С золотистого солнца теплом.

Приходи ко мне. Я хочу

Ощутить тепло твоих рук.

Для меня, для меня одного

Тепло твоих нежных рук.

Хэллек взял последний аккорд и подумал: "Теперь нас осталось семьдесят три.?

Глава 7

Семейная жизнь королевских семей слишком трудна для того, чтобы ее поняли простые смертные, но я постараюсь набросать вам ее схему. Я думаю, что у моего отца был единственный друг — граф Казимир Фен ринг, генетический евнух и один из самых беспощадных бойцов в Империи. Граф, энергичный человек, внешне уродливый и низкорослый, привез однажды моему отцу новую рабыню-наложницу, и моя мать поручила мне шпионить за ней. Все мы в целях самозащиты шпионили за отцом. Рабыня-наложница не могла конечно, подарить нашему отцу наследника, но интриги продолжались. Постепенно моя мать, сестра и я стали очень сведущими в том, как избежать искусно поставленных смертельных ловушек. Может быть, то, что я говорю, ужасно, но я уверена в том, что мой отец не имел никакого отношения ко всему этому. Семья императора не похожа в этом отношении на другие семьи Потом появилась еще одна рабыня-наложница — рыжеволосая, как и мой отец, гибкая и грациозная. У нее были мускулы танцовщицы, и она, вероятно, в совершенстве владела искусством обольщения Мой отец долго рассматривал ее, в то время как она стояла перед ним обнаженная. Наконец он сказал: "Она слишком прекрасна. Мы пошлем ее в подарок. Вы не можете себе представить, сколь ужасно было это императорское самообладание. Самоконтроль в сочетании с коварством — что может быть ужаснее.

Принцесса Ирулэн.

В доме моего отца.

Был ранний вечер. Пол стоял возле стилтента Расщелина, в которой он поставил свою палатку, была в глубокой тени Он смотрел на противоположный утес, возвышающийся за открытыми песками, и думал, стоит ли ему будить спящую в палатке мать.

Дюны неровными складками убегали вдаль от их стоянки Самые далекие из них казались такими темными, что походили на кусочки ночи, хотя та еще не наступила.

Он поискал на этом однообразном ландшафте, на чем бы задержаться глазу, но не увидел ничего — ни одного, пусть даже чахлого, деревца, которое могло бы движением своих ветвей указать направление ветра... Только одни дюны и утес вдалеке под пылающим серебристо-голубым небом.

«Что, если там нет и в помине никаких Свободных, и растения, которые мы видела, оказались там чисто случайно?» — подумал Пол.

Под тентом проснулась Джессика. Она повернулась на спину и сквозь Прозрачный край тента посмотрела на Пола Он стоял к ней спиной, и что-то в его позе напомнило ей его отца Она почувствовала, как в ней Поднимается волна скорби, и поспешно отвернулась.

Она привела в порядок свой стилсьют, освежила себя глотком воды, вышла на песок и стряхнула с мускулов сонное оцепенение Не оборачиваясь, Пол проговорил:

— Здешняя тишина не доставляет мне удовольствие.

"Как это верно, что сознание приспосабливается к окружению, подумала она и вспомнила аксиому Бене Гессерит. «Под действием стресса сознание может двигаться в любом направлении — и к позитивному, и к негативному, туда и оттуда. Рассматривайте эти состояния, как спектр, чья крайняя точка — это потеря сознания в негативном направлении и гиперсознание — в позитивном. Возможность познания в целом зависит от тренированности в условиях стресса».

— Но здесь можно было бы хорошо жить, — добавил Пол.

Ома попыталась увидеть пустыню его глазами, ища все удобное для жизни, что прятала в себе эта планета. Обнаруживая какую-нибудь деталь, она спрашивала себя, обратил ли на это внимание Пол.

Она прошла вперед, поднесла бинокль к глазам и принялась изучать эскарп перед ней. Да, сагуаро и еще одно крошечное растение... и кустики медной травы, желто-зеленой в сумерках.

— Я сверну палатку, — сказал Пол.

Джессика кивнула, подошла к краю расщелины, откуда была видна вея пустыня, и направила окуляры бинокля влево. В той стороне виднелся солончак, сияющий белым светом, но окаймленный по краям грязно-коричневым. Значит, через это белое сияние время от времени просачивалась вода! Джессика опустила бинокль и поправила свой плащ, прислушиваясь к тому, что делает Пол.

Солнце опустилось еще ниже. Солончаковую котловину пересекли тени, они становились все гуще, и вот уже ночь накрыла пустыню черным отвалом. Звезды!

Она посмотрела на них, чувствуя за спиной шаги Пола. Ночь сделала небесный свод выше и значительнее. Ее лица коснулось дуновение ветра.

— Скоро взойдет луна, — сказал Пол. — Мешок собран.

«Мы могли бы навеки исчезнуть в этом адском месте, — подумала она. -И никто бы не узнал об этом».

Ночной ветер поднял в воздух рой песчинок и бросил их ей в лицо. Она ощутила целый ливень запахов. — Чувствуешь? — спросил Пол.

— Я чувствую запах даже через фильтр, — сказала она. — Очень насыщенный. Но означает ли он близость воды? — она указала вдаль. — Огней искусственных сооружений не видно.

— Должно быть. Свободные скрываются в сьетче за этими скалами.

Над горизонтом справа повис узкий серп луны, и Джессика перевела взгляд на песок, заблестевший серебряным светом.

— Я воткнул тампер в самую глубокую часть расщелины, — сказал Пол. -Перед уходом я введу его в действие, и он даст нам тридцать минут форы.

— Тридцать минут?..

— Прежде чем начнет вызывать червя.

— О, я готова идти!

Он отошел от нее, и она услышала звуки его шагов из расщелины. «Ночь — это туннель, — подумала она. — Это дыра в завтра, если только оно наступит, это завтра». Она покачала головой.

Вернувшись, Пол взял свой мешок и начал спускаться к первой дюне. Достигнув ее, он остановился и прислушался к шагам матери. Он услышал шуршание песка под ветром — собственный шум пустыни, сообщающий, что опасности нет.

— Мы не должны соблюдать ритм ходьбы, — сказал Пол. — Смотри, как ходят по песку Свободные.

И он пошел вверх по дюне, шурша гравием.

Внимательно изучив его первые десять шагов, Джессика последовала за ним, подражая его движениям. Она уловила их суть: они должны имитировать шуршание песка, шум ветра. Но мускулы противились неестественности этой походки: шаг... подтягивание ноги, остановка; еще шаг... снова подтягивание.

Время тянулось медленно, обволакивая их словно паутиной. Скала впереди, казалось, совсем не приближалась, а та, что осталась позади, была по-прежнему рядом.

— Ламп! Ламп! Ламп! — Звуки, похожие на барабанный бой, неслись с этой скалы.

— Тампер! — прошептал Пол.

Звуки повторялись с равными промежутками, и было очень трудно не попасть в этот ритм.

— Ламп... ламп... ламп...

Они двигались по залитой лунным светом равнине, поднимаясь и спускаясь по распластанным дюнам Они все время ждали того неповторимого, шелестящего звука Когда же он возник, то был настолько слабым, что слился с шорохом их собственных шагов Не останавливаясь, они повернули головы и увидели шевелящуюся ленту.

— Продолжай двигаться, — прошептал Пол — Не оборачивайся!..

От оставленной ими слева скалы донесся вопль ярости, подобный целой лавине звуков. — Продолжай двигаться, — повторил Пол.

Он видел, что они достигли той точки, от которой оба утеса были удалены на одинаковое расстояние. Издали продолжал доноситься вопль, рвущий ночную тишину.

Они продвигались все дальше и дальше... Боль в мускулах достигла той степени, когда каждое дальнейшее движение казалось немыслимым, но Пол видел, как скала перед ними делается все больше и больше.

Джессика двигалась чисто механически. Пересохшее горло болело, но страшные звуки исключали даже короткую остановку ради глотка воды.

— Ламп... ламп... ламп... — Шквал безумных звуков поглотил звуки тампера. Наступило молчание.

— Быстрее! — прошептал Пол.

Джессика кивнула. Пол не видел ее кивка, но она сама нуждалась в этом формальном подтверждении необходимости новых усилий измученного тела. Скала перед ними сделалась совсем высокой, убегая в небеса, и Пол увидел у ее основания дорогу. Он ступил на нее, шатаясь от усталости, и потерял равновесие Гулкие звуки, сопровождающие его падение, всколыхнули песок. Пол отпрянул в сторону.

— Бум! Бум!

— Барабанные пески! — прошептала Джессика.

Пол вернул себе устойчивость и огляделся: до скалы оставалось около двухсот метров. И тут они услышали звуки, похожие на шелест ветра.

— Бежим! — закричала в страхе Джессика. — Пол, бежим!

Они побежали.

Барабанные пески под их ногами издавали грохочущие звуки. Они миновали их и бежали теперь по грохочущему гравию. На некоторое время бег дал облегчение их мускулам — в нем был ритм, который можно было понять. Но шипение настигающего их червя становилось все громче, обрушиваясь на них, как шквал.

Джессика без сил упала на колени. Ею овладел ужас, внушенные дикими звуками. Пол рывком поднял ее на ноги, и они побежали рука об руку. В песке перед ними виднелась крошечная дырка. Они пробежали мимо нее и увидели другую. Разум Джессики принял ее к сведению только после того, как они ее миновали. Еще одна — проделанное ветром отверстие, указывающее на камень с трещиной. Еще одна... Скала! Они почувствовали под ногами твердую поверхность, и это ощущение сопротивляющейся поверхности под ногами придало им сил.

Перед ними тянулась глубокая расщелина, убегающая вверх, к хребту. Они полезли по ней, цепляясь за выступы в стенах Червь умолк. Джессика и Пол обернулись и посмотрели вниз Там, где начинались дюны, метрах в пятидесяти от подножия скалы, из песка, разбрасывая его в разные стороны, поднималось что-то изогнутое, серебристо-серое... Оно поднималось все выше, пока не превратилось в гигантскую вопрошающую пасть — круглую черную дыру с блестящими в лунном свете остриями. Пасть подтянулась к узкой щели в скале, где укрылись Джессика и Пол. В нос им ударил запах циннемона. Лунный свет отражался от прозрачных зубов. Пол затаил дыхание, Джессика сжалась в комок — ей понадобилось сконцентрировать всю волю, призвать на помощь все умение Бене Гессерит, чтобы подавить этот панический ужас, накопленный поколениями предков человека, испытывающих страх перед неизведанным.

Пол же испытывал своего рода подъем. В какой-то момент ему удалось преодолеть временной барьер, проникнув еще на одну, неизвестную территорию. Он ощущал впереди темноту, ничего не было перед его внутренним оком. Но вместо того, чтобы напугать его, ощущение временной темноты вызвало гиперакселерацию остальных его чувств. Он понимал, что тщательно регистрирует хоть сколько-нибудь значащие аспекты того существа, что поднялось в поисках их из песка.

Его рот был восьми метров в диаметре. Кристаллические зубы имели форму крисножа Свободных и были расположены блестящим полукругом Оно дыхнуло на беглецов корицей, кислотой.

Блеснув в свете луны как клинок, червь ударил по скалам. Ливень песка и мелких осколков щебня посыпался в узкую щель укрытия. Пол отпихнул мать подальше от края расщелины.

Корица! Запах ее насквозь пропитывал окружающий их воздух. «Что червь делает со спайсом?» — спросил себя Пол. Он вспомнил, как Льет Кайнз нечаянно выдал связь между червем и спайсом...

— Бар-р-р-у-у-у-у-ммм!

Червь снова упал на песок и мгновение лежал неподвижно, блестя зубами.

— Ламп... ламп... ламп... — вдруг послышалось справа от них.

«Еще один тампер», — подумал Пол По туловищу червя пробежала дрожь, и он снова зарылся в песок. Извилистая низкая гряда вновь протянулась под дюнами.

Звук раздался снова. Червь нырнул глубже, отполз и повернул назад Сейчас о нем напоминало лишь шевеление песка и полоса между дюнами Пол вышел из расщелины, наблюдая за тем, как эта полоса уходит в ту сторону, откуда донесся звук нового тампера. Джессика тоже прислушалась. Внезапно звук оборвался. Пол нащупал трубку в своем стилсьюте и сделал глоток воды Джессика тупо следила за его движениями. Ее усталый, измученный ужасом разум отказывался что-либо воспринимать.

— Он и в самом деле ушел? — шепотом спросила она.

— Кто-то позвал его, — ответил Пол. — Наверно, Свободные.

Она почувствовала себя немного лучше.

— Он был такой огромный...

— Меньше того, который проглотил наш топтер.

— Ты уверен, что это были Свободные?

— Они воспользовались тампером.

— Зачем они помогают нам?

— Может быть, они и не собирались помогать нам. Может, они просто подзывали червя.

— Зачем?

Ответ лежал где-то на поверхности его знания, но отказывался сделаться ясным. В его сознании мелькнуло нечто, имеющее отношение к лежащим в их мешке палкам с крючками — хукам Создателя.

— Зачем им было нужно подзывать червя? — снова спросила Джессика.

Дыхание страха коснулось его разума, и он заставил себя отвернуться от матери и посмотреть наверх, на вершину утеса.

— Нам лучше всего подняться туда до наступления дня. — Он указал вниз. — Те дыры, которые мы видели на бегу... их там много.

Она проследила за направлением его руки и увидела дыры — целая цепочка их виднелась от подножия утеса к нависшему над ними краю расщелины.

— Они отмечают путь к вершине утеса, — сказал Пол.

Он взвалил на спину мешок и начал карабкаться на утес. Джессика подождала немного, восстанавливая ритм дыхания, и последовала за ним.

Они карабкались наверх, следуя указующим лункам до тех пор, пока уступ не сузился, переходя в устье темной расщелины. Пол наклонил голову, заглядывая в ее мрак. Он чувствовал, как непрочна опора, но усилием воли заставил себя не спешить. В расщелине он видел только темноту. Пол внимательно вслушивался, но слух его ловил только привычные звуки: шелест песка, жужжание насекомого, топот какого-то маленького зверька. Он осторожно зашел за выступ скалы и дал матери знак следовать за собой. Схватив ее за край плаща, он помог ей перебраться к нему.

Они оказались в узком ущелье, образованном двумя выступами. В слабом свете звезд силуэт стоявшей рядом матери казался Полу серым пятном.

— Если бы мы могли рискнуть и воспользоваться освещением, — прошептал он.

— У нас есть и другие чувства, помимо зрения, — возразила Джессика.

Пол сделал шаг вперед, перенес тяжесть тела на выставленную ногу и нащупал какой-то выступ. Поставив на него ногу, он обнаружил, что это ступенька, и встал на нее — уже обеими ногами. Еще ступенька...

— Они ведут до самого верха, — прошептал он.

«Ступени небольшие и ровные, — подумала Джессика. — Они, вне всякого сомнения, сделаны человеком».

Копируя осторожные движения Пола, она начала подниматься. Каменные стены выступов сузились настолько, что они едва не задевали их плечами. Наконец они вышли на небольшую залитую лунным светом площадку.

Пол выбрался на нее первым.

— Какое чудное место! — прошептал он.

Шедшая на один шаг позади него Джессика с молчаливым одобрением смотрела на открывшуюся перед ними картину. Несмотря на страшную усталость, на раздражение, испытываемое от зажимов и тесноты стилсьюта, красота впадины подействовала на нее, заставив остановиться и залюбоваться ею.

— Как в сказке! — прошептал Пол.

Джессика кивнула.

Перед ними был сад из растений пустыни, сад фантастически прекрасный при лунном освещении. Замыкающиеся кольцом стены казались темными слева и серебристыми в молочном свете луны — справа.

— Должно быть, здесь живут Свободные, — сказал Пол.

— Для того чтобы выжило такое количество растений, за ними должны ухаживать люди, — согласилась Джессика.

Она сделала глоток из трубки, и теплая, слегка отдающая кислотой жидкость смочила ей горло Когда она закрыла трубку, колпачок заскрипел от налипших на него песчинок.

Внимание Пола привлекло движение справа и снизу от них, ближе ко дну впадины Сквозь изгородь кустов он увидел силуэты снующих по песку зверьков. — Мыши! — прошептал он.

Что-то камнем пронеслось мимо них и ринулось на мышей. Раздался слабый вскрик, хлопнули крылья, и большая серая птица поднялась вверх и пролетела над впадиной, держа в когтях крошечное серое существо. «Это нам предупреждение», — подумала Джессика.

Пол продолжал наблюдать за впадиной. Он втянул в себя воздух и ощутил еле заметный запах шалфея. Теперь в низине стало так тихо, что, казалось, было слышно, как движется луна, задевая за кроны деревьев. — Нужно найти место, пригодное для установки тента, — сказал Пол. -Завтра мы попытаемся найти Свободных, которые...

— Многие незваные гости, попавшие сюда, жалели о том, что нашли Свободных! — раздался низкий мужской голос. Он шел сверху и справа от них. Говоривший отчетливо произносил каждое слово.

— Не пытайтесь бежать, — продолжал он, заметив сделанное Полом движение. — Если вы побежите, то лишь напрасно расплещете воду, заключенную в ваших телах.

«Им нужна наша вода», — подумала Джессика. Ее мускулы сразу же забыли об усталости, придя в состояние максимальной готовности. Она точно определила место, откуда шел голос.

Слева от них послышался другой голос:

— Быстрее, Стил! Бери их воду, и продолжим наш путь.

Время подернулось пленкой... Они были пленниками Свободных, которых интересовала только вода, содержащаяся в их незащищенных телах.

Глава 8

Именно религиозные догмы Свободных явились источником того, что мы называем Столпом Вселенной, их символы, проповеди и пророчества живут среди нас, поддерживаемые Квизара-Тафвидами, Они оставили нам сгусток мистики, чья истинная красота служит великолепным примером смешения старинных легенд с новыми учениями. Кто не слышал «Гимн Старика» и не был им глубоко взволнован?

Я пустился в путь по пустыне,

Чей мираж трепещет, как дух,

Ненасытный в славе, жадный до опасности.

Я скитался вдоль горизонтов ал-Кулаба,

Наблюдая за тем, как время

В его поисках и в охоте за мною

Оставляет отметины в горах

И я видел стремительное приближение воробьев,

Более алчных, чем охотящийся вол".

Я слышал, как стая их возится в моих ветвях.

И я попал в их клювы и когти!

Принцесса Ирулэн.

Пробуждение Арраки.

Человек полз по гребню дюны — пылинка, пойманная в жаркие сети полуденного солнца. На нем не было ничего, кроме остатков джабба-плаща, и тело его просвечивало сквозь дыры. Капюшон плаща был оторван, но человек соорудил из обрывков однажды нечто вроде тюрбана. Из него торчали клочья соломенных волос, а на лице — такого же цвета борода и густые брови. Под синими, без белков глазами виднелись темные круги.

Человек остановился на полпути к вершине дюны. Его спина, руки и ноги были сбиты в кровь. На раны налипли комочки желто-серого песка.

— Я Льет Кайнз, — сказал он хриплым голосом, обращаясь к пустому горизонту. — Я — планетолог Его величества; я — слуга этой земли.

Он качнулся и упал на бок, на твердую поверхность овеянной ветрами дюны. Его пальцы слабо зашевелились, перебирая песок.

«Я — слуга этой земли», — думал он. Он сознавал, что находится в полубессознательном состоянии, что ему следовало бы найти укрытие и спрятаться в Нем. Но он чувствовал сладковатый эфирный запах приспайсовых масс, находящихся где-то внизу, под песком. Он знал, какую опасность таит в себе этот запах, указывающий на то, что газы, находят неся внизу, близки к тому, чтобы вырваться наружу. Нужно было немедленно уходить отсюда Но он не мог уйти от воды.

Его руки беспомощно заскребли по поверхности дюны. Солдаты Харконнена оставили его здесь одного, без воды, считая, что если его не поглотит пустыня, то поглотит червь. Они посчитали это забавным — оставить его в живых, чтобы планета сама убила его.

«Харконненам всегда было трудно убивать Свободных, — подумал он. — Мы не так просто умираем. Я должен был уже умереть, но до последней минуты я останусь экологом».

— Высшая задача экологии состоит в понимании последствий!

Голос поразил его, потому что он узнал его. Того, кому он принадлежал, уже не было в живых — это был голос его отца, бывшего планетологом этой планеты до него.

— Хорошенько запомни это, сын, — сказал отец, — тебе бы следовало подумать об этом еще до того, как ты взялся помочь сыну герцога.

«У меня бред», — подумал Кайнз. Голос, казалось, шел справа. Кайнз повернул голову, задев лицом песок, и посмотрел в ту сторону: ничего, кроме изгибов дюн.

— Чем больше жизни в системе, тем больше укромных уголков для этой жизни, — сказал отец.

«Почему он бродит вокруг?» — спросил себя Кайнз.

— Жизнь улучшает способность окружающей среды быть пригодной для жизни. Жизнь делает более доступным питательное вещество.

«Почему он все время толкует об одном и том же? Я знал это тогда, когда мне было девять лет».

Грифы пустыни, пожиратели падали, кружили над ним. Кайнз увидел, как на руку ему легла тень, и заставил себя поднять голову. Птицы казались размытыми пятнами в серебряно-голубом небе.

— Мы — сторонники большинства. Вокруг пустых проблем точных кругов не очертить. Планетология и убирает, и добавляет...

«Что он пытаемся мне сказать?» — недоумевал Кайнз. Он снова упал щекой на горячий песок и почувствовал залах раскаленных камней. В каком-то уголке его сознания вспыхнула мысль: надо мной вьются стервятники. Может быть, кто-нибудь из моих Свободных увидит и придет мне на помощь.

— Для работающего планетолога самым важным инструментом является человеческое существо.

«Он повторяет то, что говорил мне, когда я был ребенком», — подумал Кайнз. Он начал ощущать озноб, но тот уголок его сознания, который еще продолжал логически мыслить, сказал ему: солнце стоит над самой твоей головой, у тебя нет стилсьюта и тебе жарко. Его пальцы слабо царапнули песок. "Они не оставили мне даже стилсьюта!?

— Присутствие влаги в воздухе поможет приостановить слишком быстрое испарение...

Он попытался думать о влаге: никогда не видел он свободно текущей воды... орошающей воды...

— Наша первая цель на Арраки состоит в создании сенокосных угодий. Когда мы получив запертую в угодьях влагу, то продвинемся по пути к черным лесам...

"Вечно читает не лекции, — подумал Кайнз. — Почему он не замолчит? Разве он не видит, что я умираю??

— Ты сейчас умрешь, если не уйдешь от тех пузырей газа, что образуются сейчас под тобой.

Мысль о том, что под ним вода, была невыносимой. Он ясно представлял себе воду, скрытую в пористой скале Приспайсовые массы!

Он вдохнул в себя воздух и почувствовал противный сладковатый запах. Теперь он ощущал себя гораздо сильнее, чем раньше.

Кайнз поднялся на колени и услышал пронзительный птичий крик. «Это спайсовая пустыня. Свободные должны бывать здесь даже при солнечном свете. Они конечно же увидят птиц и придут узнать, в чем дело».

— Движение по местности необходимо для живых существ. Кочевники испытывают в нем необходимость. Сейчас же мы должны контролировать эти передвижения, приспосабливать их к нашей цели.

— Заткнись, старик! — пробормотал Кайнз.

— Мы должны делать на Арраки то, чего никогда раньше не делали, сказал отец. — Мы должны использовать человека, как конструктивную экологическую силу.

— Заткнись! — рявкнул Кайнз.

— Именно наг давления передвижения первыми дали нам ключ к установлению связи между червями и спайсом.

Червь, — подумал Кайнз во внезапном приливе надежды — Когда они начнут подниматься, придет червь. Создатель. Но как я могу взобраться на Большего Создателя без хуков??

Он почувствовал, как эти мысли истощили его последние силы. Вода так близко — всего лишь в ста, или около этого, метрах под ним; червь непременно придет, но нет возможности выманить его и использовать.

Кайнз снова распластался на песке, возвращаясь в состояние полной прострации. Он чувствовал, как песок жжет его левую щеку, но ощущение это было чем-то внешним, отдаленным.

— Арракинская среда воссоздает себя в эволюционных моделях, — говорил отец. — Очень странно, что столь незначительное количество людей за все это время заинтересовалось тем, что почти идеальное азотно-кислородное равновесие поддерживается здесь при отсутствии обширной растительности.

— Прекрати, пожалуйста, читать мне лекции, отец, — прошептал Кайнз.

Гриф опустился а песок рядом с его рукой. Кайнз увидел, как он сложил крылья, наклонил голову и начал следить за ним. Он собрал всю свою энергию и отогнал его. Птица отлетела в сторону, но продолжала наблюдать.

— Раньше человек и его деятельность были болезнью на теле планеты, сказал отец. — Природа склонна к компенсации этих болезней.

Гриф наклонил голову и расправил крылья. Он сосредоточил свое внимание на откинутой руке человека. Кайнз обнаружил, что у него нет больше сил, чтобы отпугнуть птицу.

— Историческая система взаимных грабежей и вымогательств остановится здесь, на Арраки. Нельзя с годами преодолеть расхищение того, в чем нуждаешься, не принимая во внимание интересы тех, кто придет после тебя. Физические качества планеты зависят от отчетов по политике и экономике. Эти отчеты перед нами, и путь наш очевиден.

«Он не может не читать лекций, — подумал Кайнз. — Лекции... всегда одни лекции».

Гриф придвинулся ближе к руке, рассматривая распростертую плоть.

— Арраки — одноурожайная планета. Один урожай в год. Он поддерживает правящий класс ее, в то время как массы людей — полуроботы — питаются отбросами. Наше внимание привлекают именно эти классы. Они заключают в себе большую ценность, чем это можно предположить.

— Я тебя не слушаю, — прошептал Кайнз "Кто-нибудь из моих Свободных непременно должен быть поблизости. Они не могут не заметить вьющихся чадо мной птиц Они придут сюда хотя бы для того, чтобы узнать, нет ли здесь влаги, пригодной к использованию, — думал он.

— Массы Арраки узнают о том, что мы хотим оросить эту землю. Большая их часть, конечно, получит лишь полу мистическое представление о том, сак мы намерены это сделать. Но пусть думают что угодно, лишь бы они верили нам.

"Еще минута — и встану и скажу ему все, что я о нем думаю. Читает мне лекцию, когда мне нужно просто помочь!?

Птица приблизилась еще на два шага. Два других грифа опустились на песок поблизости первым.

— Религия и закон должны быть для наших масс одним и тем же. Акт непослушания должен быть признан грехом, влекущим за собой религиозное наказание. Такая система принесет двойную пользу, она даст нам людей и послушных, и храбрых.

«Где же эти массы, когда я в них больше всего нуждаюсь?» — подумал Кайнз. Он собрал все силы и замахнулся рукой на птицу. Она отскочила к своим сородичам, и все они расправили крылья, готовые взлететь.

— Мы планируем постоянное развитие естественной среды, — сказал отец. — Жизнь планеты — обширная фабрика, где все взаимосвязано. Изменения в организмах животных и растений будут вызваны сначала рядом физических факторов, которые мы создадим искусственно. Но когда их системы установятся в равновесии, наша деятельность сведется к постоянному контролированию их. Однако запомни: мы должны держать под контролем только три процента энергии, чтобы не нарушить структуру наших самоподдерживающихся систем.

