Дюна. В кадре

Глава 16.

— Надеюсь, ты в порядке, — слышался голос Иэна в трубке, а я, не ожидая от него звонка так и продолжала растерянно смотреть в потолок.

Во-первых, в последнюю нашу встречу в кабинете Энджи на его лице читалось разочарование моим выбором. И речь шла не о его мужском эго, а о моем непрофессионализме. Иэн, как, собственно, и Нолон, ставил “дело” превыше всего и считал мой поступок ошибкой. А во-вторых, я знала, что с начала марта у него появилась девушка — молодая, но успешная актриса мега-популярного ситкома, и все таблоиды пестрели громкими заголовками о новой голливудской паре.

— Я окей, — машинально ответила я и, включившись в разговор, спросила: — А ты как?

— Все нормально, — спокойным голосом произнес он, и в трубке послышалась тишина, от которой мне стало некомфортно. Я была благодарна Сомерсу за звонок, но мне не нужна была его жалость.

— Иэн, большое спасибо за звонок. Но не стоит беспокоиться. Я в полном порядке, — ответила я, давая понять, что не собираюсь разыгрывать карту бедной иммигрантки без средств существования. Мне это казалось унизительным.

Он усмехнулся.

— Я рад, что ты в порядке, — произнес он, почувствовав мой посыл; его голос звучал по-дружески, а я отругала себя за резкий тон.

— Судя по реакции соседей, вы уж привычные, но я, конечно, не ожидала такой встряски, — улыбнулась я.

— Ваш район тряхнуло несильно, — произнес он. — Если ты все там же живешь.

— Да. Там же. Но планирую переезжать.

— На Север?

— Нет, я уехала из Долины, — ответила я и добавила на автомате, как и всем, кто у меня спрашивал: — Теперь живу и работаю в Лос-Анджелесе.

— Где работаешь? — поинтересовался он.

Я на секунду задумалась, не зная, как ответить. Мне не хотелось жаловаться на жизнь и неудачи. Со стороны могло показаться, что я пытаюсь воспользоваться своим бедственным положением, надавить на жалость, чтобы напроситься на его помощь. Но и бравировать, что я в шоколаде, тоже не видела смысла. “Дюнина, скажи правду, но не без заискивания. Дай понять, что идешь вперед”.

— В основном, в массовке подрабатываю, хожу на кастинги, посещаю курсы актерского мастерства, — уверенно ответила я и, помня, что именно он дал рекомендации, добавила: — Большое спасибо за наводки. Энджи меня проконсультировала.

— Какую мастерскую выбрала?

— Та, которая на Уилшире, — ответила я.

И пусть денег она ела немерено, но я не пожалела. Во-первых, я сразу почувствовала контакт, во-вторых, мастерская работала до одиннадцати ночи, что было удобно при моей подработке статисткой. А в-третьих, что было немаловажно, они давали своим продвинутым ученикам не только возможность кастинга, но и делали свои собственные театральные постановки.

— Нравится?

— Очень, — улыбнулась я.

— Расскажи, — внезапно потребовал он тоном профессионала, и я была не против поговорить на интересную для меня тему.

— Уроки сценической речи очень помогают. Акцент, ударение, интонация, постановка голоса, скороговорки. Отшлифовываем до совершенства каждое занятие, и я дома делаю упражнения. Настолько грамотно преподают, что в частном преподавателе нет необходимости, — садясь на постели, начала рассказывать я. — А классы сценического движения — это вообще отдельная тема.

— Ну, с этим у тебя не должно быть проблем, — усмехнулся Иэн, а я, чувствуя, как ко мне приливают силы, покачала головой, будто он мог меня видеть.

— Сама так думала! — возразила я. — Балетная пантомима — важная часть классических постановок. Но она отличается от действия в кадре. И иногда мне сложно перестроиться. Балетный жест отличается от бытового. Он обязан быть рельефнее, четче, масштабнее.

— Ну, как и театральный, — ответил Сомерс, — разве вас не учат, в чем разница игры на камеру и игры на сцене?

— Учат! Но не в этом проблема…

— А в чем? — поинтересовался он, и я с интересом пояснила:

— Если в театральной постановке жест дополняет речь, в оперной — вокальную партию, то в балете жест не дополнительное средство, а основное. И я иногда переигрываю. Ридженс, наш преподаватель, меня одергивает. Говорит, Злата, ты не действуешь, а танцуешь руками.

— Да, кинокамера не терпит гиперболы, — ответил Иэн.

— Именно, — кивнула я и, усмехнувшись, добавила: — Иронично. В свое время наш преподаватель на уроках балетной пантомимы ставила меня в пример. Говорила, что у меня выразительные, говорящие от природы руки, а сейчас я бью себя по конечностям, чтобы не утрировать действие.