"Почему ты не помолчишь? — удивился Кайнз. — Вечно одно и то же когда я в тебе нуждаюсь, ты меня подводишь. Он хотел повернуть голову и посмотреть в ту сторону, откуда слышался голос отца, но мускулы отказались повиноваться ему. Кайнз увидел, что гриф двинулся вперед. Он все ближе и ближе подходил к его руке, а его сородичи ждали в мнимом безразличии. Вот гриф уже в одном скачке от его руки. Сознание Кайнза сделалось вдруг глубоким и ясным. Он внезапно увидел такую возможность для Арраки, которой никогда не видел его отец. Мысль о возможности идти отныне другим путем наполнила его уверенностью.

— Для твоего народа не может быть ничего ужаснее, чем попасть в руки Героя.

"Читает мои мысли... ничего... пусть. Мои соображения были посланы во все сьетчи. Этому ничто не могло помешать. Если сын герцога жив, они найдут его и защитят. Они могут отказаться от его матери, но мальчика спасут!?

Гриф придвинулся еще ближе. Он уже наклонил было голову, но вдруг резко выпрямился, расправил крылья и с негодующим криком взмыл в воздух, сопровождаемый своими соплеменниками.

?Они пришли! — встрепенулся Кайнз. — Мои Свободные нашли меня!?

Потом он услышал урчание песков. Каждый Свободный знал этот звук и мог отличить его от звуков, издаваемых червями. Где-то под ним приспайсовые массы впитали достаточное количество воды, и глубоко в песках образовались гигантские пузыри двуокиси углерода.

Грифы, чьи планы были нарушены, кружили высоко вверху. Они знали, что сейчас должно произойти. «Я — существо пустыни», — подумал Кайнз. Он почувствовал, как пузырь поднимает его вверх, лопается и пыльный вихрь поглощает его, увлекая в прохладную тьму. Когда эта планета убивала его, Кайнз успел подумать, что отец и другие ученые ошибались: самыми постоянными законами Вселенной остаются случай и ошибка.

Глава 9

Пророчество и предвидение — как можно не подвергнуть их испытанию перед лицом вопросов, не нашедших ответа? Подумайте, насколько действенно предсказание «волновой формы»? И насколько пророк сам лепит будущее, или же он видит ошибки и расхождения, линию слабости, которую он может отсечь своими словами или решениями, как алмаз отсекает часть стекла?

Принцесса Ирулэн.

Личные рассуждения о Муаддибе.

— Возьми их воду! — сказал невидимый в темноте человек.

Пол, подавляя страх, посмотрел на мать. Его наметанный глаз разглядел ее готовность к борьбе.

— Было бы жаль, если бы мы уничтожили вас без подготовки, — сказал голос, идущий сверху.

«Это тот, который заговорил с нами первым, — подумала Джессика. — Их по крайней мере двое — один слева, другой справа от нас».

— Сигноро хробоза сукарес хин манже ла пхагавас дои ме камавас на беслас ле ле пал хробас!

Это крикнул человек, находящийся справа от них, по ту сторону впадины.

Полу эти слова показались тарабарщиной, но Джессика узнала этот язык. Это был чакобза, один из древнейших охотничьих языков, и человек говорил, что, возможно, это те самые люди, которых они ищут. Во внезапно последовавшей за этим тишине показалась голубоватая луна. Сверху и с обеих сторон послышались слабые звуки, в лунном свете задвигались силуэты множества фигур. «Целый отряд!» — эта мысль больно кольнула Пола.

Высокий человек в пестром бурнусе подошел к Джессике. Его ротовая заслонка была отодвинута, чтобы речь была более ясной, но лицо и глаза прятались в тени капюшона.

— Кто повстречался нам на нашей тропе — джинн или человек? — спросил он.

Джессика уловила в его голосе нотки добродушия, что оставляло слабую надежду. Это был голос человека, привыкшего повелевать, — тот самый голос, что так напугал их, нарушив тишину ночи.

— Я уверен, что это — люди, — ответил сам себе человек.

Джессика скорее угадала нож, чем увидела. В какую-то долю секунды она пожалела, что ни у нее, ни у Пола не было защитных полей.

— Вы будете говорить? — спросил человек.

Джессика постаралась вложить в интонации голоса и манеры поистине королевскую надменность. Ее ответ был важен, но она еще недостаточно долго слушала этого человека, чтобы быть полностью уверенной в том, что она точно зарегистрировала его культуру.

— Кто выскочил на нас из темноты, подобно разбойникам? — сурово спросила она.

Резкий поворот головы в капюшоне выдал бурную реакцию, но человек тут же овладел собой.

Пол отодвинулся от матери, чтобы разделиться и оставить каждому ясное поле действий. Голова в капюшоне повернулась на движение Пола, и в свете луны мелькнуло его лицо. Джессика увидела острый нос, один блестящий глаз — без белка! — густые нависшие брови и торчащие вверх усы.

— Подающий надежды юнец, — сказал человек. — Если вы бежали от Харконненов, то может быть, найдете убежище у нас. Так, что ли, малыш?

В голове Пола молнией мелькнула мысль: «Трюк?» Решение надо было принять немедленно.

— Зачем вам надо принимать беглецов? — спросил он.

— Ребенок, который думает и говорит как мужчина, — сказал высокий человек. — Что ж, на твой вопрос, мой юный друг, скажу тебе, что я тот, который не платит водную дань Харконненам. Вот почему я мог бы спрятать беглецов. «Он знает, кто мы, — подумал Пол. — По его тону слышно, что он что-то скрывает».

— Я — Стилгар, Свободный, — сказал высокий человек. — Может быть, это развяжет тебе язык, мальчик?

"Тот же самый голоса — подумал Пол, вспомнивший Совет и человека, искавшего тело своего убитого друга.

— Я знаю тебя, Стилгар, — сказал Пол. — Я был в Совете вместе со своим отцом, когда ты пришел за водой своего друга. Ты ушел с человеком моего отца, Дунканом Айдахо, вы обменялись друзьями.

— И Айдахо покинул нас, чтобы вернуться к своему герцогу.

Джессика услышала в его голосе тень гнева и приготовилась к нападению. Голос, идущий со скалы над ними, сказал:

— Мы теряем время, Стил.

— Это — сын герцога! — рявкнул Стилгар. — Он конечно же тот, кого Льет приказал нам найти.

— Но это ребенок, Стил...

— Герцог был Человеком, а этот парнишка в свои годы пользовался тампером. Он проделал славный путь по тропе.

И Джессика поняла, что она для него как бы не существует. Вынес ли он уже ей приговор?

— У нас нет времени на испытание! — запротестовал голос сверху.

— И все же он может оказаться Лизаном ал-Гаибом, — сказал Стилгар.

«Они ищут знак!» — подумала Джессика.

— Но женщина... — сказал голос над ними.

Джессика опять напряглась: в этом голосе была ее смерть.

— Да, женщина, — сказал Стилгар, — и ее вода...

— Ты знаешь закон, — прогремел голос со скалы. — Тот, кто не может жить в пустыне...

— Спокойнее, — сказал Стилгар. — Времена меняются.

— Так приказал Льет? — спросил голос.

— Ты слышал голос силаго, Джемиз, — сказал Стилгар. — Почему ты давишь на меня?

И Джессика подумала: "Силаго! Знание языка открывало большие возможности к пониманию. Силаго означало «летучая мышь», маленькое существо. Они получили приказ спасти ее и Пола!?

— Я просто напоминаю тебе твои обязанности, друг Стилгар, — сказал голос сверху.

— Моя обязанность — думать о силе племени, — сказал Стилгар. — Это моя единственная обязанность. И я не нуждаюсь в том, чтобы мне кто-то напоминал об этом. Этот ребенок-мужчина интересует меня. У него наполненная плоть, он жил там, где много воды. Он жил вдали от Отца солнца. У него нет глаз ибада. И все же он не говорит и не делает ничего, что заставило бы думать о пеонах. И его отец тоже. Как это может быть?

— Мы не можем стоять здесь всю ночь, — сказал тот, кто был наверху. -Если патруль...

— В последний раз приказываю тебе успокоиться, Джемиз!

Человек, стоящий наверху, замолчал, но Джессика услышала, как он начал спускаться.

— Голос силаго предположил, что вы можете принести нам большую пользу, — сказал Стилгар. — Я вижу возможности, заключенные в этом мальчике-мужчине, он молод и может познавать. Но что можно сказать о тебе, женщина? — он пристально посмотрел на Джессику.

«Теперь я отметила его голос и нервы, — подумала Джессика. — Я могла бы взять его под контроль Голосом, но он сильный человек. Что ж, посмотрим».

— Я — мать этого мальчика, — сказала Джессика. — Сила, которой вы восхищаетесь, отчасти результат того, чему я его научила.

— Могущество женщины может быть беспредельным, — сказал Стилгар. -Таково оно у Преподобной матери. Ты — Преподобная мать?

Отбросив в сторону все уловки, Джессика ответила: — Нет.

— Ты изучила дороги пустыни?

— Нет, но многие считают ценными мои знания.

— У нас собственное суждение о ценности знаний, — сказал Стилгар.

— Каждый человек имеет право на собственное суждение.

— Хорошо, что ты видишь причину, — сказал Стилгар. — Мы не можем задерживаться здесь и подвергать тебя испытанию, женщина. Ты понимаешь? Мы не хотим, чтобы перед нами маячила твоя тень. Я возьму мальчика-мужчину твоего сына, и он будет пользоваться моей поддержкой, найдет убежище в моем племени. Но для тебя, женщина, я ничего не могу сделать. Это правило-истислах, применяемое в интересах большинства. Надеюсь, ты это понимаешь?

Пол сделал шаг вперед.

— О чем это вы толкуете?

Стилгар мельком взглянул на него и опять повернулся к Джессике.

— Если ты с раннего детства не приучена к тому, чтобы жить здесь, ты можешь принести гибель целому поколению. Мы не можем таскать бесполезный груз — это закон.

Джессика начала с того, что упала на землю в притворном обмороке. Такое поведение было вполне естественно для слабого пришельца из другого мира, и именно эта естественность замедлила реакцию противника. Увидев по положению его правого плеча, что он собирается вытащить оружие, она проделала серию молниеносных движений. Поворот, резкий удар, вихрь развевающихся плащей — и вот она уже у скалы, а высокий человек беспомощно лежит у ее ног. При первом движении матери Пол отступил на два шага. Когда она напала на своего противника, он нырнул в тень. На его пути возник бородатый человек, мотнувшийся вперед с оружием в руке. Пол вытянутой рукой нанес ему удар ниже груди, отступил в сторону и ребром ладони ударил его по шее, молниеносно выхватив у него оружие.

Оказавшись в тени, Пол полез по камням наверх, засунув оружие за пояс. Несмотря на незнакомую форму, он определил, что это пулевое оружие. Это объяснило ему, почему здесь не пользуются защитными полями. «Они сконцентрируют все внимание на матери и на том парне. Она сможет с ним справиться, я же должен достигнуть безопасного и удобного места, откуда смогу задержать их и дать ей время на побег».

До него донеслись резкие звуки щелкающих затворов, и вокруг него засвистели пули. Он скользнул за выступ скалы и оказался в естественном укрытии — вертикальной трещине. Он начал медленно продвигаться вверх, скользя спиной по одной стене, а ногами по другой. До него донесся голос Стилгара:

— Назад, ты, вшивая голова! Если ты подойдешь ближе, она сломает мне шею!

— Парень удрал, Стил! Что мы...

— Конечно же удрал! Полегче, женщина!..

— Вели им прекратить охоту на моего сына! — потребовала Джессика.

— Они прекратили, женщина, видишь? Великие боги! Почему ты не сказала, что ты — таинственная женщина-боец?

— Вели своим людям отойти, — сказала Джессика. — Вели им всем собраться на дне впадины, так, чтобы я могла их видеть... и можешь быть уверен, я знаю, сколько вас здесь.

«Сейчас самый сложный момент, — подумала она. — Но я надеюсь, что этот человек достаточно проницателен, и, значит, у нас есть шанс». Продолжая лезть наверх. Пол обнаружил уступ, на котором можно было сидеть, наблюдая за впадиной. До него Донесся голос Стилгара:

— А если я откажусь? Что тогда?.. Уф!.. Прекрати, женщина! Теперь мы не причиним тебе вреда. Великие боги! Если ты смогла сделать это с сильнейшим из нас, то ты стоишь в десять раз больше, чем твоя вода! «Теперь испытание разума», — подумала Джессика. Она сказала:

— Ты спрашивал о Лизане ал-Гаибд...

— Ты можешь быть человеком из легенды, — сказал он. — Но я поверю в это только после испытания. Все, что я знаю сейчас, это то, что ты появилась на Арраки вместе с этим глупым герцогом, который... ой-е-ей!... Женщина! Если ты убьешь меня, я ничего не смогу для вас сделать! Он был честным и храбрым, но глупо было подставлять себя под кулак Харконненов. Джессика, помолчав, сказала:

— У него не было выбора. Но не будем спорить об этом. А лучше скажи своему человеку, который прячется за тем кустом, чтобы он перестал целиться в меня из своего оружия. Или я избавлю Вселенную от тебя, а потом и от него.

— Ты, там! — зарычал Стилгар. — Делай, как она говорит!

— Но, Стил...

— Делай, что она говорит, червелицый, плоскоголовый, мерзкий помет! Делай, или я сам помогу ей тебя уничтожить! Неужели ты не видишь, чего стоит эта женщина?!

Человек, сидящий в кустах, опустил оружие.

— Он повиновался, — сказал Стилгар.

— А теперь, — сказала Джессика, — объясни хорошенько своим людям, что я тебе нужна. Я не хочу, чтобы какой-нибудь горячий юнец допустил ошибку. — Когда мы спускаемся в деревни и города, мы должны скрывать свое происхождение, смешиваясь с пеонами и захваченным народом, — сказал Стилгар. — Мы не носим оружия, ибо криснож — священен. Но ты — женщина, у тебя сверхъестественные возможности в битве. У нас были только слухи и много сомнений, но нельзя сомневаться в том, что видел собственными глазами. Ты одержала верх над вооруженным Свободным — это оружие, которое нельзя распознать.

При последних словах Стилгара из низины послышался звук движения.

— И если я соглашусь учить вас сверхъестественному способу?..

— Ты будешь пользоваться моей поддержкой, как и твой сын.

— Как мы можем быть уверенными, что все это правда?

Голос Стилгара утратил мягкие интонации, и в нем послышались нотки гордости.

— Да будет тебе известно, женщина, что мы здесь не носим бумаги и не подписываем контракты. Мы не даем по вечерам обещаний, которые нарушаются с рассветом. Когда мы говорим что-то — это и есть контракт. Как предводитель этих людей, я призываю их в свидетели. Учи нас этому сверхъестественному способу, и ты будешь пользоваться нашим уважением. Твоя вода смешается с нашей.

— Можешь ли ты говорить от имени всех Свободных?

— Сейчас — да! Но от имени всех Свободных может говорить только мой брат Льет. Я же обещаю вам только тайну. Мой народ не станет говорить о вас ни в одном другом сьетче. Харконнены силой вернули себе Дюну, и твой герцог мертв. Прошел слух, что вы с сыном оба погибли, попав в бурю. Охотник не ищет мертвых.

Это — безопасность! — подумала Джессика. — Впрочем, у этих людей хорошо налажена связь, и они могут послать сообщение".

— Как я понимаю, за нашу поимку назначена награда, — сказала она.

Стилгар промолчал, и она почти физически ощутила рой мыслей в его голове, чувствуя, как напряглись его мышцы под ее руками. Потом он сказал: — Я могу лишь повторить мое слово, которое связало все племя. Теперь мои люди знают вашу ценность для нас. Что могут предложить за вас Харконнены? Нашу свободу? Ха! Ты же владеешь таква, а это дает нам больше, чем весь спайс в кладовых Харконненов!

— Тогда я научу вас этому способу драки, — сказала Джессика и почувствовала в своих словах вложенную в них ритуальную силу.

— Теперь ты отпустишь меня?

— Так и быть! — сказала Джессика.

Она отпустила его и отошла в сторону, чтобы видеть всех находящихся в низине. «Это тест-машад, — подумала она. — Пол должен получить эти знания даже ценой моей смерти».

В напряженном молчании Пол подался вперед, чтобы лучше видеть свою мать. Шевельнувшись, он услышал чье-то прерывистое дыхание над собой и увидел тень, едва различимую в свете звезд. Снизу послышался голос Стилгара: Эй ты, там, наверху! Прекрати охоту за мальчиком — ом спустится сам.

Голос юноши или девушки ответил:

— Но, Стил, ему не разрешается быть далеко от...

— Я сказал, оставь его там, где он есть, Чани! Ящерицын помет!

Человек, находившийся над Полом у тихонько выругался:

— Сам ты ящерицы и помет!

Но все же тень исчезла.

Пол снова перенес внимание на впадину и различил внизу тень Стилгара. — Идите все сюда! — позвал Стилгар. Он повернулся к Джессике: — А теперь я спрошу тебя: как мы можем быть уверены в том, что вы выполните свою часть сделки? Это вы жили с бумагами, пустыми контрактами...

— Мы, Бене Гессерит, нарушаем свои клятвы не чаще, чем вы.

После долгого молчания раздался шепот:

— Ведьма Бене Гессерит!

Пол выхватил из-за пояса оружие и направил его на Стилгара, но тот продолжал стоять и смотреть на Джессику.

— Это — легенда! — сказал кто-то.

— Говорят, что Шадоут Мапес давала о тебе такой отчет, — сказал Стилгар. — Но такие важные вещи надо проверить. Если ты — Боне Гессерит, чей сын поведет нас в рай... — Он пожал плечами.

Джессика вздохнула, думая: «Итак, наша Защитная миссионерия посеяла семена религии даже в этой адовой дыре. Что ж... Они нам помогут, а это самое главное».

Она сказала:

— Я знаю, что праведница, принесшая вам эту легенду, сделала это под влиянием карама и ийаз, чуда и пророчества. Хотите увидеть знак?

В свете луны было видно, как напряглось его лицо.

— Мы не можем терять время на ритуал, — прошептал он.

Джессика вспомнила карту, которую показывал ей Кайнз, объясняя лучший путь для побега. Казалось, это было так давно! Там было обозначено одно место с названием сьетч Табр над ним и пометкой рядом: «Стилгар».

— Возможно, когда мы придем в сьетч Табр... — проговорила она.

Эти слова потрясли его, как откровение, и Джессика подумала: «Если бы только он знал, к каким фокусам мы иногда прибегаем! Должно быть, она хорошо поработала, эта Бене Гессерит из Защитной миссионерии. Эти Свободные великолепно подготовлены к тому, чтобы в нас поверить».

Стилгар шевельнулся.

— Нам надо уходить.

Она кивнула, давая понять, что они уходят с ее разрешения. Он посмотрел наверх, на то самое место, где прятался Пол.

— Эй, паренек, ты можешь спуститься! — Он снова посмотрел на Джессику и извиняющимся тоном сказал: — Твой сын слишком заметно поднимался. Ему предстоит многое узнать, чтобы не подвергать нас всех опасности. Несомненно, мы можем многому научить друг друга. А пока вам нужно посмотреть, что стало с одним из ваших людей, который лежит вон там. Мой сын несколько неосторожно разоружил его.

Стилгар круто обернулся, так что его капюшон упал ему на спину.

— Где?

— Вон за теми кустами, — указала она.

Стилгар кивнул двоим Свободным, которые сразу отошли. Тогда Стил внимательно оглядел своих людей и обнаружил, что исчез Джемиз. Он повернулся к Джессике.

— Даже твой мальчуган знает сверхъестественные способы.

— И вы заметили, что мой сын не спустился вниз, как вы ему приказали, — ответила Джессика.

Двое людей, которых послал Стилгар, вернулись, поддерживая третьего, который шел между ними, шатаясь и спотыкаясь. Стилгар бросил на них острый взгляд и снова посмотрел на Джессику.

— Сын слушается только тебя...

— Можешь спускаться. Пол, — сказала Джессика.

Пол встал во весь рост, сразу сделавшись видным в лунном свете, и сунул оружие Свободного за пояс. Когда он повернулся, из-за ближнего камня снова возникла фигура. Пол видел маленького человечка в лице Свободных. Из складок одежды торчало оружие, направленное на Пола.

— Я — Чани, дочь Льета.

Голос был веселым, полным сдерживаемого смеха.

— Будь моя воля, я бы не позволила причинить вред моим друзьям.

Человек, стоящий перед ним, повернулся, и свет луны упал на его лицо. Пол увидел миниатюрное личико и темные провалы глаз. Знакомые черты, повторяющие многочисленные сновидения Пола, настолько поразили его, что он застыл на месте. Он вспомнил сердитую запальчивость, с которой однажды описал это лицо из своих ночных грез, сказав при этом Преподобной матери: «Я ее встречу!» И вот она стоит перед ним, но ситуация совершенно иная, чем в тех сновидениях.

— Ты производил столько шума — прямо как Шаи-Хулуд, когда он гневается, — сказала она. — И ты выбрал самый трудный путь для того, чтобы взобраться сюда. Иди за мной, я покажу тебе самый легкий путь.

— Он выбрался из расщелины и, следуя за ее развевающимся плащом, начал спускаться вниз. Она бежала, как газель, порхая над камнями. Пол чувствовал, как горят его щеки, и радовался, что в темноте этого не видно. «Эта девушка! Она — как прикосновение судьбы!» Ему казалось, что горячая волна приподняла его и неудержимо несет вперед.

Теперь они стояли на дне впадины, среди Свободных. Джессика криво усмехнулась и обратилась к Стилгару:

— Это будет хороший обмен знаниями. Надеюсь, твои люди не гневается на нас за то, что мы были вынуждены прибегнуть к насилию: вы были близки к тому, чтобы совершить ошибку.

— Умение спасать от ошибок — дар небес, — сказал Стилгар. Он дотронулся до губ левой рукой, а правой взял оружие из-за пояса Пола и протянул товарищу. — Свои собственный пистолет получишь, парень, когда заслужишь его.

Пол начал было говорить, но заколебался, вспомнив, чему учила его мать: «Самое трудное — это начало».

— У моего сына имеется все необходимое ему оружие, — сказала Джессика. Она пристально посмотрела на Стилгара, вынуждая его подумать о том, как Пол приобрел этот пистолет.

Стилгар посмотрел на человека, над которым Пол одержал победу. Джемиз стоял в стороне, опустив голову и тяжело дыша.

— Ты — не простая женщина, — сказал Стилгар. Он протянул руку и щелкнул пальцами. — Кушти бакка те.

«Опять чакобза», — подумала Джессика.

Один из его людей передал ему два квадратных куска материи. Стилгар провел по ним пальцами и повязал один из них на шею Джессике, а другой на шею Полу.

— Теперь вы будете носить платок бакка, — сказал он. — Если нам придется разделиться, то вас узнают как принадлежащих к сьетчу Стилгара. Об оружии поговорим в другой раз.

Он прошел вдоль шеренги своих людей, изучая выражение их лиц. Наконец он отдал мешок Пола одному из них, чтобы тот нее его.

«Бакка, — подумала Джессика, узнав религиозный термин. — Бакка означает плакальщик». Она чувствовала, что символическое значение платка это то, что объединяет этих людей.

Стилгар подошел к молодой девушке, которая привела Пола в такое замешательство, и сказал:

— Чани, возьми этого ребенка-мужчину под свою опеку. Береги его.

Чани тронула Пола за руку.

— Идем, ребенок-мужчина!

Пол, стараясь подавить гнев, сказал:

— Мое имя — Пол. Очень хорошо, что вы...

— Мы дадим тебе новое имя, мужчина, — сказал Стилгар. — Во имя испытания разума.

«Испытание разума», — подумала Джессика. Внезапно желание сделать влияние Пола неоспоримым возобладало над всем остальным, и она крикнула:

— Мой сын прошел испытание Гомом Джаббаром!

По наступившей вслед за этими словами тишине она поняла, что поразила их в самое сердце.

— Мы еще многого не знаем друг о друге, — сказал Стилгар. — Однако мы не можем больше ждать. Дневное солнце не должно застать нас на открытом месте. — Он подошел к человеку, над которым Пол одержал победу, и спросил его: — Джемиз, ты можешь идти?

Тот недовольно пробормотал:

— Меня удивляет, как он это сделал. Конечно, я могу идти.

— Только без происшествий! — сказал Стилгар. — Джемиз, ты вместе с Чани отвечаешь за безопасность этого юноши. Он и его мать пользуются моим покровительством.

Джессика пристально посмотрела на Джемиза. Это он возражал Стилгару в начале их встречи, это его голос был напоен смертью. И Стилгар, по-видимому, хотел заставить Джемиза подчиниться себе.

Стилгар внимательно оглядел своих людей и позвал двоих:

— Ларус и Феррух, вы будете заметать наши следы. Следите за тем, чтобы не осталось ни малейшего знака. Сейчас особый случай: с нами два человека, которые не прошли обучения. — Он высвободил руку и указал вдаль, за впадину. — Идите небольшими группами, с укрепленными флангами. Мы должны быть у Пещерного хребта до рассвета.

Джессика встала за Стилгаром, считая людей. Свободных было более сорока. Вместе с ней и Полом их стало сорок два. Она подумала: «Они передвигаются, как военный отряд, и даже девушка».

Пол встал рядом с Чани. В нем шевельнулось неприятное чувство, что он вроде бы пойман этой девушкой.

— Смотри, куда ты идешь, — прошептала Чани. — Не задевай за кусты, если не хочешь нас выдать.

Пол понимающе кивнул.

Местом их назначения был сьетч Табр — место встречи в момент опасности.

— Мы хорошо идем, — сказал Стилгар. — Если Шаи-Хулуд поможет нам, мы достигнем Пещерного хребта еще до рассвета.

Джессика кивнула, сосредоточив внимание на своей силе, но чувствуя внутри себя усталость. "Все они, — подумала она, — вся их культура развивается на основе военных порядков. Каким бесценным даром было это для отверженного герцога!?

Глава 10

Свободные были непревзойденными в том качестве, которое древние называли «спаннансбоген» самообманывающее растяжение расстояния от желаемого до момента его получения.

Принцесса Ирулэн.

Мудрость Муаддиба.

Они достигли Пещерного хребта перед самым рассветом, и, продвигаясь теперь по выступу ущелья, такому узкому, что идти приходилось боком. Джессика поняла, что Стилгар послал вперед связных — она увидела их в тот момент, когда они начали взбираться вверх по склону.

Пол на ходу поднял голову и увидел, что люди карабкаются к тому месту, где на фоне серо-синего неба темнела узкая расщелина. Чани, подгоняя его, дернула за плащ:

— Быстрее, уже светает!

— Куда направляются эти люди, что карабкаются вслед за нами? шепотом спросил Пол.

— Начинается день, торопись!

«Охрана остается снаружи, — подумал Пол. — Мудро. Но еще разумнее было бы подойти к этому месту отдельными группами». На этом он прервал свои размышления и вспомнил страх, с которым его отец говорил, что Атридесы могут стать партизанским Домом.

— Быстрее, — прошептала Чани.

Пол ускорил шаги, слыша шорох плащей за спиной. Отряд завернул за угол, где проход стал шире. Стилгар отступил в сторону, давая всем пройти в низкий проем.

— Быстро! — прошипел он. — Если патруль схватит нас здесь, мы уподобимся кроликам в клетке тигра.

Пол вступил в отверстие, сопровождаемый Чани. Он очутился в подземелье, освещенном нежным сероватым светом, льющимся откуда-то сверху. — Ты можешь теперь выпрямиться, — сказала она.

Он повиновался, внимательно изучая место: глубокое и широкое, с потолком чуть выше человеческого роста, вогнутом наподобие купола. Из темноты возникли силуэты членов отряда. Его мать подошла к нему и встала рядом, изучая своих спутников. Он заметил, как она отличается от Свободных, несмотря на одинаковое одеяние. Разница заключалась в манере ходьбы — в ее походке было столько силы и грации!

— Найди себе место в сторонке, ребенок-мужчина, — сказала Чани. -Отдохни и поешь, — она вложила в его руку два тонких, склеенных друг с другом кусочка, издающих запах спайса.

Стилгар остановился за спиной Джессики и приказал группе людей, стоящих слева:

— Закройте проход и проверьте влагоуловитель. — Он обернулся к другим Свободным. — Лемил, займись глоуглобами.

Он взял Джессику за руку.

— Я хочу тебе кое-что показать, таинственная женщина. — Он повел ее за изгиб скалы, к месту источника света.

Джессика обнаружила, что смотрит в широкую щель другого подземелья, находящегося высоко на утесе, так что из него открывается вид на другую впадину, защищенную стенами утесов. Кое-где виднелись отдельные группки растительности.

Пока она смотрела на залитую серым предрассветным светом впадину, над дальними вершинами поднялось солнце и залило бледно-желтым светом скалы и песок. Она отметила, с какой стремительностью встает над горизонтом солнце Арраки.

«Это из-за того, — подумала она, — что мы хотели бы его задержать. Ночь безопаснее дня». Потом ею вдруг овладело безумное желание увидеть радугу. «Я должна сдерживать подобные желания, — подумала она. — Они проявление слабости, и я не могу больше позволять себе это».

Стилгар тронул ее за рукав и указал на низину:

— Там ты увидишь истинных друзей!

Она посмотрела в указанном направлении и увидела там движение: люди в низине разбегались от дневного света, прячась в тени противоположного хребта. Она достала из плаща бинокль и настроила его на нужное расстояние. — Это наш дом, — сказал Стилгар. — Мы будем там к ночи. — Он теребил свои усы. — Мои люди допоздна занимаются работой... Это означает, что поблизости нет патрулей. Позже я дам им знак, и они приготовятся к нашему прибытию.

— Ваши люди приучены к дисциплине, — заметила Джессика. Она опустила бинокль и заметила, что Стилгар смотрит на нее.

— Они повинуются закону сохранения племени, — сказал он. — И вождя мы выбираем, тоже следуя этому закону. Вождь — это самый сильный, тот, кто приносит воду и безопасность. — Он посмотрел ей прямо в лицо.

Она, в свою очередь, пристально посмотрела на него, отметив синеву его глаз, круги под глазами, пыльную бороду и усы, линию трубки, отходящую от ноздрей и убегающую под стилсьют.

— Поставила ли я под сомнение твое мужество, испытывая тебя? спросила она.

— Ты не вызывала меня.

— Важно, чтобы вождь пользовался уважением отряда.

— Я могу справиться с любым песчаным червем. Раз ты превосходишь меня, значит превосходишь любого из нас. Сейчас они надеются поучиться у тебя сверхъестественному способу драки, а некоторые с любопытством ждут, бросишь ли ты мне вызов. Она почувствовала, что на нее ложится бремя осложнений.

— Чтобы одержать победу в битве над тобой по всем правилам?

Он кивнул:

— Да, но я не советую тебе делать это, потому что они не пойдут за тобой. Ты — не из песков, они поняли это во время ночного перехода.

— Практичные люди.

— Верно, — он посмотрел в сторону низины. — Мы знаем свои нужды. Но теперь, когда мы так близко от дома, мысли их не глубоки. Мы очень долго отсутствовали, доставляя нашу долю спайса к независимым торговым судам этого треклятого Союза... чтоб их лица навсегда почернели!

Джессика снова обернулась к нему.

— Союзу? Что общего имеет Союз с вашим спайсом?

— Это приказ Льета. Мы знаем причину, но нам это неприятно. Мы даем взятку Союзу чудовищным количеством спайса, чтобы нас не беспокоили спутники и никто не мог шпионить за нами с целью узнать, что мы делаем с ликом Арраки.

Она взвешивала слова, помня, что Пол говорил, что должна быть связь между Союзом и арракинцами.

— И что же вы делаете с ликом Арраки такого, что не должны знать?

— Мы изменяем его... медленно, но верно. Мы хотим сделать планету пригодной для жизни. — Он посмотрел в сторону пустыни затуманившимися глазами. — Открытая вода, высокие деревья, люди, которые смогут ходить без стилсьютов... Такое время придет!

«Так вот какова мечта Льета», — подумала она и сказала:

— Взятки — это большая опасность. Они могут расти.

— Они и так растут, — сказал он. — Однако медленный путь — самый безопасный.

Джессика посмотрела в сторону пустыни, пытаясь представить ее такой, какой ее видел Стилгар в своем воображении. Но она увидела только изжелта-серые дюны и какое-то неясное движение над скалами.

Вначале она подумала, что это машина патруля, потом поняла, что видит мираж — незнакомый ландшафт с песком, покрытым растительностью, а в середине его — длинный червь, путешествующий по поверхности с фигуркой Свободного на спине. Мираж исчез.

— Было бы гораздо лучше поехать на нем, — сказал Стилгар. — Но мы не можем пустить червя — Создателя — в долину. Так что сегодня ночью снова придется идти пешком.

Она поняла, что видела в мираже Свободного, путешествующего верхом на гигантском черве. Ей пришлось взять свои чувства под строжайший контроль, чтобы не выдать своего замешательства.

— Нам пора возвращаться, сказал Стилгар. — А то мои люди станут подозревать, что я тут с тобой развлекаюсь. Многие и так уже завидуют тому, что я касался руками твоих прелестей во время нашей схватки в долине.

— Хватит об этом! — оборвала его Джессика.

— Не обижайся на это, — сказал Стилгар, и в его тоне проскользнул холодок. — У нас женщин не берут против их воли... — Он пожал плечами. -Но с тобой и это правило лишнее.

— Не забывай, что я была женщиной герцога, — сказала она уже спокойнее.

— Как пожелаешь... Пора закрывать это отверстие. Сегодня люди нуждаются в отдыхе. Завтра у них будет трудный день.

Оба замолчали. Джессика смотрела на солнечный свет. Она уловила в голосе Стилгара невысказанное предложение других отношений, нежели просто расположение с его стороны. Нужна ли ему жена? Она сознавала, что может перешагнуть эту грань с ним. Это был один из способов положить конец спору об авторитете Стилгара в племени — женщина поделит свой авторитет с мужчиной.

Но что тогда будет с Полом? Кто знает, какие здесь семейные устои? И что будет с ее еще не рожденной дочерью, с дочерью покойного герцога? Она полностью сконцентрировалась на своем будущем ребенке и рассмотрела причины, по которым разрешила себе зачатие. Она понимала суть происходящего — она уподобилась тем, кому угрожает смерть, и кто, желая достичь бессмертия, делает это посредством зачатия новой жизни. Инстинкт продолжения рода трудно преодолеть.

Джессика посмотрела на Стилгара и увидела, что тот изучает ее и ждет. «Дочь, рожденная от женщины, вступившей в брак с таким человеком... что ждет ее?» — спросила она себя.

Стилгар прочистил горло и вдруг обнаружил, что понимает некоторые мысли, вопросы, которые она себе задает.

— Для вождя важнее всего то, что делает его вождем. Это нужды народа. Если ты научишь меня твоей силе, придет время, когда один из нас изменит другого. Я предпочел бы этот путь.

— А есть и другие пути? — спросила она.

— Наша Преподобная мать, Сайадина, уже стара...

"Их Преподобная мать стара!?

Прежде, чем она осознала эти слова, он сказал:

— Я не обязательно хочу предлагать себя, как мужчину. Ты желанна и прекрасна, но если бы ты стала одной из моих женщин, то некоторые молодые мужчины начали бы думать, что я слишком много думаю об удовольствиях плоти и слишком мало забочусь о племени. Даже сейчас они слушают и наблюдают за нами.

«Он из тех, кто взвешивает свои решения и думает о последствиях», пронеслось у нее в голове.

— Среди молодых мужчин есть и такие, которые достигли возраста дикого духа, — сказал он. — И нужно им обеспечить этот период. Я не должен давать им повод сомневаться во мне, потому что тогда среди них окажутся покалеченные и убитые. Такое решение — не лучший выбор для вождя, если есть возможность предпочесть лучший. Ведь вождь — это тот, кто отличает толпу от собрания людей.

Его слова, глубина его знаний, тот факт, что он обращается не только к ней, но и к тем, кто слушает его тайно, заставил ее взглянуть на него по-другому. "Он, несомненно, фигура! — подумала она. — Где он научился сохранять такое внутреннее достоинство??

— Закон, который требует нашей формы выбора вождя, — это только закон. Но из этого вовсе не следует, что справедливость — то, что требуется нашим людям. Что нам нужно сейчас, так это время для роста наших сил и распространения их на большую территорию.

«Кто его предки? — подумала она. — Откуда пошло их племя?» А вслух она сказала:

— Стилгар, я тебя недооценивала.

— Каждый из нас, вероятно, недооценивал другого. Мне бы хотелось, чтобы с этим было покончено и чтобы между нами установились отношения дружбы и доверия. Мне бы хотелось достичь того уважения, которое возникает без зова секса.

— Я понимаю.

— Ты доверяешь мне?

— Я слышу искренность в твоем голосе.

— У нас те, кто не является вождем по закону, занимают почетное место. Они учат. Они сохраняют божественную силу здесь, — он коснулся своей груди.

«Я должна выведать у него тайну их Преподобной матери», — подумала она.

— Ты говорил о вашей Преподобной матери... Я что-то слышала о легенде и пророчестве, — сказала она.

— Говорят, что школа Бене Гессерит и ее питомицы держат в своих руках ключ к будущему.

— Ты веришь, что я одна из них?

Она наблюдала за выражением его лица и думала: "Нежные ростки доверия так легко погубить!?

— Мы этого не знаем.

«Он — честный человек, — подумала она. — Он хочет получить от меня знак, но он не станет давать взятку судьбе и говорить мне об другом». Джессика обернулась и посмотрела на долину, окрашенную в золотые тона. Внезапно она прониклась хитрым благоразумием. Она знала лицемерие Защитной миссионерии, знала, как приспосабливается техника легенды к условиям, но она чувствовала здесь необычные изменения — как будто кто-то из Свободных извлекал из этого выгоду.

Стилгар прочистил горло. Она почувствовала его нетерпение. Она понимала, что время идет и люди ждут, когда эта брешь будет закрыта. Для нее настала пора смелого выступления, и она сознавала, что ей нужно: школа правды, которая дала бы ей...

— Адаб, — прошептала она.

Ей показалось, что это слово заполнило все ее сознание. Она полностью отдалась нахлынувшим чувствам, как бы пропуская это слово сквозь себя.

— Ибн киртаиба, — сказала она. — Место, где кончается пыль. — Она высвободила из-под плаща руку, видя, как округляются глаза Стилгара. Она слышала в глубине пещеры шелест многих плащей.

— Я вижу Свободного со священной книгой в руках, — заговорила она. -Он читает ал-Лат, взывая к солнцу, чтобы оно покарало врагов. Он читает Садус Триал: «Мои враги подобны тем поникшим былинкам, что стояли на пути бури. Неужели вы не видите деяний вашего Бога? Он наслал на них мор за то, что они затеяли против нас недоброе. Их планы подобны отравленным шарикам, от которых все отвращаются».

Дрожь прошла по ее телу. Она уронила руку. Из глубины пещеры донесся шепот многих голосов:

— Их дело потерпело поражение!

— Огонь божий зажегся в моем сердце, — произнесла она.

— Запылал божий костер, — пришел ответ.

— Враги ждут, — сказала она.

— Би-ла кайфа, — отозвались голоса людей.

Во внезапно наступившей тишине Стилгар склонился перед ней.

— Сайадина! — сказал он. — Если позволит Шаи-Хулуд, то ты сможешь пройти внутрь и стать Преподобной матерью.

Пол стоял рядом с Чани во внутренней пещере. Он все еще чувствовал вкус еды, которой накормила его Чани, — кусок птичьего мяса и лепешка с примесью спайсового меда. По вкусу он понял, что никогда раньше не ел такой еды с концентрированной спайсовой эссенцией, и на мгновение почувствовал страх. Он знал, что эта эссенция может привести к спайсовому изменению, которое толкнет его сознание к предвидению.

— Би-ла кайфа, — прошептала Чани.

Он смотрел на нее, видя благоговейный страх, с которым Свободные внимали голосу его матери. Лишь человек, которого называли Джемизом, не принимал в этом никакого участия и держался поодаль, скрестив руки на груди.

— Дай якха хин манге, — прошептала Чани. — У меня два глаза, у меня две ноги.

Она не сводила с Пола изумленных глаз.

Пол глубоко вздохнул, пытаясь унять в душе бурю. Слова его матери оказались вовлеченными в ту работу, которую совершала спайсовая эссенция, и теперь он чувствовал, как ее голос возвышался и опадал в нем, словно тени огромного костра. И несмотря на все это, он чувствовал в ней крайний цинизм — он так хорошо ее знал! Но ничто уже не могло остановить в нем процесс, начатый кусочком пищи. Ужасное предназначение!

И снова он почувствовал в себе расовое сознание, от которого не мог убежать. В его мозгу возникла удивительная ясность, он наполнился потоком данных, несущих в себе холодную точность знания.

Он опустился на пол, прислонился спиной к каменной стене и целиком отдался своим ощущениям. Знания хлынули в те временные напластования, которые позволяли ему видеть время, ветры будущего...

Существовала опасность, он это чувствовал, перейти свои границы, и он был вынужден сдерживать свои знания настоящего, чувствуя, как расплывается угол познания.

Предвидение, как он это себе представлял, было освещением объединенных пределов, которые его скрывали. Он видел временные связи внутри этой пещеры, кипение сфокусированных возможностей.

Видение заставляло его искать полной неподвижности. Бесчисленные временные линии разбегались от этой пещеры, и в одной из них он увидел собственное мертвое тело, воткнутый в него нож и кровь, льющуюся из раны.

Глава 11

Моему отцу, падишаху-императору, было семьдесят два года, хотя он выглядел не старше, чем на 35 лет, когда он обрек на смерть герцога Лето и отдал Арраки Харконненам. Он редко показывался на люди одетым иначе, чем в форму сардукаров и в черный шлем с имперским головным львом на кресте. Форма являлась открытым указанием на то, где лежал источник его силы. Но он не всегда был таким ужасным. Когда он хотел, он мог излучать очарование и искренность, но в те последние дни я часто задумывалась, был ли он таким на самом деле, или только казался. Теперь я думаю, что это был человек, никогда не перестававший сражаться, дабы избежать прутьев невидимой клетки.

Принцесса Ирулэн.

В доме моего отца.

Джессика проснулась в темноте подземелья, чувствуя движение Свободных вокруг нее. Кисло пахло стилсьютами. Внутреннее чувство времени подсказало ей, что скоро ночь, но пещера была погружена в темноту, защищенная от пустыни пластиковыми чехлами, что позволяло сохранить влагу их тел.

Она осознала, что позволила себе расслабиться, признав тем самым, что уверена в том, что со стороны людей Стилгара ей не грозит никакая опасность. Она повернулась в гамаке, сделанном из ее собственного плаща, спустила ноги на пол и сунула их в башмаки. "Я должна узнать, что надо делать, чтобы во время ходьбы движения тела помогали движениям ног, подумала она. — Как много всего нужно запомнить!?

Она все еще чувствовала во рту вкус утренней еды, и ей пришло на ум, что время здесь использовалось в перевернутом виде: ночь была наполнена деятельностью, а день — время отдыха.

Она отцепила свой стилсьют от крюков в нише скалы, повозилась с ним в темноте, пока не нашла, где низ, а где верх, и скользнула в него. «Как же передать сообщение Бене Гессерит? — раздумывала она. — Следовало бы сообщить о двух отклонениях в арракинском святилище».

В глубине пещеры загорелись глоуглобы. Она видела движущиеся там фигуры людей, различила фигуру Пола, уже одетого, с откинутым на спину капюшоном, что позволяло ей видеть его орлиный профиль Атридесов. «Как странно он вел себя перед тем, как они отправились на отдых! — подумала она. — Он был подобен человеку, вернувшемуся к жизни, но не вполне еще осознавшему свое возвращение. Глаза его были полуприкрыты, и взгляд был устремлен в себя». Все это заставило ее вспомнить о его предупреждении насчет спайсовой пищи.

Какой эффект дает ее употребление? Помнится, он говорил, что здесь имеется какая-то связь с его способностью предвидения, но он молчал о том, что видел.

Справа из тени вышел Стилгар и подошел к группе людей, стоявших под глоуглобами. Она заметила, как он теребит свою бородку, каким по-кошачьи вкрадчивым он выглядит. Внезапный страх током прошел по спине Джессики, чувства ее снова обострились, воспринимая напряжение в собравшихся вокруг Пола людях — скупые движения, ритуальные позы.

— Они пользуются моей поддержкой! — прогремел голос Стилгара.

Джессика узнала человека, к которому обращался Стилгар, — это был Джемиз! По неестественной напряженности плеч она догадалась, что Джемиз в гневе. «Джемиз сердится, что Пол одержал над ним верх», — подумала она.

— Ты знаешь закон, Стилгар? — спросил Джемиз.

— Кто знает его лучше? — ответил Стилгар, и она услышала в его голосе умиротворяющие нотки, попытку что-то смягчить.

— Я выбираю единоборство, — проворчал Джемиз.

Джессика подошла к Стилгару и схватила его за руку.

— Джемиз требует своей доли в проверке легенды, — сказал Стилгар. -Это закон амтал.

— Она должна быть защищена, и если ее защитник побеждает, тогда это правда, — сказал Джемиз. — Но... — Он оглядел напряженные лица людей. — Ей не понадобится защитник из Свободных, а это означает, что она приведет защитника с собой.

«Он говорит о битве с Полом один на один», — подумала Джессика. Она убрала руку с руки Стилгара и шагнула вперед.

— Я всегда защищаю себя сама, — сказала она. — Значение этих слов можно понять, если...

— Ты не должен говорить о своих путях! — воскликнул Стилгар. — Не говори о них, пока я не получу новых доказательств!

— Стилгар мог рассказать тебе утром, то, что можно сказать. Он мог полностью изменить ход твоих мыслей, чтобы ты, как птица, повторила его слова нам, надеясь посеять ложь среди нас! — сказал Джемиз, злобно глядя на Джессику.

«Я могу с ним справиться, но при их интерпретации легенды это могло бы привести их к столкновению», — подумала Джессика. И снова она удивилась тому, какие причудливые всходы дали семена, посеянные здесь Миссионерией. Стилгар посмотрел на Джессику и тихо, но так, чтобы все слышали, сказал:

— Джемиз — тот, кто несет в себе злобу, сайадина. Твой сын одержал над ним верх и...

— Это была случайность! — проревел Джемиз. — В долине Туоно действовали чары колдуньи!

— ...и я сам одержал над ним верх, — продолжал Стилгар. — Он жаждет, чтобы вызов обратился и на меня. В Джемизе слишком много жестокости, чтобы из него когда-нибудь вышел хороший вождь. Свой язык он отдает законам, а сердце — ненависти. Нет, из него никогда не выйдет хороший вождь. Я долго сдерживал его, потому что он полезен в битвах, но когда он позволяет своему гневу взять над собой верх, он становится опасен.

— Стилгар! — прохрипел Джемиз.

И Джессика поняла, что делает Стилгар: он пытается переключить его злобу на себя, отвлечь внимание Джемиза от Пола.

Стилгар посмотрел Джемизу прямо в лицо, и Джессика снова услышала умиротворяющие нотки:

— Джемиз, он ведь еще мальчик, он...

— Ты сам назвал его мужчиной, — сказал Джемиз. — Его мать говорит, что он прошел испытание Гомом Джаббаром. Его полная воды плоть... Те, кто несли его мешок, говорят, что в нем литерьон воды. Литерьон! А мы наполняем наши пакеты, когда выпадает роса.

Стилгар посмотрел на Джессику.

— Это правда? В вашем мешке есть вода?

— Да.

— Литерьон?

— Даже два литерьона.

— И что вы собираетесь делать с этим богатством?

Чувствуя холодок в его голосе, она покачала головой.

— Там, где я родилась, вода падала с неба и бежала по земле широкими реками, — сказала она. — Там были океаны, такие огромные, что, стоя на одном берегу, вы не увидели бы другого. Я не воспитывалась в законах вашей водной дисциплины, я никогда раньше не думала о подобных вещах...

Вздох вырвался из груди стоявших рядом людей:

"Вода, падающая с неба, бегущая по земле...?

— Разве ты не знаешь, что среди нас есть те, кто потерял воду из-за несчастного случая и теперь будет томиться жаждой до нашего возвращения в Табр?

— Как же я могла это знать? — Джессика покачала головой. — Если им нужно, дайте им воды из нашего мешка.

— Ты так намеревалась распорядиться своим богатством?

— Я намеревалась употребить его для спасения жизни людей.

— Тогда мы принимаем твой дар, сайадина.

— Ты не подкупишь нас водой, — проворчал Джемиз. — И тебе не удастся озлобить меня против тебя самого, Стилгар. Я вижу, ты пытаешься заставить меня бросить вызов тебе, прежде чем я докажу свои слова.

Стилгар посмотрел на Джемиза.

— Ты решил драться с ребенком? — голос его был тихим, но полным гнева.

— Она должна быть защищена!

— Даже при том, что она пользуется моим расположением?

— Я взываю к закону, — сказал Джемиз — Это мое право.

Стилгар кивнул.

— Тогда, если мальчик тебя не сразит, ты ответишь перед моим ножом. И на этот раз я не отдерну клинка, как делал это раньше.

— Ты не можешь так поступить, — сказала Джессика. — Ведь Пол совсем...

— Ты не должна вмешиваться, сайадина, — сказал Стилгар. — О, я знаю, что ты можешь победить меня, но ты не можешь победить всех. Это необходимо!

Джессика смотрела на него, видя в зеленом свете глоуглобов непоколебимую твердость, застывшую на его лице. Она обернулась к Джемизу, прочитала упрямство в его глазах и подумала: «Мне следовало бы понять это раньше. Он из тех, кто не прощает. Он из молчаливых, из тех, кто решает все про себя. Мне следовало бы приготовиться».

— Если ты причинишь вред моему сыну, — сказала она, — тебе придется иметь дело со мной. Я вызываю тебя заранее. Я раздроблю тебя...

— Мама, — Пол подошел к ней и потянул за рукав. — Может быть, если я объясню Джемизу, как...

— Объясню?! — фыркнул Джемиз.

Пол ничего не ответил, лишь молча посмотрел на него. Он не чувствовал страха: Джемиз казался таким неуклюжим, и тогда, ночью, его удалось так легко обезоружить. Но Пол еще ощущал в атмосфере присутствие временных связей, он еще помнил то пророческое видение, в котором лежал мертвым на полу пещеры, пораженный ножом. И чтобы избежать этого, в жизни существовало несколько путей.

Стилгар сказал:

— Сайадина, ты теперь должна отойти туда, где...

— Перестань называть ее сайадиной! — сказал Джемиз. — Это еще нужно доказать. Да, она знает молитву, ну и что? Ее знает у нас каждый ребенок. «Он сказал достаточно, — подумала Джессика. — У меня есть к нему ключ. Я могла бы остановить его Голосом». Она колебалась. «Но остановить их всех я не могу».

— Ты мне за это ответишь, — сказала Джессика, изменив голос так, чтобы интонация его была жалобной в начале фразы и твердой в ее конце. Джемиз молча смотрел на нее. Лицо его выражало явный испуг. — Я научу тебя страдать, — продолжала она тем же тоном. — Помни об этом, когда будешь драться. Ты узнаешь такое страдание, по сравнению с которым воспоминания о Гоме Джаббаре покажутся тебе счастливыми. Все твое существо будет корчиться от боли...

— Она пытается меня околдовать! — задыхаясь, проговорил Джемиз. Он поднес к своему уху руку, сжатую в кулак. — Пусть на нее падет молчание!

— Да будет так! — сказал Стилгар и бросил на Джессику предостерегающий взгляд.

— Если ты, сайадина, заговоришь, мы подумаем, что ты занимаешься колдовством, и ты за это поплатишься.

Он знаком велел ей отойти.

Джессика почувствовала, как чьи-то, далеко не дружеские руки отталкивают ее в сторону. Она увидела, что Пол отделен от нее толпой, что к нему склонилась Чани. Люди стали так, что в центре их оказалась свободной круглая площадка. Были принесены дополнительные глоуглобы, и все они светили на полную мощность.

Джемиз шагнул в круг, снял с себя плащ и кинул его кому-то в толпе. Он оказался в плотном сером стилсьюте, запятнанном во многих местах. На мгновение он припал ртом к трубке, глотнул воды и тут же выпрямился. Потом он освободился по частям от стилсьюта и, бережно передав его в толпу, застыл в ожидании с крисножом в руке. Теперь на нем осталась лишь набедренная повязка — плотная ткань, опоясывающая чресла.

Джессика видела, что Чани помогает Полу: она сунула ему в руку нож, а он взял его и примерился к его рукоятке. Она подумала, что Пол владеет прана и бинду, нервными клетками, что он прошел самую сложную школу борьбы, что его учителями были такие люди, как Гурни Хэллек и Дункан Айдахо, люди, ставшие легендой при жизни. Мальчику были известны хитроумные приемы Бене Гессерит, и выглядел он довольно уверенно.

«Но ему только пятнадцать лет, — подумала Джессика. — И при нем нет защитного поля. Я должна это прекратить! Должен же быть какой-нибудь способ...» Она подняла голову и увидела, что Стилгар зорко наблюдает за ней.

— Ты не сможешь это остановить, — сказал он.

Она закрыла себе рот рукой: "Я посеяла страх в уме Джемиза... Если бы только я могла молиться! Молиться по-настоящему...?

Теперь и Пол стоял в кругу. В руке он держал криснож, ноги его были босы. На уроках борьбы Айдахо не уставал предупреждать его: «Когда ты сомневаешься в поверхности, на которой стоишь, лучше всего драться босиком».

Он повторил про себя слова, которые успела ему шепнуть Чани: «После того как Джемиз уклоняется от удара, он делает выпад вправо. Мы все знаем эту его привычку. И он будет стараться ослепить тебя блеском своего ножа, чтобы после этого ударить. Он умеет драться обеими руками, следи за сменой рук».

Но самым сильным ощущением Пола было ощущение инстинктивной настройки, воссоздание того, что он постигал во время тренировок день за днем, час за часом.