— Планируете что-то ставить? — спросил он.

— Конечно!

— Наверное, классику?

— Да! От Шекспира отказались. Решили ставить Уильямса, — подхватила я, а про себя усмехнулась, вспоминая старый фильм. “А не пора ли нам замахнуться на Вильяма нашего Шекспира”.

— Обычно ставят “Трамвай” или “Кошку”… - тоном человека, который уже проходил этот путь, произнес Сомерс.

— “Кошку на раскаленной крыше”, - улыбнулась я.

Я, конечно, не рассчитывала на роль Мэгги, но готова была сыграть и фикус, лишь бы попасть на театральный помост, пусть и любительского театра.

— Какой метод вам дают?

— Учимся по Майснеру.

— Помню-помню, — усмехнулся Сомерс. — “Унция действия стоит фунта слов”.

— Да-да-да, — подхватила я и, играя голосом, как Гарри Фаулер, дающий нам теорию, добавила низким тоном: — Актер должен фокусироваться на объекте, а не на том, что он говорит. Чем лучше актер взаимодействует с партнерами, тем он полноценнее.

— Нас учили по Страсбергу и Адлер, — произнес он.

— Читала о них, — кивнула я, — и была удивлена, что большинство методов так или иначе завязаны на Станиславском.

— Чехова не забуть.

— Да-да. Куда же без племянника Антона Павловича… — подхватила я и поймала себя на странных ощущениях. Несмотря на неразбериху в жизни, землетрясение, хаос в квартире и усталость после встряски и выброса адреналина, я чувствовала радость и подъем сил. Впрочем, как и всегда, когда речь заходила о сцене.

— Судя по твоему энтузиазму, тебе нравится, — резюмировал Иэн, и я улыбнулась.

— Очень нравится.

— Твой бойфренд молодец, что поддерживает тебя, — произнес он.

При упоминании о Нолоне я закрыла глаза, притупляя эмоции. Я старалась не думать об Андерсоне и нашем расставании, не вспоминать о той боли, которую испытала, появившись на его презентации, но неожиданная реплика Иэна все же застала меня врасплох, и сейчас моя грудная клетка вновь превратилась в болезненную гематому.

— Да, поддерживает… — наконец ответила я, аккуратно выдыхая.

— Не слышу энтузиазма, — произнес он, все-таки почувствовав сдавленность моего голоса, и, пока я думала, что ответить, добавил: — Вы что, расстались?

— Расстались, — призналась я, не видя смысла скрывать правду, и тут же бодрым голосом добавила: — Но все в порядке. Так и должно было быть.

— Ясно, — спокойным голосом ответил он, а я решила уйти от проблем моей личной жизни и сменила тему. Я знала, что сейчас он был занят не только в основном проекте, но и готовился к съемкам в фильме о хирурге, где его партнершей была сорокалетняя актриса.

— Как у тебя дела? — спросила я и хотела добавить “как работается над проектом”, но не стала, посчитав лишним поднимать тему моего отказа от роли.

— Полным ходом идут съемки, отсняли уже порядочно материала, — ответил он, и на заднем фоне послышались голоса. — Ладно, мне пора. Рад, что у тебя все нормально. Удачи тебе.

— И тебе тоже удачи, — ответила я и, положив трубку, задумалась.

Я была рада, что этот разговор состоялся. Пусть поводом и послужило землетрясение. Мы с Иэном попрощались во второй раз, теперь уже на позитивной ноте, а не так, как это произошло в январе в кабинете у агента.

На секунду мелькнула неприятная мысль. Правильно ли я повела разговор? Может быть, стоило вести себя понапористее и попросить у Иэна помощи в кастинге? Может быть, жизнь мне давала еще один шанс, а я им не воспользовалась?

“Дюнина, он лишь по-дружески поинтересовался, насколько сильно меня задело землетрясение. Ему тоже не доставало правильного расствания, и встряска была поводом подвести черту. А ты прдолжай свой путь и ни на кого не рассчитывай”, - резюмировала я, когда мой телефон вновь ожил, давая позывные скайпа, и я поторопилась ответить на звонок из России.

— Алло! Злата! Ты в порядке?! В новостях передали, Лос-Анджелес трясет от землетрясения! Есть жертвы! — послышался до смерти перепуганный голос мамы.

— Мамуль, не беспокойся. Мы далеко от эпицентра, — успокоила я ее, но понимала, что сейчас меня ждет получасовой штурм “Злата! Возвращайся домой!”, и закрыла глаза, настраиваясь на оборонительные действия.