Память услужливо подсказала ему слова Гурни Хэллека: «Тот, кто хорошо владеет ножом, должен знать возможности любой его части: и острия, и лезвия, и щеки. Острие умеет и резать, лезвие может и колоть, щека может поставить ловушку противнику».

Пол посмотрел на криснож.

Джемиз стал продвигаться по кругу — с тем чтобы встать напротив Пола. Пол пригнулся, осознав, что он не защищен защитным полем, хотя был приучен сражаться, окруженный его невидимой пеленой, с неуловимой быстротой реагировать на его изменения. Несмотря на постоянные предупреждения своих учителей о том, что он не должен зависеть от влияния поля на скорость атаки, ощущение присутствия поля, он это знал, вошло в его плоть и кровь. Джемиз выкрикнул ритуальный клич:

— Нож может ломать и крушить!

«Тогда он затупится», — подумал Пол. Он успокаивал себя тем, что у Джемиза тоже нет защитного поля. Но он ведь и не был приучен им пользоваться.

Пол пристально посмотрел на Джемиза. Его тело было похоже на скелет, обтянутый узловатой веревочкой. В свете глоуглобов его нож отливал молочно-желтым.

Страх пронизал все естество Пола. Внезапно он почувствовал себя одиноким и голым в кольце чужих людей. Предвидение обогатило его знания бесчисленными факторами, питаемыми сильнейшими токами будущего. Над неопределенным числом неизведанных путей висела смерть!

На будущее может повлиять все, что угодно, размышлял он. Кашель кого-то из наблюдающих, отвлечение внимания, изменения в освещении... «Я боюсь», — сказал себе Пол.

Он двинулся по кругу, навстречу Джемизу, медленно повторяя про себя заклинание Бене Гессерит против страха: «Страх убивает разум...» Как будто струя холодной воды обмыла его тело, и он почувствовал готовность к слаженным действиям мускулов. — Я окуну свой нож в твою кровь! — выкрикнул Джемиз. В середине последнего слова он сделал выпад.

Джессика видела это движение и едва не задохнулась от внутреннего крика... Там, куда человек нанес удар, теперь была пустота. Пол же стоял за спиной Джемиза, и эта спина перед ним представляла собой отличную мишень.

«Ну же, Пол, ну!» — мысленно выкрикнула Джессика.

Движения Пола были четкими и красивыми, но замедленными. Это дало Джемизу возможность обернуться и отскочить в сторону. Пол отдернул руку и низко пригнулся.

— Сначала ты должен найти мою кровь!

Джессика узнала в движениях сына ту медлительность, которую развивает защитное поле, и с горечью подумала о том, какой двоякий смысл несет в себе это поле.

Реакция мальчика была реакцией юноши, а такой манеры вести бой эти люди никогда не видели. Его тактика была отработана для проникновения за барьер. Поле слишком быстро отбрасывало удар, пропуская лишь медленное маневрирование. Чтобы пробиться за поле, нужна была ловкость и самоконтроль.

«Понимает ли это Пол?» — спросила она себя. — Он должен это понимать...?

И снова Джемиз, блестя угольно-черными глазами, ринулся в атаку. Тело его в свете глоуглобов казалось желтым. И снова Пол увернулся, чтобы нанести удар. Слишком медленно...

И снова...

Каждый раз Пол опаздывал на какую-то долю секунды.

И Джессика видела то, что, она надеялась, не увидел Джемиз. Защитные движения Пола были автоматически быстрыми, но каждый раз он совершал их под тем точным углом, который понадобился бы, если бы часть удара Джемиза должна была помочь отклонить защитное поле.

— Твой сын что, играет с этим глупым беднягой? — спросил Стилгар.

Прежде чем она успела ответить, он знаком велел ей молчать.

— Прости, ты не должна говорить.

Теперь обе фигуры крутились одна против другой. Джемиз держал нож, чуть выдвинув его вперед и вверх, так что кончик ножа казался приподнятым. Пол пригнулся и держал нож направленным вниз. Джемиз снова прыгнул вперед, на этот раз точно туда, где стоял Пол.

Вместо того, чтобы отпрянуть назад и в сторону, Пол отразил удар лезвием своего ножа. Потом мальчик отпрянул влево, мысленно благодаря Чани за предупреждение.

Джемиз отступил на край круга, потирая руку, в которой держал нож. На мгновение из пореза показалась кровь и тотчас же пропала. Глаза Джемиза были широко раскрыты и смотрели прямо перед собой, не мигая. Два иссиня-черных провала изучали Пола с появившейся только сейчас осторожностью.

— Он ранен, — пробормотал Стилгар.

Пол, пригнувшись и готовясь к новой атаке, крикнул, как учили его учителя:

— Будешь просить пощады?

— Ха!

В толпе возник сердитый ропот.

— Тише! — крикнул Стилгар. — Парнишка не знает наших правил. — Потом, повернувшись к Полу, он пояснил:

— При тахадди пощады не бывает. Только смерть...

Джессика видела: Пол содрогнулся. «Ему никогда не приходилось вот так убивать человека... горячим от крови лезвием. Поднимется ли у него рука?» — думала она.

Следуя движению противника, Пол повернулся вправо. Предвидение возможного исхода вернулось к нему с прежней навязчивостью. Его новое знание говорило ему, что для этой борьбы существовало слишком много возможностей, мгновенно сжимающихся решений, чтобы впереди открылся некий просвет.

Вероятность накладывалась на вероятность, вот почему эта пещера лежала на его пути узловатым пятном, подобно гигантскому порогу на реке, создающему многочисленные течения.

— Кончай это, парень! — прошептал Стилгар. — Не нужно с ним играть.

Пол двинулся дальше по кругу, полагаясь на свое чутье времени.

Теперь Джемиз, казалось, начинал понимать, что перед ним в кольце зрителей находится совсем не нежный пришелец из другого мира, не легкая мишень для крисножа.

Джессика видела, как по его лицу пробежала мимолетная тень отчаяния. «Вот когда он стал опаснее всего, — подумала она. — Теперь он способен на все. Он видит, что имеет дело не с ребенком, но с машиной, с детства настроенной на беспроигрышную драку. Теперь расцвел тот страх, который я в нем посеяла».

Она обнаружила, что в ней шевельнулось нечто вроде жалости к Джемизу. Она подавила это чувство, памятуя об опасности, которая угрожала ее сыну. «Джемиз способен на все, на самое, невероятное», — сказала она себе.

Она подумала, удалось ли Полу схватить видение будущего, и если да, то использует ли он свои знания. Она не переставала отмечать каждое движение сына, видела каждую каплю пота на его лице, замечала проглядывающую за его активностью осторожность. И впервые с тех пор, как она узнала о даре Пола, она подумала, что этот дар несет в себе и неуверенность.

Теперь движения Поля сделались более активными. Он кружил вокруг своего противника, но не атаковал его: он заметил в нем страх. В ушах Пола зазвучал голос Айдахо: «Когда твой противник начинает бояться, дай ему возможность развить это чувство, — пусть поработает время, пусть страх поработает над ним, пусть перейдет в ужас. Человек, объятый ужасом, сражается сам с собой. Конечно, он и нападает безрассудно — это самое опасное в такой период, но можно рассчитывать на то, что ошибка, которую он при этом сделает, будет для него смертельной. Ты же обучаешься тому, чтобы распознать эту ошибку и воспользоваться ею».

В толпе поднялся ропот.

«Они думают, что Пол жесток, что он играет с Джемизом», — подумала Джессика. Она почувствовала в восклицаниях людей и возбуждение, вызванное удовлетворением от наблюдаемого ими спектакля. Она видела, что напряжение Джемиза все растет, и ей было ясно, что недалек тот момент, когда он больше не сможет сдерживать себя.

Джемиз высоко подпрыгнул и взмахнул правой рукой, но рука была пуста: криснож был переброшен в левую руку. У Джессики перехватило дыхание. Но Пол получил предупреждение от Чани: «Джемиз дерется обеими руками». В то же время память, выбрав из его обширных познаний, подсказала ему, что делать. «Сосредотачивай внимание на ноже, а не на руке, которая его держит», — любил говорить ему Гурни Хэллек. «Нож гораздо опаснее руки».

И Пол увидел ошибку Джемиза. Его ноги работали плохо, и он раньше времени вышел из состояния прыжка, которым надеялся смутить Пола и скрыть перемену рук.

Если не считать низкого желтого света глоуглобов и чернильных глаз окружающих, все остальное походило на тренировочное сражение, к которым Пол так привык.

Молниеносным движением Пол перебросил свой нож в другую руку, скользнул в сторону и выбросил нож вперед, как раз туда, где оказалась грудь приземлившегося Джемиза, и тут же отпрянул, глядя на то, как обмякает тело.

Джемиз рухнул ничком, точно срубленное дерево. Он вскрикнул один только раз, а потом приподнял лицо, посмотрел на Пола и застыл. Его мертвые глаза казались темными стеклянными пуговицами.

«Убийство острием лишено артистизма, — сказал однажды Айдахо своему питомцу. — Но пусть тебя это не останавливает, если плоть, раскрываясь, сама себя предлагает».

Люди сломали круг и устремились вперед, оттолкнув Пола. Вокруг Джемиза поднялась суета, и вскоре группа людей торопливо отступила в глубь пещеры, унося с собой что-то, завернутое в плащ.

Джессика начала пробираться к сыну. Ей казалось, что она плывет по морю, среди странной тишины. «Наступила ужасная минута, — думала она. — Он убил человека, которого превосходил умственно и физически. Он не должен выражать радости от такой победы».

Она заставила себя пробраться сквозь последнюю группу и оказалась на маленьком открытом пространстве, где двое бородатых Свободных помогали Полу надеть стилсьют.

Джессика пристально посмотрела на сына. Глаза Пола сияли. Он тяжело дышал и, казалось, оказывал милость своим помощникам, принимая их помощь. — Он сражался с самим Джемизом, а на нем нет ни одной царапины, прошептал один из бородачей.

Чани стояла в стороне, не сводя глаз с победителя. На ее миниатюрном личике был написан восторг. «Нужно сделать это сразу и быстро», — подумала Джессика. Нахмурившись и придав своему голосу печальный оттенок, она сказала:

— М-да!.. Ну, и как ты себя чувствуешь в роли убийцы?

Пол застыл, словно сраженный невидимым ударом. Он встретил устремленный на него холодный взгляд матери, и его лицо потемнело от прилившей к нему крови. Бессознательно он посмотрел на то место, где еще недавно лежало тело Джемиза.

Стилгар, вернувшийся из той части пещеры, куда унесли тело Джемиза, пробился сквозь толпу и встал рядом с Джессикой. Очень сдержанно он сказал Полу:

— Когда наступит для тебя время испытать мое бурда, не думай, что ты будешь играть со мной так, как ты играл с Джемизом.

Джессика почувствовала, что ее слова и слова Стилгара проникли в сознание Пола, открыв ему суровый смысл происшедшего. Ошибка, совершенная этими людьми, служила теперь цели воспитательной. Подобно тому, как это сделал Пол, Джессика оглядела лица стоящих рядом людей и увидела то же, что и он: восхищение, да... и страх. А на некоторых — отвращение. Она посмотрела на Стилгара, поняла его фатализм, поняла, каким виделось ему это сражение.

Пол посмотрел на мать.

— Ты же знаешь, как это было! — сказал он.

Она услышала в его голосе сожаление и поняла, что к нему вернулась способность мыслить здраво. Джессика обвела людей взглядом и сказала:

— Пол никогда раньше не убивал человека ножом.

Стилгар посмотрел ей в лицо. Взгляд его выражал недоверие.

— Я не играл с ним, — сказал Пол. Он встал рядом с матерью, надел плащ и посмотрел на темное пятно, оставшееся в том месте, где на каменный пол пролилась кровь Джемиза. — Я не хотел его убивать.

Джессика увидела, что Стилгар начинает верить ему, напряженность мало-помалу исчезла с его лица и сменилась выражением облегчения. Судя по репликам окружающих их людей, понимание коснулось и их.

— Так вот почему ты спрашивал Джемиза, не попросит ли тот пощады? сказал Стилгар. — Теперь я понимаю. У вас другие обычай, но вы видите в них смысл. — Поколебавшись, он добавил: — Я больше не стану называть тебя мальчиком.

Чей-то голос крикнул:

— Нужно дать ему имя, Стилгар!

Стилгар кивнул, теребя бороду рукой, оплетенной сетью вен.

— Я вижу в тебе силу, подобную той, что поддерживает колонну. — Он опять помолчал и потом добавил: — Тебя будут звать среди нас Узулом. Узул означает основание колонны. Это будет твоим тайным именем в отряде. Мы в сьетче Табр можем им пользоваться, но больше никто... Узул!

Среди людей послышался ропот одобрения:

— Это хороший выбор. Узул — значит сильный... Он принесет нам счастье.

Джессика почувствовала удовлетворение; в этих словах скрывалась ее победа. Теперь она была настоящей сайадиной.

— А теперь выбери себе сам мужское имя, которым мы могли бы называть тебя открыто.

Пол посмотрел на свою мать, потом на Стилгара. Мельчайшие детали этой сцены были зарегистрированы его памятью предвидения, но сейчас они казались ему овеществленными, такими плотными, что он с трудом мог протиснуться сквозь них, точно сквозь узкую дверь.

— Как вы называете ту маленькую мышь, что умеет скакать? — спросил Пол, вспоминая быстрые скачкообразные движения зверька, виденные им в долине Туоно... Он проиллюстрировал свои слова движением руки.

В толпе людей послышались смешки.

— Мы называем ее Муаддиб, — сказал Стилгар.

У Джессики перехватило дыхание: именно это имя назвал ей Пол, когда рассказывал, как примут его Свободные и как его назовут. Внезапно она почувствовала страх перед своим сыном — и за него.

Пол чувствовал, что играет роль, бесчисленное количество раз сыгранную им в своем сознании. И все же были различия. Ему казалось, что его вознесли на головокружительную высоту те глубокие знания и опыт, которыми он обладал, а все остальное было отделено от него пропастью.

И снова ему вспомнилось видение легионеров, фанатиков под зелено-белыми знаменами Атридесов, рыскающих по Вселенной, грабящих и поджигающих с именем их пророка Муаддиба на устах.

?Этого не должно быть!" — сказал он самому себе. — Ты хочешь получить это имя? — спросил Стилгар. — Я — Атридес, — прошептал Пол. Потом добавил уже громче: — Я не могу сказать, что я совсем отказываюсь от имени, данного мне отцом. Нельзя ли мне носить среди вас имя Пол Муаддиб?

— Отныне ты — Пол Муаддиб, — сказал Стилгар.

И Пол подумал: «Этого не было в том, что я видел, я сделал по-другому».

Но он чувствовал, что та пропасть по-прежнему окружает его.

Снова в толпе раздался шепот:

— Мудрость и сила... Большего и желать нельзя... Конечно, это легенда... Лизан ал-Гаиб...

— Я скажу тебе, что я думаю о твоем новом имени, — сказал Стилгар. -Твой выбор радует нас. Муаддиб мудр, он знает пути пустыни; Муаддиб создает свою собственную воду; Муаддиб прячется от солнца и путешествует в ночное время; Муаддиб плодовит и размножается над землей.

Мы называем Муаддиба учителем мальчиков. Это — могущественная опора, на которой будет строиться твоя жизнь. Пол Муаддиб Узул среди нас! И мы говорим тебе: "Добро пожаловать!?

Стилгар тронул лоб Пола ладонью, потом обнял юношу и растроганно пробормотал:

— Узул...

Когда Стилгар отпустил его, к Полу стали подходить один за другим члены отряда. Каждый из них обнимал его, повторяя:

— Узул... Узул...

Чани тоже прижалась к его лицу щекой, шепотом повторив его новое имя. Потом Пол вновь оказался рядом со Стилгаром, и тот сказал:

— Теперь ты принадлежишь к Ичван-Бедвинам, теперь ты наш брат. — Его лицо сделалось серьезным, и он сказал тоном, не допускающим возражений: -А теперь. Пол Муаддиб, потуже застегни свой стилсьют! — Он посмотрел на Чани. — Носовые зажимы Пола Муаддиба настолько плохи, что хуже и быть не может! Мне казалось, что я велел тебе смотреть за ним.

— У меня не из чего их сделать, — ответила девушка. — Есть, конечно, те, что принадлежали Джемизу, но...

— Только не это!

— Тогда я отдам ему один из моих, — сказала она. — Я пока могу обойтись и одним.

— Не можешь, — сказал Стилгар. — Я знаю, что у некоторых наших людей есть запасные зажимы. Отряд мы или банда дикарей?

Из группы людей протянулись руки, и каждая держала волокнистые предметы. Стилгар выбрал из них четыре зажима и протянул их Чани.

— Вставь их Узулу и сайадине.

Из задних рядов послышался голос:

— А как насчет воды, Стил? Как насчет литерьонов в их мешке?

— Я знаю твою нужду, Фарок, — сказал Стилгар. — Открой один из них для тех, кому нужно. Хозяин Воды... Где Хозяин Воды? Позаботься, Шимум, о том, чтобы отмерить ровно столько, сколько необходимо. Вода — дар сайадины, будет оплачена в сьетче по местной цене.

— Что значит «по местной цене»? — спросила Джессика.

— Десять к одному, — ответил Стилгар.

— Но...

— Это мудрое правило, и ты сама в этом скоро убедишься, — сказал Стилгар.

В задних рядах началось движение людей, направляющихся за водой. Стилгар поднял руку, и наступила тишина.

— Что касается Джемиза, — сказал он, — то я приказываю совершить полную церемонию на заходе солнца. Джемиз был нашим товарищем и братом — И ван-Бед вином. От того, кто защищал наше наследие способом тахадди, нельзя отворачиваться. Я требую соблюдения обряда...

Услышав эти слова, Пол осознал, что снова погружается в бездну. Видение будущего не показывало ему тропы в него, кроме... Он все еще различал трепет знамен Атридесов... где-то впереди...

?Этого не будет! — твердо сказал он сам себе. — Я этого не допущу".

Глава 12

Бог создал Арраки, чтобы развивать чувство верности.

Принцесса Ирулэн.

Мудрость Муаддиба.

В тиши пещеры Джессика слышала шорох песка на скале — признак движения людей — и птичьи крики, которыми, как сказал ей Стилгар, перекликались наблюдатели.

Пластиковое покрытие было снято со входа в пещеру. Она различала не совсем еще ушедший дневной свет и чувствовала, как он уносит с собой жару. Она знала, что ее утонченные чувства дадут ей то, чем владели эти Свободные, — способность чувствовать даже самые слабые изменения во влажности воздуха. Как поспешно они закрыли все отверстия в своих стилсьютах, когда вход в пещеру был открыт!

Глубоко в пещере кто-то запел:

Има трава около!

И коренья около!

Началась церемония похорон Джемиза.

Она смотрела на арракинский закат, на буйство небесных красок. Ночь уже начала окутывать тенями дальние холмы и дюны.

Жаркий воздух заставлял ее думать о воде, и она мысленно отметила тот факт, что всех этих людей, вероятно, долго приучали чувствовать жажду только в определенное время.

Жажда... Она вспомнила облитые лунным светом волны Каладана, плещущиеся о скалистые берега, напоенный влагой воздух. Теперь же ветер иссушал кожу ее щек и лба. Носовые зажимы раздражали ее, ей мешала трубка, пересекавшая ее лицо и уходившая под костюм, трубка, которая собирала воду выдыхаемых ею паров. Сам костюм был ловушкой. «Костюм станет удобнее, когда вы оставите в своем теле минимальное количество воды», — сказал Стилгар.

Джессика знала, что он был прав, но знание это не принесло ей даже секундного облегчения. Она устремилась мыслями к воде — это была озабоченность влагой. Но существовала еще одна проблема, более деликатная и глубокая...

Она услышала звуки шагов и, обернувшись, увидела приближающегося Пола, который в сопровождении Чани появился из глубины пещеры. «Вот еще одно, — подумала она. — Следует предупредить его насчет этой женщины. Ни одна женщина пустыни не годится в жены герцогу. В наложницы — да, но не в жены». Потом она удивилась про себя: «Была ли я заражена его планами?» И она поняла, насколько хорошо полученное ею воспитание. «Я могу думать о брачных узах, не принимая во внимание мое собственное положение наложницы. И все же... я была больше, чем простая наложница».

— Мама!..

Пол остановился рядом с ней. Чани стояла рядом.

— Мама, ты знаешь, что они там делают?

Джессика посмотрела на темный провал капюшона, из которого сверкали его глаза.

— Думаю, да.

— Чани мне показала, потому что считает, что я должен был видеть это и дать мое... согласие на смешение воды.

Джессика посмотрела на Чани.

— Он получил воду Джемиза, — сказала Чани. — Таков закон: плоть принадлежит человеку, но его вода принадлежит племени, кроме тех случаев, когда он пал в битве.

— Они говорят, что эта вода — моя.

Джессика удивилась тому, что подобное могло так быстро и легко ее встревожить.

— Вода павшего в битве принадлежит победителю, — сказала Чани. — Это потому, что битва происходит на открытом воздухе, без стилсьютов. Победитель должен вернуть себе ту воду, что потерял в битве.

— Я не хочу его воду, — прошептал Пол. Он почувствовал, что стал частью многих изображений, задвигавшихся одновременно и хаотично. Это указывало на расстройство его внутреннего зрения. Он не был уверен в том, что знает, что ему надо делать, но одно было очевидным: он не хотел брать воду, которую перегнали из тела Джемиза.

— Это — вода! — строго и недоуменно сказала Чани.

Джессика отметила то выражение, с которым она произнесла слово «вода». Столько разных чувств было вложено в эти простые звуки! В памяти Джессики всплыла аксиома Бене Гессерит: «Умение выжить — это способность плавать в чужой воде». Она подумала: «И Пол, и я — мы оба должны определить течение и законы этих чужих вод... если мы хотим выжить».

— Ты примешь воду, — сказала она.

Она произнесла эти слова особым тоном, тем самым, что использовала однажды в разговоре с Лето, когда говорила ему, теперь уже навсегда потерянному ею герцогу, что он обязательно должен принять крупную сумму, предлагаемую ему за поддержку сомнительной операции. Она знала: деньги поддерживают власть Атридесов. На Арраки деньгами была вода, и Джессика хорошо это понимала.

Пол промолчал, зная, что вынужден поступить так, как она ему приказала. Не потому, что это был приказ, а потому, что тон ее голоса заставил его произвести переоценку фактов: отказ от воды пошел бы вразрез с воззрениями Свободных.

«Вся жизнь начинается в воде» — так было сказано в библии, которую когда-то подарил ему Уйе.

Джессика пристально посмотрела на сына. Откуда ему известно это выражение? Ведь он не изучал Тайны.

— Так написано в Шахнаме, — сказала Чани. — Вода — первое, что было создано.

По причине, которую она не могла бы объяснить, Джессика внезапно вздрогнула. Она отвернулась, чтобы скрыть свои чувства, и увидела закат. Солнце нырнуло за горизонт, и небо озарилось яростным свечением красок.

— Время!

Голос, раздавшийся из пещеры, принадлежал Стилгару.

— Оружие Джемиза было убито. Джемиз был призван Им, Шаи-Хулудом, кто предопределяет фазы для лун, исчезающих днем. — Стилгар понизил голос. -Так и с Джемизом.

Молчание облаком заволокло пещеру. Джессика увидела фигуру Стилгара, маячившую на фоне провала, как призрак. Она оглянулась на долину и почувствовала прохладу.

— Друзья Джемиза, приблизьтесь, — сказал Стилгар.

Мужчины подошли к отверстию и закрыли его. Единственный глоуглоб горел далеко в глубине пещеры. В его желтом свете замаячили человеческие фигуры. Джессика услышала шорох плащей. Чани, как будто увлекаемая светом, отступила в ту сторону. Джессика наклонилась к Полу и проговорила на знакомом только им двоим коде:

Подражай их вождю. Делай то, что делают они. Это лишь обычная церемония, она проводится для того, чтобы умиротворить тень Джемиза.

«Она означает и что-то большее», — подумал Пол. Он почувствовал щемящую тоску в своем сознании, как будто оно задыхалось от того, что ему не дали выйти наружу.

Чани, снова оказавшаяся рядом с Джессикой, тронула ее за руку.

— Идем, сайадина, мы должны сесть в стороне.

Пол наблюдал за тем, как они исчезли в тени. Он чувствовал себя покинутым.

Люди, устанавливающие запоры на вход в пещеру, подошли к нему.

— Пойдем, Узул.

Он позволил провести себя вперед. Его протолкнули через кольцо людей, собравшихся вокруг Стилгара, который стоял под глоуглобом рядом с чем-то бесформенным, угловатым, покрытым плащом.

По знаку Стилгара члены отряда припали к земле. Пол последовал их примеру, наблюдая за Стилгаром, отмечая, какими темными кажутся промежутки его глаз, как ярко отливает зеленью ткань у него на шее. Потом Пол перевел взгляд на бесформенную груду у ног Стилгара и увидел выступающую из-под ткани плаща ручку бализета.

— Дух оставляет воду тела, когда появляется первая луна, — заговорил Стилгар. — Так говорят. Когда мы увидим, что поднимается первая луна этой ночи, к кому мы взовем?

— К Джемизу, — ответили голоса.

Стилгар медленно обвел взглядом собравшихся в круг людей.

— Я был другом Джемиза, — сказал он. — Когда самолет-ястреб налетел на нас у скалы, то Джемиз тащил меня в безопасное место.

Он наклонился над грудой вещей и снял покрывавший ее плащ.

— Я беру этот плащ как друг Джемиза — это право вождя. — Он взял плащ и накинул его себе на плечи.

Теперь Пол увидел все остальные вещи: тускло отливающий серым стилсьют, помятый литерьон, шейный платок с маленькой книжечкой в нем, криснож с очищенной от крови рукояткой, пустые ножны, паракомпас, дистранс, тампер, кучка металлических хуков и бализет.

«Так, значит, Джемиз играл на бализете», — подумал Пол. Инструмент напомнил ему о Гурни Хэллеке и обо всем, что было навсегда потеряно. Воспоминание о прошлом сказало ему, что некоторые линии обещают ему встречу с Хэллеком, но линий этих было мало. Они озадачивали его: «Означает ли это, что нечто, что я сделаю... что я могу сделать, может уничтожить Гурни?.. Или вернуть его к жизни?» Полу оставалось только гадать.

Стилгар снова склонился над грудой вещей.

— Для женщины Джемиза и для охраны, — сказал он. Маленькие камешки и книга исчезли в складках его плаща.

— Вождь прав, — нараспев проговорили люди.

— То, в чем Джемиз готовил кофе, — сказал Стилгар и поднял плоский Круглый сосуд из зеленоватого металла. — Он будет с соблюдением особой церемонии передан Узулу, когда мы придем в сьетч.

— Вождь прав, — нараспев проговорили люди.

Теперь Стилгар поднял рукоятку крисножа и держал ее в руке.

— Для равнины похорон.

— Для равнины похорон, — отозвался отряд.

Джессика, сидевшая в кругу напротив Пола, кивнула, узнав древний обычай, и подумала: «Соединение невежества и знания, соединение дикости и культуры — не начинается ли оно с того чувства достоинства, с которым мы относимся к своей смерти?» Она посмотрела на Пола, гадая: "Понимает ли он это? Поймет ли он то, что должен сделать??

— Мы друзья Джемиза, — сказал Стилгар. — Мы не причитаем над нашими мертвыми, как скопище дикарей.

Слева от Пола встал седобородый старик и сказал:

— Я был другом Джемиза. — Он подошел к груде вещей и взял дистранс. Когда в засаде у Двух Птиц запас нашей воды был ниже минимума, Джемиз делился со мной последним, что у него оставалось. — Человек вернулся и сел на свое место.

«Ожидают ли от меня, чтобы я тоже сказал, что был другом Джемиза? подумал Пол. — Ожидают ли от меня, что я тоже подойду и возьму какую-нибудь вещь?» Он заметил, что люди смотрят на него и отводят глаза. "Ожидают!?

Еще один человек встал, вышел в круг и взял паракомпас.

— Я был другом Джемиза, — сказал он. — Когда патруль захватил нас у Скалистой бухты и я был ранен, Джемиз увел их, чтобы раненые могли спастись. — Он вернулся на свое место.

Снова к Полу повернулись лица людей, и он увидел в их взглядах ожидание. Он опустил глаза. Стоящий рядом подтолкнул его и прошептал:

— Ты хочешь накликать на нас беду?!

«Как я могу сказать, что был его другом?» — подумал Пол.

Еще одна фигура вышла из круга, и когда свет упал на ее закрытое капюшоном лицо. Пол узнал мать. Она взяла из груды вещей платок.

— Я была другом Джемиза, — сказала она. — Когда его дух увидел правду, он удалился и пощадил моего сына. — Она вернулась на свое место.

И Пол вспомнил скорбь в ее голосе, когда она сказала ему после поединка: "Как ты чувствуешь себя в роли убийцы??

Снова он увидел обращенные на него лица, почувствовал гнев и страх отряда. Отрывок из книги «Культ мертвых», некогда показанный ему матерью, всплыл в его памяти. Теперь он знал, что делать.

Медленным движением Пол встал на ноги. По рядам людей пронесся вздох. Идя к центру круга. Пол почувствовал уменьшение своего "Я", как если бы он потерял часть себя и искал ее здесь. Он наклонился над кучей вещей и взял бализет. Когда он вытаскивал его из груды, одна струна издала слабый звук.

— Я был другом Джемиза, — прошептал Пол. Он почувствовал, что слезы обжигают ему глаза, и постарался вложить в свой голос побольше силы. -Джемиз научил меня тому, что... когда убиваешь... то платишь за это. Я хотел бы узнать Джемиза получше.

Ничего не видя вокруг, он вернулся на свое место и опустился на каменный пол.

Чей-то голос прошептал:

— Он плачет...

В кругу людей поднялся шепот:

— Узул дает воду мертвому!

Он чувствовал, как пальцы касались его влажных щек, слышал полный благоговения шепот.

Джессика, слыша голоса, всем своим существом ощутила, каким строгим должен быть здесь запрет на слезы. Она сосредоточилась на словах «Он дает воду мертвому». Это был дар миру теней — слезы. Они, вне всякого сомнения, должны считаться священными.

Ничто прежде не указывало ей с такой очевидностью, как ценна вода на этой планете: ни продавцы воды, ни высохшие тела, ни стилсьюты, ни правила водной дисциплины. Сейчас речь шла о более ценных вещах: о самой жизни, о составляющих ее ритуалах и символах.

Вода.

— Я трогал его щеку, — прошептал кто-то. — Я почувствовал дар.

Вначале прикосновения чужих пальцев испугали Пола. Он крепче сжал гриф бализета, чувствуя, как струны впиваются в ладонь. Потом над чужими руками он увидел лица, а на них — глаза, широко раскрытые, полные изумления.

Церемония похорон шла своим путем. Но теперь вокруг Пола образовалось пустое место, как будто члены отряда возвеличивали его этой почетной изоляцией.

Церемония закончилась тихой песней:

К полной луне призывы...

Шаи-Хулуд поднялся, чтобы ее увидеть;

Красная ночь, сумеречное небо,

Кровавая смерть — ты погиб.

Возносим молитвы луне: она круглая...

Счастье всегда будет с нами,

Потому, что мы нашли то, что искали,

В стране с твердой землей.

У ног Стилгара остался наполненный мешок. Он наклонился и положил на него ладонь. Кто-то подошел к нему, присел у его локтя, и Пол узнал Чани. — Джемиз носил тридцать три литра, семь драхм и тридцать три малых драхмы воды племени, — сказала Чани. — Я освящаю ее сейчас в присутствии сайадины. Эккери-акаири, это вода, филлисмн-фолласи Пола Муаддиба! Киви акави, никогда больше, накелас! Накелас! Будь измеренной и сосчитанной, укаир-ан! Биение сердца джан-джан-джан нашего друга... Джемиза.

В глубокой и полной тишине Чани обернулась и посмотрела на Пола. Потом она сказала:

— Там, где я пламя, будь углем. Там, где я роса, будь водой.

— Би-ла кайфа, — нараспев произнесли остальные.

— Полу Муаддибу пойдет эта мера, — сказала Чани. — Пусть он хранит ее для племени, охраняет от бессмысленных потерь. Пусть он тратит ее с умом во время нужды. Пусть он пронесет ее свое время и оставит для племени.

— Би-ла кайфа, — повторили члены отряда.

«Я должен принять эту воду», — подумал Пол. Он медленно встал и подошел к Чани. Стилгар отступил, давая ему место, и бережно взял у него бализет.

— На колени! — сказала Чани.

Пол опустился на колени.

Она положила его руки на мешок с водой и плотно прижала их к его поверхности.

— Племя оказывает тебе доверие, вручая эту воду. Джемиз ушел из нее. Владей ею в мире. — Она встала и подняла Пола.

Стилгар вернул ему бализет и протянул на ладони стопку металлических колец. Пол посмотрел на них, отмечая разницу в их размерах.

Чани взяла самое большое кольцо и подержала его в руке, показывая.

— Тридцать литров, — сказала она. Одно за другим она брала кольца и, показывая их Полу, пересчитывала их:

— Два литра, один литр, семь счетчиков воды по одной драхме каждый, один счетчик тридцати трех малых драхм. Вот они все — тридцать три литра, семь драхм и тридцать три малых драхмы.

Она держала кольца в руках так, чтобы Пол мог их видеть.

— Ты принимаешь их? — сказал Стилгар.

— Да.

— Позже я покажу тебе, как связать их в платок, — сказала Чани, чтобы они не попортились и не подвели тебя, когда тебе понадобится тишина. — Она протянула руку.

— Ты не могла бы... хранить их вместо меня? — спросил ее Пол.

Чани обернулась и бросила на Стилгара испуганный взгляд. Он улыбнулся и сказал:

— Пол Муаддиб или Узул еще не знает наших путей, Чани. Держи пока счетчики воды у себя, а позднее покажешь ему, как их хранить.

Она кивнула, достала из-под плаща кусок ткани, уложила в нее кольца, замысловато укутывая каждое в отдельности, поколебалась мгновение и сунула себе под плащ.

«Я что-то сделал не так», — подумал Пол. Он чувствовал добродушную насмешку во взглядах окружающих, и его сознание соединило это с памятью предвидения: «Счетчики воды, предложенные женщине, — ритуал ухаживания».

— Хозяева воды! — позвал Стилгар.

Люди встали, шурша плащами. Двое мужчин вышли вперед и подняли мешок с водой. Стилгар снял глоуглоб и двинулся с ним в глубь пещеры.

Пол, идя следом за Чани, отметил, как ярко блестят стены пещеры, как пляшут на них тени. Он чувствовал подъем духа у людей, и в этом было некое ожидание.

Джессика шла в хвосте отряда, подталкиваемая нетерпеливыми руками, окруженная теснящимися людьми. Ее не удивляло это внезапно возникшее оживление. Она понимала, что это часть ритуала, узнавала снова чакобзы и бхотани-джиб. Ей было известно, какие дикие вспышки могут возникать в такие минуты.

«Джан, джан, джан! — подумала она. — Иди, иди, иди!» Все это походило на детскую игру, потерявшую в руках взрослых элементы запретного.

Стилгар остановился возле желтой каменной стены. Он нажал на выступ, и стена медленно отошла в сторону, открыв отверстие с неровными краями. Он прошел в него и двинулся мимо частой желтой решетки, от которой на Пола пахнуло сыростью.

Пол обернулся и вопросительно посмотрел на Чани.

— В воздухе чувствуется влага, — сказал он.

— Тес... — прошептала она, приложив к губам палец.

Человек, шедший за ними, сказал:

— Сегодня в ловушке много влаги. Джемиз этим дает нам знать, что он удовлетворен.

Джессика прошла сквозь потайную дверь и услышала, как та закрылась за ней. Она видела, как, проходя мимо решетки, люди замедляли шаги, и почувствовала сырость в воздухе, когда сама прошла мимо.

«Ветровая ловушка! — подумала она. — Они прячут ловушки где-то на поверхности, направляют воздух сюда, в более прохладное место, и получают из него влагу».

Они прошли через другую дверь в скале с частой решеткой над ней, и дверь за ними закрылась. Поток воздуха ударил в спину идущим, и Пол с матерью отчетливо ощутили его влажность.

Шагающий во главе отряда Стилгар опустил глоуглоб так низко, что тот почти касался голов идущих за ним людей. И тут же Пол почувствовал ступеньки под ногами, идущие вниз и налево. Свет озарял головы в капюшонах, поток спускающихся людей казался длинной изогнутой спиралью. Джессика почувствовала, как растет напряжение в окружающих ее людях; тишина становилась невыносимой.

Спуск закончился, и отряд прошел сквозь следующую низкую дверь. Огромное помещение со сводчатым потолком сразу поглотило свет глоуглоба. Пол почувствовал в своей руке руку Чани, услышал звук капающей воды, отчетливо слышный в прохладном воздухе, почувствовал благоговейный трепет, обуявший Свободных.

«Я видел это место в своем сне», — подумал он. Эта мысль ободрила его и одновременно расстроила. Именно на этом пути далеко впереди орды фанатиков прокладывали себе путь огнем и мечом во Вселенной с его именем на устах. Зеленые и черные стяги Атридесов должны были стать символом ужаса. Дикие легионы кидались в битву с воинственным кличем: «Муаддиб!» «Этого не должно случиться! — подумал он. — Я не могу допустить, чтобы это случилось». Но он чувствовал, как угрожающе растет в нем расовое сознание. Он предчувствовал свою ужасную цель и знал, что ничто не сможет противостоять неодолимой безжалостной силе, сметающей все на своем пути и требующей от служащих ей слепой веры и полноты самоуничтожения. Это мгновение вобрало в себя всю его сущность. Умри он сейчас, и она перешла бы на его мать или на нерожденную еще сестру. Ничто, если только не смутить сейчас решимость собравшихся здесь, не могло остановить проявления этой сущности.

Пол оглянулся и увидел, что все члены отряда выстроились в шеренгу. Его вытолкнули вперед, к низкому каменному барьеру. За ним в свете глоуглоба Пол увидел гладкую поверхность воды. Глубокая и темная, она убегала в темноту — к дальней, едва видимой стене, находящейся в сотне метров от него.

Джессика почувствовала, как присутствие влаги смягчает сухость ее щек и лба. Бассейн был глубок, она ощущала это, и в ней билось настойчивое желание погрузить в него руки.

Слева от нее послышался всплеск. Она посмотрела на строй Свободных, слабо различимый во мгле, увидела Стилгара и Пола. Стоящие рядом с ними Хозяева Воды выливали через регистратор в бассейн содержимое мешка. Отверстие регистратора казалось круглым серым глазом на фоне кромки бассейна. Она видела, как качнулась и двинулась по кругу блестящая стрелка, когда поток воды устремился вниз. Стрелка остановилась на отметке: тридцать три литра, семь драхм и тридцать три малых драхмы. «Какая изумительная точность!» — подумала Джессика. Она отметила, что стенки измерителя не оставляли на себе ни капли влаги. Здесь не действовали силы сцепления. Этот простой факт показал ей качество технологии Свободных: она была совершенной.

Джессика подошла к барьеру и стала рядом со Стилгаром. Ей с подчеркнутой вежливостью давали дорогу. Она вскользь отметила отсутствующий взгляд Пола, но тайна этого бассейна возобладала в ней над всем остальным.

Стилгар посмотрел на нее.

— Среди нас были такие, кто нуждался в воде, — сказал он. — И все же они не тронули бы этой воды. Ты знаешь об этом?

— Я верю в это, — сказала она.

Стилгар поднял глоуглоб и заглянул ей в глаза.

— Это больше, чем богатство, — сказал он. — У нас тысячи таких тайников, и лишь некоторым из нас известно их местонахождение. — Он склонил голову к плечу. Глоб бросал блики желтого света на его лицо и бороду. — Слышишь?

Они прислушались.

Звуки падающей воды, доносящиеся от водяной ловушки, заполняли все помещение. Джессика увидела, что все члены отряда обратились в слух. Только Пол, казалось, находился далеко отсюда.

Для Пола этот звук казался тиканьем часов, уносящим с собой мгновения. Он чувствовал, как время струится сквозь него, как улетают его частички.

— Было подсчитано, сколько нам нужно воды. Когда мы получим это количество, мы изменим лицо Арраки.

Отряд отозвался шепотом:

— Би-ла кайфа.

— Мы покроем дюны густыми травами, — сказал Стилгар, и голос его окреп. — Мы напитаем водой почву, и на ней вырастут леса.

— Би-ла кайфа, — нараспев подхватили люди.

— С каждым годом будут отступать полярные льды.

— Би-ла кайфа, — пропели воины...

— Мы превратим Арраки в уютную планету — с тающими льдами на полюсах, с озерами в умеренных широтах, и только песчаная пустыня останется для Создателя и его спайса.

— Би-ла кайфа.

— И ни один человек никогда не будет испытывать жажды. Вода будет ждать его в родниках, озерах и реках. Она побежит по каналам и оросит наши поля. Каждый человек сможет зачерпнуть ее, стоит лишь протянуть руку.

— Би-ла кайфа.

Джессика догадалась, что его слова — составная часть обряда, и отметила, что она инстинктивно отзывается на них с благоговением. «Они в союзе с будущим, — подумала она. — У них есть вершина, которую нужно покорить. Это мечта ученого... и эти простые люди, эти крестьяне полны ею».

Она обратилась мыслями к Льету Кайнзу, экологу императора, принявшему обычаи и образ жизни туземцев, и удивилась ему. Эта мечта была из тех, что пленяют человеческие души, и она чувствовала в ее создании участие эколога. Мечта была из числа тех, за которые отдают жизнь не раздумывая. Это был еще один необходимый ингредиент, в котором так нуждается — она это чувствовала — ее сын. Люди, видящие перед собой цель. Таких людей легко превратить в фанатиков. Ими можно управлять, как собственным оружием, и они добьются ради Пола чего угодно.

— Теперь мы уходим, — сказал Стилгар, — и будем ждать появления первой луны. Когда путь Джемиза станет безопасным, мы пойдем домой. Подтвердив свое согласие с вождем, люди двинулись за ним и, оставив позади водный бассейн, начали подниматься по лестнице.

Пол, идя следом за Чани, почувствовал, что миновал жизненно важный момент, что он упустил возможность принять важное решение и теперь находится в плену собственного мифа. Он знал, что видел это место раньше, детально изучал во фрагментах пророческих снов на Каладане, но сейчас всплыли такие детали, которых он не видел раньше. Он ощутил новое для себя чувство удивления перед ограниченностью своего дара. Это было подобно тому, как если бы он путешествовал на волне времени, то в глубине ее, то на поверхности, а вокруг него поднимались и опадали другие волны, показывая и скрывая то, что рождалось на их поверхности.

И над всем этим, точно утес над волнами прибоя, впереди смутно маячил дикий джихад, насилие и кровопролитие.

Отряд прошел через последнюю дверь в главную пещеру. Огни были потушены, покрытия у входа сняты, и в пещеру вошла ночь и звезды, воцарившиеся над пустыней.

Джессика подошла к уступу скалы перед входом в пещеру и посмотрела на звезды. Они были яркими и низкими. Вдруг она услышала звуки бализета и голос Пола, напевающего мелодию. В его голосе была насторожившая ее меланхолия.

Из глубины пещеры послышался голос Чани:

— Расскажи мне о воде твоего родного мира, Пол Муаддиб.

И ответ Пола:

— В другой раз, Чани, — я тебе обещаю.

«Откуда эта грусть?» — удивилась Джессика.

— Это хороший бализет, — сказала Чани.

— Очень хороший, — согласился Пол. — Как ты думаешь, Джемиз не возражает против того, что я на нем играю?

«Он говорит о мертвом в настоящем времени», — отметила Джессика. Ее беспокоил скрывающийся за этим смысл.

— Джемиз любил музыку, — вставил чей-то мужской голос.

— Тогда спой мне одну из твоих песен, — попросила Чани.

«Сколько женского кокетства в этом девичьем голосе, — подумала Джессика. — Я должна предупредить Пола насчет коварства женщин... и как можно скорее».

— Это песня моего друга, Гурни, — сказал Пол. — Боюсь, что его уже нет в живых. Он называл эту песню «вечерней».

Все затихли, слушая голос Пола — приятный юношеский тенор, сопровождаемый аккордами бализета:

Это чистое время последних затухающих угольков...

Золотое сияние солнца, тонущее в ранних сумерках.

Эти сумасшедшие чувства, неистовые ласки

В воспоминаниях супруги.

Джессика почувствовала вербальную музыку в своей груди — языческую, несущую звуки, которые внезапно и властно встряхнули ее, принеся ощущение собственного тела и его нужд. Она слушала в напряженном молчании:

Ночь, развесившая хрустальные кадильницы...

Это для нас?

Для нас эти игры...

Свет твоих глаз...

Эти искры любви,

Вспыхивающие в наших сердцах...

Эти искры любви,

Наполняющие наши желания.

Джессика слышала, как замирают звуки последнего аккорда... «Почему мой сын поет этой девчонке любовную песню?» — спросила она себя. Ей вдруг стало страшно. Она почувствовала, как кипит вокруг не жизнь и она не имеет над ней никакой власти. "Почему он выбрал эту песню? — удивилась она. -Интуиция подсказывает мне, почему он сделал это...?

Пол тихо сидел в темноте, а в голове его билась одна и та же мысль: «Моя мать — мой враг. Она сама не знает об этом, но я знаю: она олицетворяет собой джихад. Она родила меня и воспитала, но она — мой враг».

Глава 13

Понятие прогресса служит защитным механизмом, отгораживающим нас от ужасов будущего.

Принцесса Ирулэн.

Собрание высказываний Муаддиба.

В свой семнадцатый день рождения Фейд-Раус Харконнен убил сотого в своей жизни раба-гладиатора из числа борцов, принадлежавших их семье. Наблюдатели императорского двора — граф и леди Фенринг, прибывшие ради этого события во дворец Харконнена на Гьеди Прайм, были приглашены на места рядом с членами семьи барона в золоченой ложе над треугольной ареной.

В честь дня рождения отпрыска баронской ветви и в напоминание всем остальным Харконненам о том, что Фейд-Раус является наследником, на Гьеди Прайм был устроен праздник. Старый барон распорядился, чтобы все были освобождены от работы, и было потрачено много усилий, чтобы создать в фамильном городе Харко иллюзию веселья: на домах развевались флаги, стены вдоль дороги, ведущей во дворец, были выкрашены заново.

Но в стороне от главной магистрали граф Фенринг и его супруга заметили груды мусора, обшарпанные коричневые стены, отражающиеся в грязных лужах унылые фигуры людей.

В обнесенных голубой оградой владениях барона било в глаза пышное великолепие, но и граф, и его люди видели, какой ценой оно было куплено: повсюду охрана, орудия, сияющие тем особым блеском, который сообщал внимательному взгляду о полной готовности к бою. Походка и выправка слуг, их постоянная настороженность и слежка за всем и вся с головой выдавали людей, специально обученных для ведения охраны.

— Механизм давления пришел в действие, — сказал граф своей супруге на их кодовом языке. — Барон начинает ощущать на себе истинную цену, заплаченную им за избавление от герцога Лето.

— Как-нибудь я расскажу тебе легенду о фениксе, — сказала она.

Они стояли в холле, ожидая, пока соберутся все, кто должен был присутствовать на семейном ристалище. Холл был небольшой, метров сорок в длину и вдвое меньше в ширину, но фальшивым опорам вдоль стен была придана коническая форма, а потолок имел форму свода — это создавало иллюзию большого пространства.

— Вот идет барон! — сказал граф.

Барон вступил в холл, двигаясь с той неестественной легкостью, которую придавали его движению суспензоры, буграми выступающие под оранжевого цвета плащом. На пальцах барона блестели золотые кольца, драгоценные камни украшали плащ.

Рядом с бароном шел Фейд-Раус, Его темные волосы были завиты в мелкие легкомысленные локоны, составляющие разительный контраст с мрачными глазами. На нем была плотно облегающая фигуру черная куртка и столь же тесные черные брюки, немного расширяющиеся книзу. Маленькие ноги прятались в мягких туфлях.

Леди Фенринг, отметив подтянутую фигуру юноши, его играющие под курткой мускулы, подумала: «Этот не позволит себе растолстеть».

Барон остановился перед ними и, покровительственным жестом взяв Фейд-Рауса за руку, сказал:

— Мой племянник, баронет Фейд-Раус Харконнен. — И, повернув к нему свое лицо, толстое и розовое, как у младенца, представил гостей:

— А это граф и леди Фенринг. Фейд-Раус наклонил голову с приличествующей случаю вежливостью. Его взгляд остановился на леди Фенринг. Это была золотоволосая красавица, гибкая и стройная. Платье без всяких украшений мягко облегало ее фигуру. Серо-зеленые паза смотрели на него изучающе. В ней было безмятежное спокойствие Бене Гессерит, и молодой человек нашел, что она могла бы заинтересовать его.

— М-да! — произнес граф, внимательно изучая Фейд-Рауса. — Э... аккуратный молодой человек, — граф посмотрел на барона, — Мой дорогой барон, вы сказали, что говорили о нас с этим молодым человеком? Что же вы ему сказали?

— Я рассказал моему племяннику об огромном уважении, которое питает наш император к вам, граф Фенринг, — ответил барон. Про себя он подумал: «Убийца с манерами кролика — самое опасное, что только может быть».

— Это, разумеется, само собой, — сказал граф и улыбнулся своей супруге.

Фейд-Раус нашел манеры и вид графа отвратительными. Они приоткрывали нечто, что требовало самого пристального изучения. Молодой человек сконцентрировал свое внимание на графе: маленький и с виду слабый человечек. На остром, лисьем лице огромные черные глаза, седина на висках. И необычность движений: он поводил рукой или головой в одну сторону — и тут же бросал их в другую. Следить за ним было трудно.

— Гм, вы пришли с редкой пунктуальностью, — сказал граф, обращаясь к барону. — Я... э... поздравляю вас с превосходными качествами вашего наследника... с повзрослением, можно сказать...

— Вы слишком добры, — сказал барон с легким поклоном. Однако Фейд-Раус отметил, что выражение глаз дяди не соответствует этому жесту вежливости.

— Когда вы... гм... ироничны, то это... э... предполагает, что... гм-м... в вашей голове рождаются глубокие мысли, — изрек граф.

«Опять начинается... — подумал Фейд-Раус. — Похоже на то, что он оскорбляет нас, а в ответ ему ничего не скажешь».

Манера речи этого человека — все эти гм-м, мд-а и э... вызывала у Фейд-Рауса такое чувство, как будто его ударяли по голове чем-то мягким... Фейд-Раус переключил внимание на леди Фенринг. — Мы, кажется, слишком злоупотребляем вниманием этого молодого человека, — сказала она. — Насколько я знаю, он должен сегодня появиться на арене.

«Она — одна из очаровательнейший гурий имперского гарема», — подумал он, а вслух сказал:

— Сегодня я посвящаю убийство вам, моя госпожа. С вашего разрешения, я скажу посвящение с арены.

Она устремила на него взгляд, полный безмятежного спокойствия, но голос ее прозвучал словно удар хлыста:

— Я не даю вам своего разрешения.

— Фейд! — с укором сказал барон, а сам подумал: «Ну и бесенок! Он, видно, добивается, чтобы граф вызвал его».

Но граф только улыбнулся и произнес свое неизменное:

— М-м...

Фейд-Раус, чье лицо потемнело от обиды, произнес:

— Все будет так, как вы желаете, уверяю вас, дядя. — Он кивнул графу Фенрингу: — Сэр! — И дальше: — Моя госпожа! — Потом он повернулся и вышел из холла, едва взглянув на представителей малых домов, стоявших возле двойных дверей.

— Он еще так юн, — вздохнул барон.

— Гм-м... действительно... — промямлил граф.

А леди Фенринг подумала: "Может ли этот юноша быть тем, кого имела в виду Преподобная мать? Та ли это генетическая линия, которую мы должны сохранить??

— До того, как отправиться на представление, у нас есть еще час, сказал барон. — Возможно, мы могли бы немного побеседовать с вами, Граф Фенринг. — Он склонил набок свою массивную голову. — Нам следует обсудить много неотложных дел.

При этом барон подумал: «Посмотрим теперь, как поступит этот императорский мальчик на посылках. Ведь прямо говорить он не сможет».

Граф повернулся к леди.

— Гм-м... ты извини нас, дорогая...

— Каждый день, а иногда и каждый час несет разнообразие, — ответила она.

И прежде чем удалиться, она ласково улыбнулась барону. Ее длинные юбки зашуршали, и она, держась очень прямо, направилась к двойным дверям в конце холла.

Барон отметил, как при ее появлении стих разговор между представителями малых домов, как все они провожали ее глазами. "Бене Гессерит! — подумал барон. — Вселенной было бы лучше от них избавиться!?

— Между двумя опорами справа от нас есть конус тишины, — сказал барон. — Мы можем поговорить там, не боясь быть услышанными.

Своей переваливающейся походкой он направился к зоне тишины, чувствуя, как стихают все внешние звуки, становясь тусклыми и отдаленными. Граф шел рядом с бароном. Они повернулись лицом к стене, чтобы то, о чем они говорили, нельзя было прочесть по их губам.

— Нас не устраивает то, как вы распорядились сардукарами на Арраки, сказал граф.

«Прямой разговор!» — подумал барон.

— Сардукары не могли больше оставаться там. Был риск, что другие узнают о том, как помог мне император.

— Однако не похоже, чтобы решение проблем Свободных слишком утруждало вашего племянника Раббана.

— Чего желает император? — спросил барон. — Свободных на Арраки не больше горстки. Южная пустыня необитаема. Северная пустыня регулярно прочесывается нашими патрулями.

— Кто говорит, что Южная пустыня необитаема?

— Так утверждает ваш собственный планетолог, граф.

— Но доктор Кайнз мертв. — Ах да... к несчастью, это так.

— У нас есть отчеты экспедиций, совершивших полеты вдоль южных окраин, — сказал граф. — Там есть следы растительной жизни.

— Согласен ли Союз при этих обстоятельствах вести наблюдения из космического пространства?

— Вам прекрасно известно положение вещей, барон: император не может установить за Арраки открытое наблюдение.

— И я не в состоянии это сделать, — сказал барон. — Кто совершил эту экспедицию?

— Э-э... контрабандисты.

— У вас ложные сведения, граф, — сказал барон. — Контрабандисты не могли осмотреть южные границы лучше, чем это делают люди Раббана. Штормы, движение песков и все прочее хорошо вам известно. Тех, кто Совершает полеты, сбивает быстрее, чем они успевают сесть.

— Различные формы помех мы обсудим потом.

— Так, значит, вы нашли ошибку в моих расчетах?

— В том, в чем вы предполагаете ошибку, вам не удастся оправдаться. «Он намеренно пытается рассердить меня», — подумал барон. Чтобы успокоиться, он сделал два глубоких вдоха, после чего он почувствовал запах собственного пота и тело под суспензорами внезапно зачесалось.

— Смерть наложницы и мальчика не должна беспокоить императора, сказал барон. — Они полетели через пустыню. Был шторм.

— Да, произошло слишком много несчастных случаев...

— Мне не нравится ваш тон, граф, — сказал барон.

— Ненависть — это одно, насилие — другое, — сказал граф. — Позвольте мне предостеречь вас: если несчастный случай постигнет меня, все Великие дома узнают о том, что вы совершили на Арраки. Они уже давно подозревают, каким образом вы обделываете свои дела.

— Единственное недавнее дело, которое я могу припомнить, — сказал барон, — это переброска на Арраки нескольких легионов сардукаров. — Вы собираетесь шантажировать императора?

— Вовсе нет!

Граф улыбнулся.

— Командиры сардукаров все, как один, будут утверждать, что действовали без приказа, поскольку жаждали драки с этими подонками Свободными.

— Подобное утверждение могло бы у многих вызвать сомнения, — сказал барон, однако угроза возымела действие.

— Император желает проверить ваши книги.

— В любое время.

— У вас... э... нет возражений?

— Абсолютно. Мои деловые отношения с компанией СНОАМ выдержат любую, самую тщательную, проверку. А сам подумал: «Пусть выдвигает против меня ложное обвинение и выставляет его напоказ. Я буду держаться твердо, как Прометей, повторяя: смотрите на меня, я оклеветан. Пусть тогда выставляет против меня любое обвинение, даже истинное. Великие дома не поверят второму нападению обвинителя, чье первое обвинение было ложным».

— Вне всякого сомнения, ваши книги будут подвергнуты самому тщательному изучению, — пробормотал граф.

— Почему император так интересуется Свободными?

— А вы бы хотели, чтобы он переключил внимание на что-нибудь другое? Ими интересуются сардукары, но не император. Им нужно практиковаться в убийствах, и они терпеть не могут, когда работа остается недоделанной. «Чего он добивается, напоминая о том, что его поддерживают кровожадные убийцы?» — спросил себя барон.

— Дело всегда требовало определенного количества убийц, — сказал он вслух. — Но здесь Получился явный перебор. Кто-то должен быть оставлен для работы со с пай сом.

Граф коротко хохотнул.

— Вы думаете, что сможете использовать Свободных?

— Они никогда от этого не отказывались, — сказал барон. — Но убийства ожесточили остаток моего населения. Здесь я подхожу к другому варианту решения арракинской проблемы, дорогой мой Фенринг. И, должен признаться, я надеюсь, что он может вдохновить императора.

— Вот как?!

— Видите ли, дорогой граф, меня интересует тюремная планета императора — Салуза Вторая.

Граф пристально посмотрел на него.

— Какая же связь существует между Арраки и Салузой Второй?

Барон увидел тревогу в глазах графа и сказал:

— Связи пока нет.

— Но?..

— Вы должны допустить, что здесь кроется возможность пополнения рабочей силы на Арраки, если использовать ее как планету-тюрьму.

— Вы предвидите увеличение числа заключенных?

— На Арраки были волнения, — сказал барон. — Мне приходилось жестоко подавлять их. В конце концов вам известно, какую цену мне пришлось заплатить этому треклятому Союзу за транспортировку объединенных сил на Арраки. Откуда-то ведь должны были взяться деньги.

— Я не советую вам использовать Арраки в качестве тюрьмы без разрешения императора.

— Конечно нет, — сказал барон, удивляясь ледяной холодности в тоне графа.

— И еще одно, — сказал граф. — Нам известно, что ментат герцога Лето, Зуфир Хават, не умер, а находится у вас на службе.

— Я не мог позволить себе упустить его.

— Вы солгали нашему командиру сардукаров, что Хават мертв. — Это была ложь во спасение, дорогой граф. Мой желудок не позволяет мне выносить долгих споров с этим человеком.

— Хават действительно был предателем?

— К счастью, нет. Им был доктор Уйе, — барон вытер выступившую на шее испарину. — Лжедоктор. Вы должны понять меня, Фенринг, ведь я остался без ментата, и вам это известно. Мне никогда еще не приходилось оставаться без ментата. Это в высшей степени неудобно.

— Как же вам удалось уговорить Хавата переменить хозяина?

— Его герцог умер, — барон выдавил из себя улыбку. — От Хавата нельзя ждать неожиданностей, мой дорогой граф. Плоть ментата насыщена смертельным ядом. Мы добавляем ему в еду противоядие. Без противоядия яд подействовал бы, и Хават умер бы через несколько дней.

— Уберите противоядие!

— Но он нам полезен.

— Он знает слишком много из того, чего не должна знать ни одна человеческая душа!

— Вы сказали, что император не боится разоблачения...

— Не нужно со мной играть, барон.

— Когда я получаю приказ от императора, я подчиняюсь ему, — сказал барон.

— Вы считаете, что это моя собственная прихоть?

— А что же еще? Император облек меня своим доверием, Фенринг. Я избавил его от герцога.

— С помощью некоторого количества сардукаров. — Где бы еще император нашел дом, который предоставил бы ему свою форму для сокрытия его участия в этом деле?

— Он задавал себе тот же вопрос, барон, и интонации его голоса при этом были несколько иными.

Барон внимательно изучал лицо Фенринга: плотно сжатые губы, напряженность во взгляде.

— Вот оно что! — сказал барон. — Надеюсь, император не верит в то, что сможет действовать в полной тайне от меня?

— Он надеется, что до этого не дойдет.

— Император не может верить в то, что я угрожаю ему! — барон позволил себе возвысить голос, вложив в него гнев и скорбь. При этом он подумал: "Пусть себе так считает. Пока я бью себя в грудь и каюсь в грехах, я могу возвести себя на трон!?

Голос графа был сух и сдержан, когда он сказал:

— Император верит в то, что ему подсказывают чувства.

— Осмелится ли император обвинить меня в предательстве перед Советом ландсраата? — В ожидании ответа барон задержал дыхание.

— Императору не нужно «осмеливаться»!

Барон отвернулся, чтобы скрыть выражение своего лица. "Это может случиться еще при моей жизни, — подумал он. — Пусть император обманывает меня! Я тоже не буду сидеть сложа руки. Великие дома соберутся под мои знамена подобно тому, как крестьяне сбегаются под гостеприимный кров. Они больше всего боятся, что имперские сардукары уничтожат их одного за другим.

— Император искренне надеется, что вы не дадите ему повод обвинить вас в предательстве.

Барон испугался, что не сможет удержаться от иронии, и потому позволил себе лишь обиженное выражение лица. Он преуспел в своем намерении.

— Я был самым лояльным подданным императора. Ваши слова обидели меня так, что даже выразить трудно.

— М-да! — сказал граф.

Барон повернулся к гостю:

— Пора идти на арену.

— В самом деле...

Они молча вышли из конуса тишины и бок о бок миновали строй представителей малых домов в конце холла. Где-то прозвенел звонок, предупреждая о том, что представление начинается.

— Малые дома ждут, когда вы их поведете, — сказал граф.

?Он вкладывает в свои слова двойной смысл", — подумал барон.

Он посмотрел на новый талисман, висящий над входом в холл, — голову быка и написанный маслом потрет старого герцога Атридеса. Их вид наполнил барона предощущением беды, и он подумал о том, что же могло побудить герцога Лето повесить в обеденной зале своего дворца на Каладане, а потом и на Арраки портрет отца и голову убившего его быка.

— У человечества есть... только одна... мм... наука, — сказал граф, когда они вместе с присоединившимися к ним людьми вышли из холла в комнату ожидания — узкое пространство с высокими окнами и потолком.

— И что же это за наука? — поинтересовался барон.

— Это... мм... наука о... неудовлетворенности, — изрек граф.

Представители малых домов за их спинами, угодливые и льстивые, рассмеялись как раз в нужном ключе, — чтобы дать понять, что они оценили фразу. В смехе их появилась, однако, и фальшивая нота, когда в него внезапно вплелся шум моторов. Пажи распахнули двери, и все увидели ряд машин с трепещущими над ними вымпелами.

Барон, перекрывая шум, сказал:

— Надеюсь, представление, даваемое сегодня моим племянником, не разочарует вас, граф!

— Я... весь... мм... ожидание, да, — сказал граф. — В протоколы... всегда полагается... м-мда... включать указание на... изначальный мотив. Барон споткнулся на подножке машины: "Протоколы!.. Ведь это — отчеты о преступлениях!?

Но граф усмехнулся, давая понять, что это шутка, и потрепал барона по плечу. Тем не менее барон, сидя на выложенном подушками сиденье, всю дорогу до арены исподтишка поглядывал на графа, удивляясь, почему императорский «мальчик на посылках» счел необходимым в присутствии представителей от малых домов отпустить такую шутку. Было очевидно, что Фенринг редко делал то, что не считал полезным, и столь же редко произносил фразы, не содержащие двойного смысла.

Они сидели в золоченой ложе, расположенной над треугольной ареной. Трубили рога. Ярусы над ними и вокруг них были переполнены, повсюду развевались флаги.

— Дорогой мой барон, — сказал граф, наклонившись к самому его уху, вы ведь знаете, что император не давал вам санкции на выбор наследника... На этот раз барон оказался в конусе молчания, вызванного шоком. Он уставился на Фенринга, не заметив даже, как леди графа прошла мимо строя охраны, чтобы присоединиться к собравшемуся в золоченой ложе обществу.

— Вот почему я, собственно, здесь, — сказал граф. — Император желает, чтобы я сообщил ему, стоящего ли мы наследника выбрали. Что лучше обнажает сущность человека, как не арена, не правда ли?

— Император обещал мне не стеснять меня в выборе наследника, ответил сквозь зубы барон.

— Посмотрим, — неопределенно отозвался Фенринг и отвернулся, приветствуя свою леди. Она уселась, улыбнувшись барону, потом устремила свой взгляд вниз, на посыпанную песком арену, на которую вышел Фейд-Раус, собранный и готовый к действию. В правой руке, одетой в черную перчатку, он держал длинный нож, в левой, одетой в белую перчатку, — короткий.

— Белое — для яда, черное — для чистоты, — сказала леди Фенринг. -Любопытный обычай.

— М-да! — произнес граф.

С галерей послышались приветственные крики, и, принимая их, Фейд-Раус остановился, поднял голову и обвел взглядом ряд лиц — кузин и кузенов, полубратьев, наложниц и дальних родственников — целое море кричащих ртов, ярких знамен и одежд. И Фейд-Раус подумал о том, что эти люди смотрели бы на его кровь с такой же жадностью, с какой будут смотреть на кровь раба-гладиатора. Конечно, сомневаться в исходе этой борьбы не приходилось, опасность была лишь номинальной, но все же...

Фейд-Раус поднял вверх ножи и по древнему обычаю отсалютовал трем углам арены. Короткий нож в руке, затянутой в белую перчатку (знак яда), первым исчез в ножнах. Потом исчез нож с длинным лезвием, с чистым лезвием, которое сейчас было нечистым — его тайное оружие. Сегодня оно должно было принести ему особую победу, ни на что не похожую: яд на черном лезвии.

На включение защитного поля ему понадобилось всего несколько секунд, и он замер, ощущая, как напрягается кожа на лбу — знак того, что он защищен.

Держась с уверенностью человека, привыкшего быть в центре внимания, Фейд-Раус кивком подозвал к себе слуг, которые должны были отвлекать внимание, и проверил их цепи с острыми блестящими шипами, крючьями и цепочками. Потом он дал знак музыкантам. Зазвучала торжественная мелодия старинного марша, и Фейд-Раус повел свой отряд к тому месту, над которым располагалась ложа его дяди, — для церемониального приветствия. Все шло согласно обычаю.

Музыка смолкла. В воцарившейся внезапно тишине он отступил на два шага назад, поднял руку и воскликнул:

— Я посвящаю эту схватку... — он сделал паузу, зная, что в этот момент дядя подумает: «Юный дурак, несмотря на риск, все же собирается посвятить ее леди Фенринг»... моему дяде и повелителю, барону Владимиру Харконнену!

Он с удовлетворением наблюдал, как его дядя облегченно перевел дух. Музыканты заиграли быстрый марш, и Фейд-Раус повел своих людей туда, где находилась потайная дверь, через которую пропускались только люди с особыми повязками. Фейд-Раус гордился тем, что никогда не пользовался этой дверью и не нуждался в отвлекающих маневрах. Но сегодня не мешало удостовериться в том, что все в порядке, — особые планы таят в себе и особые опасности.

И снова над ареной воцарилась тишина. Фейд-Раус повернулся и посмотрел на высокую красную дверь, находящуюся напротив него. Именно через нее обычно появлялись гладиаторы.

Особый гладиатор... План Зуфира Хавата, подумал Фейд-Раус, отличался восхитительной прямотой и простотой. Раб не был одурманен наркотиками — в этом заключалась главная опасность. Вместо этого в сознание человека было введено слово, которое должно было в критический момент парализовать его мускулы. Фейд-Раус повторил про себя это слово, беззвучно прошептав его: «Мерзавец?» Для всех присутствующих оно должно было означать, что на арену удалось проникнуть рабу, не находящемуся под влиянием наркотиков, и что цель этого заговора — убийство отпрыска ветви Харконненов. Все было подстроено таким образом, чтобы улики указывали на начальника рабов. Половинки двери плавно разъехались в разные стороны. Эта первая минута была критической. Внешность гладиатора могла дать тренированному взгляду много важной информации. Предполагалось, что все гладиаторы ввергаются наркотиком элакка в состояние готовности к смерти, однако можно было отличить их манеру держать нож, их защитную реакцию, а также определить, осознают ли они присутствие людей на трибунах. Один поворот головы раба мог дать ключ к тому, как следует вести борьбу.

В дверях появился высокий мускулистый человек с бритой головой и темными запавшими глазами. Его кожа имела цвет моркови, как это и должно было быть при действии элакка, но Фейд-Раус знал, что это просто краска. На рабе было зеленое трико и красный полузащитный пояс. Стрела на поясе указывала влево, давая понять, что защищена левая половина тела. Он держал нож, как держат шпагу, слегка пригнувшись вперед, в стойке опытного бойца.

Раб медленно вышел на арену, повернувшись защищенным боком к Фейд-Раусу и группе его людей, стоящих у потайной двери.

— Мне не нравится его вид, — сказал один из помощников Фейд-Рауса. -Вы уверены, что он под действием наркотика, мой господин?

— Кожа у него нужной окраски, — возразил Фейд-Раус.

— И все же он держится как боец, — засомневался другой помощник. Фейд-Раус сделал два шага вперед и пристально посмотрел на раба.

— Что это он сделал со своей рукой? — спросил помощник.

Фейд-Раус посмотрел на руку раба, на то место под локтем, где на ней виднелся след кровавой ссадины, потом скользнул взглядом вниз, к ладони, ярким пятном выделяющейся на фоне зеленой туники: на тыльной стороне руки виднелись очертания ястреба.

Ястреб! Фейд-Раус посмотрел на темные ввалившиеся глаза и увидел в них необычную настороженность и собранность. «Это один из людей герцога Лето, один из тех, кого мы вывезли с Арраки!» — подумал Фейд-Раус. Это не простой гладиатор! Холодная дрожь пробежала по его телу, и он подумал, уж не было ли у Хавата другого плана — плана внутри плана, по которому лишь начальник рабов должен был нести наказание.

Главный помощник Фейд-Рауса сказал ему на ухо:

— Мне не нравится его вид, мой господин! Позвольте мне всадить зубец в его руку, которой он держит нож!

— Я всажу в него мои собственные зубцы, — возразил тот. Он взял пару длинных изогнутых зубцов и, проверяя, взвесил в руке. Эти зубцы, как предполагалось, тоже должны были содержать наркотик, но только не в этот раз, за что предстояло умереть их хранителю. И это тоже было частью плана. Хавата.

«Вы выйдете из этой схватки героем, — сказал Хават. — Несмотря на предательство, вы убьете гладиатора, как мужчина мужчину. Начальник рабов будет казнен, а его место займет ваш человек».

Фейд-Раус сделал еще пять шагов по арене, выжидая и изучая раба. Он знал, что знатоки на трибунах уже почувствовали неладное. Кожа гладиатора была именно такого цвета, какой ей полагалось быть при отравлении наркотиком, но он твердо стоял на своем месте и не дрожал. Теперь они, должно быть, уже шепчутся: "Смотрите, как он стоит! Он должен был проявить волнение, напасть или отступить. Смотрите, как он сдержан!?

Фейд-Раус чувствовал, как в нем растет волнение. «Даже если Хават и замыслил предательство, — думал он, — я все равно смогу справиться с этим рабом. На этот раз яд находится на клинке моего длинного, а не короткого ножа. Даже Хават не знает об этом».

— Эй, Харконнен! — крикнул раб. — Ты готов?

Над ареной повисла мертвая тишина: рабы не бросают такой вызов!

Теперь глаза гладиатора были ясно видны Фейд-Раусу, и он видел в них холодную ярость отчаяния. Он отметил то, как стоит этот человек — свободно и уверенно, с мускулами, готовыми к победе. На нем как бы стоял отпечаток послания Хавата: «Ты получишь возможность убить Харконнена». Вот каков был истинный план.

Губы Фейд-Рауса искривились в жесткой усмешке. Он поднял свой трезубец, видя успех своих планов в том, как стоял раб.

— Хай! Хай! — крикнул гладиатор и сделал два шага вперед.

«Теперь уже никто из сидящих на галерее не ошибется», — подумал Фейд-Раус.

Раб должен был быть частично парализован вызванным наркотиками ужасом. Каждое его движение должно было бы выдавать его понимание того, что у него нет никакой надежды на победу. Он должен был бы намертво держать в памяти истории о ядах, которыми баронский наследник насыщает клинок того кинжала, который держит в руке, обтянутой белой перчаткой. Наследник барона никогда не убивал сразу. Он доставлял себе удовольствие показать действие крепкого яда, он мог стоять в стороне, демонстрируя любопытные аспекты действия яда, корчащуюся в мучениях жертву. На этот раз, однако, раб был другой: в нем был страх, но не было паники.

Фейд-Раус высоко поднял трезубец и качнул им в почти приветственном жесте. Гладиатор двинулся вперед.

Его манера защиты и нападения была лучшей из всего, что приходилось когда либо видеть Фейд-Раусу. Боковой удар опоздал всего лишь на какое-то мгновение, иначе бы наследник барона получил ранение в сухожилие ноги. Фейд-Раус отскочил в сторону, оставив трезубец воткнутым в правое предплечье ребра, так что зубцы полностью погрузились в плоть, откуда человек не мог бы их вытащить, не разорвав сухожилия. У сидящих на галерее вырвался единодушный вздох. Этот звук ободрил Фейд-Рауса. Он знал, что испытывает его дядя, сидящий наверху рядом с Фенрингом, наблюдателем императорского двора. Эта схватка не допускала никакого вмешательства. Все ее перипетии должны были пройти перед свидетелями, и барону оставалось лишь молча скрежетать зубами.

Раб отступил, держа нож в зубах и ударив рукой по трезубцу.

— Мне твоя игла не нужна! — крикнул он. И снова кинулся вперед с ножом наготове, держась к противнику левой, защищенной, стороной и несколько изогнувшись назад, чтобы придать телу большую площадь защиты. Этот его прием тоже не укрылся от внимания зрителей. Из лож послышались выкрики. Помощники Фейд-Рауса спросили, не нужна ли ему помощь. Он знаками приказал им скрыться за потайной дверью.

«Я покажу им такое представление, какого они сроду не видывали, подумал он. — Никакого примитивного убийства! Сегодня они могут насладиться зрелищем классного боя. Я покажу им нечто такое, что заставит их забыть обо всем. Когда я буду бароном, они вспомнят этот день и все как один будут трепетать передо мной».

Фейд-Раус медленно отходил перед наступавшим на него гладиатором. Песок арены скрипел у него под ногами. Он слышал тяжелое дыхание раба, чувствовал запах собственного пота и слабый запах крови.

Наследник продолжал отступать, повернув вправо и держа второй трезубец наготове. Раб отскочил в сторону. Фейд-Раус, казалось, споткнулся, и с галерей послышались крики. Раб снова прыгнул. «Боже, что за боец!» — подумал Фейд-Раус, отклоняясь. Его спасла только юношеская живость. Второй трезубец остался в дельтовидной мышце раба. Галерея разразилась воплями.

«Теперь они меня подбадривают», — подумал Фейд-Раус. Он услышал в голосах ту дикость, которую предвещал ему Хават. Раньше ни одному семейному бойцу не доводилось получать такого одобрения, и он угрюмо повторил про себя фразу, сказанную Хаватом: «Врагу, которым восхищаешься, легче вселить в тебя ужас».

Фейд-Раус быстро вернулся в центр арены, откуда все было ясно видно. Он вытащил кинжал с длинным клинком, пригнулся и стал ждать приближающегося раба. Тот потратил лишь мгновение на то, чтобы ударить по второму острию, плотно засевшему в руке, затем быстро заскользил вперед. "Пусть вся семья увидит, как я это сделаю, — подумал Фейд-Раус. — Я их враг, так пусть меня знают таким, каким видят сейчас!?

Он выхватил кинжал с коротким лезвием.

— Я не боюсь тебя, харконненская свинья! — крикнул гладиатор. — Твои пытки не причиняют боли мертвецу. Я умру от собственного клинка раньше, чем твои помощники дотронутся до меня. Но еще раньше я убью тебя! Фейд-Раус усмехнулся, работая теперь кинжалом с длинным лезвием тем, который был отравлен.

— Попробуй теперь вот это, — сказал он и сделал выпад той рукой, в которой был зажат кинжал с коротким лезвием.

Раб поменял положение ножей, отпарировал оба удара и сделал выпад против ножа с коротким лезвием, который держала рука в белой перчатке, ножа, который, согласно традиции, должен был быть отравлен.

— Ты умрешь, Харконнен! — рявкнул гладиатор.

Борясь, они кружили по песку. Там, где защитное поле Фейд-Рауса встречалось с полузащитным полем раба, вспыхивали голубые искры. Воздух вокруг них был насыщен озоном.

— Умри от собственного яда! — крикнул гладиатор.

Он пытался заставить руку в белой перчатке развернуть лезвие ножа в другую сторону, внутрь. «Пусть они это увидят», — подумал Фейд-Раус. Он послал вперед длинное лезвие и услышал, как оно беспомощно звякнуло о зубцы раба, торчащие в предплечье. На мгновение Фейд-Раус почувствовал отчаяние. Он не думал, что зубцы станут для раба преимуществом, однако они дали рабу подобие защитного поля. Что за сила в этом гладиаторе! Короткое лезвие меняло свое направление, заставив Фейд-Рауса вспомнить о том, что человек может умереть и не от отравленного клинка.

— Мерзавец! — крикнул Фейд-Раус.

Мускулы гладиатора отозвались на ключевое слово мгновенной расслабленностью. Фейд-Раусу этого было достаточно. Он открыл достаточное для проникновения длинного ножа пространство, его отравленное острие вспыхнуло, оставив на груди раба кровавый след. Яд был мгновенного действия. Раб пошатнулся и отступил назад.

"Пусть теперь она полюбуется, моя драгоценная семейка! Пусть помнят о рабе, который пытался повернуть против меня нож, считая его отравленным. Пусть удивляются, как на эту арену мог проникнуть гладиатор, способный на такое. И пусть знают, что никогда не следует быть уверенным наверняка в том, какая из моих рук несет яд!?

Фейд-Раус стоял молча и следил за замедленными действиями гладиатора. Они сделались теперь неуверенными, а лицо было отмечено печатью смерти. Раб понимал, что произошло и как это случилось: яд таился на другом клинке.

— Ты!.. — выдохнул человек.

Давая место смерти, Фейд-Раус отступил назад. Парализующее действие яда все еще не показало себя в полной мере, но замедленность движений человека говорила о его присутствии.

Раб кинулся вперед медленными, неуверенными шагами, будто его тащила невидимая веревка. Казалось, земля уходит у него из-под ног. Он все еще сжимал в руке нож, но лезвие его смотрело в песок.

— Придет день... один... из нас... тебя... настигнет! — выдохнул он. Печальный стон сорвался с его губ. Он сел и завалился на бок. Фейд-Раус прошел по затихшей арене, подсунул ногу под голову гладиатору и перевернул его на спину, давая возможность тем, кто сидел на галерее, видеть, как действие яда искажает черты. Но гладиатор успел вонзить себе в грудь свой нож, и, несмотря на обескураженность, Фейд-Раус почувствовал нечто вроде восхищения перед рабом за то усилие, которое он сделал над собой, чтобы преодолеть действие паралича. Вместе с восхищением к нему пришло понимание: «Вот что делает человека суперменом — ужас!» Сосредоточившись на этой мысли, Фейд-Раус начал воспринимать шум, доносившийся с галерей. Присутствующие радовались с показной непринужденностью. Фейд-Раус обернулся и посмотрел на них.

Веселились все, исключая барона, который сидел, опустив голову на грудь, и графа с его леди. Они смотрели молча, на их лицах, словно маски, застыли улыбки.

Граф Фенринг обернулся к жене и сказал:

— М-да!.. Изобретательный молодой человек... Правда... м-мм... моя дорогая? Его... синтетические чувства очень остры.

Барон посмотрел на нее, потом на графа, потом опять уставился на арену, думая: «Кто-то смог так близко подобраться к одному из нас!» Потом страх уступил место гневу. "Этой же ночью я заставлю начальника рабов умереть на медленном огне... И если граф и его жена замешаны в этом деле...?

Фейд-Раус не слышал сказанного в ложе барона, ибо голоса, приветствующие его, окрепли и слились в едином вопле:

— Голову!

Барон нахмурился, у видя тот взгляд, который бросил на него Фейд-Раус. Медленно, с трудом сдерживая гнев, барон сделал знак молодому человеку, стоящему на арене над распростертым телом раба. «Дадим мальчику голову, он заработал ее, разоблачив начальника рабов».

А Фейд-Раус подумал: "Они считают, что оказывают мне честь. Пусть узнают, что думаю я!?

Он увидел своих помощников, приближающихся с ножами наготове, и махнул им рукой, приказывая удалиться. Видя их нерешительность, он махнул еще раз. «Они думают, что оказывают мне честь, отдав мне мертвую голову!» Нагнувшись, он скрестил руки раба вблизи того места, откуда торчала рукоятка ножа. Потом, вытащив нож, он вложил его в руки гладиатора. Проделав все это, он подозвал помощников. — Похороните его вот так, с ножом в руках, — приказал он. — Этот человек заработал такую честь.

В золоченой ложе граф наклонился к барону и сказал:

— Широкий жест, вызов традициям. Ваш племянник обладает не только смелостью, но и стилем.

— Я боюсь, что он рассердит толпу.

— Вовсе нет! — возразила леди Фенринг. Она обернулась и посмотрела вверх, на окружающие их трибуны.

Барон отметил линию ее щек — великолепная цепочка девически упругих мускулов. — Им нравится то, что сделал ваш племянник.

Наблюдая за тем, как поступок Фейд-Рауса становится известным на самых дальних ярусах, как помощники уносят мертвое тело гладиатора, барон начал сознавать, что женщина правильно оценила реакцию зрителей. Люди пришли в неистовство, хлопали друг друга по плечам, кричали и топали ногами. Барон рассеянно сказал:

— Я должен распорядиться о чествовании. Нельзя посылать людей домой, когда их энергия не нашла выхода. Они должны видеть, что я разделяю их чувства. — Он сделал знак своей охране, и слуга над ними взмахнул оранжевым знаменем Харконненов. Раз, два, три — сигнал к празднеству. Фейд-Раус пересек арену и встал под золоченой ложей. Его оружие было спрятано в ножны, руки опущены по швам. Перекрывая непрекращающиеся крики толпы, он громко спросил:

— Праздник, дядя?

— В твою четь, Фейд! — крикнул сверху барон.

Молодые люди устремились вниз и столпились вокруг Фейда.

— Вы приказали убрать защитные поля? — удивился граф.

— Никто не причинит вреда мальчику, — возразил барон. — Он — герой.

Людская волна подхватила Фейд-Рауса, вознесла его вверх, и он, сидя на плечах людей, проделал почетный круг по арене.

— Сегодня он смог бы пройти по беднейшим кварталам Харко безоружным и ничем не защищенным, — сказал барон. — Люди отдавали бы ему последнюю еду и питье — только ради того, чтобы он составил компанию.

Барон поднялся, вручая свой вес суспензорам.

— Прошу меня простить. Есть дела, требующие моего немедленного внимания. Охрана будет сопровождать вас.

Граф встал и поклонился.

— Конечно, барон. Мы с нетерпением... э-э... ждем праздника. Я... э-э... никогда не видел, как празднуют Харконнены.

Барон повернулся и вышел.

И в ту же минуту капитан охраны склонился перед графом Фенрингом.

— Ваши приказания, сэр?

— Мы... мм-м... подождем, пока схлынет толпа, — сказал граф.

— Да, мой господин, — капитан отступил на два шага.

Граф Фенринг посмотрел на жену и заговорил на их жужжащем кодовом языке:

— Ты, конечно, все поняла?

На том же языке она ответила:

— Мальчик знал, что гладиатор не будет под наркозом. Был момент страха, но не удивления.

— Так было задумано, — сказал он.

— Без сомнения.

— Тут пахнет Хаватом.

— Конечно.

— Я уже спрашивал барона, почему он выбрал Хавата.

— Это было его ошибкой, мой дорогой.

— Теперь я это понимаю.

— Харконненам очень скоро понадобится новый барон.

— Если это план Хавата...

— Конечно, все это требует самого тщательного анализа.

— Молодой будет лучше поддаваться нашему контролю.

— Особенно после сегодняшнего вечера, — сказала она.

— Тебе нетрудно его соблазнить, моя маленькая женушка?

— Нет, любовь моя! Ты же видел, как он на меня смотрел.

— Мы должны поддерживать эту линию.

— Конечно же мы должны взять его под свой контроль. Чтобы покорить его, я введу необходимые слова прана-бинду в самые глубины его "Я".

— Мы уедем так скоро, как это будет возможно... как только ты будешь уверена... — сказал он.

Она пожала плечами.

— Вне всяких сомнений. Я не хочу носить ребенка в этом ужасном месте.

— Мы делаем это ради человечества, — сказал он.

— Твоя часть самая легкая, — ответила она.

— Мне пришлось преодолеть столько древних предрассудков. И знаешь, они весьма привязчивы.

— Бедняжечка, мой дорогой, — она потрепала его по щеке. — Ты же знаешь, что это единственный путь для спасения родовой линии.

Он сухо проговорил:

— Наши действия мне достаточно понятны.

— Нас ждет удача.

— Союз начинает вести себя так, как будто боится неудачи.

— Никакого Союза! — напомнила она. — Гипнолигация психики Фейд-Рауса и ребенок в моем чреве — потом мы уедем.

— Этот дядя... — сказал он. — Видела ли ты когда-нибудь подобное извращение?

— Он очень свиреп, — сказала она, — но племянник мог бы его превзойти.

— Спасибо дяде! Подумать только, чего мог бы достичь этот паренек при соответствующем воспитании...

— У Бене Гессерит есть поговорка, — сказала она.

— У тебя на все есть поговорки.

— Эта тебе понравится. «Не считай человека мертвым, пока не увидишь его тело. И даже тогда ты можешь ошибиться».

Глава 14

Муаддиб говорил нам во «Времени размышлений», что его первые столкновения с нуждами Арраки были началом истинного обучения. Он узнал тогда, как меняется песок в зависимости от погоды, как читать язык ветра, прислушиваясь к тем следам, которые он оставляет на твоей коже, как подавлять раздражающий зуд, вызываемый песком. И по мере того как его глаза вбирали в себя синеву ибада, он изучал законы чакобзы.

Принцесса Ирулэн.

Воспоминания Стилгара о Муаддибе.

Отряд Стилгара, возвращающийся из пустыни в сьетч двумя группами, выбрался из долины в настороженном свете луны. Закутанные в плащи фигуры двигались торопливо: их манили запахи близкого дома.

Сорванные ветром мертвые листья лежали у расщелины, где их подбирали дети сьетча. Звуки отряда, кроме тех случайных, что допускали Пол и его мать, невозможно было отличить от естественных шумов. Пол вытер со лба пыль, смешанную с потом, и почувствовал, как его дернули за руку. Он услышал шепот Чани:

— Делай, как тебе сказано! Надвинь капюшон на лоб. Закрой все лицо, кроме глаз. Ты теряешь воду!

Повелительный шепот заставил их замолчать.

— Пустыня слышит вас!

Высоко на скалах защебетала птица. Отряд остановился, и Пол ощутил острую тревогу.

Со стороны скал до них донесся слабый шум, не громче того, что создает мышь.

Снова защебетала птица. Все замерли. И снова шорох мышиных лапок по песку... И опять птичий щебет.

Отряд возобновил подъем по расщелине, но теперь дыхание Свободных сделалось таким тихим, что это насторожило Пола. Он украдкой посмотрел на Чани, отметив, что она как будто отдалилась от него, уйдя в себя.

Теперь под ногами у них был камень и их окружали серые стены скал. Пол чувствовал, что напряжение несколько отпустило людей, но все же они, как и Чани, оставались погруженными в себя. Он следовал за маячившей впереди тенью. Шаги наверх, поворот, еще шаги, вход в туннель, проход между двух дверей-влагоуловителей, вход в освещенный глоуглобом узкий проход с темными каменными стенами.

Пол увидел, что Свободные вокруг него откидывают капюшоны, снимают носовые зажимы и дышат полной грудью.

Кто-то рядом с ним глубоко вздохнул. Пол поискал глазами Чани и увидел, что она стоит слева от него. Он оказался зажатым между закутанными в плащи фигурами. Кто-то толкнул его и сказал:

— Извини меня, Узул: такая теснота! Здесь всегда так.

К Полу обернулось узкое бородатое лицо того, кого называли Фароком. Глазные впадины и синие без белков глаза казались сейчас еще темнее.

— Сними капюшон, Узул, — сказал Фарок. — Ты дома.

С его помощью Пол вытащил носовые зажимы и отодвинул заслонку ротового фильтра. В нос ему ударил специфический запах этого помещения: запах немытых тел, эфира — от регенерированных отбросов, кислые человеческие испарения, и над всем этим царил запах спайса и сопровождающих его веществ. — Чего мы ждем, Фарок?

— Мы ждем Преподобную мать, так я думаю. Ты слышал новость?.. Бедная Чан и!

Бедная Чани?! Пол оглянулся, ища глазами свою мать.

Фарок глубоко вдохнул.

— Запах дома... — сказал он.

Пол увидел, что человек и в самом деле наслаждается запахом спертого воздуха — в его голосе не было и намека на иронию. Потом Пол услышал голос матери и ее кашель:

— Как богат запахами ваш сьетч, Стилгар. Я чувствую, что вы успешно обрабатываете спайс... делаете бумагу, пластик, может быть, взрывчатые вещества?

— Ты определила все это по запаху? — спросил кто-то.

И Пол понял, что ее слова были обращены к нему: она хотела, чтобы он проверил это утверждение с помощью своего обоняния.

Из передних рядов отряда послышались звуки какой-то возни, потом из груди Свободных вырвался единодушный вздох, и Пол услышал хриплый голос:

— Так это правда — Льет умер...

«Льет, — подумал Пол. — Чани дочь Льета». Обе эти части сложились в его сознании воедино. Льетом называли планетолога Свободные.

Пол посмотрел на Фарока и спросил:

— Этот Льет известен под именем Кайнз?

— Есть только один Льет, — возразил Фарок.

Пол посмотрел на спину закутанного в плащ Свободного, стоящего перед ним. «Значит, Льет Кайнз умер...» — подумал он.

— Это предательство Харконненов, — прошептал кто-то. — Они представили все как несчастный случай... бросили одного в пустыне... катастрофа топтера...

Пол почувствовал дикий приступ гнева. Человек, который отнесся к ним как друг, который помог им вырваться из лап ищеек Харконнена, человек, который послал отряды своих Свободных на поиски двух затерянных в пустыне соломинок... этот человек стал еще одной жертвой Харконненов. — Жаждет ли Узул мести? — спросил Фарок.

Прежде чем Пол успел ответить, раздался чей-то громкий крик, и отряд устремился вперед, в более широкое помещение, увлекая за собой Пола. Он оказался на открытом месте, лицом к лицу со Стилгаром и странной женщиной, закутанной в блестящее оранжевое с зеленым покрывало. Руки ее были обнажены до плеч, и было видно, что на ней нет стилсьюта. Кожа бледно-оливкового цвета, черные волосы, волнистые, резко выступающие скулы, орлиный нос и темные непроницаемые глаза — такова была внешность незнакомки. Она обернулась, и Пол увидел в ее ушах золотые серьги в виде капель воды.

— Этот победил Джемиза? — вызывающе спросила она.

— Помолчи, Хара! — сказал Стилгар. — Джемиз сам все затеял. Он потребовал тахадди ал-бурхан.

— Но он всего лишь мальчик! — Она резко повела головой туда-сюда, и капельки в ее ушах зазвенели. — Мои дети остались без отца — благодаря другому ребенку. Конечно же это был несчастный случай.

— Сколько тебе лет, Узул? — спросил Стилгар.

— Пятнадцать стандартных, — ответил Пол.

Стилгар обвел взглядом отряд.

— Есть ли среди вас кто-нибудь, кто хочет бросить мне вызов?

Молчание.

Стилгар посмотрел на женщину.

— С тех пор как я узнал его сверхъестественный дар, я бы не стал вызывать его.

Она тоже посмотрела на него.

— Но...

— Ты видела женщину, которая пошла с Чани к Преподобной матери? спросил Стилгар. — Она мать этого парня. Мать и сын знают сверхъестественные способы битвы.

— Лизан ал-Гаиб, — прошептала женщина. Когда она повернулась к Полу, во взгляде ее было благоговение.

«Снова легенда», — подумал Пол.

— Возможно, — сказал Стилгар, — хотя испытания еще не было. — Он посмотрел на Пола. — Узул, по нашему обычаю ты теперь отвечаешь за женщину Джемиза и двух ее сыновей. Его яли... его жилище теперь твое, его хозяйство — твое... и она, его женщина...

Пол изучал Хару, удивляясь: «Почему она не оплакивает своего мужа? Почему не выказывает ненависти ко мне?» Вдруг он заметил, что Свободные смотрят на него в ожидании.

Кто-то прошептал:

— Нужно приниматься за работу. Скажи, как ты ее принимаешь?

Стилгар спросил:

— Ты принимаешь Хару как женщину или как служанку?

Хара подняла руки и медленно повернулась перед ним.

— Я еще молода, Узул. Говорят, я так же молода, как тогда, когда была с Гоффом... прежде чем Джемиз одержал над ним победу.

«Джемиз убил другого, чтобы завоевать ее...» — подумал Пол.

Он спросил:

— Если я приму ее как служанку, могу ли я потом принять другое решение?

— Для перемены решения у тебя есть год, — сказал Стилгар. — После этого она — свободная женщина и может следовать своим желаниям. Ты можешь освободить ее и раньше, но все равно: один год ты за нее отвечаешь... и ты всегда будешь нести часть ответственности за ее сыновей.

— Я принимаю ее как служанку, — сказал Пол.

Хара топнула ногой, гневно передернув плечами:

— Но я молода!

Стилгар посмотрел на Пола.

— Осторожность — важное качество для человека, который будет вождем. — Но я молода! — повторила Хара.

— Молчи, — сказал Стилгар, — если кто достоин награды, он получит ее. Покажи Узулу его помещение, проследи, чтобы он получил свежую одежду и место для отдыха.

Пол узнал на первый раз достаточно. Он чувствовал нетерпение отряда и понимал, что является причиной задержки. Он спросил себя, следует ли справиться о местопребывании матери и Чани, и по выражению лица Стилгара понял, что это было бы ошибкой.

Посмотрев в лицо Хары, он настроил свой голос на такую интонацию, чтобы вызвать в ней страх и благоговение:

— Покажи мне жилище, Хара! О твоей молодости мы поговорим в другое время.

Она отпрянула на два шага, метнув испуганный взгляд на Стилгара.

— У него сверхъестественный голос! — выдохнула она.

— Стилгар, — сказал Пол, — я в огромном долгу перед отцом Чани. Если есть что-то...

— Это будет решать Совет, — сказал Стилгар. — Тогда ты сможешь что-то сказать.

Кивком головы он дал понять, что разговор окончен, повернулся и пошел прочь в сопровождении остальных членов отряда.

Пол взял Хару за руку и почувствовал, что женщина вся дрожит.

— Я тебя не обижу, Хара, — сказал он. — Покажи мне жилье. — На этот раз его голос прозвучал более мягко.

— Ты не прогонишь меня, когда пройдет год? — спросила она. — На самом деле я знаю, что не так молода, как была раньше.

— Пока я жив, у тебя будет место рядом со мной, — ответил он и выпустил ее руку. — Где наше жилье?

Она повела его по коридору, повернула в широкий проход, освещенный светом глобов. Каменный пол был гладким, старательно очищенным от песка. Пол, идя рядом с ней, изучал ее орлиный профиль.

— Ты меня ненавидишь, Хара?

— Почему я должна тебя ненавидеть?

Она кивнула куче детишек, смотревших из бокового прохода. Пол заметил маячившую за детьми фигуру взрослого человека.

— Я... одолел Джемиза.

— Стилгар сказал, что церемония совершилась по всем правилам и что ты — друг Джемиза. — Она искоса взглянула на него. — Стилгар сказал, что ты дал мертвому влагу. Это правда?

— Да.

— Это больше, чем сделаю я... больше, чем могу сделать.

— Разве ты не будешь его оплакивать?

— В час скорби я буду его оплакивать.

Они прошли под сводчатой аркой. Пол увидел мужчин и женщин, работающих у большой машины в просторном, ярко освещенном зале. Они, по-видимому, очень торопились.

— Что они делают? — спросил Пол.

— Торопятся закончить свою часть работы до нашего побега. Нам нужно успеть сделать много сборщиков росы.

— До побега?

— Мы уйдем, и тогда эти палачи перестанут на нас охотиться.

Пол поймал себя на том, что замедлил шаг, чувствуя важность временного момента, ощущая присутствие зрительной памяти. Однако совпадения не получилось — фрагменты, подсказанные ему памятью предвидения, были не совсем такими.

— На нас охотятся сардукары.

— Они найдут немного — два-три пустых сьетча, — сказала она, некоторые из них найдут в песках свою смерть.

— Они найдут это место?

— Вероятно.

— И все же у нас будет время на то, чтобы... — он указал головой на свод, оставшийся далеко позади, — сделать... сборщики росы?

— Посадки продолжаются.

— Что такое сборщики росы? — спросил он.

Взгляд, который она бросила на него, был полон удивления.

— Неужели тебя ничему не учили там, откуда ты приехал?

— Учили, но не тому, я не знаю, что такое сборщики росы. — Хай! — сказала она, и в этом слове заключалась целая фраза.

— Ну так "что же это такое?

— Каждый куст, каждая травинка, которую ты видел в эрге... Как ты думаешь, они выжили бы, если бы мы их оставили без присмотра? Каждая из них заботливо выращена в собственном углублении, которые заполнены одинаковыми шариками хромопластика. Свет делает их белыми. Если ты посмотришь на них на рассвете с высокого места, ты увидишь, как они блестят. Но когда уходит вечером Солнце-отец, хромопластик снова становится в темноте прозрачным. Они охлаждаются чрезвычайно быстро. Поверхность их собирает влагу из воздуха. Струйка влаги течет вниз и поддерживает растение, не давая ему погибнуть.

— Сборщики росы... — пробормотал он, пораженный простотой и красотой подобного решения.

— Я оплачу Джемиза, когда настанет для этого время, — сказала она, как будто мысль об этом не покидала ее. — Он был хороший человек, Джемиз, но только очень вспыльчивый. Хороший был добытчик, и с детьми просто удивительный. Он не делал никакой разницы между сыном Гоффа и своим собственным сыном. В его глазах они были равны. — Она вопросительно посмотрела на Пола. — Будет ли так и с тобой, Узул?

— Такая проблема не встанет перед нами.

— Но если...

— Хара!

Жесткость его интонации заставила ее умолкнуть.

Они прошли мимо другой освещенной комнаты, видимой через арку с левой стороны от них.

— Что там делают? — спросил он.

— Чинят машины, — сказала она. — К ночи они должны быть исправлены. -Она указала на туннель, уходящий влево. — Там и дальше занимаются приготовлением еды и починкой стилсьютов. — Она посмотрела на Пола. — Твой костюм выглядит, как новый, но если ему потребуется ремонт, то я сделаю все сама — один сезон я работала на этой фабрике.

Ответвления в стенах туннеля встречались все чаще. Группа мужчин и женщин прошла мимо них, распространяя сильный запах спайса.

— Они не получат нашей воды, — сказала Хара, — и нашего спайса тоже. Можешь не сомневаться в этом.

Пол посмотрел на отверстия в стенах туннеля. Он видел тяжелые ковры на высоких ложах. Перед ним мелькали комнаты, увешанные тканями, с рядами подушек вдоль стен. Люди, находящиеся в этих углублениях, замолкали при их приближении, провожая Пола глазами.

— Людям кажется странным, что ты одолел Джемиза, — сказала Хара. -Возможно, когда мы устроимся в новом сьетче, тебе придется это доказать.

— Я не люблю убивать, — сказал он.

— Стилгар говорил нам об этом, — сказала она.

Звуки говора внутри становились все громче. Они подошли еще к одному отверстию, которое было шире, чем все остальные. Там сидело много детей со скрещенными ногами.

У доски на дальней стене стояла женщина в желтом покрывале с ручным проектором в руках. На доске было изображено много различных фигур: круги, треугольники и волнистые линии, квадраты и дуги. Женщина указывала то на один рисунок, то на другой, так быстро, как только могла оперировать проектором, а дети пели в одном ритме с ее движениями.

Пол слушал голоса, которые становились все тише по мере того, как они с Харой удалялись.

— Дерево, — пели дети, — дерево, трава, дюна, песок, ветер, гора, холм, огонь, свет, скалы, жара, растительность, связующее вещество...

— У вас всегда так проходят занятия?

Ее лицо потемнело, и голос стал скорбным:

— Льет учил нас, что никогда не надо останавливаться. Льет мертв, но он никогда не будет забыт. Это закон чакобзы.

Она перешла на другую сторону туннеля и шагнула в углубление, частично закрытое прозрачной оранжевой материей.

— Твое яли готово принять тебя, Узул.

Пол не сразу присоединился к ней. Внезапно он почувствовал нежелание оставаться наедине с этой женщиной. Ему пришло в голову, что жизнь, которая его окружает, и ценности этих людей могут быть приняты им только с экологических позиций. Он почувствовал, что мир Свободных охотится за ним, стараясь поймать в ловушку. И он знал, к чему ведет эта ловушка, — к дикому джихаду, религиозной войне, которой, он чувствовал это, нужно избежать любой ценой.

— Это твое яли, — сказала Хара, — Почему ты колеблешься?

Пол переступил через порог. Он отвел ткань, чувствуя на ощупь, что в ней есть металлические нити, прошел за Харой в короткий коридор, а потом в комнату побольше, квадратную, метров шести шириной. На ее полу лежал толстый голубой ковер, на стенах висели голубые и зеленые ткани. Свет глоуглобов казался темным от желтой материи, драпировавшей потолок. Жилище походило на пещеру древних.

Хара стояла перед ним — левая рука на бедре — и изучала его лицо.

— Дети играют с друзьями, — сказала она. — Они придут позже.

Пол скрыл свою тревогу, сделав вид, что изучает комнату. За занавеской он разглядел комнату побольше, по стенам которой лежали подушки. Он почувствовал, как его лица коснулся мягкий ветерок, и увидел перед собой отверстие, частично скрытое хитроумно подвешенной тканью.

— Ты не хочешь, чтобы я помогла тебе снять стилсьют?

— Нет... спасибо.

— Принести тебе поесть?

— Да.

— За той комнатой есть помещение для просушки и для удовлетворения своих нужд, когда ты без костюма.

— Ты сказала, что нам придется оставить этот сьетч, — сказал Пол. -Разве не надо заниматься упаковкой и так далее?

— Все будет сделано в свое время. Убийцы еще не проникли в наш район. Она смотрела на него, не решаясь говорить.

— В чем дело? — строго спросил он.

— Твои глаза — не глаза ибада. Это непривычно, но и не совсем непривлекательно.

— Давай еду, — сказал он.

Она улыбнулась ему понимающей женской улыбкой.

— Я — твоя служанка, — сказала она и, повернувшись, нырнула за плотно навешанные ткани, которые, качнувшись, обнаружили узкий проход.

Сердясь на себя. Пол откинул занавески, прошел в большую комнату и неуверенно остановился у порога. "Интересно, — подумал он, — где же Чани... Чани, только что потерявшая отца, как и я сам...?

Со стороны внутренних коридоров послышался протяжный крик, приглушенный тканями. Он повторился, уже более отдаленный... и еще раз... Пол понял, что кто-то сообщает время. Он сосредоточился на том факте, что ни разу не видел здесь часов. Слабый запах горящего креозота, перебивающий въедливую вонь сьетча, достиг его ноздрей. Пол отметил, что к основному запаху он уже привык.

И он снова подумал о своей матери и о том, как движущиеся изображения будущего затрагивают ее... и ее нерожденную дочь. Перед ним плясали изменчивые блики времени. Он встряхнул головой и сосредоточился на тех свидетельствах, которые говорили о глубине и широте поглотившей их культуры — культуры Свободных, со всеми ее странностями.

И в пещере, и в этой комнате он видел разительные отличия от всего, с чем ему когда-либо приходилось сталкиваться.

Здесь не было видно ни малейшего указания на яд, никаких признаков того, что им когда-либо пользовались. И в то же время он чувствовал запах яда в воздухе сьетча — яда сильного и простого.

Он услышал шелест занавесей и, подумав, что это Хара несет ему еду, обернулся. Вместо нее он увидел двух мальчишек, наблюдавших за ним с жадным любопытством. На боку у каждого висел криснож, и каждый держался за его рукоять.

Пол вспомнил рассказы о том, что в поединках дети Свободных так же свирепы, как и взрослые.

Глава 15

В движениях рук, в движениях губ постоянный поток мысли. Глаза его горят! Он — остров собственного величия.

Принцесса Ирулэн.

Сведения о Муаддибе.

Фосфоресцирующие трубки в дальних верхних углах пещеры оставляли переполненное помещение в полутьме, лишь намекая на огромные размеры этого окруженного скалами помещения. «Оно больше, чем даже зала собраний в школе Бене Гессерит», — подумала Джессика. Она подсчитала, что здесь, под возвышением, на котором они стояли со Стилгаром, собралось уже более пяти тысяч человек. И люди все подходили. В воздухе стоял негромкий говор.

— Твоего сына потревожили во время отдыха, сайадина, — сказал Стилгар. — Хочешь ли ты, чтобы он разделил с тобой твое решение?

— Может ли он изменить мое решение?

— Конечно, воздух, который несет нам твои слова, выходит из твоих легких, но...

— Решение принято.

Однако она почувствовала неуверенность; может, ей воспользоваться Полом как поводом для отказа. Следовало также подумать и о неродившейся дочери. То, что опасно для плоти матери, опасно и для плоти дочери. Подошли люди со свернутыми коврами, сгибаясь под их тяжестью. Когда они сбросили свою ношу на уступ, поднялось облако пыли.

Стилгар взял ее под руку и повел в акустический отсек, границей которого являлся дальний край уступа. Он указал на каменную скамью, находящуюся внутри этого отсека.

— Здесь сидит Преподобная мать, но ты можешь здесь отдохнуть.

— Я предпочитаю стоять.

Она наблюдала за тем, как мужчины расстилали ковры и покрывали ими уступы. Потом она посмотрела на толпу. Теперь на каменном полу стояло по меньшей мере десять тысяч человек, а люди все шли и шли.

Пустыня, она это знала, была погружена в глубокую тьму, но здесь, в пещере, горел свет, тускло освещая серую массу людей, собравшихся посмотреть, как она будет рисковать жизнью.

Справа от нее толпа расступилась, открыв проход, и она увидела Пола, идущего в сопровождении двух маленьких мальчиков. Дети держались с подчеркнутой важностью. Руки их лежали на рукоятках крисножей, и они мрачно смотрели на толпу людей, стеной стоявших по обе стороны.

— Это сыновья Джемиза, которые теперь стали сыновьями Узула. Они очень серьезно относятся к своим обязанностям телохранителей, — сказал Стилгар и улыбнулся Джессике.

Джессика поняла, что он пытается поднять ей настроение, и была благодарна ему за это, но не могла отрешиться от мысли об угрожающей ей опасности.

«У меня нет выбора, я должна это сделать, — думала она. — Мы должны действовать быстро, если хотим обеспечить себе безопасность».

Пол взобрался на уступ, оставив детей внизу. Он остановился перед матерью, посмотрел на Стилгара, потом снова на Джессику.

— Что случилось? Я думал, что меня вызвали на Совет.

Стилгар поднял руку, призывая людей к тишине, и посмотрел влево, где открывался другой выход. По нему шла Чани. На ее миниатюрном личике застыла скорбь.

Она сняла свой стилсьют. Ее фигуру изящно окутывало покрывало голубого цвета. Тонкие руки оставались открытыми. На ее левом предплечье был повязан зеленый платок.

«Зеленое — цвет скорби», — подумал Пол.

Это был один из обычаев, объясненный ему сыновьями Джемиза. Они сказали ему, что сами не носят зеленого, потому что признали его приемным отцом.

— Ты Лизан ал-Гаиб? — спросили они. Пол почувствовал в этом вопросе джихад и отклонил его, задав встречный вопрос и узнав в результате, что Каллефу — старшему — исполнилось десять лет и что он родной сын Гоффа. Восьмилетний Орлоп был сыном Джемиза.

Это был странный день. Двое детей стояли возле него, потому что он просил этого, и, сдерживая любопытство, давали ему время на то, чтобы справиться с мыслями и памятью предвидения и решить, каким образом уйти от джихада.

Теперь, стоя рядом с матерью на возвышении пещеры, он размышлял, существует ли какой-нибудь план, способный предотвратить образование легионов. За Чани, которая находилась уже совсем близко от возвышения, двигались на некотором расстоянии четыре женщины. Они несли носилки, на которых находилась еще одна женщина.

Джессика, не обращая внимания на Чани, смотрела в сторону женщины на носилках — сморщенной древней старухи в черном плаще с капюшоном, отброшенным на спину и оставляющим на виду пучок ее седых волос и морщинистую шею.

Носильщики осторожно поставили носилки на возвышение, и Чани помогла старой женщине подняться на ноги.

?Итак, это и есть их Преподобная мать", — подумала Джессика.

Старая женщина медленно направилась к ней, тяжело опираясь на руку Чани. Она была похожа на скелет, закутанный в черное платье. Остановившись перед Джессикой, она долго вглядывалась в нее, прежде чем проговорила хриплым шепотом:

— Значит, ты одна, — старая голова качнулась на тонкой шее. — Шадоут Мапес была права, жалея тебя.

Быстро и мрачно Джессика проговорила:

— Мне не нужна ничья жалость!

— Это еще нужно проверить, — прохрипела старая женщина. Обернувшись с удивительной быстротой, она оглядела толпу.

— Скажи им, Стилгар.

— Должен ли я?

— Мы — люди Мисра, — выдохнула старуха. — С тех пор как наши предки пришли из Нилотик ал-Оруба, мы узнали полет и смерть. Молодые продолжают жить, чтобы наш народ не умер.

Стилгар глубоко вздохнул и сделал два шага вперед.

Все собравшиеся в пещере — их было, как подсчитала Джессика, уже около двенадцати тысяч человек — стояли молча, почти без движения. Это заставило ее почувствовать себя маленькой и полной опасений.

— Сегодня ночью нам, быть может, придется покинуть этот сьетч, так долго служивший нам укрытием, и уйти на юг в пустыню, — сказал Стилгар. Его голос гремел над обращенными к нему лицами, вибрируя от заключенной в нем силы, усиленный рупором.

Толпа хранила молчание.

— Преподобная мать сказала мне, что не выдержит еще одну хайру. Раньше мы обходились без Преподобной матери, но в таком положении плохо искать новый дом.

Теперь в толпе послышался ропот, люди зашевелились, и на их лицах отразилось беспокойство.

— Чтобы этого не произошло, — сказал Стилгар, — наша новая Сайадина, Джессика Сверхъестественная, согласилась на этот обряд. Она попытается пройти испытание, чтобы мы не потеряли силу нашей Преподобной матери. «Джессика Сверхъестественная», — подумала Джессика. Она видела, что Пол вопросительно смотрит на нее, однако в присутствии всех этих незнакомых людей он вынужден был хранить молчание.

«Что будет с ним, если я не выдержу испытания и умру?» И снова она почувствовала, как ее наполняют сомнения.

Чани помогла старой Преподобной матери сесть на ступеньку под акустическим сводом и вернулась к Стилгару.

— Мы ничего не потеряем, если Джессика потерпит поражение, — сказал Стилгар. — Тогда Чани, дочь Льета, будет посвящена в Сайадины. — Он отступил в сторону.

Из глубины акустического свода до них донесся голос старой женщины, ее хриплый шепот:

— Чани вернулась из своего хайра. Чани видела Воды.

Толпа согласно ответила:

— Она видела Воды.

— Я посвящаю дочь Льета в сайадины, — прошептала старуха.

— Она принимается, — ответила толпа.

Слова церемонии едва доходили до сознания Пола. Он все еще был сосредоточен мыслями на том, что было сказано о его матери.

"Что, если она потерпит поражение??

Он повернулся и посмотрел на ту, которую называли Преподобной матерью, изучая высохшее лицо старухи, ее бездонные глаза густо-синего цвета. Казалось, ее может унести легкий порыв ветра, но все же было в ней нечто, указывающее на то, что она могла бы пройти тропой кориолисового шторма и выйти из него неуязвимой. Она излучала тот же ореол властности, что и Преподобная мать Гайус Хелен Моахим, которая испытывала его мучительной болью с помощью Гом Джаббара.

— Я, Преподобная мать Ромалло, чей голос говорит, как множество голосов, объявляю вам, — сказала старая женщина, — что Чани становится сайадиной.

— Решено, — отозвалась толпа.

Старая женщина прошептала.

— Я даю ей серебряные небеса и золотую пустыню, сверкающие скалы и зеленые поля, которые будут. Я даю все это сайадине Чани. И если она забудет, что она слуга всех нас, да падет на нее тяжкое наказание, лежащееся в этой Церемонии Семени! Да будет это непреложным, как непреложно то, что Шаи-Хулуд получит вот это! — Она подняла высохшие коричневые руки и снова уронила их.

Джессика чувствовала, что церемония смыкается вокруг нее все плотнее, отрезая путь к отступлению; она встретила вопросительный взгляд Чани и начала готовиться.

— Пусть выйдут вперед Хозяева Воды, — сказала Чани, и лишь легкая дрожь неуверенности послышалась в ее девичьем голосе.

«Теперь, — поняла Джессика, — наступает самый ответственный момент».

Это ощущалось в особом внимании толпы, в глубокой тишине вокруг. По открывшемуся в глубине проходу двинулась из глубины пещеры процессия мужчин. Они шли парами, и каждая пара несла маленький кожаный мешок размером с половину человеческой головы. Мешочки были обильно смазаны.

Те двое, что шли впереди, сложили свою ношу у ног Чани и отступили. Джессика посмотрела на мужчин, потом на мешки. Капюшоны мужчин были откинуты, открывая длинные волосы, уложенные на затылке в узел. Темные глаза смотрели на нее в упор.

Джессика ощутила распространяемый мешочками запах корицы. «Спайс?» спросила она себя.

— Там вода? — спросила Чани.

Хозяин Воды, стоявший слева, — человек с багровым шрамом на переносице — кивнул.

— Там вода, сайадина, — сказал он. — Но мы не можем ее пить.

— Это семя?

— Там семя.

Чани встала на колени и положила руки на мешочек.

— Будь благословенна вода и будь благословенно семя.

Ритуал был хорошо знаком Джессике, и она обернулась к Преподобной матери Ромалло. Глаза старой женщины были закрыты, а голова опущена на грудь, как будто старуха спала.

— Сайадина Джессика, — сказала Чани.

Джессика обернулась и посмотрела на девушку.

— Ты подвергалась испытанию благословенной Водой?

Прежде чем Джессика успела ответить, Чани продолжала:

— Ты не могла быть подвергнута испытанию благословенной Водой. Ты пришелица извне.

По толпе прошел вздох, а от движения плащей поднялся ветерок, пошевеливший волосы Джессики.

— Урожай был велик. Создатель был уничтожен, — сказала Чани и принялась раскрывать горловину мешка.

Теперь, почувствовала Джессика, опасность вплотную подступила к ней. Она посмотрела на Пола и увидела, что он захвачен таинственностью обряда и смотрит только на Чани.

«Видел ли он этот момент во Времени?» — подумала она и приложила руку к мешочку, думая о своей неродившейся дочери и спрашивая себя: "Имею ли я право рисковать нами обеими??

Чани поднесла горлышко сосуда к Джессике и сказала:

— Здесь Вода жизни, вода более великая, чем вода Кан, вода, которая освобождает дух. Если ты — Преподобная мать, она откроет тебе Вселенную. Пусть рассудит нас Шаи-Хулуд.

Джессика почувствовала, что разрывается между долгом по отношению к Полу и к своей нерожденной дочери. Ради Пола, она знала это, ей надо принять мешочек и выпить его содержимое. Однако она понимала таившуюся в этом опасность. Содержимое мешочка имело горьковатый запах, напоминающий запах известных ей ядов, и в то же время в нем было что-то незнакомое.

— Ты должна выпить это, — сказала Чани.

"Пути назад нет, — напомнила себе Джессика. Ни одно из качеств Бене Гессерит не приходило ей сейчас на помощь. — Что это? — спрашивала она себя. — Алкоголь? Наркотик??

Она склонилась над горлышком, вдохнула запах эфира и циннамона и вспомнила объяснения Дункана Айдахо. «Спайсовый алкоголь!» Поднеся горлышко ко рту, она сделала такой маленький глоток, какой только было возможно. Жидкость имела привкус спайса и немного раздражала язык.

Чани нажала на бока мешка. Сильная струя его содержимого хлынула в рот Джессике, и прежде чем та успела опомниться, прошла ей в горло. Джессика была вынуждена проглотить жидкость. Ей с трудом удалось сохранить спокойный и достойный вид.

— Принять маленькую смерть труднее, чем настоящую, — сказала Чани, выжидательно глядя на Джессику.

Джессика отступила, все еще прижимая к губам горлышко сосуда. Она ощущала его содержимое ноздрями, небом, слизистой оболочкой рта, глазной тканью. Теперь вкус его был приторно сладким.

Прохлада...

Снова Чани послала Джессике струю жидкости в рот.

Теперь тонкий аромат...

Джессика изучала лицо Чани, ее миниатюрные черты, видя в нем черты Льета, еще не выявленные временем. «Они дают мне наркотик», — подумала она. Однако он не был похож на другие, известные ей наркотики, хотя опыт Бене Гессерит и включал в себя огромное их множество.

Черты Чани были теперь такими ясными, словно каждая из них была подсвечена изнутри.

Наркотик...

Молчание окружило Джессику плотной средой. Каждая клеточка ее тела посылала ей сигналы о том, что с ней происходит что-то важное. Она мысленно ощущала себя пылинкой, меньшей, чем частица атома, но все же способной перемещаться и чувствовать окружающее. Подобно внезапному озарению — как будто раздвинулись невидимые веси, — к ней пришло сознание своей психокинетической напряженности. Она была пылинкой, но в то же время и не пылинкой.

Пещера вокруг нее оставалась прежней: Пол, Чани, Стилгар, Преподобная мать Ром алло...

Преподобная мать!

В школе ходили слухи, что некоторые не выдерживали испытания, что их уносил наркотик.

Джессика сконцентрировала внимание на Преподобной матери Ромалло, поняв теперь, что все это происходит в мельчайший миг остановившегося времени, об остановке которого известно лишь ей одной.

«Почему остановилось время?» Она посмотрела вокруг, увидела напряженное ожидание, застывшее на лицах людей, заметила остановившуюся над головой Чани пылинку.

Ответ возник в ее голове подобно вспышке — ее личное время остановилось, чтобы спасти ее жизнь.

Она сконцентрировалась на психокинетическом исследовании, заглядывая в себя, и сразу натолкнулась на препятствие из клеток головного мозга сгусток темноты, от которого она отпрянула.

«Вот место, о котором так часто вспоминала Преподобная мать, подумала она, — место, куда может заглянуть только квизатц хедерах». Осознание этого факта частично вернуло ей уверенность в себе, и ей снова удалось сосредоточиться на своем состоянии пылинки, напряженно ищущей опасность.

Она нашла ее в проглоченном наркотике.

Частицы ее плясали в ней с такой скоростью, что даже остановка времени не могла замедлить их движения.

Пляшущие частицы... Она начала распознавать знакомые структуры, атомные звенья.

«А-а-а!»... То был внутренний вздох ее разума, когда она поняла природу яда.

Продолжая психокинетическое исследование, она проникла в нее, устранила частицу кислорода, позволила еще одной частице угля примкнуть к цепи, снова замкнула соединение кислорода с водородом...

Изменение ширилось, нарастало все быстрее и быстрее — по мере того, как действие коммутатора открывало для контакта всю поверхность.

Время выпустило ее из своих объятий, и она снова ощутила его движение. Трубка, отходящая от мешочка, мягко тронула ее губы, собирая остатки влаги.

«Чани забирает катализатор из моего тела с тем, чтобы изменить состав яда в мешке... Почему?» — подумала Джессика.

Кто-то усадил ее. Она увидела, что Преподобная мать Ромалло усаживается рядом с ней на покрытое ковром возвышение. Сухая рука дотронулась до ее шеи. И вдруг внутри ее сознания возникло еще одно психокинетическое звено. Джессика попыталась отбросить его, но оно все приближалось и приближалось...

Они встретились!

Это была крайняя степень близости.

Она была сейчас двумя людьми одновременно, не телепатически, а химически. Она была старой Преподобной матерью! Однако, как было ясно Джессике, Преподобная мать вовсе не считала себя такой старой: перед внутренним взором Джессики возник образ юной девушки, полной веселья и тонкого юмора.

И общее их сознание отозвалось голосом юной девушки:

— Да, я такая!..

Джессика смогла лишь принять слова, но не смогла ответить на них.

— Ты скоро все это получишь, — сказал внутренний образ.

— Это — галлюцинация, — сказала себе Джессика.

— У тебя есть лучшее объяснение этого, — сказал внутренний образ. -Теперь не противоборствуй — у нас мало времени... — Последовала долгая пауза, а потом кто-то сказал:

— Тебе следовало бы рассказать нам о своей беременности!

Джессика обрела голос, проговоривший:

— Почему?

— Изменение коснется вас обеих... Святая мать, что мы наделали!

Джессика почувствовала в их общем сознании вынужденное изменение и увидела внутри себя еще одну, яркую, частицу. Она металась по кругу туда-сюда, излучая дикий ужас.

— Тебе придется быть сильной, — сказало изображение Преподобной матери. — Благодари судьбу за то, что носишь в себе дочь — зародыш мужского пола такого не выдержал бы. Теперь осторожно... дотронься до своей дочери-образа. Используй всю волю, всю материнскую нежность... еще нежнее... еще...

Крутящаяся искра приблизилась, и Джессика заставила себя коснуться ее. Ужас навалился на Джессику, угрожая сломить ее и поглотить. Она начала бороться с ним единственным известным ей способом: «Я не буду бояться...» Эта формула отчасти ее успокоила, яркая частица неподвижно застыла напротив нее.

«Слова не помогут», — сказала себе Джессика. Она настроила себя на эмоциональные волны и излучала теперь спокойствие, любовь и теплоту, Ужас исчез.

И снова присутствие старой Преподобной матери заявило о себе, но теперь уже существовал триумвират сознании — два активных и одно находящееся в состоянии созерцания.

— Время торопит меня, — сказала Преподобная мать внутри их общего сознания. — Мне нужно многое передать тебе. И я не уверена, сможет ли твоя дочь остаться умственно здоровой, приняв все это. Но так нужно — интересы племени превыше всего.

Картины познания закружились перед Джессикой. Это напомнило лекцию по тренировке подсознания в школе Бене Гессерит, но картины чередовались быстрее, так быстро, что делались почти неразличимыми.

Все, о чем говорили изображения, было уже известно Джессике: возлюбленный — мужественный, бородатый, с синими глазами Свободного. Джессика увидела его силу и нежность, узнала — в одно мгновение — всего его — через воспоминание Преподобной матери.

Сейчас не было времени думать о том, какое действие могло произвести все это на зародыш ее дочери. В пору лишь было принимать и отвечать. Знания вливались в Джессику, как важные, так и неважные.

«Зачем мне нужно так глубоко погружаться в жизнь племени?» — спросила она себя.

Слишком поздно осознала Джессика случившееся: старая женщина умирала и, умирая, вливала свой багаж знаний и опыта в Джессику, подобно тому, как вливают воду в сосуд. Другая частица, по мере того как наблюдала за ней Джессика, тускнела, возвращаясь в зародышевое состояние. А старая Преподобная мать, сознательно уходя из жизни, оставляла свою жизнь в памяти Джессики. Она подтвердила это последними, слабыми, как вдох, словами:

— Как давно я ждала тебя! — сказала она. — Вот моя жизнь... Освобожденная, она вся была здесь.

«Теперь я — Преподобная мать», — сказала себе Джессика.

И она с несомненной ясностью поняла, что стала тем, что понимают под титулом Преподобной матери: ядовитый наркотик преобразил ее.

Она знала, что именно так проделывают это и в школе Бене Гессерит. Никто никогда не посвящал ее в тайну преображения, но она знала это. Конечный результат был тот же.

Джессика почувствовала что частица-дочь все еще трогает ее внутреннее сознание, опробуя его — без ответа.

Ужасное чувство одиночества пронзило Джессику, когда она полностью осознала, что с ней случилось. Она видела свою жизнь в разных фрагментах, замедляющих свое движение, и вся ее жизнь закружилась вокруг нее так, что яснее сделалось это танцующее взаимодействие.

По мере того как тело освобождалось от действия яда, ощущение себя-частицы несколько потускнело, но все же она осознавала присутствие той, другой, частицы.

"Я сделала это, бедная моя нерожденная девочка! Я ввергла тебя в эту Вселенную и подвергла твое "Я" всем разнообразным воздействиям — тогда как у тебя еще нет против них никакой защиты.

Другая частица, отражающая то, что она влила в нее, источала струйку любви.

Прежде чем Джессика успела ответить на этот призыв, она почувствовала присутствие чего-то, настоятельно требующего внимания. Существовало нечто, требующее немедленных действий. Поискав это нечто, она обнаружила, что ей мешает то состояние одурманенности, которым наполнил ее наркотик, «Я могу изменить это, — подумала она. — Я могу изменить действие наркотика и сделать его безвредным». Однако инстинктивно она поняла, что это было бы ошибкой.

Она ясно представляла себе, что ей надо делать.

Джессика открыла глаза и указала на мешочек, который Чани теперь держала над ее головой.

— Эта вода освящена, — сказала Джессика. — Смешайте Воды, пусть изменение коснется всех, чтобы люди смогли приобщиться к этому освящению. «Пусть катализатор продолжает свою работу, — подумала она. — Пусть люди выпьют, и их сознание смешается на некоторое время. Наркотик теперь безопасен... теперь, когда его изменила Преподобная мать».

Но требовательная память вела в ней свою работу, толкая к действию. Она понимала, что должна сделать что-то еще, но наркотик мешал сосредоточиться. «Старая Преподобная мать...» — вспомнила она.

— Я соединилась с Преподобной матерью Ромалло, — сказала Джессика; -Ее больше нет, почтим ее память ритуалом.

«Откуда взялись во мне эти слова?» — удивилась Джессика.

Она поняла, что они поднялись из глубин другой памяти, из той жизни, которая была отдана ей и теперь стала частью ее самой. И в то же время что-то, касающееся этого дара, было не завершено.

«Позволь им устроить празднество, — сказал голос внутри нее. — В их жизни так мало развлечений! Пройдет немало времени, прежде чем я полностью растворюсь в твоей памяти. Мне и сейчас уже трудно удерживать себя. Я вижу в твоем сознании много интересного, о чем я и понятия раньше не имела».

И новое сознание-память открылось внутри Джессики, позволив ей заглянуть в тайники другой Преподобной матери — внутрь Преподобной матери Ромалло — и так без конца...

Джессика отпрянула, испугавшись, что сознание потеряется внутри этих тождеств, но главный проход сознания по-прежнему оставался открытым, показывая Джессике, что культура Свободных была гораздо старше, чем она считала раньше.

Она узнала теперь, что Свободные — люди, выросшие на этой планете, очень слабохарактерны, они были постоянным объектом облав, проводившихся с целью пополнения численности населения колоний.

Джессика слышала плач людей, проходя через этот участок памяти. Она пошла дальше по открывшейся перед ней дороге. Воображаемый голос воскликнул:

— Нам отказывают в хай ре!

Дальше на своем пути Джессика увидела хижины рабов на Бела Тегузе, увидела, как производился отбор людей на Россаке и Хармонтепе. Следы жестокого насилия открывались перед ней. И она увидела вторжение прошлого, которое передавалось от Сайадины к Сайадине: сначала простое слово, затерянное в песне, потом отработанный до мелочей ритуал их собственной Преподобной матери — с открытием ядовитого наркотика на Россаке... а теперь на Арраки развитие новой силы — через открытую ими Воду Жизни. Чей-то голос крикнул из древних глубин:

— Никогда не прощать! Никогда не прощать!

Но внимание Джессики было переключено на открытие Воды Жизни, на создание ее источника: жидкости, выделяемой умирающим песчаным червем-Создателем. И когда она своей памятью увидела сцену его убийства, у нее перехватило дыхание...

— Мама, как ты себя чувствуешь?

Голос Пола нарушил ход ее мыслей, и она вышла из состояния внутреннего созерцания, сознавая свой долг перед сыном и в то же время негодуя на то, что ей помешали.

«Я подобна человеку, чьи руки онемели и ничего не чувствуют с самого рождения, пока дар свыше не влил в них силу».

Мысль эта задержалась в ее сознании, завершая процесс:

— Я говорю людям: смотрите! У меня есть руки! Но мне говорят: "А что такое руки??

— Как ты себя чувствуешь? — повторил Пол свой вопрос.

— Хорошо.

— Можно мне это пить? — он указал на мешочек в руках Чани. — Они хотят, чтобы я это выпил.

Она уловила скрытый смысл его слов и поняла, что он догадался, каким был яд до изменения, и беспокоился о ней. И тут Джессика подумала, что способности Пола имеют границы: его вопрос сказал ей о многом.

— Ты теперь можешь это выпить, — сказала она. — Он изменен. — И она посмотрела на Стилгара, который не сводил с нее глаз.

— Теперь мы знаем, что ты не могла не оказаться настоящей, — сказал Стилгар.

Она поняла скрытый смысл сказанного, но одурманивающее действие наркотика притупило ее чувства. Как тепло и приятно! Как благородно со стороны Свободных ввести ее в такие контакты!

Пол понял, что наркотик продолжает оказывать действие на его мать. Он поискал в своей временной памяти возможное будущее. Это походило на обзор мгновений времени, беспорядочных, не имеющих временной последовательности. Что касается наркотика, то он мог получить знание, мог понять, какое действие он оказывает на его мать, но знание это было лишено системы.

Он внезапно понял, что видеть прошлое, находясь в настоящем, — это одно, однако истинная задача предвидения — видеть прошлое в будущем. Видение упорствовало, не будучи тем, чем казалось.

— Выпей это, — сказала Чани и поднесла ему мешочек.

Пол выпрямился и посмотрел ей в глаза. Он почувствовал, как напряжение сгустилось вокруг него. Он знал, что с ним случится, если он выпьет этот спайсовый напиток. Он вернется к видению чистого времени, он вознесется на головокружительную высоту и должен будет преодолеть бесчисленные трудности.

Из-за спины Чани Стилгар сказал:

— Пей, мальчуган, ты задерживаешь ход обряда.

Тогда Пол обернулся к толпе и услышал крики:

— Хвала Муаддибу!

Он посмотрел на мать. Она, казалось, мирно спала, застигнутая сном там, где она была, и дыхание ее было спокойным и ровным. В памяти его всплыла фраза из будущего, бывшего его одиноким прошлым: «Она спит в Воде Жизни».

Чани потянула его за рукав. Пол поднес горлышко к губам и услышал крики толпы. Чани нажала на мешочек, жидкость хлынула ему в горло, и он почувствовал головокружение.

Чани взяла у него мешочек и, нагнувшись, передала его в руки людей. Его взгляд сосредоточился на ее предплечье.

Заметив направление его взгляда, Чани сказала:

— Я могу оплакивать его, даже напоенная счастьем Вод: это он дал нам такой дар. — Она взяла его за руку и повела прочь с возвышения. — Мы с тобой схожи в этом, Узул: каждый из нас потерял из-за Харконненов отца. Пол пошел за ней. У него было такое ощущение, словно его голова отделилась от туловища, а потом вернулась на место измененной.

Они вошли в узкий коридор, стены которого были слабо освещены. Пол почувствовал, что наркотик оказывает на него свое действие, освобождая Время, словно запертый поток. Когда они повернули в другой темный туннель, ему пришлось опереться на руку Чани. Упругость и легкость ее тела, ощущаемого сквозь ткань стилсьюта, заставляла сильнее биться его сердце. Он попытался сосредоточиться на ней, но прошлое и будущее срастались с настоящим, затеняя ее образ. Он видел ее на бесчисленных путях.

— Я знаю тебя, Чани, — сказал он. — Мы сидели под уступом, и я разгонял твои страхи. Мы ласкали друг друга. Мы... — Он обнаружил, что утрачивает остроту зрения, и потерял равновесие.

Чани помогла ему выпрямиться и, откинув желтые занавеси, ввела его в свое жилище. Там были низкие столы, подушки, ложе под оранжевым пологом. Пол осознал, что они стоят, а Чани смотрит ему в лицо и взгляд ее внешне спокоен, хотя и выдает ужас.

— Скажи мне... — прошептала она.

— Ты — сихайя, весна пустыни, — также шепотом ответил он.

— Когда племя принимает Воду Жизни, — сказала она, — все мы... делим ложе. Я могу представить любого из остальных рядом с собой, но только не тебя.

— Почему?

— В тебе есть что-то пугающее, — сказала она. — Я увела тебя от остальных потому, что чувствовала, — таково их желание... Ты давишь на людей. Ты заставляешь нас... видеть.

Он с трудом выдавил из себя:

— Что ты видишь?

Она посмотрела на свои руки.

— Я вижу ребенка у себя на руках. Это — наш ребенок, твой и мой. -Она дотронулась рукой до его губ. — Когда я успела узнать каждую твою черту?

"У них мало способностей, — подсказал ему его сознание. — Но они подавляют и их, потому что способность видения вызывает в них ужас.

Он заметил, что Чани дрожит.

— Что ты хочешь мне сказать? — спросил он.

— Узул...

— Ты не можешь изменить будущего. — Его захлестнула жалость к ней. Он притянул ее к себе, погладил по голове.

— Чани, не надо бояться.

— Узул, помоги мне! — закричала она.

Едва она выговорила эти слова, как он почувствовал, что действие наркотика закончилось.

— Ты так спокоен... — сказала Чани.

Пол почувствовал себя в центре, на оси, вокруг которой вращается мир, в котором была Чани.

— Нет другого мира для мира, — сказал он.

— Ты плачешь, Узул? — изумилась Чани. — Узул, сила моя, ты даешь влагу мертвым?! Каким?

— Тем, что еще не мертвы, — сказал он.

— Тогда пусть наступит для них время Жизни!

Сквозь наркотик он почувствовал правоту ее слов. — Сихайя!

Она взяла в свои ладони его лицо.

— Я больше не боюсь, Узул. Посмотри на меня.

— Что видишь ты?

— Я вижу, как мы дарим любовь друг другу — это то, что мы с тобой собираемся делать.

— Ты сильная, Чани, — прошептал он, — Останься со мной...

— Навсегда, — сказала она и поцеловала его в щеку.

Загрузка